То, что было (джен)

Он присел на корточки перед Геориком, лежащим лицом вниз в тёмной багровой луже. Мефистофель желал заполучить душу последнего законного отпрыска проклятого рода. Но, к сожалению, на первый взгляд идеальный во всех отношениях человек оказался очередной хрупкой фигуркой из глины.

Скрюченные пальцы, словно ими из последних сил цеплялись за жизнь. Сломанные ногти, вывороченные фаланги. Взгляд Мефистофеля зацепился за свежий порез на указательном пальце левой руки Георика. Утром он разбил то самое зеркальце, подаренное ему другом в качестве оберега от тёмных сил. Приметы и суеверия не появлялись на пустом месте, но люди давным-давно переиначили большинство из них, забыв истинное значение.

Через дыры в разодранном плаще виднелись почерневшие от запёкшейся крови раны, нанесённые короткими мечами. Георик сам избрал столь незавидную участь, и фортуна, улыбавшаяся ему до этого, равнодушно сменила своего фаворита.

— Во имя бороды Абиргала, это ж кто его так? — раздался над ухом знакомый голос.

— Камазенские дьяволопоклонники, — Мефистофель поднялся и привычным движением поправил длинную накидку. — К слову, не они ли призвали тебя в этот мир?

— Никто меня никуда не призывал, — с наигранным возмущением в голосе ответил Шмыг, спустившись с фонарного столба на прогнившую бочку.

— И, судя по всему, никто тебя не посылал передать какое-то важное сообщение для меня, я прав? — холодно поинтересовался Мефистофель. — Проще говоря, ты пренебрёг своими обязанностями и покинул Преисподнюю ради прогулки в мире людей.

— Ой, да какие там обязанности-то? — отмахнулся Шмыг. — Соскучился по старому доброму тебе, вот и решил проведать.

Несмотря на должность глашатая Преисподней, Шмыг зачастую вёл себя, будто паяц. Мефистофель, в отличие от некоторых высокопоставленных демонов, прекрасно осознавал, что это маска, помогающая бесу втереться в доверие.

— Вновь впутался в какую-то историю? — спросил Мефистофель, последний раз взглянув на тело Георика.

— Э-эх, зря ты не веришь в светлые порывы бесовского сердца, — Шмыг дёрнул кончиком хвоста. — Помнишь Горимана?

— Естественно, — хмыкнул Мефистофель. — Люди о таких личностях говорят: сила есть — ума не надо.

Насилие и разрушение — то, чем упивался Гориман и прочие даштары, подобное было противно природе Мефистофеля. Зачем брать кого-то силой, если можно соблазнить? Или для чего крушить всё на своём пути и убивать всех без разбору?

Даштары — воины до мозга костей, свирепые и безжалостные глупцы, которые не понимали истинных замыслов господина Люцифера и стремились к одной лишь мести обитателям Небес.

— Хе, верно подмечено, — Шмыг потёр острую бородку. — Жил себе Гориман, не тужил, людей на путь насилия да разврата направлял, девок портил, но свела его нелёгкая с суккубом. Уж не знаю, кому хватило глупости пойти против этого верзилы и рассказать Лилит о том, что одну из её «дочурок» обижают, но… Осталась от Горимана кучка пепла, заодно и его «папаша» промеж рогов получил.

— Понимаю, теперь тот, кто сообщил госпоже Лилит важную весть, решил переждать в мире людей, пока в Преисподней не уляжется «буря», — Мефистофель развернулся и направился в сторону особняка Заберисков.

— Эй! — Шмыг воспарил и последовал за ним. — Ты ж не думаешь, будто я заступился за какую-то там безрогую девицу? Ангел их поймёшь, чего сразу на меня взъелись.

— Главное — не мысли, но слова, которые я могу сказать «отцу» Горимана, если он заподозрит в своих бедах одного вездесущего беса.

— Всё же хороший ты малый для верховного демона, — тихо хохотнул Шмыг и добавил: — Хороший в плохом смысле, конечно. Может, вернёшься? Этот матриархат у меня уже в печёнках сидит. Нет, я ничего не имею против самой Лилит, но с новыми законами она перегибает палку.

— Госпожа Лилит сумеет обуздать верховных демонов и не позволит начаться гражданской войне — вот что важно.

— Ты хотел сказать, стреножить верховных демонов?

— И это тоже, — Мефистофель едва заметно улыбнулся.

Лилит — первая женщина, супруга Адама и избранница господина Люцифера — кость в горле для глав легионов, которые жаждали захватить Трон Преисподней. Заручившись поддержкой Лилит, Мефистофель мог спокойно заниматься поисками сущности Владыки, а не разрываться меж двух миров.

— Всё равно Преисподняя становится похожа на какую-то дыру. Не, она и раньше была дырой, но теперь это дыра, в которой не то, что пёрнуть, дыхнуть спокойно нельзя.

— Другого дома у нас нет.

* * *

Некогда величественный город Дит теперь напоминал трущобы какого-нибудь захолустного человеческого поселения. Горели постройки и кучи мусора. Чёрный дым стелился густым слоем под ногами и вился клубами ввысь, потревоженный ветром пепел залеплял глаза. Смесь запаха тухлятины, крови и жареного мяса забивала носоглотку и оседала на языке. Ухоженные небольшие дома покрылись слоем сажи и грязи.

Мефистофель и его спутники старались держаться подальше от центральной улицы, но и в переулках на них нападали обезумевшие демоны, эти дураки убивали даже своих союзников. Мефистофель не понимал, отчего господин отослал его незадолго до восстания глав легионов. Люцифер обязан был знать о заговоре и предателе Абиргале.

«Почему поступил столь опрометчиво?»

— Тщеславие, — голос Лилит, которая шла по правую руку от него, был сухим, как пергамент.

— Прошу прощения, моя госпожа?..

— Ты размышляешь о том, почему Люцифер отослал нас по «важным» делам, если догадывался о предательстве глав легионов. Это ответ на твой вопрос, — Лилит поправила замысловатое украшение в волосах. — Ненависть, обожание, уважение, презрение — всё, что касается его лично, Люцифер принимает как должное. Главы легионов, поднявшие восстание, в его глазах — никчёмные предатели и падаль, но не достойные противники.

— Быть может, вы правы, а, быть может, — нет. По слухам, мятеж — дело рук Абиргала. Не скрою, хитрости и силы ему было не занимать, но ума и мастерства объединить тех, кто глотку друг другу готов перегрызть, точно не хватило бы. За Абиргалом и остальными предателями стоит кто-то могущественный, кому на руку эта бойня, но господин Люцифер не ведал о нём. И это настораживает. Тот, кто владеет Троном, контролирует Преисподнюю до самых границ, до самой последней твари в её пределах. Возможно, зачинщик обладает знаниями, как не попасть в эту... хм, «паутину».

— Абиргал — кукла в чьих-то руках? — заинтересовано спросила Лилит. — Возможно, к восстанию причастен этот мальчишка — Антихрист. Он прекрасно умеет манипулировать не только людьми, но и демонами.

Антихрист — Часовой, который бросил вызов своей судьбе. Временами он напоминал человеческого ребёнка, бунтующего против воли родителей. Для Мефистофеля он и был простым ребёнком, которого жизнь заставила очень резко и быстро научиться играть во взрослого и опасного мужчину, а то бы от него ни рожек, ни ножек не осталось. Своими уловками Антихрист совершенно по-детски прощупывал границы дозволенного, пытаясь понять, что ему с рук сойдёт, а что нет. И всё же именно благодаря его способностям Лилит была освобождена из заточения, а господину Люциферу возвращён истинный облик.

— Гражданская война — слишком мелочно в его понимании, — Мефистофель пожал плечами, словно ответ был очевиден. — Он скорее обратит Небеса в Преисподнюю, а саму Преисподнюю ввергнет в объятия Хаоса.

— Прекрасно, то есть «всеми любимый блондинчик» устроил бы нам тут какой-нибудь всемирный потоп, а не восстание глав легионов? — фыркнул Шмыг, сидевший у него на плече.

— Я бы этому не удивился, — Мефистофель мельком взглянул на кучу мертвечины, походившую на клейкую массу распадающегося мяса, где лишь при близком рассмотрении можно было различить останки ящеров и низших демонов. — Сейчас важнее прекратить эту бессмысленную бойню и не дать превратить Дит и прилегающие территории в выгребную яму. После будем искать зачинщика.

Мефистофель не испытывал жалости к тем, кого даже не знал, но чувствовал досаду из-за того, что погибали ремесленники, торговцы, рыболовы — те, благодаря кому верховные демоны не пачкали свои руки, занимаясь решением бытовых вопросов.

— Э-э-э, но Преисподняя и без того — одна большая выгребная яма, — напомнил Шмыг прописную истину.

Выгребная яма, куда Создатель выбрасывал свои неудачные творения. Главы легионов считали этот мир темницей и мечтали однажды из неё вырваться на свободу. Вопреки здравому смыслу, Мефистофелю здесь нравилось. Он помнил времена, когда передавал знания низшим демонам — тогда ещё людям, как помогал возводить город и делился своими задумками с господином Люцифером.

— Это наш дом, — ничего не значащим эхом отозвался Мефистофель.

* * *

— Опять ты за своё, — протянул Шмыг. — К слову, куда мы направляемся-то?

— Насчёт тебя не знаю, а я направляюсь в особняк Заберисков.

— Чего-то знакомое... Забери... Заберись... Подожди-ка, Забериски? Те самые?

— Да, те самые, — кивнул Мефистофель.

Колдуны и ведьмы, приносящие кровавые жертвы во имя Тьмы, алхимики и медики, пытающиеся спасти неизлечимо больных, благородные аристократы и опустившиеся грешники — кого только не было в роду Заберисков, но всех их объединяла «проклятая», дьявольская кровь, текущая по венам.

— А всё думаю, где ж видел того... — Шмыг не успел закончить. Мефистофель бесцеремонно поймал его за хвост и запихнул под накидку. — Ты че... шфоришь...

Где-то далеко в небесах тонкой ниточкой виднелся едва заметный серп полумесяца, но зрение Мефистофеля было приспособлено к кромешной тьме. В ночи для него существовал чёрный фон, чётко очерченные серые предметы, напоминающие иллюстрации в старинном фолианте, и алые пятна — тепло, исходящее от живых существ.

— Да имел я этот квартал во все его сучьи дыры! — пробасил хриплым голосом мужчина в порванном мундире. — Фонари, мать их за ногу, и то починить не могут!

Два таких «пятна» приближались к ним со стороны дворца, вернее «пятно» и нечто размытое. Шмыг, заслышав высококультурную речь жителя столичного града, затих. Мефистофель мог скрыть своё присутствие от смертных, а вот он такой способностью не обладал.

— Нам отдали приказ, а приказы не обсуждаются, — отчеканил безусый юнец.

Мефистофелю этот парнишка напоминал заводную куклу с хитрым механизмом внутри. С каждым днём в Камазене становилось всё больше людей-марионеток, словно их кто-то специально создавал и выпускал на городские улицы. Мефистофель чувствовал шлейф омерзительной помеси искажённых заклятий, который тянулся за подобными куклами. Он не понимал, для чего кому-то понадобилось зачаровывать большое количество людей из разных сословий. Жил в этом городе один чернокнижник, лелеющий мечту о мести всему королевству, но сил на подобное заклятие у него не хватило бы. Но это уже не имело значения, Мефистофель собирался покинуть Камазен с рассветом.

— Между прочим, хвост — чувствительная конечность, — возмущённо заметил Шмыг, когда патрульные свернули в переулок. — Мог бы руки и не распускать.

— Могу распустить крылья, — Мефистофель приподнял верхнюю губу в оскале.

— Кхм, — Шмыг бросил на него косой взгляд. — Тебе кто-нибудь говорил, что от этой вот улыбочки не только в дрожь бросает, но кажется, будто ты собираешься сожрать собеседника со всеми потрохами?

— Поверь, тобой даже я подавлюсь, — присутствие Шмыга его не раздражало, наоборот, действовало умиротворяющее. — Пойдём, мне нужно закончить одно дело в особняке Заберисков.

— Может, по воздуху быстрее доберёмся до этого твоего особняка? — Шмыг устроился у него на плече, прячась в тени крыльев.

Мефистофель промолчал, ходьба была бессмысленным механическим занятием, и всё же казалась предпочтительнее полёта. Она давала время на размышление.

Тяжёлое и липкое ощущение, будто он букашка, увязшая в смоле, появилось внезапно, и, на первый взгляд, не имело под собой никаких видимых оснований. Нет, всё-таки не в смоле, а в грязи. Камазен — неестественный до омерзения город. Искусственная красота бросалась в глаза и выглядела чрезмерно показной, будто вымощенные белым мрамором тротуары, вымытые фасады особняков, чистые улочки — попытка старательно спрятать грязь. Скотобойня, трущобы, портовый район — то, что было в этом стольном граде настоящего. И ещё ангел… Вернее, архангел, который потерял самого себя и купился на искусственную красоту этого места. Птица в клетке.

Шмыг тихо присвистнул, когда они подошли к поместью Заберисков. Прочные стены, выложенные из старинного чёрного камня, навевали мысли о старике, доживающем свой век. Высокие стрельчатые окна добавляли зданию потусторонней мрачности, напоминая порталы в иные миры. Мрачное, величественное и живое здание, выделялось на фоне сияющих белизной мрамора особняков аристократов и приятно разбавляло приторный пейзаж.

Мефистофель не стал задерживаться в розовом саду, хоть и питал определённую слабость к цветам, особенно тем, которые произрастали на почве, пропитанной кровью. Он прошёл мимо крошечного пруда, заросшего ряской, и замер на ступенях у приоткрытой входной двери.

— Воры, что ли? — Шмыг проследил за его взглядом.

— В каком-то смысле, — Мефистофель переступил порог.

Лаборатория располагалась в подвале, именно туда он и направился, не задерживаясь в коридоре и не заходя в другие комнаты.

— Хм-хм, вот уж не думал, что он настолько сентиментальная личность, — Шмыг покинул его плечо и с любопытством осматривал ряды стеллажей, заставленные книгами и разнообразными сосудами.

Никто из алхимиков не догадывался, что к созданию первого магистерия приложил руку сам Люцифер. Неудачный эксперимент, обернувшийся появлением эликсира бессмертия.

— Кто там? — срывающийся девичий голос донёсся из-за цветастого полога.

Небольшая кровать, подходящая для ребёнка, но не взрослого, была излишней в этой лаборатории. На первый взгляд.

— Это я, госпожа Лилит, — ответил Мефистофель и одарил Шмыга, который открыл было рот для очередной шуточки, тяжёлым взглядом.

— Мефистофель? Почему ты здесь? Что-то случилось с Геориком? — засыпали его вопросами.

— Ваш брат отдыхает, — он аккуратно откинул полог.

Младшая сестра Георика заигралась в ведьму, желая спасти брата от гибели. Два года назад именно она призвала Мефистофеля в мир людей, заключила с ним договор. За это, в конце концов, и поплатилась и душой, и телом, которое уничтожили инквизиторы.

— Правда? — с надеждой в голосе спросила Лилит.

— Да, — Мефистофель заметил синюшные пятна, покрывающие шею девушки. Смерть медленно забирала то, что по праву принадлежало ей. — Не беспокойтесь, он не знает о нашем договоре.

— Ох, хорошо, — прошептала Лилит, прикрывая глаза.

— Не жалеете? — Мефистофель незаметно извлёк из-под накидки пожелтевший листок, вырванный из Библии.

— Нет, не важно, что меня ждёт. Главное — Георик жив, — прерывисто выдохнула Лилит.

— Верно, он жив... Где-то, но не в этом мире...

— О чём ты... — Лилит распахнула глаза и с ужасом уставила на язычки пламени, пожирающие свидетельство их контракта.

— Лилит Забериск, я расторгаю наш договор.

— Ты меня обма...

Будь у неё тело, то Лилит отшатнулась и схватилась бы руками за лицо, силясь удержать отслаивающиеся куски плоти или нащупать на коже собственные глаза, стекающие по скулам. Но, не имея такой возможности, девушка могла лишь кричать во весь голос. Мефистофель наблюдал за её агонией, пока лицо Лилит не превратилось в оскаленный череп, покрытый розовой пеной и мышцами.

— Это и было твоё дело?

— Верно, — Мефистофель стряхнул пепел и задёрнул полог.

— Послушай, если эта ведьмочка — Забериск, то смысл-то её было убивать? Вернуть ей тело для тебя — один раз щёлкнуть пальцами. Глядишь, лет через пять родила б красавица в ночь не то сына, не то господина нашего Люцифера.

— Она гнила заживо. Договор лишь удерживал её душу в куске плоти.

— Какие мы добренькие, — проворчал себе под нос Шмыг, но так, чтобы он услышал. — И чего дальше?

— Ждать, — Мефистофель направился к выходу из подвала. — Дальняя родня Заберисков живёт в другой стране. Быть может, через несколько десятилетий или же столетий в ком-то из их потомков пробудится сущность господина Люцифера.

— Вот знал, что ты именно так скажешь, — Шмыг последовал за ним. — Составлю тебе компанию, пожалуй, а то за столетия ожидания и поисков ещё свихнёшься от скуки.

— Говорю же, что слышал чей-то крик, — раздался голос за дверью. — Сначала Георик не явился на встречу, которую сам и назначил. Теперь в его особняке кто-то кричит. В последний месяц странные вещи творятся в столице. Не находишь?

На этот раз Шмыг без споров и расспросов забрался к нему на плечо и укутался в накидку для надёжности. Мефистофель пропустил двух мужчин в лабораторию и незримой тенью проскользнул к выходу.

* * *

— Хм, а чего эти товарищи в особняке позабыли? — уже на улице обратился к нему Шмыг. — Ходят-бродят, прямо как у себя дома.

— Они — друзья Георика, — Мефистофель расправил крылья. — Насколько помню, у одного из них есть запасной комплект ключей. Георик назначил встречу в таверне, но, как сам понимаешь, не пришёл. Вот они и забеспокоились.

— Всё-таки люди странные создания, — Шмыг выбрался из-под накидки. — К слову, тебе парень с кудряшками никого не напомнил?

— Не напомнил, Шмыг, — Мефистофель усмехнулся. — Это он и есть. Архангел Михаил собственной персоной.

— Да ладно?! Его-то каким ветром занесло сюда? По-моему, Мишутка на Небесах должен отсиживаться да пёрышки чистить.

— Думаю, это связано с некромантами и теми людьми-куклами, заполонившими улицы Камазена.

— Да? Не с Люцифером? Этим двоим дай только повод мечами помахаться. Ну и Аваддонону, но эта гора мышц носа из Преисподней не кажет.

— Михаил не помнит, кто он. То, что его смертная оболочка оказалась рядом с нашим господином — совпадение, не более, — Мефистофель взмыл в воздух.

— Чтоб тебя ты и побрал, мог бы и предупредить! — возмутился Шмыг, едва не свалившийся с его плеча.

Ночь исходила томным ядом. Прошитое звёздами небо висло над городом куполом, от которого делалось душно. Несмотря на это в небольшой комнате никто окон не открывал. Мефистофель упрямо всматривался внутрь сквозь мутное стекло.

— Да спасутся души их... — острый слух различил слова горбатой старухи даже отсюда.

— Долго ты собираешься наблюдать за ними? — поинтересовался Шмыг; черепица под его копытами неприятно поскрипывала.

— Мы все время от времени за людьми наблюдаем, — Мефистофель закутался в накидку.

— Угу, конечно. Знаешь, я понимаю, у нас-то времени абсурдно много, но вот у той дамочки — нет, — доверительно сообщил Шмыг, когда помимо причитаний послышался истошный крик. — Неужели нельзя вмешаться?

— Нельзя, любое моё вмешательство в сей, хм, процесс может навредить не только «сосуду», но и самой сущности господина Люцифера.

— А любое невмешательство убьёт «сосуд», — Шмыг перевёл взгляд с окна на небо, вглядываясь в звёзды. — Мать мою несуществующую, вот почему люди не размножаются почкованием?

* * *

— Мать мою несуществующую, почему у даштар самый здоровый обязательно кем-нибудь да командует? — ворчал Шмыг, потирая шею, которую ему чуть не свернули пару мгновений назад. — Почему не какой-нибудь умник для разнообразия?

— Умник так бы глупо не погиб, — отозвалась Лилит. — Заметь, ни одного визара среди нападающих нет. Самые умные и хитрые выжидают.

— Вот умеете вы приободрить, тёмная госпожа.

— Тебя здесь ничто не держит, глашатай, — отрезала Лилит.

— Так и вас здесь ничего не держит, — кашлянул Шмыг.

— Без достойного правителя Преисподняя погрузится в анархию и грызню всех со всеми. Мои дочери — не беспомощные девы или фарфоровые куклы, но и не тренированные воины. Предсмертная агония, болезненное воскрешение или же небытие — судьба тех суккуб, что не отрекутся от меня, — Лилит напоминала разъярённую адскую пантеру. — Создатель бросил всех нас за ненадобностью, найдя себе новые игрушки... Я никогда не уподоблюсь Ему и не оставлю тех, в кого вложила часть себя.

— Вы не только красивы, но и благородны, тёмная госпожа.

— Ты что-то сказал, глашатай?

— Нет, я нем, как во-он тот даштар, которому вы вырвали язык.

* * *

Небо медленно бледнело, а в комнатушке продолжали причитать.

— Слабые они, — вздохнул Шмыг, усевшись на плечо Мефистофелю.

— В отличие от тех людей, коих Создатель бросил, эти ещё надеются и верят, потому и молятся.

Когда до них донёсся крик ребёнка, Мефистофель поднялся и распахнул кожистые крылья:

— Девочка...

— Как так-то? — Шмыг дёрнул хвостом. — Я думал, первенец — мальчишкой быть должен. Или Люцифер решил возродиться в женском теле и установить в Преисподней окончательный и бесповоротный матриархат?

— Родилась двойня, — Мефистофель устало потёр переносицу. — Мальчик не выжил.

— Значит, опять будешь ждать?

* * *

Ни на кого не полагайся, никому не доверяй и не показывай, что чувствуешь, всегда будь готов извлечь меч из ножен и кого-нибудь этим самым мечом пронзить — у демонов всё это в крови. Шмыг давным-давно заметил, что Мефистофель устал носить маску и играть, хоть привычную, но навязанную роль злого и страшного верховного демона. Как там люди называли тех, кто отличался от серой массы — «белые вороны»? Вот Мефистофель в точности был «белым и пушистым демоном Преисподней», если его, конечно, не выводили из себя.

Мефистофель голыми руками пробил живот возвышавшегося над ним даштара, разрывая, раскрывая рёбра, разламывая грудину, раздвигая её в стороны, будто раковину. Мефистофель вышвырнул скользкие горячие внутренности, что мешали ему, и по локоть погрузил руку в тело. Прежде чем Мефистофель вырвал сгусток чёрной слизи — сердце даштара, тёмная кровь залила его руки и лицо. Шмыг, наблюдавший за этой сценой со стороны, поёжился. Большая часть демонов считала Мефистофеля искусителем, но уж он-то помнил, что главным грехом «тени Люцифера» был Гнев.

— Как в старые времена, — Лилит в отвращении наступила на кусок плоти, который медленно рассыпался прахом.

— Почти, моя госпожа, — Мефистофель стёр чужую кровь с лица. — В старые времена я и Шмыг были ангелами, а нашими противниками — более достойные личности.

— Нашёл о чём и когда вспомнить, — Шмыг театрально возвёл глаза к потолку. — Садись уже на этот табурет, а то сейчас набегут очередные товарищи, желающие порубать нас на кусочки.

Мефистофель переступил через распадающееся прахом тело даштара и провёл кончиками пальцев по узорам на Троне Преисподней, но садиться на него не спешил.

— Мефистофель! — грудной голос Лилит эхом отразился от стен тронного зала.

Она в один шаг преодолела расстояние между ними и схватила Мефистофеля за накидку. Шмыг предпочёл притвориться безмолвным светильником. Всё же вмешиваться в разговор по душам между падшим архангелом и первой женщиной — плохая идея, а вот держать ушки на макушке — отличная.

— Помимо Люцифера, есть два существа, знающие «тайну» Трона и способные занять его, не боясь превратиться в кровавую массу. Ты и хорошо нам знакомый блондинистый мальчишка, которого ангел знает, где носит. Поэтому или ты по собственной воле занимаешь Трон и наводишь порядок в Преисподней, или я усажу тебя на него силой.

— Госпожа, Трон — не просто центр «паутины», но и связующее звено между разумом Владыки и самой душой мира. В данной ситуации грубой силой нельзя добиться ожидаемого результата.

— Это говорит тот, кто устроил предателям кровавую баню, — не удержался от замечания Шмыг. — Настоящие воплощение нежности и кротости.

— Я убиваю лишь тогда, когда угрожают мне или тому, кого я поклялся защищать, — Мефистофель аккуратно освободил накидку из хватки Лилит. — Если у меня ничего не получится…

— Если у тебя ничего не получится, то я стану хранительницей этого места.

— Думаете, желающие занять Трон не захотят с вами ссориться в такой ситуации? — поинтересовался Шмыг. — Вот что я скажу, это походит на сказочку про дракона и рыцаря. Рыцарь убивает дракона и разграбляет его сокровищницу, а не договаривается.

— В Преисподней нет рыцарей, — спокойно произнесла Лилит. — Я же не дракон, глашатай, я гораздо опаснее.

* * *

Мефистофель устремил взгляд на рыжеволосую девчонку, которая уселась на бордюр и то и дело, косилась на няньку, преспокойно болтавшую со стариком, метущим дорожки в парке.

— Забавно.

— Что именно?

— Сто лет назад на этом самом месте располагался величественный особняк, а сейчас тут парк, облюбованный парочками, — Шмыг кончиком хвоста указал на кусты шиповника. — И никто из смертных не помнит про Камазен и королевство Хардланд.

— Неудивительно, ведь историю человечества переписывали множество раз. Это не первый и не последний. Целые материки исчезали из памяти народов, что уж говорить о небольшом королевстве.

— Грустно как-то.

— Почему? — удивлённо спросил Мефистофель.

— В Хардланде отличные пирожки с мясом делали. Какой-то там особенный рецепт, а всё к несуществующей чёртовой бабушке отправилось.

— Шмыг... — на выдохе проговорил Мефистофель.

— Чего? Э-эх, в Преисподней такого не попробуешь...

Мефистофель ничего не сказал, продолжая наблюдать за девчонкой, но Шмыг заметил тень улыбки у него на губах.

— М-м-м, мне кажется, или она в ответ таращится на тебя? — после недолгого молчания спросил Шмыг, выглянув из-под накидки.

— Она — ведьма, поэтому способна меня видеть или мою тень. Без сомнения её сын или внук станет новым человеческим воплощением господина Люцифера.

— Тогда тебе крупно не повезёт, если мальчишка унаследует цвет волос от этой пигалицы.

— «У рыжих нет души»? Ты про это глупое заблуждение, бытующее среди смертных?

— Ага, — Шмыг полностью выбрался из-под накидки и указал на ближайшую скамейку. — Может, в карты сыграем? Простые люди меня в тени твоих крыльев не увидят, а девчонка, похоже, привыкла к хвостатым и рогатым.

— Не думаю, что моих сбережений хватит, всё же я не казначей Преисподней, — Мефистофель сморгнул и скосил глаза в его сторону.

— Тогда на желание?

— Ставка должна быть равноценной, а моё желание тебе не под силу исполнить.

У Шмыга в запасе имелась парочка острых иголок, и он без сожаления вогнал одну из них Мефистофелю прямо под сердце:

— Тебе-то и самому это не под силу.

— Как знать, — усталым голосом произнёс Мефистофель. — Когда ничего не желаешь, то попросту влачишь существование, а не живёшь. Помечтать о чём-то несбыточном даже для такого создания, как я, бывает приятно.

— О, опять тебя в философские дебри потянуло, — Шмыг аж развёл руками с досады. — Нужно срочно выбивать эту дурь из твоей рогатой головы, она ещё Преисподней пригодится.

— Что именно: моя голова или же её содержимое?

— Мозги твои, Страшила.

— Шмыг, субординируйся в игорный дом, в противном случае, я предложу сыграть на щелбаны, Трусливый Лев ты наш, — верхняя губа Мефистофеля дрогнула, едва обнажив клыки.

— По рукам! И это не трусость, а инстинкт самосохранения.

Прежде чем его грудину прошило болью и отбросило в какой-то омут, Шмыг заметил, как вспыхнул портал.

— Что у тебя за привычка засовывать, запихивать и отбрасывать меня куда ни попадя? — возмутился Шмыг, выбираясь из грязной жижи. — Огрел крылом так, что я чуть копыта не откинул!

Он увидел трупы, искорёженные ранами. Тела плавились, чадили тухлым смрадом, распадались в чёрный прах. Демоны. Кто-то из глав легионов подослал убийц к своему давнему противнику. Шмыг потёр ушибленное место и воспарил над землёй, осматриваясь в поисках Мефистофеля. В воздухе воняло ржавым металлом, сладковатой гнилью и полынью.

— Эй! — Шмыг заметил высокую фигуру, закутанную в чёрный балахон и держащую тонкий клинок в руке.

Но в его сторону даже не взглянули, скрывшись в портале. Конечно, стоит ли снисходить до какого-то там беса, когда твоя цель — верховный демон. Это сражение оказалось роковым для Мефистофеля. Судя останкам, которые рассыпались прахом, тому предстояло мучительное перерождение в Яме и длительное восстановление сил и могущества…

Шмыг с подозрением растёр в ладонях прах, позволяя большей части просыпаться на опавшую листву, а потом поднёс руки ближе к лицу.

Пепел выгоревших земель Преисподней, но уж точно не чёрный демонический прах, как ему почудилось на первый взгляд. Мефистофель — мастер иллюзий, способный обмануть даже обитателя Небес, вот кому стоило встать во главе легиона визаров. Он тоже чуть не купился на уловку Мефистофеля, хоть они и были знакомы несколько тысячелетий, и, казалось, знали друг друга как облупленных.

Шмыг невесело фыркнул и опустил руки, озираясь по сторонам.

* * *

Жизненно важные органы не были повреждены, но Мефистофелю казалось, будто его тело распадается на куски. Раны, нанесённые оружием, выкованным в Преисподней или на Небесах, долго кровоточили и медленно затягивались. Пыльно-сизый рубец не имел с ними ничего общего. Особенный яд, растекающийся по его венам, мог сработать и убить даже верховного демона. Собрав остатки сил, Мефистофель открыл портал, ведущий в мир, где время текло иначе...

— Не мёртвый... — голоса бледных тварей, с посиневшими губами, звучали как шепот.

— Не живой... — жуткий звук, будто мертвецы пытались вобрать в свои прогнившие лёгкие воздух.

Силуэтом беспросветной тьмы, окрашенным по подолу растекающимися ветвями крови, он неспешно перемещался по миру, в котором находили покой тени страдавших, брошенных и убитых созданий. Загробный мир, Мир иной, Потусторонний мир, Грядущий мир, Царство мёртвых, Тот свет — множество названий было у этого места, но суть оставалась неизменной. Люди свято верили, что души умерших попадают в Рай или Ад, но на самом деле большая их часть находила покой здесь — в Нави.

— А ну цыц! Ишь расшумелись, будто нечисть тут первый раз шастает, — негромкий старческий голос заглушил перешёптывания теней.

Будь на его месте другой верховный демон, то Яга — страж мира мёртвых — без разговоров всадила бы в грудь «нечисти» золотой серп или натравила тени. Мефистофель нашёл общий язык с Ягой ещё во времена, когда души грешников только-только стали попадать в Навь, а саму старуху смертные знали под иным именем.

— Вечного покоя этому миру, госпожа, — вежливо проговорил Мефистофель, принимая свою физическую форму.

— Ох уж эти льстивые речи твоего рода. Скажешь тоже: госпожа… Будто я королевишна какая, — проскрипела Яга. — По своей воле пришёл, соколик, али вновь руки кто-то марать не захотел?

Среди тех, с кем он заключал договор, встречались личности, желающие вызволить своих родных и близких из мира мёртвых. Единицам хватало смелости самим явиться в Навь, обычно Мефистофелю отдавали приказ и... Ему ничего не оставалось, как выполнять поставленную задачу, договариваясь о плате с Ягой и добывая живую воду.

— По своей, — Мефистофель поморщился, почувствовав, как рана на плече раскрылась.

— Да ужо вижу, — Яга поджала тонкие губы. — Идём-ка в дом, а то ты мне все тени переполошишь.

— Благодарю за гостеприимство, — Мефистофель почтительно склонил голову.

Он осознавал, насколько рискует, вот только иного выбора не оставалось. Самое смешное заключалось в том, что Мефистофель не мог защищаться. Он в совершенстве удерживал контроль над каждым созданным проклятием и заклинанием, внимательно следя за воздействием энергии, пока в его теле не оказалась эта отрава. Вздумай он сейчас сотворить самое простенькое заклятие, то превратился бы в кучку праха. Полагаться же на грубую силу, когда ты давишься воздухом, выхаркивая его со сгустком крови при каждом резком движении, — вдвойне глупо.

Мефистофель последовал за Ягой в дом «на куриных лапках, на веретённых пятках».

* * *

— Это ж кто тебя так, касатик? — спросила Яга, когда он разделся и сложил «одёжу» на лавку.

— Если верить глазам, то бретёры.

— Ужо ты-то не из тех, кто верит глазам, — сухо усмехнулась Яга, кончиками пальцев касаясь его кожи.

— Кто-то из Совета Равновесия, — Мефистофель поморщился, когда Яга провела острым ногтем по открытой ране, словно пытаясь выковырять из неё нечто.

— Чем ты этим малахольным насолил?

— Самим своим существованием. Магам нужна Преисподняя, погрязшая в пламени гражданской войны, тогда они смогут использовать демонов для достижения своих целей.

— Так ты потому помирать боишься?

— Я не боюсь смерти, — холодно произнёс Мефистофель. — Моё существование сдерживает девять легионов из двенадцати от попыток вцепиться друг другу в глотки. Вы храните свой мир от жизни, а я стараюсь уберечь свой, да и человеческий, если не кривить сердцем, от хаоса войны.

Мефистофелю показалось, что Яга одобрительно кивнула на его слова.

— Так-так, что тут у нас, — она без брезгливости облизала палец, перепачканный в его крови и некоторое время, словно смаковала её, как люди смакуют вино. — Тьфу, — Яга сплюнула на пол, — плохой яд, соколик, очень плохой.

— Если вам знаком яд, то и о противоядии известно, госпожа? — Мефистофель сложил крылья таким образом, чтобы они скрыли его тело чужого взгляда.

— От заладил: госпожа да госпожа, — скрипуче возмутилась Яга. — Для старых знакомых Ягишна я.

— Прошу прощения... Ягишна.

— Другое дело, — Яга направилась к полкам. — Противоядие-то есть у меня, как не быть? Ужо кому, а мне ведомы все способы умерщвления да способы их избежать.

— И какова цена?

— После о цене поговорим, касатик.

Мефистофель присел на лавку и наблюдал за тем, как Яга снимала с полок различные склянки, аккуратно ставя их на стол, больше напоминающий алтарь. За склянками последовала плетёная корзина, доверху набитая клубками разноцветных ниток и банки с чем-то подозрительно напоминающим части тел людей и обитателей прочих миров.

— Где же... Где же... — бормотала под нос Яга до тех пор, пока не извлекла на свет свёрток.

На стол упала связка «жаб», нанизанных сквозь глаза на металлическую подвеску. Мефистофель помнил, что подобные создания водятся в одном из миров, но название их отчего-то именно в этот момент вылетело у него из головы. Яга сняла с одной из полок глубокую плошку и, выбрав «жабу», которая ещё подёргивалась, резко дёрнула её вниз. Череп существа с хрустом разломался, оставляя на подвеске часть морды. Яга, надавив посильнее на тушку, принялась со знанием дела выцеживать кровь. Жидкость, походившая на болотную воду, под аккомпанемент сломанных рёбер и позвонков потекла в плошку.

— Кушай, хороший мой, — Яга бросила трупик чёрному «коту», который тот час вцепился в тушку клыками и довольно заурчал. — А ты — пей.

Мефистофель покосился на протянутую плошку, в которой плескалась кровь.

— Если испить хоть глоток или вкусить хотя бы крошку в этом мире, то покинуть его уже невозможно будет. Для смертного, естественно, — хмыкнул он понимающе. — Демон останется в твоих угодьях до того мгновения, пока его не призовут.

— Такова цена, касатик. Ты парень хозяйственный, подсобишь мне до поры до времени, а там глядишь, призовут тебя на подмогу, и пойдёшь на все четыре стороны. По рукам али отказаться желаешь?

Мефистофель рассматривал маску, скрывающую лицо старухи. Уж кто, а Яга никогда не обманывала и держала данное слово. Услужение ей можно было обернуть себе на пользу. Если Совет Равновесия и главы легионов, которые отказались принять «новую» власть, сочтут его погибшим, то это могло помочь в распутывании клубка интриг и заговоров, приведших к свержению Владыки Преисподней. Мефистофель усмехнулся про себя: Шмыг уже наверняка раскусил его уловку и сообщил об этом Лилит, поэтому необходимость в «весточке» отпадала. Прочим союзникам хватит и присутствия его тени, а враги пускай думают, что он гниёт в Яме.

— По рукам, — ответил Мефистофель, принимая плошку из рук Яги.

В конце концов, он решил положиться на благоразумие стража мира мёртвых и его обитателей.