Тёмные стороны магии (джен)

Поудобнее устроившись в пустом купе Хогвартс-экспресса, я полностью погрузился в размышления о прошедшем лете, в ходе которого мое видение мира и мышление кардинально изменились. Сентябрьский моросящий дождь лишь способствовал этому — мелкие капли, стекая вниз по окну, отвлекали от мельтешащих по платформе людей, способствуя полному «погружению». А поразмыслить было о чем.

Наверное, ключевую роль в летних событиях сыграли как раз-таки мои действия и действия моих друзей. Конечно, не стоит отрицать и силу обстоятельств, влияющих на события в жизни. В общем, к «самому важному лету в жизни», как я его гордо обзываю, привел ряд моих действий и случайных событий, и, если не углубляться в скучные размышления о взаимосвязанности и взаимозависимости желаний, действий, событий и результатов, а перейти сразу к сути, то главный виновник «изменившегося за лето Гарри» — Сириус Блэк. Преступник в глазах масс и самый умный и интересный человек по мнению Гарри Поттера.

После того, как мы с Роном и Гермионой помогли Бродяге сбежать, я долго думал о способах связаться с крёстным. В конце концов, он единственный из живых родственников (за исключением Дурслей), да и к тому же хороший друг моих родителей. Нам однозначно многое нужно было обсудить. Но мне категорически не везло — Букля возвращалась с моими же письмами обратно, так и не найдя адресата. К счастью, Сириус разделял мои мысли насчет необходимости общения и сам нашел способ связаться со мной. Произошло это в мой первый день каникул, когда я размышлял о своей судьбе нелегкой и стриг газон дядин, — возле меня появился домовой эльф. Представившись Кричером, «слугой предателя рода и разочарования матери», он вручил мне листок и какую-то небольшую книжку и исчез. Помнится, тогда я был не на шутку удивлен и даже слегка испуган — весь мой предыдущий опыт встреч с этими созданиями буквально кричал о скорых неприятностях. К счастью, неприятности не наступили. Скорее, наоборот, наступила белая полоса в жизни. Послание оказалось от Сириуса, который умудрился покинуть страну, из-за чего его и не находили совы, и сейчас «полировал палочку» у какой-то «чертовски горячей» школьной подруги. В послании Сириус также рассказал, как пользоваться дневником, который я сперва принял за книгу. Дневник был черного цвета, лишенный каких-либо рисунков или узоров, но украшенный на обложке моей фамилией и инициалами, которые тускло светились зелёным светом. Ночью выглядит довольно-таки красиво, хочу отметить. По своим функциям он оказался похож на дневник Тома Риддла — всё написанное впитывалось в бумагу и спустя несколько секунд исчезало, оставляя страницу девственно чистой, и отображалось в точно таком же дневнике у Сириуса. Когда же мне приходил ответ Бродяги, зелёное свечение сменялось на красное, так что опасений пропустить сообщение крестного я не испытал ни разу. Так и началась наша с крёстным переписка. Конечно, первые несколько дней она была посвящена исключительно моим родителям и их прошлому. Я узнал много интересного из их жизни, в результате чего, даже при выполнении заданий Дурслей, сохранял на лице улыбку до ушей, вспоминая очередной забавный случай из жизни Мародёров. Однако всему хорошему приходит конец — и он пришел. Для Дурслей. Наша с Сириусом переписка не ограничилась обсуждением жизни родителей и вскоре плавно перешла в русло знакомства друг с другом. Вернее, в русло изучения друг друга как личностей и выяснения подробностей жизни в прошлом и настоящем. Проблем с этим не возникло — я чувствовал доверие к Сириусу и воспринимал его не как мудрого родственника, а как хорошего друга. Вот и выложил ему всю подноготную моей жизни у Дурслей, не скупясь на подробности. Я ожидал чего угодно: писем с угрозами Дурслям; предложения переехать от «этих маглов» к Сириусу; предложения устроить какую-нибудь шутку в духе Мародёров, чтобы взбодрить Дурслей. Но Сириус меня удивил. Наверное, он поступил как истинный слизеринец. В ответ на историю моей жизни у родственников он попросил спуститься на кухню и созвать всё семейство Дурслей. Делать мне тогда этого очень не хотелось, но конечный результат я позже оценил. Проблема тогда была лишь в том, чтобы вытянуть Дурслей, всей семьёй погрузившихся в просмотр какого-то сериала, из гостиной и переместить на кухню. Разобрался я в той ситуации просто блестяще — схватил тарелку и, замахнувшись так, что позавидовал бы даже Миккель Хансен, швырнул её в стену. Спустя секунду, лишь на мгновение отстав от не самых цензурных воплей, на кухне появилось семейство Дурслей в полном составе. Признаться, тогда я был не на шутку испуган и с ужасом ожидал дальнейшего развития событий. Но вместо ожидаемого наказания, между мной и Дурслями с громким хлопком возник Кричер. Родственнички лишь в испуге пораскрывали рты и начали пятиться назад, но домовик тут же изчез, мгновенно материализовавшись за их спинами. Готов поклясться, вечно ворчливый Кричер тогда хищно улыбался! Не говоря Дурслям ни слова, он резко схватил Дадли за руку и исчез. Громкий крик на втором этаже, больше похожий на поросячий визг, быстро раскрыл место дислокации домовика. Дурсли-старшие и я немедля рванули туда. То, что я увидел тогда, до сих пор вызывает у меня улыбку, чего уж точно нельзя сказать о Дурслях. Кричер оказался в комнате Дадли вместе с самим хозяином апартаментов. Только вот ворвавшиеся внутрь родственники вмиг утратили свой пыл и всякое желание мстить, в нерешительности остановившись в дверях. Картина была устрашающей: Кричер с окровавленными клинками в двух руках стоял над связанным и лежащим на полу Дадли. Свет в комнате был приглушен; его яркость то увеличивалась, то падала, раздражая глаза. Сам же Кричер выглядел как воплощение ужаса и гроза всех маглов: очи светились угрожающим красным светом — буквально. Они горели, оставаясь холодными, внимательно рассматривая прибывших; лицо же искажала кровожадная ухмылка. Помимо взгляда, вокруг домовика клубилась черная дымка, окутывая тело домового эльфа, словно защитная оболочка. Домовик тогда был немногословен: сказал, чтобы Дурсли прочитали вырезку из газеты, которая лежала рядом с Дадли. Это оказалась статья из ежедневного пророка о Сириусе Блэке, в которой, кстати, указывалось, что он является моим крёстным. Как только Дурсли-старшие закончили чтение и в страхе посмотрели на Кричера, тот заявил, что он — Сириус Блэк, и что он убьет всю их семью, если Гарри ещё раз пожалуется на них. После этого домовик исчез. Дурслей шоу впечатлило, а наша с Сириусом переписка продолжилась и стала ещё более активной — у Сириуса было полно свободного времени, а я, благодаря шоу Кричера, был полностью избавлен от любых поручений и заданий Дурслей, то есть был предоставлен сам себе. Мы ещё долго обсуждали их реакцию на произошедшее, посмеиваясь и разбирая детали. Вскоре оказалось, что светящиеся глаза, кровавые клинки и черная дымка — дешёвые эффекты, вызываемые простенькими заклинаниями и зельем для устрашения. Именно с их помощью Мародёры пугали в школе студентов.

Шедший все утро дождь прекратился. Я размял затекшую шею и сменил позу. Конечно, не стоило прибывать на платформу за час до отбытия, но мне хотелось как можно раньше покинуть дом Дурслей — ну не нравится мне там, не нравится эта атмосфера неприязни, постоянные полные презрения взгляды и злое бурчание. Вздохнув, я закинул ноги на сиденье и, обхватив колени руками, вновь ушел в свои мысли, а именно продолжил анализ летних событий.

В процессе общения с Сириусом мы неизбежно узнавали взгляды друг друга на мир. Так, например, Сириус был в ужасе, когда узнал, что я считаю всех слизеринцев темными магами. Его ужас взошел на новую — более качественную — ступень, когда я рассказал ему о своем понимании понятия «темный маг». Если кратко, то я представлял себе это чудо природы как «Пожиратели Смерти и все те, кто убивают других людей». Ответ на это Сириус писал долго, да и вышло ответное послание совсем не коротким. До сих пор помню, как в процессе чтения и после него, меня обуревало огромное множество мыслей и чувств. Сперва был ужас и страх, что Блэк — темный маг, и что мне придется прервать с ним связь. Эта мысль болью холодно кольнула в сердце, но чем дальше я читал, тем отчётливее понимал, что Бродяга к темным магам не относился. Затем наступило неверие. Неверие и потрясение. Письмо Сириуса доказало мне, что я ошибался. Оно беспощадно разрушило одно из моих убеждений. Было сложно признать, что-то, во что ты верил — ложь. Даже не знаю, что меня тогда так выбило из колеи больше — само осознание того, что цветовая дифференциация магии условна, или то, что я ошибался, придерживаясь мнения о ее истинности. Скорее второе, ведь это убеждение разделяло множество людей, в том числе Дамблдор и МакГонагалл. А кто бы мог подумать, что такие великие личности, как директор, могут столь сильно заблуждаться? Да, сейчас-то я воспринимаю всё это как само собой разумеющееся, но тогда я всю ночь не спал, размышляя о словах Блэка. В этом разрушающем устоявшиеся убеждения письме Сириус раскрыл мне содержание понятия «темный маг», которое чу-у-уть-чуть отличалось от моего. По словам Блэка, темным магом являлось всякое лицо, занимающиеся темной магией, — это именно та часть письма, в которой наши с Бродягой мысли совпадали. Дальше же шло описание темной магии. И начиналось оно с того, что темной магии, как и противоположной ей белой, не существовало как таковой — это лишь условная классификация. Существует просто магия. Именно эта «просто магия» и есть то, что мы изучаем в Хогвартсе. Она неделима. Классификация же на темную и белую возникла на основе опасности, которую несёт то или иное заклинание. Так, к примеру, к темным отнесли всё то, что наносит непоправимый вред или невыносимую боль. Весьма расплывчатые границы, не так ли? В этом и проблема — не существует четкой границы, поскольку не существует и деления. Классификации, пожалуй, способствовало лишь деление магии на отрасли. В частности, бытовые чары полностью относились к белой магии. Боевая магия в большей своей части относилась к темной магии, однако в крайне усеченном, «белом» варианте изучалась на курсах в аврорате, ибо далеко не все заклинания этой отрасли подходили под критерии темной магии. То же касалось и зельеварения, защитных чар, магии крови и многих других отраслей. Многие щитовые заклинания относились к разряду темных и, соответственно, запрещенных лишь оттого, что многократно усиливали силу отражаемых заклинаний и рикошетом посылали их обратно. Выходило, что маг уровня Дамблдора или Волдеморта мог отраженным ступефаем убить нападавшего. И логика Министерства в этом вопросе была проста: «Опасно? Несомненно. Запретить!». И плевать, что щиты такого уровня по силам создать одному магу из сотни.

Сам же Сириус говорил, что владеет рядом темных щитовых чар, и они не раз ему спасали жизнь в боях с Пожирателями, а также советовал изучить что-нибудь из них — лишним не будет. Среди заклинаний, отнесенных к темной магии, существовали и поистине ужасные, благодаря которым, пожалуй, и сложилось общественное мнение, полностью отвергающее этот цвет: заклинания, вызывающие кислотный дождь; любой из разделов некромантии; заклинания, убивающие жертву месяцами путем гниения плоти или отмирания конечностей. Приятного мало, конечно, но после долгих размышлений я всё же сформировал своё отношение к темным сторонам магии, как я привык называть темномагические искусства. Применил бы я, к примеру, заклинание, вырывающее душу — прямо как поцелуй дементора — к обычному неприятелю вроде Малфоя. Однозначно нет. А к Пожирателю Смерти? Я сомневался, но всё же ответ был отрицательным. А опробовал бы его на Волдеморте? Питтегрю? Да! Такими размышлениями я и поделился с Блэком. Он меня поддержал, сказав, что владение этими заклинаниями может не раз спасти мне жизнь.

Тема с темными искусствами плавно перетекла на обсуждение Пожирателей и их предводителя. Сириус умело и неумолимо подводил меня к мысли о том, что Темный Лорд жив и жаждет убить меня, и был в этом успешен. Я осознал, я всё осознал, и мое мировоззрение вновь было беспощадно вывернуто наизнанку, старые ценности уступили место новым. Казалось бы, я и сам всё это знал до Сириуса. Да, Лорд жив. Да, он не считает меня свои другом и не зовет на дружеские посиделки в «Сладкое королевство». Возможно, дело в том, что я просто знал этого до письма Сириуса, а Бродяга позволил мне это осознать с помощью ряда писем, в которых он описывал бои, в которых участвовал Лорд Волдеморт. По его словам, Темный Лорд был силен и беспощаден — он сметал своих противников вместе с их щитами, уничтожал авроров десятками, умело орудуя заклинаниями, направленными на одну и на несколько целей, а также закрываясь непробиваемыми щитами. Сириус видел, как Волдеморт каким-то фиолетовым лучом легко пробил протего двух авроров — первый умер от дыры, размером с квоффл, на груди, тело же второго бедняги просто разворотило, словно в него попала очень мощная бомбарда, которая протего никак пробить не может. Видел Сириус и заклинания массового поражения в исполнении Темного Лорда: Риддл умело орудовал адским огнем, частенько вызывал свой любимый «снегопад» — снежинки разъедали плоть, а один раз он вызвал на поле боя какой-то густой грязно-серый туман, который рассеялся спустя несколько секунд; бедолаги, которым не посчастливилось оказаться скрытыми зловещим и непроглядным туманом, превратились в «кашу или, скорее, лужу, дурно пахнущую и совсем недавно бывшую человеком». После таких рассказов становилось жутко, а вопрос крестного о том, какие заклинания я успел выучить, чтобы в случае встречи с Риддлом дать тому достойный отпор, окончательно убедил меня в том, что я беззащитен.

«Да Риддл меня по стенке размажет и даже не заметит!», — вот, что тогда вертелось у меня в голове. Я сомневался, да и сейчас сомневаюсь в том, что он будет второй раз рисковать и использовать аваду. Хотя и от нее у меня нет защиты. Что я мог ему противопоставить? Из щитовых чар я был знаком только с протего, которое Риддл пробивал обычными невербальными, которыми швырялся словно бытовыми чарами, превращая врагов в кучку подпаленного мяса. Атакующими чарами я тоже не мог похвастать: экспеллиармус, ступефай, инкарцеро и ещё парочка заклинаний из школьной программы. Риддл был величайшим магом современности — не поможет.

Таким образом, Сириус, не говоря прямо, что мне нужно делать, навёл меня на нужные мысли, за что я ему благодарен. Я твердо решил заняться самообучением. Конечно, колдовать я не мог из-за запрета, а посетить Сириуса не желал из-за опасений, что мое отсутствие могут заметить (Сириус был с этим согласен, полагая, что Дамблдор приставил кого-то наблюдать за мной), поэтому я обучался по мере возможности. Заучивал словесные формулы заклинаний и отрабатывал их правильное произношение. Затем отрабатывал движения палочкой, таким образом изучая заклинание по частям. Конечно, движения не всех заклинаний я отрабатывал, а лишь самых простых — сложные движения лучше отложить до полноценном разучивания заклинания, чтобы в процессе изучения сформировать правильное движение. Переучиваться потом будет непросто, так что я не рисковал. Также я уделил время и физическому развитию — возможно, мне придется, петляя, убегать от Темного Лорда — кто знает, вдруг выносливость Лорда окажется выше, и он догонит меня? Нет, мне определенно не хотелось бы попасть в такую ситуацию, и поэтому несколько раз в неделю я выбирался на пробежку.

Вот так и прошло мое лето — я учил заклинания, отрабатывал движения палочкой, занимался бегом, общался с Сириусом. Невероятно, какой эффект получается при совмещении свободного — абсолютно свободного — времени и мощнейшей мотивации. К сегодняшнему дню я прочел более двадцати книг по различным отраслям магии, изучил несколько сотен заклинаний, сделал всю домашнюю работу и с нетерпением ждал возможности испытать новые заклинания. Конечно, к моему большому сожалению, я по-прежнему уверен, что при встрече с Риддлом размазан по стене буду именно я, а не он, но моя самооценка повысилась, появился некоторый оптимизм и радость жизни, появились цели и стремления. Наверное, стоит сказать, что я действительно начал жить, а не плыть по течению. Рад подобному был и Сириус. Интересно, будут ли рады моему преобразованию Рон и Гермиона?

С друзьями мы переписывались, гораздо реже, чем с Сириусом, но переписывались. В основном обсуждали банальные и бытовые вещи и лишь в конце лета мне пришло письмо от Рона, в котором рыжий друг говорил, что его отец достал билеты на квиддич, так что скоро они заберут друга от этих жутких маглов. Тогда я был слегка раздражен — всё решили за меня. Меня не спрашивали, хочу ли я на чемпионат, лишь поставили перед фактом. И я написал Рону ответ с отказом. В ответных письмах рыжий друг сильно удивлялся и строил догадки об участии «жестоких родственников-маглов» в принятии этого «глупого решения, о котором придется жалеть всю жизнь». Но я отстоял свою точку зрения и ни разу об этом не пожалел — есть вещи более значимые, чем квиддич. Например, Сириус. Я очень хотел вживую увидеть крестного, вживую поговорить с ним, а не через порядком надоевший дневник. И по нашим расчетам все силы и всё внимание магической Британии будут брошены на поддержание порядка и безопасности на финале чемпионата мира, так что, возможно, наблюдающие за мной, если таковые существуют, получат выходной и отправятся на трибуны. Ну разве не идеальный момент, чтобы посетить крестного? Так я и сделал — Кричер перенес меня к Блэку. Это были лучшие несколько часов за всё лето и, возможно, за всю мою жизнь.

Пожалуй, Сириус за короткий срок нашего знакомства успел стать для меня воплощением лучшего друга, родителя и наставника. Я был очень рад встрече, да и он тоже — теперь у меня не возникнет проблем с вызовом патронуса. Время пролетело быстро. Бродяга познакомил меня со своей спасительницей, предоставившей ему кров — Линдси Эверли, бывшей однокурсницей Сириуса, которая училась, кстати, на Слизерине, что ещё раз доказало мне стереотипность моих прежних взглядов на мир. По словам Сириуса, у них всё серьезно, и я действительно рад за них.

Позднее я узнал, что на чемпионате мира устроили дебош Пожиратели смерти. К счастью, друзья оказались в порядке. Вот, собственно, и всё, что произошло летом. Пожалуй, я действительно изменился, и мне хочется верить, что в лучшую сторону.

Вынырнув из размышлений, я бросил быстрый взгляд на часы — до отправления оставалось всего пару минут, значит, Рон и Гермиона, как всегда опаздывающие, скоро присоединятся ко мне. Ожидая друзей, начал раздумывать о предстоящем годе обучения. Будет вдвойне интересно, ведь теперь я не считаю учебу скучной. Как вообще может быть скучным изучение магии? Ответа у меня не было, но я предполагал, что моя дружба с Гермионой выйдет на новый, ранее не ведомый уровень — библиотечный. Размышления мои прервал стук в дверь. Я и забыл, что в порыве испытать изученные заклинания запер дверь коллопортусом. Сняв запирающие чары, я увидел на пороге Невилла.

— Привет, Невилл, проходи, — улыбнувшись другу, произнес я.

Невилл слугка улыбнулся в ответ и, закинув чемодан на багажную полку, разместился на скамье напротив.

— Ну что, как прошли каникулы? — с улыбкой, вызванной воспоминаниями о собственных каникулах, спросил я у друга. Черт, пора избавляться от этой дружелюбной улыбки, образ домовика-темного лорда, как я его мысленно описал на том памятном событии с Дурслями, мне нравился куда больше. К слову, Сириус рассказал, как повторить этот трюк, так что если судьба, в которую я не верю, и сведёт меня с Риддлом, то пятно на стене, которое некогда именовалось Гарри Поттера, будет самым угрожающе выглядещим пятном из всех, которые когда-либо существовали. Возможно, его даже соскребать не станут — а вдруг набросится?

Диалог с Невиллом долго не продлился. Конечно, я был бы «рад» дослушать рассказ друга о том, как он пересаживал Кусачие лианы, умудрившись не испортить перчатки из кожи дракона, но прервали нас появившиеся на пороге Рон и Гермиона. Между прочим, поезд уже тронулся, так что я был абсолютно прав в своих предположениях о вечно опаздывающих друзьях.

— Ух, мы тебя ели отыскали, дружище, — с порога заявил Рон, вваливаясь в купе и закидывая вещи на багажную полку. — И чего тебя потянуло в самый хвост поезда? О, привет, Невилл.

Друзья уселись и разговор перешёл на обсуждение прошедших каникул. Так прошло несколько часов. Почему-то я скрыл от друзей изменения в своей жизни. Почему? Не знаю. Даже не знаю, как это сказать. «Знаете, ребята, я тут очень изменился за лето и теперь считаю, что темная магия совсем не темная и что Риддл при встрече не поленится размазать меня по стене?» Так себе вариант.

Когда за окнами стемнело, я наконец решился заговорить на тему темных искусств.

— Рон, Гермиона, Невилл, — обратился я к друзьям, привлекая их внимание, — есть небольшой вопрос к вам.

— Мы слушаем, Гарри, — ответила за всех Гермиона, откладывая в сторону учебник по зельеварению, на который Рон косо посматривал с некой опаской и даже с отвращением.

— Как вы можете описать понятие «темная магия»? Что она для вас значит?

Вопрос вызвал неподдельный интерес у всех троих, несмотря на то, что раньше наши беседы никогда не затрагивали чего-то фундаментального, ограничиваясь бытовыми вещами. Вот ещё одни пунктик — как можно было быть настолько… обычным?

— Ну, — начала Гермиона, как самая рассудительная, — для меня это синоним плохой магии. Это как плохие и хорошие поступки — она ведёт лишь к неблагоприятным последствиям.

Я кивнул, принимая ее позицию и повернул голову к Рону.

— Ну-у… Э-э-э… В общем, я думаю… Ну я, наверное, согласен с Гермионой.

— Рон! — запротестовала Грейнджер, вызвав у меня легкую улыбку. — У тебя должно быть своё мнение! Нельзя…

— Да понял я, понял, — прервал начинающуюся тираду подруги Рон, примирительно поднимая руки. — Ну, я думаю, что темная магия — это злая магия, которую применяют злые волшебники. Такие, как Тот-Кого-Нельзя-Называть. И как Пожиратели смерти. Вот.

Я вновь кивнул, стараясь скрыть разочарование от цепкого взгляда Гермионы, подозрительно рассматривающей меня. С другой стороны, иного результата ожидать и не стоило — они думают, как и я раньше, думают так, как их научили думать.

Невилл, на которого пал мой взгляд следующим, лишь нервно дёрнул плечами, давая понять, что отвечать не собирается.

— Что ж, — философски начал я, — должен сказать, друзья мои, что вы ошибаетесь. Все, кроме Невилла, — быстро добавил я, бросив взгляд на внимательно смотрящего на меня друга, — своё мнение он решил оставить при себе. Но это не важно. Я лишь хочу сказать, что темной магии нет.

— Что? — синхронно перебили меня Рон и Гермиона. — Что ты хочешь этим сказать?

— Лишь то, что деление магии условно. Есть одна магия, которую крайне сложно разделить на цвета. Да и нет в этом смысла. Вот ты, Рон, к какому цвету отнесешь заклинание, отправляющее в противника огненный шар.

— Э-э-э… — замялся Рон.

— А заклинание ледяной стрелы? А заклинание воздушного молота? — продолжал я.

— Гарри, — прервала Гермиона, — я рада, что ты знаком с заклинаниями, которые министерство отнесло к пограничным, но я очень надеюсь, что ты эту самую границу не переступил.

И что на это отвечать? Конечно, я ее переступил, когда изучал щитовые чары, отнесенные к темным, в книгах, которыми снабжал меня Блэк. Но ведь я не верю ни в какие границы, следовательно, и переступать мне нечего…

— Гарри… — севшим голосом произнесла Гермиона.

Я лишь пожал плечами, давая понять, что вины я не чувствую. Рон тут же резко отодвинулся от меня и спустя мгновение вскочил на ноги.

— Дружище, ты же сейчас шутишь?

— Нет, не шучу, — твердо произнес я, смотря прямо в глаза другу. Такая реакция друзей отбила желание отрицать что-либо. Я не собираюсь больше оправдываться за свои действия перед ними — я сделал выбор и уверен в нем.

— Поверить не могу… — произнесла потрясенная Гермиона. — Как ты мог…

Сердце пропустило удар. Друзья обижались на меня за мои взгляды. За взгляды, которые ни к чему плохому не привели — они лишь должны помочь мне выжить. Комок подступил к горлу.

— Я был лучшего мнения о тебе, — с не менее потрясенный лицом произнес Рон. — Всё-таки распределяющая шляпа была права, желая отправить тебя в Слизерин.

С этими словами Рон, не забыв захватить свой багаж, вылетел из купе. Гермиона, покачав головой, бросила на меня разочарованный взгляд и удалилась вслед за рыжим другом.

Потрясен был и я. Постепенно обида быстро затмила удивление таким развитием событий. Обида, растекающаяся по телу, полностью захватила мой разум. К глазам подступали слезы. Полагаю, я так бы и расплакался, как девчонка, если бы вовремя не заметил Невилла, который всё так же сидел напротив, ковыряясь в каком-то горшке, содержащем нечто напоминающее кровожадное растение из магловского ужастика.

— Это Ристинус Промалес, — гордо заявил Невилл, проследив за моим взглядом. — Здорово, правда?

— Невилл… — потрясение вновь сменило обиду.

— Хочешь узнать, почему я не последовал за этими двумя? — сделав брезгливое выражение лица на последнем слове, спросил Невилл, разом утративший безмятежность. Получив мой кивок, он продолжил: — Потому что я придерживаюсь тех же взглядов, что и ты.

Вот это новость. День полон сюрпризов — хороших и не очень.

— Невилл… — выдавливаю из себя, подбирая дальнейшие слова.

— Не нервничай, Гарри, — спокойно произнес Лонгботтом. — Я полностью убежден в своей позиции с раннего детства. Не забывай, меня воспитала аристократка до мозга и костей, которая плевать хотела на бумажки чинуш. Но вот уверен ли в своей точке зрения ты? Не откажешься ли от нее ради того, чтобы вернуть расположение друзей? — на последних словах Невилл слегка подался вперёд.

Несколько секунд я пребывал в растерянности. Так, собраться! Нельзя быть настолько выбитым из колеи из-за событий. Пора взять себя в руки. Невилл молча ждал, так что я смог собраться с мыслями и хрипло ответил:

— Я уверен в себе и в своей точке зрения. Я уверен, что темная магия может мне пригодиться, и поэтому буду ее изучать, даже если придется… — дальнейшие слова болью кольнули в сердце, вновь пробуждая чувства — на этот раз к чувству обиды добавилась и злость на друзей, — даже если придется разорвать дружеские отношения с Роном и Гермионой. Лучше быть живым социопатом, чем мертвым героем, — несколько связных предложений добавили мне смелости и дальше я заговорил более уверенно: — Я не собираюсь убивать пачками людей, захватывать мир и даже не буду применять темную магию, если у меня возникнет конфликт со студентами. Я просто хочу обеспечить себе безопасность и не хочу умереть при первом нападении на меня Пожирателей или любых других недоброжелателей. И если уж кто-то считает, что Риддла можно одолеть экспеллиармусом, то пусть пойдет и сделает это!

Сказав это, я почувствовал себя лучше. Нет, действительно лучше. Я сознавал, что я нормальный. Дурсли долго доказывали мне обратное, но мир магии спас мою самооценку. И вот сейчас, когда все вокруг считаю, что темная магия — удел психопатов и Пожирателей смерти, мне начинало казаться, пусть сам я гнал эти мысли в сторону, что я ненормальный. Отличаюсь от всех, не такой, как они — ненормальный. К счастью, Невилл был здесь, смотрел на меня без презрения, ненависти и любых других негативных эмоций.

— Пора избавляться от конформизма, — вслух пробормотал я. Действительно, зависимость от мнения масс не принесет никакой пользы.

— Вне всяких сомнений, — мудро заметил Невилл. — Должен сказать, я рад это слышать. Ты первый гриффиндорец, с которым можно нормально общаться. Да-да, Гарри, это не остальные не желают дружить со мной, а я с ними. Конечно, я знаю это всеобщее мнение о том, что я отщепенец и социофоб, но мне плевать. Мне не нравится наш факультет, мне не нравятся люди, которые меня здесь окружают. Мне это не нравится, и я не общаюсь с ними. И знаешь, я не многое теряю. Надеюсь, ты это поймёшь.

Я лишь кивнул. Отвечать не хотелось, и Невилл, видимо, это понял, вновь принявшись возиться со своим диковинным растеньицем. Нужно поразмыслить. Серьезно подумать о случившемся и ещё раз прокрутить в голове слова Невилла.

Что ж, похоже, за «самым важным летом» последует самый важный учебный год.

По пути на завтрак никто на меня не пялился. Вероятно, Рон и Гермиона, которые сидели в противоположной части стола, еще не успели никому рассказать о нашем разговоре. Мой взгляд встретился с взглядом Гермионы, и та поспешила отвести его. Может, у нас еще есть будущее? Возможно, голодная к новым знаниям Гермиона все осмыслит и мы помиримся? А если Гермиона поддержит меня, тогда поддержит и Рон — в этом не было сомнений.

За столами других факультетов все так же было спокойно: студенты общались, смеялись, ели и не обращали на меня внимания больше, чем обычно. Никаких признаков того, что кто-то подозревает меня в склонности к запрещенным знаниям. Исключение, пожалуй, составляет третьекурсница с Райвенкло, имени которой я не знал и которая часто бросала на меня осторожные взгляды. Что ж, спишем на любопытство или заинтересованность, но стоит быть осмотрительным впредь.

Прошлым вечером у меня было достаточно времени обдумать все произошедшее в поезде. С одной стороны, я не жалел о случившемся: я не хотел стыдиться своих воззрений и скрывать их от кого-либо. Если кто-то не согласен с этим и не хочет продолжать со мной всякие отношения — отлично: я не буду подстраиваться под них. Но существовала и другая, более деликатная сторона — закон. Любое использование темной магии наказуемо по законам Британии. При этом законы в Британии в отношении темной магии были одними из самых строгих в мире: за единичное применение — неважно, на человеке во имя зла или в тренировочном зале из праздного любопытства — грозит несколько лет в Азкабане. И не имеет значения, какие заслуги были у человека и кем он являлся до того, как совершить свое «злодеяние»: всякий применивший темную магию неизбежно попадет в Азкабан, если его вина будет доказана. Конечно, не думаю, что Рон и Гермиона напишут на меня донос в аврорат, но нельзя не признать, что я поступил очень опрометчиво. Нужно будет обсудить эту ситуацию с Сириусом и подумать о линии поведения при форс-мажорных ситуациях.

— Если ты уже позавтракал, предлагаю пораньше пойти на зельеварение, чтобы занять места получше, — сказал Невилл, вырывая меня из мыслей.

Я лишь рассеянно кивнул, одним глотком допил свой кофе и поспешил за Невиллом. По пути я обдумывал возможные сценарии развития событий, размышлял о том, как мне отвечать на неприятные вопросы таким образом, чтобы не скрывать своего интереса в темной магии и в то же время не выдавать его в явном виде, достаточном для долгой экскурсии в Азкабан — не люблю экскурсии. Как оказалось, занимался я этим не зря. В аудитории в столь раннее время оказались лишь мы с Невиллом, но вскоре подошли Рон и Гермиона. Видимо, они сразу же последовали за нами из Большого зала.

— Гарри, нам нужно поговорить, — сходу заявила Гермиона, твердо смотря мне прямо в глаза. Ее едва ли не распирало от сдерживаемой энергии и желания вправить мне мозги — я чувствовал это физически. — Ты наш друг, и поэтому нашей обязанностью является помощь тебе, когда ты ступаешь не на тот путь. Сейчас именно такая ситуация, и мы хотим тебе помочь. Правда, Рон? — обернулась она к молчавшему до сего Рону.

— А? Эм… Д-да? — растерялся Рон. Подозреваю, мыслями он был далеко отсюда, и Гермиона беспощадно вернула его в неприятную реальность, в которой его лучший или, правильнее сказать, бывший лучший друг «свернул не туда». — Да! — уже более уверенно выдавил он под хмурым взглядом Гермионы, не предвещавшим ему ничего хорошего.

— Вот видишь, Гарри, мы хотим тебе помочь, — продолжила Гермиона. Она набрала в грудь побольше воздуха, и я понял, что сейчас будет очень скучная речь. — Ты сбился с пути, Гарри. Ты ввязался в изучение тех вещей, которые не приведут ни к чему хорошему. Именно темная магия и ее приверженцы убили твоих родителей и разрушили твое детство. Разве ты этого не понимаешь? Почему ты хочешь последовать по пути Пожирателей смерти и Темного Лорда, Гарри? Ты ведь совсем другой, я это знаю, — я попытался ответить, но Гермиона быстро перебила меня и продолжила: — да-да, я знаю твои аргументы о том, что цветовое деление условно. И я согласна с этим, Гарри, но ведь это отнюдь не отменяет того факта, что темная магия опасна для жизни! Условность деления еще не означает, что этого деления не существует — вспомни хотя бы о государственных границах!

— Гермиона, я не хочу, чтобы кто-то указывал мне, какие знания я могу использовать, а какие не могу. Полагаю, я сам должен с этим справиться. И уверяю тебя, я не изучаю ничего опасного.

— Ты не до конца понимаешь, во что ввязался, — уверенно покачала головой Гермиона. Ее вид сейчас напоминал мою учительницу по математике из начальной школы: такой же полный уверенности в своей правоте взгляд, легкий румянец, слегка поджатые губы и отчаянное желание объяснить ошибку. — Темная магия опасна! Чем дольше ты будешь ее изучать, там больше будешь подвергаться ее деструктивным воздействиям, и рано или поздно она убьет тебя или, что еще хуже, изменит тебя: превратит в бандита или очередного Пожирателя смерти!

Рон согласно закивал на эти слова, чем заслужил одобрительный и едва уловимый кивок Гермионы.

— Я не занимаюсь никакими проявлениями магии, которые могли бы оказать на меня негативное воздействие, — сухо ответил я, чем вогнал Гермиону в ступор. Привыкшая к точности и определенности, она не могла принять моих размытых и неконкретных ответов. — Гермиона… — попытался я закончить спор, заметив, что в аудиторию вошел Малфой и его прихлебалы, но стоявшая спиной ко входу Гермиона этого не видела.

— Ты должен прекратить изучать темную магию! — категорично заявила она, отчего Малфой подавился пирожком, вероятно прихваченным из Большого зала. Гермиона резко обернулась и прикрыла рот руками, поняв, что только что совершила.

Малфой откашлялся, несколько раз перевел ошарашенный взгляд от меня к Гермионе и обратно, посмотрел на Крэбба, на Гойла, а затем его рот расплылся в зловещей улыбке.

«Только бы он никому не… — только и успел подумать я».

— Поттер — темный маг! — радостно прокричал Малфой подтягивающимся к аудитории студентам и выскользнул в коридор прежде, чем кто-то из нас успел что-то сделать или сказать. Я лишь разочарованно покачал головой. Тем временем на коридоре голос Малфоя взахлеб просвещал однокурсников о новом статусе его злейшего врага.

— Прости, — шепнула Гермиона и поспешила утащить Рона к первой парте. Последний был в таком шоке от происходящего, что даже не стал сопротивляться.

Я поспешил занять одну из последних парт и раскладывать учебники, стараясь не обращать внимание на шепотки и разговоры. Ко мне подсел Невилл. Ситуация определенно не самая лучшая, но Лонгботтом поддержал меня. Он легко мог сесть к кому-то другому, чтобы не привлекать к себе внимание, но он не сделал этого, чем заработал несколько очков в моих глазах.

— Все слишком быстро произошло, — произнес Невилл. — И крайне неудачно. Сохраняй спокойствие, потому что если тебя спровоцируют на эмоции — выдашь себя. На данный момент ни у кого нет никаких явных доказательств, поэтому будь осторожен.

Я кивнул на слова друга. Он был абсолютно прав: сейчас нужно вести себя спокойно и не допустить больше ошибок, пока слухи не улягутся. А почва для слухов плодородная: большая часть студентов в аудитории то и дело бросали на меня взгляды: гриффиндорцы — долгие и любопытные; слизеринцы — едва уловимые и прощупывающие, изучающие. Очевидно, у меня большие проблемы. Но трудности ведь закаляют, правда?

Наконец в аудитории появился Снейп в своих традиционных черных одеяниях. Его взгляд словно отражал мой предстоящий учебный год: тяжелый, мрачный и очень неспокойный.

— Начнем с проверочного теста, чтобы проверить, осталось ли в ваших бесполезных головах хоть что-то, — объявил Снейп.

* * *

Вечер 2 сентября, кабинет директора Хогвартса

Чай марки «Эльф Грехэм» был самым ароматным, лучше всех сочетался с лимонными дольками и имел умеренную цену. Альбус мог поручиться своей бородой за то, что «Эльф Грехэм» был лучшим чаем, который имелся в продаже на Туманном Альбионе, а поскольку бороду свою Альбус ценил, он никак не мог понять отказ Гермионы от этого благородного напитка.

Альбус отхлебнул немного из кружки, макнул туда лимонную дольку, закинул ее себе в рот и блаженно откинулся на спинку кресла. Все-таки Гермиона многое теряет, отказываясь от его чая.

— Как получилось так, что новость о пагубных увлечениях Гарри дошла до юного Малфоя? — спросил наконец Дамблдор и перевел взгляд на Гермиону. Девочка совсем сжалась под взглядом директора и, уткнув виноватый взгляд в пол, нервно постукивала пальцами по коленкам.

— Он зашел в аудиторию во время нашего разговора и услышал, как я выговариваю Гарри за его… за его действия. Я стояла спиной ко входу и ничего не видела! — начала оправдываться Гермиона, подняв глаза и виновато глядя на Альбуса. — Мы даже ничего сообразить не успели, как он побежал всем рассказывать!

Дамблдор понимающе кивнул, мысленно поражаясь неразумности Гермионы. Неужели так сложно было найти более укромное место для разговора? Но не время упрекать девочку: ей нужно сохранять хорошее расположение духа, чтобы и дальше продолжать быть полезной.

— Я не сержусь, девочка моя, — заверил Альбус, тепло улыбнувшись.

— Правда?

— Конечно, милая. Младший Малфой напустит немного шума, но вскоре все уляжется. В конце концов никто ведь не поверит в то, что наш Гарри может заниматься такими мерзкими вещами, как темная магия?

— Никто, — тут же подтвердила Гермиона.

— Никто, — зачем-то еще раз повторил Альбус. — Я сам поговорю с Гарри по поводу его поведения, а вы с Роном пока что будьте начеку и проследите за тем, чтобы Гарри никуда не впутался. И постарайтесь ему не навязываться, полагаю, после случившегося он не будет рад вашей компании. Но он очень скоро все поймет и станет прежним, — поспешил добавить Альбус, видя, как Гермиона напряглась. — Иди, девочка моя, и помни, что мои двери всегда открыты.

Воскресное утро встретило студентов Хогвартса безоблачным небом и теплыми лучами Солнца. Всю последнюю неделю лили дожди, поэтому сегодняшнее прояснение погоды располагало к прогулкам, чем, как я полагал, не преминут воспользоваться студенты. Тем лучше — будет меньше внимания ко мне.

Споро покончив с утренними процедурами, я поспешил отправиться на завтрак в Большой зал. Он оказался полупустым в столь ранний час — студенты любили понежиться в кровати в свой выходной. Гриффиндорский стол, за которым сидело не более десяти человек, встретил меня напряженным молчанием. Так уж повелось после распространения слухов о моих увлечениях темной магией — игнорировать, и теперь в большинстве своем гриффиндорцы старались меня не замечать. Некоторые из бывших товарищей пытались спровоцировать меня на конфликт, но первыми лезть не решались. Сперва я думал, что меня боятся из-за пресловутых слухов, но позже Невилл разъяснил, что не трогают меня из-за прямого указания МакГонагалл, которое было очень понятным: тронете Поттера — вылетите из школы. Уж не знаю, с чего вдруг такая забота, но она была как никогда кстати: я не в том состоянии, чтобы бросить вызов всему факультету.

Студенты понемногу заполняли Большой зал. Сонные, зевающие, увлеченные разговорами друг с другом они проходили мимо, одаряя меня лишь скользящим любопытным взглядом, словно проверяя, ничего ли не случилось с «этим мерзким темным магом» за ночь. Может, он уже обрел явные признаки зла? Однако ситуация определенно сглаживалась, интерес ко мне падал, но даже несмотря на это реакция студентов была многократно преувеличена благодаря стараниям местной прессы. Газетчики на протяжении всей недели поливали меня грязью так старательно и изощренно, словно им за это кто-то щедро платил. По ухмыляющемуся за слизеринским столом лицу Малфоя мне становилось понятно, кто.

Малфой заслуживал отдельного внимания. Именно он заварил эту кашу, подарившую мне статус изгоя, чем очень гордился. Малфой не упускал случая напомнить каждому, чьих рук это дело, кто показал истинную сущность Поттера, и постоянно повторял, что это именно он, Драко Малфой, начал ненавидеть Поттера первым. Судя по словам Невилла, который проводил в обществе больше времени, чем я, Малфой первое время грозил тем, что участь Поттера постигнет каждого врага Малфоев, но выглядело это убого, и Малфой изменил тактику.

Покончив с тостом с клубничным джемом, я принялся за пудинг. В это время в Большой зал вошла Гермиона, едва заметно кивнула мне и заняла место на противоположной части стола. Наши отношения с Гермионой и Роном так и не улучшились. Я не был уверен в том, что хочу вернуть нашу дружбу, а они и не настаивали. Как и остальные Гриффиндорцы, они не общались со мной, ограничиваясь лишь легкими приветственными кивками. Схожая ситуация была и с другими факультетами: Хаффлпафф старался обходить меня стороной, Райвенкло большей частью придерживался той же тактики. Но удивили меня слизеринцы. Сперва я полагал, что все они будут вести себя как Малфой и его прихлебалы: стараться унизить меня и добавить больше проблем, — но вышло немного не так. Конечно, Малфой со своими дружками никуда не исчез, но были и те слизеринцы, которые поддержали меня добрым словом — не публично, конечно, а с глазу на глаз, а некоторые посредством анонимных писем. В силу своей невежественности я еще не мог понять, действительно ли это поддержка меня как Гарри или какой-то политический ход.

Разобравшись с завтраком, я, провожаемый множеством недобрых взглядов, отправился в библиотеку — мою обитель в последнюю неделю. Как правило, сразу после занятий я отправлялся туда и не выходил до ужина, а после ужина засиживался практически до самого отбоя. В библиотеке было хорошо. В библиотеке не было надоедливых и враждебно настроенных студентов, а если и были, они не могли стать надоедливыми или враждебно настроенными из-за присутствия строгой мадам Пинс. Это позволяло мне спокойно работать: над заданиями профессоров и над дополнительным материалом. Кстати, это именно Сириус посоветовал мне переждать бурю в библиотеке — тут никто не догадается искать Гарри Поттера. Сириус оказался прав.

Сегодня, к моему удивлению, библиотека не была пуста: несколько райвенкловцев-старшекурсников и миловидная слизеринка с моего курса сидели за столами и штудировали какие-то книги. Я поприветствовал мадам Пинс, взял несколько книг по чарам и транфигурации и отправился за дальний свободный столик с твердым намерением написать сегодня все эссе, заданные на ближайшую неделю. А после этого можно будет и дополнительный материал изучать.

Во время моих посиделок в библиотеке, меня никто не беспокоил — а кто захочет связываться с темным магом и тем самым подмочить свою репутацию? Не брезговал моей компанией лишь Невилл, который временами составлял мне компанию, неизменно изучая свою любимую травологию или же пытаясь разобраться в зельеварении, поэтому я совсем не удивился, когда стул за моим столом отодвинулся. Не отрывая взгляда от книги, я произнес:

— Привет, Невилл.

— Привет, Поттер, — раздался знакомый женский голос. Я в удивлении поднял глаза. Передо мной сидела слизеринка с моего курса — Дафна Гринграсс. Я не очень хорошо ее знал: училась она хорошо, в неприятности не попадала, всегда была в стороне от любого конфликта и никогда не участвовала в каких-то акциях против меня или в мою поддержку. В общем-то, на этом мои знания о ней заканчивались, поэтому мне было сложно предположить, зачем она подсела ко мне.

— Гринграсс, — исправился я. — Прекрасное утро для написания эссе по чарам.

— Слишком прекрасное, чтобы потратить его на такие пустяки — лучше подготовиться к контрольной по травологии, — ответила она, поглаживая кончики волос.

— У нас контрольная? Вот черт! — хлопнул я себя по лбу.

— Наверстаешь — впереди прекрасный день и прекрасный вечер, — усмехнувшись моей промашке, произнесла она. — Я здесь по другому поводу, Поттер, — на этих словах она извлекла из сумки письмо и положило его на стол передо мной. Это проверка такая? Если письмо кладут на стол, а не протягивают в руки, предполагается, что адресат предлагает проверить его на наличие нежелательных чар. Я так поступил и, убедившись, что письмо не несет в себе опасности, взял его в руки.

Гарри Поттеру

Студенческое сообщество

— Это твое приглашение в студенческое сообщество Хогвартса, — пояснила Дафна. Судя по одобрительному взгляду, я правильно поступил, проверив письмо на наличие нежелательных заклинаний. — Сегодня вечером у нас будет первая встреча, на которой будут присутствовать все члены сообщества и новички.

— Никогда не слышал об этом сообществе. И есть ли у него какое-то название?

— Конечно, не слышал, ведь мы не распространяемся о нашем существовании и набираем только самых лучших студентов. И названия у нас нет — просто студенческое сообщество. Я не знаю, почему, — пояснила Дафна на мой вопросительный взгляд. — Если тебе будет интересно изучать магию вместе с лучшими студентами Хогвартса, тогда приходи сегодня в девять. Место встречи указано в письме. И до встречи, Поттер.

Дафна ушла, а я остался наедине с письмом и своими мыслями. Никак не удавалось отделаться от мысли о том, что это может быть ловушкой. В то же время я осознавал, что это хороший шанс обрести несколько если не друзей, то хотя бы приятелей, которые могут помочь в критических ситуациях. В таких, как сейчас, например, когда меня игнорирует практически вся школа, а от прямых столкновений с неприятелями меня отделяет лишь слово МакГонагалл. Если бы у меня были союзники, возможно, это усилило бы мои позиции и уменьшило вероятность атаки — один Невилл, к сожалению, не внушает.

Еще несколько минут я крутил письмо в руках и затем вскрыл его. Внутри оказалось приглашение посетить первую встречу студенческого сообщества, позиционировавшегося как научный клуб, и место встречи.

Вплоть до ужина я находился в сомнении относительно того, принимать ли приглашение, но Невилл и Сириус развеяли их, посоветовав сходить на встречу. Сириус, к тому же, написал, что Лили Поттер с первого курса состояла в этом сообществе, а к пятому курсу стала его Президентом.

Выбор сделан, и после ужина я отправился на встречу сообщества.

Проблем с поиском нужного кабинета у меня не возникло: на нужной двери была выжжена магией незнакомая мне латинская фраза. Войдя внутрь, я кивком поприветствовал присутствующих и быстро осмотрелся. Свободное место нашлось рядом с Дафной, доброжелательный взгляд которой я истолковал как приглашение, и поэтому немного нерешительно подошел к ней опустился на диванчик рядом.

Кабинет был расширен магией и мог вместить два дома Дурслей и еще немножко. Он был разделен на две части: в левой части кабинета располагалась мини-гостиная с небольшими диванчиками на двоих, креслами, чайными столиками и камином — именно здесь мы сейчас находились. Вторая часть была отведена под тренировочную площадку с помостом для дуэлей и небольшим ритуальным уголком. Дафна проследила за моим взглядом и пояснила, что часть кабинета, отведенная сейчас под гостиную, вскоре будет изменена под учебные условия. Студенты, со слов Дафны, разделятся на группы по интересам и будут заниматься в разных частях кабинета. К счастью, благодаря чарам расширения пространства места было предостаточно. На мой вопрос о том, почему бы группам по интересам просто не разбрестись по пустым кабинетам и не мучиться здесь с чарами, Дафна насмешливо ответила, что цель клуба не только в обучении, но и в формировании новых связей. В какой-то мере последнее даже превалировало над обучением.

— Что ж, пора начинать, — поднявшись с кресла, произнес высокий тощий парень в мантии слизеринских цветов. Его длинные волосы в совокупности с очками и чрезмерной худобой выглядели слегка комично, но холодная уверенность в себе и вкрадчивый взгляд серых глаз не оставляли и шанса мыслям о насмешке. — Меня зовут Дерек Картрайт, рад приветствовать вас в нашем студенческом сообществе. В этом году у нас три новичка: Гарри, Трейси, Грейс, — представил он нас поочередно, сопровождая каждое имя легким движением руки в сторону соответствующего новичка. — Добро пожаловать. Прежде, чем мы перейдем к обсуждению, я должен рассказать вам о нашем сообществе и о правилах, которыми мы руководствуемся. Итак, наше сообщество — это небольшая группа одаренных студентов, которые собираются вместе субботними вечерами для изучения магии в различных ее проявлениях. Каждый изучает и практикует то, что ему по душе, при необходимости обращается за помощью к другим членам нашего сообщества, а по мере возможностей помогает сам. На самообучении и строится суть нашего сообщества, но собираемся мы вместе как раз-таки для того, чтобы помогать друг другу и обсуждать наши планы и успехи — благодаря этому самообучение становится более эффективным.

— Ты забыл добавить, — вставила девушка, сидящая рядом с Дереком, — что мы так же помогаем тем из нас, кто стремится участвовать в каких-либо конкурсах и представлять Хогвартс на международной арене.

— Абсолютно верно, Кейси, — согласился Дерек. — В прошлом году мы помогали Кейси готовиться к конкурсу по теории магии: она заняла третье место, уступив лишь студенту из американской школы магии и студентке из академии магии Гонконга, — с заметной гордостью добавил он. — Поэтому мы будем рады помочь любому из вас, если вы решите поучаствовать в каком-то конкурсе. И в этом году, как вам всем известно, будет проходить Турнир Трех Волшебников, и мы с Кейси и Седдриком будем подавать заявки, — раздались радостные хлопки, сопровождаемые одобрительным гомоном. — Кто бы из нас не получил шанс представлять Хогвартс на Турнире, мы поможем ему подготовиться к испытаниям, — еще одна серия одобрительных воскликов.

— Теперь немного о правилах. Мы не выносим за эти стены никакие новости сообщества. Наше сообщество не запрещено, не подумайте — администрация школы знает о нашем существовании и поддерживает его, но это не меняет ситуацию — разглашать сведения о том, кто и что изучает, запрещено. Исключение, пожалуй, составляют ваши личные сведения — можете говорить о том, что вы изучаете, кому угодно и когда угодно. Второе — здесь нет места межфакультетской розне. В наше сообщество попадают лучшие с точки зрения учебы и при этом адекватные и здравомыслящие студенты — если вы такие, значит, факультетская принадлежность не должна играть для вас большой роли. И третье — никаких запрещенных знаний. Это не означает, что мы согласны с позицией Министерства по данному вопросу, — это лишь требование руководства школы, которое необходимо соблюдать, чтобы наше сообщество продолжало существовать. А теперь… Может, у кого-то есть вопросы?

Я обвел взглядом всех присутствующих. Вопросов ни у кого не оказалось. Всего нас собралось чуть больше десятка. Из этих людей знал я лишь Дафну Гринграсс, Трейси Дэвис и Седдрика Диггори. Остальных знал лишь внешне. Вероятно, Дерек это понимал, а потому представил всех новичков каждому члену сообщества, после чего отвел нас троих в сторону.

— Итак, ребята, я предлагаю вам определиться с тем, что вы будете изучать, и вы сможете присоединиться к группе студентов, изучающих тот же предмет, что и вы. Но вы можете и не выбирать ничего, а изучать все понемногу или несколько предметов одновременно — как вам удобнее.

— Кто из ребят изучает зельеварение? — тут же спросила Трейси, видимо, заранее определившаяся с тем, чего хочет от этого клуба.

— Кейси, — произнес Дерек и указал рукой на девушку в слизеринской мантии. Это она заняла третье место на олимпиаде по теории магии и сейчас планирует подать заявку в Турнир Трех Волшебников. — Она изучает зелья, теорию магии и чары.

— А трансфигурация?

— Крайний стол у камина — Седдрик Диггори, Дафна Гринграсс и Сэм Тирси.

Трейси кивнула, поблагодарила Дерека и направилась к группе зельеваров, которые уже установили котел рядом с дуэльным помостом.

— Гарри, Грейс, вы что-то выбрали?

— Защитная магия, — синхронно ответили мы и удивленно посмотрели друг на друга.

Дерек довольно хмыкнул и широко раскинул руки в приветственном жесте.

— Тогда добро пожаловать! — произнес он. — Защитную магию изучаю я и Луна Лавгуд, но она сегодня отсутствует. А сейчас… — Дерек огляделся по сторонам, высматривая потенциальное место для занятия, в задумчивости потер подбородок, пожевал губами и наконец остановил свой взгляд на пустующем дуэльном помосте. — Пойдем.

Мы двинулись вслед за Дереком к дуэльному помосту мимо зельеваров, среди которых я заметил Трейси, и менталистов. Первые уже забрасывали в котел какие-то безобразные ингредиенты в виде внутренностей какой-то твари, отгородившись ото всех защитными щитами, а менталисты сидели с высокой горой учебников и что-то увлеченно обсуждали, иногда отвлекаясь, чтобы что-то записать на пергамент. Мы взошли на помост, после чего Дерек отгородил нас от окружающих несколькими сериями щитовых чар, начиная от стандартных щитов против чар и заканчивая шумоизолирующими и водоотталкивающими. Шум утих, и мы оказались в вполне рабочей обстановке.

— Итак, у вас есть какой-то план обучения? — спросил Дерек. Грейс отрицательно покачала головой, а я сказал, что изучил первый том «Принципов и механизмов действия защитной магии», но второй найти не смог.

— Отлично, отлично, — со знанием дела закивал головой Дерек. На словах о «Принципах» его глаза предвкушающе заблестели. — Абсолютно поддерживаю твой выбор, Гарри, Принципы — фундаментальный труд по защитной магии, классика отрасли, не имеющая качественных аналогов. Пожалуй, только «Искусство защиты» Мэн Ли может составить конкуренцию, но, в отсутствии качественного перевода на английский, Принципы — лучшее, что только можно найти.

— Значит, и мне стоит начинать обучение по этой книге? — спросила Грейс. Ее симпатичное личико слегка нахмурилось — ей не нравилось быть отстающей. Насколько мне было известно, она была лучшей студенткой третьего курса. Больше о Грейс Фарлоу я ничего не знал и не слышал.

— Я бы советовал начинать именно с нее, — подтвердил Дерек. Он помолчал несколько секунд, а затем продолжил: — Думаю, вы не знакомы с историей Принципов, а если и знакомы, то не так подробно, как я, поэтому будет нелишним рассказать вам об истории этой фундаментальной работы.

Видимо, Дерек — действительно большой фанат Принципов, раз постоянно называет их «фундаментальным трудом». Впрочем, после изучения первого тома я мог сказать, что он абсолютно прав — заполучить второй том было моей если не мечтой, то большим, очень большим желанием.

Я устроился поудобнее и приготовился слушать — историю Принципов я не знал. Грейс же просто создала себе подушку, насмешливо глядя на мои потуги усесться. Дерек тем временем создал себе мягкое кресло и с удобством расположился в нем, а затем начал рассказ:

— Всего существует 5 томов Принципов. Все они созданы великим магом 12 века — Эллексом. Он посвятил свою жизнь созданию этой фундаментальной работы, привлекая к созданию сильнейших магов того времени. По слухам, Эллекс, несмотря на свое могущество, не рисковал пользоваться знаниями из легендарного пятого тома — он полагал, что эти знания сильнее его. Но давайте пойдем по порядку. Итак, первый том является фундаментом и содержит огромный пласт теории, что у многих отбивает всякое желание заниматься защитной магией. Теория довольно сложна, — произнес он, бросив взгляд на Грейс. — При ее изучении следует быть очень внимательным, иначе дальше дело не пойдет. Помимо теории, первый том содержит базовые заклинания и ритуалы. Второй же включает в себя уже более продвинутые и трудоемкие заклинания и ритуалы. Уровень сложности и опасности повышается вплоть до пятого тома, который вмещает самые могущественные, самые сложные и энергоемкие чары. Стоит ли говорить, что только первые два тома и усеченный и одобренный Министерством третий разрешены официально, в то время как последние два относятся к «опасным знаниям»? Но должен сказать, логика в происходящем есть. Я не сторонник запретов, — тут же оговорился Дерек, — а лишь хочу сказать, что запрещены эти книги не просто так — они действительно опасны. Но об этом чуть позже. Что важно сейчас, так это изучение теории. Грейс, тебе нужно начинать с первого тома. Он содержит гораздо больше, чем дают в Хогвартсе, и включает в себя некоторую часть аврорской программы.

Да, я не оговорился, — подтвердил он на наш вопросительный взгляд. — В Хогвартсе, как вам известно, защитные чары изучаются мягко говоря никак, да и преподаватели по ЗОТИ были не самыми качественными. А у авроров немного другие задачи, комплексное изучение защитной магии там не предусмотрено, а лишь отдельные щиты — больший упор у них сделан на боевую магию и зельеварение. Да и вообще защитную магию мало кто воспринимает всерьез, полагая, что хорошее знание боевой магии компенсирует их пробелы в защитной. А зря, а зря… Уже второй том Принципов имеет уровень гораздо более высокий, чем программы авроров, и рассчитан на «сильных магов». Если вы овладеете арсеналом из первого и второго томов, то 90 процентов магов не смогут преодолеть вашу защиту, если только они не сильные боевые маги вроде авроров или вы сами не допустите ошибку. Ну или не темные маги или некроманты — против этих совсем сложно любому магу. Но не стоит забывать, что большинство населения магического мира — простые обыватели, и это стоит учитывать, — Дерек на секунду остановился и сдержанно улыбнулся. Проследив за его взглядом, я увидел мельтешащих туда-сюда зельеваров, которые пытались спасти испускающее странного вида густой синий дым зелье. — Они частенько берутся варить что-то выдающееся, что не каждому профессиональному зельевару под силу, и частенько все заканчивается таким вот образом, — пояснил Дерек.

Ладно, не будем отвлекаться. Итак, третий том. Третий том уже не под силу многим волшебникам. Это уже профессиональная защитная магия, которую иногда называют Высшей защитной магией. Третий том содержит не только заклинания и ритуалы для защиты, но и те щиты, которые могут причинить серьезный вред нападающему, а в некоторых случаях и убить — именно поэтому третий том разрешен Министерством лишь в усеченном варианте. Что касается четвертого тома, то он включает еще более темные и опасные знания, которые по силам освоить лишь самым выдающимся магам. Это безумный уровень, должен я вам сказать. Мне сложно представить, как вообще можно одолеть мага, который овладел знаниями из этого тома. То же можно сказать и о пятом томе. Вообще пятый том является легендой, и кто-то даже говорит, что он никогда не существовал. Но я полагаю, что это обычные болтуны, в защитной магии не искушенные — пятый том существует, в этом нет сомнений. Другой вопрос в том, что существует он в единственном экземпляре, и где он ныне находится, неизвестно. По слухам, этот том создавался Эллексом совместно с сильнейшими темными магами, некромантами и даже демонами, хотя последнее, как по мне, сказка, чтобы отпугнуть праздно любопытствующих. Поскольку пятый том существует в одном экземпляре, а владельцы такого сокровища не спешат им делиться с народом, неизвестна и большая часть содержимого пятого тома. Ясно лишь одно — это древнейшая, очень опасная и крайне сложная магия. Ее могут освоить лишь лучшие и лучшие — те самые единичные волшебники с чудовищной магической силой и выдающимся интеллектом. За последние десять веков известно лишь два случая применения заклинаний из этой книги. Самый последний — заклинание завесы, примененное Лордом Волдемортом во время сражения за Баллетион — стратегически важное поселение магов, в котором располагались основные тренировочные лагеря аврората. Это заклинание окружило определенные зоны серым туманом, который поглощал любые заклинания. Но самое ужасное в том, что туман этот в считанные секунды испепелил всех, кто попал в его зону действия. По записям очевидцев, после этого заклинания Лорд продолжил сражаться без всяких признаков усталости, что говорит о его колоссальной магической мощи.

Ну, а самый первый случай применения относится к 14 веку, когда Рой Дэйли — глава персидской имперской охраны — применил заклинание «темных стражей». Это заклинание призвало каких-то летающих магических тварей размером с квоффл. Твари, если верить исследователям по истории магии, были похожи на черные кляксы. Они перехватывали любые заклинания, летящие в сторону создателя, и поглощали их, а затем, улучив момент, атаковали неприятелей: пролетали сквозь них, вырывая из их тел душу наподобие дементоров. Это энергоемкое заклинание быстро истощило силы Роя, и он не смог долго держать их под контролем своей воли — твари вырвались на свободу. Они перебили всех врагов и союзников Роя, забрав в том числе и его душу. Вот вам краткая история Принципов.

Некоторое время я и Грейс сидели в задумчивости. Мы и помыслить не могли, какие истории таятся за этими книгами. Признаться, я даже не знал, сколько томов всего существует. Но теперь знаю, но пугает не это. Пугает то, что, судя по всему, Лорд Волдеморт знаком с пятым томом и успешно пользовался арсеналом оттуда. А то, что за ним это заметили один раз — не показатель. В конце концов не многие, увидев Лорда в действии, потом могли рассказать об этом. Да и к тому же большая часть знаний из пятого тома неизвестна абсолютному большинству, а поэтому даже если Лорд и применял что-то оттуда, этого могли и не понять. Ситуация меня определенно не радовала: до пятого тома мне как Дадли до Оксфорда — далеко и в принципе невозможно.

Пока мы молча сидели, переваривая информацию, Дерек успел сходить за книгами. Мне он принес второй том Принципов, вызвав у меня полнейший восторг, а Грейс — первый.

— Второй я уже закончил, — с плохо скрываемой гордостью произнес он. — Перехожу к третьему, а вы пока можете использовать мои книги. Если возникнут вопросы, буду рад помочь.

На этом и закончилось наше собрание. Дерек отправился к группе студентов, изучающих историю, а мы с Грейс отправились в факультетские гостиные. Часть групп уже разошлась, решив не углубляться в работу на первом занятии, но некоторые, например, трансфигураторы, менталисты и историки все еще корпели над своими предметами.

— Ну и как он? — спросила Грейс, пока мы ждали, когда двигающаяся лестница доставит нас к нужному проходу.

— Кто? — не сразу понял я.

— Первый том.

— Нормально, — лишь пожал плечами я, не придумав ответа лучше.

На развилке мы попрощались и разошлись каждый в сторону своей гостиной. Я уже был готов вновь уйти в свои мысли, как вдруг передо мной возникло два силуэта с недоброй ухмылкой: Дин Томас и Симус Финниган.

— Опять изучал темную магию, Поттер? — угрожающе поигрывая палочкой в руке, спросил Томас.

— Опять пришел пересказывать мне свежие слухи, Томас? — как можно нейтральнее ответил я.

— Да что с ним говорить, — вставил Финниган. — Он уже со слизеринками шастает! — сказано это было так, словно речь шла о тяжком преступлении.

— Темные тянутся друг к другу, не так ли, Поттер? — многозначительно ухмыляясь, спросил Томас.

— Не знаю, а тянутся? — переспросил я, отчего Томас напрягся, но ничего не ответил, видимо, пытаясь понять, хотел я его этим оскорбить или нет. — А теперь вынужден вас покинуть. Не увлекайтесь так сплетнями о темной магии, а то и оглянуться не успеете, как сами потемнеете, — сказал я и, оттолкнув ребят плечом, двинулся вперед. Рука в это время крепко держала волшебную палочку в кармане, а в голове уже была готова формула заклинания. Я был максимально сосредоточен, но нападения не последовало.

— И ты будь осторожен, Поттер, — лишь донесся мне вслед голос Финнигана. — Когда-нибудь покровительство со стороны администрации сойдет на нет, и тогда тебе все вспомнят.

Я ничего на это не ответил, но посыл был более чем прозрачным. Скоро слухи прекратятся, а Дамблдор и компания отстанут от меня, и тогда прямое указание МакГонагалл о моей неприкосновенности уже не будет необходимо. Мне нужно быть готовым к этому моменту.

Довольно незаметно сентябрь подошел к концу. Настроения в школе переменились. Студенты, конечно, любили посплетничать, а такую сладкую весть, как Поттер — темный маг, не обсуждал только ленивый, но любым сплетням нужна была подпитка, а я ни одним своим действием не давал возможности заподозрить себя в увлечениях темными искусствами. Мое поведение было примерным, я не вовлекался в конфликты, не разгуливал по Хогвартсу с победоносными взглядами, не имел никаких темных делишек и даже не пытал первокурсников — словом, нещадно разрушал все слухи о себе. Поэтому естественным образом, несмотря на все старания Драко Малфоя, который трудился в поте лица, распространяя слухи обо мне и темной магии, интерес к моей личности охладел, а среди студентов начали ходить разговоры о повредившемся рассудком Малфое и даже о лгунишке Малфое. Стоит ли говорить, кого счел виновным в распространении таких слухов сам Драко? Но широкого распространения они не получили: совсем скоро должны были прибыть делегации Шармбатона и Дурмстранга, и взбудораженные ожиданием студенты как-то совсем позабыли о Малфое. И обо мне тоже.

Предстоящий Турнир и прибытие иностранных гостей меня мало заботили. У меня все равно не было шанса принять участия, как, впрочем, и желания, а вместо того, чтобы обсуждать возможных претендентов на место чемпиона Хогвартса, я предпочитал заниматься своим образованием. Так, вечера субботы я неизменно проводил в компании Грейс и Дерека в студенческом сообществе, а в остальные дни занимался либо в классе нашего сообщества самостоятельно, либо в библиотеке или пустых классах вместе с Невиллом. Мой прогресс в изучении защитной магии по второму тому Принципов шел гораздо медленней, чем я предполагал: это было действительно сложное пособие со сложными чарами. Если бы не помощь Дерека, который уже разобрался с этим материалом, я бы, вероятно, надолго застрял на каком-нибудь разделе.

Моя погруженность в самообразование все-таки не сильно сказалась на учебе — мои оценки по-прежнему были далеки от оных первой пятерки лучших студентов. Мне не нравилось писать эссе и обзоры, решать тесты и писать контрольные, многие из которых мне казались абсолютно бессмысленными. Даже по трансфигурации и ЗОТИ у меня иногда бывали проблемы, потому что некоторые теоретические аспекты данных дисциплин я просто не знал. И не пытался узнать, вместо этого концентрируясь на изучении второго тома Принципов и на практических заданиях школьных дисциплин.

Но абсолютное отсутствие интереса у меня, на радость Снейпу, проявлялось только по отношению к зельеварению. Мне не нравилось заготавливать дурно пахнущие ингредиенты, не нравилось возиться у котла, изучать теорию по этому предмету и вообще иметь что-то общее с мерзкими зельями. Я был далек от идеи службы аврором или работы преподавателем зельеварения, а других применений «тонкого искусства» я и представить себе не мог. Для меня было абсолютно очевидным, что я не стану тратить свое время на приготовление какого-то зелья — проще будет его купить. Да и как могут помочь мне зелья в борьбе с Волдемортом? Никак. Я все это понимал и принимал, а потому оценки мои не дотягивали даже до «выше ожидаемого». Снейп был в восторге и не упускал возможности пройтись по моим умственным способностям. По моим наблюдениям, он был как вампир: оскорбления учеников придавали ему сил и улучшали настроение — а вот утром понедельника он всегда был необычайно хмур, оглядывал весь зал кислой миной и вкушал завтрак с таким выражением лица, словно это были лимонные дольки, насильно внедренные в его рацион Дамблдором. Сегодня как раз было утро понедельника, и первое занятие у раздраженного Снейпа предстояло пережить нам и Хаффлпаффу.

Снейп был отвратительным человеком, и я ничего не мог с этим поделать: приходилось мысленно настраиваться к каждому занятию, чтобы не сорваться. Это помогало, и я спокойно выслушивал все оскорбления и не лез в конфликт. Способствовало моей выдержке и то, что себя безмозглым я не считал, а мнение Снейпа на этот счет не имело большого веса. Снейп, конечно, горячился от такой реакции на его крики, его оскорбления становились все изощренней и обидней, но я молчал и лишь со сдержанным любопытством глядел на брызжущего слюной преподавателя, словно разглядывал какой-то законсервированный экспонат на выставке. Такая манера поведения была крайне сложна для меня: хотелось сорваться и начать сыпать оскорблениями в ответ — но, по словам Невилла, была эффективной и со стороны создавала впечатление, что Снейп — капризный ребенок, все вопли которого разбиваются о невозмутимое спокойствие родителя.

Приходилось держать себя в руках. Обнадеживало, что терпеть Снейпа мне оставалось недолго. В «Истории Хогвартса», в огромном разделе правил школы, которые давно позабыты как персоналом, так и самими учащимися, значилось, что в случае, когда при проведении промежуточной аттестации у студента по какому-либо предмету оценка будет хуже, чем «выше ожидаемого», он может отказаться от изучения этого предмета. А промежуточная аттестация ежегодно проводилась в конце декабря — перед зимними каникулами. Я лишь хитро потирал руки и ждал, пока Снейп упивался своей ограниченной властью по выставлению мне неудовлетворительных оценок.

Вообще право отказаться от предмета можно было использовать ограниченное количество раз, и оно служило зачатком академической свободы, которая так и не эволюционировала во что-то более логичное и приближенное к магловским стандартам с ходом времени. Смысл в возможности отказаться от предмета был, ведь из Хогвартса могли отчислить, если ученик несколько раз не сдал экзамен на положительную оценку. Для того, чтобы исключить случаи, когда потенциально гениального зельевара отчисляли из-за проблем в трансфигурации или перспективного боевого мага выгоняли из-за проблем в магловедении или прорицаниях, и было введено данное правило. Грустно, что оно так и не выросло в реальную академическую свободу, но для моих целей и объема данного правила было достаточно: больше утруждать себя «тонкой наукой» я не собирался.

— Поттер! — раздался полный яда голос Снейпа. — Ваша наглость не знает пределов! Чем вы, позвольте узнать, занимаетесь вместо того, чтобы слушать мои объяснения?! — Снейп навис надо мной и прожигал ненавидящим взглядом. Оставалось лишь жалеть, что я отпустил свои мысли в свободное плавание и теперь оказался в очередной невыгодной ситуации. Быстро собравшись с мыслями, я вернул на лицо скучающе-любопытное выражение и смерил Снейпа холодным взглядом. — Отвечайте, когда вам задают вопрос! — класс затих, ожидая развития ситуации — всегда интересно наблюдать за публичным унижением, устроенным Снейпом, если унижают не тебя.

— Я отвлекся, профессор, извините, — ответил я и быстро добавил: — я готов выслушать ваши объяснения еще раз.

Это сработало. Снейп взбесился так, словно я зарядил ему пощечину, и по мне ударила вся его злость, облеченная в словесную форму. В своем гневе Снейп выгнал меня из аудитории, обзывая последними словами и не забывая ссылаться на моего отца. Все-таки этот человек — чистое зло. Несмотря на его скверное воспитание — сбрасывать все его вопли на характер было бы несправедливым, — в этот раз для меня все сложилось довольно неплохо: я не потерял баллы и не получил отработку. В этом был весь Снейп: если завести его до предела, помахать перед носом красной тряпкой и сказать что-нибудь, что он сочтет оскорбительным или унизительным для себя — то есть все, что угодно, — то злость затмит его разум, а в таком состоянии Снейп только орет и забывает назначать отработки и снимать баллы. Я это учитывал и иногда применял, правда, не всегда удавалось достигнуть пределов его злости.

Я уже добрался до лестницы из подземелий и вернул себе уравновешенное состояние после воплей Снейпа, проделав дыхательные упражнения, как меня кто-то окрикнул по фамилии. Я обернулся и заметил спешащего ко мне хаффлпаффца. Он приближался быстрым шагом и выглядел крайне воодушевленным.

— Поттер, — поравнявшись со мной произнес он. Это был мой однокурсник с Хаффпаффа — Джон де Фор. Крайне неприятная личность: магглорожденный с манерой поведения чистокровных.

— Де Фор? — кивнул ему я. — Тоже возникли разногласия со Снейпом?

— Никаких разногласий. Я лишь поделился с ним своим мнением, которое больно ударило по его раздутому самомнению — усмехнувшись, произнес довольный собой Джон. — Но, с твоего позволения, я бы хотел поговорить не о Снейпе. — Де Фор подождал несколько секунд, видимо, ожидая, что я спрошу, о чем же он пришел поговорить, но я не оправдал его ожиданий и лишь с вежливым интересом поглядывал на него. Джон не сильно расстроился и продолжил: — Я не мог не заметить твоих успехов в ЗОТИ. Твои навыки в этом предмете повысились, и некоторые твои щиты заслуживают… внимания.

Я кивнул, принимая слова Джона, но больше никак не проявил своих эмоций. Мне было приятно это слышать, и в другой ситуации я бы уже улыбнулся и открылся к диалогу, но де Фор, надменный и презрительный ко всему миру, не располагал меня к доверию.

— В частности, мне кажется любопытным зеркальный щит, который ты применил на тренировочной дуэли на уроке ЗОТИ недели две назад, — продолжил Джон, вкрадчиво всматриваясь в мое лицо, — и я пытался удовлетворить свое любопытство в библиотеке, но, к сожалению, она оказалась свободна от каких-либо сведений о зеркальных щитах. — Я снова кивнул и ничего не ответил. Было понятно, куда клонит Джон, но его манера изложения напрягала: осторожные фразы, оставляющие пути к отступлению и рассчитанные на то, чтобы подтолкнуть собеседника к нужному Джону результату. Де Фор не действовал прямолинейно и однозначно, как, например, Рон. Нет, де Фор был скользким типом вроде Малфоя. — Я не привык отказывать своему любопытству, Поттер, и поэтому хочу изучить зеркальный щит. А ты единственный, кто им владеет и кто ведет себя в достаточной мере адекватно, чтобы обратиться к нему с таким вопросом.

Теперь молчать было уже неуместно. Я на некоторое время задумался, оценивая ситуацию, и пришел к выводу, что помощь Джону не сильно меня обременит и каких-то негативных последствий не принесет. К тому же Джон никогда не доставлял мне неудобств и не выражал своего неодобрения — он просто был высокомерен, что меня раздражало, и не обращал на меня внимания. Вернувшись из размышлений в реальность, я ответил Джону согласием, что он принял как нечто само собой разумеющееся, и мы договорились о встрече сегодняшним вечером в заброшенном классе на седьмом этаже. На этом мы распрощались: де Фор отправился в гостиную Хаффлпаффа, а я — в библиотеку, в которой просидел до обеда и опоздал бы на последний, если бы за мной на зашел Невилл.

За обедом Невилл поведал, что, когда Снейп выгнал меня из аудитории, Джон де Фор довольно громко заявил разъяренному зельевару, что тому следовало бы быть посдержанней. Само собой разумеется, Снейп не стал терпеть наглеца и выгнал его из аудитории, попутно назначив отработку и сняв баллы. Вероятно, к тому моменту Снейп, уже накричавшийся на меня, успел опомниться и осознать, что забыл назначить отработку своему нелюбимому студенту, а терять лицо было нельзя. В свою очередь я поделился с Невиллом разговором с Джоном, и он посоветовал мне быть осторожнее с этим парнем.

Остаток дня прошел буднично, если не считать того, что Гермиона за ужином бросала на меня беспокойные взгляды, словно примериваясь, как бы подойти.

Вечером я, провожаемый хмурым взглядом Невилла, заблаговременно отправился в место встречи с Джоном. Ожидая де Фора, я листал второй том Принципов, перечитывая главу о зеркальном щите. Материал довольно сложный, и мне хотелось быть уверенным, что я смогу изложить его доступно.

Вскоре дверь с легким скрипом открылась, и в класс зашел Джон.

— Поттер, — поприветствовал он меня кивком.

— Де Фор, — кивнул ему в ответ я.

Джон придирчиво осмотрел класс, подошел к одной из парт и провел пальцем по столу, скривился от обилия пыли и уничтожил ее чистящим заклинанием. После этого он позволил себе усесться на стол и вперил свой взгляд в меня.

Заклинание зеркального щита Джон освоил за каких-то два часа, а затем поинтересовался, в какой книге я его нашел. Пришлось рассказать ему о Принципах и механизмах действия защитной магии. Джона, безоговорочного отличника, увлекла тема, и мы потеряли счет времени, обсуждая данный труд и иные источники самообучения. Опомнились мы лишь за пятнадцать минут до отбоя, поэтому наскоро распрощались и договорились встретиться завтрашним вечером в этом же пустом классе для продолжения дискуссии.

Джон оказался не таким уж мерзким и заносчивым типом, каким казался изначально. С ним можно было отлично вести диалог о методах, способах обучения и источниках обучения и быть уверенным, что ты обязательно узнаешь что-то новое и вдохновишься на дальнейшее обучение.

Джон окинул студентов брезгливым взглядом, свысока посмотрел на Дамблдора, надменным взором прошелся по деканам и в очередной раз высказался на тему человеческой глупости.

— И ради этого они оторвали нас от дел? — недовольно протянул он. — Это глупо, Поттер! — высказал Джон свое неодобрение, словно это я взял и лично каждого студента отконвоировал к входным дверям Хогвартса.

Деканы собрали всех студентов встречать иностранцев, но стоит сказать, что недовольными были единицы. Джон де Фор, как и полагает любому достойному нонконформисту, относился к последним и время от времени возмущался: не слишком активно, не грубо, с равнодушным спокойствием, но метко и остро. Неудивительно, что вскоре он вызвал неприязненный взгляд Кэти Белл, которую переполняли эмоции по поводу прибытия Виктора Крама и которая не могла стерпеть такого неуважительного отношения к своему кумиру и, как надеялась она и еще многие девчонки, ее будущему парню. Она явно хотела что-то высказать Джону, но преисполненный ледяным высокомерием взгляд последнего заставил ее растеряться и, так и не найдя, что сказать, отвернуться.

Джон продолжил насмешливо высказываться о происходящем, оглядывая собравшихся студентов и учеников со сдержанным любопытством, словно выискивая в них признаки адекватности и не сильно рассчитывая на успех.

— Прекрати! — не выдержал мрачный Невилл, на дух не переносящий де Фора. Джон своими колкими высказываниями, своей манерой поведения и полными превосходства взглядами легко выводил из равновесия молчаливого и не любящего ссоры Невилла, поэтому эти двое спорили всякий раз, когда оказывались рядом. Вот и сейчас они сцепились в словесной перепалке, на которую я привычно не обращал внимания, вместо этого выискивая на горизонте признаки какого-либо магического транспорта.

Иностранные гости задерживались, и меня это тоже начинало раздражать. И ведь Джон прав: зачем встречать их всей школой? Судя по восторгу большинства студентов, значительная часть школы пришла бы сюда и по собственной воле.

Вскоре гладь Черного озера заволновалась, а в небе появилось какое-то приближающееся и оттого быстро растущее пятно, и студенты зашевелились, строй распался, и самые активные с восторженным и предвкушающим гомоном высыпали на дорогу перед входом в замок, заграждая обзор всем остальным. За те несколько минут, пока преподаватели их успокаивали и возвращали в строй, мы пропустили прибытие большого черного корабля, но проследили за полетом и приземлением огромной кареты, запряженной фестралами. Ученики охали и вздыхали, глазея на необычный транспорт гостей, где-то раздался щелчок колдокамеры, сопровождаемый фотовспышкой — это Колин Криви не упускал момент сделать фотографию. Щелчок послужил сигналом, и взволнованные ученики пустились в обсуждение, активно жестикулируя и игнорируя пытающихся успокоить их преподавателей. Дамблдор на это все добродушно улыбался, затем бросил подошедшей к нему МакГонагалл что-то вроде «ну они же дети» и ловко проскользнул мимо этих самых «детей»с шестого и седьмого курса Гриффиндора на встречу гостям. Студенты загудели еще громче, когда из корабля и кареты вышли директора и студенты. А удивиться было чему: французская директриса наверняка имела в своем роду великанов — было немного забавно наблюдать, как они с Дамблдором раскланиваются. Директор Дурмстранга же был невзрачным хмурым мужчиной, своим выражением лица напоминающим Снейпа.

Директора покончили с официальными приветствиями и формальным обменом ничего не значащими фразамии и направились в замок — иностранные студенты потянулись вслед за ними. Мы же служили чем-то вроде почетного коридора для них.

Когда мимо проходила французская делегация, взгляд мужской части Хогвартса приковала к себе девушка небесной красоты. Она манила, восхищала, очаровывала, заставляла забыть обо всем, кроме как о желании привлечь ее внимание, чтобы она посмотрела на тебя и, если повезет, заговорила. Пришлось сделать большое волевое усилие, чтобы стряхнуть с себя ее чары и вернуть способность трезво оценивать ситуацию. Но ее аура вновь начала затуманивать разум, взывая к бесстыдным желаниям и культивируя «блестящие» идеи завоевания внимания француженки — из этих мыслей не хотелось уходить, но очередным волевым усилием я ухватился за маячащую на краю сознания мысль о том, что я должен контролировать свои желания, а не желания — меня. Сконцентрировавшись на ней, я окончательно сбросил с себя чары девушки и мысленно закрылся щитом, представляя, как он защищает меня от ее воздействия. Я не был уверен, что это сработает, но удерживаемый мысленно щит не позволял ауре девушки воздействовать на меня, словно он был реальным.

Я отложил размышления о мысленном щите на потом и пригляделся к девушке со странной аурой. Она как раз проходила мимо, предварительно пропустив вперед себя основную массу студентов. Довольно привлекательная и без действия ауры, она знала себе цену: шла, гордо вздернув носик, и смотрела прямо, не обращая внимания на все восторженные взгляды. Когда француженки скрылись за дверьми замка, я позволил себе опустить мысленный щит и немного расслабиться. Студенты, под недовольными взглядами девчонок, озадаченно и растерянно захлопали глазами. Невилл, стоявший рядом, выглядел абсолютно потерянным и смущенно потирал шею. Джон, напротив, выглядел страшно оскорбленным и с плохо скрываемым раздражением поглядывал на дверь, за которой скрылись француженки.

— Вейла, — процедил он. — Она чуть меня не околдовала.

— Ты хотел сказать, не очаровала? — уточнил я.

— Да какая разница? — ответил де Фор. Его злость ушла так же внезапно, как и проявилась, и теперь он пребывал в легкой задумчивости. — Очевидно одно — нужно что-то делать с этой уязвимостью.

В этот раз с ним не стал спорить даже Невилл, все еще не отошедший от воздействия ауры девушки.

Мы потянулись обратно в замок. Гомон не утихал: все обсуждали иностранных гостей, и самой популярной личностью в этих разговорах был отнюдь не Виктор Крам. Хотя, если оценивать по экспрессивности, то плетущийся в хвосте Рональд уравновешивал ситуацию, громко восклицая: «Это был Виктор Крам! Нет, вы видели?! Настоящий Виктор Крам! В Хогвартсе!».

В Большом зале Джон отделился от нас и с важным видом, словно шел на прием в Визенгамонт, а не уплетать яичницу, направился к хаффлпаффскому столу, за которым уже разместились несколько француженок. Одной из них была та самая девушка, очаровавшая всех парней Хогвартса. Я мог лишь посочувствовать де Фору: ему придется использовать все свое самообладание, чтобы не потерять лицо и не поддаться чарам вейлы.

Я привычно разместился на краю гриффиндорского стола рядом с Невиллом и мельком оглядел зал. Француженки, за исключением вейлы и двух ее подруг, сидели за райвенкловским столом, а болгары — за слизеринским. Только гриффиндорский стол составляли лишь представители факультета, многие из которых с завистью поглядывали на другие столы. Меня это отнюдь не волновало, и я в совершенном спокойствии отобедал, не обращая внимания на окружающий шум из множества голосов, смеха и звона столовых приборов о посуду. Невилл время от времени оборачивался посмотреть на хаффлпаффский стол — отнюдь не на Джона, я полагал, — и его лицо тогда прояснялось, на щеках появлялся легкий румянец, а на губы наползала легкая улыбка. Я время от времени поглядывал на Невилла, оценивая его способность держать себя в руках, и не мешал ему любоваться француженкой: пока он контролировал себя настолько, чтобы не позволить себе опрометчивых действий, пока он сам не обратился ко мне, я считал свою помощь излишней. Джон, стоило отдать ему должное, флегматично вел беседу с однокурсницей и напрочь игнорировал вейлу, как, впрочем, и она его.

Вновь наступили школьные будни. Постепенно к гостям попривыкли, и они уже не вызывали такого ажиотажа, за исключением, пожалуй, Виктора Крама и Флер Делакур — той самой вейлы.

Я продолжал изучать защитную магию и не забывал о других отраслях магии, а иногда даже уделял время зельеварению и травологии. Джон взял за обыкновение вытягивать меня вечерами в заброшенные классы для тренировок по окклюменции: как он выяснил, именно такая защита позволит нам не обращать внимание на ауру вейлы, а также защитить свои мысли от легилиментов. К нам время от времени стал присоединяться Невилл, для которого, как и для меня, сведения об окклюменции и легилиментах были новыми. Мы не могли не оценить значимость таких навыков, а потому Невилл стал более терпим к высокомерному и заносчивому Джону. Случайно примененный при прибытии гостей мысленный щит, как я выяснил в ходе наших занятий, был одной из форм непроизвольной окклюментной защиты, которая помогала в борьбе с поверхностным и не сильным воздействием, таким как нападение слабого и необученного легилимента или воздействие ауры вейл. Для защиты от Флер этого было достаточно, но для полноценной защиты разума требовалось выстраивать полноценную окклюментную защиту, что требовало не одного месяца. А для выдающихся ментальных щитов требовались годы.

Это было крайне сложно, и Невилл заметно отставал от нас с Джоном. Для построения окклюментоной защиты требовался дисциплинированный разум, железный контроль над мыслями и много, очень много терпения. Но мы не сдавались и продолжали занятия.

По вечерам субботы я, как и прежде, посещал занятия в студенческом сообществе, и поэтому Грейс Фарлоу, изучавшая первый том Принципов, не приминала вылавливать меня воскресным утром после завтрака, чтобы проконсультироваться по непонятным ей вопросам. Сохранял я неплохие отношения и с Дафной: мы здоровались при встрече и даже обменивались легкими улыбками. Это были очень хорошие отношения, если учитывать, что Дафна очень закрытая личность и вообще со Слизерина. Всего этого не мог не заметить Рон, а я не мог не заметить его неодобрение, сквозившее в мимолетных взглядах, в выражении лица, в том, как он избегал встреч со мной и шушукался с Дином Томасом и Симусом Финниганом, ставшими его новыми лучшими друзьями. Гермиона как-то незаметно отклеилась от Рона — вот так просто и банально развалилась наша компания. И если Гермиона не вызывала у меня подозрений, то о Роне я так судить не мог: он был горяч, дурачлив и подвержен убеждению. И сейчас он оказался в компании ребят, которые ненавидят меня и которые уже не раз прозрачно намекали, что о спокойной жизни я могу забыть. Это настораживало. Это неминуемо должно было привести к неприятностям. Но пока Рон ничего не делал и не высказывал, я не имел к нему претензий.

Следующая неделя прошла в напряженном ожидании. Выставленный два дня назад Кубок Огня спешно убрали для исправления каких-то недостатков. Как заявляли главные сплетники, Дамблдор накрутил что-то с чарами, и в итоге его защита не пропустила к Кубку никого: ни совершеннолетних претендентов, ни профессоров, ни самого Дамблдора. Защиту сняли и вынудили директора поставить банальную возрастную черту вокруг Кубка. Заявили, что сложные чары на такой выдающийся артефакт просто не лягут. Дамблдор поотпирался для видимости, повздыхал, поохал и сделал, как требовали иностранные гости. Это на британское Министерство он может повлиять, а с интересами иностранных директоров приходилось считаться даже такому влиятельному старцу.

Чемпионов должны были объявить уже завтра, поэтому сегодняшний ужин прошел оживленно: студенты в очередной раз обменивались своими ожиданиями, предположениями и страхами. Кто-то веселился и был в предвкушении, другие, например, близнецы Уизли, безрадостно молчали, уткнувшись угрюмыми взглядами в тарелки и вяло ковыряя там вилками. То тут, то там вспыхивали горячие споры на повышенных тонах — словом, Турнир не оставил равнодушным практически никого.

После ужина я отправился к выходу из Большого зала, где дождался Дафну, с которой мы собирались на занятие студенческого сообщества. К моему неудовольствию, как раз в это время закончили ужинать Рон и его прихлебалы: Дин Томас и Симус Финниган. Завидев, что я кого-то жду и что этим кем-то оказалась Дафна Гринграсс, покинувшая Большой зал одновременно с ними, ребята не смогли остаться равнодушными и с серыми лицами направились к нам.

— Гарри, нам нужно поговорить, — начал сходу Рон, неприязненно поглядывая на Дафну. Дин Томас и Симус Финниган за его спиной были настроенны более враждебно, но пока не лезли и лишь со злостью посматривали на меня и на Дафну. — Знаю, у нас были разногласия, но я уверен, что виной всему дурное влияние этих, — он ткнул пальцем в Дафну, неловко потоптался на месте, и продолжил: — Ты не должен общаться с такими, как она. Ты многих предал своими выходками, многие уже готовы от тебя отвернуться, — на этих словах Дин и Симус важно кивнули, — и поэтому я здесь, как твой единственный верный друг, чтобы открыть тебе глаза на реальность.

— На реальность? — с холодной усмешкой спросил я. Подход Рона меня удивил: я ожидал криков, споров, драки — чего угодно импульсивного и резкого. Но Рон оказался крепким орешком и, вопреки наставлениям своих дружков, стоящих с кислыми минами позади него, пытался вразумить меня. Я бы это оценил, если бы Рон не нес абсолютную чушь. Именно из-за таких слов я отверг предложение Малфоя о дружбе на первом курсе, и Рон сейчас шел по его пути.

— На реальность, Гарри, — подтверждающе кивнул он, потер нос, поводил ботинком по полу, посмотрел на Дафну, скривился, и, вздохнув, сказал: — Есть две стороны, Гарри. Дамблдор и Тот-Кого-Нельзя-Называть, добро и зло, темная магия и светлая, Гриффиндор и Слизерин. Ты должен быть тверд в своих убеждениях, верен своей стороне, ты не должен предавать близких тебе людей ради чуждых тебе идеалов. Разве ты не видишь, что все, к чему прикасается темная сторона, приносит лишь гибель и разрушения? Разве не понимаешь, что нельзя быть на двух сторонах одновременно или не занимать никакую сторону вообще? Ты должен это осознавать, и тогда у тебя не возникнет и мысли яшкаться с такими, как она!

Однобокость мышления Рона поражала меня, и в первые секунды я не нашелся, что сказать. Дафна, стоящая по левое плечо от меня, прошивала Рона неприязненным взглядом, но не вмешивалась, предоставив мне возможность разрешить ситуацию. А ведь могла бы просто проклясть Рона за такие слова, но, видимо, осознание того, что это мой разговор, а она лишь случайный свидетель, не позволяло.

— Рон, я не позволю тебе и кому бы то ни было еще указывать мне, с кем можно общаться, а с кем нельзя. Твои пространные рассуждения не имеют в себе рациональной составляющей.

— Ты не понимаешь, что для восстановления отношений с нами, — Рон неопределенно повел рукой, видимо, имея в виду себя и его прихвостней, — тебе нужно стать прежним Гарри, которого все любили, который…

— Рон… — попытался остановить я очередной заход в сторону добра и морали, но рыжий со знанием дела поднял руку, останавливая меня, и важно продолжил:

— Гарри, пойми, я не желаю тебе зла — я лишь хочу, чтобы ты снова стал нормальным.

— А сейчас я, по-твоему, ненормальный? — низким голосом спросил я, чувствуя, как во мне поднимается волна злости — своими словами Рон встревожил давние воспоминания о жизни у Дурслей.

— Да, Гарри, твои увлечения и компания определенно не соответствуют увлечениям и компании здорового человека! — вскричал Рон, абсолютно уверенный в своей правоте. Выдержка наконец изменила ему, его жесты стали более резкими и частыми, а голос повысился на несколько тонов. — Ты спутался с темными магами, расхаживаешь с детьми убийц своих родителей и отвергаешь своих друзей! — на меня накатило противное чувство обиды и злости. В этот момент я окончательно осознал, что Рон потерян навсегда — мы больше не вернем тех отношений, которые когда-то нас связывали.

— Ты очень глуп, Уизли, — с холодным неодобрением произнесла Дафна. Все-таки я ошибся в своих предположениях: Дафна не воспринимала себя в качестве случайного свидетеля этого разговора. Она окинула Рона оценивающим взглядом и едва уловимо сморщила носик, словно завидев мерзкого вида насекомое. Выглядело это так естественно и обидно, что Рон оскорбленно покраснел, сжал в злости кулаки и двинулся на Дафну.

— Рон, я могу сказать лишь одно, — произнес я, тем самым заставив Рона отвлечься и отвернуться от Дафны, прекратив свое наступление и обратив взор на меня. — Ты безмозглый кретин.

Рон замер в растерянности: выражение его лица быстро прошло несколько стадий от изумления и замешательства до неверия, недоверия и, наконец, злости.

— Ты… — Рон покрепче сжал кулаки, но в бой не рвался. — Предатель!

— Да что с ним разговаривать?! — выкрикнул Дин Томас, о котором я уже успел позабыть, и, выскочив из-за спины Рона, запустил в меня ступефай. Следивший за движениями Рона, я никак не ожидал такой стремительной атаки со стороны и уже не успевал выставить щит, а увернуться значило бы подставить под удар Дафну, стоящую за моей спиной. Я лишь непроизвольно зажмурился, приготовившись к попаданию заклинания, но ожидаемого удара не последовало. Я открыл глаза и с удивлением уставился на парализованного Томаса. Не менее удивленными были Рон и Симус.

— Вот и зеркальный щит пригодился, — с довольным видом поигрывая палочкой, произнес Джон де Фор, стоявший у выхода из Большого зала и потому никем из нас незамеченный. Поблизости обнаружилось и несколько зрителей, которые с интересом наблюдали за ссорой. Среди них я обнаружил ту самую француженку Флер, чары которой не ощущал после начала занятий по окклюменции. А вот Дин, видимо, вовсю ими проникся и решил впечатлить девчонку, уложив Поттера с одного ступефая — не вышло: Флер с явным неодобрением поглядывала на парализованного парня.

Несколько секунд все растерянно молчали, переводя взгляд с парализованного Томаса на ухмыляющегося де Фора, а затем Рон пришел в себя и с боевым воплем, словно дикарь, ринулся с кулаками на Джона, который стремительным ступефаем нарушил все планы Уизли, отправив того в полет. Симус Финниган, в нерешительности помешкав, все-таки отправил в меня Петрификус Тоталус, который рассыпался о сдвоенный щит, выставленный мной и Дафной. Несколько секунд Симус с палочкой наготове косился то на меня, то на Джона, видимо, оценивая ситуацию, и пришел к неутешительным заключениям, а потому начал пятиться назад, с испуганным воплем споткнулся о парализованного Рона, выронил палочку, выругался, судорожно вскочил, подхватывая палочку, и весь красный, под смешки зрителей побежал прочь. На этом ситуация исчерпалась. Атаковать или преследовать Симуса никто не собирался: он был в меньшинстве, да и преподаватели могли появиться в любой момент и наградить всех отработками и снятыми баллами.

Постепенно зрители разошлись, обсуждая стычку, какие-то гриффиндорские старшекурсники быстро привели в порядок Рона и Дина и повели их прочь. Джон де Фор с усмешкой принял мою благодарность, взял с меня обещание не опаздывать на завтрашнюю тренировку по окклюменции и, насвистывая бодрый мотив, отправился в гостиную. Мы с Дафной направились в студенческое сообщество, все еще потрясенные случившимся. Вернее, потрясен был только я — Дафна была погружена в безмятежную задумчивость.

Горькая мысль о том, что многолетней дружбе с Роном пришел конец, довольно скоро скрылась за внезапно накатившей слабостью и легкой тошнотой. Я списал все на ссору с Роном, но состояние не улучшилось и в студенческом сообществе, а уже к середине нашей встречи мне стало настолько плохо, что, заверив встревоженного Дерека, что все в порядке, я покинул кабинет и отправился в гостиную.

Как в тумане я добрался до комнаты и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и обхватил голову руками. Что-то определенно нехорошее происходило со мной, но я понадеялся, что к утру все пройдет и мне не придется идти в Больничное крыло. Совсем скоро я забылся беспокойным сном.

Альбус Дамблдор в задумчивости сидел в своем кресле. Гермиона Грейнджер, хорошая девчонка, благоразумная, послушная, но не подобострастная, нетерпеливо ерзала на стуле напротив. Альбус поднялся со своего места и, пребывая в тяжелых думах, подошел к Фоуксу и стал отрешенно его поглаживать — это помогало Альбусу лучше думать. А подумать было о чем: Гермиона принесла скверные новости — юный Рональд Уизли, судя по всему, окончательно рассорился с Гарри. И перестал общаться с самой Гермионой, вместо этого попав в компанию неблагонадежных юных Финнигана и Томаса. Директор горестно вздохнул. Может, стоит вмешаться? Альбус тут же откинул эту мысль — слишком много работы, поверхностным воздействием тут не обойдешься.

Все это тревожило Альбуса. Гарри, которому пророчеством отведена роль победителя Волдеморта, судя по всему начинает идти по тому же пути, что и Том Риддл — по пути темной магии. Конечно, это пока что лишь теория, основанная на словах Гермионы и юного Рональда — и только это останавливало Альбуса от немедленного вмешательства. Пока что не было достоверных доказательств того, что Гарри занимается чем-то запретным. Он сам проследил — с юным де Фором они изучают окклюменцию и иные незапрещенные отрасли магии, а в студенческом сообществе Гарри занимается защитной магией. Поводов для беспокойства и для вмешательства не было. Хотя, компания юного де Фора определенно была неподходящей для Гарри — этот маглорожденный ребенок слишком эгоистичен и высокомерен. Будет печально, если Гарри проникнется заразившим Джона де Фора человеконенавистничеством. Куда лучше для формирования личности Гарри подходили Гермиона и юный Рональд, но отношения ребят испортились.

Альбус отошел от Феникса, погладил бороду, поправил очки и взглянул на Гермиону — та никуда не пропала и все так же с волнением ждала, что же решит директор. Альбус заложил руки за спину и начал расхаживать по кабинету, вернувшись в свои размышления. Юный де Фор совершенно никуда не годился — это было очевидно. Он наверняка ступит на путь темной магии — Альбус знал таких, как он, десятки студентов со схожим мышлением повстречались ему в Хогвартсе, и все закончили одинаково — стали темными магами, слугами зла и творили ужасные вещи.

Тем не менее юный де Фор и десятки подобных ему учеников не имеют значения в глобальном масштабе. Опасаться стоит становления темными магами таких учеников, как Гарри. И как Том Риддл. Как же Альбус жалел, что не вмешался в судьбу тогда еще студента Риддла. Ведь все можно было предотвратить одним заклинанием, один пассом палочки — и не было всех жертв магических войн, аристократия не выступила бы против простого народа без сильного и харизматичного лидера. Но у Альбуса тогда не хватило решимости — он пустил ситуацию на самотек, оставил ребенка в покое, и теперь приходилось расплачиваться — Том Риддл до сих пор был в какой-то мере жив, до сих пор практиковал темную магию и наверняка готовил планы по захвату магической Британии. Покрутив эту мысль с разных сторон, проникнувшись ее поучительностью, Альбус твердо для себя решил — он больше не допустит такой ошибки. Ни за что не допустит.

— Девочка моя, пока нет доказательств того, что Гарри практикует темную магию. А даже если и практикует, полагаю, что начал он не так давно, иначе бы мы давно это заметили. А значит, еще есть шанс его вернуть, — Альбус поднял руку, видя, что Гермиона хочет возразить. — Гарри может стать предводителем света, заменить меня, когда я уйду на покой, — Альбус посмаковал эту мысль, помолчав. Гарри, ребенок пророчества, был достаточно силен для этого, знаменит, представлен народу в роли героя, а до недавнего времени еще и благонадежен. Если сохранить или, полагая худшее, вернуть его приверженность идеям света, то из него выйдет отличный преемник. — На юного Рональда, судя по сложившейся ситуации, рассчитывать нельзя. Остаешься лишь ты, девочка моя. Не списывай Гарри со счетов — доброта все еще теплится в его сердце, я уверен. Ему нужно лишь показать это, чтобы он понял, что теряет, отворачиваясь от настоящих друзей и водясь с сомнительными личностями.

— А если… — взволнованно начала Гермиона, но не успела договорить — дверь в кабинет директора кто-то с силой пнул, заставив девчонку подскочить на месте. В кабинет директора ворвались пылающий злобой и с чудовищной ненавистью во взгляде Снейп и сильно потрепанный, израненный и раздраженный Гарри.

* * *

Незадолго до этих событий

С утра состояние ухудшилось: меня мутило, мысли были обрывисты и неясны. Стало очевидным, что в таком состоянии мне верная дорога в Больничное крыло, поэтому я оставил еще не проснувшемуся Невиллу наскоро написанную записку и поплелся в обитель мадам Помфри, потирая виски и слегка пошатываясь.

Дорога была словно в тумане. Общая слабость на фоне сильной тошноты не позволяли связно мыслить, и в Больничное крыло я ввалился в лучших традициях ливерпульских портовых грузчиков, пропустивших «пару пинт» за футболом. Мадам Помфри была на месте — ее выжидательный взгляд устремился на меня.

— У меня сильная тошнота. И слабость. Из-за этого мысли путанны. Все началось вчера, но сегодня стало хуже.

— Все понятно, молодой человек, — произнесла мадам Помфри так, словно ничего другого от меня и не ожидала. — Пройдемте.

Она отвела меня к хорошо знакомой больничной кровати, на которую я уселся с большим облегчением.

— Подозреваю, вас отравили, — сказала мадам Помфри, заставив меня в удивлении раскрыть глаза и на время забыть о своем недуге. — Для того, чтобы подтвердить диагноз, мне требуется провести анализ крови.

— Ладно, — сказал сбитый с толку я. Мадам Помфри скрылась у себя в кабинете и, судя по шуму перебираемых предметов, что-то искала. — А меня не могли проклясть?

Мадам Помфри появилась через несколько минут, и я уже успел подумать, что она не услышала мой вопрос, но последовал ответ:

— Проверить кровь на наличие зелий все равно не помешает.

Я машинально кивнул, по привычке соглашаясь с целительницей, но, завидев пустую колбу, предназначение которой, судя по нехорошему блеску в глазах мадам Помфри, было очевидным.

— А не проще ли мне дать антидот и не трогать мою кровь?

— Мистер Поттер, здесь я решаю, что лучше для моих пациентов! — строго и довольно резко произнесла она, а затем не дожидаясь ответа взяла мою руку и закатала рукав, свободной рукой извлекая палочку из кармана. — Если нейтрализовать действие зелья обычным антидотом, мы так и не узнаем, что именно вам подлили.

Я так и не понял, какое это имеет значение, а Мадам Помфри, видимо, сочла мою молчаливую задумчивость согласием и без лишних слов невербальным секо сделала грубый надрез на моем запястье и подставила колбу. Я скривился от неприятных ощущений и стал молча наблюдать, как моя кровь стекает в колбу, проливаясь и пачкая постель и пол. Когда колба наполнилась, мадам Помфри закупорила ее и спрятала в карман. Заклинанием она очистила постель и пол от крови, а я тем временем залечил рану от надреза.

— Мистер Поттер, я настаиваю, чтобы вы оставались в кровати до тех пор, пока я не проведу исследование вашей крови на наличие в ней зелий. Располагайтесь, — сказала она и в задумчивости развернулась с явной целью направиться в свой кабинет.

А антидот-то вы мне дадите? — раздраженно спросил я. Мне абсолютно не нравилась эта неаккуратная, витающая в своих мыслях мадам Помфри. Может, ее тоже отравили?

— Антидот? Да, конечно, сейчас, мистер Поттер, — целительница скрылась в своем кабинете и появилась через минуту с небольшим — с подозрительно небольшим — фиалом. — Выпейте, мистер Поттер.

Я взял протянутый мне фиал, слегка покачал его из стороны в сторону и нахмурился: в фиале было не больше чайной ложки бесцветной жидкости, в то время как большинство зелий, которые мне доводилось пить, имели большой объем и необычный цвет, а иногда еще и резкий запах. Я последовал этой мысли и понюхал жидкость в фиале — ничего.

— Мистер Поттер, не заставляйте меня вливать в вас антидот силой, — нетерпеливо произнесла мадам Помфри.

Я воспользовался этим и с плохо наигранным испугом выронил фиал из рук. Он не разбился — чары сохранения спасли от этого, — но жидкость пролилась на пол из откупоренного фиала.

— Ой, мадам Помфри, вы меня напуга… — я проглотил продолжение фразы, заметив, как пролившаяся жидкость начала проедать пол. Я перевел ошарашенный взгляд на мадам Помфри и словно в замедленной съемке наблюдал, как ее расстроенный взгляд перемещается от пролитой жидкости на меня, после чего вся грусть уходит и сменяется хищным спокойствием. Мадам Помфри молниеносно извлекла палочку и, направив ее на меня, ровным голосом произнесла:

— Авада Кедавра!

Лишь длинная формула авады, на первом слове которой понятно дальнейшее скверное развитие событий, позволила мне успеть увернуться — наполненный леденящим холодом неминуемой смерти зеленый луч пролетел в считанных дюймах от меня. Мадам Помфри не ожидала такой прыти, и ее секундная растерянность позволила мне достать из кармана палочку и перейти в атаку. Я запустил в целительницу несколько простых парализующих заклинаний, которые она приняла на щит, стремительно отступая — понимала, что в ближнем бою мое преимущество в ловкости играет против нее.

Несколько мощных ударных прогремели, разбившись о мой щит, а последовавший за ними неизвестный мне оранжевый луч с такой силой ударил по щиту, что заставил меня содрогнуться от его мощи. Мадам Помфри была уже у выхода из Больничного крыла и забрасывала меня десятками заклинаний, стремясь ослабить мой щит. На заклинания с длинными формулами вроде авады в таком стремительном бою времени не было.

Я почувствовал, что мой щит вот-вот не выдержит, и, сделав резкий перекат в сторону, отправил в стену рядом с Мадам Помфри бомбарду. Целительница не посчитала нужным отбивать летящее мимо заклинание и была неправа: взрывная волна заставила ее потерять равновесие, а осколки, как я надеялся, нанесли много мелких ранений. Я вскочил на ноги и начал засыпать закрывшуюся сильнейшим щитом Мадам Помфри. Мои заклинания легко отлетали от щита, не причиняя ему видимого вреда, и поэтому целительница, удерживая щит, аккуратно встала сперва на колени, а затем поднялась полностью. Резко отменив щит, она выскользнула из Больничного крыла. Я дернулся было за ней, но тут же остановился от резкой боли в ноге. Быстрая оценка ранения дала понять, что бежать в таком состоянии не представляется возможным. Одно из заклинаний мадам Помфри — поразившее меня, вероятно, во время переката — сильно обожгло ногу.

Несмотря на ранение, адреналин гнал меня в бой, я был разгорячен битвой и желал возмездия, но разум взял верх: во-первых, Мадам Помфри, судя по нашей короткой битве, была гораздо искусней — половина атакующих заклинаний мне была неизвестна; во-вторых, если она не стоит прямо у выхода, единственная возможная битва между нами — на дистанции. Учитывая искусность оппонента, я наверняка проиграю — мое преимущество было лишь в ловкости, более значимой на коротких дистанциях, что и спасло меня от неминуемой смерти в Больничном крыле. Ну и в-третьих, я был ранен.

Нет, определенно, пусть преследованием убийц занимаются авроры или, в крайнем случае, преподаватели — ввязываться в битву на невыгодных условиях в мои планы не входило.

Следующие несколько минут прошли в напряженном ожидании. Я не решался выйти из Больничного крыла, опасаясь, что мадам Помфри поджидает меня поблизости. Если ей так нужно, пусть сама возвращается — я не собираюсь лезть в бой при таких высоких шансах умереть.

Мадам Помфри не объявлялась. Спустя пять минут я понял, что она, вероятно, давно скрылась, но решил выждать еще несколько минут для надежности — жизнь стала удивительно дорого стоить для меня. Вдруг послышался звук быстро приближающихся шагов — мое ожидание не прошло зря, — и я атаковал вошедшего серией из парализующих и связывающих заклинаний прежде, чем понял, кто был этим вошедшим. Лишь опустив палочку и приглядевшись, я понял, что визитером оказался не кто иной, как Северус Снейп. Выругавшись про себя, я поковылял к обесчещенному зельевару. Мое чрезмерное напряжение и вернувшиеся симптомы отравления сыграли свою роль: мои действия опередили мою мысль — и Снейп подвернулся крайне невовремя.

Я посмотрел на связанного и парализованного Снейпа, размышляя, а не оставить ли его здесь в таком виде. С его неадекватными эмоциональными реакциями отменять сдерживающие его заклинания было просто-напросто опасным. Мысль была заманчивой, но я понимал, что уязвимое достоинство… нет, достоинство Снейп давно растерял — уязвимое эго Снейпа не переживет такого унижения. Не то что бы меня это волновало, но проблемы, которые неминуемо последуют за таким решением, могут оказаться непосильными для меня: если Снейп решит отомстить, у него высоки шансы на успех — он опытней и просто сильнее.

Я поколебался, но все же принял решение освободить неадекватного профессора и дать ему прокричаться, надеясь, что дальше этого не зайдет. Я развязал зельевара и снял парализующее. Снейп тут же вскочил на ноги, прожег меня обезумевшим взглядом и выхватил палочку, тем не менее, пока не направляя на меня:

— Поттер!!! — Снейп едва ли не захлебывался в своей злобе, и у меня пробежал холодок по спине от состояния зельевара. Было очевидно, что он не контролирует себя — его злость не то что достигла границ, а вырвалась за них. — Поттер!!! — Я попятился назад, не обращая внимания на накатившую тошноту и головную боль. — Грязный самовлюбленный ублюдок, думаешь, что можешь творить все, что вздумается?! — Ноздри Снейпа раздувались в бешенстве, делая его похожим на быка. — Считаешь, что можешь безнаказанно нападать на кого угодно?! — я уперся в стену — отступать больше было некуда. Снейп остановился в шаге от меня, а затем, резко отойдя на несколько шагов назад, направил палочку чуть в сторону от меня, вынудив меня закрыться щитом, и прокричал: Сектусемпра! Долор Сектис! Сектусемпра! — я убрал щит и бросил быстрый взгляд на стену: она была вся изрезана и искорежена от силы заклинаний. — Вот что бывает, если нападать не на тех людей, Поттер! — заключил Снейп. — А теперь, маленький паршивец, ты пойдешь со мной!

Снейп попытался схватить меня за ухо, но я вывернулся и закрылся щитом — пусть этот ублюдок только попробует.

— Профессор, — как можно спокойнее начал я. — На меня напали. Нужно немедленно сообщить аврорам, директору и деканам, чтобы организовать розыск преступника и увести в гостиные учеников.

— Ты не будешь указывать мне! — прорычал с нескрываемой угрозой Снейп. — На этот раз ты не выйдешь сухим из воды.

— Профессор…

— Заткнись, щенок! — взревел взбелененный Снейп, брюзжа слюной. — Неужели твоих никчемных мозгов хватило только на такие жалкие отговорки?! В них поверит только умственно отсталый! Со мной этот трюк не пройдет, Поттер! Ты ответишь за все!

Снейп грубо схватил меня за руку и потащил из Больничного крыла. Я попытался было сопротивляться, но слабость и вернувшаяся тошнота быстро заставили бросить это дело. Всю дорогу я пытался втолковать Снейпу, что на меня напали, но этот ублюдок лишь оскорблял в ответ и говорил, что не поведется на мои «байки».

Наконец мы добрались до кабинета Дамблдора, и Снейп сильным пинком распахнул дверь, вкладывая в это всю свою злость.

— Дамблдор! — Снейп не обратил внимания на испуганную Гермиону, сидящую перед директором. — Этот безмозглый идиот напал на меня! — пожаловался он.

Дамблдор сложил руки в замок и печально вздохнул. Жестом он отправил Гермиону прочь, и та пулей вылетела из кабинета, попутно наступив на полы мантии Снейпа. Последнего это еще больше взбесило, но наказать спешно ретировавшуюся девчонку он не успел и поэтому обратил всю свою злость на Дамблдора, испепеляя того разъяренным взглядом.

— Чаю? — наконец вымолвил Дамблдор.

— Чаю?! — взорвался Снейп. — Дамблдор, твои студенты нападают на профессоров! Вот этот разгромил Больничное крыло! — Снейп ткнул пальцем в мою сторону и гневно уставился на несчастного директора. — А ты предлагаешь мне чаю?!

Дамблдор повздыхал, окидывая меня и Снейпа укоризненным взглядом.

— Директор, — решил вмешаться я. — На меня напали в Больничном крыле. Если срочно не принять меры, нападавший скроется.

— Напали? — удивленно моргнул Дамблдор. — Поподробнее, Гарри.

— Дамблдор! — прорычал Снейп. — Поттер лжет! Он сам… — директор остановил Снейпа, подняв руку и даже не окинув того взглядом, и в ожидании смотрел на меня. Снейп был на грани, я это чувствовал.

— Директор, на меня напала мадам Помфри, — Снейп презрительно фыркнул, но перебивать в этот раз не стал. Я коротко пересказал сегодняшние события и рассказал о своем состоянии. Дамблдор быстро принял их к сведению и заверил, что во всем разберется. Меня он незамедлительно отправил в Мунго, а сам, судя по всему, вызвал авроров и вместе с кипящим от негодования Снейпом засобирался в обход по Хогвартсу.

Я проснулся от дрожи во всем теле и попытался поплотнее закутаться в одеяло. Глаза совсем не хотелось открывать, и слабость во всем теле убедила меня в том, что тянуться за палочкой и колдовать согревающее заклинание вовсе не обязательно — сойдет и одеяло.

— Мистер Поттер, — раздался смутно знакомый голос словно из далека. Не открывая глаз, я попытался вспомнить, где же я его слышал. — Мистер Поттер, нам нужно поговорить.

Точно! Это голос Ричарда — колдомедика, который лечил меня от последствий зелья и схватки с мадам Помфри. Мысли были словно обездвижены и текли медленно и неохотно. Не хотелось думать совсем, и я уже готов был отпустить сознание и забыться во сне, но настойчивый голос колдомедика не унимался. Пришлось нехотя открыть слипающиеся глаза и уставиться на размытый силуэт.

— Мистер Марлин-Монро? — подавив зевок, сонно спросил я.

— Марен-Моро, — спокойно поправил колдомедик. — Возьмите очки.

Я понял, что поспать мне не грозит, и, сев на кровати, принял очки. Мир тут же прояснился, а расплывчатый силуэт наконец обрел ясность — возле меня стоял Ричард Марлен-как-там-его со скрещенными руками и затаенным интересом в глазах. Это был высокий, жилистый мужчина лет тридцати с впалыми щеками, любопытными серыми глазами и старомодными густыми усами. Его рабочая мантия была мята и изношена, в районе живота было пятно от чего-то жирного, а рукава были закатаны, открывая на обозрение странного вида татуировки.

Если быть откровенным, я бы никогда не доверил вопросы своей жизни и здоровья человеку с таким внешним видом, но у меня просто не было выбора — к кому меня направили, к тому и пришлось идти.

— Пейте, — произнес он и протянул мне колбу с зельем желтоватого вида. Помня недавние события, я не спешил ее принимать. Ричард с двойной фамилией продолжал спокойно на меня смотреть и не убирал руку, пока я не решился взять колбу. Под внимательным взглядом колдомедика я слегка потряс колбу из стороны в сторону, гоняя жидкость внутри, принюхался и тут же скривился от неприятного запаха.

— Сейчас у вас слабость и заторможенность мышления — последствия отравления. Предложенное мной зелье нейтрализует эти симптомы, — Ричард заметил мой скептический взгляд и добавил: — Вообще это зелье не является необходимым и ничего не лечит — лишь улучшает самочувствие и ускоряет восстановление организма, поэтому, если не хотите, можете отказаться.

Я несколько секунд колебался, пока в голове не сформировалась мысль о том, что, если бы меня хотели бы убить, сделали бы это, пока я спал. Я опустошил колбу, скривился от мерзкого вкуса и, спешно схватив с тумбочки палочку, создал стакан и наполнил его водой и тут же осушил.

— Я хотел сообщить, мистер Поттер, что ваше лечение подошло к концу, — сказал колдомедик и опустился на табуретку рядом с кроватью. — Последствия зелья нейтрализованы. Это было простенькое зелье, имитирующее болезни. Школьники им иногда пользуются, чтобы отлынивать от уроков. Ваши повреждения, вызванные магическим воздействием, также исцелены, — Ричард на секунду замолк, в задумчивости смотря куда-то в окно.

Я набросил на себя согревающие чары и закрыл окно, отмечая, что состояние действительно улучшается. Зелье теплыми волнами разливалось по телу, отгоняя прочь слабость и возвращая ясность мысли.

— Это все, что я должен знать?

Колдомедик как-то странно посмотрел на меня, закинул ногу на ногу и, глядя куда-то в сторону ответил:

— Нет. Я позволил себе произвести подробный анализ ваших магических структур, — Ричард почесал подбородок, о чем-то размышляя, пожевал губами и, обратив взор на меня, продолжил: — анализ выявил в ваших магических структурах некий инородный… элемент. — неопределенно закончил он.

Я нахмурился и вопросительно уставился на колдомедика.

— Анализ выявил лишь наличие такого элемента, — пояснил колдомедик. — Для определения его природы и характера воздействия на организм требуются дальнейшие исследования.

— Есть какие-то препятствия для этих исследований? — уловив в его интонации и выражении лица предостережение, спросил я.

— Никаких. Требуется лишь заключить контракт с Мунго и внести оплату.

Я помолчал, внимательно разглядывая Ричарда и гадая, на что же он намекает.

— Этот контракт имеет какие-либо, хм… условия, которые могут оказаться для меня неудовлетворительными или повлечь негативные последствия?

— На это ответить можете только вы, мистер Поттер, — ответил колдомедик. — При заключении контракта вы соглашаетесь на составление записей о факте исследования, его ходе и результатах, а также на то, что эти записи могут быть переданы в определенных случаях в Министерство магии.

Теперь понятно. Если этот инородный элемент является чем-то опасным, у Министерства появится довольно сильное средство влияния на меня. Они могут угрожать обнародованием этих сведений, а подать такую информацию та же Рита Скиттер может так, что звание темного мага мне будет обеспечено.

— Знаете, мистер Мервин-Мери…

— Марен-Моро, — поправил колдомедик.

— …необходимость в дальнейших исследованиях наверняка есть, а вот в передаче этой информации Министерству — нет.

— Контракт не подлежит изменению, мистер Поттер.

— В таком случае, я буду вынужден отказаться от услуг Мунго и воспользоваться услугами колдомедиков с более гибкими условиями. Вы, случайно, не знаете таких, мистер Марлен-Моро?

— Марен-Моро, мистер Поттер, — глаза мужчины предвкушающе блестели. — И нет, я не знаю таких людей. Как вы вообще могли подумать, что я, добропорядочный гражданин, могу иметь какие-то темные связи?! — показушно злился колдомедик, улыбаясь кончиками губ. — Знаете, мне кажется, что это все признаки дурного воспитания. Если бы я не опасался, что наш разговор выйдет за эти стены, я бы рассказал вам, мистер Поттер, как нужно себя вести воспитанному и добропорядочному волшебнику!

Намек не понял бы только слепой и глухой, поэтому я, усмехаясь, принес стандартную клятву о конфиденциальности — с этого момента наш предстоящий разговор не мог быть разглашен. Ричард улыбнулся, довольно потер усы, достал из кармана палочку и принес мне точно такую же клятву. Все-таки ловко он направил разговор в нужное русло. И главное, ни словом не выдал своих намерений до принесения клятвы — ничего такого, за что его можно было бы засудить. Даже принеся свои воспоминания и указав на его едва уловимую улыбку я бы никогда не смог засудить этого расчетливого конспиратора.

— Честно признаться, сперва я сомневался в целесообразности этого разговора, — произнес Ричард. — Полагал, что четырнадцатилетний ребенок не в состоянии понять всех намеков и принять самостоятельное решение. Я ошибался, — он поднялся с табуретки и шутливо поклонился. Ричард стал гораздо раскованней после принесения клятвы и уже не скрывал своей улыбки. — Мистер Поттер, оказать вам помощь в исследовании могу я. Это будет стоить вам сто галлеонов наличными. Мунго требует пятьдесят шесть, если вас это волнует. Моя работа может занять от одного до трех дней, и по окончании я предоставлю вам полный отчет об инородном элементе и дам советы, что с этим делать дальше, если в этом будет необходимость. Все эти обязательства мы скрепим магическим контрактом о неразглашении и конфиденциальности, — произнес все это Ричард буднично, словно проделывал уже не один раз, и извлек из внутреннего кармана мантии аккуратно свернутый пергамент, который протянул мне. — Ознакомьтесь.

Я перечитал контракт три раза, изучил каждый пункт вдоль и поперек и не нашел никаких пунктов, никакой формулировки, имевшей бы двойственное или неясное значение.

— Потрясающая строгость и точность мысли, не так ли, мистер Поттер? — ухмыляясь, спросил Ричард. — В составление шаблона этого контракта была вложена первоклассная интеллектуальная мощь лучших юристов магической Британии. Они расписали все с потрясающей ясностью и четкостью, дабы в дальнейшем не было проблем с интерпретацией контракта. Вы же знаете, как это обычно бывает у неблагоразумных магов — настрочили контракт на скорую руку и подписали его, не думая о последствиях.

— Это не такой уж и объемный магический контракт, чтобы его так восхвалять, — заметил я. — Тут не так много пунктов, в которых может возникнуть двойственность мысли.

— Мистер Поттер, этот контракт в несколько раз объемней того, который я составил самостоятельно в качестве образца. Юристы избавили его, — он указал на пергамент в моих руках, — от малейшего намека на противоречия, прописав точное значение каждого значимого термина и раскрыв объем отдельных обязательств в полной мере. Мы не всегда понимаем точного значения слов или их полного объема, а в этом контракте все раскрыто.

Действительно, контракт был исчерпывающим. Все было расписано подробно и понятно, поэтому я, перечитав его еще раз и, не найдя неустраивающих меня пунктов, сказал Ричарду, что готов поставить свою подпись. Благодаря летнему чтению я знал, что не стоит опасаться скрытых пунктов, написанных невидимыми чернилами или внедренными в контракт иным злонамеренным способом — это называется пороком воли. Контракт в таком случае просто не будет подтвержден магией.

Мы с мистером кто-то-там-Моро подписали контракт и расплылись в улыбках, словно сытые акулы. Каждый остался в выигрыше, и это не могло не радовать.

Для того чтобы задержаться в Мунго я выпил все то же безвредное зелье, которое имитировало симптомы отравления магическими травами, обычно используемыми в зельеварении. Этого было достаточно для того, чтобы Ричард мог спокойно осуществлять свою работу и не думать об оправдании моей необоснованной задержки в больнице. Его исследования продлились два дня, и еще день он потратил на техническую работу: написание отчета, поиск и чтение каких-то книг и сборников научных статей, изучение записей о ходе лечения.

Вечером третьего дня работа была закончена. Ричард привычно навешал целую серию защитных чар на палату, а я не менее буднично добавил своих. Когда конфиденциальность была обеспечена, Ричард протянул мне колбу с зельем, которое должно было ликвидировать действие зелья-имитатора, и уселся на табуретку передо мной.

— Что ж… — помедлив, начал Ричард. Выглядел он задумчивым и немного встревоженным. — Я выяснил природу чужеродного элемента в ваших магических структурах и сделал выводы о возможных последствиях его нахождения в них. Если говорить коротко, то в вашей голове, — он указал папкой с отчетом на мою голову, — крестраж. Крестраж — это частичка души волшебника, которая искусственно отделяется с помощью некого темного ритуала и помещается в неодушевленный предмет. Насколько мне известно, это такой извращенный способ обрести бессмертие.

Я кивнул, принимая информацию. Меня не совсем радовало слово «неодушевленный», но я решил воздержаться от вопросов, пока Ричард не закончит.

— Не очень ясно, как крестраж попал в вас. Также непонятно, чей это крестраж. Тем более мне неизвестно, что с этим делать. Тем не менее, возможно сделать предположение о влиянии крестража на вас, — Ричард взъерошил волосы и глубоко вздохнул. — Природа крестражей заключается в том, что они неактивны, пока нет импульса к активности. То есть крестраж, заключенный, например, в книгу, может веками лежать и никак себя не проявлять. Но если кто-то возьмет эту книгу в руки, это послужит импульсом, и крестраж сможет воздействовать на этого человека. Не спрашивайте меня, как — я не настолько знаком с темой, чтобы это объяснить, — Ричард постукивал костяшками пальцев по столу, прокручивая что-то в голове, затем сам себе кивнул и продолжил: — Так это работает с неодушевленными предметами. Что же касается вас… Тут все очень странно, мистер Поттер. Судя по тому, как плотно и гармонично крестраж «врос» в ваши магические структуры, он уже давно с вами. И до недавнего времени он не был активен, как была бы неактивна книга-крестраж, лежащая себе в тайнике. Но сейчас крестраж активен, — у меня пробежал холодок по спине. В горле застрял вопрос о том, что это значит, и я лишь беспомощно взирал на Ричарда. — Судя по тому, что я вижу, активируется он несколько иначе. Если внешний крестраж, заключенный в предмет, воспринимает себя именно как крестраж и потому, оказавшись в руках человека, подчиняет его как чужую личность, то в вашем случае, гм… Как бы это сказать… В вашем случае крестраж не имеет внешнего носителя и потому воспринимает вас как себя, а ваша личность для него — чужеродный элемент.

Я резко выдохнул. Чужеродный элемент воспринимает меня чужеродным элементом. Мысли роились в голове, понемногу накрывало мерзкое чувство паники, и лишь большое усилие воли заставило меня абстрагироваться от этих мыслей и проделать дыхательные упражнения. Пять минут — и все признаки паники и возможной истерики устранены.

Ричард настороженно поглядывал на меня, но ничего не говорил. В его взгляде не было ни сочувствия, ни жалости — лишь умеренное любопытство и пристальная настороженность.

— И что мне грозит? — хрипло спросил я, массируя виски и рассматривая замысловатый узор на прикроватном коврике. Витиеватые переплетения десятков многогранных фигур — хороший узор.

— Сложно сказать. Полагаю очевидным, что крестраж не может вытеснить вашу личность: у него недостаточно сил, чтобы ее подавить, и равно он не может сменить носителя. Судя по всему, он воздействует на вашу личность, изменяя укоренившиеся паттерны поведения, привычки, мысли — он изменяет вашу личность, медленно, но уверенно. Считайте, что это точно такое же управление как в случае неодушевленных носителей, только более глубокое. В тех случаях крестраж внедряет определенные мысли и действует наподобие империо, а в вашем случае крестраж меняет вашу личность, чтобы в конце концов ощутить ее как свою собственную — он не может воздействовать на вас как в случае с книгой, как империо, потому что воспринимает вас как себя, только чуть-чуть неправильного себя — с чужеродным элементом, который, за невозможностью вытеснения, требуется привести «в норму».

— Вот черт… — прошептал я, закрывая руками лицо и уходя в размышления. Может ли это быть правдой? Да, определенно, надежды на то, что Ричард врет, нет — контракт не позволит. Могут ли быть его выводы ошибочными? Вполне, ведь никто прежде не исследовал подобные случаи. Но прав ли он? Поразмыслив несколько секунд, я решил, что скорее да, чем нет. Определенные изменения произошли. Я стал более уравновешенным, более осмотрительным, мне стало легче концентрировать внимание и в то же время я стал более нетерпимым к проявлениям слабости или глупости. Мои эмоции стали более сдержанными, а интересы окружающих для меня стали менее значимыми. Я не терзался тем, что поссорился с друзьями. Прежде я бы долго корил себя за стычку с Роном, а ныне даже не задумался о произошедшем. Равно меня перестали волновать старания Малфоя испортить мне жизнь и неодобрительные взгляды большинства учеников. Все это оставляло меня безразличным.

Я прислушался к себе и осознал, что и те мечты, что были в моей голове год назад: иметь много друзей, создать большую семью и вести тихую, размеренную, счастливую и полную мелких домашних хлопот жизнь — померкли. Они определенно не исчезли, не испарились словно их и не было, но больше они не вызывали у меня сильных эмоций. И такие изменения произошли так незаметно, так плавно и естественно, что я не обратил на это никакого внимания. Но о чем же мечтал я сейчас? Я не мог ответить на этот вопрос. Конечно, во мне еще были отголоски моих прежних желаний, но что будет дальше?

— Мистер Поттер, я вижу, что вы пришли к некоторым заключениям, — прервал мои размышления Ричард. — Я не могу дать вам никакого полезного совета, поскольку данная ситуация несколько выходит за рамки моей компетенции, — Ричард положил папку с отчетом на кровать рядом со мной и, бросив на меня нечитаемый взгляд, направился к выходу. У самой двери он остановился, словно мысленно с чем-то сражаясь, в сомнении повернул ко мне голову, почесал затылок, но все-таки сказал: — Род Фарлоу, мистер Поттер. Они единственные в Британии, кто углубился в темные искусства настолько, чтобы предположить, что они могут вам помочь. — Ричард отвернулся и взялся за дверную ручку, но снова остановился. — Они влиятельны и сильны. Их сложно заинтересовать и берут они много. Будьте благоразумны и очень осторожны. — Ричард открыл дверь, и я почувствовал, как струйки магии обвили меня и опали — действие условия о конфиденциальности не распространялось на дальнейшие события.

— Спасибо, мистер Марвен-Моро, — бросил я в спину уходящему колдомедику.

— Марен-Моро, — не оборачиваясь поправил меня он и бесшумно закрыл дверь.

В Хогвартсе на мое отсутствие практически не обратили внимания. Пока я отлеживался в Мунго, позволяя Ричарду Марен-Моро проводить исследования над засевшим во мне крестражем, Кубок огня избрал чемпионов школ, и ажиотаж вокруг этого события не утих до сих пор. Пожалуй, помимо Невилла и де Фора, лишь Малфой не забыл обо мне.

Поскольку школа пребывала в неведении относительно произошедшего, все сочли, что я не выдержал придирок Снейпа и напал на того. Вероятно, здесь не обошлось без Гермионы, которая не смогла держать рот на замке. Однако дальше всех зашел Малфой, сочинивший байку о том, как Снейп застал меня за занятиями темной магией в женском туалете, за что и был подвергнут нападению. Разумеется, в эту историю не поверил никто, кроме домашних питомцев Малфоя — Крэбба и Гойла, — а потому Малфой в очередной раз прослыл лгунишкой и теперь пребывал в крайне скверном настроении, до глубины души оскорбленный и униженный. Кому-то это показалось бы смешным, но я видел здесь опасность — честь Малфоя задета, а в таком состоянии он способен на глупости. Кто знает, что взбредет ему в голову, чтобы доказать, что он не лжет и что я действительно являюсь темным магом? А ведь в действительности я не практикую ничего незаконного. Пока что.

Историю с мадам Помфри замяли. Саму женщину нашли запертой в ее дорожном сундуке: связанную, обезвоженную, израненную и едва живую. Как сказал Дамблдор, встречавший меня из Мунго, она совсем ничего не помнит, а истинный виновник, вероятно принимавший оборотное зелье, скрылся. Дамблдор поспрашивал меня о деталях нападения, сочувственно повздыхал о пережитом мной нападении и ушел, заверив, что злодею еще воздастся. Я так и не сказал ему, что лже-Помфри, как я ее про себя прозвал, взяла у меня кровь. Не знаю почему, но все мое естество воспротивилось этому, что-то внутри отчаянно кричало не делать этого. Я подсознательно ощущал, что это может мне навредить.

Я не винил Дамблдора за бездействие — старик печется о репутации школы и живет принципом «ну ничего же страшного не случилось». Он не вызывал авроров на первом курсе, когда в школу пробрался маньяк с Волдемортом на затылке, не вызывал их на последующих курсах, стараясь все держать под своим контролем. Ничего ведь страшного не случилось. Определенно, Дамблдора винить за случившиеся я не мог — я винил Снейпа. Именно из-за действий этого человека, по всей видимости, страдающего особой формой болезни под названием «настоящий ублюдок», лже-Помфри сбежала. Послушай он меня тогда, все было бы иначе. Но этот тип, как обычно, контролируемый эмоциями, а не здравым рассудком, побежал ябедничать директору. Более того, этот придурок полагал, что я незаслуженно избежал наказания, в первый же день моего возвращения из Мунго засадив меня на уроке. Разумеется, он знал, что я не готов к теоретическому опросу, потому что в больнице как-то не до зельеварения. Знали это и остальные преподаватели, которые меня по этой причине не вызывали и лишь выдали дополнительные задания по пропущенным темам. В очередной раз оскорбленный Снейпом, влекомый жаждой расплаты, я пообещал, что отомщу.

Пока я отсутствовал, чемпионом Хогвартса стал четырнадцатилетний Джон де Фор, что вызвало нескончаемый поток критики и злых взглядов в его сторону: негодовали как студенты Хогвартса, так и иностранные учащиеся. Сам де Фор на это флегматично замечал, что мнение масс легко подвержено влиянию: сегодня они тебя ненавидят и презирают за то, что ты выбился из их числа, однако уже завтра они будут возносить тебя, как только ты принесешь им первую победу. Джон упивался тем, что был на слуху, и его, казалось, совсем не заботило, что внимание это было отнюдь не одобрительным.

Если бы чемпионом был избран не Джон, который ловко раскрутил меня, пребывающего в тяжелых мыслях и скверном расположении духа, на обещание помогать с подготовкой к предстоящим заданиям, я, вероятно, совсем бы выпал из школьной жизни. Влияние крестража, до недавнего исследования неощущаемое, вдруг проявилось, стало почти осязаемым. Казалось, что внутри меня находится какой-то паразит, и невозможность это исправить очень досаждала. Наверное, виной тому было знание об этом самом крестраже и его влиянии. Ведь до обретения этого знания я и предполагать не мог, что изменения в моем поведении диктуются не только моим опытом и окружением. Но теперь, обретя знание, я стал внимательнее прислушиваться к себе, стал наблюдать за своим поведением и ходом мыслей. Вывод был один — крестраж изменял меня. И неизвестно откуда я имел странную уверенность в том, что он становится все активнее.

А я все становился отчужденней: маленькие радости жизни любого ученика вроде хороших оценок, заработанных баллов или беды вроде их потери или получения отработки находили во мне все меньший эмоциональный отклик. Оскорбления Снейпа так же вызывали все меньше эмоций. Нет, мне по-прежнему требовалось проделывать дыхательные упражнения перед уроком и контролировать себя, чтобы не сорваться в ответ на нелепые придирки и оскорбления, но сделать это было значительно проще. И это упрощение было вызвано отнюдь не опытом или занятиями окклюменцией. Нет, я осознавал, что стал безразличнее к происходящему. Единственное, что во мне нарастало с поразительной скоростью, — это раздражение. Я был слаб и не мог себя защитить, и это ощущалось каким-то… неправильным. Так не должно было быть. Моя неопытность и слабость вызывали внутреннее чувство дискомфорта, словно меня лишили чего-то важного. Это будто всю жизнь ходить с десятками мощных защитных артефактов, а потом в один день лишиться их и остаться без защиты — чувство незащищенности и неправильности происходящего тут же займет разум. Я где-то об этом читал и полагал, что со мной происходило нечто подобное, но в обратную сторону: я никогда не был могущественным магом и никогда не отчаивался по этому поводу, считая, что всему свое время, но все изменилось: со своим нынешним набором знаний и умений я чувствовал себя незащищенным, и это чувство было неправильным и усиливалось с каждым днем.

И если эти изменения я еще мог принимать как положительные, то были и другие, которые пугали. У меня начинали проявляться определенные эмоциональные реакции на отдельных людей. Дамблдор зарождал в сердце тревогу — бессознательную и бесформенную, не обретшую еще четких очертаний; при виде Каркарова зарождалось раздражение, которое перерастало в сильную неприязнь, отчего я опасался усиления этого чувства; Снейп вызывал подозрительность, перерастающую в недоверие. Поскольку я предполагал, что крестраж в моей голове принадлежит Волдеморту — это был самый логичный вариант, — мне эти реакции не нравились. Волдеморт был неуравновешенным психом и вряд ли мог воспринимать людей адекватно. Мне очень не хотелось перенимать его качества — следовало избавиться от крестража, пока он лишь пробуждается, ибо если он глубоко пустит корни в моем сознании, я больше не буду собой.

Разумеется, в первый же день после выписки из Мунго я направил письмо Сириусу с туманными намеками и просьбой о срочной встрече. Несмотря на совет мистера Марен-Моро, связываться с Фарлоу я не желал, полагая Блэков достаточно темными для того, чтобы разобраться с крестражем.

В ожидании ответа от Сириуса, я засиживался за книгами до глубокой ночи, стараясь погружением в магические науки заглушить давящее чувство внутреннего преображения, не оставлявшее меня в покое. Оно давило, раздражало мои мысли и выводило из равновесия. Даже отодвинутое на край сознания, оно пробивалось сквозь мою ментальную защиту, порождало во мне страх потерять свою личность и свою душу, уступив свое тело крестражу. Эти мысли ледяным холодом отдавались внутри, постоянно околачивались на границе разума и ни на минуту не давали расслабиться. Мысль о крестраже удивительнейшим образом, как и сам крестраж, не поддавалась никаким логическим убеждениям и увещеваниям. Внешне мне не составляло труда не выдавать своей обеспокоенности, но внутренне я содрогался и трепетал от мучительного груза своего тайного знания.

Жуткое знание, хотя и вогнало меня в смятение в первый день, не заставило сжаться под натиском его зловещих последствий и поникнуть, принимая неизбежность грозящих изменений. Я ни на секунду не пребывал в таком состоянии и искренне презирал его — принятие стало бы непростительной ошибкой. Напротив, я намеревался избавиться от крестража и его тлетворного влияния, разлагающего мою душу и вносящего в нее чуждые мне изменения. Мне не прельщало становиться лишенной всяких благородных качеств личностью, коих определенно не мог иметь предполагаемый хозяин крестража.

В субботу, на третье утро после возвращения в Хогвартс, пришел ответ от Сириуса. Витиеватыми формулировками он назначил встречу сегодня ночью в Визжащей хижине. От этого послания у меня потеплело в груди: уж кто-кто, а Блэки были настоящими спецами в темной магии, поэтому Сириус наверняка сможет помочь мне избавиться от этой мерзости в голове. И не придется обращаться за помощью к Фарлоу. Полагаю, через Грейс я бы смог договориться о встрече с ее отцом или выведать адрес для письма, но далеко не факт, что мне согласились бы помочь.

На завтраке я витал в своих мыслях, вяло ковырял овсянку и очнулся лишь когда моя тарелка и недопитый сок внезапно исчезли.

— Завтрак уже закончен, — произнес с усмешкой Невилл, заметив мое недоумение. — Опять тренируешь ментальные щиты? Вид у тебя такой, словно ты выстраивал сложнейший щит Фолкнера, а домовики все испортили, забрав твою посуду.

Я слабо улыбнулся Невиллу. Я не рассказал ему о крестраже в своей голове — никому не рассказал. Это не та информация, которую разглашают без клятвы. Да и какой смысл был рассказывать это кому-либо, кроме тех, кто может помочь? Никакого. А на данный момент помочь мог лишь Сириус и мистер Фарлоу.

После завтрака я дважды одолел Невилла в магические шахматы, проиграл ему во взрывные карты и, пообещав позже взять реванш, отправился на встречу с де Фором. Время тянулось медленно, и я не хотел изводить себя праздным ожиданием, а потому рассудил, что тренировка с Джоном куда предпочтительней. Правда, придется выслушивать его разглагольствования о собственной исключительности и о Турнире, но это было терпимо. В конце концов, де Фор, несмотря на всю свою спесь и презрительность, был умен, амбициозен и, как ни странно, доброжелателен по отношению ко мне. Разумеется, я всегда был осмотрителен с ним, но поводов к недоверию пока не было: де Фору я был интересен как спарринг-партнер в магических дуэлях и как не менее заинтересованный в магических науках человек, любящий поговорить на эту тему. Вдобавок я не презирал его за происхождение и не отворачивался из-за манеры поведения — я был отличным приятелем, чего уж скромничать. Я также ценил его — он был талантливым магом и мне нравилась его манера ведения боя. Он был прекрасным партнером для дуэлей — этого не отнять. А негативные качества… Что ж, они были простительны. Куда больше презрения во мне вызывали леность и праздность.

— Поттер, — поприветствовал меня де Фор, отрывая взгляд от книги. Он сидел в роскошном мягком кресле, собственноручно трансфигурированном им из дохлой мыши. Забравшись на него с ногами и укрывшись темно-серым пледом, испещренным вышитыми ярко-красной нитью письменами на арабском, он молча наблюдал, как я создаю почти такое же кресло, по его мнению, менее вычурное и вообще невзрачное, и опускаюсь в него.

— Невилл не придет? — спросил Джон.

— Напрочь отказывается учиться по субботам, — ответил я.

— С таким подходом успеха добиться будет сложно, — покачав головой, произнес Джон.

— Невилл где-то вычитал какую-то теорию о силе отдыха или что-то в таком духе. Полагает, что хороший отдых по выходным и здоровый сон в течение недели помогут ему быть эффективнее.

Джон саркастично фыркнул:

— Даже если он прав, чтение романов психопатки Ричмонд нивелирует весь эффект. За таким чтивом он быстро деградирует до уровня Малфоя или, еще хуже, Дина Томаса.

Я лишь усмехнулся на это. Невилл действительно увлекся романами Аманды Ричмонд — горе-писательницы вроде Локхорта. Невилл это оправдывал тем, что у Ричмонд была научная степень по травологии, а потому в каждой ее книге упоминаются весьма нестандартные применения известных растений, что он тщательно выискивал и конспектировал.

Наше занятие прошло обыденно: один насылал слабой силы «легилименс» на другого, затем натиск постепенно увеличивался и так до падения щита, а затем мы менялись сторонами. Прозанимавшись так больше часа, мы наконец свободно выдохнули и устало опустились каждый в свое кресло. Ментальные науки очень изматывали, после них не хотелось ничего, кроме покоя, поэтому еще с десяток минут после тренировки мы просто молча отсиживались, восстанавливая силы и приводя разворошенные мысли в порядок.

— Де Фор, а как ты стал чемпионом? — спросил я через несколько минут, когда мои бессистемные мысли плавно перешли к текущим хогвартским событиям. За три дня я так и не спросил его об этом, а де Фор не норовил рассказать.

— Попросил Маркуса Филленса бросить мое имя в Кубок. Дальше все зависело не от меня — Кубок сам признал меня лучшим, — просто ответил Джон.

— И все? Так просто?

— Не совсем просто, — усмехнулся Джон. — Сперва я попросил Джонса. Тихоня-ботаник с седьмого курса Хаффлпаффа, постоянно ходит ссутулившись и уперев взгляд в землю, по традиции не забывая обдавать всех мимо проходящих стойким запахом пота, — пояснил на мой вопросительный взгляд де Фор. Я, кажется, понял, о ком шла речь — асоциальный паренек, над которым любили насмехаться слизеринцы, гриффиндорцы… да, в общем, студенты всех факультетов. — Он в Турнире, само собой, участвовать не собирался. А мне нужен был совершеннолетний студент, который вбросит мое имя в Кубок. Вот я и предложил ему.

— И он согласился? — с сомнением спросил я.

— Конечно, — губы Джона изогнулись в самодовольной улыбке, а глаза недобро блеснули. — Я сказал ему, что он может бросить листок с моей фамилией прилюдно, и все подумают, что он сам хочет участвовать в Турнире, впечатлятся. Это был его единственный шанс покрасоваться перед девчонками, ничем не рискуя. И вот, он пошел к Кубку, когда там собралось достаточно людей, и потерпел неудачу — Кубок отказался принимать листок с чужим именем. Джонс бросал листок в Кубок, а тот выплевывал его обратно, — продолжал рассказывать де Фор, презрительно усмехаясь. — И этот идиот просто сбежал, сбежал на глазах у многочисленных зрителей, превратившись во всеобщее посмешище.

Мы помолчали, воспроизводя в голове картину случившегося. Де Фор, презирающий Джонса чуть больше, чем остальных, открыто наслаждался произошедшим. Я не испытывал и этого — предстоящая встреча с Сириусом и разговор о крестраже давили на меня, вытесняя собой все возможные переживания.

— Разумеется, все решили, что он настолько жалок, что Кубок не допустил его даже до участия в конкурсе. Были и другие версии, но я не интересовался — мне пришлось срочно думать о том, как подбросить имя в Кубок, и искать другого старшекурсника. Вскоре я нашел очень простое решение, а потом под руку подвернулся Филленс, — лицо де Фора смягчилось, губы больше не были искривлены в презрительной ухмылке, но неотъемлемая надменность осталась. — Пришлось заплатить ему пару галлеонов, но оно того стоило: моя задумка сработала, и Кубок принял мое имя, посчитав совершеннолетним. Для этого Филленсу понадобилось лишь шарахнуть его конфундусом.

— Занятно, — сказал я. Действительно, защита оказалась ненадежной по сравнению с тем, что накрутил Дамблдор изначально. Может, он обиделся и специально оставил изъян? Нет, не похож Дамблдор на обидчивого старичка.

— Какой была реакция окружающих?

— В основном негативной, как и сейчас, — снисходительно ответил де Фор. — Когда мое имя только вылетело из Кубка, все в недоумении замерли, словно случилось что-то экстраординарное, и, когда я уже подходил к комнате для чемпионов, начался галдеж и возгласы недовольства, — Джон скучающе зевнул и продолжил: — В комнате чемпионов Крам был отстраненным, а эта французская … девчонка, — брезгливо выговорил он, — назвала меня мальчишкой и не поверила, что Кубок посчитал меня наидостойнейшим кандидатом.

— Непростительное оскорбление, — прокомментировал я, но де Фор не уловил сарказм и согласно кивнул.

— Именно. Потом объявились директора, организаторы и почему-то Снейп. Директора и организаторы вели себя пристойно, выяснили, как я прошел отбор, и приняли это как что-то уже сделанное и неисправимое, зато немытое недоразумение попыталось меня унизить при всех.

— Снейп? — спросил я, и де Фор утвердительно кивнул. — Сочувствую. Снейп — это позор всего Хогвартса. Невоспитанный и истеричный — чего еще можно ожидать от такой личности? Впрочем, Хогвартс наверняка скоро избавится от подобных некомпетентных кадров.

Де Фор изучающе скользнул по мне взглядом, помолчал, давая возможность продолжить — я не воспользовался этим предложением. Скоро он все узнает из газет — нет необходимости раскрывать детали моей мести раньше времени. Понимая, что я не желаю продолжать, де Фор не стал досаждать расспросами и сказал:

— Я не стал терпеть оскорбления и извинился перед иностранными директорами за поведение Снейпа. Сказал, что мне стыдно, что хогвартские преподаватели демонстрируют столь низменное поведение. Этот плебей взбесился и попытался меня наказать и снять баллы, и тогда я сказал, что буду жаловаться в Министерство и Попечительский совет на его поведение. Тогда уже вступился Дамблдор, задавил конфликт и разогнал всех по углам.

Еще с десять минут мы поговорили с де Фором о Турнире и планах по подготовке к нему. Джон важно уведомил меня, что завтра утром планируется тренировка, на которой он ожидает меня увидеть, после чего мы распрощались и разошлись в разные стороны: де Фор — в гостиную Хаффлпаффа; я — на встречу с Сириусом.

— Гарри, постой! — раздался позади голос Гермионы. Девушка с решительным видом спешила ко мне. — Нам нужно поговорить, — Гермиона вплотную приблизилась ко мне, быстро огляделась по сторонам и, не обнаружив никого поблизости, решительно взяла меня под руку и потащила в одном ей известном направлении.

— У меня мало времени, Гермиона, — устало произнес я. Выяснять отношения с Грейнджер сейчас совсем не хотелось — куда большие проблемы требовали разрешения, и я не собирался откладывать их даже ради старой дружбы.

— А какие у тебя тогда… — начала Гермиона, но быстро прикусила язык, бросила на меня виноватый взгляд, помолчала несколько секунд, покусывая губу и пребывая в задумчивости, но не забывая следить за маршрутом, и сказала: — Я не займу много времени. Гарри, мне бы хотелось восстановить наши отношения, — Гермиона наконец остановилась и выпустила мою руку. — Полагаю, мне стоит меньше поучать и больше уважать мнение других, — выпалила она, постукивая ногой по полу. Было видно, что слова дались ей с трудом, и слегка раскрасневшаяся Гермиона поспешно добавила: — Конечно, и тебе стоит прислушиваться к мнению друзей!

Я с искренним любопытством оторвал взгляд от стены и посмотрел в глаза подруги. Она тут же опустила их, и я уже собрался заподозрить ее в неискренности, но девушка быстро справилась с собой и, взяв себя в руки, с решительностью и даже неким вызовом встретила мой взгляд. Несколько секунд мы так и стояли и играли в гляделки, пока я первым не прервал зрительный контакт.

— Не разрушай нашу дружбу из-за одной небольшой ссоры, Гарри! — промолвила Гермиона.

— Я не ссорился с тобой, Гермиона, — с расстановкой произнес я, — поэтому наши отношения, более свободные и уважительные, меня устроят.

Гермиона удивленно моргнула, видимо, из-за того, что не услышала ожидаемых обвинений и не увидела моей обиды. Но девчонка она была достаточно сообразительная, чтобы не лезть с расспросами, а потому неуверенно улыбнулась.

— Я… рада, — заключила она, теребя рукав мантии. Несколько секунд ее взгляд блуждал где-то на стыке потолка и стен, а саму девчонку терзали какие-то сомнения, и в конце концов она посмотрела на меня и сказала: — Симус и Дин плохо влияют на Рона. Завтра они готовят тебя засаду. Будь осторожен! — сказав это, Гермиона попрощалась и спешно куда-то умчалась. Проводив девушку взглядом, я озадаченно почесал затылок, но быстро опомнился и выбросил мысли о Гермионе из головы: подумать о ее мотивах и поведении еще представится возможность.

Решив, что незапланированных встреч на сегодня достаточно, я натянул на себя Мантию-невидимку и, не забывая поглядывать в карту мародеров, направился на астрономическую башню. Дорога прошла без происшествий, карта мародеров не отображала никого поблизости, поэтому я без опаски извлек из кармана метлу и вернул ей нормальный размер, после чего незамедлительно взобрался на свою Молнию и, укрывшись Мантией-невидимкой, полетел в сторону Визжащей хижины.

Лететь пришлось против ветра, но чувство полета казалось позабытым и давним, словно прошла целая вечность с тех пор, как я последний раз садился на метлу. Я задавался вопросом, было ли это нормальным состоянием или эти ощущения вызваны воздействием крестража. Ответа не было, но я с удовлетворением отмечал, что полет по-прежнему доставлял удовольствие — без каких-либо сомнений или чуждых опасений, возникших не по моей воле.

В Визжащей хижине было пусто. Я прибыл заранее, как и планировал, и теперь имел время здесь осмотреться, пока не прибудет Сириус. Местечко оказалось довольно убогим, темным и пыльным. В воздухе царило зловоние с примесью чеснока, что настораживало и пробуждало воспоминания о Квирелле и вампирах, поэтому я не преминул использовать заклинание освежения воздуха. Следующим заклинанием я уничтожил пыль на небольшом металлическом столе и приставленных к нему ветхих деревянных стульях. В дальнем углу от стола располагался диван, вероятно, являющийся небольшим мирком для всякой живности. Заклинаний по очистке диванов я не знал, а простенькие бытовые здесь явно не сработали бы. Я поколебался между желанием уничтожить диван и оставить его и его обитателей в покое и остановился на втором, а затем, бросив на несчастный диван еще один подозрительный взгляд, проверяя, не выскочит ли оттуда какая-нибудь гигантская блоха, начал накладывать на помещение сильнейшие из знакомых мне заклинаний приватности.

Когда с установлением защиты было покончено, а опасения о нападении блохи уже позабылись, в нескольких метрах от меня раздался хлопок, заставивший встрепенуться и достать палочку.

— Сдаюсь, — шутливо подняв руки, произнес Сириус Блэк, тепло мне улыбаясь. Он выглядел гораздо лучше, чем при нашей последней встрече: по-прежнему худой, но без признаков недоедания, со здоровым цветом кожи, чисто выбритый, с аккуратной прической, как у американских военных, и очками-велосипедами, прямо как у меня, но с более утонченной оправой. Сириус обмолвливался, что поработал над внешностью, чтобы иметь возможность выходить в свет, но чтобы настолько…

Я выдавил легкую улыбку и предложил ему стул. Мне было не до шуток, иначе бы я непременно сказал, что суровые мужики из Бирмингема делают с такими денди.

— Что случилось, Гарри? — с тревогой спросил Сириус. — Ты какой-то неприветливый.

— Сириус, что ты знаешь о крестражах? — бросился я с метлы на бладжер.

Лицо Сириуса, в первые мгновения выражавшее смесь удивления и задумчивости, вдруг вытянулось, а глаза расширились.

— Только то, что они собой представляют. Это предметы, содержащие кусочек души волшебника. Очень неразумное колдовство, — подытожил он, с тревогой постукивая костяшками пальцев по столу.

— Можно ли в качестве вместилища крестража использовать живого человека?

Сириус замер, в изумлении глядя на меня.

— Гарри, если ты решил… — начал Блэк и остановился, встретив мой взгляд. Вполне обычный взгляд, но Сириус, видимо, увидел в нем что-то, сбившее его с мысли, и Блэк растерянно почесал голову. — Я не думаю, что это возможно, — выдавил из себя он и не удержавшись добавил: — Тебе не стоит влезать в такие дебри магии, Гарри! Это уже не шутки! Такого рода магия искалечит твою личность и оставит лишь жалкое подобие человека!

Я лишь горько рассмеялся. Лицо Сириуса побледнело, и я поспешил сказать, пока Блэк не пришел к самым невероятным мыслям:

— Я не создавал и не собираюсь создавать крестражи, — Сириус облегченно выдохнул и, закинув руки за голову, откинулся на спинку стула, позволив легкой улыбке появиться на лице.

— А я уже такого успел понадумывать! — вскричал он.

— Сириус, я был у колдомедика, и он сказал, что я являюсь носителем чьего-то крестража.

К чести Сириуса, он не свалился со стула, не позволил себе вскрика ужаса и вообще среагировал довольно спокойно для такого порывистого человека.

— Как… Как такое возможно? — выдавил он из себя, потрясенно глядя на меня.

— Не знаю. Я позвал тебя для того, чтобы ты помог мне выяснить.

— Может, ошибка?

— Может. А может и не ошибка. Но это не важно: если во мне нет крестража, значит, есть другой инородный элемент. И я бы не стал заявлять, что он безобиден. Он просыпается, Сириус, набирает силы с каждым днем, — я внимательно следил за реакцией крестного. У меня были подозрения, что он может совершить что-то опрометчивое либо же просто взорвется и начнет все громить. Но вышло куда как хуже: в глазах Сириуса появился затаенный страх. Блэк, прошедший магическую войну, Азкабан, живущий под постоянным преследованием Министерства, взирал на меня со страхом — его пугал крестраж… или я? Последняя мысль холодом разлилась по телу, и это дало понять, что вплоть до этого момента я не проявлял никаких эмоций, абсолютно равнодушно рассказывая Сириусу о проблеме. Может, это его напугало? Сириус нервно сглотнул и попытался отдышаться. Его ошеломленный взгляд блуждал по полу, словно пытаясь там отыскать ключ к разрешению сложившейся проблемы.

— Сириус, ты можешь извлечь эту дрянь из меня? Твоя семья ведь традиционно сильна в темных искусствах.

— Гм… — хрипло начал Сириус, прокашлялся, перевел на меня взгляд, уже свободный от затаенного страха, и продолжил: — Гарри, боюсь, нет. — Сириус помолчал. Я видел, что ему сложно сообщать мне то, что он бессилен, но мысли о решении проблемы куда лучше сказывались на нем, чем мысли о самой проблеме. — Видишь ли, я пренебрегал в свое время домашним образованием. Сейчас о крестражах я знаю лишь то, что они существуют, — Сириус мученически уставился на меня. — Я не представляю, что с этим делать. Черт, Гарри, я даже не знаю, с чего начать!

Сириус вскочил с места и начал метаться по комнате, вцепившись руками в волосы.

— Наверняка Беллатриса справилась бы, но… — Сириус остановился, махнул рукой, списывая Беллатрису со счетов, и вновь принялся расхаживать туда-сюда. — Да, я уверен, что Блэки владеют такими знаниями. Определенно, в библиотеке что-то есть.

— Тогда нужно начинать поиски? — с сомнением спросил я. Это казалось мне блестящей идеей, но всепоглощающая безрадостность и беспомощное выражение лица Сириуса наводили на мысли, что все не так просто.

— Гарри… — Сириус страдальчески покачал головой. — Даже если нужные книги попадут к нам в руки, что мы можем сделать?! Для того чтобы только понять описание ритуала, зелья, заклинания или как там эти крестражи извлекаются, нам требуется огромная, просто безумно огромная теоретическая база. Это высочайший уровень магии, Гарри! — расхаживая по комнате длинными шагами, бормотал Сириус. — Чтобы справиться с таким, могут понадобиться годы обучения и практики!

— Значит, нужно искать того, кто сможет извлечь из меня эту штуку в кратчайшие сроки, — задумчиво произнес я, сознавая, что в моем случае счет идет не на годы и даже не на месяцы, возможно, даже не на недели. — И все равно я полагаю, что необходимо найти нужные книги. Я как минимум хочу понимать, что представляет собой ритуал, зелье или иной способ извлечения этой дряни из моей головы.

Сириус кивнул, не переставая расхаживать, и стал вслух размышлять, кто может помочь. Дамблдора он сразу откинул и приказным тоном потребовал от меня не выдавать этой информации директору.

— Дамблдор, если заподозрит в тебе что-то темное, может поступить очень… радикально, — заключил Сириус, серьезно глядя на меня. — Он до сих пор не простил себе ошибку с Темным Лордом, поэтому решительно настроен хотя бы не повторить ее.

Я со всей серьезностью отнесся к полученным сведениям, мысленно пробегаясь по последним неделям учебы и проверяя, не дал ли я где-то Дамблдору повода засомневаться во мне — таких случаев не было. Я иногда подбирался к грани, но это было на тренировках в заброшенном классе, который я защищал сильнейшими чарами. Они ведь достаточно надежны, верно?

— Колдомедик подсказал мне фамилию Фарлоу, — произнес я.

— Фарлоу? — Блэк остановился и нахмурился. — Ох, не нравятся они мне, Гарри, — покачав головой, сказал он. — Всегда сами себе на уме, полагают себя аристократами среди аристократов. Даже перед Темным Лордом не склонились, видимо, посчитав выше своего достоинства служить и падать на колени. Но я точно знаю, что они поддерживали его, хотя это и не доказано!

— Время уже не то, — попытался оправдать их я. К Грейс, которая хоть и относилась ко мне свысока, я испытывал симпатию.

— Но люди те же, — сказал Сириус. — Они опасны, Гарри, очень опасны. Пойми, ты не знаешь, что творилось во время войны с Волдемортом. Там были ужасные вещи, но одно было неоспоримым: сторонники Темного Лорда были его слугами и никак иначе! Малфои, Лестрейнджи, Паркинсоны, Блэки, — скривился на последней фамилии Сириус, — все были слугами, пресмыкались, ползали перед Темным Лордом на коленях и терпели его круциатусы. И никто и слова не мог ему сказать. Никто и помыслить не мог, что можно быть на стороне Темного Лорда и не являться его слугой. Но Фарлоу были именно сторонниками, — Блэк поморщился. — Понятия не имею, как им удалось, но это говорит лишь об одном — они настолько влиятельны, что Лорд был вынужден принять их помощь на условиях сотрудничества, а не рабства. — Я по-другому взглянул на Грейс. Выходит, что ее самоуверенность, свойственная любому слизеринцу, отнюдь не маска, а естественное состояние? — После падения Лорда их даже не судили. Не знаю, связи это, деньги или тот факт, что у них нет меток. Но теперь ты понимаешь, что это за люди.

На несколько минут повисло молчание. Где-то снаружи какая-то женщина громко выговаривала мужу за то, что явился пьяным, а тот заплетающимся языком оправдывался. Послышалось далекое уханье сов, несильные порывы ветра со свистом пробивались сквозь щели, но не добирались до нас из-за моих щитов — в остальном же снаружи было довольно спокойно.

— Стоит рискнуть и связаться с Фарлоу, — произнес я, выйдя из задумчивости. — Других способов извлечь крестраж я не вижу.

Сириус с грустью взирал на меня, но все же печально кивнул — других вариантов не было.

— Да, пожалуй. Попробуй связаться с Фарлоу, а я попытаюсь выйти на нужных людей через Сару, — произнес Блэк. — Я поселился у нее, — отмахнулся он и спешно добавил: — Временно. Но сейчас не об этом. Прежде всего, держи, — покопавшись в кармане, Сириус извлек небольшое круглое зеркальце. — Сквозное зеркало. Будем общаться с помощью него. Главное, прими все меры предосторожности, прежде чем связываться со мной.

Я кивнул, поворочал зеркальце в руках — вполне обычное зеркальце без излишеств — и спрятал его в карман. Сириус тем временем в задумчивости мерил хижину шагами, то закладывая руки за спину, то в задумчивости взъерошивая волосы и потирая подбородок.

— Теперь о способе передачи литературы о крестражах. Пожалуй, ты прав, и нам действительно стоит изучить эту тему. Книги, которые я буду передавать, могут обеспечить тебе большие проблемы с законом и с Дамблдором. Чтобы этого не произошло, совиной почтой пользоваться не будем — книги тебе будет передавать Кричер, — Сириус в очередной раз запустил руки в волосы — от аккуратной прически уже давно ничего не осталось. — Да, так и сделаем. Кричер будет передавать тебе книги здесь, — Блэк взмахнул рукой, тем самым указывая на хижину. — Ты тайно будешь пробираться сюда и забирать их.

— Почему нельзя передавать книги сразу в замок?

— Насколько мне известно, после случая с тем бешеным эльфом, который пробрался в замок и чуть тебя не убил…

— Добби, — подсказал я.

— Добби, — кивнул Сириус. — Так вот, после того случая Дамблдор наплел какую-то систему сигнальных чар, которая оповестит его об аппарировании любого эльфа, не работающего на Хогвартс. Об этом еще в газете писали. Не в Пророке — в другой, менее известной газетенке.

— Хм… Я этого не знал. Довольно разумная защита, — искренне признал я. — Нам ее не обойти?

— Может, и обойти, но я бы не рисковал. Дамблдор силен, он мог наплести в систему защитных чар еще чего-то, о чем мы не знаем, — ответил Сириус. — Гарри, это не тот случай, когда стоит рисковать. Я хочу, чтобы ты понимал, что это очень серьезное дело, а Дамблдор не школьник и не обычный маг — не вздумай дергать его за бороду. — Я согласно кивнул — дергать Дамблдора за бороду я бы не решился даже за галлеон и два кната. Близнецы Уизли, кажется, предлагали кому-то такой спор в прошлом году, но желающих не нашлось. — И еще: не отвечай на сообщения Фарлоу, пока не посоветуешься со мной. В общении с такими людьми нужно быть крайне осмотрительным.

На этом обсуждение подошло к концу. Минут пять мы еще поговорили о бытовых вещах, но разговор не клеился после не самых приятных новостей, и мы распрощались. Сириус крепко обнял меня и, сказав, чтобы я ни о чем не волновался, исчез в портальной вспышке.

Возвращался в школу я тем же способом: на метле и под Мантией-невидимкой. Я был настолько взволнован недавним разговором, что забыл сверяться с картой мародеров, но, к счастью, без происшествий пробрался в гостиную, а затем и в комнату. Невилл не спал и с любопытством уставился на меня, когда я внезапно вынырнул посреди комнаты, сбросив Мантию-невидимку.

— Просто бродил по окрестностям, — тихо сказал я. — Настроения не было.

Невилл кивнул, секунду еще не сводил с меня недоверчивый взгляд и слегка опустил книгу, словно собираясь задать какой-то вопрос, но так ничего и не спросил и вернулся к чтению. Устало опустившись в кровать, я вдруг ощутил, как на меня навалилась чудовищная усталость. Мой еще минуту назад взбудораженный разум вдруг утонул в пелене сонливости, эмоции от разговора с Сириусом тут же потухли. Вскоре я незаметно для себя забылся крепким спокойным сном.

Утром я проснулся крайне невыспавшимся и оттого в скверном расположении духа: ночные разговоры с Сириусом оставили мне лишь около шести часов сна. Для кого-то этого достаточно, но я чувствовал себя неважно, глаза слипались, а за бубнежом Невилла о каких-то циркадных ритмах я едва не забыл о предостережении Гермионы.

— Невилл, — остановил я рассуждения друга о стадиях сна. — Снизу, по неподтвержденной информации, меня поджидает засада. Я незаметно выскользну под Мантией-невидимкой, а ты, когда будешь выходить, скажи, что я еще в комнате.

— Ладно, — пожал плечами Невилл. — Кто же там тебя поджидает?

— Симус, Дин и Рон.

— Понятно, — кивнул Невилл. — Полагаю, они так просто не отстанут. Избегать конфликта вечно не получится.

Я понимал это, но сегодня было явно не самое удачное утро для разборок. Набросив Мантию-невидимку, я спустился в гостиную. Рон, Дин, Симус и еще несколько ребят со старших курсов сидели в креслах и на диване, в ожидании поглядывая на лестницу. Я не мог сказать, кто из них ждал своих друзей, а кто присоединился к троице, устроившей эту засаду, но разобраться в этом не представлялось возможным.

Дождавшись, когда один из студентов покинет гостиную, я выскользнул в проход и направился в Большой зал, по дороге в одном из пустых коридоров стянув с себя Мантию-невидимку.

Завтрак уже был в самом разгаре. За слизеринским столом Малфой и его прихлебалы вяло ковыряли вилками овсянку. Несколько сонных болгар были в том же полусонном состоянии. Синяки под глазами давали понять, что вчера они неплохо отдохнули. Я встретился взглядом с Дафной и обменялся с ней мимолетными улыбками, Грейс же одарила меня величавым кивком, словно своим приветствием делая мне огромное одолжение. Я отвернулся от слизеринцев и принялся за завтрак. Большой зал привычно гудел, а сонливость уже совсем покинула меня, отчего настроение немного улучшилось.

Вскоре появился Невилл, незамедливший сообщить, что Уизли и компания все еще в гостиной. Настроение стало еще лучше, и я с чистой совестью и легкой улыбкой насыпал хлопья в тарелку и начал заливать их молоком, стараясь соблюсти баланс. Хлопья появились в Хогвартсе совсем недавно как инициатива одной маглорожденной девицы, вошедшей в попечительский совет Хогвартса вместо почившего аристократа. В Пророке у нее была хорошая репутация, однако сами маглорожденные, если верить рассказам Гермионы, эту даму не любили: от нее ожидали серьезных реформ в пользу маглорожденных, а она взялась за хлопья с молоком. Впрочем, я не жаловался: мне нравились хлопья, мне нравилось молоко — чего еще желать на завтрак?

В зал постепенно стягивались студенты, и мимо гордо прошествовал Джон де Фор, бросив язвительное «слабак».

— Чего это он? — спросил Невилл.

— Мы договорились, что я буду помогать ему с подготовкой к Турниру, — наблюдая, как задравший высоко нос де Фор столкнулся с первокурсником, за что теперь грубо выговаривал тому, хотя сам и являлся виновником столкновения, произнес я. — Но я решил пропустить сегодняшнюю тренировку: я и так не выспался, а вставать еще на два часа раньше было бы преступлением. — Невилл на это согласно кивнул, накалывая жареную колбаску на вилку и тоже переводя взгляд на де Фора. Тот уже закончил отчитывать первокурсника, который едва сдерживая слезы пулей вылетел из Большого зала, и сейчас искал взглядом свободное место за хаффлпаффским столом.

Мы с Невиллом покидали Большой зал одними из последних, и я с удивлением отметил, что Рон и его припевалы так и не появились до конца завтрака. Это было необычно, если не сказать вопиюще, и теперь я задавался вопросом: а как Рон продержится без еды до обеда? Впрочем, за него волноваться не стоило — нам предстоял урок зельеварения, так что Рон вполне мог позволить себе какой-нибудь нехитрый ингредиент, например, жабий глаз или нашинкованного слизня. Кажется, я слышал, что в Мозамбике маги едят израильского слизня якобы для повышения магической силы — именно то, что и нужно Рону.

— Едва успели, — пропыхтел Невилл, заходя в класс. Большинство студентов уже были здесь, в том числе и Рон, который исподлобья буравил меня оскорбленным взглядом и выглядел недовольней обычного, что неудивительно для человека, возводившего завтрак в одно из трех главных событий дня, ради которого Рон даже просыпался на двадцать минут раньше.

Мы с Невиллом поспешили занять места, и стоило нам достать учебники, как прозвенел звонок и в класс стремительно вошел Снейп: как всегда злой, недовольный и противный. Все разговоры тут же стихли. В чем Снейпу не откажешь, так это в воздействии на аудиторию — своим неуравновешенным характером и воплями он заставил студентов ненавидеть свои уроки и со страхом входить в аудиторию, в которой поддерживалась поистине высокая дисциплина.

Снейп раздал нам указания, оставил рецепт зелья на доске, а сам занялся проверкой эссе. Ученики принялись за работу.

В нашей с Невиллом паре большую часть работы, во избежание неблагоприятных последствий, делал я, обременяя Лонгботтома лишь мелкими и очевидными задачами: следить за временем, сходить за ингредиентами, проверить информацию в учебнике. Он был не против, признавая свой не самый высокий уровень в зельеварении. По схожей схеме работали Малфой и Паркинсон, где первый делал большую часть работы, Грейнджер и Белл, Буллстроуд и Крэбб, Нотт и Гойл, где было очевидно, что два телохранителя Малфоя не способны на что-то, требующее умственных затрат выше, чем необходимо на выполнение простейших задач, таких как умыться, поесть, набить кому-то морду.

Хуже обстояли дела у тех пар, где оба ученика не прослыли мастерами зельеварения и при возможности взрывали или плавили котлы. Относились к этой категории Рон и Дин. Их было некому удержать от ошибки, и неудивительно, что они не упускали случая испортить зелье и настроение своего нелюбимого преподавателя.

— Уизли! — рявкнул Снейп. — Вы долго собираетесь таращиться на Поттера или уже приступите к работе? Минус десять баллов за то, что отвлекаетесь на уроке!

Рон, как и полагается, покраснел и, надувшись, потупил взгляд, начав рассматривать, как Дин мешает варево в котле.

Урок шел довольно спокойно, Снейп время от времени кого-то оскорблял и не забывал снимать с бедолаг баллы. Рону, не умеющему сдерживать эмоции, досталось еще несколько придирок, и в конце урока они с Дином все-таки поддержали традицию и расплавили котел. Снейп отчитал двух парней, снял баллы, наградил отработкой и выгнал из класса. Взгляд, брошенный мне Роном, когда он покидал класс, не оставлял сомнений — виноватым во всех бедах Уизли считает меня. Увлекшись размышлениями о возможной мести Рона и о том, как бы ей помешать, я едва не забыл забросить финальную порцию ингредиентов в зелье. Благо, таймер Невилла сработал надежно, и в конце урока мы сдали Снейпу отличное зелье, легко тянущее на «Превосходно», за что и получили заслуженное «Выше ожидаемого».

Все-таки есть преимущество в том, когда ставят зельеварение первым уроком — самая неприятная часть дня заканчивается в самом его начале, и ничто не омрачает дальнейший день. Даже Рон, регулярно поглядывавший на меня исподлобья, словно пытаясь испортить мне настроение своей хмурой миной, не смог этого сделать. И Малфой, привычно осыпающий колкостями и оскорблениями, совсем не мог пробиться сквозь мою защиту и задеть за живое. А вот крестраж смог. Я явственно чувствовал, что он становится активней, и не понимал, с чем это связано. Впрочем, последнее меня волновало не так сильно — куда большей проблемой была холодная пустота, нарастающая внутри. Она обволакивала и убаюкивала, вытесняла беспокойство и уговаривала впустить ее, отдаться ей и не сопротивляться. Этому было не сложно сопротивляться, но тенденции мне не нравились, и поэтому весь оставшийся день я думал о том, как бы выловить Грейс для приватного разговора.

Шанс, как мне показалось, выпал после уроков во время ужина. Я видел, как Грейс, закончив с едой, в одиночестве направилась на выход из Большого зала, и пошел было за ней, как вдруг меня нагнала Гермиона.

— Гарри! — произнесла она, поравнявшись со мной. — Ты в библиотеку?

— Да, — ответил я, тщательно скрывая свое сожаление.

— Отлично! Тогда пойдем вместе, я как раз хотела закончить обзор по травологии. А ты его уже сделал?

Гермиона продолжала что-то щебетать всю дорогу, а я лишь изредка давал односложные ответы и уклонялся от ее попыток вовлечь меня в полноценный диалог. Мысли в это время витали вокруг одной слизеринки, которая мне была очень нужна. С помощью Грейс Фарлоу я планировал связаться с ее отцом и договориться с тем о встрече. Вся эта затея мне не нравилась, я был полон сомнений, но даже в такой ситуации выбора у не было — приятная пустота внутри напоминала об этом.

Остаток дня я, как порядочный студент, провел за написанием обзора вместе с Гермионой. Грейс в библиотеке не появилась, а оказавшись в своей комнате я выяснил с помощью Карты мародеров, что девчонка находилась в слизеринской гостиной рядом с некой Сарой Браун. Сегодня ничего не вышло. Придется отложить свою затею еще на день и надеяться на то, что крестраж за это время не поглотит мое сознание.

— Гарри? — прервал мои размышления Невилл, обложившийся учебниками на кровати. Я отложил карту и посмотрел на друга. — Ко мне подходил Рон, пытался пригласить в их компанию, — Невилл помолчал, следя за моей реакцией, и ничего не дождавшись продолжил: — Разумеется, я не поддержу задир, равно как не собираюсь против них открыто выступать. Но мне кажется, ты должен понимать, к чему все идет — Рон и компания настраивает учеников против тебя. Пока ты постоянно пропадаешь в библиотеке и на тренировках, их слова некому опровергнуть, а твоя дружба с де Фором лишь усугубляет ситуацию. Ты же знаешь, его никто не любит.

— Я приму твои слова к сведению, — поразмыслив, ответил я. Всеобщая нелюбовь к Джону де Фору была понятна, но я полагал сомнительным тот факт, что он сильно ухудшал мое положение — скорее, он перенимал часть негатива со стороны окружающих, предназначавшегося мне. Ученики могли счесть, что некоторые стороны моей личности, которые подвергаются осуждению, есть не что иное, как негативное влияние де Фора, а значит, винить меня не в чем. Довольно выгодная мысль. — Полагаешь, Рон сможет убедить гриффиндорцев в том, что я опасен?

— Не думаю, — сказал Невилл. — Для этого у него нет должных знаний и умений. Скорее, он просто таким образом будет поддерживать твое имя на слуху, а когда что-то, хотя бы косвенно подтверждающее его слова, случится, вот тогда, Гарри, у тебя могут возникнуть проблемы. Тогда Рон во все горло закричит, что «он же говорил», и есть вероятность, что в это поверят.

Я еще раз поблагодарил друга за информацию. Опасаться пока нечего, и я вновь позволил себе сосредоточиться на более серьезных проблемах — на мыслях о крестраже. В тяжких размышлениях о возможных последствиях я не заметил, как меня сморил сон.

Проснулся я с первыми лучами солнца и первым делом проверил местоположение Грейс на Карте мародеров. Она была в спальне в гостиной Слизерина вместе со своей соседкой.

Взглянув на часы, я понял, что до завтрака оставалось еще два часа, и потому вернулся в кровать, однако сон не приходил. Голову занимали тревожные мысли о крестраже, о Грейс Фарлоу и ее отце, о Сириусе. Так и не сумев забыться сном, я выполнил привычные утренние процедуры, натянул на себя одну из тренировочных мантий и решил отправиться на тренировку к де Фору. Этот безумец взял за обыкновение просыпаться за несколько часов до завтрака, чтобы успеть заняться физическими упражнениями, весь оставшийся день отводя лишь наукам магическим. В этом было что-то правильное, я чувствовал это, но все равно выбраться на утренние тренировки было не так просто: всегда находилось тысяча причин, тысяча отговорок и сомнений, которые требовали перенести тренировку на завтра. Сегодняшний день, пожалуй, был исключением — тренировка нужна была мне, чтобы не думать каждую секунду о крестраже и Грейс.

Я выбрался из замка и побрел вдоль Черного озера к поляне, скрытой от чужих взоров и достаточно удаленной от замка, чтобы не привлекать внимание студентов и преподавателей. Де Фора еще не наблюдалось. Возможно, он не придет?

Что-либо делать в одиночестве не хотелось, поэтому я создал из какой-то коряги плед и уселся на него, вытянул ноги и в задумчивости уставился на гладь Черного озера. Где-то в Запретном лесу то и дело раздавался какой-то рык или шорох, временами с деревьев в беспокойстве срывались ввысь целые стаи птиц, немного кружили над лесом, а затем вновь спускались. В Запретном лесу кипела жизнь, а вот Черное озеро безмолвствовало и так и притягивало мой взгляд к себе. Я чувствовал что-то родственное, глядя на эту зеркально-черную гладь. Она словно отражала мое внутреннее состояние.

Неожиданно для себя я открыл, что такая атмосфера очень подходит для практики по окклюменции: тишина, изредка нарушаемая звуками Запретного леса, умиротворяла, легкий ветерок успокаивал, а главное — поблизости не было ни души…

— Поттер, — знакомый голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности и поднять взгляд. На меня благосклонно взирал бодрый Джон.

— Де Фор, — кивнул ему я.

— На тренировку?

— На тренировку, — подтвердил я. — Пока тебя не было, обнаружилось, что здешняя атмосфера очень благоприятна для концентрации внимания и для занятий окклюменцией.

— Пока тебя не было, — ухмыльнувшись, ответил де Фор, — обнаружилось, что занятия окклюменцией лучше проводить после пробежки, а не до.

Желания нарезать круги у озера у меня совсем не было, и я без зазрения совести пренебрег советом де Фора. Вместо этого я начал проделывать привычные дыхательные упражнения и вскоре не думал уже ни о чем, очистив свой разум от всех мыслей и сосредоточившись на построении ментальной защиты. В этом, в сущности, и заключалась выбранная мной форма ментальной защиты — я очищал голову от мыслей и учился делать это как можно быстрее. При такой защите легилимент не встретит никаких ментальных щитов на своем пути, однако и воспоминаний или мыслей не обнаружит — все, что ему представится, это холодная темная пустота, как гладь Черного озера. Прежде создание этой пустоты требовало у меня не менее пятнадцати минут — сейчас некоторую часть этой пустоты я ощущал всегда. И она нарастала по мере того, как пробуждался крестраж — это существенно упрощало задачу, но и пугало. Пустота крестража затягивала, манила, увлекала за собой и не отпускала — однажды окунувшись в нее, было сложно вынырнуть обратно. Сложно, но не невозможно, и потому я практиковался — лучше научиться контролировать ее сейчас, чем пытаться это сделать, когда крестраж будет на пике силы.

Ментальные науки очень волновали меня, они открывали невероятные возможности и давали неоценимое преимущество. При постоянном развитии этих навыков, если прилагать колоссальные усилия и обладать дисциплинированным разумом, можно достигнуть таких высот, когда становилось возможным наносить ментальные удары, изменять известную противнику реальность, ввергать его разум в хаос и обманывать искусными иллюзиями. Все это прельщало меня, но такие навыки требовали непомерных усилий: тысячи и тысячи часов работы с высокой концентрацией внимания — вот цена таких умений.

Примерно через час я закончил свою концентрацию на внутренней пустоте, темной, пленящей, успокаивающей и вернулся в реальность. Джон сидел неподалеку и, судя по сосредоточенному лицу и закрытым глазам, также занимался окклюменцией.

Де Фор строил принципиально другую защиту — возводил в своем разуме непреступные стены, которые гарантировали ему защиту здесь и сейчас. Его вариант защиты был более легко досягаем, более надежен в краткосрочной перспективе и сила его зависела лишь от воли мага, а отказать в оной Джону не могли даже недоброжелатели. Моя же защита была рассчитана на долгосрочную перспективу. Да, сейчас защита Джона была в разы надежней моей, но кого волнует «сейчас»? Важно то, что через два-три года я сравняюсь с ним, а через десять лет буду иметь абсолютно непреодолимую защиту, по сравнению с которой стены Джона будут казаться детской шалостью. Стены всегда можно будет сломать, но кто сможет без ущерба для себя погрузиться в пустоту и отыскать там что-либо?

Вскоре Джон завершил свое занятие, и мы молча направились в замок. Мы не имели обыкновения разговаривать после занятий по окклюменции — в этом просто не было необходимости. Каждый пребывал лишь в одному ему известном состоянии после такого глубокого погружения в сооружение ментальной защиты, и нарушать его было бы в высшей мере неправильным.

На развилке мы кивками попрощались друг с другом и разошлись по своим гостиным. Джон, как подобает, избавился от привычной после окклюменции глубокой задумчивости в глазах и вернул свой надменный вид и самоуверенный взгляд, а я, не обремененный необходимостью поддерживать образ высокомерного аристократа, продолжил блуждать в своих мыслях.

«Сегодня, — твердо решил я. — Сегодня я подойду к Грейс Фарлоу».

Улучить момент и поговорить с Грейс с глазу на глаз удалось лишь через три дня. Девчонка часто была в компании друзей либо оказывалась в людных местах; по пустым коридорам она не бродила, в одиночестве из гостиной почти не выбиралась — по крайней мере, в те моменты, когда я проверял ее положение на Карте мародеров, — поэтому выловить ее для приватного разговора оказалось сложной задачей. Конечно, можно было попробовать отослать ей письмо и назначить встречу, но мне не хотелось, чтобы кто-то, кроме Грейс, узнал о сути моей просьбы. Вызвать неудовольствие Дамблдора я не желал, да и длинный нос Малофоя мелькал то тут, то там, преследую едва ли не каждый мой шаг в поисках одной ему известной истины.

Малфой, в сущности, не являл для меня большой проблемы — Мантия-невидимка и Карта мародеров способствовали этому, — но он определенно был способен на мелкие пакости. Главное в этом деле было желание, а его у этого горе-шпиона хоть отбавляй — найти компромат на меня для него было бы главным достижением в жизни, о котором потом можно всю жизнь рассказывать друзьям и близким. Также не стоило забывать о Роне и его припевалах — они уже несколько дней ходили с таинственными лицами и о чем-то перешептывались. Возможно, какие-то мальчишеские секреты, а, быть может, готовили заговор. Впрочем, первое не исключало второе, поэтому я был настороже.

Подобное давление со всех сторон привело к тому, что я не выходил из комнаты, предварительно не обмотав Мантию-невидимку вокруг пояса и не спрятав Карту мародеров во внутреннем кармане. Невилл с удивлением поглядывал на меня, но списал все на нападение лже-Помфри, а потому не досаждал разговорами.

Помимо того, что наличие двух отличных артефактов при себе придавало мне уверенности, они в конечном итоге и помогли мне выловить Грейс во время перемены между занятиями. Она, судя по Карте, отделилась от группы студентов-третьекурсников и двигалась в сторону совятни, где сейчас находились близнецы Уизли. Мне пришлось со всех ног бежать туда из теплиц, где проходил урок травологии, на ходу пытаясь очистить мантию от пятен от земли и удобрений. Буквально в десятке шагов от совятни я догнал Грейс.

— Фарлоу! — тяжело дыша, позвал я. Видок, вероятно, у меня был тот еще: запыхавшийся, с растрепанными волосами и в мантии с блеклыми следами пятен, которые не поддались с первого раза простому очищающему заклинанию.

Девушка обернулась, скептически оглядела меня, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но отчего-то передумала и лишь вопросительно изогнула бровь, скрещивая руки на груди.

Переведя дыхание, я бросил быстрый взгляд на дверь, ведущую в совятню — близнецы все еще были там, но лучше было не испытывать судьбу и свести шансы пересечься с ними к минимуму. Вряд ли они попытались бы напасть или причинить какой-то вред, однако языки у них были длинные, и сплетни обо мне и Грейс могли бы нанести существенный вред как нашим с девушкой взаимоотношениям, так и всей идее по извлечению крестража с помощью отца Грейс.

— Отойдем? — спросил я, под критичным взглядом девушки уничтожая заклинанием оставшиеся на мантии пятна.

Грейс безразлично пожала плечами, и мы отошли обратно в сторону лестницы, поднялись и свернули в коридор, который студенты обычно не посещают. Я наложил несколько чар приватности, нарочно пропустив парочку из первого тома Принципов, давая Грейс возможность внести свою лепту. Она не преминула этим воспользоваться и наколдовала недостающие чары, слегка улыбаясь кончиками губ и теперь с некоторым превосходством поглядывая на меня.

— Фарлоу, полагаю, я не ошибусь, если предположу, что твой род, как и в былые времена, сохраняет свою славу и влияние и стремится к тому, чтобы свои позиции укреплять и улучшать?

Грейс кивнула и с нечитаемым лицом поглядела на меня. Она заметно напряглась, словно ожидала, что я на нее сейчас нападу.

— Я так и думал, идя на этот разговор. Фарлоу, мне бы хотелось обсудить возможность некоторого содействия со стороны столь влиятельного и сильного рода.

Грейс помолчала. Несколько секунд она изучала меня хмурым взглядом, напряженно размышляя о сказанном, и наконец произнесла:

— Думаю, мы могли бы подумать над этим. Что именно тебя интересует, Поттер?

— Если ты готова говорить от лица семьи, тогда предлагаю не тянуть и перейти к принесению клятв о приватности и к обсуждению условий магического контракта о сотрудничестве. Если нет, тогда мне бы хотелось обсудить это с твоим отцом.

Случилось то, чего я опасался больше всего. Это было предсказуемым и очевидным, но я проигнорировал этот момент — Грейс нет никакого смысла мне помогать. Ее лицо, до того серьезное и сосредоточенное, изменилось, вдруг став надменным и холодным.

— Конечно, обсуждай, — сказала она и повернулась, чтобы уйти — вот ведь капризная девчонка.

— Фарлоу, с твоей помощью или нет, я так или иначе выйду на твоего отца, и тогда у него возникнет вполне закономерный вопрос: «А почему Поттер не связался со мной раньше через мою дочь?». И я буду вынужден поведать, почему столь выгодное предложение поступило так поздно.

Грейс остановилась, повернула голову и смерила меня презрительным взглядом. Гордо вздернув носик, она, не сказав ни слова, отвернулась и ушла прочь. А я остался стоять на месте и лишь задумчиво почесал голову. Другой реакции ожидать и не стоило, идя на этот блеф. Если он и сработает, то девчонка, избалованная и непривыкшая к тому, чтобы ей отказывали, не примет мои условия сразу. Возможно, чуть позже. Я надеялся, что примет — рассчитывать оставалось лишь на то, что она побоится гнева отца за игнорирование «выгодного» предложения. В конце концов откуда ей знать, что никаким выгодным предложением тут и не пахло. Я в задумчивости простоял несколько минут, гадая, о чем же сейчас думает Грейс и каковы мои шансы на успех, а затем отправился к Черному озеру с твердым намерением заняться окклюменцией и абстрагироваться от действительности — все равно на ЗОТИ я безнадежно опоздал. Благо, Грюм не особо следит за посещаемостью, больше внимания уделяя своим извращенным методам преподавания.

Окклюменция помогла мне вернуть самообладание, и я даже почти не вспоминал о Грейс, пока она не показалась вечером в библиотеке, что было довольно странным, ибо обычно здесь она не наблюдалась. По ее лицу было невозможно прочитать, что у нее на уме, меня же она не удостоила даже и взглядом. Девчонка схватила какую-то книгу и гордо прошла мимо за стол позади меня, поэтому я продолжил чтение, усилием воли заставляя себя сконцентрироваться на книге и заблокировать ненужные мысли, пытающиеся объяснить внезапное появление Грейс в библиотеке.

Примерно час спустя я засобирался на выход, краем глаза отмечая, что Грейс, со скучающим видом сидевшая над книгой, встрепенулась и тоже засобиралась. Сдав учебники мадам Пинс, я двинулся на выход неспешным шагом, тем самым давая Грейс меня нагнать, если у нее было такое намерение. Оказалось, что было — в коридоре недовольная девушка нагнала меня и сходу начала обвинять во всех бедах:

— Ну ты и ботаник, Поттер! — хмуря брови, заявила она. — Я едва не заснула, пока ждала тебя!

Я усмехнулся в ответ и ничего не ответил. Не сговариваясь, мы свернули в коридор, ведущий к заброшенным классам и оттого не пользующийся популярностью у студентов, если только они не замышляют какую-то затею, не вписывающуюся в рамки школьных правил, и зашли в первый попавшийся пустой класс, после чего я навешал уйму защитных чар, намеренно не упустив из вида ни одну категорию защитных заклинаний. Грейс на это нахмурилась, но ничего не сказала, сочтя мои меры приватности приемлемыми. Я обошел класс, уничтожил заклинанием пыль на одной из парт и сел на нее. Грейс, скрестив руки, стояла у входа и смотрела на меня так, словно я стащил ее любимое лакомство и отказывался признаться в этом, хотя на руках у нее были все доказательства.

— Я подумала о твоих словах, Поттер, — наконец сказала она. Слова дались ей с трудом, она хмурилась, словно выполняла какую-то мерзкую работу. — Я передам отцу твою просьбу о встрече. Мне ограничиться общими словами или передать что-то конкретное?

— Ограничься общими словами, — произнес я, внутренне ликуя. — Если понадобится что-то конкретное, я тебе сообщу.

Видимо, девушке что-то не понравилось в моем ответе: лицо ее вдруг стало оскорбленным, а во взгляде проступила злость.

— Я тебе не прислуга, Поттер! — воскликнула она негодующе.

Я едва сдержался, чтобы не засмеяться Грейс в лицо — ее реакция мне показалась такой детской, такой наивной, такой… малфоевской.

— Смешно тебе?! — девушка уже с трудом контролировала себя: тяжело дышала, вся раскраснелась и едва не срывалась на крик. Ее глаза подозрительно заблестили. А я еще полагал, что у слизеринок самоконтроль на более высоком уровне.

— Отнюдь, Фарлоу, — как можно спокойнее сказал я, избавившись от улыбки, которую девчонка могла истолковать как насмешку. — Послушай, я никоим образом не хотел оскорбить тебя или обидеть…

— Но обидел, — зло произнесла девушка.

Я глубоко вздохнул, мысленно обращаясь к темной пустоте внутри, которая не замедлила затопить мое сознание, вытесняя все мысли, все волнения и желания — теперь эмоционально нестабильная девчонка не казалась мне такой уж большой проблемой. Она была лишь одним из многих инструментов для решения задачи, но инструментом ненастроенным — нужно было потратить некоторое время и некоторые усилия, чтобы привести этот инструмент в порядок, чтобы он смог выполнить то дело, которое ведет к выполнению всей задачи. Эти мысли пришли так же легко, как у эмоционального человека вроде Грейс получается на что-то обидеться. Она лишь инструмент — это все упрощает. Не слизеринка, не студентка вражеского факультета, не наследница древнего рода — если очистить свое восприятие от различных ярлыков, можно воспринимать людей по-другому. И Грейс теперь воспринималась как избалованный и капризный ребенок, которого оскорбляет сама идея того, чтобы делать кому-то одолжения как-то иначе, кроме как по своему желанию. Ребенок, который привык к почтительному обращению и к верховенству своего положения в обществе.

— В таком случае, я приношу вам свои извинения, мисс Фарлоу. Простите ли вы мне мою глупость, мисс Фарлоу? Прошу, не сердитесь, — Грейс расширила в удивлении глаза, утерла глаза, подозрительно поглядела на меня, но затем, видя мое серьезное лицо, смягчилась.

— Ну не знаю, — капризно протянула она. — Вы меня очень обидели, мистер Поттер, — если бы не холодные путы пустоты, дарующей абсолютное спокойствие, я бы наверняка выдал свое удивление этой фразе: я искренне не понимал, когда я обидел эту девчонку, почему она ко мне пристала и почему просто не выполнит просьбу и не отцепится от меня. Вместо этого пришлось разыгрывать светскую беседу, чтобы угодить раздутому самолюбию какой-то простачки, пусть и родовитой — никогда бы на такое не пошел, если бы время не поджимало.

— Мисс Фарлоу, прошу вас, проявите благодушие к моему проступку. Я корю себя за содеянное и готов поручиться, что не подведу вашего доверия вновь. Лишь дайте мне шанс искупить вину.

— Ладно… — величаво произнесла Грейс, непроизвольно задирая подбородок вверх. Ее лицо прояснилось, а в глазах появился огонек. Откуда-то я чувствовал, что так и будет. Несмотря на всю свою знатность и богатство, Грейс была личностью довольно простой и эмоциональной — такими легко управлять. — Я дам вам шанс искупить вину в субботу, во время похода в Хогсмид. Посмотрим, как вы себя покажете.

Хотя, насчет управления я погорячился. На субботу у меня были планы — тренировки и еще раз тренировки. Бой в Больничном крыле отлично показал, что я очень слаб, поэтому мотивации у меня было полно. Но вот Грейс, черт бы ее побрал, вряд ли волновали мои планы. А отказывать девчонке сейчас — откуда-то я знал это — было бы непростительным преступлением в ее глазах.

— Конечно, мисс Фарлоу, я встречу вас у выхода из замка ровно в десять.

Грейс уже совсем избавилась от своего плохого настроения и, попрощавшись, ушла, напоследок бросив свой фирменный взгляд, полный превосходства. Полагает, что смогла выйти победителем. Что ж, пусть полагает.

После такого неожиданного развития разговора я опасался, что Грейс могла забыть о моей просьбе, но через два дня, вечером пятницы я обнаружил у себя в комнате сову с конвертом. Я отвязал послание и отпустил сову, а затем извлек из конверта пергамент и небольшой жетончик. Я покрутил последний в руке — обычная железка в форме монетки без каких-то изображений или письмен. Я отложил его в сторону и перешел к посланию:

Уважаемый мистер П.,

До меня дошли сведения, что содействие рода Фарлоу могло бы благоприятно сказаться на ваших делах. Если мои сведения верны, в конверте вы найдете настроенный на мой особняк портал, который я предлагаю активировать в понедельник, в полдень.

Искренне Ваш,

Лорд Фарлоу

Я перечитал послание еще раз и облегченно выдохнул. Дело сделано — остается лишь надуть Лорда Фарлоу, убедив его в том, что извлечь из моей головы крестраж будет крайне выгодным для него предприятием. Можно даже денег предложить — не за бесплатно же ему работать?

Довольный проделанной работой, я отложил послание в сторону и решил связаться с Сириусом, как тот и просил. В подобных ситуациях я еще не бывал, опыта переговоров с аристократами не имел, поэтому вполне логичным шагом было обсудить этот вопрос с Сириусом, который, хоть и сбежал из семьи, все-таки довольно долго жил в семействе, несколько схожем с родом Фарлоу.

Я дословно переписал в дневник письмо Лорда Фарлоу и стал ждать ответ, с неудовольствием отмечая, что самопишущее перо было бы куда удобнее как для таких мелочей, так и для конспектирования лекций преподавателей.

Мне было неизвестно, как скоро Сириус ответит и далеко ли от него дневник, поэтому я написал прелюбопытнейшее письмо не менее любопытной даме и отправился в совятню. Этот шаг был рискован, мог внести сумятицу в школьную жизнь и в многие события, но я был вынужден его совершить. Если не я, то кто? Да и к тому же по сравнению с манипуляциями с крестражем, это совсем уж плевое дело.

Букля, хорошо питающаяся и необременяемая мной излишней работой, бодро полетела к адресату, а я вернулся в комнату и обнаружил, что моя фамилия на дневнике сменила цвет на тускло-красный — ответ от Сириуса пришел. Я набросил на дневник чары иллюзии, превращавшие его в учебник по трансфигурации для чужих глаз, и принялся за чтение ответа Сириуса.

Гарри! Ни в коем случае не отвечай согласием! Я не доверяю этому типу! Мне кажется, он хочет заманить тебя в ловушку. Думаю, с этим Фарлоу стоит быть осторожным, поэтому будем играть по нашим правилам. Отошли ему портал обратно и приложи к нему письмо, в котором укажи, что встреча состоится в тот же день и время, но в переговорной Гринготтса. Это полностью обезопасит тебя, однако придется платить. Поэтому также направь письмо в Гринготтс и выясни, во сколько тебе обойдется аренда переговорной в нужный день.

Я чертыхнулся про себя. Неужели опять новые проблемы, которые придется решать самому? Лорд Фарлоу не оставил мне обратного адреса и связаться с ним я по-прежнему мог лишь через Грейс. А эта девчонка меня настораживала своими неожиданными порывами и бесцеремонной наглостью — что она может стребовать с меня за еще одно письмо?

Вскочив на ноги, я принялся ходить туда-сюда по комнате, в глубокой задумчивости перебирая доступные мне варианты. Можно было проигнорировать Сириуса и отправиться на встречу с Лордом Фарлоу. В лучшем случае опасения Блэка останутся таковыми, а в худшем… мне не хватало знаний, чтобы предположить, в каких целях меня мог бы использовать темный маг, поэтому сойдемся на том, что худшим, хотя и сомнительным, вариантом будет смерть. «А ведь это своеобразное избавление от крестража», — с горькой усмешкой заметил я.

Как бы ни было заманчиво отмахнуться от опасений, рисковать не хотелось. Лучше действовать неспеша и планомерно, обеспечивая себе максимальную защищенность, поэтому придется вновь трясти Грейс. А что она начнет трясти меня в ответ, я не сомневался — коварные слизеринцы до нитки оберут за маленькую услугу. Все-таки хорошо, что я отказался от предложения шляпы учиться в этом гадючнике — это никак не путь к величию. Слизняки, удел которых подчиняться истинному величию — вот кто они и что их ждет, а по-настоящему великими становятся единицы, и факультет к этому не причастен. Тот же Дамблдор, например, как бы кто к нему не относился. Много ли найдется волшебников, способных подергать его за бороду? Может, такие глупцы и отыщутся, но, если Дамблдор решит дернуть за бороду в ответ, этих глупцов не спасет даже сила любви. И это при том, что у них может не быть бороды!

Приступ неприязни к слизеринцам ушел так же быстро, как и появился. Я удивленно моргнул, выходя из столь необычного состояния. Это было… странно. На какую-то секунду возникло ощущение превосходства над всеми, величие, пред которым они должны преклониться. И это чувство было таким обычным, таким привычным, что заметить подмену удалось лишь тогда, когда оно исчезло.

Немного подрагивая от пережитого, я прислушался к пустоте, появившейся вместе с крестражем — если прежде она была как водная гладь Черного озера, то теперь на воде появилась рябь. Что-то готовилось, и крестраж отвечал на это. Он становился активнее. Он начинал влиять на меня сильнее.

Вдруг мне стало совсем дурно, и я в удивлении отметил, что дрожу уже всем телом — вдруг стало совсем холодно, словно рядом объявились дементоры. Но никаких дементоров поблизости не было — я поспешил юркнуть в кровать и колданул согревающие чары, после чего плотно укрылся одеялом, стараясь унять дрожь. Холод понемногу отступал, а меня вдруг сморил сон. Все заботы ушли, оставляя место лишь бессознательным мыслям, которые беспорядочно возникали в голове, отравляли мой разум и культивировали в нем чуждые прежнему мне идеи. Можно было бы бороться с этим, закрыться ментальным щитом, но было так комфортно отстраниться от этой борьбы и словно со стороны наблюдать за карнавалом мыслей в тонущем в темной пустоте сознании. Да и зачем с ними бороться? Эти мысли ведь так приятны. Они будоражат, заставляют трепетать, внушают совершенно новые эмоции и переживания. Так я и заснул, в наслаждении наблюдая все новые идеи о величестве и могуществе, всплывающие сами по себе.

В это же время разум Лорда Волдеморта был затоплен ликованием. Темный Лорд утопал в осознании собственного величия и грядущего после возрождения могущества. Ждать оставалось недолго — всего две недели — и зелье будет готово. Тупица Питтегрю умудрился испортить первое зелье, когда все было готово и даже кровь Поттера была в наличии. Лорд не убил мерзавца лишь потому, что тот еще не успел использовать самый ценный ингредиент — кровь Поттера, — а потому лишь мощным заклинанием отсек тому нос, как поступали с провинившимися рабами маги в древнем Китае, и заставил варить новое зелье. И Питтегрю, наученный болезненным опытом, не ошибся — самая сложная часть зелья была приготовлена, и сегодня Питер добавил туда кровь Поттера. Это подействовало на Лорда, как какой-то наркотик, наполнив его сильными эмоциями, которые он подавлял долгие годы. Но повод был выдающийся — зелье готово. Он может возродиться в любой момент. Однако Лорд подождет еще две недели. Ровно две недели, чтобы зелье настоялось и свело к минимуму шансы ненужных метаморфозов. Известно, что при возрождении из ненастоявшегося зелья можно обзавестись третьей рукой, шестым пальцем или уродливой звериной внешностью. В худшем случае можно получить нестабильную магию. Если на внешность Лорду было плевать, то магию он ценил, а потому готов был ждать. Он ждал десять лет — еще две недели ничего не значат.