Сто ступеней в вечность (джен)

Никем не любимый ребенок перестает быть ребенком: он лишь маленький беззащитный взрослый.

Ж. Сесброн

Вино обжигает горло, пальцы предательски дрожат, и он с рваным вздохом опускает кубок на стол, возможно, слишком сильно.

Перед глазами все плывет, Трандуил кривится от острой вспышки головной боли, рукавом туники вытирая губы.

Алые капли ярко пылают на темной ткани, и к горлу от этой картины подкатывает комок.

Глаза у дракона — чистое золото, и он на мгновение замирает, не в силах оторвать взор.

Дрожащей рукой он вновь наполняет хрустальный бокал, отрешенно наблюдая за багряной жидкостью, случайно проливая пару капель.

Кровь, кровь, кровь… Море, океан крови на сотни лиг вокруг; ему кажется, будто весь мир в эти мгновения залит кровью.

«Это конец», — молнией проносится в голове.

— Ada? — серые детские глаза глядят с неприкрытым беспокойством, и Трандуил чувствует, как ему становится дурно.

Эти проклятые серые глаза. Глаза, в сотой попытке забыть которые он натворил нечто поистине ужасающе.

Драконье пламя обжигает щеку, отдавая по всему телу огненной волной боли, страшнее которой он в своей жизни ещё никогда мне испытывал.

Глаза заливает кровь, а сердце в груди стучит с бешеной скоростью, отказываясь сдаваться.

И тогда он взрывается.

Стертые руки сжимают рукоятку верного меча как никогда сильно, а сдавленные крики вдалеке резко перестают иметь значение.

— Убирайся, — хрипло шепчет король, мутным взором впиваясь в глаза сына и со странным удовольствием замечая вспышку страха на лице мальчишки. — Я. Сказал. Вон!

Хрустальный кубок с грохотом разбивается о стену в дюйме от белокурой головы эльфенка, заставляя того в испуге вздрогнуть, отступая на шаг.

Ему страшно до жути. Страшно в этим полыхающем ярким пламенем змея и залитым кровью его собственных воинов мире.

Страшно сжимать меч в руках, страшно чувствовать горячую кровь, хлещущую из отвратительной раны, просто страшно.

Страшно, что домой он больше никогда не вернется, что тот несносный мальчишка так и не успеет показать выученные недавно руны.

Но гнев захлестывает его, заставляя жестко усмехнуться, сплевывая жуткую смесь своей и чужой крови, и идти вперед.

Навстречу собственной смерти.

Леголаса перед ним трясет, мальчишка хмурится, изо всех сил пытаясь сдержать непрошеные слезы.

Кажется, он сбивчиво шепчет какую-то чушь, не понимая беспричинного гнева отца, пытаясь узнать, что же произошло.

И почему уезжая и уводя за собой огромную армию, король вернулся лишь с жалкой ее частью и странной повязкой, скрывающей половину лица.

— Adar?.. Я не понимаю…

Дракон поднимается на задние лапы и рычит, рычит, рычит…

— Прочь. Оставь меня в покое.

Пустые золотые глаза равнодушно глядят в черное от дыма небо, сломанный меч выпадает из ослабевших рук, с тихим хлюпом вонзаясь в темную землю. Все.

А в это время серые глаза с отчаянием и страхом глядят на него самого, проникая в глубины истерзанной души, чтобы после исчезнуть с глухим скрипом закрывшейся двери.

— Что же я натворил… — хрипло шепчет он в пустоту, закрывая лицо руками.

Лицо, на котором ужасающим цветком разросся шрам; маска, скрывающая который, с хрустом сломалась при первой искре гнева.

* * *

Руки тянутся к нему, хватают за ноги, сжимают горло, закрывают рот, не давая кричать.

Ему страшно, страшно, страшно…

Волна холодного, липкого страха накрывает его с головой, не давая шевельнуться.

— Убирайся вон! — кричит монстр до ужаса знакомым голосом, морду чудовища искажает уродливый шрам, заставляя Леголаса вздрогнуть и попятиться назад в немом испуге.

Рядом с пронзительным треском бьется стекло, и в воздухе отчетливо раздается пряный аромат вина, заставляя его зажать нос и закрыть глаза.

Это неправда, это — всего лишь сон. Неправда-неправда-неправда. Неправда, так ведь?..

— Вон!

Вон-вон-вон…

— Я ненавижу тебя!

Ненавижу… Не-на-ви-жу.

Его ada ненавидит его.

— Аda ненавидит меня, — шепчет Леголас спустя секунду после пробуждения с криком на губах.

Он судорожно сжимает в пальцах край теплого шерстяного одеяла, вглядываясь в темный потолок спальни, и вздрагивает: за окно с глухим рыком раздается новый раскат грома.

Белым огнем вспыхивает молния, заставляя сжаться и плотно закрыть глаза. Слишком уже сейчас… странно.

Слишком много теней, что в любом момент могут показаться, напасть на него; слишком много грома, в чьих раскатах он слышит раз за разом одну и ту же фразу: «Вон!».

Слишком много огня. Того самого огня, что появляется высоко в небе, принося с собой грохот и крики. Того огня, что причинил боль его ada.

И да, ему страшно. Он боится. Боится грозы, боится молний, боится мерно стука капель по хрустальным витражам.

А Леголас ненавидит бояться. Потому что бояться — значит проявлять слабость, значит показать себя недостойным.

Но затем молния вспыхивает ещё раз и совсем рядом, пронзая раскидистый дуб, что рос у самых окон покоев принца.

С глухим скрипом дерево разваливается на две части, вспыхивает пламя.

И вновь огонь.

Стекло лопается, осыпаясь на мраморный паркет спальни блестящим дождем, и Леголас в ужасе соскакивает с кровати, чувствуя, как что-то острое царапает его щеку.

Он прижимает ладонь к лицу, кривясь от чувства теплой крови на пальцах, когда в комнату врывается испуганная стража.

Его тут же оттаскивают прочь, а после и вовсе выпроваживают из покоев.

Леголас еще не успевает толком понять, что произошло, как оказывается в крепкой хватке одного из гвардейцев, молчаливо ведущего его по темным переплетением коридоров дворца.

— Куда мы идем? — тихо спрашивает Леголас, изо всех сил стараясь подавить дрожь в голосе.

— К Его Величеству. Приказ черный, — сухо отзывается страж, всем своим видом показывая, что говорить более не собирается.

Леголас вздрагивает, но возражать не решается.

Отец будет в ярости.

* * *

Страж на секунду замирает перед дверью из темного дерева, но после, наконец взяв себя в руки, тихо стучит ровно три раза. Спустя минуту в комнате раздается звук отодвигаемого кресла и быстрые шаги.

Вот щелкает замок и на пороге появляется сам король, по-прежнему облаченный в черные одежды, в которых несколько часов назад выступал на церемонии похорон.

— Что произошло? — холодно осведомляется Трандуил, сразу выхватив взглядом кровоточащий порез на щеке сына, одетого лишь в ночную рубашку, и хмурого гвардейца за его спиной.

— Молния ударила в дерево рядом с покоями Его Высочества. Окна были разбиты, разгорелся пожар; оставаться там было небезопасно.

— Пожар? — король раздражённо изгибает бровь. — Опять? Надеюсь, вы помните, что я не верю в… случайные совпадения.

— Да, конечно, — Леголас буквально кожей чувствует мутное ощущение беспокойство и страха, исходящие от эльфа рядом с ним. И что, Моргот раздери, значит «опять»? — Расследование будет возобновлено.

— В таком случае вы свободны.

Стражник облегченно выдыхает и с поклоном уходит, лишь подтолкнув Леголаса за порог.

— Ion? — напряженно произносит Трандуил, пристально вглядываясь в лицо ребенка. — Ты в порядке? Не ранен?

— Все нормально, — тихо отвечает тот, опуская голову и изо всех сил стараясь избегать взгляда отца. — Если вы хотите, я могу уйти и…

— Нет! — мгновенно вскрикивает король и тут же сам морщится от того, как громко звучит его голос в тишине комнаты. — Нет, — повторяет он уже спокойнее. — Конечно, нет. К чему такие мысли?

Леголас не находит, что сказать в ответ, и все так же стоит, понурившись, разглядывая изумрудные прожилки на мраморе.

— Иди сюда, — устало выдыхает Трандуил, раскрывая руки. — Обнимешь меня?

Но Леголас с места не двигается, лишь вздрогнув от мягкого тона.

Почему ada говорит так, будто ничего не произошло? Почему делает вид, что у них всё в порядке? Должен ли он сам поступить так же?

— Мне приснился кошмар, — тихо произносит он вместо всех тех сотен, тысяч вопросов, готовых было сорваться с губ.

— Ох, дитя… — Трандуил устало потирает переносицу. — Это ведь из-за меня, верно? Я не должен был кричать на тебя тогда. Поверь, меньше всего на свете я хотел, чтобы ты видел меня в подобном состоянии. Это нелегко объяснить, просто случилось кое-что очень плохое, и я… И я не знал толком, что мне делать. Ты сможешь простить меня?

— Я… я не знаю. Прости, ada, но я…

Леголас хочет было сказать ещё что-то, но натыкается на бесконечную усталость в темных глазах отца и замолкает, ниже опуская голову и позволяя волосам полностью скрыть лицо.

— Ладно. Хватит. Мы можем разобраться с этим позже, правда? — нарочито легкомысленно говорит Трандуил, рассеянно ероша свои волосы. — Тебе приснился кошмар… А знаешь ли ты, какое лучше средство от кошмаров?

— Горячий шоколад? — невольно Леголас поднимает голову, не в силах сдержать тихого смеха, так и рвущегося наружу.

— Горячий шоколад, — со слабой улыбкой подтверждает Трандуил, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не фыркнуть, наблюдая за столь разительными и быстрыми переменами в настроении сына. — Ну что, готов совершить набег на кухню?

— Всегда!

* * *

В дворцовой кухне пусто в этот поздний час. Полутьму комнаты освещают лишь дрожащее пламя свечи, принесенной королем, да тлеющий огонь в очаге.

Леголас сидит на высоком деревянном стуле, болтая ногами и грея замерзшие руки о горячую кружку. Он зевает, прикрывая рот ладошкой, и с удовольствием втягивает сладкий аромат ванили и корицы, источаемый из чаши.

Трандуил сидит напротив, рассеянно глядя сквозь собственную чашку с зеленым чаем.

— Хочешь поговорить об этом? — отстраненно спрашивает он, переводя задумчивый взор на чайную ложку в своих пальцах.

— Нет, — тут же отзывается Леголас, делая небольшой глоток и тут же жмурясь от волны тепла, прошедшей по телу. — Прости.

— Хорошо.

Король задумчиво скользит взглядом по сыну и невольно, будто сам не понимает, что делает, протягивает руку, проводя пальцами по царапине на щеке, заставляя Леголаса вздрогнуть.

— Прости, я… — хрипло выдыхает Трандуил, тут же отдергивая руку.

Леголас слабо улыбается в ответ, вновь пряча лицо в кружке.

За окном грохочет гром, громко стучат капли по стеклу, и Трандуил раздраженно рычит, закрывая голову подушкой в очередной попытке уснуть.

Эллериан рядом насмешливо фыркает и чуть приобнимает его, носом утыкаясь в спутавшиеся волосы.

— Вы мешаете мне спать, Величество, — выдыхает она ему прямо в ухо и заливается тихим смехом, увидев недовольное, заспанное лицо мужа.

Трандуил бурчит в ответ нечто нечленораздельное, притягивая ее к себе в объятия и довольно щурится, когда теплые руки обхватывают его, согревая.

Они лежат так пару минут, прежде чем Эллериан, прошептав что-то себе под нос, не поднимается на постели, утаскивая за собой мужа.

Она морщит нос, когда чувствует под босыми ногами холодный мрамор, но с кровати все же поднимается, настойчиво потянув за собой и Трандуила, раздраженно фыркнувшего лишь:

— Куда?

— В кухню.

Трандуил закатывает глаза, но все же встает, бросая в жену ее шаль.

— Зачем?

— Не хочу спать.

— Ясно.

— Хорошо.

Эллет довольно улыбается и крепко сжимает его руку, будто опасаясь, что муж вырвется.

Она тащит его куда-то, и Трандуил лишь тихо шепчет проклятия, костеря и отвратительную погоду, и неспокойных дам, которые не могут просто позволить дню пройти без происшествий.

Когда они наконец оказываются на кухне, то Трандуил просто стукается головой об стол, зарываясь пальцами в волосы и рассеянно слушая, как Эллериан рядом гремит кастрюлями и приглушенно ойкает, а после в камине начинает задорно трещать пламя.

Кажется, он даже засыпает на несколько минут, чтобы после вздрогнуть, когда жена с громким стуком поставит прямо перед ним тяжёлую глиняную кружку.

— Что это, Моргот раздери? — спрашивает он, окидывая Эллериан мутным взглядом.

— Горячий шоколад, — довольно улыбается та, утыкаясь в собственный кубок и отпивая маленький глоток. — Лучше средство против бессонницы.

Трандуил в очередной раз закатывает глаза и подавляет улыбку, глядя на написанное на лице жены наслаждение.

— Обожаю… — со вкусом тянет она, с усмешкой глядя на него из-за чашки.

Трандуил быстро трясет головой, прогоняя прочь назойливое воспоминания, и досадливо морщится.

Сын, сидящий перед ним, кажется, не замечает минутной заминки и странной растерянности на отцовском лице, и все так же счастливо щурится, делая новый глоток.

— Яблоко от яблоньки… — тихо фыркает Трандуил, качая головой, отстраненно замечая, что привычной горькой, щемящей боли в груди, что появляется каждый раз, когда это случается, будто бы и нет.

— Что? — Леголас по-совиному моргает своими огромными глазами, удивленно глядя на него.

— Ничего, не обращай внимая. Просто размышления вслух.

— М-м-м…

— Пей давай, — усмехается Трандуил, увидев сонную гримасу на личике сына. — Нам обоим давно пора спать.

— А ты расскажешь мне сказку?

— Всенепременно.

— Правда?

— Я когда-нибудь лгал тебе?

* * *

Леголас засыпает у него на руках ещё по дороге назад в комнату и просыпается, лишь когда Трандуил осторожно укладывает его на кровать, укутывая в одеяло.

Мальчик сонно хлопает своими невозможно синими глазами, чихает, хмурит лоб и тянет к нему свои ручки.

— Я тебя обниму, — сбивчиво шепчет он, быстро моргая и пытаясь не позволить внезапно чудовищно тяжелым векам опуститься.

— Ох, дорогой, — Трандуил устало улыбается уголками губ и осторожно приобнимает того в ответ, вслушиваясь в мерное биение маленького сердечка. — Теперь я прощен?

— М-м-м, — Леголас запутывается пальцами в его волосах, осторожно проводит большим пальцем по тонкому золотому обручу, гладит гранёные изумруды, фыркает в расшитую ткань камзола. — А сказку ты мне расскажешь?

— Ну конечно, — хмыкает король, аккуратно проводя рукой по спутанным золотым локонам. — Только давай мы сначала тебя уложим, хорошо? А после я расскажу тебе любую сказку, которую пожелаешь.

— Хорошо, — кивает Леголас, с трудом подавляя очередной зевок.

Трандуил улыбается, подавляя тяжелый вздох.

В этот раз обошлось.

Он не может позволить себе потерять ещё и это. Доверие Леголаса, сонные глаза, неловкие, но такие теплые объятия и ту безграничную, непоколебимую веру в него, в то, что он идеальный.

— Итак, какую же сказку ты хочешь услышать сегодня? — с усмешкой спрашивает он, подтыкая одеяло.

— Новую! Хочу новую сказку, — радостно восклицает Леголас, поворачивая к нему голову.

— Ну, значит, слушай, — кивает Трандуил, задумчиво прикрывая глаза. — Эту историю рассказал мне отец, когда я был совсем маленьким, кажется, ещё младше тебя.

— Правда? — голубые глаза смотрят на него с искренним удивлением, и он тихо смеется, понимая, что сын не может поверить в саму мысль о том, что когда-то его adar тоже мог быть маленьким эльфенком.

— Конечно, правда. Слушай же.

— Не хочу спать! Не хочу! — мальчик упрямо смотрит на хмурого отца, свирепо сверкая изумрудными глазами.

— А чего же ты хочешь, Трандуил? — обреченно спрашивает усталый родитель, уже не находя в себе силы на сопротивление неугомонному отпрыску.

— Хочу сказку! — весело восклицает тот.

— Трандуил, в который раз говорю тебе, у меня есть дела…

— Хочу. Сказку! — рассерженно шипит мальчишка, показательно складывая руки на груди.

— Ладно. Ладно, хорошо, будет тебе сказка, я сдаюсь, — сдается отец, поднимая руки. — Что ты хочешь услышать сегодня?

— Новую! Хочу новую сказку, ту, которую ты ещё не рассказывал.

Трандуил прикрывает глаза, вспоминая, и наконец начинает говорить:

— Знаешь, милый, в вечность ведет сто ступней…

И есть на свете лестница, из чистого золота, увидеть которую не сможет никто и никогда.

— Правда?

— Конечно, правда, Трандуил. Разве я когда-нибудь лгал тебе?

— Каждая — это всегда труд, боль, иногда — смерть, и зачастую — разочарование.

Завороженно сияют синие глаза, хмурится детский лобик. Трандуил насмешливо качает головой, осторожно распуская золотистые косички на висках сына.

…А еще потери. И кровь. Много крови.

Вспыхивают малахитовые глаза, черная тень проскальзывает в них на мгновение, прежде чем исчезнуть, скрываясь в глубине ярких изумрудов.

— Знай же, дитя мое, что лестница та — красивей всего, что в мире том и этом есть…

— …Но цена за каждую пройденную ступень слишком высока.

— Не ступай на этот путь тернистый, сын мой…

— …не ищи про́клятых ступней, не пытайся найти дороги в вечность.

— Не тебе суждено это сделать, и прошу, заклинаю тебя, — не пытайся.

— Но ada!...

— Но как же так?!

— Не стоит, Трандуил, прошу тебя.

— Не нужно, Леголас. Цена слишком высока.

— ...Непомерна порой.

Обиженно вспыхивают малахитовые глаза.

— Как прикажете, отец.

Задорно горят глаза-сапфиры. Он принял вызов.

— Обещаю тебе, ada, я найду лестницу и пройду каждую из ста ступеней, дойду до конца! Ради тебя и nana!