Книга душ (джен)

Не так часто удаётся прикоснуться к чему-то действительно поражающему воображение. Нас всё реже удивляет окружающее. То, что пробуждало сильнейшие эмоции в наших предшественниках, едва касается нас, пресытившихся небылицами, чудесами науки и глобальными событиями, совершающимися одно за другим.

Быть покорённым чем бы то ни было — настоящая роскошь, которую не каждый теперь способен испытать.

…Однажды у меня была возможность, но я её упустил.

Я ушёл, оставив тайну закрытой, запечатанной в промозглом сыром склепе, где покоился Корнелий де Бюффон, оккультист, самопровозглашённый чёрный маг и алхимик, возглавлявший небольшую общину мистиков.Те поклонялись ему, как божеству. По уцелевшим сведениям можно было понять, насколько он в действительности был влиятельным и как он вертел не только своими приверженцами, но и людьми, которые осуждали его практики, боялись, обвиняли в связи с демонами. Я сделал вывод, что он был очень умелым манипулятором и знал весьма хорошо человеческую психологию, стараясь при этом рационально объяснять все невероятные явления, коими неизменно сопровождалось каждое его публичное появление или пропуская их вовсе. Злопыхателям и сейчас свойственно делать чудовище из объекта своей ненависти, а бездумно преданным и внушаемым людям — приукрашивать с другой целью, создавать для кумира пьедестал, с которого потом невероятно больно падать.

Корнелий де Бюффон не сходил с постамента до конца своей жизни и некоторое время после её конца. Один сумасброд создал весьма подробное, но крайне сомнительное по достоверности его жизнеописание, переписал труды неожиданно скончавшегося француза, презиравшего всем своим существом мартинистов и в особенности практикующих теургов. По словам автора биографии, полной пространных рассуждений на отвлечённые темы и невероятных поворотов пути главного действующего лица, маг либо пал жертвой проклятья, либо его заклинание обратилось против него. В любом случае, он стремительно угасал, охваченный лихорадкой, а перед смертью иссох, подобно мумии, превратившись из дородного мужчины с густой бородой и обритой головой почти что в обтянутый кожей скелет. Наблюдавшие это последователи, которые проводили часы у его одра в молитвах, были охвачены ужасом, которого не испытывали прежде. По крайней мере двое из них совершенно обезумели. Остальным потребовалось время, чтобы прийти в себя и избавиться от страха перед упоминанием о смерти тёмного понтифика.

После прощального обряда и шести дней ожидания тело «пожранного недугом» де Бюффона, которое начало понемногу разлагаться к этому времени, было водружено на шёлковые подушки внутри каменного гроба с тяжёлой крышкой. Ко времени, когда мы приступили к исследованию склепа, ткани истлели, кости в гробу и вокруг (те безумцы были заперты в склепе вместе со своим лидером и умерли, вероятно, от голода) приобрели грязно-жёлтый оттенок и покрылись мелкими трещинами. Скелет был окружён множеством драгоценностей; среди них нашёлся ключ, о назначении которого я узнал позже. Под рукой оккультиста лежала книга, которая была когда-то обтянута человеческой кожей. На её страницах, зажатых между частями деревянного с металлическими вставками переплёта, этой самой рукой де Бюффон написал о себе и своих деяниях. Он использовал тайнопись, чтобы предназначенные для малого круга людей тексты были доступны лишь избранным. В этом дневнике сохранились описания предметов, среди которых значилась некая «Книга Душ». За многие дни работ в склепе мы нашли практически все вещи, упомянутые в списке. Как и следовало ожидать, при соприкосновении с ними ничего не происходило. Мы воспринимали их как безделицы, которые если и стоят внимания, то только с точки зрения эстетической. Поэтому к книге, которую мы нашли лишь под конец в одном из коротких тайных ходов, мы отнеслись лишь с осторожным скептицизмом. Полностью отрицать что-то настолько противоречащее здравому смыслу нам, как ни парадоксально, просто не хватало духу.

Богатое не разграбленное захоронение, ставшее с годами менее устойчивым и, казалось, готовое вскоре развалиться, таило не один секрет, но самый волнующий теперь, возможно, навеки заперт в искусно изукрашенном резьбой, инкрустированном чёрными опалами и лунными камнями сундуке — ящике Пандоры, затянутом паутинным пологом.

У меня был ключ, покрытый патиной, потемневший от времени; был и личный дневник, исписанный до последней страницы, тексты из которого были уже расшифрованы и набраны на миниатюрной переносной печатной машинке. Длинные и узкие ленты давно туго скрутили, поместили в защищающий их от сырости прозрачный футляр, который я носил на поясе. Работы практически подошли к концу. Увитые обрывками пыльных ловчих сетей кисти лежали у выхода с остальными инструментами и нашими вещами.

Помощники были рады уйти из склепа и стояли, галдя, снаружи. Звуки их голосов, заглушаемые, доносились до меня. С потолка капала вода в нескольких местах. Вскоре я перестал обращать на шум внимание.

Эрнест, второй исследователь, присоединившийся к нам ещё в Бельгии, стоял рядом со мной, рассматривая ларец.

— Уверен, что это всё в-выдумки, — сказал он задумчиво, с напором выдав «в», стараясь скрыть дефект речи. Он порой начинал заикаться, и чаще всего это происходило, когда он говорил не на своём родном языке.

— Возможно, — спокойно отозвался я. Но сжал невольно в руке небольшой деревянный молоток — я собирался прибегнуть к его помощи, если крышка не поддастся и придётся вбить в зазор пластину из стали.

— Книга душ — в-вздор! — с ещё бóльшим усилием он выдавил злосчастный звук. — Он, должно быть, спятил под старость. Знаешь, как это бывает… Моя бабушка, умнейшая женщина, к преклонному возрасту стала воображать, что откуда-то раздаётся монотонный гул, который её вовсе выводил из себя… В Лондоне, где она жила, будто вспышка какой-то болезни началась — кто-то постоянно шумы эти слышал, она была в их числе. Да и выживают без этого из ума старики.

Он дёрнулся, когда очередной камень из кладки выпал и подкатился к его ноге.

— Думаю, книга есть, но свойствами описанными она не обладает, — я подвёл черту. Вышло с раздражением, и собеседник, чья болтливость порой действительно начинала меня сердить, почувствовал это. Ему вдруг стало трудно дышать сырым спёртым воздухом склепа. Он выскользнул из постройки, и я остался в сгустившемся вокруг меня мраке, пока менял почти на ощупь батарейки в фонарике. Надев повязку, к которой он крепился, я начал действовать по оставленной де Бюффоном инструкции, нажимая то на одну, то на другую часть крышки сундука. Опалы и лунные камни отвлекали меня своим почти мистическим мерцанием, поэтому я порой замирал, стараясь уловить скользкую мысль за хвост, как трепыхающуюся рыбу.

Дойдя до мига, когда нужно было вставить ключ в скважину, я снова обратил внимание на игру света на гранях драгоценных камней. Он словно стал ярче. Узоры начали пульсировать, но я собрался с мыслями через пару мгновений и списал это на головокружение, воспалённое воображение, разнузданное пребыванием в поистине мистическом и тёмном месте и словами из личных записей чернокнижника.

После первого поворота из боковых сторон выпали заострённые пластинки, закрывавшие ромбовидные выемки. Из отверстий тотчас же потянуло ароматом курений, опьяняющих и густых. Синеватая дымка задрожала перед глазами. Второй раз я повернул ключ на автомате, будто с невыносимо долгой паузой, стараясь не дышать. Сегменты на стенках раскрылись…

Вспышка почти ослепила меня. Вскочил, слыша скрежет, ощущая дрожь в ногах и под ногами, желая поскорее убежать. Мысль пришла в голову молниеносно. Я осознал, что всё рушится. Нужно было схватить и вынести сундук… Даже протянуть руку и выхватить книгу. Но запах крови, сменивший аромат курений, почти свёл меня с ума, поэтому я оставил свою добычу на забвение под грудой камней, едва избежав этой участи сам.

Мы вернулись в лагерь, вытащив из-под завалов какую-то часть инструментов и несколько рюкзаков. Стеклянная бутылка в одном из них превратилась в мелкую крошку, оставленные переговорные устройства были в немного лучшем состоянии, но воспользоваться ими уже не было возможности. Никому сперва не пришло даже в голову спросить, открыл ли я сундук, что я там нашёл и забрал ли я то, что там было. Произошедшее напугало людей, которые согласились помогать нам в исследовании, и те предпочитали держать язык за зубами. Эрнест же, этот болтливый и не в меру любопытный выскочка, через пару часов подверг меня допросу. Ему нужно было знать все подробности, потому что он не мог понять, как вот так разом могли обвалиться стены, которые простояли не один век.

— Старые вещи имеют свойство разрушаться, — ответил ему, чувствуя, что ключ, который я зажал в руке, жжёт мою ладонь. — Так почему постройка, которая простояла сотни лет, не должна в конце концов разрушиться?

Закипающая злость начала жечь изнутри, словно пробуждённая ощущением извне. И почему нужно объяснять такие очевидные вещи человеку, который зовёт себя исследователем?

Уснуть было непросто. Я был разочарован и подавлен. Был слишком отвлечён странными фантазиями и пугающими мыслями, чтобы сделать, вероятно, более разумный выбор и использовать время на то, чтобы забрать свою находку и убежать. Успел бы спастись. Мог бы предоставить миру что-то действительно уникальное. Или оставить это себе. Да, скорее, даже оставить…

Наконец забывшись сном, я отдыхал недолго и просыпался от кошмаров по крайней мере пять раз. Точнее, от одного кошмара, который будто продолжался с того момента, на котором я прервался. Сущая бессмыслица. Но было в ней что-то жуткое, что я не осознавал до конца. Какой-то фрагмент будто пропал, поэтому я не понимал слов, эхом отдающихся в коридорах ещё не разрушенной усыпальницы. Что-то горело красным в темноте; в воздухе плавали шаткие огни; множество голов, появляющиеся и тонущие в одном бесформенном теле, беззвучно кричащие, взывали к чему-то. Говорили другие, кого я не видел. Или голоса исходили откуда-то изнутри этого существа, и я не знаю, почему я был так уверен в этом.

Может, стоило рискнуть. Может, стоило… Не слушать стрекочущие в голове голоса и заглянуть в глаза призраку, выросшему передо мной, смотрящему на меня множеством горящих очей во мраке кошмаров. Стать с ним одним, отдав свою душу, завладеть книгой, не сказав об этом никому… Нет. Это бред. Уже ничего не изменить. Я вряд ли смогу убедить работников вернуться на место и заняться неблагодарным тяжёлым трудом, за который они не получат оплату, тем более, после произошедшего. И что за вздор? Души, призраки… Верно, у меня лихорадка.

В очередной раз проснувшись, я сидел, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом. Голова гудела, как после сильного удара. Я не понимал решительно ничего. Ничего… До момента, пока я не расстегнул свой спальник и не вышел в третьем часу ночи из своей палатки, направляясь прямиком к тому, что было склепом ещё днём.

Я окинул взглядом остов постройки, припоминая, в каком месте могла быть погребена под завалами книга. Потом я осознал, что не взял с собой никаких инструментов…

Меня это не остановило.

С появлением голосов, которые запели вокруг меня, становясь громче, глубже, мощнее, всё стало на свои места. Я должен был забрать своё тогда, сразу, без промедлений, отбросив сомнения.

Забрать, а не издирать руки в кровь сейчас, разгребая в ночи обломки камней всё яростнее с каждой сводящей с ума минутой.