Пятеро в молчании (гет)

Мы вышли на широкий мощёный тротуар, после дождя тёмный, как графит. По дороге, еле-еле перебирая колёсами, протащилась чёрная машина. Небольшая площадь с низкими домами серовато-кремового цвета, в которых всё так же располагались магазины и кафе, совсем не изменилась. И не менялась, насколько я знал, очень много лет. Стало откровенно не по себе, и поначалу я искренне обрадовался компании Грейнджер, будто в её присутствии что-то невидимое, но, безусловно, враждебное, не могло дотянуться ко мне со спины. А ведь оно-то знало, я не сомневался, что за гость пожаловал на его территорию. Оно знало всё.

Пару раз обернулся, но, конечно, ничего особенного не увидел. Разве что несколько мрачноватых прохожих и невнимательного велосипедиста, который едва не зацепил появившуюся из-за поворота машину. Велосипед пронёсся так быстро, что водитель даже не успел посигналить. Но зато не поскупился на запоздалые и довольно громкие оскорбления.

Грейнджер испуганно обернулась, заслышав брань, но её лицо тут же расслабилось. От этого расслабился и я, даже позволил себе усмехнуться — «мисс-вечно-на-стороже»! После того, как она предложила свою странноватую игру, мы недолго шли молча, а потом она принялась рассказывать о том, как ещё в аукционном доме позвонила помощнице Эвершота, и что он будет ждать нас не позднее семи часов.

Я же, перебирая ногами, думал о том, что в последний раз был здесь целых шесть лет назад. Последняя ссора с матерью, которая собиралась увезти себя и своё поруганное достоинство к каким-то родственникам в Чехию, снова встала перед глазами. Мать, всегда спокойная и рассудительная, даже порой излишне, по-настоящему неистовствовала. Такой её никогда прежде не видел. Она держалась до последнего, сохраняла лицо даже в то время, когда нас таскали по судам, но новость о доме привела в бешенство.

Наверное, в тот день я не мало подлил масла в огонь, когда с отсутствующим видом и четвёртым бокалом вина за утро слушал её краткий и довольно истеричный пересказ истории семейства Малфоев и родового поместья, монолог о том, что они не имели никакого права арестовывать землю, о том, сколько всего Малфои сделали для волшебного сообщества на протяжении всей истории, а ещё — как же можно было забыть её личную заслугу — для победы над Лордом. Моё же замечание о том, что к истории Малфоев она имела столько же касательства, сколько павлин, разгуливающий в саду перед домом, она проигнорировала. Но вот отказ покорно паковать чемодан и следовать за ней стал последней каплей.

А после — как ей вообще это могло прийти в голову? — строчила письма. Незадолго до того, как случилась встреча с Поттером, которая перевернула мою жизнь, письма приходить перестали. Я от всей души надеялся, что она наконец-то отвалилась окончательно. Целых четыре года от неё не было вестей — очевидно, это всё-таки произошло.

Но теперь, после новостей Блейза, я не мог не думать о том, что мать могла снова всплыть на поверхность. Вернуться и захотеть встречи. Вернуться и напомнить о прошлом. Даже Поттер, который находился в эпицентре событий, не вызывал у меня такого отторжения. После окончания войны мы достаточно много пересекались в мракоборческом центре, и теперь он воспринимался в некотором отрыве от произошедшего.

Тогда думал, что хлебнул дерьма вполне достаточно, и ещё не подозревал о грядущем. К счастью, в памяти то время отделилось от меня. Или я отделился от него? Как бы то ни было, с тех пор утекло достаточно воды, и я мог считать себя — и быть — кем-то другим. Но то время снова тянуло лапы; и мать, и этот проклятый городишко, где никогда ни черта не менялось. Здесь и сейчас мне казалось, что всё произошедшее за последние годы ничего не значило.

Я отгонял от себя неприятное чувство беспомощности. И тут же подумал о том, что Грейнджер, физически проникнув в места моего детства и юности, каким-то образом сможет узнать то, что знать ей не полагалось. На мгновение захватило возмущение и пронеслась совершенно тупая мысль (а ведь она могла это сделать, если бы захотела!), но усилием воли подавил неуместную досаду, хоть и не совсем избавился от её призрачного присутствия.

Грейнджер, по её же словам, не собиралась лезть ко мне в душу, но я не понимал, что по этому поводу думал. Стоило ли верить человеку, который мастерски управлял своими лицом и голосом, лгал как дышал? И её напускное дружелюбие, и причину, по который мы отправились на бал вместе, и слежку в Лютном, и ещё множество мелочей, которые она делала и говорила потому, что каждый раз её вела определённая цель, я не забыл. Как не забыл и ненавязчивых лёгких прикосновений, и кратких моментов нашего полного взаимопонимания и того, что она сказала в своём кабинете в министерстве. Поделилась чем-то личным, настолько, что никогда до этого не решалась высказать вслух. Пусть это и касалось всего-то лишь лисьей морды Уизли.

Но она не требовала ответного доверия, и эта успокаивающая мысль всё же переборола часть сомнений.

— А ты Лоле сказал про Стюарта? — вдруг вспомнила Грейнджер.

— Вот чёрт, совсем из головы вылетело…

— Так я и подумала, — закатив глаза, кивнула она. — Лола, наверное, места себе не находит.

Это прозвучало как укор. И я действительно почувствовал слабый укол совести, а потому поспешил сменить тему.

— Поттер, кстати, тебе не звонил? — я достал телефон, но — ни пропущенного звонка, ни сообщения. — Он сказал, что свяжется с полицейским участком.

Грейнджер отрицательно качнула головой, но всё-таки проверила телефон. И вдруг нахмурилась.

— У меня такое чувство, — начала она, поправив воротник пальто, — будто все куски головоломки у меня перед носом, но мне просто мозгов не хватает составить их в правильном порядке. Гадкое чувство.

— Ты про что?

— Про твоего напарника, — Грейнджер бросила на меня прищуренный взгляд. — Кому и зачем понадобилось его заколдовывать? Я ни капли не сомневаюсь, что его кто-то ударил заклятьем и отослал из отдела. Не особенно, но всё же надеюсь, что Стюарт сможет внести хоть какую-то ясность. Гарри сообщат, если он… когда он придёт в себя. Всё будет нормально.

Я сделал вид, что не услышал этой оговорки, только кивнул в ответ на бестолковую попытку смягчить сказанное. За физическое здоровье Стюарта переживать не стоило. Но ублюдок, огревший его магией, мог ошибиться, и тогда последствия могли быть самыми разными. Да и сам выбор заклятья тоже настораживал. В этом поступке виделось нечто импульсивное, будто тот, кто это сделал, не соображал, что делал. Испугался? Разозлился? Вряд ли бы кто-то в трезвом уме решился бы на использование непростительного в здании отдела правопорядка.

И снова вернулся мыслями к разговору с Лолой. Не зайди я к ней, то не узнал бы про задержку Нэнси. Было бы тогда спокойнее? Определённо. Но перед внутренним взором предстал Стюарт.

«Незнание — худший расклад!»

Но и знание особенной пользы не приносило.

— А каким будет твой первый вопрос? — бодро спросила Грейнджер, решившая, видимо, что не помешало бы отвлечься от мрачных мыслей. Мы уже почти пересекли небольшую площадь.

— Как джентльмен, уступлю право леди быть первой, — я кивнул в направлении одной из улиц, которые, как лучи, расходились в разные стороны.

Впереди, у замшелой пиццерии, столпились подростки и ржали так, что слышался звон оконных стёкол. Глянул на Грейнджер. Она шла рядом, крепко задумавшись.

— Даже не знаю, если честно, — пробормотала она. — М-м-м… какую музыку ты любишь?

— Ты серьёзно? 

От этого до крайности наивного вопроса я рассмеялся, а она поджала губы. Грейнджер была вольна спросить всё, что угодно, но её интересовали музыкальные предпочтения. Её слегка виноватая улыбка вызвала расположение, какого ещё к ней не испытывал.

— Я не могу так сходу придумать, — явно задетая насмешкой, резковато ответила она. — Давай ты первый?

— Да брось, я отвечу.

До самого моста через Эйвон мы говорили о, мать её, музыке. Помимо прочего, я рассказал ей историю с застрявшим диском Kasabian в машине Стюарта, и она нашла это забавным. В ходе этой затянувшейся беседы узнал и то, что она питала слабость к поп-музыке восьмидесятых.

И тут же вспомнил сцену в баре, когда мы встретились, чтобы обсудить Гранта Остина. Казалось, это было очень давно, но перед глазами снова предстало расслабленное лицо, плавные движения головы в такт музыке и гипнотический танец волос-пружинок, от которых нельзя было отвести взгляда. Тогда она считала, что я вполне мог быть связан с ограблениями, но ни капли не боялась.

Я даже порадовался, что Грейнджер относилась к музыкантам-волшебникам нейтрально, а в частности — к «Ведуньям», которых боготворил каждый третий. Образ Фрэнки, этого фриковатого вонючего ублюдка из Лютного, навсегда оставил грязный отпечаток на репутации группы. И вспомнил, что у Фрэнки, как сказала Кэти, была для меня работёнка. Но не успел об этом толком подумать, как Грейнджер спросила, далеко ли нам ещё идти. Она начала слегка прихрамывать, хоть не жаловалась. Я подумал, что от хождения по мощёным дорогам на каблуках она могла натереть ноги, но на вопрос об этом только отмахнулась.

На мосту через Эйвон Грейнджер отвлеклась, рассматривая замысловатый пейзаж, выглядевший даже в такую неприветливую серость как слащавая открытка с надписью типа «Сердечный привет из Брэдфорда-на-Эйвон!». Возле деревянного низкого забора стояла парочка, тесно прижавшись друг к другу. Тёмная речная вода покрылась зелёными заплатками из листьев кувшинок, то тут, то там, торчали пышные островки камышей. По правой стороне, вдаль и под небольшим углом, уходил пёстрый ряд домов, стены их были густо увиты плющом.

Память, будто фокусник — карты из рукавов, ловко выуживала на свет воспоминания. Сворачивая на очередную улицу, проходя по очередной дорожке, глядя по сторонам, всё чаще ловил себя на мысли, что сравнивал открывающиеся виды с другими, шестилетней давности.

— Ладно, моя очередь задавать вопросы.

— Что? — она обернулась со слегка приоткрытым ртом.

— Моя, говорю, очередь.

Над вопросом размышлять долго не пришлось, и, поддавшись приподнятому настроению, я был намерен слегка поразвлечься.

— Так кто подходящая для меня пара, а, Грейнджер?

— Что ты заладил? — мгновенно вспыхнула она. Группка из трёх человек, которые фотографировали виды с моста, обернулась на её возглас. Грейнджер это заметила и слегка поубавила пыл. — Разве тебе есть дело до того, что я думаю о твоей…

— Ты так отнекиваешься от этого вопроса, что я просто обязан узнать, — меня откровенно заинтересовала её реакция. — И ты должна ответить честно, не так ли?

Перешли мост и пристроились за группой пешеходов. Тротуар здесь был такой узкий, что протиснуться вдвоём или разминуться не представлялось никакой возможности. Зато впереди виднелся перекрёсток, и пешеходная зона значительно расширялась. Я пропустил Грейнджер вперёд, и теперь глядел на её прямую спину.

— Ну так?

Мы добрались до перекрёстка. Прошли мимо аптеки с пузатыми зелёными маркизами и магазинчика, который торговал всяким мыльным барахлом и сувенирами. Оттуда вышли две пожилые дамы, и из приоткрывшихся дверей пахнуло лавандой и ещё чем-то, сладковатым.

— Ну ладно, — решилась Грейнджер, внимательно рассматривая то ли витрину винного магазина, то ли девочку лет пяти, которая, очевидно, в ожидании родителей, сидела на бордюре возле его входа. — Ладно, Малфой, я отвечу.

Прозвучало это довольно угрожающе, даже учитывая то, что она снова начала слегка прихрамывать.

— Нам туда, — я махнул рукой в сторону узкой улочки, которая виднелась впереди. Она была стиснута между двумя двухэтажными домами. — Совсем немного осталось.

— Я думаю, — резко перебила она, — что тебе нужна такая женщина, которая будет для тебя партнёром не только в… ну, ты понял, — она отправила мне многозначительный взгляд. — Кто-то, кого ты будешь считать ровней, понимаешь? Кого будешь уважать как личность и с чьим мнением будешь считаться. Женщина, которая сможет тебя немножко… как бы… сдерживать, что ли. Вряд ли Нэнси такая… Вот это я и имела в виду.

— И почему ты не могла сразу этого сказать? — удивился я, тут же поняв, что удивление это было совершенно искренним.

— Просто это не моё дело. Я же говорила, — Грейнджер выдавила улыбку.

— А от чего это меня надо сдерживать?

Прошли мимо паба. Оттуда раздавалась негромкая музыка, звон посуды и пахло чем-то очень вкусным. Пустой желудок запротестовал.

— Давай-ка зайдём, перекусим чего-нибудь? Эвершот никуда не убежит, а вот я уже на грани.

Грейнджер кивнула. Ароматное тепло небольшого паба, после прохлады улицы, приятно окутало тело.

— А ты сам не знаешь?

Разговор продолжился только после того, как был сделан заказ улыбчивому бармену, а перед нами оказались чашки горячего кофе. Паб был почти пуст, но за то время, пока мы ждали кофе и устраивались за самым дальним столом, массивным, как и вся мебель, в зале прибавилось человек пять, не меньше.

— Я бы послушал твоё мнение, коль уж начала.

— Ты не всегда держишь себя в руках, — поразмыслив, ответила она. — Выбесить тебя может любая мелочь.

— Значит, женщина, с которой я буду считаться, которую буду уважать и из общих интересов у нас будет не только постель? — подытожил я, отпив горячего кофе. И вопреки моим ожиданиям, он оказался вполне неплохим. — Вроде как, единомышленница?

— Очень точное слово, — деловито кивнула она и тоже поднесла кружку к губам, намереваясь сделать первый глоток.

— Понял-понял, — кивнул я, решив придержать при себе всплывшее в голове (и совершенно глупое) «как ты?». Да и общих интересов у нас не было. Ну, разве что работа. — Если найдёшь такую, дай ей мой номер телефона. А вообще, спасибо, Грейнджер. Серьёзно.

— Ну-ну, — фыркнула она. — А вот твоя гаденькая улыбочка говорит об обратном! Надеюсь, теперь мы можем закрыть эту тему?

— Действительно. И почему мы всё ещё это обсуждаем? — усмехнулся я.

Стянув куртку, бросил её на соседний стул. От горячего кофе и тепла паба всё тело будто горело.

Сам собой всплыл довольно заманчивый утренний разговор, когда она призналась, что наконец-то отшила лисью морду. Я спросил её, что бы она делала, если бы мои к ней намерения выходили за рамки рабочих отношений. Она отмахнулась примерно такой же фразой. Тогда позвонил Поттер и сообщил о Стюарте, и я даже толком не успел подумать о том, что весь этот аккуратный словесный вальс можно было вполне себе принять за настоящий флирт. Но поверить в то, что это было действительностью, было бы слишком.

Я наблюдал за тем, как Грейнджер стаскивала с себя пальто, и подумал, что это чёрное платье теперь всегда будет напоминать мне о похоронах. Она повернулась в сторону барной стойки, и её профиль скрылся за гривой кудрявых волос. Возмутили ли её сказанные тогда слова? Или этот намёк на нечто большее попросту её рассмешил?

Одним движением убрав с повлажневшего лба чёлку и отпив ещё кофе, подумал, что весь этот странноватый клубок взаимоотношений начался в тот момент, когда я не дал ей упасть в яму в доках, чудом успев ухватиться за костюм. Мы не обсуждали тот случай. Но никто из нас двоих не забудет: помимо костюма в тот момент я прихватил ещё и кусочек её груди.

Отмахнувшись от образа скорченной фигуры, сидящей в луже возле грязных сквотов, перевёл взгляд на стойку. Бармен трепался с каким-то хиповатым оборванцем в вязаной шапке.

«Я смогу с этим смириться. С тем, кто ты есть», — так сказала она сегодня утром.

Скрывалось ли за этой фразой нечто большее? Или это было простым напоминанием, частью той обыкновенной человеческой симпатии между нами, которую, порой, чувствуют друг к другу даже незнакомые люди? И дело было вовсе не в Уизли или Поттере, не в журналистах, и не в той невероятной шумихе, которую мы бы могли устроить в прессе и обществе, реши я предпринять в отношении Грейнджер хоть какие-то действия, выходящие за рамки рабочих отношений. Суть была проста: ни за что я не стал бы разрушать тот хрупкий мир, который нам удалось построить. Лучше уж пусть всё остаётся так, как есть, идёт своим чередом. Не сказал бы этого вслух даже под пытками, но мне чертовски не хотелось, чтобы она уходила, забрав с собой кое-что поважнее, чем приятную улыбку, милую мордашку и симпатичную задницу.

— Уизли ещё не прорезался?

Перевёл взгляд на Грейнджер. Половину лица скрывала чашка кофе. Интересно, разрыв с Уизли, будь он неладен, не повлияет на работу команды над расследованием?

Конечно, я и не думал, что Визенгамот даст ответ на запрос быстро, но не мог не спросить. Грейнджер поставила чашку перед собой, немного подумала и ответила:

— Да как сказать. Мы ведь только сегодня утром… — она набрала побольше воздуха, — расстались. Сегодня мы договаривались поужинать с ним, Гарри и Джинни, но… не думаю, что мне стоит там появляться.

Я глядел на неё секунды три, пытаясь уловить смысл ответа. Когда же до меня всё-таки дошло, что она не поняла моего вопроса, поправлять не стал.

— Понятно. А ответ из Визенгамота не пришёл?

— Пока ничего.

В этот самый момент подошёл бармен, поставив на стол чизбургер и картошку для меня, а перед Грейнджер опустилась тарелка с непонятным зелёным салатом. Бармен отошёл, а она, взяв в руки вилку, рассеянно поковыряла ею в тарелке и выудила оттуда половинку маслины.

То, что она с такой лёгкостью выдала информацию про Уизли, слегка позабавило. Даже ни на минуту не засомневалась, что меня интересовало именно это. Может, считала, что раз уж вляпался — вернее, она меня втянула — в их отношения, то я имел право знать, как обстояло дело? Уизли, по словам Грейнджер, ей не поверил, и он действительно видел во мне соперника. Считал, видимо, что дело не в нём или его бывшей невесте, а во мне. Что Грейнджер уходила не просто «от него», а «от него ко мне». И это даже несмотря на то, что с ним-то у неё наверняка было куда больше общих интересов.

— А чем ты вообще занимаешься? В смысле, в свободное время. И… помимо чтения учебников, — я отпил ещё кофе и принялся за еду. Пожевав с задумчивым видом лист салата, она заправила прядь волос за ухо.

— А разве сейчас не моя очередь задавать вопрос?

— Ладно, валяй, — я поморщился. На картошку, которую только что отправил в рот, пришлась, похоже, большая часть соли.

— Ну, а ты чем занимаешься в свободное время? — она покосилась на мою картошку. — Я возьму одну штучку, а?

Я рассеянно кивнул — почему-то такая просьба не удивила — и подвинул к ней тарелку.

— В основном я ничего не делаю в свободное время, — честно ответил я. — Сплю. Или музыку слушаю. Или телевизор смотрю, кино там, сериалы детективные. Вот что у маглов не отнять, так это фантазии. Или… в общем, бездельничаю, если выдаётся время. А ты?

Всё ещё держа на вилке картофелину, она с прищуром поглядела на меня и ответила:

— Знаешь, у нас с тобой куда большего общего, чем ты думаешь. Правда, детективы я терпеть не могу.

Я удивился, а Грейнджер улыбнулась. Совсем как тогда, по пути до часовни.

— Неожиданно. Я думал, ты… ну, не знаю, спасаешь мир, котят или что-то в этом духе.

— Вообще-то… — она широко распахнула глаза, — знаешь, ты почти угадал.

— В смысле?

— Помогаю приюту для животных, — пожала она плечами и отправила картофелину в рот. — Люблю животных.

— У тебя, вроде, был кот? —  я вспомнил фотографию в её спальне.

— Да, был, — опустив взгляд в тарелку, ответила Грейнджер. — Полуниззл. По-моему, такой же, как у тебя, только рыжий.

— И где он? Умер?

— Что ты! — вскинулась Грейнджер. — Вернее… не знаю. Он сбежал. В Хогвартсе. Как я его не искала… Сам помнишь, что там творилось. Думаю, он просто испугался и дал дёру. Я по нему скучаю.

Она поджала губы. Не надо большого ума, чтобы понять, какой именно промежуток времени она имела в виду.

— А почему другого не возьмёшь? Это проблема?

— Не хочу, — Грейнджер размашисто мотнула головой, как обычно дети выражают свой протест. — Не могу. Это глупость, я знаю, — продолжила она, заметив мой вопросительный взгляд. — Но мне всё время кажется, что это будет как бы… предательство, что ли. А ты бы не расстроился, если бы твой кот сбежал?

— Да он и не мой, — я равнодушно пожал плечами, дожёвывая кусок чизбургера. — Это Нэнси его притащила. Ей животных в квартире заводить нельзя.

— Да, ты уже говорил об этом, — Грейнджер прикрыла глаза и потёрла лоб.

— Правда? Это когда же?

— Ну… — она слегка замялась, — после бала.

— В тот день, когда ты ночевала у меня, — вспомнил я. А ещё вспомнил, как она отчаянно краснела на следующий после этого день. — Точно, говорил. Не думал, что смог бы забыть…

— Ох, Малфой, прекрати! — отмахнулась она, явно задетая этим напоминанием. — Мы ведь договорились не поднимать эту тему!

— Это ты договорилась, а я ничего тебе не обещал. Я сказал: посмотрю, что можно сделать.

— О, ты серьёзно? — скривилась Грейнджер.

— Ладно. Знаешь, — глянув на её смущённое лицо, всё же добавил: — Наверное, меня бы это немного задело. Я к нему привык. Симпатичная тварь.

— Кот по имени Кот, — кивнула Грейнджер. — Очень остроумно.

— А твоего как звали?

— Живоглот, — она посмотрела на меня. — И не надо гримасничать, это не я его так назвала!

Минут десять мы молчали, пока каждый занимался своей тарелкой. В пабе прибывало народа. Глянул на часы — почти пять, времени было ещё достаточно.

Мимо нашего столика проплыл толстый усатый мужик, выразительно посмотрев сначала на Грейнджер, а потом на соседний со мной стул, где лежала куртка.

— Малфой, у тебя палочка торчит! — зашептала она, проследив, очевидно, взгляд усатого.

Из внутреннего кармана и правда торчал кончик волшебной палочки. А ещё угол коричневого конверта.

— Что это у тебя там? — она кивком указала на торчащий уголок, пока я запихивал палочку поглубже.

— А чёрт его знает, — я вытащил конверт на свет, отставив пустую чашку. — Своего имени отправитель решил не обозначать.

— Может, ответ от Люси и Кэти? — тут же высказалась она, пройдя по той же дорожке рассуждений. Грейнджер ещё допивала кофе. В пабе становилось шумно. — Но что-то уж больно большой конверт.

— А, ну… да. Я же тебе не рассказал, — спохватился я, вскрывая конверт. — У нас с Кэти состоялась небольшая договорённость.

Из конверта извлёк несколько листов и две фотографии. Я не ошибся, это действительно была информация от Люси и Кэти о тех типах, что ошивались в «Виверне», а вместе с ней — и согласие Люси поговорить со мной «когда будет время». Это показалось слишком великодушным с её стороны после всего, что было.

Едва только взглянув на листы, сразу понял, что слова, выведенные на шероховатой бумаге, вышли не из-под руки Кошки. Наверное, Люси.

— Какая ещё договорённость? — Грейнджер, с моего молчаливого согласия, взяла фотографии.

— Да так, помочь вытурить из «Виверны» кое-каких неприятных субъектов.

— А там что, водятся приятные субъекты? — фыркнула она. Я посмотрел на неё с усмешкой, а она, подняв извиняющийся взгляд, быстро добавила: — Прости, я не это имела в виду.

— Да брось, — я снова вернулся к содержимому конверта. — Ты права, на самом-то деле. Никто не будет искать приятной компании в Лютном переулке.

Просмотрев написанное, понял, что Кэти говорила правду. Попытки заявить о преступлении были, но реакции не последовало. Помимо прочего, Люси, внезапно — обладательница довольно красивого почерка — указала и имена, и встречи, и имя того, на кого можно было надавить, чтобы заручиться свидетельством для открытия дела.

Грейнджер вернула фотографии, которые явно были сняты с той же самой стены, где я впервые увидел лицо Билли. Вверху виднелись маленькие дырочки от кнопок. В жирные чёрные круги были заключены несколько лиц.

— Значит, — продолжала Грейнджер, — это вроде платы?

— Ага. Передам тем, кто этим занимается, пусть разберутся. Поработают хоть немного, не переломятся. Сама видишь, они обращались с жалобами, но отдел, думаю, такие обращения игнорирует. Одно слово — Лютный.

— Думаю, не стоит этого делать, — Грейнджер вдруг посерьёзнела. — Не слишком ли большая плата за разговор, который может вообще ничего не стоить?

Я поглядел на неё с нескрываемым удивлением.

— Странно слышать это от человека, который заявил, что пришёл на должность, чтобы помогать людям.

— Я не это имею в виду, — она нахмурилась. — Ты не боишься за Кэти? И за Люси? Прогонишь одних, на их место придут другие! А если кто-то узнает, что это они навели полицию на след? Тем более, Кэти совсем недавно была под стражей, но почти сразу вышла. Даже пары извилин хватит, чтобы сделать конкретный вывод.

— Я знаю, и Кэти сказал то же самое! И про опасность, и про остальное. Она сказала, что никто не в курсе её задержания, только Люси и её громила-братец Арчи. Не сачкуй, Грейнджер. Я предупредил Кошку, чтобы она никуда сама не лезла и ни с кем, кроме Люси, об этом не говорила.

— Я всё равно считаю, что это опасно.

— А я твоего мнения и не спрашивал, — и встал из-за стола, чтобы расплатиться по счёту у барной стойки.

Грейнджер молча пихнула мне деньги за кофе и салат, и я посчитал, что возражать её желанию самой за себя заплатить не стоило. Хоть какая-то иллюзия контроля. Спорить она не стала, но раздражение было весьма осязаемым.

Выйдя из паба, мы не перебросились и парой слов. Недовольство Грейнджер, похоже, подогревалось ещё и неудобными туфлями, а потому я не выдержал и сказал:

— Слушай, ты ведь идти вообще не можешь! Нельзя эти твои туфли… ну, не знаю, трансфигурировать во что-то более удобное?

— Ага, сейчас, — тут же отозвалась она. — Это мои любимые, потерплю.

— Ой, да брось, — поморщился я. — У тебя что ни день, то новые. Подумаешь!

— Это лучшие туфли в моей коллекции, не буду я над ними колдовать! Это всё дорога, чтоб её…

Она скосила взгляд в мою сторону.

— Это ясно, но… погоди-ка, у тебя коллекция, прости Мерлин, чего?

— Ну и что тут такого? По-моему, обуви много не бывает, — она закатила глаза и сунула руки в карманы. — По-моему, обуви должно быть много.

Я, как обладатель трёх пар, одна из которых была сейчас на мне, мог с ней и поспорить, но не стал. Зато этот незамысловатый диалог принёс кое-что хорошее — Грейнджер, похоже, слегка оттаяла. По крайней мере, морщинка между бровей разгладилась.

Когда прошли по узкой улочке, зажатой между двухэтажными домами, то нас ждал сюрприз. Я остановился и огляделся. Но глаза меня не обманули. Самый короткий путь лежал именно через эту улицу, вымощенную крупными камнями. Но она, неожиданно, была перегорожена кованым забором, а здоровенный, тронутый ржавчиной, амбарный замок сообщал, что пройти здесь нам не удастся. Слева дома соприкасались друг с другом, между ними была только тонкая щёлка. Справа раскинулись ещё одни, но теперь уже огромные ворота. Один их край упирался в стену дома, другой — в высокий, сложенный из камня забор. Впереди, за решёткой, виднелась дорожка, которая сворачивала налево, а там, дальше, разместились частные дома, где и жил Эвершот.

— Понаставили заборов…

— И что теперь? — вскинула брови она. — В обход?

— А как ты насчёт перелезть? — я огляделся, но прохожих здесь не было, да и из окон никто не пялился. Пока что.

— Тебе-то хорошо говорить! — она указала на свои каблуки и платье, хмуро оглядела забор. — А мне что делать?

— Взять себя в руки и наплевать на гордость, — я ещё раз огляделся по сторонам. — Не колдовать же, в самом деле? Магловские дома повсюду. Можно и обойти, но потратим ещё минут тридцать, придётся вернуться на площадь. Если не поторопимся, появятся соглядатаи, ещё полицию вызовут.

— Знаешь, это уже второй раз, когда ты предлагаешь мне перелезть забор, — задумчиво проговорила. — Почти традиция.

— Ну вот видишь!

— Но тогда я была в джинсах!

—  Ты переживаешь, что стану заглядывать под юбку? Да брось, чего я там не видел?

Фраза эта будто повисла в воздухе. Я знал, что мы оба подумали об одном и том же: как она, далеко не трезвая после бала и ночной прогулки, рассекала по моей квартире в одной футболке. Мы помолчали, а потом оба фыркнули.

— Я имел в виду, что вряд ли твоя… твоё пространство под юбкой отличается от других.

— Господи, лучше молчи… — она прикрыла лицо ладонью. — У меня идея получше.

Грейнджер отстранила руку и воровато огляделась. Запустила руку в сумку, хорошенько там покопалась и выудила две проволочные заколки для волос.

— Ты серьёзно?

— Делов-то, — пожала плечами она. — Ничего сложного, если знать, что делать. Давай, прикрой меня.

Когда примерно через минуту замок с тихим лязгом открылся, а она вытащила из замка погнутые шпильки, я только и мог, что молча пялиться на неё. Мы быстро скользнули за ворота. Снова щёлкнул замок — будто ничего и не было.

— Помогаешь в приюте, коллекционируешь туфли и вскрываешь замки заколками, — перечислил я, пока мы по общему безмолвному согласию уносили от «места преступления» ноги. — Да вы, мисс Грейнджер, полны сюрпризов.

Она ничего не сказала, только улыбнулась. В её тёмных глазах я рассмотрел лукавые искорки.

Мы свернули влево. Впереди раскинулся удивительный вид. Дорожка вела через небольшую площадь, что-то вроде смотровой площадки, которая ограничивалась каменным забором и образовывала полукруг. С неё открывался обзор на, казалось, бесконечные поля с редкими пучками кустов и деревьев, лес, который шёл по краю горизонта, и реку Эйвон. Даже серое небо не портило этого вида, пусть и создавалось такое впечатление, что из мира кто-то вытянул большую часть красок. Я совсем позабыл об этом месте, хоть и считал, что помнил маршрут наизусть.

На площадке кучковались несколько небольших группок, шумно обсуждая пейзажи Брэдфорда. Кое-кто фотографировал, то и дело корча гримасы, когда другие перегораживали им вид.

Когда мы пересекали площадку, Грейнджер чуть шею не свернула, стараясь разглядеть: что же такого потрясающего там увидали соглядатаи, раз так бурно реагировали? Мне даже пришлось подхватить её под локоть. Она, конечно, забыла о том, что нужно смотреть под ноги, шагая по мощёным дорожкам на таких каблуках.

— Мать твою, мы на экскурсии, что ли? — огрызнулся я, когда она выдернула локоть из моих пальцев. — Вот ещё, кустов и грязной речушки никогда не видела?

Грейнджер поджала губы и нахмурилась. Я ощутил лёгкий укол совести.

— Нет, я…

— Если ты и правда никогда кустов не видела, можем подойти ближе, — пробормотал я, глядя на часы. — Минута погоды не сделает.

Грейнджер усмехнулась, и мы свернули к каменному забору, протолкавшись мимо группки туристов, болтающих на незнакомом языке, и фотографа, который только-только приготовился снимать.

— И ты тут жил, невероятно! — высказалась она, глядя вдаль широко распахнутыми глазами. — Тебе, конечно, такие виды уже приелись. А я сто лет не выбиралась из Лондона. Так, только по работе…

Бросил взгляд на видневшийся вдалеке лес. Его слегка размытый силуэт покрывала пелена полупрозрачного тумана. Только сейчас я вспомнил, как когда-то давно наблюдал и другую картину. Туман, куда более плотный, как ковёр расползался по всей долине. В сумерках казалось, что это не туман вовсе, а подёрнутая дымкой, спокойная океанская гладь, а силуэты верхушек высоких кустов и деревьев — не что иное, как заплутавшие корабли. А над всем этим великолепием — тёмное небо с проблесками подрагивающих звёзд. Смотрелось это по-настоящему волшебно.

Краем уха различил невнятное бормотание, но моё внимание было сосредоточено на лице Грейнджер. Я не особенно разделял её восторга, как и восторга соседствующей с нами парочки. Девица просила своего спутника ещё раз сфотографировать её на фоне пейзажа.

— Эй! — на этот раз я обернулся и увидел перед собой фигуру фотографа, мимо которого мы прошли минутами раньше. Он скорчился в недовольной гримасе. — Я, вообще-то, фотографирую!

— Я за тебя рад, приятель, — и поймал взгляд Грейнджер, которая тут же обернулась на его оклик. — И нахрена мне эта информация?

— Ты мне вид загораживаешь, — вскинув бровь, ответил фотограф, чем привёл в полнейшее недоумение.

— Ну так сними с другой стороны, — я повернулся к нему. Этот ответ, похоже, его не устроил. — В чём твоя проблема, а?

Фотограф открыл рот, чтобы ответить, но Грейнджер подхватила меня под локоть и оттащила в сторону, пробормотав «извините».

— Малфой, ну что ты, в самом деле! — вспыхнула она, когда мы отошли на приличное расстояние. Будто только сообразив, что она сделала, вырвал руку из её хватки.

— Ещё раз ты меня одёрнешь на людях! Сдурела? Вечно под руку лезешь!

Мы покинули площадку и вышли на широкую дорогу, ведущую к частным домам. Грейнджер, ушедшая слегка вперёд, остановилась и повернулась.

— Обязательно вести себя как мудак по отношению к незнакомым людям?

— Что-то я не понял, а как мне нужно себя вести? Улыбаться во весь рот и лебезить перед каждым уродом, который мне встретится? Нет уж, это твоя работа!

Грейнджер шумно втянула воздух, сделала шаг вперёд, сократив расстояние между нами на вытянутую руку. Я снова начал закипать, буквально чувствовал как распалялось нутро.

— Я просто не понимаю, зачем хамить всем вокруг? — вскинув брови, проговорила она, будто проигнорировав последние слова. — В руках держать себя не можешь? Ещё подерись с кем-нибудь, отличный же ты коп!

— Вот уж тебя-то забыл спросить.

Я поравнялся с ней и раздражённо кивнул вперёд. Прошедшая мимо парочка, которая стояла рядом с нами на смотровой площадке, теперь бросала в нашу сторону заинтересованные взгляды и улыбалась.

Почему-то я подумал, что Грейнджер не сдвинется с места, из вредности. Но нет, она потопала следом.

— Я так говорю только потому, что знаю: ты можешь быть к людям… добрее, что ли.

Бросил взгляд на её профиль. В глаза она не смотрела, но шла с таким видом, будто только что выдала убийственную истину в последней инстанции. Сумка, болтавшаяся на сгибе её локтя, при каждом ударе о ногу издавала глухое бряканье.

— Да неужели?

Это снова привлекло внимание идущей впереди парочки.

— Да, — спокойно ответила она и наконец-то обратила решительный взгляд. — Ты добр к Блейзу и Пэнси, бросился в больницу к Стюарту, хотя знал, что делать это тебе запрещено. И даже Лолу успокаивал, разве нет?

— Я отношусь к ним так потому, что они этого заслуживают, — тоном, который казался вполне себе спокойным, ответил я на этот невероятный по своей тупости выпад. — Или ты считаешь, что во мне есть какая-то более… добрая сторона? Которую я, прости Мерлин, прячу из каких-то драматических соображений? Уважение, Грейнджер, надо заслужить, а перед всеми подряд размазываться не собираюсь!

Грейнджер отвернулась, делая вид, что её больше интересовала живая изгородь, которая простиралась по обе стороны дороги до самого первого, виднеющегося впереди, дома.

— Но ты и ко мне был добр, — тут она повернулась и посмотрела до нелепости надменным взглядом. — Чем это я заслужила? Я думаю, что ты способен на…

— На что я способен? — перебил её, задетый таким высказыванием, пусть даже причины тому найти не смог. — Что ты пытаешься мне про меня же доказать?

— Ты не обязан был меня спасать в доках! — уверенно перебила она. — И идти за мной после бала — тоже!

— Я спас тебя, потому что быстро среагировал, не думая, и пошёл за тобой не из-за желания успокоить! При чём тут доброта?

— А ещё спас от выволочки в кабинете Гарри, — продолжила она, полностью игнорируя мои слова и вновь обратив внимание к живой изгороди. — И самое главное — выслушал меня, помог понять кое-что важное, хоть и не должен был! Или, скажешь, сделал это из-за просьбы Гарри? Вот уж во что я не поверю!

— Хорошо, — процедил я, чувствуя, как недовольство подбиралось к самому кадыку. — Ты исключительная, Грейнджер. И поверь, я делаю исключительное усилие, чтобы наше сотрудничество шло во благо делу. Такое объяснение тебя устроит?

Грейнджер промолчала, а я наконец-то выдохнул. Похоже, кое-что всё-таки могло её заткнуть. До самого конца живой изгороди мы не перебросились и словом, чему я был несказанно рад.