Особенности королевской охоты (джен)

Отсутствие сокола не является уважительной причиной для уклонения от соколиной охоты. Возможно, формалисты из числа Ланнистеров или чистоплюи из числа Тиреллов и считают, что это не так, но любой Мартелл знает, что слушать таких людей — себя не уважать. Охотники разделились на две партии, вооружились арбалетами и манками и отправились в предгорья бить в степи фазанов и горных гусей.

— Птица осенью у дерева толпится, — подсказал Оберин и указал на высокое дерево, в котором Лансель признал клен, а Ренли взялся за манок.

От дерева сразу донесся энергичный ответ, и охваченный охотничьим азартом Лансель выстрелил на звук, надеясь этим поднять птицу, а Оберин добавил вслед.

— ААААА! — раздался от дерева дикий крик короля Роберта, и Лансель даже затрепетал: неужели задание Серсеи можно было выполнить так легко?

— Какая сволочь стреляла?! — заорал оттуда же лорд Эддард, и сердце Ланселя ушло в пятки, теперь-то он до конца понял, в какую ситуацию Серсея его поставила. Да даже подставила, куда больше подходит это слово.

— Какая сволочь стреляла?! — еще более громко крикнул сам Роберт, и опешившие горе-охотники бросились на голос своего родственника и короля.

— Убью! — ревел лорд-десница, а верный сэр Барристан уже выхватил меч и впрямь изготовился убивать, кто же его знает, кто там из ковылей нападает, если товарищей по охоте в этом месте никак быть не должно.

— Ну и какая сволочь стреляла? — уже более мирно спросил Эддард, определив по перепуганным лицам прибежавших охотничков, что злого умысла у них не было, только врожденное идиотство. — Даже пидарасами вас не назовешь, потому что пидарасы вы и есть.

— Кучно пошли, аккурат между нами, — заметил Роберт, выдергивая стрелы из ствола: не понял еще юный Лансель, что того, кто столько раз ходил по краю в гражданскую войну, лез на стены Пайка и ушел от смерти в полусотне битв, так просто на охоте не положишь, очень натренированное и ловкое божество охраняет таких людей — и лорда Эддарда тоже.

— Вам куда было сказано идти? — махнул рукой Оберин по направлению к другому дереву в двух сотнях шагов. — К большому платану! А вы куда поперлись?

— А это что, абориген ты хренов?! — вознегодовал Эддард и кинулся в Оберина пригоршней листьев, похожих на кленовые.

— Платан, — признал Оберин и поднял вверх голову. — Большой.

— Ну, за однозначность! — провозгласил Роберт, поднимая с земли очередной бурдюк.

Подобные потрясения достаточны для того, чтобы взяться за ум и разок поохотиться толком, хотя бы для того, чтобы пополнить запасы съестного, и еще до заката компания охотников уселась на берегу озера с удочками и большой горой винных мехов, поздравляя друг друга с доброй охотой и набитой за день птицей. Только Ланселю радоваться было нечему: охотники пошли по степи цепью, и Лансель видел собственными глазами, как сэр Барристан убил трех гусей влет метко брошенным кинжалом, как слегка нетрезвый Роберт пришпилил индейку копьем к земле, ударив на звук, и как Эддард без промаха стрелял из арбалета от бедра, скромно отказываясь от похвалы и уверяя, что у него в семье даже девчонки так умеют.

«С теми ли людьми мы связались? — тяжело размышлял вновь пьянеющий Лансель о судьбах рода Ланнистеров. — Вдруг при первой опасности они не будут проводить расследования и предъявлять скрепленные королевской печатью бумаги, а начнут стрелять от бедра? Я же у Старков видел в прошлом месяце одного человека: тощий, носатый, лысый как коленка, и глаза такие, словно уже примеривается вскрыть тебе горло. Сущий наемный убийца. Я спросил его, кто он такой, а он отвечает: «Человек — учитель танцев младшей дочери лорда Старка». Если у них на Севере такие учителя танцев, то какие тогда у них наемные убийцы? И что это за женщина, одетая септой, постоянно таскается со старшей дочерью Эддарда, уж наверняка к старшей лорд Эддард приставил охрану понадежнее, чем учитель танцев? Я помню, вошел к ним в шатер еще в дороге, а она говорит леди Сансе: «Благородная леди не кормит собак под столом», — и на меня глянула так строго, словно хотела сказать: «Благородная леди привяжет к стулу пленную сволочь, вот тогда собачки и покушают». Страшная, страшная семейка, а люди еще на Болтонов наговаривают. Войну за северную корону Старки же у Болтонов в свое время выиграли».

Пока Лансель пугал самого себя, остальные праздновали хорошую добычу и уверяли Оберина, что в такой удачный день обязательно клюнет, даже если в озере, как он говорит, рыбы нет. Оберин и впрямь раззадорился и забросил удочку подальше, и у него почти сразу клюнуло.

— Давай глуши ее! — крикнул пьяный Оберин на валирийском, когда Эддард полез в воду за рыбой, но Эддард валирийского не понимал и потому спьяну ухватил попавшегося сома руками.

— Вот он, родимый! — провозгласил лорд-десница, получил хвостом по морде, и сом снова ушел в озеро.

Оберин осыпал друга отборной валирийской бранью, которую никто не понимал, только Ланселю несколько раз послышалось слово «дракон», но Эддард возражал Оберину вполне осмысленно.

— Кто упустил? Да, я упустил! — признавал Эддард свою вину и выслушивал от Оберина очередную порцию валирийского.

— А он меня хвостом по морде как стебанул! Его бы никто не удержал, — возражал Эддард. — Это я-то не умею держать? Да я в Долгом озере таких вытаскивал!

— Ну понятно, я сам чуть за ним не прыгнул, — дружелюбно сказал Эддард, когда Оберин немного выдохся.

— Нед, ты что, валирийский припомнил? — удивился Роберт, когда Оберин утих.

— Кто валирийский припомнил?

— Ну он же по-валирийски говорил.

— Кто по-валирийски говорил?

— Я! — ткнул себя в грудь развеселившийся Роберт.

Тема ушедшего сома снова всплыла ночью за пиршественным столом, за которым Оберин Мартелл сидел мрачный и недовольный.

— Мартелл, ты что, расстроился? — спросил Роберт, вспомнив историю о том, как Джон Аррен возил в Дорн кости Ливена Мартелла, поминал там великого рыцаря, а потом вместо торжественной речи обратился к Мартеллам примерно с такой же фразой и разбил лед. — Мартелл, ты не расстраивайся!

Оберин ответил валирийской тирадой, которую никто не понял, но Эддард ему ответил.

— Ты поучи, поучи ученого! — возмутился лорд-десница, чье настроение менялось в зависимости от выпитого, и сейчас он находился в состоянии «где здесь, суки, Башня Радости, что это за три хлыща перед ней мечи полируют?» — Я столько рыбы видал, сколько тебе и не снилось!

Оберин что-то задиристо отвечал по-валирийски, но Эддард и не думал отступать.

— Ё-моё, а я за что его хватал?! — вскричал Эддард в ответ на очередную валирийскую диатрибу.

— Ти-хо! — скомандовал король Роберт и грянул кулаком в стол. — Вы еще подеритесь, горячие валирийские парни.

— Ну, за рыбалку! — возгласил Роберт, а пьяный в стельку Лансель решил немного разрядить атмосферу легкомысленной песенкой, которую издавна пели на валирийском, чтобы не быть обвиненным в клевете и оскорблении величества.

— Купалась в купальне красавица Нейрис, — пел Лансель песню, приписываемую, как и все похабное и недостойное, Недостойному Эйгону. — Поскользнулась Нейрис и упала. А брат ее Эймон скакал на лошади без доспехов, перескочил препятствие и приземлился на переднюю луку седла. Теперь Нейрис и Эймон не могут любить друг друга.

— Ну, за искусство! — провозгласил король Роберт, а Оберин кивком головы пригласил Эддарда отойти от стола, где и поделился своими недостойными мыслями, на которые его навела песня о королеве-блондинке и ее брате-гвардейце.

— Я тебе говорю, проверь, — убеждал Эддарда Оберин. — Сам я их не видел, но все ж говорят, что у Роба все дети светловолосые. Ну где ты видел блондина Баратеона, загляни ты в книгу.

Эддард остался сидеть в стороне и думать свои тяжелые мысли, которые вскоре разрешились кратким сообщением лорда-десницы о внутриполитической ситуации.

— Пьете, да? — зло сказал Эддард, возвращаясь к столу. — Пьете и пьете, пьете и пьете! Всю казну уже три раза пропили. Думаете что, Роб похож на Эйгона Недостойного? Думаете что, если умер один десница, то может погибнуть и другой? Во! — и Эддард сунул Ренли под нос увесистую дулю, каковая как-то сразу объяснила Ренли, что на Совете надо стоять брат за брата, а не хороводиться с придворной шушерой вроде Вариса и Пицеля.

— Во! — и дуля отправилась под нос к Ланселю, символизируя крах ланнистерских интриг и попыток то рассорить боевых друзей, то избавиться от одного из них. — Вот тебе!

— Боитесь чего-то? — укоризненно спросил Эддард, смотря на короля Роберта. — Спасения в вине ищете? Что вы в нем нашли? — Эддард выхватил из-под кучи бурдюков второй из четырех, переданных Ланселю Серсеей, сделал из бурдюка большой глоток и бросил его на стол, окатив Оберина, а Оберин, известный отравитель, с интересом к разлитому вину принюхался. — Злой яд!

— Ты чего, Нед? — первым пришел в себя Роберт. — Напугал прям. Нет, у меня тоже такое бывает — бывает схватит, держит и не отпускает. Тогда либо вот это, — Роберт помахал своим винным мехом, — либо к бабам. А лучше — все вместе, сразу и много.

Вся компания задвигалась, восприняв последнюю фразу короля как монарший приказ, а Оберин в сутолоке подошел к Эддарду и что-то шепнул ему о вине, и Эддард в свою очередь о чем-то предупредил своего друга.

— Стоять! — рявкнул вдруг Роберт. — Смирно! Всем спать! Завтра ж на охоту.

Королевский приказ — закон даже на охоте, и поэтому следующим утром все вышли на охоту, но не уже привычным Ланселю разгильдяйским порядком, а довольно серьезно: на короле и деснице почему-то были панцири, а Эддард и вовсе решил поохотиться с фамильным мечом за спиной.

— Лорд Ренли, это и есть королевская охота? — с опаской спросил Лансель, следя за тем, как два закаленных войнами бойца решительно идут по лесу, словно собираются убить не свинью, а куда более значимые в королевстве фигуры.

— Это мучение, — сказал похмельный Ренли, с трудом поспевая за решительно идущим впереди братом и досадуя на то, что из-за идущего не разбирая дороги Старка он опять изорвал очередной красивый охотничий наряд. — Все, блин, бросаю пить. Со следующей недели.

— Лорд Ренли, это точно охота? — с еще большим страхом спросил Лансель, когда Роберт жестом скомандовал своим спутникам остановиться, а сам изволил беседовать с десницей, делая довольно кровожадные жесты, словно после возвращения в Королевскую гавань мало кого в Красном замке ждало что-нибудь хорошее.

— Семеро, если бы я знал, — вздохнул Ренли, и тут впереди послышалось бодрое заинтересованное хрюканье.

— На Баратеона и кабан бежит, — прокомментировал идущий стороной Мартелл и взял копье на изготовку даже раньше Роберта, но кабан прошел стороной, скрываясь в подлеске, и неожиданно вышел Ланселю и Ренли в тыл, приведя их в замешательство и обратив в поспешное бегство.

— А, эта свооолочь, — первым узнал кабана Эддард, подойдя поближе, потому что кабан был занят Ланселем и Ренли, которые от неожиданности залезли на одно дерево вместе с винными мехами на всю компанию. — Бурдюк ему киньте, раз уж прикормили, — и Лансель кинул сразу два.

— Нед, я не понимаю смысла такой охоты, — недовольно сказал Оберин, подойдя к Эддарду, который наблюдал за вновь напивающимся кабаном.

— Смысл? — переспросил Эддард, жестами приглашая Ланселя и Ренли слезать, раз уж кабан теперь пьяный и добрый. — Смысл в том, чтобы напоить и накормить зверя.

— Это очень гуманно, — издевательски заметил Оберин, а Лансель, только-только ступив на землю, понял, что кабану достался третий из данных Серсеей винных мехов, и сейчас что-то будет.

— Хрррююю! — подтвердил кабан, вперив в Ланселя злые глазки, словно чуял, кто виновник его беды, и Лансель попытался обратно залезть на дерево, но спускавшийся следом Ренли наступил Ланселю на пальцы. — Хрррююю!

Лансель дунул по лесу, петляя между стволов, а Оберин понюхал мех с вином и подтвердил мнение Эддарда, что кабан словно белены объелся.

— Свооолочь! — крикнул Эддард вслед кабану и Ланселю, на этот раз имея в виду последнего и с удовольствием наблюдая за тем, как Лансель петляет среди высоких деревьев, лишенных нижних веток, а потом летит кувырком по склону в небольшую речку. — Свооолочь!