Ставки сделаны (джен)

сколько веков ложится шальная карта непогрешимо на ровный суконный стол. сколько веков их взгляды горят азартом, сколько веков их длится горячий спор; не может быть другом ангелу падший ангел, и раю теперь вовеки не смыть позор.

их дружба подобна режущей кожу стали, огонь притаился у кромки змеиных глаз; и сколько стоит особой, немой печали за каждой из всуе сказанных колких фраз. ангел и демон, как две стороны медали, играют друг с другом в “я тебя снова спас”.

и длится игра их между землей и небом, по венам пуская тягучий, приятный хмель, а в воздухе пахнет тяжелым, пьянящим летом... их можно найти на одной из пустых аллей:

там, где гуляет причудливый, странный демон,

там рядом с ним вечно и ангел Азирафель.

В жизни всегда всё случается не просто так — уж кому, как не Кроули об этом знать. И его падение (с кем поведёшься, как говорится, а ему просто не повезло с компанией — хотя, кого он обманывает?), и его вечное необъяснимое стремление вытаскивать этого ангела непроходимого идиота из всяческих передряг... В конце концов, он и Азирафель — не что иное, как две стороны одной медали, и только при таком укладе они и могут сосуществовать. Это так глупо, думает Кроули, так не по-демонически, вечно спасать этого мерзавца с невинным взглядом — и кто его просит соваться не в свои дела? Куда ни глянь, везде он, со своими благими намерениями, со своим надоедливым праведным видом — кому он вообще нужен? Кроули хмыкает — за тёмными очками не видно тяжёлого взгляда пронзительных жёлтых глаз. Что-то обречённое есть в его взгляде, в его походке, в его позерстве — чтобы он ни делал, исход будет один. Как это скучно, казалось бы, как предсказуемо — но каждый раз он просто не может отказать себе в удовольствии.

И ведь этот Азирафель (чтоб его) все время пытается доказать своё превосходство (Кроули — падший, видите ли), но даётся это ему с трудом. Каждый понимает: здесь нет побеждённых, здесь нет победивших. Никто не смеет противиться судьбе, будь он ангел, демон или простой смертный — карта уже легла на зелёный стол. Ставки сделаны — на них обоих. Судьба, провидение, Бог (есть ли разница?) давно знает все наперёд — и только заливисто смеётся, глядя на них. Все идёт своим чередом, будьте покойны, и с каждым разом пропасть становится всё ближе; граница, которую ни один не решается перейти (а суждено ли им вообще решиться?) близка — и далека одновременно. Шаг равен секунде или тысячелетию — знает только судьба. Пропасть разверзлась внизу, под ними, но у них есть крылья — и пока они парят над ней, не чувствуя опасности.

— Неужели ты и правда хочешь остаться без Моцарта? А Бетховен, неужели тебе не жаль будет с ним расставаться? — спрашивает Кроули едко. — Я готов помочь, — говорит он.

Нет, конечно, он говорит другое, но Азирафель знает его лучше, чем кто бы то ни было. За темными очками не видно глаз, но Азирафель готов поклясться: сейчас Кроули серьёзен, как никогда, и всё его позерство — лишь способ скрыть волнение. Кроули знает — он блистательно умеет уговаривать, Азирафель не посмеет ему отказать. В конце концов, это дельце выгодно им обоим; в финальной битве выживет лишь один, а они не могут этого допустить. Кроули знает — карта уже легла на зелёный стол.

Ставки сделаны.

Ставок больше нет.