Человек в чернильной маске (джен)

Я никогда не был приятным в общении спросонья. А с учетом особенностей этого моего сна, ожидать чего-то лучше было верхом наивности.

Да, я наорал на Сириуса. Справедливости ради, мне стоило сдержаться — в конце концов, он перенервничал от встречи и со мной, и с ордой инфери — но я перенервничал все же немного больше. Ему не стоило начинать с упреков. Но нет, он поступил именно так. Он похож на матушку куда больше, чем думает.

Похоже, во мне еще бурлило то ядовито-зеленое зелье, потому что я оплевал брата желчными комментариями по поводу качества его работы и гипотетических мотивов, так что Сириус шарахнул дверью и ушел.

Только чуть погодя я сообразил, что Сири переступил через себя, вернувшись в наш старый дом... И правда, он совершенно не заслуживал моего ехидства, особенно после того, что выловил меня из мертвого озера. Но что сделано, то сделано.

Что еще было сделано, с кислой миной поведал мне Северус — еще с десяток очков Гриффиндору за находчивость и долготерпение. Я, признаться, ожидал, что хоть он просто порадуется тому, что я выжил...

— Я всегда узнаю зелья, которые готовил. Может, расскажешь мне, для чего Темный Лорд использовал Отвар Отчаяния?

Действительно, как я не догадался. А вот Северус сумел сложить два и два. Времени придумать правдоподобную ложь у меня не было — но и подставлять Северуса не хотелось...

— Реджи, если на очередном собрании меня запытают до смерти, я хотел бы знать хотя бы, за что. Я не прошу сдавать пароли и явки, но хотя бы причину назови.

Ненавижу, когда он так смотрит. Он не просто делает безразличное лицо — ему и в самом деле на себя плевать.

— Сев, пожалуйста...

— Пожалуйста, Реджи! Ты не из тех, кто просто так завербуется на защиту грязнокровок. Мог бы придумать самоубийство поизящнее.

Я скрипнул зубами.

— Не капай ядом. Я все тебе расскажу. Хотя нет, покажу.

И я не отказал себе в удовольствии облить его валом воспоминаний. Как бы Сев ни был хорош в дуэлях, в схватке легилиментов я всегда побеждаю. А сейчас он и щит не успел выставить.

Я накачал его под завязку: таинственный визит Люциуса, приглашение к Самому, предложение, от которого не откажешься... И перевод, с моими комментариями, моими дополнениями и моими леденящими чувствами по этому поводу. И озерцо с инфери на десерт.

Может, мне не стоило так усердствовать в магии — леденящий холод стал каким-то уж слишком реальным. А потом Сев рухнул на колени, прервав контакт взглядов.

А потом до меня дошло, как я его только что подставил.

— Ох, Мордред... Сев!

Он дернул подбородком — не нуждаюсь, мол, в жалости.

— Прикройся, горец: с тебя плед сползает. Ну и в знатное же дерьмо мы влипли... — прокаркал он. Голос слушался плохо, точно он полдня орал на морозе.

Северус поднялся и отряхнул колени — так буднично.

— Надо сварганить мне ложное воспоминание о том, что ты весь такой наивный рассказал мне об этой идее с разделением душ, а я возмутился и прикончил тебя. Авадой не пойдет, он знает, что у меня не получается, а вот Сектумсемпру изобразить можно. Могу даже взаправду наложить, с Кровеумножителем. Картинка выйдет достоверная. И я душу отведу. А потом ты сгребешь в охапку своего безумного эльфа и вы свалите инкогнито куда-нибудь подальше. Только не в троюродной бабке в Бургундию, умоляю. Куда-нибудь, где нет Блэков. Желательно, где вообще не говорят по-английски.

— Ты вроде был против дурацких способов самоубийства?

Он пожал плечами.

— У меня есть Метка, у тебя пока ее нет. Он найдет меня где угодно, а у тебя есть хоть шанс затеряться. А уж если я смогу убедить его, что тебя нет в живых... Соглашайся. Все равно я теперь знаю его грязную тайну. И считай, уже пошел против него, когда помог тебе.

— Но тогда ты же не знал! Покаешься, мол, не мог смотреть, как друг помирает. Это потом он оказался не друг...

— Не пройдет, — цокнул он языком. — Я узнал зелье, значит, понимал, чьей воле противостою. А с предателями у Лорда разговор короткий. Если сделаем, как я предлагаю, то хоть тебе польза будет.

— Сев!

— Делай, что говорят. В качестве благодарность можешь лет через дцать написать слезливый романчик о том, каким я был трагически непонятым героем. Зачислишь там меня заочно в, как его, Орден Феникса, распишешь в красках пару-другую сорванных лично мною рейдов — и маглолюбивые волшебницы будут рыдать в сентиментальном экстазе.

— Ты несешь чушь.

— А ты тянешь время и преумножаешь компромат, который тебе придется затирать Обливиэйтом. И вообще, не хотел бы меня втягивать — не просил бы братца привести меня. Он даже Лили из дома выдернул. Что ты бубнишь?

— Не просил я, — повторил я для него. — Вся эта безумная спасательная операция — их рук дело. Мне, знаешь ли, было очень уютно в озере — люблю плавать. И нечисть изучать люблю...

Маска бравирующего безразличия все-таки треснула.

— Реджи, я не дам тебе умереть.

— Кто бы тебя спрашивал! Я перешел дорогу маньяку, одержимому идеей бессмертия, и ни драккла не понимающего, как оказывается, в магии! А я ещё его брошюрку купил...

Он хмыкает, но со своей идеи сворачивать не хочет.

— Ну шарахни меня Обливиэйтом! Буду изображать перед Лордом невинную жертву.

— Нормальный легилимент может восстановить стертые воспоминания. Ты же не из воздуха где-то оказался, до этого ты что-то делал, строил планы, высказывал какие-то намерения...

— Значит, шарахнешь еще раз!

Его самоубийственный запал меня выводит. Было лучше, когда он грезил о Лили Эванс, а не о смерти.

— Ты хочешь, чтобы я сделал из тебя бессловесного овоща, который может не больше, чем младенец?

Это слегка охладило его пыл. А я мерз совсем не метафорически, плед не помогал, и ощущение мертвого холода мешало сосредоточиться.

— Реджи, у нас нет выхода. Или ты хочешь, чтобы я и в самом деле напал на тебя? Я не хочу служить ему, особенно когда он решит создать еще вместилище для очередного кусочка души, но у меченого меня нет особого выбора. И мне не хотелось бы, чтобы эта меченая тушка принесла Лорду голову, хранящую оч-чень опасные мысли о тебе. Я владею окклюменцией, но не настолько, чтобы запереться от Лорда. К тому же он может просто заинтересоваться, почему это я закрыл мысли, и попросит показаться. Может, даже без Круцио сначала попросит. — он помолчал, точно взвешивая в уме что-то. — А я не герой, Реджи. Рано или поздно он получит мои воспоминания и начнет охоту за тобой. Это душерассечение — не та идея, которой он поделился с ближним кругом. Возможно, он подозревает, что такое не все поддержат. Так что давай подарим ему картинку, которая его позабавит, и быть может, он не станет докапываться до правды.

И тут я наконец-то понял, что мы должны сделать.

— Мы подарим ему такую картинку, Сев. И тебе. Все будет тихо и чинно, ровно как до того, когда ты узнал о крестражах и о моей маленькой эскападе.

Он что-то пробубнил, но без протеста, и я продолжил:

— Где ты провел вчерашний день? Кто был с тобой? Что ты делал?

Сев хмыкнул:

— Дома, в собственном бесценном обществе. Пытался довести до ума один антидот, но дело застопорилось. Читал.

— А не пил ли ты за чтением, скажем, Огневиски?

Он надулся.

— Может, и пил. Треть стакана. После того, как последний образец взорвался.

Лучше и быть не могло.

— Мы не станем использовать Обливиэйт — если ты меня впустишь, я заберу твои воспоминания о вчерашней ночи целиком. Твоей задачей будет напиться до изумления и проснуться с ощущением попойки, с которой ты перестарался. Нет следов. Нет компромата. Нет подозрений от Темного Лорда. И даже у тебя подозрений нет.

— А куда ты денешь воспоминание? Омут Памяти? Надеюсь, не министерский. Не хватало еще, чтобы оно попалось на глаза кому...

— Мне придется хранить твое воспоминание у себя, но я же, согласно твоему плану, буду в бегах. И однажды я смогу вернуть его.

— Все равно предчувствую подвох.

Пришлось признаться:

— Твои чувства никуда не денутся. Ты не сможешь быть предан Лорду. Ты будешь испытывать постоянный страх разоблачения. Будешь предчувствовать катастрофу. Но не будешь знать, отчего.

Кривая ухмылка.

— Ничего нового.

— А еще я раньше этого не пробовал.

* * *

Жилище свое Сев скрывал вряд ли из любви к конспирации. Магловская халупа на окраине загаженного города, с разбитой дорогой, в конце которой проглядывает грязный причал. Либо он ее стыдился, либо опасался, что я правдами и неправдами протащу его жить на Гриммо. Или и то, и другое.

Единственное, что здесь было обжито, — подвал. Там царил идеальный порядок: типичная лаборатория педантичного зельевара. Один в один слизеринские подземелья в лучшие годы.

Огневиски он, со слов, пил на террасе, и этот виски был там единственным волшебным предметом. Все прочее, включая вытертое кресло-качалку, — магловский хлам.

Северус махнул рукой:

— Не сходи с протоптанной дорожки. А то сотрешь пыль с какой-нибудь полки, и моя паранойя выльется в поиски забытого того, кто это сделал.

Под его руководством мы притащили из подвала стопку "Вестников зельевара" и еще огневиски. Полбутылки он вылил в клозет и долго придирчиво смывал, пока запах не выветрился; плеснул немного на одежду; походил вокруг, вытащил откуда-то стакан с толстым донышком, налил немного огневиски туда; поболтал напиток в стакане и, прицелившись, плеснул на тумбу у кресла и стопку журналов.

— Ну я же должен понять с утра, почему вдруг надрался, — оправдывался он.

Я не возражал. Мне просто было отвратительно холодно, одежда по ощущениям напоминала промороженное решето, а Согревающие чары применять я опасался: ну как Севу приспичит проверить, не проклял ли его кто. Ментальная магия столь явных следов не оставит, а вот бытовая...

Он раскрыл часть журналов, в других загнул страницы — его излюбленный метод вандализма, что он предпочитает любым закладкам — и наконец водрузил на тумбочку серебристую рамку. Положил ее фотографией вниз. И рядом положил на бок пустой стакан.

— Я готов.

— По этому натюрморту ты решишь, что упился до плясок докси?

Он отсалютовал мне бутылкой.

— Огневиски, ирландский стаут и "Бейлис". Смешано неканонично, ну да и ладно. Как раз всосется, пока ты шаманишь в моей голове. Твое здоровье.

Он запрокинул голову и ополовинил бутылку.

Возможно, он почувствовал себя драконом. Но в следующий миг он сфокусировал слезящиеся глаза на мне — и кивнул.

Бродить по разуму, куда тебя пустили добровольно, легко. Найти нужное воспоминание чуть сложнее, но я знал, как Северус их систематизирует, и почти сразу нашел "хвост".

Мои руки ощутили тепло и тяжесть. Моя проекция в разуме Северуса начала сматывать клубок.

Он подслушивал, как мы с братом ругаемся, и спрятался в тени лестницы, чтобы не столкнуться с Сириусом.

Он залил кровью раковину на кухне, потому что после слишком рьяного использования ментальной магии он гарантированно получает носовое кровотечение.

Больше всего он боялся, что Сириус согласится помочь, а потом уничтожит меня, стоит лишь Севу связать наши разумы.

Он дважды пытался пробиться в мою голову, прежде чем сварить зелье и попросить Сириуса.

Марлин Маккиннон была здесь и попрощалась с Севом.

Нет, он так не считает: Лили Эванс в дверях оглянулась и встретилась с ним взглядом. Для Северуса это почему-то достаточно. Они же три года не разговаривали, он перестал умолять о прощении, почему...

Она его простила. Она говорила с ним, коснулась его, и в ее взгляде не было ненависти.

У меня заныли все ребра разом и скрутило живот. Теплая нить в моей руке ослабла, провисла...

— Сев, я...

"Забери его. Ты сохранишь его лучше, чем я."

Я натягиваю нить, и образ Лили, кладущей руку Севу на плечо, подергивается золотистой дымкой, опадает, как шелковый платок, и обращается продолжением нити.

Моток в моих руках растет.

Северус смотрит, как его кровь капает в зелье.

Северус смотрит на часы и прикусывает губу.

Он снует по кухне, ингредиенты из зачарованного саквояжа заполняют все столы и табуреты, а он бормочет себе под нос: "Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи!". И печально смеется.

А вот Сев впервые видит меня — острые углы, синие губы и кожа цвета мокрого мела. Отвратительная картина, честно говоря. Я бы не поверил, что тут можно хоть чем-то помочь. А Сев тут же на-гора выдал план действий.

А еще я беру его смелость и его волнение — и сматываю в золотой клубок.

Лили Эванс — нет, Поттер — на его пороге. Лицо умоляющее и бесстрашное.

В клубок.

В клубок его подъем по скрипучим ступенькам из подвала; в клубок его вздрагивание на стук в дверь.

Он сидел в этом самом драном кресле и черкал в учебнике. Дай ему волю, он издаст энциклопедию вроде "Самые бездарные ошибки Либациуса Бораго и прочих мэтров, не следящих за развитием зельеварения".

А может, не издаст. Потому что учебник с поправками я тоже смотал в клубок, и для Северуса вечер закончился глотком огневиски — та самая треть стакана, о которой он говорил.

Нить воспоминаний оторвалась легко, повинуясь моей воле.

Северус спит в кресле, уронив голову на грудь. Я стою перед ним, и в ладонях у меня сияет золотом его память от сего момента до вчерашнего вечера.

Не серебряная копия — добровольно отданный оригинал.

Цена моей жизни.

ПРИМЕЧАНИЕ: как и когда были созданы крестражи и зачем ВдМ понадобилась статья, будет откомментировано далее.

Регулус имеет право на свой особенный талант, также как Сириус — на возможность сделать летающий мотоцикл, Джеймс — на офигенность в квиддиче, Северус — на новаторскую жилку в зельеварении. А еще у него древнейшая и темнейшая библиотека в полном распоряжении. И усидчивость имеется. Постичь тайны окклюменции и легилименции ничто не мешает.

И вообще, дорогу авторскому произволу. Роулинг — роулингово, а мои фантазии — сюда.