Марионетка (джен)

Открываю глаза и вижу опять эти деревья, что давно сбросили свои серые сарафаны. Голые ветки подобно старым мётлам — никому не нужные в этом мире полном гнили и грязи, никто не укроет их до весны, про них забудут, не вспомнят, заставят мёрзнуть под коркой льда без права на уют и тепло.

Снова мои лёгкие наполняет этот тяжёлый дым — надо перестать столько курить, иначе лёгкие превратятся в горстку пепла, подобно давно истлевшему костру. От привычек трудно избавляться, тем более, когда от них зависишь уже большую часть своей жизни.

Красота парка, да и вообще природа меня всегда расслабляет, приводит в немой восторг; могу часами просидеть на лавочке и смотреть вдаль. Сегодня не исключение… Ночные кошмары в последнее время не самое радостное явление в моей серой жизни, хочется уйти ото всех, послать всё к чертям… но не могу — я только начала нормально жить.

Прошлое каждый раз отзывается в моём подсознании, заставляет страдать — оно не отпустит меня, как бы я этого не хотела. Все эти лица — мерзкие и опьянённые; места, в которых приходилось бывать; делать то, что потом вспоминать тошно, а собственное тело хочется разорвать, покромсать, чтобы получить хоть какое-то успокоение…

Закуриваю очередную сигарету — третья, четвёртая? — уже не помню, стоит поторопиться, если не хочу всю оставшуюся жизнь плакаться природе на своё ничтожное существование. Мерзкие людишки, до чего же они все одинаковые, в них нет красоты, мыслей, они как стадо, которое упрямо следует установленным стереотипам. Пытаются показаться индивидуальными личностями со своими идеями — но в них только мусор и грязь, которая давно очернила этот мир. Его уже не спасти, как и всех нас — мы прогнили. И я вместе с ними…

Придётся опять зайти в магазин за очередной пачкой — сколько можно курить? — ну хоть больше не пью, от алкоголя ужасное похмелье по утрам и несвежее дыхание. Ещё бы… Мой организм не скажет спасибо, что с ним так обращаются с ранних лет. Никто не любит сирот, особенно таких, как я…

Очередной день в этом месте, полном тьмы и скуки — колледж, — что ж, я столько терпела и это переживу. Никто не верил в меня, говорили: бездарность, сдохну под забором с иглой в руке и сигаретой во рту — сдохнете вы, мрази! Я выберусь из болота, даже если этот путь будет проходить сквозь ваши мерзкие туши.

Опять очередь, не удивляюсь — перестала уже давно. Каждый пытается уйти из этого мира по-своему: сигареты, выпивка, наркота… Вот кто красиво уходит из жизни, так это экстремалы, всегда стремятся стать круче, быть знаменитыми… но слава приходит только после смерти — в белом саванне и с венком увядших полевых цветов… Сколько смертей испытала я? — две как минимум, не самые радостные моменты моей грязной жизни.

Каждый день словно прохожу через семь кругов ада — приходится сливаться с толпой, становиться хамелеоном, чтобы лишний раз не зацикливать на себе внимание. Раньше было проще, я старалась быть заметнее, но только на сцене, под пьяные вопли старперов. Музыка меня заводила не хуже выпивки, иной раз крышу сносило так, что потом не помнила, как оказывалась на коленках у очередного мужлана. Как же я их ненавижу! — эти пьяные рожи, самодовольные улыбки, кроме члена, им больше нечем хвастаться. Эти потные ручищи, пытающиеся залезть в трусы, их языки, которые проводят по щеке, пытаясь возбудить. Они думают, это приятно? — наждачкой по голому телу в сто раз приятней, нежели ощущать их склизкие и вонючие языки.

Я была самой любимой танцовщицей, моё имя кричали от возбуждения, они кончали от моего вида. Мне было приятно ими управлять, заставлять плясать под мою дудку, управляла, как хотела. Жалею ли я о тех деньках? — пожалуй, да. Однако хочется всё бросить, окунуться снова в кипящий котёл разврата и похоти, но не могу… Каждый день заставляю себя измениться, но зачем? Кому это надо? Только мне… Я должна стереть эти наглые и надменные рожи с тех лиц, кто говорил мне, что я ничтожество, неудачница, грязное пятно в этом мире. Но вот кто по-настоящему недостоин жизни, так это все они — снобы, зажравшиеся детишки богатеньких родителей. Стоит их оттянуть от папкиной сиськи, как они тут же скатятся, станут такими же, как я… Было бы любопытно посмотреть на их жалкие попытки выживания.

Снова затяжка, от сигареты становится легче, начинаю забываться. Парочки мирно лежат на газоне — фу, мерзко и противно. Первокурсницы крутятся возле парней нашей соборной, чего они ожидают? Жизни в любви и гармонии до конца своих дней?! Да парням нужно только их тело и куда присунуть, им больше ничего не надо, а потом очередная дура будет реветь в подушку — униженная, оскорбленная, но, возможно, получившая удовольствие.

— Смотри куда прёшь, Лилит!

Бычок тут же летит под красивые замшевые туфельки очередной тупой девицы, а средний палец мягко намекает, чтобы шла она туда, откуда появилась. У людишек странное чувство юмора, и у них совершенно отсутствует фантазия — прозвать меня демонессой ещё никому не приходило в пустую головушку. Хотя я не жалуюсь, а мой внешний вид так и шепчет: брюнетка с длинными волосами всегда распущенными и неухоженными, сама я бледная, как сигаретный пепел, но глаза… чистейшее озеро, наверное, единственное, что не запятнано.

Надо только переждать шторм, высидеть до конца и постараться не умереть. Все смеются, радуются жизни, но в ней нет ничего прекрасного; толкаются, меня не замечают, скалятся вслед… и снова забывают. Я всего лишь секундное помешательство, попавшее в их поле зрения. Боятся со мной заговорить — молодцы, не считаю их трусами; никогда не хватит силёнок встать у меня на пути — шрамы у одного из футболистов до сих пор заживают, он и не думал, что я смогу дать сдачи и ещё хорошенько накостылять. Мне много раз устраивали вендетту, но снова и снова убеждались — меня не сломить. На четвереньках, побитая, униженная, но всегда дам отпор, буду цепляться за свою жалкую жизнь до последнего вздоха… и если уж суждено будет мне умереть, я потащу всех за собой в ад.

Оглушающий, режущий, словно кинжал, звонок — своего рода урок выживания в логове расчленителя душ, время, когда даёшь своему телу и разуму сладкую порцию тумаков, для подзарядки. Каждый раз перекличка — своеобразный ритуал перед пытками; стадо овец поочерёдно тянет свои руки, давая возможность своему маньяку придумать изощрённую игру, в которой он попытается тебя уничтожить… И я должна смешаться с толпой, стать единым со стадом, чтобы выжить.

— Бекка Олдридж…

Поднимаю два пальца вверх с безразличным выражением лица. За два месяца, что я в этом колледже, все привыкли к моему виду и отношению к окружающим — даю явный ответ, что со мной лучше не связываться. Бывали камикадзе, которые вопреки всеобщим уговорам пытались со мной «затусить», но они не знали, как это больно и унизительно, когда бьют по сокровенному месту. Жалкие попытки вскоре прекратились, так же, как и внимание — я начала затухать в их памяти.

Я не знаю, зачем нужна этому миру — может, было бы проще уйти из него? Где я буду нужна, если сама себе противна. В какой момент моя жизнь покрылась тьмой и мраком? Почему осталась одна? Сироты, вроде меня, часто задаются этим вопросом, но долго нюни не распускают, потому что приют — это не рай для брошенных. Каждый день пытаешься вылезти из помоев, в прямом смысле, стараешься дать отпор тем, кто старше, круче, темнее. Они тренируют, делают похожим на солдата, чтобы ты смог выжить в жестоком мире. Мы одиночки, которые привыкли защищать только себя; нет сочувствия, жалости, есть только ты и враг, — весь мир подобен вражеской территории, на которую тебя забросили.

Где я вижу себя через год, два? — ха, мне хотя бы дожить до завтра, кто знает, что со мной может произойти. Каждый новый день был последним в моём понимании, нас не любит общество, считают отбросами, негодным мусором. Но кто придумал этот бред? Кто так решил?! Наш мир всё больше погружается в хаос, и его не спасти… никого уже не спасти. Каждый живёт только для себя, никому не интересны ценности других людей, но никто этого не признает…

Моя жизнь полна серых красок, тьма окутала мою душу и разум, хоть я и пыталась выпутаться с лет так четырнадцати, но, видимо, неудачно. Скоро мой день рождение, но никому нет дела — я по жизни одиночка: без друзей, семьи, привязанностей. Может, восемнадцатилетние принесёт хоть какое-то спокойствие? — недаром все так ждут его, наверное, именно в эти моменты с людьми происходит чудо…

Мертвящий холод с каждым вздохом скручивает безжизненное сердце в тугой жгут. Утренний туман наполняет лёгкие невесомой тяжестью, мысли в голове летают, словно стая саранчи. Глаза, залитые свинцом, отказываются поддаваться жестокой реальности. Дышать трудно… Почему? Тело больше не подчиняется: нет ни боли, ни такого привычного тепла. Всё растворилось, исчезло в облаке необузданного страха.

«Что со мной происходит?!» — мысленно кричу я, пытаясь пошевелиться, но безуспешно. Леденящая волна накрывает меня откуда-то снизу, устремляясь в самое сердце. Обжигающий холод заставляет чувствам взять верх, и из последних сил раздирающий горло мелкими осколками голос устремляется ввысь.

Успокаивающий треск поленьев выталкивает боль, оставляя призрачную лёгкость…

* * *

Прожигаемый сознание крик заставил тело подчиниться неожиданности. Резко поднявшись, я тут же упала на холодный асфальт, усыпанный дорожкой из янтарных листьев. Голова гудела, а сознание расплывалось тёмной пеленой. Только открыв глаза, я наконец смогла увидеть, где нахожусь. Заброшенная железнодорожная станция в лучших традициях фильмов ужасов: ржавая покосившаяся калитка со скрипучими петлями будоражила сознание и заставляла сердце стучать в такт; небольшая будка, судя по вывеске, когда-то здесь продавали билеты спешащим на отъезжающий поезд искателям лучшей жизни.

Немного отдышавшись и успокоив бешеное сердце, приняла попытки подняться. Тишина давила на моё покалеченное сознание, ни птиц, ни людей — никого… только писклявый звук раскачивающейся калитки. Я пыталась уложить последние моменты своей жизни, разобраться, как оказалась в этом забытом месте, что произошло, и почему… на мне платье? Чёрное, пышная с белыми вставками юбка до колен и с розовым поясом, колготки. Чёрные длинные перчатки без пальцев из очень мягкого материала, но почему-то вызывающие дискомфорт. Тяжело вздохнув, стянула с себя аксессуары и ужаснулась — на руках, ниже локтя, оставлены глубокие раны, но в отличие от привычных мне, они не кровавые, а… серые! Словно жалкая пародия недоделанного грима. Но стоило прикоснуться к ним, как волна мурашек пробежала по руке, устремляясь в поясницу. Какой бы грим ни был, чувства настоящие — боль и жжение.

Выругавшись, натянула обратно перчатки и пошагала вдоль станции. Тёмные сумерки, ранее сгущавшиеся, разбавлялись неестественным светом откуда-то из глубины мрачного городишки. Большой прожектор солнечным зайчиком заманивал любопытных зевак, словно мотыльков, но в отличие от них, я не собираюсь сгорать от яркого пламени. Остановившись недалеко от калитки, я повернулась оглядеться ещё раз, и в глаза бросилась большая выцветшая вывеска на противоположной стороне станции.

— Добро пожаловать в Хайдвиль, — прошептала я, и, словно приветствуя незваную гостью, калитка протяжно скрипнула и замолкла, пропуская в свой таинственный мир.

Собравшись и сжав ладони в кулаки, перешагнула черту, отделяющую меня от последнего возможного пути бегства из тёмного города.

Мрачный, таинственный он наполнял сердце сковывающим движения страхом. Пугающая тишина давила на воспалённый мозг, заставляя воображение разыграться с новой силой. Руки сами тянулись к бёдрам, где по привычке должны лежать сигареты… Очередной раз выругавшись, закрыла глаза и представила, как серый дым обволакивает каждый миллиметр моих лёгких, а тело, поддавшись эйфории, расслабляется. Стоило открыть глаза, поняла — нет ни лёгкости, ни эйфории, ни сигарет.

Город не встретил заблудшего путника радостными воплями и красочными вывесками. Вокруг царил хаос и разрушение, словно попала в какое-то забытое место, которого нет ни на одной карте, куда никогда не приезжали люди, а может, по какой-то случайности все поспешили его покинуть… или же? Мысли о коллективном самоубийстве или массовом убийстве заставили тело трястись от страха и холода. Разыгравшийся ветер завывал между брошенными и потрепанными временем лавками. Серые облезлые птички на подставке, пробитые мишени — здесь раньше был тир. В голове возник образ, как маленький мальчик, выбив достаточно мишеней, протягивает руки за плюшевым слоном, а потом под радостный возглас кидается в материнские объятия, целует её в щёку и дарит игрушку.

Тряхнула головой, чтобы выбить эти странные видения, но мой взгляд тут же приковала очередная развлекательная лавка. Табун мурашек снова завёл свой хоровод, а к горлу неприятно подкатил тяжёлый ком с привкусом желчи. Я не могла пошевелиться, как будто тело снова мне не подчинялось. Оцепенение туго затягивало свою петлю колючей проволокой на горле, в животе все нещадно крутило, — страх одолевал меня с новой силой. Мы смотрели друг на друга долго… казалось, эта игра могла продолжаться бесконечно, или до тех пор, пока я не умру от страха. Бояться игрового автомата — даже для меня это было странным…

Кое-как справившись со странным наваждением, я, не спеша, ступая на сырую листву, направилась к нему. Его красные глаза были полны ужаса и боли, а в чуть приоткрытом рте едва различимы желтоватые зубы. Я помнила эти автоматы. На ярмарках жители частенько крутились возле «предсказателей», но никто так и не решался спросить о своей судьбе, — боялись, что правда будет слишком тяжёлой, или же, наоборот, ложь ударит в самое сердце. И я боялась. Всегда боялась.

— Zoltar Speaks, — еле слышно прошептала надпись на разбитом стекле.

В очередной раз убедилась, что лучше ничего не говорить в присутствии чего-то странного и жуткого. Отпрыгнув от неожиданности, зажала рот рукой. Стоящая за разбитым стеклом кукла начала издавать протяжные стоны, глаза то открывались, то закрывались, при этом горели ярким красным пламенем… и неожиданно в будке зажёгся свет. Бледное лицо куклы, освещаемое от множества маленьких лампочек, казалось живым — точная копия человеческой плоти, со всеми изъянами, морщинами, родимыми пятнами. Густые чёрные брови, как и волосы, идеально ровные черты лица, полноватые губы. Ощущение, что там сидел настоящий человек, не покидало ни на секунду. Руки сами потянулись коснуться бархатистой кожи лица, убедиться, что это только очередные фантазии моего мозга, а не страшная реальность. Но не успела я дотронуться, как голова повернулась и уставилась на меня красными глазами.

Я замерла… Когда я затаила дыхание, не помню. Наши взгляды прожигали друг друга насквозь — игра вышла на новый уровень: либо ты, либо тебя. С опаской я сделала шаг назад... Затем второй. Выворачивающий душу наизнанку взгляд словно молил о помощи. Или так зазывал? Я сделала шаг в сторону — кукла повернула голову и ещё сильнее открыла рот. На её лице застыл ужас несказанных слов. Вся боль скрылась в сеточке морщин под глазами и уголках губ. Ужасно от осознания того, насколько бывает извращён ум людей, чтобы сотворить такое. Но правда была куда страшнее: рот исказился, и последнее, что я услышала, как с губ сорвалось сдавленное хриплое «спасайся!».

Я бежала, не зная дороги. Каменная тропинка вела меня вперёд через брошенные торговые лавки и развлекательные автоматы. Корявые ветви деревьев и кустарников искажались в моём подсознании, отчего ещё сильнее подпитываемый страх заставлял бурлить кровь в жилах… по крайней мере, я чувствовала себя живой. Незаметно для себя я выбежала на открытую площадь, посреди которой стоял фонтан. Установленная посредине статуя девушки в бежевом платье с кувшином в руке, из которого текла вода, казалась такой же, как и кукла в автомате — живой! Подавив крик, сильнее сжала руки в кулаки и помчалась дальше, отгоняя от себя образ плачущей девушки с кувшином.

Окончательно погрязнуть в своих предположениях и домыслах не дал громкий звук фанфар, исходивший из чуть приоткрытых дверей большого здания, какого-то концертного зала. Представление шло в самом разгаре: восторженные крики людей лились рекой, аплодисменты ласкали слух. Что бы сейчас ни происходило, я намеревалась выяснить, куда я попала, и что тут творится. Но мои мечты остались невоплощенными, когда рука с платком плотно зажала мне рот, не давая возможности и пискнуть, — а вскоре провалилась в безмятежный сон.

* * *

— Она в сознании? Что с ней? Очередная кукла?

— Не дави, Джо! Все, кто был, найдены. Она последняя…

— Но её одежда?! Непохожа она на прибывшую, если только…

— Не пори ерунду, очнётся, тогда и выясним…

Моё тело болело, словно проехался товарный вагон, по крайней мере, голова ходила ходуном, как будто больше суток я ехала по избитым рельсам в самом хвосте поезда. Ещё звук капающей воды разносился эхом и давил мне на сознание, заставляя сердце плясать в такт. Кто бы тут ни был, я желала, чтобы они заткнулись, от их вопросительных возгласов и нервных вздохов хотелось ужасно блевать, — тугой комок, подкативший к горлу ещё возле автомата, готов был продолжить своё путешествие.

Ярким воспоминанием всплыл образ куклы с горящими красными глазами и застывшим ужасом на лице, так что я от неожиданности дёрнулась и, кажется, что-то уронила. Глухой звук эхом прокатился по помещению, заставляя мою головную боль усилиться в несколько раз, а тело забиться в лёгкой дрожи.

— У неё жар…

— Убери… руки… — просипела я, пытаясь скинуть тёплую и слегка потную ладонь, но все старания сошли на нет, когда с другой стороны кто-то сильно прижал меня по рукам и ногам. — Эй, отвалите!

— Всего пара вопросов…

— Иди ты в жопу со своими вопросами! — злобно крикнула я, пытаясь вырваться и хоть что-то разглядеть сквозь неплотную ткань. Эти ублюдки ещё и глаза завязали!

— Какой ты половой принадлежности?

— Что?..

У меня аж дыхание перехватило. Мне, конечно, порой приходилось отвечать на тупые вопросы, но этот… просто номер один в топе дебилизма! Я в очередной раз попыталась вырваться из хватки, но кто-то ещё сильнее вдавил меня в твёрдую поверхность.

— Половая принадлежность… — нервно вторил вопрос грубоватый мужской голос.

— Залезь мне под юбку раз так интересно, ублюдок!

— Пожалуйста… — тонкий девичий голосок заставил меня нервно вдохнуть, и стадо мурашек пробежало кросс вдоль позвоночника. Кажется, это её недавно одёргивал мужчина, — просто ответь…

Я хрипловато вздохнула, ощущая, как ужасно болит в области груди:

— Девушка я, разве не ясно? — спокойнее ответила я и почувствовала, как тяжело выдохнул мужик, и радостно пискнула девчушка.

— Хорошо, — отозвался мужской голос, и кто-то отступил, высвобождая меня. — Как тебя зовут?

После первого вопроса этот был самым обычным, на который мне приходилось отвечать не так часто, но каждый раз противно. Было ощущение, что меня похитила секта мужиков, которые до этого жили всю жизнь в каком-нибудь бункере и совсем рехнулись. А когда в поле зрения попала девушка, просто не знали, как с ней обращаться. Секта озабоченных мудаков импотентов, никак иначе это не назовёшь.

Я вобрала в лёгкие как можно больше воздуха и попыталась успокоиться, — пришлось приложить немалую силу, чтобы не послать их куда подальше, но понимала, эти люди настолько чокнуты, что спрашивают в открытую, мальчик я или девочка! Если меня и правду похитили (хотя, что значит правда? Меня и так похитили), то нет ничего хорошего в том, что я буду брыкаться и вырываться, по крайней мере, до тех пор, пока не пойму, что к чему. Лишь прерывистое дыхание девчушки, приглушённое звуками падающей воды, отдалённо вибрировало на закорках сознания.

— Бекка… Бекка Олдридж, — сквозь плотно стиснутые зубы прошипела я. Но, почувствовав, как мужчина заёрзал на месте и придвинулся ближе, стиснула руки в кулаки. — Если ещё что-нибудь спросишь, клянусь, разукрашу лицо, так что родня не опознает.

Кажется, сработало. Томно выдохнув, мужчина отодвинулся, а в следующую секунду меня рывком усадили и сорвали с глаз повязку. Головная боль, тихо сопящая и немного подёргивающаяся, взбунтовалась таким вот обращением, стала нервно и капризно стучать своими кулачками и давить на виски. Перед глазами начало всё расплываться, реальность медленно уплывала, и я вместе с ней. От неминуемого падения лицом вниз спасли сильные руки, которые заставили моё тело подчиниться и не рассыпаться множеством осколков.

— Бекка, как ты себя чувствуешь?

Да он издевается! Сначала ведёт непонятный допрос, затем резко толкает меня в мрачную реальность, а потом как ни в чём не бывало спрашивает о моём самочувствии. В этот момент мне реально захотелось блевануть на этого слащавого придурка, жаль, что уже нечем.

Но видимо, этот допрос с пристрастиями просто так бы не кончился, отступать он не собирался. Показывал, что тут главный он — альфа-самец под чью дудку пляшут все в сумасшедшем городе, но я не все… но могу использовать его правила в своих корыстных целях.

Как можно страдальчески и жалостливей скривила лицо и просипела:

— Просто прекрасно… Тело болит, словно меня пинали по полю, а головой играли в футбол. А ещё чувство, что вот блевану на тебя… а ещё хочется ужасно курить.

Врать особо-то и не пришлось: тело и вправду ломило, голова до сих пор гудела, хорошо, что хоровод размытых картинок почти прекратился, а то мой организм совсем с ума бы сошёл, и я бы точно прочистила желудок на этого мужлана.

Оставив меня, мужик направился куда-то вглубь. Когда сознание более-менее прояснилось, а картинка перед глазами перестала расплываться белыми пятнами, смогла осмотреть дыру, в которой жили эти люди. Это была самая что ни на есть пещера! Хоть она и выглядела обставленной: какие-то полки и стеллажи, даже диванчик, но стены пещеры были голыми, с потолка то и делали, что падали капли, образуя грязные лужицы. Мне и самой приходилось иногда ночевать под мостом, но… такой мерзости ещё не видела. Я невольно поёжилась, обняв себя за плечи.

— Вы что, и вправду тут живете? — голос эхом разнёсся по пещере и ударил по вискам, отчего я невольно схватилась за голову и уже чуть слышно добавила: — Какая жуть…

— Нет, конечно, — та самая девчушка запрыгнула на обтянутые старой тканью доски, на которых я собственно и лежала. Ей было не больше семи лет, но в глазах уже таился страх и ужас пережитого, как если бы она прожила уже не один десяток лет, — это перевалочный пункт. Здесь мы прячемся от дождя или…

— Пытаете незнакомцев? — более мягко закончила мысль.

Девчушка потупила взгляд, и мне стало её по-настоящему жаль. Что бы ни происходило в этом городе и с этими людьми, они выглядели запуганными зверями, которых загнали в самый мрачный угол. Или же они только притворялись жертвами? Что здесь, мать вашу, творится?!

— Ты была в городе, сама всё видела…

Я даже не поняла, что сказала последнюю фразу вслух. Поток моих мыслей иной раз смывает все границы, что начинаю бубнить себе под нос, это, естественно, ещё больше подтверждает догадки людей о моём психическом состоянии. Но, может, я и ненормальная, зато не пытаюсь это скрывать.

— Ты же видела?

Тоненький голосок девчушки выдернул меня из моих мыслей. Несколько раз моргнув, поняла, что все это время тупо таращилась на мужика, который всем своим видом давал понять, что он это серьезно. Дёрнув головой, я устремила взгляд на тяжело развивающийся по ветру полиэтилен, который служил в качестве занавесок при входе в пещеру.

— И что же я, по-вашему, видела? — прошипела я, сжимая кулаки. Я уже привыкла слышать от окружающих, что я сумасшедшая бродяжка, но внушать мне… здесь и сейчас — просто верх идиотизма! Мне всеми силами хотелось заехать пару раз по этому самодовольному лицу, высказать всё, что я думаю о них… как вижу их я — агрессивные социопаты с явными признаками шизофрении, которые закопали сами себя в глубочайшую яму.

— Их… — девчушка на выдохе хрипловато сказала и слегка дёрнулась, когда я спрыгнула со своей «кровати». Но поняв, что я в очередной раз вляпалась в говно, злобно матюгнулась, смотря на свои босые ноги и запачканные колготки.

— Джо, оставь нас, — откинув маленькое полотенце в сторону, обратился мужик к девчушке, и та, слегка кивнув, выпорхнула их пещеры.

Я, чуть сощурившись, следила за мужиком, который так же не сводил с меня взгляд. Наша неприязнь друг к другу росла в геометрической прогрессии с каждой проведённой вместе секундой. Чувство, что моя новая жизнь началась как-то погано, всё сильнее давило на меня. Ни тебе счастливых совершеннолетних будней, ни тебе чувства, что наконец окончательно стала самостоятельной и независимой… всё так же, как и прежде — ощущала себя разбитой, выкинутой в кучу дерьма и… ничего не помня!

— Что стряслось? — как-то мягко спросил мужчина, протягивая мне туфли на маленьком каблуке, видимо, в них я и очнулась на станции.

Станция… единственное, что осталось в памяти, так это боль и звук, с которым расползались поленья, но как я попала туда, или что было со мной сутки назад — словно все воспоминания стёрли, оставив белый лист бумаги.

Мужик тяжело выдохнул и уселся на «кровать». Он не давил на меня, не пытался вытянуть из меня информацию, просто ждал, что я сама поделюсь с ним всем, чем захочу. И, что самое ужасное, я хотела рассказать, ведь больше некому.

— Я ничего не помню… — прошептала я, усаживаясь рядом.

— Мы все ничего не помним… как очутились здесь, что было с нами до, что после.

— Значит, вас много? — попыталась вывести мужика на откровенный разговор и побольше узнать об этом месте.

— Нет… многие погибли — и ещё многие погибнут. Это ад для всех живых, кто не сошёл с ума или… не трансформировался…

— Что значит «трансформировался»? — с ужасом поглядела на мужика, у которого на лице повисла тень боли и страха. С сумасшедшими всё понятно, стоило лишь только посмотреть, где они живут, но это…

— Раз в два года они пополняют свои ряды, привозят новых жертв на замену старым, потрепанным и ненужным… — Я сидела и слушала, казалось, бред сумасшедшего, но перебить его не имела права: каждый прошёл свой ад, и этот был его. — Три дня назад они привезли новых, и три дня назад мы вышли на охоту. Спасли не так уж и много: кого-то успели до трансформации, кого-то миновала учесть стать изменённым, и они сами нашли нас… но с каждым разом их становится всё меньше и меньше, а… кукол больше.

Тут у меня не то чтобы холодок пробежался по спине, а словно меня облили ледяной водой и заставили бегать по снегу в тридцатиградусный мороз. Неприятный комок с привкусом желчи с новыми силами подкатил к горлу, и мне еле удалось удержать его и не пустить на свободу. Только сейчас мои страшные опасения, ссылаемые на больное воображение, подтвердились, и меня передёрнуло. Мне хотелось биться в истерике, кричать, рвать волосы, но только бы это оказалось лишь обычным страшным сном.

— Ты хочешь сказать… те… куклы — это люди?.. — пыталась сформулировать мысль при этом не материться через слово, потому что именно так я могла показать насколько мне, чёрт возьми, страшно.

— Куклы… марионетки… называй их как хочешь, ничего не изменится. Они до сих пор являются людьми, но чем дольше пребывают в своём состоянии, тем быстрее теряется та человечность в них. Проходит время, и они навечно становятся заложниками своих пороков…

— Значит, тот чувак, что в автомате, он…

— Пока ещё человек, но прошёл трансформацию. Его предшественник стоял восемь лет, пока не рассыпался: ему понадобилось пять месяцев, чтобы окончательно стать тупой куклой, что говорит тупые предсказания! — злобно выплюнул мужчина, явно сдерживая поток бранной лексики.

Меня передёрнуло от всего этого. Глубоко вдохнув, закрыла глаза, пытаясь собрать всю картинку вместе, и начала рассуждать: я не помню, что было… три дня назад, судя по его рассказу, — где я шлялась? Очнулась бог пойми где, в стрёмном платье, как какая-то танцовщица бурлеск-шоу. Наркотики? — я давно завязала с ними и не стала бы принимать, как бы плохо ни было… Если только заставили… Внушение? Гипноз?

— Мы об этом тоже думали, но никаких доказательств.

Кажется, я опять сказала это вслух.

— Бля… Либо я ненормальная, в чём уже начинаю подозревать, либо… это просто очень дурной сон…

— Ты все ещё не понимаешь?! — крикнул мужик, спрыгивая с «кровати». — Все это — настоящее. Город кишит куклами, они так и ждут, чтобы поймать кого-нибудь и изменить!

— Но зачем? В чём смысл? Тупо разгуливать по городу? Или показывать нелепые представления самим себе? А эти… куклы, статуи, что расположены на улице города — зачем они? Люди не приедут сюда, чтобы посмотреть на фрик-шоу, да и они сами не будут разъезжать и устраивать тур по всему миру! Все это и кажется нереальным, потому что не имеет смысла!

Атмосфера накалялась. Мой злобный червячок начинал нервничать. Я была загнана в ловушку, не знала, чему верить, а чего бояться. Мой разум затуманился, внутреннее чутье говорило мне делать ноги, пока меня окончательно не убедили в том, что это всё правда. Этого просто не может быть… как бы я ненавидела свою жизнь, то, что делала раньше, но… здесь. Какие-то твари похищают людей, промывают им мозги, внушают, что город полон живых кукол, статуй и прочей фигни. А эти люди — есть результат этих экспериментов. А кто тогда я?

— Смысл в том, чтобы нас уничтожить! Но мы должны прекратить это всё. Они должны заплатить за всё, что совершили…

— Нельзя просто спалить это место к чертовой матери… знаешь, куклы горят.

— Только не эти… пошли, здесь не место.

— Не-а, не пойду. Не заставишь! — крикнула я, сжимая кулаки. Дать отпор всё равно не смогу, но показать, что я не такая доверчивая, уж точно. Даже если придётся сопротивляться, буду биться до потери пульса.

— Если хочешь сдохнуть — валяй! Мне это все уже осточертело! Крутая, независимая… вот только если тебя они поймают, у них прибавится. Думаешь, нам за радость каждый раз отлавливать тех, кого мы когда-то знали, или же новых людей, которые совершенно без понятия, что с ними творится! Они только и ждут, когда мы от безнадёги сами к ним припрёмся. Они же не нападают, а только выжидают, когда окончательно сломаемся!

Вот такой мужик мне нравится больше: злой, с диким оскалом, знающих, чего он хочет, и показывающих, что этого добьётся. А то «мы все умрём, они нас поймают»… тьфу… Вот он огонь! Вот она жажда жить!

— Так бы сразу и сказал! — соскочив с досок, хлопнула мужика по плечу. — А то развёл нюни…

— Издеваешься?! — резко схватил меня за руку и развернул на месте, так что я забуксовала в грязи и чуть не потеряла равновесие.

— Ни капли… — тоном ниже прошипела я. — Ты не знаешь меня, я не знаю тебя. Но в те времена, когда я была в завязке, денег от пособия еле хватало, чтобы не сдохнуть в канаве, а очередной мужлан предлагал кучу бабок за то, чтобы я вертелась на его шесте — просто посылала всех на хер… Если все идёт через жопу, значит, это твоя вина. Если тобой пользуются, значит, ты так себя ведёшь. Хочешь что-то изменить — начни с себя. Оказался в заднице, так возьми свою злость под контроль и используй её, чтобы открутить бошки этим тварям. Ты меня понял?!

Несколькими секундами спустя, он все же ответил:

— Определённо… — в голосе проявились холодные нотки, что я начала подумывать, а не перегнула ли палку. Но в любом случае встряска ему не помешает, тем более, если творившееся все здесь — правда.

Больше мы не разговаривали. Он молча вышел на улицу, чуть не сорвав кусок полиэтилена, и что-то крикнул какому-то парню. Оставаться здесь, в пещере, совершенно одной мне не хотелось. Тем более чувства возвращались: мне было холодно то ли от сырой пещеры, то ли просто от всей этой чертовщины меня бросало в дрожь, хотелось есть, если ему верить, я и вправду три дня шлялась по городу, а ещё нещадно зудели руки. Хорошо, что перчатки этот умник не снял, а то помимо одних вопросов, добавились бы новые.

Собрав волю в кулак, я все же вышла на улицу и… офигела. Кровавый горизонт тянулся размытой полосой вдоль огромного озера и терялся за массивными скалами. Серые тучи тяжело давили на ровную гладь, не давая шанса солнечным лучам играть бликами. Голые покорёженные деревья, давно скинувшие листву, казались страшными корягами, разбитые дорожки с выкорчеванной каменной кладкой, в дырах которых виднелась пожухлая трава. Если и есть ад, то это он. Это место пугало не только наличием различных тварей, но и сама обстановка могла вогнать кого угодно в такую депрессию, что не удивлюсь, если кто-то решится скинуться с обрыва, потревожив молчаливое озеро.

Все же, подняв свою челюсть, я пару раз моргнула и огляделась по сторонам: мужик отвёл каких-то парней чуть в сторону и что-то на пальцах объяснял, но те его как-то не особо слушали, а все время косо поглядывали на меня. Могу поклясться, что это они держали меня, пока мужик вёл допрос… жуть какая.

— Вот… держи, согреешься, — пропищал голосок девчушки, и я слегка вздрогнула от неожиданности. В её глазах цвета карамели горел некий огонёк… Надежды? Предвкушения? Восхищения?

— Спасибо… Джо, я права? — взяла с чуть озябших рук какую-то потрепанную куртку и накинула на плечи, немного вздрогнув от распуганных мурашек.

— Джорджина, если точнее, но все зовут Джо, — пожала та плечами.

Я кивнула. У меня в голове давно вертелся вопрос, как такая малышка оказалась здесь. Если плыть по течению того бреда, то её тоже похитили и привезли сюда, каким-то чудом избежала трансформации и присоединилась к числу ненормальных. Мда… как же все запутанно…

— Джо, нам пора! — какой-то паренёк присвистнул и поманил рукой девчушку.

— Пошли, здесь совсем недалеко.

Маленькой птичкой она упорхнула, оставив меня ёжиться от холода. Прохладный ветер одновременно проветривал голову, не давая окончательно сойти с ума от всего этого. Хоть мысли до сих пор путались и никак не хотели выстраиваться в общую картинку, я же решила пока плыть по течению, так сказать, дать этим людям шанс объясниться, показать их мир, в котором живут. Ведь только исходя из этого, я смогу решить, что делать дальше.

Развернувшись на каблуках и запахнув куртку, направилась вверх по тропинке, где меня ждал мужик.

— Кстати, как тебя звать-то, клоун?

Шутка была неудачной, даже очень. Поняв это, я смогла только ойкнуть и пожать плечами, — своих клоунов, видимо, в городе хватает. Но мужик принял мой выпад более спокойно, даже ничего не прыснул в ответ, хотя кулаки сжал. Смог бы он ударить девушку? — проверять как-то не хотелось.

— Макс Норвуд, — смог только ответить.

— Хорошо, Макс. Допустим, я тебе верю, немножко.

— Допустим? И немножко? — остановившись, скривился мужчина, так что стала заметна сеточка морщин под глазами и более чётко выделилась межбровная складка.

— Сам посуди, я очнулась хер знает где, три дня где-то шлялась, что-то делала, так? Скорее всего, наркотики, так вы думаете… — Макс, чуть помедлив, кивнул, а я продолжила: — Но я знаю, как чувствует себя человек после наркоты. Особенно в завязке. Так что это не наркотики.

— Гипноз?

Я пожала плечами.

— С таким не сталкивалась, даже несмотря на свой богатый опыт… — Я огляделась по сторонам: дорога вела всё выше и выше, так что мы оказались на одной из сопок, с которой открывался потрясающий вид на кровавый горизонт. Озеро, как я и думала, простиралось далеко, но из-за повисшего тумана разглядеть, где оно кончается, было довольно сложно. В хорошую погоду можно было бы посидеть на берегу, покидать камушки, побыть наедине с природой, тем более такой, как и я, тёмной и порочной. Но мои мысли снова взяли верх, и я, провалившись в одну из ямок, распласталась на грязной тропинке.

— Каковы ещё будут доводы…

Схватив под мышки, мужик резко поднял меня, так что в глазах опять заплясали тёмные круги, а голова закружилась. Но, чуть успокоившись, всё пришло в норму. Даже колготки не порвала…

— Сама ситуация в целом, — продолжила я, отряхивая коленки. — После пробуждения, первое, что увидела, так это станцию, а первое, что пришло на ум — я нахожусь в каком-то фильме ужасов. Потом покинутый и разбитый город, голые деревья, автомат… статуя… я думала, что сошла с ума… Знаешь, сколько раз мне говорили, что я ненормальная? Каждый день, всю мою жизнь. Люди видели во мне демона, я в них — ничтожеств. Вот только я была права — они нет. Но попав сюда, задумалась, а может, они были правы? Я действительно сумасшедшая?

Мужчина что-то хотел сказать, даже поднял руку, готовый произнести пламенную речь, но я продолжила тираду:

— А потом кто-то снова меня похищает возле театра, или что это было, просыпаюсь в пещере, и появляешься ты! — вскинула руки и крикнула так, что впереди идущие парни обернулись. Но короткий жест Макса заставил их продолжить путь. — Говоришь про кукол, трансформацию… Кстати, что за фигня с вопросом про половую принадлежность?

Мужчина явно не ожидал такого выпада с моей стороны, да что там… я не ожидала. Если раньше старалась держаться ото всех подальше, не привлекать внимания, то сейчас сама ищу разговора, пытаюсь выудить всё, что можно. Причём действуя всё так же необдуманно и агрессивно. Что за фигня творится? — словно кусок меня оторвали, забрали мою изюминку…

— Куклы не имеют половой ориентации.

— Но как же? — искренне удивилась я такому заявлению. — У них же есть, ну… — показала на свою грудь, — и… — хотела показать на Максе отличительную «черту» мужиков, но остановилась. — В общем, что отличает мальчика от девочки, понял?

— Они выглядят с этим… всем, — жестом рук нарисовав в воздухе «пропорции» девушек, — но ими не являются. — Вздохнув, он пояснил: — Они выглядят как мужчины и женщины, они остаются внешне теми, кем и были, но напрочь стираются границы понимания… Но у кукол нет пола! Они сделаны из дерева, фарфора, пластика, у них есть красивое тело, милое личико, но они бесполые!

— Погоди, — пыталась я сообразить, бред бредом, да и объяснить толком не может… — То есть, будучи мужчиной и женщиной, они таковыми остаются после трансформации, но только внешне, со всеми вытекающими «признаками», — показала пальцами воздушные кавычки, — но, так как теряют свою человечность, становясь куклами, они больше не понимают, мужчиной были или женщиной, так?

— Да, так… — как-то скомкано ответил он.

Я продолжала:

— А этот вопрос, до безумия ненормальный, действует? Своеобразный детектор лжи, что ли?

— Они начинают петлять, сбиваются, мысли путаются. Первые часы дезориентированы, не могут понять, что происходит, где они. Это самое лучшее время, чтобы определить, трансформировались они или нет.

— А если не получается сразу найти?

— Обычно они всегда в одном месте, как какое-то стадо, которое ждёт своего пастуха.

— А как же те, кто это все делает? — даже как-то странно, что эти твари не сторожат свои новенькие «обновки», вон же, Робин Гуд есть… а тогда почему сразу их не уничтожить? Или они неубиваемы простым способом? Надо особенным колом в самое сердце всадить? Облить специальным раствором и поджечь?

Макс хохотнул. А затем рассмеялся во весь голос. Этот придурок ещё и издевается, я тут рассуждаю на очень щепетильные темы, а он заливается! Надо держать всё в себе, а то мои бормотания до добра не доведут… до гроба, скорее всего, или ещё хуже…

— Мы как-то пытались убить их сразу. Всё безрезультатно. Облили бензином, подожгли. Они как стояли стадом, так и остались. Даже не шелохнулись. Когда огонь потух, мы не нашли ни пепла, ни кукол, зато спалили город… А на следующий день их видели уже расставленными на своих местах, правда, немного обугленных и со спалёнными волосами. А спустя какое-то время, они приняли прежний облик. И никакое доступное оружие их не берёт, ни керосин — ничего. А те, кто это всё делает… если их встретишь, то назад уже не вернёшься. Если есть один, то есть и другие — поодиночке они не ходят. Но, что самое странное, не нападают на нас, иногда забредают одинокие куклы, не более.

— Почему?

— Не знаю, — пожал тот плечами и покачал головой, — но если этот день настанет, то нам…

— Макс!

Мы синхронно повернули голову. Долго не могла сообразить, что вообще происходит. Макс с неимоверной скоростью сорвался с места и рванул вперёд, так что очередной камень с дорожки чуть не выкорчевал. Небольшой холмик скрывал весь обзор, но отчётлива была видна худенькая фигурка Джо, которая постепенно отступала. Были слышны крики, возгласы ребят и как надрывно хнычет девчушка.

Забуксовав на месте, я поспешила в самую гущу событий. Принимать участия не было особого желания, но интереса от этого не поубавилось. Взобравшись на холмик, передо мной возникла такая картина: по правую сторону от нас, разбредшись, тихо, не спеша, напирали тёмные фигуры. Из-за повисшего тумана сложно было их разглядеть, но ясно одно — настроены крайне недоброжелательно. Макс метался из стороны в сторону, пытался собрать разбежавшихся парней, при этом кидал первый попавшийся мусор и камни в напирающие тени.

Джо, заметив меня, подбежала и прижалась так сильно, что я забыла, как дышать. Она рыдала так сильно, что до меня дошло — это именно тот самый страшный кошмар, чего они так сильно боятся. Глядя на сильную часть небольшой группы, поняла, что Макс единственный, кто знает, как вести себя в таких ситуациях. Но ему не хвало лидерских качеств… парней вроде как собрал в кучку, даже пытались отбиться от недоброжелателей подручными средствами, но сама понимала, что нам от них просто так не отделаться.

— Так, малыш, иди сюда, — кое-как отлепив от себя девчушку, схватила на руки. Несмотря на то что она такая худенькая, я чуть не сложилась пополам. — Держись крепко, полетим вместе.

Мои слова она поняла буквально, схватив меня за шею, я лишилась возможности смотреть вперёд и спокойно дышать. Но кое-как сместив её тоненькое тельце чуть в сторону, я начала двигаться с наигранной грацией, чтобы не дай бог не поскользнуться на камнях и не упасть мордой вниз, а то в первую очередь пострадает девчушка. Но не успела сделать и пары шагов, как кто-то схватил меня за руку и потянул в сторону. Хватка была такой сильной, что я вскрикнула от накатившей боли: позабытые раны на руке начали с новой силой зудеть, что захотелось их ужасно почесать.

Я пыталась тормозить ногами и хоть как-то отцепиться от преследователя. Джо ещё сильнее начала реветь и сдавливать шею, и складывалось впечатление, что все — допрыгалась. Я думала, если сама окажусь в лапах тварей — то это одно, но со мной была до усеру запуганная девчушка, которую не хотелось отдавать в лапы монстрам.

Эта тварь подошла со спины, и её, естественно, никто не заметил в тумане. Макс, до этого пытавшийся хоть как-то задержать тварей, поздно приметил, что нас тянут в самую гущу. Но и сами монстры казались странными: не было слаженности в их действиях, они передвигались как зомби, правда, не кричали хором «мозги!», да и нападали, если мягко сказать, по-тупому. С их силами можно было ударить один раз по голове — жертва в отключке, а они довольные тащат добычу.

Все мои жалкие попытки отвязаться сводились к матам, гневным крикам и нервным пинкам в держащую меня тварь. И её это, видимо, разозлило… Резко развернувшись, предо мной предстало перекоробленное в диком крике наполовину потресканное серое лицо с шероховатыми коростами. Другая часть была обычной: светлой, с родимыми пятнами и россыпью веснушек. Зрачки расширены до того, что цвет радужки определить весьма затруднительно, а в уголках глаза полопанные капилляры выстраивались в плотную сеточку. Меня настолько это впечатлило и поразило, что я впала в ступор и, кажется, перестала дышать. Звуки, крики ушли на второй план, и только сердце давило и не позволяло впасть в беспамятство.

Далее, всё происходило как в замедленной съёмке. Ревевшая до этого Джо ловким и быстрым движением ткнула пальцами в глаза твари. Та, пронзительно взревев, отцепила свою кисть и попятилась назад, закрывая лицо и корчась… Чувствуют ли они боль? — да чёрт их знает! Следом — удар, что сбил с ног тварь, и она кубарем покатилась по холму, жаль, по пути никого не сбила. Но наши действия вызвали некий диссонанс: если до этого они, кто как, но настойчиво напирали на нас, то потом стали тупо наблюдать за катившейся тварью, при этом что-то бубнили под нос, а затем начали переглядываться. Это и дало нам небольшой, но всё же шанс. Какой-то паренёк выхватил из моих рук девчушку, так что я и слова не успела вставить, а потом Макс, который героически сбил нашего обидчика, схватил за ту же самую руку и потащил в сторону. Пульсирующая боль вывела меня из состояния некого транса, по крайней мере, ногами я начала передвигать быстрее, а чувство, что вот-вот взорвусь, накатило ещё сильнее.

В голове творился полнейший хаос. Какого... я только что видела?! Что это было вообще такое?

Мы бежали вверх по холму, и я только и ждала, когда наконец остановимся. Сердце нещадно сдавливало, дышать становилось всё труднее, а на глаза медленно наворачивались слезы. Хотелось в истерике биться, как тупая малолетка, которой сказали, что она некрасивая. Хотелось крушить всё вокруг, избить костяшки в кровь, но только чтобы прошло это дикое чувство, — чувство, что я беспомощна.

Совсем не далеко, говорили они. Такое чувство, что бежали битый час. В этих сраных туфлях совершенно неудобно не то что бегать, ходить нормально невозможно… Не то что кеды, — мои любимые кеды, я столько копила, отказывала себе почти во всём, чтобы вот так какая-то тварь их отобрала! Ещё сильнее захотелось биться в истерике… «Вашу мать, это когда-нибудь кончится?!».

— Мы… на месте…

Макс отпустил мою истерзанную руку, и я, сделав ещё два шага, рухнула на колени, опустив голову. Сдержать слезы я уже не могла, благо не хныкала как малолетка. Просто пустила слезу, дала волю чувствам.

— Ты как, нормально? — опустился на колено мужик, пытаясь заглянуть в глаза.

— Спроси об этом чуточку позже, — сдавлено ответила, пытаясь заглушить боль и остановить слезы.

— Хорошо. — Он встал и отошёл к своим парням. — Две минуты, и пойдём дальше. Если они нас догонят и решат атаковать, их встретят.

Упоминание тех тварей быстро встряхнуло меня. Сопли заглушили ярость и злоба, если ещё час назад готова была рассмеяться в лицо каждому и сказать, что они бредят, то это… Даже если мне промыли мозги и внушили всю эту хрень, то я не стану прятаться, а буду противостоять всему. Не дам городу окончательно меня убить. Пусть вселяет этот ужас и страх в наши сердца, но я буду с ним бороться, не дам ему сожрать меня, — ведь страх такое дело… и скопытиться можно.

Вобрав побольше воздуха в лёгкие, я стёрла мокрые дорожки и подняла голову. Картина предстала… не самая красочная. Хотя как ещё посмотреть. Полянка, к которой мы собственно и вышли, была ужасно мрачная: пожухлая трава серовато-зелёного оттенка, голые деревья, больше напоминающие какие-то щупальца, но самое интересное — на них весели тела. Поближе приглядевшись, поняла, это самые настоящие куклы, сделанные из поленьев и разодетые в платья и костюмы. Но их лица… они были искажены, словно те умирали в самых страшных муках. На меня опять накатило странное чувство, встать и потрогать их, удостовериться, что это всё не сон.

Пока Макс успокаивал девчушку, а парни, присев в кружок, о чем-то толковали, я встала и направилась к куклам. Состояние моё было хуже некуда, но от любопытства не убежать, — они же подвешены, вроде как безопасно, да и признаков жизни не подавали… хотя какая жизнь вообще?! Но подавила в себе желание подойти намного ближе чем хочется и сперва осмотрела их. Они отличались от той, что схватила меня. Скорее всего, финальная стадия превращения из человека в куклу свершилась. Женщина и двое мужчин, судя по внешности, казались уродливыми пародиями на Пиноккио, только вот деревянный мальчик стал живой куклой из полена, а эти твари — поленом из живых людей. Своеобразный шаг назад в эволюции человека… Боже, Дарвин в гробу перевернётся от такой теории.

Сделав ещё шаг, я протянула руку. Хотелось пощупать их, каковы они: твёрдые или всё же мягкие? Это плоть такая у них, или они реально в полено превращаются? А какие внутри? Пытался кто-нибудь «разобрать» их? Из-за своих диких мыслей я не соображала, что творю. Кукла дёрнулась и попыталась схватить меня, но вовремя подоспевший Макс оттащил меня назад, и деревянная рука только скользнула по моей щеке и поймала воздух. Пальцы хрустнули и рассыпались мелкой крошкой, но это не остановило её. Раскачиваясь и брыкаясь, она потревожила остальных обитателей, но в отличие от неё, они были более спокойными — слегка покачивались и дёргались в некой судороге. А спустя какое-то время, она и вовсе рассыпалась.

— Это должно было рано или поздно случиться, — спокойно произнёс мужик, освобождая меня.

Я-то думала, меня сейчас начнут отчитывать, как ребёнка за проступок, орать, какая я плохая, и от меня больше бед, чем пользы. Поправив куртку, я коснулась щеки. Ран не было, но место, где прошли пальцы куклы, ужасно жгло, словно что-то ледяное приложили. Потёрла щёку, пытаясь разогнать кровь, и посмотрела на серую кучку в ворохе одежды… Буквально рассыпалась, а я не думала, что так вообще возможно… жуть.

Повернувшись к Максу, посмотрела очень проницательно, пытаясь понять, что у него на уме, но он только пристально наблюдал за остальными мирно покачивающимися тварями.

— И что? Даже не будешь орать… Я-то уже настроилась, — косо посмотрела на мужика, который сильно нахмурился. Кажется, сейчас вся ярость польётся на меня. Мне оставалось только сжаться внутренне, потому что понимала — это оправдано.

— Нет, не буду, — чуть улыбнувшись, посмотрел на меня. От этого я больше оторопела, и, судя по его довольной улыбке, у меня лицо ещё то было: скривилась так, как будто съела килограмм лимона с солью и запила это всё литром текилы. Меня? Та, что высмеивала его?! Та, что не верила?! И та, что лезет, куда не следует, и трогает то, что нельзя?! Но он, чтобы хоть как-то привести меня в чувства, сказал: — Когда мне впервые предстала возможность потрогать… их, — указал пальцем на одного из болтающихся мужиков, — то в отличие от тебя, меня никто не стал оттаскивать: кукла брыкнулась и схватила за горло. Сил хватило, чтобы приподнять меня. Я думал, что всё, так и останусь висеть с ней, но она рассыпалась. На мой вопрос, что вы бы так и не помогли, мне ответили: «Ей оставалось немного, мы знали, что она рассыплется. Но не знали наверняка когда». А потом добавили: «Это был тебе урок, никогда не оставайся один на один с куклой».

— Ага, типа сейчас тоже был своеобразный урок? — съязвила я, хитро щурясь на мужика.

— Нет, не был… хотя хотел, — он растянулся в самодовольной улыбке, но потом поник. — Ты спасала Джо, этого хватило, чтобы поменять мнение о тебе.

Ага, прям мать Тереза во плоти…

— Никогда не могла смотреть спокойно, как плачут дети. Даже если их отчитывают родители. Всегда дам в морду их обидчикам...

Я склонила голову, пряча глаза. Воспоминания моей нелёгкой жизни всегда всплывали в самых разных местах и по разным причинам. Но видеть плачущую навзрыд девчушку… мне стало до того страшно за неё, словно я её знаю всю жизнь… словно она — это маленькая я. Мне хотелось спасти, уберечь… её… или же себя?

Макс ничего не сказал. Просто качнул головой и поджал губы.

— Она рассыпалась? — пискляво спросила девчушка, потирая глаза. Видимо, всё произошедшее настолько выкачало у неё силы, что она вот-вот да упадёт и забудется в тяжёлом сне.

— Да, малыш, — пыталась говорить мягко и даже улыбнулась. — Видишь, настолько сильно она меня испугалась, что не смогла сдержаться. Да что там! Вон как её распёрло. Могу поспорить, они тоже боятся, поэтому и не возникают.

— Ты смешная, — улыбнулась Джо и дёрнула за рукав Макса. — Мы же отведём её к нам?

Макс сел на корточки и убрал выбившуюся прядь светлых волос за ухо.

— Конечно, теперь она одна из нас, — и как-то лукаво улыбнулся. Мол, как бы говоря, ты с нами в одной узде, хочешь не хочешь, а будешь.

Я лишь печально закатила глаза. Работать в команде, причём в городе, где ходят люди-поленья, пытающиеся тебя поймать и обратить в свой легион, а относительно нормальные прячутся хрен пойми где и развешивают, подобно чучелам, живых кукол. Да это просто место моей мечты! Бекка, добро пожаловать в Хайдвиль — в город, где сумасшествие правит балом!

Джо вырубилась мгновенно, как только оказалась на руках у Макса. Ещё бы… после пережитого и мне хотелось свернуться где-нибудь калачиком и засопеть… но сначала поесть. По словам Питера — одного из парней — лагерь недалеко. Кажется, то же самое я уже где-то слышала, потому не стала придавать этому значения. Но стоило нам пересечь поляну, как оттуда открылся вид не менее пугающий. Вниз с небольшого холма вела каменная дорожка, довольно избитая, и уходила она к обрыву, что соединялся с противоположной стороной верёвочным мостом. Верёвочный мост! Да где сейчас такое увидишь?! И уходил он в туман… красивое, но ужасающее зрелище. Даже наличие висящих кукол на деревьях не так сильно впечатлило. Печально вздохнув, посмотрела чуть левее и увидела странную… штуку. Как позже объяснил Питер, самый молодой и общительный, эта фигня позволяет переправлять с одной стороны на другую необходимый груз, материалы для строительства или же еду. На мой вопрос, почему нельзя сделать мост более современный и устойчивый, он ответил, что это небезопасно. В случае атаки верёвки можно перерубить, и тогда куклы не смогут пройти. А больше дороги к ним нет, если не считать озера, через которое эти твари боятся переправляться. Так-то логично, но они сами окажутся отрезанными от города, а озером много не привезёшь. Да и куклы ещё те тупые создания, не понимают, что можно просто переплыть озеро на лодке… Но лучше пусть и не знают.

Чем ближе мы подходили, тем сильнее страх накатывал на меня. Идти по такому хлипкому мосту ой как не хотелось, но оставаться одной… здесь. «Расставляй приоритеты», — говорило подсознание, а я, внимая, тяжело вздыхала. Жить-то хотелось…

Какой-то чувак, Стив, кажется, пошёл первый. Коленки начали трястись, когда, и не пройдя половины пути, его фигура растворилась в тумане. Но спустя какое-то время, он крикнул, что всё нормально, и можно идти. Сердце медленно сползло вниз, но когда на мост ступил Макс, стало по-настоящему дурно. Удрать и избежать проверки на выносливость мне не удалось, Питер приказал следующей идти мне, при этом слегка подтолкнув в спину. Кажется, парни поняли, что я тупо ссу, и когда один из них, здоровая такая дубина, стал смеяться, захотелось заехать пару раз по морде. Трое против одной — не вывезу, тем более в таком состоянии. Поэтому пришлось пересилить себя, собраться и… пройти по хлипкому мосту, откуда падать слишком высоко и слишком больно. Только мысли о том, что когда этот умник пересечёт мост, будет немного растерян, и я двину по шарам, чтобы больше не скалился, грели мою душеньку.

Схватившись за верёвку двумя руками, ступила на мост. Закрыв глаза, сделала пару шагов. По началу всё казалось нормальным: доски не трещали, верёвки не рвались, да и мужики в весе побольше меня, и я решила двигаться далее, словно это обычная тропинка с пробивающейся через неё зеленью. Но чем дальше я шла, тем сильнее раскачивалась эта хрень. Сердце стучало, словно вот-вот выпрыгнет, а ноги тряслись так, что, казалось, вот-вот да упаду с моста. Ещё этот туман…

Хотела настроить себя на позитив, но не получалось, каждый раз что-то да всплывало и рушило все мои иллюзии. Поэтому, прибавив шаг, поспешила побыстрее пересечь эту хлипкую дорожку смертников. В конце пути меня ждал Стив, а когда качнула ему головой, что всё пучком, он уже крикнул ребятам.

Место, куда меня так долго вела эта компашка, оказалось огромным. За массивным деревянным забором выглядывали крыши небольших домиков, а возле ворот стояли мужики с серьёзными лицами и с какими-то дубинками. Оттуда доносились восторженные крики и смех, но тут же всё стихало под покровом повисшей ночи. Я стояла с открытым ртом и думала, сколько же здесь живут люди, раз смогли столько отгрохать. И никто за всё время не пытался убежать, уплыть из этого места?

Мысли прервал мерзкий шепоток у меня за спиной. Развернувшись на каблуках, я стиснула руку в кулак и хотела было ударить парня прямо в челюсть, но остановилась, грозно смотря на него.

— Ещё раз рассмеёшься мне в лицо, я познакомлю тебя с моими кулаками, усёк, придурок?

— Слышь, малявка, на кого голос подняла? — этот осёл сделал шаг мне навстречу, так что нас отделала всего пара сантиметров, и каждый был на грани срыва.

— Успокойтесь, вы, оба! — крикнул Питер, разделяя нас.

Мне было всё равно. Я всего лишь хотела, чтобы этот придурок понял, что я не абы какая курица, а вполне могу за себя постоять и в случае чего двину не задумываясь. А вот этот осёл явно хотел выяснить отношения на кулаках. Но прежде чем он успел что-либо сделать, Питер и ещё один парень, кажется, Томас, вместе набросились и вцепились в него, не давая тому махать руками.

— Не провоцируй её, Билл. Она здесь так же, как и ты. Будешь возникать, отправлю в город нести караул, понял? — пригрозил Макс, а тот лишь дёрнул плечами и размял шею.

— А ты, — обратился ко мне, но уже более мягко.

— Знаю, — подняла руки в знак поражения. С кем с кем, а вот с этим мужиком не хотелось ссориться, все же от и придурков может спасти, и от кукол, — держать дистанцию, вести тихо, в конфликты не вступать. Всю жизнь так существовала и сейчас справлюсь.

— Вот и славно, — скорее себе, чем нам сказал мужик и двинулся вперёд.

Я завидовала молчаливой и сонной Джо, что так нежно и мило посапывала на плече. Хоть в барабан бей, ей всё равно — спала сладким сном младенца. Оставалось совсем немного, прежде чем мы переступили порог их скромного лагеря, как Питер и Томас поравнялись со мной. Самый говорливый предупредил меня, чтобы я не обращала внимания на косые взгляды и перешёптывания, на что я только пожала плечами. Каждый день приходилось слушать и не такое, так что их шепотки будут не больше чем назойливым жужжанием мух. Томасу, кажется, такого оказалось мало, и он решил пояснить, что выгляжу я странно для новоприбывшей, потому что одежда больше похожа на ту, которую «любят» носить куклы, в особенности те, что участвуют в представлениях. Сама была не рада таким обновкам, а упоминание удобных и комфортных кед заставило не только меня впасть в хандру. Томас горько вздохнул, судя по комплекции, он раньше спортсменом был, а вот Питер явно не понял сути происходящего.

За большими и массивными воротами нас встретили как-то не очень радостно. Не то чтобы я надеялась увидеть весёлые лица детей, или вешающихся на шею Макса девиц, но как-то более дружно, что ли. Мужики глядели на него с уважением, но никакого энтузиазма с их стороны не наблюдалось, — словно он крутой босс крупной компании, в которой подчинённые вроде как слушаются его, но в сауну и бары с собой не зовут. Отношения странные… В такой ситуации надо держаться дружненько, никогда не знаешь, в случае чего прикроет ли этот «брат» по несчастью спину, или же нет. Но это их дело — я не собираюсь лезть в их души.

Сам лагерь был похож, скорее всего, на маленькую деревушку: деревянные домики, кое-где побитые стекла заделаны полиэтиленом, небольшие немного покосившиеся сарайчики, даже собачьи будки, вот только самих лохматых созданий не было видно... и как вообще появились здесь…

Вопросов было до фига, да и обойти здесь всё хотелось вдоль и поперёк, посмотреть, как живут люди, чем дышат… что едят. Но над лагерем повисла глубокая ночь, все давно завалились спать в своих хижинах. Хотелось тоже где-нибудь кинуть свою тушку, желательно в тёплое и сухое место…

— Пит, у нас же седьмой дом свободен? — как-то неожиданно остановился Макс, что я чуть не врезалась в него. — А лучше, найди Джил.

Питер ничего не сказал, а только кивнул головой и умчался.

— Томас, можешь уложить Джо? — мужик повернулся, и я смогла разглядеть его: вид был мрачным, будто бы он потерял большую часть своих людей, и сейчас придётся отчитываться перед своей совестью. Хотя наверняка я не знала, всё возможно…

— Конечно, — отозвался тот и аккуратно, чтобы не разбудить девчушку, взял из рук Макса.

— А я тут постою… осмотрюсь, — перекатываясь с пятки на носок и заложив руки за спину, осведомилась я, как бы намекая, что все ещё здесь. — Красивенько тут…

— Тебя встретит Джил, она проведёт в свободный дом, даст необходимое… — как-то отстранённо вёл себя мужик и глядел по сторонам. Явно что-то неладное… или я просто надоела.

— Да всё пучком, — махнула рукой, — у тебя там дела и всё такое. Здесь-то уж точно не пропаду, — улыбнулась я как только могла мило, чтобы Макс поскорей свалил и при этом не чувствовал себя, ну не знаю, виноватым, что ли. Типа привёл сумасшедшую особу в свой дом, а сам свалить хочет, при этом не рассказав, что и как. Да по-любому ещё и сыкотно: что может сделать эта особа с его людьми… или же его люди с ней?

Осталась я одна возле… какого-то милого домика. Макс ушёл, Стив и Билл покинули нас, как только ступили за порог лагеря. Тишина разбавлялась трелью кузнечиков или же лягушек, туман вроде как нависал над лагерем, но постепенно растворялся, оставляя после себя влажность. Невольно поёжилась: столько всего произошло, чего только не повидала, аж жуть. Люди кажутся спокойными, то ли потому, что они привыкли, то ли просто смирились с этой участью, и от этого ещё сильнее становилось как-то не по себе.

Не успела я окончательно погрузиться в свои мысли, как меня окликнул Питер и передал в руки милой женщины, на вид примерно за сорок пять. Джил оказалась ну очень доброжелательной: сказала, что такую худенькую меня откормит, так что в платье не влезу, причёску сделает, что никто не узнает, румян добавит… короче, божий одуванчик, а не женщина. Но я только скрестила ручки в замочек, мило улыбнулась и сказала, что мне б только пожрать и поспать. В следующую секунду меня схватили за локоть и потащили в маленький домик. Когда увидела небольшой стол, на котором стояло несколько блюд, прям чуть не растеклась по полу. Тяжёлый комок в животе с гулким и протяжным рыком куда-то укатился, а слюнки только и успевала сглатывать. Но пришлось сдерживать себя — было бы как-то некрасиво сразу же набрасываться на еду.

Подождала немного, пока Джил хлопотала возле стола — что-то поставила, что-то убрала, а потом снова вернула на своё место. Пропеллер в одном месте… точно. Бегала как заводная. Чем-то напоминала одну милую старушку, что жила рядом с приютом. Правда, мне никогда не удавалось с ней пообщаться, да и не хотелось особо — совершенно иные заботы были, — а вот другие карапузы с радостью проводили с ней время.

После того как всё было готово, она позвала меня за стол. Вроде ничего не изменилось: все те же блюда, только по-другому расставлены, но исходивший от них пар говорил, что ужин остыл, надо было разогреть. Ага, понятно. То есть я тут вовремя оказалась: мальчики ищут новобранцев, приводят в лагерь, а затем добрая Джил показывает какие они гостеприимные. А затем в поле… На вольные хлеба при всём желании не свалишь, а захочешь жить — научишься и дубинку держать, и харчи варить.

Но за стол сразу не пустили… Зачем тогда звать? А оказалось — ручки-то надо бы помыть! Ванная комната, если можно так назвать, до ужаса… деревенская. Но мы люди не гордые: можем и не только из тазика помыться, а даже под водостоком, а про туалет и вовсе молчу. Приведя себя в порядок, я немой рыбкой плюхнулась за стол. Женщина милая и добрая, впустила в свой дом, когда вокруг творится бог пойми что, поэтому пришлось строить из себя пай-девочку.

Момент, когда я была больше не в состоянии есть, запомнила очень отчётливо, а вот сам процесс поедания — нет. Я так проголодалась, что почти всё заглотила не задумываясь. Угроза откормить меня была самая что ни на есть реальная. Почти что колобком не выкатилась из-за стола. Джил сидела и прям умилялась мне: «Такая хорошенькая, милая девочка!». Бррр… Грубить не хотелось, поэтому молчаливо внимала её слова и тупо улыбалась.

Допрос или расспрос мы отложили наутро, мол, устала, хочется спать. Постелив мне в маленькой комнатушке, больше похожей на кладовку, Джил пожелала мне приятных сновидений и удалилась. Мда… какие тут приятные сновидения, боялась как бы фильм ужасов в голове не стали крутить… Но, переодевшись в какую-то футболку, запрыгнула под теплющее одеяло и не заметила, как уснула.

* * *

Тёмный, холодный туман лёгкой позёмкой клубился по мрачным улицам города. Ночная тишина разбавлялась глухим уханьем совы и карканьем распуганных ворон. Гробовая атмосфера дикого ужаса давила на город, безжалостно сводя с ума всё живое, что притаилось за холодными стенами. Это место подпитывает боль, заставляет первозданному страху взять верх, — это место скорби, отчаяния и кукол.

Две чёрные тени неспешно перемещались по тёмному кварталу, иногда поскрипывая и похрустывая. В их движениях не было никакой пластичности, лёгкости, а наоборот, скованные и замороженные, они походили на марионеток, которых неумелый кукловод дёргает за все верёвки сразу. Остановившись посредине своего пути, тени выпрямились и замерли. Тишина снова повесила свою чёрную вуаль, заполняя улицы мертвящим холодом.

Свечки, расставленные по маленьким развлекательным будкам, потрепанным временем, плавно заколыхались по ветру, — ночную тишину вскоре потревожил стук каблуков, растворявшийся во мраке глухим эхом. Движения были мягкими, как в неком танце; фигура плавно лавировала среди них, напевая себе что-то под нос. Завидев незнакомку, две неподвижные тени колыхнулись и уставились своими тёмными глазами на автомат. Фигура в пышном платье до колен протанцевала до будки, на разбитых стёклах которой была еле различима надпись Zoltar Speaks. Пробежавшись пальцами по выцветшим буквам, её рука скользнула внутрь и погладила по щеке мужчину-куклу, что смотрел на неё с горящими от страха и боли красными глазами.

— Здесь нет места боли… нет печали…

Длинные пальцы, облачённые в атласные перчатки, плавно скользили по лицу, очерчивая его контуры. Мужчина-кукла протестующе открывал и закрывал рот, но слова так и не слетели с его губ.

— Тише, — мягко сказал нежный голос, положив указательный палец на его губы. — Не бойся…

Мужчина-кукла дёрнул уголками губ, а глаза с некой надеждой зажглись ещё ярче. Фигура улыбнулась в ответ, гладя щёку мягкими пальцами.

— Мир этот красив… по-своему, нужно только видеть эту красоту, как вижу её я, — нежный голос стал более грубым. Протиснув вторую руку, фигура схватила голову мужчины-куклы и сильно сдавила. В её глазах не было ни жалости, ни сострадания, а губы исказились в гневной ухмылке. — Прими истинное бессмертие!

Бархатные пальцы с жестокостью сжимали голову. Её злобный гортанный смех эхом раскатился по кварталу, заставляя две неподвижные тени снова начать свой путь. Лицо мужчины-куклы исказилось: маска страдания сменилась на восторг и некое ликование, уголки губ блаженно расслабились, а глаза поменяли цвет с красного на темно-бордовый, на смугловатой коже появились еле заметные трещинки, а контуры лица стали острее, — финальная стадия трансформации была завершена.

— Так-то лучше, — промурлыкала фигура, щёлкнув по носу куклу, — не скучай.

Тени, тайно наблюдавшие за незнакомкой, остановились возле автомата с невозмутимыми деревянными лицами. Фигура, плавно покачиваясь и напевая что-то под нос, наблюдала за их дальнейшими действиями. Их «невербальное» общение могло продолжаться вечно, пока незнакомка не подошла к ним вплотную и не положила бархатные ладошки на деревянные щёки каждого.

— Этот мир не любит старые игрушки, — с нотками досады и жалости пропела фигура и слегка сморщила носик, — но мы заставим их полюбить. Жестокая цена за красоту… но она так и не обретёт истинное бессмертие.

Фигура погладила щёки, и некая чёрная дымка, высвобожденная из мягких пальцев, впиталась в деревянные лица кукол. Прямо на глазах оливкового цвета полено стало преображаться: некогда красивый бронзовый загар мужчины начал проявляться, вытесняя всю сухость и зеленоватость, тёмные глазницы приняли более естественный вид, стало заметно глазное яблоко с серо-коричневой радужкой. Кукла вдохнула полной грудью и устремила весь свой взор на мило улыбающуюся фигуру. Вторая кукла, чуть боясь, коснулась бархатной руки, а в её больших глазах цвета ореха излучалась вся благодарность и признательность незнакомке, что смогла вернуть ранее потерянные и забытые чувства.

— Вот истинное бессмертие… — пропела незнакомка, убирая ладошки с их лиц. — И пусть его познает каждый…

Пламя свечей плавно колыхалось по ветру, разбавляя своим теплом саму тьму. Две тени не спеша блуждали по ночному городу, новыми красками глядя на их призрачный мир, что открыла для них незнакомка в пышном платье. Её фигура блуждала между будками, слегка раскачиваясь и напевая под нос, пока темнота не поглотила её окончательно.

* * *

Утро выдалось разбитое и сонное. Снилась какая-то дребедень, никак не связывающая меня с реальностью… а может, сон? Оттянула одеяло, посмотрела на руки, печально вздохнула и с томным стоном раскинула их в разные стороны. Что бы это ни было — оно реально.

С улицы доносились какие-то детские восторженные крики; если пораскинуть мозгами и принять теорию о трансформации, то… детей тоже, что ли, похищают… Ну, если на Джо посмотреть? Или она местная? И другие дети тоже?

— Ёпт твою!.. Что же так всё сложно?!

Одно понятно — надо всё выпытать, если не у местного населения, так у Джил. Кое-как заставив себя выползти из-под тёплого одеяла, с некой тоской поглядела на своё платье. Оно даже не помялось… С ещё большей грустью поглядела на свои руки: раны небольшие и неглубокие, зато чуть притронешься, начинают чесаться. Цвет всё такой же, грязновато-серый. Все попытки хоть как-то оторвать или скребнуть сводились к жжению и зуду. Опять горько вздохнув и разбавив парочкой ненормативных слов своё жалкое существование, переоделась снова в платье, натянула перчатки и выглянула из комнаты.

В гостиной никого не было, по крайней мере, я не заметила. Как можно тише выползла и закрыла за собой дверь — благо она не скрипела. Но не успела сделать и пары шагов, как меня окликнули, и я, подпрыгнув, проехалась лбом по косяку.

— Солнышко, уже уходишь? Я завтрак приготовила.

Знает ведь на что давить… Поддавшись, живот протяжно рыкнул, как бы прося пощады.

— Нет… что вы… — замямлила я, потирая ушибленный лоб одной рукой, а второй держась за живот, чтобы в очередной раз не подал голоса. — Я думала, вы спите, не хотела будить. Хотела прогуляться немного, окрестности прошерстить.

— Да ничего примечательного нету… Если уж так интересно, Макс экскурсию проведёт.

А вот с этого места поподробнее. Вчера как-то не до этого было, личное дело моего спасителя или похитителя трясти, а вот кто может всё грязное белье выложить прямо на стол? Ага, женщина с явным синдромом бабушки.

— Макс… он, кажется, у вас тут главный? — невинно поинтересовалась я, садясь за стол.

Тем временем Джил махнула рукой, прося подождать, и смылась на кухню. Спустя минуту, она появилась с чайником и подносом, на котором лежали аппетитные бутерброды. Как-то на автомате подскочила с места и приняла из её рук большой поднос; Джил благодарно улыбнулась и стала разливать в деревянные кружки чай.

— Макс не по своей воле стал лидером, — женщина тоскливо вздохнула и уселась напротив меня, — он был вынужден нести это бремя. Но, кажется, ему это удаётся, хоть он и много страдает.

Я замерла, переваривая не только бутерброд, но и её слова. Запила чаем, проглотила комок и как можно более сочувственно спросила:

— Что произошло?

— Меня привезли около двенадцати лет назад. Как и все остальные, ничего не помнила… — Джил отпила немного чая, поморщилась и продолжила: — Карл, он был тогда главным, нашёл меня и привёл в лагерь. Очень интересный, умный и сильный мужчина, он не только собирал всех людей, но и обустраивал это место. Под его руководством строились дома, осваивали земли для посадки культуры, даже построили подобие теплицы, чтобы зимой выращивать урожай!

— Как долго он здесь был? — с забитым ртом спросила я.

— На тот момент — шестнадцать лет.

— Ого! — не выдержала я и зажала рот рукой, чтобы ничего не выпало. Прожевав и проглотив, спросила: — А что с ним случилось?

— Время с ним случилось… — опечалено выдохнула Джил, но, увидев мой ошарашенный и непонимающий взгляд, пояснила: — Он знал, что жизнь в этом месте может оборваться в любой момент, и стал искать преемника, кто сможет продолжить его дело и не дать куклам притеснить ещё больше. Появился Макс… Он был таким же беззаботным подростком, который до конца не верил в этот, как говорят новоприбывшие, бред, но он поверил… и заплатил жестокую цену за это.

Я даже перестала жевать, отложив начатый бутерброд, и, положив руки на стол, навалилась всем телом.

— Была одна девушка, Крис, прибыла вместе с ним. Скромная, красивая — она очаровала его. Они вдвоём все чаще проводили время вместе. Он был счастлив, казалось, даже стал спокойнее. Но однажды произошёл случай… Была смена караула у моста, тогда так же нависал туман… он очень частое явление в этих местах; Крис любила прогуливаться одна недалеко от лагеря. Что произошло, так и не знаем до сих пор, но она просто исчезла… Ни следов кукол, ни чьих-либо ещё. Макс прочесал город вдоль и поперёк, но так и не смог её найти. Тогда Карл и дал ему цель, чтобы больше такого никогда не произошло, чтобы он смог в будущем защитить своих людей и помочь тем, кто только прибудет. Карл принял его, обучил всему, что сам познал. Макс его не просто уважал, он любил его как отца. А потом… он стал чахнуть… это была не болезнь, просто…

— У него поехала крыша… — задумчиво произнесла я, но потом одёрнула себя, поняв, что она испытывала куда более глубокие чувства, чем уважение.

— В общем, да, — подтвердила Джил. — Он сбросился с обрыва… год назад.

— Простите…

Как-то даже погано стало. Люди здесь не просто выживают, они продолжают жить несмотря ни на что. Влюбляются, заводят семью, друзей… Это их маленький призрачный мир, который пытаются построить из той иллюзии, что дают куклы. Но не все вечно, рано или поздно им приходится жертвовать чем-то, даже собственными жизнями.

— А что куклы... как они вообще появились? — попыталась перевести тему от женских страданий по утерянному счастью на не менее мрачную историю жизни с монстрами.

— Никто не знает. Карл хоть и прожил дольше всех, но прибыл сюда так же, как и все остальные. Его нашли, обучили всему, дали цель. Многие пытались узнать, что происходит с прибывшими, кто такие эти куклы, и как происходит трансформация, но те, кто уходили на поиски, больше не возвращались. Мы оставили попытки докопаться до правды, ведь они приносили только боль и разочарование...

— Стоп... А как же те, кого они похищают? Они же не по расписанию пригоняют поезд?

— Мы не знаем, когда наверняка прибудут новые люди. Отсчитываем два года и при этом каждый день несём караул на станции, — ведь однажды всё может измениться... Но когда приезжает поезд, выходят они, а им лучше не попадаться, иначе больше не вернёшься.

— То есть, они как-то похищают, транспортом доставляют, а затем как гостеприимные хозяева встречают. Но люди при этом не реагируют ни на что? Гипнотизируют?..

— Возможно, иначе как объяснить их действия: люди как стадо следую призрачному влечению. Всех всё равно не переловишь, приходится ждать, когда из числа трансформированных не останутся незапятнанные души...

Час от часу не легче... Почесала макушку, посмотрела на Джил, поняла, что большего не дождусь. Она и так держалась из последних сил, чтобы не зареветь; вот только женских слёз мне не хватало. Дожевала бутерброд, запила его чаем и плюхнулась рядышком с ней на диван.

Какое-то время мы ещё посидели, поговорили на не касающиеся этого места темы. Так мне пришлось излить душу этой милой женщине по поводу моего жалкого существования, правда, опуская грязные моменты своей жизни. Она не осуждала, было в её глазах понимание, что каждому пришлось пройти через что-то очень мерзкое и неприятное. Джил же рассказала про свою молодость, как за ней толпами бегали мужчины, как она гоняла на свидания, при этом сматываясь с другого. Но потом жизнь повернулась не тем местом к ней… Беременность, мужчина, которого она любила, и который был для неё опорой, просто исчез, узнав о ребёнке. Выкидыш, болезнь, и новость, что она больше не сможет иметь детей.

Посидели, поревели, выпили чаю с какими-то травами — успокоились. Мне пришло понимание, что под гнётом всей этой хрени люди здесь остаются людьми. В них нет той зависти, что так и сочится в «реальном» мире, нет желчи, что так и льётся из поганых ртов. Это место, где собраны люди без… пороков.

— Джил, — окликнула я женщину, начавшую уже немного дремать, — Макс говорил, что куклы, что стоят в городе, стали заложниками своих пороков. Что это значит?

— Это…

Женщина потёрла глаза, сгоняя дремоту, но так и не успела больше ничего сказать. Дверь резко отворилась, ударившись ручкой об стенку, и в дом влетела перепуганная Джо. Мы с Джил переглянулись, а затем посмотрели на взъерошенную девчушку. Запыхавшаяся, она поправила светлые волосы, а затем крикнула куда-то на улицу:

— Макс, она здесь!

Спустя мгновение, на пороге появился не менее запыханный Макс. Глаза его, мягко сказать, округлились, увидев картину, как двое, сидя на небольшом потрепанном диванчике с ногами, чуть ли не прижавшись друг к другу, ошарашено хлопают глазами и пытаются сообразить, что происходит.

— Я думал… — Макс облокотился об косяк, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — Почему она здесь?

— Так, я подумала, поздно её где-то размещать, пусть здесь заночует, со мной, а потом и дом найдём. Тем более девушка хорошенькая, бледненькая, правда, худенькая.

Я только закатила глаза, глядя на мнущуюся возле входа Джо. Девчушка смущённо улыбнулась, а потом радостная подбежала к Джил и запрыгнула ей на колени.

Макс как-то странно поглядел на меня, но заметив, что и я пялюсь на него, как бы спрашивая «Чё надо?», тут же отвёл взгляд и выпрямился.

— Бардак какой-то… — только и сказал он, выходя из домика.

— А чего это он так взъелся? — спросила я у Джо, которая щупала подол моего платья.

— Искал тебя почти всё утро… — отстранено повела головой и пожала плечами, перебирая пальчиками белую фатиновую оборку на платье, — думал, что сбежала или…

Тут меня словно облили ледяной водой. Переварила всё, о чём мы с Джил разговаривали, и прежде чем мой мозг сумел выдать заключение, ноги уже неслись к двери, хорошо, что на ходу не забыла снять с вешалки куртку.

Завидев недалеко Макса, заворачивающего за угол маленького домика, я пустилась в бег, при этом стараясь ни на кого не налететь. Я даже предположить не могла, что в этом лагере столько людей. Думала, от силы человек двадцать — тридцать, а на деле… Маленькие улочки были заполнены спешащими по своими делам людьми, детишки разных возрастов — от трёх до двенадцати или старше — переполошённые играли в догонялки. Это место было живым, что, казалось, как будто и нет тех странных и ужасных кукол.

— Макс! — в очередной раз выкрикнула его имя. Сквозь шум и гам он мало что мог услышать, но и догнать было трудно… Разогнался как…

— Да стой же! Сколько должна бегать за тобой?..

— Чего тебе? — немного сбавив шаг, небрежно кинул через плечо.

— Да делать нечего… решила побегать. Знаешь, никогда не думала, что буду бегать за мужиками. А вон оно, как оказалось… — схватившись за рукав куртки, чтобы он в очередной раз никуда не улизнул, сложилась пополам, восстанавливая дыхание.

— Что, за тобой бегали толпы, еле отбивалась? — усмехнулся Макс.

— Глумись-глумись… — выпрямилась я и поправила куртку: всё-таки прохладно, даже днём. — По мне видно, что я похожа на курицу, которая станет тратить своё время на мужланов? Или убиваться на их счёт? Я их ненавижу… такая вот мужененавистница.

— И как же тебе жилось-то? — продолжал наигранно мужик, скрестив руки на груди.

— Нелегко. Понимаешь, вся моя жизнь — один сплошной фильм ужасов смешанный с триллером. Не по своей воле я стала такой, но оказалась слаба, чтобы вовремя остановиться. — Я пожала плечами, глядя на задумчивую физиономию. — Вот только не надо этого!

— Чего же именно?.. — Макс оттолкнулся от стены дома и направился вдоль узкой улочки.

— Вот этого! — я развела руками, но моего выпада он уже не видел. Закатив глаза и топнув ногой, пошла следом. — Делаешь вид, что тебе по барабану, но при этом пытаешься выудить информацию. Хочешь спросить — спрашивай напрямую!

— Мне, как ты сказала, по барабану, — чуть замедлил шаг, чтобы я поравнялась с ним, — но ты сейчас здесь, в моём лагере, с моими людьми. Хочешь не хочешь, но ты стала так же моим человеком, когда прошла через ворота. И я несу за тебя ответственность.

— Все вы, мужики, собственники… — пробубнила себе под нос, одёргивая куртку, на что Макс только косо посмотрел и улыбнулся уголками губ.

— Мне только интересно, как ты трансформации избежала? — улыбка на его лице сменилась какой-то грустной маской, а в глаза закралась печаль.

— Вот только на личности не переходи, ладно! — фыркнула я, но, завидев, что он ещё больше погружается в это состояние, тяжело вздохнула. — Да откуда ж я знаю… Я один сплошной порок… В добродетели не была записана, целомудрием не обладаю, скромность и невинность мне незнакомы… да и здравый смысл явно не моя стихия. В общем, грешна девица… Курить есть?

Макс усмехнулся. Но хоть как-то моя персона чем-то смогла его растормошить.

— Слушай, я чего хотела спросить: ты говорил, что куклы в городе стали заложниками своих пороков. Что это значит?

Макс задумчиво почесал скулу, немного сбавляя темп. Я заприметила, что он как-то настороженно огляделся по сторонам. Не хотел, чтобы его услышал обычный люд, — напугать может? Вздрогнув от холода, запахнула посильнее куртку и уставилась на мужика, готовая принять любую правду.

— Есть такое мнение, что... — Макс схватил меня за рукав и оттащил на пустую улочку, попутно кивая какой-то парочке. — Что трансформация обнажает порочные души людей.

— Ничего не поняла... — опешила я. — Тогда я должна была стать кандидатом номер один.

— В том-то и дело, что ты этого не скрывала: жила распутной жизнью, не заботясь о завтрашнем дне. Показывала людям, какая ты на самом деле, но и вместе с этим, оставаясь наедине сама с собой, не пыталась лгать. Вот тебе пример — зеркало: ты смотришь в своё отражение, видишь там красивую девушку, интересную личность, которая не курит, не пьёт, и матом не ругается, но на деле... ты та ещё оторва. Ты лжёшь сама себе. Трансформация стирает твою личность невинной особы, заточая тебя в теле несносной личности, только деревянной. Но людям, кто, смотря в зеркало, видит себя, не пытаясь лгать, нечего менять.

— И ничего я не распутная... — ляпнула не задумываясь, одёргивая куртку. — Просто... Стоп... Ты серьёзно веришь в эту хренотень? Кто тебя надоумил на этот бред?

— Как я сказал — это только теория.

— Тупая теория...

Либо все сошли с ума, либо я чего-то не понимаю. Взлохматила свои волосы и вцепилась в них, чтоб хоть на секунду представить эту картину. Как им удалось это определить, если все попытки докопаться до правды были откинуты много лет назад, чтобы сохранить свои «непорочные» души от таинственных хозяев города, которые, если встретятся на пути, заберут в свои владения? Да никак! — если только кто-то им не рассказал по доброте душевной. А кто тогда? Посмотрела на мужика, поняла, что сейчас лучше не спрашивать — оставила до лучших времён, так сказать, добавила ещё один вопрос в свой списочек. Со всеми этими ужасно непонятными открытиями я и не заметила, как узенькие улочки лагеря остались позади, а домики и вовсе больше не мельтешили перед глазами — передо мной раскинулась большая поляна, где по правой стороне стояли те самые теплицы, о которых говорила Джил.

— Да… — заворожённо протянула я. — Отгрохали же вы тут…

Я еле сдержала в себе желание присвистнуть, просто смотрела на этот прекрасный серый горизонт, на мирно колыхавшуюся жухлую траву. Но, повернув голову налево, чуть не ахнула: поляна круто уходила вниз, а ровная синевато-серая гладь озера пряталась в повисшем грязно-жёлтом тумане, где сквозь неё еле пробивался маленький тусклый огонёк, но затем пропадал.

Я была права, когда говорила, что здравый смысл мне незнаком, или, скорее, у меня функция самосохранения отсутствует. Погрузившись с головой в эту пугающе красивую и гнетущую атмосферу, не заметила, как подошла почти к самому краю обрыва. И только схвативший меня за шиворот куртки Макс смог вернуть в реальность.

— Что там? — указывая пальцем вперёд на тусклый мерцающий огонёк, спросила я, не давая при этом мужику начать свою тираду о том, что я совсем невменяемая, раз не смотрю и не замечаю обрыва под ногами.

Шумно вдохнув и оттянув меня на два шага назад, он все же ответил:

— Маяк…

Я только угукнула. Это тусклое пятно и напоминало мне маяк, но вживую никогда их не видела. Да и фиг что разглядишь: из-за этого тумана даже очертаний не увидишь, вот если на лодке туда доплыть, тогда можно что-то да узреть… и то не факт, что доберёшься ещё.

Давно вертевшийся вопрос снова напомнил о себе, и я дёрнулась в неком предвкушении, что получу ответ. Но Макс явно уже был настороже — схватил уже крепко за рукав.

— Я это… — потеряла дар речи от такой неожиданности. — Может, я и ненормальная, но прыгать не собираюсь. Так что расслабься. — Но мужик был непреклонен, поэтому закатив глаза, продолжила: — Я тут спросить как-то хотела… Вы не пытались уехать, убежать, уплыть, да хоть в космос полететь, но чтобы этот сраный город остался далеко за горизонтом?

Макс лишь устало потёр глаза, — видимо, ещё один печальный опыт.

— Пытались и уплыть, и уехать… Одна группа потерялась в тумане, а может, и удалось куда-то приплыть, но мы не знаем наверняка. А другая — её перехватили по пути куклы… Они все выходы караулят, — а выбраться можно только поездом.

— То есть, их перехватили, когда они чапали по рельсам… пешком…

Макс утвердительно качнул головой.

— Значит, они тупо загнали вас в одну кучу, при этом не нападают и не дают сбежать, так? Но и вы без дела не сидите: спасаете, кого можно, убиваете, кого можно? При этом вы тут, в лагере, спокойно живете… детишки бегают, в общем, не ограничиваете себя?

Макс, пока я распиналась, нахмурив брови, пристально смотрел на меня, внимательно слушал и, видимо, внимал слова. Может, раньше как-то и не задумывался над этим или не придавал серьёзного значения, но вот сейчас осознание достигло своего пика, заводя незатейливый механизм у него в мозгах. А пока он был где-то в своих размышлениях, я могла откровенно попялиться на него: мужик так-то молодой, может, под тридцать лет или чуть больше, но вот морщинки не к месту; накаченный, но не тупой качок, судя по всему, не просто бегает по городу и распугивает местное население в лице кукол и прочей швали, а помогает по хозяйству или отжимается там… да какая разница. А вот глаза... глаза красивые… всегда обращала на это внимание, даже если человек кусок говна. А у него они неестественно-зелёного цвета, словно смотришь и окунаешься в тёплое лето, где спокойно, щебечут птицы, и мир готов открыться тебе, впустить в свои владения… Да и не сказала, что он кусок говна… Правда, бесит немного.

— Мозговой штурм закончился? А то прям слышу, как стены рушатся, — пощёлкала пальцами у него перед носом. Хоть это помогло вытянуть из раздумий.

— Вот что ты за человек такой? — с издёвкой спросил мужик, повернувшись к озеру.

— С нестабильной психикой, замкнутая, типичный социопат… Разве не понял?

— Да понял я…

Какое-то время мы просто стояли и смотрели вдаль. Я любовалась пейзажами, как серая дымка тумана не спеша ползает по поверхности озера, оставляя после себя ровные полосы, которые плавно перекатывались и исчезали из моего поля зрения. Иногда чудилось, что там, в тумане, недалеко от маяка, блуждают какие-то тени, то появляясь, то растворяясь. Я начинала ловить себя на мысли, что мне нравится здесь, — место скорби, печали, разочарования, где я словно одно целое с природой. Что я как туман, холодная, одинокая, серая. Стоит только появиться — все вокруг становятся мрачными, злыми, жестокими, но стоит раствориться — как тут же все забывают, а я снова становлюсь не больше чем серой дымкой.

— Что-то случилось! — выкрикнул мужик и помчался обратно в лагерь.

Я стояла с минуту и пялилась в одну мерцающую на горизонте точку. Что стряслось, так и не поняла… Только потом до меня стало немного доходить: появляющийся с точным интервалом огонёк от маяка стал лихорадочно мерцать, словно привлекал внимание. Или же о чем-то предупреждал? Тогда каким макаром?

Мне не осталось ничего иного, как сорваться с места и последовать примеру мужика: выяснить, какого черта опять случилось! Люди в лагере как-то быстро попрятались — стало даже не по себе, словно их предупредили о внезапной бомбардировке, и теперь они в суматохе, побросав все свои пожитки, разбрелись как мышки по норкам. Из домиков был слышен плач детей, и как мамы успокаивали их, собаки жалобно поскуливали, оставленные на привязи возле ветхих зданий. Только добежав до ворот, смогла понять, в чём суть. Видимо, вся сильная часть лагеря, вооружившись кто чем, встречала прибывших с города. И там явно что-то произошло нехорошее, потому что одного мужика несли на каких-то носилках — на палки привязали куртки и жилетки, — парнишку поддерживали разу двое, а тот был уже без сознания.

Зрелище было не для слабонервных, даже для меня: столько я видела за свою жизнь — и как бешеные собаки загрызали на смерть бомжей, и как одни люди убивали в переулке других, — но это заставило живот скрутить, и уже до боли знакомый комок желчи снова подкатил к горлу.

— Боб, какого хрена?! Что произошло? — Макс на ходу поймал до этого стоящего на ногах мужика, но только потом увидела, что голова сзади была вся в крови.

— Мы думали… люди… выжили… прятались… Хотели помочь… Они напали… — Боб говорил невнятно и неразборчиво, но двинуться с места и подойти ближе не решалась: рядом на носилках лежал смуглый мужик, его тело было всё в крови, лицо разбито, словно того били молотком, а руки, не скрываемые рубашкой, поломаны в нескольких местах с торчащими из плоти костями. — Они выглядели как люди… полное осознание всего, что творится вокруг, — вцепившись кровавыми руками в куртку Макса, Боб пытался рассказать всё, что видел, пока не отключится, — и голос… девушка… она говорила о бессмертии, что только истинные могут его познать… — глаза Боба начали закатываться, а рука, крепко сжимавшая ткань, начала ослаблять хватку. — Если это конец, то он настал…

Я зажала рот рукой, когда Боб потерял сознание и, видимо, уже навсегда. Мужики суетились вокруг остальных раненных, им, в отличие от тех, кого уже не спасти, досталось меньше, но всё равно состояние оставляло желать лучшего. Макс, аккуратно уложив на землю своего человека, поднялся с колен и оглядел присутствующих. Удостоверившись, что тяжелораненых нет, развернулся, но увидев меня, злобно скривился и налетел коршуном.

— Что там творится! Отвечай! — мужик, схватив больно за плечи, тряхнул меня, так что терпение, державшееся только на том, что я более-менее стала доверять этим людям, быстро рассыпалось в прах.

— Отвали! — я оттолкнула его от себя, и мужики, до этого тупо наблюдавшие за шоу, ощетинились и приготовились атаковать. — Думаешь, я во всём этом виновата?! Да я так же, как и ты, ни хрена не понимаю!

— Ты была там три дня и не изменилась! Ты что-то могла увидеть или услышать… Стой… — Мужик отшатнулся, и парни ещё сильнее сжали свои дубинки. — Полное осознание…

Тут я поняла, о чём толкует этот клоун.

— Ты думаешь, я… Ты вообще в своём уме? Ещё не спятил?! — прорычала я, сжимая крепче кулаки. Макса, кажется, мои слова сильно задели, его лицо сначала посинело, потом покраснело от злости. — Строй свои догадки дальше, но будь я куклой, давно бы пришила тебя и взяла с собой в качестве трофея. Поверь, моей фантазии хватит… Это ты меня притащил сюда, я этого не просила!

— Тогда вали отсюда, малявка! — из толпы разъярённых мужиков показался тот самый отмороженный Билл: вид у него был довольный, словно только что он зажигал с мулатками близняшками. — Она мне с самого начала не понравилась, — выложил он чуть тише Максу, хитро и одновременно злобно скалясь. — Могу и выпроводить… — в подтверждение пару раз стукнул по своей дубинке.

— Никто никуда не пойдёт… — женский голос мягко прокатился волной по лагерю, заставив всех мужиков растерянно съёжиться. Вот только Макс оставался таким же невозмутимым и красным.

— А тебя никто не спрашивал, Джил, — снова завякал Билл. — Так что отвали.

Женщина никак не отреагировала, ни один мускул не дрогнул на её лице. Она плавной походкой пропорхала к отморозку, при этом остальные мужики ещё сильнее съёжились, нерешительно опуская свои дубинки. Она минуту буравила его взглядом, пытаясь вытащить таким образом хоть одно доброе слово, но тот стоял так же — злобно скалясь. Дальше действия происходили очень быстро: Джил зарядила Биллу по носу, а тот, отшатнувшись, споткнулся об поставленную кем-то подножку и завалился на лопатки. Подняться ему не дали остальные ребята: прижали к земле, при этом что-то пытаясь ему внушить.

— Держи своих псов на привязи, Макс, — мужик под таким грозным взглядом тут же расслабился, но позиций сдавать не стал. — Не будь ты так уверен в ней, не привёл в лагерь, правильно?

Макс, помедлив, все же кивнул.

— Ночью она была со мной… и если бы знала что-то, то рассказала, правильно? — Уже теперь на меня уставилось две пары растерянных глаз.

— Да я и так вам, двоим, выдала больше чем за всю жизнь кому-то другому. Тем более, когда такая херня творится…

— Нам нужно отправиться в город, выяснить, что там происходит. Но не обвинять людей, потому что они не такие, как ты, — злобно прорычала Джил, переместив внимание на Билла, который уже остыл и бодро водил плечами, разминая их.

На это представление выползли почти все жители лагеря. Ощущала себя во всём этом тупой марионеткой, что дёргается под зловещие и пугающие взгляды таких же безмозглых кукол. Чего я рыпаюсь? Чего вообще здесь забыла? Эти люди живут в своём мире, но я тут лишняя. Пойти в отшельники, что ли? Забуриться в какую-нибудь дыру, жить там в своё удовольствие, пока не сдохну либо со скуки, либо с голодухи…

— Слушайте… — начала я, пока Макс что-то шёпотом выяснял у Джил, — у вас тут свои проблемы, и я в них не вписываюсь… Отпустите меня на все четыре стороны, и все будут в шоколаде: вы продолжите сажать картошку и выращивать морковку, а я — уйду в себя в какой-нибудь дыре и пробуду там остаток жизни. Знала ведь, что этим все закончится… — как-то поникла совсем в конце своей «пламенной» речи, но, скорее, не из-за своей безнадёжности, а потому, что в лагере повисла гробовая тишина, сопровождающая лишь каким-то треском и глухим звоном. Так и, кроме того, теперь не четыре глаза растеряно пялились на меня, а все, причём испуганно.

Мне уже это надоело. Я находилась на пике, и вот-вот готова была сорваться: в драку бы не влезла, а вот облить всех помоями — раз плюнуть. Эти лица раздражали… скорее так, они раздражали тем, что они знают, понимают суть происходящего… Но не я! Я ни черта не понимала, а отгадывать загадки и проходить тупые квесты не собиралась!

— Ты… серьёзно? — обмолвилась Джо. До сего момента я и не подозревала, что девчушка всё это время стояла недалеко и слушала весь разговор.

— Я, конечно, понимаю, что это своеобразный Элизиум для всех, но среди вас не было тех, кого это просто бы бесило, и хотелось смыться ото всех?

— Был… один, — теперь отозвался Макс.

— И где он теперь? — развела руками, но тут же пожалела об этом: холодный ветер ворвался под куртку, обжигая кожу.

Макс как-то странно дёрнул головой, как бы указывая направление. Типа, раз такая умная, догадывайся сама. Но вот от догадки как-то стало совсем тоскливо…

— Чё… серьёзно? — закатила глаза. — И как долго он там?

— Никто не знает… — принялась объяснять Джил. — Он был здесь ещё до Карла. Мы думаем, он единственный, кто застал начало.

Я могла только тупо пялиться с открытым ртом. Вот оно что, святые угодники… Первооткрыватель сошёл с ума, забурился в самое классное место в городе, ещё и как-то живёт там. А если он и вправду здесь ошивается с самого начала нашествия кукол, то знает куда больше, чем все эти люди. Тогда почему не отправится к нему и не выяснить, что да как. Может, это он во всём виноват или знает, кто стоит за этим?

Я перевела взгляд на Макса, который ещё не раскусил меня основательно, но, по крайней мере, понял ход моих мыслей. Он-то, наверное, сам пытался и не раз связаться с этим чокнутым, но, видимо, результатов никаких не приносило это «общение», а вот если беседу вести будут два сумасшедших человека — своеобразный тандем получится.

— Ход моих мыслей уловил, не так ли?

— Это безнадёжно… — пояснил мужик. — На контакт он не идёт, только время потратим.

— Но здесь его хоть завались! — протестовала я. — Спешишь куда-то?

— Есть одна мысль, — начала Джил, опережая нас, чтобы наша перепалка не перешла в словесную драку. — Но нам необходимо обсудить всё наедине… без лишних ушей.

Как бы мягко намекнула женщина про псов и прочих отморозков, но и, видимо, чтобы ещё сильнее не пугать местное население. Если раньше я видела глаза только до усёру напуганной Джо, то сейчас на нас пялился почти весь лагерь — слабонервных на шоу не пригласили, а вот любопытных было до хрена. И вот что самое интересное или жуткое, как посмотреть, то до этого дня они все жили тихо и спокойно, но тут врываюсь в их сонный мирок я и рушу всё, что плохо стоит. Я прям как нашествие саранчи или сраный торнадо. Прячься не прячься, всё равно найду… и заражу всех своей тёмной аурой… Что за человек я такой?