Баллада старой Талигойи (джен)

Я читала Талигойскую балладу, уже зная, что последний Ракан сам организовал сдачу столицы и своё убийство, которого не случилось, поэтому не была слишком внимательна — известно же, вся история обманка, и такой останется в веках. Я мимолетно пожалела о красивом заделе первой книги: потомок предателя стал защитником Талига — и благополучно задвинула информацию в дальний угол сознания. Но что-то царапало, какая-то нестыковка... А ведь история Рамиро — не предателя выглядит очень искусственно, она производит впечатление подчищенной, подправленной, отлакированной с единственной целью — изобразить Алву не просто героем, но святым-великомучеником, безвинно пострадавшим за короля, страну, добрые чувства к Алану Окделлу. И ради этого ломаются характеры остальных участников событий. Король почему-то разводит вокруг своего отречения нездоровую таинственность, поручает убить себя (?!), передумав, предлагает ославить предателем и цареубийцей верного подданного, а потом спокойно живёт ещё полсотни лет, ничуть не терзаясь. Фок Варзов не находит минутки, чтобы намекнуть Окделлу о реальном положении дел, подтверждает слова королевы и отпускает Алана убивать Алву. Сам Рамиро предстает каким-то блаженным. Ах, он так страстно любил жизнь, что отговорил короля самоубиваться об Эпинэ! Согласился взять на себя "предательство" и "цареубийство" по каким-то высоким, недоступным простым смертным мотивам, а потом руку Окделлу протягивал — у него совсем инстинкта самосохранения не было? Авторская интерпретация Талигойской баллады выглядит фальшиво, как Житие Святого Эгмонта в изложении Мирабеллы.

Самое главное, я не понимаю мотивации Рамиро Алвы. Что ему этот король и эта страна? У него есть Кэнналоа, где он полноправный властитель, с королевским домом Талигойи его связывает, доставшийся от нелюбимых родичей Борраска вассальный долг. Долг этот обоюдный, а сюзерен для своего вассала ничего не сделал, более того предложил подставиться и сдать столицу врагу. Знать Талигойи ему враждебна, в лучшем случае недружественна, Алва для них чужак, они ему то же. У него есть обязательства перед женой и нерожденным ребенком,которым грозит непосредственная опасность, перед своими людьми, которых он привел погибать ради неясных целей, перед своим народом, своей страной. Талигойскую аристократию связывают с королем Эрнани не только вассальные обязательства, но и личные чувства — они вместе росли, взрослели, старели, пировали, охотились, решали государственные вопросы, шутили, молились — жили одной жизнью. У Рамиро нет таких воспоминаний. Он оценивает своего сюзерена беспристрастно. Рамиро — воин, молодой, сильный, ловкий; немощный, вялый, нерешительный Эрнани мог вызывать у него в лучшем случае брезгливую жалость, а более вероятно, презрение. Зачем бы он стал отговаривать его от смерти? Для воина и правителя, каким был Алва, смерть в бою — лучшая участь. Эрнани не сумел даже гордо погибнуть от рук Придда, у него остался единственный достойный выход — убить себя. И вдруг Алва проникается какими-то чувствами к жалкому, неспособному ни на что королю и обращается к нему с проповедью в духе Святого Оноре. С чего бы? Я не могу представить такого Рамиро Алву в предложенном культурном контексте. И я не понимаю, как эту историю могли потом узнать все заинтересованные, которые хранили ее в своём избранном кругу, но Эгмонта Окделла оставляли в неведении. Ещё интереснее, как в семействе Окделлов мог возникнуть культ Святого Алана, если начиная с его сына, они знали правду и стыдились неразумного убийцы?

А ведь в своем первоначальном виде история была хороша! Рамиро Алва открыл ворота Франциску Оллару и тем самым спас Кабитэлу от штурма и бойни в стенах города. Он приехал, исполняя вассальный долг, сражаться за своего сюзерена, но король терпит поражение за поражением и ничего не делает, чтобы это изменить. Последний Ракан — марионетка в руках придворной клики, он раб условностей, традиций, привычек. Его бездарный Первый Маршал узурпирует власть, но король проглатывает и это. У него нет ни сил, ни воли бороться. Он думает о том, как умрёт сам, и вместе с ним эпоха. Даже вроде бы вменяемый Алан Окделл морально готов умереть. А у Рамиро обожаемая жена и нерожденный ребёнок в обреченном городе. Встретившись с Олларом в поединке, Алва мог оценить его потенциал и предложить свою службу. Он сдал Кабитэлу и возвел на трон Франциска, он предатель, но благодаря его предательству не было большого кровопролития, столица перешла в руки Марагонца — и жизнь продолжалась. Однако за все надо платить, и Рамиро расплатился собственной жизнью. Алан Окделл остался верен сюзерену и отомстил. Он был последним рыцарем в мире, где рыцарства умерло.

На форуме Окделла часто упрекали, что он убил Алву предательски, не вызвал на поединок. Но в глазах Алана тот уже не был рыцарем. Рамиро вычеркнул себя из благородного сословия, поединок с ним был невозможен. Он заслужил подлую смерть. Алва же видел, что Эпинэ, Савиньяк и другие согласились, как минимум, не сражаться против Оллара, видимо, от Окделла ожидал того же.

Талигойская баллада ставила ясную моральную дилемму: сохранить верность слабому королю и погибнуть вместе с семьей, городом, королевством, или изменить вассальному долгу, спасти себя, свою семью, собственных вассалов, мирных горожан. Мертвая честь или живая совесть? Мёртвый лев против живой собаки... Измена — всегда измена, но шкуру мертвого льва набросит на плечи победитель, его львята погибнут, а живая собака спасёт щенков. Джейме Ланнистер великолепно сформулировал, что долг велит служить королю и защищать слабых — как ни старайся, какой-нибудь обет все равно нарушишь. Защитники Кабитэлы попали в вилку долга вассалов перед королём и долга перед зависимыми от них людей (собственных вассалов, горожан, семьи). Простого и правильного выхода не было. Сохраняя рыцарскую Честь, вассалы Эрнани Последнего обрекали столицу на штурм, уличные бои, разграбление. Речь шла даже не об их собственной жизни (хотя это тоже не стоит сбрасывать со счетов — одно дело погибнуть в бою, добывая победу, другое — покорно умереть из принципа), жены и дети высшей знати не в безопасности (относительной) родовых владений, они находятся в осажденном городе. К началу баллады поражение короля очевидно, он оказался слаб и безволен, он уже потерял королевство, а теперь отдаёт власть узурпатору Придду. Эории вынуждены делать мучительный выбор. Я думаю, Эрнани могли бы предать высшие сановники, сговорившись, лишь бы не подчиняться выскочке Придду и королеве, урожденной Маран.

Алан Окделл воспитан рыцарем, он не мыслит своего существования вне феодальной системы, краеугольный камень которой — верность вассала сюзерену. И все же он испытывает колебания. Король обречен, Талигойя погибает — она либо достанется Марагонцу, либо ляжет под кого-то из соседей — спасти прежний мир с его связями и обычаями, правилами и принципами невозможно. Алан не хочет гибнуть вместе с ним, только убийство короля заставляет его принять решение — такой новый мир ему не нужен, он не хочет бороться за место под солнцем по принципу "все позволено".

В отличии от Окделла Рамиро Алва не связан с королём личными отношениями, общими воспоминаниями. Для него Эрнани — немощный, безвольный человек, быть может, обладающий личным обаянием, но негодный сюзерен, несостоявшийся правитель. Объективно он только мешает, без него будет лучше всем — и народу, и его вассалам, и лично Рамиро. Важно и то, что Алва не воспитывался в традициях талигойского рыцарства, он знает эти обычаи, но не живёт ими, соблюдает "из учтивости", но не почитает. Для него связь короля и эория не священна. Ну и фактор любимой жёны нельзя исключать — что будет с обожаемой Октавией, после захвата Кабитэлы? Уже ради ее спасения, можно было бы устранить короля. Решение Рамиро открыть ворота Марагонцу вполне очевидно. Последующие события подтвердили его правоту. Не важно, что стало с Эрнани — убил его Алва или кто другой, или же ему сохранили жизнь, обменяв на отречение гарантии безопасности. Как только он исчез из расклада, часть его вассалов перешла на службу Франциску, ещё часть отправилась решать собственные проблемы, те, кто намерен был сражаться за права династии, оказались в меньшинстве.

Все было прекрасно, но Автор делает хитрый финт: король сам организовал заговор, и Рамиро лишь выполнял его волю. Никакой моральной дилеммы не было, он послушно исполнил вассальный долг. Зато Алан Окделл оказался в логической ловушке: он сохранит верность, если решится на предательство; он предаст, если будет хранить верность. Алан не знает, что всю ситуацию уже переиграли, он как будто попадает в зазеркалье, где право и лево меняются местами. Абсурд ситуации в том, что если бы Окделл смирился с "убийством" короля, пожал руку его убийце и пошёл на службу Оллару, в своих глазах он стал бы предателем. Даже узнай он потом правду, нравственный слом исправить было бы невозможно.

В своем первоначальном виде Талигойская баллада предоставляла шикарный материал для размышлений на тему о правомерности предательства. Ниточки от неё тянутся через весь цикл, на них нанизано и решение Марселя о необходимости убийства короля Фердинанда, и выбор Руперта между жизнью парализованного кесаря и свободой Кальдмеера, и клятва оруженосца, данная Ричардом Окделлом убийце отца... Увы, все было принесено в жертву установке: Алва всегда в белом.