Пока смерть не разлучит нас (гет)

Уважаемые читатели, прежде, чем вы начнёте читать главу, то я хочу вас предупредить: следующие две главы это ретеллинг на одну из серий сериала «Люцифера». Автор с прискорбием понял, что писать детектив совершенно не умеет. Спасибо за внимание.

Испытания и трудности помогают нам понять, кто мы есть на самом деле; они показывают нашу сущность, позволяя увидеть, из чего мы созданы.

Чарльз Сперджен

Лондон встречает его привычным безразличием. Такой же серый и неприветливый — этот город, кажется, застыл во времени. Драко никогда не считал себя сентиментальным. За те три года, что он жил в Нью-Йорке, он ни разу не ловил себя на мысли, что скучает по Лондону. Он никогда не чувствовал какой-либо привязанности — ощущать себя привязанной на цепи собакой — то ещё удовольствие. Драко знает это, как, пожалуй, никто.

В пять утра на улицах никого. Малфой ловит такси и на несколько минут прикрывает глаза.

От аэропорта до квартиры они добираются быстро. По крайней мере, Драко так кажется, потому что просыпается он от довольно громкого, но совершенно лишенного всяких эмоций, голоса таксиста.

— Мы на месте. С вас пятьдесят восемь фунтов, — говорит он.

Драко ловит равнодушный взгляд в зеркале заднего вида и достаёт из бумажника купюру в сто фунтов. Протягивает:

— Спасибо. Сдачи не надо, — и выходит из машины.

Дверь в квартиру поддаётся с протяжным мерзким скрипом и глухим хлопком о стену. Хочется сказать: я дома. Я вернулся. Но Драко молчит. И не потому что кроме голых стен его банально больше никто не услышит, а потому что это странное ощущение хочется гнать от себя поганой метлой.

Его никто не ждёт.

Это весьма ожидаемо.

Уходя, Малфой, без раздумий отрезал любые пути к отступлению, сжигал мосты просто, не думая — не думая о последствиях. А теперь, когда он решил вернуться, ему приходиться идти в обход через вязкие болота и непроходимые дебри. Цепляться, карабкаться, падать и так снова и снова — по кругу, до бесконечности. Иногда ему кажется, что вся его жизнь зациклена на этом: куда-то идти и что-то искать. Драко понятия не имеет, что ищет. Чёрт, у него даже нет ни одного человека, которого можно взять за грудки и сказать: я не знаю, что мне делать с тем, что со мной происходит, чувак. Вытащи меня из этого болота, чувак.

Поскорее, чувак.

Но болото только сгущается.

Даже сейчас, оказавшись в собственной квартире, в которой происходило столько всего хорошего, Малфой не чувствует ничего.

Ни-че-го!..

Ни теплоты, ни спокойствия. Он не чувствует себя человеком, который, наконец, вернулся домой. Драко кажется, что он всё ещё где-то далеко. Где-то там за горизонтом. А ещё его не покидает предчувствие — скоро ему придётся хлебнуть столько говна, сколько он в жизни не ел.

А ты как хотел, Малфой?

Возвращаться всегда тяжело.

После контрастного душа пальцы плохо слушаются. Драко несколько раз роняет чайную ложку и рассыпает сахар, немного проливает воду на столешницу. Он чувствует себя каким-то разобранным, оно и понятно: перелёт был слишком долгий и утомительный, а собирать себя по частям у Малфоя времени нет. На отдых, кстати, тоже. Он знает, если сейчас позволит себе хоть на секунду закрыть глаза, прилечь, расслабиться, то проваляется так до завтрашнего утра. Поэтому Драко наводит себе вторую чашку крепкого кофе, на этот раз — без сахара, и решает посмотреть материалы дела, которые Блэк скинул ему на почту.

Всё, что угодно лишь бы не копаться в собственных мыслях.

Драко быстро пробегается по имеющимся документам: мужчина, возраст — приблизительно сорок один год. Личность не установлена — кодовое имя Джон До, — поскольку труп был слишком сильно повреждён. На лице в районе глаз были обнаружены кровяные потеки, а на всём остальном теле находились ожоги третьей и четвёртой степени. Тело нашли в грузовом отсеке самолета. Показания свидетелей — нет. Предположительная причина смерти — отравление.

Драко устало трёт переносицу и откладывает документы, когда мобильник с громким звуком разрывается.

— Ты уже дома? — раздаётся хрипловатый голос с того конца трубки вместо приветствия.

Малфой разминает затекшую шею. Отвечает с усмешкой:

— А ты с какой-то конкретно целью интересуешься?

— С целью поздравить твою снобскую задницу с возвращением домой!

— Надеюсь, это будет что-то типа: снятый пентхаус в престижном отеле и горячие азиатки в купальниках? — мечтательно тянет Малфой.

— Три года прошло, но ты ни капельки не изменился. Всё так же мечтаешь об азиатках, — всё же смеётся Сириус.

— А ты всё так же обламываешь мне кайф.

— Давно прилетел?

Драко сверяется с часами.

— Около двух часов назад.

— Уже ознакомился с материалами дела?

— Как раз просматривал. Информации мало. Что насчет заключения судмедэксперта?

— Насколько мне известно, его ещё не было. В любом случае, сегодня был найден ещё один труп. Все уже выехали на место. Грейнджер или ДЖеймс передадут тебе материалы.

— Ай-яй-яй, товарищ лейтенант. Пользуетесь служебным положением и продвигаете своих друзей вверх по карьерной лестнице? Ты же в курсе, что это злоупотребление должностными полномочиями?

— Я в курсе, что Джеймс хороший парень и детектив. Постарайся быть с ним помягче.

— Не могу обещать. Ты же знаешь, я привык работать один, а он будет только мешать.

— Тебе и Грейнджер?

Драко на пару секунд подвисает, а потом говорит отстранённо:

— Мне. Просто мне.

Нас с Грейнджер давно уже нет, — зачем-то хочется добавить, но Малфой молчит. Их история с Грейнджер до банальности проста, но в то же время настолько запутанна, что в ней даже Эйнштейн вряд ли разберётся. Блэк, судя по всему, тоже это понимает, как-то устало вздыхает по ту сторону телефона, а потом очень быстро переводит тему:

— Хорошо, тогда я вышлю тебе адрес. Как будут какие-то новости дай знать.

— Хорошо, — соглашается Малфой.

Он уже собирался положить трубку, когда Блэк вдруг произносит:

— Малфой, я правда рад, что ты вернулся.

Драко хочет сказать — я тоже. Или: спасибо. Но горло будто морскими узлами стягивает.

— Я скоро буду на месте, — говорит он и отключается.

* * *

Чем больше Драко наблюдает за Грейнджер, тем больше понимает — нихрена за три года не изменилось. Это глупо, но он не может отделаться от мысли, что видел эту картину прежде: Грейнджер, Поттер и рыжая девчонка криминалист, чьё имя Драко никак не может запомнить — Линда? Линдси? Лилит? — не расстаются ни на минуту. Что-то никогда не меняется. Разве, что Поттер слегка сменил имидж — раньше Малфою, казалось, что этот придурок предпочитает круглые очки.

— Знакомьтесь — наша жертва Колин Криви, — начинает говорить девчонка криминалист. — Восемнадцать лет. Первокурсник Лондонского университета. Друзья думали, что у него небольшое похмелье после вечеринки, но оказалось, что он мёртв. Отравлен, если выразиться точнее.

— Типа, алкогольного отравления? — уточняет Грейнджер.

— Нет, типа — отравление ядом. Вот, зацените, — Линда садится на корточки перед трупом и, предварительно надев перчатки, указывает на жутко изувеченное лицо убитого. — Точечные кровоизлияния, исполосованная кожа, выделения из глаз.

— Есть идеи, сколько прошло времени с момента отравления? — интересуется на этот раз Поттер.

— Сложно сказать, но по моим подсчётам примерно сутки, — заключает она. — Очень странно.

— Что именно? — спрашивает Грейнджер.

— Воздействия яда, вот что. Я видела множества странных вещей, но этот токсин пронзил его тело. Будто бы сжёг его изнутри. Ну знаете, будто вместо пива он выпил серной кислоты. Думаю, придётся связаться с ребятами из областного центра, вдруг они видели что-то похожее, — объясняет рыжая девчонка — кажется, всё-таки её зовут Лилит, — и подходит к Поттеру. И чем ближе к нему она становится, тем отчетливее видно, как у Джеймса слегка розовеют кончики ушей. Или, как он нервно теребит край куртки. Или, как то и дело задерживает на ней свой взгляд.

Малой не верит собственным глазам.

Он смотрит на Джеймса и ловит себя на мысли, что, походу, у всех Поттеров в базовых настройках заложено западать на рыжих. Данная программа стоит в них по умолчанию. Малфой думает об этом, а потом тут же отмахивается, хотя бы потому, что он больше не знает никаких людей с дурацкой фамилией Поттер.

— Кто нашёл тело? — внезапно задаёт вопрос он и тут же ловит на себе три пары удивлённых глаз.

— Малфой? — искренне изумляется Поттер. — Ты действительно вернулся?

— С возвращением, — радостно восклицает рыжая.

— Спасибо, Линдси.

— Я — Лили, — тут же поправляет она.

— Прости.

— Ничего. Во всяком случае, я пришла в отдел, когда ты только-только получил перевод, не удивительно, что ты не помнишь моё имя. Кстати, а как насчет пообедать сегодня всем вместе? У нас на углу открылся новый ресторанчик.

Лили говорит и говорит о какой-то ерунде, в то время как Грейнджер смотрит на него совершенно без эмоций. Не произносит ни слова. Драко первым нарушает сгустившееся молчание:

— А ты мне ничего не скажешь?

Но Грейнджер лишь резко отворачивается, что-то неразборчиво фыркнув себе под нос.

— Я поговорю со свидетелем, — заключает Гермиона и проходит мимо Малфоя, не удостоив того даже презрительным взглядом.

Драко идёт следом. Интересуется:

— Ты не рада меня видеть?

Гермиона отвечает не останавливаясь:

— А ты пришёл с именем убийцы?

— Нет.

— Тогда почему я должна быть тебе рада?

— Потому что я вернулся, чтобы помочь в расследовании.

— Мне не нужна твоя помощь, — холодно отрезает Гермиона.

— Это не тебе решать, — в тон ей парирует Малфой.

— Какая разница, — пожимает плечами на ходу она. — Сегодня ты здесь, завтра — нет. На тебя совершенно нельзя положиться. Странно, что Сириус так этого и не понял.

Драко закатывает глаза. Он нагоняет её в один миг и, схватив Грейнджер за руку, разворачивает к себе:

— Только не говори, что до сих пор злишься на меня?

— Знаешь в чём твоя проблема? — чуть сощурив глаза, говорит она. — Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя, но спешу тебя разочаровать, Малфой, как только я тебя увидела, то совершенно ничего не почувствовала: ни радости, ни разочарования, ни злости. Ничего. И если у тебя больше нет вопросов, то извини, — мне надо работать.

У Драко вопросов нет. Зато есть уверенность, что Грейнджер врёт. Он знает её слишком хорошо, поэтому не верит ни единому слову.

Всё в её поведении говорит: посмотри, что ты со мной сделал. Посмотри, что со мной стало из-за тебя. Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. Подумай об этом. И Драко думает. Драко соотносит. И в голове становится как-то странно хорошо, а в груди — несоизмеримо херово.

* * *

— Я думала, что он просто отсыпается после вечеринки. Я ещё удивилась, потому что он практически не пил и ушёл довольно рано. Сказал, что плохо себя чувствует.

— Ариана, в последнее время вы замечали что-то странное? Какие-то перемены в поведении? — спокойно интересуется Грейнджер.

— Что-то странное, — обеспокоенно повторяет она. — Что например?

— Например, как кто-то носит с собой маленькую бутылку, отмеченной черепом и скрещенными костями. Нет? — язвит Малфой и ловит недовольный взгляд Грейнджер в его сторону.

— Ариана, вы знаете кого-то, у кого могли бы быть с Колином проблемы?

— Нет. Все очень любили Колина, — шмыгает носом она. — Он был очень веселым и талантливым.

— У него было хобби?

— Да, Колин был потрясающим фотографом. Недавно состоялась его первая выставка. На неё даже пришёл Дирк Крэссвелл.

— Постойте, — перебивает Драко. — Ты говоришь о том самом Дирке Крэссвелле? Знаменитый фотограф?

— Да. Колин был его самым преданным поклонником. Вот, смотрите, — Ариана достаёт из сумочки телефон и показывает фотографию, где Колин стоит рядом со своим кумиром и держит в руках какую-то фотографию с автографом.

— Миленько, — резюмирует Малфой.

— Ариана, вы же учились с Колином вместе? На факультете искусств? Я права?

— Да, Колин учился на первом курсе, я — на втором. У нас было очень много совместных пар. Мы были хорошими друзьями.

— Ты можешь составить список тех, кто был на вечеринке?

— Я думаю…

Не дав той договорить, Малфой обращается к Грейнджер.

— К чему ты клонишь?

Гермиона неопределенно ведёт плечами.

— Парень на первом курсе успевает открыть свою выставку и получить одобрение от всеми любимого кумира. Это вполне смахивает на хороший мотив.

— На какой мотив? Убийство студента из зависти? Я правильно тебя понял?

— Вполне распространённый случай.

— Да, только не в этот раз.

— А у тебя есть другая версия? — язвительно отзывается Гермиона.

— Другой нет, но твоя звучит просто нелепо. То есть ты думаешь, что кто-то из студентов пришёл на вечеринку и добавил яд в напиток с учетом того, что Колин находился там недолго и практически не пил. Тогда нашему убийце пришлось очень сильно постараться, чтобы попасть на вечеринку, выждать удобный момент, подмешать яд, и всё из-за того, что какой-то парень получил автограф от местной знаменитости? Теперь я понимаю, почему Блэк вызвал меня. Если ты до сих пор рассуждаешь настолько шаблонно, то это и неудивительно.

— Поверить не могу, ты ни капли не изменился, — закипает Грейнджер. — Всё такой же…

— Какой?

— Самодовольный. Эгоистичный. Невыносимый засранец, который думает, что умнее других.

— Невыносимый засранец, который думает, что умнее других.

Драко разводит руки в стороны и почти выкрикивает:

— Бинго! Наконец-то ты это поняла.

— А знаешь, что я ещё поняла, — не унимается она.

— Не терпится узнать.

— Что я не желаю иметь с тобой никаких общих дел. Включая это, — и договорив, Грейнджер метнув хвостом, вновь заставляет его пялиться ей в спину.

— Похоже, вы её очень сильно обидели, мистер Малфой, — неуверенно подаёт голос Ариана, напоминая Драко, что он здесь не один.

— Ты себе даже не представляешь, — заключает он в ответ.

* * *

— Что с вами обоими происходит? — кажется Блэк окончательно вышел из себя.

Он повторяет этот вопрос снова и снова, брюзжит слюной, отчитывает их с Грейнджер, как малых детей и банально ждёт хоть какого-нибудь ответа. Даже самого абсурдного.

— Я не понимаю, — устало повторяет он. — Ругаетесь при свидетелях, как старые супруги. Вечно спорите. Почему вы не можете договориться?

— Сириус, — первая молчание нарушает именно Грейнджер. Резко стукнув ладонями по столу. — Мы не можем работать вместе.

— Почему? Раньше у вас это прекрасно получалось, — ровно отвечает он.

— Вот именно. Ключевое слово: «раньше». Ты сам знаешь, что он ненадёжный. Я бы ему даже кофе сварить не доверила, про дело я вообще молчу.

— А раньше ты любила, когда я завариваю кофе. Немного обидно такое слышать, знаешь ли, — ёрничает Драко, за что и ловит два взгляда — один ироничный, второй — испепеляющий. Малфой может руку на отсечение дать, если бы глаза Грейнджер умели метать молнии, то от него давно ничего осталось, кроме жалкой горстки пепла.

Драко вскидывает руку, всей позой говоря: мол, я молчу.

Сириус снимает очки и откладывает их в сторону. Устало трёт переносицу, а потом говорит ровным, спокойным голосом:

— Послушайте, я понимаю, у вас есть взаимные претензии друг к другу. Я не знаю, что между вами произошло, но было бы не плохо, чтобы вы оба разобрались с вашими проблемами. Надеюсь, больше мы с вами к этому разговору не вернёмся. По делу есть какие-то новости?

— Нет, — сухо отвечает Драко.

— Тогда, вы свободны.

Когда дверь в кабинет Сириуса закрывается, Драко выпаливает на автомате:

— Предлагаю зарыть топор войны и просто работать, как раньше.

— Как у тебя всё просто, однако, — не сбавляя шага, отвечает Грейнджер. — Просто исчезнуть на три года. Просто вернуться. Просто работать вместе, как и раньше.

— Значит ты, всё-таки, злишься на меня, — заключает Малфой. — Ты сама мне говорила, что я самовлюблённый и эгоистичный. Интересно, чего ещё ты от меня ждала, если в твоих глазах я именно такой.

— А знаешь что, — она вдруг резко останавливается, что Драко чуть не врезается в неё. — Ты прав. Я была просто идиоткой, раз думала, что ты поступишь по-другому. И я благодарна тебе. Я до последнего не верила всем предостережениям касательно тебя. Думала о тебе лучше, чем ты есть на самом деле, но спасибо. Спасибо, что показал мне свое истинное лицо.

Драко от грейнджеровской проповеди даже застывает на мгновение. Хочет что-то ответить, но слова тупо теряются. Застревают в глотке. Тишину нарушает только Поттер, который сваливается, как снег на голову:

— Ребята, кое-кто…

Но Драко не даёт ему договорить. Тут же обрывает:

— Не сейчас, Поттер. Видишь, мы ещё не закончили, — рычит Малфой.

— Мы закончили три года назад, ты так не считаешь?

— Ребята, не хотелось бы мне нарушать вашу душевную беседу, но в комнате для допросов сидит человек по имени Дирк Крэссвэл.

Драко отрывает взгляд от Грейнджер и теперь приковывает всё своё внимание к этому очкастому недоразумению. Тянет в нетерпении:

— И-и-и?

— И он признался в убийстве Колина Криви.

* * *

Драко ненавидит людей, которые вертят окружающими, как им хочется. Тупо манипулируют другими в угоду своим интересам и, хрен знает, ещё по каким необъяснимым причинам. Так уж сложилось, что Малфой слишком хорошо знает, как выглядит подобное дерьмо, чтобы каждый раз обходить его стороной. Последний раз он прошел через это, когда ему было шестнадцать. Когда отец в погоне за чем-то лучшим связался не с теми людьми. Когда чужие убеждения стали превыше здравого смысла. Тогда Драко впервые понял, каково это, когда тебя тошнит от самого себя; когда тебе мерзко от собственного отражения в зеркале, просто потому что ты — безвольны мусор, поступаешься собственными принципами и делаешь вещи, которые делать не хочешь.

То время прошло.

Но вот эти ощущения собственного бессилия и тотальной беспомощности заставляют Драко невольно вспоминать то, что всеми силами старался забыть. Малфою будто снова шестнадцать, а в животе медленно затягивается здоровый и скользкий узел.

Они пересматривают запись уже второй раз.

И второй раз Малфой чувствует, как оголяется каждый нерв на лице. Скулы непроизвольно сводит.

На экране монитора первые пять секунд идут помехи. Ничего необычного. А затем картинка меняется и вместо черно-белых помех на экране появляется человек. Его лицо скрыто под маской, на руках надеты белые медицинские перчатки, но помещение, где было записано видео походило больше на частную научную лабораторию, каких в Лондоне сотни, чем на медицинское учреждение.

Ухватиться не за что. И это злит вдвойне.

— Мистер Крэссвелл, вы потрясающий фотограф, — начинает говорить человек по ту сторону экрана. — Ваши работы впечатляют и завораживают. Вы одинаково любимы, как критиками, так и общественностью. Многие скажут, что в данный момент вы находитесь на пике своей карьеры, и именно поэтому я предлагаю вам поучаствовать в моём эксперименте, — он достаёт из-под стола фотографию, и Драко уже знает, кто на ней изображён. — Это Колин Криви, студент Лондонского университета, а ещё, как оказалось, ваш преданный поклонник, мистер Крэссвелл. Очень талантливый мальчик. Вы сможете убедиться в этом, если посетите его выставку. А потом вам предстоит сделать выбор. Всё просто: вам нужно вылить себе на лицо кислоту, лишите себя зрения, либо этот невинный ребенок умрет от отравления. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение. Если вы сделаете то, о чём я вам сказал, то антидот будет доставлен. Выбор только за вами, мистер Крэссвелл. Желаю вам удачи.

Грейнджер ставит запись на паузу прежде, чем экран тухнет самостоятельно.

— Когда вы получили это видео? — спрашивают они одновременно и Драко поджимает губы. Молча смотрит на неё в ответ. Малфой готов поклясться, что Гермиона даже не моргает. Смотрит так, будто он в любую секунду может исчезнуть. Её взгляд скользит по его лицу так, будто она давно хотела посмотреть на него, а теперь, внезапно, вот он, пожалуйста, стоит перед тобой. Драко не отрицает, что, возможно, он сходит с ума или банально выдаёт желаемое за действительное, но ему на короткое мгновение кажется, что её взгляд теплеет, а уголки губы против воли ползут вверх. Наваждение длится недолго, потому что Грейнджер отводит взгляд первая, а Крэссвелл, о нахождении которого Малфой благополучно успел позабыть, слегка помедлив всё же отвечает:

— Вчера. Но, — его голос срывается, — я думал это своего рода шутка. Моему менеджеру довольно часто фанаты шлют странные письма. Но это пришло на мою личную почту. Я не мог выкинуть это из головы и решил проверить…

— Вы отправились на выставку? — догадывается Малфой.

— Да, и тогда я узнал, что этот парень действительно очень талантливый, учится на факультете искусств и я… Я начал думать, что этот «эксперимент» на самом деле реальный. Я не знал, что делать, поэтому отправился домой, но под дверью меня уже ждала маленькая посылка: без подписи, без адреса.

— Склянка с кислотой, — заключает Грейнджер.

— Да, я смотрел на неё часами, — продолжает говорить Дирк. — Но так и не смог этого сделать. Не смог облить своё лицо кислотой.

— Мы не виним вас, Дирк. Очевидно, что убийца очень искусно манипулирует другими.

— Но какой в этом смысл? Что за ублюдок будет ставить подобные «эксперименты»?

— Мы выясним, — твёрдо заявляет Грейнджер. — Мы сделаем всё возможное, что в наших силах.

От этих подбадривающих речей Драко машинально закатывает глаза. Говорит устало:

— Мистер Крэссвелл, вы были как-то ещё связаны с жертвой?

— Нет. До вчерашнего дня я никогда не встречал его.

— Хорошо, думаю на этом всё. Мы свяжемся с вами, если у нас возникнут ещё вопросы.

Драко протягивает руку, чтобы снять со спинки стула куртку, и на этот раз первый выходит за дверь.

* * *

— Джеймс, на почту Крэссвеллу пришло сообщение, мы сможем отследить, откуда оно было отправлено?

— Конечно.

— И можешь, пожалуйста, дать запрос в больницы: если к ним будут поступать пациенты с отравлением, пусть сразу же сообщают нам.

— Хорошо, — отзывается Поттер и Малфой, перебирая присланные Сириусом документы, слышит, как за поворотом стихают его шаги.

В какой момент Грейнджер появляется у него в кабинете, Драко не замечает.

— Что ты делаешь? — спрашивает она с раздражением.

— Думал это очевидно, — Малфой не удерживается от сарказма. — Работаю.

— Разве я не говорила, что мне не нужна твоя помощь?

Драко отвечает, не понижая голоса:

— Я тебе и не помогаю, Грейнджер. Ты сказала, что не хочешь работать вместе со мной, но это не мешает нам работать по-отдельности.

Грейнджер молчит не больше пяти секунд. Вновь спрашивает:

— Зачем ты это сделал?

Драко очень медленно выдыхает и чувствует только одно: бешеную усталость. Говорит почти шепотом:

— Я всего лишь делаю то, что должен.

Его голос звучит нейтрально, негромко, но он точно знает что Грейнджер слышит, потому что воздух начинает дрожать электричеством, потому что она внезапно подходит ближе и задаёт единственный вопрос, на который у Драко ответа нет:

— Зачем ты вернулся, Малфой?

Он молчит, когда кладёт папку с документами в нижний ящик стола.

Он молчит, когда Грейнджер подходит ближе, и его накрывает тем самым гелем для душа, который она так любит. Драко на автомате делает глубокий вдох, но быстро отворачивает лицо. Туда, где побольше воздуха. Поменьше Грейнджер.

Смотрит в сторону.

— Зачем? — вновь повторяет она.

Если бы он только знал...

* * *

Иногда Малфою кажется, что он балансирует на очень тонкой границе. Стоит только немного, самую малость пошатнуться и всё — сорвёшься, полетишь. Будешь ловить ртом летящий в лицо воздух, а потом расколешься на части. Превратишься в перемолотый фарш, и никто, никто о тебе не вспомнит. Он часто думает об этом. Настолько часто, что иногда в голову лезут бредовые мысли, типа: что было бы круто, если бы в их мире существовала такая штука, где можно хранить собственные воспоминания. Потому что, то дермище, с которым ему приходится жить, порой хочется не просто забыть, а — выжечь из памяти. Вырвать с корнем, чтобы свести возможности рецидива к нулю.

Вот такая херня в его голове.

И с этим надо что-то делать. С этим надо как-то бороться.

Но всё, на что хватает его хвалёных мозгов, так это снова и снова наступать на заросшие травой грабли. И каждый раз давать себе слово, что больше — никогда. А потом ровным счётом делать то же самое.

Малфой придурок, эта та непреложна истина, которую Грейнджер поняла уже давно, а вот Драко…

Что можно сказать? Драко неисправимый идиот.

Вчера он вновь позорно сбежал от каких-либо объяснений. Умом Малфой понимает — рано или поздно им с Грейнджер всё равно придётся расставить все точки над «и». Сколько бы ты ни пытался предотвратить столкновения с летящим к тебе навстречу поездом — неважно — это случится рано или поздно. Механизм уже запущен. И чтобы ты ни сделал, как бы ни был готов — больно будет в любом случае.

Самое обидно во всей ситуации вот что: у Драко было множество способов, как изменить её, не доводить до абсурда, но он выбрал самое, сука, неверное.

Грейнджер ждала ответа. А Малфой сбежал. Ушёл от ответа. Закопался в работу. Избегал Гермиону чуть ли не до самого вечера.

Утром, получив сообщение с адресом от Джеймса, Драко первым делом наведывается туда. Покупает кофе в ближайшем Старбаксе, неспешно поднимается по лестнице, тянется к ручке двери, но та резко открывается, а в следующее мгновение горячий утренний кофе оказывается на белой рубашке.

— Чёрт возьми, Грейнджер! — рычит Драко. Факту, что именно она сбила его с ног, Драко даже не удивляется. — Где-то пожар? Зараза, горячо, — сквозь зубы шипит Малфой. — У тебя есть палочка?

— Что?

Грейнджер в удивлении вскидывает брови. Смотрит на Драко так, будто только что узнала, что он каждое утро выгуливает змею на поводке.

А Малфой повторяет:

— Говорю, у тебя есть салфетки?

— Есть, — отвечает Грейнджер и лезет в сумку. — На секунду мне показалось, что ты попросил меня достать палочку?

— Какую? Волшебную? — с усмешкой произносит Малфой, а затем добавляет: — Нет, конечно, если у тебя такая имеется, я не откажусь. Представь как было бы здорово: взмахнул деревяшкой, произнёс заклинание и пятно само исчезло.

— Не говори ерунды, — ровно отвечает Грейнджер, всеми силами, помогая Малфою оттирать пятно от рубашки влажными салфетками. — Нет, так мы его не отстираем, — в конце заключает она.

— Надеюсь ты понимаешь, что я не могу ходить с пятном на рубашке. Ты накосячила, тебе и исправлять, — ехидно замечает он и ждёт, бесконечно долго ждёт, когда та ответит какую-нибудь колкость — это отдаёт ненормальностью, но это всё, что Малфою сейчас нужно. Вернуться туда, с чего всё началось.

Но чёртова Грейнджер не говорит ни слова.

Лишь закатывает глаза.

Это всё? — хочет поинтересоваться Малфой, да только сам застывает, потому что она делает то, что Драко совсем не ожидает: открывает сумку и достаёт шарф. Подходит совсем близко и, закинув руки ему за шею, осторожно повязывает его вокруг шеи, скрывая пятно.

Сердце слетает в такой темп, что Малфою с ходу начинает не хватать дыхания. Это похоже на маленькое землетрясение в груди, когда происходит что-то такое, что ты не можешь контролировать. И в такие моменты, ты понимаешь — тебе плевать.

Плевать на пятно. Плевать на рубашку, на кофе, на то, что они стоят посреди холла. Потому что есть только они. Такие же разные, как огонь и вода. Как инь и янь. Как лев и змея. Как…

Драко может до скончания перебирать сравнения, но всё в итоге сводится к одной простой истине: его чувства к Грейнджер спустя столько лет никуда не делись. И это пугает до чёртиков.

Она смотрит на него так, что Драко буквально ощущает, как его затягивает в это болото. И чем больше он сопротивляется, тем глубже увязает в нём. И никакого шанса выбраться. У Малфоя не было ни единого грёбанного шанса с самого начала. Этот план был изначально обречён на провал. Сейчас он просто надеется, что его лицо не пылает так же сильно, как кончики ушей.

Но в следующую секунду — как будто окно открывают в переполненной паром комнате, — и Драко отпускает. Откатывает прохладным воздухом по горячей кожей, потому что Грейнджер отстраняется первая.

— Вот так лучше, — говорит она без интонации, ни на что особо не рассчитывая. Будто обращаясь к самой себе.

— Спасибо, — выдавливает из себя Драко.

Следующие несколько минут они бродят по библиотеке в полной тишине. Обходят несколько стеллажей, то и дело, натыкаясь на целующиеся парочки.

— Библиотека, это не место для обжиманий, — бурчит себе под нос Грейнджер.

— Мой первый поцелуй тоже случился в библиотеке, — с теплотой в голосе вспоминает Драко. — Это довольно романтично, ты так не считаешь?

— С чего бы? — интересуется она, но будто предчувствуя, куда может свернуть разговор, быстро себя одёргивает. — Хотя, забудь. Не вижу в этом ничего романтичного.

— Да ладно тебе, Грейнджер. Будь немного проще. Это же так волнительно — спрятаться за книжными стеллажами, где в любой момент вам могут застукать, — мечтательно произносит он. Последние слова буквально выдыхает ей на ухо, отчего Гермиона рефлекторно дёргается. Малфой пожимает плечами. — Вот где был твой первый поцелуй?

— Не твоего ума дела, — отрезает она.

— Да брось ты. Мне ты уж можешь рассказать. Нас столько всего связывает.

— Как раз по этой причине я и не хочу с тобой это обсуждать.

— Я понял, ты не хочешь говорить, потому что твой первый поцелуй был со мной.

— Жаль тебя разочаровывать, но нет. Тем более я слишком хорошо тебя знаю, чтобы вестись на твои провокации. Если бы я могла как-то исправить прошлое, то я ни за что и никогда не ответила бы на него…

Драко искренне теряется, потому что сердце на какое-то мгновение даёт слабый перебой.

— Я не могу изменить прошлое, Гермиона, — он хватает Грейнджер за локоть скорее рефлекторно, чем осознанно. — Ты можешь злиться и ненавидеть меня, сколько твоей душе угодно, но нам никуда не деться от того, что мы были вместе.

Секунд двадцать он слушают тишину. Отмечает со скулящим, ноющим разочарованием: воздух не разряжается, кислород не исчезает. Грейнджер просто — тупо — обходит его, не говоря ни слова.

— Я не намерена выяснять это сейчас, Малфой.

— Почему? — не унимается Драко.

— Потому что сейчас не время и не место.

— А когда? — интересуется Малфой таким тоном, словно от ответа зависит его жизнь. — Когда, Грейнджер? Когда, по-твоему, будет место и время? — чуть громче повторяет он, разводя руки в стороны, и Гермиона срывается:

— Вчера, — с чувством отвечает она и в два широких шага стирает образовавшееся расстояние между ними. — Ты мог поговорить со мной об этом вчера. Но ты, как всегда, сбежал.

Драко резко выдыхает, слегка скаля зубы, и только сейчас замечает, что на них косятся несколько посетителей. Он вновь хватает Грейнджер за руку и отводит в сторону подальше от любопытных глаз.

— Во-первых, я не сбегал, а отложил наш разговор до лучших времён, а во-вторых, что я должен был тебе ответить?

— Правду, Малфой. Хоть раз в жизни перебори себя и ответь мне правду. «Я испугался!» «Я ушёл, потому что разлюбил тебя, Гермиона!» Вот, что я хочу услышать.

Но я не…

— Разлюбил? — ошарашенно повторяет Драко. — Но это не так!..

— Знаешь, мне потребовалось немало времени, чтобы понять одну важную вещь, Малфой: единственный человек, которого ты действительно любишь — это ты сам, — выдыхает Грейнджер, поднимая взгляд на Драко. — Я никогда не смогу заполнить пустоту в твоем сердце, сколько бы ни пыталась. Мне было сложно принять это, но так всегдапроисходит, если дело касается правды.

— Гермиона…

— Ты прав, — она резко вскидывает голову, — мы не можем закрыть глаза на то, что когда-то были вместе. Мы можем работать, общаться, но мы не можем просто взять и забыть прошлое. Я не могу забыть этого, Малфой. Ты бросил меня…

Она произносит слова с такой скорбью, что Малфой чувствует, как накрывает слабой волной тихой тихого отчаяния. Он не может изменить прошлое. Машину времени ещё не придумали. Он не может дышать. Не может пошевелиться. Потому что каждое её слово тяжелым ударом бьёт прямиком в солнышко, обрывает внутренности, превращая их в долбанное месиво. А сердце…

Предательское сердце предательски спотыкается.

— Ты оставил меня в тот самый момент, когда был мне больше всего нужен.

— Я знаю…

— Как ты думаешь, что я почувствовала, когда вернувшись домой, не увидела твоих вещей?

Я подвёл тебя, — про себя отвечает Драко. Каждым своим дебильным поступком продолжаю подводить. Всё равно, что снова и снова начинать игру «сапёр» и подрываться на одной и той же мине с упрямством долбанного тупицы.

Я не заслуживаю тебя. Никогда не заслуживал.

Гермиона шумно вздыхает, видно, что считает про себя. Медленно, до пяти. Потом говорит уже спокойней:

— Ладно, сейчас это уже не имеет значения. Оставим прошлое в прошлом. Сейчас я хочу сконцентрироваться на работе, — говорит она и медленно, словно в замедленной съёмке, проходит мимо Драко.

Хочется остановить, вернуть, попросить остаться. Сказать необходимое, застывшее на губах «прости», но вместо этого Малфой заставляет себя дышать — на счёт три. И не может пошевелиться. Опять. Потому что между ними мгновение назад образовалось нечто настолько хрупкое, что страшно даже выдохнуть затаенный в лёгких воздух. Страшно разбить этот момент, который Драко с трудом удаётся расшифровывать.

И Малфой путается.

Он страшно путается в каждом ощущении, которых теперь, кажется так много, что не разберешь. Сверхчеловеческой меры.

Драко цепляется за её рукав, тянет её на себя и через мгновение понимает, что вот сейчас он совершит, наверное, самую непоправимую ошибку, но когда между их лицами оставались считанные миллиметры, Грейнджер резко отстраняется, а из соседней двери доносятся женские крики.

Пронесло, — отстранённо думает Драко. Потому что если бы он всё-таки сорвался и поцеловал её, то Грейнджер, как минимум заехала бы ему по наглой физиономии, как максимум стёрла его в порошок и развеяла его прах по ветру, что окончательно бы поставило точку в их запутанных отношениях.

Пока Грейнджер выламывала двери, Драко считает до десяти, собирая мысли в кучу. Заходит следом, и маскирует рвущийся наружу смех под кашель, потому что то, что они с Грейнджер приняли за крики, оказалось порно, которое парень смотрел сидя за столом.

Гермиона тем временем, наставив пистолет на бедного парня, громко произносит:

— Нет, подними свои руки за голову, чтобы мы могли видеть их.

— Грейнджер, ты уверена, что это хорошая идея? Вряд ли он там пистолет прячет, — усмешкой заявляет Малфой, а затем передаёт бедолаге пачку салфеток. Его взгляд сам цепляется за фамилию на пропуске.

— О, — радостно восклицает Драко. — Похоже мы нашли нашего спамера, Грейнджер.

* * *

— Слушайте, я понятия не имею, о чём вы говорите, — на ходу отвечает Винсент, выходя из уборной.

— Это же ты твой ник: ловелас семь-семь-семь? — спокойно интересуется Грейнджер.

Тот остановившись, отвечает:

— Да, это мой ник, — подтверждает Винсент. — Но, я его использую только…— он делает паузу и быстро оглядывается по сторонам, а заканчивает немного тише: — ну… вы поняли… для порно.

— Как ты объяснишь, что с твоего е-мейла были отправлены угрозы Дирку Крэссвеллу? — на этот раз задает вопрос Драко.

— Когда? — вскидывает брови Винсент.

— Вчера в десять утра.

— Во-первых, мне нравится творчество Крэссвелла. Правда, не настолько, чтобы я писал ему, — серьёзно уточняет Винсент. — А во-вторых, при всём своём желании я не смог бы этого сделать. У меня был промежуточный экзамен. Я могу доказать.

Он резко хватает ближайшую клавиатуру и заходит в свою учётную запись. Говорит немного растерянно:

— Письмо и правда было отправлено отсюда.

— Да неужели? — ёрничает Малфой. А следом ловит предупреждающий взгляд Грейнджер.

— Но это был не я, — оправдывается Винсент. — Очевидно же, что меня взломали. Я не отправлял этих писем, тем более, что…

— Постой, — прерывает его Драко, заметив кое-что странное: — ты сказал писем. Дирк говорил только об одном письме.

— Это то, что я пытаюсь вам показать. Видите, — он жестом указывает на экран монитора. — Второе письмо было отправлено семь минут назад.

— Включай, — приказывает Драко и Винсент, не говоря ни слова, открывает файл.

Это письмо ничем не отличается от первого: та же лаборатория, тот же человек в маске, только обращается на этот раз он к другому человеку.

— Доктор Северус Снейп. Вы всемирно известный нейрохирург. Вы тот, кто спас невероятное число жизней, и это ключевой фактор, почему я выбрал именно вас. Мне будет вдвойне интересней увидеть, какой выбор сделаете вы, в ходе моего эксперимента. Всё достаточно просто: вам всего лишь нужно изуродовать свою руку или… — как и в прошлый раз этот ненормальный шиз достаёт фотографию и продолжает: — эта студентка Лондонского университета умрёт от отравления. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение. Если вы сделаете то, что я сказал, то вам доставят антидот. Выбор только за вами.

— Дело не только в Дирке Крэссвелле, — заключает Грейнджер, когда запись заканчивается. — Нам нужно найти её.