You Are Not On Your Own (джен)

Марта была не очень довольна, как и Хэзер. Уже пошли десятые числа октября, а Нора все еще не ходила в школу, пропустила три недели последнего учебного года. Для мамы это была бы настоящая трагедия, девушка это отлично понимала, но она пока не могла оценить истинный масштаб катастрофы, она ведь не следила за числами в календаре, давно уже потерялась в неделях.

Но какое бы там ни было число, каждый день был просто непосильным трудом. Суды, бесконечные сборы справок, разъезды по всему городу, все эти кипы бумаг, где ей и отцу нужно было поставить свою подпись. Нора давно набила себе руку в подделке почерка, особенно маминого, но теперь он ей был не нужен. С горечью думая об этом, девушка раз за разом смотрела, как Джей Ди при ней заполняет документы и расписывается, прежде чем решилась расписаться за него один раз. Его почти печатные закорючки получилось прилично скопировать со второго раза. И Нора даже придумала, что скажет ему, когда он об этом узнает — меня научила мама. Он стопроцентно простил бы ее.

Вообще-то, никто ее этому не учил. Нора открыла в себе этот талант лет в девять, когда помогла соседке по парте подделать записку от родителей, потом как-то раз забыла передать маме какое-то важное заявление от школы, а подпись была нужна уже на следующий день, и девочка, боясь, что ее отругают и учительница, и мать, на свой страх и риск подделала мамину подпись, что для нее девятилетней приравнивалось к смертельному номеру. Мама все равно узнала в тот же день, совершенно случайно, но она не ругалась, она только посмотрела на подпись, и сказала, что нужно сделать хвостик в «С» подлиннее.

— Я тебе разрешаю заниматься этим, но только в крайнем случае, — с улыбкой сказала она, потом погладив ее по голове. — Попадешься, я все буду отрицать.

Нора рассмеялась вместе с ней, чувствуя огромное облегчение, и пообещала себе больше так никогда не делать.

Как только она перешла в среднюю школу, и как только подростковый возраст взял свое, мамин почерк приходилось подделывать повсеместно. Лет в двенадцать Нора начала зарабатывать с помощью этого какие-то гроши на карманные расходы. В старшей школе она уже подделывала записки от учителей и директора, в большинстве случаев для себя — это избавило ее от лишнего стресса. В конце концов, захочешь уйти с занятий, отдохнуть от противных ровесников и очередных нотаций от училок, делов-то — напиши записку, отдай им и иди.

В тот вечер, когда она, третьеклассница, вернулась с мамой домой, нехотя рассказав об этом бабушке и дедушке, они с усмешкой сказали, что Вероника тоже умеет подделывать почерк и подписи. Нора потом всю жизнь подкалывала мать по поводу того, что ей, адвокату, этот навык может упростить жизнь, но мама не любила так шутить.

К сожалению, заявление для поступления в школу не так просто было подделать. Нужно было ехать домой, в родной город, забирать документы из той старшей школы, и потом уже поступать в Вестербург Хай. Но еще нужно было забрать из той квартиры все вещи, прежде чем ее продавать. Сердце сжималось от одной только мысли. Тем не менее, делать было нечего.

И вот, они опять ехали в другой город наедине друг с другом, теперь уже в машине, которую им одолжила Хэзер. Вернее, она одолжила машину Норе, а не ее отцу. Девушка теперь думала, что из дома она может привезти в подарок тете, как напоминание о Веронике. Даже если Хэзер не хотела от нее никаких благодарностей, Нора не могла пользоваться ее добротой безвозмездно.

— Много у вас мебели? — только и спросил Джей Ди.

Вслух Нора начала вспоминать: весь кухонный гарнитур, стол в каждой комнате, два дивана — один большой в гостиной и другой в мамином кабинете-по-совместительству-спальне, две кровати — двуспальная и полутора, еще три шкафа, четыре комода, два кресла, три книжные полки в потолок…

— Так, понятно, — прервал ее отец. — Четыре фуры, не меньше. Ну, с этим я разберусь. На работе мне помогут.

— Взорвать мою квартиру? — выпалила Нора, ничуть не насмехаясь.

— Вывезти все это в наш новый дом. Когда он у нас будет, конечно, — Джей Ди пожал плечами.

Наш новый дом. Девушка каждый раз чувствовала дискомфорт, когда думала об этом. Она все еще жила у Хэзер Макнамары, хотя ее родители успели вернуться из поездки, но, к счастью, Нора пересекалась с ними настолько редко, насколько это было возможно. Она подозревала, что ее в этом доме никто больше не любит, кроме тети Хэзер. Лучше было не проверять, как оно обстоит на самом деле.

Первые знакомые места, показавшиеся за окном, вселили в нее чувство непередаваемой тоски и отчаянья. Она не должна была вернуться сюда вот так. Если бы не тот человек за рулем «Седана», Нора въехала бы в родной город вместе с мамой, под очередную задорную музыку, и не для того, чтобы забрать все вещи и уехать отсюда навсегда в какую-то невообразимую дыру. Нора кинула взгляд на Джей Ди, который вел автомобиль вместо мамы. У него тоже не было настроения. Оно у него появлялось крайне редко, и только в присутствии дочери. Ему не с кем было больше поговорить, никто не способен был его понять. Норе меньше всего хотелось нести такую честь на себе, но ей, если честно, тоже не хватало именно Джей Ди, потому что у него были ответы на вопросы, которые продолжали копиться с течением времени в ее больной голове, и когда-нибудь были бы заданы ему.

Был ранний вечер, когда они остановились у многоквартирного дома ближе к центру. Раньше, до смерти бабушки и дедушки, все Сойеры жили чуть дальше отсюда, в более просторной квартире, но потом мама, чтобы избавиться от тоски после ухода родителей, предложила переехать. Денег от старого жилья как раз хватило на покупку нового, не такого просторного, но в более элитном районе, где все важные заведения были в шаговой доступности. И вот теперь — снова переезд. Нора помнила, как это было в прошлый раз. Перевозка, расстановка и уборка, казалось, не закончатся никогда. Теперь пришлось бы снова погружаться в это с головой. А ведь Джей Ди жил этим, напомнила она себе. Он бы и не испытывал такого дискомфорта, не выражал такую неохоту всем своим видом, если бы это не была квартира Вероники Сойер.

Нора открыла дверь, потом переступила за порог. Здесь все изменилось. Да, вещи лежали на своих местах, и даже пыль толком осесть не успела, но изменилась… сама атмосфера. Обжитая квартира, без лишней роскоши, но точно не бедная. Однако… пустая. Холодная. Без хозяев. Нора вздохнула, сняв балетки, а потом отвернулась и наткнулась на лицо Джей Ди, который так и не мог переступить порог.

— Давай, заходи, — дочь кивнула ему. В дом Бада Дина он заводил ее, знакомя со своими демонами, теперь же настал ее черед.

Джей Ди, поймав ее усталый и тоскливый взгляд, вошел и закрыл за собой дверь.

— Я на кухню. Поищу что-нибудь, что не пропало, — со вздохом Нора закатала рукава. — Диван в гостиной раскладывается. Мне постельное белье сейчас принести?

— Нет. Покажи-ка лучше комнаты, — мужчина повесил пальто на ту же вешалку у входа.

Нора щелкнула выключателем, и, на мгновение, квартира будто ожила. Да, стало светло, и тепло, но теперь стала заметнее пыль. И запахи с кухни. Хлеб заплесневел.

— Наша… — она вздохнула, тут же понимая, что теперь ничего нашего нет, что все это только ее, и то — ненадолго, — кухня. Лучше мусор сейчас выбросить. Боже…

В холодильнике лежал уже начавший портиться творог. Он попал в мусорный мешок вместе с батоном. В вазе с конфетами остались лакричные палочки с вишнево-клубничным вкусом. Нора потеряла аппетит, вспомнив о том, как мама напоследок загребла в руку целую горсть, чтобы разделаться с ними в пути. Часть из них лежала в бардачке «Форда». Так там и осталась…

— Тут есть каша. Мюсли? — Джей Ди встряхнул коробкой, с сомнением хмурясь.

— Это мое, мама их не ест… — Нора протянула руку, а потом в очередной раз прикусила губу. Джей Ди тоже напрягся. Пора бы уже было начать следить за своим поганым языком. — Я ем. Перед школой. Ты не пробовал?

— Редкостная дрянь, — отозвался отец.

— Нет смысла подслащать себе жизнь перед очередным дерьмовым школьным днем, — буркнула девушка, роясь в комоде с посудой. — Там должны быть макароны, в том отделе, где ты мюсли нашел. Вермишель для пасты.

— Длинная коробка? Тут их осталось на одну порцию.

— Я все равно не особо голодная, — Нора пожала плечами. — Можешь сварить себе. Я, если что, мюсли поем.

— Ладно, — Джей Ди засунул коробку обратно. — В холодильнике больше ничего?

— Там мог остаться консервированный джем и, может, зелень замороженная. Если хочешь мяса, поищи мышь, которая повесилась посреди этого ужаса.

Ты собираешься заткнуться или нет? Нора хлопнула дверцей комода слишком громко, злясь на саму себя. Так, хватит отвлекаться на кухню. Хватит храбриться. Хватит избегать неизбежного. Просто сделай уже это.

— Пошли в комнату… мамы, — она стиснула челюсти, не желая поднимать на Джей Ди взгляд, но точно зная, что он тоже с трудом собирается с духом.

Девушка отца не любила, боялась, все еще никак не могла простить и не могла понять, за что его, в конце концов, так сильно полюбила мама, но этот шаг они должны были сделать вместе.

Дверь поддалась легко, но, по ощущениям, Нора отодвигала кирпичную стену. Она щелкнула выключателем, а потом поджала губы, сдерживая ком слез внутри.

У мамы было чисто, перед отъездом она, как ответственная хозяйка, все разложила по местам. Однако, Джей Ди в глаза бросилось не это, а то, что все ее вещи, все комоды, все покрытия — все было в синих тонах. Это был отличный цвет, Нора любила его, в ее гардеробе было много вещей темно-синего цвета. Они с мамой одевались одинаково, и говорили одинаково, и любили одинаковые вещи… Они были одним целым. Что же это был за мир такой, где никому не суждено было долгой жизни рядом с любимым человеком?

Джей Ди подошел ближе к фотографиям на письменном столе, провел рукой по маминому креслу…

Нора выбежала, и заскочила в свою комнату, хлопнув дверью. Мама просила поберечь стены, но какое кому теперь было дело? Не было мамы, и дома тоже скоро не будет!

Девушка пнула свой школьный рюкзак, лежащий у двери, потом бросила в стену стеклянную кружку, которая не разбилась каким-то чудом, угодив на ее письменный стол и пошатнув стопку учебников. В комнате было темно, но девушка не хотела ничего видеть, и не хотела быть видимой, не хотела существовать, если быть точнее.

Она оглянулась, приметив на стене большой синий веер, когда-то подаренный бабушкой. В веере между большими прутьями были вставлены всякие безделушки — буклеты из кино, открытки, фотографии, всякие записки, чтобы не забыть важные вещи. Девушка с детства любила копить барахло в своей комнате — всякие символичные штуки, которые напоминали ей о хороших временах. Казалось, что все это было словно три года назад, в какой-то другой жизни, а теперь все это было таким бессмысленным. Эти времена были частью той жизни. А теперь не было бы их, и никогда уже Нора не смогла бы вспомнить о них с улыбкой.

Она сорвала веер, оторвав от него приличный кусок, и бросила прямо на пол, со звериной злостью ломая деревянные прутья, разрывая на части буклеты и записки. В процессе она как-то перевернула на пол свой стул, ушибла здоровую ногу, а потом подобрала кружку и снова бросила в сторону. Внезапный громкий звон заставил ее вздрогнуть на пару секунд, а потом только оглянуться.

Зеркало разбилось. Оно было небольшим — полметра на полметра — и было для нее подарком на тринадцатилетие заместо старого маленького настольного зеркальца. Нора подошла ближе к осколкам, потому что почти сразу вспомнила, что к его раме была прикреплена полоска с фотографиями из кабины мгновенной съемки. Они с мамой на ее День Рождения ходили в парк аттракционов, там потратили последние доллары на этот автомат.

Особо крупный осколок затрещал под ногой, Нора обошла его и, роясь по полу, путаясь пальцами в мягком ворсе, нашла полоску. На ленте осталась капля крови, тогда девушка и поняла, что палец немного порезала, и поругала себя, попытавшись оттереть кровь. Остался незаметный в темноте след. Нора щелкнула выключателем, чтобы убедиться, что она оттерла все, затем посмотрела на фотографии снова.

Маме понравилось дурачиться. Она попросила убрать подальше ту фотку, где высовывает язык, но Нора, конечно, не убрала. Она повесила на видное место, как всегда, в качестве очередного символа, напоминающего о веселом времечке.

Руки затряслись, они не поднимались на это барахло. Хотя нет, это не должно было зваться барахлом. Оглядев комнату, Нора всхлипнула, понимая, что опять плачет, но плакать было нормально, это было нужно, Марта ей это хорошо объяснила. Прижав полоску фотографий к груди, Нора позволила себе разрыдаться в голос. Она стояла посреди своей родной уютной комнаты, которая теперь стала эпицентром разрухи. Могла бы прибраться здесь в кой-то веки, собрать свои вещи, провести свои последние дни в родном городе по-нормальному, чтобы попрощаться с домом нормально, достойно, как и с мамой…

Но не хотелось прощаться. Хотелось все вернуть, она бы за это отдала свою жизнь, отдала все свои таланты и труды, отдала бы свою память, да все, что угодно отдала бы! К большому сожалению, она была слишком взрослой, так что отлично понимала, что это невозможно, что ничего уже не поделать. От мамы остался только пепел в трех вазочках. Песок. Пыль.

Нора сжала фотографии в кулаке, заливая их слезами. Вот же она — мама. Она была жива две недели назад. Она ее крепко обнимала, у нее билось сердце, она хихикала, как девочка, и хмурила брови, как серьезный юрист средних лет. Почему все случилось так резко? Хотя было бы бесчеловечно желать, чтобы все растягивалось надолго. Мама не почувствовала боли, она погибла сразу, на это намекала Марта, а потом Джей Ди привез кое-какие отчеты из больницы, и Нора их окинула взглядом… насколько смогла. Мама ничего не поняла, скорее всего. Она ничего не успела понять или подумать. Хотела бы Нора вспомнить что-то дальше того момента, как в них врезалась машина. К сожалению, она не могла.

Девушка села на кровать, все еще заливая слезами их последние общие фотографии. Так было даже лучше, как бы дико это не звучало. Вот тетя Хэзер тяжело болела, силы из нее уходили медленно, она воевала с ними, справлялась со слабостью и болью, и даже успевала пожить… но была ли это жизнь? Не хотелось ли тете Хэзер когда-нибудь покончить с этим раз и навсегда, чтобы прекратить свои мучения и своих близких? Не хотелось ли ей, чтобы ее запомнили здоровой и сильной, а не немощной и постаревшей? Она наверняка была такой красивой молодой женщиной, хотелось бы увидеть цвет ее волос. Наверное, светлый, как ее тонкие брови. Тете не нравился ее нынешний вид, это было очевидно даже слепому. Она действительно хотела, чтобы ее запомнили другой. А какой бы была мама в такой ситуации?

Это ей не понравилось бы, уж точно — вся эта жалость и слабость. Вот кто-кто, а она уж точно хотела бы, чтобы ее запомнили в расцвете сил, такой же полной энергии и волевой.

Как на фотографиях.

Нора вскинула подбородок, потом подошла к своему письменному столу через весь беспорядок, порылась в ящиках, но не нашла фотографий с давнего отдыха. Видимо, она отдала альбом обратно матери. А все альбомы были в гостиной.

Нора вышла из комнаты, все еще всхлипывая, опять хлопнув дверью. Она подбежала к одной из книжных полок, открыла нижнее отделение и начала перебирать ящики, пока не нашла один огромный, наполненный разными альбомами. Сначала девушка вытащила наружу новый ящик, а потом приметила в углу другой — бабушкин и дедушкин, из их старого дома. Мама закрыла его здесь, так ни разу и не достала за все эти годы. Там была ее прежняя жизнь, Шервуд, от которого она пряталась.

Нора вытащила и этот ящик. Она вдруг поняла, что от своей прежней жизни прятаться не будет, потому что сейчас только это держит ее на земле.

Услышав стук, она обернулась в сторону комнаты матери. Джей Ди тоже все крушил? Ему было так же больно? О чем думал он сейчас?

Нора поднялась на ноги, зачем-то постучалась в дверь, потому что раньше, когда они жили тут с мамой, в двери было принято стучаться, и эта привычка дала о себе знать.

— Джей Ди, — позвала она, заглянув внутрь.

Он перевернул мамин стол. Ее бумаги, которые она с трепетом собирала и расставляла, рассыпались по полу. Тут же валялась одна из рамок. Стиснув челюсти, Нора подошла и подобрала фотографию, а потом посмотрела в лицо отца… Такое же разбитое и такое же злое, как у нее. Нора протянула эту фотографию ему.

— Держи. Смотри.

Он взял рамку из ее рук. Там была мама на отдыхе с бабушкой, лет десять тому назад. Единственный ее выезд во Флориду, как раз перед тем, как она открыла собственную адвокатскую контору. Это был мамин хороший момент, но, если мамы не было больше, это не означало, что это напоминание надо было уничтожить или повредить.

Но ведь что-то нужно было разбить. Им обоим нужно было выпустить пар, такой уж у них был нрав. Если бы Джей Ди теперь примотал к столешнице в их кухне пистолет, Нора не обвинила бы его, ради Бога. Ей и самой не хватало этого тяжелого ствола в своих руках в этот самый момент.

— Тебе стол кабинетный не нужен? — спросила Нора, посмотрев на перевернутую мебель у своих ног.

— Нет. А тебе? — спросил отец хриплым голосом.

— У меня есть, — выдавила из себя девушка.

Она пнула прямо по столешнице, потом попыталась вытянуть ящик с бумагами, но оторвала к чертям ручку. Реакция Джей Ди не заставила себя ждать — он дал ногой по боковине. И, если бы Нора не знала, что у него протезы вместо ног, она бы удивилась, а так и не вздрогнула почти, когда по толстой боковине пошла широкая трещина. Еще удар — сломал ровно пополам. Стол даже едва проскользнул по полу, Нора едва устояла на ногах, потом оторвала остальные ручки от ящиков. Потом она ударила кулаком по одному из ящиков, попыталась выдернуть его наружу, и зашипела от боли, снова посмотрев на свой палец. Порез повредился. Кровь снова потекла.

— Ну хватит. Лучше тебе выйти отсюда, — сказал Джей Ди, едва сумев держать спокойный тон голоса.

— Тогда пошли вдвоем! — прорычала Нора, а потом выпрямилась, выдохнув из легких весь воздух. — Потому что я тебе еще кое-что должна показать, пока мы не разнесли и эту комнату.

Джей Ди вежливо проигнорировал присутствие слова «и» в ее замечании.

— Пошли, — Нора перешагнула через стул, обошла мамин чистый ковер, усыпанный деловыми договорами, и вышла в гостиную. — Садись на диван.

Она взяла первую коробку с альбомами, слегка тяжелую, но не приняла никакой помощи, просто положила ее рядом с отцом на диван. Так же поступила и со второй.

— Здесь, — девушка указала на старый ящик, — дедушкины и бабушкины архивы. Может быть, что-то вспомнишь. А здесь, — она показала на более новый ящик, — семнадцать лет моей жизни. Наверстывай. О, и…

Она подобрала с пола свою полоску из фото-кабины.

— Это наша… наши последние фото вместе. Это мое, но я дам тебе, ради исключения. Потом вернешь ее мне, — губы снова предательски задрожали, но пальцы ныли слишком сильно, чтобы продолжить избиение маминого кабинетного стола. — Я сейчас принесу тебе постель. И давай договоримся, что больше ни на чем в этой квартире мы не будем срывать злость.

— У меня тоже есть предложение, на чем мы можем отыграться, — Джей Ди поднял красные глаза, сияющие от отчаяния. Наконец-то, Нора видела этот блеск, который отражал его внутренний огонь. — Как в Шервуд вернемся, отыграемся обязательно. Но только не здесь, в этом я с тобой согласен. Тебе бы поужинать, но, видимо, ты не голодна. Лучше ложись спать.

— Надо прибраться в комнате, — Нора покачала головой. — И вещи собрать.

— Успеется, — устало выдохнул отец, уже не такой красный и тяжело дышащий. — У нас тут куча времени.

И впрямь. Девушка отвела взгляд и пошла в свою комнату. Тут все еще валялось стекло, обрывки и обломки веера, смятые буклеты и листы. У одного учебника оторвалась обложка, что было весьма прискорбно. Книги было жалко даже больше, чем зеркало. Чертовы приоритеты.

Нора упала на свою кровать, учуяв под спиной помятую кофту. Ах, точно. Она перед сборами переоделась наспех, побросала вещи на кровать и подумала, что надо бы быстро прибраться по приезду домой, чтобы мама не увидела беспорядка.

Что ж, в комнате царил хаос, за которым какая-то там блузка была меньше всего заметна. И от кого ей теперь было прятать улики, куда было торопиться, ради чего?

Нора бросила в выключатель свой пенал, попала сразу. Свет в комнате выключился. Она отключилась тоже.

* * *

Джей Ди не помнил, когда точно он заснул. Ему было не до времени, оно длилось так медленно и тихо наедине со всеми фотографиями. Он рассматривал мгновения той жизни, которая была у Вероники и Норы без него, любовался ими, пока вина все сильнее пожирала его изнутри.

Последнее его воспоминание, связанное с Вероникой — порог школы. Она достает сигарету и ухмыляется, кривя лицо от боли. Даже со всеми этими кровоподтеками и копотью на лице, с этими растрепанными волосами, где не доставало пару клоков, она была красоткой, его идеалом. Последнее, что он хотел видеть — именно ее. И он помнил только это, радуясь, что его желание сбылось.

Ей было больно, но тогда он не мог об этом думать. Вот он умрет, и ее жизнь станет легче. Она сама ему это показала, значит, все будет в порядке. Значит, все будет правильно.

И вот — ее лицо. Фотографии, сделанные после. Сначала все то же юное, но усталое — видимо, маленький ребенок на руках совсем не давал покоя. Конечно, она поступила на юридический, и, конечно, закончила с отличием, потому что она была Вероникой Сойер. Она пережила Чендлер, Келли, Суинни и его, своего первого парня, потом дожила до конца учебного года в этом ущербном Вестербурге, который защитила чуть ли не ценой своей жизни. Конечно, университет ей был не вреднее щелбана в лоб. Даже с девочкой на руках.

Она никогда не показывала, что не любит Нору. На каждой фотографии прижимала ее к себе, целовала, обнимала, хотя, будучи маленькой, Нора жутчайшим образом была похожа на него, Джей Ди. Кроме носика, конечно. Ничто не затмит носик Вероники, это сильнее его грязной наследственности. Впрочем, не похоже было, будто Вероника считает всю эту жуткую схожесть чем-то противным.

Она любила его до конца, так сказала дочь. Из-за этого ее самоотверженность выглядела еще невероятнее, Вероника оказалась еще удивительнее, чем он думал, ведь он опять ошибся, подумал, будто она сдалась в отношении него, как и мать, как и отец, как и весь мир. Нет, Вероника любила его, и она до конца пыталась поменять что-то. Ей это почти удалось. Ее принципы и мораль были сильнее чертовой любви. Она снова предпочла мозги, а не сердце. Разве не за это он ее полюбил? Так почему же тогда оказался так разочарован?

Нора, как оказалось, любила темно-синюю просторную одежду. Она, будто скрываясь в ней, стояла таким же особняком среди своих одноклассников, особенно в последние годы. Тем не менее, девочка была способна на улыбку. Рядом с матерью она улыбалась часто, практически всегда. У нее был его раскосый озорной взгляд, несмотря на большие глаза матери, и, конечно, ее заводная улыбка, которая напоминала Джей Ди о том, как они с Вероникой искренне веселились, продумывая изощренные планы мести. В кругу семьи дочери было комфортно, а в обществе — не очень. Это Джей Ди хорошо мог понять.

Еще у них было не так много поездок. Кажется, они были на юго-восточном побережье один раз, этому был посвящен один тонкий фотоальбом. Конечно, на всех фотографиях Вероника с Норой прятались от солнца. Бледная чувствительная кожа, все так же, как и прежде.

Джей Ди не сразу понял, что альбомы закончились. Он посмотрел на часы, и теперь уже вздохнул. Надо было вставать через два часа.

Он даже не разложил диван, просто уронил голову на подушку, и тут же уснул.

Ему казалось, что он задремал совсем ненадолго, но, когда открыл глаза, мужчина понял, что солнце уже светит в окно, а на кухне едва слышно возится дочь. Сегодня она была в кофте с короткими рукавами, так что, когда Нора потянулась наверх за какой-то коробкой, на ее руке были очень заметны ссадины — как старые, уже затягивающиеся, так и новые на пальцах и костяшках. Джей Ди сразу подумал, что Даннсток ему за это предъявит, но, вообще-то, ему и самому не нравилось, что у дочери нет больше способов выместить свой гнев. Если бы он знал другой способ, то они бы сейчас не были здесь — одни в квартире, из которой нужно было переезжать.

Джей Ди тихо сел, чувствуя, как у него болят бедра из-за того, что он не потрудился отстегнуть протезы на ночь, и посмотрел на часы. Он вполне успевал во все нужные места.

Нора заметила, что он проснулся. Она собиралась что-то сказать, скорее всего, приветствие, но переборола себя, задумчиво хмурясь.

— Я проснулась рано, — сказала она. — Убралась в своей комнате, и в маминой. Вон, на столе стоит ящик с документами разными, свое свидетельство о рождении я уже нашла, теперь не хватает установления суда и твоих документов. Можем ехать в школу, только по пути мусор надо выбросить.

Нора выглядела бодрее, она явно выспалась, хотя спали они, если подумать, не так уж много. Только плечи у нее были опущены, и говорила она с неохотой. Настроение у нее было еще хуже прежнего. Теперь-то мужчина заметил, как сильно она отличалась от той озорной девчонки на фотографиях. Она была побита и истощена.

— Ты хоть завтракала? — спросил Джей Ди.

Дочь покачала головой.

— А твоих этих противных хлопьев на двоих хватит?

Теперь она кивнула.

— Давай доедим их и поедем.

Кажется, у него появился еще один маленький смысл, еще одна маленькая мечта — увидеть ее здоровой. Не истощенной, не причиняющей себе боль, чтобы выместить чувства. Начать можно было и с малого.

Для начала, сгодились бы и эти чертовы мюсли.