Solo Uno (джен)

Второй был со мной с того момента, как я себя помню, хотя, может быть, именно он был первым. Причудливая аномалия, игра бытия, которую мы не могли себе объяснить. Главный розыгрыш близнецов Уизли.

Мы никогда не могли понять, кто из нас придумал это первым. В полночь один из нас отправлялся в будущее, второй — разворачивался и возвращался в прошлое. Каждый день мы проживали дважды, хотя, несмотря на это, не взрослели быстрее остальных, как будто в нас действительно было две жизни.

Чтобы не запутаться, младший был Джорджем, Фредом же звали того, кто жил день во второй раз. Наши жизни скручивались спиралью, и во всем этом была только одна бесспорная истина: все, что сегодня случилось с Фредом, непременно завтра случится со мной.

Тот день был таким же, как и многие другие до него. Пожиратели Смерти искали нас. Тогда нам часто приходилось перемещаться, заметать следы, забиваться, как грызуны, подальше в свои норы, сдерживать дыхание, надеясь, что хищник нас не заметит. У одного из нас было именно такое прозвище “Грызун” — чтобы напомнить себе, насколько тонкий под нами был лед. Второго звали “Рапира”, потому что иногда мы чувствовали себя как кусок стали, готовый впиться кому-нибудь в глотку. Мы были вымотаны от того, что приходилось бежать. Мы стали злы от того же. Наши смешки иногда напоминали собачий лай.

— К другим новостям. Гарри Поттер с пособничавшим ему драконом ограбили банк Гринготтс…

— Его Лордство, по слухам, несколько раз шмальнул в небо по этому поводу, но, как говорится, поезд ушел, осталось плакать…

Хлопки снаружи подсказали, что передача на сегодня закончена. Фред уже знал об этом — вещи он собрал заранее, и теперь он взмахнул палочкой, поджигая несколько петард, которые должны были отвлечь внимание. Я видел как Ли схватил радио и прочую аппаратуру, как Люпин и Кингсли подготовились к бою, сам сгреб в охапку какие-то провода.

— Опять началось!

— Они справа. Быстрее, — Фред убрал заклятием левую стенку палатки.

Мы все бросились бежать, надеясь как можно скорее выйти за пределы зоны, где нельзя было трансгрессировать. Сзади послышался грохот, в небо взвился столб пламени.

— Небольшой подарочек, — усмехнулся Фред.

— Когда успел?! — с восхищением выкрикнул Ли, не замедляя бега.

Заклятий не было, доносились только хлопки петард и выкрики уцелевших Пожирателей, решивших, что столкнулись с сопротивлением. Нам снова удалось уйти. И это снова было новое место.

Мы остановились на опушке леса, возле поваленного дерева. Вывороченные корни в беззвучной мольбе тянулись в небо, как будто мертвый исполин все еще мечтал снова оказаться живым. Мы отрубили эти корни: нам нужно было топливо для костра.

Огонь весело затрещал, пожирая древесину. Мы собрались вокруг него, словно для какого-то темного ритуала, тени и алые отблески плясали на наших усталых лицах. Люпин достал чайник, набрал в него воды из волшебной палочки.

— Сколько нужно Пожирателей Смерти, чтобы заварить чай? — спросил я.

— Хватит одного, но только если с ним будет домовик.

— Нет. Пожиратели Смерти в чай не годятся.

— Разве что в бульон…

Мы собирались спать. Я натянул немного сыроватое от ночной влаги одеяло на голову — так можно было притвориться, что у нас была крыша над головой, что была определённость, что эта война скоро закончится и никто больше не умрет.

Фред разбудил меня прежде, чем засияли первые рассветные лучи. Я поднялся и без слов уступил ему свое место. Потом я трансгрессировал обратно туда, откуда позже сегодня нам придется бежать, разбудил другого и улегся вместо него в палатке.

Я никогда не спрашивал себя, повторяю ли я действия Фреда точно такими, как видел. Казалось, когда я сам становился им, мне попросту хотелось совершить все то же самое. Это не было слишком удивительно, все-таки, мы были как один и тот же человек. Мы все равно никогда не могли сказать, кто принял решение, кому первому пришла в голову идея или почему итог был именно таким. Вокруг был постоянный парадокс, над которым мы устали думать и которым просто наслаждались.

Я проснулся пораньше, чтобы собрать все вещи и подготовить петарды. Я помнил, Пожиратели появятся справа, так почему бы не встретить их парочкой сюрпризов? Пока я ставил ловушку, Джордж возился с настройками радио, готовясь к вечерней передаче.

— На сегодняшний момент обстоятельства его смерти не известны… — устало говорил Люпин.

Многие погибали, и мы не могли им помочь, нам оставалось только поддерживать тех, кто остался. Смеяться до последнего.

— К другим новостям. Гарри Поттер с пособничавшим ему драконом ограбили банк Гринготтс…

В тот вечер я вновь улегся вместе со всеми возле все еще тлеющего костра, рядом с мертвым деревом, все еще молящим черное небо о пощаде. В вышине горели голубоватые точки звезд, похожие на проколы в старых бархатных шторах, какими закрывают окна в дни траура. Казалось, какой-то весельчак специально проделал их, чтобы посмеяться над скорбью всего мира. Я услышал, как Фред почти неслышно подобрался к костру и разбудил Джорджа, и как тот отправился обратно во вчера. Сам Фред улегся на его место. Мне стало спокойнее от того, что он был здесь. В последнее время, все чаще и чаще мне виделся кошмар, в котором он так и не появлялся.

Когда я проснулся, Фред уже встал. Он сидел на стволе поваленного дерева и смотрел на пробивающиеся между деревьев розоватые солнечные лучи. Свет скользил по его волосам, и точно так же ласково гладил обрубки устремленных в небо корней, словно хотел унять боль и утешить их.

— Что-то готовишь? — спросил я. — Они снова нас найдут?

— Не. Сегодня будет кое-что другое, — он усмехнулся.

— Что? — не выдержал я.

— Увидишь.

Я уселся рядом с ним и тоже принялся смотреть на струящийся сквозь кроны свет и на кружевные капли, которыми он проливался на землю.

— Мы столько путешествуем, что почти уже не замечаем мест. Странно, — сказал Фред. — Но посмотри вокруг. Рассвет — это что-то особенное.

Мы неторопливо завтракали, собирались. Фред говорил всем, что сегодня непременно кое-что случится и был, конечно, прав.

Когда я почувствовал, что монета ОД неожиданно потеплела, мое сердце быстро забилось от предвкушения. Это должно было быть главное сражение. После него все закончится и, почему-то, я не сомневался, что победа останется за нами. Как может быть иначе? Фред же был здесь.

Тогда я не заметил его задумчивости. Внутри теплела надежда, почти счастье, и не хотелось видеть ничего, что угрожало бы этому. Я вновь обнял родных, увидел старшего брата Перси, извинявшегося от чистого сердца, и был даже готов его простить, хотя много раз говорил себе, что “уж точно не его”. Фред тоже радовался со всеми, но как-то иначе. Где-то под слоями и слоями его шуток, смеха и улыбок скрывалась тоска. Не могла не скрываться. Ведь он знал, что случится. Он уже видел этот день до самого конца.

— Идем скорее! — весело говорил я. — А то ни одного Пожирателя не останется!

Фред смеялся и хлопал меня по плечу.

— Да, Перси, мы очень ждем твоего мудрого руководства, — передразнивал он брата.

Мы должны были организовать оборону тайных ходов, значит, нам предстояло разделиться. Тогда это не показалось мне чем-то особенным. Забавно, как некоторые очень важные моменты жизни проскальзывают мимо совсем незамеченными. Когда все вокруг взрывалось от всполохов зеленого огня, нужно было стараться думать только о том, что прямо перед тобой. Все было просто. Если ты устоишь здесь, если не позволишь пройти, это спасет чью-то жизнь. И нужно было учиться доверять другим точно так же спасти твою. Фред часто говорил мне об этом, иногда я слышал то же от Джорджа, да и сам повторял бесчисленное множество раз.

— Возьми каргу, я займусь тем, который на третьем этаже, — Фред усмехнулся.

И вот передо мной была статуя старой горбуньи, злобно скалящей зубы из-под капюшона. Она манила своими костлявыми пальцами всех, кто был достаточно смел или безрассуден, чтобы спуститься в ее владения. Попробуй. Покажи себя.

В туннеле было темно, так что нельзя было разглядеть собственных рук. Звук дыхания отражался от стен, возвращаясь со всех сторон, и казалось, что совсем рядом находится еще один человек, может быть в этот самый момент бормочущий заклятие, которое тебя убьет.

— Гоменум ревелио, — прошептал я. Сердце колотилось, как бешеное, хотя бояться было нечего. Фред был жив, значит мое время не пришло.

Пожиратели отправили одного вперед, чтобы расчистить дорогу остальным. Он, наверное, был из тех, кто только недавно вступил в их ряды, прельстившись дешевой славой. Тот, кого легко было вдохновить на “подвиги”.

— Зря, — усмехнулся я, шепча оглушающее заклятие. Красная вспышка промчалась по коридору и угасла, на мгновение осветив его фигуру.

Когда от моего следующего заклятия начал рушиться проход, я быстро вскарабкался обратно по лестнице, закрыл люк и запечатал его. Мне показалось, что старуха одобрительно ухмыляется. “Хорошая работа”.

Отзвук далекого взрыва сотряс замок до самого основания, так что пол на мгновение как будто ушел у меня из-под ног. Все-таки они были здесь. Я бросился вверх по ступенькам к третьему этажу. Вокруг шипели искры, пыль в воздухе собиралась в туман, чувствовался тяжелый огненный жар. Я перескочил через несколько обломков, бежал, почти не разбирая дороги, налетел на кого-то. Друг или враг? Зеленая вспышка рикошетом отскочила от стены. Мое заклятие попало ему в руку, он перебросил палочку в левую. Кто-то сзади тоже пробирался через завал. Обернувшись, я не смог разобрать лица. Друг или враг? Я не мог позволить себе рассматривать его, первый умел пользоваться левой рукой так же хорошо, как правой. Дернувшись в сторону, я едва увернувшись от еще одного заклятия. Только то, что перед тобой. В конце концов, я знал, что не умру. Пожиратель снова взмахнул палочкой.

— Пригнись! — голос Люпина. Это он был там, сзади.

Я послушно пригнулся, спрятавшись среди обломков. Два заклятия столкнулись прямо надо мной, искры осыпались вокруг, одна прожгла воротник моей куртки, вторая ошпарила руку. Люпин снова что-то закричал. Я вынырнул из своего укрытия, и только успел заметить, что пожиратель смотрит в другую сторону. Это был шанс.

Мелькнула алая вспышка.

Когда пожиратель упал, послышался скрежет сползающих от его веса камней. Я огляделся, поискал глазами Люпина.

— Римус? — в горле першило от пыли. — Римус?!

Я пробирался через завал, туда, где последний раз видел его.

— Римус!

Оказалось, он был рядом, только уже не мог ответить. Он лежал на спине среди обломков, странно раскинув руки, лицо его было умиротворенным, гораздо спокойнее, чем я когда-либо помнил у него. Так выражалось вечное забвение. Я слышал, точно такое же лицо было у тех, кого подвергли поцелую дементора.

Мгновение я смотрел на Люпина, потом отвернулся и, теряя равновесие на скользящих камнях, пробрался обратно к пожирателю. Он все еще был без сознания. Это почему-то казалось верным решением. Когда зеленый огонь слетел с моей палочки, я не почувствовал ничего, кроме охватывавшего сердце холода.

Тело Люпина было очень тяжелым, как будто несло в себе не только его мышцы и кости, но и целый груз неисполненных желаний и непрожитых дней. Кто-то крикнул мне, что пожиратели отступили и все собирались в Большом Зале.

Там же я нашел и Тонкс, заметил ее неподвижное тело на ступеньках. Глаза у нее были точно такие же, распахнутые, пустые, смотревшие вникуда. Когда я опустил Люпина рядом с ней, мне казалось, что хуже в этот день мне уже не придется, словно я стал не так восприимчив ко всем этим смертям. А потом я увидел тело Фреда.

Я не знал, кто принес его сюда. Он лежал на полу в Большом Зале, как две капли воды похожий на меня, совсем один. В смерти мы все одиноки, выключены, как неисправный радиоприемник, больше не способный ни с кем связаться.

Я опустился на каменные плиты у него в изголовье — так вдруг ослабели колени. В ушах тянулась одна высокая нота, заглушившая все вокруг — отягченные ношей шаги, всхлипы и глухие рыдания, торопливые, бессмысленные разговоры, пытавшиеся отогнать мрак. Мне не запомнилось, как подошли другие — родители, Билл, Флер, Перси, Рон. Я не слышал даже их рыданий, того, что они говорили мне и друг другу.

Фред был мертв. Я почувствовал, что почти готов рассмеяться, как будто мое тело просто не могло подобрать никакой другой реакции. Эмоции выплеснулись, свернулись в комок, сдавили внутренности. И какой смысл? Все было кончено.

Фред всегда помогал мне, я сам всегда помогал Джорджу, так было с самого нашего рождения. Я так привык к этому, что забыл, что и ему тоже может быть нужна моя помощь.

— Почему он был здесь. Он же знал, — пробормотал я. — Я вижу это сейчас. Он же знал. Тогда почему?

Перси обнял меня за плечи. Я смотрел на помертвевшие от печали лица моих родных и мог думать только о том, что они решат, когда в полночь неожиданно исчезнет и второй брат. Главный розыгрыш близнецов Уизли. Я не хотел расставаться с ними. Я не хотел умирать.

Время приближалось. Я взбежал по лестнице к часовой башне. Прислушался к мягкому стуку шестеренок и почувствовал в этом звуке скрежет точильного камня, которым палач выправляет свой топор. Стрелка еще немного двинулась, приблизившись к двенадцати. По спине потек липкий пот, страх обхватил меня за горло.

Я не хотел умирать. Я просто не хотел умирать.

Если я просто не отправлюсь в прошлое, как полагается? Не стану замыкать душившую меня временную петлю?

На мгновение меня захватила эта сказка, порожденная моим отчаянием.

Это было невозможно. Вся эта роскошь проживать каждый день дважды была также и проклятием следовать все время по намеченному пути.

Я до боли сжал кулаки, следя за неумолимым ходом стрелок. Еще минута до двенадцати. Еще минута перед тем, как я увижу последний день своей жизни.

Каким он будет? Я скажу родным все, чего не успел? Речь? Я невольно усмехнулся, подумав, что не годился для этого. Лучше просто быть рядом. В последний раз.

Послышался первый удар часов.

Как это будет? Больно?

Что ты, еще не сейчас. У тебя еще целый день. Почти вечность, можно сказать.

Удары отсчитывали полночь.

Мои мысли уцепились за оставшееся мне время. Еще будет много эмоций. Надежда, когда монета ОД неожиданно потеплеет, счастье, когда ты вновь обнимешь родных, азарт, когда от твоего заклятия обрушится свод тайного прохода.

Прозвучал третий удар. Сердце все еще колотилось, тревожным звонком призывая меня сделать хотя бы что-нибудь. Мысли сковывал холод — понимание, что ход времени изменить нельзя.

Когда отзвучат часы, этот день начнется снова. Мой последний рассвет. Я усядусь на мертвом поваленном дереве и буду смотреть, как купаются в лучах солнца кроны его живых собратьев.

Колокол зазвонил в шестой раз.

Впереди жидко задрожал неопределенный силуэт. Мое воображение играло со мной, создавало образы, отчаявшись перед лицом неминуемой смерти, решившись увести меня в мир грез, если уж в реальном мире все оказалось бесполезным.

Дрожащие неверные контуры соткали фигуру. Это был я сам. Такой же, как две капли воды.

— Привет Джордж, — усмехнулся он.

— Фред? — с недоумением спросил я.

— Ты останешься здесь, — весело заметил он. — Пойду я. Твое время еще не пришло.

Я недоверчиво прикоснулся к его руке. Он был здесь. Он пришел. Но как. Как такое было возможно?

— Но ведь я… умер?

— Конечно умер, — Фред пожал плечами, как будто я говорил очевидные вещи. — Все мы когда-нибудь умрем, так ведь? Не ясно только, когда. Почему мы с тобой вдруг станем исключением?

— Ты из будущего? Сколько, год, два? Когда?

— У нас как будто две жизни, помнишь же, — Фред как будто наслаждался удивлением на моем лице. — Такая уж аномалия.

— Когда, скажи мне? — с каким-то упрямством попросил я.

— Ты поймешь, — заметил он, а потом, усмехнувшись, добавил: — Хотя я на твоем месте поставил бы будильник. Будет неловко проспать собственную смерть.

Я почувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбку, хотя на глаза наворачивались слезы.

— Серьезно? Это все, что ты мог придумать? — голос изменил мне. — Это, знаешь ли, твоя последняя шутка.

— Да? — сварливо отозвался тот. — Во-первых, у меня еще целый день. Во-вторых, если такой умный, то, давай, попробуй придумать что-нибудь получше.

Я обнял его. Какое-то время мы молчали. Как я мог отпустить его? Он собирался теперь умереть. Слезы все еще текли по щекам.

— У тебя все получилось, правда? — пробормотал я. — Жизнь? Она была хорошей?

— Сам увидишь. Тебе понравится.

Часы отсчитали двенадцатый удар, и все стихло. Я остался один.

Последняя петля, длиною в целую жизнь.