Крылья радуги (джен)

Гарри перевернулся, стараясь не потревожить спящую под боком кошку. Эта кошка всю его жизнь, сколько он себя помнил, была рядом.

В первый раз он её увидел, помнится, в три года. Она сидела на низеньком заборе, огораживающем дурслевский дом номер четыре, милая и смешная киска, состоящая как будто из заплаток — белых, рыжих и черных. Потом, с течением времени, он часто видел трехцветную кошку, особенно когда тётя гнала его работать в сад.

Как зовут кошку, Гарри не знал, и потому, не особо мудрствуя, называл её Заплаткой. О том, что это его собственная кошка, Гарри узнал совершенно случайно из подслушанного разговора дяди и тёти.

Придя с работы, дядя Вернон сел на банкетку в прихожей и привычно велел снять с него ботинки. Гарри, как всегда, подчинился, стал расшнуровывать дядины башмаки, слушая, как тот одышливо пыхтит над ним, колыхаясь огромным пузом. Не обращая внимания на мальчишку, Вернон гулко пробасил:

— Может, живодеров вызвать, наконец? Эта кошка уже все глаза мне замозолила, сидит и сидит, как приклеенная, семь лет подряд!

Тётя бросила на Гарри неприязненный взгляд и поджала губы. Гарри ещё ниже наклонил голову, кожей ощущая её неприязнь. Но как только Дурсли удалились на кухню, тут же прилип к двери, собираясь подслушать всё, что только можно. К его радости, разговор, начавшийся в коридоре, продолжился:

— Я уже вызывала их, но эта тварь слишком хитрая, так спряталась, что с меня чуть штраф не содрали за ложный вызов! — злобно прошипела тётка.

— Так надо хозяевам ейным сказать, чтоб забрали кошатину, — недоуменно прогудел дядя. — Кстати, чья она хоть?..

— А в том-то и дело, что ничья! — изошла злобой Петунья. И выплюнула: — Мальчишкина.

— Как так? — удивился Вернон.

— А вот так. Она с ним на пороге была, когда я их нашла. Кошку я, конечно, шуганула, не хватало мне всякой заразы в доме, а племянника, к сожалению, пришлось оставить.

Улыбнувшись в темноте, Гарри осторожно погладил спящую кошку и потек воспоминаниями дальше…

Вот так, урывками, от случая к случаю, нарочно или нечаянно подслушивая, Гарри постепенно и узнал всё о себе. Ну или почти всё — крупицы информации были довольно скудными. Про магию в себе Гарри догадался сам. Потому что надо быть дауном, чтобы не понимать, как называется то, что он умеет, а Гарри не был идиотом. Если вещь летит по воздуху и при этом меняет форму и расцветку, то это что? Телекинез? Нет-нет-нет, скажите это каналу Икс-уай, а у него это — магия.

Мама и папа разбились в автокатастрофе. Почему? Папа сел за руль пьяным? Ну, наверное, а как ещё люди попадают в автокатастрофы и погибают? К тому, что тётя нашла его на пороге, Гарри относился со здоровым таким пофигизмом, так как не помнил этого, а значит, и переживать не о чем. То, что его не любят, Гарри тоже не колыхало, потому что они родственники.

Родственники не обязаны были его любить и становиться для него отцом и матерью. Они его не рожали, а следовательно, он не их отпрыск. И он тоже не обязан их любить — по тем же причинам. А вот родители — это совсем другое дело. У сироты нет с этим проблем — не с чего печалиться, ведь родителей-то нет. Да, иногда нападает тоска по матери и отцу, мысли о том, как бы было хорошо, если бы они были рядом и любили его, своего родного сыночку. Но, увы, их нет. Они давно умерли. Это данность, этого не изменить, не переставить на другие рельсы, именно так началась его жизнь, без родителей, вот и всё. Просто так сложились обстоятельства, и они оказались сильнее его, и совершенно естественно было то, что тётя и дядя его не любили, а он совершенно спокойно отвечал им тем же — не любил их в ответ. И чихал он на всякие там постулаты и правила, дескать, старших надо уважать, почитать, слушаться и бла-бла-бла…

Так было поначалу, потом эта нелюбовь просто стала привычкой, самой сутью его бытия, таким же неотъемлемым от целого, как, скажем, дыхание или умение читать — человек ведь не задумывается над тем, как дышать и как называется та или иная буква.

А поняв, что Дурсли боятся его ненормальных магических взбрыков, он вынужден был укрощать свои экстрасенсорные чудачества, сообразив, что так меньше рискует нарваться на неприятности. Начал поколдовывать втихую, без посторонних свидетелей, просто для того, чтобы разобраться с собой и понять, что он вообще такое. Что ж, разобрался, перелопатив кучу книг по эзотерике в публичной библиотеке, по нескольку часов не вылезая из читального зала — записываться туда Гарри не рискнул, вовремя додумавшись, что родственникам его интерес к магии точно не понравится.

Книги же снабдили его самой разнообразной информацией — нужной и ненужной, Гарри узнал из них столько мудреных слов… Феномен, хиромантия, Бермудский Треугольник, огни святого Эльма, левитация, телекинетика, психосоматика, йога… Последняя, кстати, помогла ему выработать гимнастику дыхания, познать нирвану, улучшить свою карму и до ушей наесться праны так, что она изо всех щелей потекла, а не только из ушных отверстий.

Со сковородкой и горячим маслом Гарри познакомился в пять лет. Сперва было трудно и страшновато орудовать тяжелой чугунной сковородой и пугаться обжигающих брызг кипящего масла, но каждодневная практика привела к тому, что Гарри просто-напросто приноровился, накачал мышцы рук и пресс живота и выработал стойкое спокойствие ко всяким неожиданностям вроде летящих в лицо раскаленных капель. И к восьми годам Гарри мог не опасаться, что помрет от голода, потому что это было уже просто нереально: прибежав из школы, он хватал сковородку, брякал её на плиту, разогревал до нужной температуры, кидал кусок сливочного масла, потом туда же с ножа скидывал пару яиц, и вуаля — через минуту готова отличная глазунья. Которую пацан в два счета проглатывал с ломтем хлеба прямо с горячей сковородки, после чего, тщательно вымыв посуду, заныривал к себе в чулан.

А Дадли, хи-хи, до вечера ждал маму и встречал её голодный и злющий от того, что она где-то задержалась! Не умел Дадлик готовить, совсем не умел.

Чулан… Да, Гарри жил в чулане, что поделать, тётя с дядей совсем не планировали второго ребёнка, а когда его, паршивца эдакого, подкинули на порог, им только и осталось, что запихнуть лишнего мальчишку в чулан, как ненужную вещь, каковой он и был, впрочем. И так во всем: обноски с плеча Дадли отдать Гарри, объедки со стола — тоже Гарри: а чего, и так лишний рот, пусть подбирает. Но, положив руку на сердце, всё же стоит признать, что Дурсли не были совсем уж отморозками — до четырех лет Гарри жил в одной комнате с Дадли, куда ему поставили вторую кроватку.

Потому что неразумного младенца не закроешь в чулане — своим бесконечным плачем он сведет с ума даже терпеливого ангела, не говоря уж об обычных усталых людях. А вот когда Гарри достиг четырехлетнего, вполне сознательного, возраста, его тут же отселили от Дадлика. А сам Гарри с радостью переселился на отдельную жилплощадь. Ведь чуланчик был единственным, что принадлежало лично ему, Гарри Поттеру, у которого никогда не было ничего своего. А эта маленькая и уютная комнатка стала совсем-совсем его, даже дядя с тётей говорили ему: «убирайся в свой чулан, мальчишка!» Вы только вслушайтесь в это чудесное слово «свой»!

Всё остальное в доме было не его, а тётино, дядино и дадликино. Общей была только крыша над головой.

В школу Гарри пошел вместе с Дадли и вместе с ним постигал азы науки и знаний, вместе они знакомились с буквами, учились писать-читать-считать. По малолетству завидовал Дадлику, которого мама с папой хвалили за каждый хороший балл, ему казалось, что противный Дадка учится лучше его… Потом он, конечно, разобрался, в чем тут дело, и перестал стараться, чтобы заслужить похвалу от тёти, понял, что не дослужится — его не любят и никогда не похвалят.

Дни рождения Гарри дядя с тётей отмечали через не хочу, но надо. Дешевенький бисквитный кексик и какой-нибудь мелкий подарок вроде пластмассовой лошадки ценой в два пенса, вот и всё. К восьми годам у Гарри на полочке стояли семь лошадок, одна даже с рыцарем! Свой нечаянный табунок Гарри о-бо-жал, трепетно ухаживая за ним, вытирая пыль и закрашивая акриловой краской царапинки.

Вот так, поневоле, Дурсли привили мальчику любовь к лошадям и бережное отношение к вещам — Гарри очень ценил то, что имел. Зато Дадли поступал с точностью до наоборот — он не ценил ничего, всё ломал и рвал, да так, что Петунье приходилось выбрасывать сломанное и порванное в мусорку и озабоченно подсчитывать семейный бюджет, волей-неволей признавая, что нелюбимый племянник обходится им куда дешевле. Но с другой стороны, экономить на собственном ребёнке — нонсенс.

На девятый день рождения Дурслям пришлось раскошелиться на очки, так как врач-офтальмолог пригрозила, что если они не примут меры, то им придется водить за руку ослепшего племянника всю его дальнейшую жизнь. Сами понимаете, такая перспектива их отнюдь не обрадовала, и с тех пор Гарри проходил регулярный осмотр у окулиста и получал по мере необходимости новые очки.

На все праздники, когда Дурслям приходилось уезжать из дома, они спихивали Гарри соседке, миссис Фигг. Нельзя сказать, что она особенно радовала Гарри, потчуя маленького гостя несладким чаем и твердыми засохшими кексами и показывая альбомы с кошками. Чай Гарри портил, «забывая» в нем размокший кекс, кошек скоро начал узнавать в морду и, поныв, выклянчивал у бабки телевизор, по которому мог — наконец-то! — часами смотреть мультики.

После очков Гарри перестали покупать лошадок, но зато подарили пятипенсовую монетку! И на свой десятый день рождения Гарри сбегал в минимаркет и сам — сам! — купил двух лошадок, и именно таких, которых сам захотел и выбрал. Его маленький табунок увеличился на две головки — теперь у него было целых девять лошадок!!! На оставшийся пенс Гарри купил леденец на палочке, отчего день рождения вышел по-настоящему праздничным.

К одиннадцатому году это был ехидный и драчливый мальчишка, по малейшему поводу распускающий кулаки и язык. Свой городок, Литтл Уингинг, он исходил вдоль и поперек, знал все закоулки и все самые глухие места старого парка. В этом парке Гарри воплощал все свои мальчишечьи фантазии: играл в бандитов, пиратов и разбойников, его воображаемыми врагами становились густые заросли крапивы и репейника. И, конечно, были настоящие враги — Дадли и его дружки, которых Гарри с удовольствием метелил, заманив в самые непроходимые дебри в глубине парка. Тощий и юркий, как угорь, пацан реально нагонял страху на банду Дадли. Так что репутация хулигана и драчуна была им вполне заслуженной.

Но это только среди своих сверстников — для всех взрослых он был паинькой, скромным лапушкой и тихим добрым очкариком, который и мухи-то не обидит: из-за круглых прозрачных стеклышек на тётеньку из соцопеки взирали печальные изумрудные, вечно наполненные непролитыми слезами, глазки невинного и ласкового ангелочка.

Письма из какого-то Хогвартса Гарри не впечатлили. Удивило его другое — неадекватная реакция Дурслей на письма: они прямо до ужаса испугались. Правда, потом, когда весь дом завалило через трубу камина посланиями, Гарри и сам начал их бояться. Ведь и в самом деле такое количество конвертов с одним и тем же, как из-под копирки, содержимым, действительно попахивало сумасшествием.

Бегство по Англии, остров и грозовая ночь, нашествие великана… Его заявление о том, что он, Гарри, волшебник. Жаль, он до конца был уверен, что является настоящим медиумом. Пение Хагрида раздражало неимоверно: и на папку-то он похож, и глаза-то у него мамкины… И чё, гордиться? Папой-пьяницей? Ах, он волше-е-ебник, и мама тоже ведьма? Ну спасибо, Хагрид, никогда в жизни его так не оскорбляли!

Косой переулок нагнал тоску своей средневековой вонью, особенно пятачок перед аптекой, заставленный бочонками со слизью и гнилью… они воняли смесью бензина и тухлых яиц. На гоблинов из Гринготтса Гарри честно протаращился всё время, пока Хагрид что-то там доставал из сейфов, что именно, Гарри не видел, был занят — глазел на чудиков-юдиков, а когда ещё доведется-то?

Остролистовая палочка Олливандера, сестра-близнец кого-то там безымянного. Дикий август с очень нервными Дурслями и спятившим от страха Дадли, который при виде Гарри убегал с плачем, прикрывая толстый зад руками. Приручение гордой совы, подарка Хагрида, которую Гарри назвал Букля, потому что она напомнила ему судейский парик, такой же белый, как сова, только в завитых буклях.

В школе Гарри оробел и покорно протаскался за Роном: куда тот потащит, туда и шел в течение всего года, вплоть до подвалов с Квирреллом. Смерть преподавателя, к счастью, прошла мимо восприятия Гарри просто потому, что он упал в обморок и не видел, как тот умирал. Пение Дамблдора в больничной палате довело Гарри до ручки, ему стало казаться, что милый дедок старается внушить ему чувство вины за гибель учителя. Дамблдора после этого Гарри невзлюбил.

Второй курс. Гарри всё ещё робок, но к Рону начал присматриваться и заметил, что тот точно так же отшивает всех, кто хотел поздороваться-подружиться с героем, как в прошлом году. Это заставило его задуматься.

Череда окаменения: кошка Филча, Колин, Джастин и Почти Безголовый Ник, Гермиона и Пенни. Арест Хагрида, пауки, дневник Тома Реддла. Похищение Джинни Уизли, противной рыжей малявки…

Трусливая попытка профессора Локонса сбежать, пленение его мальчишками, спуск по трубе и нападение Локонса, обратное заклинание сломанной палочки Рона, призрак-воспоминание Тома и василиск. Шипящий приказ:

— Убей!

Убегать с закрытыми глазами сами знаете, какое удовольствие. А змейка, кстати, не торопится его убивать, ползет неспешно где-то позади, шипит-посвистывает. Бег Гарри всё медленней, шаг всё короче, пока совсем не остановился, уперевшись в стену. Бежать попросту некуда. И близко-близко подползает змея.

Прилет и атака феникса, ослепленный василиск… Распределяющая Шляпа и меч. Увидев меч, Гарри чуть очки не сломал, так крепко приложился ладонью к лицу… Ну и чего ему с этой зубочисткой делать? Клыки Васе почистить? Ладно, будь по-вашему, счас поиграем в дантистов, поковыряем железкой в зубках. Гарри неловко машет легоньким мечиком, змей лениво уворачивается, подныривает под меч и кусает Гарри в предплечье, после чего неспешно уползает прочь, оставив клык в ране. Том хихикает и начинает издеваться:

— Умираешь, Гарри Поттер?..

А Гарри кажется, что у него сейчас голова взорвется — шрам на лбу так жгло и палило, что хотелось выть, но в то же время почему-то было не больно. Какая-то странная была боль, сторонняя, как под местной анестезией, когда ты смотришь, как врач зашивает рану, видишь, как игла прокалывает кожу, протаскивая сквозь плоть нить, а тебе не больно. Так и сейчас: лоб болел и в то же время нет. А когда боль прошла, Гарри рванул из раны клык и пронзил дневник, подброшенный ему фениксом.

Том сгинул, а красная птица залечила Гарри руку и кровоточивший шрам на лбу. Проснулась Джинни, порыдала-покаялась, Гарри её выслушал, стараясь улыбаться как можно милее.

Потом, много позднее, в кабинете МакГонагалл, Дамблдор снова довел Гарри до ручки, распевая о его доблести и храбрости, при этом даже не подумав отправить раненого, смертельно укушенного василиском, мальчика в больницу.

Третий курс прошел галопирующим дурдомом со скачками во времени и чехардой из предателей, преступников-беглецов, толпами незарегистрированных анимагов и преподом-оборотнем. Крестного отца Гарри не увидел, а только тощего грязного бомжа, вонючего, в драной тюремной робе и плаще с чьего-то чужого плеча. Фу-ты ну-ты, так занят был в течение года, что негде и некогда было помыться-побриться-переодеться!

Восторга у Гарри Сириус Блэк не вызвал. Особливо после слезного рассказа о том, как он, бедный-разнесчастный, двенадцать лет просидел в застенках Азкабана, а стоило ему крысу в газете увидеть, так сразу же нашлась щелочка на свободу. Не, ради крестника зачем стараться, лучше за предателем побегать, всяко веселее, а за ребёнком как-никак пригляд нужен.

В общем, скептиком вырос Гарри, ехидным с ног до головы. И вот сейчас этот ехидный человек снова заворочался в постели — пора спать, завтра прибудут гости из иностранных школ, надо выспаться, чтобы встретить их как положено. Четвертый курс пока никаких сюрпризов не доставил, учебный год только начался, а он сам осмелел настолько, что рискнул привезти в Хогвартс свою кошку по кличке Заплатка. Спрятав её от дяди Вернона в рюкзаке.

Гости должны были прибыть ближе к вечеру, так что Гарри спокойно занялся своими привычными делами: сходил на травологию, после неё пообедал, набросал наметки эссе по трансфигурации и отправился на зельеварение.

С профессором Снейпом у Гарри были нейтральные отношения, во всяком случае, таковые он старался поддерживать, так как видел, что Снейп несколько неадекватен. Ещё с первого курса. Ещё тогда, на самом первом своем уроке, Гарри обнаружил, что профессор его за что-то невзлюбил, потом, чуточку позже, пришлось уточнить: профессор Снейп его не просто невзлюбил, он его возненавидел. А раз так… первокурсник Поттер избрал тактику наименьшего зла — начал старательно избегать злобного профессора. От греха подальше, кто его знает, может, он кукухой того… поехал? Ведь чтобы кого-то ненавидеть, надо иметь ба-а-альшие такие основания. А Гарри ему точно ничего не сделал, иначе бы помнил. А так он был в искренних непонятках — за что его профессор-то так ненавидит? Автоматически Гарри попробовал возненавидеть профессора в ответ, но не получилось — мотива не было: чтобы кого-то запрезирать, надо знать — за что.

Профессор знал и за что-то гнобил Поттера, старательно топил его на всех уроках. Гарри не знал причин, сам он не имел мотивации и поэтому… жалел Снейпа. И желал ему отпусков в хороших санаториях, самых лучших психологов-психиатров и крепкого здоровьица. А то ж на зомби похож: желтая кожа, жирные волосы, не очень белые зубы, кисло-брюзгливое выражение лица да к тому же ещё и наглухо задрапирован в сто одежек, на все пуговицы застегнут по самое горлышко, мерзнет, поди, бедолага…

Итак, вне уроков Гарри избегал профессора Снейпа, а на уроках это было довольно затруднительно, потому что профессор отчего-то бесился, если Гарри прятался от него за самым дальним столом в конце класса или притворялся тихой беззвучной ветошью. Снейпа это не устраивало, ему надо было, чтобы Гарри был на глазах и поближе, так, чтоб слышал его неудовольствие. А Гарри что? Ну ладно, он мальчик понимающий, пойдет навстречу больному, ему это несложно, закалился, знаете ли, на Дурслях.

Вот и сейчас. Гарри, придя в класс, привычно занял стол перед профессорским, Снейп при виде Поттера тут же привычно налился желчью и начал кипеть и плеваться ядом. Слушая его уничижительное шипение, Гарри стоял с самым скорбным лицом и покорно кивал на каждое высказывание профессора в его адрес. Набор слов за три года не изменился, был тот же, что и в первый год:

— Поттер, вы несносный разгильдяй, такой же, как и ваш никчемный папаша! Такой же самовлюбленный, разнузданный, жадный до славы, ленивый бездарь!

Ну, с тем, каким был его папаша, Гарри ещё мог согласиться, так как подозревал, что профессор знал его папу лично, а значит, имеет право судить о нем, как ему виднее. А вот с ленивым бездарем… Себя он бездарным лентяем не считал, но на профессора не обижался, просто понимая, что тот его не знает.

Прочие ученики боязливо ежились за своими столами, кроме слизеринцев, те глумились и счастливо хихикали, слушая, как профессор пропесочивает Поттера. Шло время, отмечаемое тиканьем часов, варили зелья ученики, злобное брюзжание Снейпа постепенно сошло на нет, потому это не очень интересно — ругать того, кто никак не реагирует на ворчание, а спокойно и мирно трудится, склонив голову над котлом. Да и взгляд у Поттера что-то больно странный, смотрит на него с непонятной жалостью и, что самое любопытное, с пониманием и сочувствием. И вообще…

Северус мрачно посмотрел на лохматую макушку. Что-то Поттер не похож на Поттера. С прошлого года он начал сторониться рыжего, а ведь весь первый курс с ним протаскался — дружки неразлучные. Второй курс вроде тоже вместе держались, но только теперь наоборот — Уизли за Поттером бегал, всё время за рукав дергал, окликал, тормошил… А старший Поттер, помнится, как задружился с Блэком-Петтигрю-Люпином, так и не расставался с ними до самого выпускного, проучился от звонка до звонка. А этот… на третьем курсе откровенно избегал Уизли, всё больше с Грейнджер и Долгопупсом время проводил, а стоило рыжему к ним подсесть, так Поттер тут же удирал куда-нибудь под каким-либо предлогом.

Интересно, почему?

Северус так задумался, что и не заметил, как урок подошел к концу, а студенты, оставив на его столе пробирки с образцами, спешно покидают класс, пока он где-то в облаках витает и не замечает, кто что сварил. Ну и что, что пробирки подписаны, всё равно, пусть оценивает зелья без них, нервы целее будут.

Гарри не успел слинять, голос профессора настиг его у самой двери, холодный и желчный:

— Поттер, задержитесь.

Гарри, привычно втянув голову в плечи, нехотя вернулся в класс и подошел к учительскому столу. Снейп прожег его взглядом и задал неожиданный вопрос:

— Что у вас с Уизли?

Гарри растерянно выпрямился и недоуменно ответил:

— Н-ничего, сэр. В-вы про Рона?

Снейп кивнул, Гарри приободрился:

— Рон ведет себя как собственник, сэр. С самого первого дня нашего знакомства, с тех пор, как подсел ко мне в купе, он как будто заявил на меня права, словно я какая-то вещь. И всех от меня оттирает, не дает толком с другими людьми пообщаться. Мне это, в конце концов, надоело, я ж не его личная собственность, мне, может, с Невиллом интереснее быть или с Гермионой, сэр, она такая начитанная, так много знает, а у Рона в голове только квиддич и еда.

— А квиддич вам, стало быть, не столь интересен? — вкрадчиво спросил Северус. Ответ Гарри ввел его в ступор.

— Нет, сэр, он никогда не был мне интересен. Меня заставили в него играть, да ещё и на первом курсе, когда я с метлой-то едва познакомился…

Северус еле удержался от того, чтобы не почесать в ухе — он не ослышался, мальчишка на самом деле не рвался в квиддич?

— Кстати! — тем временем вдруг спохватился Гарри. — Должен поблагодарить вас за то, что спасли меня, когда моя метла взбесилась. И за то, что прикрыли нас от оборотня в июне, мы с Гермионой никогда этого не забудем. Большое вам спасибо, сэр.

Онемевший Северус только и смог, что кивнуть. На вопрос Гарри, может ли он идти, Снейп снова кивнул и молча проводил парня взглядом до двери. Определенно, этот Поттер совершенно точно не похож на своего папашу.

Настал вечер. Вылизанный Хогвартс сиял и переливался, от ослепительного блеска доспехов резало глаза, повсюду висели гирлянды и спирали серпантина, с потолка сыпалось мелкое конфетти, доводя Пивза до радостной истерики — такого праздничного беспорядка во внеурочное время он никак не ожидал! Учителя волновались и нервничали, нервируя и без того вздрюченных учеников, то и дело слышалось:

— Не толпитесь, не толпитесь, ровнее встаньте, ровнее!

— Первокурсники, вперед! И не толкайтесь, ради Мерлина!

Колонны и шеренги студентов собрались на ступенях парадной лестницы, ежась от октябрьского морозца и жарко дыша в затылки впереди стоящим. Мелкота оживленно переговаривалась:

— Интересно, а на чем они приедут?

— Может, на метлах?

— Не, далековато для метел, у меня бабушка во Франции живет, мы к ней порталом перемещаемся…

— Поездом?

— А если поездом, то почему мы тут, а не на станции их встречаем?

— А может, они тоже порталом сюда, а?

Прошло полчаса, разговоры давно смолкли, стали слышны другие звуки: дрожливое дребезжание костей и стук зубов — знатно похолодало и стемнело. Гарри тоже начало потряхивать, он тоскливо всматривался в густеющие сумерки и печально размышлял о своем Патронусе: почему-то о нем сейчас думалось лучше всего в наступающей темноте и резком похолодании, как будто снова слетелись дементоры… как тогда, в июне, после скачка на три часа назад во времени. При Люпине это была просто воронка света из кончика палочки, во всех остальных случаях — бесформенное облачко, а тогда, на озере, когда он думал, что видит отца, появился телесный Патронус.

Гарри украдкой покосился по сторонам — не видит ли кто его мыслей? — и вздохнул. С какого-то перепугу директор Дамблдор запел об олене, дескать, ах мой дорогой мальчик, ты позвал отца в своем сердце, и Сохатый этой ночью вновь вышел в поле… Ну, может, издалека директор и увидел в окно своей башни что-то четвероногое и большое, но перепутать коня с оленем — это надо очень хорошо уметь.

Гарри невольно улыбнулся, вспоминая серебряного рыцарского коня, точно такого же, как его любимая игрушка с рыцарем. Мохноногий, мощный, с крутой шеей, широкогрудый и высоченный — настоящий шайр!

А директор… ну пусть, наверное, он видит то, что хочет видеть. Бывает. Когда очень эгоистичный человек считает, что в мире существуют только два мнения — его и неправильное. А Дамблдор и есть такой эгоист.

— Вот они! — раздался крик, и Гарри переключил внимание на происходящее: с неба над Запретным лесом спускалась… спускалось что-то большое и длинное. Когда это что-то приземлилось и с грохотом въехало в освещенный круг перед замком, у Гарри чуть сердце не выскочило из груди. Двенадцать крылатых коней!!! Да чтоб я так жил! Стайка белокурых француженок и мадам Максим как-то прошли мимо его внимания: не отрываясь, он смотрел на коней и видел только их — огромных, золотистых, белогривых и крылатых. Они яростно храпели, сверкали красными глазами, всплескивали гигантскими крыльями и месили слякотную грязь крепкими ногами с копытами приличного такого диаметра — с поднос, не меньше!

Французы ушли в замок, а коней, к огорчению Гарри, куда-то в темноту увел Хагрид. Наскоро уточнив у Гермионы, как долго тут пробудут гости из Франции и услышав, что до лета, Гарри успокоился — успеет налюбоваться на лошадок! — продолжил ожидание болгар.

Прошло ещё полчаса. Продрогшие дети устали гадать — какие кони у болгар? Оказалось — никакие: подлые болгары прибыли на корабле, который вдруг ни с того ни с сего вынырнул со дна Черного озера и подплыл к причалу, весь в люминисцентной слизи и огнях святого Эльма (Гарри при этом мысленно похвалил себя за знание), до ужаса неприятный и призрачный, пришвартовался и замер, покачиваясь на волнах и источая вонь гнилых мидий. С высокого борта на камни пирса перекинули трап, и по нему сошли на берег некие толстяки, рослые и лохматые. Которые, войдя в круг света, превратились в обычных людей в меховых шубах и шапках.

Человек, шедший первым, был одет в другие меха — гладкие, блестящие, серебристые, под стать волосам. Гарри поморщился — шуба из нутрии, так себе зверек, крыса водяная…

— Дамблдор! — радостно воскликнул прибывший, поднимаясь по склону. — Как поживаете, любезный друг?

— Благодарю, прекрасно, профессор Каркаров.

Каркаров говорил бархатным голосом, с льстивой ноткой. Высокий, худой, как и Дамблдор, но седина короткая, а козлиная бородка с завитком на конце едва скрывает безвольный подбородок. Подойдя к Дамблдору, он взял его руки в свои и крепко тряхнул.

— Старый добрый Хогвартс, — улыба­ясь, он посмотрел на замок. Зубы у него желтоватые и длинные, как у мула, а улыбка не вя­жется с холодным, проницательным взглядом. — Как хорошо снова быть здесь… Как хорошо… Виктор, иди сюда. В тепло. Вы не против, Дамблдор? Виктор немно­го простыл…

Каркаров поманил одного из учеников, тот подошел. Крупный, с горбинкой нос, густые черные брови… Рон дернул друга за локоть, что-то зашептал на ухо. Но Гарри и сам узнал гостя. Это был Крам.

Удивляться уже не хотелось, было слишком холодно, да и что с того, что Краму оказалось семнадцать? Можно подумать, это какая-то сенсация. Отмахнувшись от Рона, Гарри заторопился в Большой зал, лелея только две мысли — согреться и покушать.

Болгары сели за стол Слизерина, в то время как французы давно уж расположились за столом Когтеврана. Гарри криво усмехнулся, глядя, как Рон вертится на лавке и завидует слизеринцам, в особенности Малфою, возле которого сел знаменитый квиддичист.

Дамблдор произнес короткую приветственную речь, объявил, что официальное открытие турнира состоится после ужина, и пожелал всем приятного аппетита. Гарри, увидев среди английских блюд заморские кушанья, с интересом попробовал фаршированные перцы, французский суп из морепродуктов, попил соку из того-сего и остался доволен опытом — всё было очень вкусно.

После пира Дамблдор представил организаторов турнира, Людо Бэгмена и Бартемиуса Крауча. Гарри внимательно оглядел последнего: похож на сушеного карася с тараканьими усами. Бэгмена он уже видел на чемпионате мира по квиддичу и составил о нем конкретное такое мнение — ненадежный и легкомысленный пижон с замашками шоумена. А вот Крауч запомнился по истерике, устроенной по своевольной домовушке, мол, как она посмела его ослушаться?! Ах ты ж тварь, у-во-ле-на-а-а! Получишь одежду!.. Хотя лично у Гарри сложилось впечатление, словно Винки кто-то невидимый волок за собой, а она упиралась и дергала невидимку назад. К сожалению, Гарри не знал, у кого ещё есть мантия-невидимка и кто под ней прятался там, в лесу… Тем временем Дамблдор пригласил завхоза.

— Филч, — улыбнулся он, — ларец сюда, пожалуйста.

Филч, который до этой минуты прятался где-то в даль­нем углу зала, тут же явился к профессорскому столу, неся в руках старинный деревянный ларец, инкрустирован­ный жемчугом. Зал, зашумев, всколыхнулся. Филч осторожно поставил ларец перед Дамблдором, и тот продолжил объяснения:

— Инструкции к состязаниям мистером Краучем и мистером Бэгменом уже проверены. Для каждого тура все готово. Туров — три, состязания основаны исключи­тельно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусства­ми, личную отвагу и умение преодолеть опасность.

При последних словах зал притих, затаив дыхание. А Дамблдор невозмутимо продолжал:

— В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оце­нивать по тому, как они справились с очередным состя­занием. Чемпион, набравший во всех турах самое боль­шое число баллов, становится победителем. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристраст­ный выборщик — Кубок огня.

Дамблдор вынул волшебную палочку и стукнул по крышке ларца три раза. Крышка медленно, со скрипом открылась. Дамблдор сунул внутрь руку и достал боль­шой, покрытый грубой резьбой деревянный Кубок. Ни­чего примечательного — не будь он до краев наполнен пляшущими синеватыми языками пламени. Дамблдор закрыл крышку, осторожно поставил на нее Кубок, что­бы все хорошо его видели.

— Желающие участвовать в конкурсе на звание чем­пиона должны разборчиво написать свое имя и назва­ние школы на куске пергамента и опустить его в Кубок, — сказал он. — Им дается на размышление двадцать четы­ре часа. Кубок будет выставлен в холле. И завтра вечером выбросит с языками пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебников. Конечно, избраны будут достойнейшие из достойнейших. Кубок на всю ночь останется в холле и будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. К участию в Турнире будут допущены только те, кто достиг семнадцати лет. А чтобы те, кому нет семнадцати, не поддались искушению, я очерчу вокруг него запретную линию. Всем, кто младше указанного возраста, пересекать эту линию запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе, прими­те к сведению — для избранных в чемпионы обратного хода нет. Чемпион будет обязан пройти Турнир до кон­ца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним маги­ческий контракт, который нарушить нельзя. Посему хо­рошенько подумайте, действительно ли вы хотите уча­ствовать в Турнире. Ну, а теперь, кажется, самое время идти спать. Всем, всем доброй ночи.

Эх, ну что за досада! Имена чемпионов будут только завтра. С этими мыслями Гарри выбрался из-за стола и, ни на кого не обращая внимания, покинул Большой зал, отправляясь к себе. Стычка в дверях между Каркаровым и Грюмом едва коснулась его сознания — Гарри мечтал о том, что завтра с утра он сможет полюбоваться на чудесных крылатых лошадок…

На следующее утро, едва за окнами забрезжил рассвет, Гарри вскочил с постели, скоренько оделся и выскользнул из спальни. Ему не терпелось поскорее увидеть настоящих пегасов.

Парадные двери замка были, к счастью, уже открыты, и подросток без труда вышел на улицу. Прохлада и сырость заставили его зябко поежиться, по земле стелился белесый туман. Глаза Гарри зашарили по территории, ища лошадей. Сейчас знакомый пейзаж был разбавлен двумя новыми предметами: парусный корабль у причала и синяя карета шармбатонцев за домиком лесничего, длинная и широкая, как фура сухогруза, только с окошечками и на высоких ажурных колесах. Крылатые кони нашлись в загоне на опушке леса, там, где Хагрид в прошлом году показывал им гиппогрифов.

Подойдя к каменной изгороди, Гарри забрался на её широкий верх, сел верхом и устремил влюбленный взгляд на крылатых красавцев: золотистая (соловая) масть, белые гривы, рост со среднего индийского слона. Сейчас кони выглядели не так грозно, как вчера в упряжке, их глаза, красные и выкаченные от ярости, теперь были обычными, лиловыми и спокойными, с присущим лошадям даосским выражением. Сложенные на спине крылья чуточку скрадывали их конские стати, из-за них они казались чрезмерно полными. Гарри кони видели, косились на него любопытным оком, но ближе не подходили — не считали это нужным. А сам Гарри не рискнул подойти к незнакомым животным. Так и просидел на заборе до полного рассвета, любуясь невероятными созданиями, влюбляясь в их белые морды. Несколько раз мимо него прошел конюх с лопатой и тачкой — он убирал за конями навоз — и с Гарри они обменялись вежливыми кивками приветствия, поговорить им помешал языковой барьер.

К себе Гарри не стал возвращаться, а прошел сразу в зал, где все уже собрались на завтрак, Рон при этом тут же прожег его подозрительным взглядом… Не замечая этого, Гарри принялся за овсянку, краем уха слушая утренние новости о том, кто бросил свое имя в Кубок, а кто ещё нет, о том, как Фред с Джорджем выпили зелье старения и обросли бородами, а мадам Помфри привела их в порядок. Неуверенно посмеялся, не зная, жалеть ли, что пропустил такое зрелище — бородатые близнецы, но тут же решил, что нет. Крылатые лошади были во сто крат зрелищнее.

Доев кашу, Гарри взялся было за пирог с почками, но тут на лавку рядом с ним вспрыгнула Заплатка и потребовала внимания и кусочек пирога. Кошка была настолько яркой, что привлекла внимание всего зала: на неё смотрели, показывали пальцем и перешептывались. Увидел её и Виктор, громко засмеялся и воскликнул:

— Какая ириска!

Гарри с интересом глянул на него, и тот пояснил:

— У нас просто таких кошек трехцветных (бело-черно-рыжих) почему-то ирисками называют. Причем такими бывают только кошки, котов такой расцветки я не видел.

Говорил Крам с жутким акцентом, но Гарри понял и пожалел:

— Жаль, я не знал об этом раньше, а то бы так и назвал — Ириской.

За профессорским столом, глядя на это, поморщился Дамблдор, покачал головой и с досадой произнес:

— Откуда у мальчика кошка? И зачем? Разве ему совы недостаточно?

Северус тоже глянул в зал, на приметную кошку на столе, которую Поттер чем-то угощал с рук. И напрягся, услышав дальнейшее недовольное бурчание директора:

— Непорядок, в мои планы не входило, чтобы мальчик держал кошек… — и к МакГонагалл, строго и внушительно: — Минерва, проследите за тем, чтобы Гарри Поттер избавился от кошки!

— А зачем, Альбус? Вроде нет запрета насчет содержания кошек студентами… — не поняла та.

— Ну как же, Минерва, мальчик учиться должен, а кошка время занимает, ухода требует, — принялся увещевать директор. Минерва поджала губы, не согласная с его доводами: у некоторых других студентов есть кошки, и они прекрасно со всем успевают, и с учебой, и с заботой о своих питомцах. Так же полагал и Северус, и он подозрительно покосился на Дамблдора — что-то он мутит, ну с чего бы у Поттера кошку ликвидировать?.. Чем она помешать-то может? И какие-такие у него планы, в которые кошка вот никак не входит? А директор тем временем рукой махнул на несознательность Минервы, пробурчав себе под нос:

— А, ладно, всё равно уж…

Ну всё равно так всё равно, а то заладил… и Северус успокоился, поняв, что Альбус отстал от Поттера и его кошки. Кстати, знакомая окраска, как у того котенка, что сидел в детской кроватке с плачущим ребёнком, когда он нашел мертвую Лили… Не та ли кошка? Интересно, как она с Поттером оказалась?

Один только Хагрид не задавался этим вопросом, он попивал пиво из ведерка, умиленно смотрел на кису на столе и вспоминал, как тот черепаховый кроха вцепился коготками в одеялко и повис на нем, когда он Гарри из развалин забирал. Ну разве можно было разлучать таких славных детёнышей?! Так и привез он их тогда на Тисовую, закутанных в одно одеяльце — маленького Гарричку и трехцветную малышку…

Субботний день, видимо, решил поиздеваться над детьми, потому что как-то обрел власть над временем — растягивая и жуя его, как резиновую жвачку, неспешно смакуя, пока не распробовался и не исчез последний намек на клубничный аромат и вкус, пока не прочистился от остатков пищи каждый зуб: и передние резцы, и коренные, и моляры… Но и на этом суббота не остановилась, продолжая жевать и растягивать резинку различными жгутиками, выдувая пузыри всех размеров и толщины. Поверьте, это очень важное занятие: пока не ужуешь жевку как следует, ни на что другое отвлекаться не смей. Как говорится — и весь мир подождет!

Но как бы ни растягивала суббота время-жвачку, она всё же ужевалась, стала невкусной и непригодной, а часы дотикали, довели время до вечера, до долгожданного ужина и решения Кубка. Весь день Гарри знакомился с иностранцами, кружил вокруг загона, рассматривал коней, а с разрешения конюха-грума даже погладил их чудесные белые морды! И даже — держите меня — потрогал крылья настоящего, всамделишного пегаса!!! Вот ей-богу, пегас для Гарри оказался куда круче вшивого гиппогрифа, потому что он воплощал в себе истинно всё конское: красоту и грацию лошади, её благородство, скорость и свободу, волю и ветер, так же, как и крылья олицетворяли собой полет и небо…

А хагридов гиппогриф хоть и крылат, но уродлив: низкорослое конское тело спереди перетекало в хищную орлиную голову со стальным клювом, передние ноги заканчивались когтистыми лапами, с жуткой методичностью располосовавшими руку Малфою, оставив на ней рану глубиной с траншею, а ещё у гиппогрифа были выпученные оранжевые глаза, с холодной яростью глядящие прямо в душу и ни на йоту не располагающие к себе. Такого зверька не особенно хочется потискать, скорей наоборот, прогнать и забыть. Так Хагрид его ещё и прокатиться на гиппогрифе заставил! Тот полет на скользкой спине не доставил Гарри удовольствия: сплошные перья, холодные и покрытые жировой пленкой, а сам зверь почему-то пах больным голубем, удушливо и неприятно…

Так, ладно, хватит лирики. Настал вечер: студенты, профессора и гости снова собрались в Большом зале за празднично накрытыми столами, опять полакомились заморскими кушаньями с золотых блюд, для болгар и французов английская еда тоже была в диковинку. Все ели и поглядывали в сторону Кубка на табурете, его синее пламя загадочно и беззвучно плясало, играя тенями на стенах и лицах.

Наконец золотые тарелки засияли первозданной чи­стотой. Зал зашумел, загудел было, но тут же смолк — Дамблдор поднялся с места. Сидящие по обе стороны от него профессор Каркаров и мадам Максим замерли в напряженном ожидании. Людо Бэгмен, как всегда, сиял, подмигивая то тому, то другому в зале. У Крауча, напротив, вид был безучастный, почти скучающий.

— Кубок огня вот-вот примет решение, — начал Дамблдор. — Думаю, ему требуется еще минута. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. — Он указал на дверь позади профессорского стола. — Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Он вынул волшебную палочку и широко ей взмахнул; тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепительно били по глазам. Но взгляды всех всё равно прикованы к Кубку, кое-кто поглядывает на часы… Кто-то выдохнул срывающимся голосом:

— Осталась одна секунда…

Не успел он договорить, как пламя всколыхнулось и заалело, выплевывая с коротким пфуканьем обгорелый клочок пергамента. Стоящий рядом с Кубком Дамблдор поймал его, сдул искры и зачитал:

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам.

Поднялся страшный гвалт и ор, громче всех вопил Рон, от восторга чуть не выпрыгивая из кожи:

— Так и должно быть!

Каркаров ликующе погрозил кулаком кому-то в потолок. Виктор Крам поднялся с места и, ссутулив плечи, враз­валку двинулся к Дамблдору, повернул направо и, мино­вав профессорский стол, исчез в соседней комнате. Взгляды всех вновь сошлись на Кубке. Тот, дождавшись к себе внимания, исправно покраснел, поднатужился и выплюнул второй листок, похожий на призовую розетку с ленточкой и бантиком. Дамблдор поймал его, понюхал, уловив тонкий запах французских духов, сморщил крючковатый нос и оглушительно чихнул. Зал и Кубок терпеливо подождали, пока он прочихается, продышится, высморкается в платок и зачитает имя второго чемпиона… голос директора был сиплым от заложенного носа:

— Чемпион Шармбатона — Флер Делакур.

Крики на сей раз были сдержаннее — знаменитостей среди французов не было, да и девочки отчего-то не обрадовались — они дружно разрыдались, провожая счастливицу. Стройная блондиночка походкой лани устремилась в ту комнату, дежурно улыбаясь и рассылая воздушные поцелуи.

В третий раз взоры устремились на Кубок огня, тот послушно подобрался, напрягся и, пфукнув, выплюнул последний клочок, который Дамблдор поймал с нервной поспешностью, вчитался, просиял и громко объявил ликующим голосом:

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.

Боже… что тут началось. Как стены выдержали волну единодушного рева из более чем трехсот глоток, до сих пор непонятно. Рон, правда, орал совсем другое, с протестом:

— Ну почему он?

Но его, к счастью, никто не услышал за общим гомоном. Дамблдор стоял и ждал; вот, наконец, зал угомонился, и он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь:

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая уче­ников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защи­щать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад…

Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли, почему. Кубок огня вдруг затрясся, смущенно и как-то виновато покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило еще один пергамент. Незапланированный и никем не ожидаемый. Дамблдор, не раздумывая, протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная пауза. Дамблдор смотрел на пергамент, весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал:

— Гарри Поттер.

Тишина и так-то стояла мертвая, а тут и вовсе космической стала, похлеще вакуумной, как волосы растут — и то слышно. Уши Гарри не ватой заложило и даже не воском залило, ему уши вообще отрезало, вместе с барабанными перепонками, молоточками, наковальничками и всем ушным содержимым, включая серу. И совершенно естественно Гарри уехал под стол, желая спрятаться от эдакого сюрприза. Дамблдор огляделся, безумно бегая глазами по залу в поисках понятно кого, нервно рявкнул:

— Гарри Поттер!!!

Ага, шас, разбегусь только… Гарри уже не под столом, он под лавку пытается забиться. Гермиона, предательница, его оттуда выковыряла и отпинала к директору. Волоча чугунные ноги, Гарри подтащился к профессорам. Дамблдор молча показал ему пальцем на дверь, за которой ранее скрылись первые три чемпиона. Делать нечего, пришлось пройти туда.

Виктор Крам, Седрик Диггори и Флер Делакур стояли у камина. На фоне яркого пламени их темные силуэты выглядели до странности внушительно. Крам, ссутулившись и о чем-то сосредоточенно думая, притулился к каминной полке. Седрик заложил руки за спину и глядел на огонь. Флер Делакур, откинув назад волну белокурых волос, повернулась к Гарри.

— В чем дело? — спросила она. — Надо вернуться в зал?

Она, видно, подумала, что Гарри за ними послали судьи. Как же им объяснить, что случилось? Он молча стоял и смотрел на трех чемпионов. Какие они все высокие, совсем взрослые! Смотрел и чуть не плакал — ну что за подлянка, четвертый курс вот такой дикий сюрприз ему устроил, как раз тогда, когда он расслабился и приготовился спокойно поучиться.

Дверь позади него отворилась. Вошли профес­сор Дамблдор, мистер Крауч, профессор Каркаров, ма­дам Максим, профессор МакГонагалл и профессор Снейп, в открытую дверь на какую-то секунду из зала ворвался гул возбужденных голосов. Дамблдор проницательно взглянул на Гарри, тот не отвел взгляда, пытаясь уловить выражение его глаз сквозь половинки очков.

— Это ты, Гарри, бросил в Кубок свое имя?

Ах ты ж гад… огромный ком обиды буквально задушил Гарри, напрочь закупоривая ему глотку, но всё же он нашел в себе силы ответить и не разреветься:

— Нет, сэр. Я не подходил к нему.

МакГонагалл закивала, сказала, заламывая руки:

— Да, Альбус, Гарри не пересекал Запретную линию, ручаюсь, я в этом уверена!

Дамблдор, однако, задал ещё один вопрос:

— Может быть, ты просил кого-то из старших бросить в Кубок твое имя?

— Нет, сэр, не просил, — звенящим голосом ответил Гарри, а Минерва автоматом за ним:

— И не просил никого из старших!

Что-то заставило Гарри посмотреть на профессора зельеварения, увидев его непроницаемое лицо, он неожиданно для самого себя взмолился:

— Ну правда же, сэр, я не бросал свое имя в Кубок…

Снейп медленно кивнул, и Гарри с головой затопила волна облегчения — хоть один профессор ему верит. Отвернувшись и смотря в угол, Гарри уже как-то равнодушно слушал, как над его головой спорят и ругаются учредители и директора, решая, разрешить ему или не разрешить участвовать в турнире. Кто-то додумался до Блэка и посоветовал написать ему, как опекуну мальчика, чтобы тот на правах крестного запретил Поттеру участие в соревнованиях, но ему возразили, сказав, что Блэк — преступник в бегах и юридически не имеет права голоса. Ну и добрый дедушка Дамблдор вставил свое веское слово:

— Как бы то ни было, но контракт между мальчиком и Кубком огня заключен. И этот магический договор нарушать нельзя.

Гарри горько покосился на него — мерзкий, лживый старик, знаю я, опять ты пытаешься меня во что-то втравить, как на всех прошлых курсах, начиная с первого… Тут вмешался Грюм, донеся до всех главную мысль — кто-то пытается убить Поттера, для чего и подбросил в Кубок его имя. Снова начался спор, все принялись судить и рядить, что, да как, да почему. Но эти споры-дебаты ни к чему не привели, всё предрешено с самого начала, а именно: Гарри Поттер — четвертый чемпион.

После чего мистер Крауч провел инструктаж:

— Первый тур проверит вашу смекалку. Мы не посвящаем вас в то, какое испытание вам предстоит. Для волшебника крайне важ­но действовать смело и находчиво в неожиданных об­стоятельствах. Первый тур состоится двадцать четверто­го ноября в присутствии зрителей и судейской бригады. Участникам Турнира воспрещается принимать от учите­лей хоть какую-то помощь. Единственное оружие чем­пиона — волшебная палочка. По окончании первого тура вы получите инструкцию для второго. Учитывая затра­ты сил и времени для подготовки к Турниру, чемпионы освобождаются от годовых экзаменов.

Договорив, он замолчал. Дамблдор кивнул и предложил расходиться. Что ж, на этом всё закончилось в этот странный вечер, все переглянулись, вздохнули и разошлись. Ушли директора и учредители, с ними Флер и Виктор. Последним вышел Снейп, бросив на Гарри подбадривающий взгляд. Сзади подошел Седрик и положил руку на плечо Гарри, наклонившись к уху, негромко сказал:

— Пошли к нашим… ты, главное, держись.

Гарри заглянул в серые сочувствующие глаза Седрика и благодарно улыбнулся, не в силах говорить — в горле застрял тугой ком. Маленькую комнатку с камином они покинули вместе. Зал уже опустел, и они разделились, отправившись каждый к своему факультету. Гарри понуро брел по пустым коридорам, спускался-поднимался по мраморным лестницам, а в его голове хаотично метались мысли.

Неужели никто, кроме Гермионы и Рона, не поверит ему? Неужели все считают, что он сам опустил в Кубок пергамент? Как это можно! Соперники на три года старше, они уже почти совсем маги. Турниры очень опасны и проводятся перед сотнями зрителей. Он даже не думал об этом, зачем? Он всего лишь хотел спокойно поучиться, походить на соревнования, поболеть, как зритель, за своего чемпиона и все­рьез никогда не представлял себя участником… Зато кто-то другой даже очень представлял. Вот и по­старался. Зачем? Чтобы доставить ему удовольствие? Какое же тут удовольствие… Потешиться, выставить его дураком? Возможно… Но чтобы убить? Очередная навязчивая идея Грюма? Или чья-то злая шутка? А вдруг и вправду кто-то хочет его убить? Кто же это? Долго думать не надо. Есть человек, который этого хочет. Давно хочет, с тех пор, как ему минул год. Лорд Волан-де-Морт… Но как он мог бросить его имя в Кубок огня? Он ведь сейчас далеко, прячется в неведомых краях, один, слабый, немощный…

В гостиной на Гарри набросились с ликованиями и вопросами, еле отбившись от восторженных поклонников, с горящими, зацелованными Алисией, щеками Гарри влетел в спальню и наткнулся на стену презрения рыжего Рона.

— Подбросил свое имя, да? — злобно выплюнул он. — Прокрался к Кубку под мантией-невидимкой, да? А меня, значит, не надо?..

— Ты чего, Рон? — Гарри вжался в дверь.

— Я тебя видел! Ушел ещё затемно, втихую, как распоследний тать! — продолжал злобствовать Рон, брызгая слюной. — Всё-то тебе славы мало, нет, чтоб меня с собой позвать!..

— Куда?! — взвился Гарри. — Я к лошадям ходил! Рон, ты идиот?

Вместо ответа Рон прожег его ненавидящим взглядом и задернул полог своей кровати, отгораживаясь от Гарри. Долго потом стоял Гарри, тупо моргая на занавеску, за которой спрятался бывший друг, уличивший Гарри в высокомерии, в предательстве и выставивший его мелочным охотником до дешевой славы…

Дальнейшие дни Гарри Поттера прошли в сплошном тумане. Где бы он ни появлялся, наступала тишина, все замолкали при его приближении, поворачивались и смотрели на него: кто с любопытством, кто с осуждением, мол, как ты мог украсть славу у Седрика?

Но не гриффиндорцы, те, напротив, сияли при его появлении, чествовали, хвалили и гордились им — самый молодой чемпион, самый молодой ловец и просто знаменитый герой-со-шрамом.

Пуффендуйцы, обычно дружившие с Гриффиндором, теперь изменили отношение ко всему факультету. Это понятно — они считали, что Гарри покусился на славу их чемпиона Седрика Диггори. Пуффендуй не был избало­ван победами, а Седрик, как никто, завоевывал им награ­ды. Однажды и вовсе обыграл Гриффиндор в квиддич.

Гарри убедился в этом на первом же уроке травологии. Его приятели Эрни МакМиллан и Джастин Финч-Флетчли молчали весь урок, хотя вместе работали у од­ного подноса — пересаживали прыгучие луковицы. Одна луковица, вырвавшись из рук, больно стукнула Гарри по лицу, и пуффендуйцы неожиданно для него ехидно прыснули. Даже профессор Стебль явно его сторонилась, понятное дело — глава Пуффендуя.

Он понимает пуффендуйцев, как это ни обидно. Они ведь болеют за своего чемпиона. От слизеринцев ниче­го, кроме злобных выходок, он и не ждал. Они его тер­петь не могут. Именно благодаря Гарри Гриффиндор обыгрывал их в квиддич и занимал первое место в меж­факультетских соревнованиях. Но когтевранцы — они-то могли бы болеть и за Седрика, и за него. Но нет. По-видимому, большинство считает, что он хотел обманным путем стяжать себе еще большую славу.

И конечно, Седрику роль чемпиона подходит куда больше. Он так красив: темные волосы, серые глаза, пря­мой нос. Еще неизвестно, кем больше восхищаются — им или Крамом. Он сам видел, как шестикурсницы, охотив­шиеся за автографом Крама, умоляли Седрика расписать­ся у них на сумках.

Рон… Про него Гермиона сказала, что он просто завидует, вот и всё. Гарри даже удивляться не стал, достаточно хорошо он Рона за три года узнал и теперь, втайне радуясь, что тот сам от него отсеялся, решил никогда не прощать рыжего дурака.

На одном из обедов, когда начались привычные прения насчет того, когда Поттер ухитрился бросить свое имя в Кубок, Рон раздраженно рявкнул:

— «Когда-когда?» Рано утром в ту субботу! Я видел: прокрался по комнате, как вор, ботинки в руках, под мышкой сверток… Темно было, ещё даже не рассвело.

От стола Когтеврана поднялся юноша, конюх-грум, и на плохом английском произнес:

— Пти гарсон до самого… как его, бранча, у загона просидел, на абраканов наших смотрел. У него не было… тайма, чтобы имя свое написать и кинуть в кап.

Рон взбешено покраснел:

— Он мог заранее написать свое имя на клочке пергамента и бросить его по пути к загону, проходя по холлу!

Как видно, Рон целиком зациклился на предательстве Гарри и на все находил ответ, выставляя свою непрошибаемую логику.

А вот Малфой услышал француза. И задумался. Что правда, то правда, Поттера он сам видел у загона: тот каждую свободную минуту торчал там и глазел на пегасов. Да и с Уизелом он вроде теперь не дружит, вон как рыжий на Поттера глядит, прямо волком, скажи «фас!» — и загрызет. Мелькнула коротенькая мыслишка — а не перехватить ли инициативу и переманить Поттера к себе в друзья? Мелькнула и пропала, потому что рядом с Гарри сидела грязнокровка Грейнджер, да ну его, ещё и эту бобриху терпеть… А может… их тоже рассорить? Малфой аж представил себе, как Поттер и Грейнджер ссорятся и разбегаются, и тогда он, героический очкарик, будет полностью в его власти.

Что ж, попытка не пытка, в один из дней Драко попробовал воплотить идею в жизнь, затеял склочку прямо под дверью класса зельеварения. Началось всё вполне стандартно: при виде Гермионы Драко скорчил благочестивую мосю и забрюзжал:

— О борода Мерлина, Поттер, когда ж ты принюхаешься к ней и поймешь, что она воздух портит своей грязнокровной вонью…

— Это у тебя изо рта смердит, Малфой, как ты собой-то дышишь? — не остался в долгу Гарри. Не совсем понятно, чего добивался Малфой, но результат был только такой, предсказуемый: остренькое гаррино словцо зацепило Дракушку за живое — парни похватались за волшебные палочки и завопили во всю глотку:

— Фурункулюс!

— Дантисимус!

Из палочек выскочили лучи, на полдороге столкнулись и срикошетили. Луч Гарри угодил в физиономию Гойла, луч Малфоя — в Гермиону. Гойл взвыл и схватился за нос, который покрылся огромными безобразными нарывами. Гермиона прижала ладонь ко рту и залилась слезами.

Дверь в класс резко распахнулась, на пороге черной скалой вырос Снейп — вздернутая бровь и мрачный высверк обсидиановых глаз мигом всех пригвоздили к полу и развязали языки.

— Поттер на меня напал и промахнулся! — прочастил Драко, делая невинный вид. — Посмотрите, что он сделал с Гойлом!

— А нечего было называть Гермиону грязнокровкой! — рявкнул Гарри, вмиг заводясь от двуличности Малфоя. — Ты чем в неё запустил, хорек?! Что ты с ней сделал?

Северус сумрачно глянул на хнычущего Гойла: тот весь покрылся язвами, дрожал и тихо подвывал. Гермионе, судя по всему, было просто больно — выросшие резцы не успевали покрыться эмалью, и зубам стало очень некомфортно на воздухе, ибо во рту они уже не помещались, касаясь подбородка…

— Гойл, Грейнджер, ступайте к мадам Помфри, остальные — в класс! — отрывисто скомандовал Снейп. И вкрадчиво добавил: — Поттер, Малфой, задержитесь…

Драко и Гарри послушно замерли перед профессором. Северус недобро сверкнул глазами, посмотрел на Гарри и прошелестел:

— Фурункулюс вы посылали в Малфоя?

— Да! — зло отозвался тот. — За то, что он Гермиону грязнокровкой обозвал!..

Черные тоннели вонзились в Малфоя с тем же безмолвным вопросом. Драко судорожно сглотнул, но, понадеявшись на свою принадлежность к факультету Слизерин, а стало быть, и на лояльность собственного декана, он храбро пожаловался:

— А он меня вонючкой обозвал, сэр.

— Так кто же из вас первым напал? — почти нежно спросил Северус.

— Он! — Драко обличающе ткнул пальцем в Поттера.

— Одновременно, — пожал плечами Гарри. — Наши заклинания столкнулись и отрикошетили друг от друга.

— И кто из вас лжет?.. — сделал задумчивую паузу профессор, сложив руки на груди и потирая пальцем нижнюю губу.

Гарри не ответил, но удивленно посмотрел на него, а Драко густо порозовел и в крайнем возмущении уставился на профессора самым честными глазками: мол, да как вы можете сомневаться во мне?!

— Минус десять баллов… со Слизерина, — сделав сладкую паузу, с наслаждением произнес профессор Снейп, потом, не замечая потрясенного лица Драко, переключился на Гарри. — С вас — отработка, мистер Поттер. Дуэли в коридорах — запрещены. Ступайте в класс.

Однако урок в этот день неожиданно прервался для Гарри. Где-то через полчаса в дверь робко поцарапались, потом она приоткрылась, в щелочку заглянула мордочка Колина Криви и сообщила, что чемпиона Поттера ждут для интервью.

Делать нечего, пришлось оставить класс и отправиться на встречу с журналистами. Рита Скитер, отвратная дамочка с травлеными пергидролем кипенно-желтыми волосами, в ядовито-зеленом костюме, Гарри очень не понравилась. К счастью, воспитанный Дурслями, а потому не лыком шитый пацан знал, как с такими управляться. И когда Рита, цапнув Гарри за плечо и выведя из аудитории в коридор, попыталась затащить его в чулан для ведер и швабр, то уперся ногами, набрал в легкие побольше воздуху и заорал как можно громче:

— Ааааа-а-а-а! — с таким индейским переливом, что с потолка штукатурка посыпалась, а стекла в окнах завибрировали…

Захлопали двери, затопали бегущие ноги, похищаемого нашли, дали Рите хороший втык и вернули чемпиона в комнату к Олливандеру, мастеру волшебных палочек. Но даже и после проверки палочек Рита не смогла получить Поттера: ушлый пацан старательно держался возле старших, Виктора там или Седрика, а когда журналистка попыталась раскачать на разговор Седрика вместе с Гарри, то последний тихо и стратегически слинял под крылышко Дамблдора. На худой конец и нелюбимый директор может послужить ширмой от нежелательного внимания. Пришлось Рите писать нормальное спортивное обозрение…

А сам Гарри постепенно втянулся в будни, нашел удобную колею и неспешно покатился по ней: вместе с Гермионой он подолгу пропадал в библиотеке, выписывая из книг заметки для эссе по трансфигурации и зельеварению, с недавних пор он полюбил этот предмет — после того, как спокойно и без скандалов побеседовал с профессором Снейпом и узнал, что тот может быть и вполне справедливым, наказав Малфоя.

Общался с Седриком и его девушкой Чжоу Чанг с Когтеврана, вместе с Седриком теперь провожал её до башни и несколько раз удостоился приглашения в гости. В синей гостиной Когтеврана оказалось очень много книг, которых не было даже в Запретной секции. И в одной из них Гарри нашел рецепт оборотного зелья, прочитав который, он прямо за голову схватился — состав его был совершенно другой! — и офигевший Гарри содрогался при мысли о том, а что же варила Гермиона на втором курсе по древнему рецепту??? На всякий случай он решил его переписать и показать Гермионе, ради чего и задержался однажды допоздна в чужой гостиной. Закончив писать и поставив последнюю точку, Гарри поднял голову, потягиваясь и разминая онемевшую спину, и вздрогнул: в соседнем кресле, напротив его дивана, сидела девочка и очень внимательно, не мигая, смотрела на него. У неё были большие выпученные глаза, похожие на бледные сапфиры, и длинные светлые, не очень чистые волосы.

— Ой… привет, — от неожиданности едва выдавил Гарри. Глаза девочки выпучились ещё больше, и она сообщила мелодичным голосом:

— Ты любишь лошадей, но у тебя их нет.

Подумав, Гарри согласно закивал:

— Да, всё верно. Лошадей я люблю, но у меня их нет. Только игрушечные…

Девочка посмотрела на его лоб и задумчиво сказала:

— Ты будешь очень быстрым конем. Постарайся избежать уздечки, от неё тебе станет плохо.

И замолчала, всё так же внимательно глазея на него. Гарри оцепенело моргал на неё, пытаясь понять — что она тут ему наговорила? Наконец он спохватился и спросил:

— Ты кто?

— Пандора Луна Лавгуд, — назвалась девочка и добавила: — Но ты, если хочешь, можешь называть меня Полумной. Так меня папочка зовет.

Тут она кивнула на пергаменты, лежащие между ними на столе, и произнесла:

— Этот новый рецепт недолговечный, зелье, сваренное по нему, надо принимать часто — каждые полчаса, но зато и понемногу можно, по одному-два глотка, когда как Оборотное по старинному рецепту выпиваешь один раз и на час.

Перед глазами Гарри проплыл профессор Грюм, прикладывающийся к фляге каждые двадцать минут, и мальчик нахмурился. Посмотрел в книгу, выискивая, чем оно пахнет… нашел — «Правильно сваренное зелье имеет стойкий аромат табачного дыма» — и напрягся: он ни разу не видел, чтобы Грюм курил сигареты или трубку, но при этом его постоянно сопровождал устойчивый запах застарелого курева. Неуверенно спросил:

— Ты ходишь на уроки к профессору Грюму?

— Да, я на третьем курсе, и мне дико интересно, кто же прячется под личиной мракоборца, — сообщила Полумна. Гарри поинтересовался:

— А что ты про меня сказала? Как будто я буду конем…

— Просто я вижу некоторые вещи, тесно связанные с кем-либо, — пояснила девочка. — Это не значит, что я могу заглядывать в будущее, я это не умею, как не могу понять, кто носит личину профессора Грюма. Знаю только, что Грюм — ненастоящий.

Вернувшись к себе, Гарри закопался в чемодан, отрыл среди завалов старых вещей карту Мародеров и расстелил на подоконнике, вспоминая, как на третьем курсе эта же самая карта выдала местоположение Питера Петтигрю… Может, и сейчас она что-нибудь ему откроет? Кстати, а как близнецы к ней пароль подобрали? Не могли же они прямо вот точно подобрать нужную комбинацию слов, это же всё равно, что набрать универсальный код от первого до десятого числа. Хм, а если тут ключевое слово — «шалость»? И вместо «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость» Гарри сказал, предварительно постучав палочкой по пергаменту:

— Хочу пошалить!

Ну надо же, сработало! Карта отозвалась на новый пароль, открывая свои невидимые ходы — коридоры и помещения замка с отмеченными следами. Личный кабинет Грюма Гарри нашел моментально, вот только помечен он был как — мальчик склонился ниже к карте, вчитываясь в буквы — Барти Крауч. Гарри недоуменно выпрямился: и что сие означает? Учредитель турнира принимает оборотное, но при этом умудряясь как-то раздвоиться? Ведь он видел в зале на пиру и Грюма, и Крауча… Что за бред??? И где Грюм? Гарри пристально осмотрел кабинет, выискивая хоть одну буковку или следочек, но всё, что он нашел, был всё тот же Барти Крауч.

А завидев Крауча два дня спустя, когда тот прибыл по делам к директору, Гарри полез в карман за картой. Так. Тот, кто прошел в кабинет Дамблдора, обозначен как Бартемиус Крауч. Теперь Грюм… кабинет, класс Защиты и… «Барти Крауч», ну точно раздвоился!

Не раздумывая ни секунды, Гарри полетел к профессору Снейпу. Забарабанил в дверь его кабинета, просочился в щель и хлопнул картой об стол, молча тыкая пальцами в двух Краучей. Снейпу хватило ума оставить язвительность при себе и так же молча склониться над картой, чтобы спокойно и без нервов посмотреть, что ему там Поттер показывает. Что ж, посмотрел. Нахмурил соболиные брови и вопросительно глянул на студента. Гарри в ответ руками развел и виновато сообщил:

— Полумна Лавгуд с Когтеврана заметила, что профессор Грюм каждые полчаса прикладывается к фляжке, а я прочитал в учебнике, что Оборотное зелье по современному рецепту пахнет табаком. Так вот, от Грюма так и несет табачным дымом, хоть никто и не видел, чтобы он трубку курил.

— Всё ясно, Поттер. А скажите-ка, это не та самая карта, что в прошлом году меня оскорбляла? — вдруг спросил Северус. Гарри смущенно глянул на него.

— Она, сэр. Простите.

Скопировав на отдельный лист пергамента ту часть карты, где она показывала двух Краучей, Северус отпустил Поттера и занялся делами: послал запрос в Министерство Магии, письма Амелии Боунс и ликвидатору Альберту Ранкорну. Те, прочитав письма и копию карты, переглянулись и рванули в Азкабан — проводить эксгумацию могилы Крауча-младшего. Откопанный скелет оказался женским. В мракоборческом центре внезапно вспомнили про исчезнувшую Берту Джоркинс и бросили немалые силы на её поиски.

А Крауча-младшего арестовали. Во время ужина, когда все расслабились и спокойно трапезничали, видя, что день тихо и мирно подошел к концу. Но не тут-то было: сначала с грохотом распахнулись дубовые входные двери, в зал влетел элитный отряд мракоборцев с палочками наперевес, их предводитель зычно проорал:

— Аластор Грюм, именем Магии и Закона, вы арестованы!

И две дюжины Инкарцеро следом, пока не опомнился никто… Спеленатого до состоянии мумии Грюма продержали минут двадцать, а там и метаморфозы начались: отстегнулась от колена и упала деревянная нога, выпал и укатился под стол стеклянный глаз, и вот на месте Грюма лежит давно умерший Барти Крауч-младший.

Папеньку-Крауча госпитализировали, так как он был сильно огрет Империусом от дорогого сыночки. Нашли и вытащили из сундука похищенного Аластора Грюма, ещё более сумасшедшим, чем раньше. Сгинувшую Берту объявили в розыск. А Бартика чмокнул голодный дементор, которого неосмотрительно притащил с собой перестраховщик Корнелиус Фадж. Кто и зачем позвал Фаджа??? Ах, Дамблдор! А зачем? Ну дык, засвидетельствовать… и вообще, он же министр Магии, должон быть в курсе всего происходящего!..

За всеми этими событиями, понятное дело, псевдо-Грюм не смог подсказать Хагриду, чтобы тот показал Гарри драконов. А сам Хагрид счастливо забил на это, с головой уйдя в лямур с мадам Максим: шутка ли, в кои-то веки повстречать девушку своей мечты и комплекции! Как говорится, увидели друг друга слон и даман и не поняли, что с этим свиданием делать — вроде родственники, а обняться никак не можно.

И готовились к транспортировке четыре красотки-драконицы в далекой горной Румынии вместе со своими кладками яиц, среди которых затесались золотые яйца-болванки. Четыре дракона на первый тур, по одному на каждого чемпиона. И кто-нибудь скажет мне, что это действительно обусловлено правилами, дескать, «состязания основаны исключительно на школьной программе»? Ага. Это драконы-то!

Драконов привезли глубокой ночью. Крепко спящих зверей, усыпленных убойными дозами транквилизаторов и вспомогательными сонными заклинаниями, погрузили на железные платформы, перевезли на площадку портала и переместили из Румынии в Шотландию. Шотландский портал открылся в Запретном лесу, драконоводы притягивающими заклятиями вывели телеги со спящими зверями и покатили их к месту назначения — четырем большим клеткам.

Повозки тяжко врылись в лесную рыхлую почву, от чего железные колеса буксовали, проворачивались вхолостую и отчаянно скрипели. Лязганье, болтанка и морозный шотландский воздух разбудили драконов… Одуревшие со сна и напуганные неожиданной сменой климата, огнедышащие девочки устроили такую дискотеку, особенно когда обнаружили, что при них нет их сокровищ — драгоценных яичек. А перепуганные мамы — это перепуганные мамы, без комментариев.

Взвизгнула шведка, хлестнула хвостом-хлыстом, обжигая болью всех, кого достала, раскрыла пасть и добавила огоньку вслед ударам. Зашипела китайка, прищурив глаза и хорошенько прицелившись, начала метать файерболы — огненные шары: плазменные сгустки ударялись о стволы деревьев, о соседние клетки и о тела не успевших увернуться магов, взрывались, рассыпая капли жидкого огня… Зеленая валлийская без реверансов рычала, хватала клыками, откусывая нафиг конечности и головы, поджаривая для полной готовности. А венгерская хвосторога ещё и отбивные готовила, расплющивая шипастым хвостом особенно костлявых магов, приправляя перчиком на пятнадцать метров вокруг.

Ох и яркая же иллюминация была на той дискотеке-кулинарии! Струи пламени, всполохи белых и голубых вспышек, взрывы красных и оранжевых бомб, завесы подсвеченного дыма, щепа и стружка от разбитых в дрова горящих деревьев, грохот, рев, крики. И главное, стоял тако-о-ой одуряющий аромат жареного мяса вперемешку с паленым волосом и горелой кожей. Никому не было скучно...

Итог оказался плачевным: погибли три драконовода, ещё десять были госпитализированы с увечьями различной тяжести, многие в эту ночь лишились рук, ног и глаз. Что и говорить, опасная то профессия — драконов водить. Ну да им и не советовал никто, сами выбрали такую работу. А всю эту катавасию остановил Чарли Уизли, просто-напросто показав драконам яйца в корзине — враз присмирели, боясь навредить своему потомству, аж дыхание затаили, следя немигающими глазами за коренастой фигурой ненавистного человека, держащего в руках заложников — нерожденных деток. С помощью Чарли уцелевшие маги развели и рассадили драконих по клеткам, отдав им почти все яйца и оставив себе по две-три штучки в качестве гаранта безопасности.

И вот с такими чудищами нашим чемпионам предстоит сражаться?! Один на один???

Будучи лесником, Хагрид прознал про драконов: птички с фестралами ему на ушко просвистели-прошептали, знаете ли… Сходил, поглазел, полюбовался. Пооблизывался на яйца, которые были пересчитаны на случай кражи. И устроил романтическую прогулку под луной с мадам Максим. Милая великанская дамочка очень впечатлилась, а так как она была ответственной директрисой, то свою любимицу-подопечную Флер предупредила сразу после прогулки с местным «жентельменом».

Игорек, завидя парочку великанов, а главное, услышав, как Хагрид заруливает даме про красоты необычайные и «не пожалеете, такое увидите — закачаешшшься!», проследил за ними до тех самых укачательных красот. Тоже впечатлился. Вернулся на корабль, напился, налил Вите и начал плакаться тому в жилетку, в красках расписывая драконов, с которыми ему, бедненькому Витеньке, придется сражаться…

Таким образом, два чемпиона из четырех оказались осведомлены, с чем им там дело придется иметь. И только Гарри с Седриком остались в счастливом неведении. И оставались такими счастливчиками до самого дня турнира, в то время как Витя и Флер все ногти себе до костяшек изгрызли и вывихнули мозги набекрень, сочиняя тысячу и один способ борьбы с драконами.

А денек настал. Морозная утренняя свежесть бодрила и щипала за щеки. Чемпионов созвали и собрали в проходной палатке для краткого инструктажа. Гарри и Седрик заметили, что Виктор и Флер что-то чересчур бледноваты, на лбу испарина, руки мелко трясутся. Переглянулись и дружно пожали плечами — а драккл их разберет, может, у них в заморских школах такие турниры ежегодно проводят, вот и трусятся, имеют опыт, стало быть. В общем и целом их поведение смахивало на мандраж перед экзаменами.

В палатку влетел развеселый Бэгмен в старой полинялой мантии, жизнерадостно оглядев чемпионов, счастливо принялся просвещать их:

— Итак, все в сборе. И я сейчас сообщу вам, что де­лать! — бодро заявил Бэгмен. — Когда зрители соберут­ся, я открою вот эту сумку, — он поднял небольшой мешочек из красного шелка и потряс им. — В ней копии тех, с кем вам предстоит сразиться. Все они разные. Каждый по очереди опустит руку и достанет, кого ему послала судьба. Ваша задача — завладеть золотым яйцом.

Виктор судорожно и громко сглотнул, белея, как то самое яйцо, только вареное. Француженка Флер звонко и совсем не эстетично икнула. Гарри и Седрик лишь недоуменно снова переглянулись, не понимая паники иностранцев. Снаружи, за брезентовыми стенами палатки, послышался гул голосов и топот ног — это зрители собирались на стадионе. И странное дело: достигнув мест, они, видимо, увидели арену, и что-то было шокирующее в этой арене, потому что послышался всеобщий вздох, за которым последовала жуткая давящая тишина, прямо похоронная какая-то… Бэгмен маньячно хихикнул, раздвинул горловину мешка и приглашающе глянул на Флер:

— Леди, прошу вас.

Покрывшаяся холодным потом Флер шагнула к нему и запустила дрожащую руку в мешок, вздрогнула, вытащила что-то маленькое и обреченно уставилась на него. Гарри присмотрелся: живая фигурка зеленого дракона, на тонкой шее — бечевка с биркой с цифрой два. Крам достал красного дракончика с номером один. Сильно побледневший Седрик вынул из мешка серого с номером три. Тут и Гарри начал догадываться, доставая своего бурого дракона с четверкой на шее. Им всем предстояла схватка с драконами и самоубийственное задание — завладеть золотым яйцом.

Гарри растерянно рассматривал фигурку дракончика на своей ладони и напряженно думал. Страха почему-то не было — его мозг ещё не уложил в голове основную информацию, и реакция запаздывала.

А тем временем просвистел судейский свисток, давая сигнал к началу турнира, Бэгмен подхватился и убежал исполнять обязанности комментатора, вслед за ним, подволакивая ноги, уплелся Виктор. Флер замерла возле выхода, готовая выскочить по своему сигналу. Гарри и Седрик тихонечко отжались в самый дальний угол палатки — надо было посовещаться, пока у них есть хоть какое-то мизерное время.

— Что нам делать? — прошептал Гарри. — Они большие?

Седрик глянул на фигурку в руке Гарри и шепнул:

— Твой крупней всех, венгерский хвосторог. У меня… — Седрик глянул на своего, — шведский тупорыл. Чем они думали, Гарри? Забрать яйцо у дракона… да худшего испытания и не придумаешь!..

Тут снаружи раздался тако-о-ой рев, что все прямо подпрыгнули. Визг и вопли, крик Бэгмена:

— Не человек — машина! Ну разве так можно?!

Гарри посмотрел на фигурку хвосторога, сравнил его с турбинным рыком снаружи и побледнел. Несчастно глянул на Седрика испуганными расширенными глазами, жалобно взмолился:

— Можно я с тобой пойду?

Тот не менее несчастно глянул в ответ:

— А правилами это не запрещено? Мы же по номерам пойдем, я — третьим, а ты четвертым…

— А правила уже нарушены, мы с тобой — два чемпиона от одной школы, — резонно возразил Гарри.

— Хорошо, — решился Седрик. — Только вперед не суйся, держись позади меня. А потом, если у меня всё получится, я с тобой пойду.

Минут двадцать спустя просвистел второй сигнал, Флер, взмокшая и дрожащая с ног до головы, выскользнула наружу. Гарри с Седриком остались дожидаться своей очереди. Дождались. Свистнул свисток, Седрик, поддернув рукава свитера, нагнул голову и ломанулся в проход. Гарри — за ним. Брезентовый коридор привел их на арену, где среди хаотичного нагромождения каменных глыб восседало жуткое серое чудовище величиной с кашалота, по крайней мере, так показалось Гарри. Держась позади Седрика и глядя на пепельно-серую морду зверя, а конкретно, в его прозрачно-дымчатые глаза, Гарри на полнейшем автомате забормотал, как всегда делал при встрече с ротвейлером с улицы Магнолий:

— Хоро-о-ошая девочка… краси-и-ивая девочка… — подергал Седрика за свитер и шепнул: — Как её зовут?..

— Дымка? — на том же автомате предположил Седрик.

Дракониха спала с лица. Захлопнула пасть и выпрямилась, во все глаза глядя на двух чудиков, бормочущих несусветную… чушь? А, нет, не чушь…

— Дымка? Дымочка… хорошая девочка, хоро-о-ошая… — затянул меньший чудик. А тут и старший подхватил: — Лапушка, Дымочка красивая, ко-ко-ко… упс, на-на-на-на-на… Красавица, лапушка, лежать. К ноге… к но-ге-е-е…

Дракониха села на хвост, трогательно распахнув ротик. Красавица? Лапушка? Дымочка?! Но это же… это же… имя!!! Огромный всплеск энергии буквально прижал всех к земле от эпицентра взрыва, очагом которого был возрожденный дракон. Распростерлись гигантские крылья, освобожденные от оков. Лопнула и сползла, как с банана, серая шкура, являя миру опалово-серебряного дракона. Сорвавшись с насиженной горки, Дымка пролетела на бреющем полете к опешившим парням, цапнула когтями Седрика и с хлопком исчезла в никуда. Вместе с чемпионом и яйцами.

Гарри, постояв на месте и тупо моргая в ту точку, в которой бесследно сгинули дракон и Седрик, опомнился и повернулся к хвостороге, поджидающей своего противника за камнями неподалеку. Подошел и твердо сказал ей:

— Слушай, я не знаю, что произошло и куда она утащила Седрика, но ты дракон и должен знать. Прошу тебя, скажи, где мой друг?

Хвосторога внимательно слушала, с интересом рассматривая мальчика — своего, хм, противника. Эти маги совсем ку-ку, что ли? Ребёнка против неё выставили! А ребёнок тем временем продолжал её уговаривать:

— Ну пожалуйста, тётенька дракон… мадам? Не знаю, как вас зовут… Хотя Седрик же придумал, а значит… Слушайте, а вы не против, если я назову вас… например… Леди Райн?

Оу, неплохо, сынок! Новонареченная драконица почувствовала, как её изнутри распирает освобождаемая энергия, вырываясь наружу солнечными протуберанцами и снося взрывом всё живое. Спала бурая, тусклая и тесная, шкура невольника, и вырвалась на свободу обсидиановая с красным стеклянным отливом драконица — Леди Райн. Открыв драконий портал, переправив туда яйца, она подхватила бессознательного мальчика и с короткого разворота впорхнула в подпространство.

С трибун послышался шум — это поднимались на ноги упавшие от двойного взрыва волшебники, растерянно глядящие на опустевшую арену. Никто ничего не понимал. Два дракона внезапно сбросили шкуры, похватали чемпионов, которые зачем-то вышли вдвоем, и исчезли с интервалом в пару минут друг за другом…

Северус, ощупав себя и убедившись, что цел, спешно спустился на арену проверить, куда драконы трансгрессировали, но, увы, тут же понял, что трансгрессией тут и не пахнет. Чертовы рептилии воспользовались собственной драконьей магией и переместились черт-те куда драконьим порталом. Повернувшись к трибунам, Северус прожег Дамблдора ненавидящим взглядом и надсадно проревел почище аллозавра:

— Дамблдор, вы этого хотели?!.

И Жалящим в порыве чувств нехило так приложил. От Дамблдора все так и шарахнулись, когда того раздуло от жал триллиона ос.

А папа Седрика, Амос Диггори, ещё и добавил, запустив в Альбуса Фурункулюсом и Брахиам Эмендо в Бэгмена, отчего тот рухнул переваренной макарониной наземь, лишившись разом всех костей. Потому что сын у папы был один.

* * *

Очнувшись, Гарри прежде всего прислушался к своим ощущениям: ну… вроде жив, нос вбирает кислород, наполняются воздухом легкие. Под ним что-то очень твердое и шершавое, похоже на камень… А, ну да, взорвалось же что-то, а его взрывной волной опрокинуло и оглушило. Вспомнив это, Гарри открыл глаза и приподнялся на локтях. Посмотрел вокруг, подумал и улегся обратно, крепко зажмурившись, ибо неподалеку находились драконы, числом ровно семь. Почему семь и как можно так быстро сосчитать? А потому что у радуги семь цветов, вот почему. И рыжий, фиолетовый, желтый и красный драконы с прочими зелеными-синими как-то сами собой досчитываются до семи.*

Лежит Гарри, слушает тишину, думает о Седрике и поджидает-гадает, что же с ним драконы будут делать? А тишина вокруг… благодатная, можно сказать: птички свистят-пищат, ветерок по гравию шуршит, песчинки перекатывает, водопадик где-то капает-струится. Дышат драконы — негромко и мерно, как гигантские кузнечные мехи. И картинка в голову Гарри лезет — какие-то гладкие у них головы, у этих драконов, коих он за секунду рассмотреть успел.

Ну, есть его они, кажется, не собираются. Гарри решил рискнуть — открыл глаза и снова посмотрел на них. И правда, их семь, как и цветов радужного спектра, а головы у них благородные: узкие, длинные, клиновидные. Приподнялся Гарри, сел, колени подтянул, их руками обнял, робко осмотрелся в поисках Седрика. И увидел его аккурат позади себя: лежит, раскинув руки, и так же, как и Гарри давеча, без сознания. С опаской посмотрев на драконов, Гарри заелозил попой, передвигаясь поближе к Седрику. Доелозил, осторожно потормошил. Седрик замычал, приходя в себя, открыл прекрасные серые глаза, посмотрел на Гарри, потом с кряхтением сел. Увидел драконов. Протянул руку, ухватил Гарри и за свою спину задвинул — поступок, много о чем говорящий…

Сидящий с краю желтый дракон повернул к ним голову и негромко сказал:

— Не бойтесь, дети. Вас никто здесь не собирается обижать.

Седрик честно онемел, а Гарри, не имеющий ровно никакого понятия о волшебном мире, высунулся из-за Седрика и наивно спросил:

— Вы умеете говорить? А почему же вас тогда так все боятся?

Ему ответил синий дракон:

— Маги боятся неразумных дикарей, тех, кто позабыл себя и утратил волю. Сегодня к нам вернулись наши дочери, освобожденные магией имени, то есть вами, молодые люди, — при этом дракон наклонил голову в благодарном поклоне и продолжил: — И с ними две чудесные кладки, из которых в долине Радуги родятся свободные малыши.

— А где они? — поинтересовался Гарри.

— У наших жен, учатся разговаривать.

Гарри обдумал ответ и снова спросил:

— У Хагрида три года назад был дракон по кличке Норберт. Почему же он не стал умным?

— Мы знаем эту историю, — задумчиво закивал голубой дракон. — Та малышка родилась в неволе и была тут же напоена алкогольным питьем с кровью для полного озлобления. Имя Норберт для неё пустой звук. Как и Хагрид — «мамочка».

— Вы же, молодые люди, дали имя взрослому дракону безо всякой корысти для себя, — взял слово оранжевый зверь. — Всего лишь для того, чтобы обезопаситься, тем самым вы, сами того не зная, даровали свободу двум нашим дочерям. Благодаря именам они вспомнили утраченную волю, а к их крыльям вернулись краски Радуги. Потому что на самом деле мало кому взбредет в голову давать имя взрослому дракону, именно так маги древности поработили наших предков.

Гарри припомнил сказки о драконах: почти все они имели то или иное имя — Нидхёгг, Ороти, Хицанлун, Анкалаган, Фалькорр и многие другие… Вздохнул. Ладно, а дальше-то что? Оглянулся: широкое плато среди гор, языком выдающееся от скал, вокруг, насколько хватало кругозора — бескрайняя речная долина, окруженная всё теми же горами. Синими от расстояния. Пришлось задать ещё один вопрос:

— Простите, а в какой стороне наш дом?

— Здесь, — последовал лаконичный ответ.

— П-почему? — пискнул Гарри и поморщился — это его голос такой тонкий?

— Так решили ваши матери, — последовал ещё один ответ.

— Кто? — это у Седрика наконец-то прорезался голос.

Оранжевый дракон терпеливо повторил:

— Ваши матери, которые принесли вас сюда — Дымка и Леди Райн.

Кажется, в сказках драконы воровали только принцесс?.. А драконицы, стало быть, крадут принцев. Гарри и Седрик обменялись горестными взглядами и обреченно обнялись, крепко прижавшись друг к дружке.

Примечания:

*В Англии нет голубого цвета, его называют светло-синим, считается, что официально в радуге шесть цветов. Что касается голубого, то для англичан он светло-синий и в спектр радуги они его не включают.

Но из радужного спектра голубой цвет физически никуда не делся и их по-прежнему семь: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой (в данном случае светло-синий), синий и фиолетовый.

Сначала представление шло как надо, по сценарию и всем правилам: из палатки вылетел первый чемпион — Виктор Крам. Сходу зафигачил в морду дракону Конъюктивитусом, отчего бедняга взвился штопором, воя, как военный аэродром по сигналу «Боевая тревога!», и в пляске боли давя свою же кладку. Почуяв же запах подавленных яиц, дракониха окончательно слетела с тормозов и начала поливать огнем всё вокруг себя… Витенька укрылся от огня за соседней горушкой и спокойно переждал драконий психоз. Когда огненный запал иссяк и осиротевшая мамаша горько зарыдала над погибшими яичками, Витя выбрался из укрытия, хладнокровно подошел и, применяя чары хлыста, отжал изнемогшую от горя дракониху в сторонку, забрал золотое яйцо и покинул арену под восторженные вопли Бэгмена.

Флер применила другую тактику — очарование, в чем ей, несомненно, помогла кровь вейл: встала в позу певички, состроила невинные глазки и нежно, чарующе запела, вгоняя судей и зрителей в полусонное состояние. Дракон вроде тоже впал в транс, но… ненадолго, потому что магия вейл всё же не панацея от всего… Моргнув и тряхнув головой, зеленая валлийка увидела, как к её драгоценным яичкам крадется подлая двуногая тварь. Хорошенько прицелившись, она фуганула здоровенную такую струю пламени, что таки достала противника, ибо, выхватив в последний миг золотой трофей, Флер была довольно-таки сильно поджарена.

К третьему дракону почему-то вышли сразу два чемпиона — Гарри и Седрик. Зрители недоуменно заерзали, поглядывая на судейскую бригаду, дескать, правилами-то это не запрещено? Судьи, в свою очередь, тоже запереглядывались, не зная, можно ли допускать такое вопиющее нарушение правил: двух чемпионов на один объект? Но, увидев, что Поттер просто держится позади Диггори, решили не вмешиваться, великодушно закрывая глаза и снисходительно списывая всё на молодость четвертого чемпиона, как-никак, мальчику четырнадцать лет всего…

Ну, а дальше начались непонятки: Седрик и Гарри зачем-то заговорили с серым тупорылом, тот послушал парней, сел и… взорвался. Взорвался светом и энергией, волна взрыва была настолько мощной, что всех опрокинуло назад с сидений и надолго ослепило. Пока ползали, нащупывали скамейки и друг друга, вставали и протирали слезящиеся глаза, последовал ещё один такой же светоэнергетический взрыв, который снова всех опрокинул и размазал по земле, ослепив и оглушив.

Прошло немало времени, когда к людям вернулись зрение, слух и сознание, и они встали и увидели пустую арену с ошметками шкур двух драконов. Сами драконы, их яйца и чемпионы пропали бесследно.

Завыла Молли, ломая руки, оглянулась в поисках Дамблдора с целью вцепиться ему в бороду, но её опередили Северус с Амосом Диггори. Гермиона, коротко взвизгнув, перебралась по плечам и сиденьям и, добравшись до Рона, влепила ему пощечину.

— За что?! — взревел тот, хватаясь за щеку.

— За всё! — заорала Гермиона. — Ты почему не предупредил Гарри, что в первом туре будут драконы?

— Я ничего не знал! — завопил Рон, брызнув слюнями.

— Не верю! — затопала ногами Гермиона. — У тебя пять старших братьев! Один-то мог хоть словом проболтаться.

— Никто мне ничего не говорил… — чуть тише буркнул Рон, потирая красную щеку.

Гермиона окинула его презрительным взглядом и надменно сообщила:

— Ну конечно, как же я не сообразила — у вас же такая дружная семья! Просто пример для подражания… — помолчав, она добила Рона итогом: — Все вы крысы, и живете, как крысы, в вонючей дыре, каждая при своей норке и при собственной шкурке. На самом деле вы не знаете, что такое по-настоящему дружная семья.

— О чем ты? — некрасиво побагровел Рон.

— О том, что в вашей семейке лидирует шкурный принцип: что мое — то мое! Питер Петтигрю это давно понял, потому-то он и прятался у вас в карманах, и он оказался прав — никто из вашей семейки не задумался: а почему подвальная крыса так долго живет? Потому что вам всё равно, что происходит у другого, каждый думает только о себе! Перси весь в учебе и ничего вокруг не видит, а ведь он староста школы! Близнецы живут только собой, а остальному миру хоть потоп. Ты, Рон, жрешь, как вечно голодная бездомная дворняга: в обеих руках по окорочку, от которых ты поочередно кусаешь и глотаешь огромными кусками, не жуя, мне на тебя смотреть противно! Ты ни разу ни с кем не поделился и в то же время жадно смотришь всем в рот и ждешь подачек — ведь тебе все должны! Твои старшие братья оба были здесь, и ни один из них не заикнулся о том, что сюда привезут драконов, я вижу Билла, он ликвидатор проклятий и отвечает за безопасность. Но ему, похоже, пофиг, что дракоша может кого-нибудь поджарить. А ещё тут был Чарли, работающий с драконами! Ему тоже не пришло в голову предупредить членов своей семейки об опасности? Вижу, что нет. Потому что у вас на самом деле семьи нет!

— Неправда!.. — неуверенно возразил Рон. — Они же приехали поболеть за Гарри.

— И это великое достижение, — фыркнула Гермиона. Подняла руку и сильно постучала Рона по лбу: — Эй, есть кто-нибудь дома?! Мы приехали в цирк, нам обещали лучшие места, не обманите нас — мы хотим хлеба и зрелищ!

После чего, резко оттолкнув рыжего, Гермиона гордо развернулась и ушла.

Осиротевшую кошку Поттера забрал к себе Северус. Увидев на следующий день одинокую кису, понуро сидящую на том месте, где раньше сидел Гарри, профессор подошел к ней, погладил и, молча подняв, прижал к груди. Посмотрел на печальную Гермиону и серьезно сказал ей:

— Она у меня побудет, пока Поттер не вернется.

— А он вернется, профессор? — горестно спросила девочка, страдающими глазами глядя на него. Северус ответил:

— Мы с Амосом Диггори готовим зелье Поиска, должно что-то получиться.

Но увы, сваренное с помощью отцовской крови зелье не дало результата: пущенная на поиски Седрика следилочка уныло потыкалась по карте Великобритании, покружила по Ирландии и вернулась к тому месту, с которого начала поиски — в Шотландию, в невидимую точку «Хогвартс», скорбным своим видом сообщая, что объекта нету не только в Англии, но и на всей планете вообще…

Бедного Амоса увезли в Мунго с инфарктом… Где и как искать Поттера, Северус не знал — у него не было крови и волос Гарри, а из родственников по крови была только Петунья. Ненахождение Седрика, к сожалению, объяснялось только одним: юноша — мертв, что было вполне логично. Чудовищный дракон куда-то унес его и убил, вот и весь сказ. Северусу становилось плохо при одной мысли о том, что где-то точно так же лежат и обглоданные косточки Гарри Поттера, несчастного мальчика-сироты, который вот совсем, ни на йоту, оказался не похож на Джеймса.

* * *

Косточки Гарри Поттера на данный момент лежали на белом песке речного пляжа, не обглоданные, а вполне себе облаченные в плоть, кожу и даже в одежду. Гарри крепко спал, разморенный солнцем и ничегонеделаньем. Оказывается, от безделья тоже можно соскучиться. Первые дни в долине Радуги прошли вполне интересно: парни под присмотром драконов старательно облазали всю доступную для них часть плато. Потом драконы спустили их с гор вниз, открывая мальчикам новые горизонты.

Сбежать не получалось — драконы были бдительны. Патронусов послать тоже не удалось: магия долины подчинялась только драконам. Зато увидев Патронуса Гарри, Седрик научил его посылать голосовые сообщения, пока только друг другу и в пределах долины, но и то хлеб, не здесь и не сейчас, но где-нибудь в будущем пригодится.

Как хозяева, драконы были гостеприимны, сытно и вкусно кормили своих пленников. В речной долине росли фруктовые деревья и ягодные кустарники, по берегам рек паслись бесчисленные стада животных, которых драконы отлавливали, свежевали и снабжали парнишек хорошими филейными кусками, им осталось только научиться поджаривать их на костре. Без соли, без гарнира и маринада, мясо было жестким и практически не жевалось, но у Гарри и Седрика были крепкие зубы, сильные челюсти и огромный запас терпения — хорошенько и тщательно прожеванное и обильно при этом смоченное слюной, резиновое мясо в конце концов проглатывалось.

Ещё о них заботились мамочки, Дымка и Леди Райн: ловили и приносили сыночкам рыбу, которую всяко легче было есть. Мальчики её и пекли на углях, и коптили в дыму, и сушили на солнышке, и сырую её ели, притворяясь, что заказали в китайском ресторане суши и роллы…

Несколько раз Гарри и Седрик предприняли попытки сбежать: под видом невинной прогулки они углублялись в горы, ища в них тропы и проходы на внешнюю сторону Радужной долины. И однажды чуть не погибли… Пробираясь среди скал, они вышли к ущелью, дно и противоположный край которого скрывались в густом тумане. Обвязавшись и страхуя друг друга веревкой, сплетенной из прочных ползучих лиан, Гарри и Седрик начали спуск вслепую.

Сверху послышался шорох крыльев, посыпались мелкие камешки, затем их окликнул голос Леди Райн:

— Шынок, ты куда? Там щеловек вовек не пройдет, вы ноги шебе переломаете, мальщики. Штойте!

Но мальчики твердо вознамерились сбежать и удвоили усилия, заторопились и… сорвавшись, полетели вниз. И даже успели увидеть острые каменные шипы, прежде чем их подхватила крылатая мама, не дав нанизаться на шампуры.

Перенеся сынков на плато и посадив на надежную поверхность, драконица всласть нарычалась на их тупые безголовые головы, пропесочивая вдоль и поперек. Выслушав драконьи ругательства, Гарри непокорно буркнул:

— А ты отпусти нас домой, тогда мы и не будем трепать тебе нервы.

— Нельжя! — рявкнула чешуйчатая мама.

— Но почему? — закричал на неё Гарри, встав перед огромной мордой стойким оловянным солдатиком, вытянув руки по швам и сжав кулаки. — Мы с Седриком хотим домой!

— Рррр-р-р-р!!! — взревело бронированное чудище: Гарри чуть не лег от ураганного выдоха. — Говорю же вам — нельжя! Жаколдованы жемли вокруг нашей долины, щеловек не пройдет, в камень оборотитшя. Так наш мир жащищен от магов и прощих двуногих. Пройти вы там не шможете.

Гарри демонстративно сложил руки на груди и выразительно поднял бровь, постаравшись сделать это как можно по-снейповски. Вроде получилось, так как Седрик вздрогнул, посмотрев на него. Дракониха вздохнула. И отказалась наотрез:

— А по вождуху я ваш не отнешу. Не хощу возвращатшя в тот мир.

Сказав это, Леди Райн распахнула крылья и, сорвавшись с края плато, улетела прочь. Седрик проводил её взглядом и печально произнес:

— Какие же драконы всё-таки гады… Злая и противная ящерица.

— Да нет… — грустно покачал головой Гарри. — Она не злая. Спасла же она нас там, в ущелье. Просто она — дракон, а у них свои взгляды на ценности. Это мы, люди, привыкли очеловечивать животных, забывая, что как раз человечности от них и нельзя ожидать.

Много позже синий и оранжевый драконы, взяв мальчиков на спины, показали им, что имела в виду Леди Райн, говоря о заколдованных землях. Пролетев над горными массивами, Шено и Шайон снизились и на бреющем полетели вдоль предгорий, а мальчики, глядя вниз, крепче вцепились в спинные гребни, видя тысячи и тысячи каменных статуй. Внизу, вдоль по окружности всех предгорий, словно устроили музей гранитных изваяний, изображающих людей всех эпох, от рыцарей-крестоносцев и тамплиеров до современного волшебника в традиционной мантии. Среди окаменевших рыцарей навсегда упокоились их верные спутники — боевые кони в полном доспешном железе. Их белые кости странно контрастировали с серым гранитом на фоне белого песка.

Вернулись в долину в мрачном молчании. Стало совершенно точно ясно — отсюда хода нет. Они навсегда останутся пленниками драконов. Просить других драконов отнести их домой было бесполезно. Обитатели долины Радуги терпеливо выслушивали просьбы и доводы мальчиков, кивали и… равнодушно отворачивались — им не было никакого дела до человеческих страданий.

Что-то оно напоминает, вы не находите? Ах, ну да, точно! Магам же тоже пофиг на драконьи страданья: печень — сюда, мясо — туда, сердечные жилы ещё не забудьте хорошенько просушить, иначе волшебная палочка станет нестабильной… Как говорится, чем стукнется, тем и аукнется. И Седрику пришлось дожить до семнадцати лет, чтобы осознать данную истину. Гарри об этом знал с детства.

Потекли печальные скучные дни. Мальчики бесцельно бродили по долине, собирали корешки и ягоды, плели корзины из веток ивы, плавали и купались в реке, смотрели на парящих в высоте драконов, свободных и прекрасных, и понимали: они действительно никому ничего не должны. Сама долина не ограничивалась лишь одной чашей, окруженной горами. Нет, драконий мир был огромен, прятался где-то в параллельной плоскости, простирался далеко и широко и был поистине безлюдным безграничным пространством. Просто здесь находился самый близкий путь в мир магглов — за Каменной пустошью, только здесь был единственный проход между мирами.

Лежа на песке темными безлунными ночами в маленькой пещерке, выделенной для них драконами, Гарри все чаще вспоминал конские костяки в пустыне у предгорий. Что-то в них не давало ему покоя, что-то цепляло его, какая-то неуловимая мысль царапалась на краю сознания, зудя и сверля мозг, как памятные дрели дядюшки Вернона. Кроме того, в голову настойчиво лезла фраза из старого фильма, черно-белого, но озвученного — русский каюр Борис произнес очень важные слова, которые довели главного героя картины до цели: «Я так скажу тебе, Балто, собака туда не сможет дойти, но, может быть, волк — сможет?..»

Гарри сел. Кости мертвых лошадей — не каменных! И Пандора Луна сказала: «ты будешь очень быстрым конем». И, перефразируя старое изречение, получим: человек там не пройдет, но, может быть, конь сможет? А если Седрика посадить на коня… Охваченный сверхгениальной идеей, Гарри принялся будить старшего друга, а разбудив, огорошил его, сонного, вопросом:

— Как анимаги превращаются? Как вообще этому учатся? Эй, не спи! Скажи! Как?

Седрик потряс головой, пытаясь проснуться, а Гарри умиленно заулыбался, глядя на него, славного, опухшего со сна, верного и доброго друга…

— Ну, как… ну, принимают позу животного или птицы, сосредотачиваются на своем сильном желании превратиться, собирают энергию… или магию вот здесь, — Седрик показал на грудь и продолжил: — А собрав, выплескиваются вон в зверином обличье. Или птичьем, если у тебя пернатая аниформа.

— Нет-нет, у меня зверь, — успокоил его Гарри, ужом выскальзывая из пещеры. Прошло минуты две, прежде чем до тугодума-Седрика дошло сказанное.

— Погоди… Что ты сказал? Гарри, стой! — вскрикнув, юноша поспешно выбрался из пещерки и увидел, что ненормальный Поттер уже принял позу: уперся руками в грунт, оттопырил зад и широко расставил ноги. Покраснел, концентрируясь, сосредоточился изо всех сил, да так, что она (сосредоточенность) изо всех отверстий полезла. Попыхтел, потом подобрал ноги под живот, уперся в землю средними пальцами, отставив остальные четыре в стороны… Далее, сильно напружинившись, Гарри вскинулся вверх в высоком прыжке, оттолкнувшись ногами от грунта. И вдруг как-то сразу вырос — стоящим на задних ногах конем. Стремительный и легкий, тонкогривый вороной красавец, с приметной белой молнией на лбу.

Анимагия всё-таки передается по наследству. Отец Гарри превращался в оленя, сам Гарри смог стать конем. Он стоял, удивленно прислушиваясь к своим ощущениям: ноги странно укоротились, зато безразмерно удлинились средние пальцы и стопа, пятка взлетела куда-то вверх и назад. То же самое стряслось и с руками, только плечи далеко уехали вперед. Шея… Он — жираф? Что ж так длинно? Чуть повернув голову, Гарри покосился назад и увидел лошадиный длинный корпус — фух, не жирафа, а конь. Зрение осталось цветным, только кругозор увеличился. Угол обзора Гарри теперь был аж триста шестьдесят градусов! И это не учитывая бинокулярного поля в шестьдесят пять градусов. Господи! До чего же дивно видеть вкруговую всё и сразу: спереди-сзади и с боков, снизу и сверху. Обалдеть! И только одна малюююсенькая зона осталась слепой — перед кончиком носа и под подбородком. Но опустив морду вниз, Гарри легко увидел ноги… так, понятно… Повертев головой туда-сюда, Гарри разобрался со всеми нюансами конского зрения. Нет, как же лошади хорошо видят, оказывается!

Седрик ошарашенно обошел друга по кругу, потрогал ладонью там-сям, увидел его карий внимательный глаз, а в нем — вопросительное выражение, и с уважением обратился к нему:

— Ну, знаешь, Гарри из тебя получился отличный трехлетний конь!

Гарри вскинул голову и громко, счастливо заржал, выражая радость от удавшегося плана. Они всё-таки отправятся домой! И никакие драконы с заколдованными пустынями их не остановят!

Седрик послушал заливистое ржание, погладил ласково крутую шею и добродушно проворчал:

— Хорош, хорош, красавец… Ладно, хватит, давай обратно превращайся и объясни мне — зачем ты в коня оборотился…

Гарри с готовностью закивал, отошел, поприплясывал, собираясь обернуться обратно в человека, поднатужился, представляя, как его конечности становятся прежними руками и ногами, сконцентрировался, зажмурился… Ничего не произошло. Он как был, так и остался конем. Ещё раз попробовал: поприплясывал-погарцевал, снова сосредоточился… и ни в какую. Седрик, наблюдая за гарриными потугами, встревоженно забормотал:

— Ну давай, Гарри, давай, постарайся… Гарри, ну!..

Но как он ни нукал, ни подбадривал, у Гарри ничего не вышло. У Седрика прямо сердце кровью обливалось, пока он смотрел, как Гарри мучается: вороного коня и так и эдак колбасило: и жгутом свивался, и по земле пластался, ползая на боку, и прыгал во все стороны… прямо из шкуры пытался выскочить. Наконец не выдержал, закричал:

— Гарри, стой, хватит!

Подбежал и схватил за шею беснующегося коня. Почувствовав руки, Гарри застыл, взмокший, трясущийся, весь в пене. Седрик прижался лбом к мокрой шее и, чуть не плача, простонал:

— Что ты наделал, Гарри? Зачем? Ну зачем ты превратился в чертова коня?!

В ответ Гарри жалобно захныкал, по-жеребцовски хрюкая и шмыгая носом. Седрик вздохнул, вынул палочку и попытался расколдовать друга, произнес формулу заклинания — обратную анимагическую, потом принудительное обращение, следом диагностическое оборотное, ещё что-то… всё без толку. То ли не доучился, то ли сил не хватило, то ли магия долины оказалась сильнее человеческой, но если это так, то как же Гарри превратиться смог?

Мальчики трудились до рассвета, в поте лица и морды и до полного упадка сил. А когда изнемогли, то спустились с косогора к реке, где Седрик, умывшись, поплескал на коня, охлаждая и его. Остыв, Гарри окунул морду в воду и принялся пить, а Седрик поднялся повыше, вверх по склону, и уселся там на песок — отдыхать. Его острый глаз зацепился за дракона, парящего в вышине… тот сперва спокойно кружил, потом спустился ниже и, сложив крылья, вдруг вошел в крутое пике. На кого-то он решил поохотиться, Седрик рассеянно скользнул взглядом по берегу реки, ища оленей и косуль, но, кроме одинокого коня, на берегу никого не было.

Седрик никогда в жизни так не бегал, с такой бешеной запредельной скоростью спеша обогнать само время без помощи хроноворота — наперегонки с пикирующим драконом. Сила его разгона была настолько стремительно-мощной, что, упав на Гарри, он опрокинул его с ног! Распростерся на боку упавшего коня и отчаянно закричал в тщетной попытке перехватить у дракона его законную добычу. Дракон с разлету просвистел у них над головами и, пролетев далеко вперед, захлопал крыльями, взмывая вверх. А на крик Седрика с гор слетели две драконицы, снизились, сели на берегу, оглядели юношу с конем, лежащих на мелководье, и одна из них, дымчатая, встревоженно спросила:

— Цынок, а цто цлуцилось?

— А мой где? — вставила вторая, коричневая.

Седрик поднялся с коня, прошел на берег и хмуро глянул на мамочек. Показал рукой на коня:

— Вот Гарри.

Леди Райн недоверчиво прищурилась, протянула лапы, сгребла коня и начала вертеть туда-сюда, как игрушечного, обнюхивая со всех сторон, потом раздраженно отпихнула его от себя и сердито прогудела:

— Мальщик, мы шегодня не понимаем шуток. Где. Мой. Ребёнок.

— Но я сказал правду, это Гарри! — крикнул Седрик, в ужасе глядя на дракониц. — Я не шучу. Вы же драконы, вы же должны видеть анимагов! Или я что-то о вас не знаю?..

Драконихи пристально глянули на черного коня, тот, поймав на себе их взгляд, старательно закивал, благо что строение лошадиной анатомии позволяло вертеть головой и шеей во всех направлениях. Бронированные мамы растерянно переглянулись, отошли в стороночку и, посовещавшись, позвали на помощь старейшин. Узнав о чрезвычайной ситуации, к реке слетелись все семеро вожаков, побросав все свои дела. И, к ужасу молодых волшебников, тоже не увидели анимага в Гарри Поттере, более того, они скорбно-похоронно замолчали, смотря на коня взглядами попов на отпевании… Аж ладаном в воздухе запахло.

Истина оказалась ужасной. Оказывается, это тоже было одно из волшебных свойств долины — необратимое колдовство. Те волшебники, что ухитрялись проникнуть в драконьи земли по воздуху, не касаясь земли, например, в виде птицы или на воздушном шаре, подвергались контрольной чистке. Маг, незаконно, незвано пролетевший на крылышках, навсегда оставался синичкой, ну, до конца своей жизни — точно. А те аэронавты, что высаживались с баллонов, рано или поздно съедались бдительными драконами, а если случался в гостях анимаг, то он в попытке спастись, удирая на четырех конечностях, увы, сам себя загонял в ловушку, становясь пушистым тушканчиком навсегда. Именно это и произошло сейчас с Гарри — необратимая анимагическая форма… Одно утешает — лошади живут долго, до тридцати-сорока лет.

Увидев, что и Седрик смотрит на него похоронным взглядом, Гарри возмутился: загоготал и затопал ногами, сердито сверкая на всех гневными очами. Седрик спохватился и поспешно извинился, после чего посетовал:

— Ну зачем ты это сделал, Гарри? Ты же не был в опасности.

— Он тебя хотел из долины вывезти на себе, — очень серьезно пояснил Шайон. Седрик прикусил язык, глядя на очень смущенного коня — вон оно что… Гарри нашел верный способ покинуть драконью долину. Желтый Ноа подтвердил:

— Да, это верный путь до тех пор, пока копыта коня не коснутся травы, и никак не раньше. Запомни: спешишься — погибнешь, превратишься в кусок булыжника. Пока под ногами песок, не вздумай слезать с коня.

Седрик недоверчиво уставился на драконов — они что, помогают им? Но Гарри ехидно прижал уши, и юноша снова прикусил язык — ну да, помогают… Экспериментаторы чешуйчатые. Просто им интересно — удастся ли людишкам обмануть магию Каменной Пустыни?

Да, драконам это было очень интересно, Шено даже слетал в пустыню, покопался среди скелетов и принес наиболее сохранившееся седло, которое, к счастью, подошло к спине Гарри. Кожа потрескалась и почти облезла, обнажая деревянное основание ленчика, но подпруги и стремена были целыми. Потника и вальтрапа не нашлось — истлели в пыль. Правда, Седрик догадался подстелить под седло свой свитер, оставшись в спортивной майке. Потом долго и обстоятельно собирался в путь: набрал в бутыли воды (их роль исполняли высушенные тыквы с деревянными пробками, соединены они были плетеными лозами), сушил и вялил мясо и рыбу, складывая в соломенные сумки-кошели. Ну и для Гарри приторочил на седло здоровенный пук овсяного сена с зерном…

Ведь трава оказалась вполне съедобной для Гарри-коня — жесткая и грубая пища, но сочная и сладкая, чего, конечно, не скажешь о сене, но если его хорошенько прожевать и смочить слюной, то к сушеной траве возвращались вкус и запах. Особенно сильно Гарри понравились клевер и ромашка — самые вкусные из луговых растений.

Настал назначенный для отъезда день. Седрик заседлал Гарри, стараясь не обращать внимания на его ехидный взгляд, которым он презрительно окидывал драконов, дескать, а самим западло отнести человека к людям? Наконец Ноа не выдержал осуждающего взгляда и нехотя пояснил:

— Мы здесь ни при чем. Примерно с середины пустыня переходит на маггловскую территорию, а над ней в небе висят космические наблюдатели, которые могут нас увидеть и запечатлеть. А вам, волшебникам, и нам это совсем не нужно.

Гарри удивленно поднял уши — драконы знают о спутниках? Что ж, понятно и простительно, сенсаций только не хватает — экстренных выпусков новостей с примерно таким содержанием:

«В районе пустыни Гоби обнаружен неопределенный летающий объект (далее НЛО), который приблизительно опознан как гигантский крылатый ящер по типу птеранодона. На поимки НЛО брошены все силы NACA, на место происшествия отправлены элитные единицы ВМС. Наш отважный корреспондент имярек ведет прямой репортаж с места событий вот уже четыре часа кряду…»

Ну уж нет, правы драконы, что от людей прячутся, раньше за ними хотя бы один рыцарь уезжал за тридевять земель или снаряжался крестовой поход паладинов в далекую Палестину за головой тамошнего крокозавра. А в наше время такое уже не прокатит, тут не в газету-гримуар новость запишут, тут на весь мир раструбят сенсационные новости о драконах по всем доступным СМИ, от радио до телевидения.

Собрался Седрик, пешком с Гарри дошел до гор, а там, на горных тропах, сел на коня. Гарри вздохнул, потоптался, приноравливаясь к своим новым ощущениям, и пошел, тихонько удивляясь своим ногам, и было отчего… Средний палец неимоверно удлинился и утолщился, а большой, указательный и безымянный с мизинцем укоротились до состояния шишек, превратившись в путовый сустав, по-простому — в бабку. А то, что было подушечкой среднего пальца, стало подошвой копыта, обрамленной рогом, и вот что любопытно, эта подошва чувствовала землю так же четко, как палец — поверхность стола. Гарри, что называется, видел землю ногами, точно зная, по чему именно он идет: по песку или гравию, по камню или засохшей глине. И когда они вошли в полосу тумана, Гарри продолжал уверенно идти, прекрасно «видя» дорогу подошвами копыт, теперь уже удивился Седрик, со спины коня не видящий ни зги в густом молоке.

Сквозь туман Гарри не видел, но здесь его помощниками стали уши и нос. И надо сказать, они тоже были изумительными, ну посудите сами: слышит Гарри ветерок, чует его носом и всей шкурой, и вдруг… ЗD-картинка: серая шероховатая скала, а в неё тычется-трется нечто вихрастое и бесформенное. Гарри целую минуту соображал, что это за синее лохматое облачко о стенку бьется-колотится? А потом, когда оно взмыло вверх и пропало, до него дошло — да это ж ветер! И дальнейшие картинки-образы, представляющие ему объемы и структуры скал, высоты и провалы, подъемы и карнизы, всё, что показывал ветер, Гарри уже не особенно удивляло — понял уже, насколько лошадь удивительное животное. Она умеет видеть ногами, облегает в визуальные формы услышанное и учуянное, ей ветер не просто докладывает, что впереди препятствие, но и в точности опишет в красках, какое именно, передаст материал и структуру, высоту и ширину, цвет и запах, природное оно или искусственное…

И когда тот же ветерок или, вернее, просто поток воздуха, идущий от тела, вернулся с докладом, что впереди ущелье, Гарри тут же остановился. Прислушался, принюхался, потом, подумав, повел мордой от себя, приказывая ветру пробежаться вниз и вдоль стен ущелья. Послушный движению тела, потревоженный воздух устремился в «заданном» направлении, разогнавшись и собрав больше потоков, он ударился о преграды, отразился и вернулся к Гарри с «докладом». Собрав чувствительными вибриссами поступившую информацию, Гарри уяснил себе: ущелье очень длинное — километров шесть вдоль гор, глубина его неравномерная, где ниже, где выше, дно усеяно камнями различной степени опасности. А в двух местах оно сужается достаточно близко, чтобы там могла перепрыгнуть лошадь. Подумав, Гарри отправил ветер ещё раз на разведку, и тот, вернувшись, сообщил, что в обоих местах на той стороне ущелья продолжаются козьи тропы.

«Вот так, даже и тропы козьи!» — кротко подумал Гарри, принимая ещё один нюанс лошадиного знания. Седрик сидел тихо, понимая, что коня ни о чем нельзя спросить — он не сможет ответить, почему и зачем останавливался, почему пошел туда-то и туда-то. А Гарри задумался: как предупредить Седрика о том, что он сейчас будет прыгать через ущелье, которого тот не видит из-за тумана? Раздул ноздри, подул перед собой, потряс головой, ещё не зная точно, как кони с ветрами договариваются…

Но оказалось, что и этого достаточно: потревоженный резким движением крупного тела, воздух зашевелился перед ним, взвихривая и разгоняя ненадолго туманную завесу, как раз настолько и на то расстояние, чтобы Седрик успел увидеть впереди пропасть в чистом воздушном окошечке… Моментально напрягся и судорожно вцепился в высокую луку старинного седла. Гарри попятился для лучшего разбега, слегка подтолкнул Седрика корпусом снизу вверх, мол, держись крепче! Седрик кивнул, охватил ногами конские бока и пригнулся к шее. Хорошенько разогнавшись, Гарри на самом краю мощно оттолкнулся обеими задними ногами и, прижав передние к груди, предельно вытянув вперед шею и морду, сорвался в летящий длинный прыжок. Пролетев по воздуху метров восемь, Гарри едва успел выпрямить передние ноги, но сила столкновения летящего тела с каменной поверхностью всё же была мощной. Острая боль пронзила правый путовый сустав, и Гарри, не удержавшись, рухнул с разгона, перекувырнувшись через голову. В тот миг, когда Седрик понял, что Гарри падает, он успел спрыгнуть со спины коня. Хоть и оглушенный падением, Гарри, однако, тут же перекатился на грудь и поспешно встал, встревоженный ноющей болью в передней правой ноге, прикидывая — не сломана ли?

На этой стороне гор туман был реже, и Седрику не пришлось его искать — сразу подошел к Гарри и взволнованно оглядел его со всех сторон, щупая и оглаживая… Поправил подпругу, стремена… заглянул в карие глаза:

— Гарри, ты в порядке?

Гарри шумно выдохнул ему в лицо. Да, он в порядке, нога не сломана. Немного странно было сознавать, как побаливает верх первой фаланги среднего пальца, ведь у лошади это место называется запястье или скакательный сустав… Но хромоты, к счастью, не было, и наши герои, немножко отдохнув от пережитых потрясений, отправились дальше в путь по горным козьим тропам.

Пока были в горах, воду пили из палочки при помощи заклинания Агуаменти: трансфигурировав из камней ведро и кружку, Седрик наполнял их чистой и свежей водичкой. В пустыне-то неоткуда будет взять молекулы воды… Тыквенные фляги, кстати, не разбились, спасенные овсяным пучком, притороченным к задней луке.

На четвертый день блужданий в горах они наконец-то вышли к пустыне. Зловещая сахарно-белая, она раскинулась перед ними на многие-многие мили безводного пространства. Страшные серые столбики застывших навеки людей придавали пескам кошмарный колорит.

Гарри повернул голову к Седрику и взглядом указал ему на моток веревки. Немая просьба друга была прекрасно понята, и Седрик послушно, без протестов, крепко-накрепко привязал себя к седлу. Копыта черного коня ступили на белый песок смертоносной пустыни.

Гарри шел широким шагом уже несколько часов, аккуратно лавируя среди статуй и перешагивая через кости коней, когда пустыня начала свое тлетворное влияние: пересохло во рту, а из тел выпарилась последняя капля пота. Но пока были силы, они старались не пить.

Иногда Гарри останавливался, чтобы дать роздых ногам, выяснив при этом ещё одну удобную конскую функцию: их можно было защелкнуть. Таким образом, Гарри случайно узнал нехитрый секрет того, как лошади ухитряются спать стоя. Это очень просто: надо всего лишь подобрать ноги под корпус, застопорить их и расслабить шею и плечи, отставив одну из задних ног назад или вперед.

Третий день — опустели фляги. Пятый день пути — съедены последние зерна овса и кусок мяса… А пустыне всё конца и края нет. Седрик, худой и высохший, сильно зарос бородой, кони, к счастью, так быстро с тела не спадают, Гарри был ещё крепок и ладен. Будь на его месте другой какой конь, он бы давно лег и помер, но в этом теле жил гордый и непоколебимый дух Гарри, и он не собирался сдаваться: шагал и шагал на одном упрямстве.

Сколько они провели в пути, уже не помнил никто, ни Гарри, ни Седрик: обоим казалось, что целую вечность, но просто в один из несчитанных дней внутренний встроенный компас-навигатор сообщил Гарри, что Англия далеко и гораздо выше по экватору… Облегченно вздохнув, Гарри перешел на галоп. Чтобы с разгону влететь, глубоко врыться в желтый бархан и с счастливым гоготом скатиться с него, обсыпавшись песком с ног до головы. Только так Гарри мог сообщить Седрику, что они в безопасных песках, где-то в нормальной африканской пустыне.

С трудом двигаясь, Седрик вынул палочку и надсадно, еле ворочая одеревеневшим языком, выдавил заклинание Патронуса… м-м-м, первая попытка была не очень:

— Эхпекто Пат`емун…

Кашлянул. Попробовал ещё раз:

— Эхпекто Патронум!

Гарри ободряюще кивнул: неплохо, мол, давай ещё! Седрик улыбнулся потрескавшимися губами, выжал из палочки каплю воды, смочил язык и гортань и крикнул в последнем усилии:

— Эспекто Патронум!

После чего безжизненно распластался тряпичной куклой на спине коня в глубоком обмороке.

У Амоса чуть второй инфаркт не случился, когда перед ним из ниоткуда возник тощий взъерошенный лис — Патронус его пропавшего сына. Едва не расщепившись от спешки, он трансгрессировал к Хогвартсу, прошел в школу и заторопился в подземелья к Северусу. Тот, увидев выражение лица, моментально всё понял и бросился за зельем. Пустили на карту следилочку. Она честно проползла через всю Британию на юг Англии и, нетерпеливо поскуливая, заелозила у слепого края карты. Пришлось доставать другую, побольше — карту мира. Перенаправили следилочку в новый поиск, и она бодренько почесала через всю Западную Европу вплоть до Испании и Греции, добралась до Сахары и остановилась в Арабских Эмиратах.

Переглянувшись, отец и профессор ринулись к чинушам — выбивать порталы до Африки. На это ушло энное время, за которое оба успели похоронить не одну сотню нервных клеток. Но наконец волокита-тягомотина закончилась, и Северус с Амосом переместились сперва порталом в Африку, а уже там трансгрессировали по заданным координатам.

Седрика нашли. Он был без сознания и почему-то привязан к седлу черного коня. Амос занялся сыном, а Северус принялся озираться в поисках Гарри, досадливо отпихивая морду скакуна, который зачем-то пристал к нему. Ходит Северус туда-сюда, за барханы заглядывает, ищет Поттера, а конь за ним хвостиком бродит, под руку толкает, ласку выпрашивает…

— Северус! — крикнул Амос. — Надо срочно в Мунго! У моего мальчика сильное обезвоживание.

Северус ещё раз безуспешно оглядел желтые горизонты в тщетной надежде увидеть Гарри. Потом, понимая, что медлить нельзя, он спустился к Амосу и Седрику. И все трое исчезли в воронке трансгрессии, оставив в пустыне вороного коня.

Обиды не было. Была лишь легкая оторопь от того, что случилось. Гарри медленно подошел к тому месту, с которого только что трансгрессировали мистер Диггори с Седриком на руках и профессор Снейп…

Профессор искал его. Бегал туда-сюда вокруг огромных барханов, не подозревая, что искомый всё время был рядом. Понюхав песок, Гарри подобрал обрывки соломенной веревки и в расстройстве съел её, в процессе жевания опечаливаясь всё больше и больше. Бросили. Они его бросили! Этим… с позволения сказать, людям даже в голову не пришло позаботиться о бессловесной скотине… Они его даже не расседлали, не говоря уж о том, чтобы снабдить пищей и водой.

Гарри обиженно подергал носом — очень хотелось плакать, но не было такой эмоциональной функции в лошадиной физиологии. Всё, что он мог, это стоять и громко пыхтеть, переживая свое горе молча. Погоревав несколько минут, Гарри медленно поплелся прочь. Не скоро и далеко не сразу он обнаружил, что идет на восток. Осознав же данный факт, Гарри заинтересованно поднял уши — интересно, куда его ведет лошадиное знание? Вскоре носа коснулся влажный ветерок, и Гарри ускорил шаг, поняв, что впереди его ждет вода.

Маленький оазис прятался среди огромных круглых скал, обдутых и сглаженных, а кое-где и просверленных насквозь тысячелетними ветрами. Эти скалы и сохранили от испарения и выпаривания естественный водоем. Зайдя в каменную чашу природного бассейна, Гарри сначала долго с наслаждением пил прохладную, чуть солоноватую, но такую восхитительную живительную воду. Потом просто лежал в ней, охлаждая то один, то другой бок. Немного мешало седло, но Гарри ничего не мог с этим поделать.

Вода в пустыне очень ценится, и каждый мало-мальски известный резервуар с водой в ней — наперечет. Знали и об этом оазисе, который приютил Гарри. Так что пришедшие за водой для джипов джаманы были очень удивлены, увидев там невесть откуда взявшегося коня. Поискали владельца, послали по рации запросы о конных туристах во все ближние отели, передали координаты места находки и приметы коня: вороной с красноватым отливом, на лбу приметная молния и стрелочка на кончике носа. На спине старинное, очень раритетное седло рыцарского типа.

Окруженный бородатыми людьми в полосатых халатах и чалмах, знакомых благодаря Квирреллу, Гарри стоял смирно, не проявляя никаких признаков нервозности и агрессии. Честно говоря, он был рад, что его нашли, пусть незнакомые, но люди, которые действительно о нем позаботились: дали чистую питьевую воду из бидона, кусок ячменной лепешки и, главное, всё оглаживают его, ласкают, в глаза заглядывают, о чем-то спрашивают его на своем гортанном арабском… И расседлали! Наконец-то сняли с него опостылевшее седло, дав роздых его натертой спине.

А заметив, что конь послушен и идет без принуждения, по простому зову, на него даже недоуздок не стали сочинять из подручных материалов, которые обычно делают при подобной находке. Гарри просто легонечко потянули за гриву, руками показали направление и очень обрадовались, когда конь принял приглашение и пошел туда, куда его позвали — к машинам.

Арабы очень хорошо разбираются в лошадях, и поведение коня-найденыша ввело всех в тупик. Почему? Сейчас объясним… Во-первых, порода коня не определялась, он не был ни арабским, ни ганноверским, ни морганом… и даже ни иберийским. Во-вторых, он был не подкован, а на губах не было ни малейшего признака того, что на него надевали уздечку, уверяю вас, следы от железа остаются очень четкими и явными. А по морде Гарри было видно, что он уздечку сроду не знал. В-третьих — седло: намины и потертости на спине говорили, что это старое седло с коня не снимали как минимум неделю, кроме того, эту же неделю конь носил на спине ношу, равную весу человека, об этом тоже сообщило состояние конской спины. Желто-черный свитер с каким-то гербом, найденный под седлом вместо потника, тоже заставил всех задуматься, так как размеры его подходили очень молодому человеку, юноше, судя по всему. На бирке сзади было вышито по-английски: «Сedric Diggory».

Кто такой Кедрик Дигори? Хозяин коня? Ну, положим, вот только… где он? Ведь обозначенный квадрат обыскали с вертолетом в поисках предполагаемого пропавшего хозяина удивительного коня. А в том, что конь удивительный, арабы ни на йоту не сомневались: послушный, милый, внимательный, попробуйте второго такого умничку сыскать!

В конечном результате, после долгих скрупулезных поисков, шестнадцатимильный квадрат песков просеяли с ситом и, не найдя ни пылинки от предполагаемого Кедрика, коня-найденыша определили на постой в конюшню местного шейха-коннозаводчика. Правда, удвоили охрану границ, так как сверху пришло предположение о нарушении, незаконном пересечении той самой границы, что ж, и такое может быть.

Оставим пока Гарри отдыхать в царской конюшне и займемся Седриком.

* * *

Колдомедикам Мунго пришлось очень сильно постараться, чтобы вытащить Седрика из полумертвого состояния: за неделю песочных странствий юноша исхудал в дым, усох до мумии, можно сказать… Его организм был практически полностью обезвожен, и встревоженные целители не один галлон кроветворного в мальчика перекачали. Причем самого лучшего, сваренного лично профессором Снейпом.

Северусу очень хотелось растолкать студента и вытрясти из него хоть что-то о местонахождении Гарри, хотя бы крупицу надежды, что он жив, чертов Поттер, сын треклятого оленя-Поттера.

Но только через четыре дня мумийное состояние Седрика стабилизировалось настолько, чтобы он смог соображать и внятно заговорить. Увидев над собой отца, он слабо улыбнулся. От улыбки найденного сыночка папа прослезился, пошмыгав красным носом, растроганно спросил:

— Седрик, мой дорогой драгоценный мальчик! Как ты себя чувствуешь?

— Ну… получше вроде, — пробормотал Седрик и благодарно заулыбался, вспомнив о чем-то. — Если бы не Гарри, я бы никогда не выбрался оттуда. Гарри невероятен — он спас мне жизнь!

Северус, стоявший в дверях, незаметно выдохнул, прошел в палату и обратился к своему ученику:

— В таком случае, вы не могли бы нам сказать, где вы оставили Поттера, мистер Диггори?

— В каком смысле «оставил»? — почему-то ужаснулся Седрик, глядя на профессора расширенными от страха глазами. Северус недоуменно пояснил:

— Мы нашли вас одного, мистер Диггори, Поттера рядом с вами не было. Скажите, он мог куда-то отойти?

— Ничего подобного! — Седрик забарахтался, пытаясь приподняться на локтях, нервно оглядел палату: — Где Гарри? Мы же были вместе… Мы всё время были вместе до самого конца! Я помню… Я не имел права терять сознания! Последнее, что я помню после того, как послал Патронуса, прежде чем потерять сознание — я упал на спину Гарри… Я же был к нему веревками привязан! Сам прикручивал себя к седлу.

Северус почувствовал, как похолодела кожа на затылке и зашевелились поднятые дыбом волосы… К седлу? Гарри — конь? Господи… Так вот почему тот конь таскался за ним, толкался головой и хватал за рукава, пытаясь привлечь к себе внимание… Гарри… Тут ноги Северуса чуть совсем не подкосились, когда до него дошло, кого именно они оставили в пустыне… Одного, без пищи и воды.

Седрику понадобилось часа два, чтобы рассказать обо всех событиях, произошедших после того, как его с Гарри похитили драконицы. Пока он рассказывал, Северус выбивал для себя новый портключ и визу на повторный скачок из Англии. На прежнее место в пустыню было бесполезно телепортироваться, вряд ли Гарри остался там, посреди голых песков, наверняка он отправился на поиски людей или хотя бы воды, а у воды его вполне могут найти люди, которые… могут обидеть бессловесного коня. При этой мысли Северусу опять резко поплохело: а они-то сами как обошлись? Бросили бедного одного в пустыне, даже не погладили…

Сообщение Седрика о том, что Гарри стал конем навсегда, прошло мимо ушей профессора, так крепко он погрузился в подготовку к новому путешествию. Седрик, видя, что его не услышали, кротко заткнулся, с застенчиво-робкой мстительностью пожелав профессору Снейпу удачи в нахождении общего языка с Гарри.

Северус по прошлым координатам вычислил примерное местонахождение Поттера: от того участка пустыни, где они нашлись, людские ближайшие поселения находились только на востоке. Но Гарри мог пойти и в другую сторону — к Красному морю, кто его знает, как у него с географией?.. Значит, сперва надо разведать, послушать новости — не находили ли в пустыне вороного коня в последние четыре-пять дней? Так что прибыв в Оман законным путем, самолетом и с регистрацией, Северус принялся штудировать газеты и просматривать новости недели по телевизору. Сидел в белом номере дешевенького отеля, шуршал газетами, краем уха слушая арабскую вязь по телеку, пока не услышал:

«…И последнее. Владелец найденного в пустыне коня так и не объявился. Срок карантина истекает, по заключению ветеринаров — конь здоров, ориентирован на человека, прекрасно себя чувствует, ещё пара недель передержки, и жеребца можно будет выставить на аукционе на конской ярмарке, ежегодно проходящей в Дубае и Эль Кувейте. Данное значительное событие произойдет во вторую неделю декабря. На выставке ожидается большое поступление лошадей различных пород, особенное внимание следует обратить на двухлеток иберийских и сенегальских кровей».

Дальше Северус не слушал — в глазах потемнело. Жеребец? Прекрасно себя чувствует? Н-ну, гаденыш, хуже своего папаши оленистого… Ла-а-адно, Поттер, посмотрим, что ты запоешь, когда я тебя выкуплю и стану твоим хозяином, законно и официально?!

Следующие две недели Северус неспешно готовился к покупке коня (ведь жеребец прекрасно себя чувствует!): приобретал коневоз для транспортировки жеребца в Англию, неизвестно ведь, найдется ли здесь портал для перемещения крупных животных, и жеребцов в том числе… Простите, это не меня, это профессора заклинило на… жеребцах. Хм.

Итак, готовился Северус обстоятельно и тщательно, все бумаги-документы-формуляры приготовил-заполнил, в местном филиале Гринготтского египетского банка снял сколько-то галлеонов, надеясь, что цена породистого Поттера не зашкалит за миллионы рупий или долларов с фунтами.

Вороного скакуна с белой отметиной-молнией на лбу Северус нашел в Эль Кувейте, на аукционе рабочей силы среди ломовых лошадей, верблюдов и ослов с ишаками. Напоминаю, породу Гарри не смогли определить, и арабы-коннозаводчики резонно сочли его полукровкой, а значит, не имеющим никакой ценности как племенной производитель.

Конечно, были попытки проверить найденыша на скорость, чтобы узнать, годится ли он на конноспортивные соревнования? Но Гарри, несколько раз бывавший с дядей и Дадли на скачках в Аскоте и воочию видевший, как нахлестывают своих коней садисты-жокеи, вряд ли хотел попробовать хлыст на своей конской жопе и предпринял нехитрую тактику тихого пофигиста. На все уговоры-убеждения проскакать по дорожке отсюда и до того столбика Гарри отвечал сонными зевками и жалобным хрюканьем. А когда заставили-таки пробежаться кнутами и палками по плечам и крупу, арабскими шпорами по бокам и жутким аравийским мундштуком во рту, Гарри развил весьма посредственную скорость, черепашью, можно сказать, километров тридцать в час.

— Не везет тебе, Мустафа, этот доходяга годится на то, чтобы тележку молочника возить… — разочарованно сообщил тренер нефтяному магнату, приютившему найденыша. В ответ тот развел руками, красиво взмахнув широкими рукавами своего роскошного бурнуса.

Проверили Гарри и в конкуре: хорошенько разогрев по заднице хлыстиками и пустив его вскачь на крашеные палочки, пытались заставить испытуемого коня прыгнуть. Но каждый раз Гарри ухитрялся завернуть, закинуть или обойти препятствие, старательно отказываясь прыгать, несмотря на страшную боль.

А боль эта маленькая причудливая железячка причиняла сильнейшую… Называлась она просто — трензель, ещё её звали грызлом и удилами, мундштуком или совсем просто, общим словом — уздечка. Гарри пришел в полное смятение, познав впервые вкус лошадиного железа: удары в нёбо, по зубам, языку в самом прямом смысле парализовали лошадь до тотального нестояния, сравнить это можно со случайным прикусом языка или щеки изнутри, но если человек, прикусивший язык, тут же успокаивал боль, ойкнув и подышав открытым ртом, то лошади язык защемляют специально и не на секунду, а на много-много часов кряду.

Так что две недели в конюшне искалечили Гарри основательно. И Северус, ищущий сиятельного породистого жеребца, чуть не прошел мимо тихой и понурой клячи с потухшими глазами, да знак-молния остановил его, больно врезавшись в глаза. Яркий, белый, до боли знакомый, косой росчерк на лбу печального коня.

Взяв Гарри за морду, стараясь не касаться узды, Северус долго вглядывался в карие равнодушные глаза. Отчаявшись, тихонько позвал:

— Гарри, ты слышишь меня?..

Гарри вздрогнул, услышав свое имя, сфокусировался на лице человека перед ним и, узнав, осторожно кивнул. Северус, облегченно вздохнув, на короткий миг прижался лбом ко лбу коня и тут же, не торгуясь, купил его. Сменив жуткий пыточный инструмент на более щадящий недоуздок, Северус вывел Гарри из кораля и провел к приготовленному коневозу, спеша как можно скорее вывезти мальчика из страшного места. Вывез за пределы города как можно дальше в пустыню, съехал на обочину, вышел из машины и, пройдя к заднему борту, открыл дверь:

— Ну давайте, Поттер, превращайтесь. Здесь никого нет! — нетерпеливо бросил он. Гарри, повернув голову, с удивлением посмотрел на него из глубин коневоза поверх своего крупа. Северус желчно повторил: — Поттер, поторопитесь!

Гарри недоуменно продолжал на него таращиться, Северус нахмурился. Подумав, он коротко велел:

— Выходите.

Гарри послушно выпятился из коневозки и встал перед профессором, тот опять начал, как всегда, язвительно и пренебрежительно:

— Ну чего вы встали? Превращайтесь уже! Или у вас мозгов не хватит для столь сложного задания? Вы весь в папашу, Поттер! Только рогами ещё обзавестись не успели, но какие ваши годы? Не злите меня, Поттер, превращайтесь обратно в хомо сапиенса и прекращайте мне тут изображать Черного Красавчика с невинными глазками, давайте, наконец, отправимся домой, пока я вас тут не оставил улучшать породу верблюдам!

Гарри медленно смерил преподавателя с головы до ног, отошел на пару шагов, развернулся задом и, хорошенько примерившись, саданул обеими копытами в грудь. Летел Северус далеко и красиво, благо препятствий не было — пустыня вокруг.

Песок смягчил падение, да и Гарри бил не в полную силу, так что ребра профессора остались целыми. Но уважение этот удар внушил в самой полной мере: Северус запомнил, что в образе коня Гарри способен дать сдачи.

Потерев ушибленные бока и грудь, Снейп вопросительно посмотрел на коня, тот с упрямым выражением во взгляде отвел уши назад, и до Северуса вдруг дошло:

— Вы не можете превратиться? Поттер, ну что вы за невозможный, ленивый, ничего не умеющий лентяй, даже в таком простом и одновременно сложном деле вы ухитрились накосячить?! Что вы там не можете? Сосредоточиться? Пожелать?

Гарри угрожающе приподнял копыто, и Северус предусмотрительно заткнулся. Вытащил палочку и проделал весь тот набор заклинаний, который ранее применил Седрик в драконьей долине, пытаясь расколдовать друга, и, как у Седрика, у профессора ничего не вышло.

Через час, вспотев и чувствуя, как по коже ползут мурашки страха, Северус начал сомневаться, что перед ним вообще волшебник-анимаг — по всем медицинским показателям диагностических заклинаний перед ним стоял и скалился самый натуральный ехидный понь. Ну, почти понь, потому что настоящие кони не кивают на наводящие вопросы и не мотают башкой в отрицательном ответе, только это и убеждало Северуса, что перед ним стоит всё-таки Гарри, серьезно попавший в беду. Впервые в жизни Северус пожалел, что это не анимагическая кома, она хотя бы была понятной и её можно было бы объяснить, но Гарри был очень крепко заколдован, не злым колдуном, не эльфийской магией и даже не драконьими могущественными чарами, а самой Природой волшебной параллельной страны. Это объяснил ему Седрик посредством Патронуса, прилетевшим в ответ на запрос Северуса: «А почему это Поттер не расколдовывается?»

Значит, необратимая анимагия, звериная шкура до последних дней жизни. Увидев в глазах Северуса то самое знакомое похоронное выражение, Гарри снова приложил его копытом, на сей раз в лоб, чтоб подоходчивей… Ехида стоит такого же ехиды, закон природы — притягиваются не только противоположности.

Запомнив накрепко, что Гарри не выносит жалости и издевательств, Северус вежливо попросил его занять место в коневозе, после чего сел за руль и повез коня в Каир, чтобы там, в гринготтском отделении банка, получить переносной портал для перемещения крупных животных, в частности, вот этого вороного, очень ехидного и весьма вредного коня.

Примечания:

Вороной красавец Гарри:

https://sun9-4.userapi.com/-DuqqBSf-UstRPr9eLCef7ZwQpKB-LnPPHTyGA/CvEH1loHGFM.jpg

До Каира добрались без особых приключений, если не считать нескольких неловких интимных моментов, когда Северусу приходилось брать в руки лопатку и, простите, выгребать из недр кузова конские какашки… Делал это он с непроницаемым выражением лица, Гарри при этом тактично отворачивался, делая вид, что не в курсе, чем там профессор сзади занимается. В эти минуты Гарри слегка досадовал на подлую лошадиную физиологию, потому что лошади, оказывается, всё равно, где опорожнять кишечник: на ходу, стоя или во сне, она может покакать там, где ей приспичит.

Покончив с гигиеной, вымыв руки и вернувшись за руль, Северус хотел самому себе дать тумака, и покрепче, потому что это невыносимо — смотреть на Поттера и знать, что он навсегда застрял в лошадиной шкуре.

В Каире их встретили и сказали, что портал до Англии установлен в Мемфисе, в двадцати шести километрах, в одном из Некрополей Гизы. Сейчас там никого нет, никто не проводит никаких раскопок в том районе. Также сообщили время открытия портала. Узнав, что у них как минимум сутки, Северус расслабился и решил посвятить это время на приведение себя и Гарри в порядок. Побрился, искупался, вымыл коня с шампунем, кинул монетку босоногим пацанам, чтобы те причесали Гарри хвост и гриву…

Шустренькие черноглазые смуглые арапчата с готовностью взялись за дело и, пока Северус наслаждался в местном кафе бешбармаком с натуральным кофе-арабикой, успели и причесать Гарри, и копытца его напомадить маслами, и благовониями опрыскать, и, хитренько перемигнувшись, послать тайные сигналы сообщникам, отирающихся у того самого кафе.

Так что по дороге в Мемфис их поджидала весьма дружественная засада местных банд-басмачей, тех самых, что по пустыням шарят, говоря словами известной песенки товарища Сухова-Петрухи.

Сначала остановили машину, прострелив колеса. Потом явили себя, показавшись во всей своей красе на горизонте: зловещие черные фигуры на высоких свирепых аргамаках и мотоциклах. Северус, покинув кабину, прячась за бортом коневоза, прошел к двери и, открыв её, выпустил Гарри. Отрывисто бросил ему:

— Поттер, бегите к гробнице Сенусерта III, за ним находится портал, он должен открыться через четверть часа. Бегите. Я уже не успею, но вы ещё можете добежать.

Гарри сложил морщинки на лбу в ромбик, вопрошая: а как же вы, профессор? Северус отмахнулся и вынул палочку.

— За меня не беспокойтесь, Поттер, я отобьюсь и уж как-нибудь сумею добраться до дома. Вы лучше о себе позаботьтесь.

Высунулся из-за машины посмотреть — где кто. А в следующий миг меткая ружейная пуля прострелила его чудесную эбеновую волшебную палочку ровно напополам. Издалека её вполне можно принять за наган. Гарри внимательно посмотрел на обломок палочки в руке оцепеневшего от горя профессора, легонечко толкнул его в плечо и прогнулся в низком кранче, подставляя спину. Отбросив в сторону бесполезный обломок, Северус без раздумий принял помощь — вскочил на спину коня.

И началась эпичная байга, не уступающая знаменитым скачкам в пустыне. Гарри не поскакал — полетел, взяв с места в карьер. Растянувшись широким веером, за ним помчались басмачи на быстрых арабиано и мотиках. Стреляли пока в воздух, твердо зная, что добыче от них никуда не деться — впереди всего лишь пустые развалины старого Некрополя, а раз так, то почему бы и не побегать, поразвлечься, заодно и противника оценим. На что он способен, что он покажет?

А Гарри показал свою настоящую скорость, развив её на короткой дистанции аж до семидесяти пяти километров в час. Завидная, золотая, бесценная скорость, на которой можно здорово нагреть руки. Да это не конь, это самородок, ограненный алмаз чистейшей воды! Окружай! Не дайте ему уйти, вай дод, какой конь, какой конь! Вах-вах… Ружья и наганы были срочно забыты в чехлах, чтоб — не допусти Аллах! — не поцарапать волшебного скакуна, вай ме, чтоб ни единый волосок с него не слетел, как он скачет, вай ме!..

Гарри не дал себя окружить, верно и прочно держа дистанцию между собой и врагами. Пролетая километры за минуты, он домчал Северуса до пирамид, на скаку проржал:

— Где?

Северус понял вопрос, вспомнил план расположения Некропольских строений, качнулся корпусом вправо, задавая Гарри направление. Летя в страшной спешке мимо монументальных сооружений, Гарри всё же отдавал себе отчет, что скачет по исторической земле, несется галопом по самой истории, насчитывающей тысячелетия человеческой цивилизации. Пирамиды Гизы! Песня и восхитительный взлет древней фантазии. Нижние блоки у подножия пирамид почти с самого Гарри размерами! А высота… вау! Летя к могиле какого-то Сенусерта-третьего, Гарри жадно смотрел на памятники самой Истории, чувствуя, как его распирает от восторга, как по венам радостно струится горячая кровь, сильно разбавленная развеселым адреналином, разбуженная неожиданной погоней. А Гарри действительно летел на крыльях счастья — он побывал в сказочном Египте и увидел Великие Пирамиды Эль Гизы! Иии-и-и-го-го-гооо-о-о, жизнь — прекрасна!!!

С этим ликующим ржанием Гарри влетел в синюю сферу портала, уложившись с точностью до секунды и оставив с носом одураченных бандитов, никогда не упускающих свою добычу. Позднее арабы вернутся к машине, чтобы посмотреть документы на волшебного скакуна и узнать имярек владельца, но, к их вящей досаде, все бумаги окажутся липовыми вплоть до купившего коня человека, при виде имени которого взбешенные басмачи расстреляют в решето взятый напрокат коневоз, ибо имя в бумагах окажется самым издевательским — Джон Смит.

Из знойного утреннего лета как-то экстремально прыгать в студеную декабрьскую ночь: у Гарри дыхание перехватило от столь резкого контраста, когда он с размаху ухнул в пушистый сугроб. Здесь вообще-то тоже было раннее утро, но в Европе рассветает намного позже, так что ничего удивительно в том, что Гарри подумал, будто прыгнул из утра в ночь. Выбравшись из сугроба, Гарри осмотрелся и понял — он дома: вокруг высились деревья Запретного леса. В Египте не стали заморачиваться с установкой выходного портала, а подключили переход к уже существующему, к тому, через который из Румынии перевезли драконов.

Со спины Гарри по боку как-то деревянно сполз Снейп. Гарри глянул на него и, не удержавшись, фыркнул: волосы профессора были прилизаны ветром назад. Конечно, скача со скоростью километр в минуту, создашь и не такой интенсивный встречной вихрь…

Северус бросил на Гарри подозрительный взгляд, поворошил и пригладил волосы и хмуро поблагодарил:

— Спасибо.

Гарри кивнул, и сам молчаливо благодаря профессора за то, что тот вернул его домой. Обменявшись взаимными благодарностями и придя к общему умиротворению, профессор и его четвероногий ученик направились к Хогвартсу через сонный зимний лес. Пришли ещё затемно, Гарри без раздумий процокал копытами вслед за Северусом в его подземелья, резонно решив, что это нереально — подняться в гриффиндорскую башню без внятных объяснений. И в Большой зал на завтрак Гарри пришел вместе с профессором, где, ко всеобщему изумлению, к нему кинулся высокий статный юноша и крепко обнял за шею с радостным возгласом:

— Гарри, ты вернулся?! Профессор Снейп, как я рад, что вы нашли его!

Кто-то неуверенно хихикнул и тут же замолчал. МакГонагалл подавилась воздухом, закашлявшись, прижала руку ко рту. Со своего места поднялся Дамблдор и растерянно спросил:

— Северус, ты же сказал, что нашел Гарри… Но почему ты привел сюда животное?

— Потому что он Гарри Поттер, — выплюнул Снейп, с ненавистью глядя на директора. — Вы же не сочли нужным предупредить своих студентов о том, что на первом туре их будут ожидать драконы. И конечно же, это не ваша вина в том, что студенты, ничего не зная о драконах, начнут действовать на свой страх и риск, экспромтом, и совершенно случайно дадут огнедышащим монстрам имена, тем самым подарив драконам свободу. Ну, а те в порыве благодарности унесут мальчишек в свою страну, которая очень хорошо защищает своих обитателей, настолько хорошо, что в неё можно войти и не выйти никогда. И за всю историю волшебного мира живыми оттуда смогли выйти только два человека, причем один из них рискнул собой ради спасения друга и навсегда остался в шкуре коня.

После монолога Северуса в зале настала мертвая тишина. Все в полном ступоре смотрели на профессора и Седрика Диггори, продолжавшего обнимать за шею черного коня с приметной меткой-молнией на лбу… Дамблдор, однако, уцепился за слово «рискнул» и утешающе заблеял:

— Ах, Северус, мальчик мой, ну зачем же так драматизировать? Ты, верно, хочешь сказать, что Гарри впал в анимагическую кому, не так ли? Ну так это же поправимо, Северус, уверен, в Мунго его быстро поставят на ноги… я хочу сказать, выведут из этого состояния.

Северус посмотрел на Гарри и хмыкнул:

— В таком случае пригласите сюда колдомедика из Мунго, директор, поправьте это дело, раз вы так уверены.

Директор так и сделал. После завтрака все стали свидетелями ещё одного циркового представления. Этот номер выглядел вот так.

Опустели блюда. С легким шорохом раскрылись дубовые двери Большого зала, в них стремительным шагом вошел главный колдомедик Мунго — Гиппократ Сметвик, за ним по воздуху пролетел медицинский саквояж и мелко просеменил его вечный помощник — Янус Тики.

— Ну, Дамблдор, где пациент? — бодро крикнул Сметвик.

Дамблдор показал рукой на вороного жеребца.

— Вот пациент.

— И что случилось, а? — забасил Сметвик, обходя коня по кругу. — Застрял в аниформе? Выпил неправильное Оборотное зелье с лошадиным волосом? Принудительно обратили в животное?

Перечислив ещё десятка с два предполагаемых диагнозов и не получив ни одного утвердительного ответа, Сметвик приступил к более подробному осмотру, тихо бормоча по ходу дела:

— Так… трехлетний жеребец, порода… ну, допустим, рысак какой-нибудь… полукровный. Универсален, годен как в упряжку, так и под седло… Дамблдор, а я не понял, вы меня зачем позвали? Я думал, человека спасать надо, а вы мне простого коня под нос суете, я, конечно, не ветеринар, но сказать могу, этот конь здоров как конь, простите за каламбур…

— Нет-нет, Гиппи, проверьте ещё раз, — залебезил старик, тряся по-козлиному длинной бородой. — Я точно знаю, что это студент, что он, возможно, впал в анимагическую кому.

— Где и в каком месте он студент? — набычился Гиппократ. — Говорю вам, ему три года! Анимаг в коме остается при своих годах, и неважно, сколько лет ему исполнилось — семнадцать или сорок, у его животного останутся все возрастные приметы. Сколько лет этому вашему студенту?

— Четырнадцать, — нехотя сообщил Дамлбдор.

— То есть подросток? — уточнил Сметвик, прищуриваясь. — В таком случае здесь должен находиться жеребенок-стригун, равный по возрасту четырнадцатилетнему ребёнку. А я вижу здесь молодого коня, половозрелого, готового к спариванию с кобылами. Извините, дети.

Дамблдор явно хотел что-то возразить, но вовремя прикусил язык, покосившись на учеников. Колдомедики ушли, а директор — к коню, встал перед ним и, заглядывая ему в глаза, жалобно взмолился:

— Ты же Гарри, верно? Мальчик мой, кивни мне, если ты меня узнаешь…

Глаза Гарри загорелись недобрым зеленым огнем, он медленно, крадучись, приблизил к его лицу морду и со всей дурью вцепился в бороду, оттянул назад и давай трепать, как мочалку. Когда орущего дедушку отодрали от коня, от роскошной бороды у него остался лишь жиденький клочок, и тот рваный… Вопросительно посмотрели на Северуса, но тот равнодушно развел руками:

— Я ничего не знаю! И гадать не берусь, что происходит в голове у скотины. Одно скажу наверняка: мистер Поттер — очень вредный конь.

Сказав это, Северус ушел, а к Гарри подошли Гермиона и Невилл. Растерянно постояли возле него, не зная, как и о чем заговаривать с бессловесным животным, но от стола Пуффендуя к ним обратился Седрик:

— Всё в порядке, ребята, Гарри прежний, он просто выглядит по-другому. Верно, друг?

В ответ Гарри добродушно покивал, обрадовав друзей. От стола Слизерина вдруг поднялся Грехэм Монтегю и громко сообщил залу:

— Слушайте… а чемпионов-то трое! Как и положено правилами. Поттер-то не сможет участвовать в соревнованиях, потому как животным стал, а животным в турнире запрещено принимать участие!

— Зато чемпиону не запрещено иметь оруженосца! — твердо возразил Седрик, подходя к Гарри и кладя руку ему на холку. — Мы по-прежнему в команде и на следующие туры снова выйдем вместе!

Гарри благодарно пихнул Седрика мордой, тот тихо засмеялся. Шепнул на ухо:

— Драконы оставили нам наши золотые яйца, надо разгадать их секрет. Пойдем?

Гарри радостно кивнул, Гермиона просияла и попросила Невилла сходить в спальню мальчиков и принести с тумбочки яйцо Гарри.

Собрались в большой комнате клуба любителей мифических существ: достаточно большое пространство, заставленное креслами и диванами полукругом перед камином. Гарри улегся на толстый пушистый ковер, все желающие собрались вокруг. Седрик положил перед Гарри на пол яйцо и сказал:

— Понимаешь, оно очень громко воет, если его открыть. Не могу понять, что означает этот вой… Послушаешь? Готов? — дождавшись кивка, Седрик открыл яйцо. И тут же отпрянул назад под оглушительный заунывный вой. Гарри честно послушал, внимательно разглядывая пузырьки, плавающие в глубине полупрозрачной желтой сферы. Пузырьки… в воздухе они, скорей всего, полопаются, а в воде должны забулькать… Гарри оттолкнулся передними ногами от пола, сел на крупе и обвел взглядом гостиную, нашел и кивнул на графин с водой.

— Ух ты! По-о-онял, — радостно закричал Драко, затесавшийся среди когтевранцев. — Трансфигурируйте таз поглубже, наполните водой и окуните туда свои трофеи!

Так и сделали под одобрительным взглядом Гарри. Только таз не пригодился, старшекурсники просто заключили воду в воздушную сферу-оболочку и запустили в неё яйцо Седрика. Послушали песню, поломали головы, ни до чего не додумались, запустили туда трофей Гарри, снова послушали точно такую же песню… И вопросительно уставились на коня, почему-то считая его самым умным. Гарри покачал головой, возражая и говоря, что пока не знает, чем помочь. Седрик кивнул и обратился ко всем:

— Он прав. Самим думать надо, а может, и на месте все решим, когда придет время второго тура. Кстати, Гарри, погоди-ка тут, я сейчас вернусь…

Седрик убежал и вскоре вернулся с палочкой, протянул Гарри.

— Вот. Ты в той пещерке оставил, когда выбрался наружу превращаться в коня. А я… я её подобрал, не смог её там оставить.

Гарри долгим, застывшим взглядом смотрел на свою остролистовую палочку, потом взял её губами, молча встал и вышел из гостиной. Ребята переглянулись, и все смешанной группой в семьдесят душ со всех факультетов и разных курсов вышли в озадаченном молчании и последовали за Поттером. Гарри пришел к классу зельеварения, остановился перед дверью и осторожно постучал ногой. Вышедший Северус с легким недоумением уставился на огромную толпу ребят, а так как те смотрели на Поттера, то тоже взглянул на него и увидел наконец, что Гарри что-то протягивает ему.

Палочка. Палочка из остролиста. Ему. Взамен погибшей…

Неуверенно протянув руку, Северус взял её и искренне изумился, когда она потеплела в его руке и засветилась янтарным светом, с готовностью отзываясь на его магию. Но так не бывает! Палочка не может менять владельца по желанию старого хозяина. Или может? Ведь Гарри добровольно отдает её ему… Посмотрев в печальные карие глаза коня, Северус медленно кивнул и сжал пальцы вокруг рукоятки, с молчаливой благодарностью принимая подарок.

На Рождество состоялся Святочный бал, перед которым разгорелся настоящий дурдом: парни словно с ума посходили, став та-а-акими стесняшками, что прямо хоть не дыши — девчонок, как чумы, боялись… Девочки превратились во львиц, бегали прайдами за парнями, яростно сражаясь за красавчиков и чемпионов. Ну, как бы там ни было, а к назначенному вечеру у всех были пары. Даже у Гарри Поттера.

Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмстранга во главе с профессором Каркаровым. Сразу за ним шел Крам с незнакомой красивой девочкой в голубой мантии. В раскрытые двери виднелась такая красотища: перед замком на лужайке возведенный вол­шебством грот, полный розовых кустов, среди которых высились каменные скульптуры Деда Мороза и северно­го оленя. Над кустами и скульптурами порхали разноцветные светлячки. Это были настоящие живые феи, толь­ко совсем крошечные. Стены зала серебрились инеем, с темного, усыпанно­го звездами потолка свисали гирлянды из омелы и плю­ща. Длинные обеденные столы исчезли, вместо них — сотня столиков, каждый человек на десять. На столиках уютно горят фонарики. Флер с Роджером Дэвисом, с Виктором оказалась Гермиона, Седрик пришел со своей девушкой — Чжоу Чанг…

Собравшаяся праздничная толпа удивленно повернулась к дверям, услышав цокот копыт. В расступившийся круг высоким пружинящим пассажем вгарцевал роскошный красавец-конь в изумрудной попоне, а на его спине по-классически боком восседала прелестнейшая амазонка, в которой далеко не сразу узнали третьекурсницу с Когтеврана — Пандору Луну Лавгуд…

Кони умеют танцевать, и неплохо, что Гарри и доказал на балу. Отплясывал будьте-нате — и чечетку наяривал в быстром пиаффе, и фокстрот отбивал с серией дузов и тер-а-теров… а уж баллотады с лансадами и испанским шагом и вовсе были выше всех похвал. Что-что, а в выездке Высокой школы Гарри разбирался, а как же, он любил лошадей и всё-всё прочитал про них, всё, что смог найти. А когда по воле случая сам стал конем, то, изучив свое новое тело и его возможности, Гарри просто воссоединил в одно целое человеческий ум и лошадиную природную грацию, став воистину великолепным танцором. Тем более, что в Египте он не дал себя убить, сохранил свое здоровье, отказавшись от конного спорта.

Все так и зависли, глядя на потрясные волшебные движения коня, грациозно пляшущего рядом с Полумной, в точности повторяя её движения и не отставая от ритма музыки, попадая точно в такт и виртуозно выдерживая нужный темп. Разворот, прыжок, поклон… менка ног, пируэт, сентаво — когда он вскинулся в прямой песаде и синхронно прошел с партнершей по кругу на задних ногах, передние были аккуратно поджаты у груди.

Северус сперва нервничал, боялся, что Гарри где-нибудь опозорится, но, к счастью, ошибся. Гарри же не идиот: перед выходом на бал он тщательно прочистился — и снаружи, и внутри — так что никаких каштанов на празднике не раскидал. И, главное, никого не задел, не сбил и не затоптал, даже Дамблдора, решив пощадить его на Рождество. Дело в том, что черный конь полдекабря не давал старику проходу, и за две недели дедушка забыл о покое. Куда бы и где бы он ни прошел, тут же как из-под земли вырастал Черный Мессия и давил его укором, дыша в затылок и при желании таская за остатки бороды и волос, которые Гарри тоже потихоньку выдрал. И вообще, вредничал он везде и всегда: то пинок под зад даст, то стул из-под него выдернет, так что Дамблдор кубарем летел на пол и больно ушибал копчик. На улице обязательно толкнет старика в снег и старательно закопает, навалив сверху целый сугроб.

И не надо мне тут моральничать! Гарри на самом деле уважал старичков, посещал с Дадликом дома престарелых и выступал для них — песни пел, танцевал… Бабушкам в магазине очередь уступал. Просто к Дамблдору у него были очень личные счеты, к тому же он маг, и ему полезно понервничать… К Рождеству старик обзавелся целой кучей неврозов: постоянным тиком, паранойей, прогрессирующей шизофренией, энурезом, заиканием и косоглазием, потому что всё время смотрел во все стороны одновременно, не зная, откуда ожидать нападения жуткого черного монстра. Вот и окосел, бедняжка…

Дамблдора Гарри находил просто — по карте, она теперь была постоянно раскрыта и пришпилена к стене в благоустроенном деннике, который специально оборудовали в одном из заброшенных классов на первом этаже. Собственно говоря, это был и не денник в прямом смысле этого слова, а комната, одну стену которой, напротив двери, занимал камин, у другой стены — высокий стол, за которым Гарри трапезничал, в третьей стене был арочный проход в просторную спальню, кроватью Гарри служил гигантский лежак, застеленный стеганым ватным покрывалом. Ещё у Гарри был собственный гардероб, в котором висели всякие попоны и чепчики: летние, зимние, для защиты от мух, дождя и ветра.

А в классах трансфигурации, зельеварения и прочих установили пюпитры. Эти штуки придумал Невилл, спросивший однажды: умеет ли Гарри читать? Чтение Гарри не забыл, и Невилл бросил клич — создать Поттеру средство для общения. Таким образом в классах появились конские пюпитры для лошадиного манежного чтения, с их помощью Гарри отвечал на вопросы и высказывал то, что хотел сказать, вынимая из пазов деревянные таблички с буквами и словами, и, расставляя их на полочке-подставке, складывал фразы.

Да, это странно сознавать, но Гарри продолжал учиться, вместе со всеми он ходил на уроки, занимал место у пюпитра и слушал лекции профессоров, складывал на полочке названия книг, тем и заклинания… Когда Гарри читал, странички ему переворачивали Невилл, Гермиона, Седрик, иногда Полумна и… Драко.

Говорят, друг познается в беде, и нет ничего странного в том, что именно Драко, как никто, с честью прошел это испытание. Давнишний враг, которому Гарри по незнанию не пожал руку в поезде, простил всё, потому что стало страшно потерять Поттера совсем — и так животным стал, куда уж больше-то? — когда ты рад, что хоть память человечья осталась.

Ещё за Гарри ухаживали: чистили шкуру и копыта, причесывали гриву и хвост, накидывали на него попону, если он просил.

С Пандорой Луной Гарри сошелся, когда, совершая вечерний променад, услышал голоса двух девушек: они, пакостно хихикая, вешали над дверью чьи-то балетки, видимо, краденые, так как они были на пару размеров меньше их кобыльих копыт. Хулиганок Гарри шуганул, а туфельки подобрал и отнес владелице, опознав её по запаху. Подняться по винтовой лестнице в башню Когтеврана для Гарри не составило труда, нормальные лошади и это умеют. Отдал Полумне пропажу, ответил мысленно на её «спасибо»:

«Да не за что».

И услышал:

— Как раз есть за что, эти туфельки мне папочка прислал, чтобы я была самой красивой на балу.

Гарри удивленно глянул на неё.

«Ты меня понимаешь?»

— Да, Гарри, твои мозгошмыги достаточно громкие.

Девочка-менталистка стала персональной переводчицей Гарри. Узнав об этом, с Гарри попробовал пообщаться и Северус, но у него ничего не получилось. Полумна объяснила это тем, что профессор пытался воспользоваться легилименцией вместо простой телепатии. Северус телепатом не был, и ему пришлось закатать губу обратно.

* * *

В стылом брошенном доме на вершине холма свободно гулял сквозняк, свистя сквозь щели и выбитые окна… От него защищена была только одна комната — бывший кабинет прежнего хозяина, сейчас в ней горел разожженный камин, на коврике перед ним дохла снулая гадюка, магически увеличенная Нагайна. Змее очень хотелось спать, как и всякой нормальной гадине, но ей не давали впасть в полноценную спячку, потому что Господину требовался яд каждые два часа, для чего Хвост хватал её за голову, силком разжимал челюсти и втыкал зубы в марлю, натянутую на банку… Как тут заснуть-то? Несколько раз Нагайна хотела укусить тощего толстяка, чтоб он от неё отстал, но каждый раз её останавливал шипящий приказ Хозяина, и гадюка вяло отворачивалась, уползала к камину и дохла два часа до следующей дойки.

Камин жарко горел, окна и щели заколочены-законопачены, дверь закрыта, но Лорду всё равно было холодно. Наверное, потому что у него крови не было, а? Ну где она у него? Вен-то нет… Безносый голый череп, красные выпученные зенки с вертикальными щелочками, некое подобие безгубого рта, тельце размером с долгопята, руки и ноги — аналогично. Покрыто оно плотью без кожи, вен, повторяю, нету, и вся эта сомнительная прелесть зябенько закуталась в пледик, в дряхлый и рассыпающийся, как и всё в этом доме.

В настоящее время Лордика, окромя холода, мучило ещё и здоровое недоумение — куда-то пропал Барти. Его голос в пустой комнате прозвучал подобно удару хлыстом:

— Хвоссс-с-ст!

Без того съеженный Хвост съежился ещё больше, подкатившись к креслу господина, подлизно пискнул:

— Д-да, мой Л-лорд?

— Ссс-с-ступай в Хогвартссс-сс, разыщи Барти и с-с-спроси, почему он мне больше не докладывается. Может, он перешшшел на ссс-с-сторону Дамблдора?

— Но, Х-х… Хозяин…

— Хвост, порцию Круцио?

— Нет, Хозяин, н-не надо!

Не желая быть «обласканным» любящим хозяином, Питер поспешно ретировался. Трансгрессировав по указанному адресу, он перекинулся в крысу, крысьими скачками допрыгал до стен старого замка и прошмыгнул в давно всеми забытую лазейку, которой в последний раз пользовался прошлым летом.

Гарри, лениво хрумкая морковкой, следил за точкой на карте, помеченной словами «Альбус Дамблдор», и с поистине даосским терпением ждал, когда директор соизволит выйти из своих апартаментов. Директор, однако, не спешил. Он то подходил к двери, то кружил вокруг стола, снова замирал возле двери, не решаясь выйти, зная, что снаружи его поджидает кошмарный зверюга, но… в туалет-то хочется, а ночной горшок переполнен, почему-то Эванеско перестало функционировать… И за окно не выльешь — куда? — директорская-то башня в центре стоит, окруженная со всех сторон нижними крышами, не дело заливать нечистотами коллег и детей! Эх, была не была!

Гарри с хрустом раскусил вторую морковку, с интересом наблюдая, как Дамблдор по стеночке крадется к ближайшему женскому туалету. Вот он прошел мимо парочки студентов, милующихся под омелой, из-за спешки не сняв с них ни балла, прошел мимо Питера Петтигрю… Отпустив Дамблдора, Гарри задумчиво уставился на имя предателя. Продолжая сосредоточенно жевать морковку, он, не сводя глаз с Пита, нажал ногой на педальку — простенькую сигнализацию, соединенную с апартаментами Снейпа для быстрого вызова, и у него в кабинете тихо зазвякал колокольчик. И не Гарри это придумал, сам Северус предложил установить связь, если он вдруг для чего-то понадобится, что ж, понадобился. Гарри сейчас впервые позвал профессора. Пришел, точнее, прибежал, оглядел заботливо, спросил нарочито-встревоженно:

— Поттер, что? Колики? Воды налить? Холочку почесать?

Гарри удивленно глянул на него, затем, мотнув головой, кивнул на карту на стене. Северус подошел, нахмурившись и оставив шутки на потом, посмотрел на имя, на которое показывал Гарри, и напрягся.

— Питер Петтигрю? Это про него Дамблдор с Блэком пели в прошлом году? Якобы он жив, предатель и всё такое… Вы ещё втроем на меня напали тогда в Визжащей хижине.

Гарри кивнул, отошел к пюпитру в углу и быстро накидал табличек, составив предложение:

«Надо поймать, учтите, он анимаг, превращается в крысу».

— Как? — спросил Северус.

Гарри прошел к гардеробу, зарылся в его недра по плечи и, вернувшись к профессору, протянул ему мантию-невидимку. Северус мрачно заметил:

— Если он крыса, то может услышать мои шаги, у крыс тонкий слух.

Гарри прогнулся в кранче. Северус посмотрел на его спину, сардонически ухмыльнулся и взял мантию.

Питер, не дыша, сидел в норке, едва живой от испуга: только что мимо него прошел Дамблдор, к счастью, куда-то торопящийся, а то б ему несдобровать — ведь директора-то Хогвартса обычно всеведущи… Наконец испуг прошел, сердечко перестало так бешено колотиться, и Питер, успокоившись, решил двинуться дальше, но тут до его слуха донесся престранный звук, никогда ранее не раздававшийся в стенах старой школы — стук конских копыт.

«Кентавр?» — озадаченно подумал Питер, осторожно выглядывая из ниши. Нет. Не кентавр — конь, причем простой, маггловский. Питер опупел. Что… во имя всего не святого, происходит в Хогвартсе? С каких-таких пор по школе маггловские кони разгуливают? Коротенько промелькнула мысль об анимаге, но, присмотревшись повнимательнее, Питер окончательно уверился, что это простое животное. Поняв это, Питер расслабился и вылез из укрытия, чтобы получше рассмотреть зверя, потому что конь тем временем вошел в тень и, встав в полном мраке, стал плохо виден.

Гарри хладнокровно ждал, выбрав место потемнее, чтобы выманить любопытного Пита на открытое пространство, на его спине замер Снейп, закутанный с ног до головы в мантию-невидимку и с палочкой наготове… Оба они с дотошностью аллигаторов поджидали, когда крыса приблизится на более убойное расстояние, ведь по такой мелкой цели было так легко промахнуться… Ближе, всё ближе придвигается осторожная и юркая крыса. Угу, крыса-то юркая, да маг глуп: настоящая, всамделишная крыса давно бы улепетывала со всех ног при виде коня в таком необычном месте. Ведь нормальные кони пахнут овсом и стоят на конюшне!

Невербальное Оглушающее с Инкарцеро в связке крепко и надежно спеленали ничего не подозревающую крысу. Тем же невербальным Акцио Северус приманил Пита к себе под мантию. Убедившись в том, что ничего и никого не видно, Гарри развернулся и быстрым шагом направился в подземелья. Очутившись в своих апартаментах, Северус распахнул мантию и спрыгнул с коня, прошел в класс и бесцеремонно швырнул крысу на стол, после чего желчно осведомился:

— И что с ним прикажете делать, Поттер? Дамблдору в коробочке подарить, министру инфаркт обеспечить или в супе сварить и скормить собаке Хагрида?

Пока он плевался ядом, Гарри неспешно подбирал таблички и составлял из них слова. Пришлось заткнуться, подойти и прочитать.

«Заставьте Пита принять человечье обличье и спросите его, где Волан-де-Морт?»

Посмотрев на свою левую руку, Северус передернулся и ушел в кладовку, вернувшись, развязал крысу, принудительно превратил в человека, потаращился с удивлением на результат — толстяка, отощавшего в одночасье — снова передернулся и капнул в рот уроду три капельки Веритасерума, после чего, усадив неприятного типа на стул, колданул в одутловатую рожу Энервейтом. И спросил, едва Пит открыл глаза, равнодушно уставившись перед собой, отупев под воздействием зелья:

— Где Темный Лорд?

— В Литтл Хэнглтоне, в доме Реддлов, — деревянно ответил зомбированный Пит.

— Что ты тут делаешь? — догадался спросить Северус после некоторого замешательства.

— Ищу Барти. Хозяин беспокоится — Барти перестал докладывать, Лорд боится, что Барти перешел на сторону Дамблдора… — монотонно сообщил Питер.

— Что здесь делал Барти? — ухватился за новую загадку Северус. Далее они с Гарри в полном обалдении выслушивали гениальный план Лорда о готовящемся ритуале «Кость отца, плоть слуги и кровь врага», о перемещении того самого врага при помощи портала, который Барти должен установить в лабиринте в конце последнего тура. Зашибись план: умереть не встать! А дальше что?

— А дальше Лорд получит новое тело, — меланхолично доложил Питер. Гарри оглядел себя и громко заржал, весело, от всей души. Широкой и конской. Северус криво усмехнулся — интересно, а Лорду не станет грустно, если он получит тело, скажем, кентавра? Гарри, мерзавец, телепат лошадистый, только пуще загоготал, услышав мысли профессора. Усыпив крысака Сомнусом, Северус и Гарри отошли к пюпитру — посовещаться.

— Что будем делать, Поттер? — деловито начал профессор.

«Он там один и, похоже, беспомощен», — аккуратно сложил Гарри из табличек.

— Понял, — оскалился Северус. — Спустим на него министерских псов?

«И Пожирателей, — добавил Гарри. — Пусть посмотрят, кого ждут».

— Сейчас или погодим? — в приступе нездорового азарта спросил Северус. Гарри фыркнул, мысленно говоря: а куда спешить-то?

Спящего, связанного и украшенного красной ленточкой с бантиком Пита Северус камином переправил в Атриум Министерства Магии, в сопроводительной записке, написанной без почерка диктопером, было вот что:

«Господа министры, этого анимага я поймал у себя в саду в крысоловке. Едва я хотел прибить крысу, как она обернулась человеком и напала (напал) на меня, мне кажется, что это всё-таки мужчина. Я потом вспомнил его, мы с ним когда-то учились на одном курсе в школе Хогвартс, если память мне не изменяет, то он Питер Петтигрю, который умер, убитый Сириусом Блэком, как-то это всё странно, вы не находите? Разберитесь, пожалуйста, с этим делом.

Всегда ваш, немного растерянный Аноним».

Давно погас камин. Растворились без следа последние граны яда в бескровной плоти. Впала в прочную долгую спячку счастливая и никем не тревожимая Нагайна. Лордика без требуемой дозы ломало и корежило, как распоследнего наркомана: его плющило и выворачивало, трясло в лихорадке и тошнило желчью. В разболевшейся голове билась одна-единственная перепуганная мысль — капец, он шас тут загнется, и никто, никтошеньки ему не поможет… Хвост, предатель, сбежал!!! Да что за мир такой, все его предают, последний слуга и тот сгинул, в подвале два трупа, людей вокруг — не дозваться, да и некого, кругом одни магглы! А это тело, топорно выращенное Бартемиусом, вот-вот сгниет и распадется, и будет Он опять бестелесным ничтожным духом, которого неведомая сила притянет обратно в Албанию, и будет снова летать там без цели и тела вокруг голых и мертвых деревьев… Яду мне, яду!

Его жалобный, едва различимый сипящий вопль остался без ответа, никем и ничем не услышанный.

Но! Жить-то хочется. В той маленькой албанской стране он, помнится, вселялся в крыс и змей, может и тут попробовать? Ой, нет, в Нагайну нельзя, она крестраж, может произойти слияние его души с отколотым куском, и тогда весь труд насмарку, пропадет ценный сосуд и ресурс. Хотя-я-я… Здесь же неподалеку ещё один хранится, в перстенечке.

Красные выпученные зенки оценивающе оглядели безмятежно спящую гадюку. Разваливающийся гниющий мозг решал шекспировскую проблему: вселиться в гадину или не вселиться? Слиться воедино с тем куском или не слиться? Быть иль не быть?..

Тут лопнула от распирающих газов брюшная полость, и вид собственных кишочков подстегнул Фому-неверующего, заставив покинуть гомункула и слиться с сознанием спящей змеи. Хм, а змейка-то права, спать надо, какие проблемы? Их и весной можно решить… Погодите, как весной?.. Это что, Нагайна его поглощает? Ой… Спасите-помогите!

Перепуганный дух насилу вырвался из коварного тела гадюки и тут же полетел, куда-то влекомый кем-то очень сильным. Увидев свой дом сверху, а затем и лачугу Мраксов, Лордик понял, куда его несет. Сопротивляться было бесполезно — эфир был сильнее. Колечко втянуло блуждающий дух в себя, черный камушек Смерти глянцево блеснул гранями и умиротворенно замер, получив ещё одну душу. Ибо он не был крестражем, а всего лишь Воскрешающим камнем, волшебным артефактом-накопителем, в который один наивный дурак заключил часть своей души и решил, что создал отличный крестраж. Что ж, даже Темные Лорды иногда ошибаются.

А в опустевшем доме спокойно спала обычная маленькая гадючка, длиной где-то в полметра, спала крепко и сладко, чтобы проснуться весной и уползти на поиски сексуального партнера, полностью забыв, что когда-то и где-то в прошлой жизни она была огромной и свирепой Нагайной.

В сейфе Лейстрейнджей и в комнате Потерянных вещей, а также в доме Блэков на площади Гриммо сонно заворочались крестражи, почувствовав, что они как якоря больше ни к чему не прикреплены. Озабоченные данным обстоятельством, они просочились сквозь стены своих сосудов и устремились в эфир на поиски пропавшего корабля.

А найдя, срочно выковыряли его из камня, поставив перед самим собой голым фактом. А точней, привидением. А иначе для чего он их создавал, спрашивается? Чтоб ты жил, дурак, а в каком виде, нам уже неинтересно. Выслушав доводы своих крестражей, призрак Тома Реддла, увы, даже разрыдаться не мог — нечем.

Но мальчишку он достанет, чтобы просто отомстить ему, мелкому гаденышу, будет знать, как рождаться на свет и убивать Темных Лордов!

Пита допросили. Сопоставили его показания со слухами, которые распускал Дамблдор, почесали макушки. Дистанционно оправдали Блэка.

О своей неожиданной амнистии тот прочитал в газете, поперхнулся виски и долго откашливался, пытаясь вернуть горло на место и уложить в голове невероятную мысль о том, что он официально и законно объявлен невиновным. Потом, когда эта мысль полностью улеглась и утрамбовалась в его черепушке, среди извилин слегка заторможенных Азкабаном мозгов начали зарождаться радужные мечты о том, как он забирает к себе своего любимого крестничка, как приводит его сюда и дарит ему самую лучшую комнату — свою собственную!

Сидит Блэк за липким, залитым пивом столом в застарелых пятнах сладкого кофе и жирного супа, его синие глаза слепо шарят по закопченным балкам и паутине в углах, в упор не видя свинарника за розовыми облаками сказочных мечтаний. Его чудесный мальчик, крошка-щеночек, нежный лапочка Сохатик, его масенький глазастенький олененочек, скоро будет жить с ним! «Я всё исправлю, Джейми, клянусь! Всё-всё исправлю, твой щеночек ни в чем не будет знать отказа, у него всё будет, всё, что он пожелает!» Залив всю кухню розовыми соплями, Блэк пьяно икнул, уронил нечесаную голову на грязную столешницу и, сплющив породистый нос, раскатисто захрапел.

Проспав восемнадцать часов и едва подняв чугунную с бодуна голову, он, кое-как собрав себя в кучу, попытался привести свою бренную тушку в более-менее вертикальное положение. Выпил просроченное Антипохмельное, почистил зубы пальцем, надел изъеденный молью плюшевый камзол и отправился за Гарри, спеша исполнить обязанности крестного отца.

Его появление в Большом зале внесло некую сумятицу среди студентов, которые собрались спокойно поужинать, но когда запах вкусной еды перебили миазмы жуткого перегара… Зажав рты и носы, позеленевшие дети в ужасе уставились на косматого бомжа в драном камзоле, источающего те самые АРОМАТЫ, и едва сумели подавить рвотные позывы моментально взбунтовавших желудков.

— Гарри! — каркнул Сириус Блэк. — А я за тобой! Ты должен немедленно отправиться ко мне в гости, я тебе самую лучшую комнату дам. ИК!

Это «ик» добило окончательно, ведь физически это была отрыжка. Ползала вмиг опустело, детей сдуло вонючим ветром вон, включая Гарри: черный конь улепетывал вместе со всеми, спасаясь от газовой атаки.

Снейпу, Флитвику и мадам Помфри пришлось насильно промывать Блэку проспиртованный организм и проветривать помещение. А домовики вдобавок вынуждены были сменить блюда, испорченные газами визитера.

Промытый и освеженный Сириус ещё и обиделся на насильственное опохмеление, сидел надутым хомяком и сверлил синим презрением Помфри, которая пыталась расчесать его давно немытые патлы. Наконец сочли, что незваный гость приведен в порядок, и послали Флитвика за Поттером, а пока тот семенил туда-обратно, сделали попытку предупредить Сириуса.

— Мистер Блэк, понимаете… — осторожно начала Помфри. — Гарри немножко изменился. На первом туре с ним произошел несчастный случай, который превратил его… ммм-м-м, в животное.

— Хи-хи, в олененка? — жизнерадостно спросил Сириус.

— Почти… — себе под нос пробормотал Северус. Но Сириус со своим собачьим слухом услышал его бормотание и злобно пролаял:

— А твое мнение мне неинтересно, Нюниус!

— Ты хоть слышал, что Поппи сказала, собака ты азкабанская? — рявкнул Северус, взвинчиваясь с полуоборота. — С Поттером произошел несчастный случай!..

— Да хоть сотня несчастных случаев! — заорал взбешенный Блэк. — Я своего щеночка любого приму и заберу, чем бы ты тут ни вонял, Нюнчик.

— Ну это ещё вопрос — кто из нас воняет, — неприязненно буркнул Снейп. Ответить Блэк не успел — пришел Гарри. Увидев перед собой высокого статного коня, азкабанский сиделец недоуменно вздернул бровь. Как и всякий анимаг, он с полувзгляда сразу же определил, что перед ним простое животное. Пофыркал и раздраженно спросил:

— Очень смешно. А где Гарри?

Ему указали на коня.

— Вот Гарри.

Снова похихикал, потом рявкнул, выходя из себя:

— Хватит шутить, идиоты! Где мой крестник?

Тут и Гарри решил о себе заявить, осторожно ткнул Сириуса носом в плечо, но тот — вот собака! — грубо оттолкнул коня с яростным рычанием:

— Да отвали от меня, скотина!

Гарри состроил строгую морду и оскорбленно отошел назад. Флитвик удивленно пропищал от двери:

— Мистер Блэк, тут никто не шутит, это правда Гарри. Магия драконов превратила его в коня.

— Вы думаете, я вам поверю? — взъерепенился Сириус. — Я следил за всеми событиями и читал в газетах о том, как прошел первый тур: там всё в порядке, все чемпионы целы, трофеи добыли без особого риска для жизни! Вы мне тут чего вруливаете? Какие несчастные случаи? Где Гарри?!

— Я не знаю, зачем Дамблдор решил замолчать похищение чемпионов! — сердито заговорил Северус, чеканя каждое слово. — Но мы все были свидетелями того, как два дракона похитили двух наших студентов. Мы их нашли две недели спустя в аравийской пустыне — Седрика и Гарри. Поттер рискнул своей жизнью, чтобы спасти друга, и по воле Рока или Судьбы и Случая, стал конем. И магия эта необратима, он навсегда остался животным.

Говорит Северус, говорит, а лицо Сириуса принимает всё более скептическое выражение, дождавшись же конца монолога, он презрительно бросил:

— Так я тебе и поверил, Нюниус. Не старайся, ты меня ни в чем не убедишь, ты всегда завидовал славе Джейми, он был самым лучшим во всем и всегда, в отличие от тебя, занюханного задрота с сопливым носом и сальными…

Гарри не дал ему договорить: коротко гоготнув, он со всего маху врезал зубами в лоб разошедшемуся Блэку. Тот так и сел от мощного втыка.

— Мистер Поттер! — ахнула Поппи, прижав руки к груди. Блэк тяжело посмотрел на неё — возглас медички убедил его в непреложной истине: он только что получил щелбан от Гарри. И ещё кое-в чем…

— Значит, заступаешься за слюнтяя Нюниса? — зло выдохнул он, глядя с пола на коня. И выплюнул с ненавистью: — Предатель. Подумать только, а я-то видел в тебе Джейми, моего дорогого друга, а ты… а ты — не он, и никогда не станешь Джеймсом!

— Мистер Блэк! — шокировано воскликнула Поппи. — Ну что вы такое говорите? И разве вам не всё равно, что случилось с Гарри? Как вы можете такое говорить ему?!

Сириус встал и, ни на кого не глядя, покинул медицинский кабинет. Северус покосился на Поттера и увидел, что тот не особенно страдает от ухода крестного. Спокойно стоял и глазел на пузырьки с зельями в шкафчике мадам Помфри. Подошел, постоял рядом, посмотрел на отражение черной морды в стекле и тихо спросил:

— Всё в порядке?

Гарри молча кивнул и передал мысленно:

«Он мне никогда не нравился. До тринадцати лет я о нем вообще ничего не знал. Он и крестный-то, по сути, никакой, двенадцать лет сидел в Азкабане, а стоило крысу в газете увидеть, так сразу нашел щелочку на волю».

Северус с интересом посмотрел в грустный лошадиный глаз и тоже решил пооткровенничать:

— Вы должны Дамблдору за издевательства над ним месяц отработок со мной. О которых я не сообщал вам лишь по той причине, что не представляю вас за чисткой котлов.

Гарри только хрюкнул на это, благодарно толкнул профессора в плечо. И спросил:

«А почему же он меня не проклял?»

— Видимо, потому, что у него хватило такта не применять магию против беззащитного и бессловесного животного, — очень серьезно пояснил Северус.

Злой, как сотня мантикор, укушенных ядовитой цикутой, Сириус трансгрессировал на крыльцо своего дома на площади Гриммо. Пинком распахнув дверь, он с размаху перешагнул через порог, в раздражении широко и твердо ступая.

«Хрык!»

Под его бешеной ногой треснула и провалилась трухлявая половица. Споткнувшись на полном ходу, Сириус, не удержав равновесия, с коротким воплем полетел на пол, напарываясь горлом прямо на край жестяной окантовки подставки для зонтов и тростей. А она, насколько мне помнится, была сделана из отрубленной ноги тролля. Сейчас она была очень устойчива, так как глубоко врылась в многолетнюю грязь, состоящую из кучи разного хлама: тряпок, досок и полусгнивших зонтов.

Нелепая и даже в чем-то глупая смерть… И отлетающая душа даже не задумалась о том, чтобы хоть на секунду задержаться в этом мире. Эмоциональный настрой Сириуса был более чем очевиден, а ментальное тело слишком ослаблено влиянием дементоров. Иначе и прямо говоря: эту несчастную душу давно уже поджидали на небесах.

Эфир вездесущ. Всеведущ и безграничен. По сути говоря, эфир — это верхний слой неба в древнегреческой мифологии, местопребывание богов, он же — тончайшая пятая стихия в античной и средневековой натурфилософии, физике и алхимии, кроме того, эфиром является и предполагаемая в устаревших теориях всепроникающая среда, колебания которой проявляют себя как электромагнитные волны. А ещё эфир — последнее пристанище блудных душ. И если верить самой первой теории о седьмом небе, то сейчас в ней парила душа Тома Реддла, неспешно плывя по течениям воздушных рек.

Никто не знает, что конкретно происходит с душой умершего человека. На эту тему издавна ведутся бесконечные научные и религиозные споры: кто-то считает, что душа умершего отправляется на перерождение, кто-то с пеной у рта утверждает, что душа уходит в райские кущи к богу на постой — в Эдем, в Вальхаллу, на Олимп и прочие Нангиялы.

Том парил в Нигде и Никогда, летел неспешно из Ниоткуда в Никуда, созерцая собственный пуп Вечности и готовясь к Бесконечному Пути в Небытии.

Но! Ему всё ещё хотелось жить. И это незатейливое желание скромного привидения продолжало удерживать его бродячую эктоплазму в полосе прибоя — на Седьмом небе мирового Эфира. То есть на Земле, не давая душе полностью раствориться в… эфире. Простите за столь частые повторы…

Когда мимо него воспарила к Седьмому небу душа почившего волшебника, медленно растворяясь на элементы, чтобы окончательно и бесследно уйти за Грань, Том устремил алчущий взор вниз — где-то там находится свежее тело мага, как раз то, что ему жизненно необходимо — пустая оболочка, не занятая ничьей душой.

Вылетев из эфирного потока, призрак устремился по следу эктоплазмы. Спрятанный дом он увидел сразу. Просочился сквозь стены и завороженно уставился на прекрасное свеженькое, ещё теплое тело молодого волшебника. Молодого! Осмотрев тело на предмет повреждений, Лорд успокоился — ерунда, всего-то трахея перебита, это быстро лечится. Главное — не занято никем, до конца года можно поносить эту тушку, а там и ритуал возрождения проведем, зато теперь он сам всё сделает, сам всё сварит-достанет, всё сам, никому не доверит столь ценное дело!

Опустившись в коченеющую плоть, Лорд тщательно подогнал свое эфирное тело, старательно сливаясь с трупом. Для полного слияния понадобилось энное время, но Лорд обладал порой таким змеиным терпением, что удав от зависти удавится.

Зато когда он встал с пола и осмотрелся, привыкая к новому зрению, то остался очень доволен — тело слушалось его почти идеально. Нашел палочку и ещё более пришел в хорошее расположение духа — палочка этого волшебника по виду почти не отличалась от его собственной тисовой, а значит, никто не заметит подмены.

Медленно обошел дом — надо было узнать, как звали прежнего владельца тела. Пришел в немалое смятение, поняв, что тушку зовут Сириус Блэк, и что он — та-дам! — целый крестный того самого мальчика. Бу-ха-ха!.. Да Поттера он теперь просто за ручку уведет на то кладбище! Любовно погладил шелковый гобелен, сообщивший ему такую ценную информацию.

Память и знания Сириуса ему не достались. Темный Лорд Волан-де-Морт по-прежнему ничего не знал о событиях, произошедших на первом задании Турнира Трех Волшебников.

Выкопав из подвалов сдохшего домовика по имени Кикимер, Том велел ему заняться уборкой, а сам трансгрессировал к себе в Литтл Хэнглтон — готовить ритуал Возрождения и лечить разбитую глотку.

Черная метка на левых предплечьях Пожирателей, в том числе и Северуса, внезапно посветлела. Сперва она ни с того ни с сего начала зудеть и чесаться, а потом побледнела до прозрачности простой татушки, надо было видеть, с такой настороженностью за ней наблюдали все змееносцы: нервически моргая и опасливо затаив дыхание — что происходит, чего там главный Прометей задумал? Помереть решил или кого-то призвать собирается?.. Обесцвеченная метка никого болью не обожгла, Пожиранцы украдкой выдохнули — кажись, пронесло, не вернулся, но и опять не помер… жаль.

Дамблдора Гарри оставил в покое — некогда стало на него охотиться, потому что Невилл придумал, как научиться дышать под водой целый час, достав для него жабросли. О своих планах Гарри никому не сказал, понимал, что его будут отговаривать от этой безумной идеи. Сам он не считал её глупой, напротив, полагал, что это будет круто — участвовать со всеми наравне, как и прежде. Придя на берег озера, подождав, Гарри выкопал из-под снега припрятанный заранее пучок темно-оливкового растения, взял в рот и, медленно жуя, побрел на глубину. Зашел по шею, замер в ожидании… Ну, замер — это ещё мягко сказано: январский холод вызвал у него неодолимую дрожь и посинение.

Ноги Гарри внезапно слиплись, и он крупом резко ушел под воду, громко вскрикнув от неожиданности. На передних ногах вдруг выросли пальцы… За челюстями словно бритвой провели. В следующий миг Гарри почувствовал, будто ему на лицо нало­жили невидимую подушку, зажали рот и нос, он судорож­но вздохнул, и у него закружилась голова. Легкие опусте­ли, а слева и справа за челюстями что-то начало дергаться и сжиматься в глотательном движении. Очумев от престранных ощущений, Гарри с недоумением прислушался к себе, пытаясь понять, что с ним такое происходит? Наконец почувствовал широкие щели, которые открывались и закрыва­лись, словно хватали воздух — тьфу ты, господи, это же жабры!

Без дальнейших раздумий Гарри сделал то, что только и можно было те­перь сделать — нырнул в воду. Глоток ледяной воды показался глотком жизни. Голо­ва перестала кружиться, второй глоток воды плавно про­шел сквозь жабры, и мозг насытился кислородом. Гарри поглядел на передние ноги, в зеленом полумраке озерной воде они казались призрачными, а между когтистыми пальцами выросли перепонки. Он изогнул шею, чтобы посмотреть, что с задними ногами случилось, и обалдел — ног не было. Вместо них сзади у него красовался длинный и гибкий дельфиний хвост, покрытый синей и зеленой чешуей. Растерянно задумался, в кого это он превратился, черт возьми? Потрогал лапами голову — ну, вроде конская, вот только зубы… он помнил, что клыков у него раньше не было, да ещё таких острых, иголки прям. Окончательно офигев, Гарри остро пожалел, что не прихватил с собой зеркало — страстно, до зуда, захотелось посмотреть, кем же он стал?!

Поплавав туда и сюда до тех пор, пока действие жаброслей не закончилось, Гарри выбрался на берег счастливый донельзя — он справится и со вторым заданием!

Сюрприз для судей Гарри сделал знатный. Сперва-то никто не обратил внимания на коня, пришедшего вместе с ребятами к причалу: ну пришел, ну и что, за компанию наверное… Однако когда после свистка судьи конь начал что-то жевать, спрятанное за щекой, Северус вдруг вскочил и заорал:

— Стойте! Остановите коня!!!

Поздно, батенька! Чешуйчатый монстр скользнул с пирса в воду, а над трибунами разнесся ошеломленный возглас зрителей:

— Гиппокамп? Поттер превратился в гиппокампа?!

Седрик и Флер с пузырями на головах и Виктор, ставший наполовину акулой, лишь одобрительно покивали на чудесную новую аниформу Гарри и порскнули во все стороны на поиски своих украденных вещей. А Гарри-гиппокамп с восторгом подумал о том, что когда он станет человеком, то будет искать способы превращаться не только в коня, а попробует ещё многие формы. Как Мерлин, величайший волшебник всех времен и народов, который умел превращаться в зверя, птицу и рыбу.

Гарри плыл, наслаждаясь невероятными возможностями речного монстра, а как же, вся водная нечисть от него шарахалась: пугались и закапывались в ил гриндилоу, поджимали хвосты тритоны и русалки, с предельной вежливостью уступая дорогу невиданному посетителю их маленького мирка…

Ледяная вода вокруг была просто прохладной, при­ятной и удивительно легкой — ещё один плюс к водной аниформе: что-то подсказывало Гарри, что в дальнейшем ему станет нетрудно оборачиваться в гиппокампа даже без помощи жаброслей. Гарри вытянул шею, силь­ными гребками заработал когтистыми лапами-ластами, оттолкнулся хвостом и удивился, как быстро он плывет. И видел он теперь ясно и далеко. Ско­ро Гарри заплыл так глубоко, что уже не мог различить поверхности озера, и направился прямо ко дну. Гарри поплыл вдоль дна. Тишина давила на уши. Вода у дна была мутная, и видел Гарри теперь совсем недале­ко, футов на десять вокруг. Под ним расстилался удиви­тельный мутный пейзаж, новые виды словно выскаки­вали из темноты по мере того, как он быстро плыл впе­ред. То вырастали целые леса черных трепещущих во­дорослей, то широкие илистые луга с редкими валуна­ми. Гарри заплывал все ниже и ниже, к середине озера, он широко раскрыл глаза и старался заглянуть подаль­ше, туда, где за серой пеленой воды смутно маячили тени.

А вот и пленники. Подплыв к Полумне, Гарри перекусил веревку, закинул девушку на спину и поплыл прочь, не дожидаясь остальных. Свою часть задания он выполнил. Правда, потом ему ещё раз пришлось сплавать в глубину за маленькой Габриэль, потому что Флер не справилась со своим заданием, испугавшись никогда не виданных ею во Франции гриндилоу…

Северус потерял сон и аппетит. Он и раньше-то не особо соблюдал график приема пищи и сна, а тут и вовсе начал воздухом питаться и превратился практически в профессора Вагнера с его экспериментальным периодом «Человек без сна». Причина была в Поттере: чем дольше он цокал копытами, тем больше хотелось прекратить это безобразие и вернуть его в человечье состояние. Северус, Филиус и Поппи горы литературы перелопатили в поисках средства вернуть Поттера в исходное положение.

Но увы и ах, о той долине, о которой рассказали Гарри и Седрик, знали только они двое. Остальные, как известно, унесли драконью тайну с собой в могилы, навеки замолчав соляными статуями в белых песках.

Так что в книгах просто не было нужной информации о том, как снять проклятие с Гарри Поттера, единственного анимага, покинувшего долину Радуги и сумевшего увезти с собой товарища, чего никогда не случалось за всю историю магического мира.

Книга за книгой, трактат за трактатом — симптомы анимагической комы, выходы из неё, много способов научиться анимагии и как исправить ошибки при неудачных превращениях — много чего было в старых и не очень фолиантах и гримуарах, и ни единого слова о том, как вернуть человеку его облик. С отчаяния Северус даже маггловские сказки вспомнил: «Принц-лягушонок», «Красавица и чудовище», «Король-Дроздобород», «Щелкунчик» и даже «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями», все эти сказки он честно перечитал, надеясь увидеть в них если не скрытый смысл, то хоть подсказку — как можно расколдовать заколдованного принца. Во всех сказках, однако, был один общепринятый способ — поцелуй невинной девушки или, наоборот, слюнявый чмок заезжего принца спасал какую-нибудь столетнюю спящую красотку…

Ну, чем бы Моргана не тешилась, Мерлину всё одно фиолетово. Попробовали поцелуй невинной девушки. Попросили Полумну чмокнуть Поттера ради эксперимента, смеяться Пандора Луна не стала, а всерьез подошла к этому делу: для начала она честно забыла о просьбе, а когда Гарри, мокрый насквозь, вылез из озера с Габриэль на плечах, то на радостях расцеловала его — обчмокала всю морду, включая губы конские… Флер добавила, тоже обняла героя и присосалась, страстно благодаря за спасение сестренки.

Надо ли говорить о том, как замерли трибуны, все зрители аж дышать перестали, моментально вспомнив сказки и надеясь на ЧУДО?

Чуда не случилось, мокрый конь как был, так и остался мокрым конем… разве что обалдевшим слегка — его две такие красавицы отметили!..

Что касается Гарри, то он жил и ни о чем не тужил. Было бы с чего — его не обижали, не мучили железом, он имел возможность высказать просьбы и желания при помощи табличек с пюпитрами, на здоровье не жаловался, шерсть блестит, глаза ясные да зоркие, друзьями окружен, вниманием не обделен, чего ещё надо?

Да ещё и после второго тура к нему слава пришла, все были в восторге от того, какой он оригинальный выход нашел — превратиться в гиппокампа, морского коня, да можно ли придумать что-то получше этого?! Рон, бедняга, обзавидовался до красных кругов перед глазами и обильного слюнотечения — ну как же так, опять Гарька впереди всех!!!

Как конь, Гарри, конечно, попробовал пообщаться с лошадьми, точнее, с пегасами в загоне… Что ж, язык у них был, но весьма своеобразный, не слишком богатый словарный запас восполнялся жестами, а отношения вводили в ступор. Выбить глаз копытом или откусить ухо в драке среди жеребцов — милое и обычное дело, тумаки и удары лошади принимали и прощали только от себе подобных, человек, ударивший коня кнутом, моментально становился врагом номер один, потому что он, оказывается, не имеет права, с точки зрения лошади, на такие личные оскорбления!

Вожаком в табуне был не самый сильный и быстрый жеребец, а мудрая и опытная кобыла, иными словами, среди лошадушек существовал матерый матриархат, а молодой и прыткий красавец мог сколько угодно воображать себя защитником — старшая кобыла Всеобщая Мама снисходительно позволяла сынку развлекаться, видя в нем всего лишь хорошего производителя. У Гарри аж челюсть отвисла, как только он узнал об этих нюансах лошадиных отношений.

Жить жеребята могли в общем табуне до трех лет, потом они изгонялись, но если он сын начальницы, то оставался с матерью в табуне на всю жизнь и даже имел некий статус привилегированного вожака. Есть над чем подумать.

Пробуя с ними беседовать, Гарри вскоре оставил бесполезные попытки, поняв только одно: чтобы понимать лошадь — надо родиться лошадью. Уж больно специфичен оказался лошадиный взгляд на мир… Мокрую траву она не любит, зато обожает стоять под проливным ливнем, слушать раскаты грома и смотреть на проблески молний. Любят лошади и ветры, в буквальном смысле видя их, в чем Гарри лично убедился ещё в горах драконьей долины. А ещё милые лошадки оказались жуткими собственниками, для них существовал только один жизненный интерес — шкурный: для каждой отдельно взятой лошади имелось только одно понятие ценности — «мое». Мое яблоко, мое мнение, моя трава, моя нога, мой луг и так далее и тому подобное. Других слов вроде «его» и «наш» в лошадиной азбуке просто не было. Но дружить они, слава богу, умели, и очень хорошо, нормальный конь со своим любимым другом может и поделиться яблочком с травинкой пополам, и холочку ему почесать, и спину подставить, чтобы усталый товарищ об него оперся и поспал.

Вспомнив единорогов и кентавров, Гарри прогулялся в лес, решив пообщаться и с ними. Кенты оказались жуткими снобами: на простого коня едва глянули, а когда тот наивно сунулся в их поселение, чуть не залягали насмерть. Гарри от них еле-еле отбился, с мстительной точностью повыбивав агрессорам глаза и зубы с челюстями, дабы те были человечьими и уязвимыми…

К единорогам Гарри шел уже с опаской: кто их знает, этих непарнокопытных гинекологов, как они к лошадям относятся? К счастью, уникорны отнеслись к визиту коня нормально, и Гарри вволю побродил среди них, наслаждаясь эстетическим удовольствием от живых прекрасных зверей, а то только одного в детстве видел, да и то мертвого… Единорожики приветливо обнюхались с гостем, поводили его по тайным лужайкам, познакомили со своими женами и детьми и даже пригласили на танцы под луной. Неожиданный бал у единорогов привел Гарри в восторг, и он всласть наплясался с ними на лунных дорожках, не подозревая, что рогоносцы вливают в него волшебные силы и долголетие…

Фестралы немного напугали Гарри, когда он их увидел: кошмарных, скелетированных зверюг, но драконолошади его не обидели, понюхали, проходя мимо, погладили крылом да и удалились восвояси. А Гарри задумался: а когда и где он смерть видел, чтоб фестралов начать визуалить? Он таких в книжке Ньюта Саламандера наблюдал, так что спутать не мог, или это у лошади такое зрение, так устроено, чтобы видеть невидимое?

Акромантулы Хагрида в спячку зимнюю впали, так что Гарри не боялся, что наткнется на них, оборотней в лесу тоже не стоит опасаться — их придумали для устрашения, потому что это был Люпин, но он сейчас далеко и неправда. Гиппогрифы обитали где-то на южной окраине Запретного леса, а туда Гарри не пошел — незачем, зато возле паучьей лощины он нашел клетку. Цельностальная, этакий металлический куб, с небольшим решетчатым окошечком и дверью в одной стене. Оттуда сильно тянуло смесью вони: кошачьей мочой, гнилью и болезнью. И внутри кто-то тяжело и хрипло дышал. Гарри приник к окошечку, пытаясь рассмотреть в тесном полумраке пленника, но, кроме какого-то бугра, ничего так и не увидел… Посмотрев на дверь, Гарри оценил замок, тот был обычный, навесной амбарный. Подумав, Гарри постучал копытом в стену, решив хотя бы по голосу определить обитателя клетки, и, к своему вящему ужасу, услышал:

— О, наконец-то кто-то пришел! Меня покормят?

Из клетки раздался человеческий голос, и не абы чей, а женский, грудной и глубокий. Гарри на ум тут же пришел какой-то нереально запредельный маньяк, державший в лесу своих жертв в вот таких вот тесных клетушках и моривший их голодом. Опасливо осмотревшись по сторонам, Гарри предположил, что днем психи вряд ли навещают своих жертв, а судя по тому, что она сказала, он сюда редко заглядывает… Тщательно примерившись, Гарри ударил копытом по замку сверху вниз, раз, другой, третий… С восьмого удара замок поддался, латунная дужка соскочила с паза, и, он, раскрывшись, криво повис. Аккуратно поработав губами, Гарри снял замок и потянул щеколду на себя, как ручку, распахивая дверь и впуская в клетку свет. Пленница посмотрела на него поверх своего плеча и как-то позабавлено произнесла:

— Опа… а это конь! Коней не ем, простите…

Гарри же было совсем не смешно: в клетке среди нечистот лежала мантикора, она же греческий бескрылый сфинкс. И сфинкс этот был серьезно болен, вернее, больна. Гарри зло посмотрел на снег под ногами, на стальные стены, пар изо рта, и возмутился окончательно — да ну вас на… то, что у быка между задних ног! Сволочи, я щас сам стану существом ХХХХ уровня опасности! Так издеваться над… леди! На волне возмущения Гарри и поскакал в Хогвартс за профессором Снейпом. Прорысил по коридорам и о-о-очень вежливо постучал копытом в дверь класса. У Снейпа хоть и был урок со вторым курсом, но гостя гнать не стал, а молча посторонился и пропустил к пюпитру, где Гарри скоренько набрал фразу:

«В лесу умирает больная женщина».

Идиотских вопросов Северус задавать не стал, невербально призвал из кабинета походный саквояж зельевара. Ученики, видя, что происходит, тоже молчаливо собрались и покинули класс. С крыльца Северус вскочил на спину Гарри, и тот на хорошей рыси унес его в лес прямиком к клетке. Увидев мантикору, Северус яростно зашипел:

— Это, по-вашему, женщина? Поттер, у вас мозгов нет?

Гарри отвел уши назад и набычился. Пришлось Северусу посмотреть на мир правильно и увидеть в чудовищной химере несчастную пленницу… Спешился, зашел в клетку, осмотрел больную. Женщина-сфинкс лежала врастяжку на боку, с закрытыми глазами и тяжело дыша. После осмотра Северус мрачно взглянул на Гарри и хмуро спросил:

— Ну и куда её, Поттер? Сомневаюсь, что мадам Помфри обрадуется такому пациенту и предоставит больничную койку.

«Ко мне», — мотнул головой Гарри. И фыркнул — у профессора так смешно отвалился ротик…

Позвали Хагрида, выслушали его охи-ахи и возмущенные непечатные формулы в адрес министерских, которые с января девку кошачью мучают холодом-голодом, шоб она злее была для охраны чего-то там в лабиринте. Эпитет кошачьей девки впечатлил Северуса, и он окончательно перестал видеть в ней хтоническое чудище из царства мертвых. С помощью Хагрида соорудили волокушу, прикрепили один край на холку коня, за другой конец взялся полувеликан, и сообща доставили температурящую мантикору в гаррины апартаменты. Уложили на лежанку, закутали в сто одеял, после чего Северус споил ей дозу того-сего лекарственного, что благотворно повлияло на простуженную девушку, и она крепко и сладко заснула, обняв лапами плюшевого мишку, которого ей Хагрид из дома принес.

Гарри тут же пристроился, собираясь согревать её своим большим и горячим телом, Северус трансфигурировал себе из табурета кресло и уселся в него у изножья караулить сон больной. И думать. Думал он обо всем, что произошло, происходит и будет происходить в дальнейшем: похоже, у учредителей турнира крыша давно уехала и велела долго ждать. Состязания основаны исключи­тельно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность.

Мерлиновы подштанники, сарказма-то сколько теперь в этой фразе! «Основаны исключительно на школьной программе»! Это драконы-то? Ну-ну, утром те дракоши нехило так повеселились, троих на тот свет отправили, а десятерых на больничные койки уложили, хорошенько прожаренных и расчлененных… А стоило мальчишкам клички огнеметам дать, так те сразу лапушками стали, прямо мамочками, похватали ребятишек и давай бог крылья. И что в результате от первого тура? Ребёнок пропал — навеки в конскую шкуру влез… Второй… ладно, нормально прошел, без печальных последствий, а в третьем, получается, ребят лабиринт поджидает с мантикорой в одном из проходов.

Посмотрел на спящую — укрытая по шею одеялами, она сейчас походила на самую обычную женщину: глубоко проваленные глаза, лихорадочный румянец на щеках, растрепанные каштановые волосы на подушке — совершенно нормальная девушка. И Гарри она теперь точно пропустит без писка, потому как спаситель.

Мимо его носа пролетела большая зеленая муха и закружила-зажужжала над Гарри. Не желая, чтобы всякие твари кусали его подопечных, Северус метким Плио приложил муху, хотя, может, это был и жук, он не присматривался… И почти не удивился, когда с потолка на пол рухнула оглушенная Рита Скитер. Написать статейки про любовь-морковь Хагрида и Олимпии, про Гарри-коня и пару Виктор-Гермиона Рита не успела. Северус действовал автоматом на фоне удивления — спеленал журналистку, утрамбовал в коробочку и отправил в министерство с сопроводительной запиской, претензией-кляузой: а почему это по школе незарегистрированные анимаги в виде тараканов шастают???

Лекарства Северуса и живая грелка имени Гарри подействовали на организм больной мантикоры очень и очень животворно, проснулась она практически здоровой и с отменным аппетитом. Пришлось её покормить кашей на мясном бульоне. Сытая и раздобревшая, мантикора прислонилась к ногам коня-спасителя и устремила на Северуса благодарнейший взгляд теплее мёда и слаще патоки. Назвалась Марией. Ещё один повод для возмущения со стороны Гарри: совсем они там чокнулись — существо с человеческим именем запирать в ледяную клетку и морить голодом! Взгляд её — ещё жарче, ещё добрее, прямо обласкала всех: и Северусу, и Гарри, и кошке Заплатке досталось по изрядной порции мантикорьей благодарности… А ведь тех, кто её в клетку упихивал, она тоже круто так приласкала — когтями по рожам, кое с кого скальп на память содрала, у кого-то глаз выцарапала, кому-то ухо с губой вырвала, порезвилась, в общем.

Снова задумался Северус — это что же получается? — ведешь себя с чудовищем по-зверски, и оно ведет себя так же пакостно, а стоит отнестись к нему по-человечески, то и всё — нет чудовища, а есть милая ручная лапочка. Правда, к Волан-де-Морту такой подход не сработает, он сволочь и сволочью останется.

Вернулся Хагрид и, кроя матом всех и вся, доложил следующее: про сфинкса в клетке попросту забыли! Покупал монстра Барти Крауч под Империусом, очнувшись в больнице, он про него и не вспомнил, потому что понятия не имел, что вообще кого-то покупал, а так как заплатил за доставку заранее… Ну и результат: папа в больничке, сына дёма чмокнул, в клетке забытая мантикора из ниоткуда, а продавцы с охотниками, поймав и сплавив чудовище, уже и забыли о сделке, грея руки о хороший куш с продажи дикой мантикоры.

Пригорюнилась Маша, поняв, что ничейная, и домой её никто не отправит, потому как некому. Гарри сочувственно потерся носом о её каштановую макушку, Маша в ответ к морде прижалась и заинтересовалась, на Северуса глянула с вопросом:

— Эмоции у коня человечьи… Почему?

— Это мой ученик, Гарри Поттер, — пояснил Северус. — Драконьей долиной заколдован.

— Слышала о том месте, — нахмурилась Мария. — Отец мой туда пару охотников за чудовищами заманил, в те каменные пески, застыли навеки. Рассказывал: чудесная земля, богатая и плодородная, ни одного человека на весь мир — одни звери да драконы. Говорят, души умерших животных тоже отправляются туда же, к источнику вечного лета и радуги. Во всяком случае, именно в кошек, собак и лошадей превращаются там чаще всего, отсюда и пошло поверье, что не надо плакать об усопшей кошечке, ей на самом деле хорошо, ведь она ушла на Радугу. А Гарри… Гарри ещё может вернуться. Он ведь не стал конем в буквальном смысле этого слова — эмоции и память у него остались человечьими, а значит, он вернется, однажды настанет день, когда он снова станет человеком.

У Гарри аж ноги подкосились, такого дикого облегчения он в жизни не испытывал: упав на пол, он шеей и головой сгреб Машу и крепко к своей груди прижал. Северус от объятий воздержался, но легкий вздох себе позволил и расслабленно вытянулся-растекся в кресле.

Фух, не всё потеряно, Поттера ещё можно вернуть в исходную форму.

Клетку в лесу Северус разнес Бомбардой к широко известной матери. А в лабиринте Мария и так согласилась участвовать, по доброй воле, ей это несложно — загадать загадку и пропустить правильно ответившего к цели. А неправильно ответившего пообещала сильно не калечить. Как видите, и с дикой мантикорой можно договориться. Просто она перестала быть сюрпризом для чемпионов, а стала личной гостьей Гарри Поттера, потому что только к нему может приехать знакомая леди из Египта. По крайней мере, такую легенду смогли сочинить для легального пребывании сфинкса в стенах Хогвартса.

Дамблдору такой расклад совсем не понравился, он кисло куксился при виде четвероногой парочки в коридорах и прочих школьных помещениях — вороного коня и песочно-желтого сфинкса с золотисто-каштановой шевелюрой. А впрочем, взаимно: Маше он тоже не нравился, мантикорочка подозрительно щурила карие глаза на старика и на всякий случай злобно шипела и демонстративно царапала пол львиными коготками, каждый размером с мужской палец.

Проползало время: уполз снежный февраль, уступая путь ветреному марту с его теплыми дневными муссонами и ночными морозами. Студенты готовились к грядущим экзаменам, а чемпионы — к последнему туру. И старался не расплакаться в своей деревне Сириус-Том, задолбавшись найти кость отца (от папы даже праха не осталось по причине кремации), альтернативу плоти слуги (какие слуги, когда он один-одинешенек?!) и крови предполагаемого врага (а вы не знаете, как зовут самого лучшего врага Сириуса Блэка?). В общем, Томми-Лорд оказался в полной жопе с кровью Сириуса, обаянием Сириуса, анимагической собакой Сириуса и… крестником Сириуса. Ну какой-такой теперь враг из Поттера, я вас спрашиваю, если он почти родня вот этой чертовой тушке по имени Сириус Блэк???

Лабиринт готовили, как полигон для сына королевских кровей, принца какого-то заморского царька Ваканды, Лулу Четырнадцатого, например… Чтобы и опасностей в меру было, такой, чтоб адреналин в крови подскакивал, и в то же время минимум её, чтоб, не дай Дагон, ни единый кучерявый волосок с драгоценной головы не упал! Иначе быть международной войне, папа у Лулы страшный, его остро отточенные зубы не одну вражью печень сгрызли, а коллекцией засушенных человеческих голов затмит даже подвалы кентской церкви Святого Леонарда.

Короче… Соплохвостам выдрали жала и ядовитые шипы, удалили газовые резервуары, акромантулам вырезали железы с ядом, связали жвалы и обрили наголо хелицеры. Дьявольские силки заменили безобидными ползуночками и тентакулой (её в теплицах Стебль много, так что студенты знали, как с ней управляться). С мантикоры Маши взяли твердое обещание никого не убивать и не калечить, а сам приз — хрустальный кубок — проверили-перепроверили сотни раз, прежде чем сочли, что он безопасен и никаким образом не превращен в портал, но и то его проводили в центр лабиринта под внушительным конвоем самых надежных и проверенных мракоборцев во главе с Северусом Снейпом, причем самого зельевара тоже проверили неоднократно, как-никак бывший Пожиратель Смерти и правая рука Темного Лорда. Последним вокруг кубка покрутился Сириус, просто крестный Гарри Поттера, который пожелал удостовериться, что кубок точно-точно безопасен…

В общем, проследили за тем, чтобы третье задание было как можно безопасней для жизни чемпионов, особенно для четвертого — Поттера. Темному Лорду это, кстати, польстило: вертясь среди гостей в образе Сириуса Блэка и слушая сплетни, он поневоле проникался уважением к самому себе — эк его боятся до сих пор, мертвого и давно сгинувшего! Вон как защищают мальчишку, который-выжил-от-его-руки.

Поттера он пока не видел, избегая его напрямую, боясь, что тот очень хорошо знает крестного и может заподозрить неладное, мало ли, не так посмотрит или не то слово скажет… Он же понятия не имеет, какие отношения были у Блэковской тушки и знаменитого очкарика. Как быть с Ритуалом, он, к счастью, придумал: убить кого-то на глазах у Поттера и за тот миг, пока мальчишка будет считать его убийцей и врагом, позаимствовать толику мальчишечьей крови как вражескую. Плоть слуги — сам Блэк, вернее, его тушка… главное, не побояться в котел улечься, в кипящее зелье. Но ради Возрождения можно и потерпеть секундную боль. Проблема была в папиной кости, точнее, в ее отсутствии, но тут он, кажется, нашел выход, заменив папеньку костями деда, Марволо Мракса, чьи скорбные останки он нашел и выкопал из могилы на том же кладбище, благо маги не кремировали своих покойников, как это делают ненормальные магглы.

Так, всё необходимое для проведения Ритуала он приготовил: котел, зелье, себя… тьфу, тушку Блэка то есть!.. Дедушкину берцовую косточку, ведь сойдет же, правда? Остались сущие мелочи: привести туда Поттера с дружком, убить его лучшего друга, стать на миг врагом Поттеру и взять у него кровь. Кристально ясный план, продуманный от и до. Про лучшего друга Поттера рассказывали Хвост и Барти, оба уверяли, что это Рон Уизли, а найти его легче легкого, вон он сидит, рыжий и конопатый, с грязным носом.

Однако хватит отвлекаться — тур начался! Так… трое: два парня и девка, конь. А где Поттер-то? Мальчишка в очках — где??? Покосился по сторонам осторожно Сириус-Том, прикидывая — а не выдаст ли он себя, если спросит, где Гарри? На всякий случай решил, что да, выдаст, ведь должен же крестный о крестнике знать. И чуть не выпал в осадок, услышав:

— Леди и джентльмены, третье и последнее состяза­ние Турнира Трех Волшебников начинается! Разрешите напомнить вам турнирное положение участников на сегодняшний день! Первое место делят между собой ми­стер Седрик Диггори и мистер Гарри Поттер, оба — шко­ла «Хогвартс», у каждого восемьдесят пять очков! На втором месте мистер Виктор Крам, институт «Дурмстранг», восемьдесят очков! И на третьем месте — мисс Флер Делакур, академия «Шармбатон», шестьдесят два очка!

Глаза Сириуса-Тома зашарили по полю в поисках младшего чемпиона, но рядом с желто-черным хогвартцем продолжал маячить всё тот же сивый мерин… Нехорошие подозрения закрались в башку, и Том осторожно потыкал пальцем в локоть сидящего рядом краснорожего волшебника:

— Простите, а где Поттер?

— Что с вами, Блэк? Вам же сказали, что Гарри стал конем, — с легким удивлением ответил Амос Диггори.

— Да? — вежливо уточнил Том-Блэк.

— Просто он не поверил! — хохотнул какой-то маг, сидевший с другой стороны от Амоса. Том хмыкнул: ну-ну, стать анимагом в столь сопливом возрасте, понятное дело, что крестный не поверил.

— Бедный мальчик… — вздохнул кто-то сзади. — Застрять навеки в анимагической форме.

Том вцепился зубами в ногти, чтобы не взвизгнуть от ликования — ещё круче! Ещё легче утащить мальчишку!!! А там превратить принудительно, выслушать благодарности, а потом ка-а-ак прибить его лучшего друга… Хе-хе, внезапное горе к неожиданному счастью — это ж така-а-ая ядреная смесь эмоций, уу-ух!

* * *

В далеком солнечном Египте готовилось восстание: боги мертвых наконец-то нашли Марию, любимую дочь Миохтепа IV. Одновременно с этим пришло сообщение, что её словили вообще-то не в политических целях, а просто как чудовище для детского лабиринта, данное обстоятельство слегка обескуражило венценосного папу, так как это означало, что война с заморцами откладывается. Но за погибшие нервы всё-таки следует отомстить. И он сурово глянул на осведомителя:

— И кто же виновен в похищении моей дочери?

Чихмен зябко поежился и втянул голову в плечи, отчего стал совсем похож на черепаху — уж больно грозен Владыка: грудь колесом, крылья полурасправлены, брови сошлись на переносице, взгляд — острее и тяжелее дамасской стали. И когти, когти, когти… жутенькие такие, милодон обзавидуется. Да и не может сфинкс выглядеть доходягой, будучи размером с ливанского тура в пару тонн весом. По сторонам Владыки сидят два грифона, тоже не котятки милые: стальные клювы, огненный немигающий взор — блоху за километр видят…

И на кого же эту крылато-когтистую армию натравить? Кто там вообще Турнир организовал?.. Ах да… Чихмен подобострастно склонился в низком поклоне, угодливо сдав с потрохами главного учредителя:

— А Дамблдор это, Сердце Богов.

Тут как поземка морозная по ним прошлась: воздух похолодел, на солнечный диск словно тень нашла — потемнело вокруг. А когда появился Хтор, настала и вовсе мертвая тишина, постоянно сопровождающая бога мертвых. Да и говорил Хтор не голосом, его трубный глас звучал в головах…

«Нам лучше отправиться в путь: Владыка, занявший чужое тело, вот-вот убьет отрока, пред которым у дочери Солнца долг Жизни. Драконы уже ждут нас».

Миохтеп ничего не стал переспрашивать — анубис всегда говорил коротко, ясно и по существу. Молча кивнув, он распростер мощные девятиметровые крылья и, слетев с трона, по широкой спирали взмыл к парящим в вышине драконам, только что открывших небесный портал, а бок о бок с ним летели грифоны, его личные телохранители.

* * *

Разными путями чемпионы добрались до центра лабиринта, разогнав с дороги обезвреженных мантикрабов с пауками, шуганув боггартов и шутя проскочив ловушки-перевертыши — Гарри их, к примеру, просто перепрыгнул, увидев искаженное пространство своим особым лошадиным зрением. Тупик с Загадками Сфинкса вышел очень даже увлекательным: первым до него дошел Виктор, увидел деву-Сфинкс и вежливо поздоровался. Мария томно прищурилась, сладко потянулась и спросила:

— Ну, здравствуй, человече. Поиграем в загадки?

— А давайте! — дружелюбно махнул рукой Витя, садясь перед ней на корточки.

— Семь сестер заняты каким-то делом. Первая сестра читает книгу, вторая — готовит еду, третья — играет в шахматы, четвертая — разгадывает загадку, пятая — учит уроки, шестая — ухаживает за растениями. А чем занимается седьмая сестра? — лукаво спросила Мария. Виктор разочарованно уставился на неё и растерянно сообщил:

— Рассказывает об этом, эту ж загадку все знают!

— Верно. Но она тоже что-то делает. Что?

Думал Виктор, думал и додумался, просиял:

— Смотрит за младшими. Правильно?

— Неправильно, человече, седьмая играет в шахматы с третьей, ведь в эту игру играют вдвоем. Ступай в обход, — Мария посторонилась, открывая боковой ход. Витя встал, поклонился и скользнул туда. Второй пришла Флер, малость потрепанная тентакулой, исцарапавшей французскую чемпионку шипастыми плетями. Ей Мария задала другой вопрос:

— Какое изобретение позволяет смотреть сквозь стены?

Продвинутая европейка дотумкала до прибора ночного видения и тепловизора. Маша пофыркала и сказала, что неправильно. А отгадка — окно, так что вертай-ка обратно, девочка, здесь ты не пройдешь, но если в начале второго туннеля свернуть направо… Флер намек поняла, ушла назад ко входу — искать второй туннель. Гарри пришел третьим, ему Маша приветливо улыбнулась и задала загадку в масть:

— Где встречается такое, что конь через коня перепрыгивает?

Гарри хрюкнул, копытом поставил четыре следа, подобрал тисовые шишечки и одной «перепрыгнул» через другую, отвечая, что кони прыгают в шахматах.

— Верно! — похвалила Маша и открыла ему прямой проход. Гарри радостно устремился в него, а за ним, наступая на пятки, Седрик принесся. Отдышался, поздоровался, присел перед Машей, в глаза вопросительно заглянул, ну та не стала затягивать с вопросами:

— Что всё время приходит, но никак не придет?

— Завтра? — бухнул Седрик, даже не задумываясь. Маша только брови подняла и посторонилась, пропуская юношу в тот же ход, что и Гарри, искренне уважая умного пуффендуйца.

К центру с призом сходились четыре пути, Витя и Флер пришли по двум из них, а Гарри и Седрик по одному, потому что Гарри зачем-то подождал Седрика. Увидев цель и друг друга, чемпионы рванули из своих ходов, Гарри, ехидно гогокая, порысил рядом с галопирующим Седриком, и до того наконец-то дошло: вскочил на спину и с верховой помощью добрался до кубка первым. Схватил и вскинул над головой, а Гарри вскинулся в высокой песаде, ставя последнюю точку. Но самую-самую распоследнюю точку поставил портал, схлопнув пространство и умыкая куда-то к черту на рога хогвартского чемпиона вместе с конем. Витя и Флер недоуменно переглянулись, вздохнули и пошли обратно, вспоминая повороты и тупики.

Неспешно спустился с трибун Сириус Блэк, никем не замечаемый, он дошел до границ школы и трансгрессировал на кладбище Литтл Хэнглтона. Рона он не стал прихватывать — сигналка сообщила ему, что портал переместил не одного, а двух — Гарри и кого-то ещё. На других телепорт просто не отреагировал бы… Что ж, удобный плюсик от тушки Блэка — родственная кровь, а отката ему нечего опасаться, всё равно «Блэку» недолго осталось жить.

Седрик соскользнул со спины Гарри и настороженно осмотрелся — они с Поттером находились на каком-то старом кладбище. Треснутые надгробия, покосившиеся кресты, поломанные оградки, проваленные могилы и круглая Луна над головой в ночном небе. Неподалеку от них горел громадный костер под исполинским каменным котлом. К котлу и к ним с другой стороны по тропинке быстрым шагом приближался человек, когда он вошел в круг света, то был опознан мальчиками как Сириус Блэк. Всё ещё настороженный Седрик, однако, не спешил расслабляться, крепко сжимая палочку, он напряженно спросил:

— Почему кубок сработал как портал, мистер Блэк?

— О, пустяки! Просто я хочу Гарри расколдовать, — безмятежно откликнулся «Сириус». — Я тут придумал кое-что, к сожалению, темномагическое, что-то, что министерство никак не одобрит, в том числе и Великий светоч Дамблдор. Вот и пришлось вас ненадолго похитить. Вообще-то я рассчитывал переместить сюда одного Гарри, но ваша помощь мне не будет лишней, молодой человек.

Сказав это, Сириус обаятельно улыбнулся, раскинув руки в безоружном жесте, и Седрик поверил ему, успокоено вздохнув, опустил оружие, спрятав его в чехол на поясе. Гарри же стоял, замерев на месте конским изваянием и ни на йоту не веря ничему, сразу поняв, куда именно их занесло — и Барти, и Пит, оба упоминали кладбище, портал их перенес опять же на кладбище, Сириус его не принял с последней встречи, значит, ждем и ни во что не верим.

— Ну, Гарри… — переключился тем временем Блэк на него. — Приступим?

И принудительное антианимагическое в него кинул, которое беспрепятственно прошло сквозь тело коня, не шелохнув ни единой шерстинки.

Что за блен-немочь? Ещё одно такое же контрзаклятие, и снова — ничего. Гарри уж и глаза прищурил, радуясь, что по лошадиной морде почти невозможно что-либо прочесть, ибо Сириус явно не был Сириусом. Ведь Блэк ушел, считая его предателем, а тут вон как тужится и пугается того, что не получается… Хотя, может, он просто одумался за последние пару месяцев.

Седрик, видя, что Сириус всерьез взялся за дело, решил не мешать им и неспешно прогуливался вокруг могил, от нечего делать читая имена на надгробиях. И удивленно заморгал, наткнувшись на имя, широко известное в магическом мире, а кладбище… Седрик бегло окинул его взглядом: да, всё верно, кладбище маггловское. Чудеса да и только! Возвращаясь к костру, он крикнул издалека:

— Гарри, тут есть могила Марволо Мракса! Представляешь?!

Проклятье! Этот щенок слишком глазастый! Разворачиваясь на крик, Сириус-Том с разворота кинул в грудь бегущему юноше Аваду Кедавру. В тот короткий миг появления зеленого луча произошли сразу две вещи: а) Гарри прыгнул наперерез Аваде, стремясь закрыть друга своим очень крупным телом, и б) разверзлись небеса, и с черного муара ночи на захватчика в теле Сириуса пролился столб огня, в момент распылив его на атомы. Вместе с Авадой, так и не успевшей сорваться с конца палочки. Вслед за огненным смерчем в небе распахнулись два крыла, и радужный дракон появился в воздушном портале, неся за собою яркие полосы. Казалось, сама Радуга раскинула свои гигантские крылья…

Драконы не знают жалости, им чужды человеческие эмоции и ценности, но даже они могут быть благодарными. Особенно тому, кто бескорыстно делает добро, не выбирая, кому помочь… А Гарри это заслужил. Радужное сияние окутало тело коня. Загородился рукой ослепленный Седрик. И тут их подхватили когтистые лапы Дымки и Леди Райн, подняв мальчиков, драконицы взмыли к раскрытым вратам.

Зрители тупо глазели на зеленый узор, складывающийся в характерный рисунок стандартного лабиринта, где-то в его глубине сейчас шарахались четыре чемпиона, сражаясь с чудовищами и проходя хитрые ловушки. А им, бедным зрителям, ничего не видно и не известно… Скука-а-а… Сидели, зевали, жевали попкорн, играли в веревочку на пальцах и ждали, когда это закончится. Где-то через час куда-то ушел Сириус Блэк, его проводили сонными взглядами. И снова уставились на зеленое поле. Потом…

Потом из лабиринта вышла Маша, а за ней заблудившиеся Витя и Флер. Огляделись на краю стадиона и спросили у трибун:

— А где победители-то?

Сонной одури как не бывало. Что, как, куда, почему? Кубок — портал??? Но как это случилось, мать вашу?! Его же проверили! Сто раз! И перепроверили!!! Кто последним к кубку подходил? Блэк? А… а где он? А ну найти его сей же час!.. Короче, паника и дым коромыслом, стадион походил на отделение почты в день выдачи пенсии, когда пенсионерам сообщили, что их кровные денежки задерживаются, так как инкассаторскую машину гопники угнали…

Дамблдора прожигали настолько откровенно ненавистными взглядами, что тот начал подумывать о том, чтоб слинять куда подальше, может, даже в Австралию… конечно, там сколопендры страшенные водятся, но от них всяко отбиться можно. Увы, не успел.

Над Хогвартсом раскинулась радуга, и из её сверкающих врат вынырнули аж три вида крылатых хтоников: драконы, грифоны и сфинкс. Последний был воистину жутких размеров — с хорошего быка фрезианской породы. Едва он снизился, к нему в объятия кинулась Машенька с счастливым визгом:

— Папочка! Ты прилетел за мной?!

Львистый папенька прижал дочу к груди и посмотрел поверх её головы на судей. Спросил ровным голосом:

— Сколько стоит Дамблдор?

Судьи тут же открестились от всех прав, заявляя, что Альбус вообще-то ничего не стоит, он свободный человек и сам по себе.

— Взять.

Услышав приказ Владыки, из ниоткуда материализовались две кошкоголовые фигуры, встали по обе стороны от Дамблдора, нацепили на него цепи Рабства и уволокли в никуда — в Египет, скорее всего. А два дракона поставили на землю двух мальчиков — Седрика и Гарри. И Гарри был человеком. Он стоял, радостно улыбался и сиял счастливыми зелеными глазами.

Незаметно ото всех облегченно вздохнул Северус. Всё, больше нет мороки. Развернувшись и взмахнув полами мантии, он широким шагом направился к себе, чтобы, оставшись в одиночестве, задрать рукав и посмотреть, что там с меткой: ему отчего-то казалось, что она исчезла, навсегда. А значит, следует в том убедиться.

Гарри распрямился, раскинул руки, вдыхая полной грудью. Наконец-то всё позади! И дяде с тётей не придется объяснять, почему он с копытами, хвостом и гривой.

К нему сквозь толпу протолкалась ошалевшая Гермиона, оглядела его, кинулась на шею и, обняв, заревела.

— Гарри, прости… — загудел с боку растерянный Рон. Гарри, вывернувшись, оглянулся на него, буркнул раздосадовано:

— А, это ты… Отвали. Предателей не прощаю.

— Чего-о-о?! — взвился Рон. — Это где я… с какой стороны я предатель?

— Со всех сторон! — рявкнул Гарри, выковыриваясь из рук вцепившейся в него Гермионы. — Ты ж, гад, посмел мне позавидовать! Ты оттолкнул меня-а-а!!! Ты сказал, что это я подбросил свое имя, прокрался к Кубку под мантией-невидимкой, а тебя с собой не позвал! Что, скажешь, это не твои слова? «Я тебя видел! Ушел ещё затемно, втихую, как распоследний тать! Всё-то тебе славы мало, нет, чтоб меня с собой позвать!» — злобно надрывался Гарри, передразнивая Рона. Тот попятился, со страхом глядя на красное лицо Поттера. Потрясенно прошептал:

— Ты псих, что ли? Чего ты орешь?..

Подошел Седрик и крепко сгреб Гарри в охапку, зашептал в макушку:

— Тише, Гарри, тише… я тоже видел, как он умер.

На площадку перед лабиринтом опустилась настороженная тишина: все встревоженно запереглядывались — кто-то умер? Седрик, видя вопросительные лица, пояснил:

— Сириус Блэк хотел меня убить, но его спалил дракон.

— Это был не Сириус Блэк, — раздался трубный глас радужного дракона. — Кто-то другой занял его тело, предварительно изгнав из него предыдущего владельца.

— Волан-де-Морт, — сообщил подошедший Северус. — Его больше нет. Темная метка исчезла.

В доказательство он поднял руки, демонстрируя чистые предплечья. Он был в черной майке, заправленной в черные брюки, и выглядел крайне непривычно без своей профессорской мантии. Протянул парням по пузырьку, те, узнав в них успокоительное, молча приняли его, понимая, что мандраж у них только начинается…

Для комфортного перехода бескрылой мантикоры Радужный властелин открыл наземный портал в Египет. Маша трогательно распрощалась со своими спасителями — Северусом и Гарри, после чего шагнула в пространственный переход, спеша вслед за отцом. За ними ушли грифоны. Портал закрылся. И сразу за этим начался драконий пранк.

— Шыночки… — зашепелявила Леди Райн.

— Вам домой не пора? — подхватила Дымка.

— Эй, подождите! У меня есть мама! — запротестовал Седрик.

— А меня тётя с дядей ждут! — торопливо вставил Гарри, по понятным причинам не желая возвращаться в драконью долину. Тут он вспомнил кое-что и прочастил: — Вы лучше Хагрида к себе в гости позовите, вот он точно любит драконов!

— И кормил флоббер-щервей ш шоплохвоштами драконьей пещенью? — нехорошо прищурилась Леди Райн.

Упс. Ничего-то от драконов не скроешь! Но, как бы там ни было, помурыжив людишкам нервы, ехидные крокодилы в конце концов удалились к себе, в свою зачарованную радужную долину.

Призовую тысячу галлеонов Гарри и Седрик честно поделили меж собой, совершенно по-дружески-братски, доказав всем и вся, что отныне они друзья навек. Проводили заморских гостей — болгар и французов. Сначала хорошенько разогнавшись, взмыла в небо синяя карета шармбатонцев, Гарри, раздухарившись, проскакал с ними рядом галопом в образе вороного коня, потом, когда соловые лошадки поднялись в небо, взлетел вместе с ними роскошным черным пегасом… Затем, проводив их до гор, пегас вернулся и, пролетая над озером, сложил крылья и ухнул в воду — провожать дурмстранговский корабль, плещась и ныряя у бортов сверкающим гиппокампом. Зрители с восторгом внимали великолепному Гарри Поттеру, так легко освоившему сразу три стихии: землю, воздух и воду.

— Позер!.. — презрительно фыркнул Северус, на самом деле светло завидуя удачливому мальчишке. В душе его царил покой: Темного Лорда больше нет, нету и черной метки, зловещего якоря, готового в любой момент ужалить и напомнить о том, что господин не дремлет и призывает к себе на службу. Не стало и мудозвона бородатого, вечно торчащего над душой и светящего всем в совесть голубенькими укоряющими очами. Что интересно, никто из министерских даже не почесался насчет того, что надо бы в Египетское английское посольство настучать, чтоб освободить бедного дедушку, умыкнутого в рабство к чудищам… Не-не, дураков там как раз и не было, все ещё о-о-очень хорошо помнили сурового папу Машеньки — грозного дядю-сфинкса. Не кошка ведь помоечная, а целый Царь Египетский! С таким попробуй свяжись!..

Кстати, о кошках…

В день отъезда студентов в комнату Северуса кто-то постучался рано утром. Запахнувшись по самое горлышко в черный халат, профессор открыл дверь и сонно вылупился на визитера, с непривычки не узнавая его. Ещё бы, после того, как он с декабря по июнь промаячил перед глазами в образе печального мерина, и не к такому прикипишь. У груди Поттер держал свою ярко-приметную кошку. Кашлянул, сверкнул зелеными глазищами и нарочито-бодро поздоровался:

— Доброе утро, профессор, разрешите обратиться к вам с просьбой?

— С какой? — настороженно осведомился Снейп, вмиг просыпаясь и ожидая от Поттера какого-либо подвоха. Подвох оказался троянским.

— Я бы хотел вам отдать Заплатку, сэр. Она беременная, Гермиона говорит, что она в начале июля окотится, а мои родственники её не любят и, боюсь, могут ей навредить. Видите ли, сэр, у нас дома кошка не живет, а где-то на чердаке или в подвале ютится, но с котятами ей будет сложнее. Профессор Снейп, могу ли я доверить вам свою кошку?

И глазами своими зелеными зырк прямо в душу. Паршивец… Словно со стороны, Северус, изумляясь самому себе, смотрел, как его рука протянулась и взяла пузатую кошку. А его рот против воли выговорил:

— Конечно, Поттер, я присмотрю за ней.

Гарри просиял, погладил кису и исчез за дверью, оставив Северуса в полном обалдении: на что он согласился? Приютить поттеровскую кошку и нянчить её выбл… котят?!

Домой Гарри ехал совсем в другой компании: с Полумной, Невиллом, Гермионой, Драко и Седриком, который напоследок решил прокатиться вместе с Гарри, так как выпустился из школы и осенью отправится к отцу на стажировку в отдел по контролю за магическими популяциями.

Приехали, распрощались, разошлись по своим семьям. Гермионе и Гарри пришлось пройти сквозь барьер на свою сторону. Как всегда, при виде родственников Поттера Гермиона оробела, пугливо взирая на внушительного дядю Вернона. Неуверенно шепнула:

— Как ты с ними живешь?

— Нормально, — пожал плечами Гарри, поправляя рюкзак.

— Да? — с сомнением посмотрела на него девушка. — Меня мои родители чуть в приют не отдали, как только я начала чудить: занавески поджигала, кастрюли с супом взрывала, вся кухня в потеках была, с потолка всё капало, я это даже сама помню… А в восемь лет я кузину в ванной чуть не утопила, когда она меня пощекотать вздумала, так я, дура ненормальная, на неё магию дикую выплеснула с перепугу. Соня чудом жива осталась…

Говорит Гермиона, говорит, а Гарри рядом идет и заплетается ногами от своих собственных воспоминаний: вот он тётку Мардж раздул, праздничный пудинг, конечно, Добби рванул, но маг-то он… а вот его близнецы с Роном увозят на летающем автомобиле… Что он ещё вытворял? Ну, свитер уменьшил, волосы учительнице перекрасил, на крышу столовой телепортировался… Хагрид Даддерсу свиной хвост наколдовал, потом Фредыджорджы ему же ириску-«гиперязычок» скормили, отчего Дадли собственным языком чуть не подавился. Слепая сова из министерства, кидающая конверт на голову женщине, страдающей орнитофобией… Горы писем, влетающие в гостиную через каминную трубу… Так ведь все неприятности Дурслям он в сознательном возрасте причинял, а что сказать о тех, что он уже не помнит? Как его родичи с ним выживали, с диким мажонком? Ой, блин… остро захотелось постучаться лбом о ближайший бетонный столб.

В общем, к дяде и тёте подошел очень виноватый Гарри. Потоптался и… лбом к дяде в грудь, заместо столба. А дядя… дядя после коротенького колебания обнял блудного племянника, прижал к себе и глухо пробасил:

— Дошло наконец-то, мальчишка?

Услышав в глуховатом голосе дяди Вернона добродушные нотки, Гарри облегченно засмеялся. Конечно, дошло, всё дошло! Он даже понимает теперь, зачем его увозили на остров и запирали в комнате на замок перед вторым курсом. Чтобы уберечь его, дурака волшебного… ведь и правда в те годы его в школе поджидали опасности: одержимый Квиррелл на первом курсе, василиск — на втором, беглый убийца с оборотнем на третьем…

Осталось сказать самое главное и пока не поздно.

— Я люблю вас, тётя Петунья, дядя Вернон.

— А что, безопасно у вас там теперь, племянник?

Гарри вспомнил Дамблдора, закованного в цепи и сжавшегося между бастетами, и улыбнулся:

— Да, теперь там всё будет в порядке. В сентябре к нам придет новый директор, Зейн Диггори, двоюродный дед Седрика, это мой друг… — подумав, Гарри добавил: — Самый лучший!

— Ну раз лучший… — и дядя, не договорив, отвесил племяннику любовную затрещину. — Полезай в машину. Домой пора!