Космическая принцесса (джен)

Они познакомились на вступительном экзамене. Сначала Патрик помог ей решить задачу, а потом пригласил в кино. Кэтлин посмотрела на него с улыбкой и подумала: неужели кто-то может влюбиться в такого невзрачного, курносого и конопатого? И согласилась. Уж очень не хотелось быть одной. Как нарочно, сеанс отменили, и Патрик предложил сходить в ресторан. Он рассказывал ей о своих предыдущих подружках, она ела мороженое, и час прошёл незаметно.

— Расплачиваться будем каждый за себя, — твёрдо сказал Патрик, и она не посмела возразить, но от добавки отказалась, побаиваясь, что карманных денег не хватит и она окажется в глупом положении перед новым другом.

А потом они медленно шли по улице, держась за руки, и это прикосновение рождало в ней новые, неизведанные чувства. Как удивительно: она, Кэтлин, и вдруг с парнем! Пусть даже и с таким неприятным. Видели бы её однокурсницы!

— Спать пойдём ко мне? — как само собой разумеющееся, спросил Патрик.

Она отступила на шаг. Острый страх перед физической болью вмиг разрушил все грёзы.

— Патрик, — звенящим голосом сказала она. — Пожалуйста, проводи меня до дома.

За руки они больше не держались. На пороге Кэтлин быстро попрощалась, поблагодарила Патрика за вечер, не глядя ему в глаза, и вбежала в дом.

Словно очнувшись, она поглядела в иллюминатор. За стеклом сияли звёзды, холодные и пугающе близкие. Она ощутила себя беззащитной перед ними, и одиночество усиливало эту беззащитность. Она вспомнила, что абсолютно одна на корабле. Все остальные то ли погибли, то ли сошли на какой-то планете — на этот счёт память ещё не прояснилась. Она совсем одна. Но...

Кэтлин вспомнила ясный звук шагов в коридоре, и ей стало нехорошо.

* * *

Работы хватало. Кэтлин вставала в восемь и после завтрака шла в теплицу за фруктами, а потом с тяжёлой корзиной возвращалась на кухню. Дни проходили за днями, и скоро на кухне выстроились аккуратные ряды запечатанных банок с вареньем, соком и пюре. Она смотрела на них и грустно вздыхала при мысли, что все они предназначены для неё одной. Ей так хотелось кого-нибудь угостить!

Она нашла в компьютере проигрыватель и несколько музыкальных коллекций, и у неё появилась возможность танцевать. Одной танцевать, конечно, скучновато, но, с другой стороны, никто не смеётся над твоими неуклюжими движениями. А по вечерам поднималась в рубку и подолгу смотрела в звёздную даль. Это наполняло её душу благоговейным трепетом, корабль представлялся ничтожно малой крупицей, затерянной в бескрайнем космосе, и в Кэтлин просыпались религиозные чувства.

Одиночество давило. Но Кэтлин ежедневно заставляла себя соблюдать строгий режим, который установила сама, не забывая уделить внимание танцам и тренажёрному залу. Она верила, что с каждым днём приближается к Земле, и это придавало силы. И она снова принималась за домашние заготовки, надеясь, что некоторые из этих банок будут открыты уже на Земле.

Рабочий день закончился. Часть варенья не уместилась в банку, и Кэтлин перелила его в вазочку. Затем приготовила чай, нарезала хлеб — хлеб ей приходилось печь самой — и пока чай остывал, взяла две банки и отнесла в трюм. На кухне банки уже не помещались, и после чаепития решено было заняться их транспортировкой — для этого была удобная большая корзина на роликах. Кэтлин не могла доверить хрупкие стеклянные банки роботам.

Напевая, она вошла на кухню и сразу же заметила, что там что-то не так. Какая-то мелочь. Она умолкла и окинула кухню внимательным взглядом. Хлеб! Она прекрасно помнила, что он лежал по-другому. Хлеб она держала в левой руке, а нож — в правой. Теперь же отрезанный ломоть был с другой стороны. Не отрывая взгляда от хлеба, она осторожно села. Пить чай расхотелось. Снова пришли на ум таинственные шаги. Может, не так уж она и одинока? Довольно неизвестности, подумала Кэтлин и направилась в рубку. Сегодня она всё выяснит.

С замирающим сердцем набрала она на клавиатуре вопрос: «Сколько человек на корабле?» — и в ожидании ответа нервно барабанила пальцами по краю пульта. Из динамиков компьютера раздались металлические звуки, живо напомнившие Кэтлин, как мать по утрам размешивает молоко с сахаром. Умный компьютер выдал на мониторе ответ: «Один». Тогда она сформулировала вопрос иначе: «Сколько живых существ на корабле?» Могла же сюда пробраться собака... Хотя как бы собаке удалось переложить хлеб на столе? Ответ был прежним: «Один».

Кэтлин покачала головой: значит, ей всё-таки померещилось. В рассеянности она просмотрела данные о полёте: траектории, расход топлива и прочее. И вдруг её как током ударило: она увидела бортовой календарь. Полёт был запланирован на 970 дней, и сейчас шёл 933-й!

— Чёрт, — выругалась она.

Так значит, полёт подходит к концу?

Не в силах поверить, она вскочила и стала ходить по рубке. Крепко же у неё отшибло память, если она потеряла счёт времени! Кэтлин подбежала к иллюминатору и прильнула к нему, желая поскорее увидеть Землю. Но за стеклом горели далёкие, незнакомые звёзды. «Корабль летит со скоростью света, — подумала она. — Неудивительно, что Земли ещё не видно. Она покажется через месяц». Такой довод она сочла вполне убедительным и успокоилась. Кэтлин ошиблась: корабль летел со скоростью, много превышающей скорость света, это был самый современный и самый скоростной корабль.

И снова ей вспомнилось слово «Розамунда». Это красивое имя означает «красный рот», и действительно, на миг промелькнул образ большой красивой женщины с яркими губами. Может, она была её подругой? Кэтлин задумалась. При слове подруга возникло видение совсем другой девушки, тихой и скромной, по имени Пати. Да, Пати.

* * *

Они дружили на первом курсе, очень недолго, пока Пати не уехала в другой город. Пати без преувеличения была единственной подругой Кэтлин. Девушки иногда навещали друг друга и часто подолгу болтали. Кэтлин рассказывала ей обо всём, даже о своей любви к Патрику. После учёбы отец ежедневно забирал Кэтлин на машине, чтобы дочь не попала в дурную компанию, так что дружба с Пати была настоящей отдушиной.

После отъезда подруги не с кем стало поговорить, и Кэтлин, пригорюнившись, сидела у окна все вечера и выходные. Из-за этого произошла очередная размолвка с матерью. «Отчего ты такая нерадостная, Кэт? — поинтересовалась мать. — Ведь это твои лучшие годы!»

«Мне скучно, мамочка, — ответила Кэт. — Я хочу общаться с людьми». — «Но разве мы с отцом — не люди?» — с глубокой обидой сказала мать и вышла из комнаты. Напрасно Кэтлин просила прощения — мать не разговаривала с ней целую неделю.

* * *

Она отключила компьютер. Уходить из рубки не хотелось, и она смотрела на звёзды, вспоминая прошлое.

Розамунда появилась позже. Высокий рост и большой вес делали её заметной среди других женщин, и все ей завидовали. Кэтлин тоже завидовала: у Розамунды были великолепные чёрные волосы, спускающиеся до пояса, а у Кэтлин жалкий пух, не поддающийся никакой укладке. И, разумеется, Розамунда имела неизменный успех у мужчин. В том числе у Патрика.

Кэтлин посмотрела на часы. Половина пятого вечера! Как летит время. Вернулась на кухню и начала просеивать муку для печенья — сегодня она испечёт своё любимое, с орехами и ванилином. Разложив тесто на противне и включив духовку, подпёрла кулачком голову и стала ждать. И снова пришли воспоминания.

* * *

Платье для выпускного вечера мать готовила ей целый год, расшивая длинную рубаху золотой нитью и мелким жемчугом. На этот жемчуг ушли едва ли не все семейные сбережения. Платье получилось громоздким, но мать всё равно осталась довольна: «Пусть оно некрасивое, зато самое богатое», — шепнула она. Кэтлин платье не понравилось, но она надела его, чтобы не огорчать мать.

Это был чудесный день! Кэтлин фотографировалась на память с другими выпускницами и обсуждала с ними планы на будущее, а на время танцев уходила в буфет, стесняясь своей неумелости.

Внезапно гость вечера, профессор Йенс, прервал танцы, поздравил всех с окончанием учёбы и объявил фамилии нескольких выпускников, которым предоставлялось место работы в его институте. Задыхаясь от счастья, она услышала свою фамилию. У неё будет работа в институте! Ей не придётся подрабатывать официанткой, имея в кармане диплом! Она приняла решение завтра же уйти из дома и снять квартиру. Пребывая в эйфории, не сразу поняла, что её кто-то зовет.

— Кэтлин! — кричал Патрик. — Я искал тебя! — он тоже был в числе избранных.

— У меня будет работа! — сияя, сообщила она.

— Рад за тебя. Может, окажемся в одном отделе. Потанцуем?

— Я не умею, — виновато улыбнулась она.

— Я тебя научу.

И он учил её танцевать. Ни до, ни после того дня Кэтлин не была так счастлива. Она была готова танцевать с Патриком хоть всю ночь, но тут вихрем налетела Розамунда, грубо оттолкнула её и стала танцевать с Патриком сама. Кэтлин подождала немного, потом взяла такси и уехала домой.

Она вытащила печенье из духовки и пересыпала в деревянную хлебницу. Было время пить чай.

А утром разразилась такая драма, что даже сейчас, по прошествии многих лет, Кэтлин не решалась о ней вспоминать. Ещё ночью, возвратившись с выпускного бала, она собрала необходимые вещи и документы в походный саквояж. Утром, выйдя к завтраку, сказала родителям, что собирается начать самостоятельную жизнь. Воцарилась нехорошая пауза. Отец швырнул вилку и вперил в Кэтлин яростный взгляд. Мать, не веря, размешала в стакане молока ложку сахара и безмолвно протянула Кэтлин. Но Кэтлин не хотела завтракать.

— У меня есть работа, и теперь я в состоянии сама себя обеспечить.

Отец медленно встал из-за стола. Надвигалась буря.

— Кэтлин, девочка! — запричитала мать. — За что такая чёрная неблагодарность?

— Какая неблагодарность, мама? Я всего лишь хочу быть самостоятельной.

А дальше был скандал, в конце которого отец, опрокинув стол со всей посудой, стремительно ушёл в кабинет, а мать долго умоляла свою кровиночку не бросать их на старости лет, но Кэтлин была непреклонна. Она знала, что поступает бесчувственно, но скандалы происходили ежедневно, а работу в институте предлагают один раз, и ей не хотелось из-за обычного скандала пожертвовать карьерой.

В институте она просиживала перед компьютером дни напролёт и сначала очень уставала, но через несколько недель усталость отошла на второй план, да и свои деньги не были лишними. Каждый день, спеша на службу, Кэтлин вся светилась от гордости: она работает в научно-исследовательском институте! Сейчас, сидя в корабле, она помнила, что работа была связана с компьютером, но все детали, поручения, отчёты — да чего там, само название должности — поглотила амнезия. Боль в усталых глазах и крики начальника отдела Кэтлин помнила, а работу — нет. Если бы у неё сейчас спросили: «Кем вы работали в институте?» — она не смогла бы ответить, кем числилась, инженером или бухгалтером. Да и спросить было некому.

Как-то раз она позвонила родителям, но они не захотели с ней разговаривать. Это и только это омрачало ей жизнь. С Патриком она теперь виделась не только в рабочие дни, но и каждое воскресенье — в ресторане, гольф-клубе или уютной палатке за городом. В палатке они пили чай из термоса, играли в карты, а потом Патрик говорил: «Ну, всё, мне пора». И разъезжались по домам. Патрик работал по другой специальности, в одном отделе с Розамундой, и если он, извиняясь, предупреждал Кэтлин по телефону, что не сможет прийти на свидание, она знала, что он идёт к Розамунде, и проводила этот выходной с поп-корном за телевизором.

Она помнила день, когда впервые увидела космический корабль — двадцать четвертого мая их группу привели на космодром, и «Магни», огромный, как скала, и ослепительно-белый на фоне синего неба, оставил неизгладимое впечатление в её душе. Тогда-то и родилась мечта о космосе. Кэтлин бредила космическими полётами. «Моя звёздная принцесса» — шутливо назвал её Патрик, когда она поделилась с ним своей мечтой. Она улыбнулась в ответ и сказала:

— Я обязательно полечу туда. Чего бы мне это ни стоило.

Она сдала все тесты, и начались тренировки. Медленно, но верно приближалась Кэтлин к своей цели...

Она встала, чтобы прибрать на кухне. Отсутствие на корабле телевизора или видео мешало расслабиться. Там, на Земле, она привыкла смотреть телевизор за едой, и теперь пришлось отучиться от этой привычки. Вместо телевизора она созерцала белые, без единого украшения, стены.

Довольно сильная зубная боль не давала ей снова уйти в воспоминания. «Не следовало есть орехи», — с досадой подумала Кэтлин и ушла в ванную чистить зубы. Это помогло, но ненадолго. Она рассердилась: не хватало ещё зубной боли! Ну уж нет, она не позволит такой мелочи, как больной зуб, отвлечь её от намеченного плана. И она принялась устанавливать банки в корзину.

В трюме оставалось ещё много свободных полок после того, как Кэтлин расставила свои заготовки. Ей было приятно смотреть на готовую работу: все банки были одинаковые, блестящие, с железными застёжками наверху. Кэтлин прошлась по трюму. В отсеке для полуфабрикатов двумя рядами стояли высокие морозильные камеры. Продуктов должно было хватить на много лет, «Магни» предназначался для дальних рейсов. Отсюда Кэтлин брала зерно для муки, сухое молоко и прочее.

В другом отсеке, поменьше, находился склад материалов и инструментов. Там была даже швейная машина и не меньше двадцати роликов разных тканей. Последний, самый большой отсек, занимали чёрные металлические контейнеры, обозначенные в компьютере под кодом «F». Что скрывалось в них, Кэтлин не знала и не задавалась этим вопросом никогда. Она взяла из холодильника яркую упаковку и, даже не поглядев на название, вернулась наверх.

На третий день боль стала невыносимой, Кэтлин едва сдерживала стоны. Казалось, болит не один зуб, а вся челюсть. Пульсирующие удары отзывались в голове каждую секунду. Она испугалась: у неё редко болели зубы, и если болели, она сразу же шла к врачу. Но здесь врача не было.

— Это всего лишь флюс, — успокаивала она себя, — скоро боль утихнет, а через месяц мне вылечат зуб.

Боль, однако, не утихала, а усиливалась и усиливалась. Целыми днями Кэтлин лежала на диване, отвернувшись к стене, и ни о чём не думала: от мыслей становилось больнее. Что, если бы это был не больной зуб, а сердечный приступ? Она впала в отчаяние. Ну почему именно к ней так несправедлива судьба? «Наверно, я ужасно выгляжу»,— подумала Кэтлин и ощупала своё распухшее лицо.

И тут вспомнила об аптечке. Обычно не пользовалась лекарствами, потому и забыла о ней — а зря, наверняка там есть что-нибудь противовоспалительное. Открыв белый ящичек, она перебирала пузырьки с таблетками. При виде снотворного у неё задрожали руки — Кэтлин уже открывала когда-то этот пузырёк — но не для того чтобы лечиться. Она пыталась покончить с собой. Вопрос на засыпку: что могло толкнуть её на самоубийство за несколько недель до возвращения, когда, казалось бы, надо жить да радоваться? В задумчивости она высыпала на ладонь два шарика аспирина.

Лекарство помогло, на следующее утро она проснулась почти здоровой. Опухоль немного спала, и боль уменьшилась. Но тем сильнее мучил её вопрос: что же произошло? Несомненно, она приняла дозу, которую считала смертельной, но проглоченных таблеток оказалось недостаточно. Кэтлин провалилась в глубокий, беспробудный сон, а проснувшись, потеряла память. Но почему она приняла такое роковое решение?

Перед её мысленным взором вновь возникла картина пробуждения: белые стены, рассыпанные таблетки на полу и собственные окровавленные руки. Её передёрнуло, и тут же вспомнилось последнее, что она видела перед тем как заснуть: она лихорадочно ищет в аптечке снотворное, а в голове только одна мысль: умереть. Кэтлин почувствовала, как тело покрывается испариной. Она была уверена, что сейчас в памяти не останется белых пятен, и почему-то страшилась воспоминаний. Сердце билось так, что, казалось, выскочит из груди.

— Нет, — пробормотала Кэтлин и обхватила голову руками, как будто могла таким способом отгородиться от прошлого.

В пронзительной тишине каюты она упала на колени, затем растянулась на полу лицом вниз.