Буря на горизонте (джен)

Трифонов — один из тех, кто балансирует на грани между гением и безумцем. Равно как и я. Мы — люди идеи, готовые изменить мир под себя или погибнуть. Суть лишь в успехе. Победи мы, и нас провозгласят гениями. Проиграй — заклеймят безумцами. В этом нет ничего нового, так было до нас и, смею надеяться, будет после.

Из личных бесед М. Хан с адъютантом, Д. Доу. Перехвачено службой внешней разведки 22 апреля, 2011 года.

Дата: УДАЛЕНО.

Местоположение: УДАЛЕНО.

Просторный зал был ярко освещён со всех сторон, и от этого тени людей и предметов превращались в многомерные абстракции, разбитые множеством ламп, светящих с потолка. Большую часть зала занимал полукруглый стол на десять мест, выходящий на стену, полностью закрытую жидкокристаллической панелью. По белоснежному полу тянулись едва заметные, в волос толщиной, щели выдвижных панелей, а под потолком, не скрываясь, висели несколько камер.

Сейчас на стене-экране была выведена карта Российского Директората и союзных стран — мешанина светящихся разными цветами точек, штриховок, наползающих друг на друга, и чёрных провалов зон активных периметров — пока что их насчитывалось всего три. Зона Спящего — практически ровный круг на территории бывшей Мордовии. Периметр Находка — нападение Симург в две тысячи шестом году. Калачинский периметр — самый маленький и едва заметный в масштабах страны. Несколько месяцев, и он полностью исчезнет с карты, уступая место новому кризису. Вяло вспыхивали предупреждающие огоньки: появления новых сорвавшихся, точки социального напряжения — от гражданских протестов до крупных автокатастроф, или пограничные стычки на границе с Китаем.

Реки Лена и Алдан тянули за собой границы нового государства — Тихоокеанской Республики. Её отделение было спланированным шагом — беженцы из Японии, Китая и Кореи, волной хлынувшие на малозаселённый Дальний Восток, несли с собой свои, новые традиции и уклады, своё понимание того, как они будут жить. Вместо того чтобы замирять непокорных огнём и мечом, оттягивая силы с границы, командование, а вслед за ним и Совет Директоров решили ковать железо, пока горячо. Новорождённой республике дали широкую автономность в обмен на лояльность и военное сотрудничество. Решение, пусть и ударившее по престижу власти в первые годы, помогло стабилизировать обстановку на восточных границах. При всей автономии республики, она всё ещё во многом полагалась на Россию — как на войска, так и на промышленность. Вдобавок к этому, командование Восточным Военным Округом — собрание амбициозных офицеров, едва признающих Центр, получили практически всё, о чём мечтали. Из фрагмента огромной военной машины, они стали теми, кто основал Министерство Обороны новорождённой республики.

На западе в границы прежней РСФСР вторгалась алая штриховка, заканчивающаяся лишь на линии Ленинград — Великий Новгород — Брянск — Воронеж — Ростов-на-Дону. Здесь начиналась зона влияния Совета Социалистических Корпораций — бывшей Красной Перчатки. Мира Хан, когда-то звавшая себя Рукавичкой, всего лишь за несколько лет смогла превратить разрозненных паралюдей в ядро мощной идеологической группировки, негласно стоящей за многими правительствами стран Восточной Европы. Идеология неосоциализма — гибкий и универсальный инструмент в руках прирождённого оратора, помогла ей набрать изначальных союзников, а ресурсы, полученные за помощь во второй гражданской войне, стали основой многочисленных предприятий, укрепляющих землю под ногами Союза Корпораций.

Штриховка на карте страны говорила о том, что люди, живущие в этих областях, слушают Хан и готовы ответить на её зов, а органы государственной власти или симпатизируют неокоммунистам, или связаны с ними деловыми, родственными или иными связями. Можно было сказать, что эти области принадлежат Директорату лишь формально — на самом деле, там распоряжалась Мира Хан. Судьба, повторяющаяся во множестве стран Восточной Европы, — женщина предпочитала сохранять старые институты власти, гарантируя лишь лояльность к общему делу.

Освещённая комната не пустовала — в ней проводилось редкое собрание директоров. Первый состав директоров — людей, во многом исполняющих обязанности министров, был набран ещё во время гражданской войны, когда генеральному штабу потребовались гражданские специалисты, способные навести порядок в разрозненной стране. Каждый из них был профессионалом своего дела — будь то директор тяжёлой промышленности, потративший большую часть своей жизни на управление Магнитогорским Металлургическим Комбинатом — крупнейшим заводом Советского Союза, или директор культуры, долгое время возглавлявший Мосфильм. Состав директоров со временем менялся, и за те пятнадцать лет, прошедшие со времени первого созыва, среди них остался лишь один его свидетель — директор экономического развития. Единственный сорвавшийся, обладающий способностью каждый раз выбирать наилучший вариант из двух предложенных. Ещё одним свидетелем первого созыва был генерал Трифонов — в отличие от собравшихся директоров, он предпочитал не сидеть за столом, а прохаживаться по полу, едва заметно отстукивая тростью по плитке. За его спиной, у выхода из помещения, дежурили двое охранников. Мужчины, полностью закованные в ониксово-чёрную броню, стояли практически не шевелясь и держа поперёк груди короткоствольные винтовки. Свет ламп отражался на плоских забралах, скрывая их лица.

— Полагаю, собрание подошло к концу? — генерал развернулся к сидящим директорам лицом и отставил руку с зажатой в ней тростью в сторону. Мужчины и женщины, управляющие гражданской сферой Директората, тихо переговаривались друг с другом, листали распечатки отчётов или печатали на встроенных в стол консолях — все вопросы на повестке дня были рассмотрены, и теперь собрание близилось к завершающей части. Равномерный и привычный гул, прерывающийся лишь разрядами статики где-то за стенами комнаты, вдруг затих, сменяясь настороженной тишиной. Директор общественных отношений — Олег Растов, грузный мужчина с красным лицом и моржовыми усами, тяжело поднялся и опёрся руками на стул. Его коллеги заинтересованно оборачивались к человеку, нарушившему привычный порядок, он же стоял не отрывая от генерала взгляда маленьких чёрных глаз.

— Собрание не окончено. Я хочу поставить под вопрос профессиональную компетентность генерала.

Зал ожидающе загудел. Попытки утопить генерала Трифонова предпринимались часто, если не сказать регулярно — он всегда был человеком себе на уме, часто принимая на первый взгляд абсурдные, но всё же эффективные идеи. Существование пророков ещё больше обострило нужду в секретности. Даже помня тот факт, что Совет Директоров обязан Трифонову своим существованием, многие из его членов — людей, привыкших к уважению и власти, противились тому, что порой ими играют как марионетками.

— Я вас внимательно слушаю, — генерал поставил трость позади себя, опираясь на неё сложенными руками, смотря на грузного директора с высоты своего роста — чуть ниже двух метров.

Директор хмыкнул, переступая на месте и напоминая присутствующим дикого кабана, на территорию которого вторгся чужак.

— Всем здесь известны... Тесные связи генерала с сорвавшимися Центрального Военного Округа, верно? — директор Растов обвёл своих коллег тяжёлым взглядом и раздражённо заворчал в усы. — Группа Штайна, в которой он сам, Кожевниковы, Фёдоровы, ещё сорвавшиеся и, конечно, Мира Хан, в которую Штайна и угораздило.

В зале послышалось несколько смешков — история непрекращающейся семейной драмы, в которую с самого первого дня впутались Виктор и Мира, была популярна даже в высших эшелонах власти.

— Так вот... Так вот! — Растов повысил голос, перебивая смешки и шум. — Я могу закрыть глаза на то, что этой группе достаются преференции. Я, можно сказать, это понимаю — у каждого есть слабости, особенно когда речь заходит о семье. Или о почти-семье. Но то, что произошло вчера, переходит все возможные рамки! По решению генерала, в обход нескольких инстанций было дано решение на выезд за границу: Кожевниковым Марии и Андрею, а так же Татьяне Фёдоровой. Каждый из них, если кому не известно до сих пор, сорвавшийся. Фёдорова и вовсе инженер, и была задействована в проекте Волнолом, благо, пройдя ментальную коррекцию по завершению. Как...

Директор прервался, хватая ртом воздух. Трифонов с интересом ждал продолжения его речи.

— Как вообще может глава нашей армии выдать разрешение на такое? Сразу! Без согласования с инстанциями, без официального утверждения; просто взять и подмахнуть бумагу?! Это неприкрытое пользование авторитетом в корыстных целях, вот это что!

Закончив свою тираду, директор Растов тяжело задышал, переводя дух. Его лицо покраснело ещё больше обычного, а настороженный взгляд он не сводил с лица генерала. Его соседка — женщина чуть старше пятидесяти, повернулась к нему и с интересом спросила:

— А куда выезжать-то?

— В Америку! — бросил в ответ Растов в перерыве между вдохами.

Зал загудел. В голосах собравшихся директоров можно было прочесть целую гамму эмоций — от сдержанного одобрения, до негодования или простого интереса. Лишь один из директоров — мужчина не старше сорока пяти, сидел на месте, не участвуя в разговоре и заинтересованно ожидая ответа генерала. Директор экономического развития Евгений Ефимов, всё ещё носящий титул самого молодого среди своих коллег, даже несмотря на пятнадцать лет работы в правительстве.

— Что возмущает вас больше, Олег Викторович, — тон генерала был вежлив и спокоен, — то, что они получили разрешение на выезд, или то, что это разрешение было дано... Под тяжестью моего авторитета?

Растов тяжело моргнул, снова переступил с ноги на ногу и крепче ухватился за лакированную спинку стула. Было неясно, опирался ли он на стул, чтобы сохранить равновесие, или же едва сдерживал желание метнуть мебель в генерала.

— Я ещё и выбирать должен?! — он воинственно встопорщил усы, но наткнулся на вежливую заинтересованность и раздражённо дёрнул плечом. — Ну хорошо же. Не то, знаете ли, что у нас границы закрыты полностью — ездят и в Америку, ладно, пусть и по сотне в год. То, что все трое сорвавшиеся? Дело осложняет, но у ваших детишек мозги есть, каждый работает серьёзно, что по гражданской, что по военной специальности — не придерёшься. Я даже скандал с Кожевниковой, два года назад, вспоминать не буду, благо его всё же купировали. Так что может быть, может быть, им бы и позволили выехать, в награду за труды — с официальным гидом, распланированным рейсом и постоянным контролем, как правильно. А из-за вас эти сорвавшиеся будут бегать чёрт-те где! Без плана, без опеки — просто потому, что вы взяли и подмахнули эту абсурдную бумагу, едва её прочитав!

— Распечатка разговора, во время которого и появилась идея поездки, легла на мой стол за полчаса до того, как Мария Кожевникова явилась в мой кабинет, — вежливо ответил генерал, — едва ли я... Подмахнул эту бумагу, не читая.

Из горла Растова донеслось полузадушенное, сиплое рычание. Он ещё сильнее навалился на стул:

— Замечательно! Значит, вы её читали! И что же дальше? Вы, генерал, вообще собираетесь хотя бы объяснить нам, что вообще это было? Семейственность? Ещё один из ваших планов? Почему я, директор общественных отношений, узнаю о таком послаблении для сорвавшихся из третьих рук?

Остальные директора с интересом наблюдали за разгорающимся спором. Чаще всего такие стычки кончались ничем, но всегда существовал шанс, что тот или иной директор перегнёт палку и навлечёт на себя редкий, но сокрушающий гнев Трифонова. Судьба бывшего директора Здравоохранения, а ныне — заведующего одной из больниц Ростова, надолго осталась в памяти.

— Есть первое, но в целом — второе, — Трифонов был всё так же невозмутим и продолжал стоять, опираясь спиной на трость. Его тёмная униформа контрастным пятном выделялась на фоне хорошо освещённых стен и потолка, окрашенных в светлые цвета.

Директор Растов подавился собственными словами. Генерал продолжил:

— Полагаю, все на прошлом собрании ознакомились с экономическим отчётом за две тысячи десятый год. В том числе и с той частью, что прогнозирует кризис перепроизводства и лавинообразный обвал экономики — в том случае, если мы не выйдем на новые рынки. Перепрофилирование производств с военного сектора на производство электроники позволило нам держать промышленность на плаву, но сейчас экономика страны не позволяет реализовывать электронику населению по ценам выше, чем себестоимость.

— Ах да, — Растов зло прищурился, — ваша электроника.

Он с отвращением стукнул пальцем по встроенному в стол монитору и продолжил:

— Совету Директоров уже пятнадцать лет, а никто из нас не имеет и не имел ни малейшего понятия, с кем вы заключили сделку, чтобы получить эти технологии, генерал.

— Олег...

— Что, Сергей? — Растов развернулся к одному из директоров — директору тяжёлой промышленности, и обвиняюще указал на него пальцем. — Скажи нам всем, Сергей! Ты ведь курируешь всю эту область — производство всех этих планшетов, компьютеров и чёрт-те знает ещё чего! Скажи нам, что все эти новые игрушки, всё это новое оружие и системы безопасности — этого не было при Союзе! Даже малейших предпосылок к этому не было! А раз так, значит это чужие технологии. За которые придётся платить всей...

Директор прервался на полуслове. Генерал всё так же стоял на месте, но теперь, его трость была поднята в воздух, указывая в лицо мужчине. Тонкая, сделанная из тёмного материала, не похожего ни на дерево, ни на металл, трость превышала метр в длину, и в этот момент больше всего напоминала вскинутый меч.

— Вы забываетесь, — сухо произнёс генерал Трифонов. Директор Растов дёрнулся, переводя взгляд с лица Трифонова на указывающую трость, и снова переступил на месте. На его лице проступили белые пятна, и он сел, утирая вспотевшую лысину.

— Как я уже и говорил, — генерал опустил трость, — нам грозит коллапс экономики. Не спасают даже поставки электроники в страны Союза Корпораций, они слишком малочисленны. Самоизоляция, предпринятая нами в конце девяностых годов, дала время консолидировать ресурсы, но сейчас её время подходит к концу. России нужны рынки сбыта. Нужны новые союзники, готовые блюсти соглашения даже не из чувства долга — вполне хватит жадности и нежелания убить курицу, несущую золотые яйца.

Прервавшись, генерал щёлкнул пальцами. Карта за его спиной расширилась, показывая весь земной шар, так же пестрящий множеством точек — показаний разведки и результаты анализа СМИ и новостных агрегаторов. Атлантический океан светился бледно-розовым. Побережные города граничащих с ним континентов тускло мерцали редкими красными огоньками, наиболее часто мигали города Африки, реже — Европы и уж совсем редко — Америки и Канады.

— До недавних событий наиболее вероятным вариантом сотрудничества была Южная Корея, — Трифонов поднял трость, указывая на упомянутую страну, — прорабатывались варианты склонения страны к сотрудничеству при помощи провокации, фабрикации доказательств вмешательства Имперского Союза во внутренние дела страны. Рисковое предприятие — отношения, выстроенные на лжи. С другой стороны, Соединённые Штаты. Страна, лучше всех пережившая последствия Паракризиса. Минимальные гражданские жертвы, наибольшее количество паралюдей в прогосударственных организациях, как процентно, так и численно. Всё ещё функционирующая экономика. Запасной вариант — у нас нет точек соприкосновения, а значит, любые попытки соглашений обречены на закономерную подозрительность.

— И вы разрешили эту авантюру... Для чего, чтобы найти точку соприкосновения? — спросил его молчащий до этого директор здравоохранения.

— Точками соприкосновения будут заниматься другие, — генерал покачал головой, — это журналистское расследование будет лакмусовой бумагой. Я хочу знать, что думают простые американцы. Живут ли они прошлым Холодной Войны или готовы двигаться дальше? Хочу знать, как отреагируют на жизнь в Штатах наши граждане — от простых жителей, до молодой гвардии. Именно им чаще всего придётся контактировать с иностранцами, будь то Корея или Штаты. Мне нужна информация, даже в случае, если она окажется невостребованной. И эту информацию я получу.

Директор Ефимов прокашлялся, привлекая внимание собравшихся в зале.

— Генерал уже консультировался со мной по этому вопросу. Из вариантов: разрешить поездку или запретить, я выбрал первый. Поступайте с этим знанием как хотите, но я поддерживаю его решение как с точки зрения способностей, так и как политик — он всегда действовал в интересах России.

Генерал оглядел притихших директоров и сухо кивнул.

— Спасибо, Евгений. Совет окончен. Новые распоряжения будут ждать вас на рабочих местах.

Гермодвери, перекрывающие выход из помещения, с тихим гулом начали растворяться, а едва слышный треск электричества за стенами утих, и волосы людей, проходящих мимо стены, уже не вставали дымом от статического поля. Генерал остался позади, опираясь на трость перед собой и смотря на карту мира, пестрящую многочисленными пометками. Лампы постепенно угасали, погружаясь в полумрак.

Директор Растов выходил одним из последних. Он тяжело ступал по полу, отдуваясь и вытирая мокрую от пота лысину платком. Поравнявшийся с ним в дверях директор Ефимов вдруг сбавил шаг и повернулся к нему:

— Когда всё только начиналось, мы думали что всё это — ещё одна хунта.

Растов вскинул бровь и проворчал что-то себе под нос. Ефимов продолжил, перехватывая зажатую в руках папку.

— Мы, первоначальный состав директоров, думали, что ничего не ново — амбициозный военный и его ближний круг устают от беспредела старой власти, от её неспособности решить даже самые банальные задачи и скидывают её с трона, чаще всего под восторженное улюлюканье толпы. После нескольких лет такой пьянки обычно наступает похмелье — военные или сами не справляются с тяжестью гражданских обязанностей, или их медленно вытесняют политики новой администрации, а старая гвардия уходит. В лучшем случае в почётную отставку и на пенсию, в худшем — в могилы. Цикл сделал круг и готов начаться заново, верно?

Крякнув, Растов с отвращением уставился на мокрый носовой платок и осмотрелся, выискивая урну. К его сожалению, впереди и позади были лишь голые стены коридора — Совет Директоров собирался редко, и это вызывало практически конские меры безопасности, до такой степени, что даже сам Растов не знал, где они сейчас находятся.

— Но что-то пошло не так, — проворчал он, косясь на своего коллегу.

— Верно, — подтвердил Ефимов, — Трифонов предупреждал нас, каждого, что мы будем лишь управленцами, а не властителями судеб. Мы думали, что это простые слова. Оказалось, что нет, не простые. Он, действующий генерал, действительно управляет всей страной. И успешно управляет — насколько вообще приемлемо говорить слово "успех" в наши времена.

— Или не он управляет, — зло возразил Растов, бросая недовольный и даже обиженный взгляд на своего коллегу, — думаешь, меня эти дети его волнуют, Евгений? Да не волнуют, поедут и бог с ними, благо большинство воспримут это как дурь начальства и успокоятся — Трифонову не повредит вести себя как человек, а не идеал ходячий. Чёрт, да я не удивлюсь, если это тоже часть его плана — успокоить коллег таким образом, снизить стандарты, так сказать. Меня другое пугает — что, если все эти слухи про Теневой Совет правдивы? Если это как сраная матрёшка — мы управляем страной, Трифонов управляет нами, а кто-то ещё управляет Трифоновым? Тебе не страшно так жить? Мне — страшно.

— Ты забываешь, что я всю жизнь так, вслепую, — директор Ефимов покачал головой, — думаешь, моя сила мне подробно объясняет, что к чему? Нет, она просто отвечает — выбери вариант А, не Б, так будет лучше. Почему лучше? Не говорит. Мне что есть этот Теневой Совет, что нет, без разницы. Говорит, что лучше следовать за Трифоновым, я и следую. Пусть и рябит она сейчас рядом с ним постоянно — не знаю, что там инженеры его делают, но читать генерала всё сложнее и сложнее...

— Всю жизнь, говоришь? — Растов тяжело вздохнул. — А что если мы так поставим на него и прогорим — полностью прогорим, а? Ненавижу эти игры в лотереи, и дураков, что в них играют, тоже ненавижу. А теперь сам в их сапогах оказался.

— Если мы прогорим, — директор Ефимов вдруг задумался, — то... Прогорим, и всё тут. Раньше надо было решать, а теперь? Следуем распоряжениям, что иное-то остаётся?

Он прошёл в двери, ведущие к выходу из коридора. Директор Растов остался стоять на месте, проводя спину своего коллеги взглядом. Когда двери закрылись, Растов переступил с ноги на ногу, и вдруг плюнул на пол, выругавшись — горько и зло.

* * *

— Вроде бы я ничего не забыла. Я ведь ничего не забыла?

— Возможно, здравый смысл?

— А он у меня вообще был?

Андрей согласно кивнул. Татьяна улыбнулась, прикрывая рот рукой, а Мария, только что беспокоившаяся о том, не оставила ли она чего дома, прищурилась и мотнула ногами, с нетерпением смотря в окно самолёта.

Самолёт, на котором они летели, направлялся в Ленинград — город, ставший официальной столицей после падения Москвы. Официальной — потому что, пусть там и проводились редкие дипломатические приёмы и встречи, управляли страной вовсе не из него. Совет Директоров предпочитал кочевой метод управления, перемещаясь от одной проблемы к другой, по всей стране. Нельзя было сказать, что каждый из них проводил свою жизнь в разъездах — Директор Культуры предпочитал оставаться в Ленинграде, выезжая лишь на встречи, требующие его непосредственного участия. Директор общественных отношений наоборот, метался из города в город, лично наблюдая за решением многочисленных конфликтов или выступая перед людьми, снижая общественное напряжение. Не стоило, впрочем, думать, что приезд директора был сродни прилёту волшебника на голубом вертолёте, зачастую они лишь купировали последствия происшествий, а не решали их целиком. У страны банально не хватало ресурсов на то, чтобы осчастливить всех и каждого и порой, решение проблем в Российском Директорате напоминало завешивание старых, разваливающихся домов декоративными экранами, на которых были изображены красивые и яркие фасады.

Путешествие в Ленинград было милосердно коротким — всего часа полтора. К сожалению Татьяны, надолго задержаться им не светило — самолёт в Америку отправлялся через час, поэтому приобщиться к высокой культуре города им не удалось. Мария, решив хоть как-то скрасить эту неприятность, выудила из рюкзака ноутбук с кучей фотографий на жёстком диске, и в меру своих сил принялась рассказывать о достопримечательностях. Скоротав, таким образом, время до следующего рейса, они вновь устроились на местах в самолёте. В отличие от предыдущего, народу было существенно меньше — человек десять, на всё огромное пространство салона. В основном — представители дипломатических служб, и парочка таких же туристов из тех, кто жаждал острых ощущений, а не курортов Югославии, Грузии или Украины. Туризм ограничивало не столько влияние зловещих спецслужб, сколько разница в подходах между армией РД и Протекторатом. Многие люди всё ещё не доверяли сорвавшимся. В России они либо находились на контроле государства, либо были членами Союза Корпораций — общества паралюдей, выросшего из Красной Перчатки. В Америке же преступник мог спокойно снять костюм, превращаясь в законопослушного гражданина, и местные власти ничего с этим сделать не могли. Именно из-за этого страны, построенные по принципу Протектората, вызывали у граждан плохо скрываемое подозрение вперемешку с открытым отрицанием подобного строя. Как, считали они, вообще можно существовать в стране, где государство не собирается нормально контролировать сорвавшихся, допуская существование целых преступных организаций, множества независимых команд и одиночек, да ещё и, вдобавок, не карающих за несанкционированное применение суперсил с должной строгостью?

На самом деле, конечно, в таком строе людей были и свои преимущества, которых жёстко структурированная армия РД была лишена. Вот только в попытке убедить себя, что в жизни им достался лучший кусок, люди часто закрывали на это глаза, предпочитая смотреть на всё в чёрно-белом варианте. Так было легче.

На этот раз полёт был куда дольше — перелёт до Нью-Йорка занимал десять часов, а после этого — ещё три часа на перелёт до Броктон-Бэй. Часы тянулись медленно — сначала Мария, вытребовавшая себе место у окна, тихо дремала, опираясь на подлокотник. Андрей тихо шуршал страницами старых конспектов. В отличие от сестры, у него не было почти никакой возможности потренироваться в английском после курсантского училища. Да и вообще, обучение английскому языку было скорее отголоском холодной войны — в последние годы преподавание иностранных языков смещалось в сторону Азии — китайский, как язык наиболее вероятного противника, японский или корейский. Татьяна опиралась на его плечо, щуря глаза и внимательно читая страницы, исписанные мелким, убористым почерком. В отличие от Андрея, для которого учёба языка была лишь шагом к сданному на отлично предмету, Татьяна с детства увлекалась фильмами и литературой из других стран, жадно собирая обширную коллекцию книг, фильмов и аудиозаписей. Для неё иностранный язык был способом общаться с культурой напрямую, а не через кривое зеркало — переводчика.

Мария проснулась лишь к обеду — ничего особенного, но почему-то еда в самолёте всегда казалась более аппетитной, чем любая другая. Уставшая спать, Мария некоторое время пялилась в окно, а затем начала тыкать Андрея под локоть.

— Ну хватит! Сколько ты их уже листаешь?

— Угомонись, Белка, — Андрей раздражённо покосился на неугомонную сестру, — хочешь выставить себя дурой? Пожалуйста. Я же хочу освежить свои знания.

Мария самодовольно фыркнула и надулась, преисполняясь важности.

— Мне вот не надо ничего учить. В Тихоокеанской республике две трети язык знают.

Татьяна, сидящая по другую сторону от Марии, нагнулась вперёд, поправляя очки. Её руки снова были скрыты длинными перчатками.

— Прости, дорогая моя, но то, на чём вы говорите в республике, нельзя назвать английским. Это пиджин — жуткая смесь из русского, английского и языков азиатского региона.

— Кьёги! — возмутилась Мария. Татьяна лишь тонко улыбнулась. Осознав, что она сбилась на японский, светловолосая девушка вновь сердито зафыркала. Вздохнув, Андрей взъерошил ей волосы и отложил конспекты в сторону.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Элементарно! — Мария тут же извернулась в кресле, доставая из внутреннего кармана упаковку карт. — Я вызываю вас на инициативу!

Андрей усмехнулся и покачал головой. Татьяна пожала плечами и поёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее.

— Хорошо же. По правилам дуэли, мы вправе выбрать сторону. Армия.

Мария раздражённо прищурилась.

— Ну хорошо же. Я играю Перчаткой. Начали!

За карточной игрой прошло ещё несколько часов, и наконец самолёт пошел на снижение, а облачная завеса рассеялась, открывая аэропорт внизу. Мария тут же прилипла к окну и восхищенно присвистнула — и верно, ей было на что посмотреть. Аэропорт имени Джона Кеннеди был потрясающе огромным. Он с легкостью вместил бы в себя две или три площади ленинградского аэропорта, а количество самолётов, взлетающих, садящихся или стоящих у ангаров и стоек, превышало все разумные пределы. Крыши помещений аэропорта выглядели как белоснежные покатые крылья, а центральный терминал и вовсе походил на огромный самолёт-летающее крыло, вокруг которого было построен просторный комплекс.

Дождавшись, пока самолёт приземлится, Андрей расстегнул ремни и встряхнулся, готовясь выходить. Доброжелательные бортпроводницы уже закончили свои речи, и теперь провожали немногочисленных пассажиров к выходу из самолёта. Снаружи ярко светило солнце — в городе начиналось утро.

Он спустился с трапа и оглянулся, следя за своими спутницами. Как и всегда, Татьяна спускалась с нарочитой аккуратностью, придерживая перила передвижного трапа и сходя со ступени на ступень. Она даже не оглядывалась по сторонам, а наоборот, смотрела себе под ноги, полностью просвещая своё внимание спуску. Мария же наоборот, едва ли не подпрыгивала на каждой ступеньке, вертя головой по сторонам, восхищённо улыбаясь и каждые пару секунд привычно тянясь к груди — обычно там висел её фотоаппарат. В автобусе с широкими окнами на весь борт, ситуация повторялась — Татьяна сидела сложив руки на коленях и глядя в окно с выражением вежливого любопытства, Мария же с восхищением наблюдала за многочисленными самолётами, за терминалами аэропорта и небоскрёбами города вдали. Нельзя было сказать, что Татьяна скучала или ей были неинтересны виды — напротив, судя по её позе, замершей в неподвижности, девушка вся обратилась в зрение, посвятив все своё внимание новым видам.

Основной терминал встретил их толпами людей и гомоном чужого языка. Энергетика толпы была настолько интенсивной, что Татьяна сбилась с шага, а Андрей привычно ухватил Марию за плечо, направляя девушку к очереди на проверку документов.

Сотрудник аэропорта — загорелый мужчина лет сорока, оглядел стоящую перед ним троицу и хмыкнул, перебирая документы. Андрей нахмурился и произнёс, осторожно подбирая слова:

— Что-то не так?

Мужчина покачал головой.

— Документы в порядке. Нечасто встретишь кого-то из России. Закрытая страна.

Мария открыла рот, собираясь что-то сказать, но Андрей предупреждающе поднял руку, и девушка замолкла, недовольно хмуря брови.

— Прибыли... В целях туризма.

— Разумеется, — кивнул сотрудник, проверяя свои документы. Он дошёл до списка вывозимой электроники — мобильных телефонов, и остановился, вглядываясь в краткие описания характеристик.

— Дорогие у вас игрушки, — произнёс он с нотой неодобрения, — осторожнее с ними, могут украсть.

— Мы... Примем меры, чтобы этого не случилось, — Татьяна выступила вперёд и вежливо кивнула. Сотрудник таможни кивнул в ответ и вернул проверяемые документы, подбородком указывая на зону ожидания:

— Ваш рейс через сорок минут. Ждите начала посадки, терминал А-четыре.

Зона ожидания — ряд удобных кресел у широких панорамных окон, рядом с автоматами, продающими разнообразные закуски, был полон народу. Сидячих мест не оставалось, и поэтому трое предпочли остановиться у окна. Мария наблюдала за далёкими небоскрёбами, в очередной раз сожалея о том, что её любимый фотоаппарат остался в багаже, и фотографировала понравившиеся виды на камеру телефона. Татьяна наблюдала за висящим на стене телевизором — там шёл выпуск новостей. Андрей же привычно осматривал толпы народа — такое количество людей пробуждало вбитые в память инстинкты бойца Группы Быстрого Реагирования. Детский плач от семьи в десяти метрах слева. Ложная тревога — пятилетний ребёнок просто капризничал, а не впадал в истерику. Стайка подростков слева, пятнадцать метров — скорее всего, дети двух семейств неподалёку. Взрослые время от времени отрывались от беседы и обменивались с подростками парой фраз. Сотрудники службы безопасности и камеры — мало для такой толпы народа. Было ли это из-за того, что город находился под покровительством Легенды — одного из сильнейших героев мира?

— Любопытно, — Татьяна отвлекла его от размышлений. Девушка повернулась к нему, одновременно указывая рукой на экран телевизора. Там были изображены кадры, на которых можно было видеть одного из героев Соединённых Штатов — судя по словам комментатора, его звали Бастион. По всей видимости, речь шла о том, что герой сорвался и оскорбил снимавшего его на камеру подростка, но такие истории Андрея не интересовали. Вместо этого он внимательно осматривал костюм героя — нечто вроде латных доспехов ярко-голубого цвета с алыми линиями по граням, закрытый шлем, всё так же напоминающий рыцарский. Сочленения прикрывало кольчужное плетение, а на груди была изображена эмблема рыцарского замка.

— Неплохо, — решил Андрей, после нескольких секунд размышлений, — по крайней мере, лучше моих ожиданий.

— Для того, кто носит рыцарский доспех, он слишком несдержан на язык, — с неодобрением заметила Татьяна, уделяющая репортажу куда больше внимания, — о чём ты, Андрей?

— Доспехи, — он указал на героя и задумчиво прищурился, — сделано неплохо, не то, чего я боялся. Да, ущерб функционалу в пользу форме всё ещё есть, но посмотри: он явно на размер больше, чем положено — готов поспорить, что там есть подкладка из чего-то современного, вроде кевлара. Вообще, современные стали вполне способны держать огонь из малокалиберного вооружения, так что доспех не так уж бесполезен. Кольчужная защита суставов? Чуть хуже, но способна остановить, к примеру, нож.

— Ага, — Мария обвиняюще указала на него пальцем, — ты что, ожидал трусы поверх штанов?

Усмехнувшись, Андрей переступил с ноги на ногу.

— Нечто вроде, да. А так, латы снизят мобильность, но из того, что я могу понять, роль у этого... Бастиона в авангарде, а там чаще нужна броня. А ты что думаешь, Маш?

Девушка пожала плечами и всмотрелась в кадры с героем. Некоторое время она пристально изучала его, хмуря брови и перетаптываясь с ноги на ногу и, в конце концов, поморщилась, потирая плечо.

— Цветовая схема — классная, красное на голубом хорошо смотрится. Но насчёт остального? Это ужас, такой наряд. Мечта любой ударной группы — сразу ясно, куда бить. Божечки, они что, все так ходят? Я просто не представляю, как с ними нормальные люди работают — это не только за своим отрядом следить, но ещё и смотреть, чтобы эту мишень на ножках в первом же столкновении не прикончили.

— Протекторат действует командами сорвавшихся, а люди работают отдельно, — рассеяно пояснила Татьяна, отвернувшись от телевизора. Мария хмыкнула, все ещё нервно потирая плечо.

— Ну тогда всё равно плохо — каждый из команды в своём доспехе — сразу ясно, против кого ты попал и кого бить первым. Даже Янгбан действует нормально — у всех одна униформа, а тут... Эх!

Она махнула рукой.

— Как фотограф, я в восторге, как... Мнэ-э, — она тревожно обернулась по сторонам и замялась, подбирая слова, — как гражданка Республики, я в ужасе, у нас такой жути нет.

— А я думал, тебе супергерои нравятся...

— Смотреть на них мне нравится, — Мария самодовольно фыркнула, — оказаться в их шкуре? Спасибо, я лучше набором смертника подорвусь, так проблем меньше.

Ожидание самолёта и последовавший за ним полёт оказались сравнительно недолгими — всего лишь пара часов. Здание аэропорта в Броктон-Бэй было куда меньше, чем аэропорт Нью-Йорка, но всё так же полон народу. Три движущиеся ленты выгружали багаж многочисленных пассажиров, несколько магазинов и ресторанов предлагали возможным клиентам продукты, сувениры и блюда по грабительским ценам, а створчатые двери, ведущие к выходу, были раскрыты настежь и заблокированы, чтобы никто не тратил времени на их открытие. В толпе, бурлящей вокруг, можно было расслышать множество языков — от легко узнаваемой германской речи — дядя Штайн не забывал своих корней, до мягкого говора то ли французского, то ли итальянского. Проскальзывала и знакомый Марии корейский — группа возбуждённых туристов переговаривались между собой, обсуждая чуть ли не всё вокруг — от видов города, до цен в магазинах аэропорта.

Пройдя ещё одну проверку, они наконец получили свой багаж и направились к одному из туристических автобусов. Татьяна слегка улыбалась — как на первой, так и на второй арке металлоискателя её протезы не подняли тревоги, а сотруднику безопасности, заинтересовавшемуся её перчатками, вполне хватило старой легенды о шрамах от ожогов, подкреплённых медицинским заключением.

Рассевшись по местам в туристическом автобусе — вполне современной машине с мягкими креслами и климат-контролем над каждым сиденьем, туристы сосредоточили своё внимание на гиде — молодой и энергичной девушке лет двадцати пяти, увлечённо рассказывающей о славной истории города. История Броктон-Бэй начиналась с тех времён, когда его основал капитан Никсон, один из исследователей американского континента на заре его колонизации. В его честь был назван Капитанский Холм на западе города — место, со временем превратившееся в место семейного отдыха для любителей выезда на природу.

Судя по словам гида, раньше город был преуспевающим портом, процветавшим за счёт мягкого климата, удачного расположения и источника пресной воды в подземном озере под городом. После появления паралюдей и последовавшего за этим удара по мировой экономике, мировая торговля пришла в упадок. Самые богатые и удачливые жители города смогли приземлиться на ноги, устремив свою деятельность в банковский сектор, или же, подобно корпорации «Медхолл», начали инвестировать в развитие технологий. Оставшиеся, те, кто зарабатывал деньги на торговле, остались у разбитого корыта — от простых докеров, до крупных инвесторов и владельцев доков на севере города. Последовавшее за этими событиями восстание докеров ещё больше усугубило ситуацию — то, что началось как мирный протест работников доков после снижения зарплат, переросло в гражданский бунт, в котором отметились и несколько различных сорвавшихся, решивших половить рыбку в мутной воде. Итогом этого столкновения стал затопленный поперёк залива сухогруз, мешающий пройти в порт чему-то, с осадкой больше рыбацкой шхуны. Теперь же город существовал исключительно на туризме, привлекая законопослушных обывателей сияющей силовым полем громадой базы Протектората, местной командой Новая Волна и, как следствие, обилием индустрии развлечений — от сувениров, до туров по базам Протектората и Службы Контроля Параугроз. Гид не обмолвилась об этом ни словом, но можно было легко догадаться о том, что менее законопослушных граждан привлекал обширный спектр сомнительных развлечений вроде наркоторговли, проституции и прочих противозаконных занятий.

С энтузиазмом вывалив на головы своих подопечных вагон и маленькую тележку знаний о городе, гид посмурнела и подробно перечислила, что делать в городе категорически нельзя. Как оказалось, её речь почти точь-в-точь повторяла речь Миры — не лезть в заброшенные районы, не подходить к членам банд или злодеям, а по возможности и вовсе уходить от такого подальше, поэтому Мария уткнулась носом в стекло и с интересом разглядывала улицы города. К её облегчению, центр города выглядел вполне нормально — почти так же, как и города в России, до которых не дотянулась программа Улучшенной Городской среды. Таких было процентов этак семьдесят, а может и восемьдесят, если добавить те, в которых программа только начинала свою работу.

Небоскрёбы бросали солнечные зайчики полированными стеклянными панелями, улицы у океана привлекали внимание обилием красочных магазинов и всевозможных лавочек, пляж, несмотря на середину весны и погоду градусов в пятнадцать, был очищен и приятен взгляду. Бывшая буровая платформа, переоборудованная теперь в штаб Протектората Восток-Север-Восток, внушала уважение переливающейся голубоватой дымкой силового поля, привлекала яркими цветами, среди которых преобладал белый, и восхищала футуристичной конструкцией пристроек. Мария пару раз щёлкнула фотоаппаратом и теперь придирчиво изучала получившиеся кадры.

Татьяна, сидящая рядом с ней, презрительно скривилась, наблюдая за прикрывающим платформу силовым полем.

— Посмотрите на это. Активное векторное поле в мирное время! Очень интересно. Они что, настолько уверены в своём превосходстве? Открыто демонстрируют свой главный козырь — даже по люминесценции уже можно говорить об основных принципах работы. Зачем? Неужели оно активно ради демонстрации флага и только? Не понимаю.

Она неосознанно повысила голос, и Андрею пришлось сжать её руку, успокаивая девушку. Сбившись на полуслове и оглянувшись по сторонам, Татьяна скривилась, и продолжила уже более тихим тоном:

— То, что вы сейчас видите — безалаберность по нашим стандартам. Векторное поле не должно действовать постоянно. Это ключевая линия обороны, последний рубеж, козырная карта, которая появляется лишь за доли секунды до атаки. Выставлять работу поля вот так, на всеобщее обозрение? У них должны быть свои причины, едва ли я поверю в простую лень и позёрство.

— Может, у них поле медленного цикла, — возразила Мария, — ну, понимаешь, долго включать, долго выключать.

Татьяна бросила на неё задумчивый взгляд и вновь повернулась к окну.

— Вероятность есть, но едва ли такое возможно при ресурсах Протектората. Чаще всего, создание векторных полей быстрого цикла упирается лишь в вопрос энергии и технологий. Энергия — платформа способна вместить даже мобильный ядерный реактор, не говоря уже о более... Экзотических методах. Технологии? При таком количестве инженеров, Протекторат обязан был подобрать решение. Здесь что-то иное. Возможно, специфика применения? Это не пограничные укрепления, а значит, рассчитано не на противостояние высокоорганизованному противнику. В целом? Я заинтригована.

По словам гида, именно Штаб-Квартира будет местом их первой экскурсией, назначенной на завтра. Пока же всех туристов выгрузили у здания отеля, неподалёку от центра города. Отель был не самым новым, очевидно, построенным годах в девяностых, но вполне милым на первый взгляд зданием с декоративной отделкой, свежей, радующей глаз яркими цветами покраской, красивыми клумбами и привратником в униформе. Воспользовавшись случаем, Мария сделала несколько фотографий отеля с разных ракурсов.

Тем временем Андрей, деловито перехватив чемоданы, предъявил администратору документы и бронь отеля, получив в ответ ключи от двух номеров — одноместного и двухместного. Все ещё раздражённая Татьяна следовала за ним, тихо ворча что-то себе под нос. На её возмущение от использования векторных полей Протекторатом накладывалась обычная сонливость после перелёта. Мария слегка подпрыгивающей от неподдельного энтузиазма походкой поспешила за ними, не забывая оглядываться по сторонам.

Внутри отель был таким же, как и снаружи — не самым новым, но хорошо ухоженным. Цветы в кадках регулярно поливали, с пылью и грязью старательно боролись, свет ламп на потолке не был ни пронзительно белым, от которого начиналась головная боль, ни тускло оранжевым, от которого начинали болеть глаза. Нет, лампы светили как нужно — мягким, солнечным сиянием, позволяя рассмотреть всё в самом лучшем виде. Окна отеля выходили на кипящую деятельностью главную улицу города — Лорд-Стрит, а стены приглушали внешний шум до еле различимого, успокаивающего гула. В общем, отель был то, что надо.

Компания разделилась лишь у самых номеров. Номера эти были не слишком маленькими и не слишком большими, и отличались друг от друга лишь размерами спален. Из каждой спальни вела дверь в ванную комнату, рядом с которой располагались шкафы с бельём, напротив кроватей висели телевизоры.

После небольшого совета Татьяна, Андрей и Мария решили потратить несколько часов на то, чтобы отоспаться, навёрстывая двадцать часов перелёта и смену часовых поясов, и выйти в город уже под вечер. Судя по словам гида, вечером набережная Броктон-Бэй превращалась в аттракцион для туристов, со множеством представлений, открытыми ресторанчиками и частыми патрулями героев — от Протектората и местных курсантов-Стражей, до Новой Волны — группы независимых героев. На набережной часто выступала Кукла — девушка, анимирующая огромных плюшевых кукол. Но даже не учитывая паралюдей, в вечернем городе было чем заняться.