Сердце Скал. Зверь (джен)

Эрвин Ба́лажи, торговец тканями с улицы Суконщиков (двухэтажный дом под жёлтой вывеской с искусно нарисованными штуками цветного атласа и бархата) прибыл в Сакаци незадолго до заката. Никем не замеченный в царившей перед началом церковного хода суете, он обогнул дворец и скрылся из виду раньше, чем на него обратили внимание. Человек скромный и учтивый, он не желал мешать чужому празднику: ведь сам он не был эсператистом.

— Мы прибыли вовремя, — сказал он своим слугам, таким же незаметным и бесшумным, как и он. — Вы будете ждать меня в людской, а если спросят, за какой вы надобностью, отвечайте: так, мол, и так, принесли отрезы на платья для госпожи Такози по приказу его высочества.

Торговец тканями вошёл в перголу на южной стороне Сакаци как раз тогда, когда праздничное шествие тронулось от парадного подъезда. Сюда пение молитв почти не проникало. Двое слуг быстро поставили принесённые ими расписные ларцы на круглый стол и сразу же удалились.

Господин Балажи осмотрелся. Он бывал здесь и прежде. Пергола, сущности, представляла собой лишь длинную деревянную террасу, тянувшуюся вдоль южной стороны дворца прямо под балконами второго этажа. Плоский решётчатый навес, служивший крышей, был весь оплетён хмелем, чьи светло-зелёные шишечки, только что созревшие, наполняли воздух горьковатым смолянистым ароматом. Густые побеги спускались и вдоль деревянных колонн, поддерживающих навес, выкрашенных в белый цвет, чтобы имитировать камень. Здесь хмель заботливо прореживали, благодаря чему между колоннами тянулись широкие просветы, открывавшие доступ солнечным лучам и тёплому ветерку. Когда-то давно тётка нынешней принцессы Ракан любила греть здесь свои старые кости, сидя в резном кресле у стола. И именно сюда ещё молодой Эрвин Балажи принёс образцы чёрного сукна и камлота для катафалка старухи, когда она умерла.

Здесь почти ничего не изменилось, только обветшало со временем. Великий герцог Альберт немного обновил дворец перед приездом сестры, но старая пергола осталась нетронутой: её облагораживали только ножницы садовника.

Со стороны южных дверей дворца донёсся лёгкий шум. Под навес хмеля неторопливо вступил высокий молодой человек, ведя под руку юную даму, с ног до головы закутанную в накидку. Лицо её было скрыто вуалью, словно она хотела остаться не узнанной. Увидев господина Балажи, дама слегка запнулась на пороге, и почтенный торговец (человек скромный и учтивый, как уже сказано), отошёл в сторону, низко поклонившись. Должно быть, это была незаконная кузина принца Ракана, госпожа Такози, гардероб которой послужил предлогом для встречи.

Сам принц оказался вполне светским молодым человеком лет двадцати пяти с воистину царственной осанкой. Усадив свою дрожащую спутницу в кресло возле стола, он приветствовал гостя с радушной улыбкой на родном для себя талиг:

— Добрый вечер! Вы достославный Тариоль, если я не ошибаюсь? Я рад принимать достославного в своём доме.

— О, ваше высочество, я уже давно стал алатцем! — ответил гоган на том же языке, низко склоняясь перед принцем. — Теперь я всего лишь торговец тканями Эрвин Балажи и покорный слуга вашего высочества!

— Достославный Енниоль рекомендовал мне вас как главу здешней общины, — мягко заметил Альдо Ракан. — Хотя вы нисколько не похожи на ваших собратьев из Агариса, — продолжал он, внимательно оглядывая торговца. — Признаться, я удивлён. Встреть я вас на улице, я ни за что бы не догадался, что вы гоган.

— Я и гоган, и алатец, ваше высочество, — почтительно отозвался Эрвин Балажи. — Мы так давно живём в этих краях, что Алати уже стала нам второй родиной. И, хотя мы чтим наши обычаи, мы не менее уважаем и традиции этой благословенной земли.

— Поэтому на вас коричневые штаны и зелёный камзол вместо чёрно-жёлтого балахона? — тонко улыбнулся принц, устремив на гогана проницательный, хотя и ласковый взгляд, в котором словно отразились косые лучи заходящего солнца.

— Именно так, ваше высочество! — подтвердил торговец, улыбаясь: молодой Ракан понравился ему. Принц казался человеком открытым, честным и разумным. — Я буду счастлив, если ваше высочество будет называть меня просто мэтром Балажи.

Принц негромко засмеялся.

— Что ж, мне это по душе! — признался он. — Я ведь и сам на четверть алатец, по моей бабке, урождённой Мекчеи. Стало быть, мы с вами, мэтр Балажи, можем болтать друг с другом совсем запросто, как добрые земляки.

— Ваше высочество окажет мне этим большую честь, — снова поклонился торговец и, немного поколебавшись, шепнул, нагнувшись поближе: — однако разумно ли говорить о важных вещах в присутствии госпожи Такози? (Молодая дама сидела за столом, низко наклонив голову, и внимательно разглядывала стоящие на нём расписные ларцы). Мы, гоганы, считаем, что женщины созданы для удовольствий и праздности, но не для дел.

— Мы, алатцы, считаем иначе, — живо возразил Ракан, но тут же добавил намного мягче: — пусть достославный не волнуется. Мы говорим на талиг, а моя кузина знает только алатский. Она, разумеется, способна разобрать пару-тройку слов, но не больше. Для неё это будет нечто вроде урока талигойского языка. К тому же, вы пришли сюда ради того, чтобы предложить ей ткани на платья. Пока кузина будет выбирать, мы потолкуем о деле.

И Альдо Ракан обернулся к девушке, знаком предложив ей открыть принесённые ларцы.

— Ваше высочество, там внутри не ткани, а золото, — вполголоса предупредил принца Эрвин Балажи. — Достославный из достославных распорядился передать вам двадцать тысяч на текущие нужды. Достаточно убрать верхний слой шелка и бархата, чтобы увидеть деньги.

— В какой монете? — негромко поинтересовался принц, не поворачивая головы. — В алатской или агарисской?

— Законными талигскими таллами чеканки Королевского монетного двора, — твёрдо ответил господин Балажи. — Это те средства, которые ваше высочество желали получить на устройство своей осенней охоты.

Принц коротко кивнул с задумчивым видом. Заходящее солнце сверкнуло в его волосах едва ли не ярче, чем привезённое талигское золото.

— Благодарю, — отрывисто сказал он. — Не волнуйтесь: моей кузине можно доверять. Она моя родственница и не проговорится о деньгах. Но, мэтр Балажи, признаться, ваши коричневые штаны немного сбивают меня с толку. Вы полностью посвящены в условия нашего договора с достославным Енниолем?

— Да, ваше высочество, полностью, — почтительно подтвердил торговец.

— Вам известно про ару? — живо спросил принц, искоса кинув на торговца пронзительный голубой взгляд.

— Известно, ваше высочество, — сдержанно ответил мэтр Балажи.

— Совсем недавно, — продолжал принц небрежным тоном, — я узнал, что ара, на которой я клялся в Агарисе, была разрушена при таинственных и трагических обстоятельствах (господин Балажи невольно вздрогнул). Но достославный Енниоль не сказал мне об этом ни слова, когда я покидал Святой город. Как мне понимать это, мэтр Балажи? Скажите откровенно, как земляк земляку: значит ли это, что моя клятва уничтожена вместе с арой? — При этих словах принц повернулся лицом к гогану и уставился на него с выражением любезного недоумения.

Эрвин Балажи слегка отступил. Голубые глаза Альдо Ракана лучились доброжелательностью, но под ней пряталось что-то тревожное, пытливое и лукавое.

«Этот человек очень хитёр», — быстро пронеслось в голове у торговца.

— Разве ваше высочество уже сожалеет, что принесли эту клятву? — медленно спросил он, соображая, куда клонит Ракан.

— О нет! Поймите меня правильно, мэтр Балажи: я просто хотел бы знать правду. Вы сами видите: я вполне откровенен с вами. Вы принесли деньги, — и Альдо Ракан махнул рукой в сторону ларцов, содержимое которых сейчас изучала его кузина, — а я согласен принять их и действовать согласно нашему уговору, что бы там ни произошло в Агарисе. Но я хочу открытости в наших отношениях. Надеюсь, что вы и сами скоро сможете убедиться: я всегда честен с теми, кто честен со мной, — договорил он многозначительным тоном.

— Если ваше высочество так откровенны, как утверждаете, — неторопливо произнёс гоган, мысленно взвешивая вопрос, который ему поручил задать достославный из достославных, — то, может быть, ваше высочество соблаговолите пояснить, зачем два месяца тому назад вы отправили в Гальтару герцога Окделла? Ведь Гальтара обещана нам.

Принц удивлённо отстранился, потряс головой в явном недоумении, а потом расхохотался в полный голос.

— Я вижу, что у гоганов в Алати есть свои прознатчики! А вы не теряете время даром, достославный мэтр! Но вам известно гораздо больше, чем мне. Я и не знал, что это именно я отправил беднягу Окделла в Гальтару. Мне казалось, что он поехал туда по приказу своего эра, герцога Алвы, а я тут совершенно не при чём.

— Разве молодой Окделл не ваш сторонник? — удивился Эрвин Балажи.

— Отнюдь. Вы и сами могли это понять, дорогой мэтр. Разве он погиб бы в Гальтаре так нелепо, если бы он служил мне, Ракану?

Эрвин Балажи опустил голову, задумавшись.

— Позвольте мне сказать вам, дорогой мэтр, — продолжал принц, дружески взяв торговца под руку, — что я не посылаю своих сторонников на смерть из праздного любопытства. Я знаю, кто я и чего хочу. Я обещал вашей общине многое, и я не отказываюсь от обещаний, но именно поэтому я не хотел бы, чтобы между нами возникали недоразумения. Я говорю вам искренне: я предложил герцогу Окделлу перейти на мою сторону, но он не пожелал отказаться от присяги оруженосца, которую принёс в Олларии. Он отправился в Гальтару без моего ведома — иначе я предостерёг бы его. Ведь он Повелитель Скал. Раканы не разбрасываются своими вассалами. Я ценю людей куда больше тех старых реликвий, которые просил у меня достославный Енниоль.

— Я передам ему ваши слова, ваше высочество, — почтительно заверил принца гоган.

— Вы можете навести дополнительные справки, — заметил принц. — Они подтвердят, что я говорю правду. Так что насчёт ары, мэтр Балажи?

— Она разрушена, это верно, — медленно подтвердил гоган. — Но, если ваше высочество спрашивает, была ли разрушена при этом ваша клятва, я отвечу, что нет. Обязательства, принятые перед лицом Четверых и Одного, могут быть уничтожены, только если Они сами аннулируют их.

В перголе заметно потемнело: солнце зашло, и на Сакаци стремительно надвигались сумерки.

— Тогда в чём же смысл ары? — настойчиво допытывался принц. — Разве нельзя принести клятву кровью без неё?

— Э-э… — замялся гоган, не ожидавший подобного допроса. — Насколько я знаю, ара была нужна, чтобы обеспечить ваше высочество защитой, своего рода магическим щитом…

— То есть разрушение ары повлияло только на защиту, а не на клятву? — мгновенно догадался принц. — Клятва кровью может быть принесена и просто словами, не так ли, мэтр?

— Э-э… Как бы сказать… Другой разъяснил бы вам это лучше меня…

— А вы попытайтесь!

— Не могу, ваше высочество. Я стою слишком низко в нашей иерархии, чтобы разбираться в подобных материях, — уклонился от ответа осторожный гоган. — Мне поручено передать вам золото и получить ваши указания, вот и всё.

— Разве в Алати нет другой ары, на которой я мог бы повторить свою клятву? — вкрадчиво спросил принц. Сейчас, когда погасли последние солнечные лучи, его лицо тонуло в тени, и казалось, что каждая его черточка лукаво подмигивает и усмехается.

— В повторной клятве нет надобности.

— Вот как? Кстати: а что случилось с той девочкой, которая стала моей защитой? — внезапно спросил принц, резко меняя тему.

Мэтр Балажи сокрушённо развёл руками.

— Она пропала, так же, как и вся её семья, — признался он.

— Пропала? Как? Разве её не искали?

— Искали, но безрезультатно, ваше высочество.

— Жаль, мэтр Балажи, очень жаль. Помнится, это была славная девчушка. Она помогла вылечить моего друга, маркиза Эр-При, нынешнего герцога Эпинэ. Так вы говорите, что я остался без защиты?

— Увы, да, ваше высочество. Но, если вас это беспокоит…

— Знаете, я даже рад этому, — перебил его Альдо Ракан беспечно. — Смешно мужчине прятаться под защитой девушки, да ещё такого ребёнка. Это всё равно как если бы я забился под юбку моей доброй кузины, пытаясь спастись от врагов. Но почему мы говорим в потёмках? Эй, огня! — крикнул он, повернувшись к выходу, а потом любезно предложил гостю: — Давайте немного прогуляемся, мэтр Балажи, пока слуги зажигают свечи. Мне нужно расспросить вас кое о чём.

Ливрейные лакеи — древние, как и всё в этом доме — засуетились, зажигая светильники. Альдо Ракан тем временем, дружески взяв господина Балажи под локоть, повёл его вдоль деревянных колонн.

— Что планирует делать дальше достославный Енниоль? — спросил он доверительным тоном. — Поскольку наш договор остаётся в силе, я хотел бы знать, какие меры предпринимает ваша община.

— Это как раз то, ради чего я пришёл сегодня, — заторопился гоган, внутренне вздыхая от облегчения, что неприятный разговор об аре завершён. — Достославный из достославных просил передать вам: в армии Талига есть много недовольных офицеров. Кого-то обошли назначением, кого-то орденом, кого-то деньгами… Некоему полковнику Люра, например, не позволили купить патент на доходную должность. Все эти люди готовы поддержать притязания законного короля из династии Раканов — разумеется, если их помощь будет щедро оплачена. За этим дело не станет. Достославный из достославных уверен, что к осени, когда значительные силы Талига будут переброшены в Ургот, он сумеет навербовать вашему высочеству войско, достаточное, чтобы захватить престол.

— И вы в это верите, почтенный мэтр? — насмешливо спросил принц Ракан. Гоган остановился, едва не споткнувшись от неожиданности: он не предполагал такой реакции.

— Я… я не политик, ваше высочество, — произнёс он осторожно. — Я простой торговец тканями. Но в слове достославного из достославных никогда не приходилось сомневаться.

— О, я нисколько не сомневаюсь в его слове! — легко воскликнул принц, взмахнув рукой, словно отметая подобное толкование его вопроса. — В прошлом году он обещал мне подкупить бириссцев и кагетов и сдержал обещание. Только что это дало? Алва одержал победу в Варасте, а казар Адгемар, ваш корыстолюбивый союзник, нашёл свой конец от слепой пули Ворона.

— В прошлом году герцог Алва действительно смешал все карты, — осторожно согласился гоган. — Но на этот раз его не должно быть в Талиге. Герцог Алва…

— А при чём здесь герцог Алва, дорогой мэтр? — перебил его принц самым любезным тоном. — Разве короля Талига зовут Рокэ Алва? Мне помнится, что его зовут Фердинанд Оллар.

Поражённый гоган снова остановился и даже приоткрыл рот от изумления. Ветер, усилившийся к вечеру, пронёсся по перголе, пригнул пламя в только что зажжённых светильниках и зашелестел побегами хмеля над головами у собеседников.

— Вы и правда не политик, а всего лишь торговец тканями, дорогой мэтр! Вам кажется, что достаточно нанять несколько сотен наёмников, и они — паф-паф! — быстро расчистят мне путь к трону. Но позвольте вам напомнить, что трон — это всего лишь кресло, и в настоящее время на нём сидят. Чтобы захватить трон Талига, нужно сначала убрать того, кто незаконно занял его.

— Убрать Фердинанда Оллара? — воскликнул гоган, едва поспевая мыслью за Раканом. Кузина принца, заслышав этот возглас, заметно вздрогнула, и гоган быстро понизил тон: — Но как это сделать, ваше высочество? Короля хорошо охраняют.

— Полно, мой дорогой мэтр Балажи, — невозмутимо улыбнулся принц: его правильное лицо в свете свечей стало ещё скульптурнее. — Вы же только что сами передали мне двадцать тысяч таллов законной монетой славного государства Талиг. А между тем считается, что гоганов в нём нет.

Господин Балажи поёжился на ветру, и покачал головой, показывая, что не понимает связи между талигским золотом и устранением Фердинанда Оллара. Принц пожал плечами.

— Всё очевидно, — проговорил он. — Не станете же вы отрицать, мэтр, что ваши общины процветают в Талиге, хотя официально они запрещены? И разве не от них достославный Енниоль получил те золотые таллы, которые вы любезно доставили мне?

— В-ваше в-высочество в какой-то степени п-правы…

— Разумеется. А теперь скажите мне, сколько ваших собратьев пострадало в результате Октавианской ночи весной этого года? Ведь среди талигских ювелиров, торговцев и судовладельцев немало гоганов, не так ли? Разве не их имущество жгли и грабили черноленточники господина Дорака, а?

— Ваше высочество прекрасно осведомлены, — наконец-то сориентировался Эрвин Балажи.

— Именно. Герцог Окделл, сам того не желая, оказал мне большую услугу, — согласно кивнул принц. — Он сообщил герцогу Эпинэ все подробности резни. Так неужели вы станете уверять меня, дорогой мэтр, что во всей столице не найдётся храбреца, готового отомстить Оллару за его вероломство? Неужели славные ремесленники и торговцы Талига намерены простить и забыть всё: грабежи, насилия и убийства? Неужели никто из обиженных не лелеет в душе планы мести?

— Насколько мне известно, — отозвался господин Балажи задумчиво, — среди гоганов таких настроений нет. Наша община не слишком пострадала…

— Но эсператисты пострадали серьёзно, — прервал его принц. — Судите сами! Преосвященный епископ Оноре по повелению самого Эсперадора приезжает в Талиг, чтобы примирить эсператизм с олларианством, а коварный король с еретиком-кардиналом устраивают в столице погром, резню и пожары! Кто способен смириться с таким злодеянием? Только последний трус. А я гораздо лучшего мнения о своих единоверцах, дорогой мэтр Балажи. Они не трусы.

Бесшумная вспышка молнии озарила парк. Принц и его собеседник невольно подняли головы. Сквозь пышный навес дрожащего на ветру хмеля ничего не было видно, но далёкие испуганные вскрики свидетельствовали о приближении грозы.

— Но, ваше высочество, но… — заговорил Эрвин Балажи, старательно подбирая слова. — Даже если какой-нибудь фанатик и убьёт Фердинанда Оллара, это ничего не изменит. У короля есть сын.

— Сын? — делано удивился Альдо Ракан. — Вы плохо осведомлены, мой дорогой мэтр. У королевы Катарины и правда есть сын — ублюдок Ворона или кого-то другого. Но у Фердинанда Оллара есть только развесистые рога, которыми он вскоре и похвастает перед всеми Золотыми землями.

Целомудренный торговец невольно смутился и замялся.

— Ваше высочество, — дипломатично отозвался он, — мне действительно приходилось слышать, что принц Карл не сын Фердинанда Оллара. Однако это нужно ещё доказать. В противном случае…

— Доказательствами, — спокойно ответил принц, — сейчас занимается кардинал Сильвестр, то есть Кантен Дорак, да укрепит его в этих намерениях сам Создатель! Разве достославному Енниолю не известно, что против королевы Талига готовится бракоразводный процесс?

— Ваше высочество знаете это наверное? — мгновенно оживился гоган.

— Да. Как я уже сказал вам, покойный герцог Окделл сообщил моему другу Эпинэ много ценной информации, — подтвердил Альдо. — Я проверил её по своим источникам… Всё сходится. Вы видите сами, любезный мэтр: кардинал Сильвестр играет нам на руку. Если какой-нибудь добрый эсператист зарежет Фердинанда Оллара во время суда над королевой, трон Талигойи освободится. Мы должны воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Упустить их — большая ошибка. Передайте это от меня достопочтенному Енниолю.

Ударила вторая молния. Её сияние на мгновение залило собеседников мертвенным голубоватым светом. Ветер гудел и тряс колонны старой перголы, но принц и гоган уже не обращали на это внимания. Эрвин Балажи, получив желаемые распоряжения, поклонился:

— Я немедленно отправлю гонца к достославному из достославных, ваше высочество. Но как же быть с герцогом Алвой? Ведь по кодексу короля Франциска именно он должен стать наследником династии Олларов.

— Об этом предоставьте думать мне, — нахмурился принц. — Он Повелитель Ветра, то есть один из моих вассалов. Я сумею напомнить ему об этом. К тому же, — продолжал Ракан, ободряюще улыбнувшись, — всё, о чём я вам говорил, отнюдь не означает, что я считаю план достославного Енниоля излишним. Напротив: армия, которую он хочет сформировать, весьма пригодится мне при моём возвращении в Талигойю после убийства Оллара. Так что продолжайте вербовать сторонников. Поиск фанатика особых затрат от вас не потребует.

— А что будет делать ваше высочество до тех пор? — почтительно осведомился гоган.

Принц беспечно засмеялся в тон гуляющему по перголе ветру.

— Готовить осеннюю охоту, разумеется! — весело воскликнул он. — Я соберу в Сакаци всех своих друзей, — добавил он тише и уже серьёзным тоном. — Кроме того, вероятно, я съезжу в Агарис. Ведь я изрядно поумнел с тех пор, как встретился с достославным Енниолем в первый раз, — чуть заметно усмехнулся он. — Я понял, о каких старых вещах он вёл разговор. Ведь вы, гоганы, хотите, чтобы я отдал вам древнюю корону Гальтары, а также меч и жезл анакса, не так ли? Вот видите: я совершенно честен с вами, мэтр Балажи… Что ж, корона и меч находятся в Олларии, и вам остаётся только посадить меня на трон, предварительно освободив его от Оллара. Я закажу себе новые вместо этого старого хлама… Но жезл хранится в Агарисе у Эсперадора. Так вот: я обещаю достать его для вас, если, конечно, достославный и достославных исполнит свою часть нашего договора.

— Ваше высочество вполне может положиться на его слово, — заверил мэтр Балажи с загоревшимися глазами.

— В таком случае, не будем терять времени, — решительно произнёс принц. — Близится гроза, а вам ещё нужно вернуться в город. Я охотно предложил бы вам остаться на ночь в Сакаци, — прибавил он ласково, — но, боюсь, что это может показаться неу…

Раскаты грома заглушили конец фразы.

— Не извольте беспокоиться, ваше высочество: дождя нет, — ответил мэтр Балажи, вглядываясь в темноту парка. — Должно быть, это сухая гроза: они не редкость в наших местах в это время года. В них нет ничего опасного.

Старые колонны перголы недовольно задрожали, словно возмущённо опровергая это смелое заявление.

Почтенный торговец и сам, вероятно, не был согласен с собой: он заторопился и спешно откланялся принцу и его кузине, которая просидела весь разговор, не поднимая головы от ларцов. Его высочество соблаговолил оказать достославному высокую честь лично проводить его до самого выхода. Дождя действительно не было, а вот церковное шествие уже тянулось обратно во дворец, спугнутое признаками близкого ненастья.

Вернувшись назад, принц присел на край стола и устало потянулся.

— Ну, что ты скажешь о нашем разговоре, милая кузина пчёлка? — ласково спросил он. — Надеюсь, ты слышала всё?

— Ничтож… слышала, — тихо подтвердила девушка, по-прежнему не поднимая головы.

— Достославный Тариоль не сказал всей правды, не так ли?

— Нет. Достославный не был искренен с первородным… кузеном, — быстро добавила девушка, словно что-то припомнив.

— В чём именно? — деловито осведомился Альдо Ракан, настораживаясь.

— Кузен не утратил своей защиты, — медленно произнесла Мэллит и наконец-то подняла голову. — Уничтожение ары означает лишь то, что связь между ничтожной и блистательным стала нерасторжимой. Дочь моего отца уже говорила об этом, и слова её правдивы.

— То есть ты по-прежнему мой магический щит? — нахмурился Альдо. — Тогда в чём же смысл ары?

— Пока она оставалась цела, заклятие можно было разрушить, — печально ответила Мэллит. — Но сейчас клятва, данная перво… кузеном достославному Енниолю необратима.

— Мда… Это невесело, — хмуро пробормотал Альдо. — Я не могу отдать твоим сородичам гальтарские реликвии: кто знает, как они их используют! А мне они необходимы для того, чтобы обуздать Ворона, с которым не справиться без магии.

Колонны перголы снова недовольно заскрипели, а навес слегка затрясся, словно порывы ветра ожесточённо рвали с него хмель. Впрочем, уже через несколько минут всё успокоилось.

Мэллит снова низко опустила голову.

— Блистательный… кузен действительно намерен убить Фердинанда Оллара? — чуть слышно спросила она.

Расстроенный, Альдо соскочил со стола.

— Да! — откровенно ответил он и безнадёжно махнул рукой. — Не думай, что мне это нравится: у меня просто нет иного выхода. В прошлом году в Сагранне погибли тысячи людей, взявшие в руки оружие, чтобы отстоять мои права. Проклятый Ворон не постеснялся залить потопом долину Биры, где были только женщины и дети!.. Лучше убить одного человека, чем рисковать жизнью стольких невинных. А я обязан вернуться в Талигойю, иначе на Изломе может случиться непоправимое несчастье!

Мэллит склонила голову ещё ниже.

— Ничтож… я понимаю. А как же сын короля? — тихо спросила она.

— Ему ничто не угрожает, — горячо заверил её Альдо. — Я ведь не Ворон, чтобы воевать с детьми. Я обеспечу ему охрану и достойное будущее. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы он воспитывался в вере своей матери и избрал церковную карьеру, — продолжал Альдо, расхаживая туда-сюда. — Ему это позволило бы искупить грех прелюбодеяния Катарины Оллар. А я, как монарх эсператистского государства и первый защитник веры, способствовал бы его быстрому продвижению в церковной иерархии. Может быть, Эсперадором ему и не стать, но положение кардинала Талига я точно смогу ему обеспечить, — закончил Альдо, останавливаясь.

Мэллит подняла на него золотистые, чуть увлажнившиеся глаза.

— Перво… кузен очень добр, — произнесла она дрогнувшим голосом.

— Я знаю свой долг перед своими подданными, — просто ответил Альдо. — И перед тобой тоже, кузина пчёлка. Мне не нравится, что ты подвергаешь опасности свою жизнь из-за той дурацкой клятвы, которую я так неосмотрительно дал. Скажи: разве клятва, произнесённая в неведении, может считаться настоящей?

— Ни… я не сочла бы её такой, — искренне ответила Мэллит, — но все магические обряды были соблюдены. Кубьерта говорит: отданная кровь отдана.

Побеги хмеля над их головами громко зашумели: навес снова затрясся так, словно сам Повелитель Ветра решил прогуляться по трельяжу. Но раскатившийся гром перекрыл скрип решётки.

Альдо машинально посмотрел наверх и озабоченно взъерошил волосы.

— Итак, клятву на аре можно было разрушить, — пробормотал он вполголоса. — Стало быть, твои родичи имели намерение отказаться от своего слова втайне от меня… Но разве у них была всего одна ара? Разве нельзя найти другую и принести на ней новый обет, который изменит условия предыдущего?

— Доч… мне было известно только об одной, — ответила Мэллит. — Эту реликвию хранили веками в домах отцов моих отцов.

— Я помню: на ней был знак молнии, — проговорил Альдо задумчиво.

— Она была посвящена огнеглазому Флоху, — согласилась Мэллит.

— И она была сделана из золота, — добавил Альдо, — потому что золото — это цвет молний. Но ведь Молнии — только один из домов! А всего их четыр…

Навес угрожающе хрустнул. Альдо, замерев на месте, предостерегающе поднял руку, призывая Мэллит к тишине, и громко закончил:

— Впрочем, это суеверия. Древние легенды красивы, но толку с них никакого. Поговорим серьёзно, кузина, — прибавил он тише, хотя и вполне отчётливо. — Я позвал тебя сюда для разговора о том, что действительно важно. Я знаю, ты умеешь молчать. И, исключая Матильду, ты единственный человек, который близок мне… по крови, — нисколько не покривил он душою. — Я намерен поговорить с тобою о… М-м… Да! О Робере Эпинэ.

— О Робере? — непонимающе переспросила Мэллит.

Хмель, обвивающий трельяж, нетерпеливо задрожал, весь обратившись в слух.

— Именно. Ты знаешь, что он мой преданный союзник и, кроме того, близкий друг, — продолжал Альдо, обращаясь, по-видимому, к Мэллит, но глядя мимо неё и медленно продвигаясь в сторону. — А самое главное — он хозяин одной из важнейших провинций Талига. Я ещё не говорил тебе об этом, но его дед умер, и он стал наследным герцогом Эпинэ. Конечно, сейчас он изгнанник, — Альдо постепенно понижал голос, как будто приближался к самой сердцевине тайны, которую собирался поведать, — но природных прав не отнять никакой силой. Так вот. У меня есть план. Он касается Эпинэ, понимаешь ли ты меня, кузина? Эпинэ и всех нас — то есть тебя, меня, нашей бабушки Матильды. От его успеха зависит наше будущее, и я намерен осуществить его во что бы то ни стало. Я хочу… — Альдо перешёл на едва слышный шёпот, — я хочу…

Решётка навеса не выдержала интриги и оглушительно треснула. Сверху послышалось полузадушенное проклятие и прямо к ногам Альдо свалился щеголеватый молодой человек в тёмно-зелёном камзоле, с приятным лицом, пухлыми щеками и едва заметным округлым брюшком. Он сильно приложился копчиком о землю и самозабвенно взвыл, хватаясь рукой за пострадавшее место. Подмышками, под коленями и за ухом у кавалера торчали шишечки хмеля, живописно дополняя и без того любопытный облик.

Поражённая Мэллит непроизвольно встала из-за стола.

— Мой дорогой виконт Валме! — воскликнул Альдо, отступая на шаг и удивлённо расширяя глаза. — Вот уж не ожидал столь позднего визита! Вы не ушиблись, нет? Вставайте же, вставайте скорее, иначе вы застудите свою… э-э… спину. Я искренне рад, что это вы, а не наёмный убийца. Но позвольте всё же узнать: почему офицер Первого маршала Талига как вор лазает по навесу на четвереньках и является к непризнанному королю Талигойи… весь во хмелю?