Нотация (джен)

— О-о…

— Рон…

— О-о-о-о!

— Рон! Поднимайся… э-э-э, Рон?

Тот не двигался.

— Да, Поттер, — проговорил Снейп, почти не разжимая губ. Его лицо казалось застывшей маской, выражавшей необыкновенное презрение, подобное которому редко встретишь на человеческом лице. Из каждого слова сочилось столько пренебрежения, сколько Гарри не сумел бы вложить ни в один звук, даже если бы одновременно использовал все мускулы тела.

Однако Снейп еще не закончил.

— Похоже, во время последнего… приключения, ваш друг потерял то, что при некотором великодушии можно назвать сознанием. Будем надеяться, он не получил сотрясения мозга. Мерлин знает, там не имеется лишних клеток. А вам, кажется, снова повезло. Бестолковые и идиотские действия, по большей части, не причинили вам серьезных повреждений.

Снейп выхватил палочку из темных складок мантии, явно наслаждаясь тем, что Гарри заметно вздрогнул, и помахал ею над неподвижным телом Рона. Судя по всему, и его в скором времени тоже можно будет назвать бывшим гриффиндорцем. Тело Уизли поднялось, словно на невидимых носилках. Снейп направился к замку, медленно левитируя Рона за собой. Гарри ничего больше не оставалось, кроме как вскочить на ноги и последовать за ними, вероятно, навстречу своей гибели.

Некоторое время Снейп молчал, но затем снова заговорил:

— Полагаю, вы истолкуете нынешнюю удачу как новое дополнение к длинной череде доказательств вашего несомненного превосходства над нами, простыми смертными. В конце концов, мало кто из волшебников остался бы невредимым, протаранив тонной зачарованного металла многовековую Гремучую Иву. Хотя, конечно, мало кому из волшебников вообще пришла бы в голову подобная идея.

Снейп полуобернулся к Гарри и указал палочкой на бесчувственного Рона — тот вплыл в лазарет.

— Не желаете предположить почему?..

— Я не хотел…

— Ну конечно! — оборвал Снейп, разворачиваясь. Мантия колыхнулась от внезапного движения. — Конечно, вы не планировали практически вырвать с корнем этот ничего не подозревающий, бесценный экземпляр исчезающего вида — один из последних в своем роде — подвергая свою жизнь и жизнь товарища по факультету серьезной опасности. Вы только рухнули во двор, полный детей. Как так получилось, что вам пришлось совершить аварийную посадку на территории школы? Вероятно, просто потому, что вы не побеспокоились прибыть вовремя на вокзал и сесть в прекрасно функционирующий поезд, совершенно бесплатно предоставленный Министерством для обслуживания всех студентов страны. Вместо этого вы решили, что лучший курс действий — пролететь над половиной страны на нелегальной зачарованной магловской машине. И в общем-то даже неважно, что вы не имеете никакого представления, как управлять более простой земноходной разновидностью.

— Я вовремя приехал к поезду, но…

— Избавьте меня от ваших отговорок!

О Снейпе можно было сказать многое. Однако ни по каким меркам он не подходил под определение приятного человека. Обычно он говорил тихим презрительным тоном, хотя иногда его голос становился более резким, в основном когда Невилл совершал особо опасную ошибку во время урока. Снейп очень редко кричал на кого-либо, даже на Гарри. Но в эту секунду коридор наполнился его бурлящим гневом.

Затем наступила леденящая тишина, нарушаемая лишь ритмичным постукиванием подошв по холодным камням, — оставив Рона в лазарете, Снейп и Гарри шагали в сторону подземелий. Наконец они приблизились к кабинету Снейпа, находящемуся прямо за классом зелий, и профессор снова заговорил:

— Определенно, вы должны хоть что-то сознавать. Где-то в вашем мозгу, возможно, в самом уголке, все же осталось нечто, способное понять, о чем я говорю в течение уже нескольких минут… Сядьте! — Снейп сел за стол, подождал, пока Гарри поступит так же, затем продолжил: — Мне плевать, почему вас не было в поезде! Никого это не интересует. Когда директор и глава вашего факультета закончат проводить приветственный пир и присоединятся к нам, они не спросят: «Почему вас не было в поезде?», они спросят: «Что произошло с вашими жалкими остатками мозгов в тот момент, когда вы решили лететь в школу на машине?», потому что, хотя существуют тысячи совершенно логичных сценариев, могущих привести к тому, что вы не сумели вовремя попасть на поезд, нет абсолютно ни одного, в котором полет в Хогвартс на зачарованном автомобиле мог бы считаться хорошей идеей. Не существует ни одного сценария, в котором полет на машине явился хотя бы посредственной идеей… Пожалуйста, пролейте свет на события и расскажите, откуда вы вылетели?

— Э-э-э… Кингс Кро…

— Понятно. Кингс-Кросс. Итак, вы с мистером Уизли опоздали на поезд, а остальные члены его семьи — нет. Могу предположить, что вы разделились, только приблизившись к входу на платформу?

— Д-да…

— Вы решили вернуться к машине… и улететь! Я бывал на Кингс-Кросс. Это большая станция. Даже если вы шли очень быстро, должно было пройти некоторое время, по меньшей мере, одна или две минуты, прежде чем вы добрались до машины. Добавим к этому вход в машину, поиск нужных ключей, кнопок и педалей… Допустим, три минуты. У вас было по крайней мере три минуты, чтобы подумать. Давайте вместе подождем эти три минуты.

— Но я был…

— Три минуты, — перебил Снейп. — И молча, пожалуйста.

Они стали ждать, пока пройдут три минуты. Те все тянулись и тянулись. Даже первые тридцать секунд показались невыносимо долгими. Гарри ничего не оставалось, кроме как изучать лицо Снейпа. Да, каменное выражение, как и всегда… Забавно, сколь долго тянутся три минуты, когда ты ничего не делаешь, а только отсчитываешь их…

— Три минуты, мистер Поттер, слишком долгое время, чтобы вообще не думать.

— В свою защиту могу сказать, что всю дорогу я бежал в панике.

— Вы бежали, паникуя, в течение всего восьмичасового полета?

— Гм… Нет…

— Прав ли я, предполагая, что та груда искореженного металла, которая, как я видел, уехала в Запретный лес, на самом деле являлась собственностью родителей Уизли?

— Э-э-э… Да.

— Думаю, не ошибусь, допустив, что родители Уизли сопровождали своих детей в упомянутой машине?

— Э-э-э…

— Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню: существует ли какая-то причина, по которой вы просто не подождали у машины, пока взрослые не вернутся и не разберутся с вашей проблемой?

— Э-э-э…

— И если так подумать, вы определенно должны были знать, что Кингс-Кросс кишит взрослыми ведьмами и волшебниками, и любой из них сразу опознал бы вас и понял, что в этот момент вы должны находиться в поезде.

— Гм… Да…

— И все же вы решили не просить о помощи. В качестве следующего шага вы избрали похищение нелегального летающего автомобиля мистера Уизли-старшего. Вы предположили, что каким-то образом сможете найти с воздуха железнодорожные пути, по которым движется Хогвартс-Экспресс, и следовать над ними, допустили, что у вас имеется достаточно бензина, чтобы не разбиться посреди пустошей и не умереть от голода или жажды, пока остальные жители страны ищут вас, посчитали, что в конце вашего идиотского путешествия сможете приземлиться, никого не убив и ничего не разрушив, и вообразили, что после такого драматического появления вас радостно примут в школе. Вы ожидали рукоплесканий, Поттер?

Гарри знал, что пока Снейп бродит по коридорам Хогвартса, никто не станет ему аплодировать. Профессор поднялся и аккуратно прошелся по тесному кабинету, ловко обходя шкафы, полные флаконов и различного зельеварческого оборудования. Темная мантия развевалась позади него. Гарри пришло в голову, что хотя мантия казалась очень плотной, она, должно быть, была сделана из чрезвычайно легкого материала, иначе как бы она колыхалась при малейшем движении.

— Видите ли, Поттер, несмотря на все ваши действия в течение прошлого года, несмотря на ваши многочисленные попытки доказать обратное уважаемым профессорам данного учебного заведения, не могу поверить, что вы — в основе своей — идиот. Болван, несомненно; большинство студентов таковы: они еще не научились быть другими. Но не слабоумный идиот, ведь это навсегда. Некоторые студенты, увы, принадлежат к подобной категории. И их, к сожалению, больше, чем мне хотелось бы. Но при том, что у меня имеются сомнения относительно вашего лежащего в беспамятстве друга, не могу заставить себя поверить, что вы относитесь к их числу.

— Что?!

— И это еще хуже.

— Ох.

— Если бы вы были умственно отсталым идиотом, появилась бы возможность списать все на… неисправимую тупость и двигаться дальше. К сожалению, не могу заставить себя классифицировать вас таким образом, поэтому должен найти иную причину, способную объяснить невероятно глупые решения, которые вы продолжаете принимать. И поскольку даже самые простые и очевидные последствия ваших действий, похоже, не влияют на процесс принятия решений, я пришел к единственно возможному выводу: хотя вы способны сформулировать концепцию последствий, однако почему-то не верите, что они применимы к вам. Вы не верите, что Мальчика-который-выжил можно выгнать из школы, сломать его палочку и стереть воспоминания. И даже что он может быть серьезно ранен или убит. Учитывая сказанное, возможно прийти только к одному заключению, что вы так же высокомерны, эгоистичны и самонадеянны, как и ваш никчемный отец.

— Мой отец не был никчемным!

Снейп силой развернул стул Гарри и навис над мальчиком, почти касаясь его лица крючковатым носом.

— И откуда вы можете знать? Вы встречались с этим расфуфыренным пижоном в сознательном возрасте?..

— Все говорят, что он…

— А вам, мистер Поттер, никогда не приходило в голову, что о покойнике, если, конечно, при жизни тот не был настоящим чудовищем, обычно говорят, что он был порядочным парнем, которого всем будет не хватать? Вы бывали на кладбище? Неужели хоть на одном надгробии написано: «Здесь лежит мистер такой-то, он был настоящим придурком, но теперь умер»?

Гарри постарался, чтобы в его взгляде можно было прочитать: «Вероятно, через несколько лет подобная эпитафия появится на твоей могиле». Должно быть, ему это удалось, потому что Снейп прищурился и нахмурился еще сильнее.

— Давайте пойдем еще дальше и проведем мысленный эксперимент. Представьте себе человека, который вам не слишком нравится, но не вашего смертельного врага: не Темного лорда, не меня и даже не мистера Малфоя… Возьмем, к примеру, мистера Крэбба. Он не относится к числу людей, которые вам хоть немного нравятся, правда? А теперь представьте, что мистер Крэбб продолжил расти, оставаясь все тем же не очень приятным парнем… а потом умер. Вероятно, вас это не слишком расстроит, не так ли?

— Я…

— Но представьте, что он погиб в тщетном, хотя, несомненно, героическом акте самопожертвования, пытаясь спасти своего ребенка от кровожадного темного лорда. Представьте, что это было широко известное дело, и все знали о героической последней битве мистера Крэбба. О нем были написаны статьи, в его честь воздвигли памятники… Теперь представьте себе вышеупомянутого ребенка десять лет спустя. Такого розового и маленького… Невинный комочек различных возможностей. Предположим, эта драгоценная цена жизни храброго мистера Крэбба спросит вас, каким был мистер Крэбб во время вашей совместной учебы в школе. Что вы тогда ответите? Что весь мир, все люди, даже те, которые встречались с мистером Крэббом не дольше минуты, почитает его, но вам он никогда особо не нравился?

Вы бы смогли сказать ребенку, что его отец являлся безмозглым последователем, ведомым другими личностями? Что он не мог самостоятельно сформулировать мысли, и ему приходилось полагаться на других людей, которые беззастенчиво использовали это, приказывая ему выполнять этически сомнительные дела? Сказали бы вы этому невинному ребенку — невинному, по крайней мере, до тех пор, пока вина не будет доказана, — что отец, который умер, защищая его, был тупой скотиной?

Нет, я в это не верю. Потому что — как прежде и ваш отец — вы считаете себя образцом добродетели, а образцы добродетели — во всяком случае взрослые — не проявляют излишней жестокости к десятилетним детям, независимо от их происхождения… Вы либо попытались бы найти хоть одну положительную вещь, о которой можно рассказать, либо солгали, либо предложили ребенку спросить мистера Гойла. Потому что сирота не заслуживает той правды, которую все мы рано или поздно вынуждены узнать о своих родителях: что они просто люди, а люди гораздо чаще бывают титулованными своекорыстными ублюдками, чем образцами добродетели. У них есть друзья. Люди, которые им нравятся. Люди, которых им удалось очаровать и которые, конечно же, любят их в ответ… Но у них также есть враги. Люди, которых они ненавидят. Люди, которым они причинили зло и которые ненавидят их в ответ… И, наконец, существуют люди, которые не дали бы и двух кусков драконьего навоза, чтобы узнать, живы они или мертвы. Если, конечно, они не умрут героями. Мучениками. Знаменитостями. Святыми. Тогда все вдруг вспоминают, что были их друзьями с самого начала. Все, кроме тех, кому они успели показать свое истинное лицо.

Во время речи Снейп еще больше приблизил свой кривой нос к лицу Гарри, и тот вжался в спинку стула, чтобы избежать столкновения.

— Хотите верьте, хотите нет, мистер Поттер, но я один из немногих, кто видел истинное лицо вашего отца, поэтому могу утверждать следующее: он был никчемным человеком. Вы мне верите?

— Нет.

— Конечно, не верите.

Лицо Снейпа внезапно исказилось, и он отступил за стол, напоминая летучую мышь.

— Безоговорочная любовь к себе никогда не позволит вам признать, что вы можете оказаться яблоком с гнилой яблони. Вы совершенны, следовательно, ваш отец тоже был идеален.

— Я не идеален.

— Ну конечно, другого ответа я и не ожидал: люди, признающие, что считают себя совершенными, имеют по крайней мере этот изъян… Так что вы никогда подобного не признаете. Но не могли бы вы назвать мне хоть один недостаток, который, по вашему мнению, у вас действительно имеется? Ну, вперед. Поведайте о своем недостатке.

— Не желаете ли рассказать об одном из своих? — не смог удержаться Гарри. Снейп только ухмыльнулся, будто ожидал подобной наглости.

— Не меня сейчас судят. И знаете почему? Потому что я не совершал ничего столь невероятно глупого… О, понимаю, желаете обменяться, как говориться, баш на баш. Хотите услышать о моем изъяне? Легко: я сволочь. Расчетливый, хладнокровный сукин сын. Во мне нет ничего приятного. Я из тех людей, кто в предыдущем сценарии сказал бы сыну мистера Крэбба откровенную беззастенчивую правду. И не остановился бы, увидев слезы или гнев на его лице. Не потому, что верю в ценность истины, и не для того, чтобы преподать урок, нет… Я человек, который выплеснет на маленького ангела весь яд, накопленный для его отца, просто назло, чтобы отыграться на памяти о поверженном враге. Потому что я мерзкий сукин сын. Я неприятен и несимпатичен, и этот неоспоримый факт ясно отражается на количестве имеющихся у меня друзей. Вот. Теперь ваша очередь. Ну же, поторапливайтесь, Поттер. Какой недостаток привел к тому, что вы вынуждены выслушивать эту нотацию? Или, может, вы все еще не верите, что она заслужена и проистекает из того, в чем вы действительно виноваты?

— Я… Я слишком импульсивен?

— Это что, вопрос?

— Я слишком импульсивен.

— Все импульсивные слишком импульсивны. Быть импульсивным — порок сам по себе.

— Ладно, значит, я импульсивен.

— Развейте эту мысль, пожалуйста. Одного слова явно недостаточно.

— Я импульсивен. Я не думаю, прежде чем начинаю действовать, а просто действую. Я… я паникую и… и… считаю, что должен все сделать сам, но… но…

— Но?.. Если позволите, я попытаюсь завершить вашу жалкую попытку сформулировать мысли: вы считаете, что должны сами улаживать проблемы, решение которых обычно недоступно детям вашего возраста, и чего от вас никто не ожидает, вместо того, чтобы просто попросить взрослого о помощи. Поттер, это точное определение самонадеянности и гордыни.

— Ну, если бы взрослые действительно помогали, когда я к ним обращался…

— И снова гордыня, Поттер. Независимо от того, насколько важным вы себя мните, взрослые здесь не для того, чтобы выполнять все по первому вашему требованию. Иногда приходится просить больше одного раза.

— Ага, а как насчет прошлого года? «Профессор, в этот момент некто пытается похитить Философский камень». «Ничего подобного, идите спать». Если бы я не вмешался…

— Позвольте прямо сейчас прервать вас, Поттер. Боюсь, у вас сложилось ложное впечатление, что ваш вклад в события конца прошлого года заслуживает одобрения. Я готов признать, что ваша самонадеянность и гордыня не являются единственными виновниками этого конкретного заблуждения: я по-прежнему не понимаю, почему директор счел нужным вознаградить подобный приступ глупости. Может, он просто желал досадить слизеринцам… Хотите верьте, хотите нет, но глава вашего факультета передала мне ваше сообщение. Да, возможно, это покажется невероятным, но персонал школы действительно взаимодействует между собой. Вы сообщили профессору Макгонагалл: «Снейп пытается украсть Философский камень», и она справедливо ответила, что это не так и что мысль нелепа, а затем абсолютно правильно порекомендовала вам не беспокоиться о том, что находится вне пределов ваших возможностей и ответственности, и отправиться спать. Затем она продолжила действовать, как подобает, и связалась с директором. Она все сделала правильно, за исключением того, что не удостоверилась, что чрезмерно возбудимые дети, находящиеся на ее попечении, действительно отправились в свои кровати. В ее защиту можно сказать, что бедная женщина не имела возможности одновременно находиться в совятне и в общежитии Гриффиндора.

— Но если бы мы…

— Если бы вы ничего не предприняли, то сработал бы план директора, и вор был бы схвачен и запечатан в зеркале в состоянии стазиса вместе с поддельным камнем. Вместо этого он мертв. И это счастливый исход, поскольку более вероятным являлся тот, в котором погибаете вы. В этом и заключается ваша незаменимая лепта в тот конкретный провал. Вы не героически спасали положение, Поттер, а слепо тыкались в то, чего не понимали, и все испортили. Профессор Макгонагалл пыталась воспрепятствовать этому, но, к сожалению, она питала иллюзию, что обладает хоть какой-то властью над своими первогодками и что вы послушаетесь ее прямых указаний, а не возьмете дело в собственные необразованные руки!

Вы действовали импульсивно и опрометчиво, самонадеянно полагая, что у вас имеются полномочия и силы заняться тем, что взрослые, ответственные за вас люди не могут или, как вы думали, не хотят сделать! По закону вероятности, все должно было закончиться катастрофой; однако инцидент имел хотя и ужасный, но приемлемый результат. Это произошло всего два месяца назад, и сегодня вы поступили примерно так же, хоть и с несколько менее смертельными последствиями. Однако определенно не благодаря вашим усилиям. А теперь не могли бы вы подытожить свои недостатки, прежде чем те успеют убить вас или небезразличных вам людей?

— Я… Я слишком опрометчив…

— И?..

— И… не доверяю авторитетам…

— Слепо не доверяете. Скажите это.

Гарри сверкнул глазами:

— Слепо не доверяю авторитетам, из-за чего… совершаю глупости.

— Из каких убеждений?..

— Из… из уверенности, что… что я знаю лучше…

— А как можно квалифицировать подобную уверенность? И как насчет последствий?

Гарри сильнее сверкнул глазами.

— Из самонадеянной уверенности, что я знаю лучше… и без оглядки на последствия.

— Повторите все вместе!

— Я опрометчив и не доверяю авторитетам, что приводит к тому, что я совершаю глупости… из самонадеянной уверенности, что я знаю лучше, и без оглядки на последствия.

— Вы забыли «слепо»! Снова!

— Я опрометчив и слепо не доверяю авторитетам, что заставляет меня совершать глупости из-за самонадеянной уверенности, что я знаю лучше, и безотносительно к последствиям своих действий!

— И вы наконец верите в это?

— Да!

— Удовлетворительно. — Снейп вышел из-за стола и направился к двери позади Гарри. — Другими словами, в вас аккумулированы почти все типичные изъяны о-столь-благородного-львиного-факультета, мои поздравления. Если бы вдобавок вы оказались еще и самодовольным хулиганом, мы бы получили гриффиндорское бинго. Постарайтесь не забывать о ваших недостатках. Но я слышу шаги в коридоре; когда будете извиняться перед директором и главой вашего факультета, дословно повторите всю фразу. Может, хоть появившаяся у вас капля здравого смысла убедит их не выгонять вас на месте. Мерлин знает, на меня бы это подействовало. И пожалуйста, Поттер, сделайте нам всем одолжение: поработайте над недостатками. Или хотя бы возьмите пример с Грейнджер и учитесь. Сделайте так, чтобы вы действительно знали лучше. Ее самоуверенность, по крайней мере, отчасти оправдана, хотя и невыносима.

Гарри услышал, как открылась дверь.

— Ничего не трогайте, пока я разговариваю.

Дверь закрылась.

Несколько минут спустя, слово в слово повторив признание своей вины, Гарри не заметил абсолютного изумления, появившегося на лице Макгонагалл. Но услышал, как та тихо прошептала нечто вроде «самодовольная ублюдочная змея».