Рок-н-ролл этой ночи (гет)

Было жарко. Невыносимо жарко, а еще душно и как-то… ватно.

Снейп раскинул руки, пытаясь хоть так освободиться от жары и неотвязного ощущения, будто тело плотно обложено поролоном. Не помогло.

Тогда он заерзал щекой по подушке, — или что там было под щекой? — в поисках более свежего края, но все вокруг было равномерно и отвратительно теплым. Внезапно левая рука нашарила что-то удивительно гладкое и восхитительно прохладное. Северус в сонном наслаждении распластал по этому блаженному нечто пылающую внутренним жаром ладонь, но нечто волшебным образом уплыло из-под пальцев, он потянулся вслед, не желая расставаться с желанной прохладой…

Короткий протестующий стон и возня рядом заставили сознание прочухаться самым насильственным образом — во сне сознанию было гораздо лучше. Прочухавшись, сознание отреагировало на насилие категорическим непониманием окружающего мира.

На скрипуче-омерзительные секунды сознание зависло, отказываясь выдавать своему обладателю информацию о времени, пространстве и местоположении тела обладателя в этом пространстве. Мучительным усилием Северус продрался сквозь поролон в мозгу: положение горизонтальное, время неустановленное, пространство неизвестное. Категория неизвестности всегда страшила Снейпа больше всего остального. Короткий момент страха прорезал поролон, и в прорезь свалились головная боль, песок в глазах и тягуче-мерзкое ощущение во рту — хуже, чем от Костероста.

Да, точно, Костерост… Помфри вроде говорила, он закончился…

Снейп открыл глаза — не без труда, и это простое естественное действие расценил как маленькую победу. В мутных полосах света — утро? Вечер? — он увидел на полу бесформенную кучу, из которой торчали четыре ноги в дырявых носках. Перевел взгляд чуть выше — и непроизвольно зашарил в поисках палочки: на него смотрела ужасающая синюшная морда с клыками, усами, рогами и демонически пустыми глазницами. Чтобы осознать, что чудище нарисованное, понадобилась секунда, не меньше.

Костерост… какой, к черту, Костерост… Не спятить бы.

Костерост был во сне. Снейп всю ночь варил Костерост, и это простое зелье у него почему-то никак не получалось, а Помфри стояла над душой и твердила, что ей надо, что ей срочно… И Помфри, и Костерост — это теперь не про него. Другая жизнь. Другая, в неверном свете похмельного утра вся казавшаяся сплошным сном.

А в реальности — головная боль, драные носки и плакатное чудище.

Память услужливо подсказала: вечер, Грейнджер, ее безалаберные дружки, сломанный нос, гитара, дрянное пиво и «Идемте спать, сэр…» Снейп вспомнил, как Грейнджер за руку провела его по темной квартире в комнату, как он споткнулся обо что-то на полу, как его бывшая ученица забралась на диван и шлепнула ладонью по подушке: «Ложитесь. Спокойной ночи, сэр». Дальше память пасовала, но, судя по недвусмысленной одетости собственного тела, Снейп заключил, что ничего непозволительного он себе не позволил.

Впрочем, этот факт не повлиял на чувство отвращения к себе самому.

Северус повернул голову: Грейнджер мирно сопела рядом, сбросив одеяло и свернувшись калачиком. Штанов на ней не было, задравшаяся рубашка не оставляла простора для фантазий. Снейп аккуратно прикрыл девчонку одеялом — смотреть неприлично, а не смотреть не получается. Да и мерзнет она, наверное. Похоже, то прохладное блаженство, которое он, Снейп, с таким наслаждением щупал, и было оголенное девчоночье бедро.

Чувство отвращения к себе торжествующе захихикало.

Часов в комнате не наблюдалось, но, судя по серенькому свету из-за штор, было что-то возле утра.

Осторожно, чтобы никого не разбудить и не расплескать собственное похмелье, Снейп спустил ноги с дивана, сел, прислушался к ощущениям. Организм бунтовать не спешил. Тогда Снейп позволил себе подняться и неуверенно, по-моряцки покачиваясь, направился вон из комнаты с ее стойким запахом перегара, стараясь не наступить на тех, что спали на полу.

Он благополучно миновал нагромождение барабанов в прихожей и даже вспомнил, где туалет и ванная. Отражение в зеркале над раковиной заставило чувство отвращения триумфально взвыть.

Напиваться до беспамятства — удел опустившихся до зверообразного состояния дегенератов. Именно поэтому Северус никогда — ну, почти никогда — не позволил себе напиться. Было несколько «пьяных» эпизодов, воспоминания о которых не содержали ничего, кроме… да, кроме отвращения к себе. Но вчера, впервые за много лет, Снейп напился, и сам не заметил, как это произошло. Сколько пива он вылакал под аккомпанемент песен Дивайз и неторопливые бессвязные разговоры? Да сколько бы ни было, результат даже не налицо, а на лице.

Ну и чем он в таком случае отличается от неприкаянных подростков, для которых веселая пьянка без вкуса и предела — приключение и удовольствие?

Северус наскоро умылся, избегая смотреть в зеркало, прополоскал рот, едва удерживаясь от соблазна заглушить сушняк водой из-под крана. Выглянул на кухню: стойкий запах табачного перегара не выветрился, несмотря на распахнутое окно, и пустые пивные бутылки, груда окурков, сиротливо прислоненная к стене гитара никуда не делись. Осторожно перешагивая через последствия пьянки, Снейп подошел к окну, выглянул на улицу: солнце где-то заблудилось, видимо, и над мостовой висела серенькая хмарь, прослоенная легким туманцем, но дождя уже не было.

Действительно, не может же дождь быть вечным.

И не оставаться же в этом дурдоме до полного одурения.

Снейп как можно тише вышел в прихожую, натянул куртку, обулся и покинул обиталище Грейнджер-Дивайз и ее беспутной компании, мало чем отличавшейся от предыдущей.

На улице не было ни намека на утреннюю свежесть. Влажная промозглая духота стыла над нищебродской городской окраиной, и окраине это очень подходило. Снейп дотопал до метро, поеживаясь и пошатываясь — похмельная слабость еще не прошла, и обратил внимание на крайне малое количество людей вокруг только на входе в «Бетнал Грин», тогда и вспомнил о часах. Оказалась несусветная рань: без четверти шесть.

Алкоголики спят мало…

Голова болела немилосердно. Даже жажда отступила, сменившись легкой тошнотой от неотвязной головной боли. Недосып и перепой — первые признаки деградации личности. Снейп доплелся до своей квартиры, и первое, что сделал — буквально присосался к чайнику с холодной кипяченой водой. Незастеленная с утра постель манила обещанием забытья, и Северус повалился на нее с наслаждением, забыв раздеться. Второй признак деградации, ехидно пискнуло сознание.

Он послал сознание с его сентенциями так далеко, что сам бы туда не дошел. Он закопался головой в подушку так, что впору было задохнуться. Он вытянул ноги, которые болели еще с вечера, утомленные долгой неподвижностью от сидения на подоконнике. Сон подошел совсем близко, пореял вокруг головы и… исчез, оставив Снейпа наедине с головной болью, тошнотой и полной разбитостью тела.

Снейп повертелся так и повертелся сяк, опробовал позу морской звезды и позу эмбриона, — бесполезно, заснуть не удалось. С мученическим стоном он приподнялся на локте, пытаясь сообразить, чем с наибольшим успехом можно заменить одно из величайших изобретений магического мира — антипохмельное зелье… под локтем оказалось что-то твердое и неудобное.

Чтобы понять, смотреть не потребовалось. Палочка. Волшебная палочка Грейнджер. Вчера он спрятал ее в рукав и не отдал.

Забыв о головной боли, Снейп сел на постели, вертя виноградную лозинку в пальцах. Чего стоила эта его головная боль — следствие собственной глупости? Да и душевная, душевная его боль, порожденная той же глупостью? Чего это все стоит по сравнению с кошмаром, который пережила и переживает Грейнджер? Кошмаром, который она не заслужила? Ни за что, кроме как за свой максимализм и самоотверженность, она получила такое наказание, по сравнению с которым Поцелуй дементора — милосердие.

Снейп осторожно, почти благоговейно положил палочку на кровать.

Милосердие. Не человеческое — милосердие судьбы и жизни удостоило его своей благосклонностью. Жизнь, сама жизнь пожалела его — Северус теперь это понял со всей ясностью.

Счастливый.

Мерлин, какой счастливый. Самый счастливый на земле.

У него отобрали любовь, отобрали его мир, отобрали все права — на свободу, надежду, на выбор, лишили всего, до чего дотянулись… но ни Дамблдор, ни Волдеморт, ни Визенгамот не взяли у него — его.

Магия осталась с ним. Магия, то, с чем он родился, с чем и чем он жил. Его часть, его суть, его сущность и смысл — магия осталась с ним. А значит, он остался собой.

Палочка была такой тонкой, что казалась просто еще одной складкой на мятой простыне. Лежала печально, сиротливо, немым укором: да, Снейп, ты счастливый… бывало ли у тебя когда-нибудь в жизни ощущение большего счастья?

Воспоминание о запредельной муке, которую увидел и на несколько страшных секунд почувствовал, провалившись в подсознание Грейнджер, заставило Снейпа зажмуриться. Глупая, храбрая, преданная — гриффиндорка, что с нее взять! — отдала за своих друзей и за Победу все, что могла. Лучше бы она погибла в Битве за Хогвартс, потому что жить после такого невозможно.

У мисс Грейнджер не осталось ни капли магии.

Мисс Гермионы Грейнджер не стало.

Осталась только Дивайз.

* * *

Спать днем — бесполезное, бесперспективное и совершенно бессмысленное занятие. Снейп так считал. Когда ему случалось задремать в середине дня, он неизменно просыпался с тяжелой головой, отвратительным настроением и чувством абсолютной ненависти к окружающему миру.

Несколько часов похмельного сна — организм все-таки взял свое, сорок лет не двадцать, — немного сняли головную боль, но слабость, мерзкий привкус во рту и ощущение, будто в череп залили чугун, остались.

Кофе и душ не помогли. Сигарета усугубила. Ветер задувал в распахнутое окно нехотя, каждым редким порывом отчетливо шумел: «Фу-у-у!» — и спешил убраться восвояси из перегарной духоты квартиры.

Снейп в неописуемом раздражении от самого себя и от того скотского состояния, в которое впал, тихонько ворчал и слонялся по квартире. Неосознанно нарезал круги вокруг тумбочки, на которой лежала палочка Грейнджер.

Надо отдать. Но зачем ей палочка? А ему самому зачем? Облизываться? Каждый момент преодолевать непреодолимое искушение воспользоваться? Как будто мало ему преодолений. Надо отдать. Ой как надо. Но как не хочется! Как хочется продлить сладкую обманку собственной колдовской полноценности! Но иллюзии никогда не становятся реальностью, и чем чаще позволяешь себе верить в иллюзии, тем реальность становится невыносимее. Нельзя верить в иллюзии. И палочку нужно отдать. Пока не стало совсем невмоготу.

А он, наивный, думал, что хуже не бывает.

Нервный, подрагивающий и тусклый, будто тоже похмельный, солнечный лучик прополз по стене, на миг осветил палочку и скрылся. Северус оглянулся к окну. Вместе с очередным брезгливым «Фу-у-у!» в небе развиднелось, посветлело. Вот тебе и знак, Снейп. Случайностей не бывает.

Он собирался спешно и бестолково, боясь поддаться соблазну передумать. Натянул брюки, обнаружил на них пятно, поискал другие — не нашел, плюнул. Схватил рубашку, второпях неправильно застегнул пуговицы, дернул, оторвал сразу две, выматерился, плюнул. Влез в первый попавшийся свитер, на нечищеные ботинки со вздохом плюнул, сунул в рукав палочку, схватил куртку и выскочил за дверь с неприличествующей возрасту скоростью.

Он надеялся, что отсутствие дождя выманит Дивайз и ее команду на Лестер-сквер, и не придется переться в Бетнал-Грин.

* * *

Переться не пришлось. Почти бежавший до парка, Снейп замедлил шаг и перевел дух, издалека уловив заглушенные деревьями знакомые надрывные интонации:

— …Что делать и как быть,

Кого когда любить,

Где и с кем гулять,

Что и как играть…

Веселый мотивчик и заводной ритм сначала подхватили его, заставив внутренне улыбнуться — внешне он не улыбался очень давно, и никогда не улыбался искренне. Но в следующий миг Северус уловил что-то не то. Голос был тот же… да не тот. Нечто необъяснимое пропало, какой-то упоительный восторг, ослепительная радость, задор. Волшебство исчезло.

В груди тяжело зашевелилось подозрение: уж не он ли, Снейп, в этом виноват? Ему прошлая ночь показалась дурацким сном, а Грейнджер? Чем она была для Грейнджер? Реальным, самым что ни на есть настоящим горем непрошедшей боли. И может, именно эта боль лишила ее последнего, что осталось — а это наверняка было последнее.

Чего только в своей жизни не отнимал у других Северус Снейп: надежду, чувство собственного достоинства, веру в людей, отбирал будущее и прошлое. Да что там — жизнь отбирал! Так почему же теперь ему казалось, будто ничего страшнее он еще не совершал?

Опустевший голос все резал по совести:

— Я хочу бродить по краю крыши,

Я хочу гулять по чердакам,

Нет таких законов даже свыше,

Что могли б указывать котам,

Что делать и как быть,

Кого когда лю…

Голос оборвался так резко, что даже шум листвы притих на мгновение.

Екнуло тревогой, почти страхом, Снейп снова перешел на бег, вытягивая из рукава палочку… Растолкал плотную толпу, уверенный, что с Дивайз случилась беда, и был готов отвесить ей оплеуху, когда увидел, что она в порядке.

Дивайз стояла на коленях и держала за плечи бьющуюся в конвульсиях Джесси. Бъйорнинг обхватывал ноги своей пассии, а Блэкстер изо всех сил лупил ее по щекам и орал: «Роджер! Роджер, твою мать!» Роджера поблизости не было. Дивайз тоже что-то кричала — сил справиться с извивающейся фурией у нее явно не хватало. Снейп облегченно выдохнул, пряча палочку, и присел на корточки рядом с Дивайз:

— Что случилось?

Девчонка подняла на него блестящие, заполненные паникой глаза:

— Дура!!!

Снейп не понял.

— Да обширялась она, что случилось!!! — проорал Блэкстер. — Дура и есть! Бля, ну где там Роджер со своей «скорой»?!

Бъйорнинг рыдал и пытался целовать беспорядочно дрыгающиеся ноги жены.

Время шесть вечера. «Скорая» по пробкам не доедет. Вернее, доедет, но поздно. Нельзя быть джентльменом один день, тогда не стоило и начинать.

— Уберите всех! — рявкнул Снейп, скидывая куртку. — Все вон!!!

Квалификация осталась: повинуясь приказу, зеваки попятились, словно Снейп угрожал им Авадой. Впрочем, Авада была шалостью третьекурсника по сравнению с тем, что он задумал сделать. Что он должен был сделать.

Снейп навалился боком на живот Джесси, закрывая ее от Блэкстера и Роджера. Изо всех сил обхватил ее руку чуть повыше локтя, сдавил пальцами, выдохнул, поймал миг между ударами сердца… и потянул. Этот чудовищный прием выведения ядов из организма, разработанный больше века назад, был запрещен ввиду неоправданной жестокости: страдали и пациент, и медик, при этом последнему доставалось сильнее. Но только так спасли самого Снейпа — целитель, лечивший его, поставил жизнь пациента выше закона, и в результате погиб сам, не справился.

Одним хорош был метод вытягивания: это было быстро и действенно.

На сгибе локтя Джесси взбухла вена, отчетливо показалась точка от укола. Стук чужого сердца, шум чужой крови, судорожные хрипы чужих легких — Снейп слушал инородное в этих естественных звуках, хотя и не знал, что именно должен услышать. В ушах грохотало и взрывалось, перед глазами темнело, сводило пальцы, и продираться сквозь какофонию жизни чужого тела было сродни предобморочному состоянию: ни света, ни цвета, ни ориентации в пространстве, только звук.

Голова закружилась, стало тяжело дышать. Снейп рефлекторно хватанул воздух ртом — и услышал. Он услышал мучительный стон агонии, почти предсмертный хрип. Он ловил этот стон, настраивался на него, пока все остальные шумы не отошли на второй план, и в ушах не застонало ясно и отчетливо. Снейп стиснул пальцы совсем крепко, словно давил воду из камня…

След укола на коже Джесси вспух, как уродливый чирей, налился багровым и лопнул. По руке заструилась кровь вперемешку с водянисто-белесой жидкостью. Снейп тянул до тех пор, пока в ушах не стихло, а из ранки не потекла кровь без примеси. А потом, как ни старался сохранить сознание, отключился.

Очнулся он на скамейке, разбитый и ослабевший так, что не мог даже открыть полностью глаза. Все звуки раздавались словно из-за стекла. Чьи-то робкие и нежные руки гладили его по лицу. Где-то вдалеке он слышал обрывки фраз:

— Да просто плохо стало человеку… пробка на Риджент… нет, все нормально, сэр… вызвали… да не надо уже…

Снейп с натугой вдохнул, объясняя собственному организму, что он еще живой. Организм понял. Звуки стали четче, ближе, глаза открылись, и первое, что увидели глаза — худенькое лицо Дивайз и ее подрагивающие губы, едва слышно шепчущие:

— Профессор… сэр…

Он попытался было сказать, что профессор остался в Хогвартсе, но пересохшее горло выдало только жалкий сип.

— Тише, тише, не надо! Сэр, это было просто невероятно… где вы такому научились?! Запрещенная методика…

Он хотел было сказать, что запрещенное — его стиль жизни, но вспомнил предыдущую неудачную попытку поговорить и скорчил ехидную гримасу.

— Сэр… вы просто волшебник…

Если бы хватило сил, Снейп бы расхохотался. Но сил не было от слова «совсем», и он только чуть усмехнулся. Сил на то, чтобы заставить себя не купаться в немом восхищении, сиявшем в глазах Дивайз, у него тоже не оказалось. Зато мелькнула крамольная мысль о том, что быть джентльменом хлопотно, однако оно того стоит.

— Еб твою мать! — Роджер подошел, прикурил, уставился на Снейпа. — Что это было?

— Мать твою еб! — Блэкстер прикурил, подошел и уставился на Снейпа. — Профессор, ты что с ней сделал? На своих ногах ушла ведь, а едва не подохла!

— Народная медицина… не подводит… — смог наконец прокаркать Снейп.

— А сам чего? — Блэкстер сделал вид, что про народную медицину он не услышал. — Нашатырю дать?

— Не надо, — ответила вместо Снейпа Дивайз. — Просто нужно чуть-чуть отдохнуть. А что полиция хотела?

— А что они всегда хотят? — пожал плечами Роджер. — Я так понимаю, мы сегодня больше не работаем?

Дивайз покачала головой.

— Тогда я поехал, ладно? Надо к предкам смотаться, посветить мордой.

— Да, я тоже убегаю, ждите «скорую», — Блэкстер выбросил окурок и виновато почесал нос: — Не хочу гитару на смену тащить, заберешь?

Дивайз кивнула, получила от друзей два чмока в щеки и снова склонилась над Снейпом:

— Как вы себя чувствуете?

Говорят, настоящий зануда — это тот, кто на вопрос: «Как дела?» начинает подробно рассказывать, как у него дела. Снейп рассудил, что, если он начнет в деталях объяснять, как себя чувствует его голова на коленях Грейнджер, как себя чувствуют щеки и лоб от ее прикосновений и как себя чувствует его самооценка в таких условиях, он недалеко уйдет от того зануды.

— Чувствую, мисс Грейнджер.

— Ну хоть так… Отдыхайте, сэр, я не тороплюсь. И все-таки, где вы этому научились?

Грейнджер есть Грейнджер, даже если она Дивайз.

— Вы думаете, я вам отвечу?

— А что, спросить нельзя?

Ситуация снова приобретала черты комизма и дурашливости. Он, Северус Снейп, лежит на скамейке посреди Лестер-сквер, и Грейнджер держит на коленях его голову и гладит его по волосам, и он не сказал бы, что все это прямо так уж неприятно. Другое дело, что это несколько… неприлично, не говоря уже о том, что абсурдно.

Северус осторожно приподнялся и сел, проигнорировав слабое восклицание: «Куда вы, сэр?» Голова немного кружилась.

— Сэр, вам еще рано…

Главное, чтоб поздно не было. Слова Блэкстера о «скорой» не добавляли вдохновения.

— Всего хорошего, мисс Грейнджер.

Снейп все так же осторожно встал на ноги и пошел прочь, слегка пошатываясь — точно как нынче утром.

— Сэр! Сэр, ну подождите же…

Оглядываться Снейп не стал. Уходя — уходи.

И он ушел, но не добрался даже до ограды парка, когда за спиной послышались торопливые шаги и пыхтение.

— Сэр, вы куртку забыли!

Ничего удивительного. Удивительно, как он после такого медицинского эксперимента имя свое не забыл. А вот о чем он действительно забыл, так это…

Снейп взял протянутую куртку и под курткой, чтобы никто не видел, вложил в руку Грейнджер волшебную палочку. Секундное изумление в широко распахнутых глазах — и палочка легко скользнула обратно в его ладонь.

— Оставьте себе, профессор. Мне она больше ни к чему.

И прежде, чем Снейп успел что-то сказать, Грейнджер развернулась и побежала прочь, неловко спотыкаясь под грузом двух гитар.

* * *

Мечтайте осторожнее — мечты имеют тенденцию сбываться. Причем сбываться именно так, как мечталось. И когда все сбывается, вдруг понимаешь, что ставшая реальностью хрустальная мечта перестала быть вожделенным чудом и превратилась в такую же отрыжку настоящей жизни, как и все остальное.

Исполнившаяся мечта — мертвая мечта.

Снейп стоял у выхода из Лестер-сквер, озадаченный и разочарованный. Палочка в рукаве слегка царапала внутреннюю сторону предплечья — как раз там, где была поблекшая Метка. Всего пару часов назад ему хотелось выть при одной мысли, что с палочкой придется расстаться. Так что же теперь ему не хочется визжать от радости? Где вообще эта радость? Только гадостный привкус во рту.

Грейнджер сказала, ей палочка ни к чему. Можно подумать, ему, Снейпу, палочка зачем-то нужна. При прочих разных они оказались равны в одном: что есть магия, что ее нет — результат одинаков. Что есть палочка, что ее нет — ничего не изменится.

Снейп понял теперь, почему Грейнджер не взяла палочку. Чтобы меньше болело. В боли мы все становимся эгоистичны — Грейнджер не подумала, что болеть теперь будет у Снейпа. Или подумала, но решила, что он справится с этим легче, раз магия осталась с ним. А действительно — у него и так всегда везде болит, в душе нет живого места от мозолей, что ему еще одно мучение.

Вот и живи теперь со своей мертвой мечтой. Как сможешь.

Северус не очень помнил, как дошел до дома. Когда увидел свой подъезд, несколько оторопел: у него было ощущение, что он как стоял, так и стоит у ворот Лестер-сквера. Голова была какой-то неустойчивой, и руки подрагивали: наверное, все-таки хапнул отравы от Джесси, вот и дурно теперь. Поделом, неудачливый герой-спаситель. Все бы тебе спасать и геройствовать — забыл, чем это обычно заканчивается? Ну так имей мужество вспомнить.

Где-то слева кольнуло опять: чего ты хотел, Снейп, когда в идиотски-благородном порыве помчался отдавать Грейнджер волшебную палочку? Слез благодарности? Восторга и признательности? Неужели ты еще не понял, что признательность и благодарность — это не про тебя и никогда про тебя не было?

А потом даже не кольнуло, ввинтилось в живое сердце: Грейнджер перерубала все нити, ведущие в магический мир. Она отдала палочку. Она распрощалась со всем, что связывало ее с волшебством. Она потеряла надежду и похоронила себя заживо.

Вот что есть настоящее мужество. Потерять себя и признать это. И жить. В смерти.

Естественные надобности организма очень неделикатно и остро дали почувствовать Снейпу, что он еще жив. В такие моменты и лифт поднимается слишком медленно, и ключи ищутся слишком долго, и заветное помещение в квартире находится нестерпимо далеко… Лифт поднялся, но ключи не нашлись.

Снейп от души выругался, пританцовывая перед дверью квартиры: он вспомнил, что забыл ключи. Убегая в Лестер-сквер, в спешке захлопнул дверь, а ключи остались на тумбочке. Раздумывать над проблемой было некогда: организм настоятельно требовал своего. Поэтому Снейп бросился обратно в лифт, не раздумывая.

Почему он никогда не обращал внимания, что вокруг дома нет кустов?! Ну то есть абсолютно! И, кажется, никогда поблизости не было столько народу. Не то чтобы Северус Снейп чего-то стеснялся — после всего пережитого и сделанного стесняться было бы странно. Что естественно, то не безобразно, опять же. Только внутренний цензор невесть откуда взявшегося снобизма натурально бился в истерике: кустики — это еще куда ни шло, но на стену! Утихомирить цензора удалось одним соображением: если выбирать между малоэстетичным процессом обливания стены и позорным фактом остаться с мокрыми штанами, эстетика явно в проигрыше. В определенные моменты жизни разумность и нравственность неудержимо отступают перед категорическими требованиями организма.

Когда требования организма были удовлетворены, положенное в этих случаях блаженство испытано, и Снейп выскочил из-за угла с такой скоростью, с какой не драпал даже в тот злосчастный вечер с Астрономической башни, разум и врожденная брезгливость включились и заработали на полную катушку. Брезгливость верещала, что даже руки вымыть негде, а разум судорожно соображал, каким образом попасть в квартиру.

Казалось бы, чего проще — позвонить хозяевам с телефона-автомата или из любого кабака, объяснить ситуацию, и вуаля. Однако неделей ранее миссис Притти взяла со своего квартиранта оплату за два месяца, поскольку отправлялась в отпуск на какие-то экзотические острова до самого конца лета.

В порядочных домах на такие дурацкие случаи есть портье. Но дом, в котором угораздило Северуса поселиться, был без преувеличения проклятым: ни один портье не задерживался в нем дольше месяца, и сейчас был именно тот период, когда предыдущий портье уволился, а нового еще не наняли.

Лезть на девятый этаж по водосточной трубе? Жить пока хочется, несмотря ни на что. И почему люди не летают, как птицы?

Вскрыть дверь с помощью магии не получится: Аллохомора отпирает только то, что заперто Коллопортусом, а с маггловскими замками этот номер не пройдет.

Можно было бы найти мотель подешевле, но деньги остались в квартире! По карманам болтается какая-то мелочь. О бесплатных ночлежках, где Снейпу пришлось побывать в начале своего немагического существования, он не мог вспомнить без рвотного рефлекса.

Северус едва не плюнул в сердцах. Ну что за жизнь? Из каких только передряг сухим не выходил, из какого только дерьма не выплывал, какие, казалось бы, безнадежные ситуации не распутывал… а вот забыл ключи от квартиры — и оказался беспомощен, как Поттер на уроке Зельеварения. Только юному остолопу хотя бы Грейнджер пыталась подсказывать, а он, Снейп, сам один — выкручивайся, как хочешь.

Стоп. Грейнджер. То есть Дивайз, но неважно. Не лучший вариант, а если прямо сказать — то откровенно паршивый, но за неимением кухарки, как известно… Естественно, на девятый этаж по трубе она не заберется, квартирную хозяйку не достанет с чертовых островов, замок не взломает. Но у нее можно хотя бы переночевать в крайнем случае. А случай однозначно крайний.

На нос упала холодная капля. Снейп поднял голову: лицо обдало мелкой моросью. Случайностей не бывает, а знакам надо верить. Вот и ветер поддувает в спину, и опять дождь. И хотя дождь не может длиться вечно, есть в этом городе место, где лучше всего пережидать, когда плачет небо.

Северус поежился, поднял воротник и зашагал к Ланкастер Гейт.

И надо ж было миссис Притти так отдохнуть…