Пациент Х (гет)

Всего несколько недель прошло с Великой Битвы. Пару дней назад Гермиона вернулась из Австралии, куда она поехала повидать своих родителей и где с огромным облегчением вернула им воспоминания.

Мистер и миссис Грейнджер все же еще сомневались, стоит ли им возвращаться обратно в Англию. Несмотря на понимание, что все их настоящие прошлые годы прошли именно в Англии, а не в Австралии, жизнь, которую они успели выстроить здесь, была для них как-то ближе, а та, в Англии, — всего лишь приводящими в замешательство воспоминаниями. В Мельбурне они вдвоем открыли клинику, научились ценить сам город и людей.

А Гермиона, рассказавшая им, что собирается вернуться в Хогвартс, чтобы все же получить свой диплом, совсем в них не нуждалась.

Мистер и миссис Грейнджер полагали, что она сможет навещать их в любое время. «Настолько талантливой юной волшебнице наверняка ничего не стоит аппарировать, или как это правильно называется», — думали они.

Так просто все, конечно, не получилось бы, но Гермиона чувствовала себя настолько счастливой оттого, что снова увидела свою семью, что готова была переносить определенные трудности ради дальнейших встреч. Поэтому она улыбнулась, кивнула родителям и пообещала навещать их так часто, как у нее будет получаться.

Возвращение в Англию выдалось менее приятным, так как вместе с мистером и миссис Грейнджер Гермиона лишилась и дома, а потому была вынуждена переехать в Нору.

Внезапно все кошмары прошедшей войны, все потери снова предстали перед ней во всем своем ужасе. В Австралии ей удавалось делать вид, что ничего плохого не случилось, что она — всего лишь обычная девушка, которая приехала на время каникул к родителям. Теперь же Гермионе снова пришлось осознать, насколько это все было далеко от истины.

Фред, Люпин и Тонкс мертвы. Многие ее сокурсники тоже погибли. Исчезли, как будто их никогда и не существовало. Каждую ночь ее преследовали кошмары. То, что они пережили вместе с Роном и Гарри — голод, холод, постоянная боязнь за свою жизнь, тревога за близких, вечный страх и невозможность узнать, что предпримет Лорд Волдеморт, кого тот решит лишить жизни следующим, — не отпускали ее до сих пор.

Стоило только погасить свет, и перед Гермионой проплывали лица погибших во время Битвы за Хогвартс. Просто знать, что кто-то мертв — это совсем не то, что увидеть труп своими глазами: отвратительный запах горелой плоти, изогнутые под невероятными углами мертвые тела. Сломанные, словно куклы. Все это никак не желало оставить Гермиону в покое. И не только ее: Гарри и Рон едва ли справлялись с пережитым лучше. Кем они были?

Детьми, которых заставили слишком быстро повзрослеть.

Но они старались не говорить об этом. Они остались лучшими друзьями и обсуждали все на свете, но о том, самом ужасном году, никто из них так и не решался начать беседу. Рон с каждым днем становился все более замкнутым и угрюмым. Он не принадлежал к тем людям, которые любят поговорить о своих тревогах. В семье Уизли был траур: все скорбели о погибшем Фреде.

И именно поэтому Гермиона должна была на что-то решиться. С одной стороны, ей необходимо было нечто, чтобы отвлечься, потому что мрачные мысли, крутившиеся в ее голове, рано или поздно однозначно свели бы ее с ума. С другой стороны, она могла уже сейчас заняться чем-то полезным. Например, поработать волонтером с больными, и это, исходя из того, что она твердо решила учиться на целителя, могло стать для нее идеальной практикой.

Из-за небывалого наплыва пациентов больница была вынуждена в три раза увеличить количество кроватей. Число же целителей и их помощников осталось практически прежним. Поэтому в каждом выпуске «Ежедневный Пророк» призывал волонтеров для помощи раненым. А Гермиона хотела помочь.

Это было бы правильно. Работа — вот лучший способ отвлечься. И так она могла хотя бы немного приглушить чувство вины, ведь она, в отличие от многих, смогла пережить эту войну.

Но кроме работы ей было необходимо подумать и о проживании. Потому что Нора, как бы сильно она ни любила родню Рона, не была ее домом. Да и для Гарри и всех Уизли там было слишком тесно. Решившись, Гермиона вместе с друзьями обошла почти весь Лондон, чтобы наконец найти и снять недорогую квартирку, а точнее, всего лишь комнату в оной. Школа должна была открыться только через три месяца, а до тех пор Грейнджер требовалось где-то жить. Возможно, в любой другой год ей пошли бы навстречу и позволили пожить в Хогвартсе. Но не сейчас. А все из-за войны. Многое нужно было отстраивать заново, магическую защиту требовалось обновить.

Делая покупки в Косом переулке, Гермиона видела разруху. Большинство магазинов было закрыто. И даже Олливандер, который сейчас был жив и здоров, хотел после всех кошмаров войны хотя бы немного отдохнуть.

Гарри приходилось хуже остальных. Гермионе не нужно было спрашивать, чтобы понять, что его гложет еще более сильное чувство вины, чем ее или Рона. Не из-за него ли велась эта война? Мог ли он хоть что-то изменить, если бы в какой-то момент принял другое решение?

Снова и снова он неосознанно тер шрам и глядел ничего не видящим взглядом в пустоту. Однажды Гермиона не выдержала и отвела Гарри в сторону.

— Скажи, почему ты постоянно трешь шрам? И о чем ты думаешь все время? — задала она вопрос выработанным годами заботливым, почти материнским тоном.

Гарри передернул плечами.

— Я не знаю. Я чувствую себя так странно. Волдеморта больше нет. Годами он преследовал меня, теперь же все позади. Мы победили. И что дальше? Я имею в виду, это было моя задача — убить Волдеморта. Я же был Избранным. Задача выполнена. Он мертв. С вашей помощью. А сейчас? Хоть кто-то из нас думал, кем мы еще можем быть, если не врагами Волдеморта? Мы выполнили то, что от нас ожидали. Мы, я, должны гордиться собой. Но я чувствую себя опустошенным. Это как бы… я не знаю… как будто моя душа мертва. Все пусто.

Гермиона задумчиво кивнула.

— Мы стали другими. Мы больше не те подростки, которые отправлялись на Войну.

— Ты права. Мы изменились. Мы стали жестче, решительнее, но теперь все позади. И я думаю… такие, какие мы есть, подходим ли мы вообще для школы?

Они снова подошли к остальным, и Гарри взял Джинни за руку.

— А я? — вздохнула младшая Уизли. — Вы относитесь к школе серьезно, потому что вас там весь последний год не было. Вам не приходилось выполнять отвратительные, бесполезные задания. Не приходилось бояться телесного наказания за неправильный ответ или не понравившийся Кэрроу взгляд. Я не знаю, как смогу вернуться в школу после пережитого.

Гарри обеспокоено посмотрел на Джинни и утешающе положил ей руку на плечо, но ничего не сказал. Видимо, не желал разрушать иллюзию того, что пережитое ею в Хогвартсе можно было сравнивать с гонкой в поисках хоркруксов.

— Когда я вижу, сколько всего он разрушил, скольких он убил… Добби. — Гарри сглотнул. — Я часто думаю о Снейпе… Я не знаю.

Рон кивнул и уселся рядом с друзьями на лавочку.

— Да, разве это не жутко? Кто бы мог подумать… И все же он всегда вел себя как ублюдок. А оказался героем.

— Сейчас я бы чувствовал себя намного лучше, если бы он пожил хоть чуть дольше, чтобы я мог ему сказать… поблагодарить его. Мы считали его предателем.

— Он хотел, чтобы его считали предателем. Так ему было проще, Гарри, — проговорила Гермиона, и ребята согласно кивнули.

— Да, кажется, ему повезло. Для него все уже позади, а мы должны жить дальше с чувством вины и знать, что уже ничего не исправишь, — пробормотал Гарри и помассировал шрам.

— Не знаю, кажется, он уже не должен болеть, правда? Но всегда, когда я думаю о Волдеморте, моя рука сама тянется к нему.

— Фантомные боли, — со знанием дела произнесла Гермиона. — Ты слишком привык к этому, и должно пройти немало времени, пока у тебя исчезнет привычка.

— Это все так странно, — проговорил Гарри, поднимаясь. — Как может один человек принести так много боли в мир? Он был чистым злом, — скривился Поттер. — А когда я думаю о том беспомощном, уродливом существе, которое я видел на Призрачном вокзале… Правда ли это именно то, что с ним стало? — спросил Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь, и повернулся к друзьям. — И он никогда ни в чем не раскаивался. Никогда. Не было даже малейшего сомнения в своей правоте. Чистое зло. И ни одной положительной мысли по отношению к кому бы то ни было. Как может человек стать таким? Я имею в виду, мое детство тоже было далеко не идеальным, но я же не стал кровожадным монстром?

Рон откинулся на спинку и почесал живот.

— Да все равно. Он мертв, и если сейчас он горит в аду, то заслужил это.

Все четверо кивнули. Да, Волдеморт действительно заслужил самое жестокое наказание. Кажется, это было именно тем, что смогла изменить в них война: они научились ненавидеть.