Birds of a feather (джен)

Рико оказалась девочкой достаточно своенравной, с характером. Во многом ее действия были категоричными, что вызывало интерес. С моей стороны это было продиктовано желанием следовать за кем-то более уверенным, а для Ханны — возможностью получить разумное объяснение: Рико не по годам мудро рассуждала. В остальном она была простой девочкой со своими интересами и мечтами, о которых мы узнали уже намного позднее.

После похорон прошло около двух недель. Время летело с невероятной скоростью, и к тому моменту мы уже думать забыли о событиях в церкви. Вместо этого нас заняла школа и домашние обязанности, а потому самым плодотворным временем для общения оставалась дорога домой.

— Слушай, — начала я, — давай завтра к речке сходим? Пообедаем там, а то скоро начнет холодать. Мы всю весну собиралась.

— Я бы с радостью, но завтра брат приезжает, у него день рождения, нужно быть дома.

— Прямо целый день? — с надеждой поинтересовалась я, но увидев, взгляд Ханны, откровенно приуныла. У меня самой редко когда намечались семейные дела, а потому не всегда удавалось легко понимать Ханну.

— Он и так давно не приезжал, поэтому я буду занята все выходные.

Кажется, мое разочарованное лицо настолько напрягло Ханну, что она пообещала следующие выходные провести вместе наверняка. Выбирать не приходилось, но я не оставляла надежд и, как оказалось, не зря. Едва я успела пообедать дома в тот же день, как раздался стук. На пороге оказалась моя подруга с бидоном в руке:

— Мама решила готовить к приезду Юджина торт, но закончилось молоко. Пойдешь со мной?

— Сейчас, я быстро!

Моя же мама приходила с работы куда позднее, а потому я не волновалась и с готовностью покинула дом, прихватив по пирожку для себя и Ханны:

— Тебе с горохом или картошкой?

— С картошкой.

— Почему не с горохом?

На самом деле это была та ситуация, когда хочешь казаться вежливым, предоставляя выбор, но собеседник все равно делает неверный, и мы обе знали почему.

— Не хочу потом воздух портить, — влет подтвердила Ханна.

— Ты думаешь, его тут достаточно для этого?

— Не горю желанием проверять, но ладно, давай.

Это показалось мне достойной дружбы самоотдачей, а потому я протянула ей угощение с картошкой:

— Да брось, держи этот.

— Нет, давай горох.

— Ты серьезно?

Какое-то время мы еще бодались на ходу, споря о пирожках, пока это не надоело, и каждая из нас не съела свой: я гороховый, а Ханна с картошкой. В конце концов, они оба были вкусными. По ходу дела я уточнила, куда же мы все-таки идем, ведь для рынка уже было поздно. Тогда Ханна и пояснила, что ближе к черте города некоторые держат свое хозяйство, а там купить у кого-то свежий продукт не проблема. Идти оказалось не совсем близко, что заставило начать беспокоиться, и на черте «мама убьет, если узнает» мы достигли пункта назначения.

— Тут рядом живет мой дядя, поэтому я хорошо знаю дорогу, — ответила Ханна, поясняя, как вечно строгий папа мог бы отпустить столь далеко. Уже там нам подсказали точный двор, и мы боязливо замаячили близ забора. Просто заходить казалось невежливо, а в поле видимости никто не попадался.

— Наверное, нужно зайти и постучать.

— Да.

Только вот на этом вся наша решимость иссякла, и мы принялись выдумывать максимально вежливые способы привлечь внимание, хотя постепенно склонялись к тому, что, возможно, дома никого нет.

— Вы за молоком? — обернувшись, мы увидели ту самую девочку с похорон, которая спокойно зашла во двор с небольшим мешком.

— Ага, нужно немного, — отозвалась Ханна и показала на кувшин.

Если нас и узнали, то виду не подали: девочка устало позвала за собой, а после взяла бидон с деньгами и отправилась в дом. На какие-то время мы были предоставлены сами себе и принялись осматриваться. Кое-где показывались куры, а специфический запах навоза намекал на более широкое хозяйство. Не многие могли позволить себе держать животных, и потому такая возможность расценивалась как своего рода достаток.

— Ханна, ты хотела бы так жить?

— Я не уверена, это очень много времени и сил. Наверняка же тут есть корова.

В подтверждение ее слов должно было бы раздаться мычание, но вместо этого мы услышали ржание лошади. Оно было где-то близко, явно не за пределами двора.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

Мы обе боязливо прошлись вдоль дома, чтобы заглянуть за угол и подтвердить свои догадки. Недалеко виднелся амбар, подле которого лежал стог сена, а рядом стояла изумительного, как нам всегда чудилось, вида лошадь. Приятной гнедой масти, она ничем не отличалась от тех, что мы видели обычно, только это не отменяло нашего интереса. За рассматриванием нас и застала хозяйка двора.

— Можете подойти ближе, если не боитесь, — сказала она, вручив кувшин Ханне, чем очень нас обрадовала. Лошадь совершенно увлеченно щипала истоптанную траву близ амбара и не реагировала на нас троих.

— А как зовут? — задала я привычный вопрос, когда девочка принялась гладить кобылу.

— Пенни.

— А тебя?

— Рико. — В этой завидной близости к лошади она, кажется, как-то успокаивалась, ведь на её лице появилась улыбка.

— Это Ханна, — тут же представила я подругу, а потом назвалась и сама. Теперь ситуация стала выглядеть естественнее. Думаю, все понимали, что упоминать обстоятельства, при которых мы познакомились, не стоило, как и давать любой намек. И хотя мы прежде виделись с Рико только один раз, она выглядела очень вымученной. Это вынуждало осторожнее подбирать слова, ведь можно было только догадываться, чем обусловлено такое состояние.

Рико одобрительно кивнула. В своей немногословности она порождала для меня больше вопросов, чем ответов, что немного волновало, и я сама принялась спрашивать о лошади, пока Рико не ответила в какой-то момент:

— Сейчас Пенни без работы, у неё скоро выжеребка.

— Выжеребка? — в один голос заголосили мы с Ханной, не совсем понимая, как это должно происходить.

— Вы думали, лошади из лесов приходят?

— Да как-то особо и не думали, — призналась Ханна, побуждая Рико к поучительной лекции. Это произвело на нас неизгладимое впечатление, после которого новая знакомая возводилась в ранг небожителей, а после я обратилась к Ханне:

— Эй, мы всё ещё хотим разводить лошадей?

Услышанное не осталось без внимания Рико:

— То есть вы даже не поинтересовались? Вряд ли с таким отношением у вас что-то получится.

Это звучало обидно, и мы почувствовали себя немного виноватыми, но готовыми исправить ошибку. Если бы она сказала это без предварительного экскурса, то я бы и обращать внимания не стала, но теперь:

— Тогда можно будет помогать тебе?

— С чем?

— Ну, наверное, лошади же трудно перед тем, как появится эм... жеребёнок.

— Я бы не сказала. Она…

Однако Рико смотрела на наши лица, решаясь, а потом, словно обреченно, изрекла:

— Думаю, иногда ей нужно повышенное внимание, если вы уверены, что справитесь.

Моему восторгу не было предела, и я ожидала подобного от Ханны, но она ответила:

— Если взрослые дома разрешат приходить, то с удовольствием.

— Зачем тогда было просить? — резонно подметила Рико, и я окончательно расстроилась. Решая за себя, я сразу подразумевала и Ханну, но это так не работает, она была права. В конечном счете мы пообещали, что спросим разрешения у родителей иногда приходить и отправились домой. Меня одолели противоречивые чувства, но я намеревалась как можно скорее разобраться с этим. Мой энтузиазм явно не вписывался в рациональность Ханны и ответственность Рико. Со временем мы стали понимать, насколько важно для нее поступать добросовестно по отношению не только к взрослым, но и всем людям.

Как ожидалось: отпускать нас никто не горел желанием, особенно когда нужно было подготовиться к наступлению холодов. В это время года часто приходилось делать запасы провизии, утеплять дом и надеяться, что зима пройдет без потерь, так как участились случаи грабежей — достать еду становилось сложнее. Моя мама работала швеей, и ближе к зиме у нее всегда хватало заказов, отчего простейшие заботы по дому становились моей обязанностью. Свободные часы или выходные обретали особенную ценность, мне хотелось как можно быстрее расправиться с чисткой посуды, своими учебными делами и оказаться на улице. В другие дни мама посылала меня помогать старой семейной паре: некогда мы снимали у них комнату для проживания. Старики же часто благодарили не только словами, но и овощами или крупами, будучи рады вниманию. Порою людям так не хватает тепла или внимания, что, не способные получить это, они выбирают ошибочный путь, прибегая к жестокости — в нашем окружении подобное происходило повсеместно, гранича с потребностью защищаться. Трудно было встретить торговца, улыбающегося по иной причине, нежели выгодная сделка, мало в какой таверне встречали посетителя без корысти, а нищие и вовсе пропадали со временем. Озабоченные, часто встревоженные, горожане занимались своими проблемами, а потому любое проявление искренности воспринималась ожесточенно или же чрезмерно благоговейно. Становилось неловко уходить от стариков, они много раз повторяли, насколько им одиноко, а новые жильцы угрюмы. И, силясь хоть сколько-нибудь отблагодарить их за проявленную в свое время доброту, мама или я навещали пару, делая для них покупки. Позднее это стало привычкой, и взамен мы тоже получали продукты.

Так проходил день за днем, привнося ожидание неизменного и холодный воздух с севера. И хотя до зимы всё ещё было далеко, мы беспрестанно хватались за время, отведенное последним солнечным дням. В один из таких дней нам удалось выбраться к дому Рико, надеясь встретиться. На этот раз родители были предупреждены, а мы с чистой совестью шествовали по улицам, болтая:

— Я слышала, что для верховой езды должны быть сильные ноги и выносливость.

Мне пришла в голову мысль:

— Давай будем тренироваться, когда подрастем? Хотя было бы здорово уже начать, чтобы потом всех удивить.

— Не все же с первого раза умеют ездить и...

— Садись!

Ханна непонимающе посмотрела на меня, когда я расставила ноги на ширине плеч и с готовностью наклонила корпус вперед. Мне пришлось долго объяснять, что я хочу, чтобы она запрыгнула мне на спину, а Ханне — отнекивается. Наконец мне удалось убедить ее в полезности данной тренировки для нас обоих, и я опустилась еще ниже. Ханна не была крупной, отнюдь, но и я не являлась доходягой, однако стоило Ханне оторвать ноги, как земля непреодолимо стала меня влечь к себе.

— Тебе не тяжело?

На моего внутреннего дракона безумства обвалилась скала:

— Ни капельки!

Признавать, что мне трудно, я вообще не собиралась и с отчаянием голодающего двинулась на встречу с Рико. К счастью, оставалось совсем немного, но пытка самонадеянностью закончилась еще раньше:

— Что вы устроили? — мы пересеклись с Рико близ ее дома, и мне подумалось, что будет здорово показать ей нашу решительность:

— Тренируемся, — с готовностью на выдохе произнесла я и почувствовала, как Ханна сползает со спины. Долгожданное облегчение показалось мне лучшим, чем прохладный погреб в знойную жару.

— Мы подумали, что для езды верхом нужно быть сильными, и решили подготовиться.

Рико строго оценила нас, в частности мое красное лицо, и слегка рассмеялась:

— А лошадка походу сдохла.

— Ничего подобного, — это прозвучало настолько вымученно, что мне пришлось замолчать, дабы не увязнуть в этом позоре ещё больше.

Возможно, такая наша черта дружбы с Ханной, когда жажда к лучшему находит проявление в глупой самоотдаче, и нравилась Рико, иначе мне сложно понять ее благосклонность. Будучи старше нас на пару лет, она странным образом умела перенаправить эту энергию в нечто более разумное или практичное.

— Возьмите домой яйца, — сказала она нам в один из вечеров, когда мы возвращались к родителям.

— Но зачем?.. — поинтересовалась Ханна за нас двоих, а Рико серьезно ответила:

— Вы, может, пока неумехи, но все равно тратите своё время тут и помогаете с Пенни. К тому же мама настаивает. Берите, пока дают.

Она сказала это так безапелляционно, что мы и думать забыли о наличии других вариантов, поскорее приняв корзину. Стоит ли говорить, что этот жест обернулся для нас большой радостью. К тому времени она уже посвятила нас в тонкости навозного хозяйства, и мы едва не опустили руки, когда нам вновь напомнили о том, что над мечтой нужно работать. Эта идея звучала вызывающе, хотя и сказана куда более простыми словами — что мы доходяги, что мы брезгливы, если закрываем нос и глаза при входе в сарай. Однако что-то в этом всём мне нравилось, хотелось доказать обратное, и с диким отвращением я принялась ковырять навоз в стойле.

— Фу-у, неужели у всех лошадей так воняет? — кривилась Ханна, проделывая со мной эту процедуру.

— Рико сказала, если мы с этим справимся, то она покажет, как ездить верхом.

— Кажется, она нас эксплуатирует. Мы уже третий раз тут убираемся. Я начинаю сомневаться.

В чём-то она была права, и я безумно надеялась, что Рико опровергнет наши опасения, прежде чем вся одежда пропахнет навозом. Безусловно, в детстве это казалось нам непомерными кучами, а лошади — высотой с двухэтажный дом, только вот аргумент звучал железный: лошадь должна скоро родить. Мы с трепетом ждали этого дня, пока Рико посвящала в тонкости процесса:

— А сколько она вынашивает жеребёнка?

— Почти год.

— Долго рожает?

— Не очень.

— Ей будет сильно больно?

— Справится.

— Врач обязательно?

— Нет.

— Кровь будет?

— Возможно.

— Она умрёт при родах?

— Только если услышит это количество вопросов.

Подобные разговоры все равно делали нас счастливее. Теперь мы не понаслышке знали, когда именно ждать прибавления, попробовали себя в чистке шерсти, с удивлением обнаружили, что лошади тоже потеют и старательно отгоняли летающих насекомых от кобылы. Эти знания нельзя было назвать исчерпывающими, но причастность к делу и ожидание родов все же сблизили нас троих. Мы долго разговаривали, поглаживая животное, иногда играли в прятки во дворе, изредка выбирались к лугу на выгул, а порою я персонально получала от Рико, когда с азартом гонялась за курами.

В один из дней дома я лениво подметала порог и думала о том, как мне ещё предстоит страдать с его помывкой. Последнее, что можно было ожидать, это Рико, которая бежала ко мне со всех ног.

— Быстрее, Пенни скоро родит!

— Не может быть! Нужно позвать Ханну!

Я загорелась как спичка и, обезумев, захлопнула дверь дома на замок, после чего мы понеслись к Ханне. Любые дела оказались вдруг незначительны, подчиненные только одному событию, и даже в этой ситуации Рико успела спросить меня о родителях, но я ответила, что мамы, как всегда, не было дома. С Ханной же дела обстояли сложнее: мы трое походили на щебечущих птенцов, которые буквально выпрыгивали из гнезда — возбужденно галдели, упрашивая маму Ханны отпустить ее с нами. Определенно, на нее произвела впечатление радостная Рико, имевшая обыкновение сохранять спокойствие. В этой ситуации у взрослых просто не было шансов, и, наказав вернуться как можно скорее, она отпустила Ханну. Мы были бесконечно счастливы и всеми фибрами души желали успеть. Бежали, сбивая дыхание, а иногда я или Ханна отставали, но никто не смел даже остановиться. Каждая из нас жаждала этот день, пропустить его было невозможно. Накануне мы даже выкладывали сено, надеясь, что лошадь захочет родить именно в облюбованном нами месте. Кажется, мы ждали этот день рождения больше, чем собственный.

Мне стало совсем трудно дышать, когда мы прибежали во двор, а Ханна выбилась из сил и еле передвигала ноги.

— Быстрее, — повторяла я в назидание не только ей, но и себе. Мы должны были увидеть все вместе и никак иначе. — Быстрее!

Наконец, дыша полной грудью, мы оказались за домом возле сарая, где нас уже ждали Рико и ее мама с дедушкой на табурете. Последнего мы часто видели за делами в малой мастерской, но он редко когда говорил с нами. Сейчас же все немногочисленное семейство находилось недалеко от сидящей на земле лошади. Мы в нетерпении подошли ближе и увидели ещё мокрого жеребёнка.

— Не успели, — в сердцах воскликнула я, но вместо разочарования меня наполнил неописуемый восторг от созерцания столь несуразного существа. Все ещё тяжело дыша, я оглянулась на Рико и Ханну, которых, кажется, одолевали похожие чувства, но одна из них сказала:

— Совсем немного…

— Это все равно было быстро, — вмешалась мама Рико и подбадривающе улыбнулась. Мне стало совестно перед нашей подругой, что из-за нас она пропустила рождение жеребёнка. Для нее это означало куда больше, однако уже скоро мы поняли, что все хорошо, и радость от события наполнила эмоциями. Прежде чем старшие оставили нас, дедушка крепко обнял Рико:

— Главное то, что все прошло хорошо, у тебя ещё будет много забот с этим, — далее он обратился ко всем нам: — Не тревожьте животных сегодня. И ты, Рико, в первую очередь.

Теперь мы остались одни, любовно созерцая, как молодая мать обащается с жеребенком.

— Просто когда-то папа обещал, что мы вместе увидим это, а потом он расскажет, как объездить молодую лошадь.

Такое малое откровение делало ее уязвимой, а в голосе звучала боль, принять которую означало ранить и себя, но мы сделали это. Рико не могла позволить себе долго отчаиваться, даже несмотря на то, что была всего лишь девочкой двенадцати лет. В этот момент, одновременно счастливый и грустный, я поддалась порыву, показавшемуся мне единственно верным, и обняла Рико, а через секунду с нами была и Ханна. Нет ничего удивительного в том, что хотелось плакать или смеяться, мы просто были, чувствуя боль одного, как свою. С этой малой потерей мы вновь получили нечто большее и важное.

Вскоре мы успокоились и вернулись к лошади. Вопросы дождем посыпались на голову Рико, вынуждая ее задуматься, она, в конце концов, тоже не могла знать все. Маленький жеребёнок оказался таким неестественным, что даже смотреть на него казалось странным, а длинные ноги предательски не желали его слушаться. Рико пояснила нам, что он обязан подняться на ноги в течение часа, иначе будет слабым, так нужно, и помогать нельзя. С другой стороны, меня удивляло, как быстро сама лошадь поднялась на ноги и обхаживала жеребенка. Ханна спросила:

— А что за... Ну... Это...

Она имела в виду все сопутствующие выделения, оставленные после рождения.

— Так у всех лошадей, это нормально. В любом случае, это не кровь, про которую вы спрашивали.

Общая картина увиденного складывалась по пазлам, и я пришла к умозаключению:

— Хм, люди тоже так рожают? Вроде не страшно.

— Как и с пирожками, — сказала Ханна, — я не хочу это проверять.

— Нет, — Рико покачала головой, — у людей всё сложнее.

— Хм, а если женщина одна, то у неё может быть ребенок? То есть, я не видела, чтобы у вас была вторая лошадь, ну... конь.

— Вообще-то, Леона, — добродушно насмехалась Ханна, — кобылы могут сами рожать.

— Рожать да, а как это получается, ну ты поняла, да?

— Хм, может быть, это происходит само собой? Ну, каждый год там. У кур же появляются цыплята из яиц, сами.

— Тогда почему наши мамы не рожают постоянно…

Ханна почесала каштановую шевелюру и ответила:

— Наверное, им хватает уже нас.

— Так, завязывайте, — наконец рассмеялась Рико, приговаривая, как ее веселит идея о яйцах. Нам показалось, словно она что-то знает, но это вытащить оказалось невозможно, а рождение детей, наличие проституток в нашем городе и семейной жизни пока не имело ничего общего в наших головах.

Этот день затянулся для нас надолго, мы даже не заметили, как начало темнеть, споря об имени для жеребенка, и не собирались расходиться под предлогом холода. Это бы продолжалось и дольше, не выйди к нам мать Рико. Мы были обязаны вернуться, особенно я — вдруг начала паниковать, что устроят мне дома.

— Рядом мой дядя живет, он нас может отвести, — предложила Ханна, что устроило старших, и, попрощавшись, мы быстро направились к дяде Ханны. Однако ситуация повернулась неожиданным образом, когда дверь нам никто не открыл.

— Наверное, его нет дома, — вздохнула Ханна и поежилась. К тому времени темнота приближалась, и мы чувствовали себя неуютно, а до дома было неблизко.

— Уже поздно, мама меня убьет, нужно скорее возвращаться.

— Одним?

— Да.

— Мне кажется, безопаснее вернуться к Рико.

— Если мы будем идти по главной улице быстро, то все будет хорошо.

— Мне кажется, это плохая идея…

— Боже, Ханна, нам нужно спешить, уже бы полпути прошли. Тебя же тоже ждут.

Под моим напором она недоверчиво согласилась, и мы поспешили в сторону своего района. Какая-то часть пути прошла спокойно, и мы даже перестали волноваться, меньше оглядываясь по сторонам, пока дорогу нам не преградил мужчина сомнительной наружности и без передних зубов.

— А кто это у нас так поздно, — пьяно прохрипел он, а я схватила Ханну за руку. Мы попятились назад, желая вот-вот обратиться в бегство, но и там уже виднелся кто-то подозрительный. Стало невыносимо страшно, воображение живо нарисовало мне ужасы, которые могли бы с нами случиться, и я шепнула Ханне:

— На счёт три бежим мимо него…

Улица не была слишком узкой, но и окна сюда не выходили, а потому нам казалось, что быстро бежать — единственный верный вариант. Я рванула первая, подгоняемая ужасом, который диктовался и тем, что не вернись я домой, мама сойдёт с ума. Ханна побежала со мной, но я отчетливо чувствовала, что она движется несколько медленнее, хотя боялась не меньше моего. Внезапно удалось проскочить, а мне было страшно даже обернуться, пока моя рука не онемела от рывка: мужик схватил Ханну за пояс и тянул на себя. Мы обе неистово заорали в ту же секунду, оглушая себя и неизвестного. Стало ещё ужаснее, когда к нам приблизился второй, что до этого был позади. В моей голове даже не успели зародиться мысли о побеге, и я бросила все силы на спасение, вцепившись в руку Ханны мертвой хваткой. Неизвестный был достаточно силен, чтобы, оттягивая Ханну, тащить и меня, как разъяренные собаки тянут кость. Вся неистовая ярость и борьба оказались трепыханием рыбы на суше, когда нас разъединил подоспевший соучастник. Ханна вырывалась что есть сил, махая руками и ногами, она продолжала выть подобно раненому зверю, и ей заткнули ладонью рот. В ту секунду земля потеряла свою прочность, меня накрыло отчаянье, лишив понятия самосохранения и вынуждая броситься за Ханной. Моя память обернула это одной безумной эмоцией, вместившей страх, который только способен выдержать человек. Она была мне дорога, и мое тело делало все на грани, так, словно это было сильнее самой жизни. Это был предел, способный обозначить только самую большую угрозу перед столькими опасностями разом. Я не переставала орать, и лишь потом мы поняли — это было единственным, что нас спасло.

Внезапно кто-то знакомый с ужасающей яростью обхватил шею похитителя в мертвый захват и вынудил отпустить Ханну. Её пытались волочить за собой ещё несколько метров, а вместе с ней и меня, пока мы не оказались на земле и не сцепились в ужасе. Мы обе продолжали наперебой рыдать и голосить, пока мне не хватило сил подняться и потащить Ханну за собой. Второй нападавший поразительно быстро скрылся. Теперь мы должны были бежать, несмотря на все, однако Ханна дернула меня назад, и мы с трудом узнали в спасителе Юджина.

С того вечера нас больше не отпускали одних ни на шаг. Первое время каждая из нас боялась даже подумать об этом, хотя непреодолимое желание встретиться вскоре взяло верх. Позднее Ханна рассказала, что родители послали брата нам навстречу, но, придя к дому Рико, он нас там не застал. А когда стало ясно, что и у дяди никого нет, он быстро отправился на поиски, а потом услышал крики. Узнав обстоятельства этой истории, мать сначала рыдала, а потом выпорола меня. Каким-то чудом Ханна не выдала меня своим родителям, когда те пытались выяснить, почему мы пошли одни в темноте. О походах к Рико нам пришлось забыть. Ханна сама пришла спустя пару дней и после неприятного разговора со старшими приняла всю вину на себя. Это было совершенно не нужно, она последняя, кто должен переживать об этом, ведь единственным настоящим виновником была я. Мама меня поняла, но больше не могла доверять, по крайней мере, сейчас, и даже показываться Ханне на глаза было стыдно, не говоря о ее родителях и самой Рико. Той осенью мы больше не видели жеребенка.

Так незаметно наступила зима.