Free Will (джен)

Ангар производил мрачное впечатление снаружи: огромный, высотой с десятиэтажный дом, продолговатый, с глухими серыми бетонными стенами. Ни единого окошка, никакой раскраски или условных обозначений. Секретный военный объект не должен привлекать к себе внимание, должен теряться в рядах таких же бетонных коробок. Но если последние внутри были пусты и темны, то у этого сооружения интерьер представлял собой разительный контраст со внешностью. Лейтенант Джеффри Хендерсон понял это сразу же, как только в сопровождении начальства и местных специалистов переступил порог ангара.

Внутри тот больше напоминал научно-исследовательскую лабораторию — даже не такую, как были у них в Академии, а еще более крутую. Наподобие таких, какие показывают в фантастических киношках. Очень много света, почти стерильная чистота кругом — на входе специальные боты, похожие на гигантских богомолов, деловито и быстро очищают обувь посетителей. Много людей, но все молчаливы и заняты делом. Пол из металлических панелей, стены обшиты пластиком ярко-белого цвета. И на фоне его почти теряется такой же белоснежный корпус меха. Джефф заметил его лишь тогда, когда подошел едва ли не вплотную.

Специально сконструированная для этого платформа вознесла ввысь команду, состоявшую из Джеффа, его куратора из Академии, пожилого генерала в сером кителе и инженера в белом халате — то был один из конструкторов, кажется, его звали Гордон, и вид он имел совершенно затрапезный: даже удивительно, как такому человеку доверяют работу с гигантскими боевыми машинами. Такими бесполезными мыслями Джефф занимал себя, поглядывая на своих спутников и стараясь забить хоть чем-то взбудораженное сознание. Еще не хватало, чтобы все они догадались, как у него трясутся поджилки! У него, выпускника спецкурса военной Академии, потратившего на обучение более трети своей двадцатишестилетней жизни! У того, кто не спал ночей за подготовкой к экзаменам, кто прилагал все усилия, чтобы стать лучше своих однокурсников, стать избранным — и чтобы наступил в конце концов этот самый долгожданный день. День, когда он будет стоять на высоте десятка метров перед лицевой панелью своего собственного меха — пока еще непроницаемо-черной, без каких бы то ни было признаков не то что сознания и разума, а даже активности вообще. Боевой робот напоминал сейчас детскую игрушку, у которой в очередной раз сели батарейки — но впечатление это было, как знал в теории лейтенант, обманчиво.

— Айс, просыпайся! К тебе тут пришли, — бодро подал голос инженер. Джефф непроизвольно расправил плечи и шагнул вперед с сумасшедше колотящимся сердцем, следя за разгорающимися в темной глубине синими огнями.

«Снятся ли андроидам электроовцы?»

Вопрос, конечно, замечательный. Насчет андроидов Айси не знал, но те обрывки воспоминаний, что проносились в сознании во время дефрагментации систем, вполне можно было приравнять ко снам. Нормальным, без всяких электроовец — одушевленный процессор обрабатывал данные, почти как человеческий мозг.

В основном, конечно, бесконечные лед, вода, выстрелы и… тепло? Сообщение об ошибке перекрыло уже начавший рассыпаться на пиксели воображаемый пейзаж, и Айс неохотно перечитал предупреждение в очередной раз. Снова перегрев, непонятно откуда. Слабый, но неприятный.

Наскоро подгрузившаяся диагностика проинформировала, что плотные вент-заслонки, призванные беречь системы от замерзания в ледяной воде, герметично закрыты. Термометр фиксировал теплый непривычно воздух вокруг.

Айсбрейкер отдал команду на разблокировку вентиляции — плотные мембраны по всему корпусу отошли, с шипением и свистом выпуская потоки горячего воздуха и испаряющегося охладителя — и одновременно запустил оптику, с небольшим запозданием зафиксировав, что его окликнули.

Картинка мгновенно вошла в фокус, и Айс, не меняя выражения, пригляделся к стоящим на платформе. Двоих он знал, еще один, судя по нашивкам, был преподавателем, а вот четвертый…

Значит, все-таки решили дать ему нового пилота. Неудивительно. Айси рассчитывал на подобное решение с вероятностью в девяносто шесть и девять десятых процента.

— Превосходная модель, одна из лучших в сверхтяжелом классе! — с гордостью отрекомендовал Гордон. — Отлично показал себя в бою и конструкторских работах, выдерживает такие условия, что не снилось некоторым подлодкам. Если тебя учили, что тяжелый класс обычно туповат — забудь об этом, на нем стоит мощнейший тактический компьютер. Ну, а какова «душа»! Замечательный проект, замечательный. Сам бы пилотировал, если бы мог. Такое кому попало в руки не дают, так что, надеюсь, в своей Академии ты учился не зря, — пошутил инженер.

Если бы не опасение, что с ним могут заговорить с минуты на минуту, Айс отключил бы аудио. Ему никогда не нравилось слушать перечисление собственных достоинств: не потому, что этим обещаниям приходилось потом соответствовать — он бы и сам не удовлетворился ничем, кроме превосходного исполнения любой задачи. Но… несмотря на то, что это была совершенно не похвала, а обыкновенный, хоть и витиеватый, способ донести информацию о его возможностях, да еще и направленный не на него самого, а на пилота, звучало все-таки здорово похоже на похвалу. Айс недолюбливал, когда его хвалили: сама идея поощрять за соответствие стандартам, которым ты и без того обязан соответствовать, приводила его в замешательство. Зачем?

Гордон потрепал его по белоснежной, только что отполированной броне нагрудника, и Айси привычно подавил желание оттолкнуть человека и протереть пластину. В бою он не боялся ни грязи, ни повреждений, но раз уж встречу с новым пилотом нашли достаточно значимой, чтобы привести его в порядок, он и должен оставаться чистым! Впрочем, людям виднее.

Гордон проводил с Айси много времени и, очевидно, считал его своим любимцем, даже приписывал некую ответную приязнь. Айс не возражал и не стремился его разочаровывать. Он не возражал против присутствия инженера, тот делал полезную работу, хоть и не являлся его создателем. Главный конструктор свое творение проведывал редко и, кажется, интересовался его судьбой только в моменты промахов, чтобы исправить ошибки или по крайней мере за них выговорить. Айс считал это правильным. Некоторые конструкторы развивали с мехами излишне близкие отношения, что противоречило рабочей этике и создавало лишние проблемы и привязанности. То, что его не вынуждали подобным образом выбирать между уставом и необходимостью отвергнуть внимание создателя, Айси сдержанно радовало.

— Может, сам представишься? — оживленно предложил инженер.

Технически новые модели были способны на довольно богатую мимику, но темный фейсплейт с тщательно выверенными правильными чертами по большей части оставался неподвижным. Даже говорить Айс предпочитал через внешние динамики — стремление излишне себя очеловечить из желания ощущать принадлежность он не поощрял так же, как нежные чувства к создателю. Синтезированный голос у него, как у большинства тяжеловесов, был низкий, тяжело вибрирующий в динамиках.

— Айсбрейкер онлайн, — лаконично отрекомендовался Айси. — Моя функция — ведение боя и выполнение работ в экстремальных условиях. С этого дня я поступаю в распоряжение пятой дивизии и соответствующего пилота, назначенного Академией, — взгляд синей оптики коротко, неуловимо задержался на «назначенном».

Выглядит опрятно, стоит прямо. Могло быть и хуже.

Джеффри Хендерсон любил машины. Всякие: начиная от древних бензиновых автомобилей (такие до сих пор встречались еще в сельской местности, например на ферме у прадеда, где Джефф бывал мальчишкой: старик в свои сто тридцать лет категорически не желал отказываться от того, что было привычно ему с молодости) и заканчивая бытовыми робопомощниками, оснащенными вежливым и немногословным ИИ. Неудивительно, что с детства его больше всего привлекало то, что признавалось всеми за вершину технической эволюции: машины, у которых есть душа.

«Душа», если точнее: в серьезных источниках было принято писать это так, с оглядкой на неформализуемость термина; даже сейчас в речи Гордона эти кавычки пусть мимолетом, но прозвучали, повиснув незримо в воздухе.

Полвека назад, когда были построены первые мехи, ученые ломали меж собой копья, пытаясь подобрать другое, более академичное название этому феномену, но в обиходе все равно закрепилось именно это. Ведь суть оно отражало достаточно точно. Некая непознаваемая, неизмеримая, не подлежащая прямому воздействию информационная субстанция, совокупность результатов работы десятков миллиардов программных нейронов. Те же самые ученые еще в начале XXI века признавались, что любая нейронная сеть — по сути черный ящик, и процессы, происходящие внутри нее, абсолютно невозможно исследовать. Есть только данные на входе и их интерпретация на выходе. Примитивная, полная ошибок и заблуждений в случае малого количества нейронов, и все более и более усложненная, приближенная к работе реального человеческого мозга — по мере того, как изобретались способы расширить сеть и увеличить ее быстродействие. А затем, как это всегда случается рано или поздно в ходе исторического развития, количество перешло в качество. Да еще в какое.

Мир кипел и гудел, когда правительство первой в мире меха-державы объявило во всеуслышание, что создало не просто искусственный интеллект, но искусственную личность, равную человеческой. По улицам прокатилась волна пикетов, митингов, акций протеста: религиозные люди требовали запретить «богохульные» попытки стать наравне с Творцом, консерваторы утверждали, что осознавшие себя машины истребят человечество и доказывали необходимость опередить их и немедленно уничтожить прототипы. И так далее, и тому подобное. Обо всем этом Джефф узнал из книг по истории робототехники и псионики, и поначалу не мог понять, чего так боялись все эти странные люди. Ведь для него, как для любого человека, рожденного в меха-эру, существование одушевленных машин с детства воспринималось как естественное явление природы. Дети есть дети, и во все времена они стремились одушевить, очеловечить все окружающее: живые дома и техника, говорящие животные, деревья, реки и скалы в сознании детей XXII века логично продолжались гигантскими роботами — уже даже не столько человекоподобными, сколько человечными.

Конечно, это наивное восприятие не могло длиться долго. Уже в колледже, а в Академии и подавно, Джеффа научили воспринимать мехов в первую очередь как машины. Боевые машины: невероятно сложные, сверхмощные, смертельно опасные. Курсанты зубрили схемы электрики, электроники и механики, составлявшей начинку мехов, и за всем этим как-то смазывалось, терялось представление о «душе» как о главной составляющей этого вида техники. Как врач-патологоанатом, годами разбирая на составляющие человеческие тушки, приобретает некий особый цинизм в отношении «венца природы». А раз подобным свежеприобретенным цинизмом в особенности любят щеголять студенты-медики, то стало быть, времени на его формирование требуется не так уж и много.

Трех с половиной лет колледжа и пяти лет Академии хватило с лихвой. И, отправляясь на «смотрины» — так пилоты называли между собой, посмеиваясь, этот волнительный для каждого опыт, — Джефф убеждал себя, что просто сдает очередной экзамен по обращению со сложной, требующей большого знания и опыта техникой. Убеждал истово и яростно: когда система вдруг ожила, когда внутри гигантского корпуса глухо взвыли вентиляторы, и заслонки раскрылись, обдав стоящих на платформе людей порывом горячего ветра с запахом машинной смазки и нагретого металла — будто вздохнуло, пробуждаясь ото сна, огромное животное. Когда синие «глаза», кажущиеся внимательными и строгими, обвели взглядом собравшихся. Когда голос, звучавший, казалось, со всей поверхности механического тела, гулко зарокотал под сводами ангара.

Но едва смысл этих слов дошел до сознания Джеффа, парализованного торжественностью момента, как все стало на свои места. Машина. Всего лишь машина. Сложнее, чем кофеварка или даже электромобиль, разумнее, чем хозяйственный робот — но так же направленная на решение конкретных, измеримых, понятных задач. Только сейчас Джефф заметил, что под воротником парадной форменной рубашки у него на шее выступил пот, и позволил себе немного расслабиться с долгим, бесшумным облегченным выдохом. Даже усмехнулся про себя. Он что, действительно считал, что боевой робот скажет что-то вроде: «Здорово, парень, я Айси, будем знакомы», и подмигнет с кокетством первокурсницы медфакультета?..

Он покосился на генерала Чамберса и на куратора, все еще невольно удерживая стойку «смирно». Вероятно, люди из Академии должны сказать какое-то вступительное слово, представить его как нового пилота? Но те ответили ему лишь выжидающими взглядами; куратор приглашающе кивнул, а генерал спрятал в усах ухмылку. Стало быть, с этого момента он должен действовать сам. Сам находить общий язык с одушевленной машиной, демонстрировать свою компетентность — словом, делать все, чтобы показатели совместимости с моделью I-27-15-HW «Айсбрейкер», предварительно определенные посредством дистанционных тестов и достигшие оптимального значения, воплотились в жизнь.

— Я лейтенант Джеффри Хендерсон. Пятая дивизия Северного фронта, — его голос лишь на долю секунды, в самом начале, немного сорвался, выдавая волнение. Но парень справился с ним и, вздернув подбородок, заговорил громко и отчетливо, неосознанно стараясь если не перекрыть низкий раскатистый голос меха, то как минимум не звучать на его фоне ничтожным комариным писком. — Выпуск Академии за текущий год. По результатам тестов назначен в качестве пилота для… тебя. Приятно познакомиться.

Джефф планировал завершить свою речь вежливой и сдержанной полуулыбкой, но лицо снова исказилось волнением, и улыбка вышла почти заискивающей. Всему виной была нежданная заминка: на полуслове он вдруг понял, что не знает, как обращаться к Айсбрейкеру. Говорить «ты» многотонной махине, оснащенной кучей видов смертоносного оружия, было… не то что страшно, но как-то… неловко, что ли. Попахивало фамильярностью и все тем же пресловутым очеловечиванием. Но обращаться к роботу на «вы» — это уж вовсе за пределами разумного. Проще всего было бы сказать в третьем лице… но нельзя же избегать обращений вечно. «Спокойно, Джефф. Это просто машина. Чертовски клевая машина, работать с которой ты всегда мечтал. Соберись уже, возьми себя в руки и покажи этой железяке, кто тут босс».

Получив в свое распоряжение имя нового пилота, Айс прогнал новые данные через датабазу, но остался разочарован — в его личных архивах ничего подходящего не хранилось, а доступ к местному инфранету ему еще не успели организовать после перевода. Приходилось опираться исключительно на личные (то есть — субъективные и заведомо бессмысленные, но какие есть) впечатления.

Насколько Айси разбирался в человеческих эмоциях и выражениях, пилот нервничал, но не настолько, чтобы это можно было поставить ему в вину. Довольно вежлив, четко говорит… В сложившихся обстоятельствах — приемлемо. Хотя Айс не одобрял использование глагола «нервничать» и своего имени в одном предложении, для него происходящее тоже было в новинку, а все новое неизбежно тревожило. Он еще не успел как следует осмотреться на незнакомом месте и как следует осмыслить изменившийся список обязанностей, а теперь предстоит входить в синхронизацию с новым человеком… Многое могло пойти непредсказуемо, что в понимании Айси равнялось «плохо».

Его прошлый пилот выглядел и вел себя иначе, да и начинали они по-другому. Айси пилотировала женщина лет пятидесяти по имени Регина, старлей из экипажа полярников. Регина была немногословной, даже по нейросвязи делилась только тем, что имело отношение к делу, оценивала свою и чужую работу с неизменной строгостью и была выбрана лично создателем Айси едва ли не до его активации. Даже некоторые апгрейды она подбирала вместе с конструкторами. Молчаливая и обстоятельная старлей Айси приходилась по душе — достаточно, чтобы после расставания испытывать легкое беспокойство, будет ли новый пилот на нее похож. Разумеется, пары подбирали по принципу совместимости — но отнюдь не характеров и убеждений, а стиля боя и возможности нейроподключения…

— Рад знакомству, лейтенант Хендерсон, — Айси слегка наклонил голову в вежливом приветствии; сомнения следовало оставить при себе. — Меня не обеспечили детальными сведениями о ваших навыках и учебных достижениях, но я предполагаю, что, раз вы здесь, они заслуживают внимания.

О том, с какими конкретно умениями и уровнем выпускаются из Академии, Айси знал немного. Вернее, много, но по своим меркам все же недостаточно — работа во льдах как-то не предусматривает избыточно широкий кругозор, о чем он здорово сожалел — ничто так не удручает, как недостаток данных.

Очевидно, пилот страдал от той же проблемы. Краткая заминка в обращении не прошла незамеченной, и Айс, который аналогичных затруднений не испытывал благодаря детальному знанию инструкции, предписывающий обращаться к людям по званию и фамилии, любезно пояснил:

— Мой создатель при обращении ко мне использует полное обозначение, но в случае, если оно покажется непрактично длинным, допускается использование сокращения «Айс» и обращения на ты. Все сокращения и прозвища иного рода не прописаны в спецификациях, а следовательно — являются неуставными. У молодых пилотов иногда возникает искушение повести себя с напарниками фамильярно. Я предполагаю, что вы достаточно благоразумны, чтобы этого избежать, лейтенант.

Как любил иногда шутить Гордон, в искусстве говорить витиеватым канцеляритом Айси не было равных. Сам Айс искренне не понимал, в чем проблема. Официальные формулировки хороши тем, что их почти невозможно понять превратно, а значит — они отлично доносили информацию до собеседника. В бою же, когда в почете была краткость, он исправно обращался к соответствующей лексике.

— Почему вентиляция была закрыта? — на пустом месте вдруг всполошился, не дав пилоту ответить, Гордон, который зачем-то до сих пор держал руку на нагревшейся броне. — Ну-ка, покажи мне диагностическую панель…

— Я в порядке, — коротко отказался Айс; это было правдой — температура быстро падала до нормы, и после открытия заслонок исправно запустились кулеры и подача хладагента.

Инженер явно нарушал процедуру знакомства с пилотом своим беспокойством (без сомнения, искренним) за благополучие подопечного. Этот разлад со сценарием в такой ответственный момент причинял Айси значительный дискомфорт — но нечего было и надеяться, что короткий информативный ответ Гордон сочтет удовлетворительным.

— Руку, — потребовал инженер, комично сводя брови к переносице.

Смириться было проще, чем перечить: осторожно, чтобы не задеть остальных, Айс протянул ему левую руку ладонью вверх — на запястье под краем броневого щитка находились порты для диагностики, которые могли использовать люди. Инженер вытянул откуда-то из поясной сумки простенький считыватель, подключился, что-то пробормотал себе под нос… Айси едва слышно перещелкнул мелкие пластины брони — люди бы сказали, что поежился. Предположения, что он может сообщать техникам заведомо неверную информацию о своем состоянии, неверно оценивать риски или и вовсе — быть в чем-то нефункционален, особенно высказанные перед третьими лицами, он считал унизительными, но инженеру этого было не объяснить.

Чтобы отвлечься, Айс выбрал снова обратиться к пилоту:

— В течение следующих нескольких недель мы будем тренироваться в паре, тестируя и повышая совместимость. За это время я рассчитываю узнать все требования, которые предъявляются ко мне с вашей стороны. Мой долг — соответствовать всем запросам пилота, которые не противоречат уставу и моим техническим спецификациям. Проще говоря, сделаю что смогу, — позволил себе сдержанную улыбку Айси; для него подобные проявления можно было считать вершиной чувства юмора. — В свою очередь, аналогичные ожидания применимы к вам, лейтенант. Я серьезно отношусь к службе и высоким стандартам дивизии и ожидаю, что вы разделяете этот подход.

Генерал заметно усмехнулся, но Айси предпочел это проигнорировать. Люди иногда странные создания, даже уважаемые и несомненно компетентные старшие по званию.

— Подружелюбнее, приятель, — в очередной раз вмешался инженер, уже отключающий провода, все тем же вгоняющим Айси в тупик одним своим существованием шутливо-укоряющим тоном. — Парень только из учебки, а тебе уже не терпится повесить на него ответственность на судьбы человечества, хех?

Айси покосился на Гордона со смесью тщательно сдержанного недовольства и недоумения, но отвечать не стал и вместо этого довольно плавно для такой тяжелой конструкции прогнал по броне волну пристраивающей пластины поудобнее дрожи. Разговаривать, когда все на месте, миллиметр к миллиметру, всяко приятнее, а разговор предстоял обстоятельный. Особенно когда их с пилотом, наконец, оставят наедине.

Следя за манипуляциями инженера — слава богу, можно было хоть во что-то уткнуться взглядом, чтобы уйти из-под оценивающего прицела синих ламп, — Джеффри вспоминал все, что знал о меха из практики. Об их психологии, поведении, мотивах. А знал он, как ни странно, немного. Несмотря на серьезнейшую подготовку в области робототехники, несмотря на сотни часов практических тренировок навыков псионики и нейросвязи, несмотря на суровый отбор и отсев всех, кто на каком-либо этапе не проходил по критериям — настоящих мехов курсанты почти не видели. Несколько часов видеопособий — в которых внимание уделялось в основном вооружению и тактико-техническим характеристикам различных классов механоидов, — да регулярная практика в сборочных цехах, где можно было увидеть лишь отдельные узлы и детали, да пара-тройка экскурсий на учения, где боевых роботов показывали издали — вот и все. Сделано это было умышленно. Согласно программе обучения, важнейшей задачей которого было обеспечить максимальную совместимость с боевой единицей, курсантам не давали лишней информации о психологии меха во избежание формирования стереотипов и предвзятых суждений. Каждый мех уникален, его личность не менее сложна и многогранна, нежели человеческая, и, заранее настроившись увидеть что-то конкретное, можно здорово ограничить возможности синхронизации. Не случайно пилоты крайне редко переходят от одного меха к другому. Если уж взаимодействие заканчивается по каким-то причинам, то скорее всего эта причина — увольнение пилота из рядов Вооруженных сил… или его гибель. Джеффри знал, что у Айсбрейкера прежде был другой пилот, но что конкретно с ним случилось, пока было загадкой. Значит, мыслящей машине все время будет с кем сравнивать лейтенанта Хендерсона. Тогда как сам он, вероятнее всего, видит перед собой своего пожизненного напарника.

Который между тем, похоже, в грош его не ставит. Эта назойливая мысль вертелась в голове с того самого момента, как невозмутимый прежде мех позволил себе саркастическое замечание о фамильярности. Джеффри старался загнать навязчивую догадку поглубже, убеждая себя, что с таким же успехом мог бы переживать о том, какое впечатление о себе оставил у пылесоса или автомата с газировкой. Однако несмотря на все, к чему он старался себя готовить, подобное поведение со стороны машины ошарашило его. Да. Придется долго привыкать к тому, что по сути твой собственный экзоскелет — хоть и наделенный некой свободой действий — может отчитывать тебя за несоблюдение уставных требований.

Поэтому Джефф даже с некоторым злорадством наблюдал сейчас явно малоприятную для гиганта процедуру. Больно ему явно не было — насколько лейтенант знал, мехи могут ощущать как боль сигналы о внешних или внутренних повреждениях, в то время как подключение датчика для диагностики было естественным, предусмотренным конструкцией вторжением в «организм», — но это наверняка как с медосмотром. Одно дело когда это делается в уединенном кабинете за ширмочкой, и совсем другое — когда прилюдно.

— Благодарю за кредит доверия, — дождавшись, пока Гордон выскажется и уберет свои провода, Джефф независимо повёл плечом, на сей раз улыбнувшись уже с куда большим достоинством. — Надеюсь, что не разочарую тебя. Я был одним из лучших на курсе — других, как ты, вероятно, знаешь, на тяжеловесы не ставят.

Он услышал за спиной очередную усмешку, на сей раз от куратора. Но не смутился, только шире улыбнулся сам.

Он знал, что самоуверенности ему порой было не занимать — но, к своей чести, проявлял он ее только тогда, когда знал, что действительно хорош в чем бы то ни было. И если случалось промахнуться, то не искал оправданий, а с той же безапелляционностью предавался самокритике. Оттого его и покоробили так сильно замечания Айсбрейкера: он, Джеффри Хендерсон, всегда достаточно адекватно оценивал свои силы и способности, чтобы не нуждаться во внешних оценках. Тем более — со стороны машины.

— Что ж, лейтенант, — заговорил прежде молчаливый генерал Чамберс. — Я вижу, у вас с напарником уже появились темы для беседы. В свою очередь выражаю надежду, что вы сдержите свое собственное слово и действительно проявите себя с лучшей из возможных сторон.

— Сэр, да, сэр! — с широкой улыбкой отчеканил Джефф, обернувшись всем корпусом к генералу, едва тот заговорил, и теперь с трудом дождавшись паузы в его речи. Однако Чамберс еще не закончил свою речь, и, благосклонно кивнув — мол, вольно, — продолжил:

— Пожалуй, я и полковник Мортон оставим вас. Мобиль, на котором мы приехали, остается ждать вас у ворот — мы вызовем себе новый. Можете провести здесь столько времени, сколько будет угодно для первого знакомства. Мистер Гордон Смит останется, на случай, если вам потребуется техническая консультация, но вмешиваться в разговор не будет, — последовал выразительный взгляд из-под седой брови на болтливого инженера. Тот, кажется, нисколько не смутился и, сунув руки в карманы своего мятого халата, принялся разглядывать потолок. — В дальнейшем можете пользоваться транспортом Академии в любое время, когда вам потребуется навестить это место.

— Спасибо, сэр, — снова улыбнулся парень, на этот раз уже не отдавая честь. Пожилой генерал ответил ему такой же душевной улыбкой.

— Удачи тебе, сынок. Помни, такие как ты — наша гордость и надежда, — он потрепал зардевшегося Джеффа по плечу, и поднял голову, встречаясь взглядом с мехом. — Береги его, слышишь?

Стоило генералу и Мортону скрыться за шлюзовыми створами, оставшаяся троица тоже пришла в движение. Очевидно, в проходном ангаре было слишком много шума для продолжения беседы. Гордон указал направление, и Джефф без колебаний двинулся за ним. Точнее, отсутствие колебаний ему пришлось достаточно убедительно изобразить: ведь даже просто повернуться спиной к многотонной машине для убийства было непросто. А уж тем более слушать, как гудят и жужжат сервоприводы, как массивные металлические ступни — пусть и покрытые на подошвах слоем упругого полимера, смягчающего шум и предотвращающего скольжение — аккуратно, но тяжело ступают по содрогающемуся полу. Боевая машина. Разумная боевая машина, обладающая собственной волей, собственными суждениями о том, что правильно и неправильно. Без сомнения, Джеффри много раз представлял, как это может выглядеть вблизи — но это не отменяло того, что волоски на подбритом затылке становились дыбом всякий раз, как их касался порыв теплого воздуха из систем охлаждения меха.

На прошлом месте у Айси был свой собственный сегмент скованной льдами базы — отсек для ремонта и техобслуживания с закрепленной командой техников, служебные помещения, тир, который выдерживал темп тренировок, задаваемый пилотом, и личное помещение — на этом не слишком склонная к раздаче поблажек Регина ко всеобщему удивлению настояла сама, и Айс быстро оценил любезность. Он несомненно уважал пилота и создателя, нейтрально относился к техникам, но толпы народа, неизбежно обретающиеся на крупной, стратегически важной базе на этапе активных конструкторских работ, действовали ему на нейросеть. Наибольшее удовольствие в работе Айси доставляли дальнобойные экспедиции, когда он проводил наедине с пилотом и бесчисленными тоннами льда недели и месяцы. В остальное же время в часы, когда заканчивалась смена, Айс предпочитал оставаться один.

На базе кроме него было еще двое мехов, но прямой необходимости с ними взаимодействовать так и не возникло, а без приказа Айс старательно избегал обоих. Первый, разведчик, казался исполнительному и аккуратному Айси не в меру своенравным — с трудом признавал правила, позволял себе перечить пилоту и огрызаться на коллег. Впрочем, дело свое знал и исправно приносил результаты, так что Айс считал себя не в праве вмешиваться в дела чужой пары. Что до второго… Второй был тем, что в документации называли «аутлайером», а в просторечии — глюком. Иногда случалось, что неверно сформированная из-за ошибок конструкции «душа» порождала откровенно больной разум, который делал меха практически непригодным к исполнению функции. Что делали с аутлайерами обычно и почему этот конкретный не был уничтожен, переформатирован или хотя бы списан с ответственного проекта, Айси не имел ровным счетом никакого представления. Помнится, одно время этот вопрос не давал ему покоя — он даже спросил Регину как-то раз, но она только пожала плечами и отговорилась какой-то ерундой про фанатично влюбленного в свое создание конструктора, который пилотировал дефектного меха сам. Если спросите Айси — довольно бессмысленное объяснение. Каким образом личная привязанность может быть оправданием для нерационального и рискованного использования аутлайера? И уж тем более это не объясняло, как пилоту удалось все эти годы обходиться без инцидентов. Везло, не иначе… К полагающимся на везение людям и механоидам Айси относился презрительно. То есть относился бы, если бы презрение не было включено в список нежелательных эмоций его создателем. А так — просто недолюбливал.

Так или иначе, и глюк, и Регина, и даже собственный отсек остались в прошлом. Здесь ничего подобного пока не полагалось. Гордон, успевший выучить пристрастие подопечного к тишине, обещал устроить в самое ближайшее время, но Айс подозревал, что необязательный рассеянный инженер вскорости забудет про обещание. Напоминать, разумеется, не планировал — он мог потерпеть. Если подумать, мог и вообще обойтись. Специализирующийся на суровых условиях Айс в глубине души гордился собственной неприхотливостью и не планировал ударяться в капризы.

В качестве временного пристанища выбрали один из ремонтных модулей — Гордон открыл ворота, достаточно большие, чтобы пропустить тяжелую модель, магнитной картой и приглашающе махнул рукой, мол, располагайтесь. Приглашение предназначалось лейтенанту — Айси без подсказок остановился около консоли и опустился на одно колено. Большинству людей нравилось смотреть в лицо тому, с кем они разговаривали, как минимум не слишком сильно задирая голову, и Айс не видел причин не проявить вежливость.

Полукруглая консоль с огромным экраном для симуляций, увешанная всевозможными проводами, насадками разных размеров и датчиками, тоже предназначалась для диагностики, только более сложной — если пилот выразил бы желание, Гордон на месте мог бы продемонстрировать все технические показатели Айси в реальном времени, считать несколько файлов из его датабазы (в основном воспоминания о работе и боях, в обучающих целях) и даже запустить простенькую нейросинхронизацию. Но главным достоинством консоли прямо сейчас был, пожалуй, тот факт, что это было единственное место в помещении, где люди могли с комфортом присесть. Все остальное либо не подходило по размеру, либо могло оказаться подвижной частью какого-нибудь хитроумного и дорогого оборудования.

— Есть кое-что, что я хотел бы уточнить. Генерал упомянул общие темы для беседы, — выдержав паузу, на полном серьезе, без намека на сарказм начал Айс. — Что он имел в виду? Анализ тона показывает, что это могло быть… — еще одна пауза на осмысление уместности термина, — проявление чувства юмора. Я не слишком хорошо понимаю юмор.

Старательно пытающийся сохранять серьезное выражение инженер не выдержал и прыснул в заляпанный машинным маслом и растворителями рукав. И тут же под удивленным взглядом Айси потянулся в очередной раз похлопать по едва заметно подергивающейся подвижной пластине белоснежной брони, старательно подавляя смех.

— Он замечательный, поверь главному технику, лейтенант, — обратился, ожидаемо нарушив невербальное обещание не вмешиваться в беседу, к пилоту Гордон, отсмеявшись. — Со странностями, но у кого их нет? У тебя непростой старт, мало кто получает на руки меха с уже сформированным характером, да еще после другого пилота, но раз уж Чамберс сам одобрил назначение — значит, думает, что ты справишься. А я жду не дождусь на это посмотреть.

Айс коротко мигнул оптикой, признавая, что говорят о нем. «Со странностями»… Иногда количество неуместных формулировок в речи инженера превышало все мыслимые и немыслимые пределы.

Расположившись в просторном кресле, которое тут же услужливо приняло анатомическую форму тела, Джефф развернулся вместе с ним так, чтобы сидеть лицом к Гордону, а краем глаза держать в поле зрения Айсбрейкера. И, замявшись с ответом, с одной стороны был благодарен инженеру за подаренное время на размышления… с другой же — вдруг испытал к нему нечто вроде зависти. Ведь удается же ему вот так запросто, без всякого трепета и пиетета, обходиться с этой отмороженной железякой! Трепать по броне, будто собаку по холке, и все такое прочее. Что ж… если мех до сих пор не размазал его за это по красивой белой стенке ангара, то и у остальных представителей рода человеческого, видимо, есть шанс. Ничего, нужно только немного привыкнуть. Нужно совсем чуть-чуть времени на то чтобы вникнуть, подстроиться, побороть первый шок — и у Джеффа будет получаться не хуже, чем у этого долговязого балагура. Все еще увидят это.

— Полагаю, что генерал Чамберс… — аккуратно подбирая слова, заговорил он в ответ на реплику Айсбрейкера, игнорируя Гордона с его прибаутками, — скорее желал разрядить обстановку. Подбодрить… нас обоих.

Ему вдруг пришло в голову, что мех, чья электронная психика обделена чувством юмора, может испытывать проблемы и с другими человеческими чувствами. По крайней мере, стоит попробовать объяснить свою реплику, и посмотреть на реакцию.

Интересно: если эмоционально зажатых людей, игнорирующих чувства и живущих лишь доводами холодного рассудка, издавна принято пренебрежительно именовать «роботами» — то как назвать робота, который на самом деле не робот, но ведет себя как робот?..

— Это значит, — добавил Джефф без паузы, — обрисовать ситуацию несколько лучше, чем она есть, но близко к реальности — так, чтобы человек мог, поверив в свои силы, добиться такого и даже большего результата на эмоциональном подъеме. Возможно, не только человек, но и мех тоже. Иначе для чего вам человеческая «душа»?

Люди имели досадное свойство такие вопросы игнорировать или обращать в шутку — в общем, так или иначе оставлять без ответа. Лейтенант, однако, оказался достаточно любезен, чтобы объяснить — Айси внимательно выслушал пилота, сосредоточенно обдумывая каждое слово.

Не сказать, чтобы это многое объясняло. Но отлично вписывалось в картину уже имеющегося не вполне понятного, могло быть мысленно помечено определенным образом и принято к сведению. Пока Айс занимался каталогизированием новой информации (таким же дотошным, как и все остальное в его существовании), Хендерсон задал встречный вопрос.

Имелся немалый шанс, что вопрос этот риторический или понят неверно, но Айси все-таки уточнил:

— В практическом смысле «душа» позволяет местами выйти на рамки спецификаций за счет самостоятельного принятия решений и взаимодействия с пилотом. Поэтому меха превосходят дронов, и для проектов, требующих высокой специализации и тактических многоходовок, желательно наличие свободной воли у всех исполнителей, включая механоидов, — как по учебнику зачитал… а может, и зачитал — многие формулировки Айс заимствовал из пропускаемого через процессор почти без остановок колоссального потока данных.

По каким-то причинам ответ не казался самому Айси корректным, хотя он мог поручиться, что объяснение воспроизвел верно. Непонятно откуда возникло ощущение, что спросили его все-таки не о том. Семантика вопроса интерпретирована верно, но суть ускользает.

Еще одна причина, по которой Айсбрейкер был невеликим любителем разговаривать разговоры: это невозможно было выполнять идеально. Или, по крайней мере, лично для него даже приблизиться не то что к совершенству, а хотя бы к общепринятому стандарту понимания двусмысленной игры слов, подтекстов, невербальных знаков и контекстных значений было затеей трудновыполнимой. Большинству людей и мехов это, казалось, давалось легко… Айси ненавидел иметь дело с несовершенствами собственной конструкции или психики, которые, очевидно, не могли исправить ни ремонт, ни тренировки, а потому предпочитал молчать, пока ситуация не обязывала высказаться.

Вместо того, чтобы развивать приводящую в замешательство тему, Айси предпочел подвести ей черту.

— Объяснение удовлетворительно, — Айс слегка наклонил голову набок в знак благодарности, — и согласуется с данными о типичном поведении генерала и людей в целом. С моей стороны вопросов больше не будет до тех пор, пока меня не ознакомят с детальными даталогами о вас, лейтенант. Вы можете спросить о чем угодно, если вас интересует некая информация обо мне, которую по каким-то причинам нельзя найти в технических данных.

Вообще-то сам Айси затруднялся придумать вопрос, ответ на который не знал бы Гордон, а значит — который не был бы занесен в детальные спецификации. Все его функционирование, включая психопрофиль, историю и комментарии всех, кому когда-либо приходилось с ним работать, тщательно и детально описывалось в отчетах. Секреты и «личное» иметь не то чтобы запрещалось… Айси был вполне уверен, что в некоторых парах большая часть информации такого рода остается между пилотом и его мехом, но сам затруднялся идентифицировать, что такого он мог бы знать о себе, что не знали бы по крайней мере инженеры. Или что он хотел бы скрыть от других.

Другое дело, что часть этих до смешного подробных описаний (большая причем часть) могла быть открыта только людям с особыми кодами доступа. Айс предполагал, что у пилота их пока нет — и кто знает, будут ли в ближайшее время.

Вопрос Джеффа и в самом деле носил оттенок риторического. Впрочем, смысл в нем все же был, ровно такой же, как во всех остальных разговорах с мехом: прощупать почву. Увидеть реакцию, сделать выводы, подстроиться под восприятие. Потому что логи логами — часть информации о модели I-27-15-HW была предоставлена ему к ознакомлению еще перед поездкой сюда, но Джефф смог заставить себя лишь бегло прокачать через сознание поток данных: без сравнения с реальностью отвлеченные характеристики и цифры ему мало о чем говорили, — а простому человеческому (в специфике меха-войск это слово, пожалуй, требовалось тоже поставить в кавычки) общению не зря уделялось столь пристальное внимание при формировании сдвоенной боевой единицы. Вряд ли что-то способно заменить этот на первый взгляд устаревший способ.

Так считали преподаватели и кураторы в Академии, с этим был согласен сам Хендерсон. Не факт, что это мнение разделял его новый напарник. Но так или иначе, а первый результат взаимодействия — интересный и неожиданный — был уже получен. Лекция о том, что означает слово «подбодрить», которая у любого нормального разумного существа вызвало бы ощущение, что над ним издеваются, была воспринята с… благодарностью. Никак иначе Джефф не мог интерпретировать реакцию механического собеседника, хотя сам не понимал, по каким признакам определил это. Быть может, ему просто показалось? Однако на душе у парня него заметно потеплело, и даже раздражение от поучений, которыми встретил его Айс, почти забылось. Если зацепиться за это, если сделать подобные разъяснения — которые давались Джеффу неожиданно легко, ведь сам он, обладая природным любопытством и исследовательским складом характера, любил изучать со всех сторон разные термины и явления, их природу и смысл — ключевой темой для бесед… По крайней мере, это докажет небесполезность присутствия нового пилота в жизни одушевленной машины по имени Айсбрейкер.

Впрочем, сходу вскочить на этого конька не удалось: мех ясно дал понять, что сыпать вопросами покуда не собирается. Выдвигает условия… что ж, имеет право. Воодушевленный успехом, Джефф подался вперед, в сторону Гордона.

— Мистер… — как же его там назвал Чамберс?.. а, ну да, точно, — Смит. Я думаю, следует удовлетворить требования вашего подопечного и моего напарника. Даталоги из Академии должны были перекачать на ваш сервер еще несколько дней назад. Ключи доступа у меня в браслете: руководство посчитало правильным, если я сам решу по прибытии, какую часть информации о себе готов предоставить на данном этапе. Но я не хочу выбирать. Скрывать мне нечего — иначе, если бы за время обучения за мной водились какие-то грешки, я вряд ли сидел бы сейчас здесь с вами. Вы можете выдать Айсбрейкеру доступ к логам прямо сейчас?

Лейтенант говорил по-прежнему вежливо, но уже не с деланной, а с настоящей уверенностью и напором. Краем глаза он поглядывал на пульт управления консоли: часть приборов и датчиков была ему знакома по лабораторным практикумам, другие он видел впервые в жизни. Возможно, он мог бы и сам попробовать запустить соединение — он почти не сомневался, что Айс ему это позволит. Но не надо бежать впереди мобиля. Если что-то пойдет не так, то Гордон его засмеет — пусть и по-доброму, но от этого не менее обидно, — а мех возможно и промолчит, но сделает неутешительные выводы. Он еще научится как следует разбираться во всех этих причиндалах… а пока что лучше довериться помощи специалиста.

Пилот не пожелал зря терять время и перешел сразу к делу — то есть к предоставлению информации о себе. В воображаемом рейтинге позитивных качеств Айси способность оперативно отвечать на запросы занимала прочное место где-то в первой двадцатке, так что «кредит доверия» мгновенно расширился на несколько очков.

— Минутку, — закивал инженер и потянулся за очередным ворохом проводов, на этот раз — от считывателя. — Руку вот сюда, пожалуйста… Ты, скорее всего, уже в курсе, что в нейросоединении пилот и мех могут обмениваться информацией почти свободно, а когда вы разъединены — пока придется пользоваться моей помощью. До момента, когда вам выделят шифрованный канал инфранета. Обычно это занимает несколько дней, — пальцы Гордона невесомо пробежались по браслету, примериваясь, и закрепили несколько датчиков. — Так, что тут у нас… Ага, вот, уже вижу, — перед глазами инженера на линзах-аугментациях сейчас проступала, минуя экраны, разблокированная информация, и вид у и без того не слишком собранного конструктора стал совсем отстраненный. — Айси, тридцать четвертый инженерный канал передачи, будь добр.

Мог бы и не просить: особого выбора за отсутствием подключения к общей сети дивизии все равно не было — доступны оставались только уникальная частота конструкторской команды, как раз тридцать четвертый инженерный, частота связи с создателем, заблокированная с той стороны, и еще одна, теперь молчащая и мертвая — личная частота Регины. Обращаясь к этой информации, Айси испытывал неопределимое, но едва ли приятное чувство. Возможно, как-то так ощущалось то, что люди описывали как «скучать», о чем он предпочитал не задумываться.

Кодов доступа как таковых ему, очевидно, не полагалось, но даталоги пришли исправно разблокированными. Айс замер в неподвижности, шумно гоняя вент-циклы — объем данных был немалый, к тому же в какой-то хитрой шифровке, полностью не снимаемой даже кодами безопасности ради, а он все-таки был военной моделью. Далеко не глупой и более чем способной на обработку титанических массивов информации, да, но на это требовалось время и ресурсы.

К тому же Айс пытался ознакомиться с данными прямо по ходу расшифровки — а это тоже требовало концентрации. У мехов, в отличие от людей, всегда был выбор — полностью доверить сортировку и интеграцию новых сведений тактическому компьютеру или осмысливать ее сознательно, задействуя «душу». КПД первого варианта относительно затраченных усилий был значительно выше, но важные вещи Айси нравилось обдумывать самому. Только так можно быть уверенным, что ненароком не упустил какой-нибудь мелкой, но ценной детали, и что фокус и приоритеты расставлены верно. Встреча с новым пилотом, с которым отныне предстояло проводить большую часть функционирования, представлялась Айси вещью достаточно значимой, чтобы ничего не принимать как данность и потратить время на перепроверку. А то — и не одну.

Увиденное успокоило его, по меньшей мере частично. Недостаток опыта у только что покинувшего учебку пилота — дело неизбежное, но, по крайней мере, теперь Айси видел перед собой фактические подтверждения его компетентности. Он почти наверняка способен поладить с тем, кому удается поддерживать подобный уровень усердия и успехов.

— Личное дело лейтенанта Хендерсона полностью соответствует требованиям, предъявляемым к пилотам сверхтяжелого класса, а местами — их превосходит, — наконец резюмировал Айс, удовлетворенно мигнув подсветкой.

Довольно странно выбирать безличное обращение в третьем лице, когда собеседник находится прямо перед тобой, но таким образом Айси предпочитал избежать еще большей неловкости, связанной с необходимостью выразить одобрение и похвалу. Для выпускника Академии лейтенант и впрямь представлял из себя выдающегося кандидата, но Айси скорее позволил бы себя дезактивировать, чем имел бы дело с необходимостью кого-нибудь искренне похвалить вслух.

В конце концов, он никогда не знал, как реагировать, когда одобрения удостаивался он сам. Незачем лишний раз иметь дело с тонкими материями такого рода.

Тогда как Джефф в отличие от него вовсе не испытывал проблем с этой стороной общения. Похвала была для него естественным атрибутом успеха. Как и другие курсанты, он привык к дежурному «молодцы, парни», но не возражал и против других формулировок. И чем больше был в его глазах авторитет говорящего, тем ценнее были даже самые скупые слова одобрения.

Айсбрейкер не мог считаться в полном смысле авторитетной персоной — если вообще к нему применимо понятие «персона». Но как минимум внушал уважение, граничащее с постыдным для лейтенанта Академии, но никуда не девшимся суеверным страхом: всем своим многотонным обликом, своей педантичной строгостью и серьезностью, да что там — самим фактом наличия в металлическом теле и электронном мозге той самой загадочной «души». И когда после долгой томительной паузы из динамиков прозвучал вердикт — можно было поклясться, что в синтезированном голосе прозвучал оттенок удовлетворения, — Джефф почти против воли вновь расплылся в улыбке. Задрав голову и, не глядя, помогая Гордону отключать провода от браслета, он вновь прямо взглянул в «лицо» боевой машины.

— Спасибо, — отозвался он весело и совершенно искренне. Ну и что, что с точки зрения стороннего человеческого наблюдателя реплика меха совершенно не походила на комплимент? Джефф уже начал понимать некоторые из упомянутых инженером «странностей», и догадывался, что более яркое выражение довольства Айсбрейкер попросту не способен. Каждый изъясняется так, как он может, а у слушателя есть выбор: отгораживаться, если формулировки не соответствуют тому, к чему он привык, или учиться понимать чужой язык. Впрочем, учитывая стоящую перед ними обоими задачу, выбора-то особо и не было.

Улыбка у пилота была… приятная, какая-то ни к чему не обязывающая и на вид искренняя. Такие выражения можно было использовать как опору для определения чужого настроения — в таких маркерах Айси отчаянно нуждался.

Айс сверился с детально расписанным планом знакомства и обнаружил в нем неисполненный пункт. Исполнять его полагалось Гордону, но инженер, судя по отсутствующему взгляду и неразборчивым комментариям себе под нос, увлеченно рылся в даталогах, напрочь позабыв о своих обязанностях. Типично настолько, что уже даже не удручает.

Мигание подсветкой не помогло, как и пристальный выжидающий взгляд. С шумом прогнав вент-цикл, Айси осторожно занес над конструктором руку, деликатно — в меру возможностей многотоннажника, разумеется — прикоснувшись к плечу сгорбившегося в кресле Гордона кончиком пальца. Человек, скорее всего, это почувствовал как довольно ощутимый хлопок — но не более. Айс достаточно времени провел с людьми, чтобы научиться рассчитывать силу, когда приходилось к ним прикасаться. Конечно, до моторики какой-нибудь медицинской модели, способной поднять с пола раненого с раздробленным позвоночником, не сдвинув ни осколка, ему было далеко. Но для тяжелого класса не разносить все вокруг неосторожным движением уже считалось за превосходный результат.

— А? — вскинулся, чуть не соскользнув с кресла, окончательно потерявшийся в каком-то своем мире инженер.

— Технический инструктаж, — напомнил Айсбрейкер, так же осторожно убирая руку. — А через шестнадцать минут в пятом ангаре инженерная планерка, на которой, скорее всего, должен присутствовать весь конструкторский персонал. Если начать инструктаж сейчас, опоздание можно свести к минимуму.

— Ах, черт… Забыл и про то, и про другое! — Айси показалось, что Гордон даже слегка подпрыгнул в кресле, прежде чем повернулся к Хендерсону: — Вообще-то я не должен вмешиваться в то, как вы двое тут общаетесь, и вообще мне, как выяснилось, надо бежать… Но инструкция требует, чтобы я дал тебе на подпись бумажки по технике безопасности… это в армии-то, разве не абсурд… и целый ворох инструкций по обращению с оборудованием для нейроподключения и базовому пилотированию. Поставь магнитную сигнатуру, и я вас оставлю! — суетящийся инженер порылся по бесконечным карманам, полным невообразимого хлама, и вытащил крохотный планшет-магнитку.

— Сначала инструкции должны быть подробно разъяснены по каждому пункту, — вмешался Айси.

— Ты сам все прекрасно объяснишь, там ничего сложного, — отмахнулся Гордон, пытаясь всучить пилоту магнитку.

— Я несомненно знаю каждый пункт и могу его разъяснить, но мне недостает формального технического образования, а в инструкции эти обязанности прописаны за конструктором, — запротестовал Айс; он даже нахмурился слегка, затемняя оптику. — Лейтенант может предпочитать получить эти сведения от квалифицированного человека!

Он уже жалел, что упомянул планерку, но совесть не дала бы позволить рассеянному конструктору пропустить запланированное событие. С другой стороны, протокол есть протокол, его следует соблюдать!

Джеффри уже поднял было машинально руку за протянутым планшетом, но замер на полпути, когда Айсбрейкер вновь подал голос. Ну да, разумеется. Инструкции, правила, устав. Похоже, в сознании меха это были священные скрижали, осквернение которых недопустимо. Сам Джефф, разумеется, был согласен с Гордоном: подпись — это формальность, и ни к чему задерживать опаздывающего конструктора ради долгих и нудных разъяснений тех вещей, минимум половину из которых он знал и сам. Но спорить с боевой машиной… На подобное с непривычки не так просто решиться.

И потому парень опустил обратно руку, положив ладонь на колено, и, закусив губу, молча наблюдал препирательства. Может, Гордону удастся как-нибудь разрулить все это самому?

Однако когда в речи меха прозвучало упоминание о нем, лейтенанте Хендерсоне, Джефф понял, что отвертеться не выйдет. Именно за ним мех собрался оставить решение, и заявил об этом недвусмысленно. Значит, если промолчать сейчас, то заработаешь репутацию мягкотелого и инфантильного существа, неспособного сформулировать самостоятельно свои желания. Значит, надо ответить. Да и какого, собственно, черта? Опять же, почему только инженеру можно перечить этому железному упрямцу? Почему он, Джеффри, уже назначенный и действующий пилот боевой машины «Айсбрейкер», должен потакать этой самой машине во всем, и не имеет права на собственное мнение? Этак недолго и до геноцида людей механоидами, который предрекали паникеры до самой середины века.

— Я подпишу, — собравшись с духом, парень протянул руку, вынул магнитку из пальцев Гордона и быстро приложил ее к чипу на своем браслете. Отпечаток сигнатуры генерился нейроимпульсом, несильным, но довольно витиеватым: страховка против подписания важных документов в измененном состоянии сознания, например, по чьему-нибудь злому умыслу. Вернув планшет, Джеффри встал, заложив пальцы за ремень брюк и обернувшись к меху, по возможности поддерживая доброжелательное и успокаивающее выражение на лице.

— Лейтенант предпочтет получить необходимые сведения от своего нового напарника. Между прочим, — озарившись внезапной идеей, он со значением поднял указательный палец, — согласно утвержденной руководством Академии памятке для выпускников, приступающих к несению службы в составе сдвоенных боевых единиц, в первые недели общения с назначенным в пару мехом рекомендуется вербальный контакт в повышенном объеме. Максимум ограничен только субъективной оценкой утомления, минимум… для первого контакта рекомендуется не менее полутора-двух часов.

Джефф приврал только в отношении последней строчки. В рекомендациях не было никакого заранее оговоренного минимума, но интуитивно парень чувствовал, что такие зыбкие критерии как «побольше-поменьше» едва ли найдут отклик в насквозь алгоритмизированном сознании меха. Оставалось только надеяться, что оригинальный текст памятки в датабазах Айсбрейкера отсутствует.

Примирение с тем фактом, что лейтенант встал на сторону Гордона (а тем более — что обнаружились новые, ранее не виденные правила, о содержании которых Айси до сего момента не подозревал), заняло какое-то время. К моменту, когда он наконец серьезно кивнул, признавая рациональность чужой позиции, сигнатура была уже проставлена, а инженер переминался с ноги на ногу у самого выхода.

Айси показалось, что Гордон пилоту еще и подмигнул одобрительно перед тем, как выскользнуть в коридор — но точно он не мог быть уверен. Зачем бы ему такое делать, верно?

Дверь отсека закрылась со слышимым щелчком, погружая помещение в тишину. В обычных условиях Айси приветствовал бы ее — он даже не слишком возражал против присутствия посторонних рядом до тех пор, пока оные эту тишину не нарушали. Но пилот был совершенно другим делом: пока он рядом, с ним следовало взаимодействовать, это время считалось за рабочее и не подходило для попыток расслабиться.

Даже если после завершившейся только этим же утром длительной, многосуточной транспортировки, плавно перетекшей в шумную и суетную подготовку к прибытию нового напарника, Айс объективно нуждался в перезарядке генераторов, заправке и времени на дефрагментацию. Но это все могло подождать — предел выносливости Айси позволял еще и не такие периоды напряженной активности, а процитированная памятка ясно предписывала — как минимум два часа общения вслух.

Айси планировал подойти к этому предписанию со всей серьезностью. Рекомендацию, полученную от пилота, он воспринимал как прямой приказ. Хотя на поле боя напарники были равнозначны, вне его у человека имелся некоторый приоритет — в случае неразумных или откровенно неприемлемых указаний Айс имел право поступить по-своему, но подобный оверрайд позволял себе только в экстренных случаях. В остальном желания пилота ставились немногим ниже правил в списке приоритетов, и если пилот хотел разговаривать полтора-два часа — именно так они и поступят.

От того, чтобы приступить к выполнению немедленно, Айси удерживала только одна досадная мелочь: лейтенант забыл или не пожелал обозначить тему, а сам он понятия не имел, с чего начать разговор.

— Можно взглянуть на кабину, — после неловкой паузы предложил Айсбрейкер, в очередной раз ероша тонкую молочно-белую броню на стыках, и указал на едва заметный шов под грудным щитком.

Не слишком пагубную, не слишком бросающуюся в глаза привычку постоянно перещелкивать многослойные металлические пластинки, прикрывающие суставы и сварные швы под более крупными монолитными щитками, Айси имел, кажется, дольше, чем себя осознавал; людей это обычно не беспокоило — просто потому, что они не придавали этим бессмысленным на вид движениям значения — и позволяло неплохо вымещать неизбежно приходящую с необходимостью социального взаимодействия тревогу. Хотя и не так хорошо, как манера блокировать мелкие детали под болезненным углом, но к этому способу Айс прибегал редко и только при крайней необходимости отвлечься. Смутно чувствовал, что делает что-то не то, но проверить не мог.

Некоторое время Джефф провожал взглядом инженера, что незаметно выразил ему свое одобрение и исчез за раздвижными дверьми. А следом обернулся на голос меха. Проследил его движение. И непроизвольно сглотнул нервный ком в горле: несмотря на то, что именно кабина внутри торса механической фигуры предполагалась его основным рабочим местом, что рано или поздно туда залезть придется обязательно — несмотря на все это, в данный момент такая перспектива внушала очередную волну почти что паники. Не только и не столько потому, что лейтенант все еще побаивался могучей и своенравной машины, способной прихлопнуть его даже не ладонью, а двумя пальцами. А скорее оттого, что подобное взаимодействие на физическом, материальном плане, казалось пока что чем-то слишком… интимным, что ли? Тьфу ты, какой бред… Джефф еле заметно поморщился, досадуя на себя. Но как ни назови, это правда. Даже наблюдать, как Гордон Смит панибратски хлопает меха по бронепластинам было как-то неловко — не то что самому прикоснуться к металлическому корпусу, и уж тем более — забираться внутрь него, туда, где у людей находится средоточие жизни: легкие и сердце. Да, мех — это машина, в очередной раз напомнил себе Джефф, но при проектировании этих машин учитывается множество факторов схожести с человеческим организмом — раз уж образ их мышления позаимствован у людей. Интересно, насколько это проявлялось при выборе места расположения кабины? Что думают об этом сами мехи? И как вообще это делается? В учебных видеофайлах схематически показывали посадку пилота в кабину с левитационной платформы, наподобие той, которая сегодня поднимала их с Гордоном, Чамберсом и Мортоном. А в реальности? Мех должен будет подставить руку, подсадить человека в кабину? Отчего-то на ум пришли анимированные картинки из детской книги: старинная индийская деревня, играющие возле хижины маленькие индусы, и живой слон, кажущийся на их фоне огромной серой горой — детишки, смеясь, тянут к нему ручонки, а умный зверь сгибает свой хобот крючком, подхватывает карапузов одного за другим и аккуратно усаживает себе на спину. А ведь он, Джефф, пожалуй еще более мелкая букашка для меха, чем ребенок для слона. Он быстро прикинул в уме соотношение масс: да, уж по этому параметру точно.

— Спасибо, — повторил он, все еще вежливо улыбаясь, но уже несколько более натянуто. — Думаю, чуть попозже. Первым делом я хотел бы выслушать инструкции по технике безопасности, в получении которых только что расписался. Думаю, что раз уж нам пришлось вынужденно — чтобы отпустить мистера Смита — поменять местами эти пункты, то лучше не допускать между ними слишком уж большого разрыва.

Он мысленно оценил свои очередные попытки подстроиться к языку, которым изъяснялся мех. Ну так, сойдет на С+. Зря, наверное, тут эта неопределенность: «слишком большой разрыв», лучше было сказать: «разрыв должен быть сведен к минимуму». Ладно, ничего, еще будет время наверстать. Джефф сделал шаг назад и плюхнулся во вновь принявшее его в свои объятия кресло, скрестив руки на груди и вытянув ноги, всей своей позой демонстрируя, что расположился надолго и готов слушать внимательно.

— Тебе, кстати, так удобно? — участливо переспросил он вдруг. И прикусил язык: это же машина. У нее, в отличие от хрупкого человеческого тела, все статические положения устойчивы и могут поддерживаться сколько угодно. Не затекают от неподвижности мышцы, не ломит суставы. Есть, конечно, защита от нерациональных движений и поз, от положений, в которых детали идут на излом или разрыв, а сервоприводы изнашиваются слишком сильно — но едва ли это можно было охарактеризовать «человечными» понятиями комфорта и дискомфорта.

— Удобно?.. — непонимающе глянул на пилота Айси.

Он привык, что окружающие в курсе его зашкаливающего предела прочности или просто уделяют ему недостаточно внимания, чтобы беспокоиться о комфорте, но, несмотря на откровенную бессмысленность вопроса, Айс нашел его почти… приятным. Как может что-то настолько неуместное быть приятным?

— Достаточно, мой корпус рассчитан на долгую неподвижность, — в конце концов, не найдя ответа на этот животрепещущий вопрос, откликнулся Айс и с готовностью переключился на более доступную, досконально знакомую тему правил; вот это точно было приятно — по крайней мере, не придется беспокоиться, что лейтенант так и не прочтет технику безопасности, и пункт плана останется неисполненным. — Да, разумеется… Вы подписали подробные разъяснения с доскональным разбором каждого пункта, но, полагаю, достаточно будет, если я обрисую основные моменты. Конечно, только при условии, что потом вы ознакомитесь с полной версией со всем вниманием, — строго глянул на пилота сверху вниз Айси. — Почти все описанные в технике безопасности правила в той или иной степени связаны с особенностями моей конструкции…

Мысленно пробежавшись по содержимому магнитки, Айс с легкостью вычленил три основных темы, о которых собирался упомянуть. В отличие от личных разговоров, сейчас слова с готовностью вставали, как кусочки паззла, каждое на свое место, складываясь в четкие формулировки.

— Часть фокуса уделяется тому факту, что спецификации предусматривают переносить и запускать «грязные» боеголовки и высокоактивную взрывчатку и химические составы для грунтовых работ. Материалы повышенной опасности размещаются здесь и здесь, — начал Айси и поочередно коснулся двух цилиндрических контейнеров, по одному за каждым плечом. — Безопасность обеспечена силовым полем и тройным слоем брони со встроенными поглотителями. Спонтанная детонация крайне маловероятна, и пилот полностью защищен от утечек радиации, реагентов или биологической угрозы. Однако протокол четко предписывает, что любые работы с содержимым контейнеров, включая закладку боезапаса, выполняются строго командой обученных техников или мной лично. Пилот не должен прикасаться к содержимому контейнеров, пытаться инициировать их открытие через нейросвязь или любым другим образом вмешиваться в процесс переноски материалов угрозы класса 9 и выше. Решение о запуске «грязных» боеголовок принимается совместно со мной и требует инициации от командования.

Достаточно просто: у Регины не было с этим никаких проблем, и Айси не видел, какие могли бы возникнуть. Для того, чтобы не нарушать этот конкретный протокол, нужно было иметь всего лишь толику здравомыслия — кто в здравом уме полезет в контейнер, полный потенциально смертельной загрузки, просто из духа противоречия? В понимании Айси для подобного надо было быть совсем идиотом. Он, разумеется, не был о своем пилоте столь низкого мнения.

Следующий пункт был… немного деликатнее, а значит — и сложнее.

— Далее, — тянуть не имело смысла. — Находясь в кабине, пилот получает доступ к элементам управления. Каждая пара отдельно определяет, какая часть этого управления ложится на пилота, а какая — остается за мехом, но полная передача контроля в одни руки нерациональна и полностью лишает смысла работу в тандеме, — Айси на мгновение притушил оптику, вспоминая, и неожиданно для себя самого пояснил: — Моему прошлому пилоту нравилось стрелять за меня, но она никогда не вмешивалась в то, как я двигаюсь. Принятие тактических решений мы делили поровну. Так как мы совместимы, естественный баланс должен заново установиться в новой паре через несколько недель или месяцев. Вы получите коды оверрайда в самое ближайшее время от Гордона, но, задумываясь о их использовании, должны помнить — при этом я остаюсь в сознании и осознаю происходящее. Если командование позже признает, что вы использовали коды без реальной необходимости, вы понесете дисциплинарные последствия. Если необходимость будет подтверждена, например, по какой-то причине я ослушаюсь разумного приказа — накажут меня, — Айс помолчал. — Не вижу причин иметь дело с сопровождающими процедуру сложностями. Если ваши приказы будут в рамках устава и моих возможностей, я всегда их исполню, — от неприятной темы хотелось уйти поскорее, что Айс и сделал, наскоро переключившись на менее… спорную часть инструктажа: — Оверрайд также повышает ваши шансы выжить, если на поле боя я понесу критические повреждения и отключусь — открыть кабину, например. Известны случаи, когда пилотам удавалось полностью перехватить управление компаньоном с критическими повреждениями процессора, но сохранным моторным каркасом.

Если на этом этапе неловкость и скверное ощущение, что пилоту могло показаться, будто ему навязывают мнение или, что еще хуже, пытаются что-то запретить (как будто Айс стал бы проявлять подобное неуважение!), еще не достигли пиковой точки… что ж, всегда оставалась третья часть. Которая была ничем не лучше.

— И еще одно. Вы наверняка в курсе, что существует возможность значительно увеличить пропускную способность нейросвязи в обход длительных тренировок — за счет всевозможных стимуляторов. Техника безопасности предписывает обратить ваше внимание, что это опасно и официально запрещено, — Айси на секунду замялся, как будто сам не был уверен в том, что говорит — суровое выражение темного фейсплейта словно дрогнуло на миг. — Должен предупредить, что вы увидите немало пар, которые игнорируют это предписание. Полевые командиры иногда видят пользу от использования стимуляторов как превалирующую над вредом. Однако вы должны помнить, что любые изменения в нейросвязи оказывают эффект на обоих участников. Даже если вы можете предполагать, что полулегальные наркотики — хороший способ быстро и без усилий расширить возможности связи… я не готов. Не примите за необоснованные инсинуации, лейтенант Хендерсон. Я пока не знаком с вашей позицией, но должен был предупредить. Это конкретное правило нарушается среди военных с неоправданной частотой.

Услышав о неизбежности прочтения полного текста документа, Джефф мысленно возвел очи горе, но на деле изобразил понимание и с готовностью закивал. Если вдуматься, он был благодарен меху за то, что тот решил сократить инструктаж до основной сути. А то чего доброго, это вылилось бы в настоящую полуторачасовую лекцию, еще и с экзаменами на усвоение материала. Что ж, похоже, не все так плохо, как представлялось вначале. Хоть что-то человеческое в этом железном сердце присутствует — не исключено, что со временем удастся окончательно прийти к взаимопониманию. В конце концов, это и есть цель тренировочного периода, разве нет? И Гордон, пожалуй, был прав: Айс действительно славный парень, стоит только свыкнуться с некоторыми особенностями его мышления.

В таком радужном настроении, откинувшись на спинку, Джефф благодушно слушал инструкции, не забывая кивать в нужных местах. Ничего нового и тем более неожиданного он, как и предполагалось, не услышал. Разумеется, он не собирался лезть в контейнер с ураном, или накачиваться наркотой на поле боя — он вообще презирал зависимость от любых внешних стимуляторов во всем, что касалось профессиональных вопросов и выполнения заданий. Вот в развлечении и отдыхе — другое дело, тут сами боги велели расслабиться и получать удовольствие… но помешанному на уставе меху об этом знать точно необязательно.

Ну, а что касается оверрайда — этот вопрос был несколько тоньше. Ему уделялось значительное внимание в курсе меха-психологии и этики — благо суть явления была одинакова вне зависимости от класса, специализации и собственно личности конкретного меха. Неодинаково было отношение к этому различных обладателей электронной «души», и курсантов знакомили — разумеется, не называя имен, как в обыкновенной человеческой практике психологии и психотерапии — с различными примерами и мнениями. Собственно Айсбрейкер изложил часть из них. Джефф читал о парах, в которых мех приветствовал полную передачу управления в ряде моментов, и о таких, в которых это считалось недопустимым в принципе, и пилот имел лишь совещательный голос. Айс придерживался золотой середины — что лишний раз успокоило Джеффа и подтвердило, что его напарник вполне адекватная личность… во многом, скажем так.

— Перед лицом дивизии и своих товарищей торжественно обещаю и клянусь, — Джефф встал, изобразив деланно-серьезное лицо и тон, и вытянулся по стойке «смирно», — соблюдать все вышеозвученные предписания неукоснительно и безоговорочно, пока смерть не разлучит нас.

Он не выдержал и рассмеялся, поглядывая искоса на гиганта, которого наверняка до определенной степени поставил в тупик этим перформансом. И, тут же усовестившись, поспешил успокоить:

— Я имею в виду, что принял к сведению и исполнению все, что ты произнес, Айс. Проблем не будет, — он впервые обратился к меху по имени, аккуратно, словно пробуя его на вкус. Ничего, не слишком страшно. И тут же вопрос, созревший в его сознании во время инструктажа, но вежливо откладываемый до его окончания, вырвался как-то сам собой, негромко, задумчиво и в сторону, будто вовсе не обращенный к компаньону:

— Интересно… нам ничего не рассказывали о дисциплинарных взысканиях в отношении механоидов. Что они могут с тобой сделать, случись что-то из ряда вон? Это человека можно отправить на гауптвахту или в карцер, например. Или оштрафовать. А меха что? Только понизить в звании?

Очевидно, более молодой пилот имел более гибкое представление о границах допустимого. Айси был так благодарен лейтенанту за то, что тот не стал все значительно усложнять из-за нескольких оговорок (принято к сведению, больше не повторится, подобающий тон крайне важен), что даже проигнорировал… «шутку», не испытав привычного недоуменного желания призвать к порядку. Вопрос, впрочем, услышал.

— Технически у меня нет звания, — поправил Айс. — Я принимаю позицию в общей иерархии, равнозначную позиции своего пилота. В случае, если нам придется работать с другой парой, более опытная и лучше заточенная под задачу модель примет командование. Что до взысканий… В зависимости от серьезности проступка, вопрос будет передан обратно пилоту и конструкторам на личное урегулирование или поднят до уровня комиссии. Последнее обычно означает, что дело закончится полным или частичным реформатом или, в некоторых случаях, уничтожением. Я никогда не видел, чтобы таким образом разбирали чей-то случай, но предполагаю, что подобным методом урегулируются дела общественно опасных аутлайеров. За все недостаточно серьезные для комиссии нарушения команду конструкторов или вас обяжут принять меры. Все понимают это по-разному, распространенные меры включают в себя ограничение топливных рационов вне поля боя до абсолютного минимума, лишение привилегий, таких, как личный отсек, ограничение свободы передвижения… Некоторые пилоты предпочитают более изощренное воздействие через нейроподключение, но мне недостает данных об этой технике. Я не слишком часто сталкивался с дисциплинарными взысканиями, — чем, по правде говоря, слегка гордился — но только слегка, вести себя так, чтобы не вызывать нареканий, было частью его обязанностей, которые подразумевались и без того; подумав, Айси уточнил: — Мой создатель крайне требователен, и ко мне применимы несколько другие стандарты, чем к остальным.

Если совсем по-хорошему — «несколько» было безнадежным преуменьшением. Хотя создатель Айси навещал его редко, за тем, как он себя показывает, наблюдал непрерывно. Любой, самый незначительный просчет, недостойный даже в упоминании в отчетности для командования, не то что официального взыскания, служил надежным предсказанием, что Айс скоро увидит конструктора в очередной раз.

Сам Айсбрейкер считал это справедливым. Уникальный корпус давал уникальные возможности — Айси выделялся даже на фоне последней, самой высокотехнологичной волны своего класса. Его создатель вложил много сил, чтобы построить его, и имел полное право, вложив экстраординарные исходные, требовать их экстраординарной реализации.

К тому же к нему никогда не проявляли бессмысленной жестокости — хотя в код большинства мехов заложен пиетет к создателю, а значит — внутренний запрет ему или ей навредить, неважно, в ответ на какое обращение. Выговоры и указания на промахи порождали стыд и сожаление, но это были отличные причины быть лучше в следующий раз. В самом начале, прежде, чем он научился не разочаровывать создателя так явно, дело заходило дальше разговоров — но никогда, с точки зрения Айси, не пересекало черту.

Раз или два он видел пилотов с откровенно вызывающим вопросы подходом к вопросу наказаний. Иначе, как злоупотребление положением и партнерской привязанностью, это было не назвать — но это было другое. Это было ненормально. Айс прекрасно разделял нормальное и ненормальное.

Даже тот раз, когда ему установили контроллер, готовый в любой момент инициировать частичный реформат — до сих пор болезненно и непростительно обидный раз, — Айси искренне считал обоснованным. Тогда понимание, что создатель ему не доверяет, его оскорбляло. Сейчас он утвердился во мнении, что доверие вначале надо было заслужить.

Слушая напарника, Джефф все больше озадачивался и мрачнел. Сделав шаг к консоли и прислонившись к краю ее пульта, оперевшись на вытянутые руки, он поглядывал по сторонам, или упирался взглядом в гладко-белые бронепластины на колене Айсбрейкера — отвлеченно про себя отмечая, что весь этот арктический камуфляж смотрится очень эффектно, и однокурсники наверняка обзавидовались бы, если бы узнали, какая шикарная машина ему досталась, — но не смотрел ему в лицо. Спокойстивие, с которым Айс рассказывал о том, что творят люди прямо у него под носом с его собратьями, мыслящими, разумными существами — фактически в переложении на человеческое сообщество это означало бы телесные наказания, угнетение, рабство! — рождало в его душе противоречивые чувства. Быть может, это и правильно? Ведь машина есть машина, к ней неприменимы многие из человеческих взысканий, Джефф сам об этом сказал. Но то ли восторг и трепет перед многотонными стальными великанами давал о себе знать, то ли врожденное обостренное чувство справедливости, но парню казалось диким то, что хилые, хрупкие червячки из плоти и крови способны и могут не просто командовать мыслящими машинами — а морить их голодом или запирать в клетке, как зверей. А упоминание роли пилота придавало дополнительный оттенок безумия всему описываемому. Естественно, Джефф в жизни не смог бы даже представить себя отдающим подобный приказ.

Когда Айсбрейкер закончил, Джефф еще какое-то время молчал, хмурясь и силясь выкинуть из головы мрачные мысли. И зачем только спросил, особенно сейчас… Ладно, обо всем этом надо просто забыть, хотя бы на время. Тем более что Айс, по его собственным утверждениям, к счастью, далек от подобных ситуаций. Будем считать, что подобная дрессировка имеет место в каком-то другом мире, и относится исключительно к дефектным «глюкам». Коротко вдохнув и выдохнув, Джефф отделился от пульта и снова встал во весь рост, подняв голову.

— Расскажешь мне про своего создателя? — ухватился он за первую подвернувшуюся нейтральную тему. И добавил, вдруг несколько стушевавшись: — Если это, конечно, не секрет. Говорят, главный конструктор и мех всегда связаны… особого рода отношениями. В общем-то, это логично в отношении того, кто тебя… э-э, воспитывал. У людей это назвали бы семейными узами. И частной жизнью, в которую не имеют права лезть посторонние. Так что если не хочешь — не говори…

Что-то в поведении пилота намекало на то, что он был расстроен ответом, но ни что бы это могло быть, ни с чем связана подобная перемена настроения — Айсбрейкер не знал. В конце концов после нескольких бесплодных попыток проанализировать этот досадный факт он удовлетворился тем, что недовольство, очевидно, было направлено не на него лично — иначе он знал об этом немедленно. От дальнейшего замешательства лейтенант спас его сам — в очередной раз. Пока этот… «вербальный контакт» работал недурственно — человек спрашивал, Айси отвечал. Это было выполнимо.

— Как мой пилот, вы имеете право на любую информацию обо мне, лейтенант. Исключая только ту, которая помечена конструкторами или командованием как превышающая ваш уровень допуска, — тоном, подразумевающим, что это само собой разумеется, напомнил Айс. — Если это важно, я расскажу.

Какая в его субъективном мнении о собственном создателе может заключаться важность — он, как обычно, не имел представления. Чтобы восстановить способность уверенно ориентироваться в теме беседы, требовалось вновь перейти к техническим и рабочим моментам — но пилот продолжал возвращаться к личным, и Айс не мог ему отказать.

— Мой создатель… выдающийся конструктор, — Айси никогда не обращался к нему по имени, скорее всего, он бы это не одобрил, и Айс предполагал, что при необходимости лейтенант сам уточнит имя и инициалы без его участия. — То, что многие мехи формируют со своими главными конструкторами крайне прочную связь — правда, как и то, что влияние создателя на психику новой модели эквивалентно человеческому воспитанию. Однако излишне фанатичная привязанность к конструктору может повлиять на показатели в поле и нейросвязь с пилотом. Кроме того, я придерживаюсь точки зрения, что это противоречит рабочей этике и вносит бессмысленные сложности, — чтобы как-то охарактеризовать конструктора перед незнакомым с ним человеком, а тем более — их взаимоотношения, пришлось сделать паузу, усердно подбирая слова. — Он… строгий, но разумный человек с четкими моральными установками. Главный конструктор вложил в разработку моего корпуса и мое обучение колоссальные усилия, что дает ему право служить для меня беспрекословным авторитетом и получать дань безусловного уважения. Он единственный, кто имеет право принимать значимые решения относительно моего функционирования, не обсуждая их перед этим со мной. Критику и требования из его уст я беру во внимание первыми. Если сравнить с другими парами создателей и механоидов… Некоторые конструкторы допускают поблажки на основании любви к своим подопечным. Не думаю, что это верный подход. Как правило, конструктор создает от одной до трех моделей за жизнь, и желание привести проект своей жизни к идеалу я нахожу естественным. Любовь не помогает достижению идеала, так как заставляет инстинктивно принимать более мягкую модель взаимодействия, — по запросу перед внутренним взором послушно явились откуда-то из архивных данных несколько фотографий; критически изучив изображенных на них двоих людей и меха, Айси подытожил: — За все функционирование я видел всего одну команду из меха, пилота и инженера, которая добилась колоссальных успехов при крайне расслабленном стиле общения, построенном на взаимной привязанности. Они служили в спасательной дивизии, а модель была медицинской, сострадание и эмоциональный компонент имеют для них большое значение. Что до меня… я предпочитаю все так, как оно есть сейчас.

Почти правда. Почти — потому что Айс никогда не видел ничего другого, по крайней мере, вблизи. И «фанатичная любовь» конструктора-полярника к своему аутлайеру, и дружеская атмосфера в команде меха-медика были для него так же далеки и непонятны, как человеческое понимание юмора. Даже Регина, с которой они сформировали образцовый, практически книжный дуэт с замечательной совместимостью, никогда не стремилась перевести отношения в личную плоскость. И это, как искренне полагал Айс, было прекрасно и правильно. И тем не менее… Как любое разумное, мыслящее существо, Айси не всегда был согласен с решениями и местами резкими суждениями своего конструктора. Но никогда ему не перечил — не считал себя вправе проявлять подобное неуважение к тому, кто тратит свое драгоценное время на его, Айси, совершенствование. К тому же у создателя всегда оставалось право лишить его голоса в самом прямом смысле, отключив вокалайзеры — этого не случалось уже много лет, но память у него была прекрасная.

— Еще что-нибудь, что вы хотите знать, лейтенант? — пластинки на горле машинально защелкали, словно пытались перекрыть доступ к синтезатору речи, но Айс привычно это проигнорировал — так же, как делали все вокруг.

Получив согласие разговаривать на эту тему, Джефф снова вздохнул, на сей раз облегченно, и улыбнулся. Вышло, наверное, слегка виновато: было до сих пор не по себе от предыдущего рассказа, а сочетание в одной фразе конструкций «вы пилот» и «имеете право» тут же навело на мысли о том, что мех выполняет приказ без особенного на то желания. Заложив руки за спину, лейтенант опустил голову — отчасти пряча взгляд, отчасти просто устав стоять неподвижно — и принялся прохаживаться туда-обратно перед консолью.

Первые реплики Айсбрейкера, впрочем, утешили его. Если продолжать проводить параллели с человеческими отношениями, со связью между матерью и ребенком — то во взрослом возрасте чрезмерная завязка на личность этой самой матери может только повредить, это факт. Забавно, подумал Джефф и беззвучно усмехнулся: если конструктор меха — это все равно что его родитель, то пилот, которому потом передается в распоряжение повзрослевшее дитятко — выходит, супруг? Подобные веселые глупости отчего-то никогда не приходили ему в голову во время учебы в Академии, на тех же лекциях, где этапы становления личности меха рассматривались со всей серьезностью и тщательностью. А между тем именно на таких штуках на самом деле всегда лучше и эффективнее всего усваиваются знания. Да, правы были те преподаватели, что по секрету доверительно вещали: вот поступите на службу, забудете все, чему вас учили здесь — начнется совсем другая, настоящая жизнь.

Однако неожиданное для меха слово «любовь», прозвучавшее в монологе, заставило навострить уши. А все что последовало за этим — вновь взволнованно нахмуриться. Слова Айса звучали на первый взгляд складно и логично, да в общем-то он, являясь одушевленным существом, имел право на собственное мнение, не совпадающее с чьим бы то ни было. Но тема была слишком важной, чтобы просто проглотить свое несогласие и спустить все на тормозах, сделать вид, что разделяешь подобную позицию. Казалось бы, какое значение во взаимодействии с боевой машиной имеют взгляды на привязанность и любовь? Но Джеффри Хендерсона всегда учили, что лишних знаний не бывает, и никогда не угадаешь, где могут пригодиться те или иные факты — или повредить их недостаток. Любые значимые моменты лучше обсуждать и проговаривать, и делать это надо тогда, когда есть возможность.

— Ты так уверен, что любовь всегда идет во вред совершенствованию? — переспросил он, когда Айсбрейкер закончил, и вскинул взгляд. Медленная его ходьба под конец перешла во взволнованные резкие шаги, и парой таких шагов он добрался до ближайшего кресла — это оказалось кресло Гордона — и плюхнулся в него, откидывая спинку до максимума и почти лежа, чтобы прямо глядеть в лицо меха. Снова сложил руки на груди, нервно постукивая пальцами одной по локтю другой. И, решив поделиться неотступной аналогией, продолжил без паузы: — Ведь если взять, например, мать и ее детей… их тоже редко бывает больше троих, и каждый из них, если можно так выразиться, представляет собой главный проект в ее жизни. Так вот: разве если женщина любит своего ребенка, то она не стремится к тому, чтобы он вырос образованным человеком, преуспел в жизни? Нет, конечно, бывают разные извращения, нездоровые случаи, когда мать специально портит жизнь своему сыночку, чтобы он считал, что не нужен никому кроме нее, и сидел возле ее юбки до скончания века. Но такое не рассматриваем. Думаешь эта… как ты там сказал… «мягкая модель взаимодействия» ограничивает развитие? По твоей логике, добиваться всего нужно только из-под палки — а не потому, что хочешь порадовать человека, который верит в тебя и гордится тобой?

Джефф чувствовал себя довольно странно, поднимая такие темы в общении с машиной, да еще и спустя считанные минуты после первого знакомства. Но остановиться уже не мог. Он не слишком любил спорить — если подразумевать под этим спор как логический поединок, как своего рода спортивную игру, при помощи которой любили упражнять мозги многие из его однокашников. Но несправедливость чьих-либо суждений, услышанных им, всегда подстегивала его к тому, чтобы высказать встречные свои. Не то что переубедить непременно и немедленно, нет. Просто где-то в глубине души Джефф всегда верил в людей: верил в то, что если разумный человек допускает ошибки в каких-то ключевых, важных для понимания законов мироздания вещах, то это всего лишь от неосведомленности, оттого что не знает, что бывает по-другому. И услышать альтернативную точку зрения всегда полезно, чтобы хотя бы задуматься, чтобы расширить кругозор и направить когнитивный процесс в новое русло — которое само по себе вынесет к более правильным выводам. Его, Джеффа, долг в отношении таких людей — предоставить информацию, а уж что с ней делать — решать им самим. Ну, а теперь стало ясно, что это относится не только к людям, но и вообще к существам, наделенным разумом. Только и всего.

Айси тоже не был фанатом споров: ему нравились вещи, в которых можно было доказать абсолютную правоту, четкие вопросы с конкретными, желательно, измеримыми ответами. Как зовут Президента военного конгресса? Сколько грамм урана в стандартной боеголовке? Что сказано в уставе по тому или иному поводу? Никакого лишнего обсуждения, никакой возможности хитрыми логическими приемами и демагогией увести разговор в сторону. Но в таком случае сам спор, как образчик демагогии, терял свой смысл — правота выяснялась в один шаг путем проверки ответа.

Спорить о чувствах ему не нравилось тем более — слишком зыбкая почва, слишком легко потерять нить размышлений, учитывая, как тяжело давалось ему само понятие эмоций. Однако свое мнение у него все-таки имелось, и, если пилот желал узнать о нем побольше, никто не давал Айси права ему отказать.

— Я не говорил, что не хочу порадовать конструктора, — с шелестом вент-систем поправил Айсбрейкер. — Он значимый человек для меня, и я достаточно высоко в списке приоритетов ставлю необходимость заслужить его положительную оценку. Я даже допускаю, что он меня любит и иногда гордится мной… по крайней мере, надеюсь на это, — в формулировке было что-то лишнее, как будто выдал секрет — что не имело никакого смысла.

У Айси, в конце концов, не было секретов.

— Оценивать чувства мне не слишком удается, так что я сужу по внешним проявлениям, — так и не найдя, что было не так с последней фразой, продолжил Айс. — А внешние проявления любви в их традиционном понимании вредят дисциплине. Взять вашу семью, лейтенант… Когда ты совершали значимые ошибки, вам указывали на них, чтобы вы могли совершенствоваться? Или закрывали на них глаза, давая понять, что любят безусловно, одинаково при любых успехах? Для ребенка строгость может казаться эквивалентом отвержения, но ответственный взрослый понимает, что критика — первый стимул к исправлению. Безусловную любовь невозможно потерять, а значит — не имеет смысла стараться. Вы можете возразить, что всегда остается желание доставить радость, но если рады уже самому твоему существованию — нет смысла вкладываться в тяжелую, не всегда приятную работу. К тому же, — Айси едва заметно пожал плечами, отметив, как гудят сервоприводы, — гордость испытывают за выдающиеся достижения. Если вернуться к моим отношениям с создателям в качестве примера… Выполнение моего долга на высшем доступном уровне — то, что от меня ожидают в любом случае. Некоторые вещи мы делаем по умолчанию, их недостаточно для благодарности. Если бы я демонстрировал результаты хуже технически возможных, создатель был бы разочарован во мне так же, как я — в себе.

Кажется, в самом начале мнение конструктора значило для него больше, чем собственное. Айс смутно помнил, что не всегда видел как ошибки то, что безошибочно подмечал гораздо более внимательный, требовательный во всех отношениях создатель… Но со временем он научился предугадывать его реакцию и перенимать логику — спрашивать с себя даже больше, винить себя за отклонения от заранее расписанных нормативов даже сильнее… и гордиться этим умением. Внешняя оценка всегда должна быть чуть лояльнее внутренней. Взрослые — и люди, и мехи со сформировавшейся психикой — должны владеть навыком самокритики в совершенстве, а Айси отлично знаком был с понятием «совершенства» — возможно, даже чуть ближе необходимого.

За время, пока Айс говорил, Джефф успел забраться в кресло с ногами — а что, обувь-то теперь стерильная — и, сложив их по-турецки, устроиться там полусидя-полулежа. Совершенно неуставная поза, но вины за собой в этом лейтенант нисколько не чувствовал. В конце концов, сам генерал Чамберс скомандовал ему «вольно». А Джеффри Хендерсон не мог долго находиться без движения, сохранять спокойное и нейтральное положение тела — особенно если его что-то волновало. Вот, к примеру, как сейчас.

— В моей семье, — дослушав, после паузы начал он задумчиво, — безусловная любовь и одобрение за успехи разделялись. Если я совершал ошибку, мама никогда не говорила мне, что я плохой. Она говорила, что я поступил плохо. Я знал, что она будет любить меня, какой бы жизненный путь я ни избрал, сколько бы раз ни оступился на этом пути, и куда бы он меня ни привел. Но сделать все для того, чтобы этот путь был достойным — мой собственный долг. Это нужно мне самому, для себя — и это нужно, чтобы не расстраивать маму. Не заставлять ее разрываться между любовью ко мне и горем, которое эта любовь причиняет.

Джефф пожал плечами, неосознанно копируя жест, который в исполнении многометровой стальной фигуры выглядел неожиданно человечно, и снова пересел, на этот раз подавшись вперед, сложив ноги подошвами друг к другу и обхватив ладонями носки высоких форменных ботинок. Он понял, что дальнейшая беседа может завести их в слишком глухие философские дебри. Фактически, они только что пустились в рассуждения о смысле жизни… и не то чтобы само по себе это было плохо. Но командование пятой дивизии, которое будет читать отчет Джеффа о «смотринах», вероятно, ждет от них совсем не этого. И если командование можно временно послать лесом, отделавшись общими фразами в рапорте, то гораздо ближе имеется еще один ярый поклонник уставов и правил — и вот его мнение обо всем происходящем гораздо важнее. Не стоит производить на меха совсем уж дурное впечатление в первый же час знакомства, потом это может дорого стоить.

К тому же, возможно, Айсбрейкер и не был уж слишком неправ. Со своей, машинной позиции. Вероятно, ему просто не дано — как не дано понимание юмора и человеческих эмоций — понять и прочувствовать весь спектр сложных и многоплановых отношений, где порицание, сожаление, даже гнев могут сосуществовать наравне и одновременно с любовью. Вероятно, единственная доступная ему градация — это наличие или отсутствие добрых чувств кого-то к кому-то. И с его точки зрения является вполне допустимым этот по человеческим меркам чудовищный шантаж любовью: мол, я буду любить тебя, только если ты будешь хорошим и правильным, будешь делать все, что возможно и иногда больше, а если нет — то не заслужил. Возможно, для Айсбрейкера любовь со стороны его создателя вообще не важна. Хотя… промелькнувшее мимоходом «надеюсь», даже прозвучавшее с какой-то особенной интонацией, указывало на обратное. Тьфу, да черт ногу сломит во всех этих высоких отношениях! Джефф тряхнул головой, отгоняя бесполезные и ненужные, только тормозящие дело мысли. Машина. Это всего лишь боевая машина. Нельзя, нельзя приписывать ей все человеческие качества оптом, и ждать человечных суждений по вопросам, не относящимся к области ее функционирования.

— Ты мне лучше вот что скажи… — парень запрокинул голову, снова обращаясь к Айсу лицом к лицу. — Есть какая-то установленная программа тренировок на ближайшие дни? Как вообще будет происходить процесс формирования совместимости? Мы будем выполнять какие-то учебные задания, будем заниматься в тире или на полигоне? Мне ничего не рассказывали заранее, сказали, что все сообщат на месте. Но вот я на месте, а все, кроме тебя, разбежались…

Мнение своего пилота Айс честно выслушал и так же честно и, как всегда, с прилежным старанием попытался понять, но ничего особенно полезного для своей картины мира не извлек — больно далеко получалось от привычной логики. Так что, когда следующая вещь, о которой его спросили, оказалась не очередным углублением в философские вопросы бытия, а всего-навсего уточнением организационных моментов, был приятно изумлен.

Пилот снова поднял на него голову. Смотреть собеседнику в лицо Айси нравилось, в этом было нечто… взаимно уважительное, облегчающее коммуникацию. Создатель тоже всегда смотрел ему точно в оптику, но никогда не улыбался, и взгляд у него был непроницаемый, а вот у лейтенанта…

— Программа есть, и достаточно обширная, — встрепенулся Айси, благодарный, что ему наконец-то задали вопрос, ответ на который он знал. — Ее довольно изменили накануне вашего прибытия, но количественный и качественный состав тренинга не изменился, только порядок событий. Мы должны были начать с полигона, но сюда только что перевелась еще одна пара из меха и пилота, у них по каким-то причинам, о которых мне не сообщали, приоритет. Оставшиеся временные окна забирают здешние пары, которые имеют приоритет по праву местных. Таким образом, мы начинаем с отработки на нейросвязи на симуляторе, а возможность опробовать предложенные по результатам стратегии и взглянуть друг на друга хотя бы в тренировочном бою откладывается до второй недели, — означенный симулятор представлял из себя консоль вроде той, около которой сейчас устроился Хендерсон, только побольше и на вид повнушительнее. — Если спросите меня — это скорее преимущество. Чем более стабильным будет соединение, тем лучше мы покажем себя на полигоне. И мне, и вам предстоит сформировать репутацию на новом месте, и за нами будут внимательно наблюдать, так что в зависимости от результатов первых тестов нам может потребоваться несколько недель работать сверх графика, чтобы лучше проявить себя. В ходе тестов на симуляторе вам также покажут несколько обучающих программ по конструкторским работам, включая подледные и глубоководные — я осознаю, что вы солдат, а не техник, но конструкторы считают, что пилот должен разбираться в специализации своей модели как минимум на базовом уровне. Это также можно считать ценным упражнением на нейросвязь, учитывая, что данные для этих программ получены из моей памяти и представляют из себя воспоминания о реальных работах, проведенных мной с прошлым пилотом. Помимо этого, вас обучат основам техобслуживания, специфичным для моего корпуса — обычно эти обязанности будет выполнять команда техников, а в поле — я сам, но инструкция обязывает пилота иметь представление. Когда к концу месяца командование решит, что мы справляемся удовлетворительно, — «когда», а не «если» — не столько из самоуверенности, сколько потому, что воображение Айси просто-напросто отказывалось генерировать другие варианты, — мы будем официально включены в состав одного из юнитов пятой дивизии. На этом этапе вас представят другим пилотам, а я буду подробно ознакомлен с психопрофилями и показателями их мехов. Боевые задачи могут потребовать от нас командной работы, поэтому следующий месяц после этого мы будем чередовать одиночные тренировки с отработкой командных тактик на полигоне и в явлении, называемом «нейродрифт» — несколько пар в связке. Позволяет запускать групповые симуляции, а на поле боя — многократно повышать слаженность действий членов юнита. Не все способны на нейродрифт даже в специальном оборудовании, — сделав в четко, как с листа, пересказываемом тексте паузу, Айс задумался на мгновение, но решил, что не помешает пилота о подобных вещах просвещать по мере их упоминания: — Меня никогда не выставляли на задачи, где он мог бы понадобиться — как тяжелая модель с высокой боевой мощью, на дальних рубежах я почти всегда работал один, не считая пилота. Сейчас мы куда ближе к линии фронта, и, по словам Гордона, пятая дивизия активно практикует дрифт между своими парами. Что до тира… В официальном расписании не заложено время на чистую стрелковую практику — прицельная стрельба не моя специализация, большая часть оружия, которое я использую, неразумно использовать для практики. Однако в каждые сутки заложено два-три часа, которые пилот может потратить на отработки по своему усмотрению. Прямо сейчас у меня нет даже мода для стрельбы на дальние дистанции — не считая ракет, разумеется. Однако его можно установить снова, если возникнет необходимость… Не уверен, что вам об этом сообщили, но, как пилот, вы получаете право голоса в таких вопросах. Все идеи относительно агрейдов оцениваются конструктором. Я был бы благодарен, если бы они обсуждались со мной в первую очередь, — непроговоренное «иначе, если начать сразу с конструктора, права голоса я не получу вообще» повисло в воздухе.

Чуть склонив голову, Джефф недоверчиво взглянул на собеседника исподлобья. Это он что, насмехается? Не может же он всерьез считать своего нового пилота каким-то самодуром, который будет почем зря копаться в конструкции без учета желаний своего напарника, просто ставя его перед фактом. Но ведь насмешка — это тоже проявление пусть злого, но юмора… а с юмором у Айси проблемы. Джефф тяжело вздохнул и провел ладонями по лицу.

— Можешь не сомневаться, любой апгрейд будет производиться только с твоего согласия. Более того, на первых порах я и инициативу полностью оставляю за тобой. Пока что из нас двоих в боевых задачах ты ориентируешься гораздо лучше. Ну, а насчет всего остального… теперь мне все понятно, по крайней мере в общих чертах. Спасибо. В принципе, начать работу я мог бы хоть с сегодняшнего дня. Но для этого нужно сначала, чтобы вернулся Гордон…

Лейтенант и правда не видел ничего сложного в тренировках нейросвязи. Он даже был слегка разочарован: опять симулятор, будто мало их было в учебке. Хотя и не мог не осознавать, что в этот раз все будет по-другому. Прежде доводилось синхрониться только с ИИ разной степени продвинутости. Законодательство в сфере защиты прав механоидов запрещало использовать настоящую искусственную личность для каких бы то ни было тренировок: постоянная смена учебных партнеров означала бы колоссальный стресс для психики, и фактически свела бы с ума через несколько месяцев. Теперь же предстояло не просто управлять компьютерным партнером, но впервые ощутить полноценную двусторонную связь. И Хендерсон понимал, что от тренировок в Академии это будет отличаться примерно так же разительно, как разговор с настоящим мехом от просмотра учебных фильмов. Но ведь адаптировался же он как-то к новым впечатлениям, отошел от первого шока: еще часа не прошло, а уже болтает с одушевленной машиной почти что без стеснения. Значит, привыкнет и к нейросвязи. В конце концов, щадить себя и отговариваться — мол, сегодня такой сложный день, я так устал — последнее дело. Особенно когда партнер настроен серьезно и заранее готов к сверхурочным тренировкам. Подобная целеустремленность Айса вызвала у Джеффа даже некоторый спортивный азарт: наверняка мех в глубине души считает, что человек неспособен работать с такой же отдачей, как он сам, зацикленный на самосовершенствовании. Ну так посмотрим еще, кто окажется упорнее.

— А пока мы его ждем, будет, наверное, не лишним все-таки осмотреть кабину, — решился наконец лейтенант на волне этого азарта. И, спрыгнув с кресла, встал перед мехом, выжидающе глядя ему в лицо. Он старался не показать как своей взволнованности, так и неосведомленности, и заранее постарался морально подготовиться к любым действиям меха, чтобы воспринять их как должное: ну да, мол, знаю-знаю, так оно и делается. Даже если Айсу вздумается, чтобы посадить его в кабину, взять двумя пальцами за шкирку.

Готовиться пустить кого-то в кабину было… странно. Странно — не в последнюю очередь потому, что это происходило впервые после того, как за контроллерами хозяйничала Регина, как нейросвязь оживала ее осязаемым, спокойным присутствием. Лейтенант Хендерсон определенно будет ощущаться как-то иначе, даже не близко. Мужчина, моложе на пару дюжин лет, другой опыт, очевидно другой характер. Первая попытка открыть магнитные замки на груди — автоматическая, Айси даже не задумался, реагируя на приказ-просьбу пилота — наткнулась на сопротивление и прошла незамеченной. Айсбрейкер украдкой поморщился от движения в груди, которое ни к чему не привело, и стравил из вентиляции теплый воздух. Ерунда. Придется открыть кабину сознательным усилием, только и всего — и предупредить Гордона, что замки с опозданием отвечают на команды. Не может быть, чтобы он просто не хотел их открывать, верно?

— Я знаю, как запустить базовую симуляцию, так что начать можно и без Гордона, — предупредил Айси и сверился с хронометром. — Ждать его, если вы предпочли бы начать как можно скорее, было бы неразумно. Судя по его расписанию, планерка закончится через двадцать минут с небольшим, но конструктор Смит обладает крайне скромными способностями к планированию времени. Он может появиться когда угодно. Иногда он заходит к другим конструкторским командам, а это… надолго.

На базе было еще несколько мехов, причем вроде бы куда больше, чем на прошлом месте, но Айси никого из них не знал даже заочно — и не должен был, по задумке составителей расписания, он должен был увидеть их не раньше, чем лейтенант — коллег-пилотов. Айсбрейкер предполагал, что связано это с тем, что первый месяц — суть испытательный срок. Он был почти уверен, что местная команда будет наблюдать за их тренировками, и если у их командира возникнут сомнения насчет новой пары или сама пара окажется неустойчивой — их могут перевести на другое, более подходящее расположение, даже не представляя неудавшимся партнерам. Очевидно, коллектив из меха и пилотирующих их людей — штука сложная, и без необходимости такие структуры изменениями не тревожили.

Дома, на ледовой базе, все было иначе. Полярники не использовали нейродрифт и почти не работали вместе, а теперь избегать товарищей, сосредотачиваясь исключительно на работе, не выйдет — они здесь часть работы. На этом фоне даже Эрц и Фальк казались терпимой альтернативой — с ними, по крайней мере, все было давным-давно ясно, да и ладить им было необязательно, лишь бы не до драк доходило. А тут — кто знает, как все сложится. Новый пилот, команда, с которой так или иначе придется не просто иметь дело, а срабатываться… Раньше было спокойнее. Дома… Айси мигнул подсветкой, выкидывая раздражающе сентиментальную формулировку из головы.

Да что такое сегодня… Еще одна машинальная попытка — снова отказ. На быстрый скан замки ответили как положено.

— Некоторые пилоты испытывают приступ клаустрофобии, впервые попадая в кабину реального меха. Макеты часто делают недостаточно реалистичными в силу усреднения — все модели разные, к тому же я приспособлен для глубоководных работ, и места будет меньше, чем вы могли ожидать. Запомните несколько вещей, которые облегчат вам адаптацию, лейтенант. Находясь в нейросвязи, вы не будете ощущать тесноту, к тому же при движении пластины слегка расходятся. В промежутке между закрытием люка и запуском соединения вы будете слышать шум работы систем — основные катушки генератора находятся здесь, они издают треск, когда оружие перезаряжается, а вентиляция включается и выключается по мере необходимости, — Айс коснулся грудной пластины над люком. — Это нормально, этот шум не указывает на неполадки — вы просто находитесь очень близко к нескольким основным приводам и системам. В кабине достаточно воздуха, поступающего через отводы основной вентиляции, чтобы дышать без проблем до подачи кислородной маски. Таким образом, герметизация и погружение на вас не повлияют. Когда мы будем в связке… об этом обычно не предупреждают или упоминают только по факту, но некоторые пилоты чувствуют боль напарника через связь сильнее, чем другие. Это зависит от индивидуальных особенностей, вы так или иначе будете ощущать повреждения, чтобы представлять потерю боеспособности интуитивно, но насколько сильно — сказать никто не может. С другой стороны, — Айс позволил себе кривоватую полуулыбку, — я тяжелая модель, мне трудно навредить. У меня больше тактильной сенсорики, чем положено моему классу, это связано с конструкторскими работами, но едва ли это повлияет на вас. К слову, в кабине ее нет, так что ваше присутствие не будет доставлять мне физический дискомфорт. Тем не менее, как правило, я буду просить вас не оставаться в кабине вне тренировок и смен.

Перечисление инструкций замечательно помогало собраться с мыслями. Наконец-то сосредоточившись, Айси запустил последовательность преобразований, открывающих люк — и в этот раз все прошло как надо. Тяжелые щитки и затворы раздвинулись, открывая небольшое, тускло освещенное мерцающей голубой подсветкой и индикаторами на подвижных элементах пространство с креслом-капсулой — именно сюда и помещался пилот.

Айс опустил ладонь, чтобы поднять напарника.

— Осматривайтесь, лейтенант. Некоторые крепежи потом отрегулируют — меня раньше пилотировала женщина. Но в остальном… Добро пожаловать.