Как я провел лето (джен)

Посторонний шум буквально вырывает меня из мысленной лаборатории, где уже начаты с десяток экспериментов для идентификации зелья. Я прислушиваюсь: грохот, невнятное бормотание с покаянными интонациями — Тонкс опять что-то свалила в прихожей. Визгливую брань портрета перекрывают яростные выкрики Блэка — мне искренне жаль Фрейда — он мог бы расширить и обогатить исследование комплекса Ореста. Деревянный стук на лестнице — поднимается Аластор Моуди. Что это за сборище в восемь утра? Ах, да! Мы же сегодня будем уничтожать крестраж. Заодно проверим, ощущает ли Повелитель манипуляции с частями своей души.

Я возвращаю первоначальный вид мантии и сюртуку, собираю исписанные листы пергамента, сворачиваю и прячу их в карман. Мне едва хватает времени, чтобы умыться — кто-то деликатно стучит в дверь, приглашая на собрание. Я отбрасываю с лица мокрые пряди, уже на ходу застегиваю сюртук и поправляю манжеты.

Завтрак, видимо, закончился, Элиас Дож последним покидает кухню, дожевывая бутерброд. Я наливаю еще не остывшее какао — Тонкс упорно мостит дорогу к сердцу Ремуса Люпина — и прихватываю чашку с собой. В гостиной занимают свои места обличенные высоким доверием орденовцы. Перед Альбусом Дамблдором на столе возвышается Шляпа. Справа от него ерзает на стуле Поттер, рядом — Блэк, натянутый, как струна. Слева рассаживаются Кингсли, Артур и Молли. Младшие Уизли сегодня не присутствуют, однако, участие Поттера, на мой взгляд, сводит эффективность такой конспирации к нулю. Тонкс вертится на стуле, беспрестанно меняя оттенки шевелюры от нежно-розового до пурпурного. Когда Люпин берется за спинку ближайшего к ней стула, ее волосы вспыхивают закатным солнцем. Внезапно, всплеснув руками, он отступает в сторону, я оборачиваюсь по направлению его взгляда — в гостиную входит Минерва. Она бледна и выглядит не совсем здоровой, но весьма решительной. Посторонившись, я пропускаю ее к столу, Люпин предлагает свой стул, а сам садится на соседний. Волосы Тонкс становятся бледно-лиловыми, как облака на закате, когда солнечные лучи уже не достигают их.

Я поспешно допиваю какао и под укоризненным взором Молли ставлю чашку на подоконник. Назойливо ощущается присутствие Кричера — тоскливый вой на одной ноте. Его самого не видно, и, судя по всему, слышно только мне — побочный эффект легилеменции в действии. Не хочу ощущать эмоции несчастного безумного домовика! Мне Поттера достаточно.

Дамблдор встает со своего места и поднимает ладони, призывая к вниманию.

— Друзья мои, сегодня — великий день! Мы приблизим час нашей победы над явившимся в Мир Злом! Наш враг, могущественный и коварный, полагает, что обезопасил себя от возмездия. Чтобы достигнуть бессмертия, он совершил ужасное дело — расколол свою душу и создал несколько крестражей, — в ответ у собравшихся вырывается сдавленный вздох. — Один из крестражей Гарри уничтожил два года назад. Да, это был дневник, кивает Дамблдор на немой вопрос в глазах орденовцев. — Вот этот медальон, — он высоко поднимает артефакт, — некогда принадлежащий Салазару Слизерину, Волдеморт спрятал в зачарованной пещере, населенной инфери. Регулас Блэк достал его, пожертвовав собой. Он велел Кричеру уничтожить крестраж, но бедный эльф не смог этого сделать и сошел с ума от горя и отчаяния. Меч Годрика Гриффиндора в руке истинного гриффиндорца, — торжественно возвышает голос Дамблдор, — разрушит темные чары!

Блэк поднимается со своего места и погружает руку в Шляпу. Все замирают, кажется, даже воздух застывает неподвижно. Лицо Блэка, нахмуренное, сосредоточенное, светлеет, словно озаренное солнцем, он высоко поднимает над головой меч. Ослепительно сверкают драгоценные камни, зеркальная гладь металла отбрасывает яркие блики. В благоговейной тишине не слышно даже Кричера.

Торжествующий Блэк с блистающим мечом в руках мог бы позировать для картины «Апофеоз Гриффиндора». Ему, пожалуй, не хватает коня. Белого. Хотя... подойдет и гиппогриф. Блэк на белом гиппогрифе с мечом...

Я не могу удержаться:

— На белом гиппогрифе Блэк

С Мечом Гриффиндора в руках

Спустился с небес.., — кстати, куда спустился? —

Спустился с небес

В наш призрачный лес

Повергнуть злодея во прах!

Люпин вздрагивает, похоже, он мой почти беззвучный шепот услышал. И без того опущенные плечи сутулятся еще больше. Я не вижу его лица, но легко представляю закушенную губу, вспыхнувшую и погасшую искорку смешинки в глазах, тусклый пепел смущения и стыда. Ему хотелось бы усмехнуться, но среди гриффиндорцев ирония не в почете, а Люпин ее понимает и ценит. Вот и терзается: от осознания недозволенного желания посмеяться над Высоким, малодушного страха, заставляющего это желание скрывать, и своей неискренности.

— Гарри, нужно открыть медальон, — обращается Дамблдор к Поттеру. — Тебе уже доводилось открывать секретные артефакты Слизерина, — подбадривает он.

Поттер смотрит на медальон с недоумением, потом берет его, набирает в легкие воздуха и шипит на парлестанге. Крышка медленно открывается. Тихая, на грани слышимости мелодия ползет по комнате, обволакивает, проникает в душу. Сквозь шелест листвы и журчание ручья доносится невыразимо прекрасная песня, далекая, нездешняя. Она убаюкивает, усыпляет...

— Сириус, Сириус, — слышу я, словно сквозь дрему, — в твоих руках разящий врагов меч! Ты знаешь, кто твой враг? Он близко, он рядом, перед тобой — убей его! Он погубит Гарри, он его ненавидит, как ненавидел Джеймса! Он — лжец и предатель, он ненавидит всех вас — убей его! Он выжидает, готовя удар. Он подобрался так близко, он готов уничтожить Гарри! Убей его! Спаси Гарри! Убей!

Зрачки Блэка сужаются до размеров булавочного острия. Он отворачивается от медальона, сжимает меч двумя руками, заносит его над головой. Магия, понимаю я, воздействует на сознание, но никаких эмоций по этому поводу не испытываю. Все замерли под властью морока. Время течет медленно, словно нехотя. Мое сознание раздваивается. Я — Северус Снейп смотрю на себя, замершего у окна, на застывших орденовцев, на Блэка, медленно и неотвратимо приближающегося ко мне. Понимаю, что через мгновение рухну разрубленный, если срочно не начну действовать, но не ощущаю своего тела, не могу шевельнуться.

Я — у окна даже не пытаюсь достать палочку, как-то защититься. Меч Гриффиндора блистает нестерпимо ярко, на него больно смотреть. Я жду удара, я почти желаю его. Мгновенная боль и... освобождение! От всех клятв и обязательств. От долга и вины. А Блэк расколет свою драгоценную душу, с каким-то мелочным злорадством думаю я. Зачем же ему мешать? Пусть бьет! Я хочу, на самом деле, хочу пасть под ударом меча. Погибнуть, умереть, уснуть... Уснуть и видеть сны...

Опомнись! Пытаюсь я докричаться до самого себя, застывшего у окна. Но у меня нет голоса, нет власти над своим телом, и даже мысли норовят соскользнуть в дрему. Какие сны?!

Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят...

Ты не проснешься! Это не сон — морок, кошмар наяву — ты умрешь по-настоящему. Навсегда! Очнись!

Я вырываюсь на поверхность, словно из глубокого сна, сбрасываю оцепенение и в последний миг успеваю метнуться в сторону. Меч со свистом рассекает воздух там, где только что была моя голова. Блэк разворачивается для нового удара, я отшатываюсь, швыряю под ноги ему стул, он отбрасывает его ногой.

Экспеллиармус на меч Гриффиндора не подействует. Да и на боевые заклятия такой артефакт может среагировать нестандартно. Я направляю палочку на штору, сдергиваю и набрасываю на Блэка. Сектумсемпра! Золотой медальон в руках Поттера рассыпается на тысячи мельчайший осколков. Истошный крик, полный беспредельного отчаяния и нечеловеческой злобы, сотрясает дом. Смертельно раненным чудовищем мечется яростный вопль, отражаясь от стен, слабеет, истончается до едва слышного стона боли.

И наступает тишина. Оцепенение спадает. Кингсли бросается к запутавшемуся в шторе Блэку и прижимает его к полу. Тонкс помогает ему, пытается разжать пальцы, вцепившиеся в рукоять. Артур выдирает из рук меч. Поттер с ужасом смотрит на золотую цепочку в своей ладони и россыпь осколков.

— Ну вот, Волдеморт еще на один шаг приблизился к своей гибели, — совершенно буднично заявляет Дамблдор и садится за стол.

Поттер выпускает цепь и плюхается на стул. Его заметно трясет, меня, кстати, тоже, и я прислоняюсь к стене.

— Сириус, ты в порядке? — бросается к Блэку наконец-то очнувшийся Люпин.

— Естественно, в порядке. Еще никому не удавалось пострадать в схватке со шторой.

Мое замечание проигнорировали: Блэка ощупали, проверили заклинаниями, помогли встать. Он по-собачьи трясет головой и бормочет:

— Нашло что-то, будто оглушило... Ничего не соображал!

От такой наглой лжи у меня даже дыхание перехватывает. Ничего не соображал он — как же! Чары усилили его подлинные желания, но действовал он сам. Я же прекрасно осознавал и свое желание умереть, и то, что нельзя идти у него на поводу.

— Злой Хозяин, дурной Хозяин, лживый Хозяин, — завывает материализовавшийся на ковре Кричер.

— Заткнись! — рявкает Блэк.

Эльф замолкает, но не исчезает, а раскачивается из стороны в сторону, обхватив лапками голову. И его мысленный вой ввинчивается мне в мозг.

— Остается проблема домового эльфа, — Дамблдор кивает на Кричера. — Я, признаться, полагал, что уничтожение медальона подействует на него благотворно, но, похоже, ошибся.

— Разумнее всего и милосерднее было бы его казнить, — предлагаю я.

По крайней мере, это будет милосердно по отношению ко мне, вынужденному ощущать его эмоции.

Вой в моей голове стихает — Кричер застыл в ожидании. Слава Мерлину!

— Убить эльфа?! И кто же это сделает, уж не ты ли? — сквозь зубы выплевывает Блэк.

— Я могу выступить палачом, если ты — Хозяин — приговоришь его к смерти, как подобает по праву и обычаю.

— Никогда! Я — не убийца!

— Ты только что рвался им стать.

— Это был морок! — орет Блэк.

Кричер вновь принимается выть, тоскливо, безнадежно. Что-то успокаивающе бормочет Люпин, открывает рот Поттер, но ему не дают выступить. Дамблдор призывает к молчанию:

— Мы обязательно решим проблему домового эльфа. Не столь радикальными методами. Чуть позже. Это было серьезное испытание, нам всем нужно успокоиться и прийти в себя. Я предлагаю закончить собрание и приступить к трапезе.

Как же так?!

Общее настроение меняется, словно по волшебству. Молли направляется на кухню, за ней срывается Тонкс. Моуди достает свое флягу. Блэк, развалившись на стуле, призывает из буфета бутылку огневиски. Дамблдор наклоняется к Поттеру и что-то ему объясняет. Элиас благодушно кивает. Минерва переговаривается с Артуром.

— А как же Регулас? — тихо спрашиваю я.

— Погиб за правое дело, — отрезает Моуди. — Мир его праху, — подносит флягу к губам.

— Он не погиб. Он не стал прахом, — голоса за столом смолкают, на меня оборачиваются. — Регулас остался в пещере, в том озере. Он стал инфери. Неужели, ему будет отказано в погребении? — и том самом мире, о котором сказал Моуди.

-Ты что же предлагаешь упокоить живого мертвеца? — волшебный глаз прекращает безумное вращение и впивается в меня. — Хочешь заняться некромантией?

— Темная магия!

— А об опасности ты подумал?!

— Это — Азкабан!

— Ты с ума сошел!

Все заголосили одновременно. Только Поттер недоуменно хлопает глазами, и Дамблдор молчит, разглядывая столешницу.

— Регулас Блэк должен почить с миром, — чеканю я. — Мы должны сделать это для него, хотя бы из благодарности.

— Ничего мы ему не должны! — взвивается Блэк. — Он сам связался с этим уродом, а как запахло жареным — струхнул. Повиниться — кишка оказалась тонка, принялся ловчить, да мудрить — вот и вляпался! Трус и тихушник , как все слизеринцы...

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладонь:

— Ты так хорошо знал своего брата, что можешь судить о его мотивах? Ты с ним хоть раз говорил с ним после распределения? Сейчас ты обрекаешь его на вечное проклятие, на участь, которая хуже смерти...

— Хватит! — Моуди с грохотом обрушивает кулак на стол, его фляга подпрыгивает. — Нечего тут рассусоливать. Струхнул парень, испугался Азкабана — вот и попал в переплет. И ничего уже не сделать.

— Я точно знаю, что Регулас Блэк никого не убивал и не пытал. Азкабана, вашего суда — он не боялся. Он сам себя осудил, — я понимаю, что говорю лишнее, но остановиться не могу. — Он не захотел пресмыкаться перед вами, вымаливать ваше милосердие. Ему было восемнадцать лет, он и не жил толком, а вы лишаете его смерти.

Я выхожу, и дверь за моей спиной бухает. Камин. Подземелья Хогвартса. Кабинет декана Слизерина.

Я сцепляю пальцы в замок, пытаясь унять дрожь. Ну же, надо успокоиться! Ощутить гордость — я ведь уничтожил крестраж Темного Лорда, артефакт самого Салазара Слизерина! Уничтожил заклинанием, которое создал в шестнадцать лет. Создал специально для Мародеров, с учетом темной природы Люпина. Только так на них по-настоящему и не опробовал. Поцарапал щеку Поттеру — и все.

Гордости почему-то нет. Вот Блэк с мечом явно гордился собой. Благородный, отважный гриффиндорец истребляет слизеринского змея, вползшего в доверие. Наверное, он бы гордился и, разрубив меня. По крайней мере, испытал бы облегчение: нет перебежчика — нет проблемы! А я опустошен, измотан и зол на себя за то, что сорвался. Не стоило говорить о Регуласе.

Северус Снейп на этом замолкает, и первая часть заканчивается. Вторая — начнется вместе с каникулами, а пока слово берет Автор.