Кто недостоин высоты (гет)

Замок Брюгге шумел с четырех часов утра тем непривычным ему гудением, что не слышали здесь уже два поколения — с тех самых пор, как дед нынешней королевы, Роберт Первый, привез себе супругу из самого Камбре, что нынче снова принадлежит французской лилии и граничит с владениями Артуа. А ведь в те давние времена Пикардия входила в состав Фландрии, и именно этой исторической справкой господин де Артуа, чей отец, будучи в свою очередь еще совсем юнцом, потерял свои титульные права в результате Пикардийской войны, объяснял возможность высокого своего положения при фламандском дворе. И хотя фамильный замок в Аррасе он все же сохранил за собой, с каждым годом тот все больше приходил в упадок, и сам нынешний владелец не навещал его вот уже десять лет подряд, что, впрочем, не мешало ему время от времени в светской беседе как бы невзначай упоминать «мой замок» и «графство Артуа».

Как мы уже упомянули, королевская резиденция в то утро не спала, и проснулась она еще за пару часов до того, как прибыла сама королева, ведь слухи, как известно, бегут впереди даже четверки лучших лошадей. Сама же Марго Фландрская прибыла домой в таком волнительном своем состоянии, какое не смогла бы припомнить за многие последние годы.

— Видимо, — размышляла она вслух, поскольку в комнате не было ни души, — судьба благоволит мне, и я разом смогу решить сразу несколько проблем.

Безответная страсть к графу Лоон порядком измотала ее за эти несколько лет, но теперь, с новым витком жизни, у нее не осталось бы никаких поводов для визитов к нему, к тому же и сам этот простолюдин одним своим видом пробудил в королеве те ощущения, что она давно позабыла.

Будучи совсем еще юной, Маргарита с младшей сестрой своей Аделой нередко обсуждали всяческие непристойности, которые, как им тогда казалось, обязательно должны отличать супружескую жизнь со «свежей кровью» — так высокопарно именовали избранных монархами простолюдинов — от истинно королевской. Их родители представляли собой типичную пару августейших особ, с детства привычных к размеренному этикету и столь же размеренным семейным отношениям, и посему иной вариант брака виделся тогда девочкам таинственным и потому даже желанным. Приставленная к принцессам строгая госпожа Хоштаде запрещала им подобные, как она утверждала, недостойные разговоры, но юные создания лишь тем больше фантазировали и воображали, втайне подсматривая за работающими при дворе замка молодыми мужчинами.

С возрастом эти детские ощущения подзабылись, изгладились опытом, уступили место другим интересам, и вопросы брака перестали казаться волнующими.

Как бы то ни было, сегодня королева, прибыв в Брюгге, разумеется, раньше своего избранника, в нетерпении металась по своим покоям, то нервно поправляя прическу, то начиная перебирать украшения, то выглядывая в окно — словом, вела себя как юная невеста, не знающая, чего ожидать от таинства брака.

В таком состоянии ее и застал вернувшийся де Артуа.

Королева, до того стоявшая, грациозно присела на пуф и тоном, полным достоинства и истинно королевской скуки произнесла:

— Ну, что же, выполнили ли вы мое поручение, мсье?

Как всегда в таких случаях, оказываясь наедине, королева говорила со своим верным министром на чистом французском, коим владела в совершенстве. Точно так же она обращалась с теми высокими дворянами в ее подданстве, кто в силу происхождения мог использовать немецкий или голландский. Она считала, что подобная маленькая хитрость позволяет ей быть не только сюзереном, но и весьма близким человеком, которого облагодетельствованный родной речью не сможет предать, и это служило еще одним доказательством того, насколько умной была эта женщина.

— Разумеется, ваше величество, он здесь, но нуждается в некоторых… процедурах, прежде чем иметь честь предстать перед вами.

Королева нервно закусила губу, и это не укрылось от проницательного взгляда старика. Впрочем, тон ее нисколько не изменился, и она с деланым равнодушием махнула ему в сторону дверей:

— Идите и сделайте, что там необходимо. Я вам полностью доверяю.

Поклонившись, де Артуа вышел, а королева вновь поднялась и подошла к зеркалу, отразившему ее во весь рост. Нисколько не сомневаясь в своей власти, Маргарита все же была женщиной, желавшей поражать и восхищать мужчин, из какого бы сословия они ни происходили. А эта «свежая кровь» должна совершенно потерять дар речи, увидев свою королеву.

Маргарита Фландрская в очередной раз пригладила идеальные каштановые волосы, легко провела кончиками пальцев по скулам, словно удивляясь, как не по возрасту изящно они выглядят, и довольно улыбнулась своему отражению.

* * *

Когда Дирк Виллемс в сопровождении четырех гвардейцев и господина де Артуа подъезжал ко дворцу, пробило уже половину девятого утра.

За все время пути он не проронил ни слова и даже ни разу знаком не обратился к своим конвоирам. Не то чтобы он смирился с тем, что творила с ним судьба, нет, просто господин Виллемс впал в то состояние, когда плавная дорога и мерное покачивание в седле заставляют совершенно потерять способность думать и существовать будто бы во сне. Поэтому в момент, когда его лошадь остановил подошедший конюх и потянул за собой в сторону, господин Виллемс словно очнулся, и лицо его сразу же приняло выражение того мрачного недовольства и затаенной злости, что нередки для простолюдинов, попавших по милости знатных особ в неприятности, но не имеющих никаких возможностей что-либо с этим поделать.

Они миновали два двора, разделенных поднятыми узкими решетками, и Дирк, озиравшийся больше из любопытства, чем страха, заметил, что господин де Артуа оставил его конвою, спешившись еще в первом каменном колодце. Виллемсу не хотелось терять из виду человека, столь хладнокровно отдавшего приказ уничтожить его семью, но по чести сказать, он и сам не представлял, что собирался сказать или сделать, будь у него теперь такая возможность.

Во втором дворе один из гвардейцев, видимо, их капитан, знаком приказал ему слезть с коня и следовать за ним. Двое солдат остались у входа, а сам Виллемс в сопровождении капитана и еще одного гвардейца и слуги зашли внутрь.

В первую очередь его препроводили в ванные комнаты, где все так же безмолвно заставили раздеться и совершить необходимые банные процедуры. Конвой все это время невозмутимо стоял у дверей, и Дирк время от времени кидал на них мрачные взгляды, в то время как то появлявшиеся, то исчезающие слуги с любопытством разглядывали его самого.

К тому времени, как господин Виллемс оказался уже совершенно чист, выбрит и вытерт полотенцами, его недовольство и злость дополнились еще и чувством стыда, потому что, черт возьми, он был взрослым мужчиной и не нуждался в помощи при мытье собственного тела!

Но вырвав из рук очередного лакея полотенце, он наткнулся на красноречивый взгляд капитана, который явственно сказал ему, что мнение Дирка здесь ровным счетом ничего не значит. К тому же в этот момент вошел еще один человек, отличительная манера держаться которого сразу бросалась в глаза: мужчина не походил на праздного вельможу, какими полнился двор, но держался с тем достоинством, что выделяет людей, привыкших к общению в высших кругах.

Это был господин Алдеринк, придворный лекарь.

* * *

— Все готово, ваше величество, — возвестил де Артуа, аккуратно заглядывая в приемные покои королевы сквозь опущенные перед дверью портьеры.

— Ведите же!

Как ни старалась Маргарита Фландрская сдерживаться, терпение ее подходило к концу. Совершенно не вообразимым и не подобающим королеве образом ей хотелось поскорее увидеться с этим человеком, чтобы вновь почувствовать тот же трепет, что заставил ее остановить карету накануне.

Его ввели под конвоем, поскольку других распоряжений господин министр так и не отдавал. Дав знак гвардейцам покинуть комнату, королева окинула взглядом своего замершего у дверей потенциального супруга.

Намытый, причесанный, одетый в дорогой ткани костюм, позволявший на минуту представить, что вошел некий знатный господин, Виллемс сейчас не производил того впечатления, что приключилось с ней в Хасселте. На мгновение Маргарите даже показалось, что она разочарована и ощущение интриги потеряно навсегда.

Но чутко уловивший меняющееся настроение своей госпожи де Артуа совершенно непочтительно пихнул Виллемса вперед, ближе к Маргарите и освещающему центр комнаты окну. Теперь королева могла рассмотреть его без ложной скромности выдающееся лицо и внушительную фигуру вблизи.

Около шести с половиной футов ростом, он был на голову выше графа Лоонского, чей образ в глазах королевы тут же начал меркнуть, чем больше она рассматривала нашего героя. Помимо удивительно гармоничного общего сложения, высокого лба, свидетельствующего о недюжинном уме, и копны волнистых, еще влажных после ванны, каштановых волос, у королевского избранника оказались замечательные серые глаза в обрамлении густых и длинных ресниц, которым позавидовала бы любая дама. И глаза эти упорно смотрели поверх Маргариты, ни разу не встретившись с ее взглядом. Этот запрет был единственным, о чем сообщил ему министр перед тем, как они вошли.

— Господин Дирк Виллемс: здоров как черт, силен как бык. Все зубы на месте, физических отклонений нет. Зашита свежая рана на голове, поверхностные повреждения прочих частей тела. Глубокий старый шрам на правом бедре, но хромота отсутствует, — зачитал министр подписанный лекарем короткий лист, оставив неозвученным только личный вывод доктора — решать королева будет сама.

— Узнаю слог господина Алдеринка! Это же все… безопасно?

— Не наследуется, ваше величество.

Королева едва заметно улыбнулась замечанию де Артуа и подошла к Дирку совершенно вплотную, почти проводя ладонью по его бедру — отчего господин Виллемс весьма ощутимо вздрогнул, — но так и не прикоснувшись, и мягко произнесла:

— Это, наверное, очень занятная и волнительная история?

— Коза.

Де Артуа демонстративно и громко кашлянул.

— Коза, ваше величество, — тут же исправился Дирк, по-прежнему не глядя на королеву. — Бешенство.

Если еще можно было чем-то заинтриговать Маргариту Фландрскую в этот день, то простому горожанину только что это удалось.

— Вы полны загадок, господин Виллемс, — произнесла она, заставляя себя отвернуться от него и отходя к окну. — И немногословны.

— Обычная крестьянская история… ваше величество. И я даже не смею надеяться, что мои слова могут быть хоть сколько-нибудь важны и интересны для вас.

Ах, если бы тон господина Виллемса хоть немного соответствовал учтивости его слов! Но увы, все тщательно удерживаемые в нем здравым смыслом боль и злость уже начали прорываться, и он совершенно ничего не мог с этим поделать, даже признавая сам, что ступает на дорогу к виселице.

Господин де Артуа немедленно двинулся к своей королеве, будто бы способный защитить ее от этого гиганта, воспитанного деревенскими невеждами, если бы тому вдруг взбрело в голову какое-то неуместное действие, но был тут же остановлен легким движением царственной руки.

— Это уже я решу, господин Виллемс, что мне интересно, а что — нет!

Очаровательное лицо Маргариты на мгновение ужесточилось, и меж тонких бровей пролегла привычная складка — обычно с таким выражением королева осуждала новости, которые не приходились ей по нраву, и министр хорошо знал, какова бывала в гневе его госпожа. Впрочем, сейчас королева сразу же взяла себя в руки и с так идущей ей легкой грацией присела на софу:

— А теперь, господин де Артуа, оставьте нас.