Сказки Гретель (джен)

* * *

— Я узнал о ее смерти в одиннадцать лет, — ровным голосом произнес Генри, сутулясь и сильнее наклоняясь к кружке.

Какое-то время он разглядывал окрашенную в насыщенный желто-коричневый цвет воду, погрузившись в свои думы. Пар щекотал ноздри, а аромат зеленого чая с мелиссой навевал спокойствие. Генри чувствовал себя расслабленным; он был уверен, что сможет рассказать о том, что на душе, не проронив ни одной эмоции.

— Тебе Магнус рассказал? — Генри мельком оглядел собеседника.

Над верхней губой еще не застыл след от кофе, щедро разбавленного молоком, и это немного забавляло. Хоть он и смотрел внимательно, вслушиваясь в каждое слово, можно было не воспринимать его как угрозу. Генри нравилась эта черта в Томе: когда нужно, он умел оставить любые шуточки в стороне и воспринять все серьезно. А еще больше нравилось, что Том никогда не разбалтывал ничего лишнего, хоть и любил почесать языком. Генри старался быть более доверчивым, по заверениям самого собеседника, но отчего-то не мог выкинуть из головы навязчивых мыслей. Они всегда были его слабостью. Ведь нередко эти мысли заводили его слишком далеко.

— Больше некому, — сознался он.

В ответ Том лишь мрачно ухмыльнулся. Он никогда не любил этого демона. Раньше вампир втайне считал, что виной всему был обыкновенный животный страх. Боятся все, и этот с виду храбрый мальчишка не мог быть исключением. Но, что бы не пугало Тома на самом деле, Магнус этим не был. Он явно дал это понять однажды, и Генри этого не забыл. Впрочем, никакой любви к демону Генри тоже не питал.

Ненадолго прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания. За эти несколько лет, прошедших со дня смерти матери, он изменился. Насколько сильно, посудить уже не мог, но сам факт не смел оставить без внимания. Часть подробностей того утра, когда это известие дошло наконец до него, успела стереться, но Генри помнил, как он вел себя потом. И ему до сих пор, признаться честно, было стыдно за себя.

Вновь взглянув на безобидное лицо Тома, вампир решился заговорить.

— Я тогда не знал, что и подумать. Мы никогда не были близки, но… Я, наверно, надеялся однажды заглянуть ей в глаза. Она всегда их прятала от меня, и это было неприятно. Я… Я думаю, мне стоит рассказать тебе об одном дне, когда я еще жил с семьей. Знаешь, я очень редко ее видел. После того, как она перестала кормить меня кровью, я мог встретить ее в нашем доме раз в несколько дней, и то мы почти всегда делали вид, что не замечаем друг друга.

Но тогда я не мог себе позволить отвернуться. Мне не хотелось, чтобы она снова ускользнула от меня, будто мелкая ящерица забилась в своих покоях как под камнем. Так раздражало это, ты бы знал. Однажды подбросил ей на ковер дохлую крысу. Мне хотелось, чтобы она открыла дверь и… Не представляю, какой реакции я ждал от нее. Возможно, что она закричит от страха или от отвращения. Это не я поймал, ее кошка. Но я прождал весь день и бросил на следующее утро, когда тушка уже завоняла. Ты представляешь, как она могла орать на меня, какое у нее могло быть лицо!..

Но она не отреагировала. Даже не посмотрела в мою сторону, хотя я только делал вид, что прячусь за углом и украдкой наблюдаю за ней. Мне тогда до слез стало обидно. Наверно, я просто хотел услышать ее голос. Я… Я совсем не помню ее голоса.

Генри вдруг вздрогнул, прикоснулся ладонями к лицу, боясь ощутить влагу на нем. Но, когда не обнаружил слез, с опаской глянул на Тома. Он подумал, что не должен говорить об этом так откровенно. Но парнишка только глотнул кофе и понимающе кивнул. Между ними никогда не было таких разговоров. Но Тому было все равно на то, о чем принято говорить мальчишкам, а о чем не принято. В глубине души это очень радовало Генри. Он последовал примеру Тома и отхлебнул немного из кружки. По правде говоря, вкус зеленого чая никогда ему особо не нравился. Но доступ к облепиховому варенью был закрыт, и приходилось хоть как-то выкручиваться.

— А потом я дождался подходящего момента и скормил кошке ее канарейку. Не верил, что не смогу заставить ее накричать на меня. Но вместо этого меня отчитывала Гретель… Совсем немного, у нее не очень выходило. Но мне было достаточно, чтобы обидеться еще сильнее. Я был очень обидчивым ребенком.

— Был? — Том изобразил удивление, нарочито приподняв брови. — Ваши обиды, мистер Сангре, порой заставляют меня плакать. Долгими темными ночами, когда никто не может услышать и увидеть, ах…

Он прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Ну конечно, чего еще от него следовало ожидать.

— Да ты прям ранимая школьница, которую отверг первый красавчик класса, — вампир слегка улыбнулся ему. Том все-таки почувствовал его внутреннее напряжение и попытался разогнать совсем мрачные мысли.

— Я принцесса, нам положено быть возвышенными и хрупкими.

— Вытри усы, а то засмеют на балу.

— Ну нет, за такое и выпороть не грех. Но буду милосерден, не каждому дано понять, что так и задумано.

Том еще немного поважничал, но усы стер. Своей живостью и любовью фантазировать он напоминал вампиру Гретель. Только если сестра вела себя по большей части спокойно, то парнишка был порой излишне активен и дурашлив. Иногда Генри казалось, что Том чересчур заигрывается, но в какой-то степени эта любовь к импровизированным историям забавляла и интриговала; никогда нельзя было угадать, до чего дойдет этот вымысел, если вовремя не остановить Томаса. А сделать это было нелегко. Генри пытался.

Том всегда находил повод улыбнуться, и в этом он тоже был похож на Гретель. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как Генри видел ее в последний раз, а мысли о ней все так же сильно заставляли грустить. Пусть сейчас юный вампир переносил это легче; порой ему казалось, что тоска по дому слишком давит на него. Как там все теперь?.. Оставаясь в одиночестве, он часто думал об этом. О том, смирилась ли Гретель, как он, с тем, что, если им и доведется увидеть друг друга когда-нибудь вновь, то произойдет это еще нескоро. Генри не хотел заговаривать о ней с Магнусом. Генри не хотел заговаривать о ней ни с кем. И все же были те, кому он доверил свою любовь к ней. Пусть Том имел о Гретель лишь поверхностное представление, он всегда подбадривающе, прям как она, улыбался и говорил, что сестра Генри крута.

— Не переживай, — мягко произнес Томас. Видимо, заметил, что Генри задумался не о самых приятных вещах. — Я в детстве тоже часто хулиганил. Да и сейчас, ну ты знаешь.

Он довольно ухмыльнулся и побарабанил пальцами по столу. Генри кивнул, а после сделал еще глоток. Тома трудно было назвать хулиганом, во всяком случае, на фоне вампира он выглядел безобидным и ни капли не устрашающим. Да и душа его, по мнению многих его близких, была полна света и тепла. Он сам признавал это, и не раз. Но Том умел показывать зубы, когда это казалось необходимым. На него можно было положиться.

— Я очень долго обижался на нее тогда, — собравшись с мыслями, Генри вновь заговорил, — а потом в какой-то момент возненавидел. Ничего конкретного между нами не произошло. Я бы удивился, если бы сложилось иначе. Я больше не стремился выманить ее из покоев или проследить за ней, когда она вместе с отцом возвращалась из деревни селян. Я всегда прятался в комнате и думал о том, как бы мне хотелось, чтобы она исчезла из моей памяти. А потом…

В тот день отец уехал, оставив поместье на Хензеля. Я с утра не видел Гретель, возможно, она была вместе с братом в саду. Мне не очень хотелось выходить к ним. Потому что… Неважно, почему. Хензель всегда на меня смотрел… Как-то не так. Я… Терпеть его не мог.

Я увидел ее, когда шел по коридору. Замер, чтобы не заметила меня. Я впервые за долгое время видел ее дольше нескольких мгновений и поэтому так переволновался. Она глядела в окно, о чем-то задумалась. В каком-то легком сером платье, до того невзрачном, что делало ее похожей на моль. Волосы заколола чем-то. Седые пряди смешались с черными; тогда я не сразу понял, что она слишком рано стареет. Я попытался как можно тише приблизиться к ней, но она дернулась, взглянув на меня совсем испуганно, будто подумала, что я привидение. Ее кожа на лице была покрыта морщинами, а сама она выглядела такой изнуренной, словно не спала несколько дней. Безликая тень без имени, памяти и чувств. Она не сразу поняла, что я стою перед ней, но, когда дошло, в ее глазах показался болезненный блеск, она была встревожена. Я застал ее врасплох. Такой я ее и запомнил.

Сердце тогда безумно колотилось, помню. Мне казалось, что в любую секунду она сорвется и убежит, но она застыла, словно окаменевшая. И глядела на меня. Я не мог понять эмоций, которые выражало ее лицо после, когда я немного приблизился. Но свои чувства я помню отчетливо. Они разрывали меня, и мне не хотелось, чтобы они сидели внутри еще хотя бы миг. Я был готов разрыдаться прямо перед ней, броситься на нее с кулаками и кричать, что есть силы: «Почему ты меня не любишь?! Почему ты меня не любишь?!»

Колотить ее и плакать от того, как давно мне хотелось, чтобы она подошла ко мне. Хоть раз назвала бы меня по имени или хотя бы сыном. Мы столько времени могли провести вместе, прежде чем меня забрали. Но она предпочла прятаться. Мне так хотелось ударить ее и одновременно с этим прижаться к ней хотя бы на секунду. Я бы даже не разозлился, если бы она оторвала меня от себя. Но вместо этого… Я просто убежал.

На некоторое время Генри замолчал, опустив глаза. В кружке еще оставалось немного чая, и он поспешил выхлебать все до дна. Нахлынувшие эмоции заставили его трястись, и в какой-то момент вампиру стало так стыдно перед Томасом, что он весь сжался и затих, закрыв глаза, погрузившись в собственную боль и обиду.

— После этого… Ничего не было? Она так и не подошла к тебе? — голос Тома казался встревоженным. Он воспринял все серьезно, на что Генри и надеялся. Сейчас ему было совсем не до шуток, хоть оптимизм парнишки почти всегда был таким заразительным. Возможно, он мог помочь им обоим.

— Нет… Ничего. Никто даже не узнал об этом. Она, видимо, не придала этому совсем никакого значения, раз даже отцу не рассказала. Он бы не оставил это без внимания, если бы узнал.

Послышался вздох. Они оба жалели о том, что сегодня им не удалось выпить ничего покрепче. Хоть Генри не стоило даже рассчитывать. Разница в возрасте между ними была совсем незначительной, всего два года (три, как Томас замечал совершенно неправильно и притянуто за уши!), но Том все равно не позволял Генри выпивать, разве что только на Рождество.

— Я рад, что ты рассказал мне об этом, — сдержанно произнес он. От этих слов вампиру стало немного легче. Во всяком случае, его никто не осудил за искренность.

— Магнус сказал мне, что она болела. Роды прошли тяжело или что-то такое… Еще до меня умерли сын и две дочери. Она так и не оправилась… Он говорил со мной так, словно корил за то, что произошло. А я не чувствовал своей вины. Если бы мне довелось увидеть ее теперь… Я колотил бы ее молча.

Том внимательно посмотрел Генри в лицо. Точно пытался понять, послышалось ли ему. Генри ненавидел себя за эти чувства. Но он не мог перекрыть их ничем. И был рад наконец отпустить их. Он был готов услышать слова осуждения со стороны Томаса. Но тот вместо этого глотнул еще кофе, провел пальцем по кружке, глубоко задумавшись о чем-то, а после сказал:

— Теперь я понял, почему ты не стал говорить об этом с Тишей, — Том перевел взгляд со стола на Генри. Он не выражал ничего враждебного, но юный вампир отчего-то напрягся. — Ей не нужно об этом знать.

— Да… Она бы очень расстроилась, услышав об этом, — вспоминать о Тише без грусти было тяжело. Но Томас был прав. И Генри вновь убедился в том, что сделал все правильно, хоть и очень удивился, когда услышал:

— Я понимаю тебя.

Он не поверил этим словам. Но Том выглядел очень серьезным, и от этого Генри только сильнее поразился. Им не доводилось разговаривать о настолько откровенных вещах, и, пожалуй, только теперь вампир понял, что знал о Томасе не так уж и много.

— Ты… Свою тоже ненавидишь?..

— Нет, — он глядел на Генри задумчиво, а его голос звучал теперь тише и, как показалось вампиру, несколько неувереннее. Но в ответ нетрудно было поверить. Из них двоих именно Генри был ведомым ненавистью. Томом же руководило что-то другое. Что именно, он пока не знал.

— Хочешь… рассказать мне о ней?

— Генри, нет, давай не будем, — Томас покачал головой, наклонил кружку, словно хотел убедиться в том, что она пуста, и только потом вздохнул. — Как-нибудь в другой раз, ладно? Моя уникальная терапия еще в тестовом режиме, не хотелось бы ее доломать за вечер.

Он мягко улыбнулся Генри, поднимаясь с места. Возможно, он был еще не готов для того, чтобы рассказывать об этом, подумал юный вампир. С другой стороны, время уже было действительно позднее. Им не стоило пренебрегать сном, все же силы нужны каждый день. Потому Генри вздохнул, встал следом за Томом, и они вместе ушли мыть кружки.