Колодец (гет)

Граница между Ничейной Пустошью и землями Морольта пролегала вдоль берега неглубокой, но быстрой речушки. Для смертных она была незрима, а фэйри видели над водой легкую колеблющуюся магическую завесу, менявшую свой цвет от зеленого до голубого. Еле уловимая и тонкая на вид, она заключала в себе огромную силу, сконцентрированную в одном месте и от того еще более опасную, — словно пламя, запертое в каменной клети. В создании границы участвовали все члены клана Морольта от самых древних и могущественных фэйри до новичков, только что покинувших Дом-на-Перекрестке. Граница питалась силами самого Морольта и каждого из его подданных, вытягивая магию понемногу в спокойные времена и безжалостно отнимая ее в минуты опасности. Раз установленная, она существовала как бы сама по себе, но все же ее необходимо было постоянно проверять и выравнивать, потому что любое изменение жизни в сиде или на островах неминуемо отражалось на магии фэйри, а значит, и на границе.

Это было одной из основных обязанностей верховного полководца — следить за тем, чтобы завеса была равномерной по всей своей протяженности, и не допускать ее смещения или искажения. Руэри довольствовался тем, что пару раз в неделю отправлял патрули на проверку границы, а потом докладывал Морольту о ее полной сохранности. Лливеллин же, едва сменив своего предшественника, был вынужден тут же вплотную заняться укреплением обороны. Неблагие, взбешенные тем, как с ними обошелся Морольт, в первое время постоянно пытались исподтишка нарушить устойчивость завесы. Поначалу им это удавалось — разрушение привычного порядка и сотворение хаоса легким движением руки было частью их злокозненной натуры. Как только магия рассеивалась, обнажая беззащитные земли, в брешь летело какое-нибудь хитроумно сотворенное проклятье, а виновные скрывались в ближайших зарослях шиповника и, невидимые, наблюдали за тем, как Благие пытаются разобраться с последствиями очередной жестокой шутки.

Хуже всего приходилось людям, жилища которых располагались недалеко от границы. Благословение Светлых, искаженное подданными Мордреда, превращалось то в заклинание, вызывавшее снежную бурю посреди летнего дня, то в наговор, заставлявший засохнуть деревья и погибнуть пшеницу с налившимися колосьями. Собаки сбегали в лес и дичали, так что на них приходилось охотиться, мыши пробирались в дома и кладовые, а на соломенных крышах, отсыревших от частых гроз, стаями гнездились надоедливые вороны. В домах было нехорошо и тошно, чудилось и слышалось такое, о чем не говорили вслух, но старались истереть из памяти поскорее. Колокол на церквушке натужно гремел чуть не целыми днями — люди жались к единственному священнику, а он и сам был напуган так, что боялся отходить от алтаря и то и дело хватался дрожащими руками за распятие. Старейшины наперебой взывали к Морольту, требуя прекратить бесчинства, и ему то и дело приходилось самолично являться на место очередного преступления, чтобы снять замысловатое проклятье с полей или прогнать в лес целую свору взбесившихся лисиц.

Лливеллин сразу же отдал приказ о создании караульных отрядов, постоянно объезжавших земли сида и наблюдавших за тем, что творилось на Ничейной Пустоши. Поймать Неблагих, особенно если те не желали быть пойманными, было сложной задачей, но зато теперь их часто удавалось спугнуть, избавив земли Морольта от очередной напасти. После того, как несколько Темных все же попались в плен к патрулю и оказались в нижних казематах цитадели, попытки нарушить границу случались куда реже. Неблагие принялись за изобретение новых способов навредить Морольту. Лливеллин же, воспользовавшись передышкой, создал несколько заклинаний, позволивших усилить магию завесы. Теперь атаковать ее отваживались только самые отчаявшиеся и изголодавшиеся Темные или обезумевшие маги, случайно забредавшие на территорию лена Морольта. Благие наслаждались воцарившимся покоем, но Лливеллин не позволял себе утратить бдительность и сам объезжал границу, раз за разом ища уязвимые места.

Тот день ничем не отличался от предыдущих. По низкому серому небу плыли бесконечные взлохмаченные тучи, из которых сеялась морось. Влага оседала мелкой сетью на белых гривах, стекала каплями по упряжи. Кони брели по мокрой траве, недовольно поводя тонкими легкими головами из стороны в сторону, словно искали убежище от холодного дождя. Караульные прятали лица от ветра под низко надвинутыми капюшонами. Все они были еще очень молоды, и Лливеллин держал их в строгости, выдавая самые утомительные задания, чтобы проверить, кто из них на что годен. Трое из четверых из раза в раз вызывали его недовольство медлительностью и леностью, так что он всерьез раздумывал о том, чтобы отправить их куда подальше — в мастерские или помощниками в цитадель. Четвертый, звавшийся Лаэртом, подавал надежды на то, что со временем из него можно будет воспитать хорошего командира, однако проявлял излишнюю горячность и поспешность, принимая решения. Вот и теперь Лливеллин с неодобрением наблюдал за тем, как воин то и дело выезжает вперед, нарушая строй и мешая собратьям по службе. Наконец, это привело к происшествию — один из караульных, видимо, задремав и утратив связь с реальностью, выпустил поводья. Его конь почуял свободу, дернулся, столкнулся с норовистым скакуном Лаэрта и, метнувшись в сторону, помчался к лесу. Всадник выскользнул из седла и мешком свалился на траву, видимо, даже не поняв, что с ним приключилось. Остальные, окружив товарища, с хохотом принялись вышучивать его неуклюжесть, но Лливеллин быстро прекратил веселье. Караульные начали было оправдываться, и тут из леса послышалось сердитое ржание, а потом чей-то громкий визг. Конники, бросив пешего товарища, помчались туда, откуда доносился звук.

— Что там может быть? Темные? — прошептал Лаэрт, поравнявшись со спешившимся Лливеллином.

Тот молча покачал головой и вытянул из ножен короткий меч. Граница не была нарушена — он бы сразу это почувствовал. Значит, либо коня напугал какой-то зверь, либо…

— Темная на Пустоши! В шаге от границы, мерзавка! Командир, она удирает! — крикнул один из фэйри, выглянув в просвет между деревьями.

Предоставив караульным ловить и успокаивать коня, встревоженного близостью Темной, Лливеллин приблизился к границе. Шагах в пятидесяти на Пустоши он увидел быстро удаляющуюся фигурку в промокшем плаще.

— А ну стоять!

Темная, разумеется, поступила с точностью до наоборот — ускорила свой бег настолько, насколько смогла. Лливеллин, сосредоточившись, отправил вслед нарушительнице неяркую вспышку. Магия ударила ее по ногам, и фэйри, запнувшись, упала лицом вниз, беспомощно вытянув руки.

— Вставай и возвращайся сюда, да поскорее, — прокричал Лливеллин в туманную сырую пустоту. Позади раздались торопливые шаги подоспевших караульных.

— Нарушительница?

— Нужно привести ее сюда! Идемте!

— И попасться в засаду Темных? Ну уж нет, я не собираюсь в гости к Мордреду.

— Замолчите! — не выдержал Лливеллин. — Если здесь и нет засады, то скоро все Темные сбегутся сюда, услышав вашу болтовню.

— Как же нам поступить с нарушительницей, командир? — подал голос Лаэрт. — Мы ведь не можем ее отпустить.

— Не можем, — кивнул Лливеллин, сосредоточенно наблюдавший за растерянной фэйри. Она с трудом поднялась, опираясь руками о землю, и тяжело зашагала в сторону владений Мордреда.

— Уйдет ведь, командир. Позвольте мне ее привести, — настаивал Лаэрт.

— Твоя семья собирается в этом месяце к Колодцу? — крикнул Лливеллин в спину уходившей фэйри. Та замерла, словно получив еще один магический удар, потом медленно, нехотя обернулась. Он удовлетворенно улыбнулся и поманил ее к себе.

— Давай же. К чему тратить время попусту?

— Я ничего дурного не сделала! — донес ветер ее ответ.

Лливелин покачал головой и зашагал назад к лесу. Через пару минут Темная, задыхаясь от бега, вернулась к границе и в изнеможении рухнула на колени, часто и шумно дыша. Лливеллин, приблизившись, окинул свою добычу насмешливым взглядом. Она выглядела совсем юной — по-видимому, недавно прибыла в клан. Капюшон, сползший на плечи, открыл бледное грязное лицо с горящими темно-зелеными глазами и заострившимися чертами — верный признак голода. Возмутившись его пристальным взглядом, фэйри злобно оскалилась. Лливеллин укрепился в своем предположении — десны у нее были бледные, и плоть отстала от острых мелких зубов.

— Вздумала подобраться к Колодцу раньше положенного срока? — скучающим тоном поинтересовался он.

Темная сжалась в комок, обхватив колени тонкими узловатыми пальцами, и устремила на него злой взгляд.

— Отвечай, — бросил Лливеллин, раскрывая ладонь и показывая сгусток горящей магии. Фэйри отшатнулась, едва не потеряв равновесие, и уголки ее рта болезненно дернулись.

— Что вам от меня нужно? — торопливо, глотая слова, спросила она. Голос у нее был глуховатый и низкий, совсем не такой, как у Светлых фэйри.

— Хочу знать, что ты делала на границе. Вы так и не усвоили свои уроки?

— Здесь нет никого, кроме меня, а за остальных я не в ответе, — отрезала нарушительница. Лаэрт, напряженно наблюдавший за допросом, сделал шаг вперед.

— К чему тратить время на болтовню, командир? В цитадель эту дрянь, и там расспросим, как положено, — вмешался он, и Лливеллин с трудом сдержался, чтобы не разразиться ругательствами. Темная тут же воспользовалась ситуацией.

— Так кто у вас главный, а? Не возьму в толк, кому отвечать на вопросы, — поинтересовалась она, бросив на Лливеллина насмешливый взгляд.

Лливеллин собрался было ответить ей такой же насмешкой, но, к его несказанному изумлению, Лаэрт сорвался с места и вышел из-за завесы. Подойдя к Темной, он размахнулся и, прежде чем Лливеллин успел сказать хоть слово, отвесил ей оплеуху. Фэйри, жалобно пискнув, повалилась наземь и зашлась рыданиями. Пришедший в себя Лливеллин тоже вышел на Пустошь и, схватив сопротивлявшегося Лаэрта за руку, с трудом оттащил его обратно.

— Ты что творишь, во имя Всемилостивой?! Она пока не нарушила границу! Хочешь, чтобы Мордред вызвал тебя на поединок за то, что ты нанес оскорбление его клану? — сердито зашептал Лливеллин, едва они оказались на почтительном расстоянии от плачущей Неблагой.

— Если и не нарушала, то собиралась, — запальчиво ответил Лаэрт. — Командир, да отпустите же… Ее нужно отвести в цитадель.

— Не тебе решать, что нужно делать, а чего лучше избегать, воин! Не я ли предупреждал тебя о том, как опасна неосмотрительность?

— Разве мы должны безмолвно исполнять приказы, не думая о том, как послужить благу правителя? — вскинув голову, сказал Лаэрт.

— Мордред бросит тебе вызов и сотрет в пыль и пепел на глазах у всего сида, а правителю придется ответить на оскорбление, и снова начнется распря, — терпеливо объяснил Лливеллин. — Так ты решил послужить нам на благо?

Лаэрт задумался на несколько минут, потом бросил нерешительный взгляд в сторону скорчившейся на траве фигурки.

— Не станет Мордред в этом разбираться, какое ему дело до замарашки…

— Ему есть дело до всего, что хоть как-то связано с возможностью нам досадить, Лаэрт, — сердито сказал Лливеллин. — И пора бы тебе это запомнить. Я доложу о случившемся правителю, и он решит твою дальнейшую судьбу.

Не обращая больше внимания на виновато бормотавшего что-то Лаэрта, он зашагал обратно. Обиженная фэйри все так же сидела на мокрой траве, прижимая к щеке ладонь. По лицу ее на шею текла несколькими струйками темная зеленая кровь. Караульные растерянно наблюдали за ней, но ни один не двинулся с места и не попытался помочь.

— Наверное, оцарапал шипом на перчатке, — проговорил кто-то, когда Лливеллин поравнялся с ними.

Он остановился у самой завесы, размышляя о том, как поступить дальше. Было ясно, что Мордред не преминет воспользоваться возможностью бросить вызов Морольту, и будет в своем праве — члену его клана нанесли обиду без веского повода. Значит, нужно было найти этот повод, чтобы хоть как-то прикрыть оплошность Лаэрта. Темная, почувствовав взгляд Лливеллина, подняла голову и демонстративно медленно отняла от щеки окровавленную руку, открыв глубокий кривой порез.

— Доволен? Как теперь мне возвращаться домой, скажи на милость?

Лливеллин насторожился.

— Что же помешает тебе вернуться после того, как объяснишь мне, что делала у Колодца в неурочное время?

Фэйри злобно скривилась и охнула от боли.

— Я была на ничейной земле, когда вы на меня напали.

— Ты шаталась в шаге от границы и перепугала коня моего воина.

— Ваш конь сам напугал меня, выскочив из-за деревьев, и хорошо, что я успела увернуться, а не то ударил бы. Впрочем, твой мальчишка исправил это упущение. Это такой новый способ причинять нам вред, выпуская лошадей там, где мы можем оказаться, пешие и беззащитные? — зачастила она, снова зажав раненую щеку.

— От твоей болтовни листья с деревьев не осыпаются? Не уводи разговор в сторону, Неблагая. Что ты делала у границы? — строго сказал Лливеллин. Она закусила губу, бросила на него гневный взгляд и нехотя ответила:

— Я голодна по милости вашего негодного правителя. Посмотри на меня, воин. Во мне не осталось ни капли магии, а урочное время еще не скоро. Я хотела… — она запнулась и, сделав над собой усилие, продолжала: — Я только хотела почувствовать запах. Вода пахнет магией, и я это чувствую — ветер ведь доносит. Ничего дурного, просто немного постоять рядом, и все…

Лливеллин поморщился: тошно было видеть это выпачканное в крови лицо и слышать бессвязный голодный бред. Словно он смотрел на больное животное, которое и не живет, и умереть не может.

— Допустим, я тебе поверю, — начал он. — Поверю и отпущу тебя домой.

— Ты издеваешься или оглох, или и то, и другое сразу? — вскинулась Темная. — Я же тебе сказала, глупое ты существо, что мне нельзя теперь возвращаться домой. Если Мордред узнает…

Она оборвала свою речь, будто поняв, что сболтнула лишнего.

— Так тебе запрещено здесь бывать? — осторожно уточнил Лливеллин. Неблагая кивнула и уставилась на грязные носки своих сапог.

— Правитель Мордред не разрешает нам подходить к границе. Если он прослышит, что я нарушила его приказ, меня больше не выпустят из сида.

— Будет весьма печально… Но из любого затруднения можно найти выход, — многозначительно сказал он, и фэйри взглянула на него с жадным интересом.

— Я помогу тебе. У меня есть снадобье, быстро заживляющее раны. Останется только маленький шрам, но ты такая грязнуля, что никто его не разглядит, даже если очень захочет.

— Не стану я мазать себя всякой дрянью, которая вполне может оказаться медленно действующим ядом!

— Снадобье, сделанное на основе воды из Колодца и целебных трав, растущих только в саду правителя Морольта… — сделав вид, что не услышал ее слов, уточнил Лливеллин, и глаза собеседницы тут же вспыхнули алчным голодным пламенем.

— Ты не хочешь, чтобы мой господин узнал, что этот осел меня ударил, да? Это правильно, он будет очень недоволен. Очень, — протянула она.

— Ты и думать забудешь об этой царапине, я же обещал, — нахмурился Лливеллин, испугавшись, что сделка сорвется. Она растянула губы в хищной улыбке.

— Пожалуй, так. У меня короткая память, а все мои родичи отправились на охоту в лен правителя Си. Никто ничего не узнает, если ты будешь щедрым.

Лливеллин удовлетворенно кивнул и обернулся к ожидавшим воинам:

— Уходите в лес и ждите меня там. К границе не приближаться.