Третий не лишний (гет)

Мистер Джеральд Уайт, дипломированный и весьма многообещающий психотерапевт, поправил на длинном носу чуть притемненные очки-авиаторы, убрал в аккуратный хвост черные волосы и посмотрел в зеркало. Тонкие губы скривились в грустной усмешке. Вот так. Да, этот образ все еще ему дорог — он словно давал жизнь тому, другому, делал его ближе. Да и в мире, где он теперь жил, эта маска оказалась весьма удачной.

Он потер небольшую горбинку на носу. «Сапожник без сапог», — фыркнул он мысленно, понимая, что не совсем прав. Он знал про себя все — и сильные, и слабые свои стороны. Просто в этом мире он наконец-то мог позволить себе быть тем, кем хотел.

Джеральд привычно взглянул на часы. До прихода новых клиентов — молодой семейной пары — оставались считанные минуты. Открыв ежедневник, он еще раз пробежался глазами по записям.

«Мистер и миссис Уизли», — интересно, будут ли они хоть немного похожи на тех, кого он когда-то знал? Смешно... Уизли в Англии достаточно.

Звонок у двери возвестил о прибытии клиентов, и он встал, чтобы их встретить.

Первой вошла молодая женщина — быстро, решительно. Следом за ней показался бородатый мужчина — медленно и неуверенно — и застыл в дверях, буравя взглядом терапевта.

«Нет, не они, — решил Джеральд, потому что пара была совсем не похожа на тех, о ком он только что вспоминал. — Впрочем, это к лучшему». Он слегка приподнял краешки губ, обозначая легкую приязнь чисто профессионального толка.

— Добрый день. Миссис и мистер Уизли, рад приветствовать. Располагайтесь.

Женщина поздоровалась первой и села на диван — так, чтобы было удобно за всеми наблюдать. Ее супруг размашисто прошагал туда же, но устроился с другого края.

— Здравствуйте, мистер Уайт, — пробормотал он. — У нас проблема?

— Вы у меня спрашиваете? — поднял Джеральд правую бровь. Мистер Уизли был определенно любопытен. С профессиональной точки зрения.

— У вас? — переспросил тот, словно не понял вопроса, и Джерри с трудом сдержал улыбку. Бессмысленное отражение или, иначе говоря, отзеркаливание вопросов было явным признаком неуверенности в себе. Скорее всего, инициатором визита являлась жена — ничего удивительного.

Миссис Уизли закатила глаза:

— Да, Рональд, у нас проблема. Мистер Уайт, вы извините его. Он не очень хотел сюда идти. Он... не привык к таким местам.

Рональд? Джеральд внимательно посмотрел на новых клиентов. Молодые, но женаты явно не первый год. Ничего особенного ни в манере держаться — в первый раз почти все ведут себя скованно, ни в одежде — добротная и самая типовая что на ней, что на нем, — не замечалось. Хотя вполне возможно, оба выросли в довольно консервативных семьях. Вот только на молодых людей консервативные семьи, как правило, действуют совсем иначе... Но пока было слишком рано делать какие-либо выводы.

— Как видите, ничего особенного, — дружелюбно кивнул он Рональду, обводя рукой кабинет. — Главное, что вы здесь. Сеанс вы в любом случае оплатили. Чем я могу вам помочь?

— Мы не хотим разводиться, — хором ответила парочка.

Отличное начало. Что ж, с этим можно работать.

— А кто вас заставляет разводиться?

— Психотерапевты, — возмутился мистер Уизли.

— Вы уже были у кого-то?

— Я прочитала множество отзывов и знаю, что в половине случаев пара благодарит психотерапевта за то, что он помог им развестись! — выпалила миссис Уизли, нервно перебирая тонкими пальцами подол платья.

Джеральд улыбнулся. Знал он одну девушку, которая была способна на точно такие же заявления...

— А за что их благодарят во второй половине случаев? — бесстрастно поинтересовался он. — Вопрос риторический, не так ли? Важно, какую половину выберете вы сами.

Мистер Уизли смотрел недоверчиво, а вот у его супруги психотерапевт, кажется, уже получил пару очков в свою пользу. По крайней мере, ему удалось полностью завладеть ее вниманием. Вот и замечательно. Джеральд продолжил:

— Тогда поправьте, если я вас неправильно понял. Миссис Уизли пришла в надежде на помощь, но боится, что окажется среди тех, кому помогут развестись. Мистер Уизли поддерживает свою супругу, — при этих словах мистер Уизли приосанился, — но настроен несколько скептически. Поверьте, цель сохранить семью — лучшее, что попадалось в моей практике, так что отныне она у нас общая.

Кажется, Рональд немного расслабился, но по-прежнему был настороже. Надо было выходить на их проблему, потому что, если бы у них все было хорошо, у Джерри был бы этим утром свободный час, а перед ним не сидела бы эта парочка. Очевидно также, что пока переходить к прямым вопросам рановато — он еще не получил достаточный для продуктивной работы кредит доверия от обоих клиентов. Побольше уважительного внимания супругу и пара-тройка профессиональных терминов для жены...

— Хорошо. Миссис и мистер Уизли, как вы думаете, сколько человек желают развестись во время первого посещения семейной терапии?

— Я не знаю...

— Да почти все хотят, — неожиданно выдал мистер Уизли. — Я имею в виду, хотят развестись и не хотят... э... хотеть развестись, вот. Джин сказала, что для многих это последний шанс. Спасательный круг. Я бы тоже не пошел к психиатру, если бы были другие варианты. Я же не псих!

Джеральд прокашлялся. Конечно, на психа мистер Уизли похож не был, но логика у него явно хромала. И да, это действительно кое-кого напоминало. Подозрения росли. Нет, просто тут не будет.

— Рон, психотерапевт — это нормально!

— Полагаю, имеет место некоторое смешение терминов, — остановил надвигающуюся ссору Джеральд. — Психотерапевт — это не психиатр, с больными с психическими расстройствами работают врачи другой специальности. Увы, зачастую даже очень сведущие в своих областях люди, впервые сталкиваясь с этой сферой, путают эти понятия. Я не умею работать с людьми с нарушением психики, — он развел руками, словно извиняясь, — Но я умею работать со здоровыми людьми, которые понимают или чувствуют, что их что-то не устраивает в жизни.

Рональд нахмурился, а его супруга выпрямилась, словно хотела сказать: «Я же говорила!»

— Кроме того, вы, мистер Уизли, совершенно правы: семейную терапию действительно чаще всего выбирают те пары, у которых уже есть серьезные проблемы. Настолько глубокие, что без психотерапевта большинство из них ждал бы развод, но нам удается в ряде случаев сохранить брак... если есть, что сохранять, конечно, — он сделал паузу и продолжил, понизив голос почти до шепота:

— Психотерапия не похожа на грубый скальпель хирурга. Это тонкое искусство беседы, где всего пара слов может очаровать разум, обострить чувства, вернуть любовь... Если вы, конечно, отличаетесь от тех пар, которые пришли сюда в надежде отжать друг у друга имущество после развода.

Миссис и мистер Уизли вздрогнули и переглянулись. Джеральд усмехнулся: попались. Стоило назвать кого-то баранами, как они тут же начинали доказывать, что это не так. Три, два, один...

— Какое имущество? — опешила миссис Уизли. — К-куда отжать?

— Да не хотим мы развода! — возмутился мистер Уизли.

Миссис Уизли поспешно поддакнула.

— Тем лучше. Намного приятнее работать с клиентами, которые сами нацелены на благоприятный исход. Давайте начнем. На этой встрече мы определим в общих чертах, в чем состоит ваша проблема и вместе подумаем, чем конкретно я могу вам помочь; потом мне нужно будет встретиться с каждым из вас наедине, возможно, несколько раз, а под конец — общая встреча. Рекомендую именно такую схему. Не против?

Миссис Уизли неуверенно кивнула, а ее супруг перевел оценивающий взгляд с нее на Джеральда и пожал плечами.

Разговор практически не отличался от подобных, проведенных им уже много, много раз. Жалобы друг на друга, возмущение, претензии... Мистер Уизли не помыл тарелки. У миссис Уизли убежал кофе, и она не прибрала стол. Мистер Уизли задержался вечером без предупреждения. Миссис Уизли ушла на работу еще до пробуждения супруга. Мистер Уизли... Типичный «трехлетний кризис», когда романтика заканчивается и в быту партнеры начинают вести себя так, как им привычно, а не так, как в период влюбленности; растут разногласия, неудовлетворенность, появляется ощущение обманутости.

Большинство семейных пар, которые приходили сюда, вели себя точно так же. Эти вообще еще душки, можно сказать. Ничего необычного. Кроме разве что их реакции на его пассаж о том, что представляет собой психотерапия.

Удивительным было другое: как только первый сеанс закончился, супруги долго о чем-то шептались прямо напротив его дома — Джеральд часто провожал взглядом выходящих от него клиентов: иногда по их движениям можно было получить довольно полезную информацию, и он старался не пренебрегать этим.

«Необычное единодушие для пар в кризисе "трех лет", — подумал он, отходя от окна. — И, кажется, это все-таки они. Довольно неплохое оборотное».

Он еще не мог предположить, какие сюрпризы ему преподнесут индивидуальные встречи.

* * *

Мистер и миссис Уизли вышли из кабинета одновременно очарованными и разочарованными. Терапевт обладал определенной харизмой, был, кажется, действительно неплохим специалистом, но, наверное, они ожидали от встречи большего.

— Ты довольна? — буркнул Рон, предлагая супруге руку.

— Ну, — уклончиво ответила та, подхватывая мужа под локоть и отходя с ним к дереву напротив дома, — по крайней мере, сегодня мы не хотим друг друга убивать. Это хороший знак. Лучше скажи, — добавила она, и ее глаза загорелись. — Что ты думаешь о его речи?

— Речь как речь. Правильная.

— Да нет же! Я про скальпель. Ну, про искусство беседы, которое помогает обострить разум, вернуть чувства... Тебе ничего не напоминает?

Рональд задумался на минуту, а потом усмехнулся и покачал головой.

— Вступительная речь Снейпа... Я понял, к чему ты ведешь. Нет. Он абсолютно не похож.

— Но сам посуди: волосы, глаза, манеры... Ехидство на высоте.

— Пф. Это разве ехидство? Это как ужик по сравнению... ну, не с василиском, конечно, но с кем-то вроде того. Может, ученик? Или подражатель...

— Но тогда он должен был учиться в Хогвартсе!

— Думаешь, это маг? — задумался Рон. — Но тогда зачем?.. И почему он в маггловском мире?

— Следующие встречи у нас по очереди. Давай составим план? Помимо бесед, будем присматриваться к нему... Вдруг что-то обнаружим?

— Какое тебе до него дело? — нахмурился Рон. — Ты что... Погоди... — лицо Рона Уизли менялось, но причиной было отнюдь не только прекращение действия оборотного. — Ты с ума сошла! Гарри никогда не стал бы косить под этого слизеринского...

— А может, как раз стал бы? Именно потому?

Рон внимательно посмотрел на Гермиону, тоже принявшую свой привычный облик, который шел ей куда больше. А ведь ее слова действительно имели смысл...

— Если это он... Как думаешь, он нас узнал?

— Мне кажется, это возможно. Иначе зачем бы он стал так говорить?

— Думаешь, это он так намекал? Ну, что он тоже из магов?

— Возможно, но зачем? Знаешь, если бы это был Гарри, он бы просто сказал. А если Снейп... Пф. Нет, все-таки не думаю. Он никогда не стал бы так говорить со мной. Да и с тобой тоже. Просто совпадение.

Несмотря на разногласия, в этот день им больше ни разу не захотелось поругаться.

* * *

Гарри Поттер с хрустом потянулся и закрыл ежедневник. На сегодняшний день его работа была закончена.

Последний клиент, мистер Джонсон, изрядно его утомил своей, увы, прогрессирующей сенильной деменцией. Печально, но годы вспять не повернуть, так что скоро уже, по-видимому, придется передавать его другим специалистам.

«Как жаль, — подумал Гарри, — Какой боевой старик... Куда приятнее, чем миссис Смит с ее нарциссизмом, по отношению к которой постоянно приходится изображать восхищение. Наверное, из меня получился бы неплохой актер».

Гарри усмехнулся. Пожалуй, актер из него получился куда лучше, чем из его друзей, явившихся к нему сегодня под оборотным. Конечно, он узнал их довольно быстро — манеры не изменит никакое зелье. Как и тембр голоса, и привычную мимику, кстати. Да, такого сюрприза от жизни он точно не ожидал. Но главное, он смог скрыть свое удивление, сумел получить подтверждение своим подозрениям, когда продемонстрировал пару ухваток Снейпа и почти процитировал его вступительную речь на первом курсе. Теперь он был точно уверен в том, кто посетил его сегодня утром.

Вот Гермиона заправляет за ухо по-прежнему непослушную прядь, и совершенно без разницы, что этот цвет волос и это лицо совершенно не ее. Вот Рон подпирает кулаком щеку — точно так, как много лет назад, и рука сама тянется похлопать его по плечу — не тушуйся, старина, все будет нормально. Как ему порой этого не хватало...

Что же теперь делать?

«Как, что делать? — поднял голову профессиональный психотерапевт. — Свою работу!»

Гарри вздохнул. Конечно, свою работу. Прежде всего он должен помочь друзьям. Помочь разобраться в себе, понять, как остаться вместе... И если он выдаст себя хоть чем-то, на работе можно будет сразу поставить крест. Потому что начнется совсем не работа.

Он прищурился. О, да. Начнется.

Хотя... Может, и нет. Вполне возможно, за эти годы он остался для них только воспоминанием, а не живым человеком — он считал, с героем так и должно быть. Сделав все, что мог, герой должен уйти. Как он. Если, конечно, хочет остаться самим собой, а не дрессированной министерской обезьянкой, бравым аврором или мужем крутящей хвостом налево и направо жены, оправдывая пожелания и чаяния кого угодно, только не свои.

Выпить бы сейчас... Собственно, а почему бы не заглянуть к Билли? Не самое то в начале недели, но порцию виски сегодня он может себе позволить.

Гарри пролистал ежедневник.

Завтра у него снова четверо клиентов, а послезавтра с утра встреча с Роном. Интересно, чем он занимается, если свободен с утра? Гермиона предпочла завтрашний вечер, после работы... Мда. Вряд ли ему удастся узнать настоящий ответ на этот вопрос. Да и нужен ли он ему?

И уже снимая дома амулет личины — редчайшее и удачнейшее его приобретение, надо сказать — он с необыкновенной ясностью понял: Да. Нужен. Он хочет знать о них все.

К вечеру следующего дня Гарри наверняка почувствовал бы себя совершенно измочаленным, если бы ему не удалось немного прогуляться. Тревожная мать с подростком, всячески демонстрирующим асоциальное поведение, что было явным ответом на гиперопеку родительницы, его чуть не доконала — с трудом удалось добиться, чтобы она позволила встречаться с ее сыном наедине. Когда же Гарри сказал, что в тринадцать лет молодой человек вполне способен сам добраться до него — всего-то пройти три квартала — то получил заинтересованный взгляд парня и успел чуть заметно тому подмигнуть. И сразу увидел на его лице облегчение. Кажется, тут будет уже проще.

Но добила его мадам лет сорока, недавно ставшая матерью и заработавшая послеродовую депрессию — настолько серьезную, что он был готов пойти на поводу у клиентки и перейти к рекомендации медикаментозных средств, но пока решил ограничиться витаминами. Все осложнялось тем, что мадам верила только в таблетки, но кого-то из врачей угораздило сказать ей, что прием лекарств может негативно отразиться на здоровье ребенка. Чтобы убедить ее в том, что ниацин — просто витамин, а не «эта кошмарная химия», Гарри потребовалось почти два часа и несколько звонков знакомому диетологу. После чего проветриться стало совершенно необходимо, пусть это больше походило на легкую пробежку до конца квартала и обратно.

Услышав за спиной характерный хлопок, Гарри благоразумно отвернулся и ускорил шаги — и еле успел вернуться в кабинет и удобно расположиться за столом, когда вошла Гермиона.

«Миссис Уизли, миссис Уизли, и пусть будет так даже в мыслях, — как раз убеждал себя Гарри. — А то вырвется ведь что-нибудь про Гермиону, и вся работа насмарку». Он вздохнул. Никогда не думал, что ему может быть так странно и тяжело — встретить бывших друзей.

* * *

Гермиона нервничала. Почему-то оказавшись в кабинете психотерапевта одна, без супруга, она почувствовала себя неуютно. Мистер Уайт ее вежливо поприветствовал и пригласил к столику, который стоял чуть в стороне. Только когда он предложил ей чай, она смогла сосредоточиться, грея пальцы об изящную чашку тонкого фарфора с китайским рисунком золотых рыбок. Она уже хотела открыть рот, чтобы сказать, как они красивы, но мистер Уайт ее опередил.

— Миссис Уизли, полагаю, будет проще начать с небольшой истории. Расскажите, где и когда вы познакомились с вашим мужем. Это было давно?

— Мы учились вместе в средней школе, — улыбнулась Гермиона.

Рассказ о своей жизни и учебе она давно придумала и почти выучила наизусть: боялась ляпнуть что-то о платформе девять и три четверти, Хогвартс-экспрессе или о поисках жабы...

— Это была школа-пансион. Поезд туда отправлялся из Лондона, там я с ним и познакомилась. В школу было разрешено брать своих питомцев, я помогала одному мальчику искать убежавшего... котенка.

Гарри незаметно прикусил щеку и осторожно выдохнул: как-никак, этот «котенок» по имени Тревор не раз шлепал по школьной спальне своими перепончатыми лапами: с его хозяином Гарри прожил бок о бок шесть лет. Да... хорош котеночек. Но Гермиона ничего не должна заметить! Тьфу, миссис Уизли.

Она и не заметила, хоть и взглянула испытующе — все-таки Гарри был профессионалом.

— Мы спрашивали по всему вагону. Я зашла в их купе, Рон там был со своим другом, Гарри. Они занимались, а для меня не было ничего важнее учебы, и мне захотелось посмотреть, как у них получается, а еще подружиться. Я так стремилась произвести впечатление на него и на Гарри, что тараторила как сорока.

— Он вам сразу понравился?

— Я... — она смешалась. — Я не знаю. Я тогда и не думала об этом. Мне было одиннадцать лет, что вы... Мне просто хотелось найти друзей, хоть кого-нибудь.

— У вас были друзья в школе, где вы учились? Соседские дети?

— Нет, — Гермиона вздохнула. — Теперь я, конечно, понимаю, что моим сверстникам было совершенно неинтересно общаться с до отвращения правильной заучкой и местами ябедой, но тогда для меня ничего не было важнее учебы. Я из кожи вон лезла, чтобы быть самой лучшей и самой примерной девочкой. Родители... — голос у нее дрогнул. — Они очень хвалили меня за это.

— Только за это? — насторожился Гарри.

— Они тогда очень много работали. Залог за дом — новый дом, в который мы переехали, аренда помещений под клинику... И оборудование у стоматологов очень дорогое.

— Вам очень не хватало их одобрения?

— Это значило для меня все.

— Как вы думаете, — Гарри сделал карандашом небольшую пометку в блокноте и постарался сменить тему, заметив, как болезненно отреагировала она на вопрос о родителях. — Вы тогда произвели впечатление на этих мальчиков?

— Да, — улыбнулась она. — Но вряд ли то, какое хотела. Они... — она замялась, подбирая слова.

— Вы не понравились Рону? — пришел на помощь Гарри.

— Нет, — загрустила она. — Рону я тогда совершенно не понравилась. И Гарри, кажется, тоже, но он этого не показывал. Он был... Он был знаменитостью, благодаря ему был... обезврежен один особо опасный преступник. Так что тогда я больше всего мечтала подружиться именно с ним — я ведь читала о нем, и это было... удивительно — встретить его наяву, в собственной жизни! Но Гарри был очень, очень скромным, и, хоть все считали его героем, он с этим не соглашался. К тому же, его роди...

— Извините, но как дальше развивались ваши отношения с мистером Уизли? — Гарри счел необходимым перевести разговор в нужное русло. Проблема миссис Уизли заключалась отнюдь не в Гарри и в том, каким он там был или не был, и уж тем более не в его покойных родителях.

— Первое время в школе Рон часто меня обижал, потому что я училась лучше него, а я ведь только хотела ему помочь. Гарри дружил с ним, и я надеялась, что они подружатся со мной, если я буду хорошо учиться и помогать им, но это не сработало.

— А что сработало? — мистер Уайт, казалось, проявлял такой искренний интерес, что Гермиона даже почувствовала вину, рассказав гладенькую, тщательно выверенную историю:

— В школу пробрался опасный преступник. Я... оказалась в неправильное время в неправильном месте. Он взял меня в заложники, угрожал оружием... Гарри и Рон должны были быть эвакуированы вместе со всеми, но они сбежали и отправились меня спасать... Гарри отвлек преступника, а Рон ухитрился выбить у него оружие, тут подоспели взрослые и нас спасли... Потом у нас были неприятности, — Гермиона ностальгически и очень тепло улыбнулась.

Всех неприятностей из-за этой истории были лишь пять снятых баллов. Лучшие потерянные баллы в ее жизни.

— Странно, мне казалось, что о такой истории должны были писать в газетах, — поделился Гарри.

— Ее засекретили, — пожала плечам Гермиона, радуясь придуманной заранее фразе. — У нас была непростая школа, шумиха там была не нужна.

— Понимаю. И именно после вашего чудесного спасения...

— Да, так мы и стали дружить. Мы вместе учились, вместе... исследовали школу и лес. Он казался нам огромным, опасным и сказочным. Знаете, сколько там было разных животных!

— Вы занимались в кружке юных натуралистов? — уточнил мистер Уайт. Глаза у него почему-то весело блестели. Гермиона снова вспомнила свои подозрения и тут же растеряла красноречие.

— Д-да, в нем.

А дальше случилось то, чего она сама никак не ожидала: после нескольких ничего не значащих вопросов о школе, предметах и дружбе Гермиона вдруг, опустив глаза, сделала совершенно шокирующее, в том числе и ее саму, признание:

— Знаете, я, наверное, на самом деле полюбила не Рона, а Гарри...

Послышался треск. Гермиона встрепенулась: мистер Уайт выглядел очень озадаченным, а в его руках были обломки карандаша. Заметив ее взгляд, он скупо улыбнулся:

— Думал, Фабер-Кастелл, а оказалось — подделка.

— Что?

— Карандаши. Фирма. Подделка. Я слишком сильно надавил на карандаш, и он сломался, хотя не должен был. Извините, пожалуйста. Продолжайте. Вы говорили про вашего друга Гарри.

Гермиона вздохнула. Эта фраза вырвалась у нее случайно, но реакция терапевта ее обидела, задела и смутила. Она только начала разбираться в себе — и обнаружила такое! — а тут он со своим карандашом. Конечно, карандаши ломаются! Она тоже во время разговора любила покрутить в руках что-нибудь... И все же это было грубо.

С другой стороны, такая реакция подтверждала ее сумасшедшую теорию... Или нет. Нет, Гарри не смог бы так вести себя и делать вид, что ничего не произошло. Он был...

— Он был героем. Во всем. Что бы он ни делал: инциденты на уроках, встречи с опасностями, спортивные игры — всюду он был первым. Единственное, где я могла его обойти — это знания. В остальном... Он просто являл собой идеал, все самое светлое, самое лучшее, что только может быть в человеке. Знаете, — она снова улыбнулась, — однажды в рамках урока по биологии к нам привели несколько очень строптивых коней. Единственный, кто к ним решился подойти — это Гарри! И не просто подойти, он прокатился на одном из них целый круг! В другой раз он убил змею, которая угрожала сестре Рона... И вот таким он был во всем. Настоящим героем.

— Вы испытывали к нему романтические чувства? — мистер Уайт очень надеялся, что она не заметит, как дрогнул его голос.

— Нет, что вы! Герой во всем и младший брат в учебе — вот кем он был для меня, — она тихонько засмеялась, не замечая, как ее собеседник перевел дух и немного расслабился. — Знаете, я всегда мечтала о брате. Именно Гарри стал им для меня. Рона я никогда так не воспринимала.

— А как вы воспринимали вашего будущего супруга?

Гермиона задумалась. Почему-то раньше она никогда не пыталась анализировать их дружбу. Ей казалось, что тогда, на шестом курсе, ее словно обухом по голове ударили, когда она увидела Рона с Лавандой. До этого он ей тоже нравился, конечно, но так, чуть-чуть. Она вдруг вспомнила четвертый курс, когда Рон испортил ей бал с Виктором, нехитрым и не самым лучшим образом признавшись в симпатии — правда, поняла она это куда позже. А когда в конце второго курса ее отпустили из больничного крыла и мальчики встречали ее в Большом Зале, Гарри обнял ее, и это было абсолютно естественно. А Рон... кажется, растерялся и... покраснел?

— Он всегда был рядом. Мы были свитой героя — его оруженосцы, его поддержка. Он всегда заступался и за Гарри, и за меня. С ним я чувствовала себя защищенной. И у него есть чувство юмора — Рон, конечно, не умеет подбирать слова, но иногда от одной его шутки весь мир кажется светлее. И идеи. У него бывают просто потрясающие идеи, которые даже мне в голову не приходят! И еще, — Гермиона смутилась, — у него уже тогда были очень симпатичные веснушки.

* * *

Рон Уизли был недоволен, и это было очень мягко сказано. Его раздражала необходимость тащиться непонятно куда с утра, когда он так любил поспать. Его раздражал этот странный терапевт, которого они должны были раскусить по плану Гермионы — и нет, он совершенно не был похож на Снейпа! А на Гарри тем более. А еще раздражала эта жуткая чашка, которая просто терялась в его руке — неужели у этого терапевта не было нормальных чашек? Или ему жалко чая для своих клиентов?

— Маловата чашка, да? — спросил мистер Уайт, почему-то веселясь. — Извините, мистер Уизли, уж какие есть. Зато женщинам нравятся — китайский фарфор! В следующий раз обзаведусь чем-нибудь покрупнее, чая для вас мне не жаль.

— Откуда вы?.. — Рон широко раскрыл глаза.

Неужто и правда — Снейп?! Иначе почему этот Уайт читает его мысли?

— Вы не пьете и хмуритесь, а чашки действительно маленькие, — пожал плечами мистер Уайт и совершенно обезоруживающе улыбнулся. — Здесь не надо быть гением, чтобы понять, о чем вы думаете. Да и меня все же чему-то учили.

Рон вздохнул. Почему-то теперь он был абсолютно уверен, что это не Снейп. Улыбаться так? Исключено.

— Ге... Джин часто так говорит.

— Вы считаете ее умной?

— Конечно. Все считают. Но иногда этого ума слишком много! Знаете, что она сделала, когда мы с ней познакомились? Стала учить меня... раскрашивать!

— Поезд в город, где была ваша школа, шел так долго, что вы решили себя развлечь? — подхватил Гарри.

Рон промычал что-то утвердительное и начал рассказывать то, что Гарри уже давно было известно, однако больше всего энтузиазма у Рона возникало, когда разговор переходил на его лучшего друга, так что мистеру Уайту постоянно приходилось направлять беседу на знакомство с Гермионой, то есть, конечно же, Джин, а потом и на то, что чувствовал его клиент рядом с ней.

— Первое время она меня, наверное, просто пугала.

— Серьезно? — мистер Уайт, кажется, был крайне удивлен.

— Наверное, да. Я рос... в очень демократичной семье, братьям и родителям часто было плевать на правила. А тут такое, — он развел руками. — Я даже был в ужасе, что попал на один с ней факультет. Э... Знаете, распределяющая... комиссия, наверное, ошиблась. Ей точно стоило учиться на факультете умников.

— У вас был отбор по способностям?

— Ну да, можно так сказать. Способности, склонности... Да.

— Как бы вы охарактеризовали свой факультет?

Рон мысленно улыбнулся. Удобный случай для последней проверки!

— Знаете, один из учителей — он нас терпеть не мог — так он как-то сказал, что наш девиз — «Слабоумие и отвага», — мистер Уизли поднял испытующий взгляд.

Гарри грустно улыбнулся. Если бы он с самого начала не «косил под Снейпа», он бы, наверное, удивился. Вот, значит, что они предположили. Ну и прекрасно.

В воспоминаниях мелькнула аккуратно подстриженная белая борода и ухоженные, чуть желтоватые от курительной трубки усы:

— А вам нужно жить. За себя и за него. И за всех, кто погиб тогда. Поверьте, это куда важнее геройства — это сохраняет смысл их подвига и их жертвы. Это самое лучшее, что вы можете сделать для них.

Да, когда-то и он сидел напротив специалиста... Старик Кроуфорд тогда его вытащил, а потом и рекомендовал на учебу. Гарри не мог не пойти по его стопам — тогда это казалось ему самым важным. Да что там, и сейчас кажется. Потому что его работа тоже спасала людей. И Гарри жил. Британская ассоциация по консультированию и психотерапии скучать тоже не давала...

— Когда вы почувствовали интерес к вашей супруге, как к девушке? — Гарри удерживался в профессиональных рамках и благодарил их за то, что они есть.

— На школьном Рождественском балу. Или чуть раньше, — Рон немного замялся. — Ее кто-то пригласил, но не с нашего факультета. Потом оказалось, что это был один из гостей. Известный спортсмен. Но не в этом дело. Она... Я первый раз увидел ее такой и думал, что умру от удивления и злости. Я... испортил ей праздник. Мне не хотелось бы говорить об этом. Тут точно нечем гордиться, если вы понимаете.

— Да, конечно. Но она вас простила, верно?

Рон улыбнулся немного мечтательно и вдруг выдал:

— Я был таким идиотом...

* * *

— Нет, Гермиона, это не Снейп, точно.

— Почему ты так уверен?

— Я проверил, — Рон поудобнее устроился в любимом кресле и вытянул ноги, а потом обрисовал сегодняшнюю встречу.

— Ты прямо так и сказал про девиз?! — поразилась жена и вздохнула. — Хотела бы я это видеть. Да, наверное, если бы это был Снейп, он бы обязательно что-нибудь ответил и отреагировал бы иначе. Ладно, ты прав, это не он.

— Ты со мной согласилась? Ушам не верю.

— Вечно этот удивленный тон. И все-таки мне кажется, что он из наших, — Гермиона поджала губы. Ей хотелось много чего сказать в ответ, но было поздно, она устала, а Рон, как всегда, даже не поинтересовался, как все прошло у нее — ни вчера, ни сегодня. А она так торопилась домой после вчерашней беседы, так хотела его увидеть... А вернулась в пустой дом и наткнулась на немытую посуду.

— А еще ему не нравится Гарри Поттер. Знаешь, как только речь заходила о нем, он сразу переводил разговор, — продолжил Рон.

— А тебе не кажется, что ему платят за другие разговоры? У него есть конкретная задача, и он ее решает. И вообще, со мной он о Гарри говорил! — запальчиво ответила она.

Муж пожал плечами, встал и направился в гостиную, которая последнее время служила ему спальней. Гермиона осталась одна — растерянная и несчастная.

Гарри неторопливо шел на работу. Утренний воздух бодрил, а уж в компании с недавно выпитой чашечкой крепчайшего эспрессо — тем более. Времени было достаточно, так что раздумья так же размеренно сменяли друг друга — в такт его шагам. Что нужно будет спросить. На что обратить внимание. Как держать себя, если уже начался кризис — не раз бывало, что всего один визит и разговор с посторонним человеком провоцировали подобную реакцию.

Но в конце концов он признался себе, что просто беспокоится. Потому что не может не волноваться за Рона и Гермиону, как бы далеки они теперь не стали. Пусть их дружба в прошлом — кстати, не таком уж и далеком — это только кажется, что все произошло много лет назад. Они все равно останутся его друзьями. И он сделает для них все, что сможет.

«И еще немного», — подсказал внутренний голос. Гарри кивнул ему и достал ключи от входной двери.

Часы на башне городской ратуши, что находилась через два квартала, пробили восемь.

День покатился по накатанной: один клиент сменял другого, отдохнуть и даже немного повеселиться удалось лишь с подростком, сыном тревожной мамочки. Гарри написал, что приглашает на сеанс и ее саму, конечно, подав это как «исключительно ради сына» — ведь мадам и мыслей не допускала, что с ней может быть что-то не так. Да, работы там предстоит немало.

Только во время обеденного перерыва, в кафе на Ратушной площади, Гарри признался себе, что не может дождаться вечера.

* * *

На этот раз миссис Уизли явно была раздражена; это читалось во всем: в том, как резко она распахнула дверь, как скупо поздоровалась с ним, как раздраженно барабанила пальцами по обивке дивана.

— Плохой день?

— Отвратительный! — она возмущенно помотала головой.

— Это связано с вашим супругом?

— Ну естественно! — она бросила сердитый взгляд на Гарри. — Я вообще думаю, что зря вышла замуж!

Гарри мысленно улыбнулся. Если это самые страшные слова, что она может сказать в запале, то, похоже, ему не придется здесь долго работать.

— Почему вы так думаете? — уточнил он, внимательно наблюдая за ее движениями. Тонкие пальцы не останавливались ни на секунду: вот они выбивают дробь на ручке дивана, вот они поправляют волосы, а вот — достают из сумки карандаш и крутят его вдоль оси, как когда-то волшебную палочку...

— Потому что он меня не понимает! Обвиняет во всем подряд. Постоянно! Видите ли, сегодня я не напомнила ему, что иду к терапевту. И он устроил скандал.

— Возможно, у него были какие-то планы, которые пришлось менять на ходу?

— Да какие планы! Если бы у него было нормальное расписание, я бы о нем знала. А он постоянно его меняет. Вчера вообще вернулся домой посреди ночи — утверждал, что ставил эксперимент. Он, конечно, говорил, что вернется поздно, но не под утро же!

— Вам от этого было плохо?

— Да лучше бы он вообще ушел!

— Вы уверены?

— Ну конечно же, я уверена, — миссис Уизли сложила руки на груди, замерев с выражением ярости на лице, словно Медуза Горгона, взглянувшая на соперницу. — В конце концов, он уже однажды уходил. И мне так было лучше.

— Вам было лучше от того, что ваш супруг ушел? Когда это случилось? — Гарри скрыл удивление и постарался задать вопрос как можно мягче, чтобы чуть снизить градус напряженности и дать ей время на раздумья. Это была очень тонкая грань: нельзя было поддержать миссис Уизли в желании расстаться с супругом, как нельзя было и прямо отказать ей в поддержке. О том, что прямо сейчас он не просто работал над разрешением кризиса, а решал проблемы своих друзей — хоть и оставшихся в прошлой жизни — он старался не думать. Получалось плохо. Чесался правый кулак — видимо, хотел дать бывшему приятелю в ухо. Исключительно для вразумления.

— Да нет же! В смысле, он тогда не был моим... даже парнем не был. Мы были слишком молоды. Тогда мы были втроем, на задании. И когда Рон ушел, мне понравилось, что мы остались вдвоем с Гарри. Рон... Он хороший, но о нем нужно было все время заботиться. А Гарри сам заботился обо всех. Понимаете?

— Кажется, да, — кивнул Гарри. — Вам не хватает заботы вашего супруга.

— Да! Он все время думает о своем магазине, работает там и по вечерам, и в выходные. Я сначала старалась приходить к нему, приносила поесть... А у меня строгий рабочий график: я должна быть на работе с восьми до пяти. Иногда и до девяти. С перерывом на обед. А он ни разу не приходил ко мне, не заходил, чтобы вместе пойти домой или пообедать!

— А вы его об этом просили?

— Неужели он не может догадаться, что если я так делаю, то и мне тоже будет приятно?

Мистер Уайт задумался и вдруг спросил, глядя прямо в ее глаза:

— А вы знаете, что приятно вашему мужу?

Гермиона осеклась. Рон любил квиддич и иногда устраивал товарищеские матчи с семьей и друзьями... А еще? В шахматы он давно не играл, по крайней мере при ней. Ну и, конечно, ему нравилось, когда она приносила ему сливочное пиво или огневиски, хотя последнее случалось только по большим праздникам.

— Пиво? Шахматы? Регби? Я... Я не знаю. — Гермиона была в отчаянии. Как так получилось, что она не знала Рона, своего любимого Рона, с которым уже столько лет прожила? И действительно, с какой стати она тогда требовала, чтобы он делал то, что хочет она? А может... Может, он тоже просто не знаел, что ей нравится? Она ведь никогда не говорила прямо! Он же не телепат! И она, между прочим, тоже. Значит, надо разговаривать?

— То есть, он ни разу не говорил вам об этом? Возможно, упоминал что-то? Как-то по-особенному благодарил?

— Ну, он говорил, что ему нравится, когда я варю ему кофе и подогреваю блинчики... — Гермиона давно так не делала, и ее затопил жгучий стыд. А ведь она еще помнила удивленное и счастливое лицо мужа, когда принесла ему однажды завтрак в постель... Это было один раз. Неужели это она сама во всем виновата? Нет, в конце концов Рон тоже мог бы постараться... Ведь так?

— И вы часто так делаете?

— А? Что?

— Блинчики...

— Я разогреваю ужин! Разве этого не достаточно?

— А вы как думаете?

Она встала и подошла к окну.

— Я... я не знаю. Я думала, отношения — это просто. Просто ты делаешь, что хочешь, он делает, что хочет, и все счастливы. А он ругается, злится иногда непонятно на что. В позапрошлые выходные мы готовили к чтению один важный законопроект. Я осталась в министерстве помогать министру. А Рон мало того, что ничего не приготовил поесть, так еще и разговаривать со мной не стал. Я же не знала, что именно в тот день он специально оставил себе выходной, наняв сменщика — я привыкла, что он большую часть выходных занят. Я начала было рассказывать ему про важность законопроекта, про то, что Гарри его бы одобрил и что министр один не справляется, а он вспылил.

— Вы не думали, что Рон так себя ведет, потому что ревнует?

— Ну не к Гарри же! Он давно... уехал.

— Почему вы снова говорите о Гарри? Сейчас шла речь о министре. Вы работаете с министром и, конечно, много о нем говорите.

— Конечно, а как же иначе? Если министр совершит ошибку, то пострадаем все мы! Весь наш мир, понимаете? Поэтому я и рассказываю о нем. В конце концов, Рон иногда дает дельные советы...

Миссис Уизли вздохнула и вернулась на диван, а потом подняла изумленное лицо:

— Погодите... Вы что, думаете, он к министру ревнует? — она вдруг расхохоталась. — Ох, нет. Просто поверьте, это не так. Он мне скорее в отцы годится, — она испытующе взглянула на мистера Уайта, или кем он там был, но лицо психотерапевта даже не дрогнуло.

«Если бы это был Гарри, он бы не удержался от улыбки, представив меня мулаткой», — подумала она.

— Раз вы так говорите, значит, так и есть. Но остаются другие ваши коллеги, да и просто работа. И вашему супругу, возможно, хочется знать и чувствовать, что он для вас все-таки на первом месте. Но почему вы подумали, что он ревнует вас именно к Гарри?

На этот раз молчание было продолжительнее.

— В юности мы были внештатными сотрудниками полиции. У нас было задание — найти кое-какое оружие.

— А вы не слишком были молоды?

Миссис Уизли скупо улыбнулась:

— Не слишком. Именно такие подростки, как мы, не вызывали особых подозрений. Вы же помните, что это была не простая частная школа. Государственная тайна и так далее. И задания у нас были каждый год.

— Вы работали втроем?

— Да. Сначала — да. А потом Рону стало тяжело. Знаете, неизвестность, беспросветность... Мы жили в лесу. Ну, как... скауты. Внешне это было как поход, хотя наши навыки, честно сказать, оставляли желать лучшего. Но всегда был риск, что нас найдут или навредят нашим близким. И Рон... он ушел и попросил себе другое задание. Правда, потом он передумал и вернулся, и это было очень, очень вовремя. Но вряд ли он хотя бы предполагал, каково нам было без него! Вместо этого он ревновал меня к Гарри! А у нас все мысли тогда были лишь о том, как выжить и что делать, чтобы нас не поймали.

Гарри молчал — ему было о чем подумать.

— Мне до сих пор иногда по ночам снятся те времена, — глухо сказала Гермиона, запрокинув голову и часто моргая. — Я обычно просыпалась, видела Рона и обнимала его. И только тогда снова засыпала; когда он рядом, я чувствовала, что все в порядке. А перед тем, как прийти к вам... Мы уже некоторое время спим в разных комнатах. Он теперь ложится в гостиной. И если мне снится что-то плохое, я просыпаюсь и иду к нему. Сижу и слушаю его дыхание. А потом снова ложусь. Вчера ночью я проснулась — а его в гостиной нет. Знаете, как я испугалась? Что все повторилось. Что я одна, но в этот раз рядом нет ни Гарри, ни Рона. На самом деле, моя работа — это вовсе не попытка доказать, что я чего-то стою, как думает Рон. Это попытка сделать так, чтобы такое никогда не повторилось. Чтобы детям не приходилось становиться героями. Я слишком люблю Рона и слишком дорожу памятью о Гарри, чтобы допустить подобное. И я думаю — я надеюсь! — сейчас Гарри бы гордился мной.

— Я тоже так думаю, — кивнул Гарри. — Похоже, вы всерьез заботитесь о будущем нашего мира.

— Разве я могу иначе? Вот только Рон этого не понимает.

— А вы пробовали ему объяснить? Так, как объяснили только что мне? И про ночные кошмары, и про то, как вы дорожите памятью Гарри, и про свою цель?

— Я... не знаю. Я теряюсь. А вдруг он не поймет?

— Но ведь вы не узнаете, если не попробуете, верно?

* * *

Миссис Уизли упорхнула домой озадаченной, но, кажется, достаточно воодушевленной.

Гарри прислонился лбом к стеклу. Вот как, оказывается, все сложилось. Гермионе приходится тихо геройствовать без него. И безо всякой опоры. Хорошо бы узнать, поддерживает ли ее семья Уизли, спросить про ее собственных родителей... Хотя что-то ему подсказывало, что ответы на эти вопросы ему не понравятся. А его бывшей подруге вряд ли понравятся сами вопросы.

Гарри вздохнул. Могла она полюбить его — тогда? А он?

Тонкая девичья талия под его ладонями...

Он тогда как раз расстался с Джинни — чтобы отвести от нее опасность. А Гермиона делила с ними все. До капли. Палатку в лесу, полуголодное существование, бегство от егерей, ужас поимки, плен... Перед глазами встала нежная девичья рука со шрамом «Грязнокровка». По какому праву они так поступали с ней — ее ведь надо было беречь! Но она сама шла рядом с ними. Рядом, иногда впереди, хотя им и удавалось ее догонять, прикрывать. Но — рядом. И никогда — за спиной.

Ей нужна была широкая спина Рона... У него самого не такая — Гарри до сих пор оставался довольно щуплым, сухим. Мишель, любимая, вечно дразнила его астеником, но радовалась, что если дети унаследуют его стать, то им никогда не придется волноваться о фигуре. Ребенок был пока один, дочь, и, кажется, пророчество жены сбывалось: Лили была «тонкая и звонкая», почти как сам Гарри в юности, несмотря на то, что родители ее ни в чем особо не ограничивали — в разумных пределах, конечно.

Пока что жена с дочерью гостили в Джорджии, у сестры Мишель; Гарри с супругой и медовый месяц провели в «персиковом штате», им там очень нравилось. Но сейчас дома было пустовато... Впрочем, до возвращения жены и дочки оставалось всего две недели.

Оруженосцы героя... Вот, значит, кем они себя чувствовали. И он не думал о Гермионе как о девушке — почти никогда. А когда появились первые мысли, вернулся Рон. А его ждала Джинни...

Могло ли сложиться иначе?

Гарри вздохнул. Он знал ответ на этот вопрос — нет.

* * *

Гарри не спалось.

В молодой женщине по имени миссис Уизли жила все та же девочка Гермиона, их Гермиона… Почему-то проще было думать о ней, как о Гермионе Грейнджер. Ей так необходима опора и защита. Неужели Рон не понимает этого — как и тогда? Почему именно его спина стала для нее символом надежности — ведь Рон подводил ее, и не единожды. И его самого подводил; Гарри теперь считал, что если называть вещи своими именами, то на четвертом курсе поведение лучшего друга было ничем иным, как предательством. Да и в лесу Дин… Хоркрукс Волдеморта действовал на Рона сильнее — но ведь не случайно.

Правда, Рон Уизли умел признавать свои ошибки.

Сознаваться в них и даже просить прощения.

Но главное — появляться вовремя.

И спасать у него получалось. Может быть, поэтому?

Гарри должен был спасать всех, а Рон… Да, в битве он показал себя с самой лучшей стороны.

А что было потом?

Гарри стало даже немного стыдно — после победы для него все словно смазалось. Будто жизнь проходила стороной, мимо, а он мог только наблюдать. Хотелось закрыть глаза, хотелось тишины и покоя, но смотреть приходилось. Как радовались те, кого даже близко не было во время битвы за Хогвартс. Как праздновали те, кого война даже не задела.

Похороны, похороны, открытие памятника, снова похороны… Кто были все эти люди, говорившие речи возле могил? Откуда они взялись?

Куда-то тащила его за руку Джинни, он шел за ней, как за солнышком, механически переставлял ноги, когда… Да, в спальне он был совершенно бесполезен в те дни. И ей это не нравилось. Вот только он не понимал тогда — ей ведь тоже было нужно тепло, его тепло. А ему совершенно нечего было ей дать. У него тогда все внутри замерзло.

Награждение прошло, как в тумане. И мельком, краем глаза, на том же самом торжестве — его рыжее солнышко в объятиях другого. Он даже не разглядел, кого — выскочил, хватая ртом воздух. Его перехватили, когда он уже приготовился аппарировать. Потащили в зал. Чествовать. И внутри него все заледенело окончательно.

А потом Кингсли вытаскивал его снова и снова — кивать, поддакивать, поддерживать… Скоро Гарри ощущал себя куклой, которой играют все, кому не лень. И наконец возмутился.

Его даже не услышали.

Друзья были заняты: приготовления к свадьбе были той соломинкой, за которую цеплялись все Уизли после гибели сына. Гермиона смотрела только на Рона и слушала только Молли, а потом вообще куда-то исчезла, он только услышал что-то про ее родителей и про Австралию.

А больше и не было никого. Никого, кому он был нужен — как Гарри, а не как герой.

Да и что он тогда мог — мальчишка без роду и племени, даром, что последний из Поттеров? Без толкового образования, без поддержки грамотных взрослых, внутренне так и оставшийся ребенком, он смог немного: понять, что в этом мире ему светит только быть чьей-то куклой, чем он, собственно и был все семь лет.

И решил подарить себе другую юность. В другом мире. И для начала — закончить обычную школу.

Он немного изменил внешность, чтобы обезопасить себя от случайных встреч — амулет личины, обнаруженный в сейфе, оказался весьма кстати — как специально для него лежал.

Несколько раз вышел в маггловский мир, чтобы сориентироваться — он же с одиннадцати лет там толком не был. Каникулы у Дурслей можно было не считать. Оказалось, там вовсе не страшно. А главное, никому не было до него дела.

Несколько вечеров в первом попавшемся кафе, чтение газет, великолепный кофе по-ирландски… Нет, к выпивке Гарри не пристрастился — едва в голове возникал шум и легкое расслабление, как его начинало мутить. Он уже потом понял, что с такой реакцией организма ему повезло — если бы он мог утопить всю свою память в алкоголе, он бы сделал это. А так… В голове постепенно прояснялось, а кафе и окружающие его кварталы нравились все больше и больше.

Ему начало везти.

Сначала он заметил, что любимый столик к его приходу всегда оказывался свободен.

Потом дом на Гриммо странным образом перестал действовать на нервы.

Стало удаваться избегать тех, кого он хотел избегать. И тогда он решился.

Проинспектировал хранилище в Гринготтсе на предмет всяких полезных вещей и нашел там настраиваемый амулет личины.

Забрал у Дурслей свои маггловские документы, пока никого не было дома, и отдал их одному магу в Лютном — и вот он уже не Гарри Поттер, а Джеральд Уайт.

Взял достаточное количество денег из сейфа и перевел их в фунты; этого хватило, чтобы снять квартиру в небольшом пансионе с завтраками и нанять репетиторов. С одной из них ему повезло: это была молодая женщина, получившая математическое образование, но которая не стала останавливаться на достигнутом, а продолжила учиться. На психолога. Она-то его и спасла…

Нет, совсем не в том смысле. Никакой романтики. Она просто поставила ему диагноз — посттравматическое стрессовое расстройство — и отправила лечиться.

В клинике ему повезло еще дважды: в первый раз с психотерапевтом, который стал его учителем, точнее даже Учителем, человеком, с которого Гарри хотелось брать пример во всем. Старик Кроуфорд помог ему с поступлением на учебу — его рекомендации ценились более чем высоко. Вот только времени у него на пациента сверх положенного не было, и вот тут Гарри повезло во второй раз: лечил его О’Салливан, ведущий врач отделения неврозов, с которым Гарри спустя какое-то время достаточно сблизился.

Гарри впервые полюбил взрослого мужчину, как отца, хотя никогда об этом не заговаривал. Да и зачем? Тот и так все понимал. И относился по-отечески.

У Гарри появилась семья… Для супруги врача он был кем-то вроде любимого племянника, а для его детей — тоже уже вполне взрослых — добрым приятелем.

Он и женился на племяннице своего доктора — и окончательно вошел в большую, разношерстную, но довольно дружную семью О’Салливан. Темноволосые и темноглазые, они совсем не напоминали Уизли, и это было здорово. Они и не держались друг за дружку — каждый был сам по себе, вместе собирались только по большим праздникам, и то не всегда — часть семьи предпочитала жить за океаном. Но если у кого-то возникала проблема — семья реагировала моментально.

Гарри словно молодой побег прижился на раскидистых корнях ирландского семейства. Впрочем, не он один. Таких, как он — мужей многочисленных сестер — было уже трое.

Искрящаяся любовью к жизни и дружелюбием невысокая и крепкая Мишель покорила его с первого взгляда, а найти к ней подход помог ее кузен — буквально в тот же вечер. Так что Гарри, точнее, Джерри, пришлось срочно освоить гитару… Точнее, одну-единственную песню — а это было трудно! Петь, впрочем, тоже не сразу получилось.

...Michelle, ma belle

These are words that go together well,

My Michelle…

— Вылитый Леннон! — воскликнула она тогда и захлопала в ладоши, едва он начал петь.

А когда закончил, с визгом повисла у него на шее.

Да, внешне — а амулет он теперь вообще никогда не снимал, настроив его под некоторые черты нелюбимого, незаслуженно и невовремя погибшего профессора — еще одна его послевоенная зацикленность — он действительно здорово походил на знаменитого певца, несколько карикатурно, правда, но… сходство было несомненным.

С Мишель было удивительно просто и легко — как никогда и ни с кем. Даже пресловутых кризисов семейной жизни он не заметил, хотя уже получал профильное образование и следил, чтобы не допускать того, что не надо.

Главным же было то, что когда Мишель была рядом, ему не снилась война. Вся его предыдущая жизнь стала казаться похожей на неприятный фильм, в котором он снимался когда-то, и возвращаться в актерский состав он не собирался.

Но тот мир пришел к нему сам. И Гарри понял, как ему не хватало именно этих двоих — Гермионы и Рона. И волшебной палочки, что покоилась в недрах Гринготтса.

Нет, палочка у него была — простенькая нелегальная поделка — на всякий случай. Гарри ей не пользовался, просто первое время она казалась ему чем-то вроде страховки.

Что же ему теперь делать?

На следующей встрече мистер Уизли выглядел задумчивым и печальным. Гарри решил дать ему начать разговор самостоятельно, но тут же глубоко об этом пожалел, услышав знакомое:

— Знаете, я, наверное, на самом деле полюбил не Джин, а Гарри.

Гарри едва воздухом не подавился, а потом ему захотелось засмеяться — горько и отчаянно — но он сдержался. Отпив воды и помолчав, он осторожно поинтересовался, стараясь скрыть так и рвущиеся с языка издевательские нотки:

— Вы испытывали к нему романтические чувства?

— Какие? Вы что, нет, конечно! Я не го... и Гарри не такой! Понимаете, он был центром нашей компании. Он был тем человеком, на которого я хотел быть похожим. Идеалом. Мне кажется, даже моя сестра, когда с ним встречалась, не восхищалась им так, как я.

— Вы ему об этом говорили?

— Говорил? — удивленно переспросил Рон, внимательно посмотрев на Гарри. — Ему? Зачем?

— Вы переживаете, что не сказали ему об этом?

— Да разве в этом дело, — Рон махнул рукой. — Я ему завидовал. И пару раз сильно обидел. Так по-дурацки, но по-настоящему обидел. Чуть ли не предал. А один раз чуть не подставил под удар общее дело, — он тяжело вздохнул.

Рон до сих пор себя корил. Четвертый курс запомнился ему не только тем, что друг по имени Гермиона внезапно оказался девушкой, и девушкой красивой. Именно на четвертом курсе, когда Кубок выбрал Гарри, Рон почувствовал себя одиноким. Гермиона вроде бы не ссорилась с ним, но Рон видел, что она общается и с Гарри. И злился на нее за это. Оказалось, это она была права, а он — нет. Впрочем, как всегда. И Гарри его простил. И простил еще раз потом, когда было еще хуже, но ему нереально повезло вовремя вернуться и найти их в лесу Дин...

— Вы вели вместе бизнес? — очки мистера Уайта блеснули.

— Ну... можно и так сказать. Мы были... внештатными специалистами ав... автономного отряда полиции. Как-то так, да. Мы искали оружие, которое прятали террористы.

— Параллельно с учебой в школе? Для внештатных специалистов вы были слишком молоды, согласитесь.

— Ну... В общем, так было надо. И Гарри был классный, никогда ни на что не жаловался, а я свалил с задания. Потом вернулся... Но я все равно виноват, понимаете? Мы же были на задании втроем. И они все время поддерживали друг друга, а не меня... И знаете, когда я их бросил, мне даже стало легче... в первый момент. Мне казалось, я наконец-то сделал то, чего сам хотел.

— Вам стало легче, — повторил Гарри.

Он уже ничему не удивлялся. В такие моменты, как сейчас, ему просто хотелось выйти из комнаты и побиться головой об стенку, надраться виски со льдом или пустить в кого-нибудь Разоружающее... Но когда он начинал практику, то понимал: просто не будет. Это вам не заклинаниями в людей бросаться, тут думать надо, терпеть, ограничивать себя... И спасать людей безо всяких волшебных палочек. Потому что ни одно, даже самое мощное заклинание не избавит от душевных страданий. Кроме Авады, конечно...

— Да. Глупо звучит, да? Но я просто не чувствовал, что меня ценят. Я был как будто помехой. А когда я ушел, то смог хоть немного помочь своей семье. Им тогда тоже трудно было. Но самое главное произошло, когда я вернулся.

— Вы вернулись?

— Да. При этом в самый нужный момент — и у меня получилось даже спасти Гарри — убрать его с линии огня. Хоть в этом не было особо моей заслуги, просто повезло, но Гарри оценил. Но главное — это все-таки Джин. Знаете, как она на меня тогда посмотрела? Так, будто я не просто вернулся, а весь мир спас, — Рон смущенно улыбнулся. — И потом тоже...

Он помрачнел.

— Был теракт. Там погиб мой брат. Мы думали, что все погибнем. И вот тогда, когда я отчаялся и не хотел жить, она меня поддержала. Просто была рядом. Она смотрела на меня так, как будто это я был героем, а не Гарри. А когда все закончилось, она ухаживала за моей мамой и все время была со мной, забыв даже про своих родителей. Но они были далеко, им ничего не угрожало. Я не уверен, что сейчас у нас с ней получится сохранить семью, но в самые худшие моменты я вспоминаю, какой она была тогда, и цепляюсь за это воспоминание. Когда я сижу до трех ночи, пытаясь добить министерский заказ; когда я готовлю ей ужин; когда я наконец беру выходной, а она проводит этот день на своей работе; когда она в очередной раз говорит мне, что я все делаю неправильно, а она все делает правильно, потому что работает в министерстве, — я вспоминаю, какой она была тогда. Понимаете?

Гарри молчал. Почему-то слышать это было тяжело. Он давно научился абстрагироваться от историй клиентов, но сейчас просто не мог этого сделать в полной мере. Возможно, зря он согласился их вести. Может, стоило передать их другому специалисту — все же он слишком лично воспринимает то, что они рассказывают. Но нет, сейчас уже поздно. Надо держаться и работать дальше.

— Кажется, я вас понимаю. Вам не хватает поддержки вашей супруги.

— Да! Она считает, что я занимаюсь игрушками и только ее работа важна. А как по мне, то дарить радость другим важнее, чем министру сопли подтирать.

— Думаете, таким образом невозможно дарить радость? — пошутил Гарри.

Рон подозрительно посмотрел на его лицо.

— Но не министру же! Лучше дарить радость детям... студентам... студенткам, — Рон понял, что сказал, и сам захохотал. Гарри улыбнулся, узнавая наконец легкий характер приятеля: как быстро тот переключился! Конечно, те события были давно, но все равно в его голосе была слышна боль — Гарри не был уверен, что Рон научился с ней жить. Гарри не был до конца уверен, что сам научился.

— А вы не думали, что она так себя ведет, потому что ревнует? — аккуратно поинтересовался он.

— Вы что, серьезно? Да к кому? — Рон фыркнул.

— Я имел в виду студенток, которым вы хотите дарить радость, — Гарри едва сдерживал язвительные нотки.

— А... это, — Рон заметно смутился. — Ну, мне, конечно, приятно, что они ко мне приходят и строят глазки... Но я серьезный женатый человек! Моя жена не из тех, кто ревнует по такому глупому поводу, как флирт с покупателями. Я же делаю все это в память о Гарри.

— В смысле? — только и смог произнести мистер Уайт.

— Ну... Он, можно сказать, пожертвовал собой, чтобы мы жили хорошо. Ну и я вроде как делаю эту жизнь, этот мир счастливее. Веселее. И у меня получается! Понимаете? Я больше не просто лучший друг героя, я сам герой, меня хвалят, меня приглашают на вечеринки, про меня печатают в газетах. И дело вовсе не в той нашей внештатной деятельности... Дело в том, что я совладелец крупного магазина, который приносит людям радость. Фейерверки там, игры, розыгрыши — полностью безопасные, между прочим! Детские игрушки... А еще у нас есть и серьезные заказы, для... полиции. И иногда для министерства. Джин однажды сама их приняла и оценила. Значит, действительно хорошие. И мне нравится все это придумывать, понимаете? И продавать тоже нравится. Я думаю, что Гарри бы мной гордился.... Как вы думаете?

Гарри кивнул. Похоже, Рон действительно нашел свое место и свой путь.

— Да, я тоже так думаю. Но почему вы не расскажете о своих чувствах вашей супруге?

— А... не знаю, — смутился Рон. — А вдруг она не поймет?

— А вы вспомните ее такой, какой она была раньше, как вы говорили. Это ведь все еще она. Неужели она — да не поймет?

В кабинете повисла тишина. Гарри смотрел на Рона и гадал, что тот ответит. От этого зависело многое: можно ли спасти брак, и, главное, хочет ли он на самом деле его спасать. И в тот момент, когда тишина стала уже неприличной и Гарри начал продумывать новые стратегии, его размышление прервал твердый, уверенный ответ:

— Да. Она — поймет.

* * *

Шли дни. Ходить на сеансы встреч Рон и Гермиона стали через день. И говорили, говорили. Что-то прояснялось, что-то наоборот. Странно: то, в чем Гермиона была когда-то уверена, теперь не казалось таковым. Однажды ей стало совсем трудно, но тогда мистер Уайт снова угостил ее чаем и — вот удивительно! — начал говорить сам. Рассказал какую-то странную фантазию о том, что по тому или иному поводу мог бы думать Гарри или как бы он мог поступить, а ей оставалось только кивать, если ее мнение по этому поводу совпадало. И Гермионе стало немного легче. Ведь она помнила, как часто Гарри сомневался в себе, и ничего — жил. Почему же ей нельзя? Не привыкла? Так время еще есть... Не хотелось, правда. Но ведь Гарри-то — мог!

После этого сеанса она всю ночь думала о том, что сказал ей мистер Уайт... Возможно ли все исправить? Может ли Рон выслушать ее и наконец услышать и понять?

Под утро она приняла решение поговорить с мужем, а потом, просматривая на работе бумаги и привычно выверяя каждое слово и каждую букву — впервые в жизни они показались ей скучными! — она его поменяла. А после обеда поменяла еще раз, обратно.

Смогут ли они остаться вместе? Или нет?

Ее родители всегда делили одну спальню и кровать, даже если серьезно ссорились.

Родители... И после потери памяти они остались так же близки, любили друг друга. Это было видно так четко, так явно, что ей на секунду стало завидно... Почему у нее никак не складывается?

Только под вечер Гермиона решила составить план, и стоило ей засесть за него, как тут же стало легче. Пункт первый: прибраться в квартире. Ей не сложно, Рону приятно, наверное, да и самой... Она ведь тоже тут живет, верно? Оборвав ненужные мысли, Гермиона перешла к пункту второму: еда. Путь к сердцу и главная мужская слабость. Это точно про ее супруга. Хотя, сама-то она разве что-нибудь потеряет, если приготовит вкусную еду? Ах да, время. Так выбрать то, что вкусно и быстро — так же тоже бывает, и она знает это! И, наконец, пункт третий: встретить Рона в прихожей. Вообще встречать, когда он приходит. Мама всегда так делала, и папа тоже, если мама вдруг задерживалась — может, секрет успешной семьи еще и в этом?

«Только не в три часа ночи», — сказал внутренний голос, и она кивнула, молча с ним соглашаясь.

* * *

Едва Рон зашел в квартиру, он понял, что что-то не так. И, кажется, восхитительно не так.

Во-первых, его ноздри защекотал изумительный запах жареного мяса и, кажется, клубничного пирога. Он сглотнул мгновенно набежавшую слюну.

Во-вторых, в доме было чисто. По крайней мере, в прихожей. Не так чисто, как будто тут давно никто не жил, а по-настоящему, по-живому. Блестел пол, с вешалки исчезла лишняя одежда вроде легких мантий, обувь аккуратно расставлена и оставлена только та, что была по сезону.

И, в-третьих, в прихожую вышла жена.

— Здравствуй, — Рон снова сглотнул.

— Здравствуй, — улыбнулась она.

— Пахнет потрясающе. И... красиво все. Когда ты только успела?

— Это только прихожая и только ужин, — она пожала плечами и пошла на кухню.

У него едва не сорвалось с языка что-то вроде: «Тебя наконец уволили из министерства?», но он в кои-то веки вовремя прикусил язык. Мистер Уайт уже помог ему понять, почему Гермиона так ценит свою работу, и этот вопрос, который сам он счел бы шуткой, она восприняла бы как оскорбление.

«Молодец, Рон Уизли, — похвалил он сам себя, послушно помыв руки и сев за стол. — Все-таки полезный мужик этот психотерапевт».

Ужин оказался выше всяческих похвал, так что он еще раз припомнил мистера Уайта и поблагодарил. А потом еще раз. И увидел, что жене это, кажется, очень даже понравилось. Ум-м-м, пирог!

— Рон, — робко начала Гермиона, когда они прикончили десерт, и он насторожился. — Я... — она замялась, — я хотела тебя попросить...

Рон закрыл глаза и медленно втянул носом воздух. Он все понял. Этот гад Уайт довел-таки ее до развода. Сейчас она скажет, что они могут остаться друзьями. Вся эта показуха была лишь для того, чтобы он не скандалил и сразу согласился. Или прощальный ужин. Ну что ж... Не дождется.

— Нет, — твердо сказал он. — Ни за что на свете.

— Что? Почему? — воскликнула Гермиона, глядя на него расширенными глазами.

Только сейчас Рон заметил ее чуть припухшие веки, красный нос... Она что, плакала?

— Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходила, — медленно произнес он.

— Тогда почему нет?

— А… что ты хотела?

— Я... я хотела попросить тебя сегодня ночевать в спальне. Мне... бывает страшно по ночам.

Рон недоуменно посмотрел на нее и вдруг засмеялся, крепко ее обняв.

— Какой же я идиот! Я подумал, что ты хочешь развода!

Гермиона неуверенно улыбнулась — и вдруг заливисто рассмеялась вместе с ним.

— Как мы... Прямо разговор слепого с глухим! — она легонько ткнула его кулаком под ребро, совсем как тогда, в школе. — Вот почему ты заявляешь что-то, даже не дослушав, а?

— А... И часто я так? — удивился Рон.

«Черт возьми, до этого Уайт еще не докопался! Но если все действительно так... Что делать?»

— Очень часто, — жена вздохнула так грустно, что ему вдруг захотелось извиниться.

Сразу за все — и за свою поспешность, и за невнимание, и...

— Э... Если я в выходные вызову сменщика и помогу с уборкой, ты меня простишь?

Гермиона удивленно захлопала глазами. Такой неожиданной покладистости от супруга она не ожидала.

— Ну... Если ты правда... Если тебе будет удобно, то да, конечно же, да!

Какой же долгожданной ему показалась ее искренняя улыбка!

* * *

— Слушай, ты все еще думаешь, что этот Уайт — кто-то из наших? — спросил Рон.

— Уже не знаю, — вздохнула жена, уютно сворачиваясь калачиком возле него и хмурясь: диван неприятно заскрипел и щелкнул пружинами. — Может, мы просто принимаем желаемое за действительное?

— Желаемое? — хмыкнул Рон. — Не сказал бы, что я так желал бы возвращения Снейпа.

— Ну мы же давно поняли, что это не он.

— Тебе так хочется, чтобы это был Гарри?

— А тебе?

Повисла пауза, во время которой каждый обвел взглядом комнату, но наконец их глаза встретились.

— Да, наверное. Все-таки мне его не хватает.

— И мне... Нам?

День за днем, шаг за шагом, встречу за встречей Гарри наблюдал, как успокаивалась мимика, становились мягче движения и спокойнее речь его друзей — все-таки это были его друзья. Просто потому, что он так решил. Гарри задавал все более сложные вопросы — задавал и Гермионе, то есть, конечно же, миссис Джин Уизли, и Рону — и они не терялись, а думали и отвечали. И даже лучше — делали и потом рассказывали ему. И начинали гордиться своими маленькими победами.

Ему даже кусок клубничного пирога принесли, и он не смог отказаться, потому что радовался и гордился вместе с ними. Гарри знал, как Рону поначалу не хотелось расспрашивать жену о ее работе. И знал, что тот об этом не пожалел. Гарри знал, как они выбирали новый диван, весело споря о длине и цвете. Он с удовольствием слушал, как они собирали кухню и готовили на ней блинчики — вместе. Он словно смотрел на их жизнь со стороны — и был рад своему присутствию в ней.

Еще немного, и все закончится его — их — окончательной победой. Не над собой и не над обстоятельствами — но над недопониманием, привычками, которые не красили обоих, над рутиной быта, который, как выяснилось, мог быть легким и даже приятным.

Сложнее всего оказалось избавить друзей от чувства ответственности за весь мир. Как же это было ему знакомо! Именно это чувство мешало им обратить внимание на собственные желания и просто быть внимательнее друг к другу, но и с этим они все-таки справились. Тут бы радоваться, но у него почему-то получалось только грустить.

Просто Гарри не хотелось расставаться. Да, он отдавал себе в этом отчет, продолжая выискивать, что бы еще улучшить в их отношениях, понимании друг друга, открытости.

Последние две встречи были уже, в принципе, лишними, и вот сегодня намечена общая и последняя — больше его услуги не понадобятся.

И вот он наступил, последний день...

Гарри очень хотелось открыться перед друзьями. Конечно, он сможет жить без них и дальше, но вот хочет ли?

Он уже совсем было решился оставить амулет личины дома, но его отговорила Мишель — она как раз вернулась и, конечно, была в курсе всего. Ей даже захотелось познакомиться. Но...

— Гарри, но все-таки, что, если это все же не твои друзья юности?

— Они это. Точно они. Я проверял, неоднократно. Никто иной не мог бы выдавать такие реакции.

Мишель прищурилась.

— Какова вероятность того, что может оказаться иначе? Оцени, пожалуйста.

Гарри задумался.

— Процентов... два-три, максимум пять. Я отдаю себе отчет, что иногда мог принимать желаемое за действительное.

— А теперь оцени, насколько вероятно то, что когда они все узнают, захотят вернуть тебя в тот ваш магический мир.

— О...

— И насколько ты этого хочешь...

— Ты прямо как Гермиона, — улыбнулся Гарри. — Всего меня по полочкам разложила.

— Может, ты такую и искал? Я на нее похожа? — Мишель бросила взгляд на свое отражение в оконном стекле.

— Знаешь, нет. Но вот некоторые ухватки... Мне теперь иногда кажется, что вы как родные.

— Сестры?

Гарри пожал плечами. Нет, эти две лучшие женщины в его жизни не были похожими. И все же что-то общее у них было. Точно. Хотя на самом деле вопрос вовсе не о том, да и, каким бы интересным Мишель не находила это сравнение, Гарри расслышал в ее голосе легкие нотки ревности.

— Знаешь, ты права. Возвращаться туда я точно не собираюсь. И не знаю, сколько сил мне придется приложить, чтобы убедить их в этом, если я признаюсь.

— В конце концов, ты всегда можешь снять амулет. Или — что еще лучше — ты можешь снять его сразу и представиться, скажем, коллегой мистера Уайта, который зашел, скажем, за какой-нибудь специальной литературой. Ну, на случай, если они все-таки окажутся совершенно посторонними людьми.

— Посторонние люди не могут быть настолько похожими...

— Просто проверь.

* * *

Гермиона в последний раз провела кисточкой для туши по ресницам и придирчиво посмотрела в зеркало своего нового туалетного столика. Через десять минут им надо было выходить, и ей очень хотелось выглядеть лучше, чем обычно — тем более они с Роном шли к мистеру Уайту вместе.

Мистер Уайт, как же. Это был точно кто-то из их мира. Некоторые его движения казались такими знакомыми — то, как он держал карандаш или как хмурился, когда думал, что его никто не видит.

А еще его терапия была по-настоящему волшебной. Гермиона не представляла, как можно только благодаря разговорам столько всего изменить. Потому что они, конечно, сильно ему мешали, особенно поначалу — все из-за своих странных подозрений.

Все началось с того, что и она, и Рон заподозрили в психотерапевте Снейпа. А что — тело-то найдено не было. А некоторые манеры, телосложение, посадка головы, волосы, нос... Мешали очки, конечно — модные, в изящной оправе. И рост, но оборотное — дело наживное, особенно для такого опытного зельевара. Каждый из них специально провел в кабинете больше часа, хотя продолжительность сеанса этого не предусматривала. Гермиона, например, сделала вид, что потеряла в диванчике пуговицу, а Рон даже рискнул порвать по шву штаны — мистер Уайт посмеялся, а потом выдал нитки с иголкой, — безрезультатно, и Рон, и Гермиона в очередной раз уверились в том, что их психотерапевт все-таки маггл. Хотя опять-таки, если это был Снейп — что мешало ему усовершенствовать рецепт?

Однако довольно быстро Рон и Гермиона отказались от этой мысли: чтобы так изменился характер человека — это нереально. Да, язвительность присутствовала, но — не злая. А еще у мистера Уайта была очень открытая и приятная улыбка. И, самое главное, они ему нравились, он и не думал скрывать свое дружеское к ним расположение.

Поэтому второй версией был, конечно, Гарри. На то, что это именно Гарри Поттер, прикидывающийся Снейпом под оборотным, было похоже куда больше. Но зельевар из Гарри был известно какой, несмотря на его успехи на шестом курсе, так что… Да и откуда ему взять волосы Снейпа? А потом им стало как-то не до него.

Потому что они наконец-то начали разговаривать друг с другом. Спокойно, не ругаясь; им обоим хотелось разобраться, причем поначалу даже не со своей проблемой, а с мистером Уайтом. Но как-то все чудесным образом повернулось наоборот, потому что разобрался мистер Уайт. С их проблемой, разумеется. А может, он и так все знал. И привел к решению их, хотя, казалось, все решали они сами.

Взять ту же мебель. Вот жили они в арендуемой квартирке, жили... И вроде все устраивало обоих. Зачем что-то менять, если можно подкопить денег и купить свое, пусть и в кредит? Вот они и копили, стараясь не обращать внимания на громоздкую уродливую мебель и старую кухню. А потом — раз! — и все изменилось. И даже мыслей про возможное свое жилье больше не возникало.

Нет, конечно, сначала они снова стали ночевать в одной спальне — Гермиона вспомнила, с каким довольным видом Рон согласился на ее просьбу, словно почувствовал себя настоящим героем — и это было настоящим шагом вперед после их скандалов. А потом они стали все больше общаться. Разговаривать. Обсуждать. Делиться своими мыслями. И не только по поводу личности мистера Уайта, но и на тему погоды, работы и даже цвета кухонных занавесок!

И среди разных обсуждений они дошли до того, что им абсолютно не нравилась мебель в их квартире.

Вроде бы, тут было все, что нужно... Кровать, две тумбочки и громоздкий шифоньер в спальне. Диван и журнальный столик в гостиной. Плита на две конфорки и старенькая духовка. Качающийся стол — но только если опереться на дальний угол. Ничего слишком невыносимого, конечно. Особенно учитывая, что последний год они проводили на работе чуть ли не больше времени, чем дома. Каждый думал, что другого все устраивало, и не хотел начинать обсуждение. Теперь все изменилось.

Оказалось, не так сложно переставить кровать и поменять один громоздкий шкаф на шкаф поменьше, пару комодов и туалетный столик. Вместо дивана-кушетки они поставили большой честерфилд⁽¹⁾, на котором вдруг оказалось так уютно сидеть вечерами в обнимку. Но больше всего преобразилась кухня — Рон взял несколько выходных и переделал шкафы и столешницу, а потом они поставили большой духовой шкаф и купили мощный миксер. Теперь на кухне было удобно готовить вдвоем, не толкаясь локтями, и, к удивлению обоих, у них появился маленький субботний ритуал — готовить завтрак совместно. А еще они купили кофеварку, и у Гермионы перестал убегать кофе, а также блендер — и Рон теперь с удовольствием замешивал тесто для блинчиков. Гермиона стала думать, что они теперь готовы разделить субботы — да и все свои дни — кое с кем еще... Кем-то, кто вторил бы смеху Рона и кого можно было бы нежно обнимать перед сном и рассказывать сказки... Но вряд ли Рон на это бы согласился.

Если бы еще полгода назад Гермионе сказали, что она будет не просто счастлива с Роном, но и хотеть от него ребенка, она бы просто посмеялась.

* * *

Рон брился. Обычно он доставал бритву не очень часто, хотя в последнее время старался делать это каждый день и тщательно избавлять от щетины даже шею, но, увидев старания жены — а Гермиона красилась очень редко, только перед важными событиями — он вдруг запаниковал, осознав, что сам он почему-то никак не готовится к очередному визиту, и отправился в ванную — приводить себя в лучший вид. Ему очень хотелось выглядеть рядом с супругой хотя бы достойно.

Рон был почти уверен в личности психотерапевта, но боялся настаивать, не имея никаких доказательств. К тому же... Уайт им действительно помог. Рону отчаянно нравилось то, какой стала их маленькая семья. Ему нравилось, как Гермиона целовала его, полуспящего, перед уходом на работу; ему нравилось иногда утаскивать ее от коллег на обед в облюбованный ими небольшой ресторанчик — когда он в первый раз пришел и подарил ей букет ромашек, она чуть не расплакалась! Ему нравились их обновленная квартира и вечера в обнимку на новом диване. Он немного боялся, что без визитов к психотерапевту все закончится. Но дело было даже не в этом...

Рон скучал по Гарри, скучал отчаянно и даже горько. И он понимал, что, несмотря на всю его наблюдательность вратаря — а он всегда обращал внимание именно на движения, оттачивая наблюдательность и на земле, — он мог сам себя обманывать. Да, мимику и внешность можно изменить, голос можно поправить, но мало кто думал о том, чтобы изменить походку. Не то, чтобы мистер Уайт слишком часто прогуливался при Роне...

Он был почти уверен, что это — Гарри. Но у него не было доказательств. И он боялся — прежде всего того, что сам себя обманывает и в ответ на прямой вопрос услышит искреннее и удивленное «Вы о ком?» А еще боялся того, что это все-таки Гарри, но он не захочет с ними общаться.

И все же, как ему казалось, у него была идея, как можно получить гарантии счастья — даже если в их жизни больше не будет ни Гарри, ни Уайта. Он не был уверен, что Гермиона согласится, — но, по крайней мере, готов был стать хорошим мужем и отцом. В себе он больше не сомневался.

* * *

— Это наша последняя встреча, — когда-то, давным-давно, Гарри уже говорил им такую же фразу. И почти знал, что услышит в ответ.

— Вы нас бросаете? — супруги сидели на том же диванчике, что и на первой встрече, но на этот раз касаясь друг друга плечами. Миссис Уизли явно была немного растеряна. А вот мистер Уизли скорее рад. Впрочем, Гарри его понимал: приятно сознавать, что проблем больше нет.

— Я думаю, что вам как семейной паре мои услуги больше не нужны. У вас прекрасные отношения. Вы проделали грандиозную работу за удивительно короткое время. Я восхищен и горжусь вами, ребята, — Гарри прикусил язык, но Рон и Гермиона не обратили ни малейшего внимания на фамильярность терапевта. — Думаю, сейчас самое время рассказать, за что вы благодарны друг другу.

Дальше Гарри слушал краем уха. Он знал, что скажет каждый из них. А поэтому просто отдыхал и любовался — смотрел на просветленное и такое умиротворенное лицо Гермионы, на глубокий, внимательный взгляд Рона, на смену выражения их лиц — смущение, радость, нежность...

И понимал, что на самом деле знает о них очень мало. Нет, с точки зрения психотерапевта — много, а вот как друг... И ему отчаянно хотелось это исправить. Говорить с ними как друг, пригласить в гости — Мишель любит гостей, да и он сам был бы рад. Сказать? Не сказать? Что изменится, если он раскроется?

Пальцы потянулись к шнурку амулета на шее...

Тональность разговора сменилась, Гарри моментально включился в него и широко улыбнулся.

— Кажется, я понял, — мистер Уизли наклонился к жене, и это выглядело... интимно.

— Что? — подняла брови она.

— Нам надо найти Гарри.

Мистер Уайт вздрогнул и опустил руку. В голове тут же пронеслось все то, что он представлял себе, когда Мишель задала вопрос о его возвращении.

— Как? — осторожно спросила Гермиона. — И... почему?

Мистера Уайта тоже весьма интересовал этот вопрос, так что он едва не забыл выдохнуть.

— Смотри. Мы познакомились из-за Гарри. Мы ругались из-за Гарри. Мы были вместе из-за Гарри. Мы ревновали друг друга к Гарри. И сейчас нам плохо потому, что Гарри нет рядом.

— Но он же ушел... Это его выбор, и мы должны уважать его, — растерянно произнесла Гермиона.

— Значит, нам нужен новый Гарри.

Мистер Уизли бросил весьма красноречивый взгляд на живот супруги и улыбнулся. Гарри опустил глаза — он видел множество куда более интимных моментов, но сейчас ему показалось, что он здесь лишний.

— Я... я не против, — смущенно опустила ресницы Гермиона, а потом улыбнулась и подняла глаза.

Они смотрели друг на друга так, словно увиделись в первый раз после долгой разлуки.

Гарри собрался, а потом взглянул на часы:

— Вы за довольно короткое время достигли столь многого, что работать с вами было огромным удовольствием для меня, — признался он. — Я надеюсь, что теперь у вас все будет хорошо. Вы научились обсуждать разногласия и слушать и слышать друг друга. Вы научились понимать. И я хочу вам искренне пожелать долгой и счастливой совместной жизни. Конечно, если у вас снова возникнут проблемы, обязательно приходите, но я, конечно, надеюсь, что больше никаких проблем не будет.

— Знаете, вы настоящий волшебник! — обернулась к нему Гермиона, и ее глаза хитро заблестели. — Мы обязательно порекомендуем вас всем нашим друзьям!

Мистер Уизли кивнул. Он выглядел очень и очень довольным.

— И еще. Мы же закончили, верно?

Гарри настороженно кивнул.

— А значит, у вас не будет двойной роли⁽²⁾, если мы пригласим вас... на семейный ужин? — хитро спросила Гермиона.

— Все-таки вы — настоящий друг нашей семьи, — поддержал ее Рон. — И нам бы хотелось выразить свою признательность не только финансово.

Гарри задумался.

Кажется, ему срочно нужна супервизия.

Но, возможно, от одного ужина ничего плохого не случится? К тому же, семейный ужин — означает ли это Молли, Артура, ребят и... Джинни?

Конечно, ему хотелось бы на всех них посмотреть — но вряд ли он был к этому готов.

— Прошу прощения, — развел он руками. — Мои жена и дочь только недавно вернулись и вряд ли готовы отпустить меня на выходной вечер.

Рон вопросительно взглянул на Гермиону, словно ища одобрения, и спросил:

— Может, тогда просто погуляем утром в парке? Скажем, в следующую субботу? Покормим уток, позавтракаем в кофейне? Мы вдвоем, и вы с семьей.

— А давайте, — махнул рукой Гарри. — Мы очень давно никуда не выбирались.

А его сердце колотилось как бешеное, отправляя по венам адреналин. И надежду.

1) классическая модель дивана, для которой характерны каретная стяжка, скруглённые подлокотники той же высоты, что и спинка и низкие приземистые ножки.

Вернуться к тексту

2) в психотерапии порицаются двойные отношения, когда психотерапевт помимо основной, профессиональной деятельности выступает во второй роли для клиента: друг, родственник, учитель или партнёр по бизнесу. В некоторых сообществах допустимы другие роли, но только после окончания терапии.

Вернуться к тексту

— В конце концов, ничто не мешает начать дружить семьями, если это так важно для тебя…

Гарри притянул к себе жену и чмокнул ее в висок.

— Спасибо. Надеюсь, они тебе понравятся. Только есть еще одна проблема — я не должен иметь личных отношений со своими клиентами. Это непрофессионально, это наруше…

— Бывшими клиентами, — возразила Мишель.

— Прошло совсем немного…

— Кто-то побежит отчитываться в этом? Или ты думаешь, что им снова понадобится твоя профессиональная помощь? Вот месяца не пройдет? Все, прекращай ерундой страдать, я пошла одевать Лили.

* * *

Это было чудесное летнее утро. Свежий, но не холодный ветерок слегка морщил гладь озера. Родители-утки муштровали своих птенцов, размерами все еще кажущихся больше них из-за невылинявшего окончательно детского пуха, а оттого немного неуклюжими. Нырять за пищей, как родители, у них не очень хорошо получалось. Гермиона и Рон наблюдали за таким забавным обучением и совсем пропустили момент, когда подошел мистер Уайт с семьей.

— Доброе утро. Мишель и Лили, — представил своих жену и дочь мистер Уайт, и Гермиона с Роном тоже представились.

Зеленоглазая малышка, очень похожая на Гарри, смотрела на незнакомых взрослых с любопытством.

— У меня есть хлопушка, — доверительно сказал ей Рон и улыбнулся. — Держи! Если потянуть вот тут, она громко хлопнет. Не испугаешься?

Он протянул юной Лили хлопушку, и та тут же потянула за шнурок, раздался хлопок, и всех осыпало конфетти. Лили, смеясь, захлопала в ладоши и, конечно же, попросила еще.

А Гермиона переглянулась с мужем: девочка так сильно напоминала Гарри, что… Ох, ну не начинать же прямо с такого вопроса. Лучше она пока пообщается с его женой. Но Гарри… Господи, это все-таки Гарри, не может быть такого сходства у ребенка просто так! Значит, не зелье, а… Конечно, когда-то она читала, что существуют амулеты личины. Да, они очень редкие, но Гарри же из волшебной семьи! Как они могли забыть об этом?

— А вы чем занимаетесь, Мишель? Если не секрет, конечно?

— Папа, я хочу на качели!

* * *

Так и получилось — дамы мило щебетали: обеим очень хотелось познакомиться поближе, да и общих черт нашлось немало. А мужчины были с Лили. Гарри раскачивал качели, а Рон, стараясь поддерживать беседу, периодически сбивался, обдумывая, как бы прижать этого Уайта к стенке и вывести наконец на чистую воду. Но решиться спросить прямо в лоб… Он все яснее видел, что это другой человек. Особенно когда рядом с ним были жена и дочь. Но дочь…

— Вы всегда так выглядите? — не удержался он.

— Быть таким беззаботным удается нечасто, если вы об этом, — ответил мистер Уайт.

Рон вздохнул. Если бы Гарри хотел… Если бы это был Гарри, он бы ухватился за этот вопрос, он бы сказал… Может, зря они это все затеяли?

В раздумьях он уставился на полянку рядом, где четверо молодых людей перекидывали друг другу мячик странными приспособлениями на длинном черенке. И, кажется, один из них явно был новичком.

— Играете в теннис?

Рон обернулся. Мистер Уайт щурился — то ли от того, что солнечные лучи попадали на лицо, то ли забавлялся…

— Напоминает кое-что. Не расскажете о правилах?

— С удовольствием.

Удары у молодых людей становились все сильнее, несколько мячей даже вылетело за сетку ограждения.

«Действительно есть что-то от квиддича», — подумал Рон, увлекшись игрой: молодые люди разделились и началась уже не разминка, а игра. Становилось все интереснее…

«И еще интереснее будет, если мы не примем оборотное», — подумал Рон, хотя времени еще оставалось достаточно. Когда время выйдет, они, как обычно, разойдутся: Гермиона — «попудрить носик», а он просто в туалет. Хотя однажды он выпил вторую порцию прямо в кабинете Уайта, сказав, что хочет пить. Много ли времени надо — Рону хватило, пока Уайт, отвернувшись, наливал воду в стакан…

Его воспоминания прервал свист летящего мяча — у этого новичка в теннисе, видимо, силы было полно, в отличие от ума и умения. Сначала Рон спокойно наблюдал, как мяч летел за сетку, но уже через секунду понял, что мяч несется в их сторону — прямо в лицо Лили, которая только что спрыгнула с качелей. Уайт одним скользящим движением кинулся наперерез мячу и, схватив его, кубарем покатился по траве, разметывая в разные стороны листья.

Рон застыл. Вот здесь, прямо сейчас, в маггловском парке, он увидел, как Гарри Поттер ловит снитч! Он бросился к другу — все сомнения, что еще оставались и заставляли его сдерживаться, исчезли. К ним уже бежали люди — Гермиона и Мишель с одной стороны, незадачливые теннисисты — с другой, еще какие-то зрители…

Гарри… О, мерлиновы подтяжки, он и с таким лицом был Гарри! — достал изо рта траву, улыбнулся и начал отплевываться.

— Ты как? — присела рядом с ним Мишель.

— Папа мячик поймал! — торжествующе зазвенел голосок Лили. — Это теперь будет наш мячик?

Игроки в теннис, кажется, были готовы согласиться отдать не только мячик… Но Мишель, убедившись, что с ее супругом ничего не случилось — разве что костюм замарался — повернулась к ним, и мало никому не показалось.

Когда стало окончательно понятно, что все обошлось, все заинтересованные стороны пришли к соглашению и начали расходиться, Рон тихонько позвал:

— Гарри...

Уайт обернулся, а дочка на его руках с любопытством уставилась на Рона.

В непроницаемо-черных глазах отразился сначала испуг, затем настороженность, а потом быстро перешли в совершенно шальную радость и торжество…

— Самый лучший ловец Гриффиндора, — шепнул ему Рон.

И неважно, какого цвета глаза, какой длины нос и какого цвета у него волосы — это был он, человек, которого ему так не хватало! Рон не стал ничего говорить, просто подошел и обнял друга — вместе с Лили, которая сразу же запустила пальчики в его густые рыжие волосы.

Тут подскочила Гермиона, словно прочитав по поведению мужа, что произошло и в чем он теперь уверен, а за ней подошла Мишель, чтобы забрать Лили и дать друзьям поговорить.

— Мы так рады, что нашли тебя!

— Мы предполагали, но все было так… Мы даже мечтать об этом не смели.

— Я думала, что просто так соскучилась по тебе, что сама себя обманываю, — опустила глаза Гермиона, стараясь унять непрошеные слезы.

— Перестань… Гермиона, все хорошо… Мы все тут, втроем, — Гарри чувствовал вину, и никуда не мог от этого деться.

— Как ты мог? Почему?

— Я… Я боялся, что вы…

— Потащим тебя туда? В мир магии? — Рон вздохнул. — Плохо ты о нас думаешь. Знаешь, мы уже совсем не те дети, какими были когда-то.

— Ты нам нужен не важно в каком обличье, — прошептала Гермиона. — И мы не собираемся влиять на твой выбор.

Гарри нащупал на шее шнурок амулета, расстегнул пуговицу рубашки и наконец снял его. Друзья ахнули и вцепились в Гарри еще сильнее.

— А теперь мне нужно ждать, когда закончится действие вашего оборотного, — преувеличенно ворчливо заявил он.

— Через пять… нет, четыре с половиной минуты, — доложила Гермиона.

— Но Гарри, почему ты выбрал… Ты — такой? Будто родственник Снейпа... — непонимающе уставился на Гарри Рон.

— Профессора Снейпа, — поправила Гермиона, и они рассмеялись.

— Я живу с этим, — Гарри потряс амулетом. — Это моя обычная внешность, когда я работаю. Я тогда живу… за него.

— Ты профессионал, Гарри, — искренне сказала Гермиона. — Ты настоящий профессионал. Он был таким же.

— Лучшее, что я слышал за эти годы, — Гарри сморгнул. — Спасибо тебе. Как же я по вам скучал!

— Ты тоже нас подозревал? — Гермиона всегда была любопытной. — Когда ты начал догадываться?

— А вот не скажу.

— Твое право.

Гарри вскинул глаза на Рона.

— Спасибо. Второе лучшее, что я слышу…

— Я же говорила, что будем дружить семьями, — улыбаясь, к ним шла Мишель с Лили на руках, и они рассмеялись, радостно принимая их в свой маленький круг.

* * *

Двенадцать лет спустя.

Раздался третий гудок. Первокурсник Гарри Уизли и четверокурсница-рэйвенкловка Лили Уайт усиленно махали своим родителям из окна одного купе. Наконец поезд тронулся, и красный паровоз, выпуская клубы изумительно сиреневого пара, повез в Хогвартс новое поколение школьников. Когда состав исчез из виду, Гарри Поттер, известный как Джеральд Уайт, первый психотерапевт в магическом мире, повернулся к жене и друзьям и хитро улыбнулся:

— Партию в теннис?