Туман в ноябре (джен)

Ноябрьская тишина постучалась в дверь, но это уже не было таким пугающе-одиноким. Скорее, наступало время покоя. И осознание нужности кому-то дарило спокойную радость, такую же тихую, но глубокую, как конец осени.

В кресле, обращенном к окну, сидел пожилой мужчина. Был конец осени — время собранного урожая, заиндевевшей травы, кое-где чернеющей земли и моросящих дождей. Сегодня был тот самый день, когда казалось, что все потеряно…

Приятная женщина на переднем сиденье. Красивая смеющаяся девушка — сзади, откидывающая волосы за спину. На них двоих можно любоваться бесконечно…

Скользкая дорога. Туман. Вязкий туман в голом ноябре.

Страшный скрежет металла. Сильный глухой удар.

Вывороченный грузовик. Смятый бампер. Крики.

Картина в кроваво-синих тонах.

Это невозможно забыть…

«Недалеко от скотобазы произошло страшное ДТП. Столкнулись фура-морозильник с тушами КРС и легковой автомобиль синего цвета марки Subaru. Водитель фуры не пострадал. Водитель легкового авто доставлен в больницу в тяжелом состоянии. Жена и дочь владельца иномарки скончались на месте, не приходя в сознание…»

Реальность навалилась внезапно, удушающе, и потом еще долго он не мог вынырнуть из плена вязкого тумана…

* * *

— Вы уже проснулись? Я принес лекарство.

Молодой мужчина вошел в комнату с маленьким подносом в руках, на котором лежал шприц, заправленный розоватой жидкостью. Обезболивающее. В последнее время колени ныли — вероятно, от наступающих холодов. А еще — из-за тумана…

* * *

Его душило отчаяние. И только он один знал, чего ему стоило скрыть боль. Нельзя. Иначе врачи снова будут колоть снотворное и придется падать, забываясь, в тот сон. Там он снова и снова видел искореженную груду металла. Слышал хруст ломающихся костей. Чувствовал запах горелого мяса и паленых волос. И понимал, что это конец.

«Ваши родные… несовместимые с жизнью…»

«Примите соболезнования…»

«Сын мой, Господь оставил тебя здесь, значит, тебе предначертано нечто свыше…»

«К сожалению, кузов… резать. Обе ноги… зажаты… восстановлению не подлежит… ампутировать…»

Он хотел умереть.

* * *

Нанятые сиделки не выдерживали и месяца, сбегая от его дурного настроения.

А потом появился он. Мальчишка, которого он не любил. Ненавидел. Который напоминал ему о чересчур бурной молодости и брошенной девушке из провинциального городка.

«Моя мама умерла, когда мне исполнилось десять. Я жил в приюте. Теперь я совершеннолетний и хочу учиться. Она говорила, что я могу обратиться к вам и вы обязательно поможете».

«Обязательно поможете». Что за чушь? Конечно, нет! Он не обязан.

Но тут некстати сбежала очередная сиделка, и он… согласился, выдвинув свои «требования»: мальчик станет его новой сиделкой. Разумеется, он будет заниматься с репетиторами для поступления в Академию. Целый год.

Мальчишка согласился: еще бы, такая перспектива! Дармовое проживание, репетиторы — прямо мечта! А в придачу — сварливый инвалид.

* * *

У мальчика был талант Мастера — его самого. Так тонко чувствовать, точно ставить диагнозы — это не только хорошая практика. Это — интуиция от Бога…

«Ты такой же, как твоя мать — бездарность и деревенщина! Ты никогда не станешь великим! Потому что великими не рождаются. Великими становятся!»

«Ты и мясо нарезать-то не можешь, не то что рану вскрыть! Тебе не дадут работу даже в морге!»

«Ну как ты скальпель держишь? Это не пила, это — скаль-пель! Инструмент художника! Тут требуется один-единственный надрез! А ты чисто мясник, кромсающий коровью тушу!»

* * *

У мальчика определенно был дар, который надо развивать. Поэтому он стал присутствовать на занятиях. Хотя когда искал репетитора, знакомые удивленно спрашивали: зачем? Лучший наставник — это ты. А он отмахивался.

Он ненавидел этого мальчика. За то, что тот дышит, живет. Вместо него должна была жить и дышать Алена, его дочь, его кровинушка.

Мальчишка это видел. И понимал, что он для этого богатого человека — никто.

* * *

— Сегодня придут результаты. Я думаю, вы встанете на ноги, и я больше не понадоблюсь вам.

Молчание. Тонкая игла впивается в мышцу, но он равнодушно смотрит на место укола, не ощущая боли.

— И? — вяло, даже апатично. — Это будут не мои ноги. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Но это возможность самостоятельно передвигаться.

— И что?!

Из горла вырывается хриплый крик, переходящий в глухое бульканье.

— Я встану, но это не вернет мне семьи! Вместо тебя тут должна была быть моя дочь, и это ее должны были учить! Она была так молода, Боже, за что?! Это не ты должен был ухаживать за мной! — он в злобе и отчаянии замолотил кулаками по своим бесчувственным коленям. Поднос с металлическим звоном упал на пол. И, задыхаясь в бессилии, он услышал:

— Я не виноват в том, что их нет.

* * *

Тепло-карие глаза. Прямой тонкий нос, выступающие скулы. Ямочка на подбородке. Взгляд из-под бровей. Все, как у него. Без анализов ясно — это его сын. С таким же чутьем диагноста. Он станет, без сомнения, блестящим хирургом. Тогда почему, почему он так ненавидит мальчишку?

— Учи латынь, анатомию. Строение клетки. Состав кости. Расположение внутренних органов. И учись держать скальпель. Да не так! Как я тебе показывал? Вот бестолочь.

Он видел, что мальчишке тяжело. Морально и физически. Что он действительно учится, жадно впитывая каждое слово Наставника. Что едва сдерживается, чтобы не сорваться. И это безропотное повиновение бесило. Хотелось вывести того из себя, посмотреть на поведение парня.

— Ответь, — допытывался он, — а тебе зачем учиться вообще? Ты все равно ни черта не запоминаешь! Как был деревенщиной, так и остался им. У тебя гены, как у твоей матери, дурные.

Выплюнул злые слова и осекся. Тепло-карие глаза сузились. И в этом он увидел себя двадцатилетнего, когда его отец бросал ему в лицо такие же обидные слова.

— Не трогайте мою мать. Вы не имеете никакого права унижать ее.

* * *

И почему он терпел? Другой бы на его месте давно сбежал оттуда. Алена, например, ни за что не стала бы молчать.

— Почему ты не уйдешь? — спросил однажды он мальчишку. И был удивлен, услышав ответ:

— Я должен учиться. Я обещал матери.

Мальчишка впервые рассказывал о своем прошлом. Мать надрывалась, чтобы прокормить сына. Работала в холода. Однажды в заводском цеху ее затянуло под пресс, в мясорубке смолотило обе руки. Он был тогда еще маленьким. И не мог смотреть, как она пытается накормить его, держа ложку ртом. От одного взгляда на эти старания его трясло. И тогда он стал мечтать о том, как вырастет, выучится на хирурга и, как в детской сказке про Айболита, «пришьет маме новые ручки». Мать умерла, не дождавшись, но на ее могиле он пообещал, что сдержит слово.

* * *

Сегодня сын приезжает из-за границы с очередного слета хирургов. Снова будут рассказы, восхищение светилами и возмущение чьей-то халатностью в теориях. Будут внуки — наконец-то! — их веселый смех заполнит скучную тишину дома.

Ему захотелось одному пройтись перед их приездом по парку. И он с удивлением обнаружил, какой светлый дождь в этом ноябре.

Прохожие не оглядывались на седого мужчину с тростью, шагающего, чуть прихрамывая, к выходу из парка.