Оковы (гет)

Красный снег падает с чёрного неба. Маленькая алая снежинка, упав на протянутую белоснежную ладонь, мгновенно превращается в пар и бесследно исчезает, оставляя на коже маленькое пятнышко. Как странно. В мире, где города похоронены под тоннами пепла, где океаны выкипели, где растения, в которых ещё теплится огонёк жизни, пропитаны ядом, идёт снег. Может быть, климат меняется? Так скоро? С вероятностью в сто один процент это предположение — лютый бред.

Каким бы храбрым ни был человек, но у любого, даже у богоподобного героя, ёкнет сердце от масштаба произошедших здесь разрушений. Здесь нет людей, нет жизни в привычном понимании этого слова, нет солнечного света. Жизнь в этом месте сотворена с помощью агрессивной, вышедшей из-под контроля силы, и сейчас пытается всеми силами искоренить саму себя. Уродливые твари притаились среди руин уничтоженных городов, прячутся в пепле и золе, выжидая своего часа. Они — охотники, и ждать будут добычу столько, сколько потребуется, пока однажды, обезумев от голода, не вылезут из укрытий и не позволят разорвать себя более сильным.

Огненный всполох, поднявшись из земли, точно хлыст, ударяет по земле. Подожжённая сухая трава отвратительно пищит от нестерпимой боли, шевелится, в попытках избавиться от огня, но не может. С губ девушки срывается короткий крик. Она мгновенно зажимает рот руками, оглядывается по сторонам и видит их…

Тварей, чья плоть поражена огнём. С их чёрных волчьих пастей капает магма, в их тощих телах пылает инфернальное пламя. Они идут, и земля содрогается под шагами их огромных лапищ. Их полный гнева рык разрушает безмолвие, наполняет собой нутро, добирается до сердца и заставляет его дрожать от ужаса. Их глаза белые, бешеные, их клыки, точно чёрные клинки, их шерсть, лоскутами оставшаяся на теле, горит, из-за чего они вынуждены день от дня испытывать нестерпимую боль. Одна из тварей набрала в свои неживые лёгкие воздух, и мир перед глазами девушки объяло ревущее белое пламя.

* * *

Никс просыпается, потому что кто-то осторожно тронул её за плечо. Этот спокойный жест заставляет её вздрогнуть, из-за чего коленом она больно ударяется о бардачок. Уснула в машине? Как небрежно с её стороны.

Она выдёргивает из ушей наушники, раздражённая тем, что кто-то потревожил её сон.

— Приехали, Никс, — говорит мама, мягко улыбаясь в ответ на злой и недоверчивый взгляд дочери.

Сон развеялся, как дым.

— Уже? — раздражённо спрашивает девушка, переведя взгляд на большой двухэтажный дом. — Какой отстой…

— Никс, — мама тяжело вздохнула. Она была спокойной молодой женщиной, добросовестно работавшей в страховой компании пять дней в неделю с десяти до шести. Она была обычной до мозга костей — длинные светлые волосы убраны в низкий пучок, голубые глаза аккуратно подкрашены тушью и тёмными тенями, тонкие губы блестят от розового блеска. Её лицо молодое, и единственным, что его портило, была носогубная складка. — Будь умницей.

— Ага.

— Ты уже взрослый человек, — спокойно продолжала дотошные объяснения мама. Если женщине приходится быть в силу обстоятельств матерью трудного подростка, она против воли становится очень терпеливой и словоохотливой. — И должна кое-что понять. Маме тяжело жить одной…

— И потому нужно выскакивать замуж за первого встречного придурка, — Никс едва сдерживалась, чтобы не начать грубо выражаться. — Спасибо, слышали.

— Ральф — очень хороший человек, Никс. К тому же, его сын собирается поступать в Гарвард и прилагает все усилия для того, чтобы получить государственную стипендию. Он мог бы помочь тебе в учёбе.

— Вот ещё, — огрызнулась девушка. — Жизнь слишком коротка, чтобы коротать её в очередном гадюшнике, похожем на школу.

Мама тяжело вздохнула. Никс не чувствовала себя виноватой за свои слова. Она была не просто зла на мать за скорый брак с каким-то Ральфом Купером, она испытывала то чувство, которое жгло изнутри сильнее ярости, рвало на части, уничтожало. Все эти поспешные изменения в её жизни казались для Никс несправедливыми настолько, что, неспособная принять их, она не могла долго смотреть в лицо матери. Испытывая презрение к этой женщине, Никс постоянно косила взгляд в сторону и старалась разговаривать с ней и видеться как можно реже. Папа умер всего три года назад, а мама уже предала его, и это предательство носило имя Ральфа Купера.

— Так или иначе, — вздохнула мама. — Ты будешь сегодня приветливой. Вежливой. Отзывчивой. Ты не станешь хамить. Ты не станешь воротить нос от общения с Ральфом и Джулианом. Не бесплатно. Скажем, за десять долларов…

— Двадцать.

— Договорились.

Сделка заключена. Никс засунула деньги в нагрудный карман своего кожаного жилета с шипами. Для первой встречи с будущим отчимом и его занудным сынком Никс выбрала привычную для себя одежду, ту, которую так ненавидела мама — кожаный жилет с шипами, чёрную рубашку в красную клетку, драные чёрные джинсы, ремень с кучей цепочек и мужские тяжёлые ботинки с металлическими вставками. У Никс ярко-красные длинные волосы, проколота нижняя губа, на лице никогда нет макияжа. Её лицо очень похоже на лицо матери, хотя Никс и не нравилось это признавать — достаточно смазливое, слегка продолговатое, с высокими скулами и лисьими голубыми глазами.

— А как надо себя вести, чтобы не потерять деньги? — спросила Никс. — Извини, ма, я не шарю в лицемерии и лжи. Не научишь меня этому?

— О. Ты решила, что если не можешь хамить Ральфу и Джулиану, то можешь хамить мне?

— Типа того.

— Ещё двадцать долларов?

— Не. В твоём случае не прокатит.

Никс вышла из машины первой и лениво потянулась, глядя на дом, в котором теперь обязана жить. Её раздражало всё: начиная с идеально белых панельных стен, заканчивая собачьей будкой, в которой было одиноко и пусто. Никс, гремя цепочками на ремне, брезгливо постучала носком ботинка по низкому бордюру из кирпичей, чувствуя непреодолимое желание вынуть кирпичик, замахнуться обрушить его и на будку, и на дом, и машину, в которой её забрали из дома, где она провела всю свою жизнь.

Они подошли к багажнику и вытащили чемоданы. Покидали дом они, что называется, «налегке», забрав с собой только одежду. Мебель продали вместе с домом за большую цену, технику перевезли в это осиное гнездо с белыми панельными стенами. Входная дверь дома открылась, из неё вышел высокий мужчина в простых тёмных брюках и белой футболке, скрывающей рельефные мышцы. Ральф. Такой же обычный, как и мать Никс, именно поэтому друг друга они стоят. Отличие было в том, что Ральф завязывал длинные волосы в конский хвост на затылке и носил очки в немодной чёрной оправе.

— Джанет, — улыбнувшись, он поприветствовал маму Никс коротким кивком. — Никс. Я безумно рад, что отныне мы воссоединимся, как большая и дружная семья.

— Рано или поздно это бы произошло, — Джанет подарила ему короткий поцелуй, из-за чего Никс выразительно закатила глаза.

— Ура, — вяло произнесла она. — Или типа того.

Джулиан подошёл следом за отцом и поприветствовал свою будущую семью вежливой улыбкой. Он не был копией отца, как было в случае с Джанет и Никс, и чувствовалось в нём что-то… злое. Какое-то осязаемое коварство, притягивающее к себе других людей и завладевающее их вниманием. Джулиан был высок, худощав. Каштановые кудри обрамляли его интеллигентное, спокойное лицо, карие глаза казались глубоко задумчивыми и печальными. Он был одет в свитер и джинсы. В отличие от своего закалённого, увлекающегося спортом отца, Джулиан не отличался крепким здоровьем и тягой к тренажёрному залу.

— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Миссис Макграт, как мне к вам обращаться в будущем? Миссис Купер, Джанет или же мама? Как вам было бы комфортнее?

— Ты так вежлив, Джулиан, — спокойно похвалила парня Джанет. — Кое-кому не мешало бы поучиться у тебя…

— Да правда что, — пробурчала Никс.

— Зови меня Джанет, — продолжила женщина, не обращая внимания на дочь. — А это яркое чудо — моя дочь. Никс.

— Здаров.

— Моя младшая сестра? — Джулиан хитро улыбнулся, глядя ей в лицо. — Надеюсь, мы подружимся.

— Ага. Симметрично.

Никс закинула на плечо спортивную сумку со своими вещами, подняла один из чемоданов.

— Эй, мистер старший, — обратилась она к будущему отчиму. — Куда кидать кости?

— Второй этаж, — спокойно ответил он. Будучи взрослым человеком, Ральф прекрасно понимал, почему эта девушка агрессивно настроена против него, так что старался не сердиться на проявления её своенравного характера. — Твоя комната справа от лестницы.

— Круто.

Она взяла не все свои вещи из багажника. Больше унести бы просто не смогла. Джулиан, как она и ожидала, в попытках произвести хорошее впечатление, схватил её оставшиеся вещи и понёс в комнату.

Первое, что взбесило Никс в новом доме — крутая лестница с высокими порожками, рассчитанными на высокого человека. Она сама была среднего роста, и такая неуважительная мелочь уже заставила её злиться. Везде были светлые обои, в том числе и в её комнате, всё было выполнено в светлых и пастельных тонах, что выводило из себя только сильнее. Натуральная больница без нотки изыска или вкуса. Никс не стала разбирать свои вещи. Она бросила чемодан и сумку в углу новой комнаты, рядом с компьютерным столом и повалилась на новую, пока ещё пружинистую и мягкую, кровать.

Пусто. Первое, что пришло ей на ум, когда она увидела пустые полки, пустой книжный шкаф, пустую тумбочку для телевизора. Никаких плакатов, никаких рисунков на обоях, как было в старом доме, никаких мягких игрушек, которые Никс всё хотела выбросить. Окно выходило подъездную дорожку. Отлично, решила девушка, будет легко свалить ночью из дома.

— Не хочешь распаковаться? — заботливо предложил Джулиан.

— Сама разберусь, что мне делать.

— Потом будет лень.

— Ага. Выйди. Я курить хочу.

— Я тоже курю, — настаивал он. — Это помогает избавиться от стресса.

— Такой ухоженный, домашний отличник? И какие сигареты любишь? Среди них есть марка «Съебинстон»?

Джулиан улыбнулся тонкими губами, спокойно глядя на то, как девушка начинает раздражаться.

— Отлично, — спокойно произнёс он. — Я так боялся, что ты будешь одной из тех раздражающих милых девочек, которые из кожи вон лезут ради популярности и лицемерно закрывают глаза на реальные проблемы. Тебе ненавистен этот брак. Мне тоже. И ты тоже меня бесишь. Так что давай не вмешиваться в жизни друг друга.

— С радостью.

— Очень хорошо. Ходить будем в одну школу. Никогда не садись в автобусе рядом со мной.

— Читаешь мысли, бро. Я не хочу сидеть в компании такого лоха.

Она вышла из комнаты, толкнув своего будущего брата плечом.

— Ты куда? — обернулся он.

— Прогуляться, пока комната проветривается от твоего запаха неудачника.

Улыбнувшись, он показал ей средний палец. Никс ответила взаимностью.

Она ушла из дома незаметно для матери и отчима. Скрылась в густом октябрьском тумане, села на первый попавшийся автобус, сунула наушники в уши и ехала до конечной остановки в Сиэтл.

Никс не в первый раз была в этом городе. Когда-то давно она даже хотела здесь жить. Ни один город её родного Орегона ни за что не сравнится с урбанистической красотой Сиэтла. Но эта красота пуста. Её создавал папа, когда водил маленькую Никс на Спейс-Нидл, покупал мороженое с карамелью, сувениры, подарки. Без папы Сиэтл казался Никс отвратительным. Бетонная раковая опухоль на теле мира, в который ведут метастазы дорог. Никс смотрела в окно всё время. Ей хотелось плакать, хотелось выть от боли, хотелось угнать этот чёртов автобус и вернуться в родной домик в Орегоне, но… но слёзы не шли, очаги боли покрылись струпьями, дом отдан другой, более счастливой семье.

Она вышла из автобуса и на двадцать долларов матери купила себе маленький блокнот с чистыми листами и простую шариковую ручку. Никс любила рисовать, и у неё даже неплохо это получалось, особенно на чистых стенах зданий, асфальте и чужом автомобиле. Общество называло это вандализмом, а Никс считала вандализмом отказ впустить в серую гамму города яркое пятно краски из баллончика. Она села на скамейке у неработающего фонтана, подтянула колено к груди и занесла ручку над девственно чистой бумагой.

А что рисовать? Мёртвого отчима или козла-брата?

Никс закусила нижнюю губу и начала рисовать волка с огненной пастью, из которой вместо слюны капает раскалённая магма.

Откуда этот образ? С чем это связано? Она не знала. Кошмары подобного рода периодически случались, когда она особенно сильно уставала, а после смерти папы стали неотъемлемой частью жизни. Она даже перестала их бояться — настолько они ей приелись. Нарисованного полуразложившегося каменного волка Никс ласково назвала Пупсиком.

Получилось вполне реально. Никс посмотрела в эти белые глаза, в эту оскаленную острую пасть с клыками-кинжалами и резко закрыла блокнот. Голова кружилась, а в ушах вместо музыки зазвучал странный, оглушающий гул. Никс резко выдернула наушники из ушей и потёрла виски кончиками пальцев. Сердце от кратковременного испуга пропустило удар. Сжав его область, Никс стиснула зубы, пытаясь успокоиться.

— Тихо, — прошипела она самой себе. — Это всего лишь стресс. Выпьешь антидепрессанты, превратишься в овощ и будет тебе счастье.

Она сжала губы в линию. Счастья точно не будет. Не в этой жизни.

Туман усиливался, как предвестник предстоящего дождя, становилось очень холодно. Никс шмыгнула носом и выдохнула облачко пара. Её щёки пылали, хотя пальцы на руках и ногах оставались холодными. Увлекшись рисованием, она забыла о течении времени. Ей не хотелось возвращаться домой, но больше мест, где она могла бы согреться и сменить одежду, просто не существовало. Пританцовывая, стуча зубами, Никс обхватила себя за плечи и поплелась в тот квартал, откуда сошла на конечной остановке. Осмотреться она так и не смогла, но зато ангина ей обеспечена, а с ней можно и забить на школу.

Сквозь непроглядную стену тумана она едва могла видеть красный сигнал пешеходного светофора. Машины на короткое время появлялись в её поле зрения и тут же исчезали, оставив после себя дуновение влажного ветра.

— Тц, — раздалось у её правого плеча. — Не вовремя же я забыла очки.

Никс не придала этому значения до того момента, пока на дорогу перед ней не вышла девушка. Красный сигнал светофора всё ещё был едва виден сквозь белую толщу тумана, машины ещё мчались по шестиполосному шоссе, не думая останавливаться, а она робко сделала шаг вперёд.

— Э… эй! — окликнула её Никс.

Незнакомка испуганно раскрыла подслеповатые глаза, в последний момент увидев стремительно приближающиеся белые огни фар. Она не успела даже закричать — так быстро всё произошло. Визг тормозов. Толчок в спину. Содранные колени. Отвратительный влажный хруст. Автомобильные гудки. Грохот, от которого хотелось зажать уши и в панике убежать.

Она обернулась, всем телом дрожа от шока. Автомобиль, несшийся на неё, в последний момент вывернул руль и спас её от других, мчащихся по шоссе машин. Но сделал он это не сразу. Для такого крутого поворота недостаточно пары метров. Он сбил кого-то. Девушку затрясло от ужаса, когда она увидела на пыльном асфальте блокнот, ярко-красные волосы…

… и быстро увеличивающуюся лужу крови.

Утром Джулиан чувствовал себя отвратительно. На улице становилось заметно холоднее, его одноклассники начинали болеть, да и его самого не спасли от простуды даже самые сильные антибиотики. Из-за температуры казалось, будто по каждой косточке ударяют отбойным молотком, сухое горло сдавливали спазмы боли, нос заложило. В таком состоянии тяжело было думать и учиться, но он не жаловался и не отлынивал от занятий. Тот, кто хочет поступить в Гарвард, должен быть готов к трудностям и не позволять себе расслабиться. И ему было бы легче переносить болезнь, если бы прошлой ночью ему бы позволили хоть пару часиков поспать.

Младшая «сестра» ушла из дома и не вернулась. Отец с Джанет всю ночь пытались дозвониться на её мобильный, подняли на уши полицию, госпитали и морги. Благо, у Никс весьма специфическая внешность, и людям легко вспомнить, видели ли они этим днём оторву с проколотой губой и красными длинными волосами, поэтому звонки не занимали много времени. Не выдержав, Джанет села в машину и отправилась на поиски дочери. Отец помог ей в этом. Джулиану же больше хотелось, чтобы она никогда не вернулась. По его мнению, Никс была не из тех людей, кто заслуживает того, чтобы о них заботились, думали о них, любили. Обыкновенная обиженная девочка, которых в обществе развелось столько, что это начинает раздражать.

— Джулиан, — перед занятиями обратилась к нему его преподаватель по французскому языку. Худощавая молодая женщина, которую в свои шестнадцать лет Джулиан перерос на целую голову. — Сегодня же приходит в школу твоя сестра?

— Должна, — прохрипел Джулиан, после чего прокашлялся в кулак. — Я не видел её с утра.

Он не был настолько глуп, чтобы выдавать кому попало все достоверные факты, да и для сплетен был слишком высокого мнения о себе. Он ничего не скажет о Никс: ни об её поведении, ни об отвратительных повадках, ни о побеге из дома. Она сама сформирует свою дурную репутацию, Джулиан будет здесь не при делах.

— Я немного волнуюсь, — призналась женщина, улыбаясь. — Ни разу ещё не принимала новичков в слаженный коллектив. Она хотя бы добродушная?

— Сами скоро увидите.

— И то верно. Жду вас после химии, — она посмотрела на него добрыми карими глазами, заметив в его бледном лице признаки быстро развивающейся болезни. — Тебе бы на больничный, Джулиан.

— Всё в порядке, — улыбнулся он в ответ. Эта улыбка была лицемерной и фальшивой, на самом деле Джулиана раздражало всякое проявление интереса к своей персоне. — Да и дома без ваших уроков будет невероятно скучно.

Она робко улыбнулась комплименту и ушла в кабинет. Стоило ей отвернуться, как улыбка пропала с лица Джулиана и сменилась выражением полного безразличия. Он повернулся к своему шкафчику, достал из него учебник по химии, тетрадь и таблетки от кашля. Стоило придумать, что он скажет по поводу отсутствия Никс в школе. Может, ничего не выдумывать и всё-таки сказать, что он не знает, где она находится? В конце концов, она из чужой семьи, пришедшей в его дом на замену маме, ему незачем беспокоиться о ней и прикрывать её перед учителями…

— Йо, — услышал он за спиной знакомый голос. — Нам в какой кабинет?

Джулиан обернулся и хамовато хмыкнул, увидев наглый и озлобленный взгляд Никс. В школу она пришла в том же, в чём вчера ушла из дома, но с некоторыми отличиями… Её рубашка и джинсы были не в лучшем состоянии, будто их долго и упорно тёрли на мясорубке, из кожаного жилета вылетело несколько шипов, длинные мокрые волосы прилипли к шее. Самым примечательным был небольшой кулон на шее у Никс. Изящная капелька крови, навеки заключённая в стеклянный сосуд, свисающая на серебряной цепочке. Камень до того загипнотизировал Джулиана, что он не сразу обратил внимание на то, что на чёрной одежде Никс блестела корка запёкшейся крови.

— Надо же, кто вернулся. Вообще-то, мне плевать, где тебя носило, — начал он вместо приветствия. — Но я должен показать отцу, что мы с тобой дружим…

— Вообще-то, — передразнила его Никс. — Я тебя спрашивала про кабинет, — она нахмурилась, увидев, что отвечать он не собирается, пока вдоволь не проявит свой мерзкий характер. — Слушай, я тусуюсь с кем хочу, когда хочу и сколько хочу…

— Ага. Паршиво выглядишь. Это ты кого-то пригрела на своей тусовке, или тебе были так рады, что не знали как избавиться? — он пальцем указал на корку запёкшейся крови у неё на рубашке.

Никс убрала руки в карманы джинсов, по привычке оттопырив большие пальцы. Самым паршивым было то, что ей нечего было ответить. Джулиан поднимет её на смех, если Никс прямо скажет, что её сбила машина. Она уже слышала его насмешливый, самодовольный тон: «Ты пострадала? Нет? Жаль»

— Сто шестой кабинет, — ответил парень после недолгого молчания. — Приведи себя в порядок, не позорь меня.

— Где, по-твоему, я это сделаю? Шмотки же стирать нужно…

— Где-то же ты ухитрилась их засвинячить. Реши свои проблемы так же, как и нашла их — самостоятельно.

Никс от ярости стиснула зубы.

— Да что ты за мудак такой?! — вспылив, она ударила ладонью по его железному шкафчику. Раздавшийся грохот и громкий голос шумной Никс заставили снующую толпу школьников притихнуть. Кто-то скосил на них заинтересованные взгляды, кто-то громко хохотнул, кто-то игриво присвистнул. — Если тебе есть до этого дело — так помоги! Или ты только и можешь, что выёбываться?!

Она ощутила непривычную тяжесть в своих руках и странное, обжигающее жжение, идущее от кулона на груди. Никс не знала, как получила его — он был с ней, когда она пришла в себя у дверей школы. У кулона нет застёжки, сорвать его не получается, да и цепочка слишком короткая — не снять через голову. Нужно спилить его…

Джулиан заставил её утихомириться, пренебрежительно опустив на её красную голову свой длинный пиджак. Никс шокировано сжала его пальцами и сорвала с головы.

— Как жаль, — пренебрежительно проговорил парень. Сейчас на нём была тёплая чёрная рубашка и серые джинсы. Пиджак он носил тёмно-синий — цвет школы. — Это был мой любимый пиджак. Теперь придётся его сжечь.

Никс кипела от ярости, до боли стискивала зубы, была вне себя от этого высокомерного отношения. Но делать было нечего. Пиджак пришлось надеть, прикрыть им кровь, чтобы хотя бы не привлекать чужое внимание и не слушать расспросы слишком заботливых идиотов, которым есть дело до её здоровья.

— С… пасиб… — тихо, нехотя ответила она, со злобой зыркнув в сторону.

— Погромче.

— На хуй послан.

Он невольно рассмеялся, и этот смех практически сразу перешёл в кашель. Никс оставила кожаный жилет в своём шкафчике, в котором левая стенка была исписана именами прежних его владельцев. Пока что внутри было пусто — личных вещей у неё при себе не было, учебники в библиотеке ещё не выдали.

В пиджаке Джулиана она утонула. Парень, несмотря на свою худощавость, был гораздо шире в плечах и выше Никс на целую голову. От пиджака шёл едва различимый запах мужского одеколона. Никс ненавидела такую одежду, она всегда казалась ей слишком скучной, слишком посредственной. Шмоткой того, кто привык слушаться родителей, приспосабливаться к обществу и работать в страховой компании пять дней в неделю с десяти до шести. Рукава она подвернула до локтей, высоко подняла воротник, застегнула пиджак не симметрично. Это мелочи, но так она хотя бы чувствовала себя более вольно в шмотках неудачника.

Сто шестой кабинет. Никс не знала, за какую парту садиться, поэтому лениво прислонилась пятой точкой к первой парте, глядя перед собой в пустоту пространства. Раньше она боялась встречи со своим новым классом, теперь же… какого чёрта вчера случилось?! Какая разница, в каком она классе будет, если у неё провалы в памяти, и она не помнит, как провела ночь?! И ещё этот кулон в форме капли крови. Никс вытащила его из-под пиджака и задумчиво рассмотрела в свете ярких галогенных ламп. Ей казалось, что маленький камушек в её руках едва заметно искрится.

Пришёл учитель, такой же невзрачный, как и сводный брат Никс, такой же прилежный, домашний и ухоженный. Он велел Никс встать у доски и представиться. Довольно обычная процедура знакомства, Никс уже проходила через неё, и потому стресса она у неё не вызывала.

— Никс Макграт, — она лениво повела плечом. — Я приехала из Сейлема, штат Орегон. Надеюсь, мы подружимся… типа того.

Она увидела улыбки сидящих в классе людей, но никак на них не отреагировала. Среди своих новых одноклассников Никс одна выделялась ярким цветом волос и пирсингом, и её это ни капли не смущало. Хотелось ещё сделать татуировку, но это, увы, будет возможно только с восемнадцати лет.

— Здесь же учится твой брат, так? — спросил учитель.

— Ага. Сводный.

Джулиан нахмурился. Никс, видимо, не из тех людей, которые могут прикусить язык и не сотрясать воздух по поводу своей личной жизни. Чтобы заткнуть её, он поднялся с места, подавив в себе приступ кашля.

— Это я, мистер Пристли.

— О, надо же, — он улыбнулся. — Вы хорошо общаетесь, Макграт? Между прочим, Джулиан — гордость нашей школы.

Джулиан терпеть не мог такую похвалу. Всегда создавалось ощущение, будто учитель гладил его по голове, а его руки были в липкой, зловонной слизи. Джулиан ненавидел сальные улыбки преподавателей, ненавидел того, что его так подчёркнуто выделяют на фоне остальных, и потому ни к одному учителю не проявлял симпатии.

Никс скривилась от отвращения. Это было общей чертой всех бунтарей — ненавидеть тех одноклассников, которых учителя с причмокиванием целуют в задницу.

— Он, — Никс лениво почесала затылок, думая, что сказать. — Он молодец.

Джулиан удивлённо вскинул брови. Мистер Пристли удовлетворённо кивнул.

— Ладно, начнём занятия. На первом уроке спрашивать не буду, но обычно я довольно строг к ученикам. Садись за шестую парту в третьем ряду. У тебя же нет проблем со зрением?

— Не-а.

К счастью, пока что Никс посчастливилось сидеть одной. Она достала свой блокнот и весь урок упорно делала вид, что что-то пишет, хотя на самом деле постоянно рисовала. Сейчас её рука невольно выводила маленький кулон в форме капли крови, а внутри него агрессивные, неспокойные, дикие молнии.

Перерывы между уроками длились не больше пяти минут. За это время нужно было успеть добежать до другого кабинета, смело, агрессивно и упорно пробираясь сквозь толпу таких же смелых, агрессивных и упорных школьников. Французский, литература, потом перерыв, длиной примерно в час, а дальше история. Никс не хотелось сидеть в школе до двух часов, но и домой возвращаться было так же страшно. Джулиан уже позвонил матери, сказал, что Никс в школе, и теперь дома её явно ждал допрос с пристрастием.

Во время обеденного перерыва Никс просто одиноко сидела в столовой. Денег у неё не было — всё ушло на дорогущий блокнот прошлым вечером, а вонючий бесплатный обед школьной столовой вызывал естественное отвращение. Хотелось курить, но, как назло, сигареты она тоже оставила дома. Если бы она ещё и наушники забыла, можно было бы смело вешаться.

Прямо перед ней на стол кто-то опустил упаковку печенья и маленькую бутылку простой воды. Никс оторвала взгляд от экрана телефона и подняла глаза на подсевшего к ней человека. Это была девушка.

— Не хотела отвлекать тебя в учебное время, — мягко начала незнакомка. — Угощайся.

— Пасиб, конечно, — ответила Никс, убирая мобильник в карман джинсов. — Но я не голодна.

— У. Го. Щай. Ся.

От такой наглой любезности Никс даже опешила. Девушка, севшая перед ней на длинную скамейку, была какой-то слишком аккуратной. Её длинные светлые волосы прекрасно уложены, ни одна прядь не торчит и не выпадает из причёски, лоб закрыт чёлкой, на носу очки без верхней оправы, за стёклами которых на Никс внимательно уставились кошачьим взглядом карие глаза. Она была одета очень элегантно — в чёрную кофту с высоким воротником и рукавами до середины предплечья и в чёрные брюки. Её стройную талию выгодно подчёркивала голубая лента, пришитая к подолу кофты.

Но внимание Никс привлёк маленький бело-голубой кулон на шее незнакомки. Он висел на короткой цепочке и был сделан в форме скрипичного ключа.

— Ты кто? — невежливо, как-то дико спросила Никс.

Незнакомка вскинула брови, но после её полные бежевые губы растянулись в понимающей улыбке.

— После того, что ты пережила, неудивительно, что ты меня не помнишь. Меня зовут Линн Джулс. С прошлого вечера я — твоя старшая сестра.

Никс не шевельнулась.

— Слушай, — она вздохнула. — Шизофреникам место в шизофренятнике.

— Что такое «шизофренятник»? — Линн заинтересованно раскрыла глаза, коснувшись пальцами своего левого виска. Никс увидела под подушечками её изящных пальцев голубоватое свечение. — Хм… не могу дать ответа на вопрос.

— Это что сейчас было?

Линн удивлённо посмотрела на неё. Никс указующе кивнула на висок, к которому Линн прижала светящиеся пальцы.

— О. Это то, из-за чего я пришла поговорить, — Линн игриво улыбнулась. — Как тебе твой кулон? Не давит на шею?

— Чё? А, ну… Жжётся. Спилю, как приду домой.

— Спилишь! — Линн схватилась за сердце и так резко откинулась назад, что едва не упала со скамейки. — Не говори этого даже в шутку!

— Да что это такое, мать твою?! — вспылила Никс.

Линн вернулась в прежнее, спокойное состояние. Она открыла упаковку печенья и протянула Никс, причём смотрела на неё таким взглядом, будто бы не намеревалась терпеть отказ. Вздохнув, Никс взяла печенье, разломала его и проглотила в один укус.

— Вообще-то, это слишком сложно объяснить.

— Я тебе сейчас твои очки в череп затолкаю.

— Но! — Линн игриво улыбнулась. — Я могу всё показать. И ты мне поверишь, и между нами не возникнет недопонимания. Ты согласна?

— Ага, — Никс зевнула. — Не тяни кота за интимные части тела.

— Достань свой телефон. На нём есть три явно незнакомых тебе приложения.

— Ну? — Никс задумчиво повертела в руках мобильник.

— Между прочим, я рисовала к ним иконки!

— Да перейди ты уже к сути!!!

— Ладно. Выбери любое из них.

Никс внимательно посмотрела на три новых приложения. На самом деле, она давно их заметила и всё пыталась удалить, но они дважды возвращались в меню. Открыть их она не рискнула. Вдруг это что-то вроде вирусной программы и, пока она сидит на уроке, из её телефона начнут раздаваться громкие стоны, крики и прочие непристойные звуки. На иконке первого приложения был нарисован листик, на втором — огонёк свечи, на третьем — облако. Никс нажала на огонёк свечи.

— Не открывается.

— Оглянись, — с улыбкой произнесла Линн.

Никс оторвала взгляд от экрана мобильного и подскочила с места. Школьная столовая рассыпалась на сотни разноцветных пикселей, исчезала вместе с людьми, наполнявшими её, и открывала взору нечто странное, яркое и полное огня. Чёрное небо давило своей непомерной тяжестью, в горячем воздухе витали запахи пепла и серы. Никс уже стояла не на деревянном полу — пола не было — она стояла на траве, которая шевелилась под её ногами, пыталась прижаться к ним, обвить, и пронзительно запищала, когда Никс подняла ногу и вырвала её с корнем.

— К… какого хрена?!

— М? Это дрянь-трава, однолетнее растение класса двудольных.

— Я тебя не о цветочках спрашиваю! — вспылила Никс. — Где мы?!

Линн не ответила, с улыбкой глядя на Никс, пока та успокаивалась после первого потрясения. Указательным пальцем Линн провела по своему кулону на груди, отчего он стал светиться ярче, и свет этот, казалось, приобретал объём. Тело Линн на несколько секунд окутало его мягкое, точно свет закатного солнца, сияние. Свет сжался и приняло форму причудливой одежды: высоких сапог на низкой подошве, в которые были заправлены чёрные брюки, пышной белой рубашки с золотой окантовкой и неприличным количеством кружев, голубых перчаток. Лицо Линн полностью скрывала карнавальная венецианская маска-бабочка с изящными голубыми крыльями и витиеватыми узорами.

— Сделай так же, — мягко предложила она. — Впусти в сердце силу.

Никс дрожащими пальцами дотронулась до кулона у себя на груди, пальцами провела по нему, и в одно мгновение пространство вокруг неё заполнили яростные алые молнии. Они собрались в фиолетовые кожаные перчатки, в короткий красный кожаный топ и ботинки, в тёмно-вишнёвые кожаные брюки и кожаный длинный плащ без рукавов и со рваными полами. На лице Никс тоже чувствовала непривычную тяжесть маски, закрывавшей половину лица. Форма ей казалось знакомой, особенно учитывая то, что у маски есть рога. Хотя бы это не олень, в пустом сознании Никс мелькнула одна единственная мысль, а просто демон.

Издалека послышался звериный, утробный рык.

— Опять они, — недовольно проговорила Линн.

— Что ещё за «они»? — в голосе Никс звучал неподдельный ужас.

— Те, кто научат тебя пользоваться силой, — Линн радостно хлопнула в ладоши. — Прошу тебя, не сдерживайся.

— Э… ЭЙ!

— Дальше сама! Как убьёшь их, так и поговорим! — Линн элегантно поднялась в воздух и исчезла под низкими пыльными облаками.

Земля содрогалась от дюжины огромных каменных лапищ.

Никс стояла, оторопев. Псы были гораздо больше и ужаснее тех, которых она видела во сне. Ростом под три метра, истощённые, почти разложившиеся. Под чёрной плотью проглядывали каменные кости, остатки шерсти пылали, загораясь от пылающего нутра, из пасти капала раскалённая добела магма. Несмотря на свои размеры, двигались они быстро и уверенно, точно жизнь в них поддерживала одна лишь злость.

Они хотели есть. Единственное, что в них осталось от живых существ — чувство голода и желание вонзить острые клыки в сочную живую плоть. Никс смотрела в сияющие белые глаза вожака и не могла оторвать взгляд. Ненависть, пылавшая в них, гипнотизировала.

Никс была настолько напугана, что не могла шевельнуться. Всё происходящее было за пределами её понимания. Мозг судорожно перебирал варианты спасения, и среди них самым логичным было взять телефон и открыть приложение с иконкой листика. Никс потянулась к карманам джинсов. Жаль, что вместо них на ней были кожаные брюки без карманов, без телефона, без надежды на спасение.

— Ладно, Пупсик, — Никс судорожно выдохнула, пытаясь взять себя в руки. — Пора тебе перестать мешать мне спать.

Пустая угроза. Никс, с её ростом в сто шестьдесят с небольшим сантиметров, вряд ли могла что-то противопоставить огромным монстрам. Как бы часто Никс ни дралась, сколько бы раз ни сдирала кожу на костяшках пальцев, ни одна стычка не могла сравниться с тем, что происходило сейчас.

В руках она чувствовала жуткую тяжесть. Как будто кости стали весить целую тонну и в любой момент готовы были вырваться из оков кожи, мышц, нервов. Вены наполнял доселе непривычный жар. Температура тела Никс была до того высокой, что жар окружающего мира показался ей приятной утренней прохладой.

Осклабившись, вожак зарычал и рванул на Никс, взрыв землю каменными лапищами, разбрасывая в стороны противно визжащую траву. Магма, капая с пасти, лилась ему под ноги и мгновенно застывала, превращаясь в блестящий обсидиан. Огромные лапы приближались, чтобы растоптать Никс. Их оглушительный грохот отдавался ударами в сердце девушки.

От её ног поднялся ветер, взметнув рваные полы плаща и длинные волосы Никс. Яростный раскат грома заглушил волчий рык, сверкнувшие перед глазами молнии были куда свирепее, чем раскалённое добела пламя в глазах зверя. Никс стиснула зубы. Это и есть сила? Тогда эта сила должна её слушаться. Это должно быть что-то вроде взмаха хлыстом или стрельбы из пистолета — ты держишь оружие в руке, а оно бьёт, хотя и не всегда точно.

Никс стиснула зубы. Сложив пальцы пистолетом, она вообразила, будто это на самом деле грозное оружие.

И выстрелила.

Заряд алой молнии ударил в волчью морду. Кусок с грохотом откололся от каменного черепа. Волк по инерции ещё бежал на Никс, пока огонь в его груди не погас, пока лапищи не заплелись, и зверь не свалился на сухую, пыльную землю, испустив дух.

— ДА! — из груди Никс вырвался восторженный, нечеловеческий вопль. — ПОДАВИСЬ, ПСИНА!

Её заставил прерваться приглушённый рык всей стаи. Они обступали её кольцом, отрезая пути отступления. Нападение вожака было не более чем отвлекающим манёвром.

— Хех, — Никс раскрыла ладонь, собрав в ней яркую красную шаровую молнию. Перебросив её в другую руку, Никс не ощутила ни жжения, ни боли, ничего. Ей не вредила собственная сила, что было вполне логично, ведь человек сам себе не враг.

Кольцо огненных волков сужалось, несмотря на то, что поднявшийся ветер становился сильнее, срывал с них шерсть, поднимал в воздух комья земли и визжащую траву. Эти твари не могли закрыть глаза — их веки сожжены, не могли скулить — у них нет голосовых связок, не могли повернуть назад — мешал голод. Их природа причиняла им самим невыносимые страдания, из-за чего следовал вывод — этих существ создал кто-то, кто совершенно ничего не знает о биологии и обладает склонностью к садизму.

Никс попыталась сжать раскрытыми ладонями ветер. Она чувствовала, как мягко он скользит в её пальцах, из-за чего казалось, что его можно схватить, остановить, сорвать, словно пелену. И Никс схватила. Схватила и швырнула в неживых волков свирепым, рвущим на части смерчем. Зверей подняло в воздух, оглушило разрядами алых молний, а после ветер беззаботно отпустил их. Прочный камень разбился о твёрдую земную твердь.

Тяжело дыша, Никс вытерла пот со лба. Гром какое-то время ещё отдавался эхом вдали. Подняв взгляд на чёрное небо, она тут же зажмурилась и вскрикнула, кожей ощутив падающие капли горячей воды.

— Ох, — удивлённо произнесла Линн, спустившись с неба. — Удивительно, обычно здесь не идут дожди…

— У ТЕБЯ ЕСТЬ ХОТЯ БЫ ЗОНТ?!

— А? Ох, прости! — Линн что-то нарисовала в воздухе. Яркие точки, соединённые тонкими линиями. Как поняла Никс, это было миниатюрное созвездие. Оно стало больше и раскрылось над головами девушек, накрыв их полупрозрачным нежно-голубым куполом. — Ну-с, я обещала поговорить. Что бы ты хотела спросить?

— Для начала, может, расскажешь мне, что за херня происходит?!

Линн удивлённо раскрыла глаза, глядя на Никс, которая от злобы едва держала себя в руках. Молнии метнулись от её ног вверх, ударили по куполу, но были слишком слабы, чтобы уничтожить его. Только сейчас, когда опасность миновала, у Никс хватило мозгов испугаться.

— Что это за место?! — воскликнула она, чуть ли не плача. — Откуда эти… способности?! Что я такое?!

Линн едва заметно улыбнулась.

— Когда я получила свой кулон, у меня были те же вопросы, — она отточенным жестом нарисовала в воздухе созвездие Малой Медведицы. Купол наполнился силуэтами, призраками людей. Никс коснулась одного из них рукой, и её ладонь прошла насквозь. — У нашей силы очень долгая история. Надеюсь, ты готова слушать.

Закатив глаза, Никс опустилась на пыльную землю, сложив ноги по-турецки. Курить хотелось как никогда, но, к сожалению, сигареты остались в ином мире.

— Планета, которую ты сейчас видишь, некогда была очень красивым местом.

— Да она и сейчас ничо так, — прокомментировала Никс. — Нет школы, предков и общества. Я бы тут корни пустила.

— По крайней мере, жизнь была здесь менее опасной, — Линн повела рукой, и перед глазами Никс появились три женщины с мраморной кожей и в пышных мраморных платьях. — Люди поклонялись трём божествам. Керарет — внешней богине, Соммерос — богине под облаками и Драрире — богине в оболочке. У них был один отец и одна мать, подарившие дочерям целый мир.

— Щедро, — не унималась Никс. — Моя мать подарила мне на день рождения брелок.

— Керарет охраняла этот мир от внешней угрозы. Она жила на одной из двух лун, следила за движением звёзд и планет, уничтожала астероиды, магические импульсы на подходе к миру, излишнюю радиацию. Она создавала здесь гармонию. Соммерос жила в горах, в храме под облаками. Она создавала погоду, контролировала все природные процессы, делала условия для жизни благоприятными. Её магия до сих пор осталась здесь. И Драрира. Она была слаба здоровьем, и потому её дом был в ядре планеты.

— Бог, слабый здоровьем? А аллергия у неё была?

— Всё, что я говорю, очень серьёзно.

— Молчу-молчу.

— Драрира создавала полезные ископаемые, тепло внутри планеты. Иногда она злилась на то, что не могла выйти из своего жилища, и на планете случались крупные землетрясения. Иногда она плакала, и из недр земли били гейзеры. Она — богиня несчастья.

— Это всё очень весело, но зачем ты мне читаешь лекцию по истории?

— Драрира спасалась от одиночества, создавая жизнь в самых разных её формах. В основном из огня и железа. И однажды создала Зверя. Неуязвимое существо с телом из лавы и разумом человека. Он убил и Драриру, и людей на планете… и добрался до других богинь.

— Это как? Рванул в космос?

— Керарет спустилась из своей обители, чтобы остановить его. Призвала всю свою мощь, но в итоге погибла сама, убив себя и не ранив Зверя.

— А средняя?

— В бою. Зверя не взяло ни одно стихийное бедствие.

Мраморные статуи трёх богинь сформировались в раскалённого человека, крушащего города и оставляющего за собой смерть и разрушения. Его глаза пылали, на его красном теле блестели рельефные мышцы. Он был красив и совершенен, точно древнегреческая статуя, и в то же время он сеял лишь смерть.

— В последнее время созданное им зло вырывается в мой мир, — Линн тяжело вздохнула. — И в твой тоже. Те приложения, с помощью которых мы можем сюда вернуться — всего лишь упрощённый вариант сложного технического процесса, который Зверь прекрасно понял и смог использовать в своих целях.

Казалось, теперь Никс заинтересовалась.

— Ты толкнула меня, — Линн мягко улыбнулась. — Когда я была в своём мире и торопилась на вечернее обучение. Ты, не обладая знаниями и возможностями, стёрла грань между мирами. Такое было под силу только трём богиням.

Никс нахмурилась, Линн продолжила, спокойно улыбаясь.

— Я обладаю частью силы Керарет, старшей сестры. К сожалению, человеческое тело не сравнится с телом богини, и потому многие способности утеряны. Я считаю это наказанием за то, что мы не смогли спасти нашу младшую сестру.

— А?

— Мы сёстры! — воскликнула Линн. — По крайней мере, были ими в прошлой жизни. И твои кроваво-красные молнии и управление ветром это подтверждают. Ты — воплощение средней сестры.

— Погодь. А как Зверь в другие миры ходит? Он тоже наша сестра?

— Он состоит из силы Драриры. Это уникальное и практически божественное существо.

Никс тяжело вздохнула, прикусив ноготь большого пальца. Свалившаяся на неё ответственность дала о себе знать урчанием пустого желудка. Ей было всего шестнадцать лет — слишком мало для того, чтобы брать на себя роль бога и бить молниями трёхметровых каменных щенков. К тому же, ей страшно хотелось есть.

— А от меня-то ты чего хочешь? — хмыкнула Никс. — Если секретности, то… никто из живущих не узнает об этой магии. Я её даже использовать не буду. Разве что в тех случаях, когда сядет мобильник…

— Никс, — вздохнула Линн. — Кулон дала тебе не я. И свой я тоже получила не потому, что хотела. У этой силы есть своё предназначение. Мы должны поставить точку в этой долгой истории и убить Зверя.

— Этого не могли сделать даже полноценные богини…

— Потому что Драрира была убита! Если мы найдём её новое воплощение и получим больше сил, чаша весов пошатнётся!

— Мы НИКАК не связаны с этой историей! — вспылила Никс, подняв с земли камень и бросив его в силуэт Зверя. — У нас есть семьи, обязательства, личная жизнь! Поступай как хочешь, ебучая социопатка, а я в этой драме не приму участия, — сказав это, она поднялась с земли, отряхнув брюки. — Как отправиться домой?

Линн опустила взгляд. По сути она была не той девушкой, которую можно было вывести из себя. Однако её легко было обидеть и довести до слёз. Вот и сейчас оскорбление от своей, пускай не родной, сестры ножом полоснуло по её ранимому сердцу.

— Сама додумаешься, — сквозь зубы процедила она.

— Слышь! — вспылила Никс. — Ты меня сюда притащила и заставила пинать щенков! Если кто сейчас и должен злиться, то это явно не ты!

— Сними маску, — тихо прошептала Линн.

Никс послушалась и сняла свою маску демона. Она рассыпалась в её руке и вновь соединилась в маленький кулон в форме капли крови. Теперь Никс ощущала на себе и свою грязную одежду, и пиджак, отвратительно пахнущий старшим братом. Она достала телефон из кармана джинсов.

— Эй, Линн, — проговорила она. — Звиняй. Я оказалась недостойной быть твоей сестрой.

Она нажала на иконку-листок на экране телефона. Этот уничтоженный, тяжёлый мир рассыпался на сотни мелких пикселей. Никс вновь оказалась в школе, стояла рядом со своим столом, который уже заняли ребята постарше. Она появилась тихо и незаметно и, убрав руки в карманы джинсов, так же тихо и незаметно поплелась на следующий урок. История. А ещё нужно получить книги из библиотеки, дождаться школьного автобуса и трястись в нём до самого дома…

…

Она что, только что метала молнии и вызывала смерч?!

Никс сжала рот рукой, но не смогла сдержать истерического хохота — громкого, неестественного и почти звериного, больше похожего на вопль ужаса. Наконец-то до неё начал доходить масштаб катастрофы. Наконец-то он сообразила, насколько круто изменилась её жизнь из простого желания помочь кому-то в беде. Из глаз сами собой полились горькие слёзы. Тело содрогалось от спазмов не то плача, не то хохота.

— Эй, — кто-то обратился к ней. Никс была до того измотана, что не могла даже поднять голову. — Новенькая, ты в порядке?

Никс заставила себя успокоиться, хотя истерический смех порывался сорваться с её губ. Утерев пальцами слёзы, она подняла голову на обращавшегося к ней молодого парня.

И встречу с ним не смогла забыть за всю оставшуюся жизнь.

Он был очень бледен, с широким ртом и хитрыми тёмно-зелёными глазами. Волосы цвета воронова крыла торчали в разные стороны, точно по ним хорошо прошлись наэлектризованной расчёской. Высоко вздёрнутые брови говорили о его высокомерии, тонкие черты лица оставляли исключительно приятное впечатление. В нём не было подростковой угловатости, он был слишком взрослым для своих шестнадцати лет.

— В полном, — просипела Никс.

— Напомни своё имя, пожалуйста.

— Никс Макграт, — она прокашлялась в кулак, давя в себе новый приступ хохота.

— Никс Макграт, — с улыбкой произнёс незнакомый парень, хищнически улыбаясь. — А меня зовут Том. Том Хиден. Я сижу слева от тебя, на втором ряду, за шестой партой.

— О.

Никс не запомнила ни имени, ни локации, в которой обитал Том, коротая скучную школьную жизнь. Зато запомнила тёмно-зелёный, гипнотизирующий, истинно магический блеск. Он шёл из большого сине-зелёного камушка, вставленного в амулет в форме серебряного паучьего тельца, свисающего с шеи Тома. Цепочка была тонкой, как паутинка, и слишком короткой, чтобы снять кулон через голову.

— Что-то мне подсказывает, — хищническая улыбка не сходила с уст Тома. — Что у нас много общего…

Никс почувствовала слабый разряд электричества в своих пальцах.

Вопреки ожиданиям, ничего не произошло.

Никс понимала, почему. Слова Тома были неприкрытой, чистейшей, леденящей кровь угрозой. Он представился, показал себя без маски, позволил увидеть кулон у себя на шее, и каждое его слово, каждый жест были пропитаны намёками. Он не сводил взгляда с кулона Никс и нахально ухмылялся, пальцами аккуратно сжимая свой. Похоже, подобные способности получить может кто угодно, и этих людей стало до того много, что они придумали свой способ общаться.

Самым отвратительным было то, что своими действиями Том показал, насколько уверен в своих силах. Он не боялся Никс, даже не считал её за соперника, способного что-либо предпринять, и это сильнее всего выводило из себя. Хотя она и сказала Линн, что не будет использовать силу, но в этот раз точно сделала бы исключение. Только чтобы начистить Тому его хамскую физиономию. Они вместе прошли в класс и весь урок истории смотрели друг на друга. Никс ждала атаки. Том хищно облизывал тонкие губы.

Но ничего так и не случилось.

Если бы Джулиан не напомнил Никс о том, что нужно получить учебники (в типичной для него равнодушно-пренебрежительной манере), она бы об этом и не вспомнила. Сейчас ей попросту было не до этого. Нервы были на пределе сперва от перемещения в другой мир, потом от появления странного, агрессивно настроенного врага, и Никс готова была в любой момент сорваться на крик. Это состояние называлось параноидальным ужасом. В какой-то момент ей даже показалось, что на неё готова напасть даже миленькая тётушка-библиотекарь, у которой с шеи свисал самый обыкновенный, давно потускневший и неинтересный крестик.

Тяжеленные книги пришлось нести в руках. Несмотря на усталость, Никс ни за что не попросила бы помощи у Джулиана — слишком горда была для этого и не простила бы себе второй раз в жизни проявить слабость перед этим самодовольным учёным червём.

Школьный автобус, полный уставших учеников. Задние сидения, созданные исключительно для неудачников, которые заняли девушка, копающаяся в телефоне, и парень, шмыгающий носом и расчёсывающий синяк на лице.

— Йо, — поприветствовала двоих Никс. — Тут занято?

— Нет, — ответил парень.

Девушка не подняла головы. Из-за длинных серебристых волос было не понять, то ли она в наушниках, то ли достаточно дерзкая, чтобы игнорировать собеседника. Никс села рядом с парнем, опустив себе на ноги тяжёлые учебники. Разговаривать не хотелось, да и эти двое не спешили заводить беседу. В дороге Никс предстояло придумать, что она скажет матери и как объяснит своё отсутствие. Ещё и Ральф проведёт нравоучительную беседу, когда его падчерице так хочется принять душ и завалиться спать.

И умные мысли как назло не лезли в голову.

Вот уже показался и идеально ровный газон у дома, вот и его белые панельные стены, вот и автомобиль матери, стоявший у дверей гаража. Джулиан вышел первым из автобуса, с улыбкой прощаясь с друзьями, с которыми болтал всю дорогу.

— Пока, — негромко произнесла Никс двум своим попутчикам. — Наверное.

— Ага, — равнодушно откликнулась девушка.

— Увидимся, — шмыгнул носом парень.

Не успела Никс войти в свой неродной дом, как из двери вышли мама и Ральф. Он оставался собран, холоден, строг, она же встретила дочь со слезами на глазах. Мама стиснула в объятиях Никс до того крепко, что она чуть не выронила учебники.

— Никс! — воскликнула Джанет, прижимая эту пустую красную голову к себе, гладя Никс по волосам, точно маленькую девочку. — Вернулась!

— Ма-а-а-ам?

— Я так испугалась! Думала, ты вернёшься в Орегон, думала, что ты заблудилась. Боже, сколько же всего я успела перебрать в голове! — она всхлипнула. — Где ты была, Никс? Ты голодна?

— Ну, — Никс вздохнула. Она злилась на мать, но всё-таки сейчас ей стало совестно за своё отсутствие, пускай она в нём и не была виновата. Ей стало тошно от того, что она довела мать до слёз. — Извини. Я психанула, расстроилась из-за переезда и не заметила, как прошла ночь.

— Ты поступила безответственно, — прохладным тоном проговорил Ральф.

— Нет, Ральф, — всхлипнула Джанет. — Сегодня без нравоучений. Я доверяю Никс, и если она ушла из дома, значит, так было нужно.

Никс почувствовала, что глаза начинает жечь от слёз. Не так часто мама защищала её, тем более перед Ральфом, чаще обвиняла, ругала, скандалила. К счастью, сегодня был не один из таких случаев. Войдя в дом, Никс почувствовала, как рот заполняется слюной от аромата жареного мяса, свежей выпечки, шоколада. Мама в этот раз, чувствуя себя виноватой, всеми силами пыталась попросить у дочери прощения, и сегодня ей это удалось. Никс застонала, чувствуя, как пустой желудок сводит от голода. Она оставила учебники в гостиной и, войдя в столовую, хватала и, не жуя, проглатывала всё, что казалось ей хоть немного аппетитным. А аппетитным было всё! Даже брокколи, которые она всей душой ненавидела. Ей было всё равно, сделают ли ей замечание, подшутит ли над ней Джулиан — главное набить пустой желудок.

Наевшись так, что трудно было вздохнуть, Никс ринулась в свою комнату. Нельзя позволить матери увидеть кровь у себя на одежде. Пускай, Никс была обижена и зла, но не была монстром, который перманентно причиняет боль близким и заставляет их волноваться. Да, она ушла вчера из дома без предупреждения, но ведь не хотела пропадать на целую ночь. Максимум — вернуться поздним вечером, когда полицейские патрулируют улицы и подходят с расспросами к любому, кому на вид младше восемнадцати лет. Пиджак Джулиана Никс пренебрежительно бросила на перила лестницы, а свою одежду отправила в стиральную машинку на первом этаже. Лишь услышав шум воды и вращение барабана, она наконец-то смогла выдохнуть.

Джулиан, Ральф и Джанет собрались в столовой и разговаривали о том, как прошёл день. Никс была слишком уставшей, чтобы присоединиться к ним. От неё это и не требовалось. Всё же, взрослые понимали, что раз она где-то пропадала всю ночь, а потом ещё и в школу пошла, то ей явно нужен сон больше, чем что-либо ещё. Никс прошла в комнату, где мама уже постелила для неё постель, накрыла её мягким тёплым пледом, включила обогреватель. Свои вещи Никс вновь не стала разбирать. Только достала из чемодана домашнюю одежду — чёрную футболку с принтом Лос-Анджелеса и чёрные штаны, и легла спать, укрывшись пледом. Лёжа на кровати, Никс сжала свой кулон в форме капли крови ладонью и попыталась сорвать.

Ничего. Ожидаемо.

Повернувшись на бок и крепко обняв подушку, Никс провалилась в глубокий сон без сновидений.

* * *

Зверь. Его принято считать искусственным существом, порождением неконтролируемой магии Драриры, погибшей от собственного могущества, монстром, разрушителем миров, ублюдком. Принято. А то, что принято, не всегда правдиво.

Зверь был полон чистой магии — это правда. Его кожа состояла из магмы, его нутро было жарче солнца, его прикосновение как убивало, так и создавало новых живых существ. Пройдя сквозь долгие годы, полные разрушения и страдания, Зверь дошёл до своего максимума. Смешно получается, но контролировал он себя гораздо лучше тех новичков, которые получают частицы сил богов и считают себя могущественными. Зверь мог гореть и не жечь, мог погаснуть, мог летать, что было второй его величайшей тайной. Первая тайна отдавалась тяжестью на верхней половине лица, к которой нельзя было привыкнуть.

Итак, он был живым. Любому живому существо нужно место, куда можно вернуться и назвать своим. И оно было у Зверя. Вместе с кучкой идиотов, считавших себя его верными последователями, он жил в крепости, выдолбленной внутри горы и практически незаметной снаружи. Здесь нечему было гореть, что было большим плюсом для Зверя, здесь было просторно и пустынно — потолки уходили на несколько километров вверх, и по помещениям разносилось долгое эхо. Здесь не было света, каждый, если ему позволяли способности, освещал путь самостоятельно, в противном случае приходилось использовать свечи и факелы. И для Зверя это было невероятно удобно. Для него достаточно заставить тело погаснуть, затаиться во тьме и ждать. Ждать тех, кто хотел его могущества, кто убивал только ради того, чтобы стать сильнее, тех, кто готовил сговор против него. Темнота полна не предназначенных для чужих ушей тайн.

Но сегодня от него ничего не таили. Торговец Кошмарами в паучьей маске и широком чёрном плаще принёс ему в своих многочисленных теневых лапах крохотное, задыхающееся существо. Кот. Рыжая шерсть, белая морда, белые носочки на лапах и белый кончик хвоста. Бездомный, тощий, с умными голубыми глазами. Зверь бросил на него равнодушный взгляд.

— Ищейки обнаружили, — хищнически улыбаясь широким ртом, проговорил Торговец. Этот человек был совершенно недостоин своих способностей. Он гнался за силой и сильными, но единственное, на что годился — это контроль за каменными псинами и их кормёжка. Сила сводила его с ума, толкала на безумие, заставляла срывать кулоны с трупов. Зверь это видел и испытывал к нему всё возрастающее отвращение. — Из моего родного мира, мой повелитель. Всего лишь кот, а смог прорвать пространство между мирами…

Зверь поднялся с каменного трона, заставив Торговца осечься. Он был всего лишь мальчишкой, замкнутым и нелюдимым, жаждущим стать крутым и выбравшим неправильный путь. Зверь не испытывал к нему сочувствия. Он протянул руку к миниатюрному существу, задыхающемуся от смрада разрушенного мира. Кот слабо приоткрыл глаза, его ноздри задёргались — на большее сил не хватало.

— Если он способен на такое, — спокойно проговорил Зверь. Его голос звучал отовсюду, и казалось, будто три человека говорят одновременно. — То это не «всего лишь кот». Это особенное существо.

В пальцах Зверя появился бесформенный пучок света. Тот, который он сохранил и пронёс с собой сквозь вялотекущее время, предназначенный только для одного человека. Торговец смотрел на его бледно-жёлтое свечение, точно загипнотизированный. Кот, поддавшись странному порыву, тронул бесформенный сгусток энергии лапкой и он, соединившись с аурой крохотного существа, собрался в форму тонкой золотой короны. Зверь надел кулон на шею умирающего животного.

— П… повелитель?! Не проще ли отдать его человеку?!

— ЧЕЛОВЕК УЖЕ ПОЛУЧИЛ СИЛУ! — в бешенстве рявкнул на него Зверь, и гора дрогнула от мощи этого голоса. — И ДОСТОИН ЛИ ОН?!

— П… п…

— Это существо в тысячу раз благороднее тебя, — Тон Зверя стал спокойным. У него всегда был импульсивный нрав, и потому выходил он из себя так же легко, как и становился равнодушным. Кот, придя в себя, огляделся и завилял хвостом в знак того, что ему не нравится быть на руках. — И гораздо разумнее. Кто ты, скажи мне?

Лапкой кот провёл по своему амулету, спрыгнув с рук Зверя. Его тельце окутало мягкое золотое облако, увеличилось в размерах и собралось в молодого паренька в чёрной кожаной одежде, в перчатках из чистого золота, наплечниках с шипами. Шлема на нём не было, зато было золотое забрало, закрывающее верхнюю половину лица. С кожаного ремня с золотой пряжкой свисал прикреплённый к нему меч.

— Ланселот, — тихо проговорил молодой человек.

Губы Зверя изогнулись в недоброй улыбке.

— Что ты помнишь, Ланселот?

— Меня бросили в связанном мешке в реку, как только я родился. Я прорвал его когтями. Я вытащил всех своих братьев из воды, но… они… они больше не шевельнулись.

— Ещё?

— Я больше не подходил к людям. Крал, если кралось, ловил мышей и крыс, если ловилось. Однажды пригрелся в подвале каменного дома, а меня облили кипятком в ответ. В другой раз дети пытались отрезать мне хвост. У них бы получилось, если бы я был не таким быстрым и таким маленьким. Я спрятался от них под фундаментом дома. Они поджигали бумажные шарики и бросали в меня. Делали они это, пока бумага не кончилась.

— Всё?

— Да. Больше ничего не помню.

— Откуда ты знаешь своё имя?

— Не знаю, — Ланселот по-кошачьи провёл рукой за ухом, взъерошив волосы. — Оно всегда со мной было.

— Ты ненавидишь людей?

— Нет. Я не хочу иметь с ними ничего общего.

Зверь скосил взгляд на Торговца, заставив того передёрнуться.

— А убьёшь? Скажем, его, — Зверь пальцем указал на Торговца.

— П… повелитель!!! — в голосе Торговца звучала истерика.

— Мне лень, — Ланселот широко зевнул и сел на пол по-кошачьи. — К тому же я поел и хочу спать.

Торговец облегчённо выдохнул. Несмотря на кошачьи повадки, чувствовалось в Ланселоте нечто странное, необычное. Такого ощущения не возникло бы у Торговца рядом со слабыми любителями носить кулоны и не знающими, как ими пользоваться. Ланселот будто бы был готов получить эту силу всю свою жизнь, копил для неё знания и опыт, и теперь малейшее волнение пробудит его истинную натуру.

— А поможешь мне? — продолжал Зверь.

— Может быть. Но без рыбы или мяса договорённости не возникают.

И откуда кот нахватался таких слов? Торговец от злобы стиснул зубы, чувствуя в воздухе запах лукавства и лжи. Это не просто кот, это человек, притворявшийся животным много лет.

— Я всё-таки продолжу, — не унимался Зверь. — Ты придёшь в дом человека.

— Исключено.

— Ты станешь его другом.

— Не обсуждается.

— Ты будешь докладывать мне о его планах. Ты будешь вести его туда, куда прикажу я. Ты поможешь мне привести его к гибели.

Ланселот поднял глаза на Зверя и произнёс осмысленное:

— Мя?

— Не нравится? Почему ты не желаешь людям зла, хотя сам не знал от них любви?

— Потому что я не ради них живу.

Зверь улыбнулся. Действительно, это существо было куда более достойным полученной мощи, чем кто-либо ещё. Он был молод, худ, нездоров, но успел познать ту мудрость, к которой люди идут едва ли не всю жизнь.

— Раз ты так бесполезен, то я сорву с тебя амулет. Это будет страшнее смерти. Ты перестанешь двигаться, но продолжишь жить, ты будешь чувствовать боль острее с каждым днём, ты умрёшь не сразу, и мои люди будут всячески поддерживать твоё существование. К тому же, сделать это я могу в любой момент, — в руках Зверя загорелось яркое пламя. Вырвавшиеся из него тонкие алые лучи сконцентрировались на маске Ланселота, сделали её тяжелее, горячее. — В каком бы мире ты ни был.

— Человек, — в ярости прошипел Ланселот, срывая с лица маску, болезненно обжигающую кожу. Человеческое тело рассеялось в золотом сиянии и собралось в тощего, рыжего кота.

— Где бы ты ни был, я найду тебя и уничтожу, — белые глаза Зверя вспыхнули, точно свет солнца. — Так что? Согласен служить мне?

— Я не хочу умирать… — проворчал он.

— Хорошо. Ты отправишься к девочке с красными волосами. Ты будешь подталкивать её на принятие решений, заставишь её шевелиться, — он на секунду замолчал. — Торговец!

— Да, повелитель!

— Будешь помогать ему. Принесёшь мне кулон этой девушки — будешь свободен и наделён большей силой. Моей силой.

Торговец задрожал от предвкушения, его дыхание сбилось, в глазах появился влажный блеск. Вот она — вся отвратительная натура человека, думал Зверь, он хочет того, что есть у меня в избытке, по глупости и неведению не зная, какую я заплатил цену. Ланселот наклонил голову набок, сосредоточив умный кошачий взор на какой-то точке, невидимой для человеческого глаза. Зверь сразу почувствовал в нём знакомую ауру. Как иронично. Его злейший враг был так жестоко наказан, притеснён гораздо сильнее новых воплощений богинь, так просто забыл свою ненависть, и теперь будет служить тому, кого желал убить.

— Мир так тесен, — со спокойной печалью в голосе проговорил Зверь. — Надеюсь… мы вновь встретимся.

* * *

Никс проснулась от жара и непривычной тяжести, давившей ей на живот. Воздух в комнате стоял холодный, Никс чувствовала, как при каждом вздохе он обжигает горло, как мороз больно целует кожу. Вставать не хотелось — тело ломило от непривычной усталости, но в комнате чувствовался ветерок, и потому Никс повернулась на бок, пытаясь встать.

Тяжесть с живота исчезла, вместе с тишиной, которую пронзил оглушительный, полный недовольства и боли вопль. Никс от неожиданности заорала и с грохотом рухнула на пол, запутавшись ногами в пледе. Острая боль в пятой точке заставила её что-то невнятно, но очень злобно выкрикнуть. Тьма в комнате стояла кромешная, свет уличных фонарей не доходил сюда, и потому в панике Никс выставила перед собой одну руку, собрав в ней слабый разряд электричества, а второй сжав кулон на груди.

На её новой кровати сидел, наклонив голову набок, пушистый тощий кот. В свете красной молнии он и сам казался Никс красным, как и вся мебель вокруг.

— Твою мать, — выругалась она, заставив молнию исчезнуть. Без демонической одежды способности проявляли себя гораздо слабее, их проще было контролировать. На секунду ей показалось, что за ней в этот мир пришли твари, состоящие из камня и огня, желающие её убить.

За дверью послышались торопливые шаги. Никс, пока никто не вошёл, наощупь подошла к окну и закрыла его. Очень интересно. Как кот смог открыть снаружи пластиковое окно? Разве что, оно могло быть не закрыто на тот момент, как Никс легла спать. В комнату первым вошёл Ральф и включил свет, ослепивший привыкшие к темноте глаза Никс, за ним стояла мама, прижимавшая к груди серый халат. Джулиан тоже подошёл. Лениво, неспешно, давая Никс время (если на неё кто-то напал) насладиться страданиями.

— Что случилось? — спросил Ральф.

Никс внезапно почувствовала, как её оставил голос. Она подняла руку, пальцем указав на мотающего хвостом рыжего кота и заметила, как сильно дрожат её пальцы. Она испугалась сильнее, чем ей казалось, вот только до сих пор не осознала этого.

Рыжая шерсть кота встала дыбом. Он зашипел, как только Ральф подошёл, чтобы забрать его, и, громко стуча лапами по полу, рванул за спину Никс. На его шее Никс с каким-то болезненным спокойствием заметила ошейник с маленькой, сияющей золотом короной.

— У него ошейник, — Джулиан лениво закатил глаза. Его голос звучал хрипло и до того снисходительно, будто он что-то объяснял умственно-отсталому собеседнику. — И стоило ради этого будить весь дом?

Он отправился в свою комнату и с грохотом закрыл дверь. Никс опустилась к животному и дрожащей рукой коснулась золотистой короны. Кот довольно заурчал, гордо выпятив тощую грудь, позволяя себя рассматривать.

— Имени нет, — просипела Никс. — Адреса тоже. М… мам, Ральф, я не шарю в этом, но… котов ведь именно так заводят?

Ральф разочарованно мотнул головой и покинул комнату Никс. Мама тяжело выдохнула.

— Никс, у этого котика явно есть хозяин.

— Я пошутила, — огрызнулась Никс. — Никто не виноват, что Ральф настолько дуболом, что не понимает шуток! — стиснув зубы, она попыталась взять себя в руки. — Завтра схожу к соседям. Поспрашиваю.

— Никс, — мама едва заметно улыбнулась. — Если окажется так, что хозяева котика не найдутся, то… ты можешь его оставить.

— Ха?

— Я понимаю, как тебе сложно справиться со всеми этими изменениями. Да и я слишком занята на новой должности и не могу уделить тебе больше внимания… Будет замечательно, если на первых порах у тебя появится дорогое тебе существо. Ты бы хотела его оставить?..

— Не знаю, — тяжело вздохнула Никс и подняла кота на руки, осмотрела на наличие блох, лишая. Кот не переставая мурлыкал. — Он такой тощий… Глаза злющие, и весь в шрамах.

— Мы можем купить тебе красивого, породистого котёнка.

— Не, — отрезала Никс. — Ненавижу всё милое. А этого парнягу явно часто выгоняли, раз он залез ко мне погреться.

Лицо Джанет озарила мягкая улыбка.

— Пошли, приятель, — Никс прижала кота к груди, из-за чего тот, испугавшись, мгновенно перестал мурлыкать. — Поешь. У нас же есть рыба или… типа того?

Кот беспокойно заёрзал на руках у Никс.

— Жареная, — кивнула мама. — Подогрей ему молока. Ещё есть сметана, курица, бифштекс. О, может быть, ему понравится баранина?

— ДА!

Никс обомлела, Джанет удивлённо раскрыла глаза. Мужской, грозный, чётко различимый голос громко прозвучал из крошечной пасти кота на руках у Никс.

Глаза Никс оставались округлыми. Честно говоря, такая странность, как говорящий кот, её уже меньше удивляла. Она — воплощение богини-громовержца, так почему бы обыкновенному коту не стать воплощением неумолчного пиздежа? Пугало то, что это услышала мама. Так не хотелось впутывать её в это дело. Никс её не любила, более того, ненавидела за предательство перед папой, но в то же время она ничем не заслужила того, чтобы своими глазами увидеть пылающий ад с кипящим дождём и каменными, неживыми тварями. Ей нельзя знать о том, во что вляпалась Никс, толкнув очкастую девчонку из-под колёс автомобиля, нельзя знать, что одежда Никс насквозь пропиталась её кровью, нельзя знать ни о кулонах, ни о трёх странных приложениях на мобильном.

— Неси меня на кухню! — кот зажмурился и заёрзал на руках Никс, размахивая из стороны в сторону рыжим хвостом. — Есть хочу!

Никс стиснула зубы и, не выпуская кота из рук, перевела испуганный взгляд на маму.

— У него такое сильное мяуканье, — умилилась Джанет. — Надеюсь, он не сведёт нас с ума, когда наступит март.

Никс замерла, кот в её руках тоже, глядя недовольным взглядом на Джанет.

— Я пойду спать, — мама потёрла уставшие глаза. — Будь умницей, Никс, не возись с ним до утра.

— Ладн.

В молчании Никс принесла кота на новую кухню. Здесь было трудно что-либо найти по той простой причине, что Никс ещё не приходилось ни разу бывать здесь. Вдоль стены стояли кухонные тумбы бежевого цвета, белый двустворчатый холодильник, газовая плита с вытяжкой, раковина с измельчителем мусора, посудомоечная машинка и мелкая кухонная техника. Мама любила готовить. Ральф, судя по заполненной винной полке, любил коллекционировать дорогую выпивку. Никс достала с полки глубокое блюдце и налила в него молока. Кот понюхал, а потом принялся жадно лакать.

— Тебя Линн прислала? — шёпотом спросила девушка.

Кот не отвечал. Он был существом самодовольным и в данный момент был всецело поглощён другим занятием. Никс хлебнула холодного молока из бутылки в надежде перебить горький привкус страха на кончике языка. Пока кот утолял жажду, она достала из холодильника кусочек жареной рыбы и положила в блюдце.

— Вкуснятина! — воскликнул кот, учуяв запах вкусной рыбки. Он попытался наброситься на неё, точно на беспомощную добычу, но Никс резко подняла блюдце над головой. Из кошачьего нутра раздался приглушённый рык.

— Без, — Никс выставила перед собой руку. Тонкая дуга алой молнии прошла от ладони к кончикам пальцев. — Фокусов.

— Ой, — кот закрыл глаза. От этого показалось, будто бы он с издёвкой улыбается. — У тебя, наверное, столько вопросов.

Никс промолчала.

— И на каждый так хочется найти ответ, — в голубых глазах животного мелькнуло неподдельное лукавство. — А я всё болтаю и болтаю, какой я нехороший.

— Сука мелкая, — злобно процедила Никс сквозь зубы.

— А я Ланселот. Приятно познакомиться.

Он провёл шершавым языком по своей белой морде, слизывая с усов остатки молока. Никс чувствовала, что этот карманный сборник плохих анекдотов начинает её раздражать, однако злиться она не могла. Никс всей душой ненавидела человеческое общество в целом, но животных любила, потому её гнев быстро угасал.

— Рыцарь круглого стола? — она нахмурилась.

— Ах, как глубоко ранят глупые вопросы моё воинственное сердце!

— Да ответь уже!

— Мне трудно отказать даме. Я бы мог принадлежать круглому столу и был бы его котом, — он поднялся и лениво потянул сперва передние лапы, потом задние. — А доблести и чести во мне, как в трёх мужах.

— И откуда ты?

— От Зверя, — честно ответил пушистый рыцарь. — Он приказал мне шпионить за тобой, но я уже вижу, что насчёт тебя ему не стоит беспокоиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Всё то неприличное, оскорбительное и злое о твоей личности, что не достойно ушей миледи. Что будешь делать? Выкинешь меня из дома?

— Нет.

Ланселот вопросительно наклонил голову набок.

— Но я же не солгал. Я действительно шпион Зверя. Держать меня возле себя опасно.

Никс помедлила с ответом, опустив тарелку с рыбой прямо перед удивлённой кошачьей физиономией. Ланселот удивлённо опустил рыжую голову и лапой подтолкнул увесистый кусок к Никс. Он был не злым существом, да и терпеть не мог подчиняться чьим-либо приказам, даже под угрозой смерти, но так же и не был глупым. Поэтому, если Ланселот хотел выжить после встречи со Зверем, сохранить способности, да ещё и не причинить вреда обычной девчонке, нужно было подстроить всё так, чтобы план провалился из-за непредусмотренных обстоятельств.

— Холодно на улице, — она пожала плечами. — Спи лучше в моей комнате. Не хочу, чтобы Ральф тебя выкинул. Или этот сраный Джулиан.

— Это безрассудно!

— Может быть, — пожала плечами Никс. — Вообще-то, я не хочу воевать с кем-либо, тем более, со Зверем. Пусть себе сжигает всё на своей планетке, что ещё не успел сжечь. Лишь бы меня не трогал и… маму.

Только она у меня осталась, хотела добавить Никс, но вовремя прикусила язык. У неё не было желания посвящать в историю своей жизни первого встречного кота. Ланселот смотрел на неё удивлёнными, полными странной печали глазами, а после тряхнул головой.

— Ну и ладно. Какое мне дело до чужих опрометчивых решений? Ты сама избрала свою судьбу, сама же за неё будешь отдуваться.

Он не знал, перед кем и за что оправдывается. Просто опустил взгляд на рыбу на тарелке и не мог проглотить ни кусочка. Его желудок был пуст, есть хотелось неимоверно, но Ланселот чувствовал, что, если он сейчас притронется к еде, его вырвет. Это чувство не было свойственно его кошачьей натуре, оно было каким-то слишком тяжёлым, слишком старым, слишком знакомым. Сила позволила ему обрести человеческую речь, но она ли подарила ему человеческие переживания?

Или это было с ним всегда? Просто он забыл, как забывают всё, что перестало иметь значение.

— У… у Зверя есть Торговец Кошмарами! — слова вырвались из пасти Ланселота. Он задрожал и замолчал, чувствуя, как корона на его тощей шее стала в разы тяжелее и горячее. В своей никчёмной жизни ему не за что было бороться, да и сам мир уже очень давно и весьма упорно пытался его убить. И всё же ему было страшно умирать. Не было в его крохотном существовании ни смысла, ни надежды, ни радости, не было даже тех, ради кого стоило бы жить. И всё же он жил. Одинокий, замученный, грязный и никому только самому себе кот.

— Это кто?

— Это… кукла. Тряпичная, — солгал он.

— О.

Ланселот виновато склонил голову над рыбой. Никс устала дожидаться, когда он наконец-то поест, и отправилась к себе в комнату, оставив свет на кухне включенным. Ланселот провёл шероховатым языком по рыбе. По-прежнему вкусно, по-прежнему пустой желудок даёт о себе знать урчанием, умоляя хозяина поесть. И Ланселот ел, чувствуя, что из-за такой маленькой, глупой лжи предаёт себя самого. Он поступал неправильно, чувствовал это, но объяснить природу этого чувства не мог.

Мир не рухнул от его лжи. Остаток ночи он проспал с полным животом, в тепле, что было огромной редкостью, клубочком свернувшись у ног Никс на мягком пледе. Раньше он и не подумал бы о том, что мог бы так просто и наивно улечься спать рядом с человеком. В конце концов, обваренная кожа на морозе напоминала о себе острой болью в боку, и шрам на хвосте всё ещё кровоточил, если Ланселот слишком старался в процессе умывания. Впервые прошлой ночью человек не причинил ему вреда, впервые обжёг сердце своей заботой и безрассудством, а он… Ланселот поднялся на задние лапы, когда Никс стала ворочаться на кровати и шарить ладонью по тумбочке в поисках мобильника. Она его прогонит — это точно. Проявит необходимое зло, и плану Зверя, как и предательству недостойного кота, конец.

— Зачем так рано вставать? — проворчал кот, спрыгнув на пол. — В это время только собак выводят на верёвочках.

— Завались, — Никс потёрла заспанные глаза, потягиваясь. — Не тебе же вставать.

— Мя?

— Сиди дома. Спи. Ешь. Можешь даже кино посмотреть или… ну… заняться всякими кошачьими делами, — разговаривая, она попутно переодевалась. Ланселот из уважения к даме отвернулся. — Даже яйца вылизать до блеска, только сделай так, чтобы я этого не видела.

— Как вульгарно! — его шерсть встала дыбом. — Вообще-то, я шпион! Так что пойду с тобой.

— В школу? Шпионь дома, ройся в вещах. Всё равно ничего не узнаешь.

Никс в который раз возненавидела переезд, когда расчёсывала свои длинные волосы, глядя в зеркало на двери шкафа. Когда они жили вдвоём с мамой, она могла спокойно спуститься завтракать в одном нижнем белье. Мама уже была на работе, так что Никс ничто не мешало включить любимую музыку на полную громкость, курить на крыльце, доделывать с утра домашнее задание или же просто прогуливать школу и целый день потратить на компьютерные игры. Теперь же в доме был Ральф, перед которым совершенно не хотелось светить голой задницей. К тому же, Джулиан. «Вообще-то, я хотел есть, но теперь от одного твоего вида меня уже тошнит»

Никс бросила в рюкзак учебники, чистые тетради, блокнот для рисования. Взяла в руки телефон и проверила, остались ли в меню те самые, особые приложения, позволяющие скакать из мира в мир. Остались. Линн, кем бы она ни была, не удалила их, несмотря на грубый отказ. Телефон Никс убрала в карман тёмно-синих джинсов и прикрыла его серой толстовкой. Кулон она тоже спрятала под одеждой.

По лестнице она скатилась, сев на перила. Джулиан, сидевший в столовой и попивающий ароматный, пахнущий абрикосом чай, мгновенно обратил на это внимание.

— Что, не можешь прожить и минуты, не покрасовавшись? — он откинулся на спинке стула. — Жалко выглядишь.

Никс перевела на него взгляд. Одет Джулиан был в домашнее — тёплый свитер, пижамные широкие штаны, горло перевязано шарфом. На его сером лице проступили красные пятна, волосы прилипли к мокрому лбу.

— Жалко сейчас выгляжу не я, — она подошла к столу и, почти не жуя, проглотила приготовленный матерью сандвич с колбасой, огурцом, помидором и листиком салата. — Что, в Гарварде сказали, что им не нужен вечно брюзжащий гондон?

— Если ты о простуде, — он сжал дрожащими пальцами чашку чая. — То это вполне нормальное явление для человека. Не болеют только пустоголовые.

Он улыбнулся, в который раз чувствуя своё превосходство. Никс, сдерживая раздражение, налила себе чай, бросила пару ложек сахара и выпила его в пару глотков. Ланселот скромно и тихо пришёл на кухню, запрыгнул на стул рядом с Джулианом и опустил передние лапы на стол, точно дожидаясь своего завтрака.

— Ну и? У кого украла кота? Животные не настолько глупы, чтобы приближаться к тебе.

Джулиан занёс над ним руку, и Ланселот зашипел, испытывая вполне понятный страх перед человеком. Однако парня это не испугало, он мягко опустил тёплую ладонь на пушистую рыжую макушку, осторожно, даже как-то заботливо погладил маленького котёнка. От неожиданности Ланселот даже громко мяукнул.

— Сам пришёл, — с хмурым видом ответила Никс. В этот раз она нарезала Ланселоту кусочки мяса. — Тебе-то какое дело, откуда он?

— Большое. От этого зависит то, с каким удовольствием, большим или меньшим, я подам на тебя в полицию.

— За что?

— За кражу чужого имущества. Как хорошо, что законодательство в штате Вашингтон позволяет даже за кражу кота присудить тюремное заключение.

Он хамовато улыбнулся, глядя в лицо Никс, наслаждаясь тем, как его черты искажает гнев. Джулиан не просто бесил её. Она начинала медленно и верно всем существом его ненавидеть. Если бы он следовал первоначальному плану и не вмешивался в её жизнь, всё было бы в порядке — даже отлично! Они не пересекаются, не разговаривают и лицемерно улыбаются для лицемерно улыбающихся родителей. Но он решил иначе. Конечно, будет ведь так здорово избавиться от девчонки, у которой умер папа, которую выдернули из родного дома, лишили друзей и детства! Никс чувствовала, как кулон у неё на шее едва ощутимо дрожит. Ещё и способности! Интересно, Соммерос случайно не была богиней неудачников?!

— Я не знаю, откуда он, — как-то подавленно, угнетённо произнесла Никс, низко опустив голову. — Он… сам пришёл.

Джулиан, довольный реакцией, приподнялся со стула и подался вперёд, ладонями опираясь о стол. Сейчас ему всего лишь хотелось получше рассмотреть те эмоции, которые вызвали его слова в ненавистном ему человеке. Никс подняла на него затравленный взгляд. Он был близко настолько, что она кожей чувствовала тепло его дыхания.

— Я пошутил. Мне не нужна ни ты, ни твой кот, ни разборки с полицией, — он выпрямился, скрестив на груди дрожащие руки. — А ты просто так поверила мне на слово. Вот уж не думал, что такие дуры существуют.

Стиснув от злобы зубы, Никс обошла стол, сжала двумя руками широкий шарф Джулиана и, что было сил, натянула ему его на лицо. Он же, несмотря на мучительную боль в горле и лёгких, смеялся до того искренне, что лицо и уши Никс впервые за долгое время вспыхнули от стыда. Больше не говоря ни слова, она поспешила спрятаться от позора в ванной комнате на втором этаже, где с особым рвением умывалась и чистила зубы. Ланселот вошёл, подцепив дверь лапкой.

— А вы отлично ладите, — он запрыгнул на тумбу в ванной и уселся рядом с пеной для бритья Джулиана.

— Если ты пришёл кидаться остротами — уёбывай.

— На самом деле я пришёл, чтобы ты забрала меня с собой, — он лениво потянулся на тумбе. — Я же шпион.

— Для шпиона ты слишком палевный.

— А ты для слежки слишком неинтересна, но давай не будем об этом.

Никс глубоко, печально вздохнула.

— Я не буду шуметь, — он дёрнул ухом. — Слово рыцаря!

— Да уж надеюсь.

Никс сама не знала, почему внезапно стала такой послушной и такой апатичной. Было ли это связано с желанием далёкого детства — принести питомца в школу и целый урок гладить его, обнимать, сюсюкаться, или же причина куда глубже? Никс знала, что верно второе. Проблем становится всё больше и в каждой из них Никс оказывается бессильна перед обстоятельствами. Жизнь до переезда в Сиэтл теперь казалась ей чем-то далёким и призрачным, неким подобием рая, в котором царили покой, одиночество, счастье. Теперь же Никс всерьёз начинала подозревать, что сходит с ума. Не каждая психика выдержит то, с чем пришлось столкнуться ей. К тому же, какого чёрта Ланселота слышит только она?!

Если её мозг это придумал, чтобы спастись от депрессии после смерти папы, она это поймёт. Как жаль, что безумные фантазии пришли не сразу, не в тот момент, когда ей было больнее всего.

Набрав в сложенные вместе ладони холодной воды, Никс умыла ими лицо, давя в себе желание заплакать. Единственное полезное чему её научила мать за шестнадцать лет — это привычка давить в себе слёзы. Нельзя плакать в таком отвратительном месте, как Сиэтл, где каждый недостудент Гарварда тебе враг.

Никс поместила Ланселота в рюкзак. Внутри была мягкая подкладка, да и тощий кот занимал места не так много, как учебники, так что неприхотливый Ланселот был даже рад такому способу перемещения. Он сперва высунул из рюкзака голову, а когда Никс вышла на мороз, спрятался и только едва слышно нюхал воздух.

Автобуса долго ждать не пришлось. Никс вновь прошла на места для неудачников в конце автобуса, где место у окна уже заняла девушка с серебряными волосами. Парня, с которым вчера сидела Никс, не было.

— Он тоже приболел? — спросила Никс.

— Я за ним не слежу, — прохладно ответила девушка, мгновенно поняв, о ком говорит Никс.

— Звиняй, — Никс опустила рюкзак рядом с окном, а сама села с краю. — Тебя как зовут?

— А тебе какое дело?

— Знать хочу, всегда ли ты такая борзая или только когда находишь среди своих подпевал.

Никс смотрела на неё спокойно, пытаясь оценивать возможного противника. У неё длинные серебряные волосы, косая чёлка прикрывает левый глаз, а справа волосы аккуратно скреплены заколкой. Если человек прячет лицо, значит инстинктивно желает спрятаться от жестокого мира. Она смотрит враждебно, исподлобья из-за чего взгляд кажется змеиным. Светло-зелёные глаза с длинными серебряными ресницами, тонкие губы блестят от розового блеска, лицо нездорово бледное, точно от анемии. Она одета в длинный тёмно-синий свитер и чёрные брюки. Никс думала, что она сама выглядит недружелюбно, но сейчас перед ней сидело самое злое существо на свете.

Однако от остроты Никс она, казалось, смягчилась.

— Как моё имя поможет тебе это понять?

— Не знаю, — Никс усмехнулась. — Зато я смогу отомстить тебе за борзость, найти тебя в Фейсбуке или Инстаграме, засрать страничку спамом и кучей сообщений, не имеющих смысла. Посмотрим, кто из твоих друзей откликнется и рискнёт устроить со мной срач. Ну или пожалуюсь в службу поддержки, что ты продаёшь наркоту или детское порно. Так… чисто ради прикола.

Незнакомка обняла себя за плечи, ядовито улыбнувшись Никс.

— А если я не сижу в интернете?

— Тогда всё ещё проще, — Никс потёрла рукой затылок. — Явно у тебя есть мобильный. Добуду его, и ты заебёшься от моих звонков в два часа ночи…

— Айрис Меллоун. Счастлива?

— Никс Макграт. Счастлива.

Никс отвернулась к окну, Айрис тоже. Автобус наполнялся нехотя, чаще бывало так, что приходилось стоять у дома, из которого никто не выходил. Никс ещё не привыкла к такой долгой дороге до школы, и эти бессмысленные остановки начинали раздражать. Она перевела взгляд на Айрис. Та читала маленькую книгу, держа её бледными пальцами.

— Что читаешь? — спросила Никс, не надеясь на обычный, не покреплённый сарказмом ответ.

— Овидий. Лекарство от любви.

— О.

Айрис, казалось, готова была взорваться. Она хотела что-то ответить на лишённый смысла возглас Никс, даже в раздражении стиснула зубы, но не успела. Автобус резко вывернул и жёстко остановился, врезавшись в железобетонный столб. В салоне резко запахло горелой смолой. Никс едва успела схватиться за сидение, больно врезавшись в него грудью, Айрис тяжело упала в промежуток между сидениями, приложившись головой о ручку так сильно, что из образовавшейся царапины потекла кровь. Сперва по салону пронесся испуганный крик, который тут же сменился такими сочными, такими искренними проклятиями, что последующие три поколения семьи водителя наверняка обречены. Ланселот мужественно даже не пикнул, когда рюкзак Никс врезался в сидение и свалился на пол. Отряхнув его, девушка вытащила до смерти испуганного кота.

— М… мя.

— Что случилось?! — стиснув от боли зубы, Айрис с трудом поднялась на ноги. — Бёрч, решил дрифтануть как в молодости?! Не слишком ли ты для этого стар?!

Ей никто не ответил, именно поэтому Айрис прошла вперёд к водителю, тронула его за плечо.

Звуки ругательств и кряхтений в один миг заглушил её пронзительный крик. Стоило ей дотронуться до плеча старенького водителя, как его голова покорно откинулась назад. Из его носа и рта тянулись тонкие струйки крови, но не это выдавило из Айрис, а после и из её одноклассников, полный первобытного ужаса крик…

Никс в панике резко поднялась, прижав к груди Ланселота. Поднялась и увидела то, что нельзя видеть ни одному подростку, то, чего она никогда в жизни не сможет забыть.

… вместо глаз на некогда добродушном лице старика зияли две тёмно-красные, пульсирующие от крови впадины.

Салон автобуса наполнился густой, непроглядной, объёмной тьмой. Эта темнота душила, давила, уничтожала любой звук и, казалось, проникала внутрь и пробиралась в сокровенные уголки сознания.

— Выходи, мой маленький чёртик, — игриво, почти мелодично произнёс знакомый Никс и Ланселоту голос. Он заметно дрожал то ли от ужаса, то ли от возбуждения. — Выходи, поиграем.

Раздался протяжный гул, до того оглушительный, что казалось, будто бы он наполняет собой всё существо Никс. Её одноклассники закричали, зажав руками уши, кто-то плакал, кто-то разбил окно. Крышу автобуса оторвало от корпуса, точно крышку от банки с вкусными и готовыми к употреблению консервами. Тьма рассеялась. В воздухе стальной пласт жёлтого цвета удерживала огромная, осязаемая тень.

А тень эта шла от руки парня с широким ртом, хищнической улыбкой и волосами, топорщамися так, будто по ним прошлись наэлектризованной расчёской.

В мире, который называли Землёй, его звали Том Хиден.

В мире, который называли Землёй, его звали Том Хиден. Его не отличали ни выдающиеся успехи в учёбе, ни дружба с кем-либо, ни личностные качества. Если его сверстников можно было описать такими простыми словами, как вспыльчивый, нелюдимый, жалкий или гений, то Тому подходило только одно прилагательное — никакой. Он ничем не увлекался, ни к чему не стремился и не пытался завоевать популярность, хотя и жаждал успеха, как и любой другой человек. Идя домой из школы, он запирался в комнате, кутался в одеяло и, находясь в полудрёме, представлял свою идеальную жизнь: как обойдёт в успехах Джулиана Купера, как женится на богатенькой Айрис Меллоун, как убьёт учителя математики, как рванёт в Голливуд и снимется в боевике… и, с недавнего времени, как станет сильнее самого Зверя.

Сила пришла неожиданно. Однажды Том собрался с силами и решил признаться в чувствах нравящейся ему девушке — Айрис. В школе к ней сложилось двоякое отношение: кому-то она нравилась из-за нестандартной внешности, таинственности, резкого характера, а кто-то всеми фибрами души презирал её. У неё не было подруг, даже в столовой сидела она всегда одна, и потому Том решил, что у него есть шанс растопить сердце настолько одинокой девушки.

Он подложил своё любовное письмо в её книгу, которую она почитывала на перемене. Айрис нашла. Прочитала. Вслух. При всём классе. Не забыв упомянуть подписавшегося. Она читала с таким выражением, будто бы озвучивала мысли маленького мальчика, и из-за её интонации в классе поднялся такой гогот, что Том его слышал, стоя в рекреации за закрытой дверью.

— Что скажешь ему, Айрис? — давясь от хохота, громко спросил кто-то из её одноклассников. — Устроишь чпохен-трохен?

— Утоплю в унитазе, — Айрис разорвала письмо на сотню белоснежных клочков. — Но даже там вода чище.

Это вдохновило практически всю школу. В маленькой жизни учащихся происходит не так много событий, которые могли бы их мотивировать или вызывали бы интерес. На Тома выливали вёдра воды, брызгали в него из пульверизаторов или просто мочили руки и стряхивали воду в его сторону. Том не мог ответить, не мог даже пожаловаться учителю или родителям, просто не догадался, что можно хоть как-то отстоять свою честь, и потому его прозвище «никакой» сменилось на «ничтожество».

Сила пришла внезапно. Стоя на мосту над рекой, Том думал о том, что однажды одноклассники схватят его за волосы и будут топить, как маленького, беспомощного котёнка. Он представлял, как будет задыхаться, как лёгкие и желудок наполнит холодная вода, как тело остынет, распухнет и его искусают рыбы. Наверняка, вся школа только и думает о том, как бы убить такое ничтожество, которого грубо, со злобой отшила девушка. Яд разбитого сердца наполнил яростью вены Тома. Он сжался в комок, чувствуя, как тело дрожит от нестерпимой боли…

А очнулся в маске, напоминавшей тончайшую паутину, в аккуратном чёрном вельветовом плаще, брюках, элегантных туфлях, цилиндре, сдвинутом на бок, и белоснежной рубашке с накрахмаленным воротником. На груди блестела тёмно-зелёная брошь, на руках красовались шёлковые тёмно-зелёные перчатки. И был он уже не Томом Хиденом (в таком облике он просто не мог носить свое ничтожное имя), а Торговцем Кошмарами.

Он был тем ещё ничтожеством, на которое Зверь поначалу и не обратил внимания. Ситуация изменилась, когда Том впервые трясущейся рукой сорвал кулон с шеи трупа. Потом ещё. И ещё. Кулон у него на груди жадно поглощал новые силы, преобразовывая под себя, делая Тома могущественнее и сильнее, но всё же всех собранных сил было недостаточно для того, чтобы снискать уважения Зверя. Том считал, что если убьёт его, то его слава прогремит на все три мира и с тех пор больше ни один человечек не посмеет облить его холодной водой.

Он смотрел на одноклассников, легко держа крышу автобуса на вытянутой руке. На него смотрели с выражением раболепного ужаса, который он принял за восхищение.

— МЯЯЯ!

Том зажмурился, прикрывая лицо руками. Светло-золотое облако окутало его, обжигая осязаемым лучами солнца. Крыша автобуса с грохотом рухнула на пустынную дорогу, и от эффектного появления Торговца больше не осталось и следа. Рефлекторно он выставил перед собой ладонь, окутанную змеящейся тенью. В неё тут же ударил с металлическим лязгом золотой, сияющий солнцем, меч.

— Т… ты… — с ненавистью в голосе выдавил из себя Том. — Ты на чьей стороне?!

Ланселот ловко отскочил. Меч он держал играючи, точно он был продолжением его руки.

— Точно не на твоей! — с жаром выкрикнул он сильным голосом. — Я шпионю, а ты пришёл убивать человеческих котят!

Он был в ярости и, не способный сдержать гнева, шипел, пытался выпустить когти, горбил спину. Будь у него хвост, шерсть на нём встала бы дыбом.

— Тебе же плевать на них, — прошипел Том.

— Никого нельзя убивать!

Том слышал голос Айрис, её кашель, доносившийся из-за скрытого в тумане автобуса. Она плакала. Плакала и приказывала другим не бояться. Плакала и говорила им, что необходимо выйти и найти безопасное место. Сердце Тома дрогнуло, раненное жестокой любовью к этой девушке. Нет… Она не может уйти! Ей нельзя уходить! Либо сегодня она умрёт, либо Том никогда не простит себе утраченной возможности!

— Зверь узнает, — с мрачным торжеством отозвался Торговец. Тени исчезли и сменились тёмно-зелёной сферой в его раскрытой ладони. Маленький шарик взорвался, выпустив в воздух облако удушающего газа.

Ланселот понюхал воздух, но бесчувственный человеческий нос не определил происхождения этого сладковатого аромата. Однако раздавшийся из-за автобуса кашель красноречиво говорил о том, что этот воздух заражён.

— ТЫ! — Никс вышла навстречу Торговцу из объятий зелёно-золотого тумана. На ходу она пальцами провела по кулону и превратилась в слабое напоминание о былом могуществе Соммерос, в бледную тень некогда великой богини. — Слабо напасть на меня одну?! Бьёшь тех, кто слабее тебя?!

Лицо Торговца расплылось в улыбке.

— Ну и? Бью, и совесть меня не мучает.

— ТЫ УБИЛ ЧЕЛОВЕКА! ЗА ЧТО?!

Никс не был свойственен страх. Она была из тех людей, кто боялся бояться. Ужас она всякий раз подавляла злобой, яростью, гневом — всем тем, что заставляло её маму плакать. Том с болезненным восхищением отметил, как сейчас этой девушке идёт красная маска демона.

— Какое мне до него дело? — его голос стал тоньше, и создавалось ощущение, что вот-вот сорвётся на крик. Руки тряслись. Внутри всё будто бы похолодело. Торговец уже не в первый раз убивал, для него это стало закономерным алгоритмом выживания. Но впервые его в этом обвинили... — Слабые недостойны жизни.

Золотой туман стал плотнее. Том услышал свист рассекающего воздух меча и выставил перед собой руку, защищаясь. За первой атакой в голову последовали выпады в живот, в грудь, в ногу. Том уклонился от всех. Ланселот отвлёк его. Мощный разряд электричества с треском пролетел над его головой, ударил в стену здания и выбил из него кирпичи и цементную крошку. Никс промахнулась, но если бы попала, то оставила бы от Тома только угли.

Теперь до него дошло, почему Зверь так хотел эти силы. Столько разрушительной мощи в одних руках! Торговец улыбнулся с торжеством безумца. Ему эта мощь явно нужнее, чем всемогущему монстру, превратившему планету в пепел.

— А если бы ты сам был слаб?! — в ярости воскликнула Никс. — Ты бы хотел быть убитым?!

Торговец болезненно захохотал. Собрав сгусток тьмы в ладони, он швырнул его в голову приставучего кота. Тьма прилипла к его голове вязкой кляксой, ослепила Ланселота, он потянулся к лицу руками, но не мог ничего сделать. Ослеплённый, он в панике опустился на четвереньки, принюхивался к воздуху, прислушивался к звукам. Золотой туман не исчез, хотя Торговец надеялся на это.

— Но ведь я не слаб! — он не сдерживал истерического гогота. — И никогда таким не буду.

Тёмные пики рвались из под земли, разрывая асфальт, устремляясь в воздух. Никс рванула с места, сложив пальцы пистолетом, собирая в них маленький разряд молнии. Электричество цеплялось дугами за металлический корпус автобуса, за провода над головой Никс, которые взрывались снопом ярких искр. Это отвлекло Никс всего на мгновение, но и его было достаточно Торговцу, чтобы приблизиться, замахнуться и теневым лезвием пронзить её в живот.

Никс не успела даже вскрикнуть. Адская боль от холодного лезвия пронзила всё её существо. Том с силой повернул его в животе Никс, представляя, как оно задевает кишечник, мочевой пузырь, желудок, почки. Никс гаркнула. С этим звуком из её рта выплеснулся сгусток крови.

Том вытащил лезвие и пренебрежительно швырнул Никс на пыльный асфальт, точно тряпичную куклу.

— Ты ещё не умрёшь, — языком он провёл по полупрозрачному теневому лезвию, слизывая с него кровь Никс. Он чувствовал, как его сила кипит в венах, как рвётся из тела, как требует жертвоприношения. — Мощь богини не позволяет избранному умереть, — он хохотнул. — Поправка: не позволяет умереть слишком быстро.

Темнота сгущалась перед глазами Никс.

— А значит, тебя ещё можно помучить, — он склонился и наступил на её вытянутую руку тяжёлым ботинком. Раздался хруст. Никс из-за боли в туловище не почувствовала, с какой лёгкостью Торговец сломал ей три пальца.

— Лебедь!!! — раздался откуда-то свысока полный гнева голос.

Торговец поднял голову. В небе над ним сияло пятнадцать маленьких солнц, соединённых слабой линией энергии и принявших форму большой птицы с длинной шеей. Звёздный лебедь налетел на Торговца, сбил его с ног, накрыл своими крыльями. Сперва Том не ощущал ничего. Потом холод, пустоту, врезавшиеся в тело осколки. От невыносимой боли с его губ сорвался крик. Кровь, хлынувшая из мелких порезов, мгновенно покрывалась коркой льда. Язык распух и готов был вот-вот лопнуть. Глаза налились кровью.

— Отзывай силу! — сквозь пелену тьмы Никс услышала свирепый голос Линн.

Торговец ничего не сделал. Воздух больше не поступал в его лёгкие Никс. Сердце от ужаса пропустило удар.

— Никс! — Линн сорвалась и спустилась с неба к лежащей без чувств девушке. — Никс, не шевелись!

Никс чувствовала, как тепло покидает тело. Она не ощутила прикосновения рук Линн, не чувствовала боли в пальцах, лишь адское жжение в разорванном животе, будто бы в него так просто взяли и засунули кусок раскалённого железа. Никс не было страшно. Она лишь пожалела о том, что в этот раз мама не дождётся её домой. Ральф будет её успокаивать, а она — рыдать у него груди. А Джулиан…

…

Ебучий Джулиан, только посмей усмехнуться на похоронах!

Эта мысль заставила Никс открыть глаза. Линн придерживала её голову, опустив свободную руку на рану на животе. Её голубые перчатки и рукав рубашки пропитались кровью Никс. По телу бегали с громким треском молнии.

— Л… Линн… — Никс чувствовала, что силы возвращаются к ней. — Т… ты лечить умеешь?!

— Я потом объясню, — она поднялась и перевела взгляд на многострадальный школьный автобус. — Там люди…

— Отравлены его пердежом, — Никс приподнялась и утёрла кровь с подбородка.

— Он может отозвать силу, но не хочет этого делать, — Линн перевела подавленный взгляд на Тома, бьющегося в объятиях Лебедя. — Лебедь не может мучить его вечно.

Никс перевела взгляд на Тома и как могла быстро поднялась. Его тело покрывалось чёрными волдырями, которые взрывались липкой, омерзительной, кисло пахнущей жидкостью. Когда эта масса попала на асфальт, в нём тут же с тихим шипением образовалась яма.

— УБЬЮ ОБЕИХ! — взревел Торговец. — ВМЕСТЕ С КОТОМ!

Лебедь не выдержал натиска его силы. Тело Тома уже меньше было похоже на человеческое. Теперь на спине появился горб, кожа высохла практически до костей, руки свисали до самой земли. Одежда затрещала на нём. Из его спины вырвались мохнатые паучьи лапы. Том держался на них, болтая в воздухе безвольными и бесполезными человеческими ногами, словно висельник.

— Убью, — с инфернальным блаженством проговорил Том. Маска треснула на нём вместе с лицом. — И стану сильнее Зверя. Порву на части. Съем.

Его губы обвисли, стали твёрже и превратились в два огромных, блестящих от остроты жвала.

Линн сделала шаг вперёд.

— Отойди, Никс, — быстрыми, элегантными, отточенными движениями она провела пальцами в воздухе. Там, где они на секунду задерживались, загоралась яркая точка. Линн рисовала созвездие Ориона. — У меня больше опыта в боях.

— У миленькой девочки-очкарика? — Никс хмыкнула, пальцем смахнув с подбородка остатки крови. — В жизни не поверю.

— Ну правда!

Никс закатила глаза, видя, как Линн покраснела и сжала руки в кулаки. Что ей было не свойственно, так это пафос закалённой в боях воительницы и хладнокровие опытного военного. Такой девушке, как она, больше бы подошла работа в научной лаборатории, где до неё не дотянутся обиды, невзгоды и солнечный свет.

— Линн…

— М?

— С… пасиб… что не бросила…

Линн не ответила, но едва заметно улыбнулась, видя, как Никс смущённо смотрит в сторону. Память Керарет едва теплилась в голове Линн, и от поведения Никс всплыло одно яркое воспоминание: Соммерос всегда была воинственной и дикой, но стеснялась простых объятий, улыбок, прикосновений и всяческих проявлений любви. Ничего не изменилось спустя тысячелетия. Ничего не изменится, когда они возродятся вновь.

Из жвал Тома раздался полный боли, ярости и ужаса крик, до того громкий, что от одного звука Линн и Никс рухнули на колени, зажав руками уши.

— П… помоги… те… — огромные паучьи лапы вонзились в асфальт, оставив в нём глубокие рытвины. — Помо… гите!

— ОТЗЫВАЙ СИЛУ! — пыталась переорать его Никс. — СЕЙЧАС ЖЕ!

— Я… н… нет…

Он схватился за голову, дрожащими руками попытался сорвать маску, но ощутил, что её больше нет. Тонкое кружево в форме паутины, намертво вросло в бледную, высохшую кожу. Том вонзил ногти в лоб, царапал лицо в последней попытке сорвать маску, пока его глаза не заволокла мрачная, непроглядная тень.

— Есть… как же я хочу есть…

Его голос звучал так, будто бы доносился из двух глоток. Том кашлянул, выплюнул сгусток чёрной крови из своего отвратительного нутра. Кровь шипела, пенилась, а потом растеклась по асфальту ворохом змеевидных теней. Линн воспарила, тени не успели схватить её, зато мёртвой хваткой вцепились в ноги Никс.

— МЯЯ!

Ланселот не видел теней, не чуял их, он бил наотмашь своим золотым мечом и оставалось только надеяться, что его интуитивные удары хоть раз попадут в цель.

Чёрные змеи впились острыми клыками в ноги Никс. Зашипев, девушка зажмурилась от новой волы боли. Мощный разряд электричества спустился с небес и ударил в её тело высоковольтным столбом алой молнии. Змеи сгорели от яркого света, жара, напряжения, которое было до того сильным, что взорвало бензобак уже пустого автобуса.

— У… учись себя контролировать! — слабым голоском пикнула перепуганная Линн. Её длинные светлые волосы в миг встали дыбом и завились, точно пышный парик афро. — Твои способности слишком агрессивны!

— Зато эффективны! — огрызнулась Никс.

— Эй! — позвал их Ланселот. Теневая клякса сгорела на его лице от яркой вспышки. — Можешь повторить? Только уже в него…

Никс подняла взгляд на небо, скрытое под исчезающим слоем золотистого тумана и тёмно-зелёного ядовитого смрада. Оно было не просто серым, не таким, каким оно бывает в обычную грозу или дождь. Оно было чёрным. Солнечный свет не мог пробраться сквозь тяжёлые смоляные облака. Поднялся шквалистый ветер, срывающий ветки с деревьев и поднимающий в воздух облака пыли. Никс усмехнулась, ощущая что-то забытое и далёкое при взгляде на эти ужасные облака. Там была её сила.

— Линн, — проговорила она, чувствуя давно забытую уверенность в своём могуществе. — Помоги тем, кто в автобусе. Ланселот, можешь накрыть своими облаками меня?

— Мя?

— Не задавай вопросов, делай! — Никс собрала разряд электричества в своих руках. — Эй, гнида многолапая! Хочешь меня сожрать?! Попробуй!

Она подняла руки высоко над головой. Ярко-красный горячий хлыст молнии вырвался из её ладоней и ужалил изменившееся тело Тома. Напряжение было слишком слабым чтобы убить Тома, но достаточно мощным, чтобы ему оторвало руку по плечо. Из его жвал раздался отвратительный писк, от которого становилось больно ушам. Крови не было — жар молнии тут же прижёг разорванные вены и артерии. В воздухе стал остро ощущаться запах жареного мяса, от которого Линн едва не стошнило.

— Око за око, — Никс показала ему средний палец, стиснув зубы и давя в себе отвращение. — Ну что, мудила, силу отзывать будем?!

— Я… сожру… — пропищало то, что раньше было Томом Хиденом, и сквозь звуки этого отвратительного, потерявшего человечность голоса слышалось слабеющее «помогите».

Тени вновь вырвались из его тела и, извиваясь, устремились к Никс. Сорвавшись с места, девушка рванула вдоль дороги. Сиэтл — большой город, но полный водоёмов, и куда бы ты ни шёл, существует большой шанс обнаружить реку и, если ты очень везучий, утопленника. Никс была бы сейчас рада даже болоту. Каким бы большим и сильным ни был Том, если его затащить в воду и пустить слабый разряд электричества, то ему это вряд ли повредит, зато тьма исчезнет. Менее смертельно, чем метать в него молнии с неба.

Земля содрогалась от тяжёлых паучьих лап. Казалось бы, тьма не весит ничего, но в этой тьме было заключено столько украденной магической энергии, что она была способна раздавить. Тени приближались к Никс. Уверенно. Быстро. С непреодолимой жаждой убийства.

Никс стиснула зубы, пытаясь ускориться. Молнии окутали её тело, не позволяя мелким теням вновь подобраться слишком близко. Она бежала, укрытая золотистым облаком Ланселота. Автомобили ехали только по встречной полосе и, получив разряд электричества от Никс, мгновенно останавливались и глохли — сгорали провода и аккумуляторы. Сила слишком активно воздействовала на окружение, что Никс совершенно не нравилось — толстые провода, искрясь, сгорали, листва на деревьях превращалась в угли, мобильные телефоны в руках редких прохожих взрывались с громким хлопком, на фонарных столбах загорались лампы и тут же гасли. Никс зажмурилась и прибавила ход — нельзя обращать внимания на такие незначительные детали, когда тебя хочет сожрать плод страстной любви паука и паукофила.

Тени приобрели другую форму. Они начали пузыриться, взрываться и разбрызгивать всюду разъедающий яд. Его капли попали и на кожу Никс, с шипением разъели её рваный плащ, добрались до кожи. От невыносимого жжения на глаза Никс навернулись слёзы. От тяжелого дыхания она не могла даже вскрикнуть.

Вот она! Прямо перед ней! Столь желанная и необходимая ей река!

Никс издала болезненный вопль восторга. У неё будто бы открылось второе дыхание. Она приказала себе ускориться, заставила ноющие от боли ноги шевелиться быстрее.

За волосы её схватила холодная как лёд единственная оставшаяся у Тома рука. Никс остановилась не сразу, из-за этой хватки ей вырвало клок волос.

— Куда бежишь? — протянул отвратительный голос, утративший всю человечность, больше похожий на предсмертный хрип. — Отдай кулон…

Две его лапы вонзились в ноги Никс, пронзив насквозь обувь, ступни, пригвоздив её к асфальту, две лапы сжали руки и дёрнули их с такой силой, что у Никс что-то громко щёлкнуло в плечевом суставе. Боль выдавила из неё новый вопль, смешанный с ужасом. Но страшнее всего ей стало, когда рука мертвеца сжала её рогатую маску. На мгновение, всего лишь на мгновение, она почувствовала, что все силы оставили её, что тело сковал в своих объятиях болезненный паралич, что она не может даже вздохнуть. И этого мгновения оказалось достаточно.

Алые молнии пронзили чёрное небо десятками острых копий. Ветер гнул деревья, сдвигал стоявшие на парковке автомобили, бил стёкла домов. Молнии врезались в асфальт и подняли в воздух острые комья, били в тело Никс, в Тома. Его лапы, оставившие в теле Никс раны, сгорели. Освобождённая девушка свалилась на асфальт, взвыв от боли в насквозь пробитых, сломанных костях.

В воздух поднялся запах горелых волос и жареного мяса, но от боли Никс этого не замечала. Лишь спустя какое-то время, сделав над собой титанической усилие, она подползла к почерневшему, обугленному телу Тома. Несмотря на ту силу с какой ударили молнии, он всё ещё был жив. Маска и паучий облик исчезли, на теле без левой руки появились и школьная одежда, и широкий рот, и кулон в форме паука.

— П… помоги, — с его губ сорвался слабый, похожий на шелест листьев, шёпот.

— Я помогу тебе, если добью, — Никс рыдала от боли, глядя на беспомощного человека, заставившего её столько перенести за одно неспокойное утро. — Как отозвать твои блядские силы?!

— Хе… хе…

В ярости Никс дотянулась до шеи Тома и с силой сорвала с него кулон. Тончайшая нить с лёгкостью оборвалась. Из кулона вылетели яркие пучки света и устремились ввысь, подобно звёздам.

Том перестал двигаться и издавать какие-либо звуки, казалось даже, что перестал дышать. Никс больше не чувствовала боли. Раны на её ногах и в плечах задымились и зажили, точно и не было их вовсе. Она поднялась и сорвала с лица маску, приняв свой обычный облик.

— Ланселот! — слабо позвала она, оглядевшись по сторонам. Её крик подхватил ветер и похоронил в своём свисте. Золотистый туман исчез, как только молнии ударили в землю. Этот надоедливый кот появился в её жизни меньше суток назад, успел испугать до полусмерти и разозлить, и всё же будет очень скверно, если Никс своими неконтролируемыми силами задела его. Она утёрла проступивший на лбу пот. Ветер исчез, раскаты грома смолкли, сквозь тьму облаков пробился слабенький солнечный луч. — Лансел…

— Мяу, — он важно прошагал навстречу, осторожно ступая мягкими лавками по развороченному асфальту. — Последний твой удар я не смог замаскировать туманом, — он виновато прижал уши к голове. — Извини.

— Ничего, — голос Никс всё ещё дрожал от недавней боли, но был полон облегчения и благодарности. Протянув руку, она подняла тощего рыжего кота. — Ты молодец.

Ноги не гнулись. После долгого бега Никс казалось, будто бы ей вместо костей вставили накалённый стальные трубы, вызывающие ноющую боль с каждым шагом. Неспешно, едва не падая от усталости, она плелась обратно. Шаг за шагом. К автобусу, к раненным, к Линн. Мимо заглохших автомобилей, мимо выбоин в асфальте, мимо мелких осколков стекла. Она слышала крики, плач, вой сирен, но не реагировала на них. Рассудок Никс сосредоточился на одной проблеме: сколько погибших? И, что более важно, скольких убила она сама?

Линн она увидела первой среди разрухи и хаоса. Она стояла, прижав сияющие голубым светом пальцы к виску. Она уже была не в своих магических одеждах и не в маске. Стёкла её очков рябили. Подойдя поближе, Никс разглядела на них бегущий снизу вверх текст.

— Все живы, но очень много пострадавших. Все твои действия были опрометчивы, — спокойно проговорила Линн, когда Никс доковыляла до неё. — Ты надела маску при свидетелях. Ты вообще думала о последствиях?

— Этот уёбок грохнул водителя, — бессильно произнесла Никс, чувствуя себя слишком слабой и уставшей даже для спора. — И явно убил бы остальных. Я не могла сидеть, сложа руки.

— Никс, — она сняла очки и потёрла пальцами уголки утомлённых глаз. — Наша сила важнее жизней людей из твоего мира…

— Вот какая у тебя философия? — Никс от злобы стиснула зубы, приказав себе сдерживаться. — Я могла помочь. Я сделала это.

— Мяу, — Ланселот провёл языком по лапе. — Между прочим, из-за меня люди разговаривали с пустотой. Думаю, моё облако вызывает галлюцинации.

Линн раскрыла глаза, удивлённо глядя на животное, которое здраво оценивало ситуацию и неосознанно использовало силу куда более умело, нежели она сама и её сестра из другой жизни.

— Г… говорящий?..

— О, — со злобой ответила Никс. — Так не я одна его слышу. Слышь, Ланселот, теперь у тебя есть два собеседника.

— Как ужасно, — в голосе Линн звучало искреннее сострадание. — Никс, это ты дала ему такое имя?

— А? Не… со мной он стал бы… Рыжиком или Говнюком.

— У тебя совершенно нет фантазии, — прокомментировал Ланселот.

Никс и Ланселот встретились взглядами, которые были до того полны раздражения, что из них можно было высечь искру. Линн низко опустила голову, водя носком сапога по асфальту.

— Никс, ты и я — воплощения богинь. Мы были наказаны за гибель младшей сестры, и потому переродились в слабых человеческих телах, — она закрыла глаза. — Но такая участь выпала не нам одним. В первом мире, Авише, было своё общество, которое поклонялось нам, верно служило, прославляло. Авиш населяли не только люди… богини создавали новые формы жизни, понимая, что человеческий век короток, и им необходимы вечные спутники, которые не позволят им сойти с ума. Идеальные создания. Они были несовершенны. У них не было сердца, не было таланта, не было воли, но они хранили воспоминания и были верными слугами как людей, так и богов. Подобных тварей, но ещё более обделённых, создаёт Зверь, да и сам Зверь — подобная тварь…

— Этот приятель говорил, что он от пришёл от горячего парня.

— Я не договорила, — Линн вздохнула. — Если бы Зверь не сжёг идеальных созданий, то они замерли бы и покрылись мрамором. Такой у них аналог трупного окоченения. И, видимо, в них была какая-то малая часть души. Они наказаны, неупокоены, и теперь вынуждены коротать дни в шкуре животных. И смесь животных инстинктов с бесконечными знаниями и божественной силой сводят их с ума. В моём мире таких отлавливают и погружают в глубокую заморозку. Они не живы, но и не могут переродиться, потому что ещё не умерли.

Ланселот воинственно зашипел. Линн, приняв это за высшего рода грубость, вздрогнула и выпрямилась, вся будто бы сжавшись.

— Если твоя теория верна, — начала Никс. — То какого хера Зверь — не статуя в музее и не милый котик?

— Не знаю, — Линн тяжело вздохнула. — Эта теория больше покрыта загадками, чем чёрные дыры. Чтобы было яснее, я выражусь афоризмом твоего мира: Ланселот — это бомба замедленного действия. Никс, у тебя на руках не кот, а обыкновенный оборотень. Вопрос времени лишь в том, когда его прежний почти божественный разум восстановится, напомнит ему о пережитых ужасах и погрузит в сумасшествие. С его способностями это чревато последствиями…

— Мне силу дал Зверь, — выпалил Ланселот, внезапно для себя вновь солгав. — И имя!

— Зверь? — удивилась Линн. — Но… как такое возможно?

Никс подняла взгляд на небо. Мрак рассеялся, небо окутало город серым одеялом. В воздухе чувствовалась слабая, но холодная морось. Линн прижала к виску сияющие пальцы. Откуда-то издалека приближались сирены карет скорой помощи, пожарных. Глядя на творящийся вокруг хаос, Никс подумала, что мама не слишком расстроится, если она разок забьёт на школу.

— Никс, — Линн подняла на неё уставшие глаза. — У тебя с собой мобильник?

— А что? Хочешь к Зверёнышу?

— Нет, — она зарылась пальцами в волосы. Казалось, будто она чем-то страшно обеспокоена. — В этот раз нужно нажать на облако.

— Да что с тобой? Что-то случилось?

Руки Линн затряслись, карие глаза округлились от ужаса.

— Тебя вызывает Инквизиция.

Никс никто не спрашивал, хочет ли она предстать перед Инквизицией или нет. Линн требовала нажать на облако, говоря, что если она этого не сделает, будет только хуже. Мир вокруг неё рассыпался на сотни и тысячи разноцветных пикселей. Холод Сиэтла сменился приятным и долгожданным теплом жилого помещения, и если бы кожу Никс не обожгло тёплым воздухом, она бы так и не поняла, насколько сильно замёрзла. Линн стояла чуть поодаль, склонив голову. Никс не видела в её руках мобильника, видимо, она перемещается в этот мир, используя другие пути. Ланселот когтями прицепился в плечо Никс, испуганно оглядываясь по сторонам. Его длинные усы щекотали кожу.

— Прости, Никс, — голос Линн звучал тихо и как-то испуганно. — Я… так многого не рассказала о существующих правилах.

Первое, на что обратила внимание Никс — стены. Белоснежные величественные стены, уходящие ввысь, крепкие, тяжёлые, непреступные. Из-за простых арочных окон в помещении было много света, который, казалось, лился отовсюду и потому предметы отбрасывали по три тени. Никс только потом сообразила, что создаёт такой эффект. В этом мире было три солнца.

Со стен свисало тёмно-фиолетовое знамя с вышитым на нём серебряным изображением геральдической лилии. Там, где не было знамён, мерцали тончайшие экраны, на которых было написано что-то на незнакомом Никс языке.

— Мой мир называется Сирисо, — нервничая, Линн по-детски прикусила ноготь указательного пальца. — Ни за что не выходи из здания. Способности дарят тебе сильную регенерацию, но… в условиях Сирисо её может быть недостаточно.

Ланселот что-то невнятно прошипел.

— Идём, — Линн вздохнула. — Не используй силу. Нам не одолеть даже одного инквизитора.

Никс не стала спорить. Слишком устала для этого. Линн вела её по бесконечным белоснежным пустым коридорам, стук её каблуков чем-то отдалённо напоминал тиканье готовой вот-вот взорваться бомбы. Никс начинала нервничать. С одной стороны она понимала, что в таком цивилизованном здании, в таком развитом мире, где вовсю используются голограммы, невозможны средневековые зверства, а с другой… они же не просто так назвались Инквизицией.

Тяжёлая дверь сама открылась перед Линн, Никс и Ланселотом, отъехав в сторону. За ней находился просторный, практически пустой кабинет с тяжёлым деревянным столом, мягкими стульями, голографическими экранами. Окно занимало в кабинете целую стену и за ним были видны только бескрайние облака. У окна стоял человек, по-военному прямой, в длинном тёмно-фиолетовом плаще.

— Ваше превосходительство, — печально, как-то невыносимо грустно произнесла Линн. — Мы прибыли.

Человек обернулся. Со спины он казался Никс намного старше, но теперь же создалось ощущение, что он — её ровесник. Очень молодой, даже слишком молодой для того величественного мундира, в который был облачён. У него тонкие черты лица, красноречиво говорящие о благородном происхождении, высокие скулы, тонкие губы. Тёмные прямые волосы закрывают уши, высокий лоб и почти незаметные на его бледном лице очки без оправы. На его шее сиял серебром кулон в форме геральдической лилии. Никс смотрела на парня и испытывала двоякие чувства. Этот человек, этот инквизитор, не вызывал страха, скорее он создавал ощущение надёжности и силы, казался очень могущественным и твёрдо стоящим на ногах. Он был, несмотря на юный возраст, гораздо мужественнее и красивее многих зрелых мужчин, которых могла припомнить Никс, и в то же время… неужели он стеснялся того, что ему приходится носить очки?

— Мои слова не передадут того, — начал он, вежливо поклонившись, — насколько мне жаль, что ваше знакомство с Сирисо началось с Инквизиции. Наш мир, по сравнению с Землёй, более совершенен, так что, полагаю, вы бы нашли здесь столько необычного... Но присаживайтесь.

Стулья сами собой отъехали, стоило Линн и Никс подойти к ним, сами собой задвинулись. Парень сел во главе стола.

— Моё имя Колсон Дирк, — он мягко улыбнулся. — Но по традиции главу Инквизиции принято называть «ваше превосходительство». Вы чтите традиции, леди Макграт?

— Я, — просипела Никс. — Чту…

— Хорошо, — Колсон улыбнулся. — Ваш голос звучит нездорово. Я велю подать чай.

— Н-н-но! — заметно занервничала Линн. — Ваше превосходительство, у Никс ведь совершенно другой иммунитет! Наш чай может отравить её!

— Ну что вы, леди Джулс, — он смущённо поправил очки. — Сила поможет ей пережить эту маленькую неприятность так же, как и моим людям помогает переварить пищу с Земли.

— И… в её мире роботы только начали своё развитие. Увиденное может её шокировать!

— О? Как интересно.

Никс опустила Ланселота себе на колени и нервно гладила его по шерсти, чесала за ухом, пытаясь справиться с нервами. Уверенность Колсона, его ощущение силы были давящими, но в то же время не вызывали паники в полном смысле слова. Ланселот начал дремать после напряжённого боя, Никс так же почувствовала, как на неё накатывает сонливость.

Когда же вошёл робот, сонливость Никс пропала. Это был механический человек, с человеческим лицом, человеческим туловищем, человеческой кожей, человеческими волосами. Женщина. Никс сразу стало слишком неуютно находиться в одном помещении рядом с ней. Она была слишком идеальна, слишком прямо держала осанку, слишком грациозно двигалась, слишком прекрасно выглядела. На её лице не было эмоций, из-за чего она казалась красивой восковой куклой. Но самым примечательным было не это. Грудь женщины прикрывала одежда, но уродливый шрам и части вздутого металла всё равно проглядывали из-под одежды.

— Это сделал Зверь, — спокойно произнёс Колсон, заметив, куда направлен взгляд Никс. — К андроидам этой серии он испытывает особую симпатию. Их он оставляет в живых, всех остальных обращает в пепел.

— Вы отправляете к нему роботов? — Никс удивлённо вскинула брови. — Они хоть пылающих псин могут одолеть?

— Примитивные животные не чувствуют в механическом теле запаха и не воспринимают роботов, как пищу, — продолжал Колсон. — Поэтому и не реагируют.

— А что насчёт Зверя? — не унималась Никс. — Роботы что-то могут противопоставить ему?

— Машины против Бога? А у землян есть чувство юмора, — Колсон улыбнулся, когда женщина-робот поставила перед ними чашки чая на блюдцах с двигающимся изображением птицы. — У нас нет твёрдой уверенности, что Зверю можно причинить хоть какой-либо вред. Тысячи могущественных инквизиторов не справились с этим существом, и потому мы уже более пятидесяти лет изучаем его. Кстати говоря, Зверь с большим интересом даёт нам материал для исследований. Как вы думаете, это его способ общаться?

Даже Линн почувствовала себя неуютно. Она взяла в озябшие руки чашку из элегантного тончайшего фарфора и сделала глоток чая. На самом деле чаем напиток можно было назвать с большой натяжкой — в горячую воду опускали добавку, которая взаимодействовала с вкусовыми рецепторами пьющего и создавала для него идеальный вкус и аромат. Никс устало подпёрла голову рукой.

— Я думаю, что вы не сказали, зачем я здесь.

— Разве? — искренне удивился Колсон. — Простите. Я такой рассеянный. Конечно. Во-первых, Инквизицию очень интересуют ваши способности. Леди Джулс передала мне, что под вашим контролем погода.

— Ну, типа того.

— Что насчёт того дня, когда вы обрели силы? Вы что-нибудь помните?

— Ну… — Никс пожала плечами, чувствуя какое-то отупляющее спокойствие. — Под машину попала. Помню визг тормозов и боль. Помню, что подумала, что мама меня убьёт за разорванные джинсы. А потом очнулась в школе.

— Опять амнезия. В последнее время все инициированные не могут вспомнить самого важного — кем были тысячелетия назад и как правильно контролировать силы, — кивнул Колсон. — Леди Джулс, вы вели наблюдение?

— Да, ваше превосходительство, — она едва заметно улыбнулась. — Никс была в такой ярости. Мне пришлось связать её и подержать у себя дома, потому как она слишком энергично двигалась со сломанными костями и большой кровопотерей. Я боялась, что она повредит себе, — Линн перевела взгляд на Никс. — Ты говорила о множестве странных вещей. Звала идеальных созданий, клялась отомстить за Драриру, метала молнии… а потом твоя ярость так быстро превратилась в скорбь. Ты плакала о погибших, о тех, кого называла семьёй, о любимом человеке. Не думала, что яростная Соммерос была способна на такую сильную любовь. Я всё записала, но этого вряд ли будет достаточно.

Никс сделала глоток чая и ощутила сладкий вкус персика. Задумавшись над словами Линн, она прикусила нижнюю губу.

— Прискорбно, что леди Макграт ничего не помнит, — вздохнул Колсон. — Это внесло бы огромный вклад в историю…

— Сорян, — равнодушно ответила Никс. — Если бы я знала, что стану богом, то пила бы витаминки для улучшения памяти.

Колсон и Линн удивлённо переглянулись.

— Что такое «витаминки»? — испуганно задал риторический вопрос парень, прижав к виску сияющие голубым светом пальцы.

— Что значит «сорян»? — не менее испуганно спросила Линн, повторив его жест.

Никс смотрела на них, удивлённо вскинув брови.

— У вас что, Гугл в башку встроен? — она тоже прижала пальцы к виску, поддаваясь странному стадному инстинкту. — А можно мне так же?

— А? — издала звук Линн.

— Ну… знаешь ли… С такой технологией я не завалю ни одного теста, стану в школе суперумной, да ещё и поступлю в Гарвард и обставлю в нём всяких выпендрёжников.

— Гарвард! — Линн испуганно схватилась за голову. — Выпендрёжник! Гугл! На каком языке ты говоришь?!

Никс потёрла шею, видя, что ввела в замешательство двух умнейших людей, живущих в том мире, где роботы и голографические экраны стали предметами быта. Колсон закрыл глаза и поправил съехавшие очки.

— Вижу, между нами возникло небольшое недопонимание, — он сделал глоток чая. Для него напиток приобрёл вкус и аромат шоколада. — В тела жителей Сирисо встроены ДНК-роботы. Они позволяют нашему сознанию подключаться ко всемирной сети, откуда мы черпаем знания предыдущих поколений и неосознанно добавляем собственные наблюдения. Преимущество этих роботов по сравнению с нано-машинами в том, что иммунная система организма не реагирует на них, как на инородные тела, — он поднял взгляд к потолку. Видно было, что его сейчас тянуло поболтать. — Благодаря этому изобретению мы смогли отказаться от школ в привычном для землянина понимании этого слова. Мы не тратим жизнь на запоминание и усваивание информации, мы сразу применяем знания на практике.

— А можно мне щепотку этих машин? — хмыкнула Никс. — Я всё-таки хочу уделать одного надменного чмошника…

— «Чмошника», — Колсон коснулся пальцами виска.

— А, забейте, — Никс вновь устало потёрла шею. — Если это всё, то можно мне домой? Не так часто выпадает возможность прогулять школу.

Она откинулась на спинку стула и попыталась покачаться на нём, но не получилось — слишком тяжёлая мебель была в этом кабинете. Ланселот приоткрыл глаза. Он не спал, только слушал, что говорит инквизитор, стараясь изображать из себя обычного, уверенного в себе и полного привычного великолепия кота. Его необычную суть выдавали две вещи: человеческая речь и блестящая золотом корона, болтающаяся на ошейнике. Первое скрыть было просто, хотя и страшно хотелось задать пару вопросов главе Инквизиции, а вот второе сразу бросалось в глаза.

— Мы не закончили, — спокойным, даже несколько холодным тоном произнёс Колсон. — Своими способностями, леди Макграт, вы доставили своим согражданам немало проблем. Но, что более важно, оставили свидетелей…

— Ну, — Никс тяжело вздохнула. — Меня, вообще-то, убить хотели. Мне нужно было сидеть, сложа руки, и ждать, когда меня выпотрошат?

— Справедливо, — Колсон закрыл глаза. — Нападение на вас будет рассмотрено со всей строгостью закона. Тем не менее, это не отменяет того факта, что вы могли отправить нападавшего в Авиш и там разрешить возникший конфликт.

— Как? — Никс нахмурилась, глядя в пустоту перед собой. — Кругом визжат одноклассники, рядом валяется мертвец и огромная хуйня собирается убить всех, если «не выйдет чёртик». Вам просто мыслить разумно, сидя в кабинете, попивая чай и имея Гугл в башке.

Колсон и Линн в недоумении смотрели на Никс. Для их общества подобная агрессия была чем-то варварским и первобытным, оттого воспринималась как нечто ужасное. Колсон прокашлялся в кулак, чувствуя, как дикое поведение землянки душит его.

— Понимаю. С моей стороны было эгоистично предполагать, что вы мгновенно станете таким же мастером в обращении с силой, как высшие чины Инквизиции. И всё-таки я должен предпринять меры. Вы оставили свидетелей?

— Нет. Надеюсь, нет.

— Они мертвы?

— Меня и этого паука скрыло золотистым облаком, — Никс от злобы стиснула зубы. — Если моё превращение кто и видел, то он явно спишет это на галлюцинации и шок.

— Хорошо, — Колсон кивнул. — Как я понимаю, это облако было способностью идеального создания. Леди Джулс уже доложила мне о нём…

— И что с того? — огрызнулась Никс, начиная испытывать к этому приятному человеку враждебность. — Я не отдам его вам на заморозку. Он помог мне. Напал на ту теневую тварь первым!

— Идеальное создание — не домашний питомец, — твёрдо, очень строго и властно ответил парень. — Просто так оставить его у себя вы не сможете.

— Ещё как могу!

Колсон не выдержал. Он ударил кулаком по столу. Так громко и сильно, что Никс мгновенно проглотила все свои аргументы в его адрес. Чашки звякнули от удара, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Колсон больше не казался молодым и очень красивым юношей. Перед ней сидел мужчина. Хладнокровный, жестокий, с тяжёлой раной на сердце.

— Я уважаю вашу способность ценить каждую жизнь, — он продолжил, вновь поправив очки, будто бы извиняясь за своё недостойное поведение. — Однако, идеальные создания не имеют права существовать. Это пустые куклы, исполняющие чужую волю. Сейчас оно ещё может мыслить самостоятельно, пока в его теле есть капля живой крови. Сила искореняет в этих тварях жизнь. Более того, как вы могли заметить, сила искореняет жизнь и в обыкновенных людях.

Никс слишком хорошо помнила лицо Тома с уродливыми чёрными жвалами, с кожей, прилипшей к костям, с огромными паучьими лапами, желающего только убивать и жрать. Она промолчала, понимая, что человек, сидящий перед ней, прав в своих убеждениях.

— Сон в заморозке — дар милосердия идеальным созданиям, — холодно продолжал Колсон. — Они живы и свободны в рамках своего спящего сознания. Мы позволяем их разуму существовать в отдельной сети, расположенной на уровень ниже человеческой. Не думайте, что мы их мучаем и убиваем. Они вполне счастливы.

Ланселот поднял испуганные глаза на Никс. Она видела, как он боится, чувствовала, как всё его маленькое кошачье тело трясётся от невыносимого ужаса. Действительно, что лучше? Быть свободным и, в конце концов, сойти с ума или быть парализованным, скованным льдом, чувствовать бесконечный холод, но при этом оставаться в здравом уме, жить в сетевой клетке и не иметь возможности защититься или убежать? Он смиренно ждал её решения. Такой испуганный, такой беззащитный, такой жалкий, но при этом бросившийся с боем на в разы превосходящего противника, чтобы спасти «человеческих котят».

— Что если сила искоренит жизнь в вас, ваше превосходительство? — Никс скосила на него злой взгляд, вложив в последние слова яда столько же, сколько вложила бы в слово «детоубийца». — Что тогда? Ни закона, ни контроля?

— Исключено. Я достоин силы. Она перешла ко мне по наследству от отца.

— Пфф…

— Вы сомневаетесь во мне?

— Как же… — Никс стиснула зубы от злобы и бессилия. — Сила искореняет в человеке жизнь, да? А что если сила — паразит? Что если это — мозговой червь, который можно контролировать издалека? Том нападал меня и умолял о помощи. Как вы это назовёте?

— Раздвоением личности на почве непрекращающегося стресса.

Никс поднялась из-за стола, прижав Ланселота к груди.

— Так или иначе, я не отдам его вам на заморозку. Если бы не он с его способностью, у меня бы было только больше проблем.

— Леди Макграт, сядьте.

— Насиделась, спасиб, — рукой она сжала кулон на груди. — Мне, конечно, далеко до уровня всяких глав Инквизиции, но подпалить пару задниц напоследок могу.

— Я не собираюсь атаковать вас.

— Славно. Досвидули, — она вытащила из кармана джинсов мобильный. — Эй, Линн. Заскакивай в гости.

Последним, что увидела Никс в Сирисо, было удивлённое лицо Линн, явно не ожидавшей приглашения, и какая-то странная, задумчивая, даже тёплая улыбка Колсона. Он не собирался ни преследовать её, ни нападать, но было понятно, что эта встреча далеко не последняя в их жизни. Ланселот перестал дрожать в её руках, даже что-то невнятно мурлыкнул в знак благодарности. Тепло кабинета сменилось промозглой погодой Сиэтла, величественные стены превратились в пустынную улицу, на которой сгорели электрические провода, остановились автомобили, был выворочен асфальт.

— Забей, — вздохнула Никс, отвечая на невнятное мурлыканье кота. — Не могла я оставить тебя там. И знаешь что?.. Зверя всё-таки нужно остановить. Не годится, чтобы он посылал на Землю всяких котов, сумасшедших… сумасшедших котов…

— У тебя закончились эпитеты? — спрыгнув с её рук, Ланселот почтенно шёл рядом, глядя на Никс снизу вверх. — Как ты собралась его останавливать? Не слышала, что сказал инквизитор?

— Слышала, — Никс прошла в развороченный и уже пустой автобус, достала из него свой потрёпанный портфель, пребывая всё в том же отупляющем состоянии спокойствия. Ланселот запрыгнул в него и высунул голову. — Но он же сказал, что с ним боролись только Инквизиторы. Ни слова о богинях.

— Из-за них Зверь и появился. Они стоят у истоков всех бед.

— Замолчи, — спокойно и невыразительно ответила она. — Богини действовали поодиночке. Поэтому сперва вынесли ту, что под землёй, потом меня, потом Линн. Или что-то вроде того, — Никс достала из кармана толстовки пачку сигарет, подцепила одну губами, щёлкнула зажигалкой и глубоко затянулась. Её голос звучал медленно, тягуче, точно она засыпала на ходу. — Нужно найти болезную сестрёнку и работать вместе. Нужно найти союзников. Нужно кому-нибудь сбагрить кулон Тома…

— Тому парню, который с утра разозлил тебя.

— Только не этому мудаку, — устало простонала Никс.

— Не хочу никого обидеть, — голос Ланселота приобрёл игривые нотки. — Но если бы ты и он сражались в интеллекте, то ты проиграла бы ещё до начала боя.

Никс докурила сигарету в три затяжки и выбросила окурок в урну, ничего не ответив Ланселоту. Она и никогда не претендовала на то, чтобы называться умной. Ей было лень учиться, чтение ей было интересно только до смерти папы, а после каждая строка отдавалась болезненным воспоминанием о нём. Он так любил читать, любил поэзию, любил сам писать стихи. Мама, наверное, давно выкинула все его черновики.

— Не отдам я ему кулон Тома, — Никс тяжело вздохнула. — Как ни крути — не отдам.

— Ты же хочешь остановить Зверя. Почему бы в таком случае не собрать армию быстрее?

— Потому что, — Никс стиснула зубы, физически чувствуя боль в груди от подступающей к сердцу злобы. — Потому что этот мудозвон — часть моей семьи. Мама скоро выходит замуж за его отца. Я… не хочу втягивать в это никого из них. Не хочу видеть их в Авише в окружении этих чёртовых каменных собак. Не хочу, чтобы они вмешивались в мои планы со своей лицемерной заботой…

— О-о-о, — Ланселот деловито провёл шершавым языком по лапе. — Мозгов у тебя нет, но зато есть большое сердце.

— Ланс. Ебало завали.

— Понял.

* * *

В эту ночь Колсон Дирк не мог уснуть.

В Сирисо из-за трёх солнц ночи довольно светлые, небо приобретает сине-фиолетовый оттенок и из-за этого звёзды становятся едва видны только через очень мощный телескоп. Колсон вышел на застеклённый балкон. В северной широте Сирисо становилось всё холоднее. По прогнозам в ближайшие двадцать лет планету отшвырнет от трёх солнц настолько далеко, что на небе они будут казаться тройкой сияющих маленьких точек, а на поверхности Сирисо наступит ледяной ад. В этом не было ничего необычного. На протяжении всей своей истории планета двигалась хаотично, первобытные формы жизни развивались в глубоких и довольно тёплых недрах, питаясь с помощью твёрдых полезных ископаемых и развиваясь в горячих подземных водах. Пещеры здесь до того огромны, что в них формируются моря и собственный, довольно мягкий климат. Первобытные люди пытались выживать на поверхности, но удалось им это только тогда, когда они научились строить дома из камня, стекла, углерода… и особых способностей, естественно. Первобытная магия, вырвавшаяся из тел трёх погибших богинь, позволяла людям восстанавливаться, выживать и эволюционировать. Фактически, Сирисо живёт и процветает благодаря Зверю, однако никто не чтит его, никто не восхваляет, никто им не восхищается.

Колсон накинул на плечи грубый инквизиторский плащ, понимая, что сейчас заснуть он не в силах. Посмотрел на себя в зеркало. Подумать только, плащ отца, этого могущественного человека, теперь ему в пору, хотя чувствовал Колсон себя в нём так, будто он вновь маленький мальчик, пытающийся казаться взрослым. Геральдическая лилия сияла у него на груди. Символ силы, символ власти и уважения… символ гибели отца от руки любимого ребёнка.

Колсон печально закрыл глаза. Скорбь и обида всё ещё не оставили его. Его младший брат, Лео, всегда был объектом внимания отца, всегда был тем, о ком больше заботились, кого усерднее учили, кого опекали. Лео — приёмный. Мальчишка, который с раннего возраста осознал, что он никому не нужен, а отец всеми силами пытался это исправить. Он, мама и робот-няня дарили Лео столько любви каждый день, сколько Колсон не мог вымолить за всю жизнь. И всё же он горевал по отцу. Он не был достоин его титула, не был готов к настоящим сражениям в Авише, к контролю магического населения в Сирисо, к сохранению великой тайны на Земле. Слишком тяжела была ответственность, свалившаяся на его плечи, слишком сильно подкашивала его скорбь.

Он услышал шум в соседней комнате и приоткрыл глаза. Его дом пустует. Андроиды в спящем режиме и не выйдут из него, если в доме не появится посторонний. Колсон перевёл взгляд на свой серебряный револьвер, переживший многие поколения инквизиторов, сжал его рукоять и убрал за пояс. Нет смысла стрелять. Он знал, кто вернулся.

Из соседней комнаты доносился шум воды. Колсон не входил, пока из душевой не вышел парень, что-то насвистывая себе под нос. Полотенцем он вытирал свои отросшие чёрные волосы. Как обычно, по своей комнате он ходил абсолютно голым, босиком ступая по пыльному полу, оставляя на нём мокрые следы.

— Не думал, что ты настолько идиот, — начал вместо приветствия Колсон. В его голосе звенела сталь. — Тебе запрещено находиться здесь, Лео.

Лео хамовато хмыкнул. Убийство отца ничуть не исказило черт его лица, не сделало их звериными или дьявольскими. Даже взгляд не изменился, по-прежнему проницательный, насмешливый, хитрый. Его черты лица остры, точно выточены из камня, у него низкие брови, из-за чего глаза смотрят дико и недоверчиво, его губы часто растянуты в дерзкой ухмылке. Когда Лео улыбается, на впалых его щеках по-прежнему появляются ямочки. Кулон на его груди окутан тем же белым светом, которым с недавних пор светятся глаза Лео. Раньше они были янтарными. Колсон не знал, какой формы кулон у Лео. Наверное, единственный человек, которому довелось узнать эту тайну, давно уже был мёртв.

— Однако, я здесь, — Лео дерзко развёл руки в стороны. — И что мне сделает твоё превосходительство? Выстрелит?..

Колсон молниеносно выхватил револьвер и выстрелил, не дождавшись, когда Лео закончит злорадствовать. Выстрел оглушил его. Рука не дрогнула, как в первый раз. Колсон целился в голову, однако попал в нижнюю челюсть. Зубы мелкой крошкой вылетели и рассыпались по пыльному полу. Кусок плоти, врезавшись в стену, прилип к ней. Кровь хлынула из изуродованного лица. В комнате запахло порохом.

Вот теперь он был похож на самого себя. Половина лица с дерзкой, самодовольной ухмылкой, половина отвратительна, изуродована, ужасна. Лео дерзко щёлкнул сломанной челюстью, хитро щурясь на Колсона. Белоснежное сияние окутало его рану и вскоре лицо Лео стало прежним.

— Надо же, — поддел Лео. — Маленький Колсон не намочил штанишки, когда взял в руки папкину пушку.

— Заткнись.

— А что такое, Колсон? — хмыкнул он. — Неужели тебя не распирает гордость за себя? Выстрелил в безоружного, голого человека. Каков герой!

— Ты не человек, — в ярости ответил парень. — Ты ничтожество…

— Да? Чего ж ты тогда никак убить меня не можешь? Силёнок не хватает? Или недостоин их?

Колсон опустил дымящийся револьвер. У него не было ответа на этот вопрос, на эту жестокую издёвку от Лео. Сила во всей своей полноте открывается лишь тем, кто достоин её, тем, кто заслужил право обладать ею. Лео оказался достоин настолько, что вместе с отцом похоронил под землёй и пеплом тысячи людей, устроив самое сильное за всю историю Сирисо землетрясение. Колсон с трудом способен зарядить энергией пулю.

— Сила инквизиторов передаётся по наследству, — хмыкнул Лео, решив, наконец-то, одеться в простые чёрные брюки, длинную чёрную кофту и куртку с капюшоном. — Не переживай, Колсон. Были и до тебя бездари, будут и среди твоих выкидышей.

— Как, Лео? — со скорбью в голосе спросил Колсон. — Откуда в тебе столько ненависти?..

Лео перевёл на него взгляд и на мгновение его глаза вновь приобрели янтарный цвет. Лишь на секунду Колсон вновь увидел того брошенного целым миром ребёнка, который без конца ломал робо-нянек, дрался с другими детьми, плюнул на инквизиторский плащ отца при первой встрече, а после стал до того очаровательным, что устыдил всех, кто предвзято к нему относился. Магический свет вновь вернулся в этот взгляд, лишив его человечности.

— Откуда? ОТКУДА?! — в ярости Лео ударил кулаком по столу, взметнув с него облако пыли, но, будто бы вспомнив что-то, мгновенно остыл. Выдохнул, глядя перед собой. Его нижняя губа натянулась, будто бы он пытался справиться с нестерпимой болью. — Колс, что ты вспомнил, когда к тебе перешла сила?

Колсон опустил взгляд.

— То, как первый инквизитор служил Керарет. Он был автором десятков научных трактатов и писал их под диктовку самой богини. Он был первым человеком, который побывал на малой луне Авиша. Силы Керарет было достаточно, чтобы позволить ему жить в космосе примерно две недели…

— А я помню огонь, — он нахмурился. — Помню, как в нём сгорела та, которую я любил всю свою жизнь… все свои жизни и по-прежнему люблю! Помню, как вспыхнули её волосы, как лопнули глаза, как почернела кожа, — он сжал руками голову, будто бы эти мысли были способны разорвать его череп. — Она была моей жизнью и… старик так просто дал мне это вспомнить!

— Думаешь, ты один такой особенный? Тот единственный, кто трагически погиб в Авише и потерял близких?

— Нет, — просто и спокойно ответил Лео. — Но лучше бы я никогда не появлялся в её жизни…

Он потёр рукой раненную челюсть и едва заметно хмыкнул, будто бы прогоняя от себя человечность, как докучливую муху.

— И всё же ты ничтожество, Колсон. После одного выстрела отца мне пришлось восстанавливаться месяц, хотя я был в маске.

Кровь заледенела в жилах Колсона. Лео подошёл ближе, опустив руки в карманы брюк, сутулясь. Остановившись рядом с Колсоном, он произнёс то, что заставило его вздрогнуть:

— Даже при смерти он не вспомнил о тебе.

Колсон крепко сжал в руке револьвер, всем телом ощущая его невыносимую тяжесть, чувствуя, как холодный металл обжигает его ладонь. Он так хотел выстрелить. Так хотел оставить на теле Лео ещё пять сквозных ран, пока злость и обида не оставят его. Но чувствовал, что совершенно бессилен перед этим человеком. Что с того, если он выстрелит? Клятва будет нарушена. Сила Лео велика, он восстановится в считанные секунды, а Колсон лишь зря потратит пули.

— Как тебе, кстати, воплощение Соммерос? — произнёс громче Лео, подойдя к синтезатору пищи на кухне. Пикнули кнопки, после чего массивные створки синтезатора открылись, и Лео вытащил из него блюдо, полное ароматного, сочного жареного мяса с тремя видами соусов: острым, сладким и кислым. — Впечатляет, правда? Я наблюдал за ней с помощью ДНК-роботов Линн.

— Ты мог хотя бы её не впутывать в свои дела?

— И всё-таки? — он ел мясо с таким аппетитом, будто бы не видел еды как минимум дня три. — Как тебе? Она кажется гораздо более достойной силы, чем ты.

Колсон тяжело выдохнул.

— Перестань говорить с набитым ртом.

Сидя за столом, Лео ел, практически не жуя.

— Я думаю завербовать её, — тяжело вздохнул Колсон. — В рядах Инквизиции осталось слишком мало действительно талантливых людей, с помощью которых можно было бы в очередной раз убить тебя, Лео.

Весь остаток дня Никс провела в своей новой комнате за ноутбуком. После встречи с инквизитором, она всерьёз обеспокоилась тем, видел ли её кто-нибудь из знакомых или из незнакомцев. Её одноклассники волновались друг за друга, обсуждали в общей беседе произошедшее, кто-то, как выяснилось, получил травмы, кто-то отравился ядом и писал из больницы, но в целом, похоже, все были живы. Журналисты списали произошедшее на разыгравшийся смерч. Как удобно. Если не можешь объяснить что-либо, спиши это на стихийное бедствие, интернет или видеоигры.

Главное, что её никто не видел. Золотой туман был настолько плотен, что люди блуждали в нём и ничего не видели за границами непрозрачной сферы. Никс хмыкнула, переведя взгляд на свернувшегося клубочком на её кровати Ланселота. Если бы не этот маленький приятель, она бы точно по полной огребла от очкастого зануды, загорающего под тремя солнцами.

Мама уже несколько раз звонила ей. Один раз позвонил Ральф, спросить, не попала ли она под смерч. Никс язвительно ответила, что, если бы она попала под него, то на звонок пришлось бы потратиться, ведь отвечала бы она где-то в небесах над Россией. И один раз позвонил Джулиан.

— Отец расстроится, если расстроится Джанет, — хриплым, слабым голосом проговорил он. — А Джанет расстроится, если в мире станет меньше на одну пустоголовую. Поэтому спрошу прямо: ты жива?

— Нет, — хмуро ответила Никс. — С призраком болтаешь, долбоёбище.

— Иди домой, пока на Сиэтл не обрушилось ещё и цунами.

Он сбросил вызов первым. Никс, стиснув зубы, какое-то время слушала короткие гудки, чувствуя странную смесь обиды и злобы. Ей не нужна его забота. Ничья не нужна. Но если уж взялся заботиться, сделай так, чтобы твоя забота не выглядела как снисхождение.

Сидя дома, Никс с каким-то странным, болезненным спокойствием узнала, что в школе объявили карантин. Учеников разболелось слишком много, часть приходила в себя в больницах после странного инцидента. К тому же после действия сил Никс электричества в домах не было и приходилось использовать генераторы.

Нужно хоть чем-то себя занять. Пока Никс не делала ничего, на неё накатывала странная, удушающая волна спокойствия, возвращались образы минувшего дня, вновь захлёстывали мысли о свалившейся на её плечи ответственности. Никс перевела взгляд на чемоданы. Нужно их разобрать. Конечно, это выглядит как очередное предательство папы, но в то же время Никс прекрасно осознавала, что родной Орегон не вернётся, если она не разберёт пару сумок. Сперва она вытащила одну кофту, потом вторую, третью. Скрепя сердце, Никс заполнила вешалки и полки, убрала чемоданы под кровать, на случай если захочет отсюда сбежать. Это не заполнило пустоты её сердца, зато заполнило пустоту помещения.

Из соседней комнаты она услышала надсадный кашель Джулиана. Её сердце болезненно кольнуло от жалости. Пускай, этот парень только и делал, что бесил её, но его кашель был настолько ужасным, что Никс сама ощутила боль в горле и лёгких. Она тихо подошла к двери его комнаты, прислонилась к ней спиной, легонько постучалась костяшками пальцев.

— Эй, — позвала она. — Лекарств купить?

— Нет, — коротко, но зато без язвительности ответил он.

— Тебе же плохо, — закатив глаза, проговорила Никс. — Ральф расстроится, потом моя маман… ну ты понял.

Она слышала, как он усмехнулся.

— Так что? Обеспечить твоё тело антибиотиками?

— А… уколы ставить умеешь?..

Никс отвела взгляд, вновь почувствовав себя бесполезной. Она не умела многих вещей, например, готовить, сидеть с детьми, водить автомобиль, общаться, даже поливать цветы удавалось не всегда хорошо. Что говорить об уколах? Никто не учил её их делать, да и сама она никогда не хотела учиться.

— Умею, — непонятно зачем солгала она.

— Тогда входи.

Никс повернула ручку и вошла внутрь. Комната Джулиана была на редкость аккуратной. Одну из стен у него занимали длинные полки, уставленные книгами, фигурками и мелкими памятными предметами. На компьютерном столе у окна стоял выключенный ноутбук. На дверце шкафа висела чисто выглаженная, донельзя аккуратная одежда. Джулиан сидел на широкой кровати, дрожащей рукой наполняя лекарством шприц.

Только сейчас Никс задалась самым главным вопросом:

— А куда тебе колоть?..

Она покраснела до корней волос, внезапно для себя осознав, что он перед ней разденется. Неважно, что он её бесил, неважно, как сильно она его ненавидела, он всё-таки был парнем! Парнем, чью голую задницу она морально не готова лицезреть!

— Я не разденусь при тебе! — раздражённо повысил голос Джулиан и зашёлся новым приступом кашля.

— С… тесняешься? — нервно выдавила из себя Никс.

— Не хочу обвинений в домогательстве, — он протянул ей шприц. — И инцесте.

— Мы же… не родственники, — лицо Никс пылало, но язык предательски продолжал расспрос.

— Скоро станем. Юридически, — он тяжело вздохнул. — Почему ты продолжаешь развивать эту тему? Сделай укол и вали из моей комнаты.

— Ну… — она отвела взгляд в сторону. — Такое же возможно, что сводные брат и сестра… начинают встречаться?

— Возможно. Но не в нашем случае, — он потёр разболевшийся нос. — Коли под лопатку. Желательно, чтобы без боли.

Он поднял на себе тёплую кофту, и Никс, увидев обнажённую мужскую спину, почувствовала, как горит от стыда и волнения её лицо. Джулиан был худощавым, однако его тело уже вполне сформировалось, было подтянутым и даже… изящным. Держа шприц в руках, Никс зажмурилась и помотала головой, отмахиваясь от нити неправильных рассуждений. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что любуется им.

— Но… если всё же это происходит, — трясущими руками она смочила ватку в его одеколоне, неуклюже коснулась ею места будущего укола. Джулиан вздрогнул, Никс вздрогнула сильнее. — Что тогда? Их отношения могут развиваться?

— Если один из родителей не признал чужого ребёнка приёмным, — проворчал Джулиан. — В таком случае они могут даже вступить в брак.

Он почувствовал боль укола и стиснул зубы, но не позволил себе не выругаться на Никс, ни охнуть. Ничего эта пустоголовая не умеет. Джулиан чувствовал, как в панике она пытается нажать на не двигающийся поршень и ничего у неё не получается. Никс вытащила иглу из его тела, чтобы попытаться ещё раз, и внезапно шприц выпал из её онемевших пальцев. Никс смотрела, как полный полупрозрачный цилиндр катится в угол комнаты и чувствовала, как глаза жжёт от слёз. Из-за такой позорной неудачи пелена спокойного шока, в которую был заботливо укутан её разум, истлела, истончилась, исчезла.

А ведь у того дедушки-водителя тоже, наверняка, есть внук, которому нужно вкалывать лекарства. Он был таким стареньким. Вдруг его дома ждёт такая же старая, добродушная жёнушка, которую он в детстве угощал мороженым, и которая ждала с замиранием сердца от него вестей из Вьетнама? Он работал с такими шумными, такими неблагодарными детьми, и последнее обращение, что было адресовано ему, оказалось полно искренней злобы.

Белое, искажённое ужасом лицо. Безвольное тело, податливое, словно сделанное из соломы. Кровавые провалы вместо глаз.

По лицу Никс скатились две тяжёлые, прозрачные капли.

А Том? Она его даже не знала! Чем она вызвала в нём такую ненависть?! За что он ломал её кости, пронзал плоть, пытался сожрать?.. Это Зверь его отправил? Но в чём смысл?! Если у Никс и были какие-то воспоминания от Соммерос, то сейчас они исчезли. Сила? Так пусть забирает, но только не таким насильственным путём! В конце концов, она не была ни суровым воином, ни закалённой в боях богиней. Обыкновенная маленькая девочка, которой в данный момент так нужен папа...

— Э… эй… ты чего?

Никс отвела взгляд в сторону. Джулиан, несмотря на всю свою злобу, несмотря на неприязнь к этой девушке и её матери, вдруг почувствовал себя виноватым в её слезах. Она тихо всхлипывала, сжав ладонью нижнюю часть лица, не способная остановить стерику. Джулиан мягко опустил на её плечо тёплую ладонь, заставив Никс вздрогнуть.

— М… — едва слышно произнесла она. — М… можно я останусь? — она тяжело дышала и казалось, что вот-вот задохнётся от сотрясавших её тело спазмов рыданий. — Я… сойду с ума… если вернусь в… к… комнату.

— Оставайся.

Он не знал, что за тайна так гложет душу Никс настолько, что эта нелюдимая, дикая девушка начинает просто так плакать в присутствии своего врага. Случилось что-то серьёзное, заключил Джулиан. Что-то куда важнее предстоящей свадьбы родителей, переезда, их вражды. В какой-то момент ему просто стало по-человечески её жаль. Его мать пропала без вести, но он хотя бы может надеяться, что она спустя семь лет отсутствия остаётся жива. А отца Никс уже давно обглодали черви. Её родной дом продан. Её друзья остались где-то позади.

Она прикусила костяшку указательного пальца, пытаясь через боль остановить слёзы. Не вышло. Они лились, точно хлынувшая из открытой раны кровь. Никс закрыла лицо руками, боясь, что в какой-то момент страх и отчаяние так захлестнут её, что она не выдержит и закричит. Но нет. Этого не произошло. Слёзы высохли. Пульс замедлился. Тяжело выдохнув, она подняла заплаканный взгляд на комнату Джулиана. Как же она ему завидовала. Нет способностей, нет смертельной опасности, нет боли. Нужно только заботиться о репутации, сидеть над книжками и спокойно поступать в Гарвард. А что в её комнате? Пустота и говорящий кот. Здесь же хотя бы чувствуется какое-то подобие стабильности.

— Не говори предкам, — Никс тяжело выдохнула, растирая заледеневшие пальцы. — Нечего им знать о моих проблемах.

— Как скажешь, — Джулиан убрал руку с её плеча. Он не смотрел на её лицо — не мог переносить, когда кто-то рядом с ним плакал. — Мне-то расскажешь что у тебя случилось?

— Нет.

— Ожидаемо.

— Я не говорю не потому что ты меня бесишь, — честно призналась она. — А потому что не могу. Думаю, ты должен понять... Сам ведь та ещё тёмная лошадка.

Он хмыкнул и вновь сотрясся от приступа кашля.

— Ты что, заигрываешь со мной?

— Вот ещё…

— Ну, зато хотя бы не ревёшь, — он устало улыбнулся. — Не знаю, что стряслось у тебя, пустая голова, знаю, что ты обязана со всем справиться.

— С какой стати?..

— Просто так. Всем назло, в том числе и мне, — он протянул ей кулак. — Не волнуйся, из-за твоего укола я не стал ненавидеть тебя больше или меньше.

Никс опустила взгляд и слабо стукнула по его кулаку костяшками пальцев.

— Ладно, мудила, я справлюсь назло тебе, — она вздохнула и поднялась. — И пасиб, что не выгнал.

— Да подавись.

Никс вышла из его комнаты, напоследок показав Джулиану средний палец. Он ответил ей взаимностью, слабо подняв руку.

Когда Никс вернулась в комнату, ничего ужасного или сверхъестественного не произошло. За окном накрапывал дождик, Ланселот крепко спал, зарывшись под одеяло, персиковые стены озарял слабый свет ноутбука. Никс стало совсем немного легче. Исчезло то чувство страха, давившее на желудок комом непереваренной пищи. Девушке даже начало казаться, что уснёт она сегодня легко, и во сне её не будут преследовать кошмары. Может быть, она даже будет думать о Джулиане. Или о Колсоне. Или о Ланселоте. Молодой девушке нужно о ком-то думать, иначе она перестанет быть и молодой, и девушкой и превратится в злое на весь мир существо, сердце которого никогда не растает для другого человека.

Телефон Никс зазвонил. Неизвестный номер. Ответив на звонок, она услышала донельзя злой, раздражённый, полный злобы голос Айрис Меллоун.

— Ты сейчас дома? — спрашивала девушка. — Говорить можешь?

— Ну… да, — Никс потёрла затылок. — А что?

— Во-первых, я знаю, кто ты на самом деле, — прямо, не лукавя, проговорила Айрис. — А, во-вторых, ты расскажешь мне, как снять этот чёртов кулон! Сейчас же!

Несмотря на заявления Никс, что снять кулон невозможно, Айрис настояла на том, чтобы она приехала. За всё время разговора с Никс, а говорили они достаточно долго, Айрис ни разу не попросила о помощи, ни разу не поинтересовалась, а не отвлекает ли она Никс, лишь требовала, приказывала, угрожала. Странным образом её метод общения действовал на Никс. Непривыкшая подчиняться, она практически сразу накинула тёплую куртку, опустила в рюкзак полусонного Ланселота и отправилась быстрым шагом к адресу, названному Айрис.

Чем дальше шла Никс, тем дороже, ухоженнее и больше становились дома. Некоторые были огорожены высоким забором, у некоторых гараж и подъездная часть занимали большую часть участка. Никс было неуютно здесь. Безлюдно, холодно. Ещё и опускались ранние осенние сумерки, из-за чего на душе стало совсем скверно. Ланселот старался молчать, однако время от времени он что-то испуганно восклицал, увидев в небе самолёт, птицу или обыкновенный воздушный шарик.

Дом Айрис был выполнен в изысканном викторианском стиле, что выделяло его среди обычных панельных домов. Белые стены, просторные балконы, витиеватые узоры на плинтусах, чердак, на котором наверняка хранится всякий, копящийся в подобных домах хлам. Участок украшен увядающими цветами, газон и кусты аккуратно пострижены, в большом гараже явно стоит не один автомобиль. Никс сглотнула, глядя на этот вычурный, но при этом странно уютный дом. На секунду ей показалось, что для такого великолепного жилища она выглядит слишком просто, слишком чужеродно, дико.

Делать нечего. Не возвращаться же несколько раз туда и обратно по прихоти белобрысой выскочки. Никс нажала на звонок, прикреплённый к металлическому забору.

— Да-да? — спросил мужской голос. — С кем имею честь?

— А… эм… Макграт, мистер. Я учусь в одной школе с Айрис.

— Простите, мне не сообща…

— Сообщаю! — огрызнулась Айрис и нажала на кнопку, после чего тяжёлая дверь перед Никс отъехала в сторону. — Входи.

Никс шла довольно быстро, хотя ей казалось, что путь к входной двери дома Меллоунов у неё занял целую вечность. Айрис ждала её, чуть-чуть приоткрыв дверь. Если раньше она казалась Никс нездорово бледной, то теперь из-за белизны кожи Айрис стала похожа на мертвеца. Серые круги чётко означились под зелёными глазами. Ссадина алела у неё на лбу. У уголка рта Никс увидела капельку запёкшейся крови. Айрис была одета в чёрную кофту, оголявшую одно плечо, и белые брюки. Шея её была открыта, и Никс не увидела на ней и намёка на кулон.

— Сняла уже что ли? — Никс раздражённо дёрнула бровью.

Айрис едва заметно хмыкнула и прошла в дом, оставив дверь незапертой, приглашая Никс войти. В том же молчании они поднялись на второй этаж по изящной деревянной лестнице, заперлись в комнате, где на мягком ковре были разбросаны старые фотографии и раскрыта чуть ли не дюжина семейных альбомов. Айрис была не единственным ребёнком в семье, Никс слышала, как в соседних комнатах кто-то ругается, кто-то играет в видеоигры, кто-то очень дерзко болтает по телефону.

— Можешь не извинять меня за беспорядок, — Айрис тяжело вздохнула. — Лучше расскажи мне, что произошло в автобусе.

— Ты же сказала, что всё знаешь…

— А ты поверила? — Айрис зло хохотнула. Кашлянула в раскрытую ладонь. Никс перестала злиться, увидев у неё на подбородке тоненькую струйку крови. Айрис раздражённо вытерла её пальцем. — Ладно, не важно. На самом деле, я кое-что помню из произошедшего в автобусе. Всё было в тумане, но то, как тебя окутали алые молнии, я хорошо помню. Помню, как ты дотронулась до чего-то на груди. А ещё помню, что тот… монстр говорил голосом этого недомерка Хидена. Потом небо разрывали красные разряды электричества, которые внезапно ударяли не в громоотводы, не в деревья и не в дома, а именно в асфальт. Более того, среди пострадавших тебя не было. И ещё нам сообщили о том, что от Тома нашли только правую руку.

Никс удивлённо дёрнула бровью. Она точно помнила, что Том был ещё жив, когда она сорвала кулон с его тощей шеи. Сам уполз или помог кто-то? Никс боялась того, что вскоре ей предстоит это узнать.

— Мне нетрудно было сложить два и два, — пожала плечами Айрис. — Что бы ни говорили журналисты или как бы ты сама к этому ни относилась, я благодарна тебе за произошедшее.

— Чегось?..

— Если бы не ты, нас бы… как и Бёрча… без глаз, — она отвела взгляд в сторону, но в её глазах Никс не видела ни печали, ни слёз. Только искры азарта. — Так что спасибо тебе. Мы отделались только испугом.

Никс хмыкнула.

— Слушай, принцесса, это всё замечательно, но ты допускаешь ошибку. Более того, у тебя нет никаких доказательств против меня…

— А я и не хочу сдавать тебя в полицию или журналистам, — Айрис села на ковёр по-турецки и подняла с пола одну из фотографий. — И меня не заботит, что ты используешь: военную разработку, что-то инопланетное или магическое. Просто скажи… я права насчёт кулона?

— Стопроцентно, — Никс тяжело вздохнула.

— А эти кулоны… — Айрис протянула Никс фотографию. — Такие же?

На фотографии была запечатлена молодая пара. Высокий статный блондин в строгом мужском чёрном костюме. У него длинные волосы, ими он почему-то тщательно прикрывал левую половину лица и носил солнцезащитные очки, из-за чего нельзя сказать сразу, красив этот мужчина или нет. Рядом с ним в свадебном платье стройная молодая женщина с тем же злым змеиным взглядом, что и у Айрис, с той же ядовитой улыбкой на лице, такая же бледная, однако очень красивая. Улыбки пары натянуты, видимо, их сфотографировали перед церемонией бракосочетания.

На шее у мужчины сверкал миниатюрный серебряный крестик. На шее женщины чернел маленький, но такой заметный анх. Никс вытащила из-под кофты свою капельку крови, сравнила её с изображением на старом фото.

— Вообще-то, я недавно в этом деле, — вздохнула Никс. — С чего ты решила, что это не просто побрякушки?

— Они носят их столько, сколько я себя помню, — пожала плечами Айрис. — Ходят с ними в душ, спят, иногда прячут под одеждой, на каждой фотографии в кулонах. Они никогда не позволяют к ним прикасаться. Оно и понятно, если бы у меня была подобная штука, я бы вела себя так же.

— Это всё ещё не основания предп…

— Либо мама, либо папа часто отправляются в командировки. Каждый раз они расстаются так, будто бы больше никогда друг друга не увидят. И каждый раз по возвращению от них… так пахнет серой. И пепел… его на одежде столько, что её приходится выкидывать.

Никс сжала пальцами нижнюю часть лица, нащупала пирсинг на губе, задумчиво оттянула стальное колечко. Она была всего один раз в Авише, но этого вполне достаточно, чтобы сказать, что этот мир горит даже тогда, когда там нечему гореть. Сера… там ею пахло. Не просто пахло, воздух был пропитан ей, только Никс в момент своего первого визита в этот мир была до того напугана, что не обратила на это внимания. Но зачем кому-то в здравом уме идти в такую дыру, как Авиш?..

— Есть ассоциации? — Айрис наклонила голову набок.

— Есть. Правда, сомневаюсь, что я могу тебе об этом говорить.

— А что такого? Я имею право знать, во что вляпались мои родители.

Никс пожала плечами.

— Поверить в это будет сложно, — предупредила она, тоже садясь по-турецки на ковёр.

— Как-то же я поверила своим глазам, когда увидела тебя в молниях. Давай. Меня уже ничем не удивить.

И Никс рассказала. История о трёх богинях, вольно пересказанная со слов Линн, звучала абсурдно и нелепо, однако Айрис слушала, не перебивая.

— Что-то не сходится, — заключила она. — Этот Зверь… с ним всё очень странно.

— Чегось?

— Если Драрира создавала жизнь в разных её формах, пытаясь спастись от одиночества, — Айрис ноготком подтолкнула одну из лежащих на ковре фотографий. — То… как она могла допустить своё убийство? И как Зверь мог выжить после самоубийства Соммерос и Керарет? Если одна из них гоняла астероиды, а вторая могла сдуть его ураганным ветром… Что-то не сходится.

— Ну, — хмыкнула Никс. — Сомневаюсь, что после горячего парня остался кто-либо, кто мог бы составить его жизнеописание.

— И по его миру путешествуют мои родители… — в ужасе прошептала Айрис.

— Слушай, — попыталась успокоить её Никс. — Там миленько. Собачки гуляют. Травка… пищит.

— Я хочу его увидеть.

— Айрис, я не…

— Я. Хочу. Его. Увидеть.

— Да как я тебе его покажу?! — вспылила Никс. — Там горячий воздух, всюду пепел, а ты и без того харкаешь кровью!

Это остудило пыл Айрис. Напоминание о болезни, точащей её изнутри, словно могильный червь, на мгновение заставило её глаза заблестеть от слёз. Сердце Никс болезненно сжалось. Похоже, Айрис, несмотря на её избалованность и хамство, отказывали слишком во многом из-за той вещи, которая от неё не зависела. Айрис скосила взгляд в сторону, крепко сжав в маленьком кулаке полученное «нет».

— Тогда… как мне получить такой же кулон?

— Слышь, — Никс нахмурилась. — Ты бы сперва с родителями поговорила. Может быть, это всего лишь сувенирчики…

Айрис промолчала, глядя на старые фотографии. В ней чувствовалось столько зла, что даже Никс рядом с ней становилось не по себе. Она очень красивая, но красота компенсируется сгустками крови, вырывающимися из лёгких, она богата, но даже миллиарды долларов не способны продлить её жизнь, таявшую на глазах, точно свеча. Глядя на неё, Никс понимала, почему Айрис излучает такую удушающую ауру одиночества при всех своих достоинствах, почему вечно огрызается и хамит. Она обречена. Она знает, что скоро уйдёт, и потому не хочет, чтобы к ней кто-то привязался.

— Ну… если нароешь скафандр, — Никс потёрла затылок. — Я покажу тебе Авиш.

Айрис невесело хмыкнула.

— Что, решила проявить снисхождение к ходячему трупу?

— А что? — хмыкнула Никс. — Это так же незаконно, как и в случае с чёрными или феменистками?

— Вижу, чувство такта тебе незнакомо, — Айрис окинула Никс задумчивым взглядом. — Ладно. Я поговорю с родителями. И они, конечно же, будут избегать запретной темы.

— Я б тоже это сделала, — Никс едва заметно хмыкнула. — Но, знаешь ли, ты слишком убедительна.

— Я знаю.

Айрис заёрзала на месте.

— Покажи молнии.

Никс не стала спорить или отказывать. Всё равно она уже выложила Айрис всё, что обычному человеку знать не нужно. Протянув раскрытую ладонь, Никс представила, как потоки энергии в её теле собираются в руку и образуют маленький, искрящийся шарик. Получилось. Без маски сила была не такой агрессивной, и совладать с ней было гораздо проще. Свет в комнате стал тусклым, всё приобрело кроваво-красный оттенок, в том числе и бледное лицо Айрис. Тени плясали, точно беспокойные зрители и ожившие ночные кошмары. Айрис протянула ладонь к электрическому шару. Свет от него был настолько ярким, что её кожа просвечивала.

— Как ты её получила?

— Бросилась под машину, — просто ответила Никс. — Спасла жизнь тому, кто в этом не нуждался.

— Как глупо, — Айрис отняла руку, потеряв всякий интерес и к силе, и к её получению.

— Зато я теперь что-то типа супергероя. Как думаешь, какую мне крутую кличку себе выбрать?

Айрис задумчиво потёрла подбородок.

— Чёртов сквозняк.

— Как мило, — закатила глаза Никс. — А как насчёт чего-то в духе Супермена или Бэтмена?

— Ну… первое заезжено, — Айрис пожала плечами. — А второе слишком далёкое от людей. Кого в последний раз атаковали летучие мыши? Чёртов сквозняк насолит всем.

— Надо же, — хмыкнула Никс. — У принцессы есть чувство юмора.

Айрис на секунду улыбнулась. Лишь на секунду, а после улыбка исчезла с её лица.

— Я узнала всё, что хотела, — она опустила взгляд. — Если ты не можешь отвести меня в Авиш, то свободна.

Никс пожала плечами. За сегодня она слишком сильно устала, чтобы спорить с кем-то и потому просто поднялась с пола и закинула рюкзак на плечо. Он стал весить заметно меньше, ничто в нём не ёрзало, не перекатывалось и не цеплялось когтями за мягкую обшивку. Ланселота на месте не было. Никс огляделась, но не нашла его взглядом, и потому просто застегнула сумку. Где искать этого маленького говнюка в таких роскошных апартаментах? Тут самой легко заблудиться. К тому же, если он решил без предупреждения свалить, значит, так нужно. Либо он вернётся к Никс, либо проживёт долгую и счастливую жизнь на чердаке у богатой семьи.

Айрис не стала её провожать. Это сделал дворецкий — почтенный седовласый мужчина, из-за прямой осанки которого Никс внезапно почувствовала себя горбатой.

— Как вас зовут, мисс?

— Никс, — ответила она, внезапно растерявшись. — М… Макграт.

— Вы ведь недавно в городе, я прав?

— Д-да.

— Вы не против, если Меллоуны посетят ваш дом с дружеским визитом? Мистер и миссис Меллоун всегда поддерживают хорошие отношения с соседями. Особенно с друзьями малышки Айрис.

— А? А. Ну, пусть приходят.

Ральф выпрыгнет из штанов от радости, хотела добавить она, но вовремя прикусила язык.

— Очень хорошо, — он едва заметно улыбнулся. — К тому же, вам есть что обсудить.

Он убрал руку из-за спины и протянул Никс крохотное рыжее кошачье тельце. Никс задрожала, когда сжала его в протянутых руках. Он был едва тёплым и, казалось, не дышал.

— Придётся подождать. Путешествие мистера Меллоуна в то место, о котором вы рассказывали малышке Айрис, в этот раз затягивается.

Никс подняла на него взгляд. Внезапно почтенный дворецкий показался ей больше похожим на босса мафии, отошедшего от дел. Его седые усы аккуратно пострижены, волосы гладко зачёсаны назад. Карие глаза за стёклами маленьких очков, казалось, сияли от магического блеска. Его лицо тронуто глубокими морщинами, он уже немолод, но несмотря на это строен, как юноша, и прям, точно военный. Из-за таких стариков, решила для себя Никс, молодые парни бродят по свету одинокие и закомплексованные. Хозяева заставляли носить его строгий белый пиджак, белый галстук, рубашку и строгие чёрные брюки.

Он слегка ослабил галстук и вытащил из-под рубашки медную гильзу на тонкой цепочке.

— У молодых людей совершенно нет инстинкта самосохранения, — пожаловался он, — и изящества. Спрячьте ваш кулон, мисс Макграт. По Земле ходит уже довольно много людей, желающих вас убить. И благодаря вашей неосторожности этим утром, их число возрастёт. Берегите себя.

— Я-я-я…

Он убрал кулон под рубашку и поправил галстук. Открыв дверь перед Никс, он разочарованно покачал головой.

— Похоже, часть города осталась без электричества. Позвольте вас сопроводить до дома.

— Н-н-н…

— Возьмите меня под руку, — он согнул руку в локте. Никс, трясясь от ужаса, подчинилась. — И ничего не бойтесь. Не теряйте лица перед тем, кто ждёт приказа, чтобы вас убить.

Несмотря на жёсткую экономию электричества, генератор в доме Никс истощил свои запасы за три дня. Подзарядить его было нечем. Из-за произошедшего бедствия восстановительные работы в части города, где жила Никс, шли полным ходом, но всё же как-то медленно. Электричества катастрофически не хватало, даже дошло до того, что больницы и медицинские учреждения взялась обеспечивать энергией армия. От скуки ученики выползали на улицы и тут же заползали обратно, потому что промозглый ветер пробирал до костей, да и за окном не прекращался дождь.

Никс сонно смотрела на нависшие над городом тяжёлые облака, кутаясь в одеяло. Ноутбук давно сел, мобильный — ещё раньше, о телевизоре речи уже не шло. Светлые комнаты от непогоды приобрели удручающий серый оттенок, который временами разбавлялся яркими лучами фонариков. Никс не знала, что раздражало её сильнее: дождь за окном или эти дёргающиеся лучи фонариков в гостиной, режущие привыкшие к полумраку глаза. А может, сам Сиэтл? Или то, что на незапланированных каникулах она вынуждена сидеть без электричества и любимых видеоигр? Нет. Бесило Никс то, что у неё была возможность зарядить электричеством не только телефон, но и весь дом, а воспользоваться ею запрещал мелкий рыжий засранец.

Ланселот быстро пришёл в себя после визита в дом Меллоунов. Он не помнил, как заснул, не помнил, что видел, когда выбрался из рюкзака Никс, но зато не на шутку встревожился тем, что странные люди живут по соседству. Именно поэтому последние дни, когда было электричество, он гонял Никс в Авиш и заставлял учиться контролировать силы до тех пор, пока она не валилась с ног от усталости. Свою способность Ланселот контролировал прекрасно, видимо, сказывались какие-то особенности идеального создания.

Не то, чтобы Никс делала успехи. У неё получались масштабные атаки, она могла сразиться с несколькими уродливыми существами Авиша, могла сбежать от них, но на этом всё. Что-то крохотное и не вредящее никому ей удавалось только тогда, когда она снимала маску. Она считала, и с её мнением соглашался Ланселот, что прежде чем научиться бегать, нужно хотя бы научиться ползать. В её случае всё было наоборот.

Телефон сел, и об Авише можно было на какое-то время забыть. Джулиан медленно выздоравливал, Никс от скуки ходила ему за лекарствами, от скуки — за любимой едой. Как выяснилось, этот кучерявый соплежуй очень любит апельсины. Из-за простуды он много спал, почти не разговаривал и отвечал на вопросы только короткими кивками. Его состояние поначалу ухудшилось настолько, что Никс испугалась, что своим несделанным уколом убила его, но потом к нему даже вернулся человеческий цвет лица. Сейчас он спустился на первый этаж к камину. Мама от скуки без конца прибиралась в доме, что-то готовила, переставляла вещи с места на место, листала свадебные каталоги. Электричества не было, следовательно, на работе никто просто не мог работать. Ральф тоже был дома. Постоянно что-то чинил и улучшал, возился с машиной, вычищал сверкающий от чистоты гараж. Никс знала, что время от времени они с мамой остаются вдвоём на кухне. Знала и чувствовала, как её тянет блевать, когда она представляет мать в объятиях будущего отчима.

— Ты не ладишь со своей стаей, — заключил Ланселот.

— Какой ты догадливый, — огрызнулась Никс.

— Но почему? Они не выглядят плохими.

— Почему, — передразнила Никс, невесело хмыкнув. — Потому что это называется предательством, вот почему.

Она тяжело вздохнула. С одной стороны её бесило то, что мама ходит такая счастливая, когда после смерти отца прошло всего три года. А с другой… разве она виновата в его смерти? Разве она обязана всю жизнь ходить в трауре и жить со скорбью в сердце? Никс не могла ответить на эти вопросы. Ей и не хотелось. Хотелось одного: чтобы электричество вернулось, чтобы сила стабилизировалась, чтобы Меллоуны не нашли дорогу к её дому. Как занятно. Неделей раньше она хотела бы только возвращения в Орегон, а сейчас… похоже, её разум начал адаптироваться к изменениям.

Ланселот не донимал её с расспросами. Он был не её личным психологом и не её нянькой. Просто шпионом Зверя, сторонним наблюдателем который, видимо, успешно справляется со своей ролью. Кулон у него на шее больше не обжигал шерсть и не тяжелел, а значит, Зверь доволен. Осталось только узнать, как он понимает, когда Ланселот исполняет его указы, а когда нет. В любом случае, кот, который гуляет сам по себе, не может надолго оставаться в этой семье. Он покинет Никс как только исполнит свою роль, и Никс, скорее всего, будет рада его выгнать.

— А моя семья утонула, едва у нас прорезались глаза, — он запрыгнул на подоконник, сел рядом с Никс. — Нас завернули в мешок и бросили в реку. Хотел бы я понять, какие действия своей семьи ты считаешь предательством, но, видимо, не смогу.

Никс тяжело вздохнула, но, казалось, смягчилась.

— Забей, — с мрачным спокойствием ответила она. — Если уж даже мою мать не интересует то, как я отношусь к её браку, то тебе-то что?

— Верно, мне нет до этого дела, — он провёл шершавым языком по лапе. — Но поверь уличному коту. Тебя не это должно волновать.

— А что?

— Как добыть еды, как выжить, как защитить территорию, — он поднял глаза к потолку. — Ну и как продолжить род. Ты уже довольно старая, пора бы решить, с кем заводить котят.

— Отстой.

— О, и ещё нужно что-то решать с Меллоунами, — он потянулся. — Между прочим, Айрис — невероятно красивая кошка, — казалось, он заулыбался. — А так же с Инквизицией, Линн и Зверем. Что выбираешь первым?

— Тц, — она опустила голову на руку. — Против Зверя и Инквизиции нет смысла переть. А против Линн — нет обоснований. Она странная, но, как бы, моя сестра.

— Думаю, свои силы она контролирует так же плохо, как и ты.

— Как ты это понял?

— Иначе она бы ни за что не позволила Тому насквозь пронзить тебя лезвием. Всё-таки, она за тебя очень волнуется.

Тяжело вздохнув, Никс выпрямилась.

— Эй, Ланс. Мне жаль, что с твоей семьёй всё так вышло.

— Не жалей погибших, миледи, жалей живых, — глубокомысленно произнёс он и спрыгнул на пол. — И их пустой желудок, в особенности, мой. Я чую из кухни запах яблочного пирога.

— Почему он тебя привлекает? Разве коты не должны есть мясо, рыбу… и вискас?

— Мя-я-я, во-первых, это оскорбление чувств кошачьих, во-вторых, вкусы у всех разные, в-третьих, я наполовину человек…

— А на другую половину — зануда, — Никс сложила на ходу одеяло и бросила его на кровать, оставшись в чёрных домашних штанах и тёмно-серой толстовке. — Почему ты сам не спустишься? Я не хочу видеть никого из них…

— Надо же обеспечить твою социализацию, — он спрыгнул на пол и резво затопал к Никс. — Ты не общалась ни с кем, кроме говорящего кота, уже два дня.

— Ну простите! Если бы Зверь был более коммуникабелен, пообщалась бы с ним!

Как назло, когда Никс спустилась на первый этаж и осветила фонариком наполовину утонувшую во мраке кухню, Ральф поспешно отпрянул от мамы, которая загадочно улыбалась и краснела, точно маленькая девочка. Никс встретилась с ней взглядом, чувствуя, как от гнева в жилах закипает кровь. Джанет смотрела на неё так, будто бы ничего существенно важного не случилось, будто бы всё в порядке вещей, будто бы папы никогда и не существовало.

— О, Никс, — она улыбнулась. — Будешь ужинать? Я приготовила…

— Не хочу. Ланс хочет.

Громко мяукнув, Ланселот прошёл вперёд и сел, размахивая хвостом.

— Ланс? — переспросил Ральф.

— Ага, — нервно, чувствуя, что готова вот-вот взорваться, ответила Никс. — Ланселот.

— А я надеялся, что ты позволишь мне выбрать ему имя.

Никс почувствовала, что готова убить этого человека. Схватить нож, замахнуться, пронзить его грудь, сломать кости, добраться до сердца. С какой стати она должна что-то позволять ему?! В особенности ему! Человеку, которого она ненавидит, который разрушил её жизнь, который ведёт себя в этом доме, как единственный полноправный хозяин. Никс сдержалась. С большим трудом, приложив титанические усилия, сдержалась. Ей не хотелось скандалить с ним при матери, к тому же, если подумать, она ему обязана. Он устроил её в школу, он купил этот дом, он до сих пор её не выгнал. Никс чувствовала, как петля жизни обыкновенной школьницы туго затягивается у неё на шее, как душат её обида и несправедливость. Кулон горел у неё на груди, и от этого внезапно стало мерзко на душе.

— И какое бы ты выбрал, дорогой? — улыбнулась Джанет. Никс передёрнуло.

— Перед нами большой парень, — Ральф присел перед Ланселотом на корточки, протянул к нему свою большую, жилистую руку и почесал кота за ухом, несмотря на громкое шипение. — Я бы дал ему величественную кличку. Скажем, Рузвельт или Черчилль…

— Но он же такой милый, — улыбнулась Джанет, тоже садясь перед Ланселотом. На неё он тоже нашипел и попятился назад. — Пускай и пугливый. Я бы назвала его Лучиком… Джулиан, а Никс посоветовалась с тобой насчёт такого важного вопроса?

— Она постеснялась.

Никс покраснела до корней волос, но сильнее всего её смутила хитрая улыбка мамы.

— Ничего я не стеснялась! — огрызнулась она. — К тому же, мой кот. Называю его, как хочу.

— Что ж, твоя правда, — кивнула Джанет. — Беги к камину. Скоро будем ужинать.

Никс хотела было сказать, что ей ком в горло не лезет, но не стала. Она прошла в гостиную, освещённую золотистым светом огня в камине, подошла к мягкому дивану, на котором сидел, закутавшийся в одеяло Джулиан и что-то читал, и отвесила ему подзатыльник. Успокоив душу, Никс упала в ближайшее к камину кресло.

— Между прочим, это низко — бить болеющего человека, — он едва заметно улыбнулся, одарив Никс хитрым взглядом. В его карих глазах отражались блики от огня в камине.

— Между прочим, всем насрать, — огрызнулась она. — К тому же, ты почти не болен.

— Рад, что ты заметила. Смотрю, с тобой тоже всё в порядке. Напомни мне, кто никогда не болеет?

— Те, — произнесла Никс сквозь зубы, — кто может задушить во сне подушкой всяких кучерявых выскочек.

— Удушение? Занятно. Если наши родители застукают тебя в моей комнате, на моей кровати, да ещё и на мне, — он заговорил тише, — то явно не поймут этого. Но я бы посмотрел на их реакцию.

Джулиан подался вперёд, чтобы получше рассмотреть, как лицо Никс вспыхнуло от стыда. Несмотря на свой скверный характер, она всё же оставалась девушкой. Невинной, пугливой и очень одинокой девушкой. Она смутилась, Джулиан успел это увидеть, прежде чем ему прилетел второй подзатыльник, но уже от отцовской руки. И был он не таким нежным, как слабенький удар Никс.

— За что?! — зажмурившись, он потёр ушибленное место.

— Не пугай девушку, — спокойно ответил Ральф. — К тому же, раз Никс собралась тебя придушить, значит ты это заслужил.

— Как грубо, — вздохнула Джанет, опустив на кофейный столик поднос с ароматным яблочным пирогом, чайником и четырьмя чашками. — Разве не лучше, когда дети дружат? Никс, Джулиан, вы ведь успели подружиться?

— Конечно, — вновь фальшиво улыбнулся Джулиан. — Я всегда мечтал о такой милой младшей сестрёнке.

Никс потёрла руками лицо, чувствуя себя грязной от такой беззастенчивой лжи. Она понимала, почему он лжёт — так не возникнет лишних вопросов. Надо бы этот приём и самой взять на вооружение, вдруг пригодится.

— А я говорила тебе, что ты очень милая, Никс, — лукаво улыбнулась Джанет. — Только снять пирсинг и смыть краску с твоих волос… Но, впрочем, не важно. В твоём возрасте я носила дреды, хотя они совершенно меня не красили.

Никс скосила взгляд в сторону камина. Ей не хотелось слушать. Мама сидела рядом с Ральфом, и Никс вновь почувствовала, что её вот-вот стошнит. Яркое воображение художника рисовало картины того, как они целуются, как сюсюкаются, как отправляются в одну постель. И, думая об том, она испытывала жгучее отвращение как к мужскому полу, так и к женскому.

Джулиан так же смотрел на огонь в камине. Когда воцарилось молчание, он захлопнул свою книгу, чувствуя, что больше не в силах сосредоточиться на тексте. Сам по себе он был взрослее Никс и относился ко второму браку отца с пониманием и даже некоторой иронией и не испытывал к нему отвращения. Разве что время от времени горечь обиды щемила ему сердце. Мама пропала без вести. Прошло уже достаточно времени, чтобы официально признать её умершей, но в глубине души у Джулиана всё ещё теплилась надежда на её возвращение. А сейчас… ей не стоит этого видеть. Не важно, ушла ли она к другому мужчине или потеряла память и сейчас находится где-нибудь в соседнем штате в качестве так называемой Джейн Доу, ей не стоит знать, что отец похоронил её заживо. Что заказал на кладбище место, что под могильным камнем нет и, наверное, никогда не будет тела. Как бы сильно Джулиан ни хотел её возвращения, оно разобьёт ей сердце. Нужно смириться, нужно убить в себе надежду, нужно перестать быть таким наивным мальчишкой… и всё это так выводит из себя.

— Твоей книгой можно убить, Джулиан, — ласково улыбнулась Джанет.

— Да, — выдохнул в ответ он. — Это Гюго.

— Как думаешь, ты бы смог заинтересовать Никс чтением?

— Ма-а-ам…

— Я бы мог, но… — начал Джулиан, — боюсь, я не знаю, что нравится девушкам. К тому же, таким… экстравагантным.

— Обойдусь, — буркнула Никс, подтянув колени к груди и обняв их. — Мам, ты будешь резать пирог или как?

Ланселот запрыгнул на ручку кресла рядом с Никс. Он хотел было поточить когти о мягкую обивку, но, увидев настороженный взгляд Ральфа, передумал и взялся точить когти о спинку. Никс и не подумала прикрикнуть на него, а Ральф из чувства такта не стал этого делать.

— Бери самый большой, — спокойно, со знанием дела проговорил кот. Его всё равно никто не понимал, кроме Никс, так что он пользовался этим и намеренно выводил её из себя на людях. — Мне. А себе маленький. Миледи должна есть мало, чтобы очаровать милорда.

— И правда, — хихикнула Джанет. — Что-то я разболталась. Уже даже Лансик просит кушать.

— Мяу.

Есть не хотелось. Никс взяла чашку чая и сделала первый глоток слишком поспешно, из-за чего кипятком обожгла язык. Тем временем Ральф даже кусок пирога ел очень аккуратно, придерживая его над раскрытой ладонью, боясь накрошить. Джулиан даже в таких мельчайших повадках копировал своего отца. Видимо, решила Никс, порядок в его комнате — это нормальное явление, а не просто последствия переезда или скуки. Куперы — перфекционисты, а Макграты приехали сюда сеять хаос. Никс хотелось бы так думать, но, к сожалению, мама сейчас была такой же аккуратной, к тому же в скором времени станет носить фамилию Купер.

Впервые в жизни Никс пожалела, что в доме нет электричества. Сейчас ей страшно хотелось в Авиш, найти там какого-нибудь каменного истукана и отрываться на нём до тех пор, пока она не свалится без сил.

Зато Ланселот поддержал её точку зрения о беспорядке. Свой кусок пирога он крошил, рвал, вгрызался в него, рычал, если кто-то отвлекал его. Может быть, он и благородный рыцарь, но в повседневной жизни — обыкновенная рыжая свинота.

— Никс, не хочешь оценить мой пирог?

— Не, ма-а-ам, я на диете.

Она закинула ноги на ручку кресла, устроившись в нём, словно взрослая девушка в маленькой колыбельке, из которой давно выросла. Отвернувшись от всех, Никс смотрела на огонь в камине, слушая его уютное потрескивание. Вновь она пожалела о том, что не может подзарядить мобильный — можно было бы нацепить наушники и не слышать тех, кто пытается строить из себя счастливую семью, не слушать то, как Ральф хвалит пирог матери, как Джулиан лицемерно говорит о том, что хотел бы есть подобное каждый день. Ланселот объелся до такого состояние, что еле-еле запрыгнул на кресло Никс и уселся рядом с ней.

— Скучно без электричества, — пожаловался Ральф. — Можно было бы посмотреть всем вместе что-нибудь ностальгичное…

— Не думаю, что молодёжи интересны старые фильмы.

— Почему же? — Ральф пожал плечами. — Мой оболдуй никогда так искренне не смеялся, как над старым фэнтэзи.

Джулиан не ответил, лишь слабо прокашлялся в кулак, будто бы стесняясь слов отца. Его реакция вновь заставила Джанет лукаво улыбнуться. Она что-то задумала и, как всегда, воплощала свои идеи в жизнь.

— Это наталкивает меня на мысль, — она сжала в руках чашку чая с цветочным рисунком. — Как насчёт вечера сказок? Я приглашаю себя!

— Отстой идея, — пробурчала Никс.

— Раз ты не спишь, милая, то начнём с тебя. Ты художник с богатой фантазией. Расскажи нам что-нибудь интересное.

Никс закатила глаза.

— О, жду не дождусь, — ядовито, с неприкрытым сарказмом в голосе проговорил Джулиан.

Никс тяжело вздохнула и подняла взгляд к потолку, будто бы что-то вспоминая. От зорких глаз Джанет не укрылось то, что Джулиан одной фразой сделал то, чего она не могла добиться долгими уговорами — заставил Никс действовать.

— Жили в одном крохотном мире три сестры-богини, — тяжело вздохнув, она погладила по голове Ланселота, вновь вызвав в нём злобное шипение. Он терпеть не мог прикосновений. — Младшая — внутри планеты, средняя — на ней, старшая — в космосе. Старшая занималась тем, что гоняла астероиды, средняя была круче всех и метала молнии в небо, а младшая от тоски и одиночества создала своей силой живое существо. И вот однажды это существо решило, что оно круче и убило её, — она ждала, что её перебьют, однако этого не произошло. — Началась война, существо устроило жёсткое мочилово и сожгло мир дотла, а две сестры… ну, сперва погибла средняя, потом старшая. Конец.

— Как жестоко, — вздохнула Джанет. — Почему бы существу и младшей не любить друг друга?

— Почему бы средней и старшей не объединиться? — пробурчал Джулиан. — И если младшей было так одиноко, что держало её внутри планеты?

— Болела, — Никс скосила взгляд в сторону окна. — Почему бы богам не болеть?

— Действительно, — пожал плечами Ральф. — Был бы бог в Сиэтле, он бы явно болел от извержения соплей. А в Лас-Вегасе — сифилисом.

Никс вновь закатила глаза. Что произошло? Неужели этот сухой сноб только что пошутил? Ну надо же. Видимо, завтра Зверь решит проникнуть на Землю.

А почему до сих пор не проник? Что его останавливает? Если бы он сжёг ещё и этот мир со всякими ральфами, Никс, наверное, поблагодарила бы его.

Следующей рассказывала сказку Джанет. Никс узнала эту историю, это был вольный пересказ первой книги Хроник Нарнии, только брат и сестра были сводными, чуть старше и в истории было больше романтики. Никс не хотелось слушать, но деваться было некуда. Ральф рассказывал о драконах, призраках, рыцарях и спасении принцессы. И вскоре очередь дошла до Джулиана. Кашляя и часто прерываясь, он рассказывал трагическую историю о молодом человеке, который был давно женат, но влюбился в молоденькую девушку, убил тёщу, которая грозилась убить его любовницу, потом свою жену, тело которой закопал в саду, потом брата, претендовавшего на наследство. Его поймали, осудили вместе с любовницей, и она потеряла к нему интерес, легко нашла другого ухажёра и, казалось, возвращалась к нормальной жизни. Когда же их троих отправили на корабле в тюрьму, муж бросился за борт, прихватив с собой и соперника.

Никс даже присвистнула.

— Как мрачно, Джулиан, — поразилась Джанет.

— Что навеяло такую историю? — нахмурил кустистые брови Ральф.

— Литература, — просто ответил Джулиан. — Ты сказала, что мне неинтересно всё старое, Джанет, но это не так. Я изучаю быт людей, живших сто, а то и двести лет назад, их обычаи, нравы, законы. И чувства. Сейчас любовь превратилась в демагогию и потребительство. А, скажем, всего сотню лет назад та любовь, которую я описывал, ещё была возможна.

— К чему ты клонишь? — мрачно спросил Ральф.

— Я бы хотел испытать подобное чувство, — просто ответил Джулиан. — Встретить женщину, ради которой убил бы всех, даже себя.

— Джулиан…

— Что? — хмыкнул он. — Не переживай, пап, подобное в нашем времени невозможно. Но возможно то, что я начну водить домой девушек в поисках той единственной. Не возмущайся, если посреди ночи тебя разбудит шум из моей комнаты.

— Ты со мной на одном этаже живёшь, — от злобы стиснула зубы Никс. — Я не собираюсь слушать, как ты с кем-то… шумишь посреди ночи.

При матери она не хотела ни ругаться матом, ни поддаваться гневу. Всё-таки, хотелось выглядеть взрослее в её глазах и избавиться от её сюсюканий и умилений. Приходилось сдерживаться, пускай и хотелось встать, сжать рукой капюшон толстовки Джулиана и как следует натянуть ему на самодовольную физиономию.

— Ты всегда сидишь в наушниках, — пожал плечами он. — Включи музыку погромче и не обращай внимания

От его хладнокровия у неё кипела кровь в жилах. Ладно, он не уважает старших — ему есть за что на них злиться, но почему Никс должна терпеть то, как проходит его пубертатный период? Она на это точно не подписывалась.

— Знаешь, мам, будет честно, если я приведу домой парня.

— Никс…

— А что? В нашей стране действует равноправие. Какого хрена ему позволительно быть свиньёй, а мне нет?!

— Такого, — вздохнул Ральф, — потому что он не забеременеет.

— Пффф, — Никс поднялась с места. Она уже не могла спокойно сидеть и терпеть их спокойствие и невозмутимость. — Аборты дёшевы, презервативы ещё дешевле.

— Никс, — тяжело вздохнула мама. — Не горячись. Джулиан ведь тоже злится. Так он проявляет свой характер.

— О, так ты его выходки терпишь, а мне говоришь не горячиться? — Никс подошла к окну. — Знаешь, мам… нахер всё.

— Никс, — Ральф повысил голос. Если бы Никс не была так зла, этот властный тон заставил бы её похолодеть.

— Что?! — в ярости она ударила кулаком по подоконнику. — Я требую простой вежливости! Так сложно ебаться вне дома?!

После её слов, после этой несдержанной вспышки гнева в комнате воцарилась звенящая тишина. Внезапно Никс стало до того стыдно за свои слова, что захотелось плакать. Какого чёрта она так вспылила? Что она, в самом деле, не может заткнуть чем-нибудь уши и спокойно спать? Да пусть встречается с кем хочет, ей-то что?! Его жизнь, вмешиваться в неё она не имеет права. Весь её воинственный пыл мгновенно угас, вся её жажда справедливости испарилась, когда она увидела до боли грустные глаза матери.

— Я… простите, — она опустила взгляд, чувствуя боль в руке, которой ударила по подоконнику. Сжав дрожащие губы в тонкую линию, чувствуя, как глаза жжёт от слёз, Никс выбежала в тапках и лёгкой домашней одежде в промозглый, полный мрака и мороси октябрь. Она бы убежала в свою комнату, если бы считала её хоть на сотую долю процента своей.

— Джу-Джу, она права, — спокойно, без какой-либо агрессии начал Ральф. — Ты уже взрослый, решай сам, но я не одобряю подобного.

— Почему же?

— Я жил в общежитии, когда учился, — он одним глотком осушил чашку чая. — И, знаешь… наблюдать и слышать, но не принимать участия отвратительно. До тошноты отвратительно.

— Тебе виднее, — равнодушно ответил он. — Но я с другой целью начал этот разговор.

— С какой же?

— Джанет, — Джулиан подавил в себе приступ кашля. — Ты же весь вечер пытаешься очаровать меня ею. Все эти хитрые улыбки, намёки, комплименты… даже сказки. Очень мило, что ты беспокоишься о личной жизни своей дочери, но не впутывай в это меня. Этим разговором я дал ей понять, что шанса у неё нет. И если она не круглая дура, то поймёт намёк.

Ей ничего не оставалось, кроме как покорно склонить голову.

— Ты действительно очень умный мальчик, — она опустила глаза. — Но, Джулиан, стоит ли относиться к Никс с таким… презрением? Я не знаю, что она тебе наговорила или что сделала, но она тебя не ненавидит. Она напугана, и весь свой страх она всегда обращает в злость.

— Я не презираю её, — хмыкнул он и поднялся с дивана, кутаясь в одеяло. — Я просто время от времени хочу, чтобы она заткнулась.

Ральф понимающе усмехнулся.

— Все молодые парни хотят подобного.

Джулиан вышел за дверь. Впервые за эту неделю. Воздух неприятно обдал его холодом после душной гостиной, во всех домах в округе был выключен свет. Небо практически почернело, тени становились всё гуще, и бурное воображение уже начинало рисовать несуществующих монстров во тьме. Никс не ушла далеко. Она просто опустилась перед собачьей будкой на лужайке и крепко обняла колени, глядя на это жалкое, пустующее жилище. Пальцами она утирала лицо, тело её содрогалось. Плачет? Что за дурёха?

Джулиан стянул с плеч тёплое, тяжёлое одеяло и неслышно подошёл к ней. Ну как с такой соседкой водить домой девушек? Она же ворвётся в комнату, оглушит криком и утопит комнату в слезах.

— Эй, пустая голова, — голос Джулиана звучал ласково. — Предки тебя поддержали.

Он опустил тяжёлое одеяло на её плечи…

… и тут же отпрыгнул от Никс, ощутив ладонями невыносимый жар, услышав громкий хлопок и электрический треск. Никс сама испугалась и тут же подскочила на ноги. Одеяло Джулиана в одну секунду стало пеплом.

— К… какого?! — прохрипел Джулиан.

— Ты в порядке?! — в ужасе воскликнула Никс.

Он не ответил, глядя на Никс насторожённым взглядом. Он-то был в порядке, вовремя успел отскочить, разве что руки слегка обжёг. Но что это было? Какого чёрта Никс не верещит от ужаса, а печётся о его самочувствии? Разве только она могла стать виновницей этой… молнии? Да, определённо, красным светом вспыхнул разряд электричества.

Никс увидела понимание в его глазах и похолодела от ужаса.

— Это ты сделала? — прямо спросил он.

— Издеваешься?! — нахмурилась Никс. — Я удивлена не меньше твоего.

Ну да, конечно, думал Джулиан. Такой эмоциональный человек будет в панике орать таким матом, которого до него ещё не успели придумать. Никс побледнела и чудовищно плохо изображала испуг. Джулиан посмотрел на свои ладони. Действительно, всё в порядке, только полученный в детстве шрам рядом с линией жизни не левой руке вновь закровоточил.

— Лучше бы тебе это объяснить.

— Что объяснить? — нахмурилась Никс, её мозг лихорадочно перебирал пути отступления. — То, что ты принёс спрятанный шокер в одеяле? Лучше сам это объясни!

Это наспех придуманное объяснение сбило его с толку. Пользуясь моментом, Никс с хмурым видом стряхнула с плеч пепел и направилась в сторону дома.

— Стой, — тихо произнёс Джулиан.

— Я замёрзла и мне не до твоих шуток.

Быстрым шагом она зашла домой и наскоро заперлась в своей комнате. Ланселот уже забрался на её кровать и свернулся клубком под одеялом. Никс подошла к окну и увидела, что Джулиан стоит на том же месте, не сдвинувшись ни на сантиметр, тупо уставившись на свою кровоточащую ладонь.

— Мяу? Ты быстро, — Ланселот вылез из-под одеяла, лениво потягиваясь. — А как же примирения и то, что зовётся у людей объяснениями в любви?

— Какие к чёрту объяснения? — яростно прошептала Никс. — Ланс, я ударила его. Молнией! И сама не поняла, как это случилось!

— Мяу? — он запрыгнул на подоконник, выглянул в окно. — Хм… он не выглядит мёртвым и обугленным.

— Если бы я его убила, меня бы здесь не было, — Никс в панике шагала по комнате из угла в угол. — Он же что-то заподозрил. От таких зацелованных в задницу отличников невозможно что-либо скрыть!

— Так или иначе, что ты сделаешь в своей ситуации? Пойдёшь и убьёшь его, чтобы не выдал твой секрет?

— С ума сошёл? Нет!

— Правильно, я бы тоже не убил. Но я всего лишь глупый кот, — он наклонил голову набок. — Пока он ничего не предпринял, нет смысла паниковать. В любом случае, у тебя есть преимущество над ним.

— Какое же?

— Я. И твои суперспособности, хотя ими ты и не умеешь пользоваться.

Сердце Никс замерло, когда она услышала за дверью негромкие шаги. Джулиан. Какого хрена она так боится этого человека? Сейчас казалось, даже не обладая силами или знаниям об Авише и Сирисо, Джулиан имел куда большую власть, и эта власть заставляла застыть не только сердце Никс, но и воздух вокруг неё. Ей стало холодно от страха раскрыть свою тайну, от осознания того, что придётся посвятить в это члена своей семьи. Шаги остановились у её двери, и Никс почувствовала, что ещё немного, и она точно потеряет сознание.

— Открой, — хриплым после простуды голосом произнёс Джулиан. — Я извиниться пришёл.

Никс часто заморгала и почти тут же открыла дверь. В одной руке Джулиан держал блюдце с большим, проигнорированным Никс куском пирога, в другой — тщательно перебинтованной — чашку горячего чая. Просто так он бы не пришёл, решила Никс, он явно что-то придумал и теперь воплощает план в жизнь.

— Не знаю, что случилось, — пожал плечами он, протягивая ей угощение. — Но если в этом есть моя вина, то прости меня.

Никс смотрела на него хмуро и недоверчиво, не собираясь принимать его извинения. Неважно, что в произошедшем нет его вины, сейчас она должна достаточно убедительно злиться и выглядеть испуганной, чтобы не вызвать подозрений. К сожалению, хорошей актёрской игрой Никс никогда не отличалась, в отличие от Джулиана, который мог улыбаться даже тем людям, которых люто ненавидел.

— Если хочешь меня перехитрить, — безмятежно улыбался он. — То прими извинения, чай и торт, и забудем о произошедшем. Иначе я начну что-то подозревать.

Никс вновь почувствовала, как её пробрало холодом. Пришлось подчиниться и спустя пару минут с угрюмым видом жевать пирог, который совершенно не лез в горло. Она не знала, что предпримет Джулиан, да ей, в сущности, и не хотелось этого знать.

— Никс Макграт, — задумчиво записал он в своём небольшом блокноте, сидя за столом, освещаемым светом фонарика. — Исчезла в первую же ночь переезда и вернулась с одеждой в крови. Предположительно, в собственной.

Он задумчиво прикусил зубами ручку.

— Нет. Крови было столько, что она при своём телосложении вряд ли бы осталась жива, однако ей хватило сил даже со мной пререкаться, — он писал быстро, мелким аккуратным почерком. — Утро следующего дня. Ураган, и куча сбивчивых сообщений очевидцев о том, что автобус разворотил огромный паук, — он усмехнулся. — Что объяснили как проявление шока и коллективной галлюцинации. Как любят люди всё объяснять. И сегодня. Электрическая вспышка и сожжённое одеяло.

Он не стал строить каких-либо теорий, решив собрать больше данных. На следующий день электричество вернулось в каждый дом, но по совету Ланселота Никс решила повременить с Авишем. Через день она забыла о случае с Джулианом. Ещё через день перестала беспокоиться о Меллоунах. А на следующий день её незапланированные каникулы закончились.

Школа предоставила им новый, вполне себе комфортный автобус вместо древней, вонючей развалюхи. Никс не была знакома с прежним водителем, но увидев на водительском сидении вместо старичка молодого мужчину, почувствовала, как у неё болезненно щемит сердце. Кулон Тома она носила при себе, надёжно привязав эту отвратительную вещь к лифчику. Дома она не могла его оставить — его могла найти мама, или, может быть, Джулиан, если в силу возраста решит порыться в её белье. Она скривилась от отвращения и отогнала от себя эти мысли.

Джулиан сел рядом со своими друзьями спереди, а Никс отправилась на места для неудачников. Там уже сидела Айрис и читала что-то и парень с хлюпающим носом.

— Йо, — Никс приветственно подняла раскрытую ладонь. — Надерём задницу системе образования, пока она не надрала нас?

Парень усмехнулся, Айрис заложила закладку и аккуратно закрыла книгу. Никс опустилась на сидение рядом с ней.

— Я поговорила с родителями, — Айрис тяжело вздохнула, глядя в сторону. — Ждала оправданий, красивых историй, лжи… а они, вообще-то, и не скрывали своей связи с Авишем!

Никс не сдержалась и расхохоталась от её неподдельного возмущения.

— Оказывается, они уже давно ждут, когда у кого-то из детей проснутся способности, — Айрис говорила тихо, слышала её только Никс. — Но в нашей семье кроме них со способностями только дворецкий!

Айрис возмущалась до того искренне, что Никс не могла сдержать смеха.

— А ещё они рассказывали, — спокойно вздохнула Айрис, — что познакомились в Авише. Папа говорил, что от вида мамы в маске так обалдел, что перестал обращать внимание на других девушек. А мама говорила, что он был среди остальных её поклонников из Авиша самым настырным и наглым.

— А? Но Авиш же пуст. Да и выжжен дотла.

— Меня это тоже удивило. Я пересказала им твою историю, а они сказали, чтобы ты меньше общалась с… — она сделала над собой усилие, — сирисонянами. По словам папы, эти трусы после появления Зверя начали печься только о своей шкуре, а борьбу с неживыми тварями взвалили на чужие плечи.

— Зверь всегда там был, не?..

— По словам папы, Авиш с самого его детства был очень привлекательным местом. Люди тянулись туда, как одержимые, правда, никто никогда не выходил на поверхность планеты. Папа пытался, но ему мешал толстый слой, который он не мог пробить своими силами. Он говорил, что прикосновение к этому слою было омерзительным. Будто бы он трогал грязную, жирную кожу.

— Фу.

— И раньше люди, отправляясь в Авиш, пропадали без вести, — Айрис наклонила голову набок. — Если разорялись. Авиш был огромным казино, в котором валюта — способности, а джек-пот — мощь бога.

Никс присвистнула.

— Он помнил живых манекенов, помнил, как среди людей бродили полоумные мутанты, с которых была содрана одежда и местами кожа, — в зелёных глазах Айрис горел огонёк интереса. — Мама вспомнила, как часто натыкалась там на обглоданные кости и оторванные конечности. Помнила, что женщины там… сходили с ума от желания и запирались в храме с обыкновенным манекеном, а после известного срока у них рождались пластиковые куклы вместо детей. Авиш сводил людей с ума, ослеплял и заставлял видеть то, чего не было, но не это было самым страшным их воспоминанием.

— А что тогда?

— Владелец казино, — Айрис сжала губы в тонкую линию. — Мужчина под три метра ростом. С улыбающейся маской на лице, в красном фраке. Мама и папа долго следили за ним, ждали, когда он хотя бы раз снимет маску. Ему нужно было питаться, а в белой маске нет отверстий для рта. Когда он это сделал, они увидели почерневший, склизкий, лишённый кожи труп на поздней стадии разложения, а весь Авиш растерял свою привлекательность. Он превратился в пещеру, состоящую из той же отвратительной, жирной кожи.

— Мяяяя!

Айрис вздрогнула. Никс расстегнула сумку, из которой высунул пушистую голову Ланселот.

— Ты носишь кота в школу?

— Ага, — Никс устало опустила ладонь ему на голову, и Ланселот на неё грозно нашипел. — У него тоже способности.

— Как интересно, — Айрис наклонила голову набок, но потом перевела взгляд на Никс. — Папа говорит, что после появления Зверя Авиш стал менее экономически выгодным, но гораздо более правдоподобным. Он изначально не верил, что где-то во вселенной существует рай, где каждый человек способен стать богом.

— Как давно Зверь всё сжигает?

— Уже три-четыре года. До этого было затишье примерно в двадцать лет.

— Мне говорили, что он делает это тысячелетиями.

— То, что Авиш уничтожил Зверь — это факт, — кивнула Айрис. — Тогда. Тысячи лет назад. И теперь жжёт его с большими перерывами. Авиш — древний мир, за ним попросту некому было наблюдать, и никто не записывал его историю. Он горел, остывал, покрывался льдами, а потом и кожей. И, видимо, Зверь пробудился спустя долгие годы затишья.

— Твои предки его видели?

— Он сжёг папе половину лица, — пожала плечами Айрис. — Мама тогда еле его спасла. Мутанты пытались его выгнать, боролись с ним, но Зверь он сжигал, просто щёлкнув пальцами. Мама говорила, что без помощи главы Инквизиции они бы не спаслись.

Никс присвистнула, вспомнив робкого и смущённого Колсона.

— Глава Инквизиции застрелил Зверя, — Айрис нахмурилась. — Примерно двадцать лет назад. Когда тело Зверя остыло, папа разорвал его на куски своими силами. Из него вместо лавы хлынула обыкновенная красная кровь.

Лицо Никс и морда её рыжего кота замерли в немом изумлении.

— И кому теперь верить? — Никс хмуро подняла глаза к потолку и невесело хмыкнула. — Смотрю, ты реально загорелась… этим. У тебя глаза сияют.

— Это всего лишь то, с чем я ещё не сталкивалась. К тому же, кому может быть неинтересна история параллельного мира, полного магии и населённого богами? По-моему, побывать там — мечта каждого человека.

Никс не успела ответить.

— Я присоединюсь к вам? — лучисто улыбаясь, склонился к ним Джулиан, прислонившись к сидению перед Никс.

Пальцем Никс практически незаметно затолкнула рыжую голову Ланселота обратно в рюкзак. Айрис, прижав ладонь к губам, болезненно прокашлялась, зажмурившись. Когда она говорила об Авише, её болезнь будто бы отступила на второй план, уступив живому интересу и одержимости. Никс подняла взгляд на Джулиана и озлобленно нахмурилась.

— Ты же с друзьями тусовался. Что? Прогнали?

— Надо же мне привыкать к роли старшего брата, — он встретился с ней взглядом, и теперь Никс ощущала в его улыбке коварство. — Вдруг тебя кто-то обидит? Ты ведь такая несдержанная.

Никс почувствовала, что её лицо пылает.

— Я смогу за себя постоять, — сквозь зубы процедила она.

— Не поверю, пока не увижу лично, — улыбаясь, он сел рядом с парнем с хлюпающим носом и откинулся на спинку сидения. В своём аккуратном коротком плаще и строгих брюках он выглядел куда мужественнее большей половины парней в автобусе, и Никс к своему неудовольствию обратила на это внимание. — И за это время я глаз с тебя не спущу.

— Купер? — шикнула Айрис, прикрывая рот ладонями. — Твой брат?

— Сводный, — отвернувшись от Джулиана, шёпотом ответила Никс. — Порадуй меня, скажи, насколько он ущербен в нашей школе.

— Вообще-то, — Айрис сжала губы в линию. — По нему четыре моих одноклассницы сохнут.

Никс едва заметно нахмурилась, недовольная такими успехами. Его желание приводить домой девушек само по себе всплыло в её воспоминаниях и оставило отвратительный осадок.

— И у него очень много друзей и знакомых, — Айрис пожала плечами. — У него хорошая репутация, в школе его уважают, сам он поставит на место кого угодно. Тебе повезло, что он твой… брат.

— Мудак он, — с нескрываемым раздражением нахмурилась Никс. — И хамло. Может, на людях он и строит из себя паиньку, но ты ещё не видела его в повседневной жизни.

— А что он делает?

— То говорит, что не будет вмешиваться в мою жизнь, то каждую секунду выводит из себя. Бесит.

— Мужчина часто отталкивает женщину, чтобы притянуть её к себе как можно ближе, — Айрис поёрзала тощими коленями. — Я это у Митчелл прочла.

Никс покраснела до кончиков ушей. Айрис больше ничего не говорила, только смотрела в окно, почему-то не рискуя продолжать беседу об Авише, а Никс была до того взволнована, что не могла выдавить из себя ни звука. При первой встрече она не воспринимала Джулиана, как парня, теперь же боялась допустить такую неправильную мысль.

Автобус остановился у школьных ворот.

— Эй, Никс, — сияя улыбкой, Джулиан протянул ей раскрытую ладонь. — Возьмёмся за руки, как счастливая семья?

Испугавшись, она вцепилась в рюкзак до того крепко, что Ланселот раздражённо мяукнул. Чёрт бы побрал эту Айрис, теперь Никс не могла даже спокойно нахамить Джулиану и не бояться, что её «притянут к себе как можно ближе». Или он уже начал притягивать? Ничего не ответив, Никс прижала рюкзак к груди и, расталкивая учеников в автобусе, выбежала прямиком под ледяной дождь, за секунду окативший её с головы до ног. Кто-то в автобусе усмехнулся, кто-то пожаловался на непогоду, кто-то крикнул что-то оскорбительное ей вслед, но Никс было плевать, она остановилась только оказавшись в школе, тяжело дыша и чувствуя, что вот-вот умрёт от стыда.

— Что на тебя нашло?! — барахтался в рюкзаке совершенно сухой и помятый Ланселот.

— Т… ты слышал? Дж… Джулиан!

— Ну и что?! — он высунул голову и тряхнул ею, сердито глядя в глаза Никс. — Порядочный кот. Что тебя испугало в нём?!

Никс хмуро смотрела на Ланселота, не зная, что ответить. Школьный коридор пустовал и, вовремя опомнившись, она прошла к своему шкафчику и запихнула туда рюкзак. Когда довольно-таки взрослая девушка эмоционально спорит со своим котом, это выглядит, как минимум, очень странно. В этот момент никого не заботит то, что она притащила его с собой в школу.

— Не хочу я кому-то нравиться, не хочу, чтобы меня… притягивали, — достаточно тихо ответила Никс, расчёсывая мокрые волосы. — Особенно он.

— Миледи должна быть пылко влюблённой, возможно даже платонической или куртуазной любовью, — глубокомысленно произнёс Ланселот, нализывая рыжую спину. От сытной пищи и тёплого жилья он стал потихоньку набирать вес. — Иначе в её жизни будет не из-за чего падать в обморок.

— Блеск.

— А так же заводить котят. Пора бы уже познать мартовскую любовь, тебе так не кажется?

Никс вновь засунула эту циничную рыжую морду обратно в сумку и достала учебники из шкафчика. Сейчас, когда за окном лил дождь, а в школе раздражал Джулиан и предстояло сидеть на химии, Никс нестерпимо захотелось в Авиш. Рассказ Айрис, конечно, довольно захватывающий, история с жутким казино и разлагающимся трупом несомненно напугала бы Никс, если бы там не было прелестных каменных зверей, на которых можно сорвать злость. Впрочем, было бы здорово обнаружить само это казино. Раз в нём ставят на кон суперспособности, то для Никс это хороший шанс стать могущественнее и не позволить всяким паукам ломать себе кости.

— Эй, Ланс, — вздохнула она. — Как насчёт Авиша вечерком?

— Мяу?

— Надо же учиться силы контролировать, не?

В класс она пришла раньше всех. Достала учебник, тетрадь с нехотя сделанной домашкой, повесила рюкзак с Ланселотом на спинку стула и, пока не начался урок, решила порисовать. Нужно было отвлечься от слов Айрис, сосредоточиться на Авише и попытаться успокоиться. Если подумать, то Авиш был полон творческих решений Зверя. Мир сожжён, поэтому главному его сжигателю оставалось лишь одно — творить нечто уродливое и отвратительное. То Никс боролась с собаками, то со змеями и ястребами, то с уродливыми подобиями людей, которые не могли выжить даже после слабенького разряда электричества. В прошлый раз её радушно встретила тройка существ, чья каменная форма очень была похожа на мужские половые органы. Никс оценила шутку, решив, что Зверю лет десять (и про себя очень метко и тонко назвав эту команду хуёвой). Ланселот же сам рванул в бой, решив избавить миледи от созерцания отвратительного.

Она постукивала ручкой по чистому листку. Ничего не шло на ум.

— Могла бы и не убегать, — равнодушно проговорил Джулиан, садясь за соседнюю парту. — У меня, вообще-то, с собой зонт.

Никс закатила глаза, ничего не ответив. Джулиан опустил на свою парту учебник, тетрадь, ручку, карандаш с линейкой и тот самый блокнот, в который скрупулёзно записывал свои наблюдения за сводной сестрой, и в котором записей теперь прибавилось. Сейчас он сделал три пометки: таскает кота в школу, Зверь и Авиш. Последнее он несколько раз подчеркнул.

— Ты же не здесь сидишь, — раздражённо буркнула Никс. — Что такое? Решил осквернить собой ещё одно место в классе?

— Я обещал не спускать с тебя глаз, — он хитро улыбнулся, вновь заставив Никс похолодеть. — Воспринимай моё обещание буквально.

— Слышь, — она стиснула зубы. — Это уже домогательство! Не боишься попасть под суд?

— Что я слышу? — засмеялся он. — Ты всё-таки пролистала уголовный кодекс? Приятно слышать.

— Не важно! — она закрыла глаза, приказав себе сдерживаться. — Не важно, пролистала я или нет. Я не хочу, чтобы за мной присматривали папкины отличники.

— Считай у тебя, наконец-то, появится круг общения.

— Я общаюсь с Айрис…

— Забавно. У неё репутация высокомерной стервы, ты знала об этом?

— Ну и что? Ты тоже высокомерный, но она хотя бы не навязывается.

Джулиан тяжело вздохнул, чувствуя, что их спор зашёл в тупик. При других обстоятельствах, он бы оставил Никс в покое, возможно, иногда издалека наблюдая за ней. Не важно, что она его раздражает, и что их характеры совершенно не сочетаются. Важно, чтобы она не создавала проблем ровно до тех пор, пока он не отправится в сторону Атлантического океана, прямиком в Гарвард. Близился год выпуска, и Джулиан нервничал из-за этого всё сильнее. Его неоднократно звали на вечеринки, которые он пропускал, признавались в любви девушки, которых он отвергал, ему предлагали подработку, а он отказывался. После того, как стало известно о романе отца с Джанет, идеей фикс Джулиана стал Гарвард. Престижный университет, плюс, находится настолько далеко от Сиэтла, что с семьёй придётся видеться только раз в год. Что ж, хотя бы так. Если быть совсем откровенным, Джулиан хотел видеть родной дом ещё реже. А потом из Гарварда отправиться в Англию, во Францию, в Германию — куда угодно, лишь бы больше никогда не испытывать этого тошнотворного чувства, которое душит его, когда он находится дома.

Никс стала выводить на бумаге прямые линии, кресты и тонкие силуэты ангельских крыльев. Джулиан задумчиво скосил на неё взгляд. И это она превратила его любимое одеяло в пепел? Она, которая сейчас выглядит такой растерянной и жалкой? Несмотря на эксцентричный внешний вид и грубость поведения, Никс не вызывала у него никаких воинственных ассоциаций. Всего лишь перепуганная, посредственная и асоциальная девушка, которая, как бывало несколько раз до неё, влюбится в Джулиана, если он будет достаточно приветлив, настойчив и готов помочь. А хотелось бы ему этого? Что ж, если только в чисто воспитательных целях…

Прозвенел звонок и прервал нить его рассуждений. Под долгую, нудную и утомляющую лекцию учителя об органических соединениях Никс думала только о том, что сегодня, да и в ближайшее время не попадёт в Авиш, не надоест Линн и не потолкует с Меллоунами об их прошлом.

Если только не станет капельку изобретательнее.

* * *

Умерших в Сирисо хоронят по-особенному.

Тело в одеждах из хлопка помещают в стеклянную капсулу-дезинтегратор, которая постепенно и неторопливо наполняется нежным медовым светом. Под его воздействием органические клетки и ткани разрушаются, остаются только микроскопические ДНК-роботы, которые частично после окончания процедуры будут отправлены в хранилище, частично с их помощью память умершего загрузят во всемирную Сеть. И, конечно же, остаётся кулон, полный магической энергии. При желании можно было внедрить использованных ДНК-роботов в тело новорожденного, наделить его необходимыми способностями и воскресить историческую личность или знаменитость. В век информационного бессмертия ценность жизни стала чем-то не стоящим внимания, чем-то не важным и далёким. К чему горевать об усопших, если их можно вернуть? Зачем спешить жить, если потомки тебя воскресят?

И всё же смерть вселяла ужас в Колсона Дирка. И всё же он горевал по отцу, пропавшему в неисследованных глубинах Авиша. Колсон пришёл в хранилище, которое за всю историю существования разрослось до целого города со зданиями из серверов и полными медового света колбами с питательной средой для ДНК-роботов. Здесь обычно было безлюдно (андроидов-мастеровых с длинными пальцами-спицами и деформированным экзоскелетом вместо тела за людей считали только безнадёжные романтики), но в этот раз, считая Колсона, в хранилище находилось трое. Это он выяснил по данным на экране у входа. Линн Джулс и некто неизвестный. Колсон мог лишь надеяться, что этим неким неизвестным был не Лео.

Что здесь забыла леди Джулс? Колсон не так много знал о ней. Только то, что после пробуждения у неё способностей, любящая семья запросто оставила её, оставив одиноким подкидышем у дверей Инквизиции. Колсон помнил её маленькой, в белом хлопковом платье-саване, уже подслеповатой, с заплаканным лицом. Родители, помня о печальной истории Авиша, хотели похоронить девочку заживо, но отец Колсона и Лео вмешался. На его средства Линн поселилась в небольшую, но собственную комнату, смогла научиться контролировать свои силы, о ней заботился и прислуживал личный андроид. Родителей отец в конечном итоге нашёл и отправил под суд, а дальнейших подробностей об их судьбе Колсон не знал.

Альтруизм убил отца. Безвозвратно уничтожил Герберта Дирка.

Колсон коснулся пальцами виска и быстро обнаружил место, где была леди Джулс. В том секторе, который никогда не пользовался особой популярностью. Там хранились данные о тех людях, которых по каким-то причинам не смогли распылить и извлечь из их тел ДНК-роботов. Возможно, однажды эта проблема решится, в будущем, когда планета вернётся в зону жизни, и появятся благоприятные условия для очередного технологического прогресса. В том секторе хранились данные и о Герберте Дирке. Великом человеке для своего времени, чей контроль над силой приравнивался к мощи Зверя. Колсон помнил, как часто Герберта осуждали за то, что он пренебрегает гуманистическими взглядами нового века, за то, что велит казнить особо опасных преступников и передаёт их способности своим союзникам, пренебрегает высшей властью, вербует в свои ряды таких людей, с которыми никто в здравом уме не стал бы связываться. К примеру, Ульрих Меллоун, коренной житель Сирисо, неоднократно сотрудничавший с опасными преступниками; Кейтрин МакГаффин с Земли, на тот момент обучавшаяся на экономическом факультете в старомодном университете; Антрис Копфер с Сирисо, своей репутацией заработавшая себе кличку «Доктор Смерть»; Доминик Смит, глуповатый мужчина, рано попавший в тюрьму и отправленный в Авиш, как пушечное мясо; Джейк Аристид — паренёк из сиротского приюта, в ДНК-роботов которого загрузили вирус; Ричард Довон с Земли, переживший с десяток богатых жён. Подумать только, вздохнул Колсон, а ведь почти все мертвы. Ульрих и Кейтрин поженились и перестали сообщать о себе Инквизиции; Доктор Смерть Антрис пропала без вести, вероятнее всего, мертва; Доминик погиб, Зверь одним щелчком превратил его в тень; Джейк обезумел и скитался по Авишу, пока не нашёл свой конец в кричащих лесах; Ричард… старый дурак так крупно проигрался в казино Ульриху, что теперь вынужден ему прислуживать. Добавить к этой картине двумя кровавыми мазками Герберта Дирка и… и Лео. Колсон с отвращением вспомнил о существовании своего младшего брата. К сожалению, Лео жив и прекрасно себя чувствует, но треклятый Авиш превратил его в чудовище, вернув те воспоминания, от которых страдает не только Лео, но и три параллельных мира.

Линн стояла перед большим голографическим экраном, на котором прокручивались видеозаписи с Гербертом Дирком. Эти видеозаписи выудили из памяти близко знакомых с Гербертом людей, соединили и получился длинный, скучный, зато полный нужного человека фильм.

— Леди Джулс, — негромко обратился к ней Колсон.

— Ваше превосходительство, — тут же откликнулась она, подняв очки и пальцами утерев слёзы. — Простите.

— Вам не за что извиняться, — он тяжело вздохнул и опустил перед экраном маленький витиеватый цветок. Он читал, что на Земле подобным образом поминают умерших. — Я сам часто прихожу сюда.

Линн обняла себя за плечи, точно ей было холодно, остановив взгляд на добродушном лице с глубокими морщинами, улыбающимся с экрана. У Линн были и свои воспоминания о Герберте, которые можно было прокрутить и пересматривать, когда угодно, но она всё равно приходила сюда, чтобы узнать что-то новое и почувствовать, будто бы этот человек жив. Колсон понимал её.

— Вы скучаете? — всхлипнула она.

— Не совсем, — вздохнул он. — В моём возрасте мальчик уже должен становиться мужчиной, к тому же, получение силы должно поспособствовать моему взрослению. И всё же… мне так не хватает его совета.

— Ваше превосходительство?

— Я не вправе посвящать вас в дела Инквизиции, леди Джулс. Часть моих знаний — тайна, выше государственной.

— Я никому не скажу! — она сжала кулачки.

— Вы забавны, леди, — он грустно улыбнулся. — Видите ли… перед тем, как в последний раз уйти в Авиш, господин отец заставил меня поклясться честью, что я ни при каких условиях не убью его приёмного сына. Заставил и погиб. От руки приёмного сына.

Лицо Линн стало до того испуганным, что у Колсона невольно сжалось сердце.

— Его зовут Лео, — он тяжело вздохнул, глядя на голографический экран. — Вас оградили от знакомства с ним в целях вашей же безопасности.

— Н… но… получается, господин Герберт с самого начала знал, что Лео опасен?

— Все знали, миледи Джулс. Все пытались оградить господина отца от его проявления милосердия, но он не слушал. Он пытался воспитать в Лео лучшие чувства, заменил ему настоящего отца, — Колсон закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подступает невыносимая тяжесть давней обиды. — До какого-то момента он сдерживал силы Лео. Заключил их в герметичной капсуле, захоронил под тоннами воды и льда. Это помогало сдерживать кулон, предназначенный для Лео, до определённого момента, но потом, увы, контролировать его стало невозможно. Лео получил силы и… умер.

Линн удивлённо моргнула.

— В переносном смысле, — терпеливо продолжал Колсон. — Он всегда был весёлым, отзывчивым… я всегда ненавидел его, но Лео не обращал на это внимания и заставлял даже меня забыть о негласной вражде. Силу он получал в инквизиторской башне. Тогда там находился северный полюс Сирисо, сейчас он несколько сместился. Лео сковали по рукам и ногам. При церемонии присутствовали сильнейшие инквизиторы, — он печально опустил взгляд. Произошло это всего три года назад, но, казалось, минула целая вечность. — Свои оковы Лео разрушил меньше чем за секунду. Инквизиторов, во всеоружии и использующих силы на пределе возможного, пеплом развеяло по ветру. Башню, способную перенести астрономические катаклизмы, Лео разрушил до основания. Но господина отца поначалу не тронул. Оставил в живых, чтобы шантажировать.

— Это… так ужасно, — Линн вновь всхлипнула, по её бледным щекам скатились две крупные кристальные капли. Колсон отвёл взгляд в сторону. Если подумать, в Сирисо далеко не каждый человек способен плакать. — Я… я не знала.

— Вам этого и не нужно знать, — он поднял взгляд на экран. — Господин отец был великим человеком, а я… я должен исполнить его последнюю волю. Так же говорят на Земле?

— Д-да.

— С каждым днём сделать это всё тяжелее. Каждый раз, как я вижу Лео, моя рука тянется к револьверу.

Линн не ужаснулась и не вздрогнула, лишь понимающе кивнула и покорно склонила голову. Изменила ли её обретённая сила? Колсон помнил Линн с детства, и раньше она казалась ему обыкновенной плаксой, а сейчас он стал ценить подобную чувствительность. Сам Колсон не мог выразить эмоции, был для их слишком зажат и сдержан, чувствовал, что уже давно что-то в нём перегорело до самых углей, и продолжало болезненно жечь израненное сердце.

— Я видел кого-то ещё в хранилище, — тяжело вздохнул он и, коснувшись пальцами левого виска, выключил отцовский голографический экран. — Но система не определила его имя. Не хотите проверить его со мной?

Линн кивнула и надела очки, из-за которых её покрасневшие, распухшие глаза стали казаться меньше. Колсон коснулся пальцами виска и быстро определил местоположение неизвестного человека. Он был в том же секторе хранилища, так что далеко идти не придётся. Переведя взгляд на Линн, Колсон протянул ей раскрытую ладонь.

— А?

— На Земле люди ведь держатся за руки, — спокойно ответил он. — Мне всегда было интересно, почему?

— А… я спрошу у Никс при встрече.

— Я предпочитаю получать знания без посредников.

Линн протянула дрожащую ладонь и несильно сжала его элегантную руку в белоснежной перчатке. Единственное, что они оба испытали, ощутив незнакомое тепло чужого тела — это испуг. Это новое, незнакомое ощущение мотивировало их как можно быстрее пройти к неизвестному человеку, едва ли не прилететь к нему на крыльях доселе незнакомого ужаса.

Напротив голографического экрана, сложив ноги по-турецки, сидела на холодном полу женщина. Она была одета в кожаную куртку, джинсы, перчатки без пальцев и высокие ботинки. Примечательным в ней было то, что её иссиня-чёрные волосы отросли настолько, что явно будут мотаться по полу, если она встанет. Она смотрела архивные видеозаписи с воспоминаниями о Докторе Смерти Антрис Копфер.

— В системе нет вашего идентификационного номера, — холодным, звучным голосом произнёс Колсон, отпустив руку Линн. — Назовите себя.

— Что, уже забыл меня? Так много времени прошло?

Она поднялась и круто повернулась на каблуках. Такое лицо трудно забыть. Высокие, острые скулы, высокомерный взгляд хищных глаз, низкие чёрные брови, сжатые в презрении губы и белоснежная кожа. Да, Колсон определённо помнил её. Трудно забыть ту женщину, которая до того ласково разговаривает с трупами, точно с малыми детьми, а с живыми людьми обращается, точно с собаками, требующими дрессировки, то отталкивая их, то поощряя. В детстве она заставляла его трястись от ужаса, сейчас же сердце Колсона болезненно дрогнуло. На голографическом экране, на этом своеобразном надгробии, её лицо было так же молодо и свежо, как и сейчас, когда спустя много лет она соизволила вернуться в родной мир. Ей должно быть около сорока лет, но сейчас ей нельзя было дать больше двадцати.

— Леди Копфер, — он вежливо склонил голову. — Прикажете убрать экран?

— Ну что ты, — презрительно хмыкнула она. — Я всегда подозревала, что в этом поганом Сирисо меня ни во что не ставят, но чтобы похоронить меня заживо, даже не отыскав свидетельств смерти... Признаюсь, Колсон, меня трудно впечатлить, но вид собственного надгробия любого заставит дрогнуть.

— Надгробие? — он нахмурился. — Похоронить? Это же земные слова. Вы скрывались там?

— Значит так, Колсон, — спокойно ответила она. — Моё прошлое касается только меня. Где я была, и что со мной случилось — не дела Инквизиции, — она на секунду умолкла. — Соболезную о смерти Герберта. Я видела его в последние часы жизни.

— Он..? — немой вопрос никак не мог сорваться с губ парня.

— Он умер без сожалений. Счастливый человек, — Антрис направила руку на своё надгробие, раскрыла ладонь. — Увидел все ужасы Авиша и позволил себе такую роскошь, как смерть.

— Вы… — Линн стиснула зубы. — Как вы можете?!

Антрис в ответ лишь хмыкнула. Внезапно в хранилище стало до того холодно, что у Колсона и Линн застучали зубы. Свет голографического экрана исчез, металл и пластиковая основа, к которой экран крепился, прогнулись под собственным весом и рухнули, разбившись, точно хрупкое стекло на миллионы снежинок, провода хрустнули и сломались. Антрис убрала ладонь, и Линн сделала судорожный вдох, чувствуя, что задыхается.

— Прикрывай рот рукой, — спокойно проговорила Антрис. — И вообще старайся не дышать ртом. Воздух промёрз, ты легко подцепишь воспаление лёгких.

— Болезнь с Земли, — Колсон покорно прикрыл рот ладонью. — Леди Копфер, я жду от вас рапорт.

— Хороший врач обязан знать все существующие болезни, знать, как и от чего лечить землянина, сирисянина и авишанина, — парировала она, мгновенно сменив тему. — Ну или как убить, не оставив следов. Ты же помнишь, почему меня зовут Доктор Смерть?

— Господин отец засекретил данные о вас. Даже ваш идентификационный номер.

— Как мило, — хмыкнула она. — Что ж, я расскажу. В моей жизни было много тех моментов, о которых я хотела бы забыть, вот только паршивые ДНК-роботы не замерзают в моём теле, да и алкоголем их не вытравишь. Но мне бы хотелось, чтобы ты и твоя миленькая карманная Керарет это знали.

Она подошла к сломанному голографическому экрану и с силой ударила по основанию, на котором он держался, раздавила его с громким хрустом. Наклонившись, она подняла острый металлический осколок, от одного прикосновения к которому с её пальцев потекла горячая струйка крови. Колсон схватился за револьвер.

— Ну-ну, — мягко, по-матерински произнесла Антрис. — Мы оба знаем, что это не сработает. И я не собираюсь атаковать. Я всего лишь хочу обрезать эти идиотские патлы.

Она провела лезвием по роскошным иссиня-чёрным волосам, и они упали на пол безвольным грузом.

— О чём мы? Ах да, — Антрис продолжала неровно резать волосы. — Несмотря на технологическое превосходство Сирисо и век андроидов, в больницах, в лабораториях, в военных бункерах и так далее больше доверяют разуму человека. А почему бы ему не доверять? Мы получаем знания из воздуха, и для нас они обесценены, мы поощряем новаторство, научные открытия и исследования, ведущие к тому, что в конце концов мы либо покинем к чертям эту систему с тремя солнцами, либо создадим колонию на соседних планетах. Их, к счастью, двенадцать, плюс спутники газовых гигантов и астероиды. Но я отвлеклась. Как же тянет поболтать после стольких лет одиночества.

Она обрезала волосы по лопатки и осталась недовольна результатом.

— Итак, я работала в больнице. Контролировала работу андроидов в хирургическом отделении, проводила сложные операции и не позволяла расслабляться новичкам, — она с отвращением бросила длинную прядь волос на пол. — С утра до вечера. Без выходных. Сплошные стресс, депрессия, мысли о самоубийстве и вечные попытки не потерять работу в век андроидов. Возможно, это и стало тем самым переломным моментом, пробудившим во мне силу — не знаю. Моя психика не выдерживала вечного давления. Я сходила с ума, да и сейчас не могу пожаловаться на здравый ум. Моя способность пробудилась после очередной неудачи.

— Вы были выдающимся врачом, — прервал её Колсон. — Господин отец…

— Может быть. У каждого выдающегося врача за плечами своё собственное кладбище, — она обрезала волосы по плечи. — Так вот. Я привыкла к тому, что даже люди со способностями не всегда выживают, в особенности те, кому больше двадцати лет. Сила жрёт их изнутри, все мы это знаем, все видели происходящие в теле человека метаморфозы, кто-то даже пишет научные работы о мутантах. Все слышали… второй голос из их глоток, больше похожий на отвратительный предсмертный хрип. До того дня я не думала, что услышу его изо рта маленького мальчика.

Лишь на секунду Колсон увидел искры, мелькнувшие в её карих глазах. Её голова как-то странно, нервозно дёрнулась, и от этого ему, человеку устойчивому и хладнокровному, стало не по себе. Антрис не солгала насчёт своего безумия. Её разум нестабилен, однако заметить это получилось не сразу.

— Теперь я знаю, чей это голос, — Антрис вновь подняла взгляд на Колсона. Её глаза блестели от подавляемых слёз, но голос был холоден и твёрд. — Я многим пожертвовала, чтобы узнать. Но даже тогда, в прошлом, я была уверена и оказалась права в своём убеждении, что сила выходит из-под контроля в двух случаях: когда её слишком много и когда для человека она становится единственной опорой. Даже в нашем цивилизованном Сирисо встречаются случаи насилия над детьми. Разве плохо, что тот мальчик хотел защититься от озабоченного отца?

Антрис отбросила последнюю длинную прядь. Её стрижка вышла неровной, неаккуратной, но это не убавило её женственности.

— Я не хотела его спасать, — призналась она. — Он был изрезан, избит, у него выбили глаз и… насиловали. После того, что он пережил, эти проклятые ДНК-роботы не позволят ему оправиться и забыться. Я хотела его… заморозить. Не убить, не провести эвтаназию, а поместить в капсулу, где мы держим идеальных созданий, отправить его разум в полёт, — она хмыкнула. — И перестаралась. Когда я пришла в себя, у меня на шее висел кулон в форме чёрной звезды, в голове были воспоминания мужчины-палача, приносившего жертвоприношения Керарет, а в здании кроме меня не осталось ни одного живого существа. Стоило прикоснуться к чему-нибудь, как оно тут же крошилось и с хрустом разваливалось. Я бережно подняла тело мальчика на руки. Занесла над головой. Расколола на части об пол. Не осталось ни одного поганого ДНК-робота, который вернул бы ему память, не осталось ни одной живой клетки тела, с помощью которой можно было бы вернуть его к жизни.

Линн была белее мела. Колсон чувствовал боль в онемевшей руке, сжимавшей рукоять револьвера. Отец доверял этой женщине, часто прислушивался к её мнению, закрывал глаза на жестокое убийство. Должен ли Колсон поступать так же? Ему нужны союзники, и заручиться поддержкой Антрис было бы огромной удачей.

— Я не просто так трачу ваше время, — Антрис улыбнулась. — Я предупреждаю. Герберт назвал мою способность тепловой смертью Вселенной и… в общем-то, был прав.

— К чему вы клоните?

— К тому, что не стоит мне мешать, а если соберётесь, то после сражения обратитесь к специалисту. Вероятнее всего, я устрою вам небольшой некроз мышечной ткани. Обнаружится не сразу, зато будет очень больно и придётся ампутировать повреждённую конечность., — её взгляд оставался спокойным. — Зверь поручил мне кое-какую работу на Земле.

— Земля, — прохрипела Линн. — Никс.

— Нет, — Антрис опустила взгляд, улыбка пропала с её лица. — Джулиан. С условием, что я убью его жестоко, с криками, болью и у неё на глазах. Это будет моей данью верности Зверю.

— Вы служите Инквизиции! — повысил голос Колсон. — Не оскверняйте нашу честь!

— Я служила Герберту и только ему. Он мёртв, и я официально мертва. Моя служба закончена.

— Вы же… — ужаснулась Линн. — Вы же так спокойно говорите об убийстве живого человека. Как вы можете?!

— Считай это данью милосердия, — Антрис глубоко, протяжно вздохнула. — Мальчик останется навечно молодым. Не столкнётся с разочарованием, болью, трагедией, не вкусит страха и лишений. А у новой Соммерос, у Никс появится мотивация напасть на меня и Зверя лично. В её сердце вспыхнет отчаяние, которое позволит ей без колебаний пожертвовать всем, вызовет неконтролируемые мутации тела, сведёт с ума.

— Вы… — Линн провела пальцами по кулону, стиснув зубы. — Вы монстр!

— Я ангел милосердия, — она склонила голову, мученически улыбаясь, разведя руки в стороны, точно для объятий. — Добрый и славный Доктор Смерть.

Её тело рассыпалось тысячами пикселей, за мгновение до того, как в него попали падающие звёзды Линн.

Начался последний урок. Никс чувствовала себя немного лучше после стаканчика кофе с шоколадом и большого, приготовленного мамой сандвича. У Джулиана обед был точно таким же, но он и не возражал. Просто сидел напротив Никс с серьёзной физиономией, внимательно смотрел на неё и молча хомячил. Никс в ответ злобно смотрела на него исподлобья, надеясь, что рано или поздно он уйдёт или хотя бы отвлечётся на своих многочисленных друзей, что позволит ей сбежать. Но Джулиан упрям, возможно, более упрям чем она, и потому Никс уже начинала отчаиваться.

— Почему бы тебе иногда не проявлять дружелюбие? — задумчиво спросил он. — Ты мне тоже не нравишься, но я хотя бы пытаюсь.

— Вот ещё, — привычно огрызнулась она. — Я же не долбанный лицемер.

— Странные вещи ты считаешь лицемерием, — он пожал плечами и сделал глоток чая. — Ты ведь знаешь, что я думаю о наполнении твоей черепной коробки. Да и все мои друзья в курсе какого я о них мнения.

— Ты к чему?

— Я не лицемер, пустая голова, — он добродушно улыбнулся, заставив Никс злобно стиснуть зубы. — Просто я не хамло и пытаюсь быть дружелюбным даже с тобой. Знаешь, это достаточно сложно сделать.

— Так не дружелюбничай, — она отвела взгляд в сторону. — Тебя никто не просит.

— Я пробовал, — его улыбка стала более коварной, когда их взгляды встретились. — И ты становишься совершенно беспомощной. Так что пусть у тебя хоть иногда будет иллюзия того, что ты сможешь меня победить.

Никс, что было сил, сжала пустой бумажный стаканчик из-под кофе. Удивительно, как легко этот парень каждый раз выводил её из себя. Такой хороший, такой вечно идеальный, всеми любимый и всеми ставящийся в пример, в то время как она — сплошное разочарование как в глазах матери, так и в своих собственных. Впрочем, наверное, так и стоит относиться к своей абсолютной противоположности — с враждебностью и желанием поскорее убить.

— Вот видишь? — обеими руками он сжал её крохотную ладонь и легко разжал напряжённо сжатые пальцы. Никс передёрнуло от этого жеста. — Ты даже не знаешь, что ответить. Разве это хорошо?

— Я тебе сейчас нос сломаю.

— Уже лучше, — он не переставал улыбаться. — А теперь сделай это. Сломай. Или твои угрозы так же пусты, как и твоя голова?

Лицо Никс зарделось от стыда. Она отняла руку и встала до того резко, что её колени громко ударились о стол. Джулиан выпрямился и скрестил руки на груди, с улыбкой победителя глядя на неё. Если бы Никс знала, насколько она очаровательна в момент своего поражения, она бы, как и всякая мудрая женщина, начала бы этим пользоваться. Но увы, приходилось наслаждаться её поверженным видом лишь иногда и лишь приложив усилия.

— Как же ты меня бесишь, — сквозь зубы сдавленно проговорила она. — Сам же предложил не вмешиваться в жизни друг друга… и… и…

— Разве это вмешательство? — невозмутимо ответил он. — Я ещё ничего тебе не запрещал, ни от чего не отговаривал и не пытался контролировать, — он поднялся с места и встретился с ней взглядом. — Но ты можешь облегчить жизнь нам обоим. Достаточно только рассказать, как ты сожгла моё одеяло, почему ты таскаешь кота в портфеле и что такое Авиш.

Никс побледнела. Нельзя сказать, что она относилась к своей тайне с какой-либо осторожностью, но всё же старалась не говорить на людях с Ланселотом и велела ему не высовываться; Линн не приходила к ней и потому не могла её выдать; Айрис говорила очень тихо и прикрывала рот рукой, так что даже Никс едва её слышала.

— Никогда не оставляй телефон даже на пару минут без присмотра, — он едва заметно улыбнулся. — Ты не представляешь, как легко установить на него незаметную программу прослушки.

Никс подавлено опустила взгляд, крепко, до боли сжав кулаки. Как бы она ни приказывала себе сдерживаться, чувство, что по венам течёт вместо крови электрический ток, усиливалось. Ей хотелось ударить его, хотелось обматерить, хотелось распсиховаться, бросить в Джулиана пластиковый контейнер для еды и уйти, не обернувшись. Но чем это поможет? Разве его намерения изменятся? Да и что она получит, если вспылит? Только осуждение со стороны всей школы, гнилостное чувство внутри и, возможно, очередную вспышку молнии. Впервые за всю свою недолгую жизнь Никс поняла безвыходность своего положения. Она — воплощение богини, и вместе с тем она — никто без друзей, без опоры, без уверенности в чём либо, а суперспособности причиняют ей больше вреда, чем приносят пользы.

— Ну и что? — как-то невыносимо грустно ответила она, отведя взгляд в сторону. — Получил кайф с того, что мне вместо кучи друзей, как у тебя, звонит только мама?

Джулиан не нашёлся, что ответить. Его сбил с толку этот печальный, вполне обычный для одинокой девушки вопрос. Честно говоря, если бы Никс сейчас начала нести чушь о странных экспериментах, о путешествиях во времени и магии, он бы удивился куда меньше. За это недолгое время он настолько привык приписывать Никс необычные особенности, что перестал видеть в ней простую девушку.

Воспользовавшись его замешательством, Никс выбралась из-за стола и направилась в кабинет, где должен был пройти последний урок — французский язык. Ланселот, получивший бесполезных знаний из школьной программы за один день больше, чем за всю свою жизнь, едва мог соображать из-за внезапно возросшего уровня интеллекта. Правда, большую часть уроков он тихо спал.

— Слышал? — тихо спросила Никс, склонившись к рюкзаку.

— Срочно отдай ему кулон Тома, — промурлыкал в ответ Ланселот.

— Чтобы с… этим, — она избегала говорить прямолинейно, помня о прослушке в телефоне. — Он окончательно меня достал? Он не поможет, Ланс.

Он не стал спорить. Просто свернулся клубком и задёргал рыжим хвостом в знак недовольства. Никс тоже не хотела продолжать разговор. Уже второй человек так просто раскрывал её тайну, и с этим необходимо было что-то делать. Во-первых, встречу с Меллоунами не помешает устроить прямо в Авише, где из посторонних, которые могут их подслушать, только Зверь… ну и мифический Другой, которого они называли хозяином казино. Во-вторых, нужно запретить Айрис, несмотря на весь её пыл, болтать о запретных темах. И, в-третьих, нужно выпросить у матери другой телефон и попросить у Линн установить три приложения с иконкам, которые она рисовала.

Никс устало закрыла лицо руками. Ещё совсем недавно она бы и не подумала переустанавливать эти треклятые приложения, а сейчас, когда перед мысленным взором вставало лицо без глаз, изуродованный силами Том и картина разрушений, всё стало куда сложнее. Никс было страшно. Страшно, что однажды такой же сверхъестественный урод придёт посреди ночи в её дом и оторвёт ей руки, чтобы она не смогла дотронуться до кулона, а потом примется за маму, за Ральфа, за Джулиана. И никто не поймёт её страхов, некому о них рассказать, разве что Ланселоту, который любую тему переведёт в высокую кошачью философию.

Последний урок подошёл к концу. Никс избегала даже смотреть в сторону Джулиана, изображая обиду и унижение, но порой кожей чувствовала на себе его взгляд. Хотя, быть может, ей так просто казалось. Из школы она вышла среди толпы усталых и сонных из-за последнего урока учеников. Дождь прекратился, но на улице было до того холодно, что Никс в свое тёплой куртке сжалась и крепко обняла себя за плечи. Лужи заледенели, ученики, наступая на асфальт в кроссовках и сапогах, тут же уезжали и врезались в первое, что попадалось на пути. Джулиан тоже поскользнулся, но вовремя схватился за плечо Никс и вместо того, чтобы упасть в одиночестве, повалил на асфальт ещё и её. Ланселот возмущённо мяукнул из рюкзака, но в этот раз на него не обратили внимания.

— К-к-к-какого..? — Никс трясло от жуткого холода. Впрочем, не только её. Поскальзываясь и спотыкаясь, молодые люди бежали к своим покрытым корочкой льда автомобилям, к ближайшим зданиям, возвращались обратно в тёплую школу.

Никс не смогла и не успела закончить вопроса, как раздался хлопок, содрогнувший морозный воздух. В небо со стороны старого кирпичного дома взметнулась красно-коричневая крошка, пыль, опилки, острые камни, куски стальной крыши и… снег? Мелкие снежинки, поднявшись высоко в небо, падали, жаля кожу. Никс ничего не понимающим взглядом смотрела на разрушенный дом и поверить не могла, что во всём мире может существовать столько снега и быть настолько холодно.

Раздался ещё взрыв — уже где-то за зданием школы, и ещё один, но Никс уже не смогла его увидеть. Джулиан поднял её за плечи и неуклюже, но довольно быстро поволок подальше от этого места. Ученики не знали, как им реагировать. Они не видели дыма, не видели огня, просто громкий снежный фейерверк, который, несмотря на свою разрушительность и жуткий холод, был до того красив, что мгновенно приковывал внимание. Никс тоже смотрела на крупные хлопья, переливающиеся всеми цветами радуги, и не могла отвести взгляд.

Они ушли недалеко. Дошли до тротуара у автомобильной дороги, где машины, скользя и пытаясь дать задний ход, безнадёжно врезались в столбы, в ограждения, друг в друга. Стоило очередному водителю не справиться с управлением, как его занесло в сторону Никс и Джулиана. Визг тормозов. Крик водителя. Автомобильный гудок. Никс зажмурилась.

Грохот. Отвратительный скрежет развороченного металла, хруст льда под ногами. Никс не почувствовала столкновения. Секундой позже она открыла глаза и от неожиданности громко охнула и тут же ощутила боль в лёгких от вдоха ледяного воздуха.

От столкновения их спасло… нечто. По формам тело этого существа напоминало человеческое, только ноги были длинными и острыми, точно две иглы, из-за чего он или она мог спокойно ходить по льду. Его белоснежная кожа состояла из снега и льда, на ровном лице был всего один левый глаз, на который был надет монокль. Это существо было ростом под три метра, оно приоделось в рубашку с кружевными рукавами, брюки, цилиндр. А ещё оно было отвратительно горбатым. Никс оторопело смотрела на это существо, Джулиан был не в силах вымолвить ни слова. Автомобиль врезался в его ноги-иглы и смялся в уродливую гармошку, а существо, казалось, даже не чувствовало этого.

В огромной руке странное создание держало аккуратное, перевязанное бархатной ленточкой письмо. Оно протянуло его Никс, а как только её дрожащие пальцы сжали конверт, исчезло, рассыпавшись в миллионы снежинок.

Никс потянула ленту, открыла конверт. Послание было коротким, но информативным, написанным аккуратным мелким почерком:

«Через час на железнодорожной станции с Джулианом, идеальным созданием и всеми, кто осмелится. Или ещё пять взрывов. С уважением, Доктор Смерть»

* * *

Вопреки ожиданиям, на железнодорожной станции не было холодно. Люди беспокойно сновали, боясь опоздать на свой поезд, парочки встречались, друзья развлекались, семьи пытались утихомирить непоседливых детишек. Это было вполне романтичное и несколько старомодное местечко — в огромном здании вокзала стояла, расправив огромные крылья, статуя ангела, потолок был покрыт стеклом, сквозь которое было видно молочно-белое небо. Джулиан слышал, что здесь одна особо отчаянная парочка устроила церемонию бракосочетания, но до этого момента не понимал, почему. От этого старомодного великолепия в центре процветающей урбанизации захватывало дух. Пожалуй, он бы и сам привёл будущую жену в это место, если бы однажды надумал жениться. Видимо, в нём сказывались гены, ибо той парочкой, сыгравшей здесь свадьбу, были его родители.

— Леди Макграт, — в который раз недовольно воскликнул Колсон Дирк, идя следом за парнем и девушкой. С момента своего появления он только и делал, что без конца читал нравоучения и этим достал не только Никс, но и Джулиана. — Вы посвящаете в мировые тайны человека, которые не должен был иметь к этому отношения.

— Ну, вообще-то, я всю дорогу молчу, — недовольно ответила Никс. — А вот ты языком мелешь, не переставая.

— Леди Макграт, вы клевещете на главу Инквизиции и неподобающе обращаетесь ко мне.

— Инквизиция? — нервно, натянуто усмехнулся Джулиан, глядя перед собой. — Так ты ввязалась в путешествия во времени и гуляешь в прошлом?

— Вообще-то, — грозно ответил Колсон. — Нет мира более продвинутого, чем Сирисо!

— Ваше превосходительство! — поспешила оборвать его перепуганная Линн. — Вы что?!

— Землянин посмел назвать Сирисо прошлым. Я этого не потерплю.

— Ваше превосходительство, — хмуро ответила Никс. — Вы заебали.

Колсон вскинул брови и прижал сияющие голубым светом пальцы к левому виску, Линн повторила его жест, а с ними и Джулиан. Никс, тяжело вздохнув, перевела взгляд на полученную записку. Странное существо, больше похожее на кривую ледяную статую, не говорило, куда им отправляться и что делать при прибытии, поэтому Никс оглядывалась по сторонам в поисках чего-либо приметного или необычного. Людей было до того много, что Никс начинала чувствовать себя неуютно.

— Как выглядит этот Доктор? — Никс тяжело вздохнула. — В клювастой маске ходит или типа того?

— Она выживала в Авише на протяжении нескольких лет без медицинской помощи, нормальной воды и пищи, — строго отчеканил Колсон, поправляя съехавшие на нос очки. Похоже, он нашёл значение незнакомого ему слова. — Вероятнее всего, она мутант.

— Весело. Ещё одна любительница пожрать человечины.

— Мутация изменяет строение внутренних органов, преобразует тело и вгрызается в центральную нервную систему, — продолжал парень. — Кто-то из мутантов больше не может дышать воздухом, кто-то — питаться, у кого-то, — он до дрожи сжал кулаки, — ярко светятся глаза. И все мутанты разговаривают одним голосом, больше похожим на предсмертный хрип. Это самые распространённые случаи. Доктор Смерть при нашей встречи говорила вполне спокойно и осмысленно, без признаков обычной зомбированности.

Никс тяжело вздохнула и вновь огляделась. Линн, подойдя, как-то очень по девчачьи сжала левую ладонь правой.

— Говори уже, — хмуро отозвалась Никс.

— Твой сводный братик очень красивый!

Услышав комплимент, Джулиан, до этого напряжённый и задумчивый, невольно улыбнулся и склонил голову, принимая похвалу Линн. Колсон поправил очки, и вложил в этот жест ещё больше грозности.

— Вы не о том должны думать, леди Джулс.

— Знаю я! — защищалась Линн. — Но ведь он и правда красив!

— Да нихрена! — не выдержала Никс. Её лицо было до того красным, что почти гармонировало с волосами. — Чмошник он и выскочка гарвардская!

— А? — Линн удивлённо вскинула брови. — Но почему ты тогда краснеешь?

— ЗАТКНИСЬ!

Никс не представляла, как ей придётся работать с настолько своенравными людьми. Один Ланселот её не раздражал и то, потому что решил перед предстоящей встречей хорошенько выспаться, да и Меллоуны, которых здесь не было и с которыми она должна была связаться через Айрис. Она пообещала передать просьбу о помощи, даже хотела отправить к Никс своего дворецкого, но тот игриво промурлыкал, что без приказа мистера Меллоуна не притронется к кулону. Не передать словами, насколько сейчас Никс раздражал этот гангста-дед.

Доктор Смерть не заставила себя ждать. Среди толпы появились те самые снежные люди, один из которых передал Никс записку. Люди замечали их, дети, хохоча, показывали пальцем, а взрослые считали их огромными тряпичными куклами. Они шли к платформам, волоча за собой длинные руки и протыкая острыми ногами-иглами пол.

— Искусственные формы жизни, — вынес вердикт Колсон. — Доктор Смерть действительно сильна. Возможно, так же могущественна, как и сам Зверь… господин Купер, вы в порядке?

— В полном, — прохрипел бледный, как смерть, Джулиан.

— Его превосходительство спрашивает это не просто так, — ответила Линн. — Джулиан, всё это… слишком не вписывается в привычные для человека рамки. Мы могли бы стереть вам память, как только всё закончится, или погрузить вас в глубокий сон прямо сейчас.

— Я выдержу, — натянуто усмехнулся он. — Раз пустая голова выдержала. Эй, Никс, ты ведь не так давно в этом деле?

— Как ты это понял?

— Шестое чувство. И тот факт, что здесь собрались такие союзники, в компанию которых ты явно не вписываешься.

Никс не ответила. Лишь крепче сжала лямку рюкзака и отправилась следом за трёхметровыми людьми. Почему-то Никс не сомневалась, что в этих тварей вложено куда больше стараний, чем в разлагающихся животных, горящих изнутри. Они были аккуратны, не испытывали извечной боли и двигались даже грациозно. Тяжело вздохнув, пытаясь справиться с нервами, она проговорила.

— Эй, сирисцы, — Никс сглотнула, чувствуя, что язык прилип к нёбу. — Почему у Зверя животные, а у Доктора — люди?

— Потому что Доктор была гением своего дела, — ответил Колсон. Казалось, у него на все вопросы найдётся ответ. — Она изучала медицину трёх миров и жадно впитывала знания. Естественно, она прекрасно знает анатомию и создаёт этих людей, устраняя очевидные недостатки, погрешности и рудименты человеческого тела. Зверь же… любит животных, но не знает, что у них внутри.

Пока он болтал, Никс отвлекалась. Трёхметровые люди проходили в вагон поезда, сгибаясь до того неестественно, что у нормального человека наверняка бы хрустнула спина. Молодые люди переглянулись. Выбора не было. Доктор Смерть взорвала пустые дома, подняла в воздух каменную крошку, тем самым никого не покалечив, но точно доведя до истерики, а следующие взрывы, скорее всего, будут там, где людей больше всего. Нельзя этого допускать.

Джулиан кивнул, молча говоря о том, что он готов встретиться с судьбой. Его предупредили о том, что ждёт его. Ему сказали, ради какой ничтожной цели Доктор Смерть собирается убить его на глазах у сводной сестры. И всё равно он пришёл сюда. Его не заставляли, Никс пыталась его отговорить или же спрятать в Сирисо, но он отказался. Так или иначе, Доктор Смерть догадается о случившемся, найдёт его и устроит ещё череду взрывов. Что лучше? Вечно спасать собственную шкуру и пожертвовать людьми или же один раз совершить что-то по-настоящему стоящее и со спокойным сердцем закрыть глаза? Колсон внутренне восхищался подобным мужеством. Никс вслух материла это никому не нужное геройство.

Они вошли в пустой вагон, сели на мягкие скамьи подальше от ледяных людей. Когда поезд тронулся, эти марионетки открыли окна и выползли на крышу. Никс выглянула, пытаясь проследить за их перемещением. Эти твари двигались быстрее поезда, изменяли направление рельсов, грызли провода. Поезд разогнался до того, что в нём было сложно стоять. Вагоны шатались, подпрыгивали, тряслись.

И из первого вагона раздался выстрел.

Ланселот выпрыгнул из рюкзака и тут же принял свою особую форму. Никс, Колсон и Линн последовали его примеру. На голове Колсона появилась широкая пиратская шляпа, на теле — кожаный жилет, чёрный плащ и белоснежная кружевная рубашка, на ногах строгие чёрные брюки, заправленные в высокие сапоги, к ремню была пристёгнута кобура для оружия. Его маска — белый череп без нижней челюсти — скрывала верхнюю половину лица. В этом облике он был совершенно не похож на слугу закона, скорее на того, кто готов осушить бутылку рома и найти сундук сокровищ.

Ланселот зашипел, грозно глядя на дверь. Вагон заполнил золотистый, полупрозрачный туман. В этот раз он расстарался, и потому никто ничего не видел дальше метра от себя.

Выхватив меч из ножен, Ланселот ринулся вперёд. Замах. Удар стали о сталь. В золотистом тумане сверкнули высеченные искры. Выстрел. Короткий крик Линн. Что-то с грохотом упало на пол, и золотистый туман исчез.

— Внезапные атаки, — произнёс мелодичный, глубокий женский голос. — Бесполезны.

Она прошла в вагон, неся на плече бесчувственного Ланселота. Никс не поняла, куда угодила ему пуля, но крови она не видела и, похоже, он дышал. Вот только был без сознания и трясся от жуткого холода. Женщина заботливо опустила его на одну из скамеек. Никс сощурила взгляд, пристально глядя на неё. Короткие чёрные неровные волосы, на голове шляпа с широкими полями. На теле рваный кожаный плащ с красной подкладкой, талию, словно корсет, обнимают белоснежные человеческие рёбра, на спине выпирают белоснежные позвонки. На лице чёрная маска ворона с длинным клювом. На руках красные перчатки с костями из человеческих запястий. Никс не сразу обратила внимание на мутацию Доктора, потому как изменённая плоть странным образом маскировалась под окружение. За её спиной выросла пара тяжёлых, массивных крыльев.

— Идеальное создание, так? Ничего, скоро придёт в себя, — спокойно, практически мирно проговорила Доктор Смерть. — Мои пули не должны оставить холодового ожога, я довольно долго их разрабатывала.

— С чего такая забота? — стиснула зубы Никс. — Ты же хочешь нас убить!

— Не «ты», а «вы», — холодно ответила женщина. — Ты мне годишься в дочери, девочка, и я не помню, чтобы пила с тобой на брудершафт. И с чего ты взяла, что я хочу вас убить? Вообще-то, я довольно миролюбивый человек. Даже подождала, когда у тебя закончатся уроки в школе, прежде чем атаковать.

— Доктор Смерть, — тяжело вздохнул Колсон. — Ваша ирония неуместна.

— Я всего лишь проясняю возникшее недопонимание, — она повертела пистолет в руке. — Я убью лишь одного. О, не пистолетом, не беспокойтесь. Для такого случая я нашла в земной больнице скальпель.

— А если я не хочу умирать? — спросил Джулиан.

Энтузиазм Доктора мгновенно улетучился. Она сжала губы, её рука дрогнула, и из неё практически выпало оружие, потому Антрис заткнула его за пояс. Эта секундная заминка не укрылась от глаз молодых людей. Доктор Смерть бессердечна, полна цинизма и иронии, но что-то в словах Джулиана её задело за живое.

— Рано или поздно это случится, — она попыталась улыбнуться, но не получилось. — Лучше, чтобы это произошло, пока ты молод и не вкусил разочарования.

Стиснув зубы, Никс бросилась на неё. Молнии собрались в её кулаках в два ярко-красных солнца, дугами цеплялись за металлическую обшивку и провода в вагоне поезда. Антрис не стала церемониться. Она цепко схватила Никс за горло, а её молнии обратила в снег.

— Сядь, — спокойно, но властно произнесла Антрис и толкнула Никс обратно на место. Кашляя и задыхаясь, девушка осела на своё место, держась за шею, на которой остались следы от цепких пальцев Антрис. — Я не договорила.

Никс дышала со свистом. Хватка у Доктора была железная, руки очень сильные и жёсткие, и в какой-то момент Никс показалось, что Доктор Смерть одним движением с отвратительным хрустом переломит ей шею. Поезд ускорялся. Вагон ходил ходуном, но Доктор Смерть спокойно держала равновесие.

— Вы со мной не справитесь, — спокойно проговорила женщина. — Во всяком случае, в честном бою. Зверь проявил бесчеловечную жестокость, отправив меня на это задание. Ситуация безвыходная, Джулиан Купер умрёт.

Джулиан нервно усмехнулся.

— Вы… не просто так начали это вступление, — просто, как-то буднично сказал он, из-за чего Никс начала нервничать. Он смирился.

— Умный мальчик, — спокойно ответила Антрис. — В честном бою ни один из вас меня не победит. Поэтому вот вам игра: вы наносите удар по мне, я не двигаюсь. Если ваша атака не проходит, ход переходит к следующему. А вас ждёт глубокая заморозка. Заранее прошу прощения, скорее всего, вам потом придётся лечиться от воспаления лёгких.

— А если атака проходит? — нахмурилась Никс.

— Я и мои слуги отступаем. Здесь нет подвоха. Я приму поражение и не стану мстить.

— Как благородно, — огрызнулась Никс. — Для психованной убийцы.

— Жизнь — сплошное страдание, девочка. Смерть — вечный покой. Вы принимаете условия?

Потирая шею, Никс перевела взгляд на Колсона и Линн. Антрис, пытаясь казаться вежливой, подошла к оглушённому Ланселоту и пару раз щёлкнула пальцами перед его безмятежным лицом. Снежинки из его тела вернулись в её раскрытую ладонь. Парень очнулся и тут же застучал зубами и съёжился от невыносимого холода.

— Я бы сделала тебе горячий чай, — спокойно проговорила Антрис. — Но он замёрзнет в моих руках. Сними маску. В маленьком теле тебе будет легче согреться.

Ланселот зашипел на неё и побитый и униженный вернулся к Никс. Подобно коту, он прижался к ней и виском потёрся о красную голову, пытаясь согреться.

— Не соглашайтесь, — Джулиан грустно улыбнулся. — Это ловушка.

— Не тебе решать за нас, — Никс стиснула зубы от злобы и нервов.

— Не знаю зачем, но она всё равно убьёт меня, — как-то спокойно ответил он. — Не геройствуйте. Я не хочу перед смертью чувствовать себя виноватым.

— Никто не умрёт! — Никс ударила кулаком по столу. — Эй, Докторша, условия приняты!

— Очень хорошо, — Антрис убрала руки за спину. — Я буду в дальнем вагоне. Держитесь за поручни, поезд очень сильно трясёт.

Они долго решали, кто отправится первым. Настолько долго, что один из пугающих слуг Антрис постучался в стекло длинным когтем, а потом заскрежетал им до того громко, что у всех в вагоне едва не полилась кровь из ушей. В конце концов, вызвался Колсон. Он не был сильнее остальных, не был одарённее, просто действовал как глава Инквизиции, который обязан защищать слабых и оберегать чужой спокойный сон. Он зарядил револьвер шестью патронами, ловко задвинул его барабан и покрутил его. Чисто отцовский жест. Проблема в том, что отец виртуозно контролировал свою силу, а его старший сын — бездарность. Жаль, Лео не досталась геральдическая лилия с груди Колсона. Ему не повезло обрести силы раньше.

В вагоне Антрис было невыносимо холодно, из-за чего становилось трудно дышать. Действительно, она не двигалась, но вместе с ней перестали двигаться и молекулы воздуха. Металлические стены вагона покрылись слоем льда. Поезд набирает скорость, вагон от такого сумасшедшего движения и сил Антрис рассыплется на части в считанные секунды.

— Знаешь, я сражалась с твоим отцом, — равнодушно произнесла Антрис. — И помню, как его взгляд стекленел в последние мгновения жизни. Мы с Лео так и не поняли, чья атака стала решающей и добила его.

От её слов Колсон почувствовал невероятную усталость. Не ярость и не гнев, лишь скорбь и бессилие перед вставшим на пути препятствием. Что в Лео, что в Антрис было столько зла, что от одного взгляда на них люди начинали задыхаться. Но Лео переполняла ярость, Антрис источала презрение ко всему живому. И эмоциональных сил Колсона было недостаточно, чтобы противостоять им. В чём его мотивация? Продолжение дела отца. Отца, который забыл родного сына и вложил всю душу в воспитание собственного убийцы.

— Леди Копфер, — тяжело выдохнул Колсон. — Инквизиция приносит вам глубочайшие извинения.

— Да ничего, Колсон, — она улыбнулась. — Стреляй.

И он выстрелил. Вместо пули из тонкого дула револьвера вылетела сияющая во всём своём великолепии планета Юпитер. От её гравитации стены с грохотом прогнулись внутрь, Антрис притянуло к уменьшенной копии и едва не затянуло в толщу миниатюрного газового гиганта. В момент выстрела Колсон услышал влажный хруст, ощутил жгучую волну боли. Отдача револьвера сломала ему руку.

— Молодец, — похвалила Антрис, обратив планету в огромный ком снега. — Побольше практики и поменьше неуверенности в себе.

Она подошла, согнула руку Колсона определённым образом и вновь щёлкнула пальцами. Парень в один мир покрылся толстой коркой прозрачного льда.

— Я оставила отверстие для воздуха, — она прошла в следующий вагон. — Постарайся не напрягать раненную руку.

В следующем вагоне её ждала Линн. Испуганная, дрожащая не то от холода, не то от ужаса, точно осиновый лист на ветру. Трясущимися пальцами она нарисовала в воздухе яркие точки, которые объединялись тонкими линиями белоснежной энергии — созвездия. Антрис смотрела на неё, не мигая. Звёзды налетели на неё, обратившись в острые, блестящие колья.

— Скорпион! — неуверенно пикнула Линн.

Антрис подняла взгляд на падающие звёзды, и они взорвались сотнями блестящих снежинок. Хрустя снегом под ногами, она прошла к Линн и опустила сильную руку на её светлую голову. Линн в ужасе застыла. Хватка Антрис была до того сильной, что в один момент показалось, будто Линн сейчас проломят череп.

— Зря боишься экспериментировать, — проговорила Антрис. — Не используй только открытые людьми созвездия. Создавай свои.

Это было последнее, что услышала Линн, прежде чем её барабанные перепонки покрылись толстым слоем льда. Антрис прошла вперёд и чувствовала, как каждый шаг даётся ей всё тяжелее. «А если я не хочу умирать?» Глупости! Каждый подросток мечтает поскорее сдохнуть, оттого и травится всяким даже в благополучном и процветающем Сирисо! А он… до того спокоен, до того отважен. Антрис дала ему и Никс возможность убежать хоть в Авиш, хоть в Сирисо. Его иммунитет должен справиться даже без способностей с климатом Сирисо, а там он вполне бы смог скрыться и замести следы, если достаточно умён.

Антрис остановилась на полпути к выходу из вагона Линн. Как странно. Она не испытывала подобного даже когда первый пациент умер у неё на руках. Вернее сказать, она даже тогда не испытывала ничего. Все её чувства, все эмоции были вытравлены, точно паразиты, строгим воспитанием родителей, всю страсть к жизни выжгла необходимость быть лучшей в своей области. А потом появилась Земля в качестве небольшой передышки, и Авиш, окончательно уничтоживший Антрис. Она почувствовала тяжесть в своих крыльях, ощутила, как её ледяное сердце болезненно сжимается, будто бы вновь обрело способность чувствовать, а не только качать кровь. Теперь понятно, почему Зверь потребовал смерти именно этого мальчика. Понятно, почему посчитал, что для палача среди тысячи сгнивших, изъеденных могильными червями трупов этот будет самым любимым.

Она докажет свою верность Зверю, если убьёт Джулиана. Плевать на Никс. Это проверка для Антрис.

Слуга разбил окно в вагоне поезда и пробрался к своей хозяйке. Антрис вытащила из-за пояса заготовленный для Джулиана скальпель, замахнулась и загнала по самую рукоять в свой живот. Кровь выплеснулась изо рта с удивлённым, почти испуганным вскриком. Красная. Ослепительно яркая на фоне белоснежного снега. Антрис зажмурилась и дрожащей рукой вырвала скальпель, решив, что сталь достаточно напилась её крови. Антрис надеялась, что этот жест убьёт либо её, либо её боль, но не сделал ни того, ни другого. Бесполезная вещь.

За следующей дверью её ждал Ланселот. Придерживая рукой рану, Антрис заморозила его золотой меч после неудачного удара и похромала дальше.

— Кровь, — указала пальцем на рану Никс. — Значит, кто-то всё-таки смог.

— Нет, девочка, — Антрис закрыла глаза, чувствуя, как рана с шипением затягивается. — Я себя ранила, чтобы усмирить свои эмоции. И ненароком не убить всех.

Поезд вновь затрясло. Никс рухнула на колено, Антрис подхватил под руки её трёхметровый слуга.

— Пока ты не начала, — спокойным, но каким-то до боли печальным голосом проговорила Антрис. — Ты можешь спасти мальчика ещё одним способом. Всё проще простого. Достаточно примкнуть к Зверю.

— Похоже на очередную ловушку, — огрызнулась Никс. — Заманиваешь меня к нему, чтобы он меня грохнул?

— Нет.

— Я больше верю Инквизиции.

— Инквизиция ходит без глаз и ушей, зато с громким ртом, — Антрис закрыла глаза, чувствуя, что ещё немного и сердце вот-вот разорвётся от боли. Она закрыла глаза. По её щекам медленно стекли две кроваво-красные слезы. — Ну же, девочка. Убей меня.

Никс не собиралась сдерживаться. Она чувствовала в руках ветер, ощущала, как сила всего неба готова обрушиться на дерзкую Докторшу, как молнии текут по её венам волнами раскалённой энергии. От удара молний с неба крыша вагона расплавилась, провода взорвались снопом ярких искр, фонарные столбы сгорели изнутри, по рельсам прошёл разряд электричества, обугливший шпалы и гравий. Страшный грохот сотряс воздух.

А потом всё обратилось в снег.

У Никс подкосились ноги. Против этой атаки не могли ничего противопоставить даже самые агрессивные твари Зверя, ею она победила Тома Хидена и выжгла в нём изуродовавшую его мутацию, а Антрис… Антрис стояла спокойная, бледная и от чего-то невыносимо печальная.

— Н… НЕТ! — в отчаянии воскликнула Никс. Она рухнула перед Антрис на колени. Слёзы обожгли ей глаза, скатились по щекам, упали двумя льдинками с ней. — Не убивайте его! Д-Доктор Смерть, я примкну к Зверю! Я сделаю всё, что вы скажете, только не убивайте его!

Никс знала, что ни её мольбы, ни её унижение не спасут Джулиана от смерти. Антрис подошла, и Никс схватила её за подол плаща.

— Пожалуйста! — рыдала она, задыхаясь от собственных слёз. — Не надо!

Антрис отвесила ей звонкую пощёчину и одним сильным ударом повалила в снег.

— А я надеялась на тебя, — её голос дрожал от боли и гнева. — И теперь ненавижу ещё сильнее.

Антрис не стала полностью замораживать Никс. Сковала её по рукам и ногам ледяными наручниками, заморозила глазные яблоки, чтоб Никс не смогла закрыть глаза. Она знала, что это не ослепит человека с силой. Конечно знала, она же чёртов Доктор Смерть!

Никс пыталась выбраться, однако ничего у неё не получалось. Джулиан ждал свою смерть в первом вагоне, бледный и до того спокойный, что Никс стало больно. Антрис сделала шаг вперёд. Медленно, неспешно. Её походка со стороны выглядела зловещей, но никто не знал, как сильно у неё трясутся ноги.

— Ты мог убежать, — дрогнувшим голосом едва слышно произнесла она.

— Чтобы вы убили больше людей? — он тяжело вздохнул. — Такого позора я точно не вынесу.

Он заметил кроваво красные слёзы на бледных щеках Антрис и поспешил намекнуть ей о них. Она не обратила внимания. Стояла, замерев с окровавленным скальпелем в руках, и смотрела.

— Доктор Смерть, — он закрыл глаза. — Можно без боли? Я ненавижу её.

Антрис хотела что-то сказать, но поспешно закрыла рот и только кивнула. Он расправил руки в стороны, точно для распятия, закрыл глаза и приготовился — к чему, сам не знал.

Никс не могла даже вскрикнуть, когда скальпель, острый, как коса Смерти, вошёл ему под ребро, сжимаемый сильными руками Антрис и её огромного слуги.

ВСЁ НЕПРАВИЛЬНО!

Нет! Нет! Нетнетнетнетнет! Она не могла так поступить! Не могла даже ради высшей цели смотреть, как он умирает! Какого чёрта, Зверь?! Сжёг мир и теперь жжёшь людей! Неправильно! НЕПРАВИЛЬНО! Неправильнонеправильнонеправильно!

Антрис стиснула зубы так сильно, что ей стало больно. Слуга отвёл её руку от сердца Джулиана. Не позволил убить его одним точным и смертельным ударом. А значит шанс ещё был. Шанс на что? На предательство? Не будь дурой, Антрис! Ты пожертвовала всем ради своих целей! Ты не можешь сломаться из-за одного единственного мальчика!

Джулиан широко раскрыл глаза. Его тело медленно осело на пол. На чистой одежде быстро разрасталось кроваво-красное пятно. Он вдыхал воздух со свистом и не мог выдохнуть. Его глаза широко раскрылись от невыносимой боли, всё тело сотрясалось в судорогах.

Антрис не могла на это смотреть.

Надо добить.

Надо.

Надо?

Она подтянула его за ноги, вытянула на середину трясущегося вагона и взобралась сверху. Скальпель легко вскользнул из его тела, зажатый её сильной рукой. Джулиан был не в силах даже вскрикнуть от боли. Его глаза бессмысленно смотрели в потолок, его посиневшие губы что-то беззвучно шептали, и Антрис поняла, что он молится. Она замахнулась.

НЕТ!

— П… прости меня…

Её руки ослабли и выронили окровавленный скальпель. Антрис смотрела на то, как белеет его лицо, как карие глаза теряют всякое выражение, как тело слабеет и перестаёт сотрясаться от боли. Она ведь видела смерть тысячи раз, но только не…

Антрис потянулась трясущимися руками к своей маске. Никто не знал, до чего сильно она ненавидела свои способности, с каким омерзением смотрела на себя в зеркало и как задыхалась от отвращения, когда приходилось использовать их. Она не пыталась снять маску. Она пыталась разорвать её, уничтожить, казнить свои силы, как в прошлой жизни, будучи палачом, казнила живых людей. Кровь стекала по её лицу, капала на безвольное тело Джулиана. Маска сдиралась вместе с кожей, но эта боль была ничтожной по сравнению с той, что жгла ей сердце. Ногти глубоко вонзались в кожу, оставляя рытвины на щеках, маска рвалась так же тяжело, словно живая плоть.

Половину Антрис не смогла сорвать, даже сломав все ногти. Половину Антрис со всей силы вогнала в самое сердце Джулиана, в ярости на саму себя сломав ему пять рёбер. Джулиан коротко вскрикнул, вздрогнул, замер, и вновь начал дышать. В его глазах появилось яркое жёлтое свечение, а разорванная маска с лица Антрис сформировалась в короткий кулон в форме карточного символа пики.

— Кто ты? — тяжело дыша, Антрис закрыла левый глаз. Кровь заливала его.

— Палачий сын, — Джулиан провёл пальцами по пике.

Антрис отскочила. Она сейчас была не в состоянии стоять на ногах и потому тяжело опиралась рукой о стену вагона. На лице Джулиана появилась чёрная кожаная маска, своей формой больше напоминающая улыбку, на теле элегантный красный вельветовый плащ с высоким воротником, белая кружевная рубашка и чёрный жилет, строгие брюки, тяжёлые ботинки с металлическими вставками, на руках чёрные перчатки, на голове чёрный цилиндр, небрежно сдвинутый набок. В этом облике Джулиан был не столько джентльменом, сколько элегантным и благородным грабителем, способным украсть даже женское сердце.

— И представитель знати, — Джулиан улыбнулся, коснувшись пальцами цилиндра и легонько приподняв его над головой. — Как жаль, что такой человек, как я, погиб от Зверевых рук. Мир многое потерял, лишившись моего ума.

— Я и забыла, как ненавидела твоё высокомерие, — Антрис стиснула зубы, зажав рукой кровоточащую рану на лице.

— Высокомерие? Отнюдь. Я идеален во всём, к чему бы ни прикоснулся. Я лучший представитель своей эпохи и я такой один, — он дерзко хмыкнул. — И мои силы не обратить в снег.

Он взмахнул рукой. В крохотном вагоне поднялся шквалистый ветер, до того яростный, что казалось, он мог сорвать с тела кожу и мышцы. От ног Джулиана змеёй взметнулась прозрачная ледяная цепь. Она била и от каждого удара на внутренней обшивке вагона оставались глубокие вмятины, она извивалась, набрасывалась на всё, что было перед ней, разрушала. Антрис чувствовала себя до того слабой, что была не в состоянии даже сделать шаг в сторону. Джулиан смотрел на царящий вокруг хаос, не заботясь о том, кого и как сильно ранит проявление его буйства. Он уничтожал всё без разбору и чувствовал, как в сердце разливается сладкий яд садистского удовлетворения.

Слуги пробрались в вагон и встали перед Никс и Антрис. Цепь Джулиана сломала их, словно бумажных человечков.

— Эй, придурок! — Никс перекатывалась, пытаясь избежать ударов цепи. — Угомонись!

Как ни странно, это подействовало. Парень сжал цепь рукой и потянул на себя. Его руки дрожали. Сияние глаз меркло, в них вновь появился та спокойная задумчивость и загадочная меланхоличность. Память о прежней жизни исчезала. Тот человек, которым когда-то был Джулиан, умирал, уступая место своему второму я.

— Надо же, — прохрипела Антрис. — Как просто происходит вторая смерть.

Парень перевёл на неё взгляд, и ледяная цепь взметнулась из его руки и бросилась к Антрис, точно ручная кобра. За долю секунды могущественная Доктор Смерть была так плотно связана магическим предметом, что у неё затрещали рёбра.

— Как же быстро ты учишься, — сквозь зубы произнесла Антрис. — Даже не испугался своего дара.

— Бояться я буду потом, — Джулиан сделал шаг вперёд, снег хрустнул под его ногами. — А сейчас нужно отправить вас в тюрьму.

Антрис рассмеялась.

— Как приземлённо. В этом мире нет закона, по которому меня могут осудить.

— Есть много других миров, — он дёрнул цепь. — И много клеток, способных вас удержать.

Антрис вновь хотела усмехнуться, но вместо этого выплюнула скопившийся во рту сгусток крови.

— Держись за поручень, мальчик. Поезд тормозит.

Эти слова не были блефом. Поезд затормозил так резко и неожиданно, что Джулиан, не удержавшись на ногах, впечатался в стену вагона; Никс, лежавшая на полу, прокатилась и поймала животом привинченный к полу диван. Из соседних вагонов послышались болезненные вопли Линн и Ланселота. Это было непохоже на резкое торможение. Скорее, это было столкновение. Окна разбились вдребезги, но мельчайшие осколки стекла странным образом вылетели наружу, никого не ранив.

Железная дверь вздулась, покрылась тончайшей сеточкой вен, а после её, что называется, с мясом сорвало с петель. Внутрь запрыгнул мужчина. Никс узнала его даже в похабной садо-мазо маске и чёрной военной форме с красной повязкой на левом плече. Он закрывал длинными светлыми волосами уродливый ожог на лице и практически не изменился со времён своей женитьбы на маме Айрис.

— Ульрих, — Антрис невесело хмыкнула, но не шевельнулась. — Какая встреча.

— Антрис, — ответил бархатистым голосом мужчина, и Джулиан вздрогнул от звука этого имени. — Не думал, что Иной позволяет мутантам жить так долго. Он не говорил, когда ты, наконец-то, окочуришься?

— Не успел.

— Жаль. Пропущу за тебя рюмку со своим дворецким, — он хмыкнул, улыбнувшись лишь правой половиной лица. — Сразу после того, как объяснишь ему, зачем своим холодом погубила все его настурции. Он ими, между прочим, очень дорожит.

— Не сегодня.

— А… Антрис? — слабо, едва слышно произнёс дрогнувшим голосом Джулиан. — К… Копфер?

— Доктор Смерть, — губы Антрис дрогнули в улыбке. Она закрыла глаза, коснулась левого виска дрожащими пальцами и исчезла, рассыпавшись на тысячи мельчайших пикселей.

Джулиан рванул к тому месту, где она была, сжал в руке опустевшую ледяную цепь. Он перевёл взгляд на её уцелевшего слугу, хотел схватить его, но тот растаял, превратившись в тяжёлый, стелющийся по полу дым.

Ульрих раздражённо цокнул языком.

— Эй, Соммерос, — позвал он.

— Чего? — прохрипела Никс.

— Ещё жива? Славно. Керарет!

— Я здесь! — воскликнула Линн и припрыгала к Ульриху, по рукам и ногам скованная прозрачным льдом, который и не начинал таять. — Чем могу помочь?

— Ты бы себе помогла, милая, — он окинул её задумчивым взглядом и обернулся к выходу. — Эй, Рич! Багажник вместит четыре замороженных тела?!

— Я не знаю, мистер Меллоун, вам виднее!

— Я тебе усы вырву, — тяжело вздохнул Ульрих. — Любовь моя, погрузишь их?

Ему какое-то время никто не отвечал. Никс не сразу поняла, почему. Дошло до неё только после того, как она увидела, что её тело парит в воздухе, и что потолок гораздо ближе, чем был секунду назад. Её бережно и аккуратно вынесли, если это можно так назвать, из вагона и опустили на заднее сидение автомобиля. Никс бросила последний взгляд на остановленный вагон. Поезд, рельсы, столбы — всё было обвито толстыми, мощными корнями деревьев.

Никс закрыла глаза. Вернее, её глаза сами собой закатились, а сознание провалилось в непроглядную и глубокую тьму.

— Приятных снов, мисс Макграт, — тихо проворковал дворецкий.

* * *

Когда молодые люди очнулись, на них не было ни льда, ни каких-либо признаков обморожения. Маски сняты с лиц, тела закутаны в тёплые одеяла, одежда сухая и тёплая. Никс пришла в себя первой. Она лежала на большом угловом кожаном диване, к ней во сне прижалась спящая Линн, Ланселот свернулся клубочком у головы. Никс приподнялась, держась за больную голову, часто моргая, потому как перед глазами после долгого сна всё плыло. Она была в квартире-студии, с широким кожаным диваном, журнальным столиком, плазменным телевизором во всю стену и длинной барной стойкой. Всё здесь на первый взгляд казалось каким-то дорогим и слишком вычурным, особенно длинная хрустальная люстра, которая, казалось, вот-вот рухнет и разобьётся. Никс мало что соображала на сонную голову, но одно поняла мгновенно — ей здесь не нравится.

— Говоришь, на полчаса их усыпил? — устало произнёс мужской голос. Никс не видела говорящего за спинкой дивана, а он не видел её. — Пятый час идёт, а они всё дрыхнут.

— Это всё отсутствие практики, мистер Меллоун, — вежливо ответил дворецкий. — До этого мне приходилось использовать силы только на ваших детях, чтобы их сны были сладкими, как первая любовь.

— Не перестарайся с эпитетами, Ричард, — властно приказал незнакомый женский голос. Видимо, это была мама Айрис, миссис Меллоун. — Они слишком молоды, чтобы влюбляться.

— М-м-м? — ласково промурлыкал папа Айрис. — Но мы с тобой встретились, когда были молоды.

— Да, — спокойно ответила она. — Но уже тогда у меня была карьера, у тебя связи, и у нас двоих — целый Авиш, дающий нам безграничные силы.

— Что? — не выдержала Никс и резко приподнялась.

Мужчина и женщина сидели на высоких стульях у барной стойки и одновременно перевели на неё взгляды. Женщина казалась довольно молодой, с серебристыми, как у Айрис, волосами, со змеиным взглядом и в элегантном строгом брючном костюме чёрного цвета. Свои длинные волосы она зачёсывала на левый бок, лёгкий макияж придавал её лицу какую-то неописуемую женственность. Мужчина тоже не выглядел старым. Он носил чёрные очки и зачёсывал длинные золотистые волосы на левую половину лица. Он сидел в более расслабленной позе, галстук у него на шее был слегка ослаблен, рукава пиджака и рубашки завёрнуты до локтей, руки убраны в карманы брюк. Рядом с ним на стуле сидела Айрис. Она вела себя тихо и порой прижимала руку ко рту, давя в себе приступы кашля. Рядом с полными жизни и амбиций родителями она казалась ходячим трупом.

— Айрис? — вскинула брови Никс.

— Я не хотел тащить её с собой, но… — начал мужчина.

— Какого хрена вы устроили?! — тут же вскочила Айрис. — Ты понимаешь, что журналисты всего штата собрались в Сиэтле?! Ваши способности всерьёз приписывают либо действиям инопланетян, либо использованию климатического оружия! И взрывы, произошедшие сегодня, слишком хорошо убеждают население!

У Никс зазвенело в ушах от её властного, как у её матери, голоса. Линн вздрогнула и поднялась, беспомощно озираясь по сторонам в поисках своих очков. Колсон тоже приоткрыл глаза и сонно перевернулся на другой бок. Джулиан почесал затылок.

Один Ланселот запрыгнул на спинку дивана и радостно воскликнул:

— Госпожа Айрис! — он встал на задние лапы. — Ваша красота пленила сердце благородного рыцаря!

Айрис моргнула пару раз, удивлённо глядя на это громко мяукающее и самоуверенное существо. Мужчина ударил по столу так громко, что заставил её передёрнуться.

— Моя дочь не будет встречаться с котом!

— Пап!

— В-вы… его понимаете? — голос Никс дрожал от нервов.

— Надо же, — невесело хмыкнул Джулиан. — А я уже подумал, что совсем рехнулся.

— Идеальных созданий понимают все, — мужчина подошёл к дивану и, несмотря на шипение Ланселота, сжал его ухо и легонько потянул. — Все, кто имеет отношение к этим амулетам с силой. И обычно у них благородные имена из легенд, мифов и художественных произведений. Я знавал пингвина по имени Тристан и слона, звавшегося Гамлетом. А тебя как зовут?

— Ланселот, — он недовольно цапнул мужчину за руку и отпрыгнул обратно к Никс.

— Что он сказал, пап? — Айрис удивлённо наклонила голову набок, внимательно следя за движениями странного кота.

— Его зовут Ланселот. Меня Ульрих, — он перевёл взгляд на женщину и дворецкого, приветливо махавшего рукой молодым людям. — Моя жена Кейтрин и мой дворецкий Ричард Довон.

Присутствующие представились. Колсон знал эту семейную чету по архивам Инквизиции, и сейчас сидел, задумчиво высчитывая грозящие им сроки тюремного заключения. Отец обычно закрывал глаза на все их преступления, какими бы тяжкими они не были, и даже поощрял их кровожадность, заставлял их вбирать столько сил, сколько вообще может перенести человеческое тело, не мутируя. Они обманывали, убивали, выигрывали и крали кулоны, объединяли со своими и, в конце концов, стали сильнейшими в Инквизиции, пока не надумали покинуть её. После них бесследно исчезла и Антрис Копфер.

— Айрис сказала мне, что вас со способностями четверо, — задумчиво начал Ульрих. — Идеальное создание, две девушки и его превосходительство. Как так вышло, что я забрал пятерых?

— Да, — удивлённо воскликнула Линн. — Джулиан, ты же был простым человеком. Как ты обрёл силу?

Всё это время Джулиан сидел молча, задумчиво теребя в пальцах платиновый кулон в форме пики у себя на шее. Крохотный символ сверкал от заключённой в нём магии и казался самому Джулиану до того тяжёлым, что хотелось его сорвать, пускай бы даже это лишило его головы.

— Она… — он нахмурился. — Рвала на себе маску. Сдирала её вместе с кожей. И, когда сорвала наполовину, ударила меня ею в грудь так, что затрещали кости. Странно… сейчас я не чувствую боли.

— Сила даёт потрясающую регенерацию, — вступила в разговор Кейтрин. Её голос звучал прохладно и рассудительно. — Как странно. Насколько я помню, Антрис всегда была очень замкнутой, нелюдимой и… наполовину безумной. Герберт поручал ей то, на что не хватало смелости у нас, и она никогда не возвращалась с провалом. С чего бы ей жертвовать своим могуществом?

— Не знаю, — Джулиан скосил в сторону до боли грустный взгляд. — И не хочу знать.

Никс нахмурилась. Всё он знает, только вновь не хочет, чтобы ему задавали лишние вопросы. Он точно знал Доктора Смерть, а она знала его, и потому он так отчаянно пытался коснуться её, а она с грустной улыбкой исчезла. Меллоуны, к счастью, не стали допытываться. У них были более интересные темы для разговора в запасе, и оставалось для них всё меньше времени.

— И как же получилось, что она напала на вас? — хмыкнул Ульрих. — Я думал, ей неплохо живётся в Авише. Нет людей, нет солнца, ещё и сеть из Сирисо практически не работает.

— Ей приказал напасть Зверь, — с мрачным видом проговорил Колсон. — Он приказал ей убить вас, господин Купер, самым кровавым из возможных способов.

— И Доктор Смерть не справилась? — хитро проворковал Ричард, расставляя перед молодыми людьми глубокие тарелки горячего супа, от которого ароматно пахло варёным мясом и специям. В каждой порции помимо длинных макарон, кусочков мяса и овощей, плавала половинка варёного яйца. У Никс тут же потекли слюнки. — Теряет хватку.

— Кто такой Зверь? — Джулиан даже не смотрел на еду. Он был бледен и казался страшно уставшим даже после долгого сна. — И зачем я ему?

— Вам всё расскажет леди Макграт, — Колсон смотрел на суп таким взглядом, каким голодный пёс смотрит на кусок мяса с хозяйского стола. — Скажу лишь, что Зверь хотел вас убить, чтобы она стала сильнее.

Никс сжала кулаки так сильно, что костяшки её пальцев побелели.

— Какого хрена ему надо? — сквозь зубы произнесла она. — Я его не трогаю…

— Но вы достаточно сильны, — Колсон поправил съехавшие очки. — Как сказала леди Копфер, он хочет сделать вас сильнее, чтобы вы могли без колебаний пожертвовать всем в бою с ним. Вы ведь хотите его одолеть?

— До этого момента сомневалась.

Воцарилось молчание. Есть хотелось неимоверно, но никому кусок в горло не лез. Ланселот коснулся лапой напряжённой руки Никс, но она не обратила на него внимания; Джулиан оставался бледен и неподвижен; Меллоуны замерли в глубокой задумчивости и даже Ричард Довон мыл пустую кастрюлю как можно тише. Одна Линн выглядела так, будто готова взорваться. Никс, скосив на неё взгляд, проговорила:

— Ну скажи уже. Не стесняйся.

— Почему ты первая? — надулась она.

— Ась?

— Почему Зверь первой обратил на тебя внимание? — в голосе Линн слышалась искренняя обида. — Я ведь давно владею силой, часто бываю в Авише. Я старшая, в конце концов! Почему мне ноль внимания?!

Никс удивлённо моргнула, глядя на практически детскую обиду Линн. И как могло такое существо появиться в мире, где технологии одержали верх над человечеством, где сияют три солнца и где живёт такой рациональный человек, как Колсон? Линн была обижена до того сильно, что ей на глаза навернулись слёзы, и потому Никс, как бы ни злилась, быстро остыла.

— Что за бред сивой кобылы ты несёшь?

Остыла она, но не Айрис. Губы Линн задрожали от злого змеиного взгляда Айрис, не выдержав, она тихо, почти по-детски всхлипнула, сжатыми кулаками растирая глаза. Никс увидела её слёзы и, поддавшись странному, неестественному порыву, протянула к Линн руки и крепко обняла, в надежде успокоить. Линн, уткнувшись носом ей в плечо, стиснула зубы, тихо плача. Не в обиде на Зверя было дело и не в словах Айрис. Линн сломила неудача. Она хотела быть нужной, полезной и, когда нужна была её помощь, она вновь доказала свою бесполезность.

— Айрис, — в голосе Кейтрин звенела сталь.

— Но, мам! — вздрогнула девушка. — Кто в здравом уме захочет нападения Зверя?!

— Я, — дерзко хмыкнул Ульрих. — Знаешь, кто лишил меня глаза, мышонок? Впрочем, я сам нарвался. Спровоцировал его, когда он меня игнорировал.

— Мам?

— Это правда, Айрис, — Кейтин закрыла глаза, принимая и пытаясь мириться с ребячливостью своего супруга. — Мы сражались со Зверем. Неоднократно и… без какого-либо интереса с его стороны. Он невероятно могущественный, и любые наши атаки, какими бы разрушительными они ни были, он игнорировал. Только однажды он не выдержал. В тот день в Авиш пришёл Герберт Дирк и чем-то привлёк внимание Зверя.

— Ага, — вздохнул Ульрих. — Бедняга Герб был той ещё занозой в заднице в молодые годы, — он закрыл глаза и прикурил сигарету. — Зверя интересовал только он, а мы с Кейт вышли вперёд навстречу. Тогда Зверь и решил меня убрать, приказав не вмешиваться и больше никогда не являться в Авиш. Вспышка, дикая боль, пылающий ад вместо моей смазливой рожи…

— А потом Герберт убил Зверя, — Кейтрин перевела взгляд на окно. — Одним выстрелом, пулей, превращённой в тяжёлую и холодную планету. Он и сам не ожидал, что у него это получится.

Линн удивлённо уставилась на женщину и мужчину. Слёзы высохли у неё на глазах, и выражение грусти сменилось искренним, детским удивлением.

— Что? Н-но… как такое возможно?

— Зверей было довольно много на протяжении истории Авиша, — пожал плечами Ульрих. — Один из них был собутыльником моего деда. Что, ваше превосходительство, я раскрыл государственную тайну?

— Нет, — честно ответил Колсон. — Однако, вы ходите по лезвию ножа.

— Понял, — хмыкнул Ульрих. — В любом случае, это сумасшедший, помешавшийся на силе монстр, бесконечно уничтожающий один несчастный мир.

— Как с ним связана Доктор Смерть? — просто и как-то слишком спокойно спросил Джулиан.

— Доктор Смерть, — вставил слово подошедший к молодым людям дворецкий. — Помимо преступной деятельности выполняла исследовательскую миссию. Она изучала Авиш, потому как не верила в устоявшиеся теории, мифологию и остаточные воспоминания о прошлых жизнях. Прошу прощения за грубое сравнение, но достоверные факты ей были нужны так же сильно, как кровь вампиру. Исследования продвигались нелегко. К моменту своего исчезновения Доктор Смерть весила около тридцати килограммов и была больше не в состоянии заниматься врачебной практикой. Кто-нибудь из вас видел её без маски?

— Я видел, — поднял указательный палец Колсон.

— Это был живой человек? Не манекен, миньон или разлагающийся труп?

— Человек, — Колсон нахмурился, коснувшись сияющими голубым свечением пальцами левого виска. — Её волосы волочились за ней по полу. Я нашёл её в архиве, она просматривала данные со своего… надгробия, а после заморозила его и разбила.

Джулиан заметно побледнел и задрожал. Он крепко обнял себя за плечи, стараясь скрыть свою нервозность.

— Что ж, — вздохнул Ричард. — Прискорбно осознавать, что такой выдающийся ум подвергся мутации. С мисс Копфер всегда было тяжело общаться, но её интеллектуальные и сверхъестественные способности достойны восхищения. Остаётся надеяться, что вам, мистер Купер, досталась большая часть её сил, — он выдержал паузу. — Суп остывает. Ешьте.

Никс думала, что после всего случившегося горечь поражения не позволит ей спокойно есть, однако она даже не заметила того, насколько быстро опустела её глубокая тарелка. Использование сил отнимало какую-то часть энергии, которую требовалось восполнять едой и сном. Невольно она то и дело переводила взгляд на Джулиана. Он тоже ел, однако как-то механически, будто бы ему сказали, что надо есть, и он послушно исполнял приказ. Никс хотелось спросить, что с ним, но язык не поворачивался сделать это. Во-первых, она сама была свидетелем произошедшего, во-вторых, было что-то глубже и серьёзнее неудачного покушения на убийство. Никс тоже пытались убить. Том Хиден причинил ей столько боли, что она не сдержалась и разревелась в самый неподходящий момент, а вот Джулиан плакать не хотел. Его взгляд то пылал от ярости, то это чувство мгновенно сменялось удушающей тоской, то превращалось в свойственную ему спокойную задумчивость.

Никс тут же отводила взгляд, стоило Джулиану обратить на неё внимание. Новое странное чувство щемило ей сердце. А ведь она могла его потерять. А ведь той женщине ничего не стоило повернуть свой малюсенький скальпель у него под рёбрами и подождать какое-то время, пока он не умрёт. Так просто, так жалко и так грустно он бы умер. И не было бы больше ни Гарварда, ни проблем с родителями, ни лжи и лицемерия, ни кулона в форме пики. Никс вспомнила слабую улыбку папы, вспомнила его утонувший в агонии взгляд и ощутила в сердце болезненный укол. Тогда она тоже ничего не могла сделать. Тогда она была маленькой, напуганной девочкой, а сейчас она… кто? Посмешище с красными рожками, которое не может защитить даже себя.

Оставив тарелку на журнальном столике, она села на диван поближе к парню. Он перевёл на неё вопрошающий взгляд.

— Джулиан, — она тут же осеклась. Слова оставили её. — Ну… в общем… извини, — она опустила взгляд, её щёки вспыхнули от стыда, и сейчас Никс ненавидела себя как никогда прежде. — Не стоило мне тебя слушать. Отправила бы тебя в Сирисо, а сама бы получила люлей от Докторши — всё равно бы всё зажило.

— О чём ты, пустая голова? — прохрипел он. — Я сам хотел остаться, тебе извиняться не за что.

— Ну… тебе же было больно, — она прижала колени к груди и крепко обняла их. — И страшно. И всё из-за меня. Докторша дала мне шанс на победу, а я… просрала его, как и всё остальное. Поэтому извини. Если бы сила досталась не такой пустой голове, а, скажем, Айрис, она бы придумала, что делать.

Айрис в недоумении перевела взгляд на своих родителей. Рыжий кот ласково тёрся об неё головой, требуя внимания и ласки, мама и папа внимательно наблюдали за Никс и Джулианом, притихнув, Ричард едва заметно улыбнулся. Линн пальцами коснулась левого виска, то же самое делал и Колсон. Ланселот мурлыкал до того громко, подставляя свою голову под бледную руку Айрис, что перебивал её мысли.

Тяжело вздохнув, Джулиан опустил ладонь на голову Никс. Сделал он это мягко, без нажима, будто бы боялся причинить вред хрупкому существу.

— Прекрати винить во всём только себя, пустая голова, — уже спокойнее и увереннее произнёс он. Никс не знала, что его голос способен быть настолько мягким. — Я сам виноват. Мог бы выкрутиться.

— Ты поступил очень смело! — Никс даже сжала кулаки, доказывая свою правоту. — И… если бы ты погиб… Ральф бы расстроился. Потом моя мама. Потом твои друзья и знакомые.

— И я бы расстроился, — Ланселот взобрался по рукаву Айрис на плечо, точно по стволу дерева, и уселся, вылизывая её серебристые волосы. — Ты умён и умеешь работать в команде, в отличие от некоторых.

Джулиан едва заметно улыбнулся.

— Ну а ты? — он наклонил голову набок, глядя на Никс. — У тебя бы хватило ума расстроиться?

Никс подняла взгляд к потолку, тяжело вздохнув. И как могла возможность смерти этого человека довести её до того, что она на коленях умоляла Доктора Смерть не трогать его? Сейчас она видела в гибели Джулиана столько положительных аспектов, что сама была бы не против отправить его на тот свет.

— Как же ты меня бесишь, — тяжело вздохнув, она поднялась. — Теперь ещё и превратился в напыщенного отморозка. Учти, с силой помогать не буду.

— А ты сама-то с ней разобралась?

Никс стиснула зубы, чувствуя, что готова вот-вот взорваться. В момент отчаяния её сердце забыло и о вражде, и о злобе, и о проблемах в семье. Тогда существовал только тот вагон поезда, только жизнь и смерть, только слёзы Никс и алая кровь на лице Доктора. Сердце забыло презрение и гнев и не могло вновь возродить их, создать вспышку ярости, которая позволила бы ей и выругаться на Джулиана, и ударить его. Никс понимала, что стоит ему попросить о помощи, как она, поворчав немного, поможет, и все её угрозы прозвучали бессмысленно.

— А… я помогу, — Линн робко подняла руку.

— И ты не помогай, — грозно приказала Никс, обернувшись к Линн на пятках. — Сам пусть разбирается!

В этот раз Линн не стала уступать, и их перепалка с Никс могла бы затянуться надолго, если бы Ульрих не ударил кулаком по стене, призывая к тишине. Излишний шум он ненавидел, как и любой другой мужчина, и потому спешил задушить его в зачатке. Джулиан тускло улыбался. Девушки не в первый раз из-за него ссорились, и для него подобное стало в порядке вещей. Айрис отошла в сторону, тихо, сдавленно кашляя в раскрытую ладонь, Ричард заботливо предложил ей свой платок. Кейтрин тяжело вздохнула, глядя на дочь.

— Значит, Доктор Смерть отдала часть своих сил, разорвав свою маску, — она сжала губы в линию. — Что если я передам Айрис силы?

— Думать об этом забудь, Кейт.

— Но почему? — ей голос звучал взволнованно. — С такой сильной регенерацией она быстро пойдёт на поправку!

— Кейт, — Ульрих мгновенно заставил её успокоиться. Он говорил сейчас таким тоном, будто бы не терпел возражений. — У нас слишком много врагов. Такой роскоши, как жертва, мы не в состоянии себе позволить.

На какое-то время вновь воцарилось молчание. Айрис перестала кашлять и сейчас, опираясь о стену, пыталась восстановить дыхание. Слёзы текли по её щекам, боль разрывала сердце и лёгкие, но она старалась не подавать виду, что ей плохо. Она знала, что умирает. Знала и не хотела ни видеть жалости в глазах окружающих, ни слышать слов сострадания, ни видеть слёз матери. Ей хотелось жить. Больше всего на свете она хотела хотя бы раз уснуть без страха не проснуться.

Жмурясь, точно от невыносимой боли, Колсон коснулся сияющими пальцами виска. Он побледнел, лоб его покрылся испариной и казалось, будто эта странная технология Сирисо вот-вот взорвёт ему череп.

— Нет… — хрипел он. — Лео, нет…

— Ваше превосходительство? — испуганно обратилась к нему Линн.

— Лео… — тяжело выдохнул он, отняв пальцы от виска. — Лео пришёл на Землю и требует со мной встречи. Простите, я должен идти.

Ульрих громко присвистнул.

— Тот самый Лео, избавивший вселенную от части Сирисо? Можно я ему руку пожму?

— Вы ужасны! — воскликнула Линн. — Лео устроил землетрясение, в котором погибли миллионы людей, а вы его за это хвалите!

— Люди живут на Земле, зайка, — хмыкнул мужчина. — А в Сирисо такие же роботы, как и Доктор Смерть, которых волнует только боязнь потерять работу из-за новых роботов, лёгкая наркота в воде из-под крана и долго подавляемая жажда убийства. Что? Любишь свой идеальный мирок? Так вот не за что, милая. В нём живут радостные идиоты, которые уверены, что из-за сети им открылась вся полнота знаний, и такое искусственное счастье порождает депрессию, а из депрессии возникают монстры, подобные Лео. Все люди, которых он убил, могли защититься. В Сирисо нет никого, кто не мог бы телепортироваться, спрятаться в пещерах под землёй или использовать силу. Но они позволили себя убить. А почему нет? Смерть — хоть что-то, что заставляет кровь кипеть в жилах.

— Возможно, вы правы, господин Меллоун, — тяжело дыша, Колсон поднялся на негнущихся ногах. — Возможно, Авиш был таким же искусственным, как и Сирисо, и потому Зверь сжёг его дотла. И всё-таки… не Лео дал этим людям жизнь, и потому не ему её отнимать.

Закрыв глаза, Колсон вновь коснулся пальцами виска. Он просчитал координаты для своего перемещения в пределах планет довольно тщательно, учёл текущее местоположение Лео, и всё равно ничто не гарантировало, что младший брат окажется честным и не сыграет злой шутки со старшим. Если припомнить все прожитые совместно годы, Лео никогда не упускал шанса повеселиться над другим человеком. Он без всякого стыда мог загрузить на голографические экраны порнографию, мог подбросить в автомобиль не нравящегося ему человека бомбу-вонючку, мог стащить у отца добытые им с Земли петарды и банки с краской и взорвать жестянку рядом с чьим-нибудь окном. Однажды он потащил с собой Колсона в один из домов, где жили исключительно женщины и девушки, под предлогом подглядеть за ними в душе и что-нибудь забрать себе в качестве трофея. Воров быстро обнаружили. Лео убежал, оставив растерянного Колсона наедине с дюжиной рассерженных женщин и с их трусиками в руках.

Годы прошли, отец, несправедливо обвинивший Колсона в дурном влиянии на Лео, умер, жизнь круто переменилась, но Лео так и остался прежним. Несмотря на точные расчёты, Колсон с громким плеском по уши погрузился в ледяную воду болота.

Даже под толщей воды, оглушённый и ошарашенный, Колсон готов был поклясться, что слышал смех Лео. Долго он под водой не пробыл. Сжав его ладони, Лео не без труда вытянул его на твёрдую поверхность.

— Я думал, ты хоть немного повзрослел, Лео, — тяжело дыша и кашляя, Колсон выплёвывал ледяную, илистую воду.

— Я и повзрослел, — дерзко хмыкнул он. — Кто же знал, что ты не в курсе, что такое болота и где они расположены.

Лео расслабленно сел на пожелтевшую траву. В этом месте осень давно вступила в свои права, деревья стояли голые и кое-где были видны островки белого, неоднократно таявшего и выпадавшего вновь снега. Здесь было холодно, но Лео этого не замечал. Его глаза горели, кулон сиял на груди, и сила не позволяла ему ощутить какой-либо дискомфорт.

— Ах да, — хмыкнул он. — Маленький Колсон ведь может заболеть. Давай подожжём на тебе одежду? Так тебе точно станет теплее.

— Лео, — закрыв глаза, Колсон давил в себе гнев. Единственное, что его сейчас беспокоило — это фамильное оружие, несколько веков передававшееся от отца к сыну. Револьвер придётся разобрать, высушить, почистить. И молиться богам трёх миров, что Лео своей выходкой его не сломал. — Зачем ты здесь?

— Решил наконец-то вылезти из Авиша и погулять. Это запрещено?

— В твоём случае — да.

— Можешь арестовать меня, — Лео хмыкнул. — Ах, извини. Всё время забываю, что ты не так силён, как твой папашка.

— Он был и твоим отцом тоже.

— Может быть. А может только притворялся, что мы семья. Ни один отец не позволит своему сыну вспомнить такое, — лицо Лео вдруг изменилось, стало до боли печальным и бледным. Он сжал кулон в руке и оттянул его так резко, будто был готов сорвать.

— Лео, он пытался оградить тебя от твоих сил.

— Да знаю я, — без привычной злобы и презрения ответил он. — Знаю. И что сила моя была замурована, и что уничтожить её не получалось. Доктор Смерть рассказала, как только к ней вернулся рассудок.

— Как она? Ты убьёшь её?

— Жива, но сильно ослабла, — он почесал затылок. — И даже в своём состоянии она остаётся профессионалом. Инструктировала меня, пока я прижигал её раны, потом наносил мазь, перевязывал. Трудная это работа — спасать человека. Лишить его жизни гораздо проще.

Колсон не ответил. Над их головами нависло серое, бескрайнее небо, в ветвях голых деревьев свистел ветер, где-то вдалеке громко каркал ворон. В Сиэтле, где жила Никс, был уже поздний вечер, а тут, казалось, либо утро, либо уже давно занявшийся день. Никаких поселений людей вокруг, никаких животных, лишь пустынная равнина с нестройными рядами голых деревьев.

— Это Сибирь, — ответил Лео на незаданный вопрос. — Знаешь, зачем мы здесь?

— Ты нашёл здесь людей со способностями? — Колсон едва заметно нахмурился. Ему не нравились предположения и догадки, он любил точность и факты.

— Лучше. Думаю, я напал на след Её силы.

Он произнёс «её» с таким выражением, будто бы каждое упоминание этой женины становилось для него своеобразной молитвой. Лео никогда не влюблялся. Он мог обсуждать красоту девушек, мог делать им комплименты, мог за ними ухаживать, но всё это ровно до определённого момента. Интерес быстро угасал, Лео надоедали девчачьи капризы и бесконечная болтовня о том, что он стал уделять мало внимания. Сейчас же всё иначе. Лео не просто любил ту женщину, которой давно не существует, он всецело принадлежал ей, он — её раб и всегда был им, сколько бы жизней ни было за плечами. Она могла не любить его, могла презирать, могла отвергать — это не важно. Лео предан ей, всегда был и всегда будет.

— Ты же хотел оставить её в покое, — тяжело вздохнул Колсон.

— Да, но… Я бы мог попытаться разрушить Её силы, Её память, — Лео стиснул зубы, его затрясло от одной мысли об этом. — Я бы… я бы убил Её ради Её же блага. Я ведь достаточно силён для этого.

— А если не получится?

— Тогда, — он подтянул колено к груди и тяжело вздохнул. — Сила найдёт Хозяйку, защитит Её от зла. А я… я буду держаться подальше.

— Ты не сможешь, — Колсон невесело хмыкнул. — Ты всегда был слишком несдержан.

— Смогу, — твёрдо ответил он. — Я так хочу, чтобы Она была хоть в одной из жизней счастлива. Неважно с кем. Я… я так перед Ней виноват…

От грусти в его голосе сердце Колсона, несмотря на боль, обиду и ненависть, невольно сжалось.

— А как же отец, Лео? Ты не хотел бы, чтобы он был счастлив?

— Если ты перестанешь нудить, я скажу, — Лео нашарил рукой на земле камушек и бросил его в бесконечную топь болота. Он с влажным плюхом исчез среди травы. — Отец был слаб. Перед смертью я забрал его в Авиш. Я показал ему то, что пыталась спасти Инквизиция, то, от чего спятила Докторша. И знаешь… он сдался мгновенно, — Лео хмыкнул. — А я борюсь год за годом.

— Покажи и мне это, Лео.

— Решил поиграть в старшего брата после того как выстрелил мне в челюсть? — он хмыкнул и поднялся, убрав руки в карманы джинсов. — Блаженно неведение, Колс. Я сам справлюсь. Убью всех на своём пути, создам до того гадких тварей, что один их вид нагонит ужас. И буду беречь Её силу. Чтобы ни память, ни та боль не вернулись к Ней, буду беречь Её сон и покой, оставаясь где-то вдали.

— Не проще ли оставить её силу здесь нетронутой?

— Рано или поздно она вырвется. Моя же вырвалась, как бы её ни сдерживали, — Лео тяжело вздохнул и потянулся рукой к кулону на своей шее. — Да и… я так устал ждать Её. Лучше лишить себя надежд и иллюзий, лучше погрузиться в отчаяние и избавиться от веры в лучшее.

Колсон поднялся и провёл пальцами по кулону. Увидев его в пиратском облике, Лео весело расхохотался.

— Думаешь, сможешь меня остановить, Колс?

— Нет. Делай что собрался. Я хочу видеть то, что увидели жители Сирисо перед смертью.

Лео не ответил. Колсон убрал в кобуру бесполезный револьвер и закрыл глаза, представляя, как его самого заключает в себя мягкое, но полное безопасности и покоя тело планеты Уран. Вышло. Тонкие, почти незаметные кольца кружили над головой, а сам он стоял в плотном и твёрдом пузыре, который, по словам отца, способен отразить даже стихийное бедствие.

Лео провёл пальцами по кулону, и всё его тело засияло, вспыхнуло, почти ослепило Колсона ярким магическим всплеском. Мокрая трава тут же занялась пламенем от невыносимого жара; свет собрался в алую бандану, закрывающую нижнюю половину лица с символом радиоактивной опасности, в красную толстовку с накинутой на голову капюшоном, в драные чёрные джинсы, ботинки с металлическими шипами и кожаные перчатки, на одной из которых блестел серебром кастет. С запястий Лео свисали металлические, наполовину расплавившиеся кандалы с разорванными толстыми цепями.

— Наслаждайся, — хмыкнул Лео. — Может, захочешь вместе со мной уничтожить мир.

Даже сквозь щит Колсон чувствовал невыносимый жар. Раньше в глазах Лео можно было различить зрачки и еле заметную радужку, теперь же его глаза полностью побелели. Жар, собирающийся в руках, докрасна накалял цепи, звенящие при каждом шаге. Размахнувшись, Лео занёс кулак над головой и ударил по твёрдой земле. Щит Колсона дал глубокую трещину от такого выброса силы. Трава в одну секунду превратилась в угли, деревья обуглились и с громким треском сломались у основания ствола. И весь мир затрясся, стал ходить ходуном, проснулся. Лео ударил ещё. Ещё. Ещё. Колсон стиснул зубы, прилагая все силы, чтобы удержать щит, но с каждым ударом чувствовал, будто ударная волна ломает ему кости. Но самым страшным был грохот. Земная твердь разверзлась по настойчивому требованию Лео, неохотно открывала ему свои недра и кровоточила грязными грунтовыми водами. Разлом в земной коре становился всё больше и распространился до того глубоко, что вода под большим давлением вырвалась грязной кипящей струёй в серое небо.

Колсону так хотелось остановить Лео, прекратить эти чудовищные разрушения, но что-то внутри него сопротивлялось этому. Какое-то дремлющее, сидящее глубоко в сердце желание увидеть тотальную катастрофу, гибель живущего и процветающего мира. Колсон тряхнул головой, сосредоточившись на щите. Подобное желание присуще всем людям, в каждом представителе этого вида дремлют низменные животные инстинкты. Колсон живёт для людей, ради людей и поднимает пистолет для их защиты. Он должен спасти людей от Лео, должен быть готов к вспышкам его гнева, должен быть щитом стран и городов. А кто защитит Лео? Лео ведь тоже человек. Да?..

Лео ударил вновь, сильнее и яростнее прежнего. Грохот от его атаки продлился около двух минут, и из недр земли вырвалась волна удушающего жара. С губ Лео сорвался болезненный смешок. Разрушения восхищали и манили его, и в пылающей, рвущейся из земли магме он видел свою родную стихию.

Однако манящее зрелище быстро сменилось другим. Магма, призванная на зов Лео, покрылась крупными и толстыми прозрачными кристаллами углерода. Скопившаяся здесь энергия была плотной, практически осязаемой, и под её влиянием без участия человека раскол в земной коре обрастал плотным слоем крупных кристаллов алмаза.

— Как красиво, — с грустью произнёс Лео, и его голос утонул в оглушительном грохоте. — Ты всегда любила драгоценные камни, милая.

Ему требовались усилия, чтобы сосредоточить в одной руке всю свою мощь, чтобы навсегда, насовсем расстаться с той, с кем связано его сердце. Если подумать, однажды он уже видел её смерть. Видел, и не смог себе простить своей слабости. Теперь он силён, теперь он повторяет свои же ошибки в надежде всё исправить. Если он поступает правильно, то от чего же ему так больно?

Колсон, стоя под ненадёжным щитом, всё сильнее ощущал мощь Лео. Степь горела. Лава, пришедшая на зов Лео, рвалась на поверхность ярким оранжевыми всплесками горячей крови. В небо поднялся смог и пепел, сила неизвестной женщины пыталась сдерживать гнев Лео и, что странно, у неё получалось. Магма покрывалась кристаллами, остывала, отступала. Колсон наблюдал за этой молчаливой и такой болезненной борьбой, и впервые увидел, как из янтарных глаз Лео исчезает ярость, как его взгляд становится спокойным, смирным, скорбным.

Лео закрыл глаза, собираясь с силами. Вены вздулись на его объятых жарким пламенем руках, огонь поднимался ввысь от его ног, распространялся по выжженной пустыне, которая минутами ранее была вполне живописным местом. Маленькая, почти крохотная сила женщины сияла маленькой звёздочкой среди пепла, дыма и смерти. Если она окажется на шее избранной, то какую форму она приобретёт? Ту же, что и кулон у Лео?

Грохот не позволил услышать болезненного крика Лео. Он сосредоточил силы в руках. Замах. Мир вокруг заполнили пламя и грохот. В воздух взметнулись острые камни.

Маленькая звёздочка не пострадала. Тяжело дыша, Лео сорвал с себя маску и стал обычным человеком с сияющими от силы глазами. Силу женщины заботливо погрузил в свои недра маленький голубой шар, называемый людьми планетой Уран.

— Колс! — Лео в гневе стиснул зубы, от бессильной ярости не в силах больше сказать ничего.

Убирать щит и переносить его на неживой объект было худшей и одновременно лучшей идеей в жизни Колсона. Яркое пламя Лео ослепило его, взор был окутан тьмой, кожа на руках, груди, лице сгорела, почернела и теперь из раненных мышц сочилась кровь. Он едва не закричал от боли и одновременно еле сдержал смех, понимая, что впервые чувствует прожаренными дёснами ветер.

Это чувство тупого непонимания земляне называют шоком?

— Она должна умереть! — в гневе, но уже менее уверенно кричал, точно капризный ребёнок, Лео. — Я не позволю ей страдать!

Себе-то позволяешь, подумал Колсон. Он хотел закрыть глаза, но Лео своей атакой лишил его век. Сила Колсона исчезла из воздуха, и маленькая звёздочка, ярко сверкнув напоследок, юркнула в тяжёлые облака, с которых стали падать, точно горькие слёзы, тяжёлые и грязные капли дождя.

Никс вернулась домой без сил. Впрочем, не только она. Её и Джулиана Меллоуны довезли до дома, Линн отправилась в Сирисо, а от Колсона вестей не было. Ланселот спал в её рюкзаке и впервые за всё время их знакомства громко и доверительно храпел. Мама и Ральф несколько раз звонили им, и Джулиан всякий раз отвечал на звонки, вяло и неубедительно говоря, что он и Никс готовились вместе к тесту в библиотеке. Никс знала, что маму это обрадует. Она слишком сильно хотела свести её с этим чёртовым отличником, который ещё и обрёл силы.

— Эй, — скосив взгляд в сторону, обратилась к парню Никс, когда они стояли перед дверью дома. — Ты как?

— Выгляжу лучше, чем ощущаю себя на самом деле, — невесело и вполне честно отозвался Джулиан. — Джанет знает об… этом?

— Нет, — она низко опустила голову. — Я не хотела впутывать никого из вас. Да и сама впуталась случайно, сразу как переехала сюда.

— Хорошо. Я буду молчать.

— Если… — она зажмурилась, чувствуя, что слова даются ей с трудом. — Если нужна помощь — обращайся. Я… помогу, чем смогу.

Она ожидала издёвки или насмешки, но в ответ Джулиан лишь молча кивнул. Ему было не до этого. Никс полагала, что это просто испуг или просто попытка осознать, что у него есть сверхъестественные способности, а может и то, и другое. Джулиан — страшно приземлённый человек, у него простые земные желания и простая земная жизнь. А теперь…

Он открыл дверь своим ключом и молча вошёл внутрь. Мама и Ральф сидели в гостиной и, прижавшись друг к другу, смотрели новости по телевизору.

— Пап… — прохрипел Джулиан вместо приветствия. Ральф опешил, увидев его бледность и измождённый, измученный вид. — А если мама вернётся?

— Джу-Джу, — Ральф поднялся с дивана и осторожно подошёл к сыну, боясь, что тот вот-вот рассыплется от любого дуновения ветра. — Что случилось? С тобой всё хорошо?

— Отвечай на вопрос. Что скажешь маме, если она вернётся?!

Впервые Никс стало страшно. Впервые голос Джулиана звенел от гнева. Он достаточно долго сдерживался и вот сейчас, когда случилось то, что заставило его сломаться, он одним простым вопросом выплеснул на Никс, Джанет и Ральфа всю свою глубокую и бездонную ненависть. Никс испуганно попятилась назад и прижалась спиной к стене, Джанет прижала к груди пульт. Ральф сжал кулаки, но сейчас рядом с сыном он казался маленьким и слабым.

— Джу-Джу, — примирительно начал Ральф. — Пожалуйста, сядь.

— Ответь.

— Ты сейчас рухнешь. Сядь и поговорим.

Его голос звучал твёрдо и настойчиво, но как только он протянул руку к сыну, Джулиан одним взглядом дал понять, что сейчас трогать его не стоит. Его нервы были накалены, зубы стиснуты. Если он сейчас не успокоится, то дело явно дойдёт до первой между отцом и сыном драки.

— Джулиан, — с печальным вздохом начал Ральф. — Я… я знаю не больше тебя. Моя жена пропала без вести и не оставила о себе абсолютно ничего. Ни одной фотографии, ни одной вещи, ни документов. И самое паршивое — я не знаю, почему. В чём я виноват? Я любил её, я пытался её порадовать, я думал, что она была счастлива, — он отвёл взгляд и тяжело вздохнул. — Да, Джу-Джу, я любил её. Ты был маленьким, а я оставлял тебя с бабушкой и носился по моргам, больницам, полицейским участкам, даже кладбищам. Ни-че-го. Я не знаю, где она. Может, счастлива в новом браке, может, в рабстве, может, погибла. Я не знаю. И, если бы не ты, я бы… и сам пропал вместе с ней.

— Ты похоронил её, — ярость в голосе Джулиана сменился невыносимой усталостью. — Не разобравшись, жива она или нет.

— Джулиан, — он вздохнул. — Это то немногое, что я смог сделать. Она исчезла, понимаешь? Забрала все мои документы, где упоминался брак с ней, забрала твоё свидетельство о рождении. Мне пришлось повозиться, чтобы оформить новые, но везде значились вместо имени лишь инициалы. Знаешь, что я тогда думал? Что я либо рехнулся, либо женился на шпионке. А что? Она немка, свободно разговаривала на нескольких языках, да ещё и такой хороший врач, что мне в почтовый ящик приходили письма с благодарностями от спасённых пациентов спустя пять лет после её исчезновения. А недавно, месяц назад, её пригласил на выпускной мальчик, которому она в младенчестве провела сложную операцию на сердце. Я не выбрасывал эти письма. Всё храню их в ящике стола. Вдруг… вернётся, почитает.

Он сжал губы в линию и тяжело вздохнул, низко опустив голову. Услышав эти слова, Джулиан прислонился спиной к стене и сполз по ней на пол, не в силах стоять на ногах. Казалось, будто он что-то хочет сказать, но душит в себе слова, а слова душат его.

— Я… хочу прочесть их.

— Конечно, — Ральф протянул ему руку. — Пойдём. Они в моём кабинете.

Воцарилась тишина. Ланселот стал барахтаться в рюкзаке Никс и привёл её в чувства. Она расстегнула молнию и выпустила недовольного кота из тесной сумки.

— Мам?

— Тише, Никс. Давай не будем шуметь? — прошептала она. — Я… знала, что он ненавидит меня, но думала, что он достаточно взрослый, чтобы понять нас с Ральфом.

Глубоко вздохнув, она села на диван. Никс прошла к ней, зная, что должна что-то сказать, но слова не шли на ум. Она часто видела маму подавленной — дурной характер Никс и её злость поспособствовали этому. А сейчас мама была расстроена не из-за неё, и это выводило Никс из себя. Сев рядом, она прижала колени к груди.

— Может, зря мы приехали? — тихо прошептала Джанет. — Наверное, стоило подождать, когда ты закончишь школу…

— Ну. Уже приехали, — спокойно, почти мирно начала Никс. В другой ситуации она бы принялась обвинять мать и давить на неё. — Какой смысл теперь думать об этом?

Закрыв глаза, Джанет прижала Никс к себе. Мягко, заботливо. Никс уже и не помнила, когда в последний раз ощущала тепло её объятий.

— Никс, что такого случилось между вами, что Джулиан пришёл в таком состоянии?

— Мы боролись сегодня со злом и неожиданно Джулиан превратился в человека-льда.

Джанет невесело улыбнулась.

— Это хорошо, что ты продолжаешь шутить и не теряешь оптимизма. Ох, Никс, — она закрыла глаза. — Как же это тяжело…

— Мам?

— Ты во всём права, Никс, — она тихо, почти неслышно всхлипнула. — Чарльз умер совсем недавно и… все силы прилагал, чтобы зацепиться за жизнь, а я… Какое же я дерьмо.

— Мам! — воскликнула Никс. — Ты чего? Расстроилась из-за этого кучерявого пуделя? Давай я ему в нос дам, чтоб мозги вправились.

— Ну что ты… Не надо драться. Джулиан — хороший парень. Я бы хотела, чтобы ты с ним…

— Ну уж нет, — как-то неуверенно ответила Никс. — Мне больше хулиганы нравятся, а не зануды.

— А если он будет засматриваться на тебя, — вкрадчиво спросила Джанет. — Как сильно ты будешь возмущаться?

— Я точно сломаю ему нос.

— Ты неисправима, — тепло улыбаясь, Джанет закрыла глаза, крепко обнимая дочь. Никс, тяжело вздохнув, неловко обняла мать в ответ. — Давай больше не будем его нервировать и пойдём спать? О, если захочешь есть…

— Я найду чего-нибудь. Не волнуйся, я слишком устала для еды. Да и Ланс тоже.

— Мяу.

Он сидел перед ними на журнальном столике, внимательно глядя то на одну, то на другую, энергично размахивая рыжим хвостом. Закатив глаза, Никс взяла эту хамскую рыжую морду за шкирку и унесла к себе в комнату. Закрыв дверь, Никс сбросила с себя одежду, перед этим спрятавшись от Ланселота за дверцей шкафа, и переоделась в длинную большую футболку с изображением горящего черепа. Ланселот устроился в изголовье её кровати на подушке, которую выбирал лично и тщательно проверял на мягкость. Никс укрыла его личным маленьким одеялом, прежде чем самой лечь спать.

Айрис очень опасалась паники населения, и Никс поняла почему, стоило ей взять в руки мобильный. Журналисты бурно обсуждали произошедшие взрывы и погодные аномалии, кто-то заявлял, что это дело рук русских, кто-то предвещал конец света, кто-то пытался объяснить с научной точки зрения. Класс в общем чате сперва паниковал, но теперь воцарилась тишина. Лично Никс никто не писал сообщений. Она и не ждала. Просто пролистала полный список своих друзей, в котором были преимущественно люди из родного города, и, закрыв глаза, удалила всех. Сейчас у неё не было даже сил, чтобы поставить мобильный на зарядку. Она просто оставила его на прикроватной тумбочке и провалилась в глубокий сон.

По крайней мере, Никс думала, что какое-то время спала. Её дверь с тихим щелчком открылась, и этот звук мгновенно уничтожил всю её сонливость.

— Это я. Не выгоняй.

Она не двигалась, решив притвориться спящей. Джулиан, не дождавшись её ответа, просто лёг на кровать поверх одеяла, тяжело вздохнув.

— Знаешь как я понял, что ты не спишь? Ты храпишь каждую ночь.

— Как же ты меня бесишь…

— Успокойся, я пошутил, — спокойно ответил он. — Иначе бы ты со мной не заговорила.

— С каких пор ты стал таким знатоком психологии, мудила?!

— Я не знаток психологии. Просто ты слишком предсказуемая.

Замахнувшись, Никс пнула его что было сил, но удар едва заставил тяжёлого и жилистого Джулиана покачнуться. Он не сдвинулся с места, а она не повернулась к нему. Никс не хотела с ним разговаривать, не знала что сказать, хотя прекрасно понимала, насколько ему тяжело и страшно. Ей тоже было и тяжело, и страшно, и больно и если бы не Джулиан, она бы вряд ли оправилась от истерики.

— Прости меня, — негромко произнёс он.

— Извинись перед мамой, — пробурчала в ответ Никс. — Ты её обидел.

— Не строй из себя гордячку, — ответил Джулиан. — Извинюсь. Но и с тобой я поступил неправильно. Сорвался. Извини.

Никс хмуро посмотрела в сторону окна. На улице вновь моросил редкий дождь, и стук капель разбивал звенящую тишину на тысячи осколков.

— Расскажи мне что знаешь, — тихо, почти шёпотом проговорил Джулиан. — Я ненавижу быть не в теме.

— Расскажу, но… зачем тебе? Я не собиралась впутывать тебя или кого-либо ещё в эту историю.

— Тебе нужна помощь. Я вижу это по твоему вечно потерянному и задумчивому виду, — он повернулся к ней спиной, убрав руку под голову. — В этой силе столько загадок, но она объясняет мне простейшие вещи. Например, теперь я понял, почему на этой неделе ты была такая пришибленная.

— А повежливее можешь быть? С родителями и учителями говоришь так сладко, что вгоняешь всех диабетиков в кому.

— Ты же не хочешь, чтобы тебе лицемерили. Наслаждайся моим настоящим лицом.

Закрыв глаза, Никс начала рассказывать. Сама не зная почему, она рассказала и про появление в её жизни Ланселота, и про Тома, и, давя в себе слёзы, рассказывала, как сильно её ранили. Рассказала что видела в Сирисо, и как там обходятся с идеальными созданиями, даже показала зарисованных чудищ из Авиша, созданных Зверем. Никс и не думала, что за столь короткое время в ней накопится столько переживаний, что болезненный нарыв в её душе так легко вскрыть, что кровь из сердца польётся непрерывным потоком слов. Джулиан не перебивал. Слушал, внимательно разглядывая очень детальные, красивые изображения отвратительных существ, касался их подушечками пальцев, будто надеялся дотронуться до настоящего монстра через его изображение. Под каждым из рисунков было название вроде «Страшная Херня» и «Неведомая Херня». Очень в духе Никс.

— А потом наступило сегодня, — сидя на кровати, Никс обняла свои колени. — Докторша не так креативна, как Зверь, но её человечков тоже надо зарисовать. Ну… чтоб знать, кого убивать ,а кого — нет.

— Хм… — он задумчиво пролистал альбом до конца. — Неплохая идея.

— Правда? — Никс подняла на него взгляд, заметно оживившись. — Видишь, Ланс? Нехрен было нудить.

— Это может стать неплохим учебником, — спокойно продолжал Джулиан. — К примеру, для таких новичков, как я. И для богинь вроде тебя.

— Чегось?

— По твоей легенде ты должна быть одной из сильнейших людей в трёх мирах. Ты же воплощение богини — так?

— Нуу…

— А если формы жизни могут создавать Зверь и Доктор, то почему бы не попробовать тебе?

— У этих двоих… больше сил?

— Возможно. В любом случае, у тебя есть навыки владения силой и, — он похлопал ладонью по блокноту Никс, — примеры из биологии Авиша. Из неё тоже можно сделать выводы.

— Какие же?

— Зверь любит животных, хотя и, очевидно, мало что смыслит в биологии. А Доктор… преследует определённые идеи. Её слуги разные по своему виду, и каждый выполняет какую-то задачу. Они выглядят очень аккуратно, свободно двигаются, способны к нападению и защите. И выживут при тепловой смерти Вселенной. Совершенные… дети.

Никс наклонила голову набок, видя, что он вновь совсем поник.

— Джулиан, — он опустила взгляд, пытаясь сформулировать вопрос. — Доктор Смерть — твоя..?

Он кивнул раньше, чем она успела полностью задать вопрос.

— Можешь больше не поднимать эту тему? — он сжал кулаки, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. — Я знаю, ты ненавидишь меня, но… прошу тебя, не надо.

— Я же не свинья, — она опустила взгляд, чувствуя, что её лицо пылает. — Ты… можешь остаться здесь… на ночь.

Он вскинул брови.

— ЭТО НЕ ТО, О ЧЁМ ТЫ ПОДУМАЛ! — стиснув зубы, Никс от стыда вцепилась в свои волосы и крепко сжала их. — Одному сейчас страшно. Особенно ночью.

— Я понял, пустая голова, — он мягко улыбнулся, заставив сердце Никс пропустить удар. — Спасибо.

— Так ты… останешься?

— Если я не воспользуюсь твоей добротой, то буду страшно жалеть.

— Иди пижамку надень, — с недовольным видом буркнула она, — детско-голубенького цвета с медвежатами.

Джулиан вышел, и Никс решила устроить его на своей кровати, а сама переночевать в компьютерном кресле. Она не в первый раз засыпала за столом, рисуя до состояния изнеможения. Раньше рисование спасало её от мыслей о смерти папы, потом превратилось в то, что помогало ей побороть одиночество, а после стало единственным близким другом. Ланселот спал до того крепко, что его не смог разбудить даже шумный разговор и зажжённый в комнате свет. Никс не стала его тревожить.

Вернулся Джулиан в тёмно-синей футболке и серых широких штанах. В такой просторной одежде он казался не просто худощавым, а кучерявой щепкой.

— У тебя даже пижама цвета школы, — тяжело вздохнула Никс. — Неужели так весело быть отличником?

— Весело думать о свободе, перспективах и Гарварде, — он устало и грустно улыбнулся. — Отец и дед его закончили и оба вернулись в этот чёртов Сиэтл.

— Тоже его ненавидишь?

— Ненавижу дожди и холод. Иронично, не правда ли? — он опустил взгляд на свой кулон-пику. — Ладно. Ложись, уже поздно.

— Я в кресле посплю.

Джулиан ничего не ответил. Только нажал на выключатель, и комнату наполнила густая, непроницаемая тьма. Никс стояла неподвижно, вцепившись в спинку компьютерного кресла. Она вздрогнула и едва не вскрикнула, стоило ей ощутить жар его рук на своей талии. Никс сделала шаг назад, но Джулиан крепло сжал её в сильных объятиях. От испуга и неожиданности она даже не могла приказать ему отойти, лишь упёрлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть.

— Ш-ш-ш, — тихо, почти беззвучно произнёс парень. — Обними меня. Мне сейчас нужно это. А завтра снова будем друг друга ненавидеть.

Никс послушалась и обняла его, крепко сжав футболку на спине. Его горячее дыхание обжигало её лицо, его руки были до того сильными, что Никс почувствовала себя маленькой и слабой девочкой, его сердце билось так сильно, что она могла это почувствовать кожей. Она не сразу сообразила, что сейчас ждёт поцелуя. И не просто ждёт, а безумно хочет, чтобы он случился.

* * *

Антрис Копфер не хотела возвращаться на Землю. Честно говоря, она не хотела возвращаться в какой-либо из миров, который хоть на сотую долю процента населили человеческие существа. Если бы на какой-либо необитаемой планете с суровыми условиями и жёстким климатом существовала точка перемещения, она бы отправилась туда, села бы посреди безлюдной пустыни и смотрела бы на одинокую звезду в небе до тех пор, пока она не превратится в чёрную дыру. Люди шумели. Люди отвлекали. Люди сновали вокруг и создавали проблемы. Она их не ненавидела, но и не любила. Ей бы хотелось, чтобы человеческие существа просто перестали существовать.

Но на Землю её звал Лео и не подчиниться она не могла.

Кровь больше не шла с лица. Рана зажила, оставив чувство болезненной слабости, в голове гудело, а на сердце была отвратительная пустота. Давно Антрис не испытывала ничего подобного. За подаренный эмоциональный опыт она хотела проломить Лео голову и с радостью сделала бы это, если бы могла.

Лео ждал её в больнице. Люди в белых халатах оживлённо сновали над чьим-то сожжённым телом, Лео стоял у дверей операционной, вперив полный ненависти взгляд в докторов. В земных больницах сначала требуют документы или деньги, а потом уже спасают человека. Видимо, Лео смог их переубедить и в качестве аргумента использовал свои способности.

— Твоих рук дело? — прямо спросила Антрис, глядя на тело.

— Да, — Лео тяжело вздохнул. — Я… не собирался убивать. Этот еблан убрал щит, когда я только разогрелся.

— И что же ты делал?

— Не твоё дело, что я делал! — стиснув зубы, Лео ударил кулаком по стене.

— Ах не моё, — без признаков страха ответила Антрис. — Ты позвал меня сюда, не дав оправиться после задания. Ты в который раз гадишь и не можешь убрать за собой дерьмо. Ты хочешь, чтобы я спасла твоего брата, но при этом не можешь спасти меня от своего ублюдского характера. Будь добр, Лео, либо заткни пасть, либо отвечай нормально. Гнев очень вреден для нервной системы.

Это подействовало. В голосе Антрис не было каких-либо эмоций, лишь спокойствие и хладнокровие, она не выглядела агрессивной или злой, и это заставило Лео растеряться. У него не было настоящей матери — только приёмная, такая же тихая и бесхребетная, как и Колсон, которой он никогда не боялся. Сейчас перед ним стояла почти такая же мама, которой было страшно ослушаться. Сделав над собой усилие, Лео тяжело вздохнул и тряхнул рукой, которой ударил по стене.

— Я… хотел уничтожить силы своей любимой.

— О. И как? Повеселился?

— Я… — Лео скрипнул зубами, пытаясь успокоиться. — Колс спас её.

— Как благородно.

— Послушай! — Лео навис над ней, хотел было схватить за плечо, но вовремя сдержался. — Послушай, Антрис, я не против, чтобы этот придурок сдох от моей руки. Но только не так. Не после того, как он спас меня от очередной ошибки.

— Надо же, — она смотрела на него настолько равнодушно, что становилось не по себе. — На Земле подобные чувства зовутся взрослением.

— Ты… поможешь? — он опустил голову, чувствуя себя маленьким и слабым. — Пожалуйста.

— Сколько возможностей для экспериментов открывается, — Антрис перевела взгляд на двери больничной палаты. — Можно срезать кулон с его шеи. Можно заразить его СПИДом и понаблюдать, как сила будет бороться с заболеванием. Можно вколоть в вены бензин и начать пытать. Но ты хочешь банального спасения. Неужели отец заразил тебя паскудным альтруизмом?

— У меня нет отца.

— Как скажешь. Выгони землян из палаты. Я не хочу разрушать психику коллег.

Лео послушался. Даже без способностей он оставался довольно высоким и крепким, так что выгнать из палаты протестующих докторов ему не составило труда. Антрис зашла внутрь и провела пальцами по своему кулону-звезде.

Колсон представлял из себя жалкое зрелище. Кожа вздулась и лопнула от невыносимого жара, из неё благодаря быстрой регенерации сочился гной, почерневшие куски плоти пытались прирасти к телу, вместо некогда симпатичного лица остался обугленный череп, в котором белели зубы и скулы. Врачи вышли отсюда с приятным зелёным цветом кожи на лице. Антрис хорошо их понимала. Процесс регенерации отвратителен, как воскрешение в Сирисо, и привыкнуть к нему не получится даже после долгих лет практики.

— Не знаю, слышишь ты меня или нет, — спокойно произнесла она. — Но, надеюсь, мой голос добавит адреналина в твою кровь.

Колсон не мог пошевелить сожжёнными пальцами, не мог повернуть в её сторону голову, увидеть её слепыми глазами. Воздух вырвался со стоном из его груди, заставив Антрис хмыкнуть.

— Регенерация спасёт тебя в восьмидесяти процентах случаев, — Антрис поправила перчатки на руках. — Но есть один минус. Временами она работает слишком хорошо. Если тебе сломать все позвонки и зафиксировать их определённым образом, кости срастутся криво, если сломать зубы и зажать дёснами брусок, зубы вырастут под углом. Конечно, это всё поправимо. Повторные увечья, повторная боль. Скажи, Колсон, тебе было больно от этого огня? В конце концов, этот огонь попадает в те двадцать процентов, в которых регенерация бессильна.

Он что-то попытался ответить, но не вышло ничего внятного.

— Полагаю, это больно. Так вот, мне тоже больно. Нет, не из-за ран или из-за срывания маски. Мне больно из-за этого задания настолько, что я срываюсь при пациенте, — она вновь тяжело вздохнула. — Знаешь, почему моя мутация приобрела форму крыльев? Чтобы выглядело красиво. Несмотря на свою репутация, я остаюсь женщиной, которой нравится быть красивой. На самом деле это руки. Четыре белоснежные пары длинных, сильных и отвратительных рук. Если почувствуешь тошноту — подай знак. Ах да… ты не сможешь.

Антрис размяла дополнительные руки, долгое время остававшиеся без движения, сжала ими медицинские инструменты. Неподготовленные земные врачи усугубили ситуацию, пытаясь обработать о обеззаразить открытые раны. Антрис их в этом не винила. Плоть в этом теле не стояла на месте, она двигалась, точно сотни червей, двигалась и не могла восстановиться правильно.

— В процессе работы я подключусь к ДНК-роботам твоего организма. Мне нужны твои показатели.

Антрис нависла над Колсоном, точно чудовище из кошмаров, точно огромный проворный паук над беззащитной, наполовину уничтоженной жертвой. Каждая из десяти рук умело держала инструмент, и от каждой веяло невыносимым могильным холодом.

— Начнём операцию.

Прошла неделя после того как Джулиан обрёл способности.

Жизнь текла своим неспешным ходом: Ральф с Джанет выбрали дату свадьбы после Нового года; Ланселот послушно исполнял роль шпиона Зверя, так до конца и не понимая, в чём она заключается; Линн капала на мозги Никс из-за пропажи его превосходительства; Айрис строила свои теории по поводу легенды о трёх богинях; Джулиан, получив доступ к Сирисо и Авишу, упорно тренировал свои новые силы; над Никс нависли чёрной, непроницаемой тенью скорые экзамены. В Сиэтле давно выпал снег. В этот раз настоящий, не созданный всякими докторшами.

И лично для Айрис Меллоун это время выдалось самым тяжёлым.

Обычно ничто не менялось в её одинокой жизни, и это абсолютно всех устраивало. Айрис усердно училась, каждый раз страшно переживая, если её баллы на тестах оказывались не самыми лучшими в классе; она регулярно посещала доктора, который ни разу в её недолгой жизни не обрадовал её диагнозом, несмотря на все приложенные усилия; спасаясь от одиночества, она либо убивала время в интернете, либо посещала различные курсы, одним из которых был курс обучения китайскому языку. В её выборе языка всё было просто и прозрачно, Айрис предчувствовала, что Китай станет ведущей торговой страной, и иметь там бизнес и лично общаться с деловыми партнёрами — страшно прибыльное мероприятие. При условии, если она выживет, конечно же.

А жить Айрис хотелось. Ей было всего шестнадцать лет, но чувствовала она себя на целые сто шестьдесят. Лёгкие жгло огнём, тело — крохотное и сухое, точно у старухи, в сердце — злоба и страх, что однажды наступит та ночь, после которой Айрис не проснётся. Она знала, что скоро умрёт. Знала, и знание это порождало такую печаль, что Айрис, запираясь в своей комнате, ложилась под одеяло и беззвучно плакала. Не было никого, кого она могла бы обвинить в своей болезни, никого, кого могла бы за неё ненавидеть. Только себя и свой иммунитет.

И вот способ обмануть судьбу найден. Простой, бесплатный и вполне себе реальный. Нужно всего лишь нацепить на свою тощую шею особый кулон и продолжать жить. Но… как это сделать? Линн обрела способности в детстве, Никс попала под машину, Джулиану способности подарили. Думая над этим, Айрис умоляюще поднимала глаза на родителей, а они лишь разочарованно качали головами. Она не винила их в этом. Лишь с каждым днём сильнее ненавидела себя и своё слабое тело и старалась продолжать существовать в одиночестве никем не любимая и никому не нужная.

Никс было плевать на этот невидимый барьер между Айрис и обществом. Каждый раз в автобусе она садилась только с Айрис и как-то просто могла её разговорить. Потом пришёл в себя Джулиан, его слушать было гораздо интереснее, чем Никс. Постоянно что-то ласково мурлыкал рыжий кот, а Никс с Джулианом переводили его речи. И иногда появлялась эта странная Линн. Она была ещё более неразговорчивой, чем Айрис, и часто просто сидела, вперив глаза в стену. Кто-то пропал, кого-то она не могла обнаружить и винила во всём кого-то по имени Лео.

Мда. Блеск. Весело быть аутсайдером в компании, которая может посещать другие миры и не осознаёт, какие они везунчики.

Рассуждая над этим, Айрис задумчиво постукивала кончиком ручки по тетрадному листку. Урок всё не хотел начинаться, хотя звонок на него уже был дан, и одноклассники начинали раздражать Айрис шумом.

Учительница литературы вернулась в класс не одна.

— Класс, — она похлопала в ладоши, призывая к спокойствию. — Понимаю, это довольно неожиданно, но у нас в классе новенький!

Айрис не подняла головы. Кто-то в классе присвистнул, кто-то начал шептаться, кто-то хмыкнул.

— Проходи, — с улыбкой произнесла учительница. — Представься.

Послышались тяжёлые шаги. Айрис раздражённо скосила взгляд на окно. Очередной сперматоксикозник, родители которого настолько тормоза ,что перевели его в новую школу только в конце года.

— Ну здрасте, — приятный баритон парня заставил класс замолчать куда эффективнее негромких хлопков учительницы. — Меня зовут Лео Дирк, но я не против, если вы будете звать меня устраивать революцию.

Класс расхохотался. Лицо Айрис окаменело, стоило ей услышать это имя. Лео? Тот самый Лео, которого обвиняет Линн? Чушь собачья. Только потому что человек носит странное имя не стоит его обвинять во всех смертных грехах. Не все Адольфы — Гитлеры, не все Джоны — Гейси, не все Джеки — Потрошители. Нахмурившись, она подняла взгляд на Лео. И тут же поняла, почему её одноклассники притихли в его присутствии.

Он очень высок, а с высоты её небольшого роста выглядит и вовсе великаном. У него широкие плечи, бледная кожа, добродушная улыбка, милые ямочки на щеках и хитрый взгляд. Его чёрные волосы небрежно растрёпаны. Он стоял, убрав руки в карманы чёрных джинсов — расслабленно и небрежно, будто разговор с толпой его абсолютно не волновал. Из-за тёмно-синей толстовки Айрис не разглядела, есть на его шее кулон или нет.

— Лео, — с тёплой улыбкой начала учительница литературы. — Наверное, тебе все задают этот вопрос. А какой у тебя рост?

— Метр девяносто пять, мэм, — он обратился к классу, улыбаясь. — Да, шкаф. Да, дылда. Можете обзывать — мне пофиг.

Айрис почувствовала, как в классе нарастало к нему уважение, слышала, как девушки смущённо хихикали и обсуждали его мускулы. И почувствовала боль. Когда в классе воцарилась тишина, кашель, как всегда не вовремя, вырвался из её лёгких вместе с алым, точно бутон розы, сгустком крови.

— Новенький заставил стерву закровоточить, — донеслось сзади и раздался мерзкий, отвратительный смех.

Смех этот быстро умолк, задушенный, раздавленный тяжёлым взглядом Лео. Он только-только появился, но ему уже удалось очаровать класс и заставить их признать в себе негласного лидера.

— Я помогу, — тяжело ступая, Лео подошёл к Айрис. — Отнесу её к доктору.

— НЕ НАДО! — кашляя и задыхаясь, Айрис выставила перед собой ладонь. Слёзы текли с её глаз, вздох было сделать всё труднее. — Я сама дойду.

Лео не стал слушать. Просто подхватил её, маленькую и хрупкую, сильными руками и, не говоря ни слова, понёс в кабинет доктора. Айрис от такого пренебрежения её мнением перестала дышать.

— Я на тебя в суд подам, шовинист! — опомнившись, упиралась она. Тело Лео было очень горячим, и от этого жара Айрис чувствовала незнакомый ей доселе стыд. — Поставь меня!

— Будешь брыкаться — переброшу через плечо, — равнодушно хмыкнув, ответил он. — Тебя как зовут?

— А… Айрис.

— Так вот, Айрис, — он встретился с ней взглядом. Он выглядел сейчас серьёзным, обеспокоенным и даже тревожным. — Где здесь кабинет доктора?

Айрис почувствовала, что готова взорваться.

— ВОТ ПОЭТОМУ МНЕ НЕ НУЖНА ПОМОЩЬ НОВИЧКОВ! — стиснув зубы, она пыталась его ударить, но её слабенькие удары не заставили Лео даже моргнуть. — Прямо до конца коридора и направо, мать Тереза недоделанная.

Лео задумчиво смотрел на неё целую секунду, из-за чего Айрис успела не на шутку испугаться. В его взгляде как будто бы сверкнули искорки интереса. Отвернувшись от него насколько это было возможно, Айрис зажала рот рукой, пытаясь подавить в себе очередной приступ кашля.

— Просто… отнеси к женскому туалету, — сдавленным голосом произнесла она. — Смыть… кровь.

Айрис вновь закашлялась. Её часто видели в таком отвратительном состоянии, но не так часто таскали на руках и наблюдали с неподдельным вниманием. Однако, он послушался и нашёл туалет без особого труда. Видимо, уже проходил мимо, чёртов сперматоксикозник.

Подойдя к раковине на трясущихся ногах, Айрис выкрутила краны и включила воду. Она шумела достаточно сильно, чтобы заглушить очередные приступы её кашля. Потребовалось время, чтобы пламя в её лёгких угасло, и когда Айрис почувствовала себя немного лучше, до конца урока осталось совсем немного времени. Ну и отлично. Оставалось надеяться, что этот Лео уже свалил купаться в лучах славы и обожания.

Айрис вышла, вытирая длинным рукавом свитера мокрое лицо и стряхивая воду с длинных волос.

— А стоя ты кажешься ещё меньше.

Айрис остановилась и убрала руку от лица. Действительно, она не могла похвастаться ростом. Даже на Никс и Линн приходилось смотреть снизу вверх, и это жутко выводило из себя. Лео был выше всех, кого она знала. Даже в прыжке Айрис не сможет сравняться с его макушкой.

— В класс иди.

— Э-э-эй, — ласково произнёс он. — Я пытаюсь познакомиться, завести друзей.

— В. Класс. Иди.

Он стоял в проходе и Айрис, какой бы мелкой ни была, не могла проскочить. Крепко сжав кулаки, он подняла взгляд на Лео и встретилась с его задумчивым взглядом.

— Как твоя фамилия?

— М… Меллоун.

— Обидно, — он лениво потёр затылок и позволил ей пройти. — Далековато в алфавите находишься.

Айрис пулей влетела в класс и села за свою парту, пока Лео лениво и неторопливо шагал в сторону кабинета. Войдя, он вновь вызвал улыбку на лице учительницы и общую тишину в классе, которую кто-либо боялся нарушить. В своих книгах Айрис встречалась с подобным феноменом. Так люди обычно реагируют на свирепого хищника, готового вот-вот напасть. Как самого высокого Лео усадили на одну из задних парт.

Литература закончилась, и Айрис, молчаливо глядя в окно, случайно услышала, как Лео разговорился с одноклассником, который бросил про неё грязную шутку:

— Я могу и тебя заставить кровоточить, — насмешливо произнёс Лео, ногой опираясь о парту одноклассника. — Как думаешь, перелом четырёх рёбер выбьет из тебя плохое чувство юмора?

— А ты дерзкий, да? — хмыкнул в ответ парень. — Припёрся невесть кто и невесть откуда и возомнил себя альфачом? Ты же дрищ. Таких, как ты, легко сломать пополам одним ударом.

— Ну так действуй, — равнодушно отозвался Лео. — Или что? Штанишки обмочил и боишься встать? Утю-тю.

— Слышь, палку не перегибай. Над Айрис стебётся вся школа.

Лео качнул ногой парту. Она сильно накренилась, учебник и тетради с грохотом упали с неё, покатились на пол ручки.

— Какого хера ты делаешь?! Решил стать защитником сирых и убогих?! Или уже давненько спишь с богатенькой и полудохлой девкой?!

Схватив портфель, Айрис выбежала из кабинета. За годы обучения в школе она привыкла к злым и завистливым одноклассникам, так точно и так болезненно отмечающим её недуг. Они могли оскорблять её за что угодно: за хилое тело, за богатство родителей, за внешность. Но напоминать ей, что она скоро умрёт? Нет. Как бы она не крепилась, больно было, как в первый раз. И обиднее всего то, что о её скорой смерти говорит тот, у кого впереди счастливые годы жизни, у кого впереди университет, карьера, брак. Айрис было обидно до слёз, а пожаловаться некому. Она одна в целом мире и одна должна покинуть его, не заставив никого сожалеть.

— Чё? Сказать нечего, Лео?

— Сдерживаюсь.

— Э?

— Мама велела сдерживаться.

Не успела Айрис отойти, как услышала крики одноклассников в кабинете, увидела, как они выбегают оттуда, оглядываясь, а кто-то поспешно достаёт мобильники.

Лео ударил всего один раз. Быстро, точно и со всей силы, вложив в кулак и злобу на поведение Айрис и гнев на этого парня. Раздался отвратительный влажный хруст. Лицо парня застыло в ужасе и немом изумлении. Воздух вышел из его лёгких с глухим «о». Затылком он ударился об пол, повалив своим безвольным телом стул и парту. Желчь и недавний завтрак вырвались с кашлем из его желудка.

— Жаль, что я трудный ребёнок, — Лео тряхнул рукой, изображая боль, но не чувствуя её. — Ну как? А теперь заставить тебя кровоточить?

Парень не мог ему ничего ответить. С его губ срывались только слабые, едва слышные стоны. Лео удовлетворённо хмыкнул и выпрямился, убрав руки в карманы джинсов.

— М… молодой человек! — пискнула пришедшая в кабинет учительница.

— Чего? — он потёр шею. — Я помогу донести его до кабинета врача.

— Н… не трогайте его!

— А что? Больнее ему всё равно уже не будет.

— К директору! Немедленно!

Лео никогда не мог похвастаться тем, что у него есть тормоза: всегда, даже до обретения сил, он был бомбой замедленного действия, всегда что-нибудь ломал, разрушал, портил. До людей руки доходили редко, обычно все шишки прилетали Колсону, иногда робо-няне, иногда друзьям в Сирисо. После обретения силы Лео сорвался с цепи, стал другим человеком, и в Авише срывал свою злость. Сейчас же необходимо было стать прежним, необходимо иногда слушаться, чтобы позволяли как можно чаще быть непослушным. Иначе Докторша перестанет лечить Колсона.

Операция заняла тридцать шесть часов, но справилась с ней Антрис блестяще, пускай и рухнула без сил на пол операционной по её завершению. Жизни Колсона ничего не угрожало, но процесс восстановления затягивался. Его нервная система повреждена, он ничего не видит и не может шевельнуть ногами. Антрис обещала, что через какое-то время он восстановится, но ничего не говорила по поводу зрения. Придурок Колсон стеснялся своих очков, теперь они ему не пригодятся. Лео обязан был наблюдать за ходом его лечения, обязан был следить, чтобы полоумная докторша не убила его. И это бесило Антрис. Её всегда бесила компания, бесила перспектива делить с кем-то жильё, но больше всего её бесило безделье как собственное, так и у других. Она велела Лео найти занятие и потому отправила в школу, а сама устроилась в больницу, чтобы иметь доступ к нужным медикаментам. О возвращении в Сирисо не приходилось думать: и Антрис, и Лео уже много лет в розыске.

Сжав зубы, Лео направился в кабинет директора. Какого чёрта на него нашло? Он ведь собирался пустить пыль в глаза не только Докторше, но и Никс с её компашкой, наблюдать за ними своими глазами, а не глазами ленивого рыжего кота, и в первые же минуты пребывания в школе сорвался. С другой стороны, он не чувствовал, что поступил неправильно. Все свои жизни он что-то защищал, с кем-то воевал, был тем самым необходимым злом, которое защищает от большего зла. А в самой первой жизни? А в самой первой жизни он был слишком могущественным, а его милая до того слаба, что пламя Зверя унесло её в небо, точно бумажную фигурку.

У дверей кабинета директора Лео почувствовал себя подавленным. Сжав зубы, он постучался и вошёл внутрь, не дожидаясь приглашения войти.

— Я это… подрался. Приношу свои извинения.

От такой наглости и равнодушия директор задохнулся от возмущения. В кабинет пришла учительница, поймавшая Лео на месте преступления, и обвинения превратились в хамство и оскорбления. Лео закрыл глаза, расслабленно сидя в кресле, терпеливо слушая тех, кого одним махом руки превратил бы в пепел. В этот раз нравоучения читали не после уроков, а вместо. В школу едут врачи, в кабинете нужно двигать парты, чтобы забрать потерпевшего, проводить занятия негде.

Так продолжалось до того момента, пока не раздался стук в кабинет.

— Войдите, — хрипло приказал директор, прервавшись на глоток воды из стакана. Лео упивался отвращением, наблюдая, как его жирная шея двигается в глотательном рефлексе.

— Лео не виноват, — услышал он знакомый угрюмый голос из-за двери. — Он… из-за меня вспылил.

Айрис прошла в кабинет, сжимая в руках свой портфель.

— Меллоун, выйди, — приказала учительница. — Нечего защищать малолетнего преступника.

— Я правду говорю, — настаивала Айрис. — Я вновь закашлялась кровью. Джейкоби пошутил надо мной. Зло пошутил. Начал хамить. А Лео ему врезал за это.

— Айрис, — нахмурилась учительница. — Я хвалю то, что ты успела подружиться с новеньким, но прекрати его выгораживать. Он одним ударом отправил ученика в нокаут. Не простого ученика, а гордость нашей школы, перспективного баскетболиста. Наш престиж пострадает, если он больше не сможет продолжать карьеру. Мы вынуждены перепроверить документы Дирка и, возможно, отправить к школьному психологу. Если он ещё и боевыми искусствами владеет, то дело может дойти до суда.

— И дойдёт, — стиснула зубы Айрис. — Джейкоби оскорбил меня, это уже статья.

— Ты могла и ответить, — подал голос директор. — Зачем было натравливать на него своего парня?

Айрис сжала губы в линию, шокированная такой интерпретацией событий.

— Слушай, Айрис, — хмыкнул Лео. — Давай только моё личное дело будет испорчено, а? Мне всё равно терять нечего.

— Но…

— Ш-ш-ш, — он скосил взгляд на директора, пригрозив Айрис пальцем. — Подрался и подрался. У меня стресс от переезда, ещё и мамуля наорёт как вернусь домой. Не день, а сказка. Поэтому давай хотя бы ты не будешь мне мозги иметь?

— Кстати, кто твои родители, Лео? — директор поднял со стола старенький мобильный телефон. — Я позвоню им.

— Мамуля не любит, когда ей звонят, — он пожал плечами. — А если её отвлекают от работы, то это может стоить кому-то жизни.

— Прекрати угрожать!

— Какие угрозы? — хмыкнул Лео. — Она — хирург. Вот вам бы хотелось, чтобы вашему доктору кто-то позвонил, пока вы лежите на операционном столе с вывороченными внутренностями?

— Нет, ты абсолютно неуправляем…

Лео в ответ пожал плечами и откинулся на спинку кресла. Он даже не подумал о том, чтобы предложить учительнице или Айрис место — в нём не было этого показушного джентельменства.

— Что делать, мистер Смитсон? — спросила учительница.

— Пусть идёт. Я найду в личном деле номера его родителей. Возможно, посещу их.

Лео прыснул от смеха, Айрис испуганно раскрыла глаза, шокированная его смелостью и его безрассудством.

— Свободны, — вздохнула учительница. — Дирк и Меллоун. Ещё раз повторится подобное, и вы оба вылетите из школы.

— Но… — начала Айрис, но осеклась. Лео сжал её под локоть и потянул за собой.

— Я сказал тебе не лезть? Выглядишь смышлёной, но почему-то не можешь сообразить, насколько все взрослые — хуесосы.

Айрис хмуро подняла голову, чтобы встретиться с его взглядом. Поднимать пришлось долго, потому что Лео всё никак не хотел кончаться.

— Я… спасибо хотела сказать.

— А?.. Оу… да ладно, я не ради благодарности это сделал.

Он задумчиво чесал затылок, глядя в сторону. Айрис он не казался глупым, как большинство мальчишек, или озабоченным. Просто он избалованный, в какой-то степени ленивый, эгоистичный и ведущий себя так, будто бы собирается умереть молодым. И рядом с ним создавалось ощущение силы и правильности. Айрис не сразу поняла, что смотрит на него неприлично долго.

В памяти Лео что-то проснулось. Сколько раз он уже бывал в подобной ситуации? Много. Примерно столько же, сколько и жизней ему было уготовано пережить. Вот только слов благодарности он никогда не слышал, видел только жестокость и гнев в людских глазах. В последний раз, как он помнил, ему всадили пулю в череп.

В памяти Айрис так же шевельнулось что-то тревожное, в сердце прокралось странное волнение. Нахмурившись, она сжала кулаки и приказала себе больше никогда в своей недолгой жизни не смотреть на этого парня.

И это обещание не помешало ей, сидя в столовой во время обеда, думать только о Лео.

Когда Никс пришла в столовую, от неё ощутимо пахло сигаретами. Приближались экзамены, давление в школе всё нарастало и не стоило удивляться тому, насколько жутко она нервничала. Завтраки ей и Джулиану в школу готовила мама, в этот раз это был рис, яйца, пожаренные в форме сердечек, мясная подливка и овощное рагу. Джанет не готовила так же безупречно, как Ричард — дворецкий Меллоунов, но вполне себе аппетитно. За прошедший месяц Никс, по её же словам, не продвинулась в использовании способностей, хотя очень старалась. Айрис полагала, что её тренировка заключается не в развитии силы, а просто в истреблении всех созданных Зверем монстров. С Джулианом после той ночи Никс старалась говорить меньше. На душе появлялось скверное чувство всякий раз, как она собиралась пошутить над ним, а он и не возражал.

Никс расстегнула портфель. Ланселот высунул из него голову, сонно моргая.

— Скажи миледи Айрис, что я видел сны о ней, — он поднял голову на Никс.

— Говнюк говорит, что ты ему снилась, — перевела Никс с кошачьего на английский, открывая свой пластиковый контейнер с обедом.

— Ага.

— Всё в порядке?

— Угу.

— Айрис?

— Не-а.

Айрис вздрогнула и перевела удивлённый взгляд на Никс. За всё то время, пока она сидела в столовой, к обеду она так и не притронулась. Взгляд Айрис был направлен на вход в столовую, она смотрела, кто заходит внутрь и кто выходит.

— Всё в порядке? — Никс нахмурилась, глядя на неё. — Выглядишь паршиво.

— Я… немного волнуюсь, — она тяжело вздохнула и опустила взгляд. — Из-за меня подрались.

Никс удивлённо раскрыла глаза. Она жаждала подробностей, и Айрис, что было ей совершенно несвойственно, всё выложила. Если бы в процессе разговора к ним присоединился Джулиан, то Айрис с радостью повторила бы всю историю и ему. Ей впервые в жизни, несмотря на пылающее горло и боль в лёгких, хотелось говорить.

Никс присвистнула.

— По твоему рассказу этот пацан не выглядит каким-то плохим или зловещим, — она задумчиво потёрла затылок. — Хотя, он Дирк… родной братюня очкастого превосходительства, о котором Линн отзывается, как о последнем ублюдке.

Айрис промолчала. Она опустила взгляд на заботливо приготовленные Ричардом золотистые ароматные пирожки с начинкой из острой мясной подливки и почувствовала странное отвращение к еде. Сердце волновалось до того сильно, что Айрис казалось, будто её вот-вот стошнит.

Никс и Ланселот спокойно уплетали обед из одного контейнера.

— Ты как-то спокойно на это реагируешь, — просипела Айрис, кашлянув в раскрытую ладонь.

— Ну… судя по твоему рассказу, он славный парень, — пожала плечами Никс, заговорив тише. — Том, если помнишь, применял силы к одноклассникам, убил водителя… Лео мог бы и грохнуть вашу училку вместе с директором.

— А если он для убийства слишком слаб?

— Ну… избил бы. Вряд ли жиробас и истеричная тётка стали бы для него проблемой.

Айрис опустила взгляд, молча соглашаясь. И почему она вообще думает об этом? Причина проста, в её личном деле может появиться чёрное пятно, которое поставит под сомнение её обучение в престижном университете… если это время наступит, конечно же. Айрис крепко сжала брюки на коленях, вспомнив о том, как легко Лео подхватил её на руки, и как жалко она выглядела в тот момент. Как бы ей хотелось выглядеть такой же властной и независимой, как мама. Неудивительно, что такая женщина сводила мужчин с ума одним взглядом, а её дочь вызывает лишь насмешки и жалость.

Сделав над собой усилие, Айрис принялась жевать пирожок, не чувствуя вкуса.

— Не бойся, — Никс попыталась улыбнуться. — Если хочешь, Ланс посидит у тебя в сумке и будет тебя охранять, пока меня или твоих родителей не будет рядом.

— Да! — мяукнул Ланселот.

— Я не понимаю его, — вздохнула Айрис и вновь прокашлялась в раскрытую ладонь. — К тому же… бесполезно спасать королевство от врагов, если оно гниёт внутри.

— Ага, — Никс нахмурилась. Айрис всегда была депрессивно настроена, давно решила, что она никому не нужна и потому была не против того, чтобы сократить срок своей жизни. Никс это выводило из себя. — Знаешь, почему в нашем мире нет супергероев, при том что у многих людей есть способности? Из-за таких, как ты.

Айрис спокойно доела пирожок.

— Не надо спасать меня от малолетнего психопата, — передразнила её Никс, — потому что всё равно собираюсь поболтать с архангелом Михаэлем у врат рая. О, мне не нужна медицина, потому что я в ней разочаровалась, мне не нужна помощь, потому что все мы катимся к неизбежному, я не хочу ни с кем дружить, потому что моих друзей всё равно ждёт тепловая смерть Вселенной.

Айрис вперила взгляд в стол, недовольная такими обвинениями. Ответить ей было нечего: бесполезно доказывать здоровому и сильному человеку, что смерть действительно в любой момент может протянуть к каждому свои холодные и цепкие руки.

— Что я слышу? — раздался из-за спины Никс насмешливый знакомый голос, из-за которого её лицо мгновенно вспыхнуло от стыда. — У тебя в шестнадцать лет экзистенциальный кризис?

Парень сел с ними за один стол. Голубой кулон в форме пики гипнотизирующе сверкал на его шее, заставив сердце Айрис дрогнуть от зависти.

— Привет, Джулиан, — тяжело вздохнула Айрис.

— Рад встрече, — добродушно улыбнулся он. — Я слышал, у тебя в классе новенький шалит.

— А ты по-прежнему в каждой бочке затычка? — дрогнувшим от волнения голосом спросила Никс.

— Ну, встрече с тобой, Никс, я рад уже меньше, — спокойно улыбаясь, ответил он. — Не хочешь исчезнуть и дать поговорить двум приятным людям и одному коту?

— Один ноль, Никс, — прокомментировал ситуацию Ланселот. — И судья в виде меня не на твоей стороне.

— Кормить тебя теперь будет он, — огрызнулась девушка. — И спать ты будешь в его комнате.

— Мяу.

Ненадолго воцарилось молчание. В столовой царило непривычное оживление: кто-то громко смеялся, кто-то просто обедал, кто-то с кем-то флиртовал, кто-то, сидя с открытым ноутбуком, что-то активно печатал. Никс раздражённо постукивала ногой по полу. Айрис понимала, почему она вдруг задёргалась — всё дело в Джулиане, и её показная неприязнь не способна кого-либо обмануть.

— Так вот, — вновь мягко улыбнулся Джулиан. — Как зовут новенького?

— Лео Дирк, — негромко ответила Айрис. — Ты ведь уже знаешь, что он сделал и почему?

— Ага. В школе редко кем так рьяно восхищаются.

Айрис удивлённо раскрыла глаза.

— Но… он же…

— Он вывернул наизнанку одним ударом того, у кого вся задница в синяках от поцелуев учителей, того, кто только и умел, что обижать слабых, — Джулиан пожал плечами. — К тому же, просто так, не нуждаясь в благодарности. Считай это благородством рыцаря.

— Есть только один рыцарь, — возмутился Ланселот, — который может защищать миледи Айрис!

— Не нужно мне это рыцарство, — Айрис опустила взгляд. — Его же вызвали в кабинет директора и могут отправить под суд.

— Ну... — Джулиан сложил пальцы домиком у рта. — На его стороне общественное мнение. К тому же, он показал людям, что мириться с чьим-то хамством не нужно, нужно отстаивать свои интересы и правильные решения. Джейкоби огребёт стократ сильнее от учеников, если подаст в суд.

— Как же надоел твой галдёж о законе и обществе, — глядя в окно, произнесла Никс. — Не проще ли подождать и посмотреть что будет?

— Я не стремлюсь всё упрощать, — Джулиан лукаво улыбнулся. — Да и те, кто это делают, в конце концов становятся простейшими. Поняла к чему я клоню, пустая голова?

Никс со вздохом показала ему средний палец, в этот раз Джулиан ответил ей победной усмешкой.

Когда Лео пришёл, в столовой стало на тональность тише, но он сам, казалось, не обратил на это внимания. Он вошёл внутрь спокойно, держа в руке жестяную банку газировки, а вторую руку опустив в карман джинсов. Он сутулился при ходьбе, возможно, стесняясь своего роста.

— Я присяду? — спросил он, подойдя к Айрис, и тут же протянул правую руку Джулиану. — Лео.

— А ты знаменит, — Джулиан поднялся и с привычной фальшивой улыбкой пожал ему руку. — Джулиан. А это корень зла всех дальтоников — Никс.

Никс раздражённо скосила глаза на Джулиана и обдала Лео недружелюбным взглядом. По словам Линн он должен быть каким-то невообразимым чудовищем, но после монстров Авиша, после Тома и Доктора Смерти, он казался вполне приятным: красивое лицо, высокий, жилистое тело. Вот только глаза какие-то ужасно грустные.

— Да? — ответил Лео после крепкого рукопожатия, дружелюбно улыбаясь. — Похоже, в этой школе совсем ничего не происходит, раз я так резко прославился.

Он сел рядом с Айрис, и она почувствовала идущий от него слабый и приятный аромат сигарет. Он открыл банку газировки и осушил её в три глотка. Айрис, не отдавая себе отчёта, пристально следила за тем, как двигается в глотательном рефлексе его адамово яблоко.

— Всего лишь ураганы, взрывы, убийства, — невыразительно буркнула Никс, после чего Джулиан под столом ужалил её руку маленькой льдинкой, заставив вздрогнуть. — А ты чего перевёлся посреди года? Не проще подождать и поступить в самом начале?

— Так сложилось, — Лео пожал плечами. — Вообще-то, я довольно стар даже по меркам старшей школы. Вот вам сколько лет?

— Шестнадцать, — хором ответили трое.

— А мне девятнадцать, — Лео едва заметно усмехнулся. — Так что любая интрижка с девчонкой в этой школе будет рассматриваться как растление.

Лицо Айрис вспыхнуло от стыда.

— А чего так поздно спохватился? — Джулиан задумчиво сощурил взгляд.

— Ну… я был с мамой долгое время за границей, — вновь хмыкнул он, обратив внимание на полный подозрений взгляд Джулиана. — Она — довольно рукастый хирург, хотела и мне привить страсть к медицине, даже в школу в Германии пристроить пыталась, но я — её головная боль.

Вновь воцарилось молчание. Увидев, как побелело лицо Джулиана, Лео решил забавы ради добить его — вдруг получится нарваться на ещё одну драку.

— Её зовут Антрис Копфер. Может быть, слышали о такой.

Лео не смог сдержать улыбки, глядя в лицо Джулиана, в лицо человека, который внезапно и лишь шутки ради получил в спину очередной острый нож.

Никс смотрела на Лео выжидающе, сжимая кулон у себя на груди. Подумать только, ещё недавно она рьяно отказывалась от силы, а теперь этот простой жест стал для неё довольно привычным. Лео ничего не предпринимал. Когда молодые люди ничего ему не ответили, он лишь потёр затылок и огляделся по сторонам, мгновенно потеряв к ним интерес. Его рассеянное внимание вновь сфокусировалось, когда он услышал сдавленный кашель Айрис.

— О… извини, — он перевёл на неё взгляд и тут же потупился. — Я курил недавно. Наверное, мне лучше отсесть.

— Сейчас пройдёт, — прохрипела в ответ Айрис, зажав рот рукой.

— Я… тоже курила, — Никс стыдливо поморщилась. — Ты не говорила, что не переносишь дыма.

— Догадливость — твоя сильная сторона, — вновь включился в разговор Джулиан.

Никс в ответ закатила глаза. Когда к Джулиану вернулся его саркастический настрой, она незаметно для самой себя перестала нервничать.

— Вы встречаетесь? — спросил, глядя на них, Лео.

От этого беззастенчивого вопроса лицо Никс вспыхнуло. Раньше она бы назвала бы Лео не просто идиотом, а ебанутым идиотом, и молча ушла бы в класс, гордо закинув портфель за спину. Теперь же она чувствовала себя так, будто ей сдавили горло. Ладони вспотели, губы задрожали, дыхание стало таким тяжёлым, будто бы после долгого бега. Никс самой стало жутко от этого волнения.

— С чего такие предположения? — спокойно спросил Джулиан.

— Ну, — Лео пожал плечами, пальцами легко смяв жестяную банку. — Впечатление такое производите. Чувствуется между вами сексуальное напряжение.

Никс почувствовала, что её лицо пылает. Перед её мысленным взором вновь яркими красками заиграли бесконечно долгие часы той самой ночи, в которую Джулиан крепко сжимал её в объятиях. Он спал на её кровати (её подушка до сих пор едва уловимо пахла им), под одним одеялом, так крепко прижимая к себе Никс, что она кожей чувствовала, как бьётся его сердце. Жар его тела, его приятный запах, его обжигающие дыхание всю ночь сводили Никс с ума. И всю ночь он крепко спал. Если бы он приставал к Никс, если бы заигрывал с ней, если бы случилось так, что… всё зашло бы слишком далеко, она бы смирилась с этим. Но только не с подобным безразличием! Неужели он и правда такой бесчувственный сноб?! Неужели она настолько непривлекательна, что в такой странной ситуации не способна вызвать в молодом парне желание?! Если бы Джулиан знал, что каждый вечер и каждую ночь она думает только о нём, он бы не назвал её голову пустой. Он бы назвал её гремящей.

— Мы брат с сестрой, — ответил Джулиан.

Лео присвистнул.

— СВОДНЫЕ! — не выдержав, Никс схватилась руками за голову. — Мы НЕ родственники! И НИКОГДА семьёй НЕ будем!

— А-а-а, — Лео хмыкнул. — Ну, это уже не так весело, как инцест.

— Не пара мы! — стиснув зубы, огрызнулась Никс. — Терпеть не могу этого мудака. Жду не дождусь, когда поступит в свой хвалёный Гарвард и, наконец-то, съебётся из дома.

Договорив, она встала и, закинув портфель на плечо, вышла из столовой. А после, дойдя до класса и усевшись за парту, пожалела о сказанном. Куда она лезет со своими чувствами? Сейчас не до них. Разве ей было легко, когда мама решила переехать в другой штат? Разве она чувствовала лёгкость и бодрость духа после обретения силы? Джулиану не до неё — очевидно, и как же обидно это признавать. Плюс, никто не отменял его социальную жизнь, в которой он каждый день должен был притворяться, что с ним всё в порядке. До чего же паршиво думать о таком популярном человеке и осознавать, что для тебя в его жизни нет места.

— Никс? — негромко произнёс из рюкзака Ланселот. Никс расстегнула молнию и позволила ему высунуть голову. — Зачем ты так с ним?

Никс сжала губы в линию и отвела хмурый взгляд в сторону. Хотела бы она ответить, зачем плюётся в его сторону ядом. Из-за обиды? Зависти? Злобы? Или всё для неё в какой-то момент стало намного сложнее, чем должно быть? Если бы он, пусть даже в шутку, сказал Лео, что они пара… что тогда? Тогда бы Никс попросту показала ему средний палец и осталась бы в столовой.

Брат и сестра.

— Затем, что он идиот, — в голосе Никс слышалась искренняя, болезненная обида. — Ланс… пойдём в Авиш? Или в Сирисо? Куда угодно, я… я не хочу его видеть.

Ланселот выбрался из рюкзака и запрыгнул на её парту. Он мягко, почто по-отечески опустил мягкую лапку ей на голову. В его зелёных глазах была какая-то странная радость, смешанная с глубокой печалью — чувства, свойственные человеку, а не обыкновенному саркастичному коту.

— Пойдём, — он погладил лёгкой лапкой её красные волосы. — Только не твори глупостей, ладно?

Поднявшись с места, Никс накинула на плечо рюкзак и достала мобильный из кармана джинсов. Сейчас ей так хотелось, чтобы телефон сел в Авише, и возвращение домой затянулось бы на неопределённый срок. Тяжело вздохнув, она нажала на иконку с огоньком свечи. Кабинет рассыпался тысячами пикселей и перед девушкой и котом предстал во всём своём великолепии умирающий в долгой агонии Авиш.

Пищащая трава и голые деревья с ядовитыми плодами проросли на мелких клочках каменистой почвы. В глубоких трещинах в земле лениво и неторопливо текла раскалённая лава, в воздух поднимался пепел и дым, гадко воняло серой. Никс не видела монстров, созданных Зверем, но это и не особо важно. Сейчас ей хотелось сразиться с ним лично. Сразиться и потерпеть поражение, биться, пока этот оживший кошмар не оставит от неё только обугленные кости.

Ланселот принял свою магическую форму, Никс нехотя последовала его примеру. Он принюхался, даже опустился на четвереньки, закрыв глаза. Тёмно-красная трава, издав отвратительный писк, обвилась вокруг его рук.

— Никс, — он удивлённо опустился на землю. Трава, издав более громкий писк, прогнулась под его весом. — Я не чувствую монстров.

— Что? — тихо и хрипло произнесла она. — А Докторши?

— Тоже нет. Но есть что-то ещё, — он вдохнул полной грудью. — Я чую запах жареного мяса… и гниения.

— Владелец казино? — Никс задумчиво огляделась по сторонам. — Можешь определить, откуда идёт запах?

— Нет, — лениво отозвался Ланселот. — Пока нас не будет больше.

Никс в злобе стиснула зубы. И куда решил подеваться этот здоровенный, вечно объятый пламенем геморрой, когда он так нужен? Конечно, он не виноват в проблемах Никс, но виноват в гибели целого мира, и если от обиды и злобы на себя у Никс получится его убить, все с этого только выиграют.

— Какого хрена… — сдавленно проговорила она. — Ты же его шпион. Передай ему, что я… в дверь ему звоню и хочу драки!

— Никс, — он вздохнул. — Успокойся.

— Я СПОКОЙНА! — она замахнулась и в ярости пустила яркий электрический разряд в каменистую почву, подняв в воздух острые куски камня. — Я! АБСОЛЮТНО! СПОКОЙНА!

Отвернувшись от Ланселота, она от злости метала молнии во всё, на чём задерживался взгляд: в обугленные деревья, которые оглушительно визжали, стоило их задеть, в неровные каменные глыбы, в лаву, в скалу, в пропасть. Ветер по одному желанию поднимался вверх от её ног и беспощадно рвал на куски покрытый шрамами ландшафт планеты. Молнии спускались с чёрных небес огромными ярко-красными древами и били в почву, точно желали расколоть её. Но такая ярость Никс не длилась долго. Совсем скоро она сменилась слезами, а с чёрного неба стал накрапывать горячий, грязный дождь.

— Твою мать, — с досадой сквозь зубы произнесла она, вздрогнув от жал горячих капель. — Эй, Ланс!

— Мя?

— Нужно найти укрытие!

Он поднялся с травы, вновь принюхиваясь. Вообще-то, в Авише он ориентировался неплохо, сам того не осознавая. В три грациозных прыжка он добрался до пещеры с узким входом, прямо у края которой бурлила раскалённая лава. Никс неуклюже, сгибаясь от льющегося с небес кипятка, догнала его и с облегчением остановилась в пещере, давая время ранам зажить.

— Лучше бы ты так в бою старалась, — недовольно пробурчал Ланселот. — А не огребала бы.

— Ну извините, — устало проговорила Никс, прислонившись спиной к стене пещеры, — что не могу справиться с теми, кто владеет силой всю жизнь.

Она закрыла глаза и коснулась пальцами маски, чтобы её снять. Остановил её непроизвольно раздавшийся утробный рык Ланселота.

— Что?

— Человеком пахнет. Запах лаванды и розмарина.

Никс собрала в ладонь часть своей энергии и пустила маленький электрический шарик к потолку пещеры. Распространяющийся красный свет выхватил из тьмы сталактиты, пустое огромное пространство и произрастающие внутри пещеры лианы. Здесь не росла трава, зато прочно укоренился, точно угревая сыпь на коже, какой-то мелкий грибок, который от яркого света начал очень эмоционально воспроизводить людскую ругань. Никс и Ланселот сперва крепко зажали руками уши, но шум грибов вскоре утих, и воцарилась относительная для Авиша тишина.

— Если свет погаснет, — произнёс из полумрака пещеры незнакомый мужской голос. — Они вновь заматерятся.

— Ты друг или враг?! — прокричала в пустоту Никс.

— Какой бессмысленный вопрос.

— Ты где?

В воздух поднялся слабенький, едва заметный лучик света. Никс переглянулась с Ланселотом и, кивнув, он двинулся навстречу лучику. Когда они наступали на грибы, каждый шаг отдавался в их адрес громкими ругательствами. Иногда бессвязные звуки матерящихся грибов связывались в цельные предложения, вроде «Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда, говно собачье».

В свете красных молний Никс и Ланселот увидели лежащего на грибах мужчину. Он был в длинном плаще, чёрных брюках и в носках. У него были очень длинные волосы и, что самое интересное, не было маски. Кулон в форме кошачьей лапки сиял магическим блеском на его шее.

— Я просто хочу умереть, — тяжело вздохнув, печально произнёс мужчина. — Почему Боги отказывают мне даже в этом?..

В этот день не только Никс прогуляла уроки.

Без уважительной причины Джулиан Купер никогда не пропускал занятия: он не приходил только в том случае, когда отец вызывал ему врача на дом и убеждал сына остаться. Учителям часто доводилось видеть его разболевшимся, температурящим, очень грустным, не выспавшимся или всего в синяках. Что бы ни случилось, он оставался образцовым учеником, всегда ставимым в пример и страшно ненавидящим похвалу учителей.

Но сегодняшний день — исключение.

Он добрался до госпиталя Вирджиния Мэйсон примерно за час. Это было роскошное здание с большими окнами, десять этажей которого предназначены для оказания неотложной помощи другим людям. Внутри всё было излишне правильно — мебель расположена симметрично, стены неприятного горчичного цвета и всюду сидят грустные и перепуганные родственники пациентов. Если бы Джулиану доводилось видеть подобную картину каждый день, не зная отдыха и выходных дней, он бы тоже примкнул к Зверю, чтобы попросту спастись от рутины.

— Здравствуйте. Мне нужна Антрис Дирк, — произнёс он, подойдя к регистратуре.

— Дирк? — переспросила женщина. — Нет такой.

— А Копфер?

— Копфер… — повторила она. — Стоимость приёма…

— Я не на приём, — он опустил взгляд. — Могу я её увидеть? Она занята?

— Молодой человек, — вздохнула женщина, поднеся к уху телефон. — Такой доктор, как она, НЕ может быть НЕ занята. Я сообщу ей о вас, но ничего не могу обещать. Либо ждите до конца её смены, либо… мисс Копфер, вас хочет видеть…

— Купер.

— Мистер Купер, — она поводила глазами, слушая. — Проходите, мистер Купер. Кабинет номер двести два.

— Спасибо.

От волнения кровь застыла у него в жилах. Кулон на шее обжигал кожу холодом, руки тряслись, когда он сжал ими перила лестницы, язык прилип к нёбу. Зачем он пришёл? Что скажет? Джулиан не знал. Он просто хотел её увидеть. Хотел извиниться, хотел поговорить, хотел задать мучивший его всю жизнь вопрос. И вот теперь, когда выдалась такая возможность, он не знал, как правильно связать слова в предложения.

Он слабо постучался в дверь кабинета.

— Входи, — ответил глубокий женский голос.

Кабинет Антрис был невероятно просторным. Здесь было столько воздуха и света, что от этого начинала кружиться голова. Джулиан крепко сжал рукой ручку двери, боясь упасть. Здесь не было коек, не было медицинского оборудования, только книги, записи, компьютер на большом столе и длинный диван.

— Садись, — тяжело вздохнув, произнесла Антрис. Она была такой же молодой, какой он её и запомнил. Она была одета в чёрное платье поверх драных чёрных джинсов, на шее красовался ошейник с шипами, на ногах были туфли на высокой платформе. Поверх этой неподобающей для врача одежды был накинут медицинский белый халат. — Я ещё не обедала. Присоединяйся.

Не услышав ответа, она открыла коробку с пиццей и поставила на стол две бутылки с газировкой. Да. Она никогда не питалась правильно, потому что не умела готовить, да и не считала это необходимым.

— Спасибо, — он опустил взгляд на пиццу, потом поднял его на лицо Антрис. — Я сыт. Мне готовит… другая женщина.

— Надеюсь, она хотя бы это умеет, — равнодушно ответила Антрис, закинув ногу на ногу. — Тебе нравится мой кабинет? Я удивилась, когда мне его выдали. Но ещё больше я удивилась тому, сколько предложений работы мне поступило. Похоже, на Земле всё совсем паршиво с медициной, раз им нужен такой человек, как я.

— Лео — твой сын? — прохрипел Джулиан.

— Да, — равнодушно ответила Антрис. — И Колсон тоже. Правда, юридически. Биологически моё тело бы не справилось с таким количеством детей, а психика явно расшаталась бы сильнее от мальчишеского поведения.

— Так это… — он нахмурился. — Ещё одна фальшь?

— Да. Не понимаю, что тебя удивляет.

Действительно. Тяжело вздохнув, Джулиан виновато опустил взгляд в пол. А на что он надеялся, придя сюда? Что его примут с объятиями, что скажут, будто бы его любят, что он увидит её слёзы? Размечтался! Наивный малолетний идиот!

— Я родилась в Сирисо, — прервала тишину Антрис, дожевав первый кусок пиццы. — В мире, полном депрессии и скуки. В мире, где так высок процент самоубийств, что я сама едва не пополнила его список.

— Из-за… профессии?

— Отчасти. Со мной случалось много плохого. Худшим было родиться в семье богатых людей, один из которых мог находить другие обитаемые миры, а вторая стала советником главы государства. Хм… а ведь если ты захочешь прийти в Сирисо, то станешь довольно уважаемым человеком. Не хочешь этого?

— Я хочу поступать в Гарвард.

Антрис удивлённо раскрыла глаза. Её губы тронула едва заметная улыбка.

— Молодец.

— Что дальше? — со злобой в голосе проговорил он. — Продолжай. Я хочу знать правду.

— Какую именно, Джулиан? — она устало перевела взгляд на окно. — В Сирисо всё работает через Сеть. В Сети я получала образование, в двадцать лет уже могла работать медсестрой, в двадцать шесть, когда я уже была опытным хирургом, пробудились силы. Меня не могли арестовать, но и не могли оставить в покое, и тогда меня нашёл глава Инквизиции. По его приказу я отправлялась в Авиш и изучала его, по приказу убивала. Врач ведь знает как это сделать лучше любого киллера. Когда Герберт убил Зверя, я сбежала на Землю. Там мне удавалось скрываться какое-то время, пока Герберт снова не нашёл меня. Он уже растил Колсона и Лео, а я… ну, не важно. Он отправил меня в Авиш изучить этот мир без Зверя, сказал, что люди там исчезают, и в Сирисо и на Земле появляются больше не огненные животные, а вылезают из гробов трупы. И я отправилась. А потом время и пространство потеряли всякий смысл. Там, в Авише, я блуждала среди теней, пока не пришёл новый Зверь, — её голова нервно дёрнулась. — Я набросилась на него, он атаковал в ответ. Только тогда моё сознание начало просыпаться после тех ужасов, которые я видела. Я ждала Зверя семь лет.

Джулиан смотрел на неё в недоумении. Он не думал, что вытянуть из неё правду окажется так просто. Но стоило ли доверять ей? Вся его подозрительность странным образом улетучивалась, он не мог подвергать её слова сомнению и критически оценивать её действия.

— Почему ты не оспорила приказ инквизитора перед повторным отправлением в Авиш? — прохрипел он.

— Я была не в том положении, чтобы спорить. Кто я, Джулиан? Убийца. Ужасный врач и отвратительный киллер, у которого ни разу за всю жизнь не дрогнула рука. Меня бы поймали. Приплели бы в судебном разбирательстве даже тот факт, что у меня заурчал живот, когда я смотрела на первое в жизни вскрытие трупа в морге. В Сирисо ничего не забывают, — она вздохнула. — Либо стали бы действовать по-другому. Схватили бы моего мужа в случае отказа. Или… сына.

— Мам…

— Нет, Джулиан. Не зови меня так.

— Мам, — упрямо повторил он, поднявшись с дивана, подойдя к ней. Он сел перед ней на колени, сжал бледные, холодные руки. — Я так скучал. Я столько ругался с отцом, когда он решил выкупить для тебя землю на кладбище… грозился уйти из дома, от злости разбил его коллекционное вино. А он всё твердил, что хочет, чтобы от тебя осталось хоть что-то…

— Ральф всегда был романтиком, — её губы дрогнули в слабой улыбке. Она мягко сжала его руки. — Я знала тогда, что не смогу вернуться. Никто не возвращался после похода к скорлупе Драриры — ядру планеты.

— Ты отдала мне силы…

— Не все, — она опустила руку на его кудрявую макушку. — Я ещё могу уничтожить твою маленькую Соммерос.

Она проговорила это с такой спокойной улыбкой, что Джулиан сам невольно улыбнулся. Как бы он ни крепился, его глаза застилала пелена слёз.

— Любишь её?

— Она — дочь женщины, на которой хочет жениться отец.

— Неточный ответ, но я тебя поняла, — Антрис тоже опустилась на пол и прижала Джулиана к сердцу. Подумать только, в последний раз она обнимала его, когда он был совсем крохой. Безупречная память ДНК-роботов говорила, что это было в тот день, когда он выиграл конкурс стихосложения. — Ты не должен злиться на новую маму из-за меня.

— Я никогда не назову её так, — сквозь зубы произнёс он, крепко-крепко обняв мать, чувствуя себя вновь маленьким и беспомощным. — Я ненавижу её улыбки, ненавижу, как она сюсюкается с отцом, ненавижу её лукавство! Я ненавижу её!

— Ш-ш-ш, — произнесла Антрис, гладя его по волосам, по спине. — Не нужно этого. Она — доказательство того, что Ральф не похоронил себя вместе со мной. Разве ты можешь винить её за то, что твой отец живёт благодаря ей, а не умер благодаря мне?

— Лично я бы никогда не женился во второй раз…

— Для начала женись в первый, — в голосе Антрис слышалась улыбка. — Так что? Ты любишь кого-нибудь?

— Мне некогда об этом думать, — тяжело вздохнув, проговорил он. — Я же отправляюсь в Гарвард. Зачем мне временные отношения, если я не собираюсь жениться и заводить детей?

— У тебя моё рациональное мышление, — она едва заметно улыбнулась. — В жизни всё бывает невероятно сложно, Джулиан. И всю тяжесть, что валится на твои плечи, нужно с кем-то разделить.

— С кем ты её делишь?

— С Лео, — Антрис вздохнула. — Знал бы ты, как я его ненавижу, как каждый раз сдерживаюсь, чтобы не наброситься и не разрезать по кусочку. Конечно, он хороший стратег, невероятно сильный и упёртый человек, но в то же время он — малолетний провокатор, который и предложил мне убить тебя.

— Но зачем я ему?

— Чтобы Никс стала сильнее, — Антрис отвела взгляд. — Лео не нужна гибель врага, ему нужны сильные люди, которые смогут пожертвовать всем и убить его или окончательно уничтожить Авиш. По крайней мере, я так думала раньше. А на самом деле… Представляешь, каким отчаянным союзником была бы мать, которая без колебаний убила своего единственного ребёнка?

Джулиан сжал кулон-пику у себя на груди.

— Но я не смогла. Я разрушила то немногое, с помощью чего Никс берегла тебя от бесконечных кошмаров. Ты был бессилен. Наверное, более милосердным было бы всё-таки убить тебя.

— Мам…

— Больше не называй меня так. Я уничтожу твою репутацию своим существованием.

— Если нужно пожертвовать имиджем, чтобы называть женщину мамой — я согласен на такую сделку.

Антрис наклонила голову набок, Джулиан ответил улыбкой на её замешательство. И всё-таки, в его чертах лица нет ничего от неё. Разве что, цвет глаз у них одинаковый. У него улыбка и характер отца, зато амбиции, ум и упёртость от матери. Антрис было больно признавать их родство, но чем больше она разговаривала со своим взрослым сыном, тем больше похожим на неё саму он казался. Если бы она была рядом, в его жизни было бы гораздо меньше противоречий и гораздо больше романтических увлечений. Пожалуй, Антрис бы даже поощряла бы то, что Джулиан вырос бы раздолбаем.

Её телефон зазвонил, и тишину нарушил этот отвратительный дребезжащий звук.

— Пора работать, — тяжело вздохнув, Антрис поднялась с пола и оправила на себе халат. — Я вызову тебе такси.

— Не нужно.

— Нужно. Заодно заберёшь пиццу и питьё. Мне сейчас будет не до этого, а я ненавижу, когда еда стынет и покрывается жировой плёнкой.

Он не стал спорить. Антрис хотела хотя бы раз за семь лет побыть для него мамой, и отказ нанёс бы ей глубокую обиду. Джулиан не ожидал, что их первая… вторая встреча пройдёт так мирно. Он был готов сражаться, пробуждать в ней голос разума, пытаться напомнить, что он — её сын, или же долго с ней спорить по поводу прошлого. Но мама его не забыла. И как же тепло на душе становилось просто от мысли об этом. Мама его помнит. Она не ушла к другому мужчине, она просто не могла вернуться.

— Мам, — окликнул он её перед выходом из больницы.

— М-м-м?

— Люблю тебя.

Он лучисто улыбнулся, заметив недоумение и растерянность на её лице. Не дожидаясь ответа, он круто повернулся на пятках и, чувствуя прилив энергии, помчался к выходу, точно нашкодивший сорванец. Совсем счастливым он себя почувствовал, когда ему в спину раздалось робкое:

— И я тебя, Джу-Джу.

Сидя в такси, Джулиан никак не мог скрыть растянувшуюся до самых ушей улыбку. Таким же окрылённым он прибыл домой, где кроме Никс и Ланселота никого не было. Как странно, в этот раз ему не хотелось злить Никс, не хотелось выводить её из себя. Хотелось подхватить её, закружить в вальсе, крепко-крепко обнять. И наплевать, что сейчас Никс была мрачнее тучи — её мрачное настроение быстро улетучивается, стоит только слегка этому помочь.

— Что случилось, пустая голова? — не скрывая счастливой улыбки, спросил Джулиан. — Опять домашка?

Никс бросила на него злой взгляд, не говоря ни слова, как и всякая другая женщина полагая, что он прочтёт её мысли и разберётся в корне возникшей проблемы. Разве он сделал что-то такое, на что Никс могла дуться? Он не припоминал подобного.

А Никс, глядя на его счастливое лицо, почувствовала, будто её сердце пропустило удар.

— Хочешь пиццу? — он задумчиво вглядывался в её лицо, видя в нём смятение и беспокойство. — Нет таких проблем, которые не решит еда, выпивка и жаркий секс.

— ПОСЛЕДНЕЕ — ЛИШНЕЕ! — взорвалась Никс, чувствуя, что её лицо вспыхнуло от стыда.

— Это просто чья-то глупая цитата. Если тебя не пристыдить, ты так и будешь молчать. А теперь рассказывай, что стряслось? Это связано с Авишем?

Никс покачала головой.

— Сирисо?

Вновь отрицательный ответ.

— А с чем тогда?

— Скажи, Джулиан, — сгорая от стыда, она притянула колени к груди и крепко-крепко их обняла. — У тебя есть девушка?

— Нет.

— А… парень?

— Я не гей, пустая голова.

Она сжала губы в тонкую линию, отведя взгляд в сторону. Джулиан, видя её настолько печальной, подошёл и сел перед ней на низкий журнальный столик. В таком положении Никс внезапно почувствовала, что от разговора ей не отвертеться даже прибегнув к помощи слёз.

— Значит, дело во мне, — хмыкнул парень.

Никс нахмурилась, крепче прижав колени к груди.

— А я… красивая?

Этот вопрос заставил Джулиана опешить хотя бы потому, что обычно его задаёт Джанет. Конечно, Никс красивая, несмотря на то, что хочет казаться мальчишкой и иногда в её стиле одеваться обнаруживается полнейшая безвкусица. Она невысокая, стройная, со смазливеньким лицом и блестящими голубыми глазами. Наверное, ей даже идут мини-юбки. Если так, то она вполне соответствует его предпочтениям.

— Что бы я ни ответил, — он лукаво улыбнулся, — ты воспримешь как сарказм.

— Честно отвечай, — сквозь зубы произнесла она. — Хоть раз.

— Хорошо, — он вновь одарил её лукавой улыбкой, заставив лицо Никс зардеться. — Да, ты красивая. Даже очень.

— Тогда почему ты не приставал ко мне в ту ночь?

В её голосе звучала искренняя и неподдельная обида, но Джулиан всё равно не смог сдержать смеха. Никс с каждой секундой чувствовала себя всё хуже и хуже. От стыда хотелось провалиться сквозь землю, хотелось запереться в своей комнате и зажать руками уши, лишь бы не слышать, как он смеётся над её глупостью.

— А ты хотела, чтобы приставал? — улыбаясь, он подался вперёд. Никс, вздрогнув, спиной прижалась к креслу. — Можем устроить это, пока родители не вернулись.

— Н… Нет! — она задрожала, когда Джулиан сжал её руки и, сдавив запястья, прижал их к спинке кресла. — Прекрати!

— Но ты же этого хочешь.

— Я не это имела в виду!

— Тогда что? — прошептал он на ухо. Никс зажмурилась, пытаясь неумело изображать отвращение.

— Ты же просто уснул! — она брыкалась, пытаясь его оттолкнуть, но ни разу не ударила его молниями — Джулиан обратил на это внимание. — Это неправильно!

— И что же тогда было правильно? — он ослабил хватку. Никс удалось освободить руки, но не удалось выбраться. Джулиан, упираясь ладонями в кресло и склонившись над ней, отрезал ей пути к отступлению. — Чтобы в ту ночь я лишил тебя невинности? Ты этого хотела?

— Может и хотела! — не стала скрывать Никс. Стиснув зубы от злости, она посмотрела в сторону. — Лучше так, чем… чувствовать себя дерьмом и думать, что с тобой не так.

— Ты дура, Никс, — с мягкой улыбкой проговорил он. — Глупая, беспросветная дура.

Она хотела было что-то ответить, но не смогла. Джулиан не позволил ей этого сделать. Он прижался жаркими губами к губам Никс, заткнув её лучше всяких аргументов и веских доводов. Это был невинный поцелуй, до боли нежный, слишком учтивый и ни к чему не обязывающий. Никс раскрыла губы, чтобы вздохнуть, и в тот самый момент поняла, что перестала дышать.

— Ты вся дрожишь, — Джулиан отпрянул, наслаждаясь её реакцией. На его бледных щеках появился яркий румянец. — Так хочется побыть с тобой жестоким.

Он вновь приблизился. Вздрогнув, Никс зажмурилась, упираясь руками в его грудь и пытаясь изо всех сил оттолкнуть, но Джулиан оказался сильнее. В эти мгновения Никс его ненавидела. Он же играет. Видит, что она что-то к нему испытывает и попросту забавляется с её чувствами. А после мысли оставили её, в тот самый момент, когда их губы раскрылись, когда их языки соприкоснулись. Сердце Никс болезненно дрогнуло, а потом затрепетало до того сильно, что казалось, будто она вот-вот потеряет сознание. Своим языком Джулиан игриво ласкал её язык, а Никс была до того испугана, что даже не догадалась отвечать.

Айрис Меллоун всегда была очень пронырливой девочкой. Слабое здоровье и хрупкое тело нисколько не мешали ей искать приключений на свою пятую точку, и потому уже в возрасте восьми лет она сама, без чьей-либо помощи догадалась, что её отец — гангстер. Старшие брат с сестрой и младший брат оставались в неведении, в то время как Айрис легко, даже особо не напрягаясь, находила под столами в доме пистолеты, драгоценные украшения в тайниках в стенах, крупные суммы денег, фальшивые документы и десятки, если не сотни, кредитных карт. Нельзя упрекнуть Ульриха в неосторожности. Он прятал свои секреты до того надёжно, что при обыске полицейские могли бы только почесать затылки, а частые детективы удалялись глубоко разочарованные. Но дочь он обмануть не мог. Айрис обладала странным свойством становиться неприметной, когда это требовалось, обладала какой-то сверхъестественной памятью на все оговорки и недомолвки отца, матери и дворецкого и внимательно следила за расположением вещей в комнате. Она всегда устраивала скандал, если в её комнате кто-то без её ведома перекладывал мягкие игрушки, а, когда стала старше, выносила мозг Ричарду, если он смахивал пыль с окна без её ведома.

И уже целые сутки ей не давали покоя две вещи: Лео и наличие кулона на его шее.

Когда Никс и Джулиан сбежали с уроков, Айрис осталась в школе наедине с, возможно, убийцей и ходячим эпицентром геноцида. Связаться с Линн она не могла — эта пустоголовая не оставила никаких контактов, Никс и Джулиан исчезли, мама и папа работают, а Ричарду добираться до школы не меньше получаса. Но это не важно. Айрис всё равно не хотела просить ни у кого из них помощи. Если она будет полагаться только на чужие суперспособности, то что будет представлять сама по себе? Тупицу в беде? Пятое колесо в телеге? Вечную обузу для окружающих? Нет уж, такая перспектива её не устраивает. Она будет сильной даже сама по себе: всё равно ничего другого ей не остаётся.

Но Лео не казался опасным или агрессивным. В незнакомой компании он шутил так, из-за него пятерых одноклассников выгнали с урока — так громко они смеялись. Айрис раздражала эта непринуждённость. Раздражала и, в то же время, было в ней что-то привлекательное.

— Эй, Айрис.

Она спешила покинуть школу. Уйти как можно быстрее из этого ненавистного места, кишащего ненавистными ей людьми. Айрис понимала, что злоба одноклассников на неё обоснована, что виновата в ней она сама. Знала и ничего не могла поделать. Ей всё в мире было отвратительно, и кроме старых пыльных книг в доме ничто её не привлекало. Её ненависть к окружающим была искренней, настоящей и до того жалкой, что сильнейшее отвращение Айрис чувствовала только по отношению к себе.

Она прибавила шаг, делая вид, что не расслышала оклика, но Лео, очевидно, был очень тугим на намёки. Он догнал её и шёл вровень с ней.

— Ты далеко живёшь? — он наклонил голову набок. В простой чёрной шапке и мешковатой куртке он выглядел даже мило. — Я провожу.

Айрис скосила взгляд в сторону.

— Далеко. Сама доберусь.

— Как хочешь, — пожал плечами он. — Я пойду рядом.

— Это ещё зачем?

— Видишь ли, — выйдя из школы, Лео достал сигарету из пачки. Айрис посмотрела ему в глаза и, опомнившись, он убрал сигарету обратно. — Я ведь подрался. Вдруг из-за меня у тебя будут неприятности?

— Ты бы о себе заботился.

— Я-то заживу, — он протянул большущую руку и опустил её на макушку Айрис. — А ты такая маленькая, хрупкая.

— НУ СПАСИБО! — не выдержала Айрис, ударив Лео по руке. От морозного воздуха и собственной злости она вновь ощутила сильное жжение в лёгких. — ДУМАЕШЬ, ПРИЯТНО ОСОЗНАВАТЬ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПОМОГУТ ДАЖЕ ХОДУЛИ?!

Лео удивлённо вскинул брови и отнял руку от головы девушки. Как странно. Неужели он не сумел завоевать её доверие даже после небольшой драки и этой жалкой игры в хорошего парня? Обычно одинокие девушки в восторге, когда красивый и сильный парень заботится о них, беспокоится и выглядит по уши влюблённым. Что ж, похоже, он выбрал слишком сложную мишень, чтобы втереться в доверие к Никс и её небольшой компании. И в то же время Айрис слишком важна в его интриге. Она — дочь могущественных людей, которые ради неё способны на убийство, и она же — единственная подруга маленькой глупой Никс. Вечное одиночество Айрис не мешает ей быть связующим звеном в этой запутанной сети цепей.

И ещё… что-то не давало ему покоя. Какое-то тяжёлое, смутное предчувствие. Может, эта девушка уже обрела силы, а Ланселот, несмотря на свою похоть и влюблённость, недоследил за ней? Хорошо бы было раздеть Айрис, посмотреть, прячет ли она под высоким воротником свитера кулон… Вдруг, у неё Её силы?

— Эй, Айрис, — тяжело вздохнув, он перевёл взгляд на серое небо, невольно вспомнив Её лицо. — Сколько у человека оков?

— Это ты сейчас к чему?

— Да так. Ответишь?

Айрис нахмурилась и, поправив сумку на плече, отправилась в сторону дома. В этот раз она решила не ждать школьного автобуса, а пройтись пешком — даже быстрее доберётся домой, если никого не встретит по пути. Лео, хрустя снегом под ногами, последовал за ней.

— Оковы, говоришь, — вздохнула Айрис, поздно сообразив, что шпионить за Лео будет легче, если она позволит ему быть своим другом. Зажав рот ладонью, Айрис закашлялась. Слово «друг», применимое к Лео, коробило её. — Их тысячи.

— Так-так?

— Ну, помимо физических, — она хмуро смотрела вперёд, — есть ещё и метафорические. Законы, налоги, мораль, правила, этикет, чувства, работа, деньги, хобби. Универсальны для каждого. Кто-то скован ненавистью, а кому-то любовь сковала сердце.

Она перевела взгляд на Лео, надеясь, что своей болтовнёй ему наскучила, но он слушал очень внимательно, и казалось, Айрис заметила в его янтарных глазах какой-то странный блеск.

— Продолжай, — он улыбнулся. Айрис почувствовала, что от этой улыбки жар прилил к её щекам. — Мне нравится, как ты логично отвечаешь на нелогичный вопрос.

Айрис нахмурилась, приняв это за насмешку.

— Не собираюсь я говорить.

— Я комплимент сделать пытаюсь, — он нахмурился. Обычно он выводил всех из себя, но наконец-то нашёлся человек, способный вывести из себя его. — Обязательно всё воспринимать в штыки?

Айрис нахмурилась и не ответила. Если она хочет быть полезной, нужно научиться контролировать хотя бы свой длинный язык, так часто приводящий её к бедам. Поэтому большую часть пути они шли в молчании. Как бы Айрис ни ускорялась, Лео со своими длинными ножищами всё равно был быстрее и даже не уставал, в то время как у Айрис начинали болеть ноги.

Айрис с облегчением выдохнула, когда наконец-то дошла до высокой ограды своего дома.

— Я здесь живу, — буркнула она. — Спасибо, что проводил.

Лео присвистнул, глядя на дом; Айрис вновь нахмурилась.

— Шикарный домик, — хмыкнул он. — Я бы в таком с ума сошёл.

— А? Почему это?

— Тяжёлый он, старомодный, никуда не сдвинется. Мне больше нравится спать в машине.

Айрис не знала, что ответить. Просто перевела взгляд на дом, надеясь, что Ричард увидит их в окно и прервёт этот разговор.

— Покеда, — Лео едва заметно улыбнулся. — И это… когда я говорил, что ты маленькая, я не хотел тебя обидеть.

— Начинается.

— Я… — он нахмурился, злясь на самого себя. — Ну… милая ты. Даже когда огрызаешься.

Этот неумелый комплимент до того занял мысли Айрис, что она написала со слов Лео девять коротких стихотворений на полях в тетради, и лишил её на полночи сна. Она пыталась отвлечься, делая домашнее задание и читая, но ни на чём не получалось сосредоточиться. Ещё и Никс по возвращении из Авиша тормозила настолько, что её хотелось прибить больше обычного.

А на утро, с тяжёлыми мешками под глазами и ужасным настроением, она решилась на отчаянный шаг.

Как узнать, носит Лео кулон или нет? Нужно заставить его обнажить шею. Хорошо. Как это сделать в промозглом ноябре, когда все вокруг либо спасаются от дождей, либо трясутся от внезапно, впервые за десять лет ударивших, морозов? В этом году ноябрь выдался очень холодным, в Сиэтле не так часто в это время года выпадает снег (быть может, Доктор Смерть балуется с погодой), и потому перед выходом на улицу многие школьники кутаются в пять слоёв одежды. Айрис тоже куталась, чтобы в лишний раз не навредить своим больным лёгким. И как тогда увидеть шею Лео и не дожидаться наступления тёплой весны? Пробраться в мужскую раздевалку.

Айрис сгорала от стыда только от одной мысли об этом. Но в своём плане она видела больше преимуществ, чем недостатков. Во-первых, если у Лео есть кулон, то Айрис может спокойно потребовать силу Тома у Никс ради самозащиты. Сила значит нормальное здоровье, сила значит спокойный сон и нормальное дыхание. Во-вторых, форма кулона обычно связана с характером человека, и поможет понять, с кем на самом деле приходится иметь дело. Пики — символ удачи, который носит на шее любимец фортуны Джулиан; капля крови — символ жертвы, в случае Никс, жертвы обстоятельств; крест и анх на шеях папы и мамы, чем-то неуловимо похожие, говорят о том, что эти двое были обречены быть вместе. Что скажет шея Лео? Только представив её, Айрис начинала краснеть.

Физкультура должна быть четвёртым уроком, а после неё большой перерыв. В форме на занятиях должны быть все без исключения, даже Айрис, которой противопоказано лишний раз напрягаться. Пока Лео выбегал на короткой перемене, чтобы покурить, Айрис стащила у него тетрадь, которую якобы хотела вернуть на перемене перед физкультурой. Глубоко вздохнув, давя в лёгких кашель, она резко открыла дверь в мужскую раздевалку.

Секундное замешательство парней сменилось привычным для них идиотизмом. Кто-то пискляво закричал, пародируя женский голос, и в панике стал прикрывать свои плоские мужские сиськи, кто-то заржал, кто-то присвистнул и пригласил Айрис войти. Она раздражённо опустила голову. Неокрепшие мальчики в одних трусах не интересовали её. В маленькой раздевалке пахло тухлыми носками, потом и сигаретами.

— Айрис? — голос Лео перекрыл шум, заставил парней притихнуть и продолжить переодеваться. Удивительно, как одна драка, вызов матери в школу (очень суровой матери, умеющей постоять за себя и за сынулю) и последующие извинения директора перед Лео и матерью легко завоёвывают уважение школьников. Лео стал за день не просто популярным, на него хотели равняться. — Ошиблась дверью?

Он подошёл к ней, и Айрис почувствовала, что у неё вот-вот закружится голова. На нём не было футболки, только спортивные штаны и кроссовки. Айрис и не думала, что вид полуобнажённого человека способен настолько шокировать. Он улыбнулся, увидев вспыхнувший на её щеках румянец.

— Тебе помочь?

— М-м-м…

Айрис заставила себя опустить взгляд на его шею, а потом он невольно скользнул по ключицам, груди, прессу. Совершенен, как греческий бог, решила Айрис. Где он успел накачать такие красивые, рельефные мускулы? Расчленяя женщин и растлевая детей?!

Лео хмыкнул. Ему всегда нравилось подобное внимание, оно тешило его тщеславие. Когда Айрис остановила взгляд на его прессе, он небрежно качнул в сторону бедром, заставив её вздрогнуть и вновь посмотреть себе в глаза.

— Ну?

— Т… ты тетрадь забыл! — выпалила Айрис, зажмурившись. Был ли у Лео кулон на шее? Чёрт!

— Ха?

Айрис протянула ему тетрадь и опустила взгляд на шею Лео. Кулон! Самый-пресамый настоящий!

Вот только… какая интересная форма. Похоже на белую толстую запятую с чёрной точкой внутри. Это половина от символа инь-ян? Похоже на то. Айрис нахмурилась, пытаясь припомнить значение этого символа, но ничего определённого на ум не приходило, лишь роматизированные толкования.

— А, — Лео лениво потёр затылок, заметив, куда направлен взгляд Айрис. — Там, кстати, стихи. Я пишу, когда на уроке скучно.

— О… ого.

— Можешь прочитать вслух? Хочу, чтобы все оценили.

Айрис отвела взгляд от Лео и опустила его в тетрадь, испытав некоторое облегчение. Рядом с ним ей становилось не просто жарко, этот жар скапливался и концентрировался, давя всей тяжестью похоти на низ живота. Глубоко вздохнув, Айрис нашла стихи, выведенными небрежным, кривым почерком.

— Лео прекрасен, глаза его — плен, а кроме того, у него большой ч…

Взрыв хохота заставил Айрис выронить тетрадь. Лео, глядя на её красное от стыда лицо, дерзко улыбался, довольный очередной шалостью. Какого чёрта?! Он пишет похабные стихи о себе! Он настолько самовлюблён?! Айрис впервые не смогла ничего ответить в свою защиту. Она просто убежала, не говоря ни слова, в женскую раздевалку и уже там, задыхаясь от волнения и дрожа всем телом, зашлась новым приступом кашля.

А может, это было не просто так? Сидя в раздевалке и как можно медленнее переодеваясь, Айрис подумала об этом. Лео нет рядом, и мозг, наконец-то, соизволил включиться. Что если он знал о том, что Айрис нужно увидеть его кулон и потому в каждой своей тетради записывал отвратительные стишки? А почему нет?! Такому красавчику должно быть привычно любоваться самим собой и обожать только себя.

Глубоко вздохнув, Айрис отправилась в зал, чувствуя, что взгляды всего человечества сосредоточены только на ней. Когда большая часть класса отправилась на пробежку, она пошла на скамейку, которую про себя назвала стойлом для больных лошадей. Зажав рот рукой, давя в себе приступ кашля, Айрис внимательно наблюдала за тем, как легко и грациозно бежит Лео. Его не сотрясают спазмы кашля, не мучает боль, да и смерти он не боится. Да и с чего бы ему её бояться, если он запросто смог убить миллионы людей и вызвать землетрясение?

А почему до сих пор не вызвал? Почему никого не убил и ведёт себя относительно мирно? В чём его цели, если он — всеобщий враг?

В какой-то момент Лео свернул в сторону скамейки и опустился рядом с Айрис, тяжело дыша. Его чёрные волосы взмокли от пота, от тела исходил жар. Учитель строго рявкнул его фамилию, но Лео лениво махнул ему рукой, вызвав смех одноклассников и ярость самого учителя.

— Ты обиделась? — чуть отдышавшись, спросил он.

Айрис промолчала.

— Обиделась, — протянул Лео, радостно улыбаясь. — Хочешь прибить меня? Покалечить? Устроить западню?

— Я хочу тишины и спокойствия, — с деланной невозмутимостью ответила Айрис. — Так что, будь добр, завались.

— М-м-м, но я ведь могу болтать с тобой жестами, и тебе это точно не понравится.

Айрис перевела на него взгляд. Лео весело улыбался и, казалось, стал только энергичнее после длительной пробежки. А может это его дебильные шутки придают ему сил. Выдержав её взгляд, он стал объясняться жестами, из которых Айрис совершенно ничего не поняла, и которые вскоре переросли в пошлые.

— Ты придурок, — вздохнула она, отведя взгляд в сторону.

— Может быть, — он хитро улыбнулся. — А, может, я всегда становлюсь придурковатым рядом с симпатичными девушками.

Айрис закатила глаза. Лео был достаточно опытен в общении с девушками, чтобы по её реакции понять, что она ему не верит. Айрис была из тех девушек, которые не подозревают, насколько красивы. Да, она нездорово бледная, да, тощая и постоянно кашляет, зато у неё миловидное, интеллигентное лицо и в глазах извечно задумчивое выражение. Если бы Лео не любил другую женщину, он бы увлёкся Айрис, добился бы её, а потом расстался бы, когда она ему наскучит.

— Эй, Дирк! — рявкнул на Лео учитель физкультуры. — Снова к директору захотел?!

— А-а-а? — Лео нахмурился. Его жизнерадостный настрой мгновенно улетучился. — Мне что-то нехорошо… — он повернулся к Айрис и шепнул. — Как его зовут?

— Мистер Битч, — шепнула Айрис.

— Мистер Битч! — громко повторил Лео.

Учитель одарил Лео гневным взглядом, ученики, услышавшие его, захохотали, даже Айрис не сдержала злорадной улыбки. Лео не сразу понял, что это была месть.

— Пятьдесят отжиманий, — сквозь стиснутые зубы прорычал учитель.

— Может, лучше к директору? — вздохнул Лео.

— Живо! Меллоун, считай за ним!

Закатив глаза, Лео поднялся.

— А ты, оказывается, опасная, — он улыбнулся. — Не боишься, что я тебя за подобное покусаю?

— Выполняй упражнение.

— Каждый свой отжим я посвящаю тебе.

— Меня сейчас стошнит.

Вспомнив реакцию Айрис на своё полуголое тело, Лео решил, что не может не похвастаться перед ней лишний раз своей физической формой. Он хотел выглядеть крутым, хотел сделать вдвое больше отжиманий, чтобы впечатлить её, но в итоге уже на тридцатом почувствовал, что из него усердно выбивают душу. Отец часто тренировал Лео, но это было обучение стрельбе, рукопашному бою и использованию холодного оружия. Отжимания он и сам выполнял с трудом!

Айрис, закатив глаза, лениво произносила числа. Выполнив упражнения, Лео бессильно повалился на пол.

— Ещё разочек? — спокойно спросила она. — Чтоб лишний раз полюбоваться собой.

— Чего? — тяжело дыша, Лео повернул к ней голову, лёжа на холодном полу. — Я, вообще-то, на тебя впечатление произвести хочу.

— Произвёл. Лжеца и недомерка, — она нахмурилась, глядя на него. — Это же ты устроил разрушения в Сирисо.

— Ну я, — он перевернулся на спину и устало смотрел в потолок. — И что? Какое тебе дело до мира, в котором ты никогда не была?

Айрис на мгновение опешила. Неужели всё так просто? Лео не отрицал ни того, что пришёл из параллельного мира, ни того, что убил миллионы людей. И это признание факта посеяло в Айрис сомнение. Если он действительно то самое ужасное зло, каким его считает Линн, то почему он не действует тайно? Так уверен в себе, или у него другие мотивы?

— Гм. Ты что-то сделал с Колсоном?

— Ага. Прожарил до хрустящей корочки, ослепил и парализовал. Ещё бы и по очкастой роже заехал, чтоб не вмешивался в мои планы.

Айрис стала белее мела. Она хотела было подняться, но боль в лёгких не позволила ей этого сделать. Ей вспомнилось изуродованное лицо папы, огромный ожог на половину лица и пустая, зияющая, словно бездна, глазница. Зажав руками рот, она закашлялась, чувствуя в ладони тёплые сгустки крови.

— Да жив он, — нахмурился Лео, приподнявшись. — Докторша его здесь выхаживает.

Когда Айрис удалось сделать вздох, Лео уже поднялся с пола и протянул ей руку, чтобы помочь встать. Поднялась она без его помощи.

— Не бойся, — он потёр затылок. — Я не убивать пришёл.

— А зачем тогда?

— Погонять тех, кто обрёл силы, повеселиться, — он пожал плечами. — Скучно убивать всех одним ударом.

— А не проще ли вообще не убивать?

— Нет.

Айрис глубоко вздохнула, чувствуя, что ей совсем не хватает воздуха.

— А что насчёт обычных людей? Убьёшь меня?

Лео перевёл на неё задумчивый взгляд и, засмеявшись, опустил руку на её светлую макушку.

— Тебе не кажется, что если бы я хотел убить, я бы сделал это? — он смотрел на Айрис смеющимся взглядом. — Без вопросов, без разговоров, без объяснений? Я разрушаю всё, уничтожаю всё, крушу всё. И я точно не буду колебаться перед убийством.

Айрис хмуро смотрела на него, чувствуя себя совсем маленькой и беспомощной под весом его тяжёлой руки.

— Но… — она отвела взгляд. — Ты ведь человек. Причём, молодой. У тебя тоже должны быть человеческие потребности и желания.

Лео умилённо улыбнулся, убрав руку с её головы.

— Сколько в тебе веры в человечность монстра. Ты о подобном в книжках читала? Не подскажешь названия?

Айрис покраснела до кончиков ушей.

— Ф… Франкенштейн, — она отвела взгляд в сторону. — Собор Парижской Богоматери. П… реступление и наказание.

Айрис собиралась продолжать и, увидев это, Лео жестом приказал ей замолчать. Ему никогда не были интересны большие книжки, и в силу своего возраста он не понимал, зачем люди тратят на них время. В Сирисо самые большие книги можно прочесть за пять минут — большие произведения в какой-то момент перестали выпускать, просто люди перестали фокусировать на одном предмете внимание дольше пяти минут. К тому же, одну из своих жизней Лео уже посвятил книжкам. Первую.

— И что, там тоже заживо сжигали людей? — с какой-то невыносимой грустью в голосе спросил Лео.

— Нет, но… люди горели метафорически. От страсти, ненависти, света надежды, любви.

— Хм-м-м.

— В общем-то, эти физическую и моральную боли нельзя сравнивать, но в литературе они часто равнозначны. И внутренние страдания человека наносят более глубокие раны, чем раскалённое железо и залитый в горло свинец.

— Свинец в горло, да?

— Это… один из видов казни в средние века, — продолжала Айрис, неуверенная в том, что Лео её слушает. Он смотрел на то, как ребята пытаются забросить баскетбольный мяч в кольцо, и лишь изредка переводил взгляд на неё. — Ты знал об этом?

— Нет. Я не знаком с Землёй. Тысячи раз я рождался и жил в Авише. Но в последний раз мою душу отбросило в Сирисо к одному слишком порядочному человеку.

— Но… Авиш…

— Уничтожен? Пока я мирно спал в забвении, а потом в утробе новой матери, Авиш восстанавливался. Вернее… восстанавливалось то, что живёт там. Весь мир покрывается кожей, новыми формами жизни, мутантами и куклами, а в самом ядре вновь и вновь образуется ад, — он дерзко хмыкнул. — Тот, что на поверхности — мирный и тихий уголок, потревоженный огнём и лавой. Но что внутри? Ты знаешь?

Голос оставил Айрис. Раньше она смотрела на Лео с презрением и злобой, но теперь в её глазах блеснул огонёк понимания, переросший в жгучее пламя раболепного ужаса. Подумать только. Такая беззащитная кроха, а знает государственную тайну Сирисо, знает, кого именно, нарушив все существующие законы, на свою беду растил и оберегал Герберт Дирк.

— А внутри эпицентр, — в глазах Лео появился гнев. — Внутри смеха ради божество играет с людьми. Призывает женщин и мужчин, заставляет их трахаться с манекенами, куклами, трупами, животными, родственниками. А потом учит их новорожденных ублюдков сжирать своих матерей и отцов заживо, или спать с ними — это уж как ему будет угодно. Думаешь, это всё, Айрис? Я только начал рассказывать свою страшилку.

Айрис почувствовала, как с уголка губ стекает тоненькая струйка крови. Она боялась перебивать Лео, боялась что-то упустить из его слов. Сейчас он был совсем другим человеком, не пустоголовым качком, а озлобленным на весь мир подростком.

— А сам он из раза в раз открывает казино. Среди разрухи, костей и недоеденных трупов. Заставляет людей приобретать больше сил, ждёт их мутации и сам приступает к трапезе. Ему не нужны ни кулоны, ни способности. Он — божество. Ему нужно только содрать кожу, надеть её, а всё, что под ней, обглодать, изнасиловать, осквернить.

— Но… почему ты мне это рассказываешь? — прохрипела она. — Разве я могу чем-то помочь?

— Помочь? — Лео расхохотался до того громко, что привлёк внимание одноклассников и учителя физкультуры. — Лучше б ты в это не лезла, кроха. Доживи свой век спокойно и без каких-либо способностей.

Айрис от ярости стиснула зубы.

— Я обрету силы, — сдерживаясь, процедила она. — И стану полезной. Мои родители не поддались влиянию этого урода, и я не поддамся!

— Вот как? И как же ты собралась их обретать, эти силы? Попросишь у Никс кулон несчастного Тома Хидена? — Лео дерзко хмыкнул. — Знаешь, почему от этого ничтожества осталась только оторванная рука на асфальте? Всё остальное забрали в Авиш, выпотрошили всё из головы и брюха, сломали камнями кости, и эти останки прибили к моей кровати.

Глаза Айрис широко раскрылись. Том. Глупый, трусливый, ничем не примечательный парень, признавшийся ей в любви. Внезапно ей стало жаль, что она высмеяла его при всём классе. Заслужил ли он такую ужасную смерть? Он и сам убивал людей, убивал настолько часто, что его тело мутировало в уродливую паучью форму. Но… как же так? Ему всего шестнадцать лет…

Ужас перед смертью отразился в глазах Айрис блеском сдерживаемых слёз.

— Попрошу, — через силу выдавила она, борясь с кашлем. — И убью себя, если начну мутировать.

— Как смело. Никто не боится смерти в шестнадцать лет.

— А чего её бояться? — Айрис стиснула зубы. — Я и так умираю. Сила — мой единственный способ выжить.

В глазах Лео сверкнул дьявольский блеск.

— Тогда, почему бы тебе не попросить сил у меня? — в его руке вспыхнуло белое пламя, от которого Айрис обдало жаром, и в ладони появились четыре бесформенных шарика, полных магической силы. — Ну же. Возьми и прекрати свои мучения.

Первый шарик состоял из ярких фиолетовых вспышек света, беспокойно мечущихся и желающих наконец-то вырваться по желанию хозяина, и пыли. Второй был стеклянным, идеальной формы и казался до того твёрдым, что вряд ли его было возможно разбить. Внутри него мирно парили мыльные пузырьки. Третий шарик был ярко-зелёным, горячим и, казалось, радиоактивным. Последний был прозрачным, состоящим из тяжёлого газа, оседающим на ладонь Лео.

— В задницу засунь себе свои способности, — сквозь зубы процедила Айрис.

— О, так ты из гордых?

— Да! — вспылила она и ударила Лео по руке, забыв о том, что секунду назад в ней горело жаркое пламя. Кулоны вылетели из его ладони и с громким стуком ударились об пол. — Я не позволю купить себя этой дешёвкой!

— О, а как ты поняла, что эти способности слабы?..

— Что?

— Что?

Айрис стиснула зубы, в то время как Лео нахально улыбался, глядя на неё. Почему-то ей на мгновение показалось, что подобное всё уже было, что однажды её одолевали те же чувства, и что с Лео она уже знакома гораздо дольше, чем два дня.

Улыбка пропала с лица Лео, взгляд стал испуганным и взволнованным. На секунду Айрис подумала, что у него возникли те же чувства.

— Айрис? — обеспокоенно позвал он, и его голос звучал глухо, будто бы издалека.

Её глаза закатились, веки отяжелели, но в последнее мгновение перед тем, как погрузиться в беспросветную тьму, она увидела Лео совсем другим. В чёрной, строгой, без единой складочки рясе католического священника. Голова отяжелела, в лёгких будто бы взорвалась бомба, ноги перестали удерживать слабое тело. Айрис не ощутила падения. Лишь сильные руки, держащие её легко, будто тряпичную куклу, а после мир окутала тьма.

Обморок Айрис был до того глубоким, что выбраться из его плена она уже не рассчитывала. Подняв руку к глазам, она ощутила непривычную тяжесть чужой одежды, почувствовала сильное давление на голову, руки и плечи. Перед глазами всё плыло, но спокойное лицо Лео она смогла различить даже помутившимся взором.

— Вы долго спали, — мягким, вежливым голосом произнёс он, оправляя на Айрис одеяло. Её голова покоилась на его сильном плече. — Но нашего прибытия вы не пропустили. Совсем скоро мы будем на поверхности. Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — прохрипела Айрис, выпрямившись. Она огляделась по сторонам. Сейчас она сидела с Лео в тяжёлой, позолоченной кабине лифта, незаметно и ыстро ползущего по шахтам вертикально вверх. От центра Авиша до владений Соммерос путь занимал примерно половину дня. — Ненавижу эти встречи.

— Не стоит этого говорить, — он смотрел в одну точку перед собой. — Соммерос забеременела от человека, и её, да и всю человеческую расу ждёт божественный суд. Как вы думаете, каким способом нас уничтожат боги? Это будет пламя? Потоп? Яды? Хищные звери?

— Это будет твой пессимизм, — закатила глаза Айрис. — Тебе точно девятнадцать, а не три тысячи, Люциан? Ты вечно всем недоволен, как богиня с лун.

— Ничего не могу с собой поделать, — мягко улыбнувшись, он закрыл глаза, прижав руку к сердцу. — Пессимизм — черта взрослого человека. Моя преданность к вам выжгла во мне мальчика и собрала из пепла мужчину.

Айрис хмуро посмотрела на него, и Лео ответил ей ласковой улыбкой. На нём была строгая, простая, из грубой ткани ряса католического священника. Он сидел прямо, сложив руки на коленях. На его груди поблёскивал золотой медальон в форме шара, который символизирует ядро Авиша. Лео… нет, вернее, Люциан, был жрецом Драриры. Жрецы Соммерос носили на груди медальон в форме оскаленной медвежьей морды, поклонники Керарет не верили в значение символов, лишь малая их часть, звавшаяся Инквизицией, носили на груди геральдическую лилию.

Айрис была одета весьма роскошно — в пышное платье из серебристого шёлка, расшитое золотом. Её волосы были аккуратно убраны назад и закреплены лёгкой золотой сеточкой с россыпью бриллиантов. Она носила тяжёлые браслеты на руках и ногах, на которых были выгравированы руны, не несущие в себе никакого смысла.

Лео, мягко улыбаясь и сложив руки на груди, был до того кротким и прилежным, что сердце Айрис пропустило удар. Вздрогнув, она отвернулась и перевела взгляд на стену лифта, на которой трудами художников было нарисовано чистое небо в звёздах.

— Для таких слов ты слишком молод.

— О? Теперь вы заговорили, точно вечно недовольная богиня с лун? Ай-яй.

— Не брякни подобного при ней, — тон Айрис стал строже, приобрёл суровые нотки. — Вряд ли она обрушит на тебя звёзды, но реветь будет, запершись в своём замке, как минимум, десять лет.

— Ваша забота о недостойном мне так трогательна.

Айрис не ответила. Когда Лео, вернее, Люциан только спустился с поверхности к ядру планеты и поступил к ней в услужение, он прямо заявил, что за свою недолгую жизнь соблазнил более сотни женщин, что часть из них покорили его манеры и поведение, других — красивое лицо и крепкое тело, третьих — строгая одежда из грубой ткани. Айрис ему охотно верила, и с каждым днём ей становилось всё тяжелее смотреть на Люциана, как на обыкновенную челядь. К тому же он не уставал льстить и лгал ей, больной и озлобленной на весь белый свет, что из сотни женщин, соблазнённых им, она — самая очаровательная.

— Мы прибыли, — тяжело вздохнула она. Лифт замедлял свой ход, древние и тяжёлые механизмы останавливались, их гул стихал. — Кх. Ненавижу общество.

— Вы светская леди, моя госпожа. Где ваши манеры?

— Могу себе позволить вести себя так, как захочу, — она вновь нахмурилась. — И что будет, если мне кто-нибудь возразит? Ни-че-го.

— Я возражаю вам, моя госпожа, — говоря это, он опустился перед ней на колени и тёплыми губами мягко коснулся бледной руки. — Лишь от вас и вашего поведения будет зависеть то, как я буду обращаться с вами — как с госпожой, или как с простолюдинкой.

Айрис поднялась, вновь почувствовав себя страшно некомфортно в тесном, но великолепном дорогостоящем платье. Её тонкая нежная рука выскользнула из крепкой и грубой ладони Люциана. Замахнувшись, Айрис отвесила ему до того сильную пощёчину, что, не удержав равновесия, он качнулся и повалился на пол.

— Я заслужил это, — улыбнувшись, он потёр красный отпечаток ладони на своём лице.

— Вели идеальным созданиям найти для меня мантию и маску, — когда двери лифта открылись, Айрис с презрением окинула белоснежные стены замка, в который вела шахта подземного лифта, чистое голубое небо за окнами и утопающую в цветах поверхность.

— Если вы придёте в таком обличие, — Люциан поднялся с пола и отряхнул одежду. — Ваша семья…

— Моей семье будет плевать. Ты получил приказ?

— Да, госпожа.

— Выполняй.

— Джульетта! — громко воскликнул, обращаясь к толпе жрецов, Люциан. — Кармен!

Расправив огромные крылья, идеальные создания поднялись к потолку и опустились рядом с ним. Это были совершенные женские существа из платины, алмазов и толики божественных сил. Они не носили одежды, но при этом казались чисты и непорочны. Айрис терпеть их не могла. Большую часть её одинокой жизни только они и были её спутниками, её друзьями, её окружением. Нет у них воли, нет таланта, они не способны творить и не имеют собственного мнения, и потому люди были для неё куда приятнее. На них хотя бы можно сорвать злобу и увидеть в их лицах страх.

Как только её приказ был исполнен, Айрис среди жрецов направилась к месту суда. Это был амфитеатр, находящийся под тяжёлым, спасающим его от стихийных бедствий куполом. Он вмещал в себя до тысячи зрителей и чаще всего это место использовалось людьми для различных театральных представлений. У сцены сияли яркие стеклянные фонарики, созданные с помощью сил Керарет, на каменных сидениях и арках вырезаны идеальные создания, гораздо более прекрасные, чем на самом деле.

В центре полукруглой сцены находились две богини в ожидании приговора. Керарет сидела на роскошном троне из хромированной стали, она была одета в чёрно-синий плащ с неприличным количеством кружев и широкими рукавами, под ним была простая белая рубашка и строгие мужские брюки, заправленные в сапоги. Выглядела она смело и чужеродно — для женщины на поверхности Авиша считалось крайне неприличным надевать мужские одежды. Её светлые волосы убраны назад, на правом глазу надет серебристый монокль.

Но по сравнению со страстной и пылкой Соммерос она выглядела очень скромно. Соммерос была в длинном чёрном платье с глубоким вырезом на груди и вырезом, идущим от бедра к полу, в чёрных туфлях на каблуках, ставших на поверхности очень модными, в шляпе с длинными полями, закрывавшими половину лица, на руках длинные чёрные перчатки. Она любила красный цвет, но в честь важности происходящего события, отринула свои предпочтения и надела чёрное. Зато её волосы пылали огнём. Их она зачёсывала на правую половину лица. У неё были чёрные губы, чёрным цветом подведены глаза. И в качестве издёвки над всем этим судебным процессом, она напялила на шею собачий ошейник. Она сидела в центре на троне из тяжёлого красного дерева.

Был и ещё один трон — из обсидиана, и он сейчас пустовал.

— Разве не понятно, что Драри не придёт? — закатила глаза Соммерос. — Я бы тоже не пришла, — она улыбнулась. — Разве я в чём-то виновата, Кера?

— Ты знаешь, в чём твоя вина и за что тебя судят, — отрезала старшая сестра, — а так же нас и весь человеческий род.

— Как странно, — с издёвкой заметила Соммерос. — Тогда я должна была бы чувствовать себя скверно. Интересно, почему же это не так?

— Со… — вздохнула Керарет.

— Что? — она нахмурилась, и над куполом амфитеатра сверкнули молнии посреди ясного неба и загремели раскаты грома. — Знаешь, Кера, мы тоже появились не из воздуха и меди. Наши родители тоже грешили для нашего появления, и было этих прегрешений, как минимум, три.

— Как ты можешь сравнивать их и себя?! — Керарет подняла на неё гневный взгляд. — Прошли миллиарды лет, прежде чем они соединись на брачном ложе. Тебя же ждёт будущий супруг…

— О да, — огрызнулась Соммерос. — И брак с ним будет только тогда, когда Авиш столкнётся с его планетой, образовав единое целое.

— Это должен был быть священный союз, Со, — опустила взгляд Керарет. — Из троих сестёр только тебе позволено выносить дитя, и ты так надругалась над своим даром.

Айрис раскрыла глаза, слушая их. Только сейчас до неё дошло, что она — не та женщина, тело которой сжимал тугой корсет. Этой женщине было легче дышать, но глаза её заволокла серебристая дымка, её одежда была тяжёлой и, казалось, быстро пачкалась, её тело, казалось, от боли готово было развалиться на части. Но самым примечательным было то, что поначалу Айрис не заметила различия между собой и этой женщиной. Им обеим была одинаково ненавистна жизнь.

Сон ли это или простой фантазия? Нет. Слишком реально. Никс не внушает того ужаса, как Соммерос, у неё не такой властный взгляд, и она не выглядит так… обаятельно. По сравнению с Соммерос, Никс — паразит в человеческих внутренностях, сравнивший себя с тираннозавром. А Керарет? Сколько самообладания, сколько сдержанности и глубокой задумчивости! Сравнить её с Линн — всё равно что начать осквернить идол!

И… Люциан? Он в том же возрасте, что и Лео, так же выглядит, но кажется довольно покорным, несмотря на сарказм и фамильярное обращение. Даже сейчас, глядя на двух богинь, он сжимает сильными руками медальон и надолго закрывает глаза, будто бы отрицая существование Соммерос и Керарет и веря только в Драриру.

— Я выношу дитя от человека, которого люблю, — высокомерно ответила Соммерос. — И ни тебе, ни остальным богам, ни даже под страхом гибели не выдам его имени. А отнимете дитя у меня — уничтожу этот прекрасный мир.

— Ты не сделаешь этого, — твёрдо проговорила Керарет.

Соммерос дерзко захохотала и поднялась со своего трона. Чистое небо заволокли ужасные грозовые тучи, копья молний пронзили воцарившуюся тьму, за стенами амфитеатра поднялся шквалистый ветер, бил тяжёлыми кулаками град.

— Один щелчок пальцами, — улыбнулась она, глядя на беспокойных людей в зале, на испуганную Керарет. — И эта хрупкая жизнь будет уничтожена.

Айрис зажмурилась, когда стены амфитеатра сотряс новый грохот. Лео крепко сжал её плечи, накрыл своим телом, будто боясь, что на неё может обрушиться потолок. Невыносимый гул доносился из-под земли, и от него прочные каменные стены тряслись, точно бумажные. В тёмное небо поднялись, точно мечи, кипящие потоки гейзеров и лава. Белоснежная, разрушительная, накаляющая сам воздух лава.

— Драри, — Соммерос едва заметно улыбнулась, глядя на буйство стихии за окном. — Видишь, Кера? Наша тихоня нас слышит и меня поддерживает. Она тоже согласна уничтожить мир. Что скажешь? Будешь противостоять нам?

— Это неразумно, — Керарет закрыла глаза. — Прекрати немедленно! Тысячи людей погибнут!

— Давай посмотрим, как горит этот город, — улыбаясь, пропела Соммерос. — Убьёт миллионы, а миллиарды падут от шрамов…

— Ладно! — Керарет стиснула зубы, и всё вокруг замерло, даже звуки исчезли. — Ладно… Я на твоей стороне. Только прекрати это.

— Так лучше, — улыбнулась Соммерос, и небо за окном вновь прояснилось, лава и гейзеры остыли. — Вот только вряд ли мне поможет поддержка сестёр, если родители вынесут мне смертный приговор.

— Но они не приходят, — Керарет тяжело вздохнула. — Видимо, они хотят, чтобы мы решили это сами.

— Вот как? — Соммерос едва заметно улыбнулась. — Тогда я принимаю решение дать имя ребёнку по традициям старых богов. Керарет переводится на язык этих людей, как «сияние», Соммерос — «счастье», Драрира — «драгоценность». Нас назвали простыми и обыденными словами в нашем родном мире. Девочку я назову Лучик.

— А мальчика? — вяло спросила Керарет.

— Иной.

* * *

Антрис оттянула верхнее веко Айрис и посветила в зрачок фонариком.

— Ого, — изрекла она вместо каких-либо заключений. — Обморок девочки точно необычный.

— В каком смысле? — с мрачным видом спросил Лео. Это он донёс Айрис в кабинет медсестры, и он же выдернул Антрис с работы. — Она умирает?

— Все мы умираем сразу после того, как родимся, — философски отметила она. — Взгляни.

Лео подошёл ближе. В глазах Айрис отражалось бледное, едва заметное золотистое свечение. Её глаза двигались, выражение лица едва заметно изменялось, будто бы она сейчас смотрела фильм.

— Видит прошлую жизнь, — Антрис потёрла шею. — Вообще-то, беспрецедентный случай. Обычно такое происходит после приобретения способностей и длится очень недолго. Память умирает быстро. Это твоё дурное влияние на ней сказалось?

— Мы просто разговаривали, — ответил он. — Об Авише…

— Как интересно, — равнодушно отозвалась она.

— Антрис, — Лео поднял на неё подавленный взгляд. — Спасибо, что пришла.

Эти слова действительно её удивили. Во-первых, Антрис думала, что в лексиконе Лео нет места для слов благодарности, во-вторых, было в его голосе что-то ему несвойственное. Антрис не стала спрашивать, что случилось — ей было плевать как на Лео, так и на его драмы. Она просто села за стол медсестры и стала заполнять мелким аккуратным почерком документы на Айрис, назначала госпитализацию и дополнительные обследования.

— Я… чудовище.

— О?

— Я сравнивал Её с Айрис.

— Успешно?

Лео сжал губы в линию. Ненависть Антрис к нему была до того тяжёлой и осязаемой, что буквально давила на его плечи. Лео и сам её ненавидел. Ненавидел до того сильно, что едва сдерживался, чтобы не сжечь её до самых углей, пока она спит. Будь они нормальными людьми, в какой-то момент такая сильная ненависть могла бы легко перейти в страсть.

Он молчал, глядя в окно, когда Антрис подняла на него взгляд. Видеть Лео до того подавленным было для неё ни с чем не сравнимым удовольствием. Она бы даже улыбнулась, если бы её эмоции вновь не сковало знакомое оцепенение и холод её пустого сердца. Лео был взрослым, на сотни и тысячи лет старше её, связан личными драмами и чувством долга. Но… сейчас ему нужна была мать, и Антрис, несмотря на свою ненависть, осознавала это.

— Лео, — она вздохнула. — Ты имбецил, а не чудовище.

Он перевёл на неё взгляд, удивлённо вскинув брови.

— Любой нормальный мужчина, переродившись, начал бы жизнь заново, не оглядываясь на ошибки прошлой, — она продолжила писать, громко шкрябая ручкой по бумаге. — Знаешь, что я сделала первым делом, узнав о прошлой жизни? Я не думала ни о любви, ни о семье, ни о каком-либо долге. Я напилась до такого состояния, что, не будь у меня способностей, меня бы сразу отправили в дезинтегратор.

Он едва заметно улыбнулся.

— Никто тебя не осудит, если ты полюбишь кого-то ещё, Лео, — она устало потёрла шею. — Хоть в одной из своих жизней не будь таким эгоистом и позволь той женщине спать спокойно.

— А если я полюблю тебя, Антрис?

Она промолчала. Не дождавшись ответа, Лео подошёл к ней, крепко сжал худое плечо и развернул её к себе. Взгляд Антрис ничего не выражал — ни волнения, ни страха. Сам же Лео чувствовал, что в его глазах застыло скорбное выражение.

— Я бы смог согреть твои вечно холодные губы.

Он склонился ниже, даже едва заметно вздрогнул, ощутив кожей лица дыхание Антрис.

— Ты в курсе, что шариковой ручкой можно пробить щеку насквозь? — спокойно спросила Антрис.

— А ты в курсе, что человек сможет ходить, даже если его по колено лишить ног? — Лео едва заметно хмыкнул. — Ты так приятно пахнешь.

Лео прекрасно понимал, что находиться рядом с этой женщиной опасно. Её невысокий рост и внешняя хрупкость были невероятно обманчивы: она может сломать человеку шею одним ударом, может выбить глаз, может вколоть в вену воздух и наблюдать с наслаждением за мучениями умирающего. И это горячило кровь. Антрис оставалась холодна и неэмоциональна, а Лео так хотелось узнать, как далеко она позволит ему зайти. Полюбить кого-то ещё и дать мёртвой спать спокойно? Может быть, это бы было правильно…

Дверь в кабинет открылась. Лео отвлёкся и поднял взгляд на вошедшего.

— Мам?

— Я же просила, — тяжело вздохнула Антрис и, отъехав на кресле назад, повернулась лицом к Джулиану. — Не тревожить больную. Я жду приезда скорой.

— Но… разве ты пульмонолог? — он удивлённо вскинул брови. На его лице застыла смесь шока и злобы — обычное выражение лица подростка, который застал своих родителей за изменой.

— Нет. Но и обморок девочки — экстраординарный случай, — она скосила взгляд на Лео. — А теперь выметайтесь. Оба. Пациентке нужен покой, а не болтовня над ухом.

Её послушались. Выйдя, Джулиан остановился у дверей кабинета, осмысливая то, что он сейчас увидел. Могла ли мама завести себе малолетнего любовника? Почему нет? И стоит ли её за это осуждать? Нет. Она — свободная личность, которая имеет право жить счастливо, особенно после того, как официально перестала существовать, но…

Но почему же у него было такое чувство, будто ему вонзили нож в спину?

— Эй, Лео, — негромко произнёс Джулиан. — Из-за тебя Айрис потеряла сознание?

Лео перевёл на него взгляд, невесело усмехнувшись.

— Ну да, и что?

Кулак Джулиана, прилетевший ему в челюсть, казалось, был сделан из неподъёмного чугуна. Лео тяжело упал, его рот мгновенно наполнился кровью. Он зажмурился, ожидая очередного удара, но его не последовало. Приподнявшись, он выплюнул на пол кровавую пену и два белоснежных зуба.

Джулиан, в бешенстве глядя на него, сжимал и разжимал правую руку.

— Невежливо бить без предупреждения, — Лео едва заметно хмыкнул. Белоснежный свет окутал раненную челюсть и восстановил повреждения.

— Тебе оно и не нужно, — с презрением бросил Джулиан. — Ты всем своим существом хочешь, чтобы тебя убили.

— Возможно и так, — невесело улыбнулся Лео. — И что с того? Вечно спокойный и вылизанный отличник решил побыть защитником своей мамки? Ну так попытайся убить меня. Чего ждёшь?

— Нет, — его голос звенел от гнева.

— О, так ты настолько слабохарактерный, что не способен на убийство?

— Если ты ещё жив, Лео, значит, ты для чего-то нужен, — холодно ответил он. — Даже ты.

Глаза Лео сверкнули злобой. Он поднял трясущуюся руку к голове, закрыл ей правую половину лица, и от этого жеста Джулиану показалось, что он на мгновение увидел все шрамы, полученные Лео за сотни и тысячи жизней и мгновенно на нём зажившие. Перед ним был не малолетний дерзкий идиот, а очень старый, вечно раскаивающийся, скованный болью человек.

— Что ты хочешь этим сказать? — в ярости стиснул зубы Лео, жалость в глазах Джулиана вывела его из себя. — Что ты, мать твою, хочешь этим сказать?!

— Что нет такой силы, которую нельзя одолеть, — он вытащил из кармана мобильный, на котором с недавнего времени были установлены три незамысловатых приложения. Как бы Джулиан ни пытался, взломать их у него не вышло. — Даже ты умираешь. Мы отправимся в Авиш. Сразимся…

Лео засмеялся, тяжело поднимаясь на ноги. Бил Джулиан отлично, будь Лео обычным человеком, он бы, наверное, потерял сознание.

— Нет желания охотиться на мелкую рыбёшку, — с усмешкой ответил он. — Зови сестричку. Будет забавно сжечь на ней одежду, опустить на колени и кончить ей между губ.

В ответ Джулиан лишь сощурил взгляд. Спровоцировать его не так просто, Лео уже понял это, он осторожен, и потому продумывает каждый свой шаг во избежание ошибок. Не стоило намекать ему на свои способности, связанные с огнём. Если он и собирался атаковать, то теперь убрал телефон в карман, явно передумав. Жаль.

— Сжечь, — спокойно повторил Джулиан. — Вот как? Что ж, это кое-что проясняет. Теперь понятно, как человек, спустя секунду после получения силы, устроил в Сирисо самое разрушительное землетрясение в истории. Да и… человек ли?

Лео скрипнул зубами. Та кличка, которой наградили его люди, его не устраивала, но она была достаточно зловещей, чтобы вселять в их сердца страх и трепет. Что же теперь? Догадавшись об истинной природе Лео, Джулиан даже не думает его бояться? Как безрассудно. Любой нормальный человек бежал бы, очертя голову.

— Лео, — из кабинета, открыв дверь, показалась Антрис. Он выглядела наполовину удивлённой, наполовину озадаченной. Сияющие пальцы она прижимала к виску. — Колсон. Я потеряла с ним соединение. Показатели жизнедеятельности на нуле.

В одно мгновение дерзкий и хамоватый Лео превратился в маленького, потерянного мальчика. Его красивое лицо исказила гримаса страха, глаза побелели, и их сияние на секунду ослепило Джулиана.

— Лучше бы ты шутила, Копфер, — он прижал пальцы к вискам и исчез, рассыпавшись на тысячи пикселей.

Антрис прислонилась спиной к стене. Закрыв глаза, она закурила сигарету, не выходя из помещения школы.

— Мам? — Джулиан перевёл на неё озадаченный взгляд. — Что это значит?

— Либо моя дряхлая система сбоит, Джу-Джу, — она глубоко затягивалась, уничтожив одну сигарету за три затяжки. — Либо Колсон Дирк мёртв.

— Кто здесь?

Строгий, властный голос едва не взорвал хрупкий череп Айрис. Лео исчез, а вместе с ним Соммерос, Керарет и суд присяжных, на котором присутствовали две сотни человек. Айрис схватилась за голову, рухнув на колени, чувствуя невыносимую боль всем своим существом. Продлись эта боль чуть дольше, Айрис размозжила бы себе череп об пол, и впервые не пожалела бы о том, что умрёт молодой.

Но боль отступила, и пространство вокруг наполнила тишина. Айрис огляделась. Она была посреди роскошных, даже немного вычурных покоев. Мебель здесь была сделана из камня, кровать и кресла обиты мягким материалом, со стен свисали яркие цветные гобелены с изображением лесов, гор и рек, на потолке сияли звёзды. Здесь было жарко — огонь горел одновременно в четырёх каминах, пахло травами, кровью и рвотой, хотя неприятные запахи и пытались скрыть благовониями. Здесь не было окон — лишь глухие стены шестиугольной комнаты с одной дверью.

На кровати сидела, свесив ноги, миниатюрная, худенькая женщина. Её длинные белоснежные волосы, доходящие до пола, аккуратно расчёсывало существо, больше похожее на мраморную статую. У неё нездоровый цвет лица, серые мешки под злыми красными глазами, синие губы. Она была великолепно одета — в платье из тончайшего шёлка с окантовкой из белого золота.

— Дитя, — голос женщины звучал так же строго и властно. — Тебе здесь не место. Что ты здесь делаешь?

— Я? — просипела Айрис, когда дар речи вернулся к ней. — Я… потеряла сознание и теперь здесь.

Женщина не ответила. Она дождалась, когда слуга заплетёт её длинные волосы в косу и только после этого встала. Вся в белом, она была похожа на змею со злым взглядом красных глаз и отливающими золотом чешуйками. На ядовитую змею.

— Как тебя зовут? — спросила женщина. Айрис казалось, что её слабый голос двоился.

— М… Мелани, — просипела в ответ девушка.

— Лгунья.

Айрис сжала губы в линию, глядя на неё прищуренными глазами. Она не боялась. Происходящее не может быть реальным, это всего лишь очередное осознанное сновидение, а может и долгая агония умирающего мозга.

— Это не важно, — она стиснула зубы от злобы, вложив в свои слова толику яда. — Ну… а вас как зовут?

— Для тебя — ваше высокоблагородие.

— Я не буду вас так называть.

— Это ещё почему?

— Потому что мы в одной лодке, — тяжело вздохнула Айрис. — Да и вы давно уже мертвы.

Айрис подняла на неё взгляд и увидела, как невозмутимые черты лица женщины исказились ненавистью, страхом и болью. Возможно, Айрис не стоило этого говорить, но её слова поубавили спесь женщины, подействовали на неё отрезвляюще и, казалось, пробудили после долгого сна.

— Как я могу быть мертва, если я стою здесь и разговариваю?

— Вы — мой сон, — Айрис опустила взгляд в пол. — А я тоже умираю. Так что… вы расскажите мне, как здесь всё устроено? Тот ли это Ад, о котором писал Данте?

— Дитя… ты бредишь, — женщина судорожно вздохнула. — Я… я не могу быть мертва! Я же… стала матерью?..

Она сжала руками свой тощий живот. Айрис не была гением медицины, но даже ей было ясно, что ни о какой беременности не может быть и речи. Это тело, как и её собственное, слишком слабое и хрупкое для деторождения.

— ГДЕ МОЙ РЕБЁНОК?!

Айрис зажала руками уши, от боли стиснув зубы. Голос этой женщины, несмотря на её хрупкое телосложение, сотряс прочные стены. Этот вопль ярости и страха мгновенно сменился паникой и скорбью и, закрыв лицо худыми руками, женщина плакала, и её слёзы алой кровью капали на белоснежный шёлк платья.

— Вы ведь даже не попытались его найти, — в ярости стиснула зубы Айрис. — КАК МОЖНО БЫТЬ НАСТОЛЬКО БЕСПОМОЩНОЙ?!

Женщина вздрогнула, глядя на Айрис недоумевающим взглядом. Создавалось ощущение, будто никто в целом мире не смел ей перечить, всем её слабостям потакали, все её слёзы вытирали, а сейчас в её дом ворвалась невесть кто, которая ещё и заявляла, что она мертва. Айрис зажала рот рукой, ожидая, что её сотрясёт приступ кашля. Женщина, наблюдая за ней, повторила этот жест.

— Помоги мне найти его, дитя, — тон женщины был таким, будто бы она делала Айрис одолжение своей просьбой. — И взамен я отдам тебе всё, что у меня есть.

— А оно мне нужно? — просипела в ответ Айрис. — Я просто хочу вернуться домой.

— Где твой дом, дитя?

— В ДРУГОМ МИРЕ! НЕ В ЗАГРОБНОМ!

Она стиснула зубы от обиды и злобы. Поднявшись на ноги, Айрис вновь недобрым взглядом зыркнула на женщину и заметила в её глазах точно такое же выражение.

— Что это за место? — тяжело вздохнула Айрис.

— Авиш. Храм Драриры — Пмило.

— Язык сломаешь, — огрызнулась Айрис. — Вы жрица?

— Жрица? — женщина одарила её очень удивлённым взглядом. — Можешь так меня называть...

— Ну и где вы в последний раз видели своё пузо?

— Пузо? — хамство Айрис, казалось, обескураживало жрицу. — Не помню.

— А что помните?

— Помню, что ждала его появления с того момента, когда на деревьях опали листья и появились вновь. Помню, что мой преступный супруг страшно переживал за меня, боялся, что я не смогу выносить дитя, но мне было всё равно. Я хотела этого. Я хотела, чтобы у него со мной было будущее. Я впервые за всю свою жизнь чувствовала себя счастливой, когда под моим сердцем билось сердце нашего крохи.

— Душещипательно.

— Помню, что Соммерос отправила своего малыша Иного под землю, чтобы скрыть его от богов-всесоздателей, людей и… и... Люциан, конечно же, преувеличивает.

Айрис закатила глаза.

— Он говорил, будто бы Иной оставался в теле грудного младенца первые десять лет своей жизни, — она подняла взгляд к потолку, вспоминая. — Что ненормально и для богов, и для людей. На одном из жертвоприношений Керарет он потребовал у идеального создания поднести его к трупу мужчины, и он… беззубым ртом жевал тугое человеческое мясо.

Айрис вздрогнула, побелела.

— Иной стал расти, — жрица пожала плечами. — Что для богов человеческие жизни? Ему приносили мёртвую плоть, которая очень скоро ему надоела, и он стал поедать людей живьём. Люциан говорит, что его голод неутолим, но… мне кажется, он привирает. Иной — такой обаятельный, улыбчивый мальчик.

— И что же он умеет? — нахмурилась Айрис, анализируя услышанное. — Он же полубог, у него должны быть особенности.

— Разное, дитя. Он может угадать, о чём ты думаешь, может заставить тебя забыть что-то плохое, может привести в движение пластиковых кукол, может поднять мёртвых из могил. Рядом с ним мир кажется не таким жестоким, какой он есть, рядом с ним даже идеальные создания ведут себя, как люди…

Она хотела было продолжить, но заметила, что Айрис перестала её слушать. Она смотрела в сторону, будто бы видела то, чего нет на самом деле, и вскоре жрица тоже услышала два голоса: женщины и мужчины. Женщина тихо всхлипывала, что-то неразборчиво пыталась сказать, но слова давались ей с трудом. Мужчина мягко, ласково её утешал, пытался приободрить. И где-то далеко слышалось тихое шипение аппарата для вентиляции лёгких и отвратительный писк кардиографа.

— Мама, — просипела Айрис, испуганно раскрыв глаза. — Папа. Я же не…

— Кейт, прошу тебя, возьми себя в руки, — мужчина тяжело вздохнул. — Люди в коме всё слышат.

— Она не очнётся, Ульрих! — женщина кричала, в её голосе слышались истерические нотки. — Как ты можешь быть таким оптимистом?! Как ты не поймёшь, что мы должны отдать ей силы?!

— Кейт…

— ЧТО?! — взвилась она. — Это Лео сделал?! Следовало догадаться, что этот урод прибыл на Землю не просто так! Знает, что не победит нас, и поэтому пришёл забрать дочь!

— Кейт, — вздохнул Ульрих. — Лео ничего не стоит уничтожить и тебя, и меня, и весь Сиэтл. В коме Айрис никто не виноват.

— Я виновата. Нельзя тебя слушать. Я отдам ей силы. Целиком. Без остатка. Плевать, что будет со мной, лишь бы моя дочь…

Послышался грохот, возня, треск одежды, где-то вдалеке разбилась стеклянная колба. Айрис слушала, закусив губу, сжав кулаки, глядя в пустоту и ничего в ней не видя. Слёзы текли по её щекам. На её памяти между родителями были серьёзные ссоры, но не настолько, чтобы хоть раз дошло до драки. Мама плакала. Истерично, срываясь на крик отчаяния и боли, кусая пальцы, чтобы хоть как-то заглушить свой голос. Айрис никогда не думала, что мама может быть такой слабой.

— Как ты можешь? — её голос был тонким, дрожащим. — Мы должны помочь ей.

— Не торопись, — он тяжело вздохнул. — Из наших детей Айрис — самая сильная и самая упёртая. Она так просто не сдастся.

— Мы должны что-то сделать, Ульрих. Понимаешь? Должны…

Он не ответил. Их молчание продлилось недолго. Раздался тихий щелчок, застучали по деревянному полу каблуки.

— Ты? — голос мамы вновь дрогнул, но в этот раз от гнева.

— Без истерик, Кейт, — раздался спокойный, глубокий женский голос. — Во-первых, я остановлю твои силы, во-вторых, давай устроим разборки не в стенах больничной палаты.

— Да как у тебя хватает наглости быть здесь? Убийца…

— Ты права, — ответила незнакомка. — Не хватает.

— Я её попросил продолжить наблюдение за Айрис, — холодно отозвался Ульрих.

— С ума сошёл?

— У тебя на уме есть врач получше, Кейт?

— Я хочу помочь дочери, а ты отдаёшь её Доктору Смерти?! Ульрих, ты рехнулся?!

— Заткни пасть, Кейт, — прохладно ответила Антрис. Айрис вздрогнула, ощутив сквозь глубокий сон, как холодные пальцы коснулись её руки. — Если ты не знала, люди в коме всё слышат, но ответить не в состоянии. Зная тебя, я почти уверена, что своими словами ты отбила у девочки всё желание жить.

Мама не ответила. Айрис услышала короткий всхлип, сорвавшийся с её губ.

— Антрис, — устало проговорил папа. — Я… спасибо, что согласилась помочь.

— Подотрись своей благодарностью. В отличие от вас двоих, я хотя бы пытаюсь что-то сделать, а е просто наживаюсь на идиотах из Авиша.

Последовала пауза. Айрис уже полагала, что их разговор подошёл к концу, как вдруг ощутила, будто бы её обдало холодом. Если бы она видела происходящее, то от полных ненависти взглядов ей бы стало по-настоящему страшно.

— Почему Никс Макграт, наша зыбкая надежда, наша Соммерос так слаба, когда по соседству с ней живут беглые инквизиторы? Почему какой-то мутант убивает людей посреди бела дня, лишает их глаз, и ни один из вас не шелохнётся, чтобы его остановить? Как вы, борцы за жизни своих детей, добились того, что рядом с моим сыном живёт идеальное создание? И, самое главное, как вы могли допустить моё возвращение на Землю? — Антрис ударила кулаком по столу, её голос звенел сталью. — КАКОГО ЧЁРТА СО МНОЙ СРАЖАЛИСЬ ДЕТИ, Я ВАС СПРАШИВАЮ, ДВА НИЧТОЖЕСТВА?!

Ей не ответили. Сказать было нечего, и даже Айрис понимала, насколько права эта женщина. То лицо старого водителя автобуса с кровавыми сгустками вместо глаз всё ещё преследовало её в кошмарах, и ведь никто, кроме Никс и её кота, не оказался способным помочь обыкновенным людям. Родители молчали, Ричард спокойно сидел, сложа руки, в то время как Айрис грозила беда.

— Мне не нужны ваши оправдания, — холодно продолжила Антрис. — Не хочу, чтобы ваша дочь слышала, какими вы жалкими можете быть. Решили не вмешиваться в жизни людей, тогда не лезьте в мою работу. Как только девочка очнётся, всё, что она скажет, будет в моём новом научном проекте.

Айрис судорожно вздохнула, услышав это. В неё не верили родители, мать и отец были в полном отчаянии, но поверила Доктор Смерть — та, кто собиралась жестоко расправиться с Джулианом на глазах у Никс. Кто она? Что представляет из себя? И действительно ли она тот жестокий монстр, который хладнокровно способен убить человека?

— Я… — папа помедлил. — Я постараюсь помочь Никс со способностями. Но… из меня ужасный учитель.

— Я потренирую Линн, — сдалась мама. — И Колсона. Наши способности должны гармонировать.

Антрис не ответила. Айрис вслушивалась долго, но разговор они так и не продолжили.

— Ладно, — вздохнула Айрис, отряхнув руки, чувствуя, будто они испачканы. — Жрица, нам пора. Попробуем найти твоего ребёнка.

* * *

Всё своё свободное время Никс проводила в Авише.

Здесь было по-прежнему невыносимо жарко, часто земля уходила из-под ног от постоянных землетрясений и извержений вулканов, время от времени её чуяли каменные твари и бросались в атаку, мерзкие пищащие растения цеплялись за ноги и пытались повалить на землю. Она быстро поняла, что если расположиться в пещере, то можно избежать части неприятных моментов, которыми полон Авиш. С неба не льётся кипяток, звери сюда не пролезут, и кроме матерящихся грибов некому потревожить шум её беспокойных мыслей. Разве что редкие вздохи мужчины, мечтающего о смерти.

Его звали Магнус, и больше о себе он не собирался говорить ничего, лишь возмущался, что Никс заняла его пещеру, и теперь всем своим видом отпугивает смерть. Никс его не слушала. Она тоже ложилась на подстилку из мягких мелких грибов, смотрела в потолок и запрещала себе закрывать глаза.

Потому что, стоило ей закрыть глаза, как перед мысленным взором тут же возникало лицо Джулиана.

Тогда он целовал долго, а Никс так и не нашла в себе смелости, чтобы сопротивляться. Ни на что не нашла смелости. Её язык оставался вялым и неуклюжим, несмотря на резвую и игривую ласку Джулиана. Когда их губы разъединились, он лукаво улыбнулся, услышав её разочарованный вздох. Он краснел, в его глазах появился странный блеск озорства, и в этот момент он казался Никс невероятно красивым.

— Не думал, что ты даже целоваться не умеешь, — произнёс он. Его голос дрожал, дыхание сбилось.

Никс не ответила. Лишь сжала губы в линию, спиной вжавшись в кресло.

— Ну так что? — он едва заметно улыбнулся. Ему проще было взять себя в руки. — Я пристаю к тебе. Ты довольна?

Никс почувствовала, будто ей наступили на горло.

— Судя по твоему лицу, очень, — он лукаво улыбнулся. — Продолжим? Я хочу оставить поцелуем след у тебя на шее.

— ПРЕКРАТИ! — Никс закрыла лицо руками, уткнувшись головой в колени. — Не… не делай этого.

— Успокойся. Не буду.

Никс трясло. Она смутно осознавала, что бояться ей нечего: это всего лишь первый поцелуй. Другие, менее трусливые девушки, куда смелее прощаются с девственностью, а она боится очередной издёвки от человека, к которому испытывает взаимную ненависть.

— Будешь пиццу? — он хамовато улыбнулся, внимательно глядя на Никс, вгрызаясь взглядом в неё.

Никс ответила ему взглядом, полным ненависти и страха.

— Что? — он невинно вскинул брови. — Уже почти вечер, а я не обедал.

Никс от злобы стиснула зубы, крепко обняв себя за плечи. Вот, значит, как он решил поступить? Забрать её первый поцелуй, а после делать вид, будто бы ничего не было? И чего он добивается своим безразличием? Что Никс вновь взбесится, накричит на него, ударит? Что ж, он добился своего. Никс взяла с кресла маленькую декоративную подушку и, что было сил, бросила в Джулиана, но единственным, что выбила из него, был смех.

И с тех пор Никс не могла успокоиться. Она не спала, не ела, даже не была в школе. Просто смотрела в потолок пещеры с матерящимися грибами, убивая время в Авише.

— Твоя печаль вибрирует в воздухе, — услышала она рядом с собой уставший голос Магнуса. Она не слышала, как он подошёл. — Что случилось?

— Почему тебе вдруг это стало интересно?

— Не знаю, — просто ответил он. — Может быть, сила привычки. До обретения способностей я был обыкновенным детским психологом.

Никс приподнялась и вновь оглядела его с головы до ног. Обыкновенным Магнуса точно нельзя было назвать. Его длинные белые волосы заплетены в пышную косу, свисающую ниже колен, чёрные глаза сияют подобно звёздам на мертвенно-бледном лице. Прямой нос, высокие скулы, волевой подбородок, и такая смертельная усталость во взгляде, что этого человека становилось по-настоящему жаль. Он был одет в белый плащ, серый жилет, белую рубашку, брюки и ботинки. Он не был похож ни на самоубийцу, ни на детского психолога. Скорее, на принца из волшебной сказки.

И на его груди чернел, точно вобрал в себя всю тьму, кулон в форме кошачьей лапки.

— Э? — Никс удивлённо вскинула брови, указав на его кулон. — Ты как выживаешь без маски?

— Очень просто, — тяжело вздохнул он. — Выживаю, потому что никогда не получаю того, чего хочу. В данном случае — смерти.

— Это способность такая?

— Это умозаключение, — он тяжело вздохнул. — Как видишь, довольно верное.

— А что насчёт способностей? — Никс наклонила голову набок, готовая слушать.

— В прошлой жизни я был учителем, — он тяжело вздохнул, — и надеюсь, будущая мне не уготована. Так что мои способности связаны с воздухом и светом. Я не изучал их. Более сведущие люди называют мои силы кислородной катастрофой.

— Слишком мало воздуха?

— Слишком много воздуха, — поправил он. — До того много, что можно дышать под водой и при пожаре, но если этого нет, то лёгкие мгновенно сгорают. Правда замечательно? Вот только на меня не действует.

Никс удивлённо вскинула брови, глядя на него. С Магнусом, несмотря на его эксцентричность и навязчивую идею, было легко забыться. Трудно думать о своих проблемах рядом с человеком, который в любую секунду может встать и повеситься.

— Ну а кто ты такая? Судя по твоим сексапильным рожкам и кожаному костюму — стриптизёрша.

— Ну конечно! — взвилась Никс. — Не мог придумать ничего более оригинального?!

— И всё-таки?

— Я не помню прошлой жизни, — Никс нахмурилась. — Но все вокруг твердят, что я — Соммерос.

— Та самая? — лицо Магнуса не отразило никаких эмоций. — Сомневаюсь. Великая Со была из тех, кто получал от жизни всё, требовал большего и никогда бы не повторил сначала. А кто тебе всё это рассказал, Со?

— Л… Линн, — голос Никс дрогнул. — Та, что переродилась из Керарет.

— М-м-м, вот как.

— Что-то не так?

— Не хочу тебя расстраивать, но, вероятнее всего, тебе просто стёрли память и внушили, что ты божество. Эта Линн тесно сотрудничает с Инквизицией, так?

— Ну… да.

— Инквизиция — не то место, куда попадают добрые люди, — он поднял взгляд к потолку. — Иначе туда не попали бы люди, способные заморозить Авиш.

— Ты о Докторе Смерти?

— Может, её и так зовут, — он пожал плечами. — Она спустилась по шахтам в самые глубины Авиша, к ядру планеты… а потом здесь, в моей пещере, стало так холодно, что у меня развалились в крошку руки и пальцы на ногах. Я выходил отсюда, но вокруг была снежная пустыня, и по поверхности, скрежеща когтями и выискивая новую жертву, ползал Иной. Трупы не гниют при такой сильной заморозке, так что ему на поверхности очень понравилось.

— Сколько же ты здесь сидишь? — прохрипела Никс.

— Не знаю. Новый Зверь пришёл совсем недавно, — Магнус перевёл взгляд на выход из пещеры. — Может быть, года три назад. Три земных года. До него пять лет царил холод, и планета обрастала кожей Иного.

Никс сжала губы в линию и поднялась под шумные возмущения грибов.

— Расскажи мне. Кто такой Иной?

— Хорошо, — его губы тронула печальная улыбка. — Но сначала сразимся. Покажи мне свои силы. И убей меня заодно, договорились?

Никс оставалось только согласиться.

Магнус провёл пальцами по своему кулону-кошачьей лапке, и его тело окутал яркий, режущий глаз свет. Под хор возмущений в пещере свет собрался в белоснежное шёлковое кимоно чуть ниже колен с витиеватым, вышитым из золотых и медных нитей, драконом, в лёгкие брюки и ботинки, в красные перчатки. На лице у него появилась японская маска с кошачьей мордой.

Никс не сдержала улыбки.

— Мяу, — равнодушно произнёс Магнус.

Вспомнив вечно агрессивную морду лица Ланселота, Никс решила, что в её жизни слишком много котов.

— Покажи мне свою мощь, — выйдя из пещеры, он вдохнул полной грудью жаркий, полный смога и, наверняка, радиоактивный воздух. — Свой лучший удар.

Никс сосредоточилась, подняв взгляд к чёрному небу. Раскат грома обрушился на беспокойную поверхность разрушенного мира, копья алых молний пронзили небо, грязный воздух, скалистую местность. Закрыв глаза, направляя пальцами ветер и молнии, Никс сосредоточилась на одной точке — на высоком дереве перед собой. Раздался грохот, яркая вспышка алого света, и, когда Никс открыла глаза, дерево, часть скалы и трава превратились в пепел.

— Хотел бы я, чтобы моя смерть была так же красива, — Магнус улыбнулся, носком ботинка коснувшись обугленной почвы.

— Да почему ты вообще умереть хочешь?! Ты можешь рассказать?! Вдруг я смогу помочь!

В ответ Магнус только грустно вздохнул.

— Тебе нужно больше знать об Ином, не обо мне, — он поднял с земли обгорелый камешек. — Соммерос забеременела от человека, и за это над ней должны были вершить суд. Вот только судьи не явились на заседание, богиню признали невиновной, а отец ребёнка так и не был вычислен. И по отношению к Со и всей человеческой расе это было проявлением величайшей жестокости.

— Малыш оказался проклят?

— Вроде того, — Магнус отряхнул руки и поднял взгляд на чёрное небо. — Иной — несчастное существо, обречённое на вечное одиночество. Он родился невероятно уродливым, сморщенным и едва сам себя не раздавил твёрдым коконом из собственной кожи. А теперь попытайся уклониться.

— Чт…

Никс не успела даже моргнуть, как на землю обрушился дождь из обжигающего, пронзающего облака света. Падая на каменистую почву, свет разбивался, оседал лёгким облачком горячего тумана, в котором от каждого движения загорались искры, словно в бенгальских огнях. Никс не удалось увернуться. Потоки света оставляли ожоги и шрамы на её коже, выбили из неё болезненный крик. Она воззвала к своей силе, и та окликнула, рассеяв потоки света ураганным ветром.

— Мою силу считали настоящим даром богов, — невесело улыбнулся Магнус. — Ей поклонялись из-за её красоты, считали, что этот свет очищает души даже от первородного греха. Но это всего лишь свет, который может сбить даже ветер.

Он грустно вздохнул, закрыв глаза и прижав сложенные руки к сердцу.

— Но продолжим, — он перевёл взгляд на Никс, с недовольным видом потиравшую заживающие ожоги. — Иной не рос. Ровно до определённого момента, в котором и заключается истинное проклятие богов. Для роста и нормального развития ему требовалось свежее человеческое мясо, и с каждым разом этого мяса было нужно всё больше и больше. Иной жрал и не чувствовал насыщения. Иной пытал людей и не чувствовал удовлетворения. Иной распространял своё семя на верхний мир, мир под облаками и мир в скорлупе, вместо детей женщины рожали гнилых трупов и умирали при родах. Иной не принадлежал ни людям, ни богам, а больше всего ему хотелось принадлежать хоть какому-то обществу.

Никс зажала рот и нос руками, чувствуя жар в лёгких. Лава, до этого лениво текшая в глубоком ущелье, занялась ярким пламенем, а вместе с ней вспыхнула и трава, и деревья, и обувь Никс. Внезапно ей стало понятно, почему Магнус сидел больше десяти лет в пещере и не мог решиться на самоубийство — он боялся умирать один.

Никс закрыла глаза, сосредотачиваясь. Алые молнии вновь пронзили небо, ветер, насыщенный серой и смогом, усилился и уничтожил слабое месторождение чистейшего кислорода.

— Он ненавидел всё живое. В особенности родителей, давших ему его ничтожную жизнь, — губы Магнуса тронула грустная улыбка. — Если ты и в самом деле великая Со, то твоё счастье, что ты не помнишь прошлой жизни. Ведь… твоего сына отправили в тюрьмы подземного мира только после того, как он в ярости взял тебя силой.

Никс побледнела от охватившего её отвращения. Версия, которую скормила ей Линн, была куда милее и проще для понимания. Есть Зверь в количестве одной штуки, есть живые миры в количестве двух штук, есть сила в количестве миллиардов штук, данная людям для защиты одного от другого. Почему никто не рассказывает об ублюдке с эдиповым комплексом? Почему все помнят только Зверя и приписывают ему вину во всех смертных грехах?

— Ты не вынесла позора и ужаса, — продолжал Магнус. — Ты убила себя. Как только твой живот стал заметен, ты приказала палачу, служившему Керарет, разрубить себя надвое. Он был слишком исполнительным человеком. В гневе Керарет заморозила его и разорвала на части, превратив в снежинки.

— Доктор Смерть? — прошептала Никс, сама не зная почему лицо этой женщины явилось перед её мысленным взором.

— М-м-м? Ну, иногда его так называли. Когда на мир под облаками обрушилась чума, он велел запереть заражённые города и сжечь жителей, скот, трупы, даже дикое зверьё. В глазах богов он стал уважаемым человеком, спасителем. В глазах людей — ублюдком.

Магнус провёл пальцами по воздуху, оставляя бледную световую линию. Он рисовал, и чем дольше этим занимался, тем больше его рисунок напоминал китайского дракона.

— В своей тюрьме Иной сводил людей с ума. Он прощупывал их сознание, создавал ложные воспоминания, стирал память, заставлял делать отвратительные вещи, — он закрыл глаза, тяжело вздохнув. — И всё это скрывали от Драриры и Керарет. Драрира, несмотря на слабое здоровье, тоже понесла ребёнка от человека.

— Её опыт сестры ничему не научил? — Никс стиснула зубы, глядя на растущего от сил Магнуса дракона.

— Она умирала. Её одежды пачкались, её кости разрушались, с неё без конца струился пот и тускнел магический свет в глазах. Драрира держалась только благодаря любви самого дорогого ей человека. Я знал его лично. Он ненавидел себя за то, что послушался её и разделил с ней ложе.

Дракон взвился и устремился в небо ярким, сияющим лучом. В чёрных облаках он вырос, и теперь его тело, казалось, занимало весь небосвод.

— Как они связаны с Иным?

Магнус тяжело вздохнул.

— Иной знал о болезни Драриры, но не мог к ней приблизиться, пока не подошёл срок появления ребёнка. В тот самый миг, когда дитя сделало первый вздох, когда оно всё ещё было в алой крови матери, кривые зубы Иного вонзились в его плоть.

Никс сжала руками рот. На этот раз её одолел не жар в лёгких, а приступ тошноты. Она чувствовала, что от этой истории, рассказанной безразличным тоном, все её внутренности переворачиваются. Чувствовала, что вот-вот её вывернет наизнанку. Это и случилось. Она не ела уже несколько часов, и потому из желудка вырвалась обжигающая горло желчь.

— Драрира видела это, — беспощадно продолжал Магнус. — И тогда сама идея жизни стала ей отвратительна. И, когда это случилось, ей принёс избавление тот, кого она любила больше жизни.

— Откуда ты, чёрт возьми, всё это знаешь?!

— Чувство вины не позволяет мне забыться, долг не позволяет умереть, — дракон, сиявший золотом в небе, набрал в лёгкие воздух, и на землю обрушился горячий, полный света и искр дождь. — Я был тем идеальным созданием, которое должно было обучать Иного, следить за ним, заботиться о нём. Я был тем, кто поднёс младенца к первой в его жизни настоящей трапезе. И я же… тот, кто уничтожил Авиш, единственный из всех идеальных созданий переродился в теле человека, — по его щекам скатились две тяжёлые слезы. — Ты говоришь, что ты — богиня Соммерос. Пожалуйста, богиня под облаками, прекрати мои мучения.

— Магнус…

— Ни одно животное не испытывает такой вины, как человек, — он вцепился пальцами в белоснежные волосы, рвал их, до крови прикусив нижнюю губу. — Я столько ждал, когда Зверь убьёт меня! Ждал, пока не начал умолять его сжечь меня дотла! А он лишь проходил мимо. Он слишком великодушен для такого ничтожества, как я!

— Магнус! — прикрикнула на него Никс, заставив опомниться и замереть. — Что было дальше?

— Дальше? — голос Магнуса дрожал. Слёзы душили его. — Люди Авиша обезумели. Из могил поднимались гнилые трупы, живые люди ели друг друга живьём, и от их оглушительного смеха звенело в ушах. Лишь в мозг одного человека Иной не пустил свои кривые когти. Его любила Драрира. Он сжёг дотла её тело, и тело их маленькой девочки, чтобы они не достались Иному. Он пробудил все вулканы и поднял из недр Авиша магму, он сжёг кожу Иного так, что тот больше не способен восстановиться, он разрушил этот мир, чтобы спасти остальные. И зовут его…

— Зверь, — завершила Никс.

— Верно. А теперь… давай ты просто умрёшь с этим знанием?

Золотой дракон, выдохнув сноп искр и пар, поднялся выше, утонув в тёмных облаках, точно в океане, и его утробный рык заставил Никс похолодеть. Ей вспомнились Том и Антрис, вспомнилась вся та боль, которую испытывало её тело от жестоких, потерявших человечность врагов, вспомнилось вездесущее чувство собственного бессилия. Дракон. Она не смогла ничего противопоставить обыкновенному снегу, а тут целый, настоящий, огромный дракон.

Набрав высоту, мифическое создание, сотрясая воздух и землю, летело на Никс, широко разинув сияющую пасть.

Никс закрыла глаза, сжавшись в комок. Её обдало невыносимым жаром, пламя вспыхнуло вокруг неё жарким ореолом, не причинив ей никакого вреда. Она открыла глаза и увидела перед собой широкую спину в красной толстовке с накинутым на голову капюшоном.

— Ты? Я ждал тебя… — давя из себя болезненную улыбку, произнёс Магнус. — Какое счастье!

— Что ты ей наплёл, уёбок? — бесцветным, лишённым каких-либо эмоций голосом произнёс парень. — А?! Я УЖЕ ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ ЗАЛИЛ ТЕБЕ В ПАСТЬ СВИНЕЦ!

— Л… Лео? — просипела Никс.

— Лео, — подтвердил он, глядя на потупившего взгляд Магнуса. — Ты как?

— П… — Никс прокашлялась, пытаясь подняться н негнущихся ногах. — Почему никто не рассказывает правды?

— О какой правде ты говоришь? — Лео сощурился, глядя на неё.

— О Звере. Почему его выставляют злодеем? Почему мы непременно обязаны его остановить?!

Лео промолчал, опустив голову. По одному его блуждающему взгляду Никс поняла, что сейчас ему не до этого. Он медлил с ответом, точно собираясь с мыслями, и когда Никс уже потеряла надежду добиться от него хоть одного слова, произнёс:

— Зверь не хочет, чтоб его жалели. Убивайте его. Уничтожайте. Презирайте, — он резко протянул руку к Магнусу и одним сильным жестом содрал маску с его лица. — Он только сильнее станет.

Никс похолодела. Глаза Магнуса остекленели, он упал в траву, и его тело, такое бледное и безвольное, превратилось в яркий, мерцающий и прекрасный, точно северное сияние, свет. Ветер, подхватив эти золотисто-зелёные лучи, вознёс их к небу и укрыл в чёрных тучах.

Маска в руках Лео потеряла форму и превратилась в сияющий шарик.

— Т… ты…

— Убийца, — кивнул Лео, бросив в руки Никс этот тёплый, обжигающий сгусток энергии. — Пользуйся. Можешь усилить себя, можешь отдать другому — мне всё равно. Собралась побеждать Зверя, так сделай это. И не сдохни от очередного фейерверка.

Никс смотрела на шарик энергии, который ещё минуту назад был кулоном в форме лапки, и не могла сообразить, что же ей сейчас делать. Бросить им в Лео? Принять? Что было бы правильно?

— Ты… ты спас меня, — просипела Никс.

Лео молчал.

— И ты же… отдаёшь мне силы… Зачем?

Он скосил на Никс взгляд, и в его глазах она увидела столько печали, что от жалости у неё сжалось сердце.

— Я бы очень хотел, чтобы Зверь был мёртв, — его голос казался бесцветным. — Да и сам Зверь давно хочет умереть.

Никс испуганно прижала кулон к сердцу.

— А теперь вон отсюда, — предупредил он. — И приготовься. Скоро похороны.