Исчезновения Драко Малфоя (гет)

Две недели спустя

Драко повезло, что в доме на площади Гриммо и все этажи, и подвал были завалены темными артефактами, иначе он сдался бы Темному Лорду чисто от тоски.

— Драко, — однажды вечером сказала мать, когда он по ошибке поделился с ней своими мыслями, — это не тема для шуток.

Глаза у Нарциссы были льдисто-голубыми, будто его собственные насытили цветом, и по-кошачьи вытянутыми. Драко заметил, как ее взгляд нервно метнулся к двери. Он знал, что она вспоминает мэнор, который почти год служил пристанищем нескончаемому потоку Пожирателей, только и ждущих, когда окружающие проявят слабость или дадут повод усомниться в верности Лорду.

Драко зевнул и повалился в видавшее виды кожаное кресло.

— Да ладно, мам. Ты знаешь, чего мне стоило добиться этих первоклассных апартаментов. Одной тебе я их не оставлю.

Ее черты разгладились, Нарцисса едва улыбнулась и вернулась к чтению «Вечернего пророка».

Драко задержал на матери взгляд. Она выглядела куда лучше, чем за весь год. Ее длинные светлые волосы, ставшие тонкими и тусклыми, были вымыты и уложены, и хоть красные прожилки в глазах от недосыпа никуда не делись, движения утратили прежнюю нервозность. Она вновь гордо держала спину, навевая Драко воспоминания о черном жемчуге, шелковых мантиях и пышных приемах из детства.

В целом мать выглядела так, как он себя чувствовал: словно все следы предыдущего года физически вывели из организма, избавив от напряжения и оставив тело дышать.

Драко пробежал пальцами по потрескавшимся, поблекшим подлокотникам, испытывая минуту редкостного умиротворения. Стояла середина июля, приятная жара, окна были раскрыты, чтобы впустить в комнату освежающий ветерок. Волшебное радио в углу негромко наигрывало «Симфонию сверчков» Клэнтэма, а мать, если и не была счастлива, то по меньшей мере довольна, и ей больше не грозила опасность. Ко всему прочему два дня назад им сообщили, что Люциусу в Азкабан тайно пронесли Напиток живой смерти и в ближайшие выходные его оттуда вызволят.

К дому не прилетали совы, но «Пророк» и разные сообщения доставлялись через камин дважды в день, бесцеремонно шлепаясь на кухонный пол. До сих пор самой интересной новостью в газете был их с матерью некролог, вышедший спустя неделю после их «смерти». Драко зачитал статью мрачным тоном церемониального служащего и так развеселил Нарциссу, что та улыбнулась, сверкнув зубами, чего никогда не делала — ей не нравился острый резец.

— Написали о чем-нибудь интересном? — полюбопытствовал он, закидывая ноги на пуфик, ножки которого кремового цвета вполне могли быть вырезаны из клыков тролля.

— Не особенно, — отозвалась мать. — В Министерстве проводят внутреннее расследование в Отделе магических игр и спорта. Подозревают, что кто-то из сотрудников на стороне Лорда.

— Игр и спорта? — прыснул Драко. — Ну конечно. Темный Лорд только и мечтал, что возглавить Международную ассоциацию квиддича.

Нарцисса дернула уголком губ.

— Они считают, что это пропуск в Центр мракоборцев. Ослабив безопасность в одном отделе, можно запустить цепочку Империусов.

— А, — призадумался Драко. — И как? Там уже кто-то под Империусом?

Нарцисса приподняла бровь.

— Сомневаюсь, что это стоит обсуждать в штаб-квартире Ордена, Драко. — Она показательно перевернула страницу.

Молча, но с насмешкой Драко наблюдал за матерью. Родители делились с ним сведениями только секунд через двадцать. Считали, что таким образом прививают ему терпение.

Как по заказу, мать вздохнула и обратила на него взгляд.

— Я ничего не слышала об Отделе игр. Естественно, Темный Лорд изменит все планы, о которых мне довелось узнать. Меня ведь должны были обстоятельно допросить перед смертью.

— Ну конечно. Дамблдор же славится своими суровыми допросами.

— Он, к твоему сведению, умелый легилимент.

— Да, да, но это ведь не помешало мне впустить Пожирателей в школу. — Поднявшись, Драко потянулся. — Пожалуй, прикажу эльфу заварить мне чай. Тебе тоже, мам?

— Нет, благодарю, Драко... я позову его, если захочу.

Хоть Нарцисса и не оторвалась от «Пророка», она бессознательно коснулась руки прошедшего мимо сына, будто напоминая себе, что он реален.

В итоге Драко спускался в кухню, намереваясь заняться чаем самостоятельно. Эльф — Крикимор или как его — ему не нравился. У того входило в привычку появляться внезапно, да и видом своим он напоминал безумного гнома. Дамблдор прислал эту жуткую развалину через два дня после их появления на Гриммо. Домовик с нескрываемой радостью встретил их семью, и с тех пор Нарцисса отдавала ему распоряжения. Под ее руководством дом становился все чище и чище. К примеру, на потолке в ванной Драко теперь рос только один вид плесени. Точнее, в ванной Регулуса Арктуруса Блэка — в его комнате Драко как раз и жил.

— Хозяин Драко! — каркнул домовик, когда чайник еще только закипал. Вздрогнув, Драко обернулся на спешащего эльфа, охваченного ужасом. — Кикимер не знал, что хозяин Драко хочет выпить чаю... Для Кикимера было бы честью, честью услужить благородному сыну Малфоев... Кикимер знает, хозяин любит крепкий чай, как и полагается чистокровным, да...

Драко брезгливо отодвинулся. К счастью, эльф сменил старую набедренную повязку на более приличное полотенце, но от него по-прежнему несло запахом ветхости. Вероятно, все дело в плесени.

А потом Драко уловил смысл произнесенных слов.

— Откуда ты знаешь, какой чай я пью? — нахмурился он. — Ты ни разу мне его не готовил.

Домовик виновато поежился, покрасневшие глаза заметались.

— Кикимер наблюдал... то есть... в прошлом году Кикимера заставили следить за хозяином Драко, в Хогвартсе, по... — его лицо скисло, — приказу хозяина Гарри. Кикимеру приходилось неотступно наблюдать за хозяином Драко и все рассказывать хозяину Гарри, да, ему приходилось, но он не хотел.

Драко с отвращением пялился на домовика.

— Неотступно? Что, даже пока я спал?

Без слов было ясно, что Кикимер до глубины души сожалеет, что зашел на кухню.

— Кикимера грызла совесть, — прохрипел тот, взгляд заметался пуще прежнего. — Подсматривать за одним из Малфоев, какой позор...

Но не успел Драко задать новых вопросов, как услышал шаги и приглушенные голоса. Дверь распахнулась, и в кухню вошли Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.

— ...если даже он не знает, кто это, тогда... — шептала Грейнджер, которая замолчала, стоило двери захлопнуться.

Замерев, они уставились на Драко с другого конца помещения. Малфой уставился на них в ответ.

Последний раз он видел Уизли во время битвы недалеко от входа на Астрономическую башню. Они с сестрой бросались проклятиями в Пожирателей, мистическим образом в самое нужное время уклоняясь от ответных заклинаний. У Драко до сих пор перед глазами стояло веснушчатое лицо, расцвеченное вспышками. После двухнедельной жизни в тихом доме, когда самым увлекательным занятием было столкнуть сороконожку обратно в канализацию, воспоминания о сражении: крики, эхом разлетающиеся по коридорам, вкус каменной пыли на языке, как след злости, которую они выплескивали на замок — казались эпизодами из другой жизни.

Еще более странно было вспомнить, что Грейнджер он в последний раз видел за день до битвы: она взмахивала палочкой на уроке Слизнорта, а Драко тогда в очередной раз испытал стыд, оказавшись после нее вторым. Такие обыденные события никак не могли происходить лишь две недели назад.

Скрип двери, в которую выскользнул Кикимер, привел Драко в чувство.

— Не обращайте на меня внимания, — протянул он, однако голос вышел не таким беспечным, как ему хотелось бы. — Одна минута, и я уйду. Не хочу мешать вашему... тайному побегу или что вы там делаете? — Малфой обвел взглядом пальцы Грейнджер, обхватывающие плечо Уизли. — А вообще нет, даже знать не хочу.

— А ты совсем обнаглел, — не выдержал Уизли, когда Драко начал заглядывать в разные коробки с чаем. — Наслаждаешься каникулами?

— Бывало и лучше. Но вряд ли ты поймешь, Уизли. — И, обернувшись, Драко ухмыльнулся: — Здесь ведь не одна ванная, так что для тебя это все равно что пятизвездочный отель.

Дверь в кухню открылась, помешав Уизли ответить. Внутрь завалились еще четверо из их семейки: близнецы, а за ними и родители. Все что-то тихо обсуждали.

— ...все равно, что Ремус думает, будто вы готовы... — шипела миссис Уизли на одного из братьев, но как только все они заметили Драко и замерли на месте, она захлопнула рот так же, как и Грейнджер ранее. В кухне воцарилась еще более неловкая тишина.

Засвистел чайник. Драко повернулся ко всем спиной заварить себе чай, внезапно осознав, что во рту пересохло. Пока вода наливалась в кружку, он представлял, как кипяток обжигает пальцы, обваривается и краснеет кожа — точно как у Билла Уизли.

Две проведенные здесь недели Драко наблюдал, как члены Ордена снуют по первому этажу. Вероятно, ночью он раз или два слышал голоса старших Уизли, но еще с ними не встречался, да и не желал ни оказаться с ними в одной комнате, ни знать, что у них есть ему сказать.

С кружкой, от которой поднимался пар, Драко прошествовал мимо матери семейства, маленькой полной женщины, пахнущей кухней и дешевым чистящим зельем. На нее он не смотрел. Драко бросил взгляд лишь на остальных, удивленно замечая, что никто, кроме Рона, не казался особенно разозленным. Даже Грейнджер смотрела на него лишь настороженно и испытующе, совсем без привычной запальчивости.

Он выдохнул, только когда за ним захлопнулась дверь. Драко поднялся по короткой лестнице в освещенную прихожую, где в воздухе висела пыль, а туда уже набились другие члены Ордена Феникса: Дедалус Дингл то приподнимался на носочках, то опускался, Кингсли Бруствер на голову возвышался над остальными, и появилась кузина Нимфадора с волосами возмутительного рыжего оттенка. Сегодня, видимо, весь Орден пожаловал на собрание.

— Драко, здравствуй, — раздался усталый голос. Из-за спин людей появился Ремус Люпин. Не удержавшись, Драко оглядел его мантию, которая столько раз была залатана, что выглядела буквально сшитой из лоскутов.

В ответ на приветствие Малфой коротко кивнул и отошел от двери в кухню, но Люпин не торопился. Бывший профессор тоже отступил, пропуская других орденцев. Мимо на деревянной ноге проковылял Грюм, магический глаз обвел помещение и уставился на Драко.

— Как у вас с матерью дела? — понизил голос Люпин. — Понимаю, вам непросто. Этот дом... — он обвел взглядом отклеивающиеся обои, — ...не самое приятное место.

«Мерлин, избавь меня от этого», — раздраженно подумал Драко. Люпин ничуть не изменился. Преподавая на третьем курсе, он вел себя точь-в-точь как сейчас: был безумно усталым и вместе с тем надоедливо серьезным и обращался со всеми так, как будто они тоже носились с травмой личного характера.

Так вот у Драко подобной травмы не было. Он был жив, в безопасности, и смотреть на него, как будто он вот-вот сорвется, совершенно незачем. Даже в самом худшем случае Драко обошелся бы без жалости, а уж принимать ее от оборотня и вовсе не собирался.

— У нас все отлично, — холодно сказал он. — Я как раз к ней поднимаюсь.

— Вот это прием, — возмущенно заметила Тонкс, когда Драко прошел мимо них с Люпином. — Мы вообще-то привели ее сюда. Стоило бы быть полюбезнее к людям, которые спасали ей жизнь. Похоже, это семейное.

Драко сбился с шага. Кузина впервые с ним заговорила. Как дочь мужчины-грязнокровки и женщины, которую выгнали из семьи, Тонкс не приглашали ни на семейные встречи, ни на рождественские мероприятия, ни на летние вечера, во время которых газон поместья украшали зонтиками пастельных цветов и разносили блюда с пирожными из заварного теста. Драко никогда не думал о той части семьи — с чего бы интересоваться кем-то, кто вышел замуж за грязнокровку? — но сейчас его посетила мысль, что в детстве его мать и мать Тонкс, скорее всего, вместе приходили на Гриммо в гости. Он почувствовал себя до странности юным.

Остальные члены Ордена уже прошли в кухню. Драко, не глядя в глаза Люпину и Тонкс, начал подниматься по ступенькам, застеленным ковровой дорожкой. Но едва он добрался до площадки, как дверь внизу вновь распахнулась. Оглянувшись, Драко увидел двух последних участников собрания: Снейпа, бесстрастного и по обыкновению с грязными волосами, и Дамблдора, который шел медленно и осторожно, словно каждое движение отдавало болью.

На глазах Драко они пересекли коридор и присоединились к остальным в кухне. Дамблдор, по-видимому, не оправился от чего бы то ни было, что случилось с ним в ночь нападения, но старик держался Снейпа и все еще тому доверял. Чудо, как Северус его еще не убил. Конечно, из-за ослабленного состояния директору, видимо, пришлось возложить все свои дела на плечи других членов Ордена и его ни на минуту не оставляли одного. Может, Снейп намеревался избавиться от него в условиях строжайшей секретности, чтобы остаться в Ордене и после смерти Дамблдора.

Драко оглянулся в сторону коридора, ведущего к гостиной. Подумал о матери, которая читала газету, о ее заблестевших от предвкушения глазах, когда им сообщили новости об отце. Внезапно спасение из Азкабана не показалось гарантией дальнейшей счастливой жизни. Дамблдора в таком состоянии прикончит даже слабенький яд.

Драко решился. Прихватив книгу о магии крови, которую уже начинал читать, он уселся на верхней ступеньке, ожидая, когда откроется кухонная дверь. Подслушивать, что происходит на собрании, было бесполезно: Драко уже несколько раз пытался, когда собиралось меньше участников, но на двери всегда висела какая-нибудь «заглушка».

В этот раз собрание длилось не один час. К тому времени, как скрипнула дверь, он успел прочитать две главы об использовании крови в качестве ингредиента для зелий. Драко поспешно спустился — несколько человек уже выходили из дома, кто-то перемещался камином, и кухню озаряли вспышки зеленого пламени. Он поторопился дойти до проема, не желая упустить Снейпа с Дамблдором.

Удача ему улыбнулась. Когда Драко остановился в дверях, Снейп с Дамблдором еще не ушли, как и Грейнджер, Уизли и миссис Уизли. Директор терпеливо выслушивал мать семейства, которая чем-то возмущалась:

— ...молодых членов Ордена как наживку, Альбус!..

Дамблдор поднял руку. Миссис Уизли, оглядевшись, увидела Драко и тут же замолчала.

— Рад видеть вас в добром здравии, Драко, — едва заметно улыбнулся старик. — Чем могу вам помочь?

— Я бы хотел поговорить с профессором Снейпом, — произнес Драко.

Снейп перевел взгляд на Дамблдора, и тот чуть склонил голову.

— Идите. Я подожду тебя здесь, Северус... Как видишь, нам с Молли еще есть что обсудить...

Драко выбило из равновесия. Даже голос Дамблдора звучал слабее обычного. Хотелось остаться и понаблюдать за ним, поискать другие симптомы, но Снейп быстро вышел из кухни и вывел Драко в пустой коридор.

— Я слушаю, — поторопил профессор. Понять что-либо по темным глазам, как всегда, не представлялось возможным.

— Я не буду вам мешать, — тихо признался Драко.

Выражение лица Снейпа даже не дрогнуло.

— Я не имею представления, о чем вы говорите.

Драко еще сильнее понизил голос:

— Я знаю, что вы поклялись моей матери. И что собираетесь его убить. Я никому не расскажу.

Вытянув руку, Снейп захлопнул кухонную дверь.

— Тогда зачем вообще что-то говорить? — Он поджал губы. — Вы мне угрожаете?

— Нет, — сразу ответил Драко. — Я... я прошу вас подождать, пока Орден не вытащит отца из Азкабана. После смерти Дамблдора нам здесь никто не станет помогать. И я прошу вас не говорить Темному Лорду, что мы живы. — Драко секунду помолчал и с неохотой добавил: — Пожалуйста.

Снейп холодно смотрел ему в лицо. Драко только сейчас пришло в голову, что он стал немного выше профессора. Тот до сих пор, еще после первого урока по зельеварению, ассоциировался у него с возвышавшейся над всеми фигурой, с единственным профессором в школе с силой и тайными знаниями, которые Драко хотел познать и сам.

— Если бы вы раньше приняли мою помощь, — свистящим шепотом отреагировал Снейп, — прошлый год прошел бы для вас гораздо легче, Драко. Вы говорили, будто я хочу — как же это было? — ах, точно... украсть у вас славу? — презрительно скривил губы Снейп. — Что-то явно изменилось.

Драко опустил глаза на запачканный ковер.

— Отлично. Я не смог, — выдавил он. — Вы это хотите услышать? Я не смог его убить.

— И все же вы позволяете убить его мне.

Драко не сдержал горького смешка:

— Будто я могу вас остановить, — он покачал головой и заговорил с большим жаром. — Но даже если бы мог, я бы не стал. Вот о чем я вам говорю. Я здесь, но это не значит, что я работаю на Орден. Мать с отцом тоже не станут. Мы не представляем угрозу для Темного Лорда. Если вы не расскажете ему о нас... это ничего не изменит, вы понимаете?

Повисла тишина. Снейп разглядывал Драко, а Драко смотрел ему в темные глаза, подначивая профессора применить легилименцию, проверить правдивость заявления. Но Малфой не ощутил знакомого «прощупывания». Сердце у него упало: а если Снейп уже раскрыл все карты Темному Лорду и Пожиратели просто дожидаются смерти Дамблдора, чтобы подобраться к Драко и его матери?

Но Снейп все же ответил:

— Ладно. — Он продолжил так тихо, что едва шевелил губами: — Пока вы не несете угрозу Темному Лорду... можете оставаться среди мертвых.

Выдохнув, Драко ощутил небывалое облегчение.

— Спасибо, сэр, — склонил он голову. — Вы знаете, мы вернем долг, если это будет возможно. Вы всегда можете на нас рассчитывать.

— Знаю. — А потом профессор, развернувшись, исчез в кухне. Вскоре после его ухода сверкнула зеленая вспышка. Снейп с директором покинули дом.

Мимо Драко к парадному входу тут же промчалась Молли Уизли, бормоча что-то про «безрассудных» и «таких юных». С крыльца послышался хлопок аппарации, Малфой прошел на кухню вернуть чашку и вновь встретил там Грейнджер с Уизли: они стояли у стола, тихо переговариваясь.

При виде него они, как и в прошлый раз, замолчали. Обменялись взглядами, какими постоянно переглядывались с Поттером, будто читали мысли друг друга. Драко стало интересно, каково быть настолько читаемым и предсказуемым для другого человека. Должно быть, скучно.

Молчаливый обмен мнениями занял долю секунды. Затем Грейнджер мертвой хваткой вцепилась в Уизли.

— Рон, — раздался ее предупреждающий голос, — Рон, не надо...

— Отпусти, Гермиона, — выдернул руку Уизли и шагнул в сторону Драко. Уши у рыжего уже пылали. — А я знаю, что на самом деле произошло, — зло заявил он.

— Да ну? — лениво отозвался Драко. — Я бы, может, испугался, Уизли, если бы представлял, о чем речь.

Лицо Уизли сравнялось по цвету с помидором. Разозлить его ничего не стоило.

— Я про Исчезательный шкаф, — рявкнул тот, — и Выручай-комнату. Дамблдор хоть и выставил все так, будто у тебя не было выбора, но мы-то знаем, что был. То, что ты в последний момент струсил, не делает тебя героем.

Взгляд Драко соскользнул на Грейнджер, на чьем лице в слабом свете кухни играли тени. Она ничего не добавила, но и возражать Уизли не стала. Грейнджер изучала его все тем же пристальным, придирчивым взглядом, таким, какой обращала на трудные задачки.

Эти двое, похоже, основательно промыли ему все кости. В груди вспыхнула злость, перед глазами встала картинка: вот троица обмусоливает происшествие на Астрономической башне, решая, как расценить его действия: будто бы целый год его жизни воспринимался ими как какой-то спор на тему морали. «Лицемерные гаденыши», — мелькнула у Драко яростная мысль. Какой самый сложный выбор им приходилось делать? Пойти или нет друг с другом на Святочный бал? Держать ли рот на замке перед Амбридж, чтобы избежать наказаний? Вот это проблемы.

Драко заговорил, лишь уверившись, что голосом не выдаст обуревающей его злости.

— Думаешь, я не обойдусь без твоего одобрения, король Уизел? — тихим голосом презрительно ответил он, имитируя манеру Снейпа. — Думаешь, мне не плевать, верными или нет ты считаешь мои решения?

— Нет, — не выдержал рыжий, — тебе-то плевать. Ты, как всегда, только о себе и думаешь, и поэтому у моего брата на всю жизнь останутся шрамы! — под конец фразы Уизли перешел на крик. Он глубоко вдохнул и понизил голос, однако тот еще дрожал от ярости. — Для тебя-то все кончилось, да, Малфой? Как только опасность миновала, все сразу стало в порядке? А вот для меня и моей семьи — не кончилось. Брат чуть не умер, зато ты незаслуженно получил второй шанс.

Драко молча смотрел на Уизли. Обвинения его не затронули. На самом деле на словах о брате все тепло из тела Драко ушло, а сам он смотрел на себя все равно что со стороны: как его отчитывают, как на лице сохраняется равнодушное выражение. Ощущения были как при окклюменции: отстраненность, полная невосприимчивость к внешним раздражителям и сопутствующая им странная осведомленность относительно того, что происходит в собственном разуме.

На поверхность всплывали старые воспоминания. Квиддичное поле на втором курсе, заклинание Уизли, которое ударило в него же, и полезшие изо рта слизни. Из-за унижения рыжего Драко смеялся так сильно, что не выходило ни звука. На шестом курсе он хохотал за обеденным столом, изображая, как сломал Поттеру нос. Драко помнил, какое удовлетворение почувствовал, когда под ботинком хрустнула переносица и заструилась кровь. Наглый дурак сам напросился и заслужил боль и унижение. Еще Драко помнил рождественские каникулы в прошлом году, когда Темный Лорд появился в мэноре в сопровождении какого-то магла, который по пьяни посмеялся над мантией. Драко помнил стеклянный взгляд того человека, как после снятия Империо его глаза прояснились, как Пожиратели смеялись над его попытками сбежать. Драко помнил, как босые ноги мужчины скользили и смешно шлепали по натертому паркетному полу. Отрывистое дыхание. Боль и ужас на багряном лице, когда его, задыхающегося, подбросило в воздух палочкой Темного Лорда. Драко старался засмеяться, убедить себя, что это весело, что какой-то грязный магл получает по заслугам. Именно эти слова звучали в голове холодно и заученно, будто он повторял строчку из учебника. Он все равно присоединился к остальным, выдавил из горла более-менее естественный смех, и Беллатриса оглянулась на него с гордостью.

Все эти образы промелькнули в голове за мгновение. Драко очнулся. Формально он был мертв. Краснота с лица Уизли еще не сошла, но настроения уже не поднимала. Драко оставил чашку на буфете и покинул кухню.

* * *

Две недели спустя

Гермиона смотрела в глаза Рону, который говорил ей, что все будет хорошо. Должно быть, на ее лице отразилось сомнение, потому что он повторил:

— Будет.

— Да, — согласилась она. — Я... да, конечно, все будет хорошо. Ты прав, — прозвучало неубедительно даже для нее самой. Рон вздохнул:

— Раз тебя не успокаивает даже присутствие Бруствера, Грозного Глаза, Люпина и Дамблдора, мне тебя не переубедить, так что я сдаюсь. Готова?

Гермиона кивнула, ее подташнивало. «Это ради Гарри, — повторяла она. — Через пару минут ты его увидишь». И тут же бросила на Рона виноватый взгляд. Возможно, ей чудилось, но он начинал вести себя странно, как только она первой заговаривала о Гарри.

Большую часть июля Гермиона провела в «Норе». Глупо, наверное, было ждать чего-то, живя с семьей Рона под одной крышей, но она надеялась... не знала она, на что надеялась. Что Рон признается ей в любви? Нет, наверное, нет, но Гермиона надеялась, что в отсутствие Гарри Рон сделает шаги в том направлении.

Ей казалось, она сходит с ума. Когда бы они ни обсуждали охоту за крестражами — для этого требовалось спрятаться в комнате Рона или Фреда с Джорджем, в которой она ночевала, — воздух между ними искрился, а в теле рождалось приятное напряжение, отчего Гермиона ощущала себя струной, на которой вот-вот сыграют. И иногда она готова была поклясться, что Рон смотрит на нее с другого конца комнаты или через стол, но когда она поднимала глаза, он уже отворачивался.

Гермиона справедливо предположила, что стоило спросить и себя: почему она не пыталась продвинуть их отношения? Однажды вечером пожаловавшись Джинни на поведение Рона, она услышала именно этот вопрос.

— Я... не знаю, — опешив, призналась Гермиона. — Наверное...

— Потому что Рон — парень? — поинтересовалась Джинни, перелистывая «Ежеквартальник квиддича». — Никогда бы не заподозрила у тебя старомодных взглядов, Гермиона.

— Нет, не поэтому, — живо возразила та. — Потому что... потому что... ну, то, что мы задумали с Гарри... если мы с Роном начнем встречаться, всем будет неловко.

— Ну конечно, а сейчас-то о какой неловкости речь, — фыркнула Джинни. — Вы разговариваете о всякой ерунде, а кажется, что у вас обоих запор.

Гермиона вздохнула и упала на кровать Джинни, а та поерзала на пуфике у окна. К сожалению, Гермиона не могла быть до конца откровенна, потому что неизвестная никому часть ее подбивала задать вопрос, который никогда не озвучат Джинни с Роном: а чувствовала ли она что-нибудь к Гарри? Распутать клубок чувств к двум лучшим друзьям казалось неразрешимой задачей. Глубочайшее желание защитить, привязанность и нежность, даже ревность — Гермиона ощущала это все к ним обоим настолько сильно, что оставалось только гадать, приняла ли она эту гамму за симпатию к Рону либо упускала что-то в отношениях с Гарри.

Она гадала, разливалось бы в воздухе такое же напряжение, если бы они остались наедине с Гарри, а не Роном, если бы вели втайне подобные жаркие дискуссии. Гермиона даже размышляла, что, если бы в прошлом году отравился Гарри, если бы у его постели она сидела часами, ее могли захлестнуть чувства отнюдь не к Рону. Или же она дневала у Рона именно из-за того, что ее так обидели его отношения с Лавандой? Разобраться в себе было сложно, благодаря логическому складу ума Гермиона прекрасно понимала, как смешно и нелепо рассматривать несложившиеся варианты прошлого, будто те что-то меняли, да и вообще-то, шла война, но все эти чувства, пусть и банальные, безнадежные, казались важнейшей проблемой в мире, а опасность и постоянное ожидание катастрофы усиливали их, точно наркотик. Сейчас или никогда, и скорее всего — второе.

Разумеется, признаться в этом Джинни не представлялось возможным. Та не пережила бы, узнай, что Гермиона неравнодушна к ее бывшему парню, с которым собирается отправиться на секретное задание. Гермиона это знала. Еще она понимала, что ее симпатия к Гарри серьезно отразится на Роне и его хрупкой вере в себя. Эти уколы совести открывали дорогу неописуемому приливу чувств.

Поэтому Гермиона держала все в себе. И сейчас, когда до встречи с Гарри оставались считаные минуты, ее затопило облегчение, отчего ситуация стала только запутаннее. Почему вдруг облегчение? Ведь в присутствии Рона на нее находило трепетное волнение, ведь она кожей чувствовала его взгляды и первым делом слышала его голос — так с какой стати у нее легчает на душе при мысли, что они не успели сблизиться, пока были время и какая-никакая уединенность? Крылась ли причина в том, что в глубине души она не хотела сходиться с Роном? Или же в том, что нагружать себя отношениями, когда они трое вскоре окажутся в опасности, было бы уже слишком? Или это застывшее состояние успокаивало, поскольку Гермиона и так уже кипела от чувств?

Одно она знала точно: если заговорить обо всем этом с Роном, он уставится на нее так, словно она говорит на другом языке. Вот Гермиона и молчала.

В назначенное время она, Рон, Билл, Флер и мистер Уизли собрались во дворе у лежащих пяти метел. Миссис Уизли расцеловала мужа и сыновей, обняла девушек, навесила на каждого Дезиллюминационное заклинание и отошла, сверяясь с часами.

— Вам уже пора, — едва дыша, произнесла она. — Скоро увидимся. Очень скоро.

— Ты даже не успеешь оглянуться, Молли, как мы вернемся, — уверил мистер Уизли.

Последнее, что Гермиона увидела перед взлетом, это слабую, притворную улыбку миссис Уизли.

* * *

— Гарри! — набросилась на того Гермиона.

Когда она отстранилась, он широко улыбался.

— Привет, Гермиона. Привет, Рон.

Рон хлопнул Гарри по спине, и напряжение последнего месяца покинуло Гермиону, плечи расслабились. По улыбающемуся до ушей Рону было видно, что и он успокоился, поддаваясь радости встречи, разделяя с Гермионой ее ощущения. Втроем они представляли собой идеально собранную мозаику.

Дамблдор позволил Грозному Глазу объяснить план: семь Поттеров, семь сопровождающих. Гарри возражал, как и предугадывали Рон с Гермионой, но в конце концов смирился — другого варианта не было.

Оборотное действовало, вызывая несколько болезненные ощущения, тело горело и плавилось. Когда все переоделись, Дамблдор начал делить их на пары. Гарри поставили с Хагридом, Рона — с Тонкс, а Гермиона оказалась вместе с Дамблдором на фестрале.

Сердце у нее забилось быстрее.

— Профессор, а разве... разве вы не сами будете сопровождать Гарри?

— Нет, мисс Грейнджер, — тепло улыбнулся директор. — На случай нападения лучше рассредоточить внимание Пожирателей смерти. Гарри отлично летает, и они скорее всего ждут, что он будет на метле — вместо этого он полетит на мотоцикле. Они ждут, что Гарри окажется со мной или с мракоборцами — вместо этого он безопасно доберется с Хагридом.

— Я могу полететь с профессором, — тихо предложил Рон. — Не хочу, чтобы ты была целью.

— Я не хочу, чтобы вы оба были целями, — пробормотал Гарри, сверкнув глазами.

— Эй вы, ничего страшного, — Гермиона постаралась не показать тревоги. Гарри, помимо того что злился, и так беспокоился. — Я и сюда с трудом долетела. Вы же знаете, я не дружу с метлами. Лучше уж на фестрале.

Скоро, слишком скоро, раздали метлы, оседлали фестралов, а Гарри благополучно устроили в коляске мотоцикла. Гермиона чуяла беду. Ей не хотелось взлетать — только подождать. Хотелось, чтобы все оказались в безопасности; казалось, она держит ладонь над поднимающимися языками пламени, которые вот-вот обожгут кожу, и молится, чтобы обошлось.

Дамблдор за ее спиной громким голосом начал отсчет:

— Три, два... один!

Метлы поднялись в воздух. Фестралы раскрыли крылья. Взревел мотор. Семь Поттеров и их спутники взлетели в ночное небо.

Гермиона ощутила хлопок, словно лопнул мыльный пузырь — они вырвались за пределы защитного барьера.

И закричала. Десяток Пожирателей, черными точками вынырнув из темноты, со всех сторон запустили в них проклятия.

— Держитесь! — приказал Дамблдор. Гермиона пригнулась к шее фестрала, крылатый конь рванул вперед, издав тревожный крик, когда над его головой мелькнула вспышка заклинания. Она обернулась, стараясь разглядеть остальных, но увидела лишь разноцветные взрывы, как от фейерверков, каждый из которых ознаменовал свое сражение. Всех уже разнесло в разные стороны.

Дамблдор упоминал, что Гарри полетит на север. Гермиона прищурилась в том направлении, задыхаясь от бьющего в лицо ветра, и убедилась, что чутье директора не подвело. Огней в той стороне было гораздо меньше.

Подбадривая себя этим фактом, Гермиона перевела взгляд вперед, но выяснилось, что им с Дамблдором повезло не так сильно, как Хагриду с Гарри. Пожиратели смерти, которые на них нацелились, наступали со всех сторон, намереваясь напасть. Их пара привлекла полдесятка противников, может, и больше.

Из темноты вырвался луч Оглушающего.

— Протего! — выкрикнула Гермиона, с опозданием вспомнив, что они с Роном в «Норе» практиковали невербальный щит. Инстинкты взяли свое — кричать казалось безопаснее, да и помогало выпустить страх, — но при следующей вспышке света она заставила себя подумать «Протего!», и проклятие отлетело в Пожирателя.

За спиной шевельнулся Дамблдор, одним широким взмахом палочки отбив несколько заклинаний.

— Парасалвус! — крикнул Дамблдор, и вокруг Гермионы возникла подрагивающая прозрачная стена, отражающая все удары. Дамблдора сотрясала дрожь. «Это от холода, — суматошно подумала Гермиона, — он дрожит только от холода». И все же не могла с ужасом не отметить нерабочую руку и тонкое запястье другой.

Директор так быстро швырял заклинания, с такой непомерной силой, что оставалось только удивляться, как Пожиратели умудряются уворачиваться. Дамблдор поразил Беллатрису Лестрейндж серебряным лучом, отчего ее метла застыла в воздухе; от сотворенной магии у Гермионы волоски на шее встали дыбом. Другого Пожирателя облепило паутиной, напоминающей фиолетовые электрические нити, и тот камнем упал вниз, мгновенно пропадая из вида. «Все будет хорошо, — сказала себе Гермиона. — Обязательно».

А потом перед ними возникло знакомое лицо. В центре группы Пожирателей летел Северус Снейп, отсветы заклинаний кругами ходили по его перекошенному лицу землистого цвета. Сердце Гермионы ухнуло вниз. Почему с ними Снейп? И почему их вообще поджидали, если предполагалось, что Снейп подкинет Волдеморту неверные данные?

Ответ на оба вопроса был один.

Снейп поднял палочку. Гермиона знала, какие слова он произнесет, знала, что он выплюнет:

— Авада кедавра!

Знала, что выстроенная вокруг нее стена не выдержит.

Знала, что тело Дамблдора перевалится через бок фестрала, и все же внезапное исчезновение его успокаивающего присутствия, скользнувшая по колену Гермионы мантия привели ее в такую жуть, что она чуть не выронила палочку из ослабевшей руки.

Ее рот был широко разинут, из него вырывался лишь высокий, какой-то животный скулеж, который ударял по ушам. Гермиону прошил ужас. Она не могла поднять палочку, не могла дышать. Лишь ждать, пока Снейп не прикончит и ее тоже или заберет в качестве Гарри к Волдеморту.

А потом заклятие Пожирателя ударило фестрала в бок, существо накренилось и дернулось.

Гермиона не успела ухватиться покрепче — и потеряла равновесие. Еще не отойдя от шока, она слишком поздно потянулась к шее фестрала и свалилась со спины. Воздух прорезал наконец-то вырвавшийся крик.

— Это не палочка Поттера, — донесся рев Снейпа. — Пусть падает! Нам нужен настоящий...

Звук его голоса ужасающе быстро отдалился. Гермиона с бешеной скоростью падала вниз, пролетев футов сто или больше. Пожирателей уже даже не было видно.

Взгляд зацепился за что-то, проносящееся под ней сквозь облака: тело Дамблдора приближалось к земле.

Внутри что-то вспыхнуло. Сумятица в мыслях прочистилась. Гермиона вцепилась в палочку, вытянула руки, чтобы выровнять тело — тело Гарри — в полете и крикнула: «Акцио!»

Тело Дамблдора замедлило падение, потом печальным, почти грациозным движением подлетело к ней, словно было невесомым, подобно хлопьям пепла. Гермиона обхватила его запястье. Косточки под пальцами ощущались по-птичьи тонкими.

И тут над ней, чудовищно близко, проревел голос:

— Петрификус Тоталус!

Гермиона дернулась. Заклинание пролетело от нее на волосок. Она развернулась в воздухе, выбитая из равновесия, и увидела разъяренное лицо Антонина Долохова. Тот явно не поверил Снейпу. А теперь ее швыряло ветром, который унес копию очков Гарри, и дома на земле превратились в размытое пятно. Смутно видимая фигура Долохова рвалась к ней на метле, вытягивая перед собой что-то темное, должно быть, руку...

Гермиона, собрав все силы, сосредоточилась на месте назначения и крутанулась в полете.

Хлоп.

* * *

— Если нас отправят в Соединенные Штаты, — говорила Нарцисса, поднося ко рту кусочек пирога, — у меня на примете есть отличная школа, в которой Драко может доучиться. Довольно элитная. Директор — друг моего отца.

— Нарцисса, — ответил Люциус, — к тому времени, как можно будет поднимать подобные связи, Драко уже выйдет из школьного возраста. — Он пригубил бокал эльфийского вина, которое где-то в доме откопал Кикимер. Видимо, Драко обнаружил не все подвалы.

Он легко постучал вилкой по кромке своего бокала.

— Вы не хотите узнать, что я сам думаю об учебе? Я уже совершеннолетний.

Отец собирался ответить, как раздался громкий хлопок.

Из воздуха на кухонный пол выпали трое людей.

Нарцисса, вскрикнув, вскочила на ноги. Люциус, еще не оправившись от Азкабана, с трудом поднялся, вцепившись в край стола, чтобы не упасть. Два из трех человек уже пытались встать: парень с растрепанными черными волосами и мужчина со знакомым искаженным лицом.

Драко уже был на ногах, хоть и не помнил, как подскочил. Он с ужасом пялился на Антонина Долохова, который поднимал палочку.

А потом Долохов увидел Малфоев и замер. Его лицо побелело.

— Вы, — прохрипел он. — Вы!

Нарцисса, опомнившись первой, бросила в него проклятием, но Долохов увернулся. Заклинание отскочило от свисающей с потолка сковородки — Люциусу пришлось упасть на пол. Драко заметил, что Поттер вскидывает палочку — а Долохов вжимает пальцы в Черную метку.

— Ступефай! — заорал Драко.

Но пусть даже Долохова впечатало в стену и тот рухнул на пол, метка на руке Малфоя ожила.

Грянула тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание. Только тогда разум Драко отметил третью фигуру: распростертое, неподвижное тело с длинными серебряными волосами и бородой.

Он взглянул на задыхающегося Поттера, на несвойственную тому дикую панику, написанную на лице. Без очков Поттер выглядел незнакомо.

— Драко, — закричала мать. — Драко, уходим! Живо!

Но Драко не отводил взгляда от Поттера, чье лицо начало меняться, таять, плавиться. На секунду ему показалось, что он сошел с ума, что это результат нервного срыва. Но в следующее мгновение волосы Поттера отросли и закудрявились, а зеленые глаза стали карими. Уменьшился подбородок. Стал меньше рот, но полнее губы. Драко судорожно моргал, и, когда открыл глаза, перед ним стояла до смерти испуганная Гермиона Грейнджер.

Люциус широким шагом прошел к камину и забрал чашку с летучим порохом.

— Куда? — повернулся он к жене. — Где безопасно? Где?

Нарцисса, в предобморочном состоянии, молча помотала головой.

— В «Нору», — выдохнула Грейнджер. — Идите в «Нору»!

Нарцисса не мешкала: зачерпнув зеленого порошка и бросив его в камин, шагнула на площадку, произнося адрес.

Ничего не произошло. Зеленое пламя погасло.

— Проход с той стороны перекрыт, — сообщила она, развернувшись. Выдержка ей отказала, голубые глаза были широко распахнуты. — Они сейчас появятся. Он дотронулся... Люциус, в любую минуту... Долохов, он видел...

— Тогда сюда, — крикнула Грейнджер. — Быстрее!

На нее уставились все трое Малфоев: Грейнджер протягивала руку.

— Да ради бога, — заорала она, не скрывая паники, — вы лучше умрете, чем прикоснетесь к грязнокровке? Живо взяли меня за руку!

Драко отмер первым. Он схватил Грейнджер за руку, отец с матерью уцепились за него. Грейнджер нагнулась и сжала запястье Дамблдора.

В этот момент Нарцисса вскрикнула, уставившись в другой конец кухни. Долохов зашевелился.

Свободной рукой Люциус вскинул палочку. Зеленый луч — и тело Долохова обмякло. Драко так резко вздрогнул, что чуть не выпустил Грейнджер.

Где-то за стеной раздался хлопок. Второй. Третий.

Громкие неразличимые голоса.

Грейнджер крутанулась на каблуке. Голову сдавила тьма аппарации. Драко не мог дышать, не мог сдвинуться ни на дюйм, только сжимать левой рукой пальцы матери, чувствуя холод серебряных колец, а правой — руку Грейнджер, теплую и маленькую, которая держала его так крепко, что вот-вот хрустнет запястье.

Они возникли на деревянном полу. Драко выпустил руку матери, и она тут же бросилась в объятия отца.

Грейнджер, слишком тяжело дыша, стояла к Драко спиной. Секунду она вообще не шевелилась. Потом медленно опустилась на колени у тела Дамблдора и уложила его в позу спящего. Убрала с лица серебряные волосы. Одно стеклышко в очках-полумесяцах треснуло. Грейнджер опустила к ним палочку и прошептала:

— Репаро.

Трещина исчезла, но Грейнджер не поднялась. Осталась на коленях и дрожала. Драко наблюдал за ней словно издалека. Он знал, что так и будет, что Дамблдор умрет. Просто не подозревал, что это увидит. Он помнил вес палочки в руке, когда стоял на Астрономической башне, и колоссальное, оглушающее облегчение, когда ему не пришлось убивать. И все равно Драко слышал слова, которые произнес две недели назад: «Я не буду вам мешать».

«Пусть это не Снейп, — поймал он себя на мысли. — Пусть это сделал не Снейп».

— Кто... — выдавил Малфой. — Как это случилось?

— Про... профессор Снейп, — ответила Грейнджер. Она плакала, это было ясно по голосу, но не поворачивалась, не хотела, чтобы ее видели. Может, думала, что он начнет издеваться.

Драко, как в трансе, осмотрелся. Они находились в большой, со вкусом обставленной гостиной. Под изящным кожаным диваном растянулся длинный персидский ковер. Напротив пустого камина у стены выстроились книжные шкафы. На дубовом столе напротив дивана располагалась странная черная коробка с двумя металлическими штырями, торчащими из верха.

— Где мы? — спросил Драко.

Грейнджер вытерла лицо. Поднялась на ноги и оглянулась на них с красными глазами и щеками.

— У меня дома.