Scarlet storm (гет)

(А за рёбрами — катастрофа. Звуки сердца — на мегагерцах).

Ты все знаешь, конечно знаешь,

Иногда даже слишком много.

Моя вера в любовь смешная.

Как же тут не поверить в Бога?

С каждым днем я чуть-чуть слабее,

Чем могла бы себе позволить.

Я пока еще не умею.

Ничего.

Лишь помнить.

di_seagull

Красота австрийского особняка ее ничуть не трогает, как и собственный внешний вид. Платье красиво, но слишком тесное и сковывает движения — это раздражает. Ванда напоминает себе наряженную куклу. Ничего общего с ней настоящей. Да и не развлекаться она пришла на этот тошнотворный светский прием.

«Подождем еще, — уговаривал Пьетро, — барон говорит, что мы еще не готовы».

«Сколько можно ждать!» — отчаянно шептала она.

Ванде Максимофф семнадцать, и она ручная собачка лидера «Гидры», одержимая местью. Лицо Старка снится ей по ночам. Ванда давно сбежала бы из Соковии, но Пьетро верит, что еще рано. А там, где брат, и она сама. «Вместе навсегда», — клятва на руинах их старого дома. Считай, на крови.

Барон фон Штрукер представляет Ванду своей воспитанницей и ученицей, демонстрирует как ценный экспонат своей коллекции. Впрочем, коллекция маловата: Ванда да ее брат. Но скоро все изменится, барону нужна еще одна, которая будет, вытянувшись по струнке, внимать ему: «Хайль, „Гидра“!»

— Ищи Вернера! — тихо шипит барон Ванде на ухо в перерывах между светскими беседами.

Как будто она сама не знает! Вернер фон Штрукер — ее сегодняшнее задание. Обладатель важной информации и неугодный сын. У Вернера есть дочь, десятилетняя девочка по имени Илина — от такой же, как Ванда. От мутанта. Максимофф не знает, какими способностями обладает эта девочка, но, очевидно, они весьма сильные, раз ребёнок так важен барону. Дело вовсе не в том, что она внучка, — мутант, пусть и наполовину, его родственником быть не может. Только дрессированной собачкой, отменно знающей команду «фас».

«Хайль, „Гидра“!»

Вот бы суметь ему помешать… Так хочется спасти ребенка от этой участи, но знать бы, как…

Иногда Ванде кажется, что барона она ненавидит больше, чем Старка, чьи ракеты уничтожили ее дом, от чьего оружия погибла ее семья. Иногда Ванда ловит себя на том, что изучает планы дома и его коридоры в поисках зацепок, указавших бы на потайные двери — прямиком в покои барона. Отрезать «Гидре» главную голову, остальные сгрызут друг друга сами.

Вернера она отыскивает быстро — это плюс. Но в компании подозрительного незнакомца — существенный минус. Барон тоже замечает сына.

— Узнай, где девчонка. Потом убей и разберись с его собеседником. — Ванда невольно вытягивается по струнке, слушая приказ. Кивает — все будет сделано — и делает шаг вперед, но вдруг обманчиво-ласковый голос барона, подобный медленному яду, останавливает, пригвождая к полу подошвы ее дорогих туфель: — Милая, ты ничего не забыла?

— Хайль, «Гидра»! — тихо отвечает Ванда, радуясь, что есть повод снизить голос: нельзя привлекать внимание. Барон смотрит пристально, подмечая любое колебание, но Ванда не позволяет ни одному мускулу дрогнуть на окаменевшем лице. А ненависть, мысленно вкладываемую в эту фразу, она давно уже научилась прятать. За долгих шесть лет. Год они с братом, оставшись сиротами, выживали на улицах страны, прозябающей в войне, пока барон не подобрал их, пообещав помочь. С тех пор «Хайль, „Гидра“!» Ванда слышит чаще, чем собственное имя.

— Вернер! — окликает она Штрукера-младшего, проследовав за ним в коридор.

Тот оборачивается, хотя стоило бы уже начинать бежать. Сын барона так и сделал бы, будь на ее месте Пьетро. Ванда подозревает, что Вернер единственный, для кого ее ненависть к барону не секрет. Ей нужно совсем немного, чтобы узнать, где сейчас дочь Вернера, коснувшись его сознания. А потом… Он не успевает ничего понять, как алый свет окутывает его шею, и раздается тихий хруст. Тело Вернера приземляется на ковер с мягким стуком — Ванда вздрагивает. «Это цена за мою месть», — уговаривает она себя, но получается не очень убедительно.

Два пункта из трех выполнены. Нужно найти собеседника Вернера. Возможно, это связано с его попытками спрятать дочь. Но Ванда не успевает ничего предпринять: незнакомец сам находит ее. Швыряет к стене, прижимая своим телом так, что она не может пошевелиться. Крепко держит ее ладони своими, сдавливая в кулаках. Как будто эта смешная мера предосторожности помешает ей воспользоваться своей силой. Ванда идет на хитрость: не сопротивляется, делает вид, что слегка даже напугана.

— Кто ты такой? О чем говорил с фон Штрукером?

— Кто ты такая? — Незнакомец сверлит ее взглядом светлых глаз, в которых таится опасность, полная решимость ее, Ванду, убить. — Впрочем, кем бы ты ни была, Илину ты не получишь!

— Твой босс, — Ванда понятия не имеет, кто его босс, но снова блефует, — набирает армию детей? — вопрос словно случайно обронен, с легкой насмешкой.

— Нет. Мы же не «Гидра»! — Столько ненависти и презрения в голосе мужчины, что Ванде невольно хочется попросить его поделиться, мелькает ироничная мысль. Перед ней человек «Щ.И.Т.а»! Вот это везение! В самом буквальном смысле!

Алый свет собирается в сжатых кулаках и обжигает руки мужчины. Мысленный посыл, и он отлетает на пару метров, хорошенько приложившись головой об пол. Ванда склоняется над ним: алые волосы щекочут его лицо, алый свет не позволяет встать.

— Я дам тебе полдня форы, прежде чем отправиться за девочкой. Отыщи ее первым, не дай мне ее забрать, — тихо просит Ванда, глядя в глаза, полные недоумения. Такие голубые-голубые. Как утреннее безоблачное небо. — Хайль, «Гидра»! — бросает она напоследок, наконец получив возможность произнести эту проклятую фразу, не сдерживая ни грамма ненависти. Становится легче дышать. Словно грудную клетку сжимала чья-то — «Гидры» — рука, а теперь она исчезла. Не теряя больше ни минуты, Ванда уходит прочь.

Агент «Щ.И.Т.а» опережает ее, забрать девочку не удается. Барон фон Штрукер в ярости, Ванда — в холодной камере два на два метра, с синяками, ранами и кровоподтеками по всему телу.

«Сбежим? Доберемся до Старка?» — шепотом предлагает Пьетро, пробравшись к камерам вопреки строжайшему запрету. Но Ванда лишь качает головой: еще не время. И обещает себе, что, как только выйдет отсюда, будет изучать планы дома внимательнее. Изнутри отрезать голову «Гидре» гораздо проще, чем снаружи.

За много-много миль от Соковии, в Соединённых штатах, мужчина, которого все зовут Соколиный глаз, меряет шагами кабинет босса.

— Она владеет телекинезом. И читала мысли фон Штрукера.

— Один из мутантов «Гидры». Как только отыщешь — уничтожить, — Фьюри категоричен.

— Она практически отдала нам девчонку, — возражает Соколиный глаз. Обычно у него нет привычки спорить с начальством, но сегодня не тот случай. — Я попробую ее завербовать.

Фьюри не запрещает, но и не возражает. Молчит, задумавшись над словами своего агента. А тот слишком хорошо помнит алый свет и отчаянную ненависть в голосе девушки. Ни больше ни меньше — Алая Ведьма. Он обязательно ее найдет. И вытащит из лап «Гидры».

И ты прав, и я буду глуп, если это значит, что мы враги.

Только не суди никого, не лги и всегда отдавай долги.

Только когда приведут в кабинет с портретом, предложат кресло,

Разворачивайся,

Беги.

Вера Полозкова

В коридорах заковийской базы «Гидры» освещение никогда не включается на полную мощность. Глава «Гидры» не любит, когда вокруг много света, и Ванде хорошо известна причина. Много лет назад цыганка нагадала барону фон Штрукеру смерть при свете дня — и никто не сможет помочь ему. В подобные бредни никто, конечно, не верит. Барон любит говорить, что в полумраке людские страхи проявляются сильнее.

Когда Ванда идет по коридорам базы, рядовые сотрудники расступаются перед ней, вслед звучит привычное «Хайль, „Гидра!“». Максимофф спиной осязает взгляды этих людей. «Страх рождает послушание», — еще одна истина из уст главной головы «Гидры».

Барон окружил себя полумраком, но Ванда уверена, что он падет и останется в этом полумраке навсегда. Это ее цель. Интересно, что же такого важного случилось, что барон вызвал ее из Бостона?

— Ванда, а вот и ты! 

Фон Штрукер не умеет улыбаться — его улыбка выглядит как оскал. Кроме него в кабинете только Пьетро. Ванда слегка наклоняет голову, сожалея, что скупое приветствие — это все, что они сейчас могут себе позволить. Барон выглядит довольным, он явно в хорошем настроении. Осторожно коснувшись мыслей брата, Ванда понимает, что он тоже не знает о причинах этого маленького собрания.

— Сегодня мы стали на шаг ближе к нашей цели. Не станет «Щ.И.Т.а», когда не станет его главного оружия. Вы ведь этого так хотели? Отомстить Тони Старку? — Барон говорит с ними обоими, но смотрит лишь на Пьетро. — Смотрите внимательно. Ваша месть начинается. — Скрипучий голос барона смолкает.

Фон Штрукер с помощью пульта запускает телеэкран, так не вписывающийся в классические интерьеры его кабинета, и появляется изображение: вид сверху на дом посреди поля.

Ванда подавляет импульсивный порыв подойти к экрану, чтобы разглядеть ближе, но и так понимает: она не ошиблась. Этот пейзаж ей знаком, только запомнился совсем с другого ракурса — изнутри. Белые ставни, резные перила, запах свежескошенной травы. Детский смех. Она видела это место глазами другого человека — в его памяти. А потом дом на ферме снился ей по ночам.

Краем глаза Ванда улавливает движение рядом — это барон подходит ближе к экрану, его глаза лихорадочно блестят — и в следующий момент картинка меняется. Дом вдруг вспыхивает в одно мгновение, весь охваченный огнем.

Изображение идет без звука, и в комнате застывает пронзительная тишина, слышно только дыхание. Ванде нужна вся ее сила воли, только чтобы не выдать себя, оставаться спокойной хотя бы внешне. Хорошо, что барон слишком поглощен происходящим на экране и ничего не замечает. Все его внимание отдано горящему дому, на лице блуждает улыбка-оскал.

Ванда внутренне содрогается от отвращения, внешне оставаясь спокойной, но это спокойствие дается все с большим трудом. Дом не был пуст, и все трое это знают.

— Как красиво… — тянет фон Штрукер с восхищением, которое так странно слышать в его голосе. — Но это все лирика. У нас гости: лучший снайпер «Щ.И.Т.а» собственной персоной. Он немного омрачен случившимся, и поэтому не склонен к общению с нашими агентами. Ванда, ты должна узнать у него место нахождения Николаса Фьюри и того, что он тщательно ото всех скрывает.

— Я должна найти то, не знаю что, в голове «птички» Фьюри? — Уголки алых губ дергаются вверх в мимолетном подобии ироничной усмешки. Так вот зачем она здесь. К пыткам агентов Соколиный глаз оказался устойчив, и барону понадобились суперспособности. — Я все сделаю. Хайль, «Гидра!» — Ручная собачка-мутант получила команду «фас».

На пути к выходу Ванда проходит мимо брата — мимолетное прикосновение пальца к пальцам, короткий обмен взглядами двух одинаковых пар глаз. Они словно говорят друг другу: «Обсудим все позже». Ванда собрана, сосредоточена; маска равнодушия — вот что у нее выходит лучше всего.

* * *

Барон видит в своем пленнике угрозу. Даже истерзанного пытками его держат привязанным к железному стулу. Тело, обнаженное по пояс, все в кровоподтеках. Веревки впиваются в свежие раны. Жуткое зрелище. В первую встречу он выглядел совсем иначе.

— Уйдите, — велит Ванда охране, глядя на пленника через пуленепробиваемое стекло. Двое солдат Штрукера не двигаются с места, но стоит красному огоньку заиграть в раскрытой ладони Ванды, их как ветром сдувает. Она заходит внутрь камеры, пытаясь сохранить свое внешнее спокойствие — внутреннего и в помине нет. На лице заключенного засохшая кровь, а в глазах мелькает узнавание — знает, кто перед ним, не забыл — но тут же исчезает, и не остается ничего, кроме пугающей отстраненности. Он знает, что случилось с его семьёй и домом. Поэтому пытки не пугают его. Мужчина, который смотрит на Ванду, уже мертв.

— Здравствуй, Клинт Бартон. — Голос все-таки дрогнул.

В камере можно говорить свободно, прослушек здесь нет — барон доверяет своим мутантам. Он мнит себя выше остальных, поэтому не в состоянии понять простых человеческих вещей: страх и ненависть не могут взрастить преданности. Что посеешь, то и пожнёшь.

Ванду пугает совсем другое: коснувшись сознания Бартона, она окажется в огромной лавине боли, способной снести все на своем пути. В том числе и крепость, за которой прячутся ее собственные чувства.

— Больно не будет, — обещает Ванда, опускаясь перед пленником на колени.

— Просто делай то, что должна. — Слова даются Бартону с трудом. Он понимает, что не выйдет отсюда живым. Наверное, даже хочет смерти, ведь тогда окажется со своей семьей.

Тонкие пальцы Ванды мягко касаются висков Бартона, на кончиках играет алый свет. Ванда ожидает, что окунется в чужие эмоции, но ничего не происходит. Она пробует снова и снова, но тщетно. Не сразу замечает ядовитую усмешку.

— Что-то не так, Алая Ведьма?

Ванда настолько удивлена и не понимает происходящего, что слова Бартона ускользают от нее.

— Как только они поймут, что информации нет, убьют тебя.

— Они сделают это в любом случае.

«Нет! Еще не время!» — хочется воскликнуть Ванде. Пленник смотрит на нее прямо, открыто. Не нужна сила, чтобы понять его мысли.

— Илина фон Штрукер, помнишь ее? — От звуков этого имени Ванда невольно вздрагивает. Единственное проваленное задание барона — ее первая личная победа и первая кровь на руках. — Это была Лила. Она — это Лила.

— В Заковии постоянно перебои со светом. Здесь, конечно, генераторы, но и у них бывают сбои. Ненадолго, максимум — полчаса.

— Во что ты играешь? — Бартон наконец замечает, что она не выглядит удивленной. Ванда спешит отвернуться, чтобы он не смог увидеть проступившую на мгновение улыбку.

* * *

Когда Ванда возвращается в кабинет Штрукера, она не замечает ни взглядов, ни шепота за спиной. Голос Бартона преследует ее.

«Во что ты играешь?»

Как такое возможно, что она не смогла залезть в его голову? Еще одна загадка, совсем не кстати — на это нет времени.

Когда Ванда наблюдает, словно в замедленной съёмке, как ярость искажает из без того уродливое лицо Штрукера, она уже знает, что недолго Соколу осталось сидеть в клетке.

«Еще не время умирать», — сказала она ему, перед тем как уйти.

— Бартон ничего не знает о Фьюри, герр Штрукер. Он для нас бесполезен.

«Бостонский форум птицеводов, раздел „хищные птицы“. Создай тему: „Помогите определить точное название птицы. Аспидно-серое оперение на спине, черные перья на щеках“».

Пощечина должна обжечь, но Ванда почти не ощущает боли. Отшатываясь в сторону, пытаясь удержать равновесие, она думает о том, что у Бартона забавные способы связи.

— Вон! — кричит Штрукер, сотрясаясь от бессильной злобы, и она бросается прочь.

Надрывный вой сирены Ванду не будит. Она ждет сигнал тревоги уже пару часов, растянувшихся до вечности. Бегом бросившись в коридор, Ванда сталкивается с братом. На базе переполох, все коридоры и помещения проверяются, выходы прочёсываются, но все тщетно. Барон фон Штрукер в гневе ищет предателей. Головы охраны летят с плеч. Их кровь тоже останется на руках Ванды.

* * *

В полуразрушенной церкви пыльно и грязно. Местные жители обходят ее стороной, пересказывая друг другу слухи о приведениях. Ванда в эти глупости не верит. Место, которого все сторонятся, идеально подходит для тайной встречи.

Заслышав шаги за спиной, Ванда оборачивается — перед ней солдат Штрукера. Его имя она не помнит, да оно и незачем. Все, что Ванде нужно знать, — он податлив гипнозу.

— Ты должен был вывести их всех.

— Я не смог, не было времени. Только ее одну. — Глаза агента расширяются при виде алого луча, а в следующий момент он падает замертво.

Еще больше крови на ее руках, но он знал слишком много. Такова цена. Ванде не жаль. Она не чувствует ничего — только свою силу.

Настоящее чудо — как выдох, коснувшийся век,

Как звенящая песня, что тихо поет Борей.

И когда утром августа выпадет белый снег,

Ты найдешь свое чудо.

Поэтому будь храбрей.

…Вот он я — ты не видишь? — за правым плечом стою.

Я пойду за тобой до последнего, до конца.

И когда-нибудь, теплым августом, летним днём,

Я укрою тебя белым снегом, рассыплю лёд.

Это будет моим подарком. И ты поймешь.

Ты найдешь свое чудо.

И Чудо тебя спасёт.

Джио Россо

Волны красного света вокруг нее, исходят от нее, рождают огонь. Дом горит, и у пламени такой яркий оттенок красного — или это игра воображения? Ей страшно, ей так страшно! От собственного крика, больше похожего на звериный, чем на человеческий, кровь в жилах стынет. Вокруг нее хор людских голосов:

«Ведьма! Ведьма! Ведьма!»

Ее брат без сознания, а может, и мертв, она не знает, и от этого ужас окутывает ее еще больше. Из дома выбегает человек, охваченный пламенем, — тот, кто час назад избил Пьетро. Она злилась, но злость материализовалась в огонь, и это все не ее фантазии — все происходит по-настоящему. Крик обрывается, голос сорван. Хриплое «мама, мамочка…» едва различимо. Вдруг чьи-то ладони опускаются на ее плечи.

— Не бойся, — незнакомый мужской голос звучит мягко, по-доброму, — твой брат жив. Он поправится. — Красный свет вдруг исчезает. Она будто очнулась и теперь видит догорающий дом, толпу перепуганных людей и мужчину, которого все называют герр Штрукер и который сидит прямо перед ней на коленях — дорогие брюки в пыли. — С твоим братом все будет хорошо, но вы должны пойти со мной. Если ты позволишь, у вас обоих будет дом и много игрушек, а главное — никто не тронет вас. Мой сын немногим старше вас. Верь мне, Ванда, верь мне…

— Помоги мне… — Лицо вдруг меняет свои очертания, становится моложе, оно уже не такое худощавое (на первый взгляд Вернер фон Штрукер очень похож на своего отца, но в его внешности нет ничего отталкивающего), а улица и дом в огне сменяются привычными стенами ее комнаты. — Помоги, спаси ее, чего бы это ни стоило. Он прикажет убить меня — значит, убей…

Ванда резко распахивает глаза, и крик едва не срывается с губ: герр Штрукер склонился над ней, его лицо пугающе близко. Она увеличивает расстояние, садясь на кровать, и бросает мимолетный взгляд на монитор компьютера. Слава богу, черный экран.

— Плохой сон, Ванда? — интересуется барон с заботой, в которой Ванде легко распознать фальшь — научилась за четырнадцать лет. — Тем, чья совесть чиста, не снятся дурные сны.

Ей хочется рассмеяться: уж ему ли говорить о совести… Но Ванда лишь небрежно роняет, опуская ноги с кровати:

— Просто эпизод из детства.

— Где твой брат? Найди Пьетро. Он мне нужен, срочно! — велит Штрукер и выходит из комнаты. Ванда вздыхает с облегчением, едва за ним закрывается дверь, и бросается к компьютеру, дергая мышку. Ей повезло, что был включен режим ожидания и барон ничего не заметил. Забыть закрыть вкладку и задремать — непростительная ошибка.

Ванда обновляет страницу — форум бостонских птицеводов, но в созданной ею теме обновлений нет, и так уже четыре года. Четыре года она ждет ответ, ругая собственную глупость, но что-то заставляет заходить на форум снова и снова. Кажется, у обычных людей это называется надеждой, но копаться в этом Ванде не хочется.

«Я подумаю об этом завтра».

На рынке много народа — сегодня поет Кристалл. У певички приятная внешность — по-детски наивные глаза, белокурые волосы — и красивый голос. А одета она в смутно знакомое платье. Где еще искать Пьетро, если не здесь? Он приходит слушать Кристалл вот уже четыре года, но держится в стороне от публики, стараясь остаться незамеченным. Ванда знает, что Кристалл ищет его глазами среди толпы, но знает также, что Пьетро не позволит себе быть узнанным. Этой хорошенькой девушке в его жизни места нет. Ванде не жаль — она не в силах представить, что все может быть по-другому. Она, как и ее брат, прекрасно понимает, что месть Старку они вряд ли переживут.

— Ты рискуешь, знаешь это? — Пьетро оборачивается за мгновение до того, как звучит ее голос, — интуитивно почувствовал присутствие сестры. Хмурится, понимая, что Ванда опять собралась учить и что она совершенно права.

— Никто не узнает. Барон ничего не узнает.

— Он велел срочно тебя найти.

Пьетро понятия не имеет, зачем барон ищет его. Ванда улавливает в мыслях брата интерес и недоумение.

Ее на эту беседу пригласить забыли, остается только подслушивать.

— Пьетро! — Барон торжествует. Ванда видит его глазами брата. — Я позвал тебя сюда, потому что хочу спросить: на что ты готов ради своей мести?

— Вы же знаете, герр Штрукер, на все. — В голосе и мыслях брата столько уверенности, он никогда не колеблется. «Гидра» — все, что у него есть, путь к желанному, его оружие. Как поступил бы Пьетро, узнай, во что играет его сестра?

— Я всегда верил в тебя, ты знаешь это. Я воспитал тебя, как родного сына. — «Только твой родной сын мертв из-за твоего приказа!» — собственные мысли едва не заглушают Пьетро, но Ванда, мигом опомнившись, вновь сосредотачивается на брате. — В твоих руках скоро окажется оружие, способное победить Тони Старка. Но ты должен доказать, что достоин его, что ничто не помешает достижению твоей цели и ты достаточно силен.

— Что я должен сделать?

— Есть одна девушка, певичка на рынке. Кажется, ее зовут Кристалл. Милейшее создание. Убей ее.

Пьетро верил, что Штрукер ничего не узнает, но, похоже, от него ничего не скрыть…

«А что, если?.. Нет, она была достаточно осторожна! Нет!»

Чашка, что была у Ванды в руках, летит на пол и раскалывается. Горячий чай обжигает ноги. Но Максимофф ничего не замечает. Через мгновение Пьетро врывается в ее комнату.

— Я не могу, Ванда, не могу сделать этого! — Отчаяние переполняет Пьетро и рвет душу его сестре.

— Ты должен. Иначе вместо посоха Локи получишь железный гроб. — Холодная решимость собственного голоса поражает Ванду. Когда она научилась так говорить?

Все случается следующим вечером. Пьетро приглашает Кристалл на крышу старого дома — идеальное место для свидания. Ванда следит из укрытия, барон — по установленной камере. Своим мутантам он доверят, но вот зрелище не хочет пропустить.

На певичке то самое платье с выступления, что Пьетро украл для нее. Ее мысли читать так легко — поразительно. Открытая книга, как на ладони. Кристалл рада, что Максимофф ее пригласил, она давно ждала этого. Пьетро пытается свои мысли скрыть, подсовывая Ванде ничего не значащие картинки, но этот прием ей легко распознать. Она вдруг понимает, брат в самом деле влюблен. Его лихорадит, он ищет способы спасения, борется сам с собой.

Ванда не выдерживает. Самообладание рушится на части. Алый свет появляется на мгновение раньше, чем она сама, — Ванда мчится к Кристалл, чьи глаза распахиваются от удивления. Пьетро все понимает, едва уловимым движением бросается к Ванде и толкает ее на землю, но слишком поздно. Алый свет достигает своей цели. Певичка с рынка белокурым ангелом летит с крыши.

— Зачем ты это сделала? — Ванда ждет крика, но Пьетро едва шевелит губами, а его голос звучит так тихо, что с трудом различим. — А Клинта Бартона ты бы убила?

— Что? Что ты о нем знаешь? — Ванда не то что удивлена — сражена наповал. Но Пьетро исчезает так быстро, как только может с его способностями, и она понимает, что говорит с пустотой.

* * *

За много-много миль от Соковии, в Соединённых Штатах, мужчина, которого все зовут Соколиный глаз, меряет шагами кабинет босса.

— Запись перехвачена нашими программами, — поясняет Фьюри. — Ты видел это, Клинт? Она убила девушку взмахом руки, не колеблясь. Точно так же, как и Штрукера, а ведь они выросли вместе… Ее и ее брата нужно поймать и устранить. У тебя было семь лет — времени более, чем достаточно, чтобы завербовать ее. Времени больше нет. Другие варианты не рассматриваются.

Вернувшись в свою квартиру, Бартон спешит запустить ноутбук и открывает бостонский форум птицеводов. Находит тему, созданную четыре года назад, но все еще пустующую, и пишет первое сообщение:

«Сезон охоты открыт».

Ведьма умная девочка, она все поймет правильно. Найдя ее, он должен будет убить — приказы не обсуждаются. Ванде стоит постараться и сделать так, чтобы не нашел.

— Папа? — Он и не услышал, как Лила вошла в кабинет, слишком погруженный в свои мысли. — Что-то не так? У тебя голова болит.

— Все хорошо, милая. — Лила все почувствовала моментально, а он сам и не заметил. — Не нужно. — Но поздно, девочка тянет руки к его вискам, и головная боль быстро проходит. Бартон знает: это лишь игра воображения, но на долю секунды ему кажется, что вокруг ладоней дочери мерцает алый свет.

Я хочу распахнуть окно и шагнуть в канал,

И заполнить свой череп зловонной речной водой.

Безупречные линии, плавный лица овал,

Мой шедевр опять насмехается надо мной.

Но спаси меня, Господи (пусть это глупость, пусть!),

Но я стал замечать, что немеет моя рука.

И всё тише и медленней сердце стучит об грудь,

Будто я превращаюсь в мраморный истукан.

Джио Россо

2015 год, настоящее время

— Ты никогда не видела моря? Так пойдем!

— Нет, Вернер, никогда.

— Нам запрещено выходить из номера, вы не можете уйти!

— Пьетро, идем?

— Нам запрещено.

Им было почти двенадцать, близнецам-мутантам, а Вернеру только что исполнилось шестнадцать. Он так сильно отличался от отца и никогда не разделял его взглядов, но всегда молчал об этом, не желая навлечь на себя гнев и оказаться запертым в пансионе. Всегда слушался Штрукера, но в ту поездку (удивительно, что барон вообще взял их с собой, но видно, были причины) всю неделю нарушал отцовский запрет, тайком выбираясь из отеля вместе с Вандой. Вернер учил ее плавать.

Воспоминания оживают в сердце под шум прибоя, так хорошо слышимый на террасе, вдали от гомона голосов гостей научной конференции, завершившейся торжественным ужином, но времени на ностальгию совсем нет.

Ванда выходит в зал, подхватив с подноса официанта бокал шампанского, и оглядывается по сторонам. Неподалеку от сцены она взглядом находит Пьетро — брат наблюдает за их «клиентом». Мужчине едва исполнилось тридцать, а его разработки в области биологического оружия уже всполошили Пентагон.

Ванда не видит в этом смысла: зачем Штрукеру человеческий ученый, когда у него есть мутанты, а теперь и посох Локи, с помощью которого можно творить такие вещи, которые простым смертным и не снились? Барон так близок к своей цели, но хочет еще больше оружия, еще больше силы.

«Цель» зовут Джек Кемпбелл, и находится он у бара. Подойти, завязать разговор, незаметно коснуться его мыслей в гипнозе, и все — еще одна послушная собачка в коллекции барона. Ванда без труда запудрит ему мозги, но отчего-то она медлит. Пьетро замечает это, кивком указывает на Кемпбелла, мол, действуй. Ванда делает шаг вперед, но вдруг с кем-то сталкивается и едва не теряет равновесие, мысленно проклиная каблуки, но мужские руки не дают упасть. Тони Старк придерживает ее за талию и слегка улыбается — не узнал. Впрочем, в вечернем наряде и блондинистом парике она сама себя в зеркале с трудом узнала.

— Я такая неловкая, когда выпью шампанское, а эти каблуки… Прошу прощения. — Ванда посылает Старку очаровательную улыбку, в ответ звучит дежурный комплимент, но звучит уже в спину — обнаженную почти до талии и вытянутую, как струна.

Ванда мигом забывает о Кемпбелле. Ее пальцы сжимают бокал так сильно, что он вот-вот треснет.

— В чем дело? — Пьетро идет навстречу, заметив, что она не торопится заняться ученым.

— Здесь Старк!

— Мы должны закончить начатое. Он ждет Кемпбелла.

— Да плевать мне, чего он ждет! Ты не понимаешь?

— Ви… — На задании Пьетро никогда не зовет сестру ее настоящим именем, так же как и не произносит фамилии барона.

Он что-то говорит Ванде, но та не слышит — она в мыслях Пьетро. Образы меняют друг друга, как в калейдоскопе, но Ванда понимает самое главное: посох здесь. Барон отчего-то решил спрятать его в Манчестере-у-моря, а не держать при себе. Это странно, но Ванда слишком возбуждена и взволнована, чтобы что-то заподозрить. Она может думать только об одном: Старк здесь, и посох Локи тоже. Это шанс. Сейчас или никогда.

— Ты слышишь меня, Ви? — Пьетро вдруг замечает, что его слова ускользают от ее внимания.

Понимая, что она задумала, ловит за руку повыше локтя и крепко сжимает. Его мысли слишком громкие, чтобы их не услышать. Пьетро вспоминает, как отговаривал сестру и Вернера сбежать на пляж, у него почти дежавю. Ванда сбрасывает руку брата и идет прочь. Три года назад Штрукер обещал Пьетро посох, но так и не сдержал слово, а брат поддерживает барона в его планах. Значит, она, Ванда, все сделает сама!

Ванда проклинает платье, каблуки и это дурацкое задание, из-за которого пришлось вырядиться куклой Барби. Полчаса ей понадобилось, чтобы добраться до склада — места, которое было в мыслях Пьетро, — и все это время ощущение слежки не покидало ее. Нужно только добраться до посоха, и тогда со Старком будет покончено. А потом и с бароном.

— Стой! Если ты сделаешь еще хоть шаг, я выстрелю! — Появление Пьетро не стало неожиданностью. Конечно, он ушел из ресторана вслед за ней. Ванде кажется, что он уже стреляет. Каждое слово новой пулей вонзается в сердце — каждое его и ее.

— Ты не успеешь, Пьетро, и ты это знаешь. — На ее руках столько крови, неужели теперь и кровь брата? Так не должно быть… Не этого она хотела… — Ты веришь ему. Почему ты ему все еще веришь?

— А почему ты не веришь мне? Ты думала, никто ничего не заметит, спишут на совпадение, как ты дважды давала Бартону обставить себя?

— Дважды? — Интонации звучат вопросительно-растерянно сами по себе, против ее воли. — Так мало? — Легкая ирония. — Ты помнишь, как однажды предложил бросить все и самим найти Старка?

— Это было десять лет назад, Ванда, — Пьетро как будто извиняется. Неужели он все решил? Неужели все закончится вот так, в чужой стране, в милом городке с романтичным названием Манчестер-у-моря? — Ты не найдешь здесь посох. Ты в самом деле поверила, что герр Штрукер будет держать его вдали от себя? Он тебя проверял, и ты провалила испытание.

Так отчаянно хочется, чтобы это оказалось сном, но все правда. «Ловушка», — это слово бьется в мыслях, но Ванда с трудом осознает его смысл. Происходящее нереально, такого просто не может быть!

— А ты никогда не задумывался, почему Штрукер тянет время? Три года прошло с тех пор, как он обещал тебе посох. Десять лет назад ты готов был бросить все и сбежать, Пьетро. Что изменилось сейчас?

— Десять лет назад моя сестра меня не предавала. Как так вышло, что мы по разные стороны баррикад? «Щ.И.Т» завербовал тебя?

— Нет, Пьетро, конечно, нет! Дело вовсе не в недоверии, ты же знаешь…

— Знаю. Ты убила Кристалл, чтобы я не сделал этого.

— Ты любил ее.

— Тебя тоже.

— Она не первая, кого я убила.

— Что?

«Скажи, что это не так!» — слышит Ванда в мыслях брата и невольно отшатывается. Его взгляд причиняет боль. Но она шла к этому десять лет и должна была быть готова.

— Я убила Вернера, Пьетро. Тогда, в Вене. Это была я.

— Ты, должно быть, шутишь? — Пьетро думает слишком громко. Ванда кажется ему совершенно незнакомым человеком. Когда она успела такой стать и как он — брат, тот, кто всегда был рядом, — не заметил?

Она проклинает свой дар, но не может остановиться — эмоции взяли верх, и все вышло из-под контроля. Мысли Пьетро как на ладони, но Ванда не хочет их знать! Его чувство вины…

— У Вернера есть дочь. Я ничего не знаю о ее матери, кроме того, что она такая же, как мы с тобой. И девочке передались способности. Я не знаю, какие, но Штрукер хотел заполучить ее, и до сих пор хочет. Но он не сможет ее найти. Вернер пришел ко мне за неделю до той поездки, он просил, требовал поклясться, что я защищу его дочь. Он знал, что барон велит мне убить его. Я дала клятву, Пьетро, и с тех пор все, что я делала, было для нашей мести и для этой клятвы. Мне плевать на Штрукера, всегда было плевать. Каждый раз, когда я говорю «Хайль, „Гидра“!», мысленно плюю ему в лицо! А ты всегда верил ему!

— Где сейчас эта девочка?

— Я не знаю. — Почти правда. Ванде хочется закрыть глаза и сползти по стене на пол, но она стоит прямо, не отводя взгляда от брата.

— Ванда, мы еще можем все исправить? Скажем ему, что у тебя была наводка… Разберёмся с Кемпбеллом. — Ванда не верит в его слова, Пьетро и сам не верит. Если Штрукер подбросил ей ложную информацию, а она повелась — это не просто прокол. Теперь уже ничего не исправить.

— Я знаю, что делать.

Коснувшись сознания брата, Ванда видит лишь образы Штрукера и обрывки его разговора с Пьетро. За последние годы он научился обманывать Ванду в ее способности читать его мысли. Пьетро достает простой кнопочный телефон, набирает номер. Ванде кажется, что время остановилось; вызов длится целую вечность, но снова звучит голос брата:

— Мы нашли ее, герр Штрукер, дочь Вернера здесь.

«Нет!» — крик не срывается с губ, застревает в горле. Красный свет срывается с раскрытых ладоней, и телефон Пьетро летит в сторону.

— Нет, Пьетро! Ты не можешь! Ты не можешь поставить на кон все, ради чего я эти десять лет… — Дрожащий голос обрываются. Он уже сделал. Появление Штрукера в Штатах — вопрос времени.

— Это лучшее объяснение твоих поступков!

— Он узнает, что это ложь.

— Скажем, что ошиблись. Это лучше, чем узнать, что ты предательница.

«Это не ложь, Пьетро, она и правда здесь. И ты приведешь ее к нему».

Ванда не решается сказать, что-то мешает — она сама не понимает, что, но разобраться не успевает: тишину нарушает рокот мотора, а затем грохочет выстрел. Молниеносно приблизившись к сестре, Пьетро отрывает ее от пола и, сжимая в руках, бросается к стене. Выстрелы один за другим взрывают воздух, а потом все заканчивается, и воцаряется пугающая тишина.

— Ванда. — Брат внезапно улыбается, а потом падает к ее ногам.

Склоняясь над ним, Ванда пытается нащупать пульс, но уже знает — его нет. Пьетро мертв. Она не чувствует ничего, словно вдруг выключили все эмоции. Она медленно умирает.

— Пьетро! Пьетро! — Ванда зовет брата, цепляясь за его рубашку, но ничего не происходит. Ее брат мертв.

Вдруг неведомая сила отбрасывает Ванду в сторону, она успевает лишь почувствовать боль в затылке — схватили за волосы, сорвав дурацкий парик.

Она ударяется об пол лицом, руками — боль по всему телу — но заставляет себя подняться. Незнакомец, чье лицо скрыто черной банданой, идет прямо к ней, целясь из пистолета. Ванда вскидывает руку привычным движением, намереваясь выбить оружие из ладони убийцы ее брата, но ничего не происходит. Алого света нет, ее силы нет! Ванда пытается снова и снова, но осознает всю тщетность попыток. Раньше она всегда чувствовала свою силу, но сейчас ничего нет — ни способностей, ни страха, ни других эмоций, словно в грудной клетке образовалась дыра. Незнакомец совсем близко, и Ванда понимает: это конец. Вот так нелепо, в ловушке Штрукера, не сумев отомстить, она умрет.

Незнакомец вдруг падает к ее ногам, издав тихий вскрик; в его спине стрела — Ванда не видит лицо лучника, но ей и не нужно, чтобы узнать его: мужчина в конце складского ряда опускает лук и спешит подойти к ней.

— Идем, времени нет.

Ванда не верит своим глазам. Она, наверное, сошла с ума. Этого не может быть. Клинт Бартон протягивает ей руку.

В воздухе пахнет смертью.

Так пахнет перед грозой.

Рядом в руках карту вертит та-что-всегда-с-косой.

Август тянет осенним сплином,

Предсентябрьским тихим блюзом.

Листья — желтые пилигримы,

Исчезают в небесных шлюзах.

Я держу волшебство под курткой,

Там, где в клетке закрыта птица.

Сердце бьется быстро и гулко.

Приходи ко мне,

Юным принцем,

Элли Смит, безрассудным Томом.

Самым честным и злым ребенком.

Приходи.

И я выйду из дома.

Волшебство зазвенит негромко.

Что ты ищешь, мой юный странник?

Понимание, верность, веру?

Все мы бродим в одном тумане,

И у каждого — струны, нервы.

Будь свободным, пока не поздно.

Будь спокойным, как должно Будде.

Укради, спрячь в карманы звезды.

Знай — все будет,

Все точно

Будет.

У кого-то — семья и дети.

У тебя — волшебство под курткой,

За плечами — попутный ветер

И в наушниках голос Курта.

Смерть с косой усмехнется криво:

''Топай, глупый, своей дорогой''.

Ищешь силу? В тебе есть сила.

В каждом бьется частица Бога.

Так и верь в себя, словно в Бога —

Без сомнений, непогрешимо.

Помни: где-то твоя дорога.

Отыщи ее.

Горьким дымом

Пахнет август, костром и светом.

Я твой друг, протяни мне руку.

Капюшон на глаза — от ветра.

И укрой волшебство под курткой.

Джио Россо

2004 год

— Ты смогла, ты смогла выбраться! — Вернер фон Штрукер смотрит на нее, как на призрака.

Ванда откидывает с лица промокший до нитки капюшон старого пальто, проходя в тускло освещенный коридор квартиры. Слава богу, герр Штрукер уехал из Соковии и вернется только через неделю. Слава богу, гипноз получается у нее все лучше и лучше, иначе шестнадцатилетней девочке было бы крайне сложно выбраться из страны, прозябающей в гражданской войне, и пересечь румынскую границу.

— Как она?

— Катарина умерла утром.

— Вернер, мне так жаль! — Ванда сжимает в ладонях руки друга, сожалея, что не может облегчить его боль, но сама смерть ее не пугает — она уже видела столько смертей.

— Я должен тебе кое-кого показать, идем. — Вернер заставляет ее вымыть руки, а потом ведет в комнату, так же бедно обставленную, как и вся квартира. — Поклянись, что никому не скажешь, даже брату, — он не просит, а требует, и Ванда не находит в себе сил отказать.

Вернер отодвигает полог кровати: там, под пледом, спит маленькая девочка, но, почувствовав чужое присутствие, открывает глаза. Смотрит на Ванду так, будто прямо в сердце. А глаза у нее такие синие, как ночное небо. Ванде кажется, что ее душу только что вывернули наизнанку.

— Познакомься, это Илина — наша с Катариной дочь, ей недавно исполнилось три. Ванда, я хочу, чтобы ты поклялась. Не позволяй отцу добраться до нее. Катарины больше нет, и меня он скоро убьет. У Илины не останется никого, кроме тебя. Поклянись, что ты сделаешь для нее, ради нее все что угодно.

Малышка тянет к Ванде свои крохотные ручки и улыбается так открыто и доверчиво. Устоять просто невозможно. Прижимая к себе маленькую дочку Вернера, ощущая ее тепло, Ванда клянется — она все сделает.

2015 год, настоящее время

Ей тепло, отмечает Ванда, а кровать мягкая, и мелькает отчаянная мысль: может, это все приснилось? Она в Соковии, в своей комнате и постели, сейчас откроет глаза и пойдет будить Пьетро, чтобы вместе пойти на завтрак, а брат будет притворяться спящим до последнего…

Распахнув глаза, Ванда видит светло-голубые шторы и море за окном.

Пьетро мертв. Комната не ее, здесь все чужое. Брат мертв, его убили, а она, Ванда, понятия не имеет, кто. Пьетро никогда больше не будет доводить ее до белого каления своими шутками, никогда больше не произнесет так не любимое ею «Ви»… Его больше нет.

— Алая Ведьма? — Услышав чужой — неожиданно — детский голос, Ванда замечает, что она не одна, чувствует чей-то взгляд. Посреди комнаты стоит девочка-подросток и наблюдает за ней, не решаясь заговорить. У девочки длинные темно-рыжие волосы и синие глаза… Догадка пронзает ударом тока.

— Илина?

— Лила, — поправляет девочка и делает шаг к кровати.

Какая же она красивая. Ирония судьбы, но она совсем не похожа на Катарину. Все в ней — черты Штрукеров, удивительно, как они сложились в такую прелестную красоту. Глаза Вернера смотрят на Ванду с лица его дочери, и в них столько света, что Максимофф не может сдержать слез. Заметив это, Лила вдруг бросается к ней и заключает в своих объятиях. Одиннадцать лет назад Ванда обнимала ее, теперь все наоборот.

— Ты моя мама? — тихо шепчет Лила, чуть отстранившись, и смотрит на нее широко распахнутыми глазами. От этого взгляда все в душе переворачивается.

— Что? — Ванде кажется, она ослышалась. Еще не пришла в себя от стресса.

— Ты моя мама. Папа искал тебя десять лет, а ты помогала ему. Я знаю. Ты Алая Ведьма, и ты моя мать. — Теперь уже слезы бегут и по нежным щекам Лилы.

— Девочка моя… — Ванда пальцами касается темно-рыжих прядей, убирая их с красивого детского лица, а у самой рука дрожит. — Это не так. Я не могу быть твоей мамой.

Страшно видеть, как меняется — гаснет — взгляд глаз цвета сумеречного неба. Отчего-то Лила-Илина решила, что Ванда ее мать. Надеялась, хотела этого? Что она знает? Очевидно, не много. Знай она правду, ни за что бы не выбрала в матери чудовище.

— Твой отец был моим другом. Я помню тебя совсем маленькой, я держала тебя на руках… — «И клялась защищать». — Ты никак не хотела спать, и я пела тебе… — Слова и слезы льются потоком против ее воли, но Ванда не может остановиться.

Столько всего произошло за десять лет, но в ее жизни не было места ни для чего, кроме ненависти и жажды мести, а в Лиле столько света — ослепляет, что больно смотреть. Лила обнимает ее, цепляясь за шею, плача, уткнувшись лицом в ее плечо. Она хотела, действительно хотела, чтобы Ванда оказалась ее матерью.

— Ты знала моих родителей? Какие они? — Лила впивается в нее глазами с новой надеждой, жадно ждет ответа. Она ведь ничего не знает о своей семье. Бартон ничего не знал о ее родителях, а для нее это так важно.

— Я не знала твою маму, — с сожалением вынуждена ответить Ванда, — но твой отец был моим другом. Я расскажу о нем.

«Однажды, моя милая девочка, мне придется смотреть в твои глаза, рассказывая, как умер твой настоящий отец. Однажды, но не сегодня».

— Лила, я же просил тебя! — Клинт Бартон застывает на пороге комнаты, пораженный увиденным. Его дочь опускает руки, но уходить не собирается, пока не слышит просьбу уже в смягчившемся голосе отца: — Милая, займись ужином.

— Ужином? Сколько же я проспала?

Ванда опускает ноги на пол, ощущая босыми ступнями приятный ворс ковра. Бартон наблюдает за ней, скрестив руки на груди, и его вид вносит еще больше сумбура в ее и без того спутанные мысли. Она привыкла видеть в нем солдата, лучшего снайпера Фьюри, который не колеблясь убьет врага. Но этот мужчина перед ней совершенно обычный. Весь его облик так отличается от того, к чему привыкла Ванда: потертые джинсы, футболка, взгляд, которым он проводил Лилу, когда она уходила, — так смотрит родитель на своего ребенка. Такое ощущение, что она попала в другой мир — в мир, где нет Штрукера и того зла, что оно олицетворяет. Так и есть, внезапно понимает Ванда, Бартон потерял свою жену и двух родных детей, оставшись вдвоем с Лилой, которую ни за что на свете не назовет неродной (чужой?), подарил ей светлый мир. Малышка ничего не знает о том, что из себя представляет ее дед, да и какой он ей родственник? Он никто, бездушный монстр.

— Ванда? — Слезы льются по щекам против воли, и Ванда принимается вытирать их ладонями. Слышать звуки своего имени в голосе Бартона так непривычно, иррационально.

— Капитан Америка, серьезно? — Попытка придать голосу интонации шутки проваливается, когда Ванда замечает, что на ней надето: футболка, которая ей явно широка — сползла с плеча, обнажив его, — с рисунком, не узнать который просто нельзя. Ванда спешит вернуть рукав футболки на место и натянуть подол как можно больше на ноги.

— Лила обожает Роджерса, а он ее.

«Лила обожает Роджерса…» — эхом отдается в сознании.

— Ты проспала почти сутки. Это все Лила, — продолжает Бартон, не глядя на непрошеную гостью, его взгляд устремлен в распахнутое окно — к морю. — Она погрузила тебя в сон.

— Это ее способности?

— Не совсем. Она умеет исцелять, а способность успыпить, видимо, идет впридачу. Подозреваю, это не все, но ничего другого пока не проявлялось.

Поразительно! Ванда только утерла слезы, но в глазах снова предательски щиплет. Из всех способностей у этой прелестной девочки — самые светлые. Разве это не чудо?

— Бартон? — Ванда поднимается на ноги и делает шаг ему навстречу, и Соколиный глаз, наконец, позволяет себе взглянуть на нее. Она помнит, даже спустя десять лет, цвет его глаз: небесно-голубой, но сейчас эти глаза потемнели. В них предупреждение, граничащее с угрозой.

— Вот что, ведьма, мне совершенно не важно, чья кровь течет в жилах этой девочки. Илины нет. Она Лила Бартон — моя дочь! — Тот, кто всегда находился по другую сторону баррикад, приближается к Ванде, настроенный решительно и серьезно. Ей не удается удержать новый поток слез.

— Конечно, Лила твоя дочь. Ты — лучшее, что могло с ней произойти. Позволяя тебе забрать ее, я и подумать не могла, что все так обернется, но, боже, я рада этому! — Бартон явно ошарашен ее словами, не просто ошарашен — разоружен. Его глаза светлеют, выражение лица смягчается.

— Идем, ведьма, у нас мало времени.

— Ведьма? Почему ты зовешь меня Алой Ведьмой?

— А кто ты? — Бартон вдруг ухмыляется. — Ведьма и есть.

И пусть мир вокруг неправилен и жесток,

Пусть тебя порой кусают его шипы,

Я иду за тобой след в след, не жалея ног.

Так иди вперед.

Никогда не сходи с тропы.

Будь бесстрашной двадцать четыре на семь.

И пусть тьма впереди,

Пусть зубы оскалил зверь.

Знай, что в каждой секунде дня

Я стою за твоей спиной,

Я охраняю тебя.

Джио Россо

От крыльца дома Бартонов до того места, где заканчивается песок и начинается бескрайнее море, совсем немного. «Интересно, сколько тут шагов? — проносится в мыслях Ванды совершенно невпопад. — Лила точно знает это. Ее отец наверняка тоже».

За ее спиной слышны дружные голоса отца и дочери под редкий стук посуды. Когда-то и семья Максимофф по вечерам собиралась за столом, родители любили слушать рассказы Пьетро и Ванды про их школьные дни — в семейных посиделках было столько любви и тепла, но Ванда давно запретила себе скучать по тем дням. Родителей давно нет, а теперь и Пьетро… Она осталась совсем одна, и он так и не узнает правды.

Ванда сидит на крыльце в одной футболке, но не замечает прохлады вечернего ветра, что гуляет по ее босым ногам. В ее руках картонная папка с документами. «Это предназначалось для твоей вербовки», — сказал Бартон, отдавая ей папку после ужина.

Оснований не верить этим документам нет. Штрукер всегда говорил, что оружие Старка закупали повстанцы, но ему переворот в Соковии был выгоден едва ли не больше, чем им.

А может, и к лучшему, что Пьетро не знает. Эти документы разрушили бы весь фундамент под его ногами. Ванде же просто странно осознавать, что вовсе не Старк виновен в гибели ее семьи. А барон — всего лишь одним пунктом выше в списке ненависти.

Ванда слышит шаги, и через мгновение Бартон садится рядом с ней. Места на крыльце немного, и ее рука почти соприкасается с его кожей. Чувствовать чужое тепло приятно, и Ванда немного медлит, прежде чем отодвинуться.

— Старк будет здесь через полчаса.

— Хорошо.

Вдалеке оранжевое солнце тонет, отражаясь в синей воде, — зрелище такое красивое, в другое время захватило бы дух, но сейчас Ванду совсем не трогает.

— Твоя одежда в гостевой.

— Хорошо, спасибо. — Собственная немногословность начинает раздражать, но в мыслях такой сумбур. Все так логично, что в голове не укладывается. Жаль только все те годы, что Пьетро жил в обмане, следуя за Штрукером и доверяя ему.

— Тебе будет нелегко встретиться с Тони, но теперь, когда знаешь правду…

— Я не собираюсь встречаться со Старком. — Ванда поворачивается к Бартону — он не кажется удивленным. — Я не лечу с вами. Прости, Хоукай, но твоя вербовка провалилась. Алая Ведьма бесполезна, моей силы больше нет, я не чувствую ее.

— Я так не думаю. — Понимающие, мягкие интонации окутывают Ванду, и хочется пододвинуться обратно и снова ощутить его тепло. — Еще не время сдаваться. Однажды твоя сила уже подвела тебя.

— Я не смогла влезь в твою голову, — Ванда чуть усмехается. Как это было давно, семь лет прошло — для Ванды как целая вечность.

— Я думаю, дело в том, что ты этого подсознательно не хотела. Ты боялась столкнуться с эмоциями, которые там нашла бы. И сейчас то же самое. Ты так боишься боли от потери брата, что, подавив эмоции, вместе с ними подавила и свою силу.

— Ты проходил курс психологии в перерывах между работой на Фьюри? — Алая Ведьма пытается отшутиться, но выходит не очень правдоподобно. Бартон понимает ее, кажется, больше, чем она сама, и, скорее всего, он прав.

— Ты твердо решила остаться? Если Штрукер не поверит, он убьет тебя. — Мысли Клинта так очевидны, и не нужно читать их, чтобы понять: он хочет отговорить ее.

— Да, я должна закончить начатое.

— Отрубаешь гидре голову, вырастают две. Тебе ли не знать? — Он смотрит ей прямо в глаза, и Ванде хочется отвести взгляд, но она не может. Будто неведомая сила заставляет ее смотреть на Бартона. — Вот что. Ты ведь помнишь, проблемы с генератором, перебои с электричеством. Если я смог сбежать с базы Штрукера, то смогу и проникнуть туда. Мы все.

Не нужно переспрашивать, чтобы понять, о ком он говорит. Мстители. Шанс покончить с бароном, шанс Ванде уйти от него живой.

— Ты мой лучший враг, ты знаешь это? — Ванда невольно улыбается, понимает, насколько это не соответствует обстановке, но удержаться не может. Бартон, напротив, абсолютно серьезен:

— Ванда, я никогда не был твоим врагом.

Старк появляется чуть раньше, чем его ждали, и Ванда спешит скрыться в доме, а заодно и переодеться. Кто бы мог подумать, что будет жаль расставаться с футболкой Роджерса, но даже это лучше, чем ее вчерашнее платье.

— Ты не летишь с нами, да? — Лила застает врасплох, тихо заглянув в комнату.

— Нет, милая, у меня есть одно важное дело.

— Папа все время так говорит. — Лила хмурится, а Ванда, повинуясь неожиданному порыву, нежно гладит ее по щеке.

— Я ведь обещала рассказать тебе про твоего биологического отца, — напоминает Ванда, а сама думает, что шанс сдержать это обещание почти равен нулю. Она ни за что не сказала бы что-то такое Лиле.

— Лила, пора, — заглянув в комнату, Бартон зовет дочь, но задерживает взгляд на Ванде. Та обнимает дочь Клинта, но смотрит на него, не в силах отвезти глаз.

— Мы скоро встретимся, Ведьма, — обещает Бартон, когда Лила выходит из комнаты, — и лучше тебе к тому моменту вернуть свои способности, потому как они будут весьма кстати, когда мы столкнёмся со Штрукером. — Слова Бартона звучали бы зловеще, не коснись мимолетная улыбка его губ.

Сложно поверить в это. Непостижимо. Никогда не знаешь, куда приведет тебя твой путь. Ванде должно быть страшно, но страха нет. Скоро все закончится.

Ванда провожает взглядом взлетающий джетт Старка, глядя на него из окна.

Скоро все закончится. Ее путь длиной в десять лет.

К ночи становится прохладнее, но Ванда не замечает перемены температуры. Босыми ногами ощущает шершавость деревянных ступеней — туфли стоят рядом. Штрукер скоро появится, вопрос даже не часов. Только бы Бартон успел улететь как можно дальше. Впрочем, вряд ли джетт Старка возможно засечь. Привыкать к мысли, что Железный человек — друг, гораздо сложнее, чем к еще одной причине для ненависти к Штрукеру. Думать об этом — взрыв мозга, не думать не выходит. Нужно сосредоточиться на бароне, придется отвечать за смерть Пьетро, за пустой дом Бартонов и за отсутствие Кемпбелла в рядах союзников «Гидры».

Ванде должно быть страшно, но страха нет. Бартон играет за нее, и это придает решимости. Еще бы придало сил, но, очевидно, для этого его веры не достаточно. Нужна своя собственная, а ее ни капли. Она как больной анальгезией — кровь хлещет из открытой раны, а боли нет.

Единственное, что теперь нужно сделать, — помочь Мстителям тайно проникнуть на базу, и все будет кончено. Кто бы мог подумать, что однажды настанет момент, когда фразу «помочь Мстителям» она будет ассоциировать с собой. Но перед глазами так и стоят лица Бартонов: очаровательный ангел Лила и ее несокрушимый отец.

Ванда справится, продержится рядом со Штрукером, пока не появится «Щ.И.Т.». Это ее последнее дело, и даже если оно окажется последним в жизни — так умирать не страшно.

Барон фон Штрукер появляется красиво, в своем стиле — на черном мрачном линкольне и с джипом охраны. Посмотришь со стороны — обычный стареющий миллиардер. От его взгляда идет мороз по коже, Ванда внутренне съёживается. Все так и должно быть.

— Ванда. — Барон смотрит на нее сверху вниз, и ей на мгновение мерещится, будто его глаза горят желтым, как у мифической гидры, но Ванда гонит наваждение прочь, обувает туфли и спускается с крыльца. В них она становится ростом со Штрукера и может смотреть ему в глаза. — Ты принесла мне печальные новости. Ни одна из задач не выполнена, и мы потеряли Пьетро. — В голосе барона звучит сожаление, но брата Ванды ему не жаль — жаль лишь потери ручного мутанта.

— Было сложно уследить за Илиной и вербовать Кемпбелла, пока меня пытались убить, — цедит Ванда с нотками раздражения. Штрукеру нужна ее злость, а не боль потери. Последнее она оставляет для себя.

— Что ж, расскажешь все по дороге. Идем, — приказывает Штрукер, и Ванда следует за ним к машине, как и полагается ручной собачке. Охранник захлопывает дверь, когда Ванда опускается на заднее сиденье, и этот стук напоминает ей захлопнувшуюся ловушку. Штрукер не оставит это происшествие безнаказанным, но что он придумает?

«Я выдержу, — говорит себе Ванда, — я все выдержу, а потом придет Бартон. Он ведь обещал». А потом будут теплые вечера с рассказами Лиле о ее отце и никогда — о Штрукере. «Гидру» сотрут с лица земли, и все будет хорошо. В это так отчаянно хочется верить.

На дверях подвала — решетки. Дежурит охрана.

Все врачи и медсестры загнаны в угол, как псы.

Раскаленная сталь вылетает из глотки нагана.

Ее жизнь, как ошметок мяса, положена на весы.

Смерть стоит за спиной, подает патроны,

Шепчет тихо и сладко: «Я верю, ты не умрешь».

В голове на повторе: «Не тронут ее, не тронут».

Только эхом от стен отлетает:

«Все это — ложь».

Джио Россо

2009 год

У нее совсем мало времени, иначе Пьетро, вернувшись, поймет, что сестра сбежала, и будет задавать вопросы. Конечно, будет легко отделаться простым «вышла пройтись, прогуляться», но врать брату не хочется. Даже врать о таком опасно. Ванда должна развернуться и уйти, но ноги будто приросли к полу — она даже пошевелиться не может.

Так неправильно и так странно подглядывать за чужим счастьем. Так глупо сожалеть о том, что она впервые в парке аттракционов. Ванда презирает свою слабость, но от этого она не проходит.

Скрываясь среди деревьев, Максимофф наблюдает за мужчиной средних лет и девочкой лет восьми — оба едят сладкую вату и кажутся такими счастливыми. «Все, хватит! — мысленно ругает она себя. — Посмотрела, и достаточно! Разобраться с заданием барона, и как можно скорее в Соковию — домой!»

Ванда идет прочь, но вдруг что-то подстрекает ее обернуться: Бартон и его дочь уже не в конце аллеи, гораздо ближе. Взяв малышку на руки, Бартон смотрит на нее, Ванду, и та понимает: узнал! Поспешно отвернувшись, Ванда спешит уйти прочь, ей хочется бежать — бежать так быстро, как только умеет.

— Девушка, вы обронили! — звучит от какого-то прохожего вслед, но она не обращает внимания.

Неведомая сила гонит из парка: скорее уйти как можно дальше. И только подходя к служебной квартире, она понимает, что брату все-таки придется лгать. Медальона, с которым Ванда никогда не расставалась, на ее шее больше нет. Последняя вещь, оставшаяся от матери, и так глупо ее потерять!..

2015 год

Каждый раз, когда Ванда открывает глаза, перед ней одна и та же мрачная картина. Обшарпанные бетонные стены грязно-серого цвета и такой же потолок. По трубе каплями стекает вода и с удушающей методичностью падает за металлические вставки в полу. Звук, который поначалу был едва заметен, теперь отдает в голове ударами молота.

Здесь нет никаких окон — их и не может быть на нижнем уровне соковийской базы «Гидры»; только сырость, холод и такой затхлый воздух, что трудно дышать. Три составляющих отчаяния. Три пункта в смертном приговоре.

Фон Штрукер позволил Ванде провести ночь в своей комнате, сделав вид, что поверил ей, но потом вместо привычного завтрака она получила камеру. Совпадение или осознанное решение, но в этой самой камере несколько лет назад был заключён Клинт Бартон.

Стены давят; они, будто живые, сжимаются вокруг Ванды, намереваясь задавить ее насмерть под мерзкие звуки холодных капель по металлу.

Ванда понятия не имеет, сколько она уже в заточении. Предполагает, что около суток, но время здесь не движется, оно замерло и стоит на месте. Хочется только одного: если уж умирать, то быстро. Но такой роскоши Штрукер ей не позволит. И Бартон не получит сообщения, не придет ее спасать… Она одна, совсем одна, ничего не представляющая без свой так не вовремя заснувшей силы. Жаль лишь, что не удастся выполнить обещание, данное Лиле…

Ванда то погружается в полудрёму, то пытается греться, натягивая рукава тонкого свитера на ладони. Желудок сводит от голода, в нем с прошлого ужина (теплая атмосфера дома Бартонов теперь кажется иллюзией, ложным воспоминанием, мифом) не было ничего, кроме мутной воды. Когда удается задремать, сон не приходит — в полудреме ей мерещится голубое небо в глазах Клинта Бартона, голосом Пьетро звучит «вместе навек», а Вернер фон Штрукер улыбается, и почему-то слышится шум моря.

Ванда пытается сосредоточиться, у нее немало вопросов. Кто убил Пьетро, человек «Гидры» или «Щ.И.Т.а»? Что решит Бартон, так и не дождавшись от нее сигнала?

Но чем дольше время стоит на месте, чем громче становятся звуки падающей воды, тем труднее становится собраться с мыслями. Так хочется закрыть глаза и больше не открывать.

В очередной раз очнувшись от слабого сна, Ванда видит по ту сторону стекла барона. Он наблюдает за ней, презрительно сжав губы, — слабая, ничтожная, бесполезная вещь. Не в силах выносить этот взгляд, Ванда поднимается на ноги, собрав остатки сил. Голова кружится, дрожат ноги, но шаг за шагом она приближается к стеклу, что отделяет ее от ненавистного Штрукера. Ни за что не позволит ему упиваться ее слабостью. Ни за что.

Отчаяние крепко держит Алую Ведьму, вонзает в нее свои острые клыки, вгрызается в слабеющее тело — барон опирается на посох Локи, словно тот всегда принадлежал ему. Словно он — властелин всего мира.

— Как же ты глупа, моя дорогая ведьма! — Штрукер улыбается и смотрит так жалостливо. — В твоих руках могло оказаться могущество, способное завоевать весь этот жалкий мир. А что в итоге? Ты в камере, твоих способностей нет, твой брат мертв. Жалкое зрелище, Ванда.

— Ты убил Пьетро! — Взмах руки, ладонь ударяет по стеклу с громким стуком, как напоминание, что Ванде до барона не дотянуться. Только два человека были свидетелями угасания ее способности. Значит, того киллера послал Штрукер.

— Мне жаль, что так вышло с Пьетро. В отличие от тебя он знал, что такое верность.

— Тебе не победить! Илину ты не получишь! — Сколько же в ней ненависти… и ни капли алой силы.

— Ты ошибаешься. Я легко восполню потерю твоего брата, когда Мстители, — барон поглаживает сморщенной ладонью рукоять посоха, — примкнут ко мне. Сам Капитан Америка, твой драгоценный Бартон — все они. Илина будет с ними. Точнее, она ведь теперь Лила Бартон. Но ты этого не увидишь. Давайте, — барон кивает своим солдатам — верным псам а-ля ротвейлер — и уходит прочь.

Охранники входят внутрь камеры и двигаются к Ванде, а она может только отшатнуться, но четыре руки ловят ее, связывают запястья, толкают на холодный пол, да так, что она ударяется лицом о металл.

Приподнимаясь и отползая к стене, Ванда следит за тем, как один из солдат перекрывает вентиляцию и откручивает вентиль у трубы.

— Еще одним мутантом меньше, — бросает второй, и они уходят, оставив Ванду одну. Она слышит слабое характерное шипение — отравляющий газ. Одна из последних разработок лаборатории «Гидры». Он действует медленно, разъедая организм изнутри. Долгая мучительная смерть.

Вот так все и кончится, понимает Ванда, весь ее десятилетний путь закончится в тюремной камере с ядовитым газом.

Громкий звук врывается в ее сознание, вынудив открыть глаза. Стекло превращается в осколки, они градом летят на пол, а вместе с ними со звоном падает трехцветный щит.

Капитан Америка.

Мстители.

Клинт!

Стекло хрустит под ногами Бартона, приближающегося к Ванде.

— Ты как? — Грубые пальцы мимолётно касаются ее разбитого лица. Клинт рывком поднимает Ванду на ноги. Голова так и кружится, но нет времени обращать на это внимание.

— Порядок. Здесь газ, нужно уходить.  

Соколиный глаз кивает Ванде, сжимая в своей ладони ее руку, и переглядывается с остальными. Роджерс уже вернул себе щит — она и не заметила, а в девушке, что сверлит ее недоверчивым взглядом, Ванда узнает Черную Вдову.

У Бартона хватка крепкая, и отчаяние прячет свои клыки. Казалось, что надежда была утеряна, но его присутствие возвращает Ванде уверенность.

Они петляют по коридорам нижнего уровня, убирая немногочисленную охрану. База резко опустела, это слишком подозрительно. Ванда отрывочно говорит о планах барона, прерываясь на указания, куда дальше идти.

— Почему вы здесь, сигнала же не было?

— Именно поэтому, — кивает Клинт, коротко усмехнувшись. Хочет что-то добавить, но не успевает — в коридоре слышны шаги. Бартон бросается вперед, вскинув лук.

Чем ближе Мстители подбираются к жилому уровню, тем меньше людей попадается им на пути. Штрукер, похоже, распустил всех, и теперь они, как крысы, бегут с тонущего корабля.

Помещение за помещением — личные покои барона — оказываются пустыми, а отсутствие джетта на вертолетной площадке лишь укрепляет подозрения. Штрукер улетел, на базе его нет. Но зачем? Ему ведь нужны Мстители!

Ответ, подвох совсем рядом, но Ванда пытается нащупать его, как будто блуждая в темноте. Мстители озадачены не меньше.

На вертолетной площадке команда пополняется: Тони Старк в своем костюме Железного человека, а с ним еще двое. Один в похожем костюме, а за спиной другого неподвижно замерли внушительные железные крылья. Оба Ванде не знакомы.

— Кэп, — Старк медлит, задержав взгляд на Ванде, — Фьюри вызывает всех в Нью-Йорк. На Манхеттене что-то происходит. Вспышки ярости. Столкновения на улицах, в ресторанах. Люди просто обезумели.

Старк бросает Роджерсу свой наладонник, и тот, ловко поймав его, запускает видео. Заглянув через плечо Бартона, чтобы увидеть изображение, Ванда понимает обеспокоенность Старка. Ни один человек не сможет оторвать голову другому — руками, в самом буквальном смысле.

— Что за чертовщина… — цедит Капитан. Бартон ругается, он не так разборчив в выражениях.

— Посох Локи, — догадка срывается с ее губ прежде, чем Ванда успевает ее осознать. Все Мстители разом оборачиваются к ней, и от калейдоскопа их взглядов Ванде становится неуютно. Но ей не до размышлений о Мстителях…

— Клинт, — на красивом, но напряженном лице Черной Вдовы мелькает удивление, но Ванда едва замечает это — ее взгляд прикован только к Бартону, — где сейчас Лила?

Бартон меняется в лице. Ей самой становится дурно от звуков собственного голоса.

— В башне Мстителей, — откликается Соколиный глаз и тут же вырывает наладонник из рук Роджерса, чтобы проверить эту догадку.

Ванда остается неподвижной, она и так знает, что увидит Клинт: вспышки беспорядков не разбросаны по городу — они сосредоточены вокруг башни. Штрукер отправился за Лилой.

— Все в джетт, сейчас же!

Лидер среди Мстителей не он, и никто из них не понимает, как связаны дочь Клинта и лидер «Гидры», но никто не возражает, не задает лишних вопросов. Действия Мстителей синхронны настолько, что можно подумать, будто они общаются мысленно. Настоящая команда.

И мир отзовется стуком

Камней у тебя в груди.

Вдогонку сбежавшему солнцу ты крикнешь: ''Не уходи!»

А в море — янтарные бусы рассыпал старик-звездочет.

Твой волос, бесхитростно-русый, играет с горячим плечом.

Иди.

Все дороги мира —

Твои.

Все моря — в тебе.

Будь ангелом белокрылым.

Будь дьяволом.

Верь себе.

Джио Россо

2016 год

Ванде до сих пор снится барон фон Штрукер, протягивающий руку ей же — маленькой напуганной девочке. Снится, как он держит за руку Лилу, готовый увезти ее, отнять у них — у Бартона, у Ванды — навсегда.

Снится, как алый свет сносит все на своем пути — к врагу; а в мыслях только две вещи: уничтожить Штрукера да только бы не задеть Лилу. Враг под звон стекла падает из окна навзничь, раскинув руки, а в его глазах непонимание — он только-только начинает осознавать, что это конец. Штрукер всегда опасался света, помня предсказание цыганки. Только она отчего-то забыла сказать ему, что свет будет алым.

Ванде каждую ночь снится, как Лила обнимала ее в первую встречу и спрашивала, заглядывая в глаза: «Ты моя мать?»

Снится чистейшее голубое небо — как глаза Клинта Бартона, спокойное, доверительное, приносящее умиротворение.

Засыпая, Ванда видит во сне лица каждого из ею убитых. Ей снится кровь на руках и бесконечная пропасть. Но с восходом солнца все проходит, и все образы, что снились ей, отступают на второй план. При свете дня Ванда запрещает себе думать от этом.

Двадцатого июля Ванда приносит на могилу Пьетро цветы, которые так любила их мать. Те времена еще смутно живы в глубинах памяти: отец на пороге дома с букетом алых лилий в руках и мать, на красивом лице которой сияет улыбка. Могилы родителей здесь же, рядом, и они пусты, подобно той пустоте, что царит в мятежной душе их единственного оставшегося в живых ребенка. Память — страшная вещь.

Ванда привычно сидит на скамейке под яблоней и говорит с братом, рассказывает ему о том, как идут дела, а после едет в школу — свое детище. Она приходит сюда каждый месяц, а иногда и чаще, но двадцатое — годовщина.

«Ровно год назад…» — закончить эту мысль она не может. До сих пор слишком больно.

Еще рано, но волонтеры уже съезжаются на рабочую площадку. Ванду узнают, ей улыбаются, когда здороваются. Она так и не смогла привыкнуть — все еще помнит страх на лицах людей, говоривших ей «доброе утро».

Соковия оживает, восстает из руин — ее родина. Волонтеры со всех концов света съезжаются в страну, чтобы помочь, но школа — это ее, Ванды, труд и личная заслуга.

Чуть меньше года назад на месте нового здания было совсем другое: полуразрушенное, почти без стен, с остатками балок и перекладин. Потом появились бульдозеры с узнаваемой эмблемой — «Старк», и старые виды теперь останутся только на фото в главном холле. Чтобы помнить. Чтобы те времена, когда на улицах были слышны автоматные очереди вместо детских голосов, остались в воспоминаниях. Чтобы они никогда больше не повторились.

Ванде нравится новое здание: просторное, белокаменное, с высокими окнами; нравится запах краски — так для соковийцев знаменуется новое, мирное время. Всего через месяц новая школа распахнет свои двери для учеников, которым теперь не нужно бояться выходить из дома.

Работа по восстановлению школы приносила Ванде удовольствие — она постоянно была занята, постепенно появлялись результаты, и думать о чем-то другом было некогда.

Но все чаще и чаще мысли о будущем стали закрадываться в сознание. Директор школы звала Ванду остаться и работать дальше, но Алой Ведьме представить себя в такой роли странно и дико. Она не останется в Соковии. Место, которое когда-то было домом, теперь лишь напоминание о прошлом — то, что хочется стереть из сознания, как смыть с рук кровь. У директора Риты Амаквелин глаза такие же, как у ее дочери Кристалл. И предсмертное выражение этих глаз терзает Ванду во сне.

Директор Амаквелин понятия не имеет, о чем вспоминает Ванда, глядя на нее. Для нее Максимофф — еще одна сирота гражданской войны; девочка, чьего брата любила Кристалл.

— Милая, тебе нужно подписать приглашения. — Рита заглядывает в кабинет, который уже принадлежит ей, но она совсем не против видеть здесь Ванду.

Приглашения лежат перед Максимофф небольшой стопкой, на верхнем видно имя: Пеппер Потс. Ванда так и не встретилась с подругой Старка, но та немало сделала для восстановления города, и пригласить ее — решенный вопрос. Но подписывать эти карточки Ванде не хочется. Она столько времени работала не покладая рук, и еще не все завершено.

— Мне нужно закончить красить стены в кабинете математики, Рита.

— Твои друзья как раз этим занимаются.

— Какие друзья? — От удивления Ванда вскакивает на ноги, освобождая кресло директора для той, кому оно в самом деле принадлежит. Рита лишь загадочно улыбается, и Ведьма бросается в коридор, не тратя времени на вопросы.

Смех, что доносится из пустующего проема (двери привезут и установят в классах только завтра), смутно знаком. Ванда ускоряет шаг, буквально влетает в кабинет, но останавливается на пороге — слишком изумленная, чтобы осознать открывшуюся взору картину.

Стены в классе действительно уже покрашены, а на полу среди выстланных газет сидят, сложив ноги по-турецки, Лили Бартон и ее помощник. Она заливисто хохочет, пытаясь попасть по нему кисточкой, с которой летят капли краски. Стив Роджерс со смехом уворачивается, и это самое странное, что Ванда видела в своей жизни.

— Лила? — Заслышав ее дрогнувший голос, Лила и Роджерс оборачиваются и спешат подняться на ноги. Их одежда — даже не удосужились надеть рабочую — испорчена светло-голубыми пятнами. — Надо было переодеться, — растерянно замечает Ванда, не веря своим глазам.

— Пустяки, — Капитан Америка небрежно пожимает плечами и, кажется, улыбается ей, непринужденно и открыто. Или Алая Ведьма сошла с ума?

— Ванда! — Лила подлетает к ней и стискивает в объятиях. — Я хотела приехать раньше, но папа не разрешал: учеба, а потом экзамены…

— Он прав, моя хорошая! — Ванда обнимает Лилу, перебирая пальцами темно-рыжие волосы. В глазах предательски щиплет. В кабинете директора папка с личным делом на Катарину фон Штрукер. Эта задача была номером один, когда Ванда приняла решение уехать из Нью-Йорка.

— Он тоже здесь, Ванда, он во дворе. — Лила отступает на шаг и смотрит на нее. — Иди, мы тут приберемся.

Ванда кивает и выходит из кабинета, скорее на автомате, поскольку ей все еще трудно поверить: Бартоны здесь…

Когда джетт Старка летел в Нью-Йорк, она держала свою руку на плече Клинта Бартона и твердила, как заведённая: все будет хорошо. Она взглянула в его голубые глаза и упала в бездну… Бездну эмоций, раздирающих его изнутри: безумный страх потерять Лилу, огромная ненависть к фон Штрукеру. Ванда падала и падала, не могла ничего с этим поделать, как вдруг почувствовала знакомые ощущения — алая сила возвращалась к ней, переполняла, рвалась наружу.

Потом, когда все закончилось и Штрукер был мертв, а посох Локи вернули в Асгард, Клинт просил ее остаться, присоединиться к Мстителям, стать одной из них. Она отказалась, не хотела новой крови на руках — даже во имя справедливости. Ванда сама не знала, чего тогда хотела, как и не знала, где ее место в жизни. Она хотела найти, понять себя. Слишком долго Алая Ведьма была на побегушках у «Гидры».

Ванда быстро отыскивает глазами Бартона, приблизившись к игровой площадке, но не торопится подойти еще ближе, наблюдает издалека. Клинт работает со шлифовальной машинкой, и бугристые мышцы играют при каждом движении его рук. В нем столько силы, что невозможно отвести глаз. Ее собственная сила — алая — оживает, будто она обладает собственным разумом, тянет Ванду подойти к нему. Один из волонтеров окликает ее в приветствии, раскрывая ее присутствие. Бартон замечает Алую Ведьму, бросает короткий взгляд и направляется к сумке-холодильнику.

Соковийское солнце палит нещадно, Ванде жарко в шортах и свободной майке, а Бартону приходится еще хуже — на нем только черные брюки. Капельки пота блестят на его обнаженном торсе. Он жадно пьет холодную воду из пластиковой бутылки и, лишь утолив жажду, оборачивается к Ванде, остановившейся за его спиной.

— Что ты здесь делаешь? И Роджерс?

— Считай это отпуском между миссиями по спасению мира. — Он слабо усмехается, окинув Ванду внимательным взглядом. Сила внутри нее стремится к его сознанию, но Алая Ведьма усмиряет ее — мысли Клинта она читать не будет. — Хотел отдать тебе кое-что. — Он извлекает вещицу из кармана брюк и вкладывает в ладонь Ванды. Она невольно задумывается, ощущая тепло нагревшегося серебра: сколько еще будет сюрпризов? В ее ладони кулон — тот самый, что потеряла в парке несколько лет назад, наблюдая за Клинтом и Лилой. Единственная вещь, оставшаяся от матери, и потому вдвойне дорогая. Ванда никогда бы не подумала, что однажды кулон вернется к ней. Это чудо, самое настоящее чудо.

— Клинт, но как?

— Ванда, — Бартон все еще касается ее пальцев своими, — однажды я спрашивал тебя, но сейчас не буду повторять свою ошибку. Не буду снова просить тебя присоединиться к нам. Ты просто сделаешь это. Твоя работа в Соковии — это замечательно, но твое место не здесь. Ты создана для большего, Алая Ведьма, и ты пойдешь за мной.

Клинт смотрит ей прямо в глаза, твердо и решительно. Он не оставляет никакого шанса даже на слабую попытку возразить, но Ванде и не хочется. Ее сила — действительно, как живая — рада этим словам. Все внутри наполнено ликованием. Настоящий алый шторм. Клинт Бартон сжимает ее ладонь в своей, широкой, сильной, и это кажется таким естественным, правильным, что алый шторм покоряется Ванде. Или шторм покоряется тому, в чьи глаза она взглянула одиннадцать лет назад, в чьих глазах увидела целое небо.