Недоносок (джен)

1992 год, июль

— Потерпи, Дэйзи... Совсем чуть-чуть осталось, девочка. Этот вроде последний. Ты отлично постаралась, радость моя. Да не беспокойся ты так, здесь твои детки, совсем рядышком. Как только всё закончится, сразу верну их тебе, чтобы сосали и сил набирались, — Марджори Дурсль заглянула в глубокий ящик, выложенный изнутри мягкой ветошью. — Вон какие славные щеночки получились: три чудесных кобелька и две миленькие сучки. Ух, мордоворотики! Главное, крупные! Интересно, кто там у нас остался, а? Мальчик или девочка?

Измученная родами крупная рыжая сука, вывалив язык и тяжело дыша, жалобно взглянула на хозяйку. Она устала, ей хотелось пить, а тут, как назло, еще один щенок на подходе. Мисс Марджори Дурсль недаром слыла одной из самых опытных заводчиц английских бульдогов во всей округе: едва пощупав живот любимой производительницы, сразу определила, что пять щенков — не предел. Мышцы напряглись, значит, схватки не закончились.

— Не бойся, моя лапочка, мамочка отлучится всего на минутку — приготовит воду, губку и полотенце. Нужно же отмыть тебе живот. Да и под хвостом не мешает обтереть, — она ласково потрепала любимицу по голове. — Гляди, как вся уделалась. Нельзя же малышню к такой грязи прикладывать. Жди, я сейчас.

Марджори, кряхтя, поднялась с пола. Шутка ли, в её сорок четыре, да еще с прилично лишним весом простоять три с лишним часа на коленях, неудобно склонившись над роженицей! Она с трудом выпрямилась и тут же скривилась: затекшие спина и ноги немилосердно заныли.

— Ничего, ничего... — приговаривала Марджори, наливая воду в таз и доставая чистую губку. — Главное, щенки здоровые. Один другого мордатее.

Через пять минут она с тазом, полным мыльной воды, губкой и чистым полотенцем на плече была в комнате.

— Ну и дела! — Марджори едва не выронила тазик. Дэйзи рычала, пытаясь приподняться и отвести хвост в сторону; из родовых путей уже показался водный пузырь. — Давай-ка, поглядим, кто тут у нас получился напоследок, а?

Она быстро поставила таз на стол и, вытерев руки о фартук, наклонилась над Дэйзи.

— Ну, давай, милая, придется ещё раз напрячься...

Пузырь разорвался, и показался щенок. Марджори сосредоточилась. Все её действия во время щенения любимых сук были отработаны до автоматизма. Как заправский собачий акушер, она ловко и споро приняла щенка, разорвала плодную оболочку около носика, кое-как обтерла новорожденного полотенцем, принесённым для Дэйзи, аккуратно вытащила плаценту, подтянув её за пуповину, после чего быстро сдоила жидкость из пупочного канатика и оборвала его пальцами.

Тут щенок запищал. Тихо-тихо, как мышонок.

Роды закончились, и Марджори решила рассмотреть щенка получше.

— Это что ещё за уродец?! Мелкий, костлявый, полудохлый!.. Не ожидала от тебя, милочка, такого безобразия, — она строго взглянула на суку. — Фу, до чего же страшный! Точь-в-точь племянник Петуньи — такой же недоносок, разве что у этого заморыша родители получше будут. Ладно, лежи пока.

Она положила щенка в ящик к братцам и сестричкам и занялась Дэйзи.

Когда все последы вышли, родильница была приведена в порядок, а подстилка поменяна, Марджори принялась прикладывать щенков к матери.

— Давайте, крепыши, лопайте. А ты, Дэйзи, принимайся вылизывать детвору, чтобы животики у них работали как следует.

Щенки, громко урча, вслепую поползли на материнский запах; каждому досталось по соску, и малыши тут же принялись, яростно упираясь лапками в живот Дэйзи, теребить их. Марджори одобрительно качала головой: новорожденным сейчас обязательно нужно было молозиво, а уже завтра у Дэйзи будет полно молока.

— Какие молодцы! Ишь, как разворчались.

Когда дошла очередь до последыша, Марджори снова состроила гримасу.

— Ну что за замухрышка!..

Она присела на кресло с щенком в руках и пригорюнилась.

— Придётся, недоносок, тебя топить. Всё равно никуда не годишься, только молоко у здоровых щенков отнимать будешь.

Щенок словно почувствовал, что сейчас, в эту самую минуту, решилась его судьба, и запищал громче и пронзительнее.

— Хорошо, вода после помывки Дэйзи осталась. В ней ты, никчемный дохляк, — Марджори всмотрелась в сморщенную мордочку малыша, — и закончишь своё недолгое существование.

Она встала и направилась к столу.

— Так, надо замотать тебя, а то еще трепыхаться начнешь. Возись тут с тобой...

Переливчатый звонок прервал сосредоточенные попытки Мардж поплотнее закрутить отчаянно пищавшего кроху в полотенце.

Открыв дверь, Марджори просияла.

На пороге стоял высокий подтянутый мужчина с висками, убеленными сединой. Высоко поднятый волевой подбородок и идеально прямая спина выдавали военную выправку.

— Мисс Дурсль, добрый день. Зашёл узнать, как дела у Дэйзи. Энни уже заждалась, всё спрашивает, когда принесу собачку.

— А, полковник Фабстер! Рада вас видеть! — засуетилась она. — Дэйзи только что родила. Проходите на кухню, пожалуйста. Не будем тревожить мамочку с детками. Не сомневайтесь, я выберу вам самого лучшего мальчишку. Вам ведь кобель нужен?

— Да, Энни мечтает о мальчике. Говорит, будет защитник и друг.

— Вашей племяннице вроде как пятнадцать стукнуло? Справится с бульдогом?

— Да, мисс Дурсль, Энн совсем уже взрослая. Это хорошо. Собака требует ответственности и самоотдачи. Как чувствуют себя малыши?

— Прекрасно! — Марджори выпятила губы уточкой, отчего слишком густые для женщины волоски под носом по-дурацки встопорщились. — Пять экземпляров как на подбор! Крепенькие, здоровые, рыжие — вылитые папа с мамой. Не щенки, а загляденье. Только вот этот уродец не удался, — она вытянула огромную ладонь, на которой, закутанный в полотенце и едва живой, всё ещё из последних силёнок боролся за жизнь несчастный щенок. — До чего же тощий и мелкий, смотреть не на что. Брак, одним словом. Как так случилось, ума не приложу. Топить вот собралась недоноска.

— Топить? — если Фабстер и был шокирован, то не подал виду.

— А куда его девать, полковник? Кому он нужен? И, главное, для чего? Пусть даже породу не испортит, вязать такого всё равно не придётся, так ведь этой мелочи даже сторожем не быть. Кого он напугает? Зачем мне лишний рот, если и без него охранников хватает. Его никто не купит, да что там, даже бесплатно не возьмёт, а расходов не оберёшься: корми, возись с ним, плюс расходы на ветеринара. Нет уж, проще утопить. Пять минут побарахтается, и конец.

Марджори так увлеклась, расписывая собственную дальновидность и рачительность, что даже не заметила, как на лицо полковника набежала тень.

— Послушайте, может, вы его утопите? — вдруг обратилась она к Фабстеру. — Некогда мне с ним канителиться. Дэйзи, вон, зверски голодна и хочет пить. Нужно приготовить ей что-нибудь лёгкое и полезное, чтобы для щенков молока было вдосталь.

— Давайте, мисс Дурсль, вашего недоноска, — сурово перебил Фабстер. — Сделаю всё в лучшем виде.

Марджори всплеснула руками от радости.

— Ах, полковник, вы такой душка! Я собиралась утопить его в тазу... Он там, в комнате Дейзи стоит, — затараторила она, передавая малютку Фабстеру. — Только воды в нем совсем мало осталось. Знаете, возьмите ведро в чулане и наберите в ванной чуть больше половины...

— Нет уж, мисс Дурсль, — резко возразил он, — мне с ним сподручнее дома разобраться. Не люблю чужие ванные комнаты.

— Ну, смотрите сами, — она покосилась на едва шевелившийся свёрток, из которого раздавался слабый писк, больше похожий на тихий печальный плач. — А что с бульдожкой для вашей племянницы?

— Давайте сделаем так, мисс Дурсль: я вернусь домой, утоплю этого бедолагу и закопаю его во дворе, а вы уж сами выберите щенка для Энн. Я доверяю вашему опыту и чутью.

— А... это?.. — озабоченно пропыхтела Марджори. — Вы разве не вернетесь?

— Увы, мисс Дурсль. У меня много дел. Скоро выхожу на пенсию, нужно заполнять бумаги для отчётов преемнику. Да и щенка ведь пока всё равно нельзя забрать.

— Вы правы, полковник, простите, — расплылась в улыбке Марджори, обнажив ярко-красные, как мясо, дёсны и крупные желтоватые зубы. — Щеночка заберете, когда ему стукнет три месяца. Пусть отъестся материнским молоком, наберется сил, а я за это время всем пятерым поставлю клейма, оформлю щенячьи карточки. Дел невпроворот.

— Что ж, так и сделаем. Ровно через три месяца мы с Энн подъедем за щенком, — полковник Фабстер наклонил голову. — А на какую букву придумывать кличку?

Маленькие глазки мисс Дурсль, прячущиеся в складках щек, блеснули радостью.

— На "си", полковник. Главное, чтобы было коротко и звучно.

— Простите, это вроде как ваша вещь, — Фабстер развернул щенка и отдал полотенце хозяйке дома. — Всего доброго.

Дверь за гостем закрылась.

— Фух, — Марджори отёрла пот с маслянистого лба, — слава богу, избавилась от этого недомерка. Как там моя лапочка, моя девочка?.. — хрипло засюсюкала она, зайдя в комнату к Дейзи и усевшись рядом с ней на пол.

Та подняла голову и уставилась на хозяйку. Марджори Дурсль заглянула в глаза несчастной матери, у которой отняли ребёнка, и замерла, отшатнувшись. Никогда ещё до этой минуты она не видела, чтобы любимая питомица смотрела на неё с такой ненавистью. Как человек.

— Ну, что уставилась? — грубовато пробасила Марджори, невольно отведя взгляд. — Тоже мне трагедия! Для тебя же лучше: больше молочка здоровым и упитанным деткам останется. А этот все равно бы сдох, вон какой неказистый родился. Запомни, моя милая: ты — элитная сука, Злыдень — лучший производитель, и портить вашу репутацию из-за этого задохлика — сущая глупость. Всё, хватит страдать, твои карапузы наверняка уже набили свои животики, и им самое время укладываться спать, а тебя нужно накормить, напоить и выгулять.

Она попыталась забрать от матери яростно причмокивающих щенков, но Дэйзи, почувствовав, что оставшихся малышей тоже собираются оторвать от неё, так злобно рыкнула, что Марджори от неожиданности отпрянула назад.

Никогда ещё ни одна собака, принадлежавшая когда-либо мисс Дурсль, не позволяла себе подобного.

— Вот дурочка! Ну и лежи с ними, раз уж такая заботливая мамаша.

Марджори, охая, поднялась с пола. Пора было кормить родильницу, от еды-то Дэйзи уж точно не откажется.

* * *

1993 год, конец июля.

— Мисс Дурсль? Какими судьбами?

Марджори без приглашения ввалилась в прихожую уютного домика полковника Фабстера и застыла на пороге, точь-в-точь как Радстонский монолит ⁽¹⁾. На улице было жарко, и в подмышках на кофточке мисс Дурсль расплылись огромные пятна пота.

— Вы по делу? — спросил Фабстер.

Она торопливо оглянулась и облизнула губы.

— Да, полковник, по делу... Может, поговорим за рюмочкой наливки?

Фабстер пожал плечами и сухим кивком головы пригласил Марджори пройти на кухню.

Мисс Дурсль без всяких церемоний уселась за стол. Полковник только усмехнулся и достал из шкафчика графин.

— Вам полную?

— Конечно. Чего мелочиться, — Марджори, шумно дыша, протянула руку за пузатым бокалом. — Так вот, полковник, теперь насчёт дела.

— Смотря что за дело, мисс Дурсль, — усмешка у него вышла немного нервной.

Марджори одним махом опрокинула наливку в себя и тыльной стороной кисти утёрла усы над верхней губой.

— Ничего особенного. Всё то же. Давно у брата не была, решила съездить на неделю. Соскучилась по нему и по племяннику. Если вам не сложно, присмотрите, пожалуйста, ещё разок за моими собачками. Вы знаете, что возни с ними немного: нужно только два раза в день кормить их и выпускать побегать по двору. Я потом сама за ними всё приберу.

Фабстер задумался. Марджори ждала, затаив дыхание и как-то странно поглядывая на него — то ли колюче, то ли с надеждой.

— Хорошо, мисс Дурсль, — полковник наклонил голову, — но Злыдня вы, как всегда, заберёте с собой. Он совершенно неуправляем и не слушается никого, кроме вас.

— Да, конечно, — растерялась Мардж, сжав бокал в руке. — Он так ко мне привязан.

— Вот и отлично.

Раздался звон разбитого стекла. Полковник вздрогнул.

— Что такое?

— Извините. Просто сильно сжала в руке бокал, и он почему-то сам собой треснул.

— Вы не поранились? — тон полковника был всё так же сух и ровен.

— Нет, просто перестаралась. Со мной всегда так: задумываюсь и выпадаю из реальности. А как поживает Цезарь ⁽²⁾?

— С ним всё в порядке, мисс Дурсль. Энни пишет, что дрессирует его с опытным собаководом. Тот говорит, что из кобеля выйдет толк.

— Ещё бы не вышел! — обрадовано подхватила Марджори. — Да у него же такая генетика, такая родословная...

— Да, вы правы, мисс Дурсль, — загадочно усмехнулся Фабстер. — Родословная — великая вещь, — он помолчал, затем продолжил: — Но всё же она — не стопроцентная гарантия успеха. А уж гены — вообще непредсказуемая штука.

— А что, по-вашему, стопроцентная гарантия?

— Внутренняя сила, мисс Дурсль. Бойцовский характер.

— Ну, полковник, скажете тоже. Собака — и есть собака. Тут главное — гены и дрессировка, а остальное — чушь.

— Что ж, будь по-вашему, мисс Дурсль. Да, забыл сказать, после вашего возвращения мне нужно поговорить с вами.

— О чём? — лоснящиеся щеки Марджори покраснели.

— После вашего возвращения, мисс Дурсль. Всё после.

* * *

1993 год, август

Марджори Дурсль отперла калитку с табличкой, предупреждающей о наличии у хозяйки нескольких злых собак, поддёрнула Злыдня за поводок и вошла во двор.

— Наконец-то, добралась. Дом, милый дом! А где там мои любимые девочки и мальчики? Почему не встречают мамочку? Мамочка жутко соскучилась по своим лапулям!

Из пристройки, где располагалось нечто вроде питомника, раздались собачий лай и подвывания. Злыдень тотчас присоединился к общему хору.

Марджори спустила Злыдня с поводка и двинулась в сторону пристройки.

Внезапно накатившая слабость и головокружение заставили её остановиться.

— Ох... да что со мной такое? — Марджори схватилась за виски. — Злыдень, стой!

«Что происходит? У Вернона перед отъездом накатило, потом в поезде. И сейчас опять... Неужели это — то самое? Как же так? И женщиной-то побыть не успела. Ни мужа, ни детей. Никого, кроме Вернона, Дадли да собачек. И что теперь? Старость?»

Марджори похолодела и, с трудом переставляя ноги, кое-как дотащилась до скамеечки.

На лбу у неё выступили крупные капли пота. Голова заболела ещё сильнее.

Из дома раздался резкий оглушающий звонок телефона.

Она тяжело поднялась и почти на автомате двинулась к входной двери.

Голова меж тем уже разламывалась. Раньше такой мигрени у Марджори отродясь не бывало.

«Может, меня просто путешествие так вымотало?»

Дышать становилось всё труднее. Глаза сами собой закрывались, а под веками вспыхивали абрисы каких-то странных фигур: они возникали из ниоткуда, начинали кружиться как в калейдоскопе, затем расплывались смазанными пятнами и, истончаясь, растворялись в чернильной тьме.

«Надо бы автоответчик купить», — ни с того, ни с сего подумала Марджори, стараясь не упасть: головная боль дошла до точки невыносимости.

— Да! — выкрикнула она, не успев донести трубку до уха. — Я слушаю.

— Мисс Дурсль, добрый день. С возвращением, — раздался на другом конце голос полковника Фабстера. — Хорошо, что я до вас дозвонился. Хотел поговорить при встрече, но её у нас с вами не получится, потому сообщаю сейчас: я переезжаю в Уимблдон, поближе к сестре и племяннице.

— Когда? — Марджори в первый момент даже не осознала, что ей сказал Фабстер.

— Через неделю. Извините, но больше за вашими собаками я присматривать не смогу. Всего доброго.

— Доброго... — Марджори уронила трубку и снова схватилась за голову. Если бы не эта боль, она, может, и расстроилась бы, начала переживать и терзаться. Хотя с чего терзаться? Да, она пыталась сблизиться с полковником, ведь это был единственный мужчина, который пусть редко, но всё же появлялся около неё, изо всех сил старалась быть с ним приветливой и милой, но он всегда давал понять ей, что они — лишь приятели, и общей между ними может быть лишь любовь к собакам.

Сейчас ей было совершенно наплевать на него: хотелось лишь добраться до кровати, упасть и забыться сном.

«Нужно Злыдня загнать в дом, — мысли с трудом продирались через страшную ломоту в висках и затылке. — И выпить таблетку аспирина».

Через десять минут после приёма лекарства боль начала понемногу утихать, и Марджори Дурсль, наконец, заснула. Ей снилось, что она летает. Никогда ещё сон не был столь явным. Полёт был почти реальным. Она ощущала странную лёгкость в теле и как будто видела с огромной высоты какой-то город, утонувший в сумерках. Картинки мелькали сверху, снизу, справа, слева: тёмное небо, облака, до которых, казалось, можно было дотронуться рукой, домики, казавшиеся крошечными, тонкая блестящая ленточка реки вдалеке. Потом всё прекратилось, она вдруг оказалась на земле, и из темноты выплыло лицо какого-то молодого парня в странной одежде с непонятным предметом в руке, напомнившим Марджори учительскую указку.

— Обливиэйт.

Глупое и странное слово было единственным, что он произнес, а потом...

Потом она проснулась, подскочив на постели, точно ужаленная.

Сердце колотилось как безумное. Марджори оцепенела, не в силах понять, почему самый обычный сон, причём без кошмаров, нагнал на неё такого страху.

«А ведь это был Литтл-Уингинг. Да, это был он… Я летала над ним».

Впервые в жизни ей не хотелось вылезать из постели и заниматься собаками.

И это тоже напугало Марджори Дурсль.

* * *

1997 год, 19 июля

— Да как же так, Дадли? Почему ты один? Где папа с мамой?

— Тетя, я уже взрослый. Мне почти месяц назад семнадцать стукнуло, если помнишь.

— Ну, конечно, я помню, дорогой! Прости, что не смогла приехать, собак сейчас не с кем оставить даже на день. Кстати, ты получил от меня перевод в подарок?

— Получил, тетя. Спасибо.

Марджори внимательно вгляделась в лицо Дадли.

— Да что с тобой? Ты как в воду опущенный. Так изменился. Был такой славный, пухленький, приветливый, а теперь...

— Теперь я занимаюсь спортом, тетя. Надоело изображать свиной окорок. Лишний вес вреден для здоровья.

— Почему не предупредил, что приедешь? — озадаченно спросила Марджори, пораженная незнакомым тоном племянника. — Я бы привела дом в порядок, а то всё еще бардак страшный, — засуетилась она. — Завтра выставка! Да еще и щенков только-только распродала, вчера последнего забрали. Если б знала, что увижу любимого племянничка, ночь бы не поспала, но дом выдраила до блеска. Я ведь знаю, что ты у Петуньи привык к идеальному порядку.

— Не беспокойтесь, тетя. Я завтра и уеду. Вечером. Родителям помочь нужно, они по уши в делах.

— В делах? Каких делах? — выпятила губу Марджори.

— Собираются.

— Собираются? Решили съездить в отпуск?

— Ну, я бы так не сказал.

— Даддерс, — огромная ладонь Марджори опустилась Дадли на плечо, — ты что-то не договариваешь. Да и Вернона я в последнее время не узнаю. Темнит братец, будто скрывает что-то. Как ни позвоню, он будто говорить со мной не хочет. С грехом пополам вытягиваю из него слово, потом — другое, третье, а под конец — «пока, Мардж». И всё. Что там у вас стряслось?

— Не знаю, как и сказать, тетя, — Дадли потёр лоб. — Словом, мы с мамой и папой через несколько дней уезжаем, и связаться с нами не будет никакой возможности.

— Через несколько дней? Когда?

— Не знаю точно. То ли двадцать пятого, то ли двадцать шестого.

— А куда?

— Понятия не имею.

— Как так? Что случилось, Дадли? Говори немедленно!

Марджори перепугалась. Она слишком хорошо знала брата. Вернон никогда не был любителем приключений и ни за что не подумал бы кидаться очертя голову в разные там авантюры.

— Ничего не знаю, тетя, — набычился Дадли и закатил глаза, словно прикидывал, что выдать тётке, чтобы объяснение выглядело более-менее правдоподобным. — Словом, считай, что я и родители...

— Что? — пролепетала Марджори, прижав ладони к щекам.

— Ну... это... Мы принимаем участие... В общем, это программа защиты свидетелей. Только никому ни слова. Будешь болтать, здорово нам навредишь.

— А кто свидетель?

Дадли даже испугался: тетка побелела, как полотно, а нижняя губа у неё выпятилась и запрыгала, как у маленького ребёнка, готового заплакать.

— Будем считать, что свидетель — я.

— И ты не можешь ничего рассказать?

— Ничего, тётя. Когда-нибудь мы вернемся, и ты всё узнаешь. Хотя... В общем, лучше тебе ничего и не знать, — он пожал плечами, — всё равно не поверишь.

— И когда вы вернетесь?

— Без понятия, — он вздохнул. — Давай лучше пообедаем, а завтра перед отъездом я, так и быть, схожу с тобой на выставку. Помогу с собаками немного. Кого выставлять-то будешь? Злыдня?

— Нет, куда там. Он уже пожилой джентльмен, силы не те, да и экстерьер понемногу портится. Возраст, как-никак. Я много занималась с красавцем Ринго, тем самым, белым, что купила два года назад в Кентербери. Ах, какой великолепный парень! И мускулатура идеальная, и форма головы, и ушки... Ушки особенно хороши — точь-в-точь розочки! Ну и родословная у него — будь здоров. На меньшее, чем чемпионство, мы с моим золотым пёсиком не согласны.

Марджори немного успокоилась: разговоры о любимых бульдогах всегда возвращали ей душевное равновесие. После отъезда полковника Фабстера в Уимблдон у неё только собаки и остались. С ними она разговаривала, ругалась, сплетничала, им же жаловалась на жизнь и высказывала всё, что накипело на душе. Бульдоги всегда крутились рядом, когда Мардж убирала двор, наводила порядок в утеплённой пристройке, превращенной в благоустроенную псарню, поливала из шланга угаженный питомцами газончик, потихоньку подметала выложенные плиткой дорожки. Во дворе у Вернона с Петуньей плитка была белая-белая, сверкавшая на солнце точно пилёный сахар, а у неё за много лет превратилась в темно-серую, с грязными разводами, выщербленную по краям.

— Я есть хочу, — хмуро повторил племянник, оглядываясь по сторонам. — Если ты не готовила, могу пообедать в закусочной.

— Нет-нет, Даддерс, — спохватилась Марджори, — сейчас всё будет. Хочешь ростбиф? С жареным картофелем?

Дадли опять закатил глаза, прикидывая возможный вред его спортивной форме столь убийственным количеством калорий, и кивнул.

За обедом она вновь порывалась выспросить у племянника хоть какие-то детали, связанные с отъездом, но Дадли оставался неприступен. Марджори не знала, что и подумать.

— А этот ваш... ну... племянник Петуньи... — она присела за стол со стаканчиком бренди. — Он тоже уезжает с вами?

— Нет, — коротко отрезал Дадли и недовольно хмыкнул; он с детства терпеть не мог, когда его отвлекали во время переваривания пищи. — Поттер едет совсем в другое место.

— В школу Святого Брутуса? — тётка лихо влила в себя спиртное и даже не поморщилась. — Правильно, там ему самое место. И как твои родители столько времени терпели этого недоноска, ума не приложу! А тебе каково было рядом с ним? С потенциальным преступником? Нет, я тогда говорила и сейчас скажу: я бы выкинула это никчемное отродье ко всем чертям!..

Щеки Марджори раскраснелись от бренди, а маленькие колючие глазки загорелись злобой и ехидством.

Тут случилось то, чего она совсем не ожидала.

Дадли встал и, отодвинув от себя тарелку, вышел из-за стола.

— Прости, тётя, что-то аппетит пропал. Пойду, переоденусь и побегаю немного. Мне спортивную форму поддерживать нужно.

«И что такого сказала? — недоуменно подумала Мардж, вспоминая маленького плюгавого мальчишку с чёрными лохмами и зелёными, как у колдуна, глазами. — Наверное, Дадли даже слышать о нём не желает, а я тут снова в ту же волынку дудеть принялась».

Мысли её вернулись к семье брата: их странному внезапному отъезду непонятно куда и слишком изменившемуся за четыре года Дадли. Впрочем, скоро и они отошли на второй план, уступив место предвкушению от завтрашнего успеха Ринго на очередной выставке.

* * *

1997 год, 20 июля

— Нет, поверить не могу! — разорялась Марджори Дурсль, потрясая серебристым кубком второй степени в огромной руке. Дадли благоразумно отошёл подальше от тётки. — Откуда взялся этот кобель? На прошлогодней выставке я его не видела, иначе бы запомнила.

— Но согласись, тётя, он ведь хорош? — с явной ехидцей в голосе спросил Дадли.

— Что ты в этом понимаешь? — обиженно протянула Марджори, после чего угрюмо глянула в сторону молодой симпатичной женщины лет тридцати пяти, у ног которой, подняв на хозяйку преданный, полный обожания взгляд, расселся победитель. — Да... — она вздохнула, вынужденно соглашаясь. — Кобель отличный.

— Между прочим, все судьи, как один, отдали победу рыжему. Без колебаний. Значит, есть за что.

— Да, пёс что надо, — повторила Марджори. — Чёрт, Даддерс, я хочу этого парня себе! Никогда еще не видела настолько идеального сложения. У Ринго постав передних лап узковат. Нет, конечно, в стандарт мы с ним уложились, но у этого рыжего квадрат безупречен ⁽³⁾.

— Никто тебе его не продаст, тетя. Видно же, что хозяйка от него без ума.

— Спросить, что ли, у этой старой девы, у какого заводчика она приобрела кобеля? Пойду и спрошу. Ох, до чего ж могуч! Как атлет, — без всякого притворства восхитилась она. — Красавчик, что и говорить.

— А ты, тетя, старых дев определяешь на глазок? Всё про них знаешь? — хмыкнул Дадли, явно раздираемый желанием ляпнуть ещё какую-нибудь гадость.

Марджори скрипнула зубами, набычилась и, ничего не ответив племяннику, направилась к хозяйке чемпиона. Ринго, высунув язык, тащился за ней на поводке. Дадли со Злыднем держались сзади.

— Мэм, простите... — Марджори слегка растерялась, заметив на пальце хозяйки соперника Ринго обручальное кольцо. — Я хотела...

Она чувствовала, как раздражение подступает буквально к горлу, но не могла понять, чем настолько её взбесила эта довольно-таки милая с виду особа. Церемониться с кем бы то ни было Марджори не умела и не хотела, но если для пользы дела требуется немного покорчить из себя благопристойную англичанку, почему нет?

— Да, я слушаю, — широко и открыто улыбнулась женщина, от чего на её круглых персиковых щеках расцвели крошечные аккуратные ямочки. — Мы знакомы?

Марджори недобро прищурилась, взглянула на чемпиона, затем снова перевела взгляд на его хозяйку и, сжав зубы, нехотя мотнула головой.

— Джоан Фабстер, — владелица рыжего протянула руку. — Рада познакомиться.

Намек на необходимость представиться в ответ и фамилия когда-то желанного, а теперь почти позабытого мужчины вывели Марджори из себя. Ей с трудом удалось взять себя в руки.

«Она, что, жена полковника? Когда он успел жениться? Да нет, мало ли в Британии Фабстеров...»

— Неважно, кто я буду, — грубо рыкнула Марджори, окидывая ядовитым взглядом эту самую Фабстер. — Просто хотела поинтересоваться, у какого заводчика вы приобрели этого красавца и не продадите ли вы его мне. За хорошие деньги, разумеется.

С лица Джоан Фабстер тотчас слетела вся приветливость и доброжелательность. Она поджала губы и тихонько усмехнулась.

— Цезарь не продаётся. Он — член семьи.

— Цезарь? — сердце Марджори забилось сильно и неровно: она прекрасно помнила, что собственноручно вписала в щенячью карточку со слов племянницы полковника эту кличку. — Вы сказали — Цезарь?

«Значит, она — жена того самого Фабстера. Того. Самого. — Злоба всколыхнулась в мисс Дурсль с новой силой: — Но у того Цезаря, что я продала девчонке, не было на морде черного пятна. Не было! Это я отлично помню. Ничего не понимаю».

Дадли, стоявший чуть поодаль, невольно начал прислушиваться к не слишком теплой беседе заядлых собачниц.

— Да, Цезарь. Мы с мужем слишком много сил, терпения и любви отдали нашему мальчику. Он для нас как ребёнок, и о продаже не может быть и речи.

— Но хотя бы фамилию заводчика назвать можете? — Марджори чувствовала, что ещё чуть-чуть, и она сорвётся на ор.

— Без проблем. Заводчик — мисс Марджори Эйлин Дурсль. Довольно с вас? Хотите узнать ещё что-нибудь?

У Марджори подкосились ноги, и она едва не рухнула на землю рядом с Ринго. Беспомощно оглянувшись на Дадли, она решила придержать собственный буйный темперамент и разузнать всё, как следует.

— Забавно-забавно... — голос её сорвался на хрип. — Дело в том, что мисс Марджори Эйлин Дурсль — это я.

На лице собеседницы появилось выражение удивления.

— Вот как? Тогда вы должны помнить, что осенью девяносто второго года продали мисс Анне Бенсон щеночка. Клейменого, со щенячьей карточкой. Всё, как полагается. Мисс Бенсон — племянница моего мужа, Майкла Фабстера, и покупку тогда ещё несовершеннолетняя девочка совершала в его присутствии.

— Да! Помню! — Марджори сорвалась на крик. — Только морда у кобеля, которого я продала полковнику и его девчонке, была полностью рыжая! Без чёрного пятна! Что это за собака? Кого вы выдали за моего щенка? Какому проходимцу приписали славных родителей и прекрасную родословную?!

— Никто никому ничего не приписывал, мисс Дурсль! — твердый мужской голос за спиной быстро умерил пыл разошедшейся от негодования Марджори. — Этого пса зовут Цезарь, и он рожден от Дэйзи и Злыдня. Не беспокойтесь, его родословная принадлежит ему по праву.

Марджори обернулась и похолодела. Прямо перед ней стоял полковник Фабстер собственной персоной. Он был сдержан и невозмутим, как всегда.

— П-простите... Сколько лет, сколько зим, полковник... — залепетала она невнятно. — Но я отлично помню, что Цезарь, проданный вам, был полностью рыжим. Без черного пятна на морде. У меня до сих пор хранятся все копии щенячьих карточек.

— Всё верно. И что было в той карточке? Указано, что окрас рыжий. Этот кобель какой? Тоже рыжий. А про пятно или его отсутствие нигде ни слова.

— Но это другая собака, я же вижу! Не слепая! — взбеленилась Марджори. — Если это тот самый кобель, покажите мне клеймо!

— Без проблем, — спокойно сказал полковник и присел рядом со своей собакой на корточки. — Цеззи, мальчик, дай, я тебя поглажу, — ласково обратился он к псу. Тот завилял хвостом, перевернулся на спину и подставил хозяину брюхо с выражением блаженства на немного чудаковатой морде.

Марджори подошла поближе. Рыжий недовольно зарычал, но грани приличия не перешёл.

Клеймо стояло точно в том месте, где в присутствии заводчицы Марджори Дурсль его поставил клейматор почти пять лет назад, правда, поверх него красовалось свежее, примерно двухлетней давности.

— Ага, — радостно оскалилась Мардж, — вот я вас и поймала! Клеймо перебито!

Огонёк в её маленьких глазках вновь зачадил ядовитой злобой. Теперь она сумеет подловить проклятых Фабстеров и потребует аннулировать неизвестно чью победу!

— А разве вы сами, мисс Дурсль, никогда ни одной из своих собак не перебивали "поплывшие" клейма? — спокойно, даже не изменившись в лице, поинтересовался полковник.

— Перебивала, но...

Довод был здравый и неопровержимый. Марджори растерялась.

Полковник поднялся и насмешливо взглянул на неё.

— Вы, мисс Дурсль, имеете полное право подать на меня в суд за подлог, но я уверен, что дело вами будет с треском проиграно, а уж я, в свою очередь, не премину подать ответный иск за клевету. Хотите знать, почему я не сомневаюсь в исходе дела? Вы слышали про такой метод идентификации, как ДНК-тест ⁽⁴⁾? Он очень дорогой, не спорю, но я оплачу его; ведь после разрешения дела в мою пользу вы должны будете возместить мне все затраты до последнего пенни. Этот анализ со стопроцентной гарантией покажет, что родителями моего кобеля являются Дэйзи и Злыдень. Ну, что вы на это скажете, мисс Дурсль?

— Скажу, что вы подмените анализ, как подменили или родословную, или собаку, — не сдавалась Марджори.

— Какой предсказуемый ответ, — почти шепотом произнес полковник. — Даже скучно. Впрочем, я предоставил бы вам возможность самой выбрать лабораторию, проводящую такого рода экспертизу. И присутствовать при заборе генетического материала. В любом случае Цезарь оказался бы сыном Дэйзи и Злыдня.

— Он не может быть от Дэйзи и Злыдня! Я помню всех щенков из того помёта.

— Вы позабыли про несчастного малыша, которого по своей прихоти приговорили к смерти, не дав ему ни единого шанса.

Марджори застыла, хватая ртом воздух. Недоносок! Нет, не мог тот едва пищавший уродливый замухрышка превратиться в такого красавца! Так не бывает! Он всё равно бы подох! Хотя бы потому, что здоровые и крепкие братья и сестры просто-напросто задавили его в борьбе за материнское молоко.

Но замухрышка был жив. Он стоял перед Марджори во всем своём бульдожьем великолепии — мускулистый, здоровый, с безупречным экстерьером — и внимательно следил за нею, Дадли, чужими кобелями. На квадратной морде недоноска читалась решимость защищать боготворимых им хозяев от любых напастей.

— Быть того не может, — выдохнула, наконец, мисс Дурсль. — Он же был не жилец! Недоносок, одним словом.

— Недоноски, мисс Дурсль, нередко оказываются победителями. Им не привыкать бороться, они вынуждены делать это с первых минут жизни. Конечно, таким щенкам не обойтись без сострадания, настоящей любви и поддержки, а на это вы в принципе неспособны. Ни как женщина, ни как человек.

Марджори стояла ни жива, ни мертва, ни в какую не желая признаться даже самой себе, что ошиблась, что не разглядела, не почувствовала, не поняла.

— Куда вы дели того кобеля, что купили у меня? — только и смогла выдавить она.

— Не беспокойтесь, он жив, здоров и счастлив. Правда, увы, оказался с браком. Ветеринары в девять месяцев выявили у него перекошенную челюсть. С таким пороком выставки ему были заказаны, но Энни ничуть не огорчилась и вообще здорово помогла нам. Тот Цезарь вполне устраивает её, как хороший преданный друг. Они любят друг друга и живут душа в душу. Вот тогда-то мы с Джоан, долго выхаживавшие, воспитывавшие и тренировавшие Цеззи, рассудили, что если родословная не пригодилась одному щенку из помёта, почему бы ей не сослужить службу другому. Теперь наш Цезарь — победитель, а их, как известно, не судят. Он взял уже не одну медаль на международных выставках, где ваши питомцы, мисс Дурсль, пока что не сумели отличиться. К тому же он самый добрый, любящий и преданный пёс на свете. Собаки вообще умеют быть благодарными. Пойдём, дорогая, — обратился полковник к супруге и подхватил её под локоть. — Да, мисс Дурсль, хочу предупредить: не нужно копать, откуда взялось первое клеймо. Его перебивал тот самый клейматор, с которым вы работаете уже много лет, и даже у него не возникло сомнения, что оно поставлено им. Разве вы желаете ему неприятностей? И последний совет: в щенячьих карточках в графе "Особые приметы" всегда указывайте их, а то мало ли... Сами видите, случится может всякое. Всего доброго.

Они ушли, а Марджори еще несколько минут стояла, как оплёванная, не замечая никого. Рядом сцепились Ринго и подзуживавший его Злыдень, Дадли, пытаясь удержать псов, изо всех сил тянул могучими руками поводки и громко осыпал ругательствами обоих, но она не слышала ни звука. Ничего, кроме расплющивших её, как пресс, слов полковника Фабстера.

«...Ни как женщина, ни как человек...»

Из оцепенения Марджори, наконец, вырвал глухой бас Дадли.

— Тетя! Тетя! Ты, что, оглохла? Говорю, мне пора!

— А? Что? — опомнилась она. — Как? Ты уже уезжаешь?

— Да, нужно успеть на поезд, — он передал ей поводки.

— И что, ничего больше не скажешь на прощанье?

— А что говорить?

Марджори побагровела.

— Ну, конечно! Я не узнаю тебя, Дадли. Ты стал таким чёрствым, бессердечным, а я ведь, между прочим, твоя родная тетя! Небось, у своего ублюдка-кузена наглости и дерзости понабрался.

— Вот что, тетушка, никогда больше не называй Поттера так! Он не ублюдок, его родители состояли в законном браке. Это во-первых. А во-вторых, он мне жизнь спас. Нет, больше, благодаря Гарри мои мозги до сих пор на месте.

— Надо же, как заговорил! — Марджори пропустила мимо ушей последние слова Дадли и со злостью поддернула обоих кобелей за поводки. — Всё равно он недоносок и нищеброд! Куда ему идти после Святого Брутуса? Только в тюрьму.

Дадли усмехнулся.

— Папа не говорил тебе всей правды. Гарри Поттер никогда не учился в школе Святого Брутуса.

Марджори едва не подавилась слюной.

— Неужели? И где же он учился?

— Хм... — Дадли недобро улыбнулся. — Не знаю, как и сказать.

— Скажи, как есть.

— Что ж, попробую. Дело в том, тетя, что ему было дано больше прочих. Как и тёте Лили. Наверное, потому мама так недолюбливала сестру. Что ж, я её понимаю. Учился Гарри... Ну, будем считать, что в школе для особо одаренных детей. И последнее, — припечатал Дадли, — никакой он не нищеброд. У него есть собственный дом в центре Лондона, между прочим, старинный особняк. Имеется даже слуга, правда, очень странный и жуткий, но уж какой есть. Да, забыл, еще ему принадлежат сейфы с золотом — родительский и доставшийся в наследство от крёстного. Вот так-то, тетя Мардж, вот так-то.

— Ах, ты!..

— Успокойся, тетя, тебе вредно волноваться, возраст всё-таки. И от имени папы прошу: не пей ты столько бренди. Вредно, знаешь ли. Так и пьяницей стать недолго. Ты же всё время талдычила о родителях Гарри, как об алкоголиках, так что, думаю, толк в этом знаешь. Ну, прощай. Когда мы вернёмся, папа непременно тебе позвонит.

Дадли ушел, а Марджори, с трудом веря в сказанное племянником, долго еще стояла на площадке, с грехом пополам удерживая рвущихся с поводков бульдогов, и повторяла, как помешанная:

— Недоноски! Проклятые недоноски!

Больше всего на свете она хотела бы забыть про того и другого. Как забыла, почему после возвращения от брата начала каждую ночь летать во сне.

1) Камень высотой около 7,6 метров — высочайший из менгиров в Великобритании. Находится на церковном дворе в деревне Радстон в Йоркшире.

Вернуться к тексту

2) По-английски Caesar начинается на букву "с".

Вернуться к тексту

3) Требования стандарта породы — http://uadog.com.ua/_ph/620/402229699.png

Вернуться к тексту

4) Генетическую экспертизу часто делают, когда возникает спор за похищенную собаку, иногда за подмененную. Такие случаи нередки в судебной практике. Часто экспертизу делают, покупая щенков редкой породы, особенно если заводчик не знаком или возникли сомнения в чистоте породы. Иногда экспертизу делают для опознания убитого животного, особенно, если это умышленное убийство породистого питомца. Также проверяют отцовство и материнство собак по заявлению, что щенки, к примеру, были похищены. Ученые, которые изучают возникновение и становление пород, а так же выводят новые, опираются, в первую очередь, на генетические исследования. Подобную экспертизу делают всем видам животных, изучая их. Впервые на данные ДНК-теста в суде Британии опирались для доказательства виновности в двойном убийстве малолетних девочек Колином Питчфорком еще в 1986 году. Так что автор предположил, что к 1997 году этот метод уже широко применялся и в судебной практике, касающейся домашних животных.

Вернуться к тексту