Теория Чудовищности (джен)

Вдоль стен широкого и длинного холла величественного императорского дворца Города Золотых Башен — сердца Нильфгаардской Империи, что на реке Альба далеко на Юге континента, расположились бюсты королей, утопающие в арочных нишах, на сами стены покрывали различные барельефы и гравюры разнообразных важных событий империи. Частые огромные окна почти до самого мраморного мозаичного пола заливали помещение полуденным солнцем, светившим вопреки льющему как из ведра дождю, сопровождаемому сильными раскатами грома. Молнии, словно трещины, покрывали на мгновение небо и тут же исчезали. Солнце и гроза... Причудливые капризы природы.

Как бы ни капризничала природа, осыпая землю ливнем, каплями стекающим по стёклам, это никак не мешало развалиться на собственной лежанке на одном из подоконников упитанному дворовому коту, раскидавшему лапы во все стороны, подставив пузо еле греющему сквозь пелену воды и стекло солнцу. Очередной раскат грома всё же заставил его открыть глаза и ещё сильнее потянуться, расправляя все свои когтистые пятерни. Сладко зевнув, кот уселся, пару раз лизнул себя и подошёл к миске с едой, удобно поставленной местным поваром прямо на подоконник.

Кот с удовольствием проглотил кусочки мяса из миски, ещё раз потянулся и шваркнулся обратно на лежанку. М-да... Спокойствия и достоинства ему не занимать. Чего не скажешь о мечущейся от стены к окну и обратно Йеннифэр. Выглядела чародейка очень странно и непривычно. Нервная, немного встрёпанная.

Рано утром был назначен совет чародеек в их тайном убежище по вопросу недавних мощнейших энергетически-магических всплесков в районе Темерии. Явились Маргарита Ло-Антиль, Фрингилья Виго и, собственно, Йеннифэр. Не хватало Иды Сивней, до сих пор не вернувшейся из Aen Elle и Филиппы Эйльхарт. Ожидание длилось около получаса, а Филиппы, назначившей совет, всё не было и не было. Если за Иду Йеннифэр не беспокоилась, то Филиппе это было не присуще. Уже в тот момент, когда чародейки, утомлённые ожиданием, собрались расходиться, в зале неожиданно появилась ещё одна. Худощавая невысокая девушка с соломенного цвета волосами и украшающим шею крестом Анх. Чародейка, именуемая Кейрой Мец, сообщила остальным пресквернейшую новость: Филиппа Эйльхарт арестована императорской стражей по обвинению в государственной измене и подготовке восстания против императора.

Собравшиеся в зале чародейки онемели от услышанного, отказываясь верить в эту наглую и неприкрытую ложь. Чтобы Филиппа готовила восстание против императора, имея все возможности уничтожить его, практически, щелчком пальцев? Рисковать в открытую и так нагло? Хоть Йеннифэр давно не питала дружеских чувств к Эйльхарт, она точно знала, что та никогда не пойдёт на такое. Более того! Филиппа получила очень много на службе у императора Нильфгаарда, и лишать себя роскоши она никогда не станет.

Само собой, совет был отменён, а Йеннифэр отправилась домой сквозь порталы, дабы привести себя в порядок перед незапланированной аудиенцией у императора. Приняв ванну, женщина обнаружила, что чистой, свежевыстиранной одежды у неё толком и нет. Пока она подбирала, что надеть, время уходило. В итоге она напялила на себя белую тунику и белую юбку с небольшими чёрными вставками. Она даже не успела нанести тщательный макияж. Да чего уж! Она не успела побрызгаться духами с ароматами сирени и крыжовника.

Такая вот немного нелепая и непривычная Йеннифэр металась, словно загнанный зверь, в холле, то и дело бросая встревоженный взгляд в сторону императорской залы, нервно грызя некогда ровные ухоженные ногти.

Дверь залы распахнулась, и к ней подошёл пожилой императорский камергер в богатом кафтане.

— Госпожа Йеннифэр из Венгерберга. Его величество император нильфгаардский ожидает вас. Пройдёмте!

Мужчина учтиво пропустил чародейку вперёд, довёл до массивной двери и вошёл вместе с ней в залу.

— Ваше величество, госпожа...

— Я знаю, кто она. Можешь идти! — прервал камергера император взмахом кисти через плечо.

Кивнув, мужчина поклонился, уступая место Йеннифэр, и удалился.

Чародейка поёжилась, что было забавно. За всю свою жизнь, по крайней мере, с тех пор как стала одной из сильнейших чародеек, Йеннифэр толком ничего не боялась. Никогда не боялась никаких правителей, ведя себя с ними неприязненно, хотя вежливо и учтиво. Но сейчас её сковывал страх и ощущение ножа, направленного в спину. И не без причины. Гонения на чародеев уже давно начались и как дамоклов меч висели над каждым, кто мог использовать магию. Она также понимала, что если приближённую императора схватили, значит, и она может стать следующей, хоть прямо сейчас.

Йеннифэр подняла фиалковые глаза на императора, стоящего к ней спиной перед окном, сложив руки на груди.

Император Нильфгаарда. Эмгыр вар Эмрей, прозванный Белым Пламенем, Пляшущим на Курганах Врагов. Этот человек, правящий не просто огромной страной, а непостижимой по меркам континента империей от реки Альбы до Каэдвена. Человек с крайне неоднозначной историей прихода к власти. Человек, создавший не просто империю, а сделавший её процветающей и могущественной, с высококлассной армией, политическим строем и экономикой.

Эмгыр, сын Фергуса вар Эмрейса, в погоне за властью пожертвовал всем, дабы восстановить утраченный его родом престол, уничтожив узурпаторов, которые вероломно убили его отца и изгнали его — тогда еще мальчика, — наложив страшное проклятие. Так когда-то юный Эмгыр стал ежом и прозван Дани — Йож из Эрленвальда. Только спустя годы проклятие было снято благодаря Белому Волку и женитьбе на Цинтрийской принцессе Паветте, дочери Калантэ. Ещё через несколько лет, под влиянием чародея Вильгефорца Роггенвейского, будущий император в попытке захвата власти, узнав, что жена заподозрила что-то неладное, то ли случайно, то ли специально, убил Паветту. Она канула в морскую Бездну во время неведомо откуда появившегося шторма — магии Вильгефорца. В итоге Эмгыр пршел к власти и продолжил начатую кампанию против Северных Королевств. Три кампании. Во время войн произошли обличения Вильгефорца, обманувшего всех, включая своих собратьев-чародеев, поиски дочери, являвшейся ключом ко многим политическим и не только вопросам. Войны закончились, и Его Величество император Эмгыр вар Эмрейс — Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов — занялся внутриполитическими проблемами, заодно перебросив войска уже на другие направления.

Облачённый в чёрный кафтан на золотых застёжках с рукавами тёмно-вишнёвого цвета, император стоял спиной к Йеннифэр, сложа руки на груди, глядя куда-то за залитое дождём стекло. Его чёрные как сажа волосы длиной по плечи легонько колыхнулись от пронёсшегося сквозняка от закрывающейся за камергером дверью.

— Йеннифэр, — слова императора нильфгаардского были, как обычно, строги и властны. — Я крайне не люблю, когда мне приходится устраивать незапланированную аудиенцию. Однако я могу, в виде исключения, принять тебя, как дань неоценимой помощи моей дочери Цирилле, — Эмгыр вар Эмрейс бросил взгляд на висящую на стене огромную картину.

Сердце чародейки ёкнуло.

На картине была изображена с виду счастливая семья: мать, отец и их взрослая дочь. Всё бы ничего, если бы это не были сама Йеннифэр, белоголовый ведьмак Геральт и пепельноволосая, под стать ему, Цири. Чародейка прекрасно помнила, как появилась эта картина. Это случилось в Туссенте. Йеннифэр и Геральт уже довольно крепко обосновались в пожалованной ему винодельне, а Цири приехала к ним в гости, навестить своих самых любимых приёмных родителей. В тот вечер к ним в гости зашёл боклерский молодой художник Орсино Сальтаформаджо. После богатого ужина художник, подивившись такой необычной, как он сам выразился, семье, предложил написать картину. Они согласились. Орсино изобразил вполне строго ведьмака Геральта, нежно обнимающего чародейку Йеннифэр левой рукой, а за спиной, обняв их обоих и скорчив смешную гримасу, наклонившись, стояла Цири. Всё это на фоне раскидистого дуба, росшего на холмике рядом с их имением.

— Можешь не беспокоиться, с художником всё в порядке, — заверил Эмгыр, заметив тревогу чародейки. — Он получил очень достойную денежную плату и служит личным художником Её Сиятельства Анны Генриетты.

Йеннифэр ещё больше сконфузилась, как провинившаяся ученица школы чародеек Аретузы. Почему-то её обуял необъяснимый ужас и страх, за что она себя сейчас корила самыми последними словами. Она, как её называли, великая и ужасная Йеннифэр из Венгерберга, никогда не боявшаяся перечить кому бы то ни было, даже королям, стояла перед императором, готовая провалиться от страха и стыда.

Потерев переносицу орлиного носа, Эмгыр вар Эмрейс развалился в кресле за столом и с ещё более властным взором обратился к чародейке.

— А теперь опустим лирику и воспоминания и перейдём к делу. По какому поводу ты вытребовала аудиенции со мной, что стоишь теперь, как отчисленная студентка Аретузы?

— Филиппа Эйльхарт, — собравшись с силами, максимально спокойно и с напускной напыщенностью, ответила Йеннифэр.

— Хм, — император поскрёб двухдневную щетину на подбородке. — Мог бы догадаться. И что же ты хочешь от меня, Йеннифэр?

— Я хочу знать, по какому обвинению была арестована чародейка, глава Ложи Чародеек, Филиппа Эйльхарт? — ещё более напыщенно, однако уже натуральнее, произнесла женщина.

— Когда ты себя так ведёшь, — задумчиво заговорил император, — ты меня бесишь, и ты мне нравишься своей бесящей натурой. Что же до Филиппы, — он снова встал из-за стола и стал прохаживаться вдоль окна, — на ней висит серьёзное обвинение в подготовке переворота в стране, физического устранения императора и захвата власти. Пока это все предъявленные ей обвинения.

— Вы сами-то в это верите? — хмыкнула уже абсолютно овладевшая собой Йеннифэр.

— Вопрос не в том, “верю или не верю”. Вопрос в том, какая в этом выгода.

— Выгода? — не поняла чародейка.

— Именно, — подтвердил Эмгыр. — Я хочу предложить тебе, Йеннифэр из Венгерберга, место главы Ложи Чародеек. Взамен я пощажу Филиппу.

— Интересное предложение, — Йеннифэр поправила сползшую с плеча тунику и внимательно уставилась на Эмгыра. — Но у него есть и иная сторона, ведь так?

— Правильно понимаешь, — жёстко сказал император. — Это предложение, от которого тебе не удастся отказаться. В этом я тебя уверяю.

— Это что, должно меня заставить принять ваши условия, повелитель? — чародейка изобразила подобие поклона.

Эмгыр поморщился, но стерпел эту наглость.

— Всё очень просто, — начал Эмгыр вар Эмрейс. — Занимая главенствующую должность в Ложе, ты, как и твои подружки-чародейки, получишь от меня полную амнистию, Ложа станет самым могущественным чародейским обществом, ещё и с моей полной поддержкой. От вас потребуется только верность, а я обеспечу вас всем, чем пожелаете, но в разумных пределах.

— А если я откажусь?

— Своим отказом ты навлечёшь гибель на Филиппу, а в будущем — и остальных чародеек. Но и это ещё не всё. Ты навлечёшь смерть и на своего Геральта. Цири насильно вернут в Нильфгаард и посадят на трон.

Воздух задрожал от магии. Еле сдерживая себя, Йеннифэр смотрела на императора горящими фиалковым огнём глазами. Обсидиановая звезда на бархотке на шее горела ярче солнца. Слова императора больно ударили по сердцу чародейки, едва она услышала имена тех, кто были ей дороги больше всего на свете. Что же до самого Эмгыра вар Эмрейса, то он, как ни в чём не бывало, глядел на неё, лишь едва заметно дёрнув уголком рта в лёгкой усмешке.

— Попридержи свой норов, Йеннифэр, — приказным тоном произнёс Эмгыр вар Эмрейс.

— Ты посмел угрожать моим самым близким людям, — зашипела чародейка.

— Всего лишь предупреждаю о последствиях отказа от моего великодушного выгодного предложения, — ничуть не сменив тона, Эмгыр вар Эмрейс беспристрастно вернулся в кресло. — Так каково твоё решение?

— Арест Филиппы — это был предлог к данному разговору? — Йеннифэр продолжала шипеть, как разъярившаяся гидра.

— Скорее, случайность, — поморщился Эмгыр вар Эмрейс. — Данное предложение зрело у меня давно. Филиппа оказалась счастливой случайностью. Но я не ожидал столь быстрой реакции с твоей стороны. Насколько я осведомлён, вы с Филиппой не в самых лучших отношениях.

— Она такая же чародейка, как и я, — отрезала Йеннифэр. — А наши взаимоотношения тебя не касаются.

— Поосторожнее с выражениями, Йеннифэр, — процедил император, слегка подавшись через стол. — Не стоит чересчур злоупотреблять моей благосклонностью. Не забывай своё место и не забывай, с кем разговариваешь!

Йеннифэр надменно посмотрела на него, встав к императору полубоком, сложив руки на груди, вскинув подбородок и чуть сощурив глаза.

— Я подумаю над твоим предложением, повелитель. А пока я хочу увидеть Филиппу.

— Мои люди проводят тебя, — кивнул Эмгыр вар Эмрейс. — У тебя двое суток на размышление. После чего Филиппу Эйльхарт казнят. Мерерид!

В залу вновь поспешно вбежал камергер, учтиво раскланиваясь.

— Проводи госпожу Йеннифэр из Венгерберга к Филиппе Эйльхарт, — приказал император и перевёл взгляд на чародейку. — Даже из мыслей выброси попытки помочь ей в побеге и держи в голове возможные последствия твоих возможных действий. И помни: у тебя двое суток! Не больше. Свободна!

Винтовая лестница уводила в подземные помещения императорского дворца. Если фасад и надземная часть монументального сооружения прямо-таки блистали роскошью и богатством, то вот от подземных катакомб, возможно, эльфских развалин, веяло страхом, болью, мучениями и кровью. Каждый, кто был арестован за попытку переворота в стране, а также различные виды измены или хищения, попадал в подземные пыточные, где искусные мастера своего дела по пыткам вырывали, порой в буквальном смысле этого слова, признания из бедолаг. Те же, в свою очередь, были готовы сознаться уже в чём угодно, лишь бы их муки побыстрее закончились смертью. В пытках себя не ограничивали, лишь бы добиться признания. Императора не интересовали виды допроса, а интересовал только результат.

В ход шло всё, что могло причинить боль. Раскалённое железо, плети, побои, срезание кожи по крохотным кусочкам. Если мужчина — отрезали уши, пальцы, гениталии. Над немногочисленными женщинами измывались вообще, как умели. Насиловали поочерёдно, крыс пускали по распятому телу, а те лезли, куда только позволяла обнажённость, а жертва не могла ничего сделать, только истошно кричала, захлёбываясь от страха и боли. С женщинами также шли в ход пыточные Груши или Стул ведьмы.

Перед Мереридом и Йеннифэр предстала тяжёлая, окованная железом, дубовая дверь. Без стука камергер её отворил и вошёл в помещение, воняющее углём, палёной плотью и кровью. Слегка поморщившись, Мерерид рявкнул трём лысым, как на подбор, мужикам размером с пещерных троллей.

— Все вон! Внеплановый обед! Быстро-быстро! — камергер похлопал в ладоши.

Пытающие переглянулись, пожали плечами и, откладывая орудия пыток, вышли прочь из пыточной, потеряв всякий интерес к жертве. Это выглядело так, словно здесь ничего не происходило буквально пару минут назад. Они потопали тяжёлыми сапогами вверх по каменной лестнице.

— У вас десять минут, госпожа Йеннифэр, — сообщил камергер и удалился следом за лысыми “троллями”.

Сглотнув тяжёлый ком слюны, Йеннифэр переступила порог пыточной, посмотрела на распятую по рукам и ногам жертву пыток.

— Филиппа!

Подвешенная на двимеритовых кандалах, не позволяющих творить никакую магию заключённым в них чародеям, как медвежья шкура, болталась Филиппа Эйльхарт.

Вид чародейки был, мягко сказать, отвратительный. От былой красоты Филиппы остались воспоминания. Платье разорвано, нижнее белью валялось прямо за ней, тело было испещрено окровавленными и опухшими, где-то начавшими уже гноиться, ранами от шипастых металлических плетей, лицо в синяках, а руки и ноги покрывали гематомы. Некогда ухоженные тёмные волосы свисали на лицо и грудь слипшимися, похожими на лозу высохшего вьюна, кусками. Где-то даже обрезанные, покрытые тонкой плёнкой чего-то белёсого и полупрозрачного.

Филиппа с трудом подняла голову, тщетно пытаясь сдуть с лица упрямо свисающую “ветку” собственных волос, но осознав бесполезность данной затеи, уставилась сросшимися после давнего ослепления руками Радовида V глазами, за веками которых горел слабый огонёк магических глазных яблок.

— Йеннифэр. — ничуть не удивившись её приходу, прохрипела Филиппа. — Пришла поглумиться надо мной?

Глубоко вздохнув, Йеннифэр молча набрала воды в ковш и поднесла его ко рту закованной в кандалы. Филиппа набрала в рот воды, тщательно прополоскала его и звучно выпустила солидную струю куда-то в сторону, попросила ещё. Второй ковш она жадно осушила, глубоко вдохнула прохладный, хоть и воняющий пытками воздух, попыталась размять затёкшие суставы, кривя и без того перекошенное от побоев лицо.

— Зачем ты здесь? — вновь спросила Филиппа.

— Я пришла с тобой поговорить, Филиппа, — слова Йеннифэр были наполнены неподдельным состраданием и жалостью. — Я хочу высвободить тебя.

— Поможешь мне бежать? — криво улыбнулась Филиппа. — Если ты не заметила, я в двимерите, а ключи от кандалов только у этих уродов.

— Побег погубит нас всех, — покачала головой Йеннифэр. — Эмгыр сделал мне предложение, которое спасёт множество жизней, включая твою.

— Ба! — хрипло засмеялась Филиппа. — Неужто наша Йеннифэр из Венгерберга прониклась к кому-то состраданием?! Видела бы тебя сейчас Тиссая, позабыла бы о своей педантичности и психически нездоровом перфекционизме.

— Оставим ненависть друг к другу в прошлом, — попросила Йеннифэр.

— Тебе легко говорить, Йенна, — Филиппа предприняла очередную попытку размяться. — Ты свободна от оков, живёшь со своим ведьмачком и в ус не дула, покинув Ложу и политику в целом. Но как только начались магические выбросы наподобие тех, какие устраивала Цири, тут же прибежала. А я, дорогая моя подруга, последние годы в эту политику от макушки по самое влагалище окуналась, только ножки ещё трепыхались. Да вот за них как раз и схватили и приволокли сюда, обвиняя в таком бреде, что и Вильгефорцу не снилось.

— Тут я соглашусь, — улыбнулась Йеннифэр. — Вильгефорц бы долго крутил интриги.

— Вот именно! — прыснула Филиппа и тут же поморщилась. — Вот именно. Я не такая могущественная, как он, но будучи при дворе, могла бы давно испепелить Эмгыра или отравить его. Но зачем мне это делать — он этот вопрос себе не задал? М? Зато теперь, из-за непонятных ложных доносов, я вишу здесь, — чародейка сделала паузу, помотав головой. — Меня меньше чем за сутки четырежды отымели куда только смогли, как самую дешёвую портовую шалаву! Меня! Филиппу Эйльхарт из Третогора, бывшую советницу ныне покойного короля Визимира Реданского, оттрахали трое немытых, неотёсанных троллеподобных мужлана! Да ещё и свисаю без трусов, свеча промежностью и сиськами, как факелами во тьме, — она зло и самоиронично усмехнулась. — Если бы не двимерит, их яйца изнутри сгорели бы и в горле застряли!

— Фу! — поморщилась Йеннифэр. — Никогда не перестану удивляться твоей злопамятности и жестокости.

— Это ты меня ещё плохо знаешь.

— А не ты ли была причастна к убийству короля Визимира, Филиппа? — Йеннифэр нехотя опёрлась о стол с пыточными приспособлениями. — Если так задуматься, так ты лишилась места советницы.

— Ну, во-первых, — хмыкнула Филиппа, — от этого старого идиота толку было не больше, чем от плевка на стену — только стекает, а пользы ни на грош, как, собственно и от его сынишки Радовида с его охотой на ведьм.

— Хм... — Йеннифэр подпёрла подбородок рукой, сделав вид, что что-то вспоминает. — А не ты ли ему дала этот повод? Кто воспитывал Радовида как своего подчинённого? Да и отца-то ты заказала.

— Йенна! — повысила голос Филиппа, затем спокойно продолжала: — Радовид такой же магоненавистник, как и его дед. Ты его хоть как родного в задницу целуй — он не стал бы другим. А то, что вопреки предупреждениям своей охраны, он попёрся в Новиград, дабы найти меня и схватить, как сумасшедший фанатик, говорит о нём как о бездарной, нездоровой личности, при всей его гениальности в стратегической, политической и военной деятельности.

— Гениальность на грани безумия, — подытожила Йеннифэр.

— Можно и так сказать, — согласилась Филиппа.

Пару минут чародейки молчали. Огонь в каменной печи мерно потрескивал дровами и углём, накаливая забытые в ней пыточные приспособления. Хоть печь источала жар, в помещении почему-то всё равно было зябко, гулял сквозняк сквозь вентиляционные щели, ведущие прямо на улицу. Было не совсем понятно, отчего всё же здесь так зябко. То ли от сквозняка, то ли, наверное, больше от неприятного пребывания в этой пропитанной болью и страданиями пыточной.

— Так какое предложение тебе сделал Эмгыр? — ехидно прервала молчание Филиппа, уставившись горящими сквозь веки огоньками. — Неужто предложил руку и сердце?

— Фактически, — в тон ответила Йеннифэр. — Предложил твоё место в Ложе Чародеек, взамен твоей и других чародеек жизни.

— Соглашайся без раздумий! — голос Филиппы стал властным, не давая никаких шансов на споры с ней. — Плевать на мою жизнь, она уже не стоит и ломаной монеты, особенно после всего, что со мной вытворяли и, вероятно, ещё будут вытворять. Но Ложу ты должна сохранить, Йенна, понимаешь? Обязана! Во имя сохранения магии и жизней тех, кто посвятил их ей.

— У меня два дня на раздумья... — начала было Йеннифэр.

— Я выдержу столько, сколько смогу, но я обязана услышать твёрдый и однозначный ответ «да!», — прервала её Филиппа. — Иначе дело моей жизни пойдёт под откос, а уже положенные на алтарь жизни будут попросту напрасными жертвами.

— Цена вопроса, Филиппа, — Йеннифэр тяжело вздохнула, а глаза слегка намокли. — Цена вопроса.

— Если у Йеннифэр из Венгерберга появились слёзы, значит, цена действительно высока.

Филиппа закашлялась и опять попросила воды.

— Говори уже, подруга, — проговорила она, осушив ковш, сделав акцент на слово «подруга».

— Цена — всё, что я имею, — сдерживаясь, произнесла Йеннифэр. — Геральт, Цири и наша спокойная жизнь в Боклере.

— В обмен на ошейник Эмгыра, жизни чародеек и мою в том числе, — протянула Филиппа. — М-да. Обмен явно неравноценный. С другой стороны, если ты откажешь, в любом случае, рано или поздно всё закончится, а всех нас развесят как мясо на бойне, по столбам или сожгут на кострах как пережитки магической эпохи. А так у тебя будет шанс продлить наш век, дав небольшую отсрочку нашей неизбежной гибели.

— Эва, куда тебя занесло, — шмыгнув носом, улыбнулась Йеннифэр.

Дверь пыточной распахнулась, и на пороге возник Мерерид.

— Время вышло, госпожа Йеннифэр. На выход!

— Что ж, иди, — усмехнулась Филиппа и посерьёзнела. — Помни мои слова и сделай правильный выбор.

— Это из разряда: “Немного жертвенности ради великой цели”, — угрюмо заметила Йеннифэр. — Самый поганый выбор.

— Побыстрее, дамы! — поторопил камергер.

— Спасибо, что пришла, Йенна, — искренне произнесла Филиппа. — Хоть мы и в контрах, для меня этот поступок многое значит.

— Держись, Филь, — Йеннифэр обняла прикованную Филиппу. — Я сделаю, как ты сказала. Ты права! Так я спасу больше жизней, чем если останусь в стороне.

— БЫСТРЕЕ!

— Да иду! — резко обернулась чародейка к Мерериду. — Иду.

Уже практически переступив порог, Йеннифэр услышала игривый голос Филиппы в спину:

— А тебе идёт этот несуразный наряд, Йенна!

Филиппа, чуть закашлявшись, засмеялась, позвякивая цепями. Йеннифэр, обернувшись к ней, лучезарно улыбнулась и засмеялась, бросив на себя быстрый взгляд.

Как только тяжёлая дверь с грохотом и скрипом захлопнулась, Йеннифэр резко схватила камергера за края воротника обеими руками и нависла над ним, словно грифон над добычей.

— Если её ещё хоть раз кто-нибудь хоть пальцем тронет, я его лично превращу в угольки, ты меня понял?! — фиалковые глаза чародейки сияли ярким огнём ярости.

— Что вы себе позволяете?! — не растерялся Мерерид, пытаясь высвободиться из железной хватки. — Пустите меня!

— Передай Его Величеству Эмгыру вар Эмрейсу, что я принимаю его предложение с двумя небольшими условиями на данный момент, — она ещё ниже нависла над камергером. — Слушай внимательно и запоминай: к Филиппе пальцем больше не прикасаться — это первое. Второе: я вернусь через два дня и тогда присягну на верность. Повтори!

— Филиппу пальцем не трогать, а вы, госпожа, вернётесь через два дня и присягнёте на верность, — повторил Мерерид. — А теперь отпустите меня!

Йеннифэр отдёрнула руки и выпрямила покосившийся кафтан камергера.

— Вот и умница.

Разверзся портал, и чародейка исчезла за его порогом, оставив камергера одного. Он зло хмыкнул ей вслед, разгладив смятую ткань. Плюнув на пол — чего он себе обычно не позволял, считая себя дворянином на службе у Его Величества — направился вверх по винтовой лестнице, проклиная чародеек за их невыносимый характер, строптивость и заносчивость. Само собой, сказать это в лицо одной из них у него не хватит смелости, зато он завсегда рад их поносить вместе с кем-нибудь из числа тех, кто аналогично к ним относится.

* * *

По залу тайных собраний Ложи Чародеек гулял лёгкий сквозняк, нарушая ровный свет огня факелов на стенах и колоннах, свечей в канделябрах на столе с блюдом, наполненным фруктами, подле бутылки бокрерского Эст-Эст, окружённого несколькими фужерами. Бутылка, будучи закрыта неглубоко посаженной пробкой, источала восхитительный аромат вина, заполнивший собой добрую часть зала. Но не только от бутылки веяло благородным напитком. Фужер уже был заполнен лишь на четверть, подчёркивая великолепие аромата.

Перелистнув очередную страницу, Ида Эмеан, находившаяся в зале в полном одиночестве и тишине, изящно подхватила фужер за ножку между средним и безымянным пальцами, не отвлекаясь от чтения, сделала глоток, облизнула верхнюю губу. Не так давно вернувшись из Aen Elle, Ида не спешила сменить свой наряд на привычное салатовое платье. Единственным изменением оказались лишь сапожки взамен босоножек.

Время тянулось, книга постепенно подходила к концу, а никого из чародеек в зале так и не появилось. Спешить было некуда, и Ида продолжала читать, по маленькому глоточку допивая Эст-Эст, заедая кусочками эльфского хлеба и шоколада. Время тянулось. Целесообразность ожидания таяла на глазах. Дочитав очередную главу, эльфская знающая поднялась со своего мягкого кресла и обошла вокруг стола, отбивая ноготками изящных пальчиков дробь по краю стола и попадавшимся на пути спинкам кресел. Время тянулось.

Завершив свой обход, Ида коротко вздохнула, подхватила висящий на спинке плащ, подобрала книгу и, вернув уже чистый фужер на место, собралась уходить, когда на другой стороне от стола открылся портал, и из него вышла непонятного вида Йеннифэр в белой тунике и такого же цвета юбке с небольшими чёрными вставками. Ни макияжа, ни аромата сирени и крыжовника и в помине не было.

Взмыленная, взъерошенная Йеннифэр, забыв про нормы приличия и этикета, быстрым кивком поприветствовала Иду Эмеан, подбежала к столу и налила полный фужер вина. Нет, она не пила вино маленькими глотками, смакуя каждый, не наслаждалась его ароматом. Нет. Она его, буквально, хлебала залпом, будто бы это не вино вовсе — дорогое вино, на минуточку — а виноградный сок. Только когда последняя капля содержимого фужера стекла по его стенкам, Йеннифэр внезапно осознала, что так пить мало того что неприлично, но ещё и неприятно самой. Красный напиток обжёг гортань, камнем упав вниз, ударив напоследок в нос, а глаза намокли от слёз. Эст-Эст, само собой, не крутой краснолюдский спирт, от которого людей нередко выносит за пределы сознания после всего-то четушки, но всё же, от такого залпа, пошёл ничуть не хуже него. Йеннифэр закашлялась, уперевшись руками о края стола, склонила голову, пытаясь побороть кашель и рвотные позывы. Слёзы потекли по щекам, в носу стоял уже отвратный винный запах.

Удивлённая таким появлением чародейки из Венгерберга Ида, сложа руки на спинке кресла, положила на них голову и с лёгкой улыбкой наблюдала за ней. Йеннифэр, с трудом откашлявшись, превозмогая ударивший в голову алкоголь, упала в кресло напротив эльфки, закрыв голову руками. Просидев так добрые несколько минут, чародейка звучно выдохнула полной грудью воздух и почувствовав себя лучше, наконец подняла глаза на всё ещё стоящую у спинки Иду.

— Здравствуй, Ида, — Йеннифэр вновь поздоровалась со знающей. — Прости за такое появление.

— Ничего страшного, Йенна, — усмехнулась та. — Но всё же посмею спросить, что стало поводом для этого, и где все?

— Ты же не в курсе... — Йеннифэр, подавив неприятный позыв, поднялась с кресла. — Филиппа в застенках у Эмгыра.

По спокойному и невозмутимому виду эльфской знающей, стало ясно, что та не удивлена и даже не расстроена услышанной новостью, как остальные чародейки Ложи ещё несколько часов назад.

— Надеюсь, вы не готовите план по её вызволению? — поинтересовалась Ида, откинув прядь волос с лица. — Ибо я в этом не участвую. Подставлять шею и рисковать жизнью понапрасну считаю для себя нецелесообразным.

Голос эльфской знающей звучал цинично, при этом её можно было понять. После последней войны род Старшего Народа изрядно истрепался, был доведён чуть ли не до грани исчезновения народ Aen Seidhe так таковой. Молодых эльфов, полуэльфов и квартеронов, сбивавшихся в бригады Скоя’таэлей на протяжении всех Северных войн, длившихся с небольшими перерывами аж десять лет, действовавших в тылах на территории Редании, Темерии, Каэдвена и Аэдирна, нещадно истребляли правители этих государств. Огромные потери эльфы понесли ещё за многие лета до Северных войн, во время резни в Лок Муине, а позднее на свой последний бой за место под солнцем против людей эльфов вопреки старейшинам поднимет Аэлирэнн, прозванная Элиреной, доведя собратьев до вымирающего вида. Именно подвиг, или безумие, Аэлиренн вдохновлял Скоя’таэлей и придавал им силы в борьбе якобы за свободу в Северных войнах. В итоге эльфов стало ещё меньше, а их благородная кровь всё больше и больше смешивается при ассимиляции с людьми.

Именно по этой причине Ида Эмеан аэп Сивней, эльфская знающая, представительница ещё тех самых чистокровных эльфов Старшего Народа с Синих Гор, являясь одной из членов Ложи Чародеек, ни при каких условиях не намеревалась вступать в конфронтацию ни с кем, тем более с Эмгыром вар Эмрейсом, за которым власть и жизни чародеев. Да и адекватное меркантильное желание — выжить — являлось серьёзным аргументом. Ни в коем случае, Ида не желала зла и, более того, смерти Филиппе Эйльхарт, но своя жизнь была дороже, как бы она её ни уважала, но очень сомневалась, что кто-то пошёл бы рисковать из-за неё самой.

— Пытаться вытащить Филиппу из рук Эмгыра — то же самое, что голой задницей прыгать в огонь, — развеяла опасения Йеннифэр.

— Тогда какие планы? — Ида прошлась туда-сюда вдоль стены.

— Пока никаких, — покачала головой Йеннифэр. — Соберём совет через два дня, там решим.

— Два дня? — удивлённо приподняла бровь знающая, внимательно глядя на чародейку. — За это время от Филиппы не останется даже воспоминаний.

— Ты же отказалась от плана по её спасению, — парировала Йеннифэр. — Можешь не беспокоиться. Я уже позаботилась о том, чтобы Филиппа Третогордская не погибла.

— Теперь понятно, откуда ты такая взъерошенная, — протянула Ида.

— Именно, — кивнула Йеннифэр, перебирая обсидиановую звезду на шее. — Но это оставим до совета. Я смотрю, — чародейка окинула Иду быстрым взглядом, — ты тоже не теряла времени даром. Что вызнала?

— Много, — коротко ответила знающая.

Отодвинув своё кресло, Ида вытащила из-под стола внушительную кожаную сумку. После разговора с Аваллак’хом эльфка не сразу отправилась обратно в Aen Seidhe, решив найти хотя бы крупицы по Генам Старшей Крови, о коих поведала чета аэп Эль. Как и говорил Терраад’эль, кое-что нашлось в Эльфской Библиотеке в Тир на Лиа, но вопреки его словам, доступ Иде был предоставлен безоговорочно.

Сумка тяжело легла на стол, Ида откинула накидной клапан и извлекла поражающую размерами кипу сшитых между собой пергаментов с рунами эльфского народа Aen Undod. Упав на стол, кипа подняла столб собственной пыли, образовав туманную дымку, отдававшую старостью. Ида немного закашлялась, размахивая рукой, стараясь развеять поднявшуюся пыль.

— Не буду грузить тебя излишками информации, — сразу предупредила знающая, быстро разыскивая нужный пергамент, вполне аккуратно и при этом спешно переворачивая каждый. — Как ты знаешь, Ген Старшей Крови принято считать идущим от эльфской чародейки-ведуньи Лары Доррен аэп Шиадаль. Так принято считать. Об этом сложено немало легенд, написаны десятки научных работ. Даже меня считают лучшей в области Гена Старшей Крови. Пока, — знающая нашла нужный пергамент, —я с разочарованием поняла, что мои знания скудны и во многом просто ошибочны.

— Вот никогда не поверю, что эльфская знающая, лучшая, как ты сама выразилась, в этой области, могла что-то упустить, — Йеннифэр недоверчиво посмотрела на Иду.

— Представь себе, дорогая моя, — ничуть не смутилась Ида. — Долгие века эльфы скрывали правду даже от своих, многое мы до сих пор не знаем. А теперь скажи мне, Йенна, что сама ты знаешь об этой Силе?

— Ну... — протянула чародейка, слега потупившись. — Я, конечно, не ты, Ида, но, насколько я помню, этот Ген, обладающей могущественной Силой, был искусственно выведен, якобы для спасения всех потомков Aen Undod. Таким образом, эксперименты над ведуньями привели к зарождению Гена в Ларе Доррен, а развиться он должен был уже у потомков. Но Лара полюбила человека, кровь смешалась, разделилась на типы, а за всем этим неустанно следили, а Цири является последним потомком рода Лары Доррен, — быстро закончила Йеннифэр. — К чему ты всё это?

Ида мягко улыбнулась и трепетно передвинула кипу к Йеннифэр. Та уставилась в текст. Фиалковые глаза разгорелись огнём, зрачки расширились, рот приоткрылся от удивления прочитанному.

— Не может быть... — выдавила она, продолжая вчитываться.

— Может! — утвердила Ида. — Мне нужно было самой догадаться, что этот эксперимент основывался на чём-то, а не с бухты-барахты начался, — она сделала паузу. — Эльфы Aen Undod, или Единого Народа, изначально имели этот Ген, но внушительный потенциал раскрылся, само собой, случайно, лишь у нескольких представителей ныне угасших родов. Как несложно догадаться, Лара Доррен оказалась одной из наследниц такого рода. Иначе эксперимент мог попросту провалиться. Чистая случайность, чуть не приведшая к уничтожению всего мира, если отталкиваться от последних событий и Дикой охоты.

— Так... — чародейка с фиалковыми глазами до сих пор не могла понять, к чему клонит знающая. — Что ты этим хочешь сказать?

— Всё просто, — пожала плечом Ида. — Цири не единственный потомок Старшей Крови. Даже не так... Многие, отчасти, сейчас являются в той или иной степени потомками благодаря ассимиляции. Цири не единственная обладательница Силы Старшей Крови.

— Получается, тот объект, который мы так разыскиваем, тоже обладает данной Силой? — начала понимать Йеннифэр.

— В точку! — вновь подтвердила слова чародейки Ида. — Вот только у нашего объекта Сила очень высока, но не выше, чем у Цири. Но это не отменяет его опасности, даже для самого себя. Однако он неплохо справляется с Её применением, хотя использует не вполне осознанно.

— Ну, хорошо, — у Йеннифэр наконец начала в голове складываться вполне ясная картина. — И кто, по-твоему, наш объект?

— Этот объект — мой племянник, — нехотя призналась Ида Эмеан. — Он сын моей сестры. Может, ты знаешь такого Терраад’эля Корваль, которого я упоминала?

— Если мне память не изменяет, Терраад’эль некогда возглавлял один из эльфьив Синих Гор, — ответила Йеннифэр.

— У него есть супруга Лелла’эль Кейяс, — продолжила Ида, — которую я ошибочно считала одной из наследниц Лары Доррен. А госпожа Лелла’эль никогда не была с ней в родстве. У обоих супругов имеется Ген Старшей Крови, так как они оба прямые потомки ещё Единого Народа, пока их дочь, моя сестра, не вышла замуж за офирского принца. Она родила ему двух детей: мальчика и девочку. Догадайся, кому перешёл Ген после смешения крови?

— Мальчику, — быстро ответила Йеннифэр.

— А теперь самое интересное.

— Говори уже, — чародейке не терпелось узнать подробности.

— Этот полуэльф стал ведьмаком, — закончила Ида.

— Ведьмаком? Полуэльф? — Йеннифэр не верила своим ушам. — Как он пережил все мутации?

— Этого я не знаю, — развела руками Ида. — Это мы узнаем, когда сможем с ним встретиться. Кстати! — знающая собрала пергаменты и начала укладывать их в сумку. — Буквально вчера мой мегаскоп зарегистрировал очередной магический всплеск в Велене, замок Вроницы.

— И ты молчала?! — вскочила со своего места чародейка. — Нужно срочно отправляться на место и всё там осмотреть.

— Я того же мнения, — кивнула Ида Эмиен. — Это очень чёткий след, и это меня пугает.

— Почему?

— Это означает, что была применена какая-то особо сильная магия с применением Силы Крови. До этого всплески были, но гораздо менее мощные. А тут у мегаскопа пошёл трещинами кристалл.

— Отправляемся во Вроницы под покровом ночи, — Йеннифэр наколдовала портал. — Встретимся на месте в полночь.

— Договорились.

* * *

Очередное нудное, но, несомненно, важное совещание подошло к концу. Министры различных имперских отраслей с умными лицами и важным видом покидали просторный освещённый множеством канделябров зал, главным украшением которого являлся длиннющий стол, во главе которого возвышался величественный императорский чёрного дерева и золота трон. Не менее величественный, на нём восседал император Эмгыр вар Эмрейс. Практически все совещания были душными и скучными. Как обычно, поднимались одни те же вопросы: экономика, армия, технический прогресс. Редко туда добавлялись уголовные-правовые дела, решение которых лежало только на плечах императора.

Когда все удалились, Эмгыр потёр переносицу, затем потянулся на троне.

— Мерерид!

Дверь в зал моментально отворилась, и вбежал камергер.

— Докладывай! — приказал император, сверля камергера карими глазами.

— Ваше величество! — сглотнул Мерерид. — Госпожа Йеннифэр просила передать, что она примет присягу через два дня. Ещё она просила передать, чтобы к чародейке Филиппе Эйльхарт больше никто и пальцем не прикасался.

Кулак императора ударился о крышку стола, сотрясая стоящие на нём светильники, свечи которых подбодрили танец огоньков, пляшущих от сквозняков.

— Йеннифэр из Венгерберга, как всегда, в своём репертуаре! — произнёс Эмгыр вар Эмрейс. — Никогда не упустит шанса поторговаться. Ненавижу её за это, но при этом ценю. Может, мне жениться на ней, Мерерид? Неплохая же партия? И чародейка приструнена, и Ложа в моих руках, да и сама она недурна собой.

— Осмелюсь заметить, ваше величество, это будет странный союз, который может повлечь массу проблем, — Мерерид старался подбирать слова, чтобы ни в коем случае не разгневать императора.

Эмгыр вар Эмрейм никак не отреагировал на замечание, положив руку на край подлокотника своего богатого трона.

— Ты обещал мне Йеннифэр.

Притворив за собой массивную дверь, по залу прошёл высокий человек, одетый в дворянское одеяние, с немногочисленной сединой в прямых волосах, доходящих до плеч. Морщинки на лбу, в уголках рта и серых мягких глаз придавали серьёзности его лицу. Чёткими решительными шагами мужчина подошёл к столу и бесцеремонно уселся на один из стульев, который один из чиновников забыл задвинуть.

— Кто вы такой? Как смеете входить без приглашения к его величеству императору? — возмутился камергер, презрительно глядя на него.

— Я прибыл по личному распоряжению его величества императора нильфгаардского Эмгыра вар Эмрейса, — невозмутимо ответил незваный мужчина.

Камергер непонимающе перевёл взгляд на императора.

— Всё в порядке, Мерерид, — заверил император. — Можешь быть свободен.

Камергер, полный непонимания и презрения, всё же, вскинув голову, направился к массивным двухстворчатым дверям. Как только дверь за ним с лёгким скрипом захлопнулась, Эмгыр обратился к мужчине.

— Я и не предполагал, что вы, господин Истредд, такой наглый и высокомерный, — поморщившись, произнёс император.

— Какие времена, такое и поведение, — ответил человек, именуемый Истреддом.

— На вашем месте, — тон Эмгыра стал жёстким, как кусок стали, — я поубавил бы эти черты, особенно в присутствии императора. Вы сюда приглашены не для праздных бесед. Не надо строить из себя Вильгефорца. Его судьба, как вы знаете, незавидна.

— Поостерегись таких слов, император, — мягко произнёс человек, именуемый Истреддом.

— Послушай, чародей, — Эмгыр подался вперёд, как-то страшно холодно обращаясь к собеседнику. — Не перегибай палку в тонком месте. Не злоупотребляй моим терпением, коим ты обязан Йеннифэр, из-за которой ты сюда и приглашён. Иначе за дерзость ты уже оказался бы на костре. А теперь пошёл прочь!

Истредд молча поднялся и направился к выходу. Уже на пороге Эмгыр вар Эмрейс окликнул его.

— На будущее, Истредд: об аудиенции со мной договаривайся заранее с камергером, а не вламывайся, как сейчас. Еще один подобный фокус — и я с превеликим удовольствием прикажу оковать тебя двимеритом.

Дверь за чародеем захлопнулась.

* * *

— То есть, по всем документам, бани честно принадлежат господину краснолюду Золтану Хиваю? — ещё раз уточнила прекрасная молодая женщина в роскошном чёрно-бордовом закрытом платье до пола.

— Вот именно, — подтвердил Геральт, смотря на неё.

Оттолкнувшись от угла рабочего стола господина вар Аттре, женщина подошла к окну, за которым уже среди туч проглядывало солнце, а ливень сошёл на нет. Долго смотрела куда-то вдаль, затем вновь быстрым шагом подошла к столу и взяла бумаги, принесённые Геральтом.

— Генри, — обратилась она к хозяину имения, — позволишь мне лично заняться этим вопросом? Обещаю, я не подведу и тебя не подставлю. К суду всё будет готово.

Генри вар Аттре прекрасно знал эту молодую женщину. Картия ван Кантен, по прозвищу Кантарелла, реже Мадам Саха. Некогда превосходная нильфгаардская шпионка, непродолжительное время работавшая на Ложу Чародеек. Обладательница “подвижного как ртуть” интеллекта и талантливая соблазнительница и любовница. Помимо всего прочего была хороша собой: брюнетка с серыми глазами, стройная и с нескромным бюстом.

Как и Генри вар Аттре, Геральт знал Картию, но больше как Саху. Их встреча произошла несколько лет назад тут же в Новиграде. Во время турнира по краснолюдской игре «Гвинт» в Пассифлоре, Геральт помогал Сахе, после чего, поделив выигрыш пополам, отпраздновав победу, когда она рассказала о себе, они провели незабываемую ночь, во время которой ведьмаку представилась честь в полной мере насладиться всеми прелестями и формами её тела. Утром Картия исчезла, оставив ведьмаку записку, где призналась, что с трудом удержалась от старых привычек, чтобы не стянуть у него деньги и не прочитать письма, распиханные по всем карманам.

— Делай, как считаешь нужным, дорогая, — ответил Генри вар Аттре, положив пальцы рук на край стола.

— Благодарю за доверие, — Кантарелла изобразила книксен и вышла из кабинета.

Проводя долгим взглядом свою старую знакомую, Геральт поблагодарил Генри вар Аттре за приём и удалился вслед за женщиной.

Геральт вышел на площадь. Дождь окончательно иссяк, оставив после себя огромные лужи на брусчатке, в которых уже отражалось почти освободившееся от тяжёлых туч небо и ярко светящее жаркое послеливневое солнце. Воздух успел пропитаться жаркой, оседающей на коже капельками влагой. Не успевшая толком высохнуть одежда прилипала к телу, да и не казалась уже столь лёгкой, как обычно. Запели птицы, голуби и воробьи, не замечая горожан, пили из луж. Лёгкий прохладный ветерок качал деревца, осыпая каплями тех, кому не повезло под них попасть. В воздухе носились запахи цветов, вокруг которых не покладая рук трудились пчёлы и шмели. Резвились разноцветные бабочки, украшая собой и без того красивые цветы, садясь на них и расправляя свои пёстрые узорчатые крылышки. Природа приходила в себя после ливня, послужившего ей неким способом смыть с себя всю грязь.

На площади перед имением вар Аттре вместо нескольких купцов, начавших свою торговлю с утра, стояли с пару десятков человек, заняв и без того не самый большой пятачок. Ругались между собой, зазывали зажиточных горожан своими товарами, каждый доказывал, что именно его товар лучший во всём мире. Горожане толпились у прилавков, толкали друг друга, тоже ругались, порой чуть ли не вырывая понравившееся из зубов. Усмехнувшись, Геральт отметил про себя, что когда дело касается торговли и попыток урвать кусок себе, люди выглядят зачастую не лучше стаи гулей, которые не прочь перегрызть друг другу глотки за самую мясистую часть гниющего трупа. Причём это правило касалось, как ни странно, не только обычных кметов, людей среднего состояния, но и зажиточных, и принадлежащих к сливкам общества — все были готовы, наподобие гулей, убивать за обычную вазу, подвеску или муфту. Смешно, что побоища “высших” людей были ещё ожесточённей, чему служило подтверждением происходящее на пятачке. За всей этой бестолковой суматохой наблюдал рыжий с белыми пятками упитанный кот, вылизывающийся на одной из крыш, как бы удивляясь человеческой сущности.

Поправив мечи за спиной, Геральт уже было собрался вернуться в «Хамелеон», как его нежно за плечо остановила вышедшая за ним Картия.

— Геральт, — хитро улыбнулась молодая женщина. — Не откажешь мне отобедать со мной, погрузившись в приватную беседу?

— Отобедать? — задумался ведьмак. — Почему бы и нет? С утра ничего не ел.

— Тогда приглашаю тебя в «Зимородок», — ещё более хитро заулыбалась она.

После упоминания корчмы «Зимородок», у Геральта опять всплыли воспоминания о той ночи с Кантареллой. Теряясь между желанием, чтобы прошлое не повторилось, и голодом, он, немного помявшись, принял предложение.

Пока они шли к площади Иерарха, Картия, по свойственной ей профессиональной привычке, всю дорогу щебетала, всячески пытаясь разговорить Геральта, задавала всяческие вопросы, порой неприличные и интимные, даже пыталась флиртовать. Как она ни старалась, её старания не действовали на немного угрюмого ведьмака, отвечающего по большей части кротко и односложно. Признаться честно, он просто боялся лишний раз дать себя поймать на крючок, особенно потому, что хорошо зная ту, с которой направлялся в «Зимородок».

Корчма «Зимородок» была не только хорошим заведением с внушительным ассортиментом блюд и напитков, она была ещё местом культурного проведения времени. Благодаря удачному расположению почти в самом центре Площади Иерарха, заведение пользовалось большой популярностью. Здание корчмы представляло собой трёхэтажное строение: на первом этаже располагались столы и сцена, на втором и третьем комнаты для постояльцев и веранды. На сцене часто устраивались театральные постановки, выступали барды со своими вечерами поэзии. Когда в заведении проходили особенно крупные мероприятия, то народ съезжался почти со всей округи, а в зале становилось тесно, так что было не протолкнуться, и душно. От духоты спасали огромные витражные окна.

Ведьмак и Саха вышли на саму площадь. Как и в Золотом городе, откуда они пришли, на уже куда более просторной площади также расположился рынок. Товары были дешевле, чем в Золотом городе, и доступнее для простого обывателя. Выбор несравнимо больше, товары на вид качественнее, а сами продавцы честнее. Тут же на площади разместились ремесленники, кузнецы, книжная лавка и Семейный банк Вивальди.

В это время в «Зимородке» народу было не больше пяти человек, мирно обедавших за игрой в старые выцветшие карты. Хозяин заведения, молодой мужчина с каштановыми волосами в простенькой одежде, намотав на шею наподобие шарфа длинное полотенце, дышал на пивную прозрачную кружку, тщательно вытирал, после чего поднимал на свет, стараясь убедиться, что не осталось разводов и отпечатков рук. Несколько симпатичных девушек, работающих здесь разносчицами заказов, в одинаковых рабочих платьях, сидели возле сцены со скучными минами, о чём-то разговаривая. Они захихикали, обсуждая вошедшего Геральта и Кантареллу. Пятёро посетителей кинулиа быстрые взгляды, чертыхнулись, но плюнув на них, продолжили и дальше резаться в карты.

Завидев новых посетителей, мужчина тут же отставил кружку, так и не достигшую идеальной прозрачности, и разулыбался им, доброжелательно приглашая подойти.

— Добро пожаловать в лучшее культурное заведение Новиграда — «Зимородок»! — поприветствовал он гостей, затем обратился к Картии, почтительно поклонившись: — Рад вас снова видеть, госпожа вар Аттре, с вашим спутником!

Услышав обращение хозяина к его спутнице, Геральт покосился на ничуть не смутившуюся Кантареллу. Та улыбнулась в ответ хозяину.

— Добрый день, Белик! — она облокотилась о стойку, выпячивая грудь, скрываемую корсажем кокетливого платья красного платья. — Что можешь посоветовать сегодня на обед?

— Сегодня на первое, — начал хозяин, — картофельный с курицей, суп с килькой в томатном соусе, Шурпа из говядины. На второе могу посоветовать драники с луком, мясо в горшочке с грибами и сыром или свинина с помидорами и сыром. Из напитков: молочный ликёр с шелковицей, малиновый сок и яблочный компот. Из более горячительного: пиво ривийское фруктовое и реданское светлое, розовое вино из Метинны.

— Геральт, — Саха обернулась к ведьмаку, молча стоявшему за спиной, — что ты будешь заказывать?

Ведьмак немного потупился, осознавая, что с наличными деньгами у него туго. Утром он рассчитывал лишь на встречу с вар Аттре и, не предполагая, как могут сложиться обстоятельства, не став брать с собой денег, заработанных с полуденницы Кристины Нейл. Заметив некую неловкость со стороны ведьмака, Картия подошла к нему и похлопала по спине.

— Можешь расслабиться, Геральт! — она подтолкнула его вперёд. — Заказывай то, что посчитаешь нужным. Плачу я. И никаких возражений!

Такой щедрости Геральт никак не ожидал и хотел бы поспорить о морали, неправильности того, что женщина будет за что-то платить, об этикете, но его живот посчитал иначе, завыв словно белуга, скручивая кишки с голодухи. Плюнув на всё, ведьмак сделал вполне скромный заказ и, уступив место Кантарелле, оглядел помещение, ища глазами укромное тихое местечко. При всём при том, что народу было практически никого, ему не хотелось лишний раз кому-то попадаться на глаза. Как бы то ни было, даже в вольном городе Новиграде, сохранившем свой статус даже после войны, ведьмаков как не жаловали, так и не жалуют, хоть и продолжают скрепя сердце уживаться с нелюдями и вернувшимися обратно чародеями.

Самым подходящим местечком в тени для тихой приватной беседы стал столик в углу слева от входа. Быстрыми шагами Геральт подошел и занял его, снял со спины ножны с мечами, поставил их рядом с собой так, чтобы они не бросались в глаза, но чтобы он мог быстро, при необходимости, ими воспользоваться. Сколько бы люди ни говорили о ведьмаках, мол, они мутанты и их ничего не берёт, однако возраст всё-таки давал о себе знать. Где-то, глубоко в душе, Геральт в чём-то завидовал Весемиру, погибшему в Каэр Морхене, защищая Цири от лап Дикой Охоты. Старый ведьмак, преподававший когда-то юным мальчишкам, начинающих свой путь убийц чудовищ, фехтование и монстрологию, последние годы жаловался на здоровье, говоря о болях в спине и суставах, и о притуплении ведьмачьих рефлексов. Наверное, по этой причине собратья Геральта по их общему цеху, с которыми ему довелось работать, не горели стойким желанием доживать до старости и умереть в постели. Скорее наоборот, жили одним днём, стремясь завершить карьеру в бою — и при этом, желательно, не в желудке какой-нибудь твари.

Вот и Геральт стал ощущать все прелести возраста. На реакцию и силу он пока не жаловался, но вот старые тяжёлые ранения давали о себе знать всё чаще и чаще. Организм предательски напоминал ему об основательных побоях, нанесённых некогда Вигефорцем из Роггевеена шестифутовым металлическим шестом, которым он играючи отделал одного из лучших фехтовальщиков Севера, после чего ведьмака долго выхаживали дриады в лесу Брокилон. Особенно о себе давало знать колено, не всегда, но реагирующее на смену погоды, по нему можно было определить, когда начнутся сильные морозы, ураган или буря. Оно реагировало и на перенапряжения после очень долгих пеших путешествий и прогулок, долгого нахождения в седле, ну и, конечно же, после тяжёлых боёв, где приходится не просто двигаться в смертельном танце, а чуть ли не бешено плясать с акробатическими кульбитами, дабы особо подвижные и быстрые твари не покалечили его. Наверное, поэтому Геральт старался избегать встреч с вампирами и их разновидностями.

Размяв с хрустом шею и спину, Геральт стянул перчатки, положив их на стол одна на другую. Тут же напротив него села Картия, закинув ногу на ногу и подперев щёки кулаками на столе, смотря на ведьмака святым взглядом.

— Что? — прищурил левый глаз Геральт после непродолжительной игры в гляделки.

— Сколько мы с тобой не виделись, Геральт? — спросила она. — Четыре года, кажется?

— Ты правильно помнишь, — кивнул ведьмак. — Но почему ты спрашиваешь?

— За эти годы ты практически не изменился, за исключением одного.

— Чего же?

— Ты стал ещё чуть более похож на человека, а не безэмоционального мутанта, — произнесла она.

— Буду считать это комплиментом, — усмехнулся Геральт. — Скажи, а почему Белик назвал тебя госпожой вар Аттре?

— Скучный ты, Геральт, — фыркнула бывшая шпионка. — Я ждала этого вопроса. Я и Генри вар Аттре состоим в любовной связи. Точнее, мы её изображаем. В политических вопросах помогает.

— Я думал, ты завязала со шпионством, — удивился ведьмак. — Ну ладно — ты, а вар Аттре-то чем помогает?

— Сразу видно человека, который в политике не силён, — покачала головой Картия.

К столу подошли две те самые девушки-разносчицы с полными подносами еды. Обе с дежурными улыбками расставили перед ними заказы. Какого же было удивление Геральта, когда его заказ оказался по количеству блюд куда скромнее. Шурпа, мясо в горшочке и ривийское пиво против свиных отбивных, картошки с грибами, малинового сока, ликёра и пары десертов, один из которых напоминал засахаренные лепестки голубых роз из Назаира.

— Знаешь, мне казалось, что ты, как и все женщины, бережёшь свою фигуру, — ведьмак не смог удержаться от колкости.

— Но это не мешает мне есть с удовольствием то, что мне нравится, в том количестве, сколько я хочу, — в тон ему ответила Картия, изящно взяв нож и вилку и принимаясь за отбивные.

Несколько минут они оба молчали, поглощая принесённые яства. Геральт с несвойственными ему манерами ел всё подряд, заедая душистым бурым хлебом и запивая это пивом, из-за чего пришлось заказать ещё одно. Картия, наоборот, соблюдала последовательность блюд, изящно запивая свои горячие блюда соком. Под десерты пошёл уже ликёр.

— Так всё-таки, — обратился Геральт к Кантарелле, дожёвывая мясо с грибами и сыром, — не поделишься, что общего у вас с вар Аттре?

— Если очень коротко, — промокнув губы краешком шёлкового платочка, начала она, — то он здесь занимает ту же должность, что и в Вызиме, когда вы виделись с ним последний раз, подчиняясь напрямую императору, отправляя раз в месяц ему доклады о положении дел в Новиграде и на прилегающих территориях. Я также работаю на Эмгыра, занимаясь тайной разведкой, ну или шпионством, если тебе так будет проще, всячески помогая выявлять тайные заговоры и готовящиеся восстания, чтобы задушить их в зародыше.

— То есть, император, хоть и выиграл войну, но положение в Редании его беспокоит? — уточнил Геральт, внимательно глядя в глаза собеседницы.

— Кажется, ты меня не услышал, — вздохнула она. — Нет, его беспокоит Новиград. Город не покорился, оставшись вольным. Эмгыр пошёл на это ради практических целей. Однако не всем нравится даже это положение.

— Тогда в чём проблема просто взять и подчинить город? — не понял Геральт.

— Эмгыр не идиот, — тихо сказала Картия. — Если лишить город свободы — тут же поднимутся восстания по всему Новиграду. За ним могут начать подтягиваться и другие. Ты же ведь много путешествуешь. Разве не заметил, что людям плевать на то, за кем пойти, лишь бы была идея псевдо-патриотизма, — она замолчала, выпив ещё немного сока. — Если такой крупный город Севера, как Новиград, покажет свои зубы, разразится очередная война, якобы за Свободу. Снова польётся кровь.

— У вас, в какую покорённую провинцию ни посмотри, сидят ваши люди, агенты, — не унимался ведьмак. — Разве они не подавят всё это?

— Вот тут-то и сыграет человеческий фактор, — ответила Кантарелла. — Люди, завидев успех Новиграда, тут же пойдут за новоиспечёнными лидерами, которые уже давно потирают ручки, постепенно промывая мозги своей пропагандой, вырезая наших людей и агентов, вплоть до военизированных гарнизонов. Начнётся партизанщина. Скажи, ты хочешь, чтобы из-за одной ошибки, одного города, принуждённого к покорению, который, на минуточку, обладает флотом, выходом в открытое море, а главное, географически удобен для торговли или быстрой переброски войск, обладает значительной казной и военным вооружением, началась очередная бойня? Опять хочешь увидеть землю в огне?

— Во время войны для ведьмаков работы куда больше, чем в мирное время, — холодно заметил Геральт. — Правда, это не отменяет того факта, что и без войны в мире хватает дерьма. Отголоски войны гуляют по сей день и будут гулять ещё долго, поверь. Банды дезертиров, недобитки из скоя’таэлей, окончательно свихнувшихся, и особенно непримиримые, для которых война уже привычка, рыскающие по лесам, редко нападающие на деревни. Нильфгаардские бойцы справляются с ними, устраивая показательные казни. Да вот только это не добавляет кармы к добрым намерениям. Ты сама сказала: людям плевать. Скажу более: людям при любой власти плохо.

Посмотри на Реданию. При Визимире им было неплохо, но жаловались. Позднее к власти пришёл Радовид. При нём ещё хуже стало с его безумной жаждой власти, нездоровой жестокостью и охотой на всех чародеев и, под шумок, нелюдей. Фольтест из Темерии. Ты и сама знаешь, что он был за человек. Он был требовательный, держал страну железной рукой, сделав её мощнейшей на Севере, но чернь ненавидела его только за то, что у Фольтеста и его сестры Адды был инцест. Результатом сей связи стала мертворождённая дочь, которую назвали в честь умершей матери. Дочь превратилась в стрыгу из-за проклятия и через семь лет стала охотиться на людей. Проклятие снимал уже я.

И это я назвал только троих. А были и другие монархи. Поверь мне на слово, куда бы я ни приехал, в какую бы деревушку, где нет солдат, ни заглянул, люди плевались в своих правителей, не видя ни добра, ни зла. Глупой безграмотной черни, которая и учиться не желает, при любой власти будет хуёво. Только когда войска “чёрных” замаячили у границ, они вдруг вспомнили о своих правителях, готовые отдаться им, лишь бы их продажные шкурки не пострадали. А весь патриотизм до первой вражеской дыбы. Хотя, я ни в коем случае не умаляю храбрости настоящих патриотов своих стран и самопожертвования в бою с нильфами.

— А говорят, ведьмаки аполитичны, — уголком рта улыбнулась Картия.

— Ведьмаки — аполитичны, это верно, — согласился Геральт. — Вот только почему-то именно моя персона оказывается в этой политике и её подковёрной по самые уши.

Кантарелла усмехнулась, не сказав ни слова.

Закончив с обедом, они оба надолго замолчали. Две милые девушки убрали всё со стола и протёрли его, попутно получив щедрую плату с чаевыми от Картии, после чего та откинулась на спинку стула, вытянув ноги, упёрлась ими в Геральта и уставилась в потолок, о чём-то задумавшись. Тактично сдвинув ноги в сторону, что не понравилось прекрасной шпионке, судя по тени огорчения на ее лице, ведьмак тоже откинулся, прикрыв глаза. После такого плотного обеда, как и бывает обычно, стало немного клонить в сон.

Первой нарушила молчание Кантарелла.

— Я поразмыслила над всем сказанным тобой, — заговорила она. — Скажи, если ты так презрительно относишься к людям, зачем им тогда помогаешь?

— Это моя работа, если ты не забыла, — спокойно ответил ведьмак.

— Не забыла, но всё равно не понимаю этого.

— Я тоже, — признался Геральт. — Если бы ты знала, как я себя за это порой ненавижу.

— С чего вдруг? — удивилась Картия.

— Люди дают мне заказы на чудовищ, — вновь начал монолог Геральт, — дают, правда, редко, заказы даже на людей под видом заказа на чудовище. В какой-то момент я стал ловить себя на мысли, что те чудовища, против которых и создали нас, ведьмаков, далеко не самые опасные существа. Твари, монстры, чудовища, называй, как хочешь, действуют инстинктами, защищают свои жилища и потомство, охотятся по причине голода. Человек же наделён разумом, и вместо того, чтобы попытаться ужиться с тварями, начинает их всячески провоцировать, лезть к ним. Когда шли войны, сколько было трупов, до которых никому не было дела? На запах разлагающейся плоти приходили трупоеды. Они следовали по местам битв, не гнушаясь нападениями на живых. Или вот ещё пример: залезли в гнездо грифона, убили самку, которая только и могла защищать потомство, стараясь не слезать с гнезда, разбили яйца и, довольные, ушли. Через некоторое время стали жаловаться, мол, грифон-то совсем ошалел. Залетает уже в деревню и там людей рвёт. Чего они ожидали от самца грифона, потерявшего всю семью? Сами спровоцировали, сами получили. Что самое поганое, такого грифона остаётся только убивать. Но он не виноват, что стал убийцей. Его сделали таковым.

Недавно случай был. Изнасиловали девку всей оравой и бросили её под деревом в изорванном платье в луже крови. Та не выдержала всего пережитого и повесилась на том самом дереве. Здравствуй, Моровая Дева! Если повспоминать, подобных примеров не счесть. Ты знаешь такого оксенфуртского учёного — Себастина Кавелье?

— Учёный-изгой? — уточнила Кантарелла. — Слыхала.

— А за что его изгнали, в курсе?

— Мутная история, — пожала она плечами. — Вроде как не сошёлся во мнениях с другими учёными.

— Это мягко сказано, — хмыкнул Геральт. — Мне довелось ознакомиться с его работой, из-за которой его лишили регалий и вышвырнули вообще за пределы северных королевств. В Нильфгаарде его тоже не приняли.

— Это что же надо было такое написать, что с ним так жестоко обошлись? — полюбопытствовала она.

— Написать работу и назвать её «Теория Чудовищности. Люди и Монстры», — ответил ведьмак, — где он назвал человека худшим созданием природы на земле.

— Теперь понятно, — вздохнула Картия. — Ни один человек никогда этого не признает, учёный не усомнится в богоподобности и доминировании над каким-нибудь монстром, а церковь это не признает, обвинив в ереси.

— Не боишься произносить такие вещи, дорогая моя? — заговорщицки спросил Геральт. — Так и до кандалов недалеко.

— У меня иммунитет, — бросила Картия.

— Как скажешь, — не стал донимать ее этим вопросом ведьмак.

— Кажется, ты хотела со мной о чём-то приватно поговорить, — вспомнив о цели встречи, Геральт решил перейти уже к делу.

— Хотела и хочу, — посерьёзнела Кантарелла. — Это касается ситуации с твоими друзьями — трубадуром и краснолюдом.

Геральт напрягся.

— Твои друзья, — продолжила женщина, — перешли дорогу двух самым страшным и влиятельным людям Новиграда, по сравнению с которыми Большая Четвёрка — лишь мелкие хулиганы, а ты знаешь, чем они занимались.

— Как тут забыть...

Большая Четвёрка Новиграда. Тайная подпольная преступная организация, разделившая криминальный мир в городе на четыре сферы влияния. Группировка Сиги Ройвена — он же Сигизмунд Дийкстра, который практически самовольно взял Четвёрку в свои могучие руки. «Невидимки», или нищие, служили глазами и ушами по всему городу Франциску Бедламу, прозванного Королём Нищих. «Златорубы» — краснолюды Карла Варезе по прозвищу Тесак. Последние — «Сердцееды» Ублюдка Младшего.

Сиги Ройвен подмял под себя Невидимок, Златорубов и Сердцеевов, и таким, собственно, образом появилась «Большая Четвёрка Новиграда». Имея за плечами небывалый опыт, Дийкстра сразу стал одним из тех, кто начал вершить судьбы города, опираясь на проверенную информацию и шпионские связи.

Если брать Невидимок, то какой человек в здравом уме замечает немытых бедолаг, уличных попрошаек, воришек и им подобных? Правильно, практически никто. Это серьёзная ошибка. Эти люди всё видят и всё слышат по всему городу. Вся собранная информация стекалась к Королю Нищих. За информацию они получали еду и кров.

Краснолюды Карла «Тесака» Вареза — по сути, самая организованная и сильная группировка. По факту, она являлась ударной силой вообще всей Четвёрки. Так как практически все члены банды Тесака были краснолюдами, то они взяли монополию на кузнечное дело.

Киприан Вилли-Младший, он же Ублюдок Младший, сын Алонсо Вилли Ублюдка Старшего. Сын не отстал от отца в жестокости, садистических наклонностях и безжалостности. Именно сын по приказу собственного отца убил его по дороге на поэтический вечер и занял главенствующее место в банде Сердцеедов. К слову, именного Младший уничтожил примирение между остальными бандами, а сам попытался скрыться под крылом Радовида Реданского, но, увы — тот сдал Ублюдка с потрохами.

Геральту пришлось увидеть воочию психически нездоровые наклонности Ублюдка Младшего, когда в поисках Цири он пришёл в усадьбу в Оксенфурте. То, что увидел ведьмак, взбесило его. Единственное, о чём тогда молил — лишь бы Цири не повторила судьбу тех несчастных.

Вилли по два раза в неделю привозили проституток. Как только Ублюдок удовлетворял свои потребности, при этом истязая несчастных девушек, он душил их, топил в бадье, вешал, перерезал им горло, распинал. Ужасное зрелище.

В сферу криминального влияния Сердцеедов входил игорный бизнес и нелегальные бойцовские ямы. Сама же банда полностью отражала своего лидера.

— Бувьеры, — меж тем продолжила Картия, — смогли несколько раз переплюнуть эту Четвёрку. Как ты помнишь, из всей Четвёрки в живых остался лишь Бедлам. С приходом Бувьеров Бедлама и его Невидимок не просто опустили. Люди Бедлама стали расходным материалом в делах этих подонков. Как только кто-то из бедламовских выполнял свою работу, утром его труп находили где-нибудь в каналах за стенами. Банду Вареза уничтожили подчистую вместе с их предводителем на костре, когда не осталось в городе чародеев.

— Да, мне рассказывал об этом Лютик, — вздохнул ведьмак.

— Ну вот, — кашлянула шпионка. — Дийкстру и Младшего уже ты порешил.

— Ну ладно, это мы знаем. Можешь поподробнее рассказать об этих Бувьерах? — попросил Геральт.

— Роланд Бувьер, — начала она, — всегда был страшной тихой мразью. Появился сразу с приходом нового иерарха Жарнэ Вилльямса. Они очень старые друзья. Сами выходцы из Эббинга, ставшего нильфгаардской провинцией. Во время второй Северной кампании тайно бежали из Клармона в Оксенфурт. Жарнэ увлёкся религией, но не для очищения души и несения слова Божьего. Как раз наоборот. Люди начали терять веру, а тут подвернулся Вечный Огонь. Недолго думая, он начал неистовые проповеди для обезумевших на почве войны людей. Ему нужна была власть, а манипулировать сознанием через проповеди он умеет как никто другой. Даже бывший иерарх Хеммельфарт, фанатичный расист, так не умел засрать головы, как этот Вилльямс. Именно Вилльямс год назад сверг Хеммельфарта, подослав к нему убийц, а людям объяснил исчезновение иерарха тем, что тот тайно сбежал, и нет ему пощады.

Что же до Роланда, то этот был эдакой тенью. Молью в криминальном мире. Поговаривают, что Роланд был тайным инквизитором Жарнэ, с удовольствием убивая и присваивая имущество неугодных церкви, на чём очень хорошо поднялся. Больше о нём ничего не известно.

Сын Роланда — Фабьен. О таких говорят: сын своего отца. Рождён от портовой девки из «Хромоножки Катарины». Когда папаша узнал, что та залетела от него, был в ярости, но ему нужен был наследник. Он его получил. Девку после родов нашли с перерезанным горлом, посаженной на изгородь в порту. За что, почему так сделали — никто не знает.

Меж тем, Фабьен рос, с рождения ненавидя ту, которую его произвела на свет, а не удавилась сразу, как узнала, кого и от кого родит. Мальчик отучился в оксенфутской Академии на экономиста, что никак не даёт о нём говорить как о таковом. Жадный, жестокий, надменный, хитрый, изворотливый. Сегодня делает одно, завтра отказывается и устраняет неугодных. Собственно, что сейчас и происходит с твоими друзьями.

— Подожди-подожди! — резко оборвал её Геральт. — Ведь Вилльямс и Бувьеры — ставленники Нильфгаарда. Если это так, то почему Эмгыр не вмешается в то, что они творят?

— Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, никогда бы в здравом уме и твердой памяти не поставил бы этих самозванцев, — объяснила Картия. — Война закончилась, от Большой Четвёрки остался только Бедлам и, якобы, Ублюдок Младший. Точнее, твой давний приятель допплер Дуду, выдававший себя за Ублюдка. Но потом ему это порядком надоело, и он, обратившись каким-то бродягой, сообщил, что Младший бесследно пропал, а потом сам скрылся. Где он сейчас, неизвестно. Раз такое дело, Четвёрки нет, их место тут же заняли Бувьеры, захватив всю криминальную власть в свои руки и часть легальной: банки, суды, торговля, экономика.

— А что же досталось Генри?

— Генри? — хмыкнула Картия. — Хрен и ни хрена. Военка, дипломатия и часть судебных дел. А всё это нуждается в том, чем владеют Бувьеры — казна и безграничная власть под протекцией иерарха.

— И, конечно же, их нельзя сдвинуть с этих мест, — зло заключил Геральт.

— Ты правильно меня понял, — холодно похвалила она. — Эмгыр не полезет сюда, предпочитая договариваться с ними и закрывать глаза на их бесчинства и безнаказанность. Причины я тебе озвучивала.

— Замечательно...

В голове ведьмака зажужжал рой мыслей, одна хуже другой. Казалось бы, решения проблемы лежат вот, перед тобой, но это лишь иллюзия. Ловушка. Из-за нежелания терять крупнейший город Севера Эмгыр вар Эмрей, император нильфгаардский, захвативший огромные территории, попросту мирился с происходящим.

— Хорошо, я тебя понял про всю ситуацию в Новиграде, — наконец произнёс Геральт. — Что ты от меня хочешь?

— Я думала, ты уже понял, что я от тебя хочу, — вздохнула Кантарелла.

По этой фразе, до него, наконец, дошла вся суть этого приватного разговора.

— Даже не думай меня втягивать в эти ваши политические игры! — сразу же отрезал Геральт. — Мне прошлых раз хватило. Хватит!

— Подумай, ведьмак, — сказала Кантарелла, перегибаясь к ведьмаку через край стола. — Тогда я не только помогу твоим друзьям, но буду твоей должницей. Это многого стоит, поверь мне.

— Ты предлагаешь мне выбор между меньшим и большим злом? — скривился ведьмак.

— Именно!

— Знаешь, — спокойно выдохнул он, — я это уже когда-то сказал одному чародею, скажу и тебе, дорогая моя: Зло — это Зло. Меньшее. Большее. Если мне придётся выбирать между меньшим или большим, то я не стану выбирать вовсе.

— Наверное, по этой причине тебя прозвали Мясником из Блавикена, — съязвила Картия. — Тогда ты сделал выбор в пользу одного зла, отбросив другое. Подумай, — она встала из-за стола, одёрнув подол. — Запомни, милый друг: у зла нет критерий и границ. Если понятие: зло во имя зла или во имя добра. А сейчас на кону не только судьба твоих друзей, но и судьба вольного города. Опять. До скорой встречи!

Кантарелла цинично вскинула голову и быстрыми шагами, отбивая шаги каблучками, вышла из «Зимородка». Через окно Геральт увидел, как она задержалась на каменной лестнице, осмотрелась. Простояв так несколько мгновений, она, судя по лицу, выругалась и, сбежав с лестницы, направилась в сторону моста в Золотой Город.

Сам же Геральт тоже не стал задерживаться в корчме. Распрощавшись с добродушным хозяином Беликом и милыми девушками-разносчицами этого культурного заведения, он вышел на улицу и опёрся на каменную ограду. Сколько прошло времени, пока они сидели с Картией, было неясно, но город неумолимо погружался в сумерки, солнце светило из-за крыш зданий на площади. Солдаты потихоньку зажигали городские уличные огни, купцы на площади постепенно сворачивали свои торговые места и лавки.

Лёгкий ветерок ловко заиграл седыми волосами, неся за собой различные запахи трав, цветов, огня факелов в руках солдат и... мочи, бивший прямо в нос. Геральт немного перегнулся через ограду и увидел источник столь “замечательного” аромата. Там стоял, а точнее, пытался стоять, сильно качаясь и уперевшись лбом в стену, бомжеватого вида мужик, успевший накидаться до поросячьего визга.

— Ничего не меняется, — усмехнулся ведьмак.

Не прошло и четверти часа, как Геральт уже поднимался по лестнице в свою комнату в «Хамелеоне». В это время на первом этаже готовились к представлению артисты и музыканты. Лютик, Золтан и Цири увлечённо о чём-то разговаривали и смеялись. Они перекинулись несколькими словами с Геральтом и продолжили свою беседу.

Проходя мимо комнаты, где лежал израненный Али, Геральт не смог удержаться и заглянул туда. Рядом с кроватью полуэльфа вновь сидела Тайила.

— Как он? — шёпотом спросил Геральт, входя в комнату.

— Плохо, — покачала головой девушка. — Жар, раны едва ли можно назвать не смертельными. Кровят. Я сделала много и даже больше, чем в моих силах.

— Прогнозы?

— Без магии или особых эликсиров? — задумалась она. — Крошечные. Несмотря на все запреты Церкви, мы и сделали переливание, но этого мало.

— Есть возможность достать необходимые эликсиры?

— Увы, нет, — Тайила покачала головой. — Их не найти так просто. Обращаться к чародею очень дорого, и не факт, что он поможет.

— Ясно, — тяжело втянул воздух ведьмак, пропитанный спиртом и мазями. — Если что-то понадобится, я буду у себя в комнате.

— Благодарю.

— Ах, да! — Геральт обернулся уже в дверном проёме. — Шум с первого этажа не мешает?

— Мне это как раз на руку, — грустно улыбнулась девушка. — Не так в сон клонит. А ему, — она кивнула в сторону Морока, — это неважно.

Геральт зашёл в свою комнату, стянул с себя всю броню и ножны со спины, небрежно сбросил с ног сапоги и упал на скрипучую кровать, уставившись в потолок, по которому плавали неровные тени людей в свете вечерних огней. Погрузившись в мысли, он даже и не заметил, как провалился в глубокий сон.

Проснулся ведьмак глубокой ночью от стука в окно. Резко открыв глаза, он прислушался. В доме стояла обычная ночная тишина, единственным нарушителем которой был храпящий Золтан. Если учитывать, каким бойцом он являлся, то его храп был соответствующим — таким, что стены сотрясались.

Стук повторился.

Сев на краю, Геральт посмотрел в сторону окна, откуда доносился стук. За стеклом виднелись очертания невероятных размеров птицы, настойчиво стучащей клювом в стекло. Не понимая, что она здесь делает и почему стучит именно к нему в окно, Геральт, почесав затылок, открыл створку и рассмотрел на карнизе огромного, трёхфутового, чёрного как ночь ворона с такими же чёрными зеркальными глазами. Ворон почесал клювом под крылом и негромко каркнул, но даже и не подумал влететь внутрь, лишь взлетев и описав круг возле окна, уселся обратно.

— Ты куда-то меня приглашаешь? — непонимающе спросил Геральт.

Птица, кивнув головой, каркнула.

* * *

По всему дому имения Корво Бьянко, нового дома Геральта и Йеннифэр в Туссенте, пожалованного ведьмаку самой герцогиней Анной-Генриеттой, разносился сладковатый цветочный аромат душистого мыла. В небольшой гостевой комнате на втором этаже, где чародейка проводила время, когда Геральт покидал дом, стояла бадья с водой, по ее глади медленно плавали остатки пены.

Выскочившая недавно из воды Йеннифэр, полностью обнажённая, с ещё влажной кожей, духмяно пахнущей сиренью, и полотенцем на голове, сидела напротив зеркала своего туалетного столика, взирая на своё отражение. Через прорубленное новое окно над кроватью гостевой пробивался настырный лучик солнца, светил прямо в фиалковые глаза чародейки и мешал наносить макияж. Не вытерпев такой наглости лучика, Йеннифэр произнесла заклинание и щёлкнула пальцами. Висящая на гардине плотная бордовая штора моментально скрыла окно вместе с виновником дискомфорта. Комната погрузилась во мрак. Глубоко, с задержкой вздохнув, чародейка зло выругалась, произнесла ещё одно заклинание и снова щёлкнула пальцами. Стоящий на небольшом комоде трёхсвечный жирандоль, вспыхнул свечами и озарил комнату мягким оранжевым светом.

После приёма ванны Йеннифэр чувствовала себя намного лучше, но желание кричать от обиды и бессилия с каждым взглядом на свое отражение становилось всё сильнее. То, в какое положение император Эмгыр вар Эмрейс её ставил, можно воспринимать как бесчеловечное предложение. С другой стороны, она прекрасно понимала, для чего это делается. Императору нужен именно тот человек, которого можно держать на поводке, но которому он может целиком и полностью доверять, не опасаясь необдуманных выходок, на кои была способна Йеннифэр.

Она стиснула зубы, сдержав очередной ком и чуть не прыснувшие слёзы. Ей не хотелось портить нанесённый макияж из-за стоившей баснословных денег косметики. Выдохнув, преодолев очередной эмоциональный приступ, чародейка закончила с подводкой глаз и ещё пару раз прошлась по лицу кистью с пудрой. На кровати её уже дожидалась привычная чёрно-белая одежда и кружевное бельё, а подле стояли высокие, доходившие ей почти до колен, сапоги.

На лестнице послышались шаги.

Когда Йеннифэр переехала жить к Геральту в их новый дом, она сразу же занялась полным его обустройством. Ремонт, сделанный в Корво Бьянко, ей понравился, но, как она сама сказала, этому дому не хватало женской руки. Так дом выкрасили в бордовый цвет, нижнюю половину изукрасили под местные южные пейзажи. Хозяйственные и жилые, для прислуги, постройки полностью отремонтировали, вставили новые окна, закупили мебель. Постепенно, наняв хорошего винодела и объединившись с такими именитыми в Туссенте винодельнями, как Верментино и Короната, Корво Бьянко вновь стала наращивать производство вина. За всем этим неустанно следил потомственный дворецкий Варнава-Базиль Фоулти. Ему это было интересно, а от продажи вина сильно зависело его жалование и состояние его господ. Вот только Геральт проявлял слабый интерес к виноделию, предпочитая очередной раз пропасть на пару дней и вернуться провонявшим сточными канавами и кровью очередного чудовища, Йеннифэр же была сильна только в выборе готового вина, а не его рождении. Как ни странно, всё та же Анна-Генриетта по достоинству оценила совместное винное творение сразу трёх виноделен, названное “Суа Маиста”, что означает “Её Величество”.

Если бы не сделанная по просьбе Йеннифэр деревянная стенка с дверью, Варнава-Базиль без труда мог бы лицезреть нагую чародейку. Дворецкий тактично кашлянул за дверью и постучался.

— Не входи! — бросила чародейка через плечо и подбежала к кровати, где были разложены ее вещи, стянула с пышной чёрной гривы полотенце, под которым тут же, по мановению руки оказалась готовая причёска.

Варнава-Базиль ничего не ответил. За то время, сколько чародейка жила в имении, дворецкий уяснил, что спорить с этой характерной, но безумно привлекательной женщиной бесполезно. Привык выполнять её прихоти, наподобие той, что была высказана пару часов назад: притащить ей бадью с тёплой водой. Получив желаемое, чародейка вытолкала всех, оставшись одна.

— Заходи, — уже мягче Йеннифэр пригласила дворецкого в комнату.

Ещё раз кашлянув, дворецкий отворил дверь и вошёл в комнату.

Дворецкому Варнаве-Базилю Фоулти было по виду чуть больше сорока, хотя настоящего возраста он не называл. Это был лысый, крепкого телосложения мужчина в небогатой одежде, с очками на носу в железной оправе и немного затемнёнными стёклами. Очень ответственный и умный. Словом — идеальный дворецкий.

Йеннифэр подошла к столику и протянула Варнаве-Базилю запечатанное письмо.

— Завтра отправишь это письмо в Ковир по этому адресу, — сказала она, глядя на дворецкого фиалковыми глазами. — Не вскрывай и не читай, понял?

— Как пожелаете, ваша светлость, — дворецкий с поклоном принял письмо. — Что-то ещё?

— Я покидаю этот дом, — со вздохом произнесла она. — Навсегда. С моим исчезновением пропадут и мои вещи.

— Вы не желаете больше здесь находиться, госпожа? — немного опешил Варнава-Базиль.

— Нет-нет, ни в коем случае! — запротестовала Йеннифэр. — Мне здесь очень нравится, но... К сожалению, жизнь резко изменилась. Я не буду тебя грузить, поэтому давай просто попрощаемся.

Они тепло обнялись.

— Прости, если была чересчур заносчива и высокомерна, — улыбнулась она на прощание погрустневшему дворецкому.

* * *

Под ногами до сих пор хлюпала грязь после сильного ливня. Старые заброшенные постройки замка Вроницы погрузились в ночной мрак. Где-то за стеной квакали лягушки во рву, окружающем замок. Хотя назвать его таковым было сложно. Больше это походило на небольшую крепость на холме, обнесённую частоколом, с деревянным имением и расположенной чуть ниже деревушкой.

Всего пару лет назад Вроницы принадлежали самозваному владыке Велена Филипу Стенгеру, по глупому случаю получившему прозвище Кровавого Барона. Когда Стенгер, будучи солдатом, должен был занять красильну, уже занятую нильфгаадцами, он, вместо того, чтобы взять тех измором, плюнул на всё, да атаковал, захватив живьём. А там кто-то возьми да разбей чан с красной краской, вытекшей в реку. Потом люди болтали, что вода покраснела от крови. Так он и получил это жутковатое на слух прозвище, хотя сам он мужик был добрый, но страшно злоупотреблял выпивкой. Этому тоже существовала определённая причина, связанная с многочисленными войнами, где побывал Барон.

Темерия пала под натиском Нильфгаарда. Вовремя сумев договориться с противником, Стенгер с набранными под его начало людьми из остатков темерской армии, дезертиров и разбойников, получал поставки продовольствия и оружия, а сам стал эдаким правителем на тогда ещё ничейной территории Велена. Был ли он предателем? Отнюдь. Будучи неглупым и умеющим извлекать из всего выгоду, он попросту не стал строить иллюзий и сражаться за призраки после падения Темерии. Кстати, именно Барон помог Цири оправиться от ран и дал ей еду и кров, когда за ней гналась Дикая Охота.

Время шло. Сначала из Врониц уехал сам Барон вместе со своей женой, потерявшей рассудок после того, как Геральт вырвал ее из лап ведьм. Их дочь ненавидела отца — как она говорила, за испорченное детство — поскольку часто видела, как тот, будучи пьяным, избивал мать. Тут можно было бы упрекнуть Барона, но и сама его жена не была белой невинной овечкой, когда-то она обманывала его, изменяя ему с другим мужчиной. Само собой, дочь этих тонкостей не знала, да и не знает по сей день, и, простив отца, исчезла вместе с Охотниками за Колдуньями.

После отъезда Барона его люди под командованием заместителя, сержанта Ардаля, потеряли страх. Участился беспредел в окрестных деревнях.

Тем временем война окончилась полной победой южного захватчика, при этом Темерия получила независимость на правах ленника. Нильфгаард увёл с её территории практически все войска, оставив лишь небольшую горстку, чтобы следить за восстановлением сожжённых сёл и деревень, и всячески помогать темерской армии, во главе которой встал командир специального подразделения «Синие Полоски» Вернон Роше, по совместительству, давний товарищ Геральта.

Покидающая тогда нильфгаардская армия «Центр», некогда предназначенная для перехода через реку Понтар, разделяющую Темерию и Реданию, передала Вернону Роше свой хорошо укреплённый лагерь с готовой инфраструктурой. Для Роше это оказалось очень удобное расположение для его нового войска. Долгое время командир «Синих Полосок» имел под своим началом горстку солдат-выживших, но по окончании войны он смог собрать серьёзное пополнение, в том числе и насильно принудив людей Барона, и подготовил новую боеспособную армию, поэтому бывший лагерь оказался как нельзя кстати.

Ввиду такого стечения обстоятельств Вроницы скоро опустели. Селяне деревушки разбрелись кто куда. Одни ушли жить в новые деревни, отстраивающиеся по всей Темерии, другие, при наличии кое-каких денег, переехали в Новиград и Вызиму, темерскую столицу. Третьи же, беженцы, подождав, когда окончательно всё уляжется, вернулись в родные края. Так замок Вроницы стал никому не нужен, даже темерской армии, медленно осыпаясь, гния и увядая под натиском природных явлений.

Ида Эмеан терпеливо сидела на краю высокого крыльца бывшего дома Барона, свесив ноги в высоченных сапогах на ремешках, в которые были заправлены тёмно-зелёные брюки на тонком ремешке и бляхой в виде листа. Её это никак не смущало, хотя она являлась не простой эльфской чародейкой, а, на минуточку, элитой Aen Seidhe — легендарной Ведающей, что обязывало к серьёзному поведению.

Ведающие, или же Знающие — Aen Saevherne — это элита эльфских чародеев, наделённых даром предсказания и пророчествования, некоторые наделены даром перемещения во времени и между мирами, а также перемещать других. Немногие могут похвастаться тесным знакомством с Aen Saevherne. При этом не стоит путать магов с Ведающими. Это абсолютно разные вещи. Само Aen Saevherne — это скорее учёное звание или своеобразный титул, коим именуется чародей, обладающий определёнными способностями.

Никто не знал Иду Эмеан очень тесно, как в последние месяцы Йеннифэр из Венгерберга. Все привыкли видеть эльфку всегда серьёзной, могущественной, слегка надменной и мудрой, как подобает представительнице Aen Saevherne. Это её статус среди чародеев, статус советницы королевы Дол Блатанны Францески Финдабаир. Лицо, которое нельзя уронить перед другими. Всегда ухоженная, с очень сдержанным, но подчёркивающим её неземную естественную красоту умелым макияжем. В душе же Ида была очень приятной, отзывчивой эльфкой, чем могли похвастаться далеко не все представители её рода из Вольных эльфов Aen Seidhe. Ей также было присуще ребячество, но, увы, она не могла этого себе позволить. Сдружившись с Йеннифэр из Венгерберга, она, наконец, смогла себе позволить быть не только элитой, но и обычной эльфкой, не боясь порицания и потери уважения со стороны других.

До полуночи оставалось совсем немного времени, но Ида предпочитала прибывать на места встреч раньше остальных и дожидаться сама. Она терпеть не могла, когда её кто-то ждёт, и если такое случалось, даже если она опаздывала на какие-то доли минуты, это становилось для неё катастрофой.

Перетянув за ремень небольшую сумочку, эльфка извлекла свою книжку и продолжила читать, поплотнее стянув края плаща поверх плотной кофты с длинным рукавом под цвет брюк. Нет, эта книга не была сказаниями или легендами о Старшей Крови, не историческая работа. Книжечка была обычным бульварным чтивом, где бравые рыцари совершают неисчислимое количество подвигов. Иногда, на досуге, такие книжки помогали ей отвлечься от мировых проблем и погрузиться в мир книжной романтики и некоторого абсурда, полного наивности, чрезвычайно честных людей и крайне карикатурных злодеев. Некоторые ситуации вызывали у эльфки гомерический смех, даже если это было очередное убийство злодея или чудища под каким-нибудь предлогом к спасению принцессы, а рыцарь без труда решал кто злой, а кто добрый и справедливый. За долгие годы жизни Ида давно поняла, что ничто не однозначно и нет деления на чёрное и белое. Всё в мире крайне относительно, а жизнь очень часто любит подкидывать не складывающиеся в голове события.

Ухнула сова. Где-то завыли волки. По земле пробежался ветерок, поднявший пыль и опавшие сухие листья, заколыхались ветки единственного дуба во дворе. Ничего из этого не напугало Иду, даже не отвлекло от чтения. Спустя пару минут она уловила краем уха какой-то непонятный шум, исходивший из глубины дома, на крыльце которого она сидела. Что-то упало и разбилось об пол. Вот тут она и насторожилась, поднялась на ноги и убрала книгу в сумочку.

В это же время под крыльцом из портала материализовалась Йеннифэр в своём привычном чёрно-белом наряде. Ида быстрым жестом дала понять, чтобы та быстро поднималась к ней и как можно тише. Чародейка быстро кивнула и на носочках вспорхнула по деревянным ступенькам к знающей, они быстро поздоровались взглядами.

— Кто-то проник в дом, — очень тихо прошептала Ида.

— Ты видела, кто? — уточнила Йеннифэр.

— Нет, только услышала шум.

Стараясь не делать лишнего шуму, Йеннифэр открыла неприкрытую массивную дверь. Первое, что бросилось ей в глаза — дорожка из капель крови. По виду Иды Йеннифэр поняла, что сердце эльфки дрогнуло. Если это кровь того, кого они разыскивают, такая реакция действительно уместна. Вопрос в том, кому принадлежит кровь.

— Gvella, glan! — прошептала Йеннифэр, стараясь приглушить сильно разгорающийся в руке световой шар.

Двигаясь осторожно и пытаясь не шуметь, что казалось совершенно невозможным из-за старых, неимоверно скрипучих и ноющих под подошвами половиц и ступенек, Йеннифэр, заглушившая свет практически до бледного огонька, освещающего не дальше шага, и Ида подошли к дверному проёму настежь открытой двери. Прислушались. Едва различимый звук шагов и лёгкий скрип половиц ясно указывал на чьё-то присутствие в помещении.

Женщины переглянулись.

“ Готова?” — телепатически спросила Иду Йеннифэр.

Ида Эмеан кивнула.

Резкий, выжигающий глаза яркий свет в руках чародейки разгорелся белым пламенем, осветив комнату за дверным проёмом. За Йеннифэр тут же ворвалась Ида, удерживающая в руках шаровую молнию, готовая метнуть её в того, кто бродит по комнате давно опустевшего замка.

К их великому изумлению, всё, что успели увидеть чародейки, так это метнувшиеся в сторону выбитого окна клубы тумана. Обе женщины опешили, затем опустили руки, и лишь у Йеннифэр оставался в руке яркий источник света, мерно освещающий разгромленное помещение.

— Что это было? — опешила Ида, толком не успевшая что-либо разглядеть.

— Если это то, о чём я думаю, то это плохо, — выдохнула Йеннифэр, которой сразу в глаза бросился почти рассыпавшийся и жутко опалённый скелет, лежащий тут меньше двух суток.

— Гляди, — чародейка указала пальцем на находку. — Боюсь, дорогая моя, это и было причиной столь мощного выброса.

— Лужа крови. — Ида присела на корточки рядом со стеной, где валялась поломанная полка, глиняные черепки и битое стекло. — Похоже, он был сильно ранен. Ближайшее место, куда он мог добраться, это Новиград.

— Скорее всего, да, — кивнула головой Йеннифэр. — В амбаре недавно закрылся портал. Ведущий отсюда к бывшему убежищу Филиппы под Эст Тайяр.

— Откуда ты знаешь? — непонимающе посмотрела на подругу Ида.

— Перед тем, как пойти сюда, у меня оставалось немного времени, — пожала плечами Йеннифэр. — Меня что-то осенило. С помощью мегаскопа и навигационных заклинаний я изучила всю окрестность на наличие иных магических выбросов. Таковым оказался портал отсюда к Эст Тайяр. Мне пришлось его закрыть, что привело к магической нестабильности, и я добиралась сюда обходными порталами.

— Настолько мощный портал?

— Портал нормальный, но что-то его сломало, — ответила чародейка. — Похоже, наш объект его использовал, что и привело к его слому.

Ида тяжело вздохнула.

— В Новиграде сейчас находится Цири, — продолжила Йеннифэр через плечо, внимательно осматривая останки. — Возможно, а я уверена, что да, Цири в этом как-то замешана. Как и Геральт тоже.

— Геральт? — переспросила Ида.

— Да, — кивнула Йеннифэр. — Он тоже в Новиграде. Встречается с Цири.

— Так может, они нам помогут? — Ида подошла к чародейке и присела рядом.

Аккуратно притронувшись к обугленному черепу, Йеннифэр внимательно его осмотрела, обратив внимание на зубы.

— Боюсь, придётся, — наконец произнесла Йеннифэр, кивая на зубы. — Ничего не говорит?

Устроившись поудобней на корточках, Ида, откинув упавшую на глаза прядь карминово-рыжих волос за заострённое ухо, прищурилась и внимательно присмотрелась к челюсти и зубам сожжённого. Зубы представляли собой практически одни сильно заострённые клыки, кроме двух передних и четырёх нижних резцов.

— Говорит, — процедила Ида. — Высший вампир. Только этого нам ещё не хватало.

— Ага, — подтвердила Йеннифэр. — Как и тот, кто вылетел в окно. Кажется, тот, кого мы ищем, не просто схлестнулся с Высшим вампиром, а умудрился за счёт какой-то неведомой силы не только одолеть, но и буквально уничтожить его.

— За такое Высшие вампиры убивают, — удручённо произнесла Ида. — Какие тогда мысли?

— Я свяжусь с Цири, — ответила Йеннифэр.

Поэтический вечер с представлением, поставленным Лютиком, всячески пытающимся не погружаться в пучину печали и тоски из-за Присциллы и высокой вероятности потери «Хамелеона», закончился около полуночи оглушительными овациями. Во время вечера на сцене сыграли больше десятка баллад самого мастера слова Лютика, Цираночки и покойной Эсси Давен. Все баллады сопровождались простенькими, но талантливо разыгранными артистами сценками. Даже одна очень скромная поэтесса Ясна Майва своим нежным голосочком исполнила произведение Присциллы-Цираночки «Сирень и Крыжовник». Конечно, Ясна не смогла исполнить её так, как Присцилла, но за душу всё равно сумела взять. Чего уж там... Сам Лютик пустил слезу.

Потихоньку люди покинули кабаре. Золтан закрыл двери и ушёл кормить лошадей. Лютик расплатился с артистами и музыкантами, помог Цири убраться в зале и ушёл к себе, оставив пепельноволосую девушку одну. Та поднялась в комнату к Мороку, где с раннего вечера уже находилась эльфка Тайила.

Дверь тихо скрипнула. Тактично постучав, Цири полностью отворила дверь и заглянула внутрь. Запах масел и мазей тут же ударил в нос, у Цири аж голова закружилась. На полу были аккуратно сложены повязки с пятнами крови. Морок лежал на спине в новых повязках, но вот на боку, где были раны от когтей, на ткани вновь проступили кровавые разводы. Бледная и вымотанная Тайила, сгорбившись, примостила голову на подушке рядом с Али, заснув без задних ног.

Не став будить, Цири притворила дверь, зевнула и, немного приплясывая в такт крутившейся в голове одной из мелодий, направилась к себе. Выбранная ею комната была чуть богаче, чем у Али. Шкаф, тумбочка, туалетный столик, ширма, отделявшая дверь от основной комнаты, и роскошная двуспальная кровать с мягким матрацем. Что ещё нужно для счастья? При всём своём уважении к Керис ан Крайт и Скеллиге, Лютик для своей названной сестрёнки расстарался куда более щедро.

Сделав пару пируэтов и выпадов с воображаемым мечом, как она делала раньше в детстве, Цири мягко, почти беззвучно, проскакала до кровати, скидывая с себя одежду, с уханьем прыгнула в объятия одеяла, укутавшись с головой. Цири закрыла глаза, готовясь погрузиться в сон.

Голову как молнией пронзил телепатический удар, заставив ведьмачку резко подпрыгнуть и прислушаться к шуму в голове. Сквозь помехи и прыгающие с места на место мысли Цири настроилась на телепатический сигнал, вслушиваясь в него.

Долго ждать не пришлось. В голове раздался громкий, словно эхо в ведре, властный, но такой родной голос той, кто воспитала её как родную дочь.

— Йеннифэр! —телепатически с радостью воскликнула Цири. — Как я рада тебя слышать!

— Я тоже, доченька, — послышался ответ в голове ведьмачки. — Как ты?

— Замечательно! — радовалась Цири. — Ты как? Где ты? Почему не пришла лично?

— Много вопросов, Цири, — прервала Йеннифэр. — Ты мне срочно нужна. Как можно скорее приезжай во Вроницы.

— Зачем? — удивилась девушка.

— На месте расскажу, дорогая, — заверила чародейка.

— Сейчас буду! — быстро ответила Цири, не успев дослушать и обрубив телепатическую связь.

Всего несколько недель как Цири покинула Корво Бьянко, чтобы съездить на Скеллиге, после встретиться с Геральтом и отправиться обратно. Она не знала, что и Йеннифэр покинула дарованное княгиней имение, изрядно удивившись словам о Вроницах, находящихся всего в получасе езды карьером на той стороне Понтора.

Как только Цири услышала просьбу приехать в замок Кровавого Барона, которого помнила и очень к нему прониклась, как и он к ней, так больше с ним и не встретившись, она решила просто телепортироваться вопреки всем давним просьбам Йеннифэр не пользоваться Силой Старшей Крови для перемещения в пространстве. Цири попросту не хотелось идти, запрягать коня, объяснять потом городской страже, куда она направляется в столь поздний час. Для пересечения реки тоже понадобится объяснять сначала реданским, затем темерским пограничникам, куда она держит путь. Да и сама дорога, хоть и для ведьмачки, но шла по лесам и болотам. Казалось бы, путь недолгий, но ночь могла превратить этот путь в самоубийственное приключение. Вылезающая по ночам погань, будь то трупоеды и чудовища, так и скрывающиеся по лесам ещё с войны дезертиры, разбойники и, возможно, обезумевшие отряды скоя’таэлей, запросто могли усложнить жизнь или даже лишить её. Выбор для Цири был очевиден. Телепортироваться, избавив себя от лишних проблем.

Упав на подушку, Цири сдула волос с лица, вздохнула и резко, словно снаряд самострела, выскочила из постели, быстро натягивая разбросанную по полу одежду на себя и закрепляя за спиной Zireael. Встав посреди комнаты, Цири настроилась на нужное место и сосредоточилась. Быстрая зеленоватая вспышка озарила комнату. Мгновение — и пепельноволосой ведьмачки и след простыл.

— Вот, холера! — выругалась Цири, потирая ушибленные бока и ягодицы.

Как она ни пыталась правильно телепортироваться, но из-за неопытности всё равно что-то пошло не так. Резкая смена деревянного пола «Хамелеона» на каменистую землю Врониц оказалась неприятно неожиданной. Цири попросту не успела сгруппироваться, шмякнувшись чуть ли не плашмя. Ругаясь и растирая ушибы, она поднялась на ноги, немного крякнув от боли.

На крыльце тут же показались две женщины, отчётливо услышавшие раскрывшийся портал рядом с сухим дубом. Обладательница волос цвета воронового крыла в чёрном с белым костюме с оборками, Йеннифэр из Венгерберга, и эльфка с карминово-рыжими, подобранными ободком и зачёсанными на правый бок волосами — Ида Эмеан. Завидев Цири, Йеннифэр сбежала к ней и крепко прижала к себе. Эльфская ведающая Ида Эмеан поспешно подошла к ним.

— Сколько раз я тебе говорила, Цири, — журила Йеннифэр, — не использовать телепортацию, пока не научишься правильно стабилизировать энергетический поток!

— Я тоже рада тебя видеть, Йенна, — как ни в чём не бывало улыбалась ведьмачка. — Моё почтение, госпожа Эмеан! — Цири склонила голову перед подошедшей эльфкой.

— Здравствуй, Ласточка, — поприветствовала Ида девушку.

— Сильно ушиблась? — не унималась Йеннифэр, отряхивая приёмную дочь.

— Всё в порядке, Йен, — засмеялась Цири. — И не такое переживали!

— Предлагаю оставить телячьи нежности и перейти к делу, — заметила Ида. — Спрошу сразу: ты в курсе, что здесь случилось?

Цири покачала головой.

— Если кратко, — продолжила Ида Эмеан, — здесь, находятся останки буквально уничтоженного Высшего вампира. Тот, кому это удалось сделать сутки назад — ранен. Единственное место, куда мог отправиться — Новиград. Поэтому ещё раз спрашиваю, тебе что-то об этом известно?

Тут-то Цири начала понимать, что происходит и зачем её вызвала Йеннифэр. Али Шариф. Морок. Он — причина спешки. Убийство Высшего вампира было невозможно. Ей казалось, что молодой ведьмак-полуэльф всего лишь изувечил того, а сам, получив серьёзные раны, отступил, оценив неравенство сил. Но чтобы уничтожить Высшего, нужно либо быть таким же вампиром, либо крайне могущественным магом. На ум приходил только один такой чародей, превративший у неё на глазах Высшего вампира в желеобразную бесформенную кровавую жижу, собрать которую можно, но регенерировать — нет. Вильгефорц из Роггевеена. Да, это могущественный маг и отменный фехтовальщик. Несостыковка в том, что он уже несколько лет как кормит червей, да к тому же и обезглавленный. Были мизерные опасения, что тот каким-то неведомым образом восстанет, вот только без головы ему это проблематично.

Цири закусила губу.

Геральт покорно следовал за чёрным вороном, изредка пиная Плотву в бока, чтобы та не засыпала на ходу. Крайне удивлённые реданские бравые стражи города проводили Геральта на воротах иерархов, не задав ни единого вопроса. Мало ли, какие дела появились у беловолосого ведьмака за пределами вольного Новиграда. Никто из них попросту не обратил внимания на пролетевшего у них над головами ворона.

Преодолев два моста через один из окружающих на юге города притоков Понтара, Плотва перешла на бодрую рысцу, стараясь не отставать от быстро летящего немного впереди на уровне головы Геральта ворона, закладывая налево. Впереди сразу же показался двор корчмы «Семь котов». Буквально вчера Геральт, Цири и их новый товарищ — ведьмак Морок — сидели там, беседовали о том, о сём. Там же вчера Морок взял злополучный заказ, и теперь отлёживается в тяжёлом состоянии после встречи с целью заказа.

Парящая впереди птица чётко направлялась в сторону корчмы, понемногу набирая высоту. Постоялый двор «Семи котов» начинался сразу за ещё одним мостиком через всё тот же приток. Как и прошлой ночью, в корчме было прилично народу. Некоторые, изрядно подвыпившие, разбредались каждый в свою сторону, редкие путешественники брели к домишку, где можно было отоспаться, не забыв заплатить хозяину корчмы за ночлег.

Ворон резко взмыл в небо и так же резко, описывая дугу, опустился на ивовую изгородь прямо у корчмы, громко каркнул. Ведьмак подъехал к изгороди, спрыгнул, осмотрелся. Не успел он что-то понять, как из тени, откуда ни возьмись, к нему направилась загадочная женская фигура с покрытой капюшоном головой. Она сразу же показалась Геральту неестественно стройной, невысокой, всего пять футов, из-под капюшона виднелись прямые тёмные волосы. Ноги и руки казались чуть длиннее, чем у обычных людей. Из непроглядной тьмы капюшона проглядывался лишь треугольный подбородок и нижняя губа.

— Геральт из Ривии? — казалось, её губы не дрогнули.

— С кем имею честь? — насторожился ведьмак.

Женщина ничего не ответила, лишь жестом пригласила следовать за ней в корчму. Чёрный ворон вспорхнул и уселся на самый верх крыши.

В походке незнакомки, виляющей бедрами, чувствовалась твёрдость шага, при этом казалось, что её ноги даже не касаются пола. За спиной на поясе висели несколько сумочек и стилет. Следуя за ней, Геральт чувствовал, как медальон вибрирует, предостерегая его о магии или существе. В голове ведьмак отметил ещё одну деталь: невероятно певучий, чарующий голос.

В заведении, на удивление, было спокойно и немноголюдно. По крайней мере, меньше, чем накануне. Виднелось много свободные мест, но женщина его вела туда же, где трое ведьмаков и отдыхали.

За столом сидел спиной к ним таинственный человек в плаще и капюшоне. Женщина, доведя Геральта, медленно опустилась перед незнакомцем. На столе стола пустая миска и бутылка пшеничной водки.

— Ну, здравствуй, старый друг! — незнакомец сбросил капюшон, и Геральт ойкнул.

Перед ведьмаком предстал худощавый мужчина чуть старше средних лет в бежево-сером старом камзоле, поверх него потрёпанный штопаный жилет, доходящий до колен, на руках беспалые перчатки. Лицо с тонкими чертами, горбатым породистым носом и антрацитовыми глазами. Седые волосы с залысинами были зачёсаны на три стороны, спускались по бокам бакенбардами. Это был не кто иной, как старый добрый друг, цирюльник и философ, а также прекрасный травник — Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.

Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой являлся одним из Высших вампиров, с которым Геральт смог сдружиться, хотя поначалу ему было трудно свыкнуться с мыслью, что он, ведьмак, водит дружбу с тем, за кем он должен, по-хорошему, охотиться и истреблять. Однако жизнь преподнесла ему дружбу с этим вампиром. В свою очередь, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой не раз выручал Геральта из передряг, а однажды пожертвовал собой, спасая друзей от неминуемой гибели, сам превратившись в бесформенное месиво. Только спустя семь лет, когда Геральт уже похоронил Эмиеля Региса Рогеллека Терзиеффа-Годфроя, они встретились в Туссенте. Тогда вампир вновь спас жизнь ведьмака от рук другого Высшего вампира, Бестии из Боклера. Объединив силы, ведьмак и вампир смогли распутать тот злополучный клубок и уничтожить бестию, однако, Эмиеля Региса Рогеллека Терзиеффа-Годфроя его сородичи обвинили в предательстве и начали на него охоту. После тех событий в Боклере прошёл год. Где всё это время скрывался вампир, неизвестно, но он разыскал Геральта и хитрым способом пригласил на встречу.

— Регис? — не верил своим глазам Геральт. — Здравствуй, дружище! Что ты здесь делаешь?

— Присаживайся, Геральт, — отпустив из объятий ведьмака, Регис предложил ему место рядом с таинственной женщиной.

С не самой великой охотой Геральт занял место рядом со странной женщиной, вполне любезно сдвинувшейся ближе к стене. Только когда женщина откинула капюшон и элегантно стянула перчатки со своих нежных, но сильных кистей, предположения ведьмака перестали быть иллюзорными. Каждый палец венчали остроконечные ногти, только менее грубые, чем у его друга. Бледная кожа, узкое миловидное лицо с резкими чертами, чёрно-янтарные глаза, узкие губки, еле шевелящиеся как при разговоре, так и в скупых эмоциях. Судя по её поведению, компания ведьмака её изрядно напрягала, и терпела она его исключительно из уважения к своему спутнику, другу Геральта.

— Что? — заметив взаимную настороженность в его глазах, прошипела она. — Брукс не видел?

Голос оказался певучим и завораживающим, словно сирены со Скеллиге. Это не так уж и удивительно. Для тех и для других голос являлся неким инструментом, ловушкой, в которую попадали люди, заслушавшись их мелодичным пением. Шли к ним в лапы, ожидая чего-то сверхъестественного, а получали многочисленные смертельные раны, становились пищей, умирали в муках.

Сами по себе Бруксы представляют собой эдаких переходных вампиров, последнюю ступень перед Высшими, поэтому они далеко не безопасны. Острые зубы, когти словно бритвы. Скорость, умение становиться невидимыми, ловкость. И чарующее пение. Пение — это их самой любимый род занятий не только для охоты. Птичье пение. Где брукса начинала петь, туда слетались птицы и подпевали. Есть и слабости к серебру и «Чёрной крови», отравляющей вампиршу после укуса того, кто под ней находится.

Как все вампиры этой категории и выше, они имеют два облика: человеческий и истинный. В человеческом облике бруксы все как одна прекрасны собой, легко уживаются в людском обществе, некоторые работают бок о бок с ними, могут состоять в публичных домах, не раскрывая истинного лица. При этом, стоит бруксе открыть истинный облик, обнажённое тело искажается, кожа плотнее натягивается на кости, ногти удлиняются до когтей, лицо искажается, рот расширяется чуть ли не до ушей. Редко могут превратиться в летучих нетопырей, становясь ещё опаснее. Только, в отличие от Высших вампиров, бруксу можно убить. Достаточно отсечь голову или пробить сердце, в идеале — и то, и другое. На словах, конечно, это звучит просто, да на деле не все ведьмаки поспевают за ними, попадая под шквал ударов, клыки и оглушительный высокочастотный крик. Если ведьмак погибал, брукса, получив серьёзные увечья, могла запрятаться и регенерировать, становясь ещё опаснее в погоне за кровью.

Геральт много повидал на своём веку брукс и их таких же, только рыжих и чуть менее привлекательных, сестёр по племени — альпов. Ему крайне не хотелось с ними вступать в схватку вновь, так как после взятого им в Туссенте заказа на бруксу, бывшую практически Высшим вампиром и его знакомой, та доставила ему хлопот. По правде сказать, тогда Геральту показалось, что та брукса, которую звали Орианной, дралась не в полную силу. Она его покалечила, но у него сложилось отчётливое впечатление, что она была готова к смерти и попросту поддавалась. Насколько ему было паршиво после этого заказа, не знает никто.

— Чем я могу тебя угостить? — скрывая по привычке зубы, улыбнулся Регис.

— Пожалуй, на сегодня халявы с меня хватит, — усмехнулся Геральт. — Но вот от твоей Мандрагоры бы не отказался.

— Прости, — развёл руками вампир, — сейчас не сезон, и я не подготовился. Были другие дела, о которых я бы и хотел поговорить.

— Я уже понял, что ты меня не просто так вызвал с помощью ворона.

— Тогда перейдём сразу к делу.

Подул слабый ветерок. Ида Эмеан ещё плотнее закуталась в свою накидку, стоя возле камня, где, словно на троне, под дубом восседала Йеннифэр. Рядом, прижавшись спиной к шершавой коре толстого ствола, прямо на земле сидела Цири, рассказывая обо всём случившемся за последние сутки. Не сводя фиалковые глаза с приёмной дочери ни на секунду, Йеннифэр положила голову на кулак. Карминово-рыжая Ида Эмеан так же внимательно слушала Цири, улавливая каждую интонацию, каждое слово.

Пепельноволосая ведьмачка рассказывала, начиная от самого знакомства с Али до его ранения и плачевного состояния, в котором он находился после боя с Высшим вампиром. Рассказала о его обуглившейся руке, о том, что отдала часть своей крови для спасения его жизни. Рассказала всё, вплоть до сегодняшнего вечера.

Цири закончила повествование и внимательно посмотрела на двух женщин, переглянувшихся между собой.

— Вы мне, наконец, объясните, что происходит? — не выдержала Цири.

— Происходит то, — начала Йеннифэр, — что ваш друг убил Высшего вампира. Не искалечил, не отправил в долгое регенерирование на несколько лет. Нет! Он его буквально уничтожил. Даже Вильгефорц, а я думаю, тебе не надо объяснять, кто это, не смог когда-то так испепелить вампира.

— Спасибо, переживу, — зло буркнула Цири, прекрасно помня, как Вильгефорц за ней охотился несколько лет назад.

— Это не всё. — Ида, наконец, перестала быть чарующей статуей и сделала пару шагов за спиной чародейки. — Этот ведьмак-полуэльф — обладатель Гена Старшей Крови.

— Догадалась.

— Угу, — вклинилась в разговор Йеннифэр. — Цири. Ты сказала, что вы сделали переливание крови, причём твоей.

— Да.

Чародейка вновь переглянулась с ведающей. Они обе осознавали, чем это может грозить, о чём незамедлительно сообщили Цири.

Что Али Шариф, что Цирилла Фиона Элен Рианнон, они оба наследники эльфской крови. Цирилла шла от рода эльфской ведающей Лары Доррен аэп Шиадаль с так называемым «геном Лары», выведенным, частично, искусственно. У Али ситуация была куда более прямой и простой. Его род нёс естественный ген Старшей Крови ещё от Aen Undod и тех эльфских магиков, без смешения крови с другими расами, без какого-либо яркого проявления. О нём знали, но сотни лет притупили ген, и тот “впал в спячку”, перестал проявлять активность. Когда за долгие годы чистоты эльфской крови мать Али Энаре’эль вышла замуж за офирца Мурада Шарифа, кровь эльфа и человека смешались, ген передался детям. Вопреки всему, ген Старшей Крови активировался не у девочки, как это было в родовой линии Лары Доррен, прямого предка Цири, а у мальчика. Парень рос даже без намёка на активность гена. По словам Иды Эмеан, бурный магический потенциал и активация проявились именно из-за ведьмачьих мутаций, кои он не прошёл до конца, что не помешало ему стать ведьмаком одной из самых тайных и опасных ведьмачьих Школ — Змеи.

Возвращаясь к Цири и Али, смешение крови ведьмачки с кровью полуэльфа сулило непредсказуемые последствия. Опасения ведающей с Синих Гор строились на банальном. Цири не зря называли «Повелительницей Пространства и Времени». «Ген Лары» дал ей могущественную силу перемещаться сквозь время и пространство, без ограничений путешествовать в другие миры. Её дар — её и проклятие, из-за чего ей пришлось долго скрываться даже от Геральта, являющемуся ей не просто приёмным отцом. Они были связаны Предназначением по «Праву Неожиданности».

Цири — девочка-исток. За той Силой, которой обладала Цири, охотились многие, тот же Вильгефорц из Роггевеена с его прихвостнями. И отец, Эмгыр вар Эмрейс, был не прочь повязаться с ней узами брака, чтбы таким образом иметь в своём роду наследника Старшей Крови и посадить законную наследницу престола на её родине в Цинтре. Благо, он одумался, сбросил с себя безумие, приняв Цири именно как дочь. Последней и самой опасной стала Дикая Охота во главе с Эредином Бреакк Гласом. Призрачные всадники, несущиеся по небу, предвестники несчастий, войны и смерти. На деле, призрачные проекции боевых отрядов эльфов Aen Elle. Эредин охотился за Цири для того, чтобы с помощью её Силы перенести мир Aen Elle в некогда утраченный Aen Seidhe. К счастью, этого не случилось. Эредин пал, а Цири стала свободна, отдавшись полностью ведьмачьему ремеслу, долгое время скрываясь от родного отца и отказавшись от престола.

С ведьмаком-полуэльфом вырисовывалась иная ситуация. Али не обладал какими-либо сильно выдающимися способностями Старшей Крови, получив лишь эльфскую магию, практически ничем не отличающуюся от той, какой обладают магики людей. Ведьмачьи мутации лишь пробудили спящий ген. Мало того, сами ведьмаки изучают магию, те же знаки и простейшие обряды, например. В совокупности со Старшей Кровью, их магические возможности вошли в симбиоз, породив крайне мощную магическую силу, без должного контроля способную уничтожить носителя. Обожжённая рука тому наглядное доказательство. Даже имея такую мощь, Морок смог уничтожить вампира, что не удалось когда-то могущественному магу, герою Содденского Холма, но при этом самому настоящему талантливому стратегу с желанием владения всем миром — Вильгефорцу из Роггевеена.

Теперь, после переливания крови Цири в жилы Али, его сила может возрасти до чудовищных масштабов. Более чем вероятно, что сильнее Цири он не станет, но сравняться может. К сожалению, полуэльф об этом ещё даже не догадывался, и применение магических способностей, если не научить его контролю, без труда может погубить его, а в худшем случае — и рядом находящихся.

— Возможно, он сможет даже перемещаться в пространстве, — заключила Ида Эмеан, сдувая ненавистный локон с левого глаза. — Отчасти, ты обрела кровного брата, создала нового могущественного мага.

— Я же не знала... — протянула Цири, слега потупившись. — Я хотела лишь спасти ему жизнь.

— Я ни в коем случае тебя не обвиняю, — тут же успокоила девушку Ида Эмеан. — Теперь его обучением займусь я.

— Каким образом?.. — ведьмачка посмотрела на ведающую. — Мы тут говорим о последствиях, о Старшей Крови. Но вы забыли, что сейчас вообще неизвестно, выживет ли он? У него в боку четыре дыры, задето лёгкое. Как сердце оказалось не поражено — неясно.

— Не волнуйся, — заверила девушку Йеннифэр. — Мы отправим его в Брокилон. Там и не таких выхаживали.

Быстро к делу перейти не удалось. Заказав себе по кружке каэдвенского стаута, Геральт и Регис погрузились сначала в воспоминания о былых временах, о совместном походе за Яругу для спасения Цири ещё несколько лет тому назад. Вспомнили смерть Региса от рук Вильгефорца. Вспомнили, как вместе распутывали кровавый клубок смертей в Туссенте, во время охоты на Бестию в столице Боклер, по итогу оказавшейся другом Региса, которая помогла ему восстановиться после смерти. Увы, друга, такого же Высшего вампира, которого звали Детлафф ван дер Эретайн, пришлось убить из-за неудачного стечения обстоятельств. Добить, “выпив” друга, пришлось Регису — и тем самым навлечь на себя гнев других вампиров за предательство своего племени.

Брукса, которую звали Инес, попивавшая фруктовое ривийское пиво, стала единственной, кто отказалась охотиться за Регисом. За это её изгнали, и она примкнула к Регису и вместе с ним скрылась в Назаире. Постепенно между Инес и Регисом возникли тёплые чувства. При этом она была его моложе чуть ли не на четыреста лет.

Сам же Регис в Назаире вплотную занялся врачеванием. Его познания в медицине, травничестве помогли ему успешно лечить людей, делать сложные операции. Никто даже и не догадывался, что этот седовласый, очень старомодный мужчина в летах был вампиром. Запах крови его не впечатлял, став обыденностью работы, а не средством пропитания. Постепенно к этому пришла и Инес. Правда, скверный характер и нелюбовь к людям остались.

Разговор, ради которого Геральт был выдернут из постели, постепенно перешёл к убитому во Вроницах вампиру. Геральт знал, кого убил ведьмак-полуэльф. Каким образом — даже думать не стал. Убитый представитель Высших вампиров оказался графом Мантье дэ Дюре. Некогда лучший друг Детлаффа ван дер Эретайна.

Как оказалось, титул «граф» не был пафосной припиской к имени. Мантье дэ Дюре был родом из Назаира, входил в местную касту элиты Высших вампиров. Пытался втянуть в неё и Детлаффа ван дер Эретайна, но тот отказался. И не просто так. Детлафф ван дер Эретайн, сам являясь вампиром с крайне размытыми границами правил, связанных с убийством людей и питьём крови, тем не менее, не завися от неё, с лёгкостью отнимая чужие жизни, оказался ещё менее кровожадным, чем граф Мантье дэ Дюре. Для графа кровь была чем-то вроде постоянного приёма вкуснейшего вина по три раза в сутки. При этом он пил кровь из ещё живой жертвы, а потом разделывал и питался её внутренностями, получая от этого высшее наслаждение.

— И после этого, — удивился Геральт, — его не нужно было убить?

— Я этого не сказал, — резонно заметил Регис, допив остатки пива. — Это исчадье нужно было уничтожить. Мы с Инес давно за ним ведём охоту. Таким образом, нас могли восстановить в правах и прекратить охоту на нас.

— Но кто-то, убивший Мантье дэ Дюре, спутал вам карты.

— Скорее, навлёк на себя гнев других Высших вампиров, — покачал головой вампир. — Я изучил останки графа и...

— И?

— Помнишь, что осталось от меня, когда Вильгефорц зажарил меня?

— Бесформенная кровавая жижа, — ответил Геральт.

— Из которой меня всё равно восстановили, — кивнул Регис. — А от Мантье не осталось и капли крови. Выжженные внутренности и чёрно-обгорелые останки скелета, и то не все. Я хочу найти того, кто это сделал. Найти и понять, как он это сделал.

— Желательно, поквитавшись за графа? — прищурив левый глаз, спросил Геральт. — Тебе не кажется это нелогичным, учитывая, что тот, кто это сделал, избавил вас, Высших вампиров, от помешанного каннибала?

— Это понимаю я, — парировал Регис. — Но этого не поймут другие, посчитав это внедрением во внутренние конфликты.

— Что ты от меня хочешь? — уже крайне жёстко спросил ведьмак, сверля друга взглядом.

— Найди его и приведи ко мне, — ответил вампир. — Госпожа Ингрид Вегельбуд сказала, что этот заказ изначально предназначался тебе, но взял его другой ведьмак. Молодой. Как она сказала, если я правильно запомнил, полуэльф. Он был с тобой и Цири прямо на этом месте.

Геральт стиснул зубы. Почему-то сейчас ему очень хотелось послать своего друга вампира Региса вместе с его бруксой ко всем чертям. Его раздражала вся эта ситуация. Нет, с одной стороны, Геральт хотел помочь другу, вернув долг за помощь в Туссенте. С другой, выдавать молодого способного ведьмака Али Шарифа ему тоже не хотелось, так как он и перед ним оказался в долгу. Скорее всего, взявшись за этот паршивый заказ, Геральт не устранил бы своими силами этого графа Мантье дэ Дюре, а возможно, навлёк бы беду на себя и город — если судить по услышанному от Региса. Возможно, он бы даже погиб.

— Я ещё кое-что узнал от госпожи Ингрид, — в голосе Региса заиграли так ненавидимые Геральтом менторские нотки. — Сама того не зная, госпожа Вегельбуд заказала своего возлюбленного, посчитав его погибшим от рук вампира. К сожалению, она не знала, что возлюбленный и вампир — это одно и то же существо. Кстати!

Регис раскрыл свою старую торбу, из-за чего вокруг их стола распространились различные травяные и спиртовые запахи, достал из неё свёрток с печатью семейства Вегельбуд и протянул Геральту.

— Госпожа Вегельбуд просила это передать через тебя полуэльфу за выполнение заказа, — пояснил вампир недоумевающему ведьмаку. — Прости за бестактность, но цену за голову обозначил я. Хотя ещё сильно продешевил, прекрасно зная, что ни один здравомыслящий ведьмак не возьмёт заказ на Высшего вампира.

— На Детлаффа же взял, — пробурчал Геральт, расправляя свёрток.

Увидев прописанную сумму, находящуюся на банковском счету Новиградского банка, глаза ведьмака полезли на лоб.

— Семнадцать тысяч крон?! — потрясенно перечитал он. — Регис, да ты обалдел! И она на это пошла?

— Без лишних колебаний и какой-либо магии или принуждения, — заверил тот. — Учитывая всё мною изложенное.

— Понятно.

Из-за угла, ни с того ни сего, к ним направилась подвыпившая компания маргинального вида. Все при оружии, шли прямиком к ним.

— Что вы здесь забыли, приблуды? — заговорил один из подошедших. — Помнишь нас?

Неимоверно чертыхаясь, Геральт узнал тех самых разбойников, что чуть не испортили вечер накануне.

— Только этого не хватало, — процедил он.

— Чего не хватало? — зарычал бугай с рассечённым лбом. — Мне бы того полуэльфишку бы примочить, да и ты сойдёшь.

Ведьмаку было плевать на угрозы. Его внимание привлекла Инес, готовая сорваться с места и вцепиться в тех, кто помешал их мирному разговору. Ее ногти еле заметно начали увеличиваться, осанка выпрямилась, тело напружинилось. Внезапно она ойкнула, а Геральт заметил, что Регис придавил её ногу под столом своей, после чего спокойно встал прямо перед ними.

— Сейчас вы выйдете отсюда и больше никогда не вернётесь сюда, навеки вечные забыв всех, — как-то странно это произнёс вампир.

Маргиналы послушно молча повернулись и, как болванчики, покинули корчму, погрузились на лошадей и скрылись в неизвестном направлении.

— Дай угадаю, — начал Геральт, когда Регис вернулся за стол. — Гипноз?

— Угадал, — слегка улыбнулся тот.

— И всё-таки подумай над моим предложением, — настойчиво повторил Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. — Обещаю, что ничего не сделаю этому парню. Мне нужно понять, как всё случилось.

— Ничего не обещаю, — ответил Геральт, залезая на Плотву. — Если что, я дам знать.

— Хорошо, — кивнул Регис. — Как надумаешь, найди ворон и скажи им, что ищешь меня. За тобой прилетит Арнваль.

— Так вот как зовут твоего ворона.

Они распрощались, и Геральт побрёл обратно в Новиград, погрузившись в мысли об Али и о том, что делали во Вроницах Йеннифэр и ещё одна чародейка. Об этом, как бы невзначай, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой обмолвился уже на выходе из «Семи котов».

Тайила резко открыла глаза, выходя из глубокого сна, надышавшись травяными мазями и настойками, когда в небольшой комнате, где лежал перебинтованный, тяжело дышащий полуэльф, из яркой зелёной вспышки появилась Цири вместе с необычайной красоты эльфкой с большими глазами и карминово-рыжими волосами. От неожиданности попятилась назад, тараща от удивления карие глаза. Девушка не успела даже что-либо понять. Губы эльфки слегка зашевелились, и она вновь провалилась в глубокий сон. Лишь только утром Тайила обнаружила себя лежащей в чистой постели всё в той же комнате. Но Али уже не было. Чуть позже, абсолютно растерянная и даже, наверное, потерянная, она встретилась внизу с Цири. Ведьмачка рассказала, что Али телепортировали в Лес Брокилон к дриадам, чтобы те выходили его. Ни слова про красавицу-эльфку Цири даже не проронила. Она вообще больше ничего не говорила.

Утомлённая, расстроенная Тайила медленно побрела по улицам просыпающегося Новиграда в сторону Золотого Города.