Своя игра (гет)

Условие: Слишком мало известно о птичке)). Больше о ней и её странном хозяине/спутнике.

https://a.radikal.ru/a09/2002/b7/af2461b7f363.jpg

Ему давно не было так плохо, так одиноко. Гарри ждал ответа из Ордена, сидя у камина с большой чашкой кофе (он долго пытался объяснить эльфам Малфоя какой именно размер должен быть у его чашки с кофе, презрительно фыркая на их «наперстки» из почти прозрачного фарфора, пока не психанул, вызвал Кричера и тот в две секунды выдал хозяину его любимую полулитровую кружку с крепким сладким напитком) в руках и мрачнел с каждой минутой. За последнее время с ним столько всего приключилось, что осмыслить все это просто не было времени. А теперь, поневоле бездействуя, он вдруг с ужасом осознал, какая огромная ответственность свалилась на него вместе с его силой. Люди, которых он не знал и заведомо был к ним настроен почти враждебно, оказались в зависимости от его силы, стали его вассалами. Не он выбирал их, и не его они признавали своим хозяином, но это случилось и с этим нужно было что-то делать. Часть из них была в Азкабане. Кто-то еще был в бегах. Некоторых Гарри помнил, о ком-то слышал, а имен многих не знал вовсе. Но он чувствовал связь с ними, с каждым днем все сильнее. Гоблины говорили ему, что он должен пользоваться своей силой. Чем чаще он будет это делать — тем быстрее научится управлять ею. Видимо, вместе с этим росла и связь с его вассалами. Вот если бы все они оказались такими же, как Северус и Драко.

Этих слизеринцев Гарри готов был многократно благодарить за то, что они оказались рядом в нужную минуту, за то, что поддержали, не отказали в помощи. Он, конечно, мог бы и заставить, но это была бы уже не та помощь. Гарри был им очень благодарен, потому что не чувствовал в себе сил справиться с ситуацией в одиночку. Но что делать с остальными — он не представлял. Хотелось сжать кулак, призвать всех вместе и… и что? Гарри не знал. Те, что в тюрьме — они уже наказаны, пусть там и остаются. А те, кто в бегах? Стоит только Гарри захотеть, и они встанут перед ним, и можно будет сдать их аврорам… Но почему-то не хотелось этого делать. По крайней мере сейчас. Пришлось бы объяснять, как он их поймал, врать, выкручиваться. А Гарри все это надоело еще во время войны. Врать он не любил. А воевать устал. Он не чувствовал угрозы и потому решил пока оставить все как есть.

Мысли его плавно перетекли с вассалов на Орден. Зачем им Герми? Если им был нужен он сам, то почему не обратиться напрямую? Или она просто подвернулась под руку, и они взяли ее в заложницы без предварительного плана? А что тогда ее там ждет?

Ему очень не хватало подруги. Не с кем было посоветоваться. Северус, как только они вернулись в мэнор, сразу спустился в лабораторию, а Малфой… тоже сбежал, пробормотав что-то о делах поместья. Гарри вздохнул и отправился искать Драко.

Тот и правда обнаружился в кабинете. Его стол был завален счетами, а сам он сидел, обхватив голову руками и явно был не в духе.

— Не сходится? — Гарри вообще не понимал, как можно разобраться в этом ворохе счетов и остальных деловых бумаг. Ему еще предстояло постигать науку ведения дел, но поверенные гоблины родов Поттера и Блэка заверили его, что пока дела в полном порядке.

Драко поднял голову. Глаза его покраснели, волосы растрепались. Он выглядел уставшим и измученным. Гарри даже посочувствовал, хотя и испытал нечто, похожее на слегка злорадное удовлетворение — не одному ему плохо.

— Я не представляю, как отец справлялся со всем этим. У меня голова идет кругом. Мы везде должны, кредиторы скоро будут обивать пороги моего дома, половина которого лежит в руинах, а вторая держится только на волшебстве эльфов. По сути, приличный вид только у наших спален, гостиной, библиотеки… — он снова уронил голову на руки, тяжело вздыхая.

Гарри присел в кресло у камина и задумался.

— Слушай, а я ведь и не знаю, что стало с твоими родителями. Ну, отец в Азкабане, а срок? Условия? И где Нарцисса?

Драко вскинулся, словно собирался выставить его за дверь, но стушевался под мягким взглядом. Гарри спрашивал не из праздного любопытства, он действительно сочувствовал, пытался понять. Может быть, он сможет помочь?

— Маму выслали из страны. Она не принимала участия в битвах, не пытала и не убивала, но она приняла Темного Лорда в своем доме. Если бы не твои показания, ее бы тоже отправили в Азкабан. А так ей повезло, благодаря тебе. Она в Америке. Но переписываться нам нельзя. Мне просто передали в Аврорате, что она благополучно добралась и устроилась. И это все. А отец — двадцать лет Азкабана на нижних ярусах, без права встреч, переписки, передач. И тут тоже не без твоей помощи. Я не знаю, за какие заслуги ты и за него заступался, честно. Я же помню, что вы никогда не ладили. Но без тебя ему бы светил поцелуй или пожизненное. Так что спасибо тебе, Поттер. Я не знаю, почему я раньше не говорил этого, но я правда очень благодарен тебе, как и родители. Особенно за меня. Я вот вообще свободен.

Гарри улыбнулся.

— Я не то чтобы ждал от тебя благодарности, но все же надеялся хоть на записочку, — сказал он.

Драко покраснел.

— Я правда хотел, просто не знал, как написать.

— Ну, простого «спасибо» было бы достаточно. Ладно, принято. А тебе давали приговор Люциуса на руки? У меня вот появилась одна мысль… Твой отец и Северус — они ведь были близкими друзьями?

— Ну, если отец выбрал Северуса мне в крестные…

— Ну, да. Позови-ка профессора и давай подумаем, не пригодится ли нам наш-ш-ш скольз-з-зс-с-ский друг?

Он так похоже спародировал Волдеморта, что Драко передернуло.

— Не делай так, пожалуйста. Ты не представляешь, как это…

— Очень хорошо представляю, но ладно, не буду. Зови.

* * *

В темной комнате едва мерцали свечи. В высоком кресле, больше похожем на трон, сидел мужчина. Его голый торс украшали шрамы, на плече едва отсвечивал тусклым золотом браслет, а голову украшал венец, который венчала фигурка птицы. На вытянутой перед собой руке он легко удерживал большого ворона, а несколько других черных птиц сидели рядом, как будто ожидая своей очереди. Человек внимательно вглядывался в глаза птицы, а ворон также пристально смотрел на него в ответ.

— Значит, он почти осознал свою силу, но власти не приемлет? — голос мужчины был глухим, но его глубина и мощь ощущалась в полной мере. — Чего же хочет его душа?

Птица переступила с лапы на лапу и громко каркнула.

— Ты серьезно? Сильнейший маг страны! Он может взять под контроль Министерство одним движением брови. У него уже есть армия — достаточно просто выпустить Пожирателей, и они пойдут за ним за одно только освобождение из Азкабана! А он хочет…

Птица снова каркнула, и человек расхохотался.

— Нет, мы еще поиграем! Я не верю, и я не сдамся так просто. Мы придумаем такое искушение, против которого он не устоит! И ты мне в этом поможешь, друг мой. Я хочу, чтобы ты вернулся к нему. Следи за его домовиком, следи за ним самим, за всеми, кто приходит к нему. Докладывай мне о любом его желании, о любой нечистой мыслишке, о косом взгляде, о вожделении… а особенно о его фантазиях, когда он остаётся один. И мы дождёмся момента, чтобы прибрать его к рукам, — ворон каркнул, соглашаясь, и перелетел к нему на плечо, а мужчина взмахнул рукой и перед ним появилась шахматная доска с несколькими фигурками. Он взял одну из них в руки и задумчиво повертел перед глазами. Чёрная фигурка превратилась в невысокого паренька в круглых очках. Поставив ее на доску, он подвинул к ней поближе другую, в элегантной мантии. Фигурка была странного цвета — вся черная, и только голова была ослепительно белой. — Он бы очень нам пригодился, правда? — человек взял в руку черно-белую фигурку и всмотрелся в нее. — Честолюбие, зависть, ненависть. Какие замечательные качества! Но в последнее время откуда-то взялось сострадание, доброта, даже нежность? Кто испортил мне такого хорошего мальчика? — он покачал головой, разочарованно прицокнув языком, и поставил фигурку на место. Подумал, и добавил к ним еще две — черную и белую. Черная была с крючковатым носом, а белая опиралась на трость. — Значит, он хочет облегчить жизнь своему слуге и вызволить его папашу? Или он дальновидно рассчитывает обязать его за это выступать на своей стороне или… Конечно, тот и так его слуга, но добровольное признание стоит намного дороже принудительной службы из-за страха. А так он повесит долг на отца, а заодно и на его лучшего друга? Продуманный малыш. Мне даже интересно, что или кого он попросит взамен. А? — он усмехнулся и покосился на внимательно следившим за его манипуляциями ворона. Тот молча кивнул. — А потом он к ним и жену… Или им вовсе не нужна здесь женщина и старинные друзья наконец смогут стать чем-то большим друг для друга? Посмотрим, посмотрим… — он задумчиво пошевелил пальцами над доской, хмыкнул и в вихре белой круговерти на доске появилась еще одна фигура, удивительно похожая на Гермиону Грейнджер. — Однако тут может получиться неплохая партия, — пробормотал он, присматривая, к кому бы пристроить фигурку.

Ворон откинул голову назад и захлопал крыльями, щелкая клювом — будто расхохотался. Человек усмехнулся ему в ответ, задумчиво поглаживая свою острую бородку.

— И почему я раньше не обращал внимания на эту часть страны? Такие интересные судьбы, такой потенциал, а я умирал от скуки столько лет, — он покачал головой. — Что ж, теперь мы не упустим возможностей. Лети, мой друг, — он дернул плечом, и ворон взмыл в воздух, каркнув на прощание, и исчез в темноте. — Лети, лети… а я пока подумаю, как правильно разыграть эту партию.

* * *

Ей было холодно, стыдно и очень страшно. Фигура в темном плаще и капюшоне, полностью скрывающем лицо, приблизилась к ней и щелкнула пальцами. Над животом Гермионы появилась чаша. Обмакивая в нее пальцы, фигура начала рисовать на теле девушки символы и знаки. Грейнджер затошнило, когда она поняла, что рисуют на ней кровью.

Резкая боль заставила Гермиону вскрикнуть — черным обсидиановым ножом ей сделали несколько небольших надрезов между ключиц, над сердцем, на животе, а потом прикоснулись окровавленным ножом ко лбу. Едва сдерживающая тошноту и колотящееся от страха сердце, девушка в панике дернулась и потеряла сознание.

А очнулась уже в своей комнате, в постели. Вспомнив последние события, она тут же осмотрела себя, но ни ран, ни царапин от порезов, ни следов крови не обнаружила. На ней была длинная льняная ночная сорочка, волосы аккуратно заплетены в косу. Если бы не это Гермиона бы решила, что это был жуткий сон, но она терпеть не могла спать в ночных рубашках, а потому всегда выбирала пижаму или просто спала в футболке. Значит, ее кто-то исцелил, отмыл и одел? И кто? И что это был за ритуал? Слишком много вопросов и ни одного ответа…