Отмеченные высью (джен)

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Беатрис видит над собой подсвеченные двигателями и трассами выстрелов облака. Лететь даже не страшно, только холодно, и время тянется как дорогущий земной мёд, её как-то угощал один…

Она не верит в то, что видит, даже когда её хватают руками и ногами, а облака заслоняет подвижный коричневый шатёр. Одержимые серые глаза над ней толи плачут, толи мечут молнии, знакомый голос ругает её, кричит про гравилуч, упрашивает держаться. Беатрис послушно обнимает галлюцинацию — опирается, чтобы достать свободной рукой, прикоснуться к мощи, которая ритмично работает за щуплой спиной, небезуспешно замедляя их падение.

Их падение. Она больше не одна. Неукротимый маленький маньяк прыгнул за ней. От этой мысли Беатрис резко трезвеет, и тут же чувствует, как их сцепленные тела ловят в фокус гравилуча. Майлз выдыхает с облегчением и складывает крылья за спиной. У Беатрис наконец получается ухватить пальцами перо. Майлз фыркает и улыбается. Беатрис вспоминает все его оговорки, старые казарменные байки об инопланетниках с жабрами, крыльями и четырьмя руками, анекдоты про цетов и как им утёрли нос дикари с захолустной планеты Барраяр… и название наёмничьего флота, который рискует всем, спасая остатки армии Марилака.

И понимает, что всё ещё жива. Что падение в открытый люк — ещё не конец. Что на неё смотрят, как на вырванное у судьбы сокровище. Что в серых глазах напротив отражаются блики — снизу по ним стреляют.

Выстрел из плазмотрона убивает не мгновенно. В последние секунды Беатрис приходит на ум чудовищно циничный в своей неуместности анекдот. Всю ночь перемежать водку с пивом, абсент и коньяк — и напоследок отравиться медовым пирожком…