Баллада об Эрике Грозном Убийце (гет)

Двое ввалились в двери, громким топотом и резкими хмельными голосами вдребезги разбив густую томную тишину теплого вечера.

Довакин первым делом едва не опрокинулась в большой очаг, споткнувшись об него, но спутник проворно удержал ее сзади за юбку доспехов. Она ладонями уперлась в невысокую стенку очага. С усилием выпрямилась, пошатнулась и завопила:

— У меня больше нет бровей?! Сэм, нету, да-а-а?

— Нету, — весело ответил Сэм, и они ухватились друг за друга и в обнимку поплелись вперед.

Эрик прибирал стол после трапезы вайтранских стражей и едва успел смахнуть последние крошки, как на лавку перед ним спиной к столу шумно приземлилась совершенно пьяная драконоборица. Водрузив локти на край столешницы и оглядевшись, она решительно объявила:

— А ну подать мне… хы-ы-ы… все что есть! Эй, человек! Эй! А, это ты тут! Подай чео-нить!

— Ну, здравствуй, — немного невпопад ответствовал Эрик.

— Ах, это же ты!

Нежным движением голодной медведицы она ухватила его за ворот сокрушительно крепкой рукой и дохнула в лицо вином. От нее пахло сырыми грибами, полевыми цветами, мокрой псиной и еще чем-то неуловимым. Спутник, оказавшийся плюгавым неумытым мужичонкой в темном грязном балахоне, подкатился следом:

— Шли мимо, а тут глядим — заведение!

Вслед за ними явился воодушевленный Эннис. Фринхильд выпустила Эрика и принялась старательно перекидывать ноги через лавку.

— Будешь пить с ними?

— Не отказался бы повеселиться!

— За чей же счет?

— Она заверила, что все оплатит, но слишком смешно это звучало. Скажи отцу, что заплачу за себя. Только бы Релдит не осерчала.

Гости уже устроились — Сэм во главе, а Фринхильд одна заняла целую лавку. Шум привлек хаммерфельцев, и они, перекинувшись несколькими словами с Сэмом, принялись рассаживаться за столом.

Отец забеспокоился:

— Не нравится мне это. И Энниса привели! Что скажет Релдит, если его опоят?

Но все же выслушал, чего гости желали выпить и съесть и чем собирались платить. Заметив, что Эрик не прочь к ним присоединиться, негромко наказал:

— Ты здесь сидеть и пить с ними не будешь.

Но слова не остались неуслышанными:

— Папаша, не позорь своего сына! — голос драконоборицы безо всякого напряжения громко разнесся над столами, а закованный в черный металл кулак с сокрушительным треском опустился на застонавшую столешницу. Сборище с любопытством притихло. Мралки открыл было рот, но так ничего и не ответил.

— Эрик сядет со мной, понятно? А то что еще за… Иди сюда, милый друг. Садись ко мне!

— Я должен принести вам еды, Фринхильд. И я скоро вернусь.

Это ее немного уняло, и Эрик удалился на кухню. Горячего для трапезы в вечерний час уже не осталось, так что он отнес гостям остывший яблочный пирог, на который они набросились так, будто не ели дня три. Затем нагрузил большое блюдо сыром, хлебом, яблоками, перечислил в расходной книге все продукты. Но отец сам отнес кушанья, гневно велев прибраться в кухне.

Эрик раздраженно возился с очагом и посудой, пока гости не затребовали его обратно.

— Наконец-то! Садись сюда, рыжий! — Фринхильд замахала руками, и более чем охотно Эрик сел рядом с нею.

Сэм налил в большой бокал вина, потом меду, потом эля и протянул ему.

— Нет. Такое я не пью.

Сэм и слушать не хотел:

— Не-не-не! Как это так! Ничего не знаю, пей!

Постепенно он перестал замечать, что пьет и чем заедает. Довакин говорила много и заплетающимся языком, так что скоро Эрик уже почти не улавливал смысла.

Мралки со все большим неодобрением поглядывал на шумное сборище. Гости вдвоем проглотили непомерно много еды и вина, остался лишь эль в одном из кувшинов. Эрик не поднимался помочь отцу, потому что ноги не слушались, все плыло и раскачивалось перед глазами, а женщина в диковинных доспехах и ее невзрачный спутник все не желали умолкать. Хаммерфельские воины не отставали от них ни в выпивке, ни в громкости голосов.

Фринхильд долго и старательно что-то втолковывала одному из них, и Эрик различил слова:

— Да правильно я все делаю… сделаю! Все будет, как я решу, понимаешь? А он может мне что угодно говорить. И про стражников, и что-о-о… что угодно, да!

Тот прогудел в ответ нечто неразборчивое.

— Ну ни… ничо, все равно он потом еще скажет, что без Драконорожденного песня получится… а-а-а, наоборот, с Драконорожденным песня… Пускай это сделает Драконорожденный, так песня выйдет… ы-ы-ы… А! В общем, все равно, без меня он обойтись не сможет, хоть я и буду… э-э-э… ну ладно, вы все равно не поймете!

Они как-то сразу перешли на рассказы о походах и всевозможные байки.

Время шло за полночь. Эрик больше молчал. Он порядком сомлел и едва не начал засыпать, как вдруг его ухватили за ворот рубахи.

Дыхание драконоборицы все так же пахло вином и луком, от ладоней и волос отчетливо несло мокрой псиной, горькими травами, грибами и чем-то непонятным.

Сэм и алик’рцы ликующе загудели.

— Это самый красивый мальчик из всех, кто мне здесь встречался, — во всеуслышание объявила Фринхильд, да с таким удивлением, будто впервые его увидела. Эрик хотел что-нибудь промямлить, но не нашел слов.

— Самый красивый. Да! — хватка бледных мозолистых ладоней стала крепче.

Сэм резко расхохотался, и женщина громко шикнула на него:

— Молчать! Я подарю тебе кое-что, рыжий.

— Хех! Подари! — Эрик весело хлопнул рукой по столу.

— Щедрость проснулась в Довакине. Невиданное дело! — не переставая смеяться, изрек Сэм.

— Молчать!

Она сняла с головы серебряный обруч с голубыми каменьями и нахлобучила на лоб Эрику.

— Это обруч архимага Савоса Арена, — как бы между прочим заметил Сэм и отпил из кружки. Шумно занюхал рукавом и заел последним куском эйдарского сыра.

Фринхильд сощурилась, пошевелила губами. Наконец, выплюнула:

— Да чтоб тебя!

Обруч вернулся на прежнее место, а взамен на шею Эрику легло серебряное ожерелье.

— Это амулет архимага Савоса Арена, — равнодушно сказал Сэм и принялся разрезать яблоко кинжалом и отправлять куски в рот.

— А-а-а-а… — задумчиво протянула Фринхильд, похоже, не в силах придумать, что делать дальше, и, мучительно поразмыслив, вернула ожерелье себе. Вытащила из-за пазухи очередной амулет — из нескольких клыков и продолговатой пластинки на кожаном шнурке, но и тут заботливый Сэм не преминул заметить:

— Да про это даже и говорить не буду.

Амулет скрылся из виду.

— А, ладно, ничо тебе не подарю, рыжуля. Разве только…

Она притянула его еще ближе, и их губы встретились. Жадно обняла, на что Эрик ответил с не меньшей страстностью. Как же давно он этого хотел…

Черная узорчатая броня на ощупь оказалась обжигающе ледяной, холод острыми шипами пронизал плоть до костей, но ладони и губы Довакина были горячи. Прикосновение острого металла к груди напоминало глоток самого студеного зимнего ветра, но Эрик не мог и не хотел разомкнуть объятия.

Присутствующие вновь подняли веселый гомон, захлопали в ладоши, застучали кружками по столам. Эрик прежде не целовался, и, похоже, Фринхильд поняла это — ее губы и язык стали настойчивей, а цепкие пальцы больно сжали кожу на ребрах, а затем и пониже поясницы. Это длилось, должно быть, целую вечность — пока Эрик не начал замерзать и задыхаться.

Потом они танцевали посреди зала, рядом с самым очагом, под нестройное пение Сэма, Энниса и хаммерфельских воинов. Играть было некому, да и ноги порядком заплетались. Фринхильд держалась крепче, а ее тяжелые черные сапоги так и громыхали по полу в опасной близости от его ступней. Они сделали круг по залу, едва не упали в очаг, опрокинули стул, уронили пару пустых тарелок. Потом вновь долго целовались, сидя на лавке и цепляясь друг за друга.

В какой-то момент удушающие объятия разомкнулись. Сэм потянул Фринхильд за руку, шепча что-то на ухо. Она осмотрелась и захохотала.

— А-ха-ха, сделаем! Ой, денежки!

На стол перед Эриком посыпалось золото. Вытряхнув чуть ли не половину сумки, Фринхильд с трудом поднялась, затопала нетвердыми ногами и вдруг громко затянула песнь о Довакине.

Сэм наклонился к нему и совершенно трезвым голосом произнес:

— Похоже, твоя жизнь скоро круто изменится. А может, и нет.

И тихо хмыкнул. Затем прежней пьяной походкой заковылял к выходу, поймал Фринхильд за плечи и подхватил ее веселую хмельную песню.

Когда гости вышли, стало заметно тише. Эрик задремал, опершись о стол, но отец разгневанно потряс его за плечо:

— Как ты себя ведешь!

— Я взрослый, — промычал он, едва управляясь с языком.

— Ты еще никогда так не пил! И больше не будешь!

Мралки пребывал в блаженном неведении насчет того, сколько и как часто выпивали его сын с подопечным Релдит. Эльфийка, к счастью, тоже не подозревала, а в ночной темноте всегда несложно сцедить вина и эля из больших бочек за прилавком или в подвале.

Отец продолжал:

— Обниматься с бесстыжей девицей на глазах у стольких людей!

— Да в этом-то что плохого? Довакин сама захотела.

— А ты не способен подумать, что она наверняка вот так развлекается с первым встречным в каждом трактире? Да уж и не только объятиями, должно быть. Позор, какой позор! Завтра скажут, что она тебя окрутила и сбежала с каким-то грязным бродягой.

Эрик закрыл лицо руками и тяжко вздохнул, потом оперся о стол, медленно поднялся. Отец с великой скорбью вернул ему вздох и протянул кружку с водой. И принялся сгребать со стола целую гору золота, оставленную Фринхильд.

— Выпей воды, и живо за уборку. Подмети. Да не тронь глиняной посуды — сам уберу.

Раскатистые голоса гостей, постепенно затихая, все еще слышались из-за стен. Хаммерфельцы негромко переговаривались; кто-то уже уползал в свою комнату. Эннис дремал, непрочно сидя на стуле.

Среди золота мелькали самоцветы с украшениями — похоже, гостья выгребла из сумы все не глядя. Отец поразглядывал камни на свет, затем выудил ожерелье и несколько колечек, тихо приговаривая:

— Переплатили, надо же, как переплатили! Подсчитаю все до септима и верну лишнее, когда девица проспится. Слышишь, сынок? Всегда будь честным.

— Ага, тем более с те… теми, кто обвешан оружием и убивает драконов, — выговорил Эрик. Все это показалось смешным, и он засмеялся.

От выпитой воды в голове немного прояснилось, и он принялся убирать со столов опустевшие кувшины, кружки и блюда с объедками. Потом взялся за метлу. Жизнь вновь возвращалась к привычному унылому течению.

Но вскоре выяснилось страшное — вместе с гостями пропала Гледа. К ним примчалась Релдит, растолкала подопечного и гневно поведала, что только что увидала, как его собутыльники, вскрыв замок на двери загончика с животиной, вывели одну из козочек, которую драконоборица мигом взвалила себе на плечи и помчалась куда-то в сторону восточных холмов, а ее друг-пьянчужка улепетывал следом. Релдит не стала в темноте преследовать воришек, а на зов о помощи никто не отозвался.

— Вы, пьяные морды, проспите что угодно! Это ж надо! Опоить столько народу лишь затем, чтоб спереть козу! Вот же бесстыдница! — Релдит полыхала от гнева. Эннис, которого она окатила из кружки оставшейся водой, начал стремительно трезветь уже от одного ее крика. Но при попытке встать едва не повалился на пол. Подошел Мралки, и некоторое время они вдвоем с Релдит громко обсуждали и попойку, и несдержанных в выпивке Энниса и Эрика, а уж Фринхильд с ее хитрым знакомцем досталось особенно. Эрик с прихода эльфийки сидел в дальнем темном углу, и у него не было ни желания, ни сил прислушиваться, но все равно он невольно уловил, что отец ругает драконоборицу куда сильнее, чем ее спутника и незадачливых собутыльников. Это забавляло. Мралки, разумеется, видел многое, если не все, из недавних объятий и плясок, и явно не собирался этого забывать в ближайшее время.

Эннис вяло и печально мямлил, обещая немедленно пуститься разыскивать воров, но так и не сумел пройтись не шатаясь. В конце концов они порешили, что отправятся на поиски с рассветом, а может, и к полудню, а Мралки намекнул, что воровка оставила в уплату лишние деньги и драгоценности, так что наверняка явится за ними, нужно только подождать.

Назавтра Эрика настигло похмелье, к счастью, совсем не такое сильное, как ожидалось, а Эннис, проснувшийся, кажется, позже всех в Рорикстеде — небывалое дело — и впрямь засобирался идти разыскивать пропажу. Пересчитав стадо и увидев, что украдена самая лучшая коза, его обожаемая, послушная, смирная и красивая Гледа, он пуще прежнего воспылал гневом и собрался на поиски так быстро, как только смог. Эрик пытался остановить его:

— Подумай, где ты будешь их искать? Фрин… то есть та вздорная девица вооружена до зубов, у нее крепкие доспехи и острые клинки, да хватает прыти управляться со всем этим. Тебе все это известно. Магия! Она знается и с магией! Испепелит тебя, как тот дракон. У тебя даже меча нету.

— Одолжу у алик’рцев.

— И как управишься с ним? Ты даже на палках не научился драться. Довакин вернется, я уверен.

— Чтобы подарить тебе еще один милосердный пьяный поцелуй, да? С чего вдруг ей возвращаться? Пока я буду тут сидеть и ждать, мою красавицу пустят на мясо или запрячут невесть куда!

Все же он согласился, что, если уж отыщет воришек, то подходить с требованием вернуть Гледу по меньшей мере неразумно. Для начала следует расспросить всех в городке и по дороге на восток. К вечеру он вернулся, расстроенный и злой, и сообщил всем пожелавшим его выслушать, что украденная коза продана великану, тому самому, что живет на восточных холмах. Прохожие поделились увиденным: один приметил, как при свете восходящих лун подгулявшие женщина и мужчина вели животинку и на всю округу распевали «Век произвола», другой встретил их уже без рогатой, но выслушал от Довакина развеселую байку о том, как та торговалась со случайно встреченным великаном за козу и до чего выгодно сумела продать. Вдалеке на холмах Эннис и впрямь заметил их: огромный косматый мужик вел за собой мелкую скотинку. Он приблизился удостовериться, что это действительно Гледа, но вплотную подходить не стал.

— Раз уж она отдала покражу великану, пускай сама и забирает! — постановил Рорик. — А то не ровен час, как великан разобьет тебя в труху, парень.

Вскоре Довакин вернулась — пять или шесть дней спустя, в прохладный ветреный полдень с соседнего поля донеслись возмущенные возгласы и громкий хохот. Оторвавшись от пахоты, Эрик увидал рядом с Эннисом девушку в черных доспехах и рогатом шлеме.

В Рорикстеде только и судачили о нашумевшей попойке, особливо о том, как Эрик целовался и плясал с истребительницей драконов. И как она позже увела любимицу Энниса. К вящему неудовольствию Мралки и Релдит, злословцы успели выдумать всякого, чего, по воспоминаниям Эрика, вроде бы и не происходило.

— Говорю же, не помню ничего, мужик. Ха-ха-ха, коза? Где эта коза? Первая красавица твоей фермы, говоришь?

Она согнулась от хохота.

— Ты украла ее!

— Ха-ха-ха! Ты хоть знаешь, куда я тогда отправилась?

— Ты меня спрашиваешь, женщина? Тебе ли не помнить! А если позабыла, то, пока не вернешь покражу, не скажу, чего ты по пьяни мне растрепала о своих делах.

— Да ты что? Как страшно! — и она вновь залилась хохотом.

Эрик подошел к ним:

— Здравствуй, воительница.

— О, мой рыжий друг! Милый, куда я пошла тем вечером? Со мной тогда приходил подозрительный грязный оборванец. Или не приходил. Я точно была здесь дней пять назад? Или когда-то там недавно? Эннис уверяет, что я украла у него козу.

Ну вот, она ничего не помнит. Эрик ощутил разочарование — похоже, в последние дни сам он слишком часто вспоминал ее цепкие руки и касания горячих губ. Но если деревенские болтуны расскажут ей еще и все, что успели насочинять, кому-нибудь точно не поздоровится.

— Мы пили вместе. Мы… ну…

— Была! И куда я потом ушла, видел? Мне уж говорят, что собиралась жениться, да никто не признается, на ком.

Она все смеялась. Злой и надутый Эннис продолжал:

— Неважно это, на ком ты женилась! Мою красавицу мне верни! Ты продала ее великану, что живет на восход за холмами.

— Что за вздор! Я не умею торговать с великанами. Я с ними и общаться не умею. Их проще убить, нежели с ними договориться, уж поверь.

— Все равно моя Гледа у него. Женщина, почто не веришь мне?

Она негодующе взмахнула руками:

— Все-все, не донимай! Взгляну на твою рогатую и решу, стоит ли ее вернуть.

Эннис недовольно заголосил.

— Успокойся, Эннис! А у меня обещанный мне магический посох увели, понимаешь? Который стоит больше, чем вся ваша деревня. Видишь, кругом обман.

Эннис заявил, что, ежели ему не вернут пропажу, он нажалуется ярловым стражникам, но без особого воодушевления. Фринхильд и не глянула на него, зато вновь обратилась к Эрику:

— Дружок, говоришь, мы пили вместе? Только пили?

— Не только, — выдал Эрик и едва не сказал о большем, но Фринхильд уже положила ему на плечи руку, закованную в тяжелую ледяную тьму. Тут Эрик впервые подумал, что пьяненький Сэм почему-то совсем не боялся этого ошеломляющего холода. В чем же дело?

— Ты со мной, значит, не ходил за этой козой?

— Нет.

— Похвально. А чем же мы занимались?

— Ели. Много разной еды. Вдоволь выпивки. Еще мы с тобой плясали, обнимались и целовались.

— А кроме этого? ..

— Потом вы со знакомцем ушли прочь, распевая хмельные песни.

— И все? — разочарованно протянула она, потом опомнилась и захихикала, как маленькая девочка. — Ты просто прелесть!

Эрик никак не мог понять, глумятся ли над ним. Похоже, смутить эту особу почти невозможно. А она сама посмеется над чужой робостью?

— Ты ведь впервые целовался, — утвердительно произнесла она и хитро улыбнулась.

Эннис слушал их разговор со все большим недовольством:

— Эй, хорош! Ты идешь за моей козой?

— Укажи, где она.

— Стоянка великана вон за теми холмами. Иди к югу от восхода по левой тропе. Та дорожка ведет почти до его логова, но он далеко, наверное, уходит с того места. Вот только…

— Довольно. Там сама разберусь.

— Ну как знаешь.

И она зашагала к трактиру. Переглянувшись с гневным товарищем, Эрик последовал за ней.

— Мне нужно отдохнуть с дороги и перекусить. У твоего отца найдется горячий обед?

— Конечно же! Ты и впрямь ничего не помнишь из нашей попойки?

— Не-а. Этот проходимец Сэм давно начал донимать своим спором, с тех пор, как… ну, не важно. Уж думала согласиться — у него подозрительное имя, и все это весьма любопытно, а потом долго не хаживала в гости к Хильде, где он сидел. Некоторые из тамошних рож меня ужасно раздражают, как ты мог заметить, в Йоррваскре таких рож нету, там все свои. Пускай и скучновато иногда. А еще я хожу к Балгруфу на застолья… В общем, после удачного дела заглянула уж точно набить морду Микаэлю или той глупой страшной бабе, и вот что получилось. С битьем в этот раз придется повременить.

— Мне тоже захотелось поколотить Микаэля, хоть мы и говорили один раз.

Она ударила себя по ляжкам, потом выставила правую руку вперед, и Эрик хлопнул ладонью по ее ладони.

— Бедняга Микаэль! Вечно ему достается! Ума боги не дали, так что уж теперь.

— Ах, где моя Королева Альфсигра! Слушай, я ведь приходила без лошади, только с тем выпивохой? Точно?

— Насколько я понял, да.

— А то, боюсь, не съела ли лошадку в беспамятстве… ой, то есть, не потеряла ли! Ну да она наверняка в вайтранской конюшне.

Фринхильд поднялась по лестнице.

— А мне отец так и не дозволяет податься в наемники, — вслед ляпнул Эрик. Она обернулась у самой двери, молвила без улыбки, но ласково:

— Я поговорю с ним.

И Эрик остался стоять у крыльца, так и не найдя повода зайти. На поле дожидались плуг с волами, а в голове эхом звучали слова этой странной девушки. Решив, что Мралки ни за что не станет слушать столь глубоко упавшую в его глазах драконоборицу, Эрик вернулся к работе. Солнце надежно спряталось за набежавшими серыми тучами, ветер шелестел в желтеющей траве, в загоне мычали коровы, а волы спокойно тащили плуг. Все оставалось как прежде.

Через некоторое время Эрик пришел обедать, и, заслышав его, Фринхильд вышла из комнаты. Босая, в том самом мешковатом наряде с бахромой, в котором когда-то собирала кости дракона, она села напротив. Мралки хозяйничал в кухне, алик’рцы не показывались из комнат, лишь в дальнем углу сидел за своей трапезой одинокий стражник.

— Скоро и сюда придет зима. Все поля и холмы Предела с утра покрыты инеем. Иду, иду, а в холмах кругом бело, да можжевеловые ягоды сплошь в искорках. Ты сам, конечно, знаешь. Работа в поле заканчивается?

Он кивнул:

— На днях все будет завершено, останется лишь смотреть за скотом.

Она отпила из его кружки и поведала тем же обыденным голосом, которым говорила о погоде:

— В сумерках я пойду убивать великана. Он не отдаст Гледу без драки, так что придется его убить.

— Одна? Как так?

— Обыкновенно. Подпалю, скину со скал, утыкаю стрелами и раздроблю голову своей доброй булавой, которая высосет из него душу. А еще отрежу пальцы. Впрочем, можно было бы разорвать его в клочья: переломать руки, вывернуть и вырвать ребра, оторвать голову. Например. Но это просто мирный великан, не стану такого делать. И мне нужна Большая душа.

На последние слова он предпочел не обратить внимания.

— Э-э-э… Надеюсь, хоть не в таком платье?

— Именно в нем. Тебе чем-то не нравится этот стариковский платочек?

— Ничем не нравится, — твердо заявил он, всем видом стараясь скрыть, как сбилось дыхание, и холодок пробежал по спине. Ему доводилось видеть изуродованные тела людей, волков и даже медведя после встречи с великаном — кровавое черно-красное месиво вместо головы и груди, переломанные вывернутые конечности, торчащие из всего этого осколки костей, пропитавшаяся кровью одежда или шерсть, выпадающие из разорванного нутра розово-алые змеи кишок. И невыносимый тошнотворный запах. — Тебе встречались на дороге жертвы великанов? Разорванные на куски и много хуже? Никогда не видал на них брони.

— Доспехи помешают, нет в них нужды, — невозмутимо ответила Фринхильд. — Великанья дубина все равно убивает с одного удара, несмотря ни на какую броню. Без них я буду быстрее.

— Но у тебя ж ведь нет лука, — внезапно сообразил Эрик. — Я не видел.

— Он всегда со мной. Не лучший из возможных, но неплох.

В ее ладони вскипел окутанный призрачным светом непроницаемый для взгляда иссиня-черный шарик — будто провал в иной мир. В Обливион.

— Это призыв?

Заклинание вспыхнуло и истаяло.

— Ты много знаешь о магии и колдовстве. Слишком много для простого крестьянина. Как и для любого из крестьян. И как будто неглуп.

— Жуан Манетт, наш целитель, много рассказывал мне обо всем этом. У него есть книги. Я и читать умею!

— Что ж, все это похвально, — Фринхильд поднялась со скамьи. — Мралки не сказал? Он обещал купить броню, оружие и отпустить тебя, когда захочешь.

Эрик принялся благодарить, но она просто притянула его к себе. Они долго с жадностью целовались, пока отец не показался из кухни и возмущенным возгласом не спугнул их. Фринхильд со смехом ускользнула в свою комнатушку и не показывалась до вечера.

А перед заходом солнца драконоборица ушла на восточные холмы. Эннис и Релдит ни в какую не желали верить, что раскаявшаяся воровка вообще явится обратно, да еще и с Гледой. Эрик больше думал о том, переживет ли Фринхильд встречу с великаном — на просьбу взять его с собой в качестве второго лучника она ответила:

— Что я скажу твоему папаше, если не вернешься? Козу привела, а дитё не привела, вот же здорово! Сиди пока дома.

— Все равно я хочу помочь.

— На твоих глазах мною был убит дракон. Ты правда считаешь, что какого-то жалкого великана я не одолею?

Она почти нежно коснулась губами его губ и ушла не прощаясь.

Наутро, когда темнота едва начала рассеиваться, стук сапогом в дверь переполошил, наверное, всю округу.

— Редгард и эльфийка дрыхнут, а у вас очаг горит, — как ни в чем не бывало поведала Фринхильд и скинула с плеч на пол несколько звериных шкур. Ее странный наряд оказался заляпан ржавыми брызгами, в руках красовались трехглазый череп тролля и связка горноцветов, лаванды и пушицы, а на явно отяжелевшей суме проступали темно-бурые пятна. Густой запах крови разлился в воздухе. Козочка Гледа вбежала следом и протяжно заблеяла, проскакав вокруг длинного очага и вернувшись.

— Что в твоей сумке?

— Отрезанные великаньи пальцы.

На его немой вопрос она ответила:

— Очень дорого стоят. Меня увлекает все дорогое и ценное. А этот череп великан тоже таскал с собой. Посмотри, какая прелесть! Ну правда же? Обожаю черепа.

Усталости не наблюдалось в ее облике. И она, не обращая внимание на клюющего носом Эрика, говорила, говорила, говорила… А с рассветом, прихватив на руки козочку, отправилась на соседний двор, и Эрик вышел следом — пора было таскать воду. Эннис немало удивился возвращению похитительницы с покражей. Вернув Гледу и коротко с ним переговорив, Фринхильд подошла к колодцу. Эрик наполнил бадью ледяной прозрачной водицей, а драконоборица негромко заговорила:

— Слыхала в Вайтране, что Садия-редгардка сильно заинтересовалась вашим Эннисом. Предостереги его от нее.

— Садия к нему не подходит с тех пор, как узнала о редгардских воинах в Рорикстеде.

— Тогда все нормально. Эта служанка не та, за кого себя выдает. Но это уже не важно.

— Она морочила Эннису голову, а заглядывалась на меня. Я просто предложил рассказать об этих редгардах.

— Ты умный парень. И честный. Мне это нравится.

Вскоре она собралась в дорогу, и на прощание сказала:

— Я вернусь не раньше, чем у тебя появится все нужное для похода.

Мралки сделал, как обещал — они поехали в Вайтран и купили железные доспехи, а к ним окованные железом перчатки и крепкие сапоги.

Довакин будто это почувствовала, потому как вернулась несколько дней спустя. В хмурое туманное утро Эрик стоял, опершись о перила крыльца, когда она подъехала на своей черной лошади.

— Привет тебе, Довакин.

— Привет-привет!

Королева Альфсигра взбила пыль копытами и заржала. Фринхильд ласково похлопала ее по шее, потом спрыгнула на землю. Оглядела его с головы до ног.

— Вижу, ты при доспехах.

Эрик теперь надевал их днем, чтобы привыкнуть, и просто потому что ему так хотелось.

— Рад буду отправиться путешествовать. Хоть сейчас.

Она кивнула:

— Я найму тебя. Выдвинемся сегодня же.

Час был ранний. Должно быть, она ехала всю ночь, иначе доскакала бы еще вечером до ночлега, вместо того, чтобы устраиваться в тумане посреди полей, но ни тени усталости не мелькало на ее лице.

— Да, прекрасно! Отправимся.

— А ты готов ко всем сложностям походной жизни? Долго идти в тяжелых доспехах, с оружием в руках и с полной всякого хлама, ох, то есть, очень нужных вещей сумой?

— Я не горожанин и не знатный. Мы тут ко всему привычны.

— Хорошо, если так. К тому же со временем мы тебе подгоним легкую броню и добрый двуручник, а скорее секиру или молот. Тебе подойдет лучше всего. Стеклянные доспехи, да… О, да, это будет немыслимо красиво, — оглядывая его, мечтательно подытожила Фринхильд.

— За какие же деньги мне их купить? Стеклянные? Что за диковина?

— Да не считай ты эти паршивые деньги! Они сами лезут в руки. А стеклянные доспехи хороши, тебе понравится. Погляди лучше, что у меня теперь есть.

На свет явился посох в виде цветущей красной розы, источающий едва заметное сияние. Непроницаемо-черный шарик плясал над лепестками.

— Сэм Гевен подарил. Старый выпивоха оказался на что-то годен. Можешь сказать папаше, что с таким сокровищем мы точно не пропадем. Хотя у меня пруд пруди самых разных посохов, но вот этот особенно хорош. Понимаешь?

Сэм Гевен. Имя что-то всколыхнуло в памяти. Хмельное веселье, магия, колдовской посох. Догадку он не решился озвучить вслух, а Фринхильд, уж конечно, и без него знала. Но это ничего не значило.

Легкий холодный ветерок повеял со стороны Предела. Совсем скоро выпадет снег, а сейчас туманы над равниной рвались в клочья и истаивали в тусклых лучах неспешно выплывающего из-за скал белесого солнца.

— Тогда пойдем, — просто сказал он.