Тёмные стороны магии (джен)

Джон окинул студентов брезгливым взглядом, свысока посмотрел на Дамблдора, надменным взором прошелся по деканам и в очередной раз высказался на тему человеческой глупости.

— И ради этого они оторвали нас от дел? — недовольно протянул он. — Это глупо, Поттер! — высказал Джон свое неодобрение, словно это я взял и лично каждого студента отконвоировал к входным дверям Хогвартса.

Деканы собрали всех студентов встречать иностранцев, но стоит сказать, что недовольными были единицы. Джон де Фор, как и полагает любому достойному нонконформисту, относился к последним и время от времени возмущался: не слишком активно, не грубо, с равнодушным спокойствием, но метко и остро. Неудивительно, что вскоре он вызвал неприязненный взгляд Кэти Белл, которую переполняли эмоции по поводу прибытия Виктора Крама и которая не могла стерпеть такого неуважительного отношения к своему кумиру и, как надеялась она и еще многие девчонки, ее будущему парню. Она явно хотела что-то высказать Джону, но преисполненный ледяным высокомерием взгляд последнего заставил ее растеряться и, так и не найдя, что сказать, отвернуться.

Джон продолжил насмешливо высказываться о происходящем, оглядывая собравшихся студентов и учеников со сдержанным любопытством, словно выискивая в них признаки адекватности и не сильно рассчитывая на успех.

— Прекрати! — не выдержал мрачный Невилл, на дух не переносящий де Фора. Джон своими колкими высказываниями, своей манерой поведения и полными превосходства взглядами легко выводил из равновесия молчаливого и не любящего ссоры Невилла, поэтому эти двое спорили всякий раз, когда оказывались рядом. Вот и сейчас они сцепились в словесной перепалке, на которую я привычно не обращал внимания, вместо этого выискивая на горизонте признаки какого-либо магического транспорта.

Иностранные гости задерживались, и меня это тоже начинало раздражать. И ведь Джон прав: зачем встречать их всей школой? Судя по восторгу большинства студентов, значительная часть школы пришла бы сюда и по собственной воле.

Вскоре гладь Черного озера заволновалась, а в небе появилось какое-то приближающееся и оттого быстро растущее пятно, и студенты зашевелились, строй распался, и самые активные с восторженным и предвкушающим гомоном высыпали на дорогу перед входом в замок, заграждая обзор всем остальным. За те несколько минут, пока преподаватели их успокаивали и возвращали в строй, мы пропустили прибытие большого черного корабля, но проследили за полетом и приземлением огромной кареты, запряженной фестралами. Ученики охали и вздыхали, глазея на необычный транспорт гостей, где-то раздался щелчок колдокамеры, сопровождаемый фотовспышкой — это Колин Криви не упускал момент сделать фотографию. Щелчок послужил сигналом, и взволнованные ученики пустились в обсуждение, активно жестикулируя и игнорируя пытающихся успокоить их преподавателей. Дамблдор на это все добродушно улыбался, затем бросил подошедшей к нему МакГонагалл что-то вроде «ну они же дети» и ловко проскользнул мимо этих самых «детей»с шестого и седьмого курса Гриффиндора на встречу гостям. Студенты загудели еще громче, когда из корабля и кареты вышли директора и студенты. А удивиться было чему: французская директриса наверняка имела в своем роду великанов — было немного забавно наблюдать, как они с Дамблдором раскланиваются. Директор Дурмстранга же был невзрачным хмурым мужчиной, своим выражением лица напоминающим Снейпа.

Директора покончили с официальными приветствиями и формальным обменом ничего не значащими фразамии и направились в замок — иностранные студенты потянулись вслед за ними. Мы же служили чем-то вроде почетного коридора для них.

Когда мимо проходила французская делегация, взгляд мужской части Хогвартса приковала к себе девушка небесной красоты. Она манила, восхищала, очаровывала, заставляла забыть обо всем, кроме как о желании привлечь ее внимание, чтобы она посмотрела на тебя и, если повезет, заговорила. Пришлось сделать большое волевое усилие, чтобы стряхнуть с себя ее чары и вернуть способность трезво оценивать ситуацию. Но ее аура вновь начала затуманивать разум, взывая к бесстыдным желаниям и культивируя «блестящие» идеи завоевания внимания француженки — из этих мыслей не хотелось уходить, но очередным волевым усилием я ухватился за маячащую на краю сознания мысль о том, что я должен контролировать свои желания, а не желания — меня. Сконцентрировавшись на ней, я окончательно сбросил с себя чары девушки и мысленно закрылся щитом, представляя, как он защищает меня от ее воздействия. Я не был уверен, что это сработает, но удерживаемый мысленно щит не позволял ауре девушки воздействовать на меня, словно он был реальным.

Я отложил размышления о мысленном щите на потом и пригляделся к девушке со странной аурой. Она как раз проходила мимо, предварительно пропустив вперед себя основную массу студентов. Довольно привлекательная и без действия ауры, она знала себе цену: шла, гордо вздернув носик, и смотрела прямо, не обращая внимания на все восторженные взгляды. Когда француженки скрылись за дверьми замка, я позволил себе опустить мысленный щит и немного расслабиться. Студенты, под недовольными взглядами девчонок, озадаченно и растерянно захлопали глазами. Невилл, стоявший рядом, выглядел абсолютно потерянным и смущенно потирал шею. Джон, напротив, выглядел страшно оскорбленным и с плохо скрываемым раздражением поглядывал на дверь, за которой скрылись француженки.

— Вейла, — процедил он. — Она чуть меня не околдовала.

— Ты хотел сказать, не очаровала? — уточнил я.

— Да какая разница? — ответил де Фор. Его злость ушла так же внезапно, как и проявилась, и теперь он пребывал в легкой задумчивости. — Очевидно одно — нужно что-то делать с этой уязвимостью.

В этот раз с ним не стал спорить даже Невилл, все еще не отошедший от воздействия ауры девушки.

Мы потянулись обратно в замок. Гомон не утихал: все обсуждали иностранных гостей, и самой популярной личностью в этих разговорах был отнюдь не Виктор Крам. Хотя, если оценивать по экспрессивности, то плетущийся в хвосте Рональд уравновешивал ситуацию, громко восклицая: «Это был Виктор Крам! Нет, вы видели?! Настоящий Виктор Крам! В Хогвартсе!».

В Большом зале Джон отделился от нас и с важным видом, словно шел на прием в Визенгамонт, а не уплетать яичницу, направился к хаффлпаффскому столу, за которым уже разместились несколько француженок. Одной из них была та самая девушка, очаровавшая всех парней Хогвартса. Я мог лишь посочувствовать де Фору: ему придется использовать все свое самообладание, чтобы не потерять лицо и не поддаться чарам вейлы.

Я привычно разместился на краю гриффиндорского стола рядом с Невиллом и мельком оглядел зал. Француженки, за исключением вейлы и двух ее подруг, сидели за райвенкловским столом, а болгары — за слизеринским. Только гриффиндорский стол составляли лишь представители факультета, многие из которых с завистью поглядывали на другие столы. Меня это отнюдь не волновало, и я в совершенном спокойствии отобедал, не обращая внимания на окружающий шум из множества голосов, смеха и звона столовых приборов о посуду. Невилл время от времени оборачивался посмотреть на хаффлпаффский стол — отнюдь не на Джона, я полагал, — и его лицо тогда прояснялось, на щеках появлялся легкий румянец, а на губы наползала легкая улыбка. Я время от времени поглядывал на Невилла, оценивая его способность держать себя в руках, и не мешал ему любоваться француженкой: пока он контролировал себя настолько, чтобы не позволить себе опрометчивых действий, пока он сам не обратился ко мне, я считал свою помощь излишней. Джон, стоило отдать ему должное, флегматично вел беседу с однокурсницей и напрочь игнорировал вейлу, как, впрочем, и она его.

Вновь наступили школьные будни. Постепенно к гостям попривыкли, и они уже не вызывали такого ажиотажа, за исключением, пожалуй, Виктора Крама и Флер Делакур — той самой вейлы.

Я продолжал изучать защитную магию и не забывал о других отраслях магии, а иногда даже уделял время зельеварению и травологии. Джон взял за обыкновение вытягивать меня вечерами в заброшенные классы для тренировок по окклюменции: как он выяснил, именно такая защита позволит нам не обращать внимание на ауру вейлы, а также защитить свои мысли от легилиментов. К нам время от времени стал присоединяться Невилл, для которого, как и для меня, сведения об окклюменции и легилиментах были новыми. Мы не могли не оценить значимость таких навыков, а потому Невилл стал более терпим к высокомерному и заносчивому Джону. Случайно примененный при прибытии гостей мысленный щит, как я выяснил в ходе наших занятий, был одной из форм непроизвольной окклюментной защиты, которая помогала в борьбе с поверхностным и не сильным воздействием, таким как нападение слабого и необученного легилимента или воздействие ауры вейл. Для защиты от Флер этого было достаточно, но для полноценной защиты разума требовалось выстраивать полноценную окклюментную защиту, что требовало не одного месяца. А для выдающихся ментальных щитов требовались годы.

Это было крайне сложно, и Невилл заметно отставал от нас с Джоном. Для построения окклюментоной защиты требовался дисциплинированный разум, железный контроль над мыслями и много, очень много терпения. Но мы не сдавались и продолжали занятия.

По вечерам субботы я, как и прежде, посещал занятия в студенческом сообществе, и поэтому Грейс Фарлоу, изучавшая первый том Принципов, не приминала вылавливать меня воскресным утром после завтрака, чтобы проконсультироваться по непонятным ей вопросам. Сохранял я неплохие отношения и с Дафной: мы здоровались при встрече и даже обменивались легкими улыбками. Это были очень хорошие отношения, если учитывать, что Дафна очень закрытая личность и вообще со Слизерина. Всего этого не мог не заметить Рон, а я не мог не заметить его неодобрение, сквозившее в мимолетных взглядах, в выражении лица, в том, как он избегал встреч со мной и шушукался с Дином Томасом и Симусом Финниганом, ставшими его новыми лучшими друзьями. Гермиона как-то незаметно отклеилась от Рона — вот так просто и банально развалилась наша компания. И если Гермиона не вызывала у меня подозрений, то о Роне я так судить не мог: он был горяч, дурачлив и подвержен убеждению. И сейчас он оказался в компании ребят, которые ненавидят меня и которые уже не раз прозрачно намекали, что о спокойной жизни я могу забыть. Это настораживало. Это неминуемо должно было привести к неприятностям. Но пока Рон ничего не делал и не высказывал, я не имел к нему претензий.

Следующая неделя прошла в напряженном ожидании. Выставленный два дня назад Кубок Огня спешно убрали для исправления каких-то недостатков. Как заявляли главные сплетники, Дамблдор накрутил что-то с чарами, и в итоге его защита не пропустила к Кубку никого: ни совершеннолетних претендентов, ни профессоров, ни самого Дамблдора. Защиту сняли и вынудили директора поставить банальную возрастную черту вокруг Кубка. Заявили, что сложные чары на такой выдающийся артефакт просто не лягут. Дамблдор поотпирался для видимости, повздыхал, поохал и сделал, как требовали иностранные гости. Это на британское Министерство он может повлиять, а с интересами иностранных директоров приходилось считаться даже такому влиятельному старцу.

Чемпионов должны были объявить уже завтра, поэтому сегодняшний ужин прошел оживленно: студенты в очередной раз обменивались своими ожиданиями, предположениями и страхами. Кто-то веселился и был в предвкушении, другие, например, близнецы Уизли, безрадостно молчали, уткнувшись угрюмыми взглядами в тарелки и вяло ковыряя там вилками. То тут, то там вспыхивали горячие споры на повышенных тонах — словом, Турнир не оставил равнодушным практически никого.

После ужина я отправился к выходу из Большого зала, где дождался Дафну, с которой мы собирались на занятие студенческого сообщества. К моему неудовольствию, как раз в это время закончили ужинать Рон и его прихлебалы: Дин Томас и Симус Финниган. Завидев, что я кого-то жду и что этим кем-то оказалась Дафна Гринграсс, покинувшая Большой зал одновременно с ними, ребята не смогли остаться равнодушными и с серыми лицами направились к нам.

— Гарри, нам нужно поговорить, — начал сходу Рон, неприязненно поглядывая на Дафну. Дин Томас и Симус Финниган за его спиной были настроенны более враждебно, но пока не лезли и лишь со злостью посматривали на меня и на Дафну. — Знаю, у нас были разногласия, но я уверен, что виной всему дурное влияние этих, — он ткнул пальцем в Дафну, неловко потоптался на месте, и продолжил: — Ты не должен общаться с такими, как она. Ты многих предал своими выходками, многие уже готовы от тебя отвернуться, — на этих словах Дин и Симус важно кивнули, — и поэтому я здесь, как твой единственный верный друг, чтобы открыть тебе глаза на реальность.

— На реальность? — с холодной усмешкой спросил я. Подход Рона меня удивил: я ожидал криков, споров, драки — чего угодно импульсивного и резкого. Но Рон оказался крепким орешком и, вопреки наставлениям своих дружков, стоящих с кислыми минами позади него, пытался вразумить меня. Я бы это оценил, если бы Рон не нес абсолютную чушь. Именно из-за таких слов я отверг предложение Малфоя о дружбе на первом курсе, и Рон сейчас шел по его пути.

— На реальность, Гарри, — подтверждающе кивнул он, потер нос, поводил ботинком по полу, посмотрел на Дафну, скривился, и, вздохнув, сказал: — Есть две стороны, Гарри. Дамблдор и Тот-Кого-Нельзя-Называть, добро и зло, темная магия и светлая, Гриффиндор и Слизерин. Ты должен быть тверд в своих убеждениях, верен своей стороне, ты не должен предавать близких тебе людей ради чуждых тебе идеалов. Разве ты не видишь, что все, к чему прикасается темная сторона, приносит лишь гибель и разрушения? Разве не понимаешь, что нельзя быть на двух сторонах одновременно или не занимать никакую сторону вообще? Ты должен это осознавать, и тогда у тебя не возникнет и мысли яшкаться с такими, как она!

Однобокость мышления Рона поражала меня, и в первые секунды я не нашелся, что сказать. Дафна, стоящая по левое плечо от меня, прошивала Рона неприязненным взглядом, но не вмешивалась, предоставив мне возможность разрешить ситуацию. А ведь могла бы просто проклясть Рона за такие слова, но, видимо, осознание того, что это мой разговор, а она лишь случайный свидетель, не позволяло.

— Рон, я не позволю тебе и кому бы то ни было еще указывать мне, с кем можно общаться, а с кем нельзя. Твои пространные рассуждения не имеют в себе рациональной составляющей.

— Ты не понимаешь, что для восстановления отношений с нами, — Рон неопределенно повел рукой, видимо, имея в виду себя и его прихвостней, — тебе нужно стать прежним Гарри, которого все любили, который…

— Рон… — попытался остановить я очередной заход в сторону добра и морали, но рыжий со знанием дела поднял руку, останавливая меня, и важно продолжил:

— Гарри, пойми, я не желаю тебе зла — я лишь хочу, чтобы ты снова стал нормальным.

— А сейчас я, по-твоему, ненормальный? — низким голосом спросил я, чувствуя, как во мне поднимается волна злости — своими словами Рон встревожил давние воспоминания о жизни у Дурслей.

— Да, Гарри, твои увлечения и компания определенно не соответствуют увлечениям и компании здорового человека! — вскричал Рон, абсолютно уверенный в своей правоте. Выдержка наконец изменила ему, его жесты стали более резкими и частыми, а голос повысился на несколько тонов. — Ты спутался с темными магами, расхаживаешь с детьми убийц своих родителей и отвергаешь своих друзей! — на меня накатило противное чувство обиды и злости. В этот момент я окончательно осознал, что Рон потерян навсегда — мы больше не вернем тех отношений, которые когда-то нас связывали.

— Ты очень глуп, Уизли, — с холодным неодобрением произнесла Дафна. Все-таки я ошибся в своих предположениях: Дафна не воспринимала себя в качестве случайного свидетеля этого разговора. Она окинула Рона оценивающим взглядом и едва уловимо сморщила носик, словно завидев мерзкого вида насекомое. Выглядело это так естественно и обидно, что Рон оскорбленно покраснел, сжал в злости кулаки и двинулся на Дафну.

— Рон, я могу сказать лишь одно, — произнес я, тем самым заставив Рона отвлечься и отвернуться от Дафны, прекратив свое наступление и обратив взор на меня. — Ты безмозглый кретин.

Рон замер в растерянности: выражение его лица быстро прошло несколько стадий от изумления и замешательства до неверия, недоверия и, наконец, злости.

— Ты… — Рон покрепче сжал кулаки, но в бой не рвался. — Предатель!

— Да что с ним разговаривать?! — выкрикнул Дин Томас, о котором я уже успел позабыть, и, выскочив из-за спины Рона, запустил в меня ступефай. Следивший за движениями Рона, я никак не ожидал такой стремительной атаки со стороны и уже не успевал выставить щит, а увернуться значило бы подставить под удар Дафну, стоящую за моей спиной. Я лишь непроизвольно зажмурился, приготовившись к попаданию заклинания, но ожидаемого удара не последовало. Я открыл глаза и с удивлением уставился на парализованного Томаса. Не менее удивленными были Рон и Симус.

— Вот и зеркальный щит пригодился, — с довольным видом поигрывая палочкой, произнес Джон де Фор, стоявший у выхода из Большого зала и потому никем из нас незамеченный. Поблизости обнаружилось и несколько зрителей, которые с интересом наблюдали за ссорой. Среди них я обнаружил ту самую француженку Флер, чары которой не ощущал после начала занятий по окклюменции. А вот Дин, видимо, вовсю ими проникся и решил впечатлить девчонку, уложив Поттера с одного ступефая — не вышло: Флер с явным неодобрением поглядывала на парализованного парня.

Несколько секунд все растерянно молчали, переводя взгляд с парализованного Томаса на ухмыляющегося де Фора, а затем Рон пришел в себя и с боевым воплем, словно дикарь, ринулся с кулаками на Джона, который стремительным ступефаем нарушил все планы Уизли, отправив того в полет. Симус Финниган, в нерешительности помешкав, все-таки отправил в меня Петрификус Тоталус, который рассыпался о сдвоенный щит, выставленный мной и Дафной. Несколько секунд Симус с палочкой наготове косился то на меня, то на Джона, видимо, оценивая ситуацию, и пришел к неутешительным заключениям, а потому начал пятиться назад, с испуганным воплем споткнулся о парализованного Рона, выронил палочку, выругался, судорожно вскочил, подхватывая палочку, и весь красный, под смешки зрителей побежал прочь. На этом ситуация исчерпалась. Атаковать или преследовать Симуса никто не собирался: он был в меньшинстве, да и преподаватели могли появиться в любой момент и наградить всех отработками и снятыми баллами.

Постепенно зрители разошлись, обсуждая стычку, какие-то гриффиндорские старшекурсники быстро привели в порядок Рона и Дина и повели их прочь. Джон де Фор с усмешкой принял мою благодарность, взял с меня обещание не опаздывать на завтрашнюю тренировку по окклюменции и, насвистывая бодрый мотив, отправился в гостиную. Мы с Дафной направились в студенческое сообщество, все еще потрясенные случившимся. Вернее, потрясен был только я — Дафна была погружена в безмятежную задумчивость.

Горькая мысль о том, что многолетней дружбе с Роном пришел конец, довольно скоро скрылась за внезапно накатившей слабостью и легкой тошнотой. Я списал все на ссору с Роном, но состояние не улучшилось и в студенческом сообществе, а уже к середине нашей встречи мне стало настолько плохо, что, заверив встревоженного Дерека, что все в порядке, я покинул кабинет и отправился в гостиную.

Как в тумане я добрался до комнаты и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и обхватил голову руками. Что-то определенно нехорошее происходило со мной, но я понадеялся, что к утру все пройдет и мне не придется идти в Больничное крыло. Совсем скоро я забылся беспокойным сном.