Толкование сновидений (джен)

Беседы с Май Лзы, язвительным духом-предком, что-то переплавили в его душе. И сейчас они действовали как чудодейственный эликсир, пусть и не состояли, подобно снадобьям Хозяев Архива, из тысячи таинственных компонентов.

Позволяли одолеть глубокий, опасный нутряной страх перед собственной беспомощностью, былой и ожидающей. Укрепляли решимость действовать, вызревшую за недели удивительных, ярких и безумных снов. Ведь раз смог Май Лзы — хромой коротышка, убитый еще до своего рождения и научившийся повелевать армией одним движением бровей (усиленным действием волшебного шлема, но не суть важно), — то сможет и новый Мэй Чансу, как бы ничтожно ни оказалось его положение.

Сын могущественной и достославной семьи Линь никогда не считал нужным замечать, как живут простолюдины, и уж тем более не изнурял себя думами, каково приходится беднякам, искалеченным в сражениях или немощным из-за болезни. Он не отказывал таким людям в медной монете, жертвовал храмам, принимавшим на себя заботу о сирых и убогих, был готов прошением и личным участием обязать чиновников выполнить свой долг и позаботиться о них.

«О них».

Это были «те» люди, кто-то другой. Но не он же: юный, талантливый, полный сил и энергии военачальник, племянник императора, надежда семьи… Его будущее было простым и звонким, как готовый к бою меч. Блистающая на солнце сталь, узоры, оставленные молотом мастера и живительным огнем: астрологи предсказывали Линь Шу великие победы, согревающую сердце любовь и верность друзей.

Где это всё?

Теперь он сам — из «тех» людей. Один из сотен и тысяч тех, кого знатные вельможи и родичи Сына Неба видят только с высоты седла или из-за полога украшенных золотом и драгоценным деревом носилок.

Мэй Чансу тянется к жаровенке. Ладони снова озябли. Над огненными чешуйками-угольками колышется нагретый воздух, но стоит чуть отодвинуть руки — пальцы покалывает, как от зимней стужи.

Линь Чэнь не солгал: силы постепенно возвращаются. Уже получалось без посторонней помощи сесть на край постели; один раз, тайком, пациент даже попробовал встать — как выяснилось, зря секретничал. Шум падения его изрядно исхудавшего, потерявшего половину веса тела все равно услышали бдительные слуги.

Только кашель никак не желает униматься. Старый Хозяин Архива слушал легкие выздоравливающего через костяную трубку и неодобрительно поджимал губы; Молодой Хозяин подарил флейту. Велел учиться играть, а заодно и тренировать дыхание. Получается пока плохо, рывками…

Но Мэй Чансу знает: медленно, ползком, он все же преодолеет этот путь в десять тысяч ли.

Рано ли, поздно ли, но вежливые служители Архива, почтительно кланяясь, проводят его к выходу — если верить обещаниям Линь Чэня, к тому времени недужный будет твердо стоять на ногах, а значит, время еще есть. Но уходить — придется. Не ради того он перетерпел все превращения и их муки, чтобы остаток своей жизни провести в тиши библиотеки, отрабатывая могущественному Архиву собственное содержание.

Он знает, зачем уйдет. Только вот — куда?

* * *

— Позволено ли мне будет поинтересоваться: что-то случилось? — вежливо спрашивает Мэй Чансу. Линь Чэнь, привыкший за недели лечения к неразговорчивости подопечного, вздрагивает, покрепче перехватив веер, и лишь потом выразительно морщится:

— Ничего важного. Очередные горлопаны из цзянху.

— Ничтожный не в силах удержаться от вопроса, — добавляет Мэй Чансу с легким поклоном, с удовольствием выверив его точность до половины цуня. — Но разве Архив не снискал себе великую славу тем, что отвечает на вопрос каждому просящему?

— Так то просящему, — ворчит в отчет Линь Чэнь, подвигая ближе закипевший чайничек. — Просят с уважением. А эти молодцы только и могут, что кричать о своих заслугах и обвинять друг друга в нечестной игре.

Былой деятельный нрав Линь Шу по прозвищу Огонек требовал бы тут же задать тысячу уточняющих вопросов или, выражаясь диковинным языком духа Май Лзы, «дезорганизовать» и «задавить количеством». Но опыт, полученный в беседах с неугомонным ночным гостем, а еще больше — в проигранных ему партиях в шашки, подсказывает Мэй Чансу подождать. Хорошее упражнение для пестования подобающего простолюдину терпения.

Удивительно, но минута ожидания снимает печати молчания с уст Линь Чэня. Которому, конечно же, неловко признаваться в мелких суетных проблемах мудрому отцу и уж тем более — не годится показывать нерешительность перед подчиненными, зато уважаемый гость вполне походит для таких бесед.

«Мудрый от рождения Хозяин Архива, лучший лекарь Поднебесной — тоже человек. Он скучает по разговору с равным? Пусть сейчас один из нас — владетель несметных богатств, а другой — нищий изгнанник, но на битву разумов мы явились одинаково вооруженными и говорим друг другу безыскусное и прямое «ты».

— Мастеров боя в землях Поднебесной великое множество. В каждом союзе их десятки, если не сотни, в Великой Лян — тысячи, а уж если подсчитать героев Южной Хань, Северной Янь, Земель Чу, Цинь, наших соседей, ближних и дальних… — Линь Чэнь, закатив глаза, обмахивается веером, точно немыслимо утомился от одного предположения вести учет всем бойцам до единого, особенно проигравшим. — Каждая школа особенная, и у каждого боя есть свои хитрости.

Видно, у говорящего наболело на душе. С горячностью Линь Чэнь — сам боец из лучших — перечисляет варианты, а Мэй Чансу — бывший блестящий генерал — внимательно слушает:

— Может ли выстоять воин, вооруженный легким мечом-цзянем, против противника с тяжелым копьем, а если нет, счесть ли это поражением? Как считать победу в соревнованиях с метательным оружием, когда два ножа вонзаются в мишень с разницей буквально на волос? Каким образом учесть долю усилий, вложенных в победу в общей стычке? — Он вздыхает: — Каждый мастер хочет войти в список Архива Ланъя. Но не может же тот включать всех желающих!

— Ты говоришь истинную правду: разумеется, не может.

— Вот и сегодня. Обвиняют друг друга в нечестности. Один кричит, что сам чиновник пятого ранга Ся Фень подарил ему бархатный кушак, и теперь он — герой, конечно, а не Ся Фень, Ся Феню-то все эти кушаки-кулаки без разницы, — Лучший Кулак Западной Цинь. А другой кричит, что на самом деле это он лучший воин Западной Цинь, но был злодейски лишен возможности это доказать, так как почтенный Су, прозванный Царем Долины Лекарств, отказался выбирать лучшего кулачного бойца своих земель. Не будучи чемпионом Долины Лекарств, боец не был допущен к соревнованиям в Западной Цинь, и в итоге…

Линь Чэнь запивает свою досаду глотком чая и принимается честить мелких чиновников. Не иначе как по результатам усилий этих усердных, но не блещущих талантами слуг Сына Неба Архив буквально трещит по швам от обилия мелких, никчемных новостей. Количество свадеб, рождений и похорон, цены на зерно, скот и чай — еще куда ни шло. Но обыкновение отливать переносные жаровни в виде растопырившей лапы черепахи, а не головы быка? Указание, сколько горошин черного перца принято класть в соус к свинине? Или рассказ о том, что Юнь Пяньляо, юная красавица Долины Лекарств, грустила на Празднике середины осени? Они бы еще посчитали, сколько лягушек живет в пруду Двенадцатой Тетушки из Пинь Чжо!

— Племянница многоуважаемого господина Су? — вне всякого вежества вмешивается в его речь Мэй Чансу и тут же напоминает себе покаянно склонить голову. Смирение паче гордости, и роль скромного простолюдина, которую он играет, должна быть безупречна. Удовлетворение совершенством сделанного — одна из немногих эмоций, которые он себе оставил.

— Кто?

— Недостойный услышал имя барышни Юнь Пяньляо. Это ведь это племянница Царя Долины Лекарств?

— Она самая, — отвечает Линь Чэнь. Он глядит на собеседника пристально, качает головой и всё-таки не выдерживает, переспрашивает сам: — А что?

Мэй Чансу медлит, прежде чем ответить. Его пальцы касаются флейты и поглаживают ее, нащупывая отверстия и мелкие шероховатости.

— Прошу простить недостойного за возможную ошибку, но несколькими днями ранее я слышал от многомудрого, что в этом году вы не дождались от почтенного главы Су пятилетних корней женьшеня, обещанных Архиву.

— Пришлет в будущем году, — пожимает плечами Линь Чэнь. — Долина Лекарств всегда выполняет свои обязательства.

— Известно ли господину, по какой причине они в этом году не прислали драгоценные растения? — нарочито глядя в пол и стараясь говорить мягко, без лишнего сердца, задает вопрос Мэй Чансу.

— Неурожай, должно быть. Божественная трава требует хорошей тени.

Господин Архива по-прежнему не испытывает сомнений. Самоуверенность воистину не дает этому гению увидеть истину, лежащую под его собственным носом. Нетерпеливый учитель давно схватил бы… да хоть флейту и колотил бы ею упрямца по голове. Линь Шу точно со злорадством подумал бы о таком способе отмщения за все предыдущие дни и недели издевательств под видом лечения. Мэй Чансу всего лишь предвкушает, как с блеском разрешит загадку.

Как будто он не чай пьет за драгоценным палисандровым столиком, а в доспехе и с мечом в руках вышел на помост для поединков, и солнце светит ему в спину, и зрители под красочными навесами и в огороженных местах для публики попроще ждут, когда закипит схватка и будет нанесен единственный — победный! — удар.

«А может быть, — шепнула ледяная заноза в сердце, — меч сверкнет и с чавкающим звуком сталь раскроит твое тело. И не будет кровавого сна, вопля «Живи, ради!..», а только пустота и мрак».

Но жребий уже брошен.

— Мне не случалось услышать, чтобы из Долины Лекарств сообщали о затяжной засухе или о дождях с наводнениями. Недостойный может быть вовсе несведущ в этом… что, все-таки не было засухи? — В этом ответе он не сомневался. — И, раз племянница главы Су рассматривается на внесение Архивом в списки первых красавиц, она уже несомненно достигла брачного возраста.

— Почему тебя интересует барышня Юнь? — Линь Чэнь смотрит на своего пациента так, будто у того проклюнулись рога за ушами или вдруг выросли длинные, под стать морскому змею, усы. — Она едва вошла в возраст; по слухам, господин Су очень благоволит племяннице, которая уже успела доказать свой немалый талант знатока трав и снадобий, и поэтому не спешит объявлять о помолвке с первым встречным, подыскивая ей наиболее достойного кандидата.

— Скорее, я должен задать вопрос, почему это не интересует тебя. — и в ровных речах Мэй Чансу добавляется выученная благодаря Май Лзы язвительность. — Разве не очевидно, что эти события увязаны между собой и следуют друг за другом, как бусины в четках?

— Что?! О чем это вы, господин хороший? — Бормоча о вреде жаркого солнца для головы, Линь Чэнь пытается пощупать у больного пульс, но Мэй Чансу немедля прячет запястье в широкий рукав.

— Благодарю своего лекаря за заботу, я вполне здоров. Всего лишь удивлен, что от твоих глаз ускользает так ясно открывшаяся истина.

Линь Чэнь, разумеется, не верит, что его пациент разгадал важную тайну по обрывкам сплетен. Он даже предлагает ему пари, словно Мэй Чансу могут еще интересовать забавы вроде того, чтобы заставить проигравшего съесть два листа с учеными записками или прокричать в полночь петухом. Словно может быть важным что-то кроме знания, рождающегося из отчаяния и новой, еще зыбкой надежды.

— Я буду счастлив поделиться своими скромными размышлениями с тобой и без всяких условий. — Мэй Чансу подносит флейту к губам, извлекая протяжный тихий звук. — Я полагаю, что почтенный Су Тяньшу, Царь Долины Лекарств, выхаживает раненого.

— Что в этом необычного? Подумаешь… Знаменитый целитель занимается врачеванием, эка невидаль… — фыркает Линь Чэнь.

— Его заботам поручен человек нестарый, а еще вероятнее — молодой, благодаря годам он полон сил и хорош собой. Скорее всего, известной, хотя и не самой влиятельной семьи. Однако раны его опасны, а лечение — продолжительно, и проводить его приходится втайне…

Наконец-то молодой Хозяин Архива меняется в лице. Веер со щелчком складывается, и Линь Чэнь нервно похлопывает им о колено:

— Ты полагаешь, все целители Поднебесной сделали ту же глупость, что и я сам, и взялись ставить на ноги мятежников? — язвительно спрашивает он.

— Семьдесят тысяч воинов пришли на перевал Мэйлин, — говорит Мэй Чансу спокойным, равнодушным голосом. — Небеса могли смилостивиться не только над одним из них. И многие командиры тысяч и сотен, славные заслугами, имели знатное родство.

Снова звук флейты.

— Очевидно, что кому-то еще не из последних людей в Армии Чиянь удалось избежать смерти. Именно его прячет Су Тяньшу, именно на него он израсходовал запасы драгоценного женьшеня, и именно за него собралась замуж Юнь Пяньляо. Если, конечно, тот поправится после всех невзгод, павших на него в середине осени.

Дыхание флейты сплетается с дыханием ветра. Мэй Чансу опускает ресницы.

— Недостойный уверен, что все обстоит именно так, и готов поставить на это расположение высокочтимого Господина Архива, который, без сомнения, найдет способ, чтобы один недужный переслал весточку другому.

Линь Чэнь впервые за долгие недели не знает, что сказать.