Среди руин цветут деревья (джен)

1

Орин Нао, богатая молодая наследница, многое повидала в жизни. Дочери королевского советника, от природы живой и любознательной, быстро наскучивали типичные женские развлечения. Она не умела вышивать и не слишком любила танцы на дворцовых балах, а прививаемое с детства убеждение, что всё в жизни можно купить, главное — предложить правильную цену, привело к тому, что удивить Орин не могли ни красоты второй столицы, ни, что греха таить, первой, куда она не однажды ездила, сопровождая брата и отца. Пресыщенное умиротворение молодой наследницы могли развеять лишь верховые прогулки, да ещё многочисленные шарлатаны, шуты и сказочники, коих во дворце было больше, чем прислуги. Орин жадно любила чудеса. Именно поэтому она так встрепенулась, обнаружив у подножия холма на побережье маленькую растерянную девчушку.

Девочка не выглядела местной. Припомнив все свои знания о нарядах жителей окрестных восьми провинций, Орин сделала вывод, что дитя и вовсе не является эвийкой: на ней были платье и обувь совершенно непривычного для страны Эв фасона, да и чертами лица девочка отличалась от большинства местных детей. Всё указывало на то, что Дороти Гейл (да, и имя, кстати, тоже) прибыла на побережье откуда-то издалека. Пингарэ? Остров Элбоу? В любом случае она могла стать забавным развлечением на какое-то время, и Орин, не задумываясь, пригласила ее в поместье. Девочка будет расплачиваться историями своей жизни.

Дороти сидела напротив, спрятав ладошки между сжатых колен и рассматривая росшее позади скамейки дерево, ветви которого, усыпанные цветами, склонялись до земли. Лангвидэр, чужеземка, их незаконная принцесса, второй раз встречает на этой земле цветение магнолий. Улыбка вновь тронула пухлые губы наследницы. Орин устроила ноги на табуретке поудобнее и лукаво подмигнула смущенной девочке. Та растерянно заморгала в ответ.

— Скажите, пожалуйста, а с какими странами граничит Эв? — робко спросила Дороти, словно пытаясь что-то вспомнить. Такое чувство, что она что-то знает о материке — и то ли стыдится, то ли считает свои знания глупостью. Очаровательное дитя. Орин вновь надела на палец подвешенное на цепочке кольцо, чуть помедлила с ответом.

— Ринкитинк… с ними у нас сейчас не лучшие отношения. Хотя о чём это я, тебе же неинтересно. Ну и с Икс, с ними наконец подписали мир, кто бы мог подумать. Карсалью, нашу бывшую провинцию, я за страну не считаю, но от фактов не убежишь, эти на западе. А зачем тебе?

— А где… где находится страна Оз? Вы что-нибудь о ней знаете?

Орин испытующе посмотрела на девочку. Та, словно почувствовав неладное, гордо вскинула голову и взглянула в ответ. Вновь поймала искреннюю широкую улыбку: любопытство, по утверждению самой Орин, было одним из главных ее грехов.

— Не то чтобы знаю, — покачала головой женщина, — но слышала. Страна Оз лежит за Короной Мира и Мертвой пустыней, никто из Эв никогда там не бывал. А жаль, говорят, там интересная природная магия, лично я бы не отказалась посмотреть.

— Я раньше бывала в стране Оз, — призналась Дороти. — Там правит моя подруга Озма.

От удивления брови Орин поползли вверх.

— Озма? Подруга? Да ну!

Девочка ушла, пообещав за завтраком рассказать любопытной наследнице историю своего знакомства с феей Изумрудного города, и Орин осталась в саду одна. Лишь тогда, больше не опасаясь себя выдать, запрокинула голову на спинку скамейки и расхохоталась. Абсурдность утверждения, что ребенок, хоть и благородного происхождения, чем-то там _правит_, да еще Озма, о которой столько лет не было ни слуху ни духу, приводила Орин в восторг. Ей, дочери королевского советника, что не один десяток лет строил фундамент своей власти, было доподлинно известно, кто именно на самом деле правит странами в подобных случаях. Определенно, Дороти подарили наследнице небеса: уже давно в Эв не было настолько интересных чужестранцев.

Озма правит страной Оз. Порочная тенденция сажать подставных лиц на трон, очевидно, держалась не только в стране Эв, где после смерти законного короля к формальной власти привели эту странную принцессу со сменными головами. Орин подняла взгляд к небу. Кажется, это было вчера, а на самом деле прошел почти год. Как быстро летит время… Наследница вздохнула, повернула на пальце хрустальное кольцо. Рядом с принцессой Лангвидэр, безвольным телом со сменными головами, именно она, первая фрейлина Орин Нао, была королевой.

Солнце медленно опускалось на запад, скрываясь за башнями Эвны. Ветви деревьев, усыпанные цветами, колыхались под мягким ветром, подметая белый мрамор двора. Белые на белом. Здесь, на побережье, люди никогда не видели снега — их снегом были белые цветы. Скоро наступит пик цветения магнолий, те самые дни, что год назад стали свидетелями того, как голова принцессы Лангвидэр летит на неструганый помост. С улицы донесся стук копыт, следом начали медленно открываться высокие резные ворота.

— Хозяин, хозяин едет! — это забéгали слуги. Орин лениво поднялась со скамейки и направилась в дом. Отцу нравится ужинать в ее обществе, и ради ставшего уже традиционным ритуала наследница должна выглядеть безупречно.

Дочь королевского советника и его младший ребенок, одна из богатейших невест королевства, к своим тридцати годам Орин Нао так и не вышла замуж. В ее возрасте знатные эвийки уже воспитывали детей, крестьянки — те так вообще были впряжены в семейную жизнь лет с пятнадцати, Орин же, с высоты своего положения, могла смело шагать наперекор традициям. Пышная темноволосая хозяйка хрустального дворца имела право на маленькую тайну.

Орин Нао отнюдь не дочерней любовью любила своего отца.

Орес, позволявший ей любые фантазии, позволил и это.

Женщина вошла в дом через боковую дверь. Это был их уговор, не нарушаемый уже добрый десяток лет, — не видеться даже мельком до того момента, как они сядут друг напротив друга за накрытым алым шелком обеденным столом. Когда Орин была подростком, а ее старший брат еще не ушел служить в войско, семья собиралась за трапезами в полном составе. Теперь их осталось двое. Орин взбила волосы перед высоким зеркалом. Магнолии — привилегия принцессы со сменными головами, Орин, подобно исчезнувшей королеве Эвьен, украшает прическу розами. Два небольших полураспустившихся бутона пламенеют сейчас над ее левым виском, прозрачными каплями искрятся хрустальные бусины. Россыпи драгоценных камней сопровождали наследницу едва ли не с колыбели. Она не в силах больше видеть цветное гномье стекло — Орин Нао отдала свое сердце горному хрусталю. При ее положении и той власти, что стягивает в свои руки Орес, женщина может топтать традиции подошвами своих туфель.

Горные кристаллы играют в пламени свечей не хуже бриллиантов. Хрусталь ей привозят из старой столицы, что называется теперь Ри Эвейят, из месторождения, выходящего на поверхность опасно близко от низкого перевала в Короне Мира. Орин сменила кольцо на прозрачную каплю, что сверкала на ее груди во время утренней прогулки, приколола к корсажу еще одну алую розу. Прозрачные статуэтки в коридорах лукаво подмигивают отражениями, длинные нити капель на люстре в столовой — словно тысячи перевернутых свечей.

Орин туманно улыбнулась, села, расправила складки длинной юбки. Засновали с подносами молчаливые слуги, женщина, дожидаясь, пока их с отцом оставят одних, подперла ладонью щеку и лениво уставилась на занавешенное окно.

Этот дом никогда не принадлежал ни ей, ни ее брату, который должен был наследовать огромный фамильный особняк. Дом принадлежал отцу и матери, уединенное убежище за высоким забором, где строила свое семейное гнездо привезенная из Анардаху супруга королевского советника, который позже станет всемогущим. Северная красавица из провинции овцеводов родила в браке сына и дочь, а потом, когда пришел час заплетать девочке косу, сбежала обратно на родину, разом отсекая прожитые в столичной роскоши годы.

Всё в этом доме напоминало о ней — ровно до тех пор, пока сын и единственный наследник собранных за много лет богатств Ореса Нао не привез из путешествия юную прелестницу из Анардаху. Брак с северянкой перечеркнул его права. Орин же, смешливая, подвижная Орин, у которой была лишь одна дорога — замуж за принца, в одночасье получила всё.

Когда от семьи остались они вдвоем, Орин был пятнадцать. Всё, чем она занималась последующие годы, было направлено лишь на то, чтобы вытравить из этого дома любое упоминание о северянке из Анардаху, предавшей доверие отца. О супруге и матери вспоминала теперь лишь прислуга — полушепотом, как о покойнице. Орин же, наследница, судьба которой — ввести новую кровь в королевский род, стремилась занять ее место. Другой женщины рядом с отцом не будет никогда. Не будет никого, кто встанет между ними, разрушит спасительное уединение.

Орин, перестраивая дом, начала скупать хрусталь. Его везли с гор через всю страну, и цена за прозрачные гроздья росла пропорционально расстоянию. Его везли с перевалов в окрестностях Эвейята, чтобы превратить пригородный особняк в сверкающую сокровищницу. Орин Нао не любила драгоценные камни. Орес смотрел на нее, мысленно примеряя корону на ее голове, пока не понял, проклиная мятежного сына, что от семьи они остались вдвоем. Он и его дочь, что, взрослея, пыталась заменить жену.

Орин никогда не выйдет замуж, никогда не станет королевой, примешивая к несметным богатствам невиданную в этой стране власть. Значит, высшей власти в стране добьется он сам. В отличие от сына, дочери своеволие прощалось.

— Как прошел день, отец? — негромко поинтересовалась Орин, жестом отсылая слугу, разливавшего по кубкам вино. Свечи плавились в хрустальных подсвечниках, рассеивая темноту над столом и загоняя ее в дальние углы огромного зала. Слишком много места для тех двоих, что остались.

Орин старше исчезнувшего принца Эвардо в два раза. Но именно за него по достижении королевским наследником совершеннолетия должна была выйти смешливая кареглазая дочь советника. Орин рождена для того, чтобы надеть эвийскую корону. Даже спустя десять лет после начала их странных, не свойственных родственным отношений Орес был уверен, что одного его приказа будет достаточно: дочь сверкнет глазами и пойдет под венец с мальчишкой. Как на плаху.

— Как может пройти день в этой стране… — советник двусмысленно усмехнулся. Уголки губ дочери невольно поползли вверх: Орин всегда понимала с полуслова. — Пожалуй, вам и впрямь будет полезно послушать. Заодно я приведу мысли в порядок. С чего предпочтете начать: с нашей принцессы, с Ринкитинка или с Джинксланда?

Женщина постаралась скрыть удивление. Она отложила в сторону вилку и нож, которыми резала лежавшую перед ней на тарелке поджаренную рыбу, и, поставив локти на стол, подперла кулаками подбородок. Ее брат, наследник, на воспитание которого делалась ставка бóльшая, чем на нее, будущую королеву, ушел из дома, чтобы против воли отца жениться на северянке. Женщины из Анардаху приносили мужчинам в роду лишь несчастья.

Орин осталась рядом с отцом одна. Именно она выслушивала теперь его рассуждения о короле, о сложностях явной и тайной власти, соглашалась и высказывала свои мысли. Характер — нетерпеливый, прямой и порывистый — обоим детям достался от матери. В отличие от брата, в случае Орин это корректировалось типично отцовским складом ума, и с течением лет становилось понятно, что дочь являет собой неуравновешенную и не способную ждать, но столь же изобретательную копию Ореса Нао. Жизнь вносила в начальные планы свои поправки, и советник иногда жалел, что потенциальная королева получила однобокое, типично женское образование. Советоваться с ней было интересно, и кто знает, как раскрылся бы ее характер на ином поприще… Впрочем, как бы то ни было, слушателем Орин была отменным.

— С Джинксланда? — женщина сдвинула брови, гладкий лоб прорезала морщинка задумчивости. Огоньки свечей трепетали от движения воздуха, бросая на лица советника и его дочери тревожные тени, делая обоих похожими на заговорщиков. — Джинксланд-то тут откуда?

Орин была абсолютно честна с Дороти: географию материка она представляла весьма и весьма приблизительно. Ее не слишком волновало, кто и как живет в странах, отделенных от Эв природными или политическими границами, главное — чтобы оставался на месте королевский трон, а над особняком в пригороде не нависала угроза захвата. Всё прочее ее не трогало, а тягой к путешествиям наследница не страдала: из всей страны она хорошо знала лишь родную Эвну, да еще Эвейят, куда неоднократно ездила с королевской семьей и откуда ей привозили трогательно любимый ею хрусталь. О Джинксланде Орин не знала практически ничего. Точнее, лишь то, что страна занимает крошечный клочок земли в окружении гор, отделяющих ее от Оз. Если бы не Корона Мира и не Мертвая пустыня, из Карсальи в Джинксланд можно было бы попасть за считаные часы.

На этом знания Орин заканчивались. Тем не менее, даже того, что было ей известно, для удивления хватало: на ее памяти ни конфликтов, ни каких-то иных взаимоотношений у Эв с джинксландцами не было. С настоящими джинксландцами, не с этими… миловидное лицо Орин на миг исказилось: розовый туман Сентабы забрал треть королевской армии. Год назад — а так, словно вчера. Что джинксландским властям внезапно понадобилось от страны, в которую через Мертвую пустыню и не попасть толком?

Орес впился взглядом в ее лицо. От отца у дочери не было скрытых мыслей.

— С Джинксланда, моя дорогая. Это короткая, но довольно странная история. Лет шесть назад Его величество Эволдо приглашал в Эвну королеву Глорию. Вы ее помните?

Наследница напрягла память. Что-то смутное мелькало в мыслях при упоминании этого имени, но воссоздать образ Орин не могла. Ее, с высоты ее положения, никогда не волновали короли полунищих окрестных земель.

— Не помните, понял. Ходят слухи, что Ее величество Глория во время своего визита в Эв успела побывать в Сентабе. Во всяком случае, я не раз слышал, что ей приписывают некие отношения с Фертебом Кенейя, который правит этим проклятым городом. Спросить лично у кого-то из Кенейя, как вы понимаете, не выйдет, я предпочитаю до поры до времени вообще о них забыть. Суть дела, однако, в том, что Ее величество Глория изъявила желание направить в Эв своих послов, после чего прибыть лично.

— Зачем?

Орес встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по залу. Его дочь осталась на своем месте, изредка бросая рассеянные взгляды на фигуру советника. Свечи продолжали плавиться в изящных подсвечниках, рассеивая полумрак над столом. Ужин постепенно перетекал в военный совет.

— Вот в том-то и дело, Орин. Главный вопрос, который волнует в том числе меня самого, — зачем. Ее величество Глория могла просто отправить послов, нет никакой необходимости пускаться в путешествие через Мертвую пустыню и пересекать Корону Мира. Официальной причиной визита заявлено ее желание наладить торговые отношения между нашими государствами. Так говорится в бумаге, написанной на имя нашей принцессы.

Орин прикрыла глаза, сквозь длинные, густо накрашенные ресницы рассматривая дрожащее пламя свечей. Какая-то очевидная, существенная деталь ускользала от ее понимания, и наследница всеми силами пыталась ее поймать. Наконец ей это удалось. Орин подняла голову, осторожно коснулась пальцами закрепленных в прическе цветов.

— Если я правильно понимаю…

Советник обернулся, вновь подошел к столу, останавливаясь напротив дочери. Та продолжала водить кончиками пальцев по лепесткам вызывающе-ярких бутонов. Орин — его склад ума. Орин — характер той, которую он привез с севера в надежде создать семью. Спустя тридцать лет от семьи осталась половина.

— Продолжайте, — коротко приказал он.

— Если я правильно понимаю, Джинксланд находится по ту сторону Короны Мира.

— Вы правы.

Военный совет. Ежевечерний ритуал Ореса Нао и его дочери. Ни классическое женское воспитание, что давали всем без исключения знатным эвийкам, ни положение сначала — разумеется, неофициально — невесты старшего принца, а потом — первой фрейлины незаконной принцессы не смогли вытравить способность Орин логически мыслить.

— А по эту сторону?

Вопрос не требовал ответа. Мужчина помолчал, невольно задерживая взгляд на цветах в ее прическе. Орин носит розы. До нее их носила королева Эвьен, что так и не стала свекровью богатейшей наследницы столицы. И всё же Орес ответил.

— Карсалья. Сентаба и Карсалья.

— Выходит, любая попытка наладить торговлю, как того хочет Ее джинксландское величество, упрется в необходимость согласовывать провоз товара через пограничную территорию. То есть идти на поклон к Ферсаху Кенейя. Отец, вы думаете, что она… что-то хочет непосредственно от них? Она же не знает, что предгорья с осени имеют право на собственные границы. Или знает?

— Ее знания в данном случае не принципиальны. Глорию нельзя пускать в Эвну, пока на нашем троне… это. Мне, честно говоря, не хочется думать, во что выльется такая встреча. Нет, ее могу принять и я, сославшись на нездоровье принцессы, но, в любом случае, переговоры потребуют присутствие кого-то со стороны Ферсаха. Какие угодно, даже самые безрезультатные переговоры.

— И в свою очередь Ферсах, который был против не то что коронации, а просто введения Лангвидэр в правящий род…

Они замолчали: слова здесь были не нужны, советник и его дочь уже давно научились понимать друг друга и так. Если впустить королеву в Эвну и создать для нее декорацию торговых переговоров, Глория может поднять на уши весь материк: где это видано, чтобы страной правила женщина, которая не может даже удержать в руке перо. Впустить королеву в Эвну означает также и то, что на сцену придется выводить Кенейя — и тогда всплывет история, спровоцировавшая отделение трех городов от общих границ королевства. И битва под Сентабой, уложившая треть эвийской армии, бесчисленное количество гномов и практически всё население города. И тогда — здравствуй, показное осуждение в глазах всех монархов материка. А не впускать в Эв… это вызовет подозрения, которых в нынешней ситуации следовало бы избегать.

— Как невовремя всё, — поморщилась Орин, словно речь шла о чем-то будничном, вроде совпадения нескольких приглашений на балы в одно и то же время. Орес только хмыкнул.

— Вы правы. Невовремя.

В карих глазах наследницы отражались огоньки свечей.

Провинция Анардаху всегда была источником проблем. Казалось бы, голодранцы — поголовно все, включая семейство древнего, но отличавшегося завидным здоровьем лорда Унхевы. Экономика Анардаху держалась лишь на овцах, шерсть которых поставляли во все прочие эвийские земли. Так было всегда. Во всяком случае, сколько себя помнил Орес Нао. Тем не менее, голодранцы эти отличались завидной национальной гордостью и желанием освободиться от статуса эвийского региона и получить независимость в своих границах. Унхева правил Анардаху последние лет семьдесят. В отличие от того же запада, где, формально считаясь регионами, джинксландские города уже давно обрели фактическую независимость и лишь привозили в столицу налог золотом, независимость Анардаху была лишь на словах.

Она была в речах лорда Унхевы, которого в народе не особенно любили, но привыкли настолько, что уже не надеялись, что он когда-нибудь умрет. Была в одурманенном молодостью воодушевлении солдат, которых старый лорд хотел вести против Эв, — эта степень независимости проходила с возрастом. Те же, кто повзрослел и состарился в период правления Унхевы, на призывы отделиться от тирании Эвны лишь пожимал плечами: север далеко. Столица не дотягивается до пастбищ Анардаху.

Казавшееся бесконечно долгим правление лорда Унхевы, сыновья которого и сами на момент смуты в стране разменяли уже восьмой десяток, стало свидетелем по меньшей мере десятка бунтов против «эвийской тирании», имевших целью отделение Анардаху и признание независимости. На подавление одного из таких бунтов в числе отряда добровольцев отправился из Эвны молодой Орес Нао. Северная провинция встретила столичных бойцов серым небом и бесконечными полями, с которых меланхолично косились на незнакомцев знаменитые местные овцы. Идиллическая картина оказалась разрушена в ту же ночь, когда на лагерь, разбитый на небольшой возвышенности, напали жители ближайших деревень. Крестьянам Анардаху было плевать на статус провинции, но допустить вторжение королевской солдатни, не отличавшейся особой вежливостью, они не могли. Предупреждающий удар забрал убитыми и ранеными четверть отряда.

Орес выжил. Он был среди тех оставшихся, что поклялись спалить эту землю. На деле всё оказалось куда более прозаично: выжившие королевские бойцы рубили головы всем, кто имел несчастье попасться под руку, забирали коней и убивали овец. Особенно запоминались почему-то овцы. Не женщины, которых насиловали всем отрядом, таская за волосы и хохоча над несбывшейся мечтой о независимости, а именно овцы. Глупые создания, которые жалобно блеяли до последнего, пока с них живьем сдирали шкуру. У овец Анардаху длинная шерсть.

Королевский советник Орес Нао очень не любил Анардаху. Серое небо, поля и освежеванные трупы овец, мирно жующие траву окровавленными челюстями, снились ему после похода на север еще лет десять.

Несмотря на это, именно из Анардаху он привез жену. Молодую дворянку, которая, даже потеряв обоих братьев в очередном мятеже лорда Унхевы, сохранила способность улыбаться. В искренности ее теплой, умиротворяющей улыбки Орес разочаровался спустя три года после рождения младшего ребенка, когда северная красавица исчезла из их жизни. Возможно, ее предательство, возможно, выбор сына, что, повторяя сделанную отцом ошибку, пожелал ввести в семью женщину оттуда, послужило финальным толчком: спустя почти тридцать лет, когда число регионов Эв уменьшилось на четыре, королевский советник Орес Нао исполнил клятву, данную эвийским отрядом добровольцев в полях Анардаху.

— Что вы решите, отец?

Тихий голос Орин вывел его из размышлений. Нет больше той, с которой он шел под венец, вместо нее — их дочь, и она сама уже старше, чем была тогда ее мать. Это сродни страшной, неизлечимой болезни — беседовать с дочерью о текущих делах, а потом искать забытья в ее объятиях. Орин хотела заменить ему женщину, что не смогла быть рядом. Орес не знал, кого из них видит он в лице дочери в мягких отсветах многочисленных свечей.

Он хотел сделать ее королевой. Он не думал о том, что Орин было шестнадцать, когда у правящей четы родился первый сын. Эволдо сам согласился на этот брак — в ночь, когда Эвьен разрешилась от бремени, пьяный от радости и от выпитого вина, хлопал советника по плечу, нетвердой рукой вскидывал кубок: «Я женю его на твоей красотке, друг! Если до того, пока он научится управляться с женщинами, она согласится побыть старой девой». Орес мог стать отцом королевы.

Орин пришла к нему сама. После очередного приема во дворце, невеста четырехлетнего принца. За вечер она не брала в рот ни капли вина, советник наблюдал за ней всё это время. Несмотря на то, что сам был уже порядочно пьян. Она всё просчитала. У нее характер матери, которая абсолютно не умела обманывать. Орин тоже была больна этим неизлечимым недугом. И всё же… какие бы отношения их ни связывали, именно ради этих отношений Орин была готова лечь на брачное ложе с мальчиком, что годился в сыновья ей самой.

— Я думаю, Орин… думаю.

Она кивнула. Помолчала.

— А что с Ринкитинком, отец?

— С Ринкитинком еще сложнее. Хотя, казалось бы… Вы заметили, Орин, это уже третий известный нам случай, когда на королевском троне находится подставная фигура. Король Ринкитинк — не тот человек, который способен что-то решать. Однако, насколько мне подсказывает опыт, с его стороны нужно готовиться к худшему. В ближайшие дни Ринкитинк объявит нам войну. И как вы думаете, Орин, какие события тому причиной?

Орин откинулась на спинку стула, сжала пальцами каплю хрусталя, что покоилась на ее груди. Если про Джинксланд она слышала впервые за несколько лет, то развитие ситуации на северных границах было куда более актуальной проблемой.

Главы провинций, особенно ратовавших за отделение от королевства Эв, посчитали смерть Эволдо и последующую коронацию Лангвидэр подходящим моментом для того, чтобы заявить о своих правах. Гаялет, он же — Королевство Гаялет, продержался до середины лета. Провинция, на землях которой располагался единственный в Эв вулкан, пала бы раньше, но Орес и в кои-то веки согласившиеся с ним генералы сошлись во мнении, что это не самая главная проблема. Эвийские войска вступили в Гаялет, последовательно оттеснили оборонявшиеся части к побережью; Огару, чувствуя, что попытка не удалась, спешно бежал на остров Элбоу. Его подданные сложили оружие на следующий же день, и оставшееся без короля королевство было вскоре разделено между центральным округом и Ромьераландом. На политической карте страны Эв Гаялет перестал существовать.

С Вей-Вамаре было еще проще. Провинция Вей-Вамаре располагалась между Кенцаной с северо-запада, Эвной — с востока и Шессавой, правительство которой было полностью лояльно к действиям столицы, — с юга. Находясь в центре страны, не имея выхода ни к морю, ни к горам, объявлять о создании отдельного королевства было довольно странно. Урту Вамаре всерьез к короне и не стремился: он потребовал от столицы налоговые льготы и, получив желаемое (Орес с самого начала подозревал, что этим кончится), мирно вернул своей земле прежний статус.

С Анардаху ни по одному из этих сценариев не получилось. Хорошо зная, что собой представляют солдаты королевской армии, местное население сопротивлялось. Каждый раз, наравне с военным руководством получая отчеты с северного фронта, Орес Нао вспоминал бесконечные поля. Анардаху нужно подчинить раз и навсегда. Потери на северном фронте были сравнимы с потерями под Сентабой, на месте полей по необъяснимым причинам разверзались болота, а ожесточенное сопротивление не стихало. Это могло затянуться надолго, и уже даже от Маттаго королевский советник не раз слышал требование оставить Анардаху в покое. Эта земля не представляла для королевства особой ценности, а Унхева, по общему мнению, не понимает, какими внутренними проблемами грозит Анардаху хваленая независимость. Он приползет на коленях через месяц, умоляя купить у него овечью шерсть. На памяти Ореса Нао и его дочери это был первый случай, когда советник покойного короля, далеко не новичок в политическом мире, пошел против здравого смысла.

Потому что досточтимый советник очень не любил Анардаху. Его ополченцев, встающих против королевской стали с вилами в руках; его холодные ночи и длинношерстных овец, в окровавленные шкуры которых пытались кутаться солдаты Его величества короля Эвахо; женщин, что, смывая позор и унижение, топились в полноводной ленивой реке. Свою жену и жену своего сына, ради которой оставил семью наследник. Пожары в Анардаху были следствием приказа, что ушел на северный фронт в обход остававшегося в столице командования. Черный дым поднимался в небо. Дворяне, бросая имения, бежали в Ринкитинк, туда же выехал со своей семьей Унхева. Орес Нао был уверен, что не ошибается, когда предположил, что именно влияние старика побудило короля Ринкитинка выразить открытое недовольство эвийской политикой.

— На каких основаниях Ринкитинк объявит нам войну? — Орин улыбнулась краем губ и тоже встала из-за стола. — Отец, вы же не думаете, что он пожелает выступить в роли воина-освободителя?

— Он-то, может, и не пожелает… вы ведь знаете, Орин, что Его величество Ринкитинк интересуется лишь трапезами и беседами со своим козлом. Но если ему подбросят мысль и в самом деле выступить в роли спасителя безвинно пострадавших, он может и ухватиться. Как вы верно выразились, Орин, в этой стране всё очень невовремя.

— Я всё же верю, что нас это по-прежнему не затронет, — наследница картинно скривила губы. — Я так привыкла, что все беды этой страны находятся где-то далеко… для меня будет ударом, если когда-нибудь чужие войска захватят Эвну. Вы ведь не допустите этого, отец?

— Вам так хочется казаться типичной женщиной, Орин.

— Вам так хочется не позволить мне этого, отец.

У него — характерная лукавая ухмылка, у нее — наигранно-наивные, широко распахнутые глаза.

— Потому что вы — не типичная женщина, Орин. Вы могли выйти замуж за короля и править всей страной, и вместо «гномья кровь» по углам бы шипели что-то о вас, но вы…

Наследница шагнула навстречу. Орес сделал то же самое. На груди женщины на тонкой золотой цепочке застыла капля горного хрусталя.

— … я предпочла остаться старой девой и спать с собственным отцом. Вы это хотели сказать?

— Примерно.

Казалось, в окружающей тишине голоса звучат тише, чем потрескивают свечи. Орин отколола от платья розу и, снимая ее, заметила за приоткрытой дверью какой-то желтый комок. Биллина, в свою очередь заметив, что их утренняя спасительница, положив подбородок на плечо стоявшего спиной к дверям мужчины, смотрит прямо на нее, проворно исчезла в темноте коридора. Орин чуть повернула голову, стараясь не задевать цветами и шпильками рубашку отца, и теперь шептала практически ему на ухо.

— У меня для вас тоже есть довольно занятная новость. Сегодня утром я обнаружила на холмах ребенка… девочку. Она сказала, что ее принесло сюда океанским течением из какого-то места под названием Канзас. Вы слышали такое название?

— Нет. Вы уверены, что правильно запомнили?

— Абсолютно, я переспрашивала несколько раз. Вы не поверите, отец, она испугалась наших колесунов. Поэтому я сразу поняла, что она нездешняя.

— Эти ваши колесуны, Орин… от них нет никакого проку. Ксефалай уже несколько раз предлагал выкупить их участок и застроить чем-нибудь более полезным. И я, заметьте, не соглашаюсь только ради вас.

— Они забавные, — Орин улыбнулась и вновь перевела взгляд на приоткрытую дверь. За ней никого не было. — Они меня развлекают. Вы можете сказать Ксефалаю, что провинция колесунов останется на прежнем месте. Или, если хотите, я скажу сама.

— Не отвлекайтесь. И что такого замечательного в девочке, если вы сейчас о ней вспомнили?

— Она утверждает, что Озма из Оз является ее подругой.

2

Не то чтобы курица страдала излишним любопытством… Отнюдь, ей просто не спалось. Биллина являла собой яркое исключение из устоявшейся поговорки «ложиться с курами». Еще дома, коротая вечера, когда все прочие обитатели фермы уже спали, птица принималась мерить шагами курятник, за что ей не раз прилетало разными предметами от жаждавших тишины соседок. В путешествии стало полегче: качка, мешавшая спать большинству кур, на Биллину не действовала, и на корабле она ночами бодрствовала в компании злых от бессонницы товарок. Теперь же, на неизведанном материке, куда занес их шторм, проблема и вовсе отпала: не было никого, кому ночное бодрствование курицы могло помешать спать. А потому в первую ночь на новом месте Биллина наслаждалась. Она оставила сопящую Дороти в кровати в милейшей уютной комнате, куда поселили их обеих, и храбро подалась исследовать тёмные просторы дворца. И вот тут-то птица и заблудилась.

Это случилось — ну, по крайней мере, для Биллины — совершенно неожиданно. Курица дважды натыкалась за один и тот же выход на улицу, едва не забрела в столовую (откуда, впрочем, из чувства природного такта немедленно вымелась), да к тому же до полусмерти напугала в коридоре служанку, что приняла желтый комок перьев за чью-то неупокоенную душу. Где-то в районе полуночи курица вернулась к Дороти, намереваясь поделиться с нею рядом архиважных мыслей. А) О знакомстве с Озмой лучше было бы помалкивать или, уж в крайнем случае — всё-таки имя правительницы Изумрудного города из уст Дороти уже прозвучало — не настаивать на близком знакомстве. Мужчина, с которым Орин беседовала в столовой, не вызывал у курицы особого доверия. Б) Существа, которые с утра загнали Дороти на холм, не только не представляют опасности для окружающих, но и сами, похоже, находятся в опасности. Причина та же. В) Нужно всё-таки поднять ту плиту.

Последнюю мысль Биллина додумывала уже в полусне, устроившись на подоконнике рядом с кроватью Дороти и сунув голову под крыло. Когда утром девочка выходила из комнаты, птица всё еще сладко спала. Зная характер своей спутницы, Дороти не решилась ее будить — рисковала нарваться на порцию поучительных историй о бабушках и дедушках. Таким образом, три архиважные мысли Биллины остались невысказанными.

Орин, которая, как выяснилось, всегда поднималась рано, после традиционной утренней прогулки куда-то отбыла, и Дороти встретила ее лишь за обедом. Лицо женщины просто лучилось предвкушением чего-то крайне занимательного.

— У меня чудесная идея, Дороти, — оповестила она, нетерпеливо дергая очередной хрустальный кулон на шее. — Мы с тобой сегодня же поедем в Эвну. Пока ты не решила продолжить свое путешествие, я просто обязана показать тебе город.

— Но… — Дороти замялась. Ей не хотелось обременять хозяйку дома своим присутствием.

— Никаких но, — широко улыбнулась Орин. — Я бы не хотела, чтобы после этих глупых колесунов у тебя осталось впечатление, что страна Эв — негостеприимный и неприветливый край. Ты еще увидишь, здесь очень красиво. Как раз ближе к вечеру велю подать колесницу.

Дороти неуверенно кивнула. Ей страшно хотелось увидеть столицу, которая вчера показалась ей утопающей в белых облаках. Но неожиданная перемена в образе жизни была для фермерской племянницы слишком неожиданной, и Дороти никак не могла привыкнуть, что уже второй день у нее нет никаких обязанностей. Дороти просто не знала, куда девать столько свободного времени.

Орин сдержала обещание. Когда Дороти, старательно причесавшись и почистив башмаки, вышла во двор, колесница была уже подана. Не сдержав удивления, девочка испуганно вскрикнула: вместо лошадей упряжку составляли двое странных четырехногих существ — из тех, что еще вчера мчались за ней, Дороти, до холма, оглашая окрестности угрожающими воплями. Сейчас, однако, роскошно наряженные колесуны не выглядели ни агрессивными, ни испуганными, как в тот момент, когда к холму подъехала Орин. Существа лениво переговаривались и, похоже, абсолютно не возражали против использования их в качестве тягловой силы.

Несмотря на искреннее к ним отвращение — эти непонятные существа были готовы растерзать ее лишь за то, что она сорвала ведерко с едой с волшебного дерева — Дороти почувствовала непонятный укол жалости. Они слишком напоминали людей. Пусть и передвигались на четырех конечностях с привязанными к ним колесами. Запрягать же людей в повозку казалось Дороти категорически неправильным. Даже если эти типы готовы убить тебя за ведро.

Наконец на крыльце появилась Орин. Она привычно обошла колесницу, проверила упряжку и, не испытывая, похоже, ни грамма смущения от того, что ее повозку будут тянуть не лошади, поманила Дороти к себе.

— Ну же, не бойся. Или ты не хочешь в город?

Она ободряюще улыбалась. Дороти на ватных ногах сползла с крыльца и указала на колесунов пальцем.

— А эти..?

— Ой, вот только не говори, что снова их боишься. Залезай.

Дороти толком не помнила, как они загрузились в колесницу и выехали из ворот особняка на улицу. Пригород жил спокойной мирной жизнью, и девочка с удовольствием вертела бы головой по сторонам, рассматривая окрестности, но ее взгляд против воли притягивали спины бегущих впереди колесунов. Орин, заметив это, шутливо погрозила пальцем.

— Дороти, милая, ну почему тебя так волнует, что они нас везут? Ты всё еще никак не отойдешь от страха? Ох, бедное дитя… да кого могут напугать колесуны? У нас даже дети их не боятся.

— Нет, я уже не боюсь, — почти не соврала Дороти. — Просто… я надеюсь, что это не будет невежливым, но… почему у вас разрешено запрягать людей в повозки? Это же мерзко! В моей стране за отмену рабства была война, потому что все люди от природы равны.

— Людей? — в свою очередь удивилась Орин. — Каких людей, милая, это же колесуны! — окончательно осознав смысл тирады девочки, наследница расхохоталась. — Я не могу… прости меня, Дороти, пожалуйста, я знаю, что ты нездешняя, но назвать колесунов людьми! — она смеялась так заразительно, что Дороти и сама невольно улыбнулась. — Людей… ох, Торнова борода! Ты бы еще гномов людьми назвала.

Дороти чувствовала себя неловко. Наконец ее собеседница перестала смеяться и вытерла уголком платка выступившие слезы.

— Но… они ведь разговаривают, — попыталась возразить путешественница, не сводя взгляда с тянувших колесницу существ. — И они одеты… как люди.

— Дороти, милая, но не голыми же им бегать! Ты представляешь, какая паника начнется среди юных девиц, когда они это увидят? Они получают жалованье и тратят его на одежду… по-моему, это справедливо. К тому же ты ошибаешься, если считаешь, что умение говорить дает право называться людьми. Я покажу тебе попугая моей подруги, он умеет читать стихи. Твоя курица, опять же… если ты наденешь на нее костюм, она ведь не станет человеком.

Дороти растерянно кивнула: как она могла забыть про Биллину? Да и про своего старого знакомого, Трусливого Льва… умение говорить, Орин права, — отнюдь не гарантия того, что ты человек.

— Тогда кто они? И зачем привязывают колеса к рукам и ногам?

— Ну… — женщина задумалась, смерила рассеянным взглядом свою упряжку. — Видишь ли, они не привязывают колеса, они такими рождаются. Колеса заменяют им стопы и кисти рук. Это ведь волшебная страна, здесь возможно и такое. У них у всех, независимо от пола и возраста, руки и ноги заканчиваются одинаково. Они… как бы тебе объяснить, у них такой характер, что они не способны ни к какому умственному труду. Или перевозят грузы, или доставляют почту, могут еще, вот как эти двое, тянуть повозки, но для этого их нужно специально обучать. А обучать колесунов… поверь мне, научить обезьяну самостоятельно шнуровать корсет — и то проще. А от безделья они чахнут. Так что, как видишь, нет ничего дурного в том, что эти существа работают на меня. Я щедро плачу, не сомневайся, они не в обиде.

Объяснение звучало вполне разумно, и девочка вновь кивнула. Тем более что ворота города открылись, пропуская колесницу богатой наследницы, и взору Дороти открылась Эвна. Безгранично-огромная, шумная и многолюдная, усыпанная бесчисленными белыми цветами.

— Как красиво… — через несколько минут, напрочь забыв о колесунах и оглядываясь по сторонам, прошептала девочка. Эвна сверкала в лучах клонящегося к закату солнца. Аккуратные домики окраин, окруженные ухоженными садами, клумбы под окнами и миниатюрные башенки, дорога, как и все, виденные Дороти раньше, посыпана кирпичной крошкой. В Изумрудном городе Дороти видела лишь дорогу из желтого кирпича — здесь же предпочитали дробленый красный. Вторая столица, казалось, дышала умиротворением. После безрадостного Канзаса волшебные земли были для девочки непривычной отдушиной в иную жизнь.

Жители столичной окраины тоже не выглядели угнетенными. Дороти видела нескольких мужчин, работавших в садах, женщин, возившихся на крылечках с малышами. Дети постарше, примерно ровесники Дороти, гурьбой промчались мимо колесницы Орин, наследница весело махнула им рукой.

— Тебе здесь нравится? — поинтересовалась она, и Дороти, глаза которой радостно блестели при виде открывавшейся им картины, уверенно кивнула. Орин не обманывала: люди в Эвне не знают горя. Очевидно, у королевства Эв добрый и мудрый правитель, — такой же, каким является для своего народа фея Озма. Неожиданно Дороти поняла, что не знает ни имени, ни статуса человека, который возглавляет Эв. Вероятнее всего это, конечно, король, потому что во время своего предыдущего путешествия Дороти ни разу не слышала о республиках на материке. С другой стороны, о странах, находящихся за пределами Мертвой пустыни, она до недавних пор вообще не слышала.

— Скажите, пожалуйста, а кто правит страной Эв?

Орин широко улыбнулась, в ее глазах заплясали лукавые чертики.

— Принцесса Лангвидэр. Если хочешь, открою одну маленькую тайну: наша принцесса — великая волшебница. Она умеет менять свой облик и творить разные чудеса.

— Менять облик? — восхищенно ахнула Дороти. — Она умеет превращаться в животных?

— Нет, ну не настолько же… да и как ты себе представляешь принцессу, которая превращается, скажем, в медведицу? Это ведь абсолютно бессмысленный для правительницы целой страны навык. Нет, Ее высочество Лангвидэр меняет только лица. Сегодня она появляется с одной головой, завтра — с другой, послезавтра — с третьей. И все они, поверь мне, очаровательны. Ее высочество — одна из самых красивых дам столицы.

— Я думаю, она чем-то похожа на великую волшебницу Глинду, — задумчиво произнесла Дороти. Для нее сравнение кого-либо с Глиндой являлось величайшей похвалой, и сейчас она хотела таким образом оказать честь эвийской правительнице. Орин лишь удивилась.

— Глинда? Кажется, мы не знакомы…

— Это прекрасная и добрая волшебница, которая живет в стране Оз, — с готовностью пояснила Дороти, несколько, впрочем, удивленная тем фактом, что на волшебном материке кто-то может не знать о Глинде. — Она иногда помогает советами моей подруге Озме.

— Ах да… ты же знакома с Озмой. Ну, милая, тебе видней. На моем веку не так много попадалось людей с той стороны, — женщина без особого воодушевления пожала плечами, однако тут же снова оживилась. — Я представлю тебя принцессе. Думаю, тебе будет интересно побывать во дворце. Как ты на это смотришь?

На такое Дороти предпочла бы вообще никак не смотреть. Если в обществе Орин, с которой, несмотря на ее явно высокое происхождение, было необычайно легко беседовать, то в королевском дворце, среди нарядных дам и кавалеров, маленькая канзасская девочка в своем выцветшем платье и стоптанных башмаках точно умерла бы от смущения. Поэтому Дороти тактично промолчала. Орин же, по-видимому, загорелась этой идеей не на шутку.

— Как удачно, что на холме тебя нашла именно я! У нас нечасто бывают гости настолько издалека. Я опросила всех знакомых, кто знает материк и плавал по океану Нонестика, — никто не слышал про Канзас. Максимум, что мне предложили, — это лес Калидас, где живут эти жуткие чудища… Но ты же ведь не оттуда?

Дороти знала, что такое лес Калидас. Поэтому она невольно вздрогнула и замотала головой.

— Нет! Моя страна называется Соединенные Штаты Америки, я живу в штате Канзас! И у нас, в свою очередь, никто и слыхом не слыхивал об океане Нонестика.

— Далеко тебя занесло, это факт… но, в любом случае, ты наша гостья, и я обязательно познакомлю тебя с принцессой.

Еще одна неожиданная мысль посетила Дороти: она до сих пор не знает, кем в этой стране или хотя бы в этом городе является ее новая знакомая. И девочка, непонятно чего смутившись, решилась спросить. Орин приняла картинную горделивую позу.

— Перед тобой первая фрейлина Ее высочества, — и, сменив тон, легкомысленно махнула рукой. — Знаешь ведь, фрейлинами могут быть только незамужние девицы. Поэтому все прочие — молодые щебетуньи с мыслями о кавалерах, а я чувствую себя среди них такой старой… эх, тяжела наша женская доля.

Дороти не всегда удавалось понять, когда Орин серьезна, а когда нет, поэтому на последнюю реплику девочка отвечать не стала. Она не знала, что в таких случаях отвечают знатным дамам. Возможность побывать в королевском дворце и познакомиться с принцессой, с одной стороны, пугала, а с другой… как любая девочка, Дороти втайне мечтала о красивых платьях, танцах и большой любви, а где всё это искать, как не в высшем обществе? А как удивятся дядя и тетя, когда она вернется в Канзас с рассказами о балах при дворе эвийской принцессы! Поначалу ей не поверят, как не верили, когда она впервые поведала родным про чудесную страну Оз. А потом тетушка непременно заинтересуется — ведь и она когда-то была юной румяной девицей, мечтавшей о том же самом. Тетушка наконец улыбнется, чего не случалось вот уже несколько лет, и с нетерпением примется расспрашивать Дороти о принцессе и ее придворных. А дядя Генри добродушно хмыкнет в усы — «женщины!» — и уйдет работать в пристройку, чтобы не мешать обмену секретами. В красках представив себе всё это, Дороти почувствовала, что уже почти не боится ехать знакомиться с Ее высочеством Лангвидэр.

Под колесами повозки тихо похрустывала кирпичная крошка. Колесуны, равнодушные к красоте города, угрюмо молчали, а Дороти, вертя головой по сторонам, просто не могла усидеть на месте. В небольших садиках, разбитых вокруг домов по обеим сторонам дороги, цвели магнолии. Их было много, и в большинстве садов, что попадались Дороти на глаза, других деревьев не было. Ни вишен, ни яблонь… только магнолии. Белые цветы с желтыми сердцевинами. Девочке мигом вспомнились волшебные деревья с бутербродами, растущие у холмов на побережье. Тут что, вообще не выращивают фрукты?

— Нет, почему же… выращивают, — Орин нисколько не удивилась вопросу. Колесуны теперь катили медленнее, позволяя женщине и ее маленькой спутнице наслаждаться городским пейзажем. — Но не в городе. Здесь держат сады для красоты, а не для пропитания. Кто хочет фруктов — или покупает у деревенских, или обзаводится участком за городом и выращивает там. А в Эвне не так много земли, чтобы использовать ее еще и для этого. А магнолии… не знаю даже, как-то так повелось. Эвна — вторая столица, ей лет сто, если не ошибаюсь. С самого начала, как стали строить, почему-то засадили магнолиями. Может, просто потому, что красиво, а может, я чего-то не знаю, никогда не интересовалась. Но, на мой взгляд, действительно красиво.

Дороти кивнула. Желтые сердцевины белых цветов, казалось, принимали в себя солнечные лучи. Ей не хотелось думать о том, что будет, когда это великолепие начнет отцветать, — здесь и сейчас Эвна была прекрасна, будто молодая невеста в свадебном платье. Девочка чувствовала, что полюбит этот спокойный счастливый город. Конечно, усыпанная белыми цветами эвийская столица не так прекрасна, как Изумрудный город, однако и она заслуживала искреннего восхищения. Если бы можно было пригласить сюда Озму… Дороти была уверена, что ее подруге понравится это место.

Волшебный мир пестрел разноцветными красками. Дороти уже видела зеленый город и белый город, желтую дорогу, фиолетовый океан… вполне возможно, что другие оттенки тоже вскоре раскроются перед путешественницей.

* * *

Проснувшись, Биллина с неудовольствием поняла, что в комнате она одна. Выходит, неблагодарная девчонка выспалась и сбежала, оставив почтенную курицу в незнакомом месте и даже не позаботившись о ее комфорте. Чему только учат этих фермерских детей… А ведь Биллина, засыпая, так тщательно обдумывала три архиважные мысли, дабы максимально точно донести их до своей спутницы! Воистину, со стороны Дороти уйти раньше, чем курица проснется, и не выслушать ее наставлений было самой настоящей безответственностью.

Желтая курица спорхнула с подоконника на пол.

— Стало быть, так, — командирским голосом заявила она самой себе, — сейчас ты пойдешь и поешь. Сама о себе не позаботишься — никто не позаботится, таков уж этот мир, дорогуша.

Встряхнувшись и грозно распушив перья (на случай, если найдется храбрец, что решится помешать ей завтракать), птица поддела крылом приоткрытую дверь и шагнула в коридор. Здесь она практически сразу уткнулась в подол юбки молоденькой служанки, что, в свою очередь, с любопытством взирала на Биллину сверху.

— Ой, простите, уважаемая курица… — растерялось это неуклюжее создание (Биллина, выпутавшись из юбки, едва не клюнула девчонку в ногу). — А в доме говорят, что ночью тут бродил желтый призрак размером вот примерно с вас, — служанка показала ладонью уровень где-то своих колен. — Странное совпадение! Это не дух вашего неупокоенного дедушки, случайно? А то яснейшая госпожа Орин рассердится…

— Если ты немедленно не замолчишь, то рассержусь уже я! — вскипела курица, даже гребешок на ее голове гневно встопорщился. — А это, поверь мне, куда серьезнее! Все мои дедушки и бабушки должным образом упокоены! Ты что думаешь, у нас на ферме суп варить не умеют?! А ну уйди с дороги, я есть хочу! — и Биллина с гордо поднятой головой прошествовала дальше по коридору.

Она заблудилась в этом доме второй раз, уже при свете дня. Проклиная «зажравшихся буржуев» и стараясь не врезáться в многочисленные хрустальные элементы обстановки, птица обошла этаж как минимум раз пять, прежде чем нашла нужную лестницу. Если бы Биллина умела проклинать взглядом, уже к вечеру тихий пригород облачился бы в траур.

Наконец взмокшая, взъерошенная и злая курица выползла на задний двор. Здесь, в теньке деревьев, можно было передохнуть от казавшегося бесконечным лабиринтом дома и наконец перекусить. Биллина спрыгнула с крыльца и зашагала через двор. Уже почти приблизившись к ближайшему дереву, курица неожиданно поняла, что за ней наблюдают. Обернувшись, она заметила у крыльца, с которого спрыгнула несколько минут назад, птицу, подозрительно напоминавшую павлина. Подозрения подтвердились, когда птица — или, если уж быть совсем точным, птиц — вышла из-за ступенек крыльца, демонстрируя тянущийся длинным шлейфом хвост.

— Гос-споди прости! — невольно вырвалось у Биллины, и желтая курица плюхнулась в траву. — Это еще что за чучело?

— Павлин, к вашим услугам, — кажется, не обиделся тот, важно вышагивая ближе. — Чучелом имел честь стать мой батюшка. Его подарили на именины прекрасной Мередит, дочери адмирала, и я иногда хожу его навещать. А вы, сударыня..?

— Билл. Тьфу, Биллина, — курица еще не совсем привыкла к новому варианту своего имени. — Слушай, ну чего ты вылупился? Ты кур никогда не видел?

— Я, как вы верно заметили, вылупился два года назад в этом самом прекрасном доме, дабы стать его украшением. Но кур я и впрямь никогда не видел, вы первая.

— Ну-ну… — скептически прищурилась Биллина. — Ладно, любуйся, деревня… а я есть хочу, — и, больше не обращая на павлина внимания, принялась сосредоточенно разгребать лапами и клювом землю. Павлин, видимо, по привычке гордо расправил переливающийся хвост и подошел еще ближе. Теперь его присутствие курицу начинало раздражать. Биллина была категорически не в духе (еще бы, несколько раз плутать в доме по кругу), так что светскую беседу поддерживать не собиралась.

— А вы, сударыня, из каких краев будете? Из Эвны али подальше откуда? Знаете, провинциалки часто бывают настолько несдержанны… что неудивительно, тяжелая жизнь, недостаток ухода за собой…

— А кому-то я сейчас перья повыдергаю, — пробормотала Биллина, вытаскивая из земли попавшегося жучка. — Ишь ты, столичный выискался, провинциалкой меня называть! Да я, если хочешь знать, из Колорадо!

— Не сомневаюсь, чудесное место… хотел бы я там побывать, если там все дамы такие же горячие, — мечтательно протянул павлин, вновь расправляя хвост. Биллина, однако, в ответ на столь наглые намеки еще больше выходила из себя.

— Горячие! Да моя прабабушка работала в палатке с грилем! Я тебе покажу горячие! — только что съеденный жук пошел, похоже, не в то горло, и курица закашлялась. Павлин услужливо похлопал ее крылом по спине.

— Прошу меня простить, сударыня, если был назойлив, — когда Биллина перестала кашлять, он свернул хвост и вежливо поклонился. Курица, хоть немного, но всё же благодарная за спасение от удушья жуком, смягчилась.

— Ладно, чего уж… Ты что, живешь тут?

— Имею честь проживать в этом прекрасном доме вот уже два года, как я уже сказал, со дня моего вылупления. Я являюсь одним из главных его украшений и услаждаю своим видом взор госпожи Орин. Однако вчера — прочувствуйте глубину моего горя, сударыня! — одно из этих невоспитанных существ, что возят колесницы яснейшей Орин, наехало мне на хвост и перебило одно перо. Вы представляете?

Огорченный павлин даже всхлипнул и прикрылся крылом. Биллина закатила глазки в притворной скорби.

— Какая трагедия… от всей души вам сочувствую, уважаемый павлин!

— О, спасибо, сударыня, от всего сердца спасибо! — тот схватил ее крыло в свои и принялся трясти. — И вот вчера я остался посреди двора, один, с перебитым пером! О, какой ужас, я этого не переживу…

— Ну мог бы клюнуть этого, кто там на тебя наступил, — Биллина выдернула свое крыло из пожатия павлина. — Ты мужик или кто?

— Ну… я, бесспорно, принадлежу к мужскому полу, но это не мешает мне ценить мою красоту. В конце концов, без хвоста я, по сути, никто.

Биллина недоверчиво прищурила один глаз: ишь ты, садовый философ выискался. Павлину, однако, для жалоб вовсе не нужны были слушатели, он явно ушел в себя и теперь страдал наедине с мирозданием.

— Любая ошибка природы норовит обидеть красивую птицу… а ведь мои батюшка и матушка были специально выращены в питомнике, мое родовое древо занимает восемнадцать страниц! Никакого уважения к сословию! Вы понимаете мои чувства, сударыня?

Курица, продолжая рыться в земле, пробормотала нечто невнятное. Павлин удобно расположил длинный хвост и, поджав ноги, сел напротив нее.

— Ничего-ничего… будет и на моей улице праздник. Когда господин Орес наконец убедит хозяйку выгнать это бестолковое стадо, я специально выйду во двор и лично клюну каждое из этих созданий в морду!

— В смысле выгнать? — безразлично уточнила Биллина. Не то чтобы судьба четырехногих существ на колесах ее особенно волновала… Курице они вообще казались смешными: агрессивные, вопящие, но не способные банально взобраться на холм. Чего только природа не выдумает… — Они что, ее собственность?

— На самом деле нет, — покачал головой хвостатый кавалер, несказанно довольный возможностью высказаться. — Видите ли, сударыня, в моем случае весьма удобно быть птицей: когда господа обсуждают свои дела, они не обращают на меня внимания. Я могу просто сидеть рядом, расправив хвост, и никто не прогонит меня прочь, в то время как прислугу за подслушивание секут на конюшне только так. Стало быть, я являюсь в этом доме наиболее компетентным источником информации.

— Ишь ты, слова-то какие выучил, — хмыкнула Биллина. — Давай, аполлон, рассказывай, чего там с этими шутами бродячими.

— О, это очень поучительная история. Видите ли, когда люди на колесах были только-только созданы, быстро стало понятно, что в городе от них никакой пользы не будет: это грубые невежественные существа, их невозможно обучать, они, по большому счету, не умнее обезьяны, однако, в отличие от той же обезьяны, весьма агрессивны. Разве что говорить умеют — и то хлеб… Чтобы не портить репутацию столицы и настроение ее жителей, колесунов выселили из Эвны практически сразу. Им запрещен вход… въезд… короче, им запрещено находиться в столице без специального разрешения, потому что они немедленно начинают дебоширить и пугать горожан. Вот только земля, на которую их поселили на побережье океана Нонестика, принадлежала — кому бы вы думали?

— Понятия не имею, — не оценила интриги Биллина. Павлин хлопнул себя крыльями по бокам.

— Этой землей владел генерал Ксефалай, губернатор столичного округа. Получается, эти существа заняли его землю. За право на ней жить они должны платить налог, деньги на который зарабатывают, выполняя разные простые поручения. Отвезти-привезти, почту доставить, по праздникам детишек в балаганах развлекают…

— Я была права. Бродячий цирк. Шуты гороховые.

— Но несколько лет назад часть побережья, принадлежащую генералу, выкупил наш хозяин, господин Орес. Теперь за право проживать на этой земле колесуны платят лично ему. Вот только с недавних пор губернатор хочет выкупить эту землю обратно, но теперь собирается здесь что-то строить. То есть эти наглые типы здесь больше жить не будут. И не будут портить мне настроение своими воплями, когда я выхожу на берег для променада.

— И куда они пойдут? — отстраненно поинтересовалась Биллина, принимаясь за следующего жука.

— Ой, да понятия не имею, — философски развел крыльями павлин. — В города их никто не пустит, побережье — частная собственность, да и кому они тут нужны. Это меня, сударыня, уже не волнует. Наглые, невоспитанные типы!..

— Да уймись ты, это всего лишь перо!

— Всего лишь перо?! Да будет вам известно, сударыня, я являюсь красивейшим мужчиной королевства!

— Вот был у меня прадедушка, знаешь… вот у его ног, как бабуля говорила, все наседки валялись. Какие шпоры, какой хвост! А потом он однажды упал с забора…

— Хвост? — не понял павлин.

— Сам ты хвост, дятел! Прадедушка упал!

— Соболезную… а что потом?

— Да что потом… в супе почил, вот что. Но забор, я тебе скажу, у нас на ферме высокий, сотрясение дедуля схлопотал — потом цыплят своих не узнавал неделю. Ох и лихие были времена… — Биллина проглотила жука и тоже уселась под деревом. — Кто у вас тут правит-то хоть? — без всякого предисловия переключилась она, внезапно заинтересовавшись политическим устройством страны Эв.

— Принцесса правит. Не имею чести ее знать, ибо не выезжаю в город, там для меня слишком шумно. Да и она, похоже, не большая любительница наносить визиты, во всяком случае, здесь у нас ни разу не была. Но я про нее чудные вещи слышал… не приведи Торн, во сне приснится. В общем, говорят, что она умеет менять облик. Но я от одного попугая другое слышал, что не облик она меняет, а головы. Снимает одну, приставляет другую… ужас!

— Нашел кого слушать. Попугаи — они вечно бред несут… Головы меняет. И придумают же!

3

Солнце практически скрылось за горизонтом, небо пламенело последними отсветами. Белые цветы в саду умиротворяюще шелестели среди тёмной глянцевой листвы. Принцесса Лангвидэр правит страной Эв всего год. За год количество этих деревьев во всех регионах, где позволял климат, увеличилось хорошо если всего вдвое, а в окрестностях Эвны — и того больше. Через несколько лет, когда начнет цвести новое поколение, от этого запаха во всем государстве будет не продохнуть. Их слишком много… и во время цветения они источают сладкий дурман. Адмирал Меремах еще раз бросил взгляд в тёмный сад и закрыл окно. Почему она так их любит? Когда Эвну засаживали магнолиями, это была всего лишь случайность — выбор мог пасть на какие угодно деревья. А теперь они и впрямь повсюду. И тем не менее новой весной они цветут как обычно — после предыдущего раза, который казался отчаянным, последним шансом перед какой-то катастрофой. Любовь к этим деревьям — единственное, что осталось человеческого в душе чужеземки, носившей эвийскую корону.

— Я бы на вашем месте не слишком волновался о том, что будет через несколько лет, — усмехнулся Маттаго, когда адмирал поделился с ним своими мыслями. — Когда о завтрашнем дне с опаской думаешь, как-то не до деревьев. Вам, друг мой, в очередной раз повезло: вы гоняете пиратов в океане и месяцами не появляетесь на материке.

— Я знал, какую профессию выбрать, — усмехнулся Меремах и, усевшись в кресло, принялся перебирать разложенные на столе трубки. Он и впрямь давно не был дома. Никогда Меремах особенно не страдал от тоски по родине, океан Нонестика был ему привычнее твердой земли, но за последний год он всерьез начал подумывать об эмиграции. Если не уехать самому, то хотя бы вывезти жену и дочь. — Но вы меня в неведении не оставите, я вас знаю.

— Не надейтесь. Здесь у всех отвратительное настроение — почему у вас оно должно быть иным? Теперь уже, знаете, я сомневаюсь, что мы выбрали верный путь, остановив междоусобную войну и приведя к трону эту женщину.

— А что с ней не так?

Меремах всегда чувствовал себя оторванным от событий в королевстве. Это позволяло спокойно спать. Еще Его величество Эволдо подписал соглашение с правителем Пингарэ, и военному флоту королевства Эв было позволено основать на острове небольшую базу. Там и провела последний год практически в полном составе Золотая Армада — Меремах еще в первые дни, в суматохе после коронации принцессы сумел добиться разрешения на это лично у нее и увел корабли на Пингарэ, объясняя свой поступок необходимостью охранять океанские владения страны Эв от пиратских набегов. Это была возможность, и адмирал ею воспользовался.

Ненадолго вернувшись через пару месяцев, он узнал, что флоту выделены дополнительные средства на вооружение, а личному составу повышено жалованье. Для Меремаха это было первым свидетельством того, что с выбором кандидата на престол они не ошиблись. Обратно на Пингарэ Армада уходила с продленным соглашением и щедрыми дарами для короля и королевы.

Меремах не сразу поверил, что прошел уже целый год. Однако нет, снова цвели магнолии, снова над Эвной плыл их дурманяще-сладкий запах. Год назад в это же время он вез в подарок Эволдо женщину с островов.

— Не с ней. Ее мы вообще видим только по большим праздникам, как красивую картинку. Я не спрашивал у вас тогда, почему она такая, почему она еле ходит и постоянно появляется с разными лицами, мне это не казалось важным. Я так и не собрался у вас уточнить, с чего вы взяли, что она, во-первых, избежала казни и жива, а во-вторых, почему вы так уверены, что все эти лица — именно она, а не какая-то другая дама. Я решил, раз уж вы уверены, Нао молчит — значит, всё идет по плану, так нужно. Теперь я вам это наконец скажу. Вы с ума сошли — сажать покойницу на трон. И вместе с тем я понимаю, что это именно я!.. Я, считая ее живой, убедил армию поддержать принцессу, я договорился с Нао, провались он к гномам! Я организовывал всю эту игру — и я единственный, кто не знал, что ваша Лангвидэр — тело со сменными головами!

Маттаго вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате.

— Я поверил вам на слово, что она жива, потому что толком ее никто не видел. Я был уверен, что женщина даст нам возможность изменить ситуацию в свою пользу. Именно от вас, Меремах, пошла информация, что принцесса осталась жива — и у меня не возникло даже тени сомнения в обратном. Бывает такая магия, которая меняет лицо. Вы не удивлялись, когда корону надели на непонятно кого, никто не удивлялся. Но что ж вы мне не сказали… Меремах, будьте вы прокляты, почему вы молчали, что она мертвая?!

— То есть вы думаете, что я знал, да? — как-то обреченно переспросил адмирал, вертя в пальцах набитую, но незажженную трубку. Маттаго осекся. Меремах устало покачал головой. — Поверьте, я знал не больше вашего. Хотя нет, всё еще чуть больше, не стану вас обманывать. На площади во время казни никто из хорошо ее знавших не стоял рядом с помостом, чтобы подтвердить, что да, это принцесса. В свою очередь те, кто толокся рядом, хорошо видели женщину, но не знали, она ли — принцесса Лангвидэр. Глупость полная, но куда деваться? Отсюда пошел этот слух, что вместо королевской племянницы голову отсекли кому-то еще.

Маттаго кивнул. Он неоднократно жалел, что не поехал на казнь сам — уж тогда он не дал бы одурачить себя байкой про то, что принцесса счастливо спаслась. Скольких проблем можно было бы избежать…

— Помните день, когда министры собрались в тронном зале? Каждый из них считал, что именно он будет следующим королем. Будь среди них Ферсах Кенейя — я бы поставил на него и тогда вообще молчал про принцессу. И не было бы всего этого, и столица была бы сейчас в Карсалье. Но не о том речь. Я ее тогда увидел в саду, первый раз со дня казни. Вы обвиняете меня в том, что я знал о судьбе принцессы… но у меня этого и в мыслях не было, Маттаго, я тоже считал ее живой! Пока она не начала снимать передо мной голову.

— Лучше бы платье, — кисло пошутил генерал.

— Лучше бы она упокоилась с миром, знаете. Я не могу назвать себя чувствительным человеком, я убивал в бою сам и видел, как убивают мои солдаты… но когда перед тобой кто-то поднимает с шеи голову — это слишком. У нее, — Меремах провел пальцем поперек шеи, — вот так запекшаяся кровь. А потом, уже на коронации, у тела и головы была кожа разного оттенка. У нее бледная кожа, а лицо было загорелым. Вот и всё. Больше я не знаю ничего того, что мог бы вам рассказать. На тот момент я думал, что лучше одна покойная принцесса, на которую можно влиять… но она одна, согласитесь. Чем десять человек, половина из которых орет за независимость, вторая — тягает друг друга за бороды и делит трон. Кто хотел отделиться — отделятся и так, но от остальных мы страну хотя бы спасем.

— От них — спасли. Они разъехались по своим провинциям и сидят, как мыши под метлой. Принцессу короновали, войны за престол избежали. Мы все, кто настаивал на мире с Кенейя, на мире с Икс, кто хотел личных привилегий конкретно для себя. Мы это получили.

— Тогда что вам не нравится?

— Я вас предупреждал, сегодня вы с хорошим настроением спать не ляжете. Итак, коронация Лангвидэр была практически залогом того, что мы сможем повлиять на развитие отношений с нашей западной половиной. Дипломатическими усилиями нашего дорогого короля, как вы помните, Меремах, Сентаба превратилась в кладбище. Я слышал, что они сбрасывали трупы в ущелье Рох, потому что живых не хватало, чтобы хоронить всех мертвых. Я ездил в Шессаву встречаться с их послами. Я был там, поэтому знаю, о чем говорю. С их стороны всё было предельно ясно: Сентаба выходит из состава королевства однозначно. А поскольку семья держится вместе и о разделении речи быть не может, напрашивается очевидный вывод. Мы потеряли все подступы к Короне Мира, весь запад, через несколько дней после вашего отъезда. Но мы сохранили мир, я считаю это победой. После того, как в этом тумане полегло столько народа… я не рискнул бы вновь отправлять туда наших бойцов.

— Выходит, с Карсальей больше нет никакой связи. Не слишком радостная новость, но хотя бы без новых смертей.

— Точно. Еще чуть позже уже мы направили послов в королевство Икс. Этим занимался Орес, но тут мне тоже многое известно. Пришлось несколько сгустить краски, расписывая недальновидность захватнической политики Его величества Эволдо.

— Всех собак повесили на покойника, — по-своему перевел Меремах и понимающе усмехнулся.

— Это проще, чем идти каяться, что мы все принимали в войне активное участие. Мы солдаты, адмирал, и мы исполняем приказы, которые отдает Его величество. К нашему сожалению, мы не смели ослушаться его воли и были вынуждены вести свои войска в атаки на прекрасные земли королевства Икс. В течение пятнадцати лет, да, и что? Его величество Эволдо был крайне недальновиден. И всё в таком духе, как вы понимаете. В общем, здесь тоже довольно легко отделались, на юге у нас теперь мир и процветание, в Роше Ри не верят своему счастью.

— Принимается. Пока что ничего особо ужасного я от вас, Маттаго, не услышал.

— Ваша принцесса, адмирал… единственное, что ее волнует, — это головы, да и то я не уверен. Дальше мы снова собрали совет, чтобы решить, как поступать с остальными провинциями, которые пожелали независимости и спешно преобразовались в карликовые государства. Это было уже ближе к осени. Нашей с вами ошибкой, Меремах, было то, что невозможно, командуя войсками, параллельно отираться при дворе и пытаться влиять на политику. Деньги мы получили. Славу патриотов получили. Совет министров собирали последний год месяцев пять назад, да и то скорее для красивого зрелища и иллюзии совместного правления. Всё, к чему мы за год пришли всей страной, — это практически единоличное правление Ореса Нао.

От автора

Ринкитинк тут уже неоднократно упоминался. Дабы избежать путаницы, государством Ринкитинк правит король по имени Ринкитинк. За этим — сюда http://oz.wikia.com/wiki/King_Rinkitink

У Его величества Ринкитинка есть говорящий козел. О козле — тут http://oz.wikia.com/wiki/Bilbil

Калидас http://oz.wikia.com/wiki/Kalidahs