Два паладина (джен)

Было ли нарушением уговора неожиданное появление короля на одном из следующих заседаний Совета, Эддард решить не смог, потому что идея, с которой явился король, возмутила благородного лорда Старка до глубины души.

— Я хочу, чтобы все они погибли, — гремел король, сердито глядя на Эддарда, словно на свою совесть, хотя Эддард с трудом сдерживался и ничего не отвечал. — И мать, и ребенок, и этот дурак Визерис. Понятно я выражаюсь? Я хочу, чтобы они умерли!

— Ваше решение мудро, ваше величество, — поддакнул Варис, удивленный тем, что честный и прямой Эддард молчит. Эддард тем временем с сожалением смотрел на своего друга, который отвел от него свой взгляд и сердито сопел как боевой конь. «Он просил меня сказать, что ему делать, — с любовью вспомнил Эддард. — И просил, чтобы я своими возражениями не выставлял его дураком или бесчестным человеком перед его царедворцами. Он всегда был так болезненно самолюбив, даже не извинялся почти никогда, просто подходил и начинал болтать, словно ничего и не было».

— Более того, это решение милосердно, — продолжал Варис, — ибо предотвращает возможность новой войны, которая погубит куда больше жизней, в том числе и молодых...

— Вот вы тут сидите, разговоры разговариваете, — неожиданно спокойным голосом вступил Эддард, которому пришла очередная странная идея. — А у меня там Белые Ходоки Суровый Дом взяли.

— Я прошу вас, милорд... — начал было Варис, молитвенно сложив руки, но всем своим тоном осуждая это неожиданное школьничество.

— А? — очнулся вдруг король, в котором благородство и стремление к приключениям боролись с ненавистью к старым врагам, нанесшим ему тяжелую душевную рану, и ненавистным ему монаршим долгом, и в результате от обсуждений предполагаемого убийства юных Таргариенов у него воротило с души, и ему хотелось от этих разговоров поскорее отделаться. — Что там у тебя ходоки увели, Нед? Ко мне тоже на той неделе какие-то ходоки приходили, в зеленых плащах, я потом от одного кинжала ножны битый час искал, так и не нашел.

— Это пока не у меня, — уточнил Эддард и понес залихватскую смесь из баек Ночного Дозора, принесенных в Винтерфелл Бендженом Старком, сказок своей старой няньки и услышанных от бродячих менестрелей баллад о Королях Севера.

— Мне кажется, все это мне рассказывала моя няня, — скучающим тоном отметил Мизинец.

— А мне твоя няня рассказывала, что ты до пяти лет в штаны ссался, — не упустил случая Ренли, не любивший Мизинца, а Эддард подумал, что скандал ему сейчас тоже на руку.

— Да тише вы, дайте послушать, — добродушно оборвал их король, который от побасенок Неда развеселился и почувствовал себя в нелюбимом им Совете словно на охоте. — Ври дальше, Нед.

После этого Эддард разошелся и так расписал грядущий боевой поход навстречу мировому злу, что сэр Барристан вдохновился и его поддержал. Мизинец, Пицель и Варис пожали плечами, словно не веря тому, что на Совете обсуждается такая чепуха, и проголосовали против. Ренли не любил быть заодно с Мизинцем, но покидать столицу, чтобы рвать и пачкать свою роскошную одежду в дальнем походе, ему хотелось еще меньше.

— Что, забаллотировали твое предложение, десница? — весело сказал король, который встал и направился к выходу, как только Совет принял решение. — С чем тебя и поздравляю.

— Взаимно, государь, — усмехнулся Эддард, и король, припомнив, зачем он пришел на Совет в первый раз за несколько лет, только развел руками.

— Зараза! — рассмеялся Роберт и своей крепкой рукой слегка нагнул голову Эддарда. — Ну и пес с ними, с ящерицами этими задрипанными.

— Тебе бы вздуть кого опять, если руки чешутся, — предположил Эддард. — Тогда и с детьми воевать не захочется. Я так думаю.

— Да, давненько не давал и не получал я этих самых, — мечтательно протянул король, искоса взглянув на Эддарда и явно вспоминая, как они поураганили на дворе безвестного кабака по дороге в Королевскую Гавань. — Слушай, а действительно в твоих россказнях Белые Ходоки ростом с человека, но при этом сильнее любого смертного? Даже жалко, что их нет, а то вот кому пообломать бы рога! Спорим, я бы вздул одного?

О своем совете королю вздуть кого-нибудь Эддард пожалел уже через неделю, когда Джори явился к нему с новостью, что король собирается участвовать в общей схватке на турнире. «Он сказал, что против такого приза, как синяки и боевая слава, ему не устоять», — сообщил Джори, давно попавший под обаяние монарха, но Эддарда это известие не развеселило. Последние дни он много думал о судьбе Джона Аррена, а вчерашний разговор с Варисом, уверявшим его, что предыдущего десницу отравили, только укрепил Эддарда в убеждении, что его беспечному царственному другу тоже угрожает опасность.

Эддард появился в королевском шатре, когда король ругательски ругал оруженосцев, не умеющих впихнуть его разжиревшее тело в боевой панцирь, и одновременно противостоял уговорам сэра Барристана, убеждавшего его в том, что король не может участвовать в турнире.

— Нед! — радостно воскликнул король, увидев старого друга, и Эддард на мгновение почувствовал себя его отцом, к которому в каждой затруднительной ситуации обращаются за советом. Вероятно, подумал Эддард, этого и стоило ожидать, занимая место Джона Аррена, который действительно был и ему, и Роберту вместо отца.

— Валите все к черту, — распорядился король, обнимая Эддарда за плечи. — Вот тебе задачка, десница: панцирь мне мал, а подраться хочется. И к тому же Барристан говорит, что со мной никто не станет драться, потому что я король.

Лорда Эддарда вот уже пятнадцать лет все знали как человека спокойного и рассудительного, но рядом со своим веселым и бесшабашным другом Эддард всегда чувствовал себя моложе, и ему в голову приходили самые своеобычные идеи.

— Как думаешь, старший Клигейн еще не уехал? — неожиданно для самого себя спросил Эддард. — В его-то панцирь ты влезешь, и не узнает тебя никто.

От неожиданности король даже немного присел, а потом в восхищении хлопнул себя по ляжкам.

— А ты наглый, — уважительно сказал Роберт. — Это еще тот септон говорил, помнишь, который нас с тобой в Орлином Гнезде пытался ставить на истинный путь. Все, вилы теперь этому Грегору.

— Может, он нам сам доспехи одолжит? — предположил Эддард, не очень-то в это веря и начиная понимать, что идея была не самая лучшая.

— Отобьем! — решительно заявил Роберт, который от идеи Эддарда был по-прежнему в восторге.

— Капюшоны надо хотя бы надеть, — предложил Эддард, к которому, раз уж дело было сделано, вернулась былая рассудительность. — И лица закрыть чем-нибудь.

Грегор Клигейн действительно не уехал сразу с турнира, который закончился для него столь бесславно, а успел за ночь напиться и разгромить пару кабаков, и только выехал из города с небольшим отрядом, мучаясь от похмелья и чувствуя тяжесть в отшибленном на турнире боку, когда его отряд остановили два рыцаря в капюшонах и с завязанными лицами. На щите одного из них, наскоро намалеванный, красовался девиз «Наглость и негодяйство», в честь септона Орлиного Гнезда, которому молодой Эддард, по традиции Севера не верящий в Семерых, попортил в свое время немало крови. На щите второго, ростом лишь немного уступающего Горе, был запечатлен девиз «Слабоумие и отвага», авторства уже самого покойного лорда Аррена, всегда ругавшего молодого Роберта за горячность и любовь к поединкам.

Если бы сэр Грегор был поумней, он бы догадался, что разбойникам и свернувшим на кривую дорожку межевым рыцарям не по карману такие кольчуги, такое оружие и такие кони. Возможно, это подвигло бы его решить дело миром или хотя бы отнестись к остановившим его рыцарям всерьез. Но Гора самонадеянно махнул рукой двум своим солдатам, и солдат, столь же глупых и агрессивных, как их командир, у него тут же стало на двоих меньше.

— Ты же раньше плашмя рубил, — тихо сказал другу Роберт, вспоминая последнюю драку у кабака, которую Эддард вел настолько гуманно, что чуть за это не поплатился.

— Ненавижу эту сволочь, — глухо пояснил Эддард, в котором проснулись воспоминания о падении Королевской Гавани в гражданскую войну. — Сейчас им отольются слезы Элии Мартелл.

— Оберин, ты, что ли? — с притворной опаской спросил король, улыбаясь под маской, но дал себе зарок от греха не трогать Дейнерис и ее детей, мало ли до чего Старков доводит благородство. Тем более что рядом с ним был Тихий Волк, а ведь наверняка есть еще и буйные.

Следующую пару солдат, посланных Горой, постигла та же судьба, и в третью волну на короля и его друга обрушился весь остаток отряда во главе с Горой. Король и Гора сшиблись первыми, высекая мечами искры, и Эддард, свалив командира отряда Раффа, заметил, что королю непривычно без любимого молота и неудобно с необычным соперником выше него ростом. Эддард пролетел сквозь врагов, спешив еще одного, и во всю силу завыл волком.

Конь под Горой от волчьего воя встал на дыбы, и от неожиданности Грегор Клигейн слетел на землю второй раз за два дня. Кони его солдат тоже прянули в сторону, потеряв троих седоков, а оставшихся двух Роберт и Эддард сбили так же легко, как первую пару.

Не доезжая до городских стен, король и его десница спешились, скинули плащи и увязали в них доспехи Клигейна — взять с собой мешок они, конечно же, забыли.

— Ну спасибо, брат, — сказал Роберт прежде чем ехать дальше.

— Так ли ты меня поблагодаришь, когда все это дело неизбежно всплывет, — с сомнением сказал Эддард. — Зря я все же не плашмя рубил. Что-то на меня накатило. А Ланнистеры теперь на нас чисто вызверятся.

— Да пошли они, — зло сплюнул король и отрывисто покрыл всех Ланнистеров солдатским матом. — Я, знаешь, почувствовал себя как на войне — все ясно, все верно. Вот враг, мы снова вместе, и наше дело правое. Словно бы я ожил или очнулся ото сна.

— Ну все тогда, нагулялись? — предположил Эддард, возвращаясь к своим мыслям о том, что король рискует пасть жертвой неизвестных заговорщиков. — Доспехи во рве утопим, а сами в кабак?

— Хренушки, — не согласился король и молодо вскочил на коня. — Стоило тогда заваривать такую кашу.

Общая схватка на турнире удалась на славу, и героем ее стал Грегор Клигейн, которого для начала, когда он выехал на поле, освистала толпа за вчерашнее. Сэр Грегор, против своего обыкновения, принял поношение со смирением и после начала схватки обнаружил неожиданное мастерство во владении молотом, красиво выбив им из седла троих соперников кряду. Одного из спешенных он, к удивлению зрителей, ухватил за руку, нагнувшись с коня, и выкинул подальше от схватки, чтобы его не затоптали.

— Чтоб мне пусто было, — раздался рядом с трибунами молодой голос. — А Гора приличный мужик, на него все врали, что ли.

Более старшие зрители, знавшие сэра Грегора много лет, встретили это заявление неодобрительным гулом, но гул внезапно умолк, потому что случилось и вовсе необычайное.

— Сзади! — громовым голосом повстанческого генерала крикнул Эддард Старк, и Грегор Клигейн с необычной для него ловкостью уклонился в сторону, выскочив из седла и стоя на одном стремени. Меч нападавшего со спины ударил по пустому седлу, соскочил на бок коня, и на доспехи Клигейна брызнула кровь. Трибуны в негодовании зашумели и стали крыть на все корки мастера над оружием, чье дело было не пропускать в схватку незатупленные мечи. За общим замешательством никто не заметил, что сидевший выше всех десница уже вытащил свой огромный меч и, похоже, был готов ринуться в схватку без доспехов, чтобы спасти ненавидимого всем Вестеросом рыцаря. Но Клигейн, чья лошадь рванулась от боли и понесла, ловко выскочил из стремени, невероятным взмахом молота сбил нанесшего ему предательский удар и вскочил на его лошадь. У лошади под его весом чуть не разъехались ноги, и трибуны захохотали уже по-доброму.

— Держись, Гора! — крикнули сразу несколько голосов. — Втащи вон лысому с горящей шашкой!

Мнимый Грегор Клигейн еще несколько раз порадовал толпу, и Эддард Старк с удовольствием возгласил ему славу как победителю. Победитель, казалось, был немного удивлен, когда за его подвиги славу прокричали Грегору Клигейну, но тут же удивил зрителей в свою очередь.

— Благородные сэры, — пророкотал Гора из-под шлема. — Я вчера вел себя как свинья, и мое поведение было недостойно вестеросского рыцаря. Ну вот плюньте мне в рожу!

Трибуны не стали плевать в преобразившегося Клигейна, а, напротив, поддержали его покаянный порыв одобрительными криками.

— Я ведь раньше почему злой был, — вдруг признался Гора. — Потому что я турнира десницы не выигрывал.

Сам десница на верхнем ярусе, которого трибуны видели плохо, состроил Клигейну неодобрительную рожу, и Клигейн прокашлялся и выступил с политическим заявлением.

— Простите меня, Мартеллы, сволочь грешную! — заявил мнимый Клигейн и гулко ударил себя в бронированную грудь в знак сердечного сокрушения. — Это все лорд Тайвин меня настрополил, хитрожопая вобла. Перед всем народом клянусь, что не нарушу больше рыцарских обетов и не обижу ни одно невинное дитя, а если слово свое не сдержу — повесьте меня за яйца или сдайте в подземелья для опытов.