Среди руин цветут деревья (джен)

1

Фабрика почтенных господ Смита и Тинкера была в эти дни единственным островком спокойствия, не затронутым взволнованной лихорадкой обычно медлительной столицы. После трагической кончины мистера Смита, что утонул несколько лет назад в им же самим нарисованной реке, Тинкер оставался единственным здравствующим совладельцем компании. О нашествии на королевский дворец отряда гномов изобретатель узнал уже гораздо позже, когда в ворота фабрики постучал посланник королевы Эвьен, сопровождавший механического человека. Удивленный столь скорым возвращением лучшего своего детища (согласно прилагаемой документации, Тик-Ток мог без поломок отработать тысячу лет), мистер Тинкер пригласил курьера в кабинет и любезно осведомился, чем не устроила Его величество работа столь сложной машины.

— Ее величество Эвьен повелела удалить механическому человеку память и вернуть его сознание к базовым настройкам, — последовал ответ. Изобретатель растерянно заморгал: за долгие годы работы он не сталкивался с подобным требованием. Однако приказ королевы есть приказ. К тому же с Эвьен, состоящей пусть и в дальнем, но родстве с подземным народцем, предпочитали не спорить, и мистер Тинкер не был исключением. С жалостью взглянув на свое детище, он коснулся рукой полированного медного бока и всё еще немного растерянно кивнул.

— Будет исполнено.

Курьер уже направился было к выходу, однако на полпути остановился.

— Во дворце гномы, — не оборачиваясь, прошептал он, словно боялся, что их могут услышать. — Король покончил с собой. Мистер Тинкер, уезжайте, пока не поздно.

— Мой добрый друг, — изобретатель подошел и растроганно обнял человека, которого видел впервые в жизни. — Благодарю тебя. А теперь не задерживайся, иди. Нет, ответь мне… откуда во дворце гномы и как именно скончался Его величество?

— Мистер Тинкер, — курьер замялся. — Я не знаю, где правда. Слуги шепчутся, что Его величество заключил с гномами какую-то сделку, просил помощи в войне или что-то еще… а взамен отдал королеву и наследников в рабство королю Рокату. Я не знаю, так говорят… но гномы предали в решающий момент, и вся армия погибла. Его величество не пережил горя и бросился в океан.

Тинкер задумчиво кивнул. Оставшись один, он вновь провел ладонью по блестящей поверхности корпуса Тик-Тока, затем проверил ключи и с тяжелым вздохом взялся за пластину на его спине, под которой скрывался сложный механизм. Исполняя приказ королевы, изобретатель чувствовал себя преступником по отношению к собственному творению.

— Ничего, сынок… — пробормотал мистер Тинкер, роясь в бесчисленных винтиках и шестеренках. Сейчас его даже не волновал тот факт, что снятие спинной пластины отключает все три основных навыка механического человека. — Выберемся. Сейчас и правда лучше всё забыть. Ну вот и порядок… — изобретатель прикрепил пластину на место и украдкой смахнул слезу. Тик-Ток был лучшим его творением. Оставшись в одиночестве после гибели компаньона, мистер Тинкер пытался создать механического собеседника, старательно обучая опытный образец всему, что знал сам. Позже добавилось знание множества языков (включая Пого, Конжо и диалект земли Вообще-Нигде) и способность переводить, и теперь Тик-Ток, умеющий мыслить и говорить, мог стать полноценным членом общества. Он не умел только одного — быть живым.

— Как ты себя чувствуешь, сынок? — заботливо поинтересовался изобретатель, смахивая с медного корпуса невидимую пылинку.

— Я — машина — я — не — умею — чувствовать. Полагаю — хорошо, — отозвался механический человек и сделал несколько шагов по кабинету. — Что-то — случилось.

— Нет, нет… просто небольшие неприятности, поэтому будет лучше, если про тебя перестанут вспоминать. Ответь мне, сынок, кто ты?

— Я — Тик-Ток — механический — человек — создан — на — фабрике — Смита — и — Тинкера — в — Эвне. Я — умею — мыслить — двигаться — и — говорить.

— Прекрасно. Слушай меня. Ты создан по приказу короля Эволдо и должен был исполнять обязанности слуги и личного стражника. А теперь идем, сынок, пока не стало поздно.

И мистер Тинкер, не оборачиваясь, зашагал к выходу из здания. Тик-Ток послушно следовал за ним. Лишенный чувства любопытства, механический человек не задавал вопросов, и путь по окраине к выходу из города они проделали в полном молчании. Теперь, когда память Тик-Тока была очищена от информации о последних событиях, Тинкер чувствовал некоторое облегчение: кто бы ни пришел к власти, лучшему изобретению фабрики ничто не грозит. Оставалось спрятать его до лучших времен.

— Я вернусь за тобой, сынок… обязательно вернусь. Просто подожди, когда здесь всё утихнет, город успокоится — и я за тобой приду. А пока опасно, ты служил прежнему королю и женщине с островов, уже одного этого достаточно, чтобы отправить тебя на переплавку.

Тик-Ток молчал. Его, машину, не трогали обещания изобретателя, однако он старательно записывал их на чистый лист своей новой памяти. Его, в общем-то, не интересовало даже то, куда они направляются, — он просто следовал за мистером Тинкером, постепенно удаляясь от города. Плеск океана становился отчетливее: они приближались к побережью.

* * *

В отличие от своего отца, Нанда уже давно перестала понимать, что происходит. Голова рошерийки стала началом целой череды изменений, что не оставили практически ничего от той госпожи, которую девушка знала и успела полюбить. Нанда любила Лангвидэр. В этом служанка призналась самой себе в ту ночь, что провели они вдвоем в Южной башне на окраине Эвны. Нанда безутешно рыдала, принцесса гладила ее по голове, перебирая пальцами волосы, — и Нанда готова была отдать свою жизнь за эти прикосновения. Но признаться госпоже? О нет, на это девушка не решилась бы ни за что на свете.

Слабым оправданием служило то, что Лангвидэр не поймет. Эвийская речь не вызывала у нее ничего, кроме отвращения, и Нанда, вспоминая об этом, иногда замирала посреди своих бесконечных монологов, уставившись на госпожу широко распахнутыми глазами. И язык, и жители, и сама эта местность… Лангвидэр предпочла бы видеть страну Эв горящей в бесконечном пожаре. Страна Эв лишила ее родины.

И тогда Нанда чувствовала свою вину за то, что родилась в этой стране: она никогда не сможет стать госпоже по-настоящему близкой, преодолеть тот барьер ненависти, что принцесса воздвигла между собой и жителями материка. Нанда родилась на материке. Она ничего не могла с этим поделать, однако мысли вновь и вновь упрямо возвращались к тому, что и она, маленькая расторопная служанка, не заслуживает для пленницы с островов права жить. И право причесывать госпожу, возможность сопровождать ее во время прогулок в саду… право видеть слезы Лангвидэр и принимать от нее подарки — всё это, по сути, ничто, а чувства Нанды загнаны в тупик, из которого нет выхода. Страна Эв лишила Лангвидэр родины. Дважды.

Нанда была еще слишком молода, чтобы разобраться в путанице свалившихся на нее чувств. Лангвидэр, пленница материка, именем которой развязана война с джинксландцами, унесшая тысячи жизней за две ночи бойня в розовом тумане, — Лангвидэр должна была умереть. Для Нанды это означало потерю единственного человека, за которого девушка готова была без колебаний умереть сама. И в то же время — пленница обретала право вернуться на свои острова. Вырваться из клетки, резкими взмахами сильных крыльев разорвать оковы, пригвоздившие ее к ненавистной земле. Смерть давала ей свободу. Осознав это, Нанда запуталась окончательно.

Ее отец, привыкший следовать непонятной игре, придумываемой им самим, имел на Лангвидэр свои планы. Позже Нанда узнала, что этими планами проникся адмирал Меремах, который, собственно, и заварил эту кашу. Казалось бы, сверни он на несколько градусов южнее или севернее — и проплывет мимо череда островов, и не пересекутся его пути с этой женщиной. Но он привел свою армаду именно на Саламандров архипелаг.

Идея коронации Лангвидэр упала на плодородную почву. Это спасало страну от разделения и увеличивало влияние военной верхушки — племянницу короля поддерживала армия. Армия же и вела ее к трону. Нанде, далекой от политической жизни страны, казалось, что судьба увлекает ее в неуправляемый водоворот, и лишь желание быть рядом с госпожой заставляло ее держаться. Лангвидэр не дали вырваться, клетка захлопнулась перед ней в тот самый момент, когда Нанда принесла в лабораторию отца голову убитой рошерийки. Лицо у этой головы было скорее растерянное, чем испуганное, а бальная прическа так не вязалась с перерубленной шеей. Лангвидэр заставляли вновь существовать на ненавистном материке — и именно маленькая служанка была той, кто в сопровождении отцовских помощников добывал головы для этой цели. Нанда своими руками закрывала клетку. Но госпожа вернулась, Нанда может, как и прежде, причесывать ее длинные волосы — и пусть они каждый раз разного цвета, Нанда может быть госпоже полезной. Лангвидэр другая, ее юные лица кривятся в рыданиях, она забывает свои острова и родной язык. Это уже не она.

Дважды.

Нанде запрещалось присутствовать при замене голов. Она узнавала свою госпожу лишь по искрящимся прежней ненавистью глазам. Иногда эта ненависть сменялась безысходной болью, и Лангвидэр вцеплялась пальцами в волосы, била зеркала, а затем, обессиленная, сворачивалась в клубок на полу и тихо плакала от отчаяния. Нанда не знала, как ее успокоить. Лангвидэр обвиняет ее во всем, что происходит, — девчонку, которая предана ей больше, чем собственному отцу. И Нанда всеми силами старалась быть незаметной — ровно до тех пор, пока к отцу не явился Орес Нао. Алхимик и королевский советник долго что-то обсуждали в лаборатории, после чего отец позвал Нанду к себе.

— Вы возвращаетесь во дворец, — бесстрастно сообщил он, даже не глядя на дочь. Девушка растерянно теребила пальцами юбку. — Будет глупо, если родственницу короля поведут к трону из пристройки в саду.

— К трону? — ахнула Нанда, бледнея. Девушке было всего шестнадцать лет, и, подобно большинству своих ровесников, она старалась не видеть в окружающем мире того, что видеть не хотела. Она бежала от реальности, оставляя взрослые проблемы за границами собственного мирка. Когда отец неожиданно увлеченно принялся колдовать над телом королевской возлюбленной, Нанда убедила себя, что их с госпожой оставят в покое. Она ведь любила бы Лангвидэр даже такой, с непонятным характером и чужими головами, — любила в память о той, прежней, в память о лихорадочно горящих сухих глазах пленницы, что подпустила ее к себе, предпочтя взъерошенную девчонку толпе вышколенных слуг. Лангвидэр — та, настоящая — по-прежнему жила в памяти Нанды. Ни самой женщине, ни ее служанке не нужен был титул эвийской принцессы, неожиданным грузом свалившийся на них волей короля. Принцессы страны, которую она ненавидит. Нанда была уверена, что они покинут Эвну, поселившись где-нибудь на побережье, — возможно, вдали от двора Лангвидэр научится видеть красоту материка, если и не полюбит его, то хотя бы перестанет с таким отчаянием проклинать. Нанда терпеливо ждала, пока отец закончит свои опыты, и старательно не замечала немногочисленные недомолвки, что срывались с уст старого алхимика. Лангвидэр казнена, она мертва для мира — так что мешает увезти ее из столицы?

После исчезновения королевской династии шансы занять трон в принципе были у всех одиннадцати провинциальных правителей. Шансы, конечно, неравнозначные, но Нанду абсолютно не волновало, на чьей голове окажется эвийская корона. В столице собрался совет министров, и претендентов было более чем достаточно. Нанда и подумать не могла, что, в то время как седобородые старцы будут с пеной у рта доказывать свои исключительные права, корона эта, словно несколькими днями ранее топор палача, нависнет над головой казненной принцессы. Лангвидэр хотят видеть на троне. Девушка не знала, от кого изначально исходит эта идея, кто получит от коронации пленницы наибольшие преимущества, однако чувствовала, что время, когда можно было прятаться от реальности, заканчивается. Водоворот событий сужался. Когда к отцу явился Орес Нао, Нанда подслушивала в коридоре. До нее не доносилось ни слова, однако именно тогда она с неожиданной ясностью поняла: королевский советник точно знает, что Лангвидэр казнили. Не двойника, не кого-то похожего — именно ее, Нао не может перепутать, он видел ее десятки раз. Нанда терялась в догадках, она была напугана. Меньше всего на свете она хотела, чтобы политические события королевства продолжали тревожить Лангвидэр.

Как объяснить госпоже, что ей предстоит? Нанда подняла на отца испуганный взгляд.

— Ты-то чему не рада? — алхимик многозначительно усмехнулся. — Никто в королевстве не будет стоять выше, чем она. Трофей с каких-то островов на троне Эв — всего за один сезон цветения магнолий.

— Но она… — Нанда сглотнула комок в горле. — Она не хочет…

— Святые гномы! Не хочет она… да кому какая разница, чего она хочет, если у нее даже головы своей нет? Должен же кто-то сидеть на троне — так почему не она? За красивой ширмой не замечают кукловодов. Да и потом, жить во дворце и тратить казну страны — по-моему, вполне неплохо для женщины, которую давно надо было предать земле. Нанда, ты мало того что ребенок — ты еще и дура. Метлу в руки и марш подметать лабораторию! Не хочет она… — продолжая бормотать, алхимик удалился. Суть он до дочери донес: Лангвидэр наденет эвийскую корону. Ни от самой женщины, ни от ее маленькой служанки, как и прежде, ничего не зависело.

Глотая слезы, Нанда вернулась в комнату. Лангвидэр не обратила на ее появление никакого внимания — принцесса сидела перед зеркалом и безразлично рассматривала свое отражение. Помимо отчаяния, которое, обладай оно материальной силой, оставляло бы вокруг нее выжженную пустошь, у Лангвидэр было теперь еще одно состояние — безнадежное спокойствие, смирение, отдающее безумием. Хотя можно ли рассуждать о безумии женщины, к шее которой крепилась не ее голова… В такие моменты Лангвидэр, казалось, терялась в пространстве, вычеркивая из своего сознания всю ту реальность, что находилась вне комнаты, и становилась податливо-покорной, по-настоящему мертвой пленницей материка, искусственно вызванной обратно в непонятный для нее мир. И если первая была лишь более ожесточенной копией прежней Лангвидэр, то вторая… вторую Нанда боялась и отказывалась принимать.

Девушка ничего не могла с собой поделать. Прежняя Лангвидэр, с которой они бродили по саду и которой она пересказывала дворцовые сплетни, исчезла там, на площади. К новой Нанда не хотела привыкать. Лангвидэр даже не отвела взгляда от зеркала. Служанка попыталась прошмыгнуть мимо за ее спиной, однако женщина чуть качнула головой, подзывая ее ближе. Двигалась она теперь с большим трудом, и Нанде приходилось постоянно быть рядом. «По большому счету, она всего лишь оживленный труп». А пальцы женщины беспомощно сжимались на плечах Нанды, и служанке ничего не оставалось, кроме как, сдерживая слезы, терпеть эти прикосновения. Что бы ни случилось, она будет рядом со своей госпожой.

Нанда неуверенно подошла, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Лангвидэр. Голову рошерийки, тело которой спешно похоронили на второй день пребывания ее семьи в Эвне, сменила голова хорошенькой рыжеволосой простолюдинки. К милой, но типично эвийской внешности прилагался протяжный провинциальный говор, свойственный жителям Вей-Вамаре. После резких лающих интонаций Лангвидэр эта плавная, словно полноводная река, речь была куда более чужой, чем просто эвийское личико.

— Нанда… зачем мне еще одна голова? — женщина внимательно рассматривала отражение в зеркале, откуда на нее смотрели застывшие в веселой растерянности зеленые глаза. Рыжеволосая сельская красавица умирала с улыбкой. Очарование этой головы безотказно сражало издалека, вблизи же застывшее в постоянном удивлении лицо скорее пугало, чем притягивало. Лангвидэр медленно подняла руку, убрала за ухо длинную прядь волос.

— Госпожа, так будет лучше, — Нанда нервно сглотнула. Сначала была рошерийка — испуганная, готовая умчаться прочь по посыпанной кирпичной крошкой садовой тропе. Рошерийка стала залогом того, что принцесса Лангвидэр еще ненадолго задержится на этом свете. Теперь — селянка из Вей-Вамаре, издалека, здесь ее никто не узнает. Почему-то Нанде казалось, что две жертвы — лишь начало расплаты за потерянную голову принцессы Лангвидэр.

— Нанда, где моя голова? — ровно спросила женщина. Взгляд зеленых глаз в зеркале уперся в замершую за ее спиной служанку. «По большому счету, она…» — Нанда старалась не смотреть ей в глаза. Лицо пленницы с островов напоминало восковую маску. Нанда клялась себе, что сумеет сломать этот воск, — а вышло так, что, сомневаясь в ясности собственного рассудка, беседует с чужой головой, приставленной к шее казненной женщины. Иногда служанке казалось, что она видит долгий сон, в котором Лангвидэр меняет головы, как перчатки, что, проснувшись, лишь горько улыбнется собственной фантазии: госпожа мертва.

— Я не знаю, — одними губами прошептала Нанда и постаралась отодвинуться. Она терялась. Лангвидэр, ее госпожа, обреченная и несчастная, нуждавшаяся в постоянной защите. За нее Нанда бросалась с кинжалом на королевских стражников, на ее коленях рыдала в ночь перед казнью. Та, что сидит сейчас перед зеркалом, рассматривая удивленное отражение, — другая, пусть медленно, но говорившая по-эвийски, почти забывшая свои острова. У нее чужая голова, чужая память и непонятные, спутанные чувства — если можно назвать чувствами те беспомощные остатки, что еще проявлялись на двух новых лицах. Такую… такую Нанда не хотела — даже когда молила всех известных ей богов позволить не расставаться с госпожой.

— Принеси мне мою голову, — негромко попросила женщина, не отрываясь от созерцания отражения в зеркале. — Это не та. Она мне не подходит.

— Но, госпожа…

— Нанда, ты же видишь, это не та, — уже настойчивее повторила Лангвидэр и попыталась встать. Девушка шустро подскочила ближе, принцесса вцепилась пальцами в ее плечо, и Нанде пришлось обнять ее за талию. — Мне нужна моя голова.

Нанда на мгновение зажмурилась. Она не могла даже в самой извращенной фантазии представить себе сменные головы. Они удерживались посредством тайных заклинаний королевского алхимика, а шею закрывал жемчуг.

Лангвидэр больше не плакала. Нанда не знала, радоваться этому или пугаться новых граней характера своей госпожи, характера непонятно чьего, но уже мало напоминавшего пленницу с островов. Она лишь крепче обхватила женщину за талию, удерживая ее рядом с собой. Нанда мечтала об этом, хотела обнимать ту, прежнюю, делить с ней ее боль. Но никак не рассуждать о замене голов — это было абсурдом, в который не хотелось верить.

— Моя госпожа… это невозможно, — сдавленно всхлипнула Нанда, чувствуя, как тонкие пальцы скользят по ее щеке. Движения Лангвидэр неточные, неуверенные, ее ногти царапают кожу, и девушка против воли морщится, смотрит в зеркало. Чужая голова — длинные рыжие волосы, смеющиеся зеленые глаза, солнечная россыпь веснушек. А Нанда видит прежнюю, красивую восковую маску, что покорила сердце Его величества, заставив вписать пленницу принцессой в династическую книгу. Нанда видит тёмные глаза и украшенную магнолиями косу. Новое лицо не меняет своего выражения, но девушка знает, что смеющиеся глаза таят отчаяние, — чтобы понять это, ей не нужны слова. Она понимает Лангвидэр и так, привыкла к жестам и взглядам. Госпожа не говорит по-эвийски. Этот навык кажется чужим, отталкивает даже больше, чем другое лицо. Нанда вновь жмурится, крепче сжимая руки и утыкаясь женщине в грудь. Ради нее прежней оберегать ее иную.

— Госпожа, нам нужно вернуться во дворец, — несмело шепчет Нанда, поглаживая кончиками пальцев основание шеи женщины. Плотно собранные ряды жемчуга закрывают неестественную границу между телом и головой, создавая иллюзию целостности. Помогая ей вечером снимать ошейник, Нанда до сих пор не может удержаться от слёз.

— Зачем?

Лангвидэр не реагирует на прикосновения, она безразлично рассматривает два отражения в большом зеркале. Когда-то, кажется, давным-давно, в ее волосах благоухали магнолии. Белые цветы с желтыми сердцевинами оплетали голову венком и спускались по косе. Другую голову, светлые волосы… когда-то, давным-давно, у нее была совсем другая голова. Лангвидэр прищурилась, внимательно рассматривая удивленное юное лицо. Рвались последние связи с островами. Чужие головы, чужой язык… она ненавидит эту страну, но уже очень смутно помнит каменистые пляжи и бесконечные просторы воды, омывающие архипелаг. Какая-то часть ее сознания родилась здесь, в королевстве Эв.

— Госпожа, вы… — Нанда запнулась и, жалобно всхлипнув, уткнулась ей в грудь. — Вы принцесса этой страны, вам нужно принять власть и править своими подданными. Страна не может существовать без правителя.

— Но меня не волнует это место, — ровно возразила Лангвидэр. Взъерошенные волосы Нанды касались подбородка женщины. — Принеси мне мою голову.

Нанда судорожно прикусила губу. Будь в ее силах исполнить эту просьбу, она не задержалась бы ни минуты: чужая голова казалась лишним, неестественным элементом их маленького мира. Но голова принцессы бесследно исчезла. Лангвидэр помолчала, что-то обдумывая, во взгляде мелькнула заинтересованность.

— Если я буду править, у меня будет моя голова?

От этой беседы веяло безумием. Эвийская принцесса, которой волей судьбы досталась номинальная власть в королевстве, уже не была живой. Больше всего на свете Нанде хотелось укрыться сейчас от застывшего взгляда веселых глаз, затаиться и никогда больше не видеть свою былую госпожу, что вызвана обратно в мир противоестественными умениями королевского алхимика, — и Нанда понимала, что никогда не решится на предательство. В том, что женщина стала такой, не было ничьей вины, — была лишь насмешка судьбы, забросившей ее на материк, а затем безжалостно отдавшей под топор.

— У вас будет много голов, — пообещала Нанда, глядя на нее снизу вверх. Губы рыжей селянки кривятся в безвольно замершей улыбке. А Нанда видит прежнюю — тёмные глаза на восковом лице. — Каждый день разная. Они будут самыми красивыми в королевстве.

Лангвидэр легко целует ее в макушку. Изящные руки с тонкими запястьями неуверенно ложатся на плечи девушки. Лангвидэр нуждается в ней.

— Много голов, — задумчиво повторила женщина, затем кивнула. — Я подожду, пока ты не найдешь мою. Ты же найдешь?

В зеленых глазах мелькнуло усталое осознание того, что этой надежде не суждено сбыться. Материк привязывал ее к себе, ведя нечестную игру: Лангвидэр забывала свою жизнь.

— Я найду, — Нанда уверенно тряхнула кудряшками. — Обязательно найду. Но пока мы переезжаем обратно во дворец. Там никто не будет вам мешать. Король и королева оставили вам трон.

Иногда служанка ловила себя на том, что разговаривает с Лангвидэр как с ребенком, пытаясь поймать ее внимание, пробиться сквозь потерянное безразличие. Это удавалось с переменным успехом: договориться с принцессой было, в общем-то, возможно, но вот с меняющимися головами… это было делом неблагодарным. Девушка радовалась, что голов всего две. Пусть они и не обладали своим сознанием, не рыдали по безвременно утерянной жизни и не предавались воспоминаниям, но вот одну и ту же информацию Нанде уже неоднократно приходилось объяснять дважды. Сменные головы и тело женщины, по нелепой случайности еще не преданное земле, — это напоминало плохой сон. Нанда всё еще верила, что проснется.

Но пока сон и не думал заканчиваться. Из обрывочных слухов, распространяемых дворцовой прислугой, Нанда узнавала, что королевские министры разделились во мнениях: кто-то уезжает, обрывая все связи с Эв и основывая на подчиненных территориях собственное карликовое королевство, кто-то готов присягнуть новой принцессе. Оставались и те, кто против, и у самой женщины, не имевшей никакого влияния на эвийскую знать, не было никаких шансов занять трон. Кто-то невидимый, словно стоящий за ширмой, настойчиво добивался ее коронации. И Нанда никак не могла избавиться от ощущения, что Лангвидэр — лишь игрушка в чужих руках, и что спасти ее от этой участи маленькой служанке не под силу. Принцесса с чужой головой, беспомощная перед волей тех, кто прокладывал ей дорогу к трону.

Нанду пугала эта незримая воля. Ей хотелось, как в детстве, зарыться лицом в подушку, в спасительной темноте исчезая для страшного взрослого мира. Но выбора у нее не было, она решительно отгоняла предательское желание оставить Лангвидэр и не вспоминать об этой женщине, волосы которой были словно пропитаны запахом магнолий.

Принцесса больше не задавала вопросов. Нанда кусала губы, следуя за ней по хорошо знакомым коридорам в дальнее крыло дворца. Огромное здание встречало непривычной тишиной, его обитатели еще не до конца свыклись с мыслью, что вместо короля, его жены и наследников у них осталась теперь лишь пленница с островов, женщина, которая не расстается с жемчужным ошейником и обладает способностью менять собственный облик. А слухи по дворцу распространялись быстро. Лангвидэр, надевая корону, желает выглядеть эвийкой, дабы не шептались о чужеземке на троне столь же рьяно, как обсуждали на протяжении долгих лет гномью кровь Эвьен.

Эвийский облик принцессы был не менее привлекательным, чем появившаяся впервые в королевстве темноглазая пленница. Лангвидэр красива с любым лицом, даже с тем, на котором застыло задорно-удивленное выражение, а в искрящихся зеленых глазах плещется затаенное безумие. Рыжая эвийка очаровательна издалека. В ее волосах, убранных на столичный манер, венок из белых роз.

2

Еще при короле Эволдо страна лишилась одной из самых развитых своих провинций. За последние сутки к ее потерям добавились еще три. Принцесса Лангвидэр принимала в свои руки весьма урезанное в границах королевство. На пленницу с островов соглашались далеко не все, однако теперь в дело вновь вступала армия: Эвна была оцеплена, все основные выезды перекрыты сторожевыми отрядами. На церемонии коронации, помимо оставшейся в столице знати, присутствовала практически вся военная верхушка. Торжественная церемония напоминала государственный переворот.

Впервые с момента переноса столицы в Эвну передача власти осуществлялась на побережье. Для этого полагалось ехать в предгорья, в Эвейят, и никому и в голову не пришло бы менять устоявшуюся традицию, если бы не вмешался Орес Нао. Он лишь бросил быстрый взгляд на женщину, что тяжело повисла на плече своей маленькой служанки, и отрицательно покачал головой.

— Куда-то ее везти — она по дороге развалится. Собирайте всех в тронном зале, — распорядился королевский советник и исчез до самого начала приема. Единственный среди всех присутствующих, он знал наверняка, что представляет собой принцесса, способная, по общему убеждению, менять собственный облик. Орес молчал по одному ему известным причинам.

Молчал Меремах. Он видел свою пленницу в дворцовом саду: стоя в двух шагах от него, она ломала нетвердыми пальцами высокий жемчужный ошейник. Возможно, женщина с островов и спасет страну от окончательного раскола, но ведь она… ее же казнили, у нее перерубленная шея и какими-то чарами приставленная голова. На троне Эв кто только не сидел, но все предыдущие были хотя бы живыми. В зеленых глазах чужой головы застыли искорки смеха. Меремах не хотел для нее такой участи — ни когда вез ее на своем корабле в подарок королю, ни теперь. Ее должны были просто похоронить, вроде бы там, на своих островах, они верят в перерождение. Но ее удержали в Эв. Каким образом это было сделано, адмирала не интересовало, он ничего не понимал в колдовстве. Голова женщины катилась по заливаемому кровью помосту — принцесса Лангвидэр идет к королевскому трону, и на плечах у нее чья-то чужая голова. Это было гораздо хуже, чем просто смерть.

Молчал генерал Маттаго, знавший о судьбе принцессы меньше всех. Он не видел ее со дня казни, однако именно он, поверив странным полунамекам Меремаха, отыскал в бумагах короля договор о перераспределении власти. Именно он и сформулировал окончательно эту идею, для простоты картины веря в то, что Лангвидэр жива. Однако продуманный до мелочей план упирался в то, что вместо чужеземки, так не похожей на эвийских женщин, их глазам предстала рыжая девица, которую никто раньше во дворце не видел. И все почему-то были уверены в том, что именно это — принцесса Лангвидэр, внезапно открывшая в себе способность менять облик. Хотя, по большому счету, генералу было безразлично, как она выглядит, даже если вместо собственной головы ей приставили чью-то еще. Женщина обводила присутствующих смеющимся взглядом.

«Совет одиннадцати провинций королевства Эв…» Маттаго задумчиво покачал головой. Так почти четверть столетия назад читали перед Эволдо.

— Совет семи провинций королевства Эв…

… за исключением этой проклятой Карсальи, Гаялета, Вей-Вамаре и северной глуши Анардаху. Прозвучавшее новое количество регионов королевства непривычно резануло слух. Маттаго нахмурился. Его недовольство разделяли многие. Провинций в стране одиннадцать. Одна из них уже стоила королевству трети сухопутной армии и потери всех членов правящей династии. Если оставить джинксландцев в покое — десять, никак не меньше. Маттаго мрачно улыбнулся: неразбериха с властью расплетется — появится время усмирить этот стихийный всплеск провинциального самосознания.

Над головой женщины подняли традиционный золотой венец. Солнце блестело на его зубцах и терялось в рыжих волосах принцессы. Почему ни у кого не возникло сомнений в том, что именно она — та самая пленница, привезенная Меремахом с далеких островов, затерянных в океане Нонестика? Она выглядела совершенно иначе. Да у нее, раз уж на то пошло, кожа разного оттенка! Генерал обвел толпу внимательным взглядом. Оставшиеся министры мрачно переговаривались, однако никто даже не пытался возразить. Им безразлично, кто будет на троне, противостояние еще не окончено. За короткий период, в течение которого трон королевства был пуст, они успели почувствовать вкус самостоятельности.

Задачу облегчало лишь то, что между собой главы регионов не смогут договориться, даже если от этого будут зависеть их жизни. Поставить их на колени поодиночке гораздо проще.

Женщина по одной вытягивает из прически розы. Медленные неловкие движения бросаются в глаза, один из стеблей ломается, дергая за собой длинную прядь. Остальные цветы снимает маленькая служанка, и на голову принцессы опускается корона. Лангвидэр молчит, на ее лице по-прежнему застыло веселое удивление — издалека она очаровательна. В истории королевства Эв это одна из самых странных церемоний: устоявшийся ритуал не проводится в Эвне, его место в старой столице. Власть переходит к женщине, которая получила право на нее посредством череды случайных совпадений. Ощущение неправильности происходящего усиливалось задорно улыбающимся загорелым личиком над плотным жемчужным ошейником. Этого обряда не должно было быть. Все присутствующие, начиная от королевского советника и заканчивая последним лакеем, старательно делали вид, что так и было задумано.

— Ты берешь в свои руки власть в королевстве, — глухо прозвучало откуда-то сбоку. Орес скосил глаза: Ксефалай. — Держи ее так, чтобы не давать повода сомневаться в тебе.

Женщина медленно повернула голову. Тяжелая корона оттеняла яркие волосы, казалось, по плечам Лангвидэр струятся солнечные лучи. Советник сдержал улыбку. В этом уязвимое место совета министров: они ни за что не снизойдут до того, чтобы договариваться между собой. Эволдо держал их вместе, и, едва почувствовав свободу, они рванули каждый в свою нору. Они не обладают необходимыми ресурсами, чтобы действовать поодиночке, — на это способны в нынешней ситуации лишь джинксландцы. Никто из оставшихся провинциальных феодалов так и не решился задать вопрос, буквально повисший в воздухе: почему все непоколебимо уверены, что именно это — принцесса Лангвидэр. У нее другое, эвийское лицо — а ведь она рождена даже не на материке. Им стоило лишь объединить усилия, дабы выяснить, что в действительности скрывается за наспех придуманной байкой про чудесную способность менять облик. Орес Нао был уверен, что скорее перевернется материк.

Их удивляли ее неуверенные движения. Она стояла при поддержке своей служанки и лишь с третьей попытки смогла точно коснуться пальцами лица, чтобы убрать выбившуюся из прически прядь. Она не сказала ни слова за всю церемонию и сверлила собравшихся застывшим взглядом. Принцесса Лангвидэр выглядела по меньшей мере околдованной. Об истинной причине этого состояния знали в толпе лишь двое, для всех остальных женщина чудом смогла спастись от казни. Корона поблескивала в рыжих волосах.

… ты берешь в свои руки власть в королевстве. Лангвидэр медленно подняла руки, обхватила пальцами ошейник. Страна, силы которой держали ее здесь, поплатится сполна и за исчезнувшую голову, и за невозможность по-человечески умереть, за флот, военная мощь которого позволила обратить в пыль половину архипелага. Перед ней стояли люди, которых она не различала в лицо и не знала по именам — они были для нее однообразной толпой, населявшей страну, которую пленница с островов ненавидела за один факт ее существования. Орес заботливо коснулся ладонью ее плеча. Ее ненависть, его изобретательность — это сочетание принесет невиданные плоды, он будет управлять обжигающей злобой чужеземки, подписывать ее рукой судьбоносные указы, позволяя взамен пользоваться роскошью королевского дворца. Он предоставит ей условия, соответствующие ее положению, — незначительная песчинка за шанс управлять страной.

Король Эволдо садился на трон в Эвейяте. Над ним читали те же самые заунывные тексты на староэвийском, он произносил традиционную клятву, которую с детства вбивают в головы всем наследникам, ему кланялись в строго определенной последовательности главы одиннадцати регионов. Женщина молчала, с ее лица не сходила удивленная полуулыбка. Никто уже не сомневался в том, что столь резкое изменение традиции — лишь капля в море перемен, что будут связаны с чужеземкой на троне Эв. Она пришла в город с цветением магнолий — и побережье расстелилось перед ней.

Она что-то беззвучно шепчет, едва шевеля губами. Корона искрится в падавших из окна солнечных лучах. Орес Нао ловит взгляд женщины и едва сдерживается, чтобы не выдать торжество. Армейское командование может сколько угодно строить собственные планы. А принцесса с отрубленной головой принесет ему удачу.

* * *

Я подожду, пока ты принесешь мне мою голову.

Нанда не хотела давать ей ложную надежду. Путем настойчивого поиска сведений ей удалось выяснить, что голову женщины забрал по приказу королевы Эвьен кто-то из тайной стражи. По странному стечению обстоятельств этот человек оказался в тот же день отправлен на границу с Ринкитинком. Голову, причесанную и надлежащим образом обработанную, последний раз видели в комнатах королевы, и, как Нанда ни старалась, дальнейший след терялся. Служанки — те, кто еще не сбежал из дворца после нападения гномов — упорно отмалчивались, не желая вспоминать отрубленную голову красивой пленницы, да и, похоже, сами знали не так много. Практически весь штат дворцовой прислуги сменился буквально за пару дней после объявления Лангвидэр эвийской правительницей, а Нанда волей-неволей оказалась связана обещанием.

Это было не просто желанием вернуть утерянный элемент собственного облика. Упоминание о голове — единственное, что вызывало теперь оживление в глазах принцессы, вернуть ее стало маниакальной идеей женщины, которая воспринимала окружающую действительность как пытку, неизвестно за какие грехи посланную судьбой. Голова стала тем элементом, что связывал Лангвидэр с ее прошлым. Рыжеволосая селянка сменилась хорошенькой вдовой откуда-то с юга — третья после спешно похороненной рошерийки и вторая в личной коллекции принцессы. С каждой новой головой Саламандровы острова растворялись в тумане, и женщина, потерявшая то единственное, что поддерживало в ней искру жизни на ненавистном материке, искала утешение в зеркале. Личность ее, тот внутренний стержень, что отличает людей друг от друга, стиралась и стачивалась при смене голов, оставляя от Лангвидэр лишь бессильную злость.

Стоит вернуть ей ее голову — и она успокоится. Нанда оставалась рядом с ней, уже не зная, что чувствует к своей госпоже: любовь держалась на памяти о прежней, чужеземке, что покорила короля своей красотой, — и к этой любви примешивался страх. Лангвидэр не требовала, она пустым взглядом смотрела в зеркала, она, по сути, и не жила больше, жертва тайных колдовских обрядов. И всё же… пока Нанда не принесет исчезнувшую голову, она будет вынуждена добывать новые. Убивать ради этой женщины — вместо того чтобы дать умереть ей самой.

С новой головой Лангвидэр появилась неделю спустя. Орес Нао, вызывавший у Нанды нешуточные опасения своими намерениями относительно принцессы, требовал утверждения каких-то новых, одному ему известных указов. Он водил по бумаге ее рукой: пальцы женщины не могли удержать перо. Нанда, стоя за креслом принцессы, украдкой заглядывала в текст: настойчивое требование перемирия с Карсальей, с торговыми привилегиями и правом на собственные границы; новые рекрутские наборы, выделение дополнительных средств из казны на вооружение Золотой Армады. Запрет на выплату налогов продуктами — теперь с крестьян тоже требовали золото, вынуждая их, таким образом, самим заниматься продажей своего урожая. Все перемены, подписываемые новой принцессой, касались в основном либо армии, либо сбора средств на армию. Были временно забыты недавние политические недоразумения вроде образования на территории Эв трех новых карликовых королевств, их отделение прошло бескровным и, казалось, незамеченным. Однако даже далекой от государственного управления Нанде становилось ясно, что люди, толкнувшие чужеземку к трону, не забывают и не прощают, что Эв затаивается, дожидаясь момента.

Орес был неизменно заботлив и предупредителен, он относился к Лангвидэр так, словно искренне верил, что именно эта женщина обладает решающим голосом в королевстве. Это срабатывало с королем Эволдо — тот наслаждался своим превосходством. С Лангвидэр подобная тактика была бессмысленна: женщина, равнодушная к судьбе королевства, подписывала не глядя, покупая таким образом право на относительное спокойствие во дворце.

Рубиновый ключ в руке советника сиял, словно заточенная в стекло кровь. Нанда восхищенно распахнула глаза; заметив это, Нао лишь усмехнулся.

— Лови, девочка.

Алый всплеск мелькнул в воздухе, служанка инстинктивно вскинула руку. Ключ послушно лёг в ее ладонь.

— Мой подарок принцессе. Хороший ключ — половина замка.

Лангвидэр не успевает следить за перемещениями ключа, ее взгляд всё еще цепляется за пальцы советника. Орес Нао легко касается ее руки. Принцесса не разочаровала их еще ни разу, она послушна, она — незаменимый инструмент. Пленница с островов заслуживает того, чтобы сменные головы скрывались за не самыми обычными замками. Нанда с опаской подняла взгляд. Губы женщины вновь дрогнули в беззвучной мольбе.

— … мою голову, — каким-то чутьем уловил Нао.

Не мешало бы и впрямь узнать, куда девалась голова, мысленно отметил советник. Настоящая голова чужеземки может стать неплохим инструментом — на случай, если кто-то из противников попытается влиять на женщину какими-то своими методами. Выпускать из рук власть в королевстве категорически не хотелось. На тот случай, если принцесса Лангвидэр останется на троне, не мешало заручиться гарантией ее покорности.

Орес Нао собрал подписанные бумаги и вышел, оставив принцессу одну. Он не ошибся, в нужный момент промолчав о том, что чужеземка мертва, а та, что предстала удивленной толпе в тронном зале, — результат каких-то полузаконных обрядов. Оживление покойников в королевстве не практиковали — оно считалось нарушающим общепринятую мораль. Мертвых следует предавать земле и дважды в год, в дни поминовения, обращаться к их душам, но никак не приставлять к перерубленной шее чужую голову и вести полученное существо к королевскому трону. И всё же результат превзошел все ожидания. Принцесса Лангвидэр оказалась куда удобнее короля Эволдо.

Если она решит выйти замуж, титул ее изменится, она станет королевой Лангвидэр. Таковы порядки, женщина в Эв может быть королевой лишь как супруга короля. Но нет, по сути, никакой разницы в том, как ее называть, а лишний человек вблизи трона будет препятствием. Счастье, что эта женщина вряд ли заинтересуется созданием семейного союза. Воистину, она бесценна. А живая или мертвая — какая разница?

Лангвидэр проводила советника взглядом. Орес Нао уносил с собой кипу бумаг, на которых стояла ее нетвердая, расползающаяся подпись.

— Госпожа…

Лангвидэр не слышала, как вновь подошла Нанда. Пальцы служанки осторожно коснулись ее плеча.

— Госпожа, вам нужно быть осторожнее, — тихо заговорила девушка, красноречиво косясь на дверь. — Они используют вас.

— Нанда, мне нечего терять. Я просто хочу покоя, — Лангвидэр чуть сдвинула брови и требовательно протянула руку. Девушка послушно помогла принцессе встать, Лангвидэр, неуверенно покачнувшись, всем весом повисла на ней. Вокруг них множились отражениями зеркала.

— Госпожа, нужно собрать совет министров. Нао заодно с военными, это не выход, это всего лишь замена одного зла на другое.

— Нанда, но причем здесь ты? — женщина безразлично уставилась в окно. — Ты служишь мне.

— Я боюсь за вас, госпожа.

Лангвидэр не ответила. Она мягко отстранила служанку и сделала шаг к зеркалу. Нанда последовала за ней. Чужая голова никогда не сможет в совершенстве управлять телом — принцесса двигалась неуверенно, верхом ее усилий была лишь пара самостоятельных шагов. По сравнению с первыми днями это был, конечно, большой прогресс, и Нанда надеялась, что однажды госпожа не настолько будет нуждаться в ее присутствии, что сможет менять выражение лица. Последнее, впрочем, девушка добавляла лишь по привычке: для кого-то с чужой головой проявление чувств таким образом — не самый важный навык.

Лангвидэр молчала. Стоя позади, служанка потянулась к замку ошейника, расстегнула плотные ряды жемчуга и осторожно сняла. Женщина подняла руки, медленно провела пальцами по бурой полосе, разделявшей тело и голову. Нанда может достать ей сколько угодно чужих голов. Каждая новая будет красивее предыдущей. У них будут лица, очаровательнее которых не найдешь на всём материке. Нанда сделает всё, чтобы хоть отчасти восполнить то, чего она сделать не может.

— Нанда, почему ты со мной?

У нее на шее полоса запекшейся крови. Девушка, словно во сне, приподнялась на цыпочки и коснулась этой полосы губами. А потом, впервые решившись, скользнула пальцами под подбородок, запрокидывая голову принцессы назад и резким рывком сдергивая ее с шеи. В глазах Лангвидэр плеснулась растерянность. В зеркале отражалось тело, заканчивавшееся перерубленной шеей, и девушка с чужой головой в руках. Нанда судорожно втянула носом воздух и, развернув голову к себе, смущенно коснулась губами ее губ.

— Я… не знаю, госпожа. Я боюсь оставлять вас одну.

Тело женщины, лишенное опоры, медленно сползло на пол. Нанда неотрывно смотрела в светло-серые чужие глаза — они виделись ей тёмными, непроницаемыми, горящими ненавистью омутами. Не этой голове она вплетала в косы белые цветы, не этой принцессе клялась в верности, кусая ночами губы. Возможно, ради памяти о ней прежней Нанда до сих пор здесь. Искалеченная колдовством принцесса вызывала у девушки жалость.

Она не согласилась бежать из дворца, надеясь на скорую смерть. Она верила, что казнь откроет ей возможность перерождения, позволит раз и навсегда исчезнуть из оков материка. Кто мог знать, что многообещающий план сорвется в самом неожиданном месте, а женщину привяжут к материку способом, который ни разу не практиковался раньше? Никто, одному небу было известно и об этом, и о том, что эвийская армия поляжет под Сентабой, а гномы придут в благословенную Эвну. Неуправляемый водоворот событий жадно охватил королевство.

3

Глинда задумчиво перевернула страницу. Неведомые силы материка писали его историю на желтых от времени страницах. Когда-то давным-давно эта книга принадлежала великому Торну, позволяя ему заглядывать в самые отдаленные уголки волшебных земель.

Первый разворот книги занимала огромная карта материка — именно она сейчас привлекла внимание волшебницы. Силы великого Основателя не распространялись на океан Нонестика, однако владелец чудесного артефакта мог в подробностях рассмотреть весь Озианский континент, от Ринкитинка до Ползучих песков и от Арола до королевства Икс. Взгляд Глинды уперся в вытянутую вдоль восточного побережья страну Эв, изображение в книге задвигалось, приближая заинтересовавшие волшебницу земли. Одиннадцать регионов, включая столицу; границы с Икс и Ринкитинком, практически весь запад — предгорья Короны Мира. Вторая столица тоже в предгорьях, опасно низкий в этом месте перевал. Глинда коснулась пальцем точки с названием «Эвейят», яркий рисунок вновь задрожал, стягивая крупным планом окрестности, — город остался на прежнем месте. Волшебница разочарованно усмехнулась: книге Торна доступен весь материк, от нее не спасают ни стены, ни оборонительные рвы. Есть у книги лишь один недостаток: она имеет доступ лишь туда, где о ней не знают. Земли, жители которых не догадываются о том, что за ними наблюдают, для нее открыты.

Обитатели западных эвийских регионов о магии Торна откуда-то знали. Знали и ставили защиту, оставляя свои города лишь названиями на карте. Глинда догадывалась, откуда именно в Эв стало известно о ее способе следить за жизнью континента, и с неудовольствием поглядывала на долину, отгороженную горами от региона кводлингов. Запад королевства стал для книги досадной тайной всего несколько лет назад. Глория из Джинксланда, королева крошечного клочка земли, разглядеть который на карте было не самой легкой задачей, с первого дня своей коронации испытывала к доброй и прекрасной волшебнице молчаливую холодную неприязнь. Глинда не сомневалась: именно глупая джинксландская девчонка стала причиной того, что книга больше не может приблизиться к Короне Мира.

А в предгорьях между тем явно что-то происходило. Его величество король Эволдо отправил туда практически всё свободное войско, стянув несколько частей даже от границ с Икс. Обратно в столицу войско двигалось сокращенным примерно вполовину. Внезапная смерть короля, гномы, заполонившие дворец… Глинда не любила гномов примерно так же, как и все прочие обитатели материка. На эвийском троне женщина, привезенная с каких-то островов, — рожденная вне материка, она появлялась в книге неясными эпизодами и почему-то меняла головы. Волшебница насчитала пять разных голов, к ним прилагался яркий алый ключ, которым запирались высокие ящики.

— Надо будет послать туда Озму, — задумчиво пробормотала Глинда себе под нос и провела кончиком пальца по кромке побережья. Очарование юной правительницы Изумрудного города располагало к ней даже самые суровые сердца. Озма служила чем-то вроде ожившей книги Торна, ее рассказы о поездках по материку не раз поднимали волшебнице настроение.

Океан Нонестика оставался для магической книги безграничным простором фиолетовой воды. Глинда не видела ни кораблей, стоящих в портах, ни ближайших к материку островов — зато с любопытством рассматривала усатого путешественника в необычного покроя сюртуке и его молодого спутника, нетерпеливо оглядывающегося вокруг в поисках новых чудес. Усатый господин вызвал у волшебницы понимающую усмешку.

— Ты всё так же притягиваешь приключения, старый плут. Как же давно мы не виделись…

Глинда вернула карту материка к первоначальному масштабу и закрыла книгу. Она и впрямь отправит туда Озму — девочке понравится в очередной раз спасать мир. Правда, волшебница не знала, от кого конкретно придется спасать мир ее подопечной, но с этим Озме всегда удавалось разобраться самостоятельно.

Лишь дождаться, пока в раскинувшейся по побережью эвийской столице вновь зацветут сады.

== КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ==