Сердце Скал. Зверь (джен)

Ночью подошло подкрепление от Кольца Эрнани: Алва вышел из Олларии со сравнительно небольшими силами. Герцог Эпинэ, барон Гаржиак и виконт Валме как раз пили у него, когда в комнате появился офицер с докладом. Вид у вошедшего был сухой и чопорный; Марселю он напомнил сушёную макрель, которой так бойко торгуют на рынках Нижней Придды. Алва опустил бокал и недобро сощурился.

— Полковник Дартевельде, — холодно констатировал он. — Вот и вы наконец.

— Полковник Гирке, — сухо поправил его офицер, склоняя голову в знак приветствия.

— Гирке-ур-Приддхен-ур-Габенхавт? — медленно проговорил Алва, в упор рассматривая офицера.

В невыразительных глазах новоприбывшего мелькнуло удивление. Ещё бы! Проняло бы даже бесчувственное бревно: Рокэ произнёс это трёхэтажное имя без единой запинки. Однако офицер никак не выразил своих эмоций, ограничившись безмолвным поклоном.

— И каким же образом вы можете претендовать на титул брата герцога Придда, полковник? — лениво поинтересовался Алва, откидываясь на спинку стула.

— Согласно брачному контракту, — сухо пояснил новый граф. — В случае бездетной смерти всех братьев герцога этот титул наследует муж старшей из его сестёр. Графиня Борн вдова, виконтесса Дартевельде — нет.

— А, припоминаю! — протянул Алва. — Вы, кажется, женились на второй дочери герцога Вальтера?

Офицер снова поклонился.

Марсель совершенно не помнил вторую дочь Вальтера Придда (эта дама практически не появлялась при дворе), но искренне посочувствовал бедной женщине: досталось же ей в мужья полено!

— Так вы отлучились из армии за наследством, граф? — поинтересовался Алва, небрежно играя бокалом и пристально глядя в лицо полковнику. — Я вызывал вас, ещё находясь в Олларии. Или я неверно помню расстояние от Кольца Эрнани до столицы?

— Я не отлучался из армии, ваша светлость, — невозмутимо ответил тот. — Я ожидал распоряжений своего сеньора. Герцог Валентин не успел поставить меня в известность, чью сторону его… наш дом занимает в случившемся конфликте.

Виконт Валме скривился как от лимона.

— Послушайте, полковник, — заметил он, — да ведь вы практически прямо заявляете, что готовы были нарушить свой долг повиновения регенту!

— Мой долг — служить королю, — чопорно произнёс граф Гирке. — А в отсутствие короля — моему сеньору и родичу.

— Который отдал жизнь за Верховного правителя королевства.

— Я узнал об этом недавно. А также о том, что новый герцог Питер-Иммануил находится под вашей опекой, ваша светлость, — Гирке снова обратил взгляд на Ворона. — Я привёл свой пехотный полк в ваше распоряжение.

— Отлично, граф, — непринуждённо ответил Алва. Он встряхнулся и отвернулся плеснуть себе ещё вина, словно потерял интерес к разговору. — Расквартируйте своих людей и отдыхайте. Жду вас завтра на военном совете.

Полковник вышел. Марсель проводил его скептическим взором.

— А у вас бездна скрытых талантов, Рокэ, — заметил Эпинэ (они с Алвой уже успели выпить на брудершафт). — Признаться, я и под страхом смерти не смог бы выговорить имени этого господина!

— И я тоже, — поддержал своего сеньора барон Гаржиак.

— О, у меня был отличный учитель, — небрежно отозвался Ворон, указывая на запястье правой руки, где виднелся шрам от удара шпагой. — Он обещал улучшить мою память и сдержал слово.

— Разрубленный Змей! На вашем месте, Рокэ, я не доверял бы этому новому Гирке, — высказался Марсель, с неприятным чувством вспомнив знаменитую дуэль. — Он сам вам сказал, что собирался стать предателем.

— Удивительно, виконт, как вы дожили до своих лет, так скверно разбираясь в людях, — ответил Алва, пожимая плечами.

— Монсеньор! — воскликнул Гаржиак, словно осенённый внезапной мыслью. — Теперь, когда у вас достаточно своей пехоты, вы могли бы отпустить моих людей. Больно вести их в атаку против их же вчерашних товарищей.

— Я прошу о том же, Рокэ! — горячо поддержал просьбу Робер.

— Пейте, господа, — отмахнулся Алва. — Военные дела обсудим на совете.

Утром свежеиспечённый граф Гирке появился вместе с остальными офицерами. Эпинцы и надорцы смотрели на него косо, за исключением Ричарда Окделла. Юный герцог не глядел ни на кого: он пылал праведным негодованием и бурно протестовал.

— Мы не можем сражаться, пока кардинал Левий в руках у мятежников! Эр Рокэ! Это будет чёрной неблагодарностью! Мы не должны рисковать жизнью его высокопреосвященства. Он столько сде…

— Юноша! — резко оборвал его Алва. — Напоминаю вам, что вы не имеете права голоса на совете. Вы мой оруженосец, а не командующий.

— Но, монсеньор…

— Помолчите, или я отправлю вас в обоз под присмотром прислуги.

Ричард побелел от ярости, закусил губу и насупился. Алва чуть слышно вздохнул и снизошёл до объяснения.

— Кардинал знал, на что шёл, — бросил он. — Если среди мятежников есть богобоязненные эсператисты, его не тронут. К тому же у них будут куда более неотложные дела. Виконт Валме, карту.

— Не тревожься, Дикон, — шепнул Робер на ухо Ричарду. — Левий сможет спрятаться в замковой церкви. Среди челяди есть преданные люди, а ризница надёжно запирается.

Офицеры окружили стол, на котором Марсель расстелил карту.

— Центром обороны мятежников является Эр-Эпинэ, — произнёс Алва, указав на треугольник, обозначающий замок. — С востока он защищён рекой, ближайший мост — выше по течению, в деревушке Алейе, перед которой мы с вами находимся. К западу от замка лежат крестьянские поля и пастбище, сзади — дорога на Нежюр, где имеется второй мост. Если я правильно понял, в Нежюре стоит резерв? — уточнил он у барона Гаржиака.

— Да, солдаты полковника Рёдера, — подтвердил тот. — Но они не слишком рвутся в бой. Горожане недовольны и не хотят осады. Они легко откроют ворота законному правителю.

— В таком случае, барон, — Алва поднял голову и внимательно взглянул на Гаржиака, — почему бы вам не взять на себя переговоры с Рёдером?

— Охотно, ваша светлость. Что я могу ему сказать? — деловито осведомился тот.

— Что у него есть шанс искупить измену, — холодно ответил Алва. — Он нарушил свой долг, но может заслужить помилование, если сложит оружие.

— Я отправлюсь в Нежюр сразу же после совета.

— Отлично. В том случае, если вы преуспеете, участие ваших людей в сражении мне не понадобится.

Гаржиак заметно воодушевился.

— Вы можете полностью положиться на меня, монсеньор! — воскликнул он.

— Я так и поступлю, барон. Мы подождём результата ваших переговоров. Далее, господа, между замком и Нежюром, как видите, лежит лес, именуемый лесом святой Мартины. Река делает в этом месте изгиб, тогда как проезжая дорога идёт прямиком через чащу.

— Превосходное место для засады, — обронил полковник Гирке словно бы про себя.

— Вы полагаете, что граф Агиррэ прячет здесь своих людей? — спросил Робер недоверчиво. — Для чего?

— Я имел ввиду другое, — уклончиво ответил Гирке.

— Я понял вас, полковник, — произнёс Алва. — Однако герцог Эпинэ тоже прав. Граф Агиррэ слишком глуп, но капитан Карваль — фанатик, а не сумасшедший. Он наверняка предусмотрел план отступления. Если мятежники доберутся до моста в Нежюре, они сбегут в Гальтару, где много старых выработок. Выкурить их из этих нор будет не так-то легко.

— И вы хотите поставить западню на западню?

— Именно. Капитан Кохрани! — Алва окликнул главу личной охраны герцога Окделла. Удивлённый, что его вообще допустили на военный совет, тот даже вздрогнул от неожиданности. Алва между тем спокойно продолжал: — В Варасте полковник Каллофен продемонстрировал мне, как надорцы выслеживают врага, оставаясь никем не замеченными. Вы, я полагаю, тоже способны угнать стадо коров из-под самого носа у пастуха?

— Как всякий горец, — коротко ответил Кохрани.

— В таком случае, капитан, вы возьмёте всех своих надорцев и моих людей — я имею ввиду отряд капитана Энрикеса — и проведёте их этим берегом Жолле, скрываясь в виноградниках. Здесь, — Алва указал пальцем на изгиб реки, — вы тайно переберётесь на другую сторону и затаитесь в лесу. Ваша задача — перерезать мятежникам путь к Нежюрскому мосту и вынудить их отступить обратно в Эр-Эпинэ. Неплохо будет также, если они вообразят, будто вас гораздо больше, чем есть на самом деле. Справитесь?

Кохрани в нерешительности посмотрел на своего герцога, который всё ещё хмурился и кусал губы, прячась за плечом у Робера. Алва проследил направление взгляда и губы его дрогнули, будто сдерживая улыбку.

— Если герцог Окделл изменит своё первоначальное мнение и согласится сражаться, — проговорил он равнодушно, — то я доверю командование этой операцией ему.

Дик вскинул голову, вздрогнув от неожиданности, и залился краской стыда и удовольствия одновременно.

— Я готов сражаться! — воскликнул он запальчиво и прибавил тише, сквозь зубы: — Я не трус!

— Не вы ли говорили только что, что битву нужно отложить?

— Я беспокоился о безопасности его высокопреосвященства, только и всего! — возразил Ричард с горячностью. — Он сделал для нас так много!..

— Так вы не пойдёте вместе с капитаном Кохрани и моими людьми?

— Я… Я пойду! — с вызовом заявил Дик, вскинув подбородок. — И если я смогу сделать что-нибудь для спасения его высокопреосвященства, меня ничто не остановит!

«Вот упрямец!», — восхитился Валме.

— Послушайте, Рокэ, — вмешался Робер, — если Левий укроется в церкви — а это очень возможно, то в ризнице есть потайная дверь, выходящая прямо на дорогу в Нежюр.

Алва вздохнул и развёл руками.

— Хорошо. Если кардинал выберется через эту дверь, юноша, я разрешаю вам прийти ему на помощь. Но запомните: лезть в замок вам самому или кому-либо из вашего отряда я запрещаю. Вы не должны выдавать своё присутствие. Это ясно?

Ричард бросил на Робера признательный взгляд.

— Да, монсеньор!

— Барон! — Алва снова повернулся к Гаржиаку. — Вы знаете укрепления и планы мятежников. Сколькими орудиями они располагают?

— Двумя фальконетами и одной кулевриной. Вся артиллерия установлена на башнях замка, Герцоге и Герцогине. Ею командует теньент Левфож.

Алва указал линии на карте: небольшая батарея могла вести огонь только с юго-запада и юго-востока. Главную башню — Арсенальную, когда-то возвышавшуюся с северной стороны и закрывавшую внутренний двор, велел снести ещё кардинал Дорак.

— Входные ворота разрушены шесть лет назад, — сказал Алва (он не стал упоминать, что это произошло после восстания Эгмонта Окделла). — Тогда внутренний двор был полностью открыт. Здесь, — он ткнул пальцем в проплешину перед замком, — находится пустырь, на котором маркиза Эр-При пыталась разбить парк. По словам виконта Валме, мятежники возвели здесь новые укрепления.

— Да, равелин, чтобы защитить Эр-Эпинэ с севера, — подтвердил Марсель, вспомнив ночь своего бегства.

— Демилюну, — пояснил Гаржиак (он использовал эпинское слово). — Её обороной командует сам капитан Карваль и барон Горуа. Пехотный полк Агиррэ стоит перед ними в деревне.

Алва повернулся к новому графу Гирке.

— Это ваше направление, полковник. Что вы думаете предпринять?

— У меня будет поддержка кавалерии? — невозмутимо осведомился тот, склоняясь над картой.

— Два эскадрона. Грасси, — обратился Алва к кавалерийскому капитану, — вы должны отбить мост в Алейе у Люра и проложить дорогу пехоте графа Гирке.

— Я вижу в деревне три главные улицы, — произнёс Гирке, указывая направления на карте. — Они сходятся у пустыря с равелином или демилюной, если вам угодно. Солдаты рассредоточены по домам и палисадникам, я полагаю?

— Да, — подтвердил Алва. — Вояки из них так себе, но окопаться они успели хорошо. На улицах возведены баррикады. Ваша задача — выбить их из деревни и отбросить на укрепления Карваля.

— И заставить кавалерию полковника Люра пройтись по собственной пехоте? — спросил Гирке, взглянув на Алву понимающим взглядом.

— Вы угадали мою мысль, полковник.

Гирке задумчиво кивнул.

— Лефлёр, вы на левом фланге, — продолжал маршал. — В вашем распоряжении будут тяжёлая артиллерия и пять мушкетёрских рот. Прижмите мятежников к Эр-Эпинэ, не позволяйте им форсировать Жолле и рассыпаться в виноградниках.

— Фальконеты Левфожа достанут до нас через реку, — заметил офицер, прикинув дальность огня. — Нужно послать разведчиков, чтобы оценить местность.

— Отлично. Займитесь этим, пока барон Гаржиак договаривается с Рёдером. Господа! Мы атакуем завтра на рассвете независимо от исхода переговоров. Эпинэ! — Алва повернулся к Роберу. — Вы идёте со мной.

Командование правым флангом Алва взял на себя. Это было сложное направление: здесь правительственным войскам противостояла алатская конница и пехота полковника Пикмаля — самые боеспособные части мятежников. Наблюдая за переброской солдат по спешно возведённой переправе (регент распорядился построить её четырьмя хорнами выше Алейе), Робер мучился угрызениями совести. Он не сумел уговорить своих друзей не ввязываться в эпинскую смуту. Зачем Борны, Темплтон и Саво настаивают на драке? Ведь Альдо уже не вернёшь! А для Мэллит и оставшейся в Сакаци Матильды было бы гораздо лучше, если бы Рихард и Удо послушались здравого смысла.

Алва читал по его лицу как по открытой книге. Сопровождаемый неизменным виконтом Валме, который с унылым видом тащил неизменный кофр, регент подъехал к Иноходцу.

— Хотите быть со мною завтра в передовом отряде, Эпинэ? — предложил он. — Возможно, ваше присутствие заставит задуматься ваших агарисских друзей.

— Вы позволите мне ещё раз поговорить с ними перед боем? — спросил Робер наудачу.

— Почему нет? Чем меньше крови будет на Изломе, тем лучше.

— Жаль, что Карваля мне не вразумить, даже если каким-то чудом удастся переубедить Рихарда и остальных, — грустно сказал Робер. — Праматерь Астрапэ! Мой дед положительно сошёл с ума с этой идеей о Великой Эпинэ, а его сторонники рехнулись следом с ним.

— Не буду вам возражать, — меланхолически откликнулся виконт Валме. — За три месяца тюрьмы я сам пришёл к такому же выводу.

— Как вы думаете, Рокэ, сколько они сумеют продержаться? — спросил Робер.

Регент пожал плечами.

— Два дня самое большее. К вечеру мы загоним их в ваш замок, а к утру он капитулирует. Меня беспокоит не завтрашнее сражение. Дело не в Карвале и не в ваших мятежных вассалах. Дело в том, что произойдёт после.

— И какая же дрянь случится после? — осведомился Валме, слегка поёжившись. — Суд над мятежниками? Но это вещь обычная. Или вы опять о выходцах?

Алва нахмурился, словно подыскивал слова, и слова эти ему не нравились. Робер с беспокойством посмотрел на него: он в первый раз видел, чтобы Ворон испытывал затруднения в разговоре.

— Вас беспокоит, что нас атакуют раттоны? — спросил он.

— Это возможно, — кивнул Алва, — но у нас есть оружие против них. Трудность в том, что у нас нет оружия против Зверя.

— Вы же сами говорили вчера, что не знаете, что это такое! — возразил Робер.

— Я кое-что вспомнил, — ответил Ворон и неприятно усмехнулся. — Как-то в Варасте одна прелестница-бакранка научила меня местной песенке. В ней говорилось о рождении Зверя и о том, что бег его — это бег смерти. Во всяком случае, так перевёл мне Шеманталь. Бакраны называют зверем горный сель. Их можно понять: когда я использовал это средство, с кагетами было покончено раз и навсегда.

Робер невольно помрачнел.

— Я помню об этом. Я был в затопленных вами деревнях, — сказал он. — Но это война, а не Зверь.

— А потом мой оруженосец пропал в Гальтаре, и там случилось землетрясение, — продолжал Алва равнодушным тоном. — В своём роде не хуже селя, не так ли? А ваш покойный друг, если верить его вдове, в прошлом месяце устроил наводнение в Агарисе. Это война, против которой у нас нет средства. Мы можем вызвать возмущение земли и моря. Но способны ли мы остановить его?

— Говорите прямо, Рокэ! — не выдержал Робер. — То есть вы согласны с Диконом и думаете, что под Зверем подразумевается какая-то природная катастрофа?

— Да. Мой оруженосец в кои-то веки оказался прав. Старые легенды говорят, что Кэртиана будет существовать только пока живы Раканы. Я последний из них, но я смертен.

— Уж вы-то, Рокэ, переживёте всех нас! — вмешался Марсель недовольным тоном: ему не нравилось направление разговора. — А как же ваш договор с Леворуким?

— Да, договор! — подхватил Алва. — Вы помните легенду о Ринальди Ракане, Робер?

— В общих чертах… Но, праматерь Астрапэ, неужели вы относитесь к ней серьёзно, Рокэ?

— Хотел бы посмеяться, но глупо закрывать глаза на истину. Проклятие сбывается: мне известно об этом лучше всех. Ринальди утверждал, что стал жертвой предательства своего брата Эридани. Трудно сказать, был ли он действительно невиновен или считал, что брат должен был защищать его в любом случае. Но правда в том, что Ринальди обрёк последнего потомка своего брата на четырёхкратное предательство близких. — Алва помолчал и добавил. — Три из них уже произошли.

Марсель обеспокоенно посмотрел на него.

— Бросьте, Рокэ! Всех нас предают с десяток раз на дню, — сказал он как можно более небрежно. — Не хотите же вы сказать, что все мы прокляты?

— Вы уверены, что не ошибаетесь, Рокэ? — с тревогой спросил Робер.

— Судите сами, — ответил Алва. — Первое предательство случилось, когда моя предполагаемая невеста заманила меня в западню, где я едва не отдал душу Леворукому. После такого урока я решил проявить осторожность и больше не сближаться ни с кем. Однако у меня ещё оставались старые друзья — точнее, один друг, друг моего отца. Нынешний кризис, за который в итоге мне придётся расплачиваться — результат предательства Сильвестра. Правду говоря, я бы предпочёл, чтобы он нанял банду наёмных убийц, — усмехнулся Рокэ. — Так, по крайней мере, было бы честнее. Близких я потерял, но чего я совершенно не ожидал, так это удара из прошлого. Знаете ли вы, каково это, когда тебя предаёт твоё собственное прошлое? Когда высокая легенда вылезает из склепа и требует от тебя отмщения за все обиды, причинённые ей с самого сотворения мира? Весьма тошнотворное зрелище. А ведь казалось бы, прошлого нельзя изменить. У меня не осталось больше ничего: ни надежды, ни даже глупейшей мальчишеской мечты, которую не опошлили бы самым банальным образом — предательством.

Робер молчал: его потрясла скрытая горечь, сквозившая в словах Ворона.

— Я не знаю, каким будет четвёртое, — продолжал Алва: в его голосе теперь чувствовалась усталость. — И не знаю, кто его совершит. Может быть… — Он замер на мгновение и быстро перебил сам себя: — Впрочем, неважно. Но это определённо будете не вы, так как нас с вами ничто не связывает. Поэтому я должен сказать вам то, чего не стал говорить при Диконе. — Алва остановился и произнёс медленно и раздельно: — Он жив. Не знаю, как и почему, но он жив. Я видел его собственными глазами.

Робер слегка оторопел: ему показалось, что Ворон бредит.

— Кого? — спросил он с недоумением.

— Ринальди Ракана. Леворукого.

Робер потрясённо смотрел на Алву, совершенно не зная, как понимать его слова. Ринальди Ракана казнили четыре круга тому назад!

— Я кое-что слышал о вашей встрече с Леворуким, — дипломатично вмешался Марсель. — Но я всегда считал, что тогда вы просто бредили из-за кровопотери.

Алва приподнял левую бровь.

— Вы полагаете, виконт, что больше мне не о чем бредить, кроме как о Леворуком? — осведомился он иронически. — Очень лестно для моей репутации безбожника. Но, если верить легенде, Ринальди Ракан обещал вернуться и посмотреть на страдания последнего потомка Эридани. Что возвращает нас к предмету разговора. К Зверю. Я рассчитываю, что вы воспользуетесь этим знанием, Эпинэ.

Робер с отчаянием схватился за виски.

— Рокэ, я ничего не понимаю! — воскликнул он. — Какое отношение всё это имеет к Зверю?

— Самое прямое, — произнёс Алва спокойно. — Четвёртое предательство должно стать последним. Но если умру я, погибнет вся Кэртиана. Ринальди Ракан придёт взглянуть на мою смерть. Вы должны убедить его остаться здесь и стать новым Сердцем мира. Он тоже Ракан. И я полагаю, что он способен остановить Зверя. Какова бы ни была его обида, сбывшееся проклятие должно удовлетворить его. Он отомстит потомкам своего брата. Убедите его не мстить всей Кэртиане.

— Почему вы просите об этом именно меня? — спросил Робер поражённо.

— Кого же ещё? Вы Повелитель Молний, один из четырёх. Ваш приятель Альдо мёртв, а род Повелителей Ветра пресёкся. Что же касается Дикона… — Уголок губ Алвы слегка дёрнулся. — Вчера я намеренно не стал говорить всего этого при нём. Держите его в неведении как можно дольше. Окделлов часто осеняют странные идеи насчёт спасения их ближних, после чего ближним приходится расхлёбывать последствия. Мне гораздо легче умереть от проклятия, чем от попыток моего оруженосца облегчить мою участь. К тому же, хотя Кэртиана хранит его, не стоит лишний раз искушать судьбу. Повелитель Скал не должен погибнуть на Изломе.

— Слушайте, Рокэ, но это же нечестно по отношению к вашему оруженосцу! — запротестовал Валме, вспомнив своё собственное избавление от Кладбищенской лошади. — Он имеет право знать!

— С каких это пор, виконт, вы стали таким приверженцем честности? — осведомился Алва с холодным сарказмом.

— Я понимаю, Рокэ, — печально проговорил Робер. — Вы можете положиться на меня: я не скажу Дикону ни слова. Но не кажется ли вам, что слишком опасно отправлять его завтра в тыл врага? Ему всего лишь семнадцать!

— Он должен научиться командовать, — возразил Ворон. — Не беспокойтесь: капитан Энрикес опытный человек, а Кохрани и надорцы не допустят, чтобы с их сеньором что-нибудь случилось.

— В отличие от вас, господа! — заявил Марсель возмущённо. — Сейчас вы составили настоящий заговор против герцога Окделла. Напоминаю вам, однако, что я обязан его светлости жизнью.

— Мне вы тоже обязаны жизнью, — холодно ответил Рокэ. — Пока вы со мной, покойная королева не смеет приблизиться к вам, и я надеюсь, что вы это цените. Кроме того, вы мой офицер по особым поручениям. Если я приказываю вам молчать, вы будете молчать. Я понятно выразился, виконт?

— Куда понятнее, — буркнул Марсель себе под нос. — Я повинуюсь, монсеньор, но официально ставлю вас в известность, что внутренне я протестую!

— Смотрите! — вдруг воскликнул Иноходец. — Уж не Гаржиак ли это скачет сюда? Неужели его переговоры завершены?

Робер не ошибся: барон Гаржиак возвратился, причём с хорошими новостями. Редёр не стал торговаться: настроения горожан и собственная убеждённость в военной удаче Ворона заставили его быстро согласиться на капитуляцию. Он предложил даже больше: послать тайного гонца к полковнику Пикмалю, чтобы убедить его сложить оружие. Оба недавних изменника успели сильно пожалеть о своей скоропалительной жадности, которая привела их на сторону мятежников. Мэр Нежюра и старейшины радостно приветствовали переход герцога Эпинэ на сторону Верховного правителя королевства и обещали закрыть ворота для восставших.

— Всё это прекрасно, — резюмировал Алва итоги переговоров, — но Рёдеру и добрым нежюрцам стоит умерить свой пыл. Господа Карваль и компания не должны узнать о нашем договоре до завтрашнего утра.

— Если позволите, я вернусь к Рёдеру, чтобы предупредить его и дождаться ответа Пикмаля, — отозвался Гаржиак.

— Отправляйтесь, — разрешил Алва. — И возьмите с собой слугу посмышлённее. Когда вернётся переговорщик от Пикмаля, пошлите его ко мне с докладом, а сами оставайтесь на месте.

Ночью лагерь регента превратился в осторожно копошащийся муравейник. Под прикрытием темноты войска занимали позиции: на правом фланге тяжёлая конница преодолела переправу и вышла за холмами, окаймлявшими крестьянские поля и пастбище; пехота затаилась тут же. На левом фланге мушкетёры Лефлёра рассыпались цепью вдоль реки, на противоположном берегу которой стоял противник. Тяжёлые орудия, которым предназначалось бить по замку, протащили под прикрытием леса и виноградников, замаскировав их ветками. Ричард и его отряд шли в арьегарде артиллеристов: им предстояло тайно перебраться в тыл врага сразу после атаки полковника Гирке, командовавшего центром. Сам Гирке сохранял почти полную неподвижность: солдаты Агиррэ находились у него прямо перед носом, отделённые только течением Жолле и крепким деревянным мостом.

Сражение должно было начаться перед самым рассветом, но несмотря на все предосторожности, предпринятые Гаржиаком по совету Алвы, тревожные новости о предательстве всё же дошли до мятежников раньше, чем следовало. Незадолго до атаки Эр-Эпинэ пришёл в движение: у спешно возведённого равелина замелькали факелы, заметались люди; пара верховых галопом помчалась в Алейе, крича во всю глотку:

— Измена! Измена!

Полковник Гирке не стал ждать. Один из эскадронов капитана Грасси ринулся на мост, сметая заграждения и обороняющих их людей. Яростная пальба в один миг заглушила тревожные крики посыльных. Полковник Люра, однако, не дремал: его всадники бросились наперерез кавалеристам Грасси. Завязалась отчаянная драка, больше похожая на свалку. Трудно сказать, каким бы был исход, если бы Алва не оставил Гирке пару лёгких пушек. Через несколько минут на мятежников посыпались ядра. Они свистели над головами лошадей, которые шарахались в разные стороны; несколько сброшенных вояк упало с моста в воду. Пули и палаши дробили кости и рвали тела: повсюду слышались крики раненых. Всадники Люра отступили было за ворота, которыми мятежники пытались перекрыть въезд в деревню, но Грасси не дал им на это времени. С криками «Ворон и Талиг!» атакующие прорвались вперёд, рубя сплеча и конных и пеших. У сьезда с моста случилась давка: несколько десятков людей столкнулись буквально лоб в лоб. Стоны умирающих смешались с воплями ярости и лающими приказами.

Сам Люра в ярко начищенной двусторонней кирасе, в чёрном плаще с огромным красным маком на плече, врубился в мешанину человеческих тел, орудуя тяжёлым мечом. Его появление придало восставшим бодрости, но новая порция ядер заставила их отступить. Люра рявкнул приказ: «К баррикадам!», и его всадники повернули коней к укреплениям, которыми жители деревни перегородили улицы. Второй эскадрон Грасси с победными криками взлетел на мост и, промчавшись по нему вихрем, начал преследование. Следом на мост ступила пехота, разворачиваясь на ходу, чтобы тремя колоннами атаковать три главные улицы Алейе.

Но на сходе с моста и кавалерия и пехота оказались под убийственным огнём со стороны баррикад. Люди вынуждены были отступить. Однако это было лишь временное замешательство: Гирке знал слабую сторону противника. Связав Люра боем с Грасси, от бросил пехоту в обход, через задние дворы. Оставив улицы, солдаты бросились к огородам и палисадникам, ломая заборы, продираясь через живые изгороди, взбираясь на деревья и крыши. На добровольцев графа Агиррэ, вчерашних крестьян, привыкших больше к мотыге, чем к ружью, находила оторопь при виде пехотинцев, угрюмо и упорно лезущих изо всех щелей. Как зрелые осенние яблоки они сыпались через окна и двери, чёрные ходы, отдушины и чердаки. Вдобавок граф Агиррэ, человек нерасторопный, не успел раздать всем добровольцам порох и пули. Расстреляв имеющийся запас почти без толку, мятежники с правого края деревни побросали свои позиции и в испуге побежали в поле, надеясь там спастись от волны наступающих. Напрасно: они попали под копыта тяжёлой конницы Алвы, которая как раз выступила из-за холмов.

Панические вопли повлияли на боевой дух оставшихся добровольцев самым плачевным образом. За какие-нибудь четверть часа солдатам Гирке удалось вытеснить вчерашних крестьян графа Агиррэ практически из всех домов вдоль главных улиц деревни. Красные тряпичные маки усеяли осеннюю грязь: добровольцы срывали их, боясь стать удобными мишенями. Поняв, что происходит что-то неладное, барон Горуа отправил на подмогу отряд верховых дворян под предводительством своего сына, но было уже поздно. Пехотинцы Гирке заняли позиции у окон и на крышах и обстреливали ставшие теперь бессмысленными баррикады с тыла.

— Где граф Агиррэ? Где мой эр? — кричал юный Жюльен Горуа срывающимся мальчишеским голосом, гоняя коня между укреплениями под перекрёстным огнём.

— Назад! — рявкнул на него Люра, которому бесполезная подмога перегородила путь. — Уступи дорогу!

Граф Гирке, чей отряд занял дом, выходящий на улицу как раз в этом месте, хладнокровно выглянул из оконной щели, оценил вид на зады противника — отсюда были прекрасно видны спины незадачливых защитников баррикады, и скомандовал:

— Аркебуз!

Выстрел прозвучал почти неслышно в топоте копыт, криках людей и непрестанной пальбе из соседних зданий. Под правым глазом у Люра расцвёл красный мак, и полковник начал заваливаться с коня.

— Перезаряжай и стреляй! — спокойно приказал Гирке своим солдатам.

Растерянный Жюльен Горуа гарцевал на коне в центре баррикады, инстинктивно поддерживая падающего Люра.

— Полковник убит! — кричал он в ужасе. — Люра убит!

Этот крик подхватило сразу несколько голосов. Несколько дворян постарше окружили юношу и вынудили его повернуть к Эр-Эпинэ. Всадники Люра начали отступать следом за ними, неся существенные потери: им поливали перекрёстным огнём отовсюду. Замысел Алвы осуществился: выброшенные из домов деморализованные добровольцы Агиррэ оказались под копытами у собственной кавалерии. Оставшихся в живых бедолаг додавили эскадроны Грасси, порядком потрёпанные, но ещё боеспособные. А те несчастные, кто в поисках спасения пытался добраться до реки, попадали под обстрел мушкетёров Лефлёра.

Робер, хотя и находился в отдалении от деревни, с невольным ужасом наблюдал за тем, что творилось в той стороне и с горечью ощущал собственную беспомощность. Эти люди были его крестьянами, поскольку регент признал его в качестве герцога Эпинэ! Только некоторым везунчикам, бежавшим в поля, удалось разминуться с конницей Алвы и его мушкетёрами. Робер заметил, что на окраине Алейе задымилось два-три дома; очевидно, граф Агиррэ велел своим добровольцам поджигать здания при отступлении. Приказ был правильным, но какой дурак мог надеяться на его исполнение! Ни у одного крестьянина не поднимется рука на крестьянское жилище.

— Похоже, граф Гирке взял деревню. — Алва повернулся к Роберу (Иноходец ехал по правую руку от него). — Но взгляните вперёд! Разве это не ваши агарисские друзья?

Действительно: несмотря на внезапность нападения, Рихард, Удо, Дуглас и Анатоль успели построить алатскую конницу в боевой порядок. Но ни впереди, ни позади, ни по бокам её не стояло пехоты. Последние новости от Гаржиака ещё не пришли, однако теперь в них не было нужды. Полковник Пикмаль изменил мятежникам.

— Кажется, что они настроены серьёзно, — сказал виконт Валме, ехавший по левую руку от Ворона.

— Ведь вы не станете стрелять первым? — вполголоса спросил Робер у Алвы.

— Почему нет? — удивился тот. — У меня есть в запасе не меньше двух залпов.

— Тогда позвольте мне сначала поговорить с ними, — попросил Робер, натягивая поводья.

Алва ограничился кивком, и Робер бросил своего пирофора вперёд, навстречу алатской коннице. Он не озаботился тем, чтобы вынуть платок и повязать его на поднятую шпагу в знак переговоров. Он был бы даже не против, если бы какой-нибудь нервный алатец выстрелил в его сторону, неверно истолковав его намерения.

Но этого не произошло. У наёмников оказались крепкие нервы; к тому же Рихард, обладавший орлиным зрением, узнал его издалека.

— Стой! — крикнул он, когда Робер оказался в сотне бье от первой линии. — Если ты с предложениями от Алвы, то говори оттуда, где ты есть!

Робер остановился: второй Дракко слушался его по мановению пальца. В мыслях у Робера внезапно стало пусто. Что он мог сказать четырём упрямцам, вцепившимся в прошлое и словно поклявшимся не внимать голосу разума?

— Друзья! — крикнул он хрипло, подавшись вперёд. — Альдо мёртв. Что бы вы не делали сейчас или потом, его уже не воскресить. Ничто уже не будет как прежде. Но вы можете вернуться в Талиг и получить обратно свои имения и титулы. Я предлагаю вам мир. Разве есть что-нибудь, ради чего сегодня стоит проливать кровь наших людей?

— Это Ворон пообещал тебе вернуть наши права? — насмешливо осведомился Анатоль Саво.

— Алва не лжец, — твёрдо ответил Робер. — И вам это известно. Герцог Окделл и я на его стороне.

Дуглас Темплтон, приходившийся вассалом Окделлам, кинул вопросительный взгляд на Рихарда Борна. Тот яростно покусывал нижнюю губу.

— Пусть ваши люди разойдутся, оставив плату себе, — продолжал Робер. — А вы идите за мной. Я ручаюсь за вашу свободу и безопасность.

— Нет! — резко выкрикнул Рихард отрывистым голосом. — Никто не скажет, что граф Борн струсил в бою перед Вороном! Я не позволю равнять меня с этим предателем Пикмалем!

— Рихард!.. — попытался образумить его Робер, но Борн перебил его:

— Возвращайся обратно к своему новому сюзерену! — крикнул он презрительно. — И скажи ему, что истинные Люди Чести всегда и во всём идут до конца!

Робер невольно дёрнулся как от пощёчины. Даже если бы Борн прямо назвал его предателем, это не потрясло бы его сильнее. Рихард сказал правду: он, Иноходец Эпинэ, действительно нашёл себе нового сюзерена!

Обратный путь прошёл как в тумане.

Ворон ждал его, слушая доклад адьютанта, только что присланного полковником Гирке.

— Граф сообщает, что Люра застрелен, — бросил он, когда Робер приблизился. — Агиррэ ранен. Мятежники отступают к вашему замку. А ваши агарисские друзья, как я вижу, предпочитают драку?

Робер кивнул, чувствуя странный спазм в горле.

— Я не смог убедить их, — с трудом выговорил он.

— Вы сделали всё, что было в ваших силах. — Алва серьёзно посмотрел на него. — Остальное не в вашей власти.

Он обернулся к войскам: каждый кавалерист имел при себе два пистолета, палаш и кинжал. Был отдан приказ: в первый раз стрелять по команде, во второй — по собственному разумению. Тускло поблёскивающие металлические дула опустились, образуя одну линию. Только сейчас по отсветам на оружии Робер сообразил, что солнце уже вышло из-за горизонта. Он думал об этом возможно потому, что не хотел гадать, куда целит Алва.

— Пли!

Шеренгу стреляющих заволокло дымом, но по крикам и гортанным алатским проклятиям стало ясно, что первый залп принёс свои плоды. На той стороне уже были потери — убитые и раненые, хотя сейчас было трудно разобрать, что именно там происходит. Втайне Робер боялся, что не найдёт взглядом своих друзей, когда снова посмотрит вперёд.

Земля вздрогнула: это кавалерия Алвы перешла на кентер. Пирофор сменил аллюр без всякого указания со стороны хозяина. Пороховая завеса окончательно развеялась, и Робер увидел перед собой изрядно поредевший конный строй, ощетинившийся оружием. Дуглас Темплтон, стоя на стременах, без шляпы, с красным лицом, выкрикивал какой-то приказ; Анатоль Саво мчался на левый край фронта. Рихарда и Удо Борнов Роберу рассмотреть не удалось; времени было слишком мало.

Кавалеристы Ворона на ходу открыли беглый огонь, но без особого успеха. Со стороны противника грянул залп. Он показался Роберу очень громким — гораздо громче, чем первый (впоследствии выяснилось, что одновременно с алатцами выстрелили мушкетёры, оставленные Алвой за холмами). Некоторые лошади взвились на дыбы, кто-то со всего размаха рухнул в грязь. Боковым зрением Робер видел, как вокруг него падают люди. Но потери алатцев были значительнее: почти весь центр строя выкосило огнём мушкетёрских рот Ворона. Левая и правая шеренги — там Робер наконец заметил Удо Борна — начали спешно перестраиваться на скаку. Беглый огонь ещё продолжался, но уже через пару минут первые ряды всадников сшиблись друг с другом.

Робер не стрелял. Он врубился в гущу боя с одним палашом наперевес. Убивать он не хотел и старался лишь отражать удары, сыпавшиеся на него отовсюду. Пирофор Дракко гарцевал под ним так изящно, словно был придворным кавалером, танцующим гальярду.

Внезапно с левой стороны фронта до Робера донёсся истошный рёв: это виконт Валме во всю силу своих лёгких загорланил какую-то дикую песню.

— Лишь тот мне мил среди князей,

Кто в битву ринуться готов,

Чтоб пылкой доблестью своей

Бодрить сердца своих бойцов,

Доспехами бряцая!⁽¹⁾

Остального было уже не разобрать: виконт так увлёкся, нанося и парируя удары, что проглатывал большую часть песни, и лишь изредка выкрикивал в азарте, когда сшибался с очередным противником, разрозненные слова:

— Сталь!.. Бег!.. По трупам!..

Кавалерия Алвы, следуя за своим командующим, разрезала алатскую конницу посередине, как нож масло, и принялась окружать её, как удав, двумя неумолимо сжимающимися кольцами. Наёмники отступали — медленно и тяжело, но всё же отступали под прикрытие башен Эр-Эпинэ.

Справа отряд кавалеристов, руководимый капитаном Тапо де Монтойя, начал постепенно смыкаться вокруг левого крыла алатской конницы. Люди и лошади сшибались друг с другом; тяжёлые мечи с хрустом пробивали доспехи и с жутковатым чавканьем впивались в тела под ними. Робер сшиб одного из наёмников на землю и едва успел увернуться от второго. Но третий не замедлил встать на место товарищей, и Эпинэ инстинктивно схватился за кинжал, ударив им снизу вверх, пока выпрямлялся в седле. Наёмник отшатнулся на полкорпуса, и Робер не медля добил его палашом. Бой есть бой, а он не хотел умирать.

Впереди мелькнуло красное лицо Темплтона и его широкие плечи: Дуглас бился в первых рядах, отчаянно, бесстрашно и безнадёжно. Робер сжал бока Дракко коленями, и пирофор вынес его прямо на линию схватки. Отбивая сыплющиеся на него удары, Робер крикнул капитану де Монтойя:

— Отдайте его мне!

Дуглас даже в горячке боя узнал голос Робера и повернул к нему искажённое, залитое потом лицо:

— Рихард убит! Слышишь: Рихард убит! Ты доволен?..

Робер сжал зубы: он боялся, что старший из Борнов не пережил первого залпа. Но страдать было некогда. Дракко выскочил прямо перед Темплтоном; Тапо де Монтойя посторонился, уступая место герцогу Эпинэ.

Дуглас ринулся на старого друга как рассерженный медведь, орудуя палашом как палицей. Останься у Робера в этот миг способность удивляться, он поразился бы тому, что сумел выстоять под таким шквалом ударов. Однако горе, боль и злость — плохие помощники в схватке. Едва пароксизм ярости отступил, рука Темплтона чуть заметно ослабла, и Робер, чутьём угадавший этот момент, едва ли не единственный в поединке, тут же воспользовался этим. Палаш Дугласа отлетел в сторону. Поражённый, тот схватился было за длинный горский кинжал, но Робер левой рукой, одетой в латную рукавицу, перехватил друга за запястье и изо всей силы дёрнул на себя. Темплтон завалился набок, съехав с седла. Робер выкрутил ему руку за спину.

— Это мой пленник! — крикнул он во всю мочь своих лёгких. — Это пленник регента!

Кавалеристы Тапо де Монтойи заслонили их от алатцев, пытавшихся пробиться к своему командиру. Бой кипел, но теперь передовая линия сдвинулась на несколько шагов вперёд.

Робер наклонился к другу, который ещё каким-то чудом не свалился с седла, испытывая неодолимое желание встряхнуть его и трясти до тех пор, пока из его башки не выйдет вся накопившаяся там за годы изгнания дурь.

— Я пытался спасти вас! — крикнул он Темплтону в самое ухо. — А ты хочешь, чтобы все погибли? Чтобы все мы полегли здесь во славу мёртвого Альдо, как Рихард?

Темплтон хрипло дышал, придавленный к луке седла, и цеплялся за гриву лошади.

— Хватит с нас бессмысленной вражды! — сказал Робер с сердцем, чуть-чуть ослабляя хватку. — Прекрати сопротивляться и вели сдаваться своим, если хочешь уберечь Анатоля и Удо от участи Рихарда.

Темплтон с трудом сглотнул воздух:

— Командует Удо, а не я. А со мной делай что хочешь.

— Я хочу спасти тебя, дурак, — выговорил Робер сквозь зубы. — Помоги мне спасти остальных, если наши друзья хоть что-то для тебя значат.

Темплтон глубоко выдохнул и приподнял голову, облизывая ободранные губы: похоже, Робер заехал ему по лицу латной рукавицей.

— Где герцог Окделл? — спросил он, озираясь. — Он мой сеньор. Я сдамся ему.

— В другом месте, — кратко ответил Робер. — Командует личным отрядом регента.

Дуглас Темплтон, по-видимому, смирился.

— Ладно, — сказал он. — Делай как знаешь. Но наёмникам платил не я. Мне их не остановить

Робер отпустил вывернутую руку друга и толкнул его назад.

— Я доставлю тебя в лагерь.

В нескольких шагах перед ними рванулась земля: это замковая батарея плюнула ядром в сторону конницы регента.

Марсель Валме сам не заметил, как атакующие оказались вблизи стен Эр-Эпинэ: во время боя он старался только не потерять из виду Ворона, рубившегося справа от него. Однако ядро, рухнувшее всего в десяти шагах впереди, ясно дало понять, что они вошли в зону обстрела. На равелине тоже уже кипел бой: капитан Карваль и барон Горуа отбивались от наседающих на них Гирке и Грасси. Пустырь перед замком, так и не превратившийся в парк, был полон дымом и суетой; разбитая кавалерия Люра беспорядочно металась перед равелином, мешая и обороняющимся, и наступающим.

Из-за реки глухо била батарея Лефлёра, пытаясь подавить артиллерию мятежников на башнях, но фальконеты Левфожа покуда удачно огрызались. Марсель с тревогой оглянулся на Алву: несмотря на свои недавние слова про договор с Леворуким, он всё же беспокоился за Рокэ. Верховного правителя королевства следовало увести из зоны обстрела. Марсель успел повернуть коня и даже приблизиться к Ворону, когда над полем боя раздался высокий пронзительный вопль.

Его можно было бы назвать даже визгом, если бы его не издавал высокий всадник в чёрном плаще с огромным красным маком на плече. Размахивая палашом, он нёсся со стороны равелина прямо на кавалерию Алвы. Правый глаз его почти выскочил из орбиты, а под ним красовалось кровавое месиво из лицевых костей и кровоточащих жил.

— Люра! — крикнул кто-то с характерным алатским акцентом. — Он поклялся убить Ворона!

«Что за чушь?» — подсознательно подумал Марсель. Разве новый Гирке не доложил, что Люра застрелен? Или этот несостоявшийся предатель солгал?

Артиллерия Левфожа плюнула очередным ядром, и взметнувшаяся у самых ног земля швырнула Валме в лицо изувеченную окровавленную крысу. Брезгливо отмахнувшись, Марсель усмирил отпрянувшего в сторону коня, и тут заметил, что земля под ногами буквально кишит грызунами. Вопреки инстинкту самосохранения, они лезли изо всех нор под копыта конницы, норовя вцепиться в лошадям в ноги и пытаясь запрыгнуть всадникам на луки седла.

— Вот ведь дрянь!

Это было что-то чудовищное: отбиваться от очумевших крыс в разгар атаки!

Марсель направил коня прямо на мерзких тварей, норовя перешебить им хребты. Копыта лошадей давили бешеную стаю, но крыс не убавлялось. Наоборот, они всё прибывали и прибывали, словно намеренно сбегаясь сюда из замковых погребов, крестьянских подполов, полевых нор и Леворукий знает откуда ещё.

Всадник с красным маком на плече как будто вёл их перед собой.

— И-и-и! — вопил он на какой-то неестественной, звеняще-высокой ноте. Суеверные алатцы расступались, давая ему дорогу.

Марсель вовремя успел сбить кулаком крысу, которая взобралась на его сапог и уже вознамерилась вцепиться в ногу. Краем глаза он заметил, как один из кавалеристов из их передового отряда вдруг резко обернулся и стал пробиваться назад. Лицо его было искажено; на губах выступила пена, крупная бурая тварь болталась у его бедра. В мгновение ока он подскочил к Ворону и занёс над его головой свой палаш.

Алва среагировал мгновенно: пуля срезала солдата в момент замаха. Но следом за убитым стали поворачивать второй, третий, четвёртый; ещё двое прямо на глазах у Марселя неожиданно сцепились друг с другом. Передовой отряд словно споткнулся о невидимое препятствие и затоптался на месте. Люди расстерянно задевали друг друга и тут же начинали абсурдные, немыслимые ссоры. В ушах у Марселя зашумело: ему показалось, что самый воздух задрожал от писка сотен крыс.

Конница регента прекратила атаку. Многими солдатами овладела паника: они разворачивали лошадей, чтобы бежать сквозь строй своих же товарищей. Другие накинулись друг на друга: теперь они напоминали не солдат, а пьяниц, сцепившихся в трактире. Раздались проклятия и угрозы, послышался скрежет металла и треск костей. Линия фронта сломалась, люди смешались, лошади шарахались от тварей, которые кидались на них со всех сторон.

Алатцы, не меньше Валме поражённые нашествием крыс, воспользовались внезапным безумием, которое овладело войсками регента, чтобы спешно отступить к равелину.

Алва, казалось, остался неуязвим для всеобщего сумасшествия: он успешно отбился от взбесившихся солдат и бросил Моро вперёд.

— Ланге! Валме! Эпинэ! Монтойя! — кричал он, созывая своих офицеров.

Рык регента перекрыл визг. Всадник с красным маком на плече, промчавшись сквозь расступившийся строй алатцев, вырос прямо перед Вороном.

Моро, поднявшись на дыбы, зло ударил по воздуху копытами. Алва одним движением усмирил его.

— Люра!

Марсель, двигаясь как во сне, попытался пробиться к Рокэ, чтобы защитить его от нападения. Он не успел: Алва сшибся со своим противником всего в каком-то десятке бье от него.

На мгновение Марселю показалось, что палаш Люра прошил Алву насквозь. Но это была лишь иллюзия, рождённая страхом! Оружие сверкнуло в воздухе, пройдя мимо уклонившегося Ворона на расстоянии не больше толщины пальца. Ответный удар последовал почти в ту же секунду. Алва рубанул наотмашь, почти без замаха, но с такой силой, что конь под Люра рухнул на передние колени. Тело полковника покачнулось, и его красноглазая голова с половиной правого плеча, на котором красовался огромный мак, медленно отошла от туловища. Марсель, приоткрыв рот от потрясения, наблюдал, как она валится на землю, точнее, на крысиные спины. А после этого произошло немыслимое.

Обезглавленное тело полковника схватилось за уздечку уцелевшей левой рукой, рывком подняло коня с колен и намотало поводья на луку седла. Затем безголовый всадник бросил коня вбок, к обезумевшим кавалеристам Алвы, которые, щеря зубы, самозабвенно рубились друг с другом, и выдрал палаш из руки одного из драчунов, причём никто из них, включая и подвергшегося нападению, никак не отреагировал на появление живого обрубка.

Марсель увидел, как Алва на долю секунды повернул к нему голову. Расширившиеся глаза Ворона горели нестерпимо ярким синим огнём, а зрачки показались Марселю бездной.

— Это раттон! — крикнул Алва в полный голос. — Где Эпинэ? Где его лук?

То, что некогда было полковником Люра, поудобнее перехватило меч и повернулось обратно к регенту. Марсель сжал кулаки, не зная, что делать. Искать на поле боя Эпинэ? На это уже не оставалось времени. А что мог сделать он сам? Что может противопоставить обычный человек мерзостной, неведомой, нездешней нежити?

Только другую нежить!

«Даже раттоны боятся ходячей смерти», — припомнились Марселю недавние слова Рокэ, и он завопил во всю глотку, словно истеричная девица, увидавшая мышь:

— Катарина! Катарина! Катарина!

Люра поднял палаш над обрубком шеи, вслепую, но безошибочно нацеливаясь на Алву.

— Найдите Эпинэ! — не глядя крикнул тот Марселю. — Немедленно!

— Леворукий побери! — простонал Марсель в отчаянии. — Катарина! Катарина, кошка драная! Почему тебя нет именно тогда, когда ты нужна! Катарина!

Трясущимися пальцами он схватился бесполезный пистолет. Не мог же он в самом деле оставить Рокэ одного с этим ходячим обрубком! Кошки закатные! А если он лишил Рокэ единственно возможной помощи? Ведь Эпинэ говорил, что способен убить раттона из своего оружия! От волнения Марселя даже бросило в дрожь.

Как выяснилось, не его одного. Безголовый Люра внезапно тоже содрогнулся и мелко затрясся, разбрызгивая из шеи и уполовиненного плеча струйки крови. Палаш вывалился из его руки, тело осело и поползло вниз, а ошалевший конь под ним начал пятиться, чутко поводя ушами. Марсель, стуча зубами от напавшего невесть от чего озноба, обернулся.

Из-за его спины торжественно выступала Кладбищенская лошадь, довольно скалясь во всю морду.

— Виконт Валме, — милостиво кивнула Марселю мёртвая королева, восседающая на кляче.

Конь Люра взвился в воздух почти свечой, из-за чего обрубок, свисавший с одного его бока, окончательно свалился в грязь. Только чудом не опрокинувшись на спину, бедное животное приземлилось обратно на копыта и понеслось. Тело Люра, запутавшееся в одном стремени, поволочилось следом, бодро подпрыгивая на ходу, и исчезло в направлении пастбища.

Алва медленно опустил оружие. Марсель с облегчением вытер лоб: он весь покрылся холодной испариной.

— Виконт Валме, — повторила королева так церемонно, словно приветствовала придворного во время приёма. — Возьмите мою лошадь под уздцы.

— Нет! — хриплый голос Алвы прозвучал у Марселя над ухом как выстрел из пистолета. — Убирайся. Ты сделала своё дело. Больше ты не нужна.

— Он позвал меня, — монотонно ответила Катарина, протягивая к Марселю тонкую руку. — Он мой!

— Он не твой. Убирайся!

— Нет!

Королева тянула к Марселю руки, маня его жестами и взглядом. Почему-то теперь это не испугало его, как напугало всего лишь несколько дней назад. Как загипнотизированный, он всем телом подался навстречу Катарине.

Алва больно перехватил его за плечо.

— Марсель, опомнись!

Ворон затряс его, но на виконта это не оказало никакого действия. Теперь он видел ясно: настоящий Рокэ находится вовсе не рядом, а прямо перед ним! Он был точно таким же как Фельпе. Они и были в Фельпе! И сегодня же отпразднуют блестящую победу над бордонцами. Марсель припомнил, что обещал привести Рокэ на виллу Бьетероццо. Победитель не должен ждать! Им предстоит отличный вечер и горячая ночка.

Марсель рванулся вперёд, желая схватить смеющегося Первого маршала за руку, но сильный удар кулаком заставил его согнуться так, что он едва не ткнулся лицом в сбрую. Королева Катарина с досадой скрипнула зубами: она не дотянулась до жертвы всего на какой-то волос! Горячая жизнь, по праву принадлежащая ей, находилась так близко. Нет, она не собиралась отступать! Это её и погубило.

Алва достал кинжал и полоснул им по ладони быстрее, чем мёртвая королева успела сообразить, что он делает. Только в последний миг она подалась назад, но время для отступления было упущено: Алва разжал кулак и внезапно метнул пригоршню крови прямо в лицо выходцу. Королева закричала — отчаянно, мучительно, как кричат от сильной боли. Лицо её пошло рябью, словно тающая восковая маска.

Пегая кобыла, издав испуганное и горестное ржание, попятилась в сторону.

— Уходи! — приказал Алва сухим отрывистым голосом. — Упокойся с миром, королева!

Когда Марсель окончательно пришёл в себя, ни Катарины на Кладбищенской лошади, ни блистательного Первого маршала — героя, ожидающего праздника в Фельпе, — перед ним уже не было. В нескольких десятках бье спешно строились пришедшие в себя кавалеристы, офицеры торопливо наводили порядок. Крысы исчезли. Мушкетёрские роты Ворона обстреливали алатцев из-за холмов, поддерживая кавалерию, остановленную атакой раттона.

Перепачканный кровью и грязью Алва крепко держал Марселя сбоку за плечо, помогая усидеть на лошади.

— Очнулись, виконт? Взгляните на меня.

— Кошки закатные! — выдохнул Марсель, с трудом переводя дух. Под рёбрами сильно болело: Алва заехал ему в живот от всей души. — Что это было, Рокэ?

— Всякая дрянь, — ответил регент мрачно. Убедившись, что с офицером по особым поручениям всё в порядке, он отпустил Марселя и отрывисто приказал: — Если вы пришли в себя, отыщите Эпинэ. Куда он вообще провалился, — процедил он сквозь зубы. — Предупредите его, что он должен стрелять из своего лука по мятежникам и замку. Неизвестно, сколько раттонов там скрывается. Пусть целит в фашины, которыми обложен равелин. Магический огонь послужит нам защитой.

— Хорошо, — отозвался выбитый из колеи Марсель. — А потом я должен остаться с ним или вернуться к вам?

— Ни то, ни другое. Отправляйтесь в лес святой Мартины и постарайтесь не попасться на глаза никому, кроме наших людей. Предупредите Дикона… то есть моего оруженосца о том, что вы видели. Он должен быть настороже и держать свой кинжал под рукой. Отправляйтесь прямо сейчас. Выходцы вам теперь не страшны. Но остерегайтесь крыс!

1) Бертран де Борн. Сирвента «Мила мне радость вешних дней» (перевод В. Дынник).

Вернуться к тексту