Сибириада (джен)

Барти долго ломал голову, как решить эту трудноразрешимую проблему. Все трактаты и магические брошюрки на всех переводах со всех языков упорно талдычили одно и то же: вымышленную школу Кубок Огня не примет. И хоть ты тресни!

Прочитав точно такое же правило в зорооастрийских рукописях пятого века, Барти пригорюнился, перед ним встал вселенский вопрос — и что делать? Его глаза (его собственный и чужой, позаимствованный у Грюма) бесцельно скользили по карте мира, висящей над столом. Глаза-то скользили, а мозг анализировал, подмечая малейшие нюансы всего увиденного, то есть отдельно от зрения и сознания решал проблему. А потом и до самого Барти дошло, зачем он пялится на все эти китаи-америки… Встряхнувшись, он с интересом и вполне осмысленно уставился на географические названия, соглашаясь с выводами своего сознания: раз Кубок не примет вымышленную школу, то, значит, всего-то и надо, что подсунуть ему четвертую, какую-нибудь независимую иностранную академию.

Америка? Как там школы зовутся… Салемская академия ведьм и центральная Ильвермони… Да ну её, ещё понаедут эти умники с дипломами и декларацией в кармане, вовек не отскребешься от американского говна. Китай? Ещё хуже… Ка-а-ак заполонят Хогвартс толпами узкоглазиков, у них, поди, миллионами по смене учатся, не годится. Уагаду в Уганде? Это где? В Африке… Барти передернулся, представив себе голых людоедов с белыми косточками, засунутых меж ноздрей. Ж-ж-жуть, лучше не надо… С японской Махотокорой тоже что-то неохота связываться, уж больно страшноватое название, прямо как мантикора. Кастелобрушу в Бразилии… хм… а чего, вроде бразильцы нормальные ребята, компанейские, переписываются со всеми в мире, панамку вот подарили народу. Вот только… как им объяснить, что они стали участниками Турнира Трех Волшебников? М-м-м, нет, не пойдет, надо что-нибудь другое, не такое цивилизованное.

Взгляд Барти заинтересовано устремился к Уганде — пригласить, что ли, дикарей? Уганда зеленая, негры там черные… Россия тоже зеленая, глаза сами собой переехали дальше, автоматически скользя по зелени. Школа-то в дикой России есть? Оп-па, целых три! Ну-ка ну-ка, Колдовстворец, ну, она слишком известна и расположена в Московской области, кажись… так, ещё одна в Брянске, Кощеевка, э-э-э, что-то стремноватое название, ну-ка, а последнее? Сибириада. Расположена в Сибири. Ну и кто там живет? Эскимосы и чукчи? Гм-мм, людоедов среди них вроде нет, и вряд ли они все там грамотные… Ладно.

И Барти вписал на клочок, оторванный от эссе, под личной гарриной подписью: «Гарри Поттер» новое слово диктопером без почерка — «Сибириада».

Пергамент под подписью, как и вся бумага в школе, был уже зачарован на грядущие события, поэтому магия подписи среагировала, раздваиваясь при воздействии Протеевых чар, копируя и пересылая решение адресату выбранной школы.

Косолапкина Марфа Васильевна лишь удивленно приподняла красиво очерченную соболиную бровь, когда на столе перед ней материализовался официального вида документ. Неторопливо отставив в блюдечко чашечку с чаем, она двумя пальцами подняла лист и поднесла к лицу. По мере прочтения на лоб поднялась и вторая бровь, а после полного прочтения и осознания её прекрасные тонкие брови уползли совсем под волосы, нарисовав на лице картину крайнего изумления. Ученика с таким именем в её школе не было, это она точно помнила. Так с какого такого перепугу ей прислали оповещение о том, что некий Гарри Поттер принял решение, согласился и подписал контракт с Кубком Трех Волшебников. Что это хоть такое???

Директриса лесной школы «Сибириада» Косолапкина М. В. подозрительно оглядела незнакомую печать-герб на пергаменте в титульном оформлении и задумалась — никак это герб Хогвартса? Судя по написанному, её школа стала четвертой участницей во всеволшебном Турнире Трех Волшебников, и представляет её Гарри Поттер. Ага, тот самый, который непонятно как оказался учеником Сибириады. Что ж, следует разобраться в этой куролесице.

Оглядев лежащие на столе и полках и висящие на стенах всевозможные средства для связи вроде сквозного зеркальца или палантира, директриса, однако, отмела их, решив пообщаться с директором Хогвартса если не лично, то через живого посредника. Ну и кого в Хогвартс отправить? Никодима? Или Василия? Стоило ей только подумать о них, как оба тут же явились в её светлом кабинете — невысокий кряжистый домовой Никодим и рослый черт Василий, вечный и верный гонец.

— Звала, мать? — осанисто прогудел Никодим, поглаживая ладонями свое необъятное пузо. Черт лишь ехидно сверкнул глазами, поклонившись и щелкнув копытами.

— Нет, не звала, — раздумчиво ответствовала Марфа Васильевна. — Но раз уж явились, то оба и отправляйтесь на разведку в Хогвартс. Разузнайте мне, с какого рожна моя школа стала участницей всемирного турнира без моего ведома и личного согласия.

— Э-э-э… а я бы с радостью, вот только… полы в горнице не метены, тесто на квашне вот-вот потекет… — попытался откосить от задания хозяйственный домовой. Черт легонько пихнул его ногой, пригладил бакенбарды, снова поклонился и сказал:

— Канешна, мамаша, счас и пойдем. Погром нада или так оставить?

— Нет, Василий, разрушать Хогвартс не нужно, только информацию добудьте. И ещё, постарайтесь сделать всё по возможности тихо, так, чтобы вас никто не видел и не слышал, кроме директора… — Марфа покосилась в пергамент, — Альбуса Дамблдора.

— Есть добыть инфу у Арбуза Дамоблядурыча! — залихватски гаркнул Василий, встав во фрунт и высекая искры копытами. В следующее мгновение рослый черт с тихим шорохом исчез в вспышке света, не забыв прихватить за шкирку зазевавшегося толстяка домового и оставив после себя сильный запах серы.

Марфа Васильевна лишь головой покачала — позер, что с него взять, но исполнителен парень, очень исполнителен, грех жаловаться на ценного сотрудника. Придвинув к себе папочку по бухучету, директриса погрузилась в работу.

Никодим и Василий вернулись ближе к вечеру. Странно притихшие и задумчивые. Передали Марфе красное яблоко и круглый поднос, настроенные на Хогвартс, и грустно уставились на неё в ожидании вопросов.

— Ну? — подстегнула их директриса.

— Ну дык… того… — заюлил Никодим, колупая пол ножкой. — Эта… значится.

— Не в курсах Дамоблядь, — внес коррективы черт. — Грит, тока усемнадцатилетние будут участвовать в турнире, а Гарьке Потеряевому всего четырнадцать сполнилось, так что ни-ни, он не будет выступать.

— Но?.. — прозорливо уточнила Косолапкина.

— Но мальца всё равно забрили в рекруты!!! — трагично взвыл черт, таская себя за баки и волосы. — Там магией лживой так и воняет, так и смердит, аж дышать нечем. Ктой-то под обороткой козни крутит налево-направо, честно, как черт, говорю!

Марфа Васильевна порылась в бумагах, выкопала заваленный за день пергамент и перечитала заново. Нашла дату открытия и внимательно посмотрела на верных помощников. Те тут же в струночку вытянулись под командирским взглядом, домовой даже пузо втянул и щеки всосал.

— Твоему сыну же в конце сентября семнадцать исполнится, а, Василий? — мягко спросила Марфа Васильевна. Черт расплылся в широкой улыбке, отчего стал страшно похожим на артиста Милляра Георгия Францевича в аналогичном гриме.

* * *

Октябрьский мороз грыз уже насмерть, студенты недоуменно косились на Дамблдора, продолжавшего чего-то ждать. Давно уже приехали болгары и французы, сколько ещё нужно мерзнуть-то? И главное, ради чего? Ведь объявлен-то Турнир Трех Волшебников, и Хогвартс, по идее, как раз должен быть третьим.

— Может, судей ждем? — неуверенно проклацала зубами Гермиона, дрожа с ног до головы от арктического холода. Услышав сие предположение, все малость приободрились — а, ну судей обязательно надо дождаться!

Стояли и ждали послушно студенты. Скрипел морозец, любовно шлифуя все поверхности скользким глянцем. Дррр-р-робно стучали зубы и кости, неприятно шмыгал носом Снейп где-то в задних рядах, медленно превращалась в сосульку МакГонагалл.

Гарри ощущал уже сонливую одурь, когда те, кого они ждали, наконец-то прибыли. Гм-м, на делегацию судей это не очень-то походило…

Сначала в центре луга загорелся синий огонек, который начал разрастаться в огромную искрящуюся сферу. Потом она побелела, рассыпаясь колючими брызгами портального промежутка, из которого вышагнула… деревянная изба на высоких куриных ногах. Хотя эти конечности, скорее, больше подходили под описание какому-нибудь динорнису типа моа новозеландскому. Следом за избой на двор сама собой въехала печь, беленая и пышущая жаром. Очевидно, она исполняла роль походной кухни.

От печи так полыхало теплом и печевом, что продрогшие студенты чисто машинально шагнули к ней, инстинктивно потянувшись к источнику тепла. Сидевший на печи дядя тут же раздал всем пирожки, горячие и большущие, в две ладони, с восхитительной начинкой из мяса и грибов.

Избушка тем временем деловито ходила туда-сюда, поколупывая лапами мерзлую землю там-сям, ища, где бы прилечь-примоститься… Наконец выбрала местечко рядом с хижиной Хагрида, в два гребка вырыла ямину и, поджав лапки, плотненько улеглась, намертво утрамбовавшись, отчего стало ясно, что она здесь останется надолго.

Открылась дверь, и на снег упал желтый квадрат света, а из недр самоходного дома вышли новые гости, числом ровно тринадцать, считая Емелю на печи. Высокая дородная женщина величавой походкой подошла к мраморной лестнице, на которой её кисло дожидался Дамблдор. За матроной шли десять ребят и кто-то неопределенный, не то йети, не то огр… Копыта и рога при нем наличествовали вкупе с широким кабаньим пятачком на кошмарной роже. А сзади ещё и хвост извивался, львиный такой, длинный и с кисточкой.

Стоявший в тени колонн Грюм остервенело грыз ногти, чуть не откусывая их вместе с костяшками — господи, кого он пригласил? Это, простите, чукчи? Эскимосы на палочках? Оленеводы наивные, да??? Матрона тем временем представлялась директору:

— Косолапкина Марфа Васильевна, школа Сибириада, по месту назначения прибыли! Со мной кашевар Михаил Колодкин, дворник и завхоз Василий Нечаев и десять учеников!

Дамблдор слабенько улыбнулся, поклонился и пробормотал:

— Ну что вы, мадам, не стоило так утруждаться. Уверяю вас, всё в полном порядке, всё под контролем, я, как и обещал, собираюсь очертить вокруг Кубка запретную линию…

— А я вас уверяю, — очень тихо шепнула новоприбывшая директриса, — контракт с Кубком уже заключен, никакая линия вам отныне не поможет.

— Да? — с сомнением протянул Дамблдор. — Ну что ж, посмотрим. Как бы вам не пришлось уезжать обратно уже завтра…

Согревшиеся вокруг горячей печи студенты, видя, что начальство, склонив головы и о чем-то споря, направилось в замок, радостно загалдели и поспешили за ними, облизывая и вытирая жирные пальцы, измазанные маслом от вкуснющих пирогов, ощущая в животах теплую приятную тяжесть.

Вошли в Большой зал и увидели, что сибирцы занимают гриффиндорский стол, тогда как французы оккупировали стол Когтеврана, а болгары — слизеринцев. Гарри с трудом нашел Гермиону и Рона и подсел к ним, стараясь не сильно пялиться на лешего напротив.

Начался и прошел пир, выступил с речью Дамблдор, сорвав привычные аплодисменты, принесли и показали залу тот самый Кубок Огня, уже набивший оскомину на зубах своей известностью. А потом было объявлено, что на сегодня всё, что Кубок будет установлен в холле, что вокруг него будет проведена запретная линия и что решение тот будет принимать завтра. А пока всем спокойной ночи.

Уходя к себе, Гарри всё же посмотрел на волосатика напротив, тот криво улыбнулся ему. Хм, зубы у него вполне человеческие, несмотря на кабаний пятак и загнутые рожки на макушке над лохматыми ушами. Интересно, кто это такой? С таким вот вопросом Гарри покинул зал, как и все, отложив знакомство на завтра.

Раннее утро субботы. Толпы студентов в холле, глазеющих на Кубок и хихикающих над теми, кто подходил и бросал имя. Смельчака провожали ехидным взглядами и подколками. Гарри неожиданно порадовался, что ему пока четырнадцать и не надо позориться с тем же. День тянулся убийственно долго, дети проторили глубокие тропы вокруг четырех объектов: дурмстранговского корабля, синей кареты шармбатонцев и избы с печью. Со скуки взялись спорить, какой из этих транспортов круче, но вспомнили вчерашние пирожки, согревшие их замерзшие нутра, и споры сами собой сошли на нет.

Вечер, Большой зал погружен в темноту. Только что стихло эхо от радостных воплей насчет выборов трех первых чемпионов — Виктора Крама, Флер Делакур и Седрика Диггори — как Кубок вспыхнул в четвертый раз. И все поразились тому, как сильно побелел Дамблдор. Но клочок бумажки он всё же поймал. Сначала прочел про себя, посмотрел отчаянно на русскую директрису и объявил залу:

— Чемпион Сибириады — Гарри Поттер!

Обалделой тишины не было, потому что со своих мест поднялись высокие и славные сибирцы и радостно зааплодировали, приветствуя своего чемпиона. Гарри, хоть и растерявшийся, с благодарностью принял нежданную поддержку, так как сразу скумекал, что к чему. Волан-де-Морт о нем не забыл и продолжает строить козни. А эти ребята из далекой снежной страны пришли к нему на помощь, уж в этом-то его интуиция никогда не ошибалась.

Примечания:

Ну, читатели, начнем?)))

Всё ещё растерянно улыбаясь, Гарри прошел в заднюю комнатку к первым трем чемпионам. Те, высокие и такие взрослые, обернулись к нему от камина и внимательно уставились на него. Гарри настороженно уставился на них в ответ, ожидая подколок, но Седрик вдруг улыбнулся и мягко сказал:

— Слышал я, ты представляешь Сибириаду?

Это был, по сути, не вопрос, а полуутверждение, Гарри нервно кивнул и искренне сказал Седрику:

— Да, но я не знаю, как это получилось…

Ответить Седрик не успел — позади Гарри с треском распахнулась дверь, ударившись о стену, и в комнатку лохматым дервишем влетел Дамблдор. Подскочив к мальчику, он схватил его за плечи и начал бешено трясти, как яблоньку по осени, истошно вопя:

— Гарри Поттер! Это ты бросил свое имя в Кубок?

— Н-н-не-ет… — на вопросы довольно сложно отвечать, когда у тебя голова мотается туда и сюда от тряски, но Гарри как-то ухитрился не откусить себе язык. Далее последовала массовая ругачка вокруг четвертого чемпиона: все на разные голоса орали, судили и рядили — а допустимо ли это, что в тремудром турнире трех школ из ниоткуда возникла четвертая участница? И почему четвертому чемпиону так мало лет?! Он же сопляк ещё, тока-тока из пеленок вылез! Совсем ещё пти гарсон — так емко обозначила четырнадцатилетнего героя утонченная красотка Флер. Гарри сделал в уме пометочку насчет этого и мысленно обозвал её крашеной куклой.

Каркаров хмыкнул и предположил, что пацан смошенничал, его в этой идее ожидаемо поддержал Снейп, дескать, все неприятности от этого несносного Поттера, такого же никчемного, как его папаша-олень! Гарри обозвал первого козлом, а второго привычно окунул в котел с патокой, чтоб у него все волосы слиплись и его потом налысо обрили, и прижмурился сладко, представляя себе лысого Снейпа. Тяжба заглохла, едва в комнату вошла сибирская директриса в сопровождении рогатого йети, а Гарри снова задался вопросом — что это за существо?

— Ну, насчет чего прения? — строго осведомилась Марфа Васильевна. Оглядела тощего лохматого очкарика и скривилась. Грозно скомандовала: — Выделить ему койко-место в нашей горнице, откормить и натаскать! Я уже выяснила, что отменить Турнир и выбрать чемпионов по-новому уже не получится. В результате чего репутация моей школы оказывается под ударом — мало того, что «мой» чемпион на три года моложе, так еще возникло общее мнение, что он смошенничал, чтобы принять участие в Турнире. Так вот, меня такое не устраивает. Не потому, что мне есть хоть какое-то дело до этого ребёнка. Но раз уж он будет выступать под флагом моей школы, то пусть хотя бы выступит достойно.

Выслушав инструкции, высокий космач щелкнул копытами, развернулся и ушел выполнять поручение. Гарри занервничал — что-что, простите, его переселяют? Дамблдор елейно заблеял-залебезил:

— Ну что вы, мадам, зачем так утруждаться? Гарри так привык к своей спальне в гриффиндорской башне, ну, право же, совсем не…

— Прошу прощения, товарищ Дамблдор, — перебила его Марфа, подняв ладонь. — До конца Турнира этот мальчик отныне мой чемпион. Позвольте мне самой позаботиться о боевой силе и лично проследить за тем, чтобы мой фаворит ни в чем не оплошал и принес мне и моей школе желанную победу!

Дамблдор тоскливо замолчал, костеря неведомого доброжелателя за то, что его собственный студент стал служить чужой державе… Гарри тоже подумал об этом, правда, под иным колером — кто бы ни удружил ему, желая навредить, он крепко просчитался, потому что персонал случайно выбранной школы не стал предъявлять претензии, а напротив, оказывает всевозможную помощь и поддержку своему нечаянному чемпиону. Словно в ответ его мыслям директриса протянула руку и позвала:

— Пойдемте со мной, товарищ Поттер. Пора спать.

Гарри, спотыкаясь от смущения, двинулся к ней, к своей временной опекунше. Особенно дико его тронуло её желание позаботиться о нем. Ну и страшно немножко было — каково это, оказаться среди незнакомых ребят на несколько месяцев? И все они старше его, говорят на другом языке, и с ними наравне учатся какие-то нечеловеческие существа…

Думая обо всем этом и о своем сундуке, оставшемся в гриффиндорской спальне, и о грядущем ночлеге без пижамы, Гарри покорно пробрел вслед за русской директрисой сперва по залу, провожаемый сотнями любопытных взглядов, потом по холлу, тормознув перед дверью для того, чтобы натянуть на себя зимнюю мантию, и, наконец, по ночному двору к загадочному самоходному дому. Вошел и опасливо посмотрел на пол, помня, что у домика были вполне себе живые ноги. Пол, как ни странно, оказался деревянным, застеленным полосатым вязаным половичком. Вдоль двух стен стояли лавки, возле одной примостился простой дубовый стол, задняя стена напротив входа была завешена тяжелой бархатной занавесью на медных кольцах.

По знаку директрисы Гарри прошел мимо лавок к занавеске, мимоходом отметив черную кошку, сидевшую на лавочке у окна. Отведя занавесь, Марфа пригласила входить. Ничего не понимая, Гарри заглянул в проем и вместо ожидаемой задней стенки, увидел там коридор. Старательно удерживая вопросы при себе, прошел по коридору и вошел в большую светлую комнату, половину которой занимала печь. Но… позвольте, разве она не снаружи стоит? Гарри был уверен, что это та самая печь, которая приехала следом. Сбоку от печи находился проход к лестнице, и у Гарри окончательно застопорились мозги — откуда второй этаж в одноэтажном строении?!

Но тут он вспомнил палатку мистера Уизли на чемпионате мира, а вслед за ней вспомнились и шатры с башенками у понтующихся колдунов. Наверное, тут тоже применили чары расширения, вот и всё. Но печь снова сбила его с толку — как она может быть одновременно и снаружи, и внутри? Видя, как Гарри бараном таращится на печку, Косолапкина сжалилась над ним и пояснила:

— Мы называем это магией Шрёдингера-Аслана, пространство в пространстве или бытие в небытии. Видите ли, мы привезли с собой одно из общежитий, для чего его пришлось поместить внутрь волшебной избы. Хотя не очень хорошо понимаю ваше удивление, товарищ Поттер, я читала, что подобную магию расширения пользовал ещё ваш соотечественник Ньют Саламандер, устроивший в своем небольшом чемоданчике целый переносной зоопарк.

— Правда?.. — смутился Гарри и повесил голову. — Простите, просто я сам об этом не знал.

— Вас так плохо учат? — подняла брови директриса. Гарри только вздохнул, понимая, что за три прошедших года он не столько учился, сколько участвовал во всевозможных квестах: от подземного лабиринта на первом курсе с василиском на втором и скачками во времени на третьем — когда уж тут учиться-то?

Хмыкнув, директриса провела нового подопечного к одной из комнат и впустила внутрь. Войдя, Гарри робко осмотрелся: четыре узкие железные кровати, три из них заняты парнями, причем один был как раз тем волосатиком, что сидел в зале напротив него. Под четвертой кроватью, незанятой, Гарри вдруг увидел свой сундук — кто-то позаботился о его вещах. Облегченно вздохнув, он бросился к нему, вытянул и, раскрыв, стал искать пижаму. Дюжие молодцы с интересом смотрели, как подселенец роется в вещах. Чувствуя их взгляды на своей спине, Гарри смущался и всё ниже опускал голову, пока совсем не закопался в сундук.

— Эй, моряк! — окликнул его кто-то. Гарри поднял голову.

— Что?

— Нашел? — спросили в ответ. Гарри покраснел, опомнился и, схватив пижаму, задвинул сундук обратно под кровать. Парни беззлобно загоготали и сообщили новичку, что ему вообще-то личный шкафчик предоставлен, вон, на стене над кроватью висит, в дополнение к тумбочке, вот она, рядом с кроватью стоит, за спинкой. А зубы чистить туда иди, к рукомойнику над тазиком. Ага, вон там, где табуретка…

Ну, с табуреткой и тазиком Гарри разобрался, а вот рукомойник… Долго думал, где у него кран или откуда и чем тут воду зачерпнуть можно? Потому что вода нашлась внутри странного сосуда под крышкой, и посудина эта была накрепко прикручена к стене болтами. Переглянувшись, парни перестали улыбаться, и один из них показал тупому англичанину, как надо нажимать на сосульку снизу, чтоб водичка потекла. И отчего-то смутились русские витязи, видя искреннее изумление Гарри, когда он знакомился с новым и необычным для него рукомойником. Потом, когда Гарри совершил необходимый вечерний моцион, переоделся в полосатую дадлину пижаму и юркнул под одеяло, парни решили начать знакомство.

— Значит, ты Гарри Поттер? — взял слово голубоглазый юноша, стриженный ёжиком. Показал на себя: — Никита, — кивнул на остальных, — а те двое Юра и Данила.

На Юру отозвался темноволосый, а Данилой оказался рогатый лохматик, взгляд, который Гарри бросил на него, был прекрасно понят.

— Ну дела-а-а… — протянул Юрка. — Ребята, перед нами редкий экземпляр гомо сапиенса, который не знает, как выглядит черт.

— Кто? — поперхнулся Гарри, поспешно поправляя очки, чтоб получше рассмотреть Данилу.

— Черт, черт, — подтвердил Никита. — Среднестатичный русский черт. Вижу, знаешь про чертей, не совсем ты пропащий.

— А этот… большой… — забормотал Гарри, тыча пальцем невпопад, потеряв направление Хогвартса. Побегав глазами за его перстом, Данила хмыкнул.

— А тот большой — мой папа, Василий Нечаев. А я, стало быть, Даниил Нечаев, а этих оболтусов полностью звать Юрий Милованов и Никита Самарский. Всего нас десять — шестеро парней и четыре девушки. Знаешь, Герыч, как мы удивились, узнав, что включены в международное соревнование и при этом никто из нас не будет выступать… вот где обиднее всего. Но мы всё равно рады, ведь благодаря тебе мы наконец-то увидели страну, чей язык нам с детства вдалбливали, мучили двойками и колами за неправильно поставленное ударение. Помнится, мы его отчаянно ненавидели, этот долбаный английский, твердо зная, что мы никогда не пройдемся по Трафальгарской площади и не заговорим на языке Шекспира. Но! — тут Данила поднял палец. — Наши многомудрые учителя, оказывается, знали больше и упорно трудились в поте лица, вколачивая в наши чугунные головы суффиксы и корни чужого и ненужного языка. И хоть мы и не пройдемся по Трафальгарской площади, мы всё же приехали в Англию, разговариваем с англичанином по-английски и возносим хвалу Галине Ивановне, нашей терпеливой учительнице иняза.

— Аминь! — сложили ручки Юрка с Никитой. Гарри невольно засмеялся, начиная проникаться теплой атмосферой и непринужденностью дружелюбных ребят. Поболтав ещё немного и рассказав о себе, новые друзья погрузились в сон.

Придя на завтрак в Большой зал на следующее утро, Гарри был неприятно удивлен злобными взглядами, которые на него бросали Рон и некоторые однокурсники. Взяв себе овсянки и чуть не подавившись первой же ложкой, Гарри сдавленно спросил у сверлящего его глазами Рона:

— Что?.. Что я сделал не так?

— Всё не так! — зашипел тот. — Ты зачем меня предал, а, Гарри? Как ты обошел Запретную линию и бросил в Кубок свое имя? Почему ты со мной не поделился своим секретом? Мы вдвоем отлично поместились бы под мантией-невидимкой!

— Зачем? — не въехал сперва от неожиданности Гарри. Потом, когда до него дошли роновы претензии, зашипел в ответ: — Ты чего? Я не бросал свое имя! Я даже не мечтал об этом… даже не хотел. Рон, ты чего городишь?

— Ну да, не хотел!.. — Рон мотнул головой в сторону сибиряков. — А это кто? Ты когда успел договориться с иностранцами, чтоб они тебе подпели? Врешь ты всё, Поттер. Всё у тебя было подготовлено, вон, заранее приехали, помогли тебе обойти Запретную линию… Предатель!

Выплюнув последнее слово, Рон вскочил и отошел на другой конец стола к своим братьям. Гарри расстроенно уставился на остывающую кашу. К нему придвинулся Невилл.

— Не обращай на него внимания, Гарри. Рон всю ночь плевался ядом и брюзжал насчет тебя и твоей хитрости. Никому спать не давал, только заснешь, так тут же будит тебя этот рыжий придурок и в стопятьсотый раз спрашивает, а как Гарри линию обманул, а как он с русскими варварами списался?

— Он просто тебе завидует, — вставила с другой стороны Гермиона. Но Невилл не согласился и сказал ей поверх головы Гарри:

— Нет, Гермиона, не путай зависть с дуростью. На самом деле Рон жадничает, опять кусок славы достался кому-то другому, а с ним — вот ужас-то! — не поделились. Здесь нечему завидовать: кто-то опять решил убить Гарри и придумал вот такой дьявольский план в надежде, что с ним произойдет какой-нибудь несчастный случай.

Гарри растерянно посмотрел на Невилла, впервые замечая, как сильно тот изменился с прошлых курсов, прежде всего исчезла детская пухлость и появилась некоторая уверенность в движениях. Кажется, Невилл стал гораздо живее после странного урока профессора Люпина с боггартом в шкафу, принявшего образ зельевара в бабушкиной одежде. Подумав об этом, Гарри поинтересовался:

— А что, профессор Снейп стал не так страшен?

— Нет, — улыбнулся Невилл. — Он стал понятней, проще… Просто я понял, что он человек, а не чудище.

Гарри скривился — это Снейп-то человек? Да мудак он, был, есть и всегда им будет. Невилл покачал головой, неодобрительно глядя на гаррину гримасу. И заметил:

— Ты не прав. Он — человек. Гермиона мне рассказывала, как он прикрыл вас собой от оборотня, как ругался, когда сбежал Сириус Блэк на угнанном гиппогрифе.

— А она тебе не рассказывала, кто такой Сириус Блэк?.. — обиженно зашипел Гарри. К его удивлению, Невилл кивнул.

— Да, рассказывала, он твой крестный.

— Тогда чего ты мне тут?.. — едва слышно начал Гарри, но друг прервал его, подняв ладонь.

— Погоди, Гарри, не бесись. Лучше подумай: почему этот так называемый крестный покорно сидел в тюрьме и двенадцать лет чесал бока и ловил клопов в матрасе, а стоило только увидеть в газете какого-то давнего знакомого, который кого-то предал, так сразу же нашел щелочку на свободу. Учти, он сбежал из тюрьмы не для того, чтобы крестника навестить, а чтобы отомстить. Кстати, он хоть поймал предателя?

— Нет, — вздохнул Гарри. — Предатель снова сбежал. А Сириус… Он хотел оправдаться, обелить свое имя…

Сказал и замолчал. Обелить? Ну да… он Хвоста рвался убить, а не арестовать и представить суду доказательство своей невиновности, что-то непохоже, что он так уж хотел восстановить свое честное имя. И блох-то он… слишком долго вычесывал. Гарри вспомнил его — грязного, немытого, заросшего щетиной, в тюремной робе и драном плаще с плеча бомжа, не иначе — и поразился вдруг явному несоответствию: у него же целый год был, с июня до июня, и некогда было побриться, помыться и просто переодеться в нормальную одежду. Или негде? Но ведь бродяги-магглы и то чище и ухоженней выглядят, одеваются тепло, тележку со скарбом с собой возят, даже собаку заводят. Что с Сириусом не так???

А профессор Снейп и правда закрыл их с Гермионой от оборотня, а на первом курсе, помнится, сам Квиррелл рассказывал, что Снейп его метлу перехватил контрзаклятием и не дал упасть с неё маленькому первокурснику. Гарри вздохнул, смиряясь с неизбежным — прав Невилл. Надо будет как-нибудь извиниться перед профессором и сказать ему спасибо.

Овсянка остыла, и Гарри с отвращением отодвинул её, решив ограничиться тостом, всё равно не успеет нормально позавтракать, скоро на урок…

Однако не успел он как следует ухватиться за тост, как его бесцеремонно вырвали у него из рук и, убрав в сторону, поставили перед ним глубокую тарелку с чем-то бурым и одуряюще пахнущим. Шею круто обмотали полотенцем, а в правой руке, как по волшебству, возникла ложка. Все эти манипуляции с ним проделал черт Василий. Ему Гарри не рискнул возразить и покорно попробовал первую ложку бурого нечто. Это нечто, впрочем, оказалось, страшно вкусным — маслянисто-соленым, с волоконцами тушеного мяса и грибами. И Гарри, распробовав, энергично заработал ложкой, с огромными удовольствием и скоростью поглощая вкуснющую кашу. А увидев, что ему придвигают ещё и пирог — запротестовал:

— Сэр, но я…

— Велено откормить. Ты сам слышал. Жуй, — тоном дворецкого ответил черт.

— …опоздаю на урок к МакГонагалл, — договорил Гарри.

— Подождет, — непреклонно возразил черт. — И МакГонюшка, и Дамоборушка, и Снежок, все подождут. А ты кушай, кушай, милок…

И Василий ласково погладил Гарри по головке, уговаривая, как маленького. Покраснев, тот доел кашу и принялся за пирог, к которому Василий прибавил ещё и большущую кружку с ароматным малиновым чаем.

Остальные студенты с откровенной завистью смотрели, как Гарри ест что-то очень вкусное и питательное, с тоской глотали слюни и вдыхали духмяный и сладкий малиновый пар. И затосковали ещё больше, глядя, как Гарри с трудом выбирается из-за стола и вперевалочку семенит за рогатой нянькой, сыто пыхтя и отдуваясь…

Василий проводил Гарри до класса трансфигурации, проследил за тем, чтобы подопечный целым и невредимым сел за парту, и только после этого удалился. Надо сказать, что Гарри на урок не опоздал, а пришел как раз со всеми однокурсниками. Рядом с ним привычно села Гермиона, с любопытством посмотрев на него, приготовила пергамент с перьями и учебник. Шепотом спросила:

— Чем тебя черт накормил?

— Кашей, — Гарри с интересом глянул в ответ: — Значит, ты знаешь, что это черт?

— Ну да, — закивала та. — У меня в детстве книга сказок была, большая и красочно иллюстрированная, и там была сказка «Черт и мельница», так вот, на картинке он был изображен очень подробно: с хвостом, пятачком, рогами и копытами.

— Вот как. И чем черти в сказках занимаются? — как бы между прочим спросил Гарри. Но Гермиона поняла намек и вдохновенно затараторила:

— В славянской мифологии это злой дух. Образ черта обыкновенно дохристианского происхождения, но христианские представления о дьяволе оказали решающее воздействие на его позднейший облик: в фольклоре и народных картинках черти — антропоморфные существа, покрытые черной шерстью, с рогами, хвостами и копытами. В русской средневековой живописи облик черта отличается от человеческого остроголовостью или волосами, стоящими дыбом — шишом: отсюда эвфемизмы типа шиш, шишига, иногда — крыльями за спиной. У восточных славян черт — родовое понятие, часто включающее всю нечистую силу, такую как нежить, водяных, леших, домовых и так далее. Само происхождение нечисти в народных легендах связывается с ветхозаветным мифом о падших ангелах, например, в русских легендах черти — это ангелы, уставшие славить бога, сброшенные с неба, они попадали кто в воду, кто в лес, кто в поле, превратившись в духов отдельных урочищ. Вместе с тем собственно черти отличаются от прочей нечисти и местами своего обитания: преисподняя, где они мучают грешников, болото, перекрёстки и развилки дорог, и свободой передвижения: повсюду, вплоть до церкви ночью, и способностью к оборотничеству, превращаются в черную кошку, собаку, свинью, змея, чаще — в человека, странника, младенца, кузнеца, мельника, могут принимать облик знакомого — соседа, мужа и тому подобное. С вездесущностью чертей связаны запреты поминать их и многочисленные эвфемизмы: лукавый, враг, шут, окаянный, черный, немытик, анчутка, куцый, карнахвостик, лысо́й, пралик и другие. Черти в народных верованиях постоянно вмешиваются в жизнь людей, причиняют мелкие неприятности, принуждают к неправильным поступкам — вводят во грех, насылают морок, заставляют плутать пьяных, провоцируют на преступление, самоубийство, пытаются заполучить душу человека; свои души продают чертям колдуны и ведьмы. Черти могут жить семьями, по другим поверьям — соблазняют женщин, отчего рождаются уродливые дети. Когда бес вселяется в человека, тот заболевает, начинает кликушествовать. Черти могут также насылать непогоду, метель, сами превращаются в вихрь: срывающий крыши, приносящий болезни, уносящий проклятых детей. Черти особенно опасны в «нечистых» местах и в определённое время суток от полуночи до первых петухов, реже — в полдень или года (на святки и в канун Ивана Купалы). В эти периоды возможно общение с нечистой силой и иным миром: тогда черти призываются в заговорах, во время гаданий и тому подобному. По белорусскому фольклору черти живут в самом глубоком болоте, под самым густым кустом лозы. Чтобы изловить нечистика, нужно рубить такой куст — черт сам вылезет, пытаясь понять, что же происходит...

‌‌​

— Очень интересная лекция, мисс Грейнджер, — ехидно встряла в гермионин монолог МакГонагалл. — Но, боюсь, она несколько несвоевременна и не в том месте.‌‌​ ​‌​‌‌‌‌ ​​​‌​‌

Как ни странно, но Гарри был благодарен Минерве за то, что она прервала случайную лекцию Гермионы, уж больно много она чуши наговорила… Лично он и половине сказанного не поверил. В его экспериментаторском мозгу вспыхнула догадка, чтобы проверить её, Гарри дождался, когда профессорша уйдет достаточно далеко вглубь класса, и шепнул на ухо Гермионе: ​​‌‌‌​ ​​‌​​​ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌

​​‌​​‌ ​​​‌‌‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​​‌‌​​ ​‌​​​‌ ​​‌‌​‌ ​​‌‌‌​ ​​‌​​‌ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

— А имена у чертей есть?.. — и дыхание затаил: ну-ка, что она, такая умная, ответит? Умная Гермиона удивленно покосилась на него и зашипела:

— Конечно, нет! Гарри, ты чего? Нельзя нечистому имя давать!..

Всё ясно. Гарри выпрямился и благочинно уставился на сердито смотрящую на них учительницу. Умная Гермиона Грейнджер ничегошеньки не знает о чертях, а ведь он своими ушами слышал их вполне человеческие имена — Василий и Даниил Нечаевы.

Тем временем черт с человеческим именем Василий донимал директора в его кабинете. Пришел, чинно постучался, дождался разрешения войти, вошел, встал перед столом и занудил:

— Профессор Дамобородович, разрешите обратиться?

— Дамблдор, уважаемый, — поправил директор и разрешил: — Слушаю вас.

— Хорошо, уважаемый профессор Дамодурович, а почему пацан мелкий, недокормленный, недоразвитый и не вылеченный опосля покусания бешеным петухом? Не, я вижу, жареная птица его лечила, но как-то непральна… После покуса бешеного петуха пострадавшего следует омыть в ванночке водичкой чистой колодезной, в руте вываренной, с толикой молочка беременной козлицы однорогой серебряной…

— Стойте, стойте! — нервно прервал его Дамблдор. — О ком вы говорите? Кого кусал бешеный петух? Какой бешеный петух, я вас умоляю, и откуда?

— Ну как откуда? Из подвалов ваших, вы что, не в курсах? Как вашего Гришку Потеряшкина петух кусал с год тому назад, а этот ваш, — кивок на феникса, — каплун жареный ему капельку своей слезинки уделил, кстати, мало! — припечатал черт. — Наши Жар-Птицы его б в море слез утопили, откачали и снова окунули бы, до полного оздоровления.

— Э… вы про василиска говорите? — уточнил замороченный Дамблдор.

— Именно, профессор Дамоблядич, — степенно кивнул черт. Дамблдор поморщился, но стерпел. И кротко переспросил:

— А Гришка — это, э-э-э… кто?

— Батенька, да у вас, никак склероз начался? — продолжал стебаться черт Василий. — Ну как же вы своего ученичка не помните, Гришеньку Потеряшкина? Или он Игорь Потеряев? Да как же его там по-английски звать-то?! Гарри Гончаров?

— Так вы о Гарри Поттере толкуете! — облегченно воскликнул Дамблдор. И насторожился: — А откуда вы прознали о том, что его василиск кусал?

Спросил и осекся: черт меняться начал — глаза налились красным багрянцем, сам он заметно вырос на метр с чем-то, рогами в потолок уперся, по его серой шерсти искры голубенькие забегали, а в воздухе ощутимо повеяло арктическим холодом и запахло озоном вперемешку с серой…

Директор чисто интуитивно вжался в кресло, в ужасе взирая на происходящие метаморфозы. Феникс на жердочке задушенно заквохтал, кидая взгляды то на окно, закрытое по причине холодов, то на дверь, пока не вспомнил, что вообще-то может телепортироваться, что и проделал, исчезнув куда-то во вспышке пламени, бросив хозяина с потрохами.

А черт тем временем в такого гремлина трансформировался, что Дамблдор со страху обмочился. Сидит в своем кресле-троне, трясется весь и ноги сжимает в тщетной попытке удержаться от позора, но из краника продолжало журчать и лить на пол желтую, дурно пахнущую лужицу. Запах мочи достиг ноздрей чудища, и тот, дернув пятачком, стал уменьшаться, втянулся куда-то в спину костяной гребень, исчезли шишковатые бугры, и менее чем через минуту Василий снова принял свой обычный вид. Вздохнул, почесал переносицу и с укором сообщил:

— Директор, ну не надо черту врать, а?! Мы же бесимся, ложью питаясь… А где ложь, там и антиподица её — правда, и вот эту-то правду мы, черти, чуем за версту. А за мальчика спасибо, теперь я про Гришеньку всё знаю. Кстати, привет василиску передавайте, тока в глаза ему не смотрите, зуб у него на вас, огромный и ядовитый.

Высказавшись, Василий развернулся было к двери, но был остановлен недоуменным воплем старика:

— Какой зуб??? Он же погиб! Гарри его мечом гриффиндорским заколол!..

— Да? — вернулся от двери ехидный черт. — А вы что, не в курсах о том, что василиски неистребимы? Как тараканы? Их даже дустом не изведешь, до чего живучи, твари… Так вот, василиск, к вашему сведению, вторая бессмертная животина опосля феникса, который обновляется каждые пятьсот лет, на третьем месте по живучести, по-моему, единорог. Есть ещё Дарео — абсолютно бессмертный и вечный зверь, но про него я тока слышал, вживую не видел. Вы чего, настолько наивны, что полагаете, василиска можно мечом заколоть, как куру на шампур? Не-не-не… его никак не можно изничтожить, уж тем более рыцарской ковырялкой. Всякую магическую тварь можно тока магией прибить, да и то я вам полной гарантии не дам, потому как ваш бешеный петух является стражником хогвартским, или символом, уж не знаю, для чего его Салазарыч создавал…

Добив Дамблдора до полного онемения, Василий наконец-то ушел, чтоб заняться своими обязанностями.

Отловил Гарри после уроков на обеде и впихнул в него тарелку борща с мозговой бараньей косточкой, догнал его картофельным пюре с огромной котлетой и залил это добро вишневым компотом. Полным граненым стаканом. Потом бдительно препроводил на все уроки, юморно переиначивая фамилии преподов, вся школа ржала с его профессора Снежка, а Грюма Василий просклонял на все лады, ни разу не повторившись и не назвав его правильно. Господи, как же Барти трясся под чужой личиной, кто бы знал… Стоит рослый и стройный черт у доски, сверлит его жуткими всезнающими глазами и придуривается:

— Во, слушайте, как Грюмыч говорит! От Громозека, как мудрено завернул! О-о-о, Гром Громыч, ка-ак тонко!.. Громуль, а я не ослышался? Ты сказал Эменди, а не Эфенди?

На ужине снова отловил Гришку и заставил скушать запеченного карпа с жареным картофелем. Гарри уже чуть не плакал, ощущая, как рыба укладывается поверх киевской котлеты, которая с обеда ещё не переварилась. Но это оказалось только началом кошмара, потому что со следующей новой недели Василий взялся за него всерьез: обливание ледяной водой по утрам, физзарядка тут же на полянке возле домика, бег по стадиону с грузом на плечах. Обильные и весьма питательные приемы пищи три раза в день с перекусом между ними. Ну и параллельно, парня натаскивали по магии старшие ребята: обучали манящим чарам, щитам, обороне и атаке. Развивали в нем и его качества-способности: заставляли летать на метле наперегонки с соколом, в которого превращался Никита. Рукопашная с медведем, в которого оборачивался повар Михаил Колодкин. Искал в темноте бесшумную черную кошку, причем киска внаглую кралась сзади по горнице и поддавала ему когтистого леща по заду. Гарри ойкал, подпрыгивал и ударялся сослепу о стол или лавку.

В общем, устроили Поттеру сладкую жизнь. Физкультура-зарядка, трехразовое питание, бесконечные тренировки сначала сильно мучили его. Добираясь едва живым до кровати, Гарри тихо плакал под одеялом, кусая подушку и ладонь, с ужасом думая о завтрашнем таком же кошмарном дне. Но позже, ближе к концу октября, Гарри с удивлением обнаружил, что получает от всего этого удовольствие. А ровно через месяц ощутил, что и сам физически изменился: вовремя поставляемые калории прибавили ему несколько дюймов роста и нарастили на костях жилистое мясо, которое благодаря тренировкам превратилось в тугие литые мышцы. Гарри, что называется, налился соками и молодой стремительной силой. Поднаторел он и в магии: влегкую ставил щиты, ловко и быстро атаковал, не давая опомниться противнику, серией ударов, научился использовать в качестве оружия не только палочку, но и любой предмет обихода — от табурета до тапка. Развил умопомрачительную скорость от полетов с соколом Никитой, познал все приемы вольной борьбы и натренировал храбрость — ну ещё бы, идти с голыми руками на ревущего гигантского медведя и после жаркой схватки завалить его…

В результате Гарри настолько расхрабрился, что рискнул остаться наедине со Снейпом. Дождался, когда все уйдут, и встал из-за котла. Услышав шорох из глубин аудитории, Северус поднял голову от стола, увидел Поттера и нахмурился. Ненавистный мальчишка вместо того, чтобы пройти к двери, направился к его столу, остановился, потоптался и вдруг заговорил:

— Сэр, позвольте вас поблагодарить.

— За что? — ровно спросил Снейп, стараясь не выражать своего удивления. Гарри вздохнул.

— За всё, сэр. За то, что закрыли нас с Гермионой от оборотня прошлым летом, за то, что мне свалиться с метлы не дали на первом курсе.

Помедлив, Северус молча кивнул головой, принимая извинения. Гарри облегченно выдохнул и, улыбнувшись, поспешно покинул класс. Находиться дольше с расслабленным драконом было всё же рискованно…

Примечания:

В данную главу вставлен отзыв **Барбидокской**, который просто идеально вписался в канву фанфика. Спасибо автору отзыва!

Проводив взглядом Поттера, окрепшего и заметно подросшего за какой-то месяц, Северус устало откинулся на спинку стула и уныло обвис на нем тряпичной куклой. Угу… Сначала черт на его уроках торчал, сверлил тут всех колючими зенками. Потом директриса сибирская с делегацией заявилась, оглядела класс, самого Снейпа прощупала своими рентгенами почище Дамблдора и сообщила:

— Товарищ Снейп, вы знаете, что ваше обращение со студентами предосудительно? У нас таких некомпетентных преподавателей увольняют с волчьим билетом или вообще не берут на работу после вступительных экзаменов и испытательных сроков.

— Не понял ваших претензий! — по инерции огрызнулся Снейп. — Какое вам дело до моих студентов?

— Как раз есть дело. Учтите, что у вас учится мой чемпион, и это в моих интересах, чтобы он дожил до конца года, исправно учась и участвуя в турнире. Вы не могли бы сбавить свой энтузиазм? Иначе в противном случае я буду вынуждена послать жалобу в вышестоящие инстанции и просить о вашем увольнении.

Северус разозлился — чтобы какая-то толстая иностранная баба ему тут мораль читала?! Взбеленившись, он бешено пролаял:

— Слушайте, гражданка, вы меня не пугайте, пожалуйста, и так вдоль и поперек пуганый целым классом обормотов, порывающихся ежечасно взорвать котлы с опасными зельями! Вы куда-то шли? Вот и идите себе мимо, меня вы не достанете!

— Вас я, конечно, не достану, товарищ Снейп, но мне крайне легко будет добыть и переслать воспоминания студентов Гарри Поттера и Невилла Долгопупса о ваших методах преподавания Зелий в Международную Коллегию Зельеваров. Будет любопытно посмотреть, как они отреагируют на вашу неадекватность, товарищ Снейп.

Так что ему не пришлось прикладывать особых усилий для того, чтобы не взбеситься при виде Поттера, когда тот остался со своими благодарностями. Хотя, признаться, мальчишка его удивил. Вырос, окреп, осмелел. Но всё равно он ненавистный щенок, за которого погибла Лили.

Северус нападал на Гарри не из-за его «раздолбайства», его горькие мотивы были продиктованы обидой и завистью. Ведь Лили не только выбрала Джеймса, но и отдала жизнь за сына, что на фоне безразличия Эйлин к нему, Северусу, не может вызвать теплых чувств к спасенному такой ценой ребенку. А то, что Эйлин была довольно равнодушной матерью, это было видно хотя бы потому, каким Северус был неухоженным. Вот кто ей мешал с помощью магии «облагородить» его одежду и вообще внешний вид, привести в порядок дом и приготовить еду? Даже если Тобиас злился, когда она колдовала, то он ведь не постоянно был дома, а значит, не мог и видеть, зато получил бы приятный глазу, носу и желудку результат. Да и от пьянства могла «закодировать», чтоб мужу просто не хотелось много пить. Именно поэтому, когда Северус просил Волан-де-Морта пощадить Лили, он не сомневался, что она отойдет в сторону и позволит убить своего сына, но та предпочла заключить с Темным Лордом договор — её жизнь в обмен на жизнь Гарри. Лорд этот договор сразу же нарушил, за что его и развеяло. А Снейп теперь вынужден беситься от неразрешимого вопроса: чем Гарри лучше, почему ради него погибла его подруга, когда до него никому, в том числе матери, не было дела. И злобствовал теперь, видя треклятого очкарика на своих уроках. Сучонок! Ну почему он жив?! Почему Лили должна была умереть за этого засранца???

Идя по коридорам, Косолапкина тормознула стайку первокурсников, заинтересовавшись их яркими зелено-желтыми значками, которые мигали и меняли картинку.

— Что это, молодые люди?

Самый храбрый из них, Дэннис Криви, отважно выступил вперед, в то время как Малкольм Бэддок, Стюарт Акерли, Оуэн Колдуэлл и Кевин Уитби с Грэхемом Причардом и Эмма Ноббс с Орлой Свирк и Норой Брэнстоун остались на месте, пугливо моргая на высокую суровую мадам.

— Это акция протеста против незаконного чемпиона! — звонко пропищал малютка Криви.

— Вот как, — подняла брови мадам Косолапкина. — Это где же он незаконный, если выступает под знаменем моей школы?

— А… не знаю, — сбился с толку мелкий патриот. Но тут его озарило, и он вдохновенно затарахтел: — А это гаррин друг так решил, Рон Уизли. Это он всё придумал, кричал, что это неправильно, что Гарри Поттер лижет жопу иностранной державе. И в знак протеста он с друзьями придумал вот эти значки, видите, мэм, они умеют переключаться… вот смотрите.

И пацанчик показал, как значок меняет картинку и надпись: с «Седрика Диггори мы поддержим — он настоящий чемпион!» на «Гарри Поттер, ты смердяк, задавала и дурак!»

— А рисовал Дин, круто, правда?! — счастливо пропищал наивный малец. Косолапкина растроганно погладила малыша по головке и мягко пожурила:

— Круто, да… А слово «жопа» лучше не говори, не нужно так ругаться. Договорились?

— Ладно, — покладисто закивал малыш. И уточнил с детской непосредственностью: — А разве это плохое слово? — похлопал себя по заду и сообщил: — Мы же на ней сидим!

— Мы сидим на стуле, а по попе обычно наказывают, — внесла коррективы в воспитание иностранцев Косолапкина. После чего удалилась. Дэннис смотрел ей вслед и задумчиво почесывал пятую точку, по которой дома неоднократно прогуливался папин ремень. И значок вдруг стал ему противен, зачем он его носит? Ведь Гарри Поттер его кумир!

Высмотрев ближайшую урну, крошка Дэннис решительно подошел к ней и выкинул значок, остро пожалев, что вообще поддался волне общего психоза старшекурсников. Остальные его однокашники последовали его примеру — тоже подошли и повыкидывали свои значки.

Косолапкина тем временем дошла до кабинета Минервы и теперь сверлила её совесть дрелью справедливости, занудливо жужжа в шотландские глухие уши:

— Товарищ МакГонагалл, ну куда вы смотрите? Вы же декан Гриффиндора, почему же вы не видите, как стаи гриффиндорцев травят гриффиндорца же? Десятки ребят окружили и унижают насмешками одного своего товарища, а вы ничего этого не замечаете. Ну как так можно? А если мальчик обидится? Ведь у подростков в такое время гормоны зашкаливают, и они становятся такими мнительными… А из школы-интерната и сбежать-то некуда, разве только в петлю или вниз с самой высокой башни сигануть.

— Зачем сбегать? — не въехала сушеная вобла. Косолапкина внимательно оглядела Минерву и попробовала другую тактику.

— Минерва МакГонагалл, потрудитесь исполнять обязанности декана строго по инструкции в соответствии с правилами! Проверьте здоровье ваших студентов, проведите инспекцию их общаг и осмотр их вещей в целях изъятия незаконных предметов, таких как спиртные напитки, табачные изделия и запрещенные в употреблении зелья, опасные для здоровья и жизни.

По мере перечисления того, что она должна делать, Минерва наливалась злобой, краснела-бурела и, достигнув точки кипения, заклокотала:

— Да кто вы такая, чтобы мне тут указывать, что и как мне делать?!

— Что делать, я вам уже сказала, а кто я такая… — тут Косолапкина ненадолго задумалась, потом договорила: — Скажем так, вас оно не должно волновать, но если это поможет вам взяться за ум, то загляните в архивы Питерского Хранилища и поищите имя директора Брянской школы «Кощеевка». Всего хорошего.

С чем и удалилась товарищ Косолапкина, оставив Минерву растерянно хлопать глазами.

Следующие пару дней Минерва отмахивалась от своих мысленных вопросов, но потом неуемное кошачье любопытство её догрызло, и она послала запрос в вышеупомянутое Хранилище. Ещё пара дней ожидания, и её терпение было вознаграждено… или наказано? В её окно влетела сова и принесла тонкую папочку, в которой лежал всего один гербовый листок, но вот содержимое сего документа…

В общем, после его детального изучения Минерва кардинально переменилась. Пронеслась по Хогвартсу с рупором и рявкающими приказами велела всем гриффиндорцам выкинуть значки протеста. С ослушников сняла штрафы. Провела шмон по всем старшим курсам, от третьего до седьмого, и изъяла всё найденное: порножурналы, огневиски, пиво, курительные трубки, кисеты с табаком, нелегальные зелья, амортенции-привороты и всё остальное, что входило в список Филча, мне лень перечислять, сами ищите и читайте, если кому интересно. И нет, не скажу, при чем тут имя директора Кощеевки.

Скажу лишь только, что это имя оказалось не по зубам даже Рите Скитер. После его упоминания Рита стала просто шелковой и милой-послушной, как самая настоящая лапочка, написала в «Ежедневном Пророке» опровергающую статью насчет нелегального вступления Гарри Поттера в Турнир и принесла самые горячие и искреннейшие извинения.

А двадцать второго ноября, за два дня до первого тура, прибыли драконы. Привезли их глухой ночью, прочно усыпленных, так, во всяком случае, наивно полагали драконоводы. Но увы и нет, самые убойные снотворные не помогут при смене климата и тряске. Древние рептилии заснули в теплом здании драконария, гигантской оранжерее, где держали самочек, несушек и наседок, и где для них поддерживали комфортную для размножения температуру. А тут ни с того ни с сего тряска и зимний холод. Разумеется, драконицы проснулись и устроили массовую истерику.

Восторженно ахал Хагрид, бродя вдоль клеток, заталкивая за спину мадам Максим, оберегая ту от огненных плевков ревущих зверей, спотыкался вслед за ними Гарри под мантией-невидимкой… Распевал оды драконьей мощи Чарли Уизли. Ругались и уворачивались от огня драконоводы, рычали и бесновались драконы, сходя с ума от холода и отсутствия драгоценных яиц. Послушав разговор Хагрида и Чарли о том, для чего привезли драконов, Гарри решил, что можно уходить. Возвращаясь к замку, он напряженно думал об увиденном и услышанном. Интересно… Чем учредители турнира таким забористым обкурились, раз решили, что один недоученный волшебник справится с многотонным огнеметом? Сами-то они по семь-восемь на каждую тварь скопом кидаются.

Гарри так глубоко погрузился в размышления, что чуть не столкнулся с Каркаровым, крадущемся в сторону отдаленного рева, но, к счастью, успел вовремя свернуть. Придя в замок, Гарри с неохотой поднялся в башню, где Сириус назначил ему встречу в камине. А вот и он. Отъевшийся, подстриженный, гладковыбритый…

Равнодушно отмахнувшись от драконов, Сириус с полчаса подробно вруливал Гарри о том, что Игорь Каркаров — это бывший Пожиратель Смерти. Потом так же долго разливался о глупой Берте Джоркинс, а начав говорить про то, как победить драконов, зачастил, как нерадивый студент на экзамене, спеша вывалить ненужную ему информацию… да и то не договорил — был спугнут Роном. С Роном Гарри доругался вконец и ушел в глубоком расстройстве. Бредя по двору к избушке, Гарри грустно вспоминал слова Невилла, сопоставлял их с только что увиденным Сириусом и всё больше понимал — прав Невилл. Совсем никудышный у него крестный, всё, что он успел сказать, было: против драконов есть оружие. Усыпляющее заклятие не при­меняй. Драконы очень сильны, их волшебная мощь огромна. Одному волшебнику не справиться, нужно одно­временное заклятие нескольких волшебников. Но ты можешь справиться с драконом один. Есть простое заклятие. Все, что требуется…

Вот и всё, что успел протараторить после получасовых бредней о Каркарове и незнакомой Берте Джоркинс. Вздохнув, Гарри вошел в горницу и горестно поздоровался с Василием. Тот сидел за столом перед самоваром и попивал чаек из блюдечка, виртуозно держа его на кончиках пальцев. Кивнув Гарри, черт спросил:

— Чего такой смурной, а, малец?

— Хагрид только что показал мне драконов, — подумав, решил поделиться своим горем Гарри. — С ними у нас будет первый тур.

«Дзынь, бряк, бэм-с» — черт выронил блюдечко, пролил на себя горячий чай, обжегся, вскочил, опрокидывая самовар. В следующий миг горница напоминала баню: из-за белого пара ничего не стало видно — чай выплеснулся на раскаленные угли на подносе под самоваром.

— Д-др-раконы? — прозаикался невидимый в паровой завесе Василий. — Сынок, это они тебя так убить решили, да? Таким изощренным и жестоким способом?

Гарри поспешно вытер навернувшиеся слезы — вот с кого Сириусу пример надо брать! Посторонний, чужой и вообще черт беспокоится о нем больше родного крестного. Тут раздался раздраженный хлопок, и пар исчез по велению магии, и стал виден черт, злой и бешеный. Красные глаза метали молнии, а руки сжимались в кулаки, казалось, им не терпелось кое-кому глотку разодрать. Грозно пыхтя, Василий начал поносить недоумков, выставляющих против ребёнка всяких неубиваемых монстров. Из потока этих ругательств Гарри вычленил «зеленых ползучих гадов» и понял — Василий знает про василиска. А черт тем временем замолчал и начал очень внимательно рассматривать Гарри. Тот занервничал, пощупал грудь, проверяя одежду, и опасливо спросил:

— Что?..

— Да вот, думаю, что легче: тобой на время стать или тебя в дракона превратить?

У Гарри челюсть так и отвисла. Ну и ну!

Позднее в той же горнице собрали срочный совет, все участники его уселись вокруг стола и принялись решать проблему — как и чем помочь Гарри в борьбе с драконом. Думали, ломали головы, судили-рядили, спорили-переругивались, из спальни на шум пришла Косолапкина, послушала крики и вопли, понаблюдала, как некоторые в ажиотаже грохают кулаками об стол, и негромко кашлянула. Вмиг настала тишина — все повернули головы в её сторону, и четырнадцать пар глаз (включая кошачьи) вопросительно уставились на директрису.

Косолапкина любовно погладила стену и мягко спросила:

— Вы не забыли, на чем мы сюда приехали?

Тринадцать пар глаз обвели взглядом стены и пол избушки, и на их лицах расплылись тринадцать понимающих коварных улыбок, особенно кошмарно выглядел кошачий оскал — ни дать ни взять, лыба Чеширского котяры… один Гарри тупо моргал, ничего не понимая.

В назначенный день, когда начался Турнир, Гарри был готов. Спокойно выслушал радостную истерику Бэгмена, с нордическим спокойствием высидел всех своих соперников, дожидаясь своего часа, и после сигнала вышел к хвостороге. Дракониха, рыча, уставилась на противника, Гарри, не делая резких движений, аккуратно прошел на середину каменной площадки и встал очень прямо, как стойкий оловянный солдатик. И засвистел тоненькую мелодию на манер: «аты-баты, шли солдаты…», которую он за два дня вполне успел выучить.

Под тяжелыми шагами загудела и затряслась земля, это на гаррин посвист спешила избушка. Всё ближе и гульче шаги, всё громче и громче топот огромных ног, и вот из-за камней выступила ОНА, кошмарное порождение детской фантазии — дочь скворечника и Змея-Горыныча. Разумеется, ранимая психика дракона не выдержала такого нереального зрелища. Обреченно съежившись, хвосторога распласталась на камнях и крепко зажмурилась, не в силах смотреть на эдакого запредельного, невообразимого, совершенно кошмарного монстра, последнего венца человеческого издевательства.

Неслышно ступая, Гарри подошел и взял золотое яйцо из кучи, потом так же осторожно, не делая лишних телодвижений, вернулся к Избушке, и они вместе покинули арену.

Зрители недоуменно косились на судей, те на своих коллег, беззвучно вопрошая — а что это было? Что это за деревянная тварь на курьих ногах, которую, как только что выяснилось, боятся даже свирепые драконы, самые неустрашимые и опасные существа на свете? И не нарушены ли при этом правила Турнира? Ведь чемпион должен полагаться только на себя и на свою волшебную палочку… Но с другой-то стороны, избушка является предметом неодушевленным, а значит, не может считаться живым существом. И вообще, использовал же Седрик собаку, создав её из камня при помощи трансфигурации.

Избушка проводила Гарри до палатки и ушла, по-солдатски печатая шаг. Не успел Гарри сесть на лавку по просьбе мадам Помфри, малость озадаченной тем, что Поттер вернулся от дракона без единой царапинки, как в палатку влетели Рон и Гермиона.

— Гарри, ты был великолепен! — зазвенел голос Гер­мионы. Видно, она очень нервничала, на щеках — следы от ногтей. — Потрясающе, Гарри! Честное слово!

Но Гарри смотрел на Рона, который был очень бле­ден и таращился на Гарри, как на призрак.

— Гарри, — на редкость серьезно сказал он, — кто бы ни положил твое имя в Кубок, я понял: он хочет тебя убить!

— Додумался? — холодно ответил на это Гарри. — Долго же до тебя доходило.

— Нет… как я мог? — продолжал запоздало убиваться Рон.

— Ничего, — равнодушно хмыкнул Гарри. — Спокойно смог и как-то прожил без меня полтора месяца.

И отвернулся — прощать рыжего предателя Гарри не собирался. Не нужен ему такой жадный и завистливый друг. Такой же безголовый и ветреный, как Сириус. К сожалению, Рон очень походил на него.

Ушел Гарри, а Рон так и остался стоять, непрощенный, ошарашенный, с отвалившейся челюстью, брошенный-покинутый другом. Сейчас он, как никогда, остро осознал, что именно чувствовал Гарри, когда он обвинил его в предательстве.

Разошлись зрители, опустели трибуны, уковылял придавленный виной Рон, и только один человек долго ещё сидел на опустевшем стадионе — Северус Снейп. Сидел по той причине, что ноги противно дрожали… Сначала он с потайным замиранием в душе смотрел, как сражаются с драконами иностранные студенты — Виктор Крам с китайским огненным шаром и Флер Делакур с валлийским зеленым, с драконами мелкими, некрупных пород. Седрику, его родному, знакомому ему, как облупленному со всех сторон, не семь лет, а все семнадцать, с пеленок, студенту достался дракон покрупнее — шведский тупорыл. За него Северус попереживал, искренне гордясь юношей и восхищаясь его мастерством в области трансфигурации. И честно похлопал своему ученику. А вот при виде огромной шипастой хвостороги ему резко поплохело, так как он сразу вспомнил, КОМУ предназначен сей гигантский экземпляр. Четырнадцатилетнему сопляку. И, видя, как этот мелкий недоросль выходит на арену, Северус моментально и срочно забыл, кто его отец, выдвинув на первое место непреложную и самую главную истину — он сын Лили. И если он сейчас погибнет, если эта пятитонная тварь ему хоть один волосок подпалит…

Пока он мысленно грыз ногти и копал могилу безвременно погибшему мальчику, Поттер засвистел какую-то бравурную мелодию. На посвист, под живенькую, жизнерадостную «шли солдаты на базар…», к Поттеру притопала избушка. Дракон распластался практически в обмороке, вжимаясь в камень и крепко закрыв глаза. Поттер… этот невозможный, несносный мальчишка, спокойно подошел и забрал трофей!!! Теперь Северус его точно похоронил, закопав поглубже и навалив сверху многотонную плиту. За испуг. И напрасные переживания.

И вот он сидел теперь в гордом одиночестве, ждал, когда перестанут дрожать ноги. И думал. А чего это он за этого засранца так испереживался? Он что, сын ему рОдный? Да, почти, признался он сам себе, при других обстоятельствах это вполне мог бы быть его ребёнок.

Украдкой осмотревшись по сторонам и никого не увидев, Северус позволил себе улыбку, быструю и неумелую — а всё-таки хорошо, что у мальчишки есть заступники! Вон, цепную избу на дракона спустили. Интересно, а что она такое? Почему она так страшна для огнедышащих ящеров?

Когда маленько отпустило и в ногах исчезли последние ощущения ватности, Северус покинул стадион, привычно налившись желчью и презрением к гадостному очкарику.

Гарри, радостный и счастливый, праздновал победу в Большом зале среди своих новых друзей, одиннадцатиклассников русской школы Сибириада. Сейчас, месяц спустя, после долгих тренировок они стали просто родными, и Гарри всех их знал поименно, а не только соседей по комнате. Никита, как уже известно, был Финистом — Ясным соколом, молодец-оборотец, так же, как и дядя Миша — выворотнем, русским оборотнем-перевертышем. Данилка Нечаев был молодым чертиком и в будущем обещал стать не хуже отца, во всяком случае, задатки у него есть, как приговаривал Василий. Юрка — простой ведьмак, собирался стать целителем. Трое других парней из соседней комнаты тоже были приличными такими магами, звали их Ромка, Семен и Валентин. Из четырех девушек только три являлись представительницами человеческой расы: Лида, Настя и Женя, а четвертая, Олеся, была ундиной, то бишь русалкой.

В это сложно поверить, но десять русских парней и девок, растянувшись цепью на одной длинной лавке и возложив руки друг другу на плечи, оказались громче целого зала школяров, а уж когда они затянули песню слаженным хором в десять неслабых глоток… Хор Пятницкого удавится.

Сибирь — таёжные урманы,

Сибирь — равнины и поля.

Кочуют белые туманы

В степных владеньях ковыля.

Сибирь, Сибирь, твои пространства

Необозримы, как моря.

Ты несравненна и прекрасна,

Ты навсегда любовь моя.

Сибирь, в тебе своё начало,

Сибирь, в тебе своя душа:

То раздаётся шум Байкала,

То слышен голос Иртыша.

Сибирь, Сибирь, твои пространства

Необозримы, как моря.

Ты несравненна и прекрасна,

Ты навсегда любовь моя.

Сибирь, Сибирь — сестра Урала,

Сибирь — владычица морей.

Как мать моя, ты понимала,

Что значу я в судьбе твоей…*

Тягучая, тянущая нота так щемила что-то внутри у Гарри, что он чуть не расплакался, слушая дружное пение рослых сибиряков. Так душевно они пели, ладно да складно, а слова незнакомой песни почти не нуждалась в переводе, так же, как не нужны переводы английских песен для русскоязычного человека.

Для Гарри отныне эти парни и девушки были не просто кто-то там посторонний и безликий, нет, за неполные два месяца они стали родными и такими понятными, словно он их с рождения знал. Таково свойство необъятной русской души. Стоит пообщаться с русскими хоть пару часов — и всё, побратимы и друзья навек, уж так они располагают к себе тех, кого допускают в свою душу… А Гарри они допустили, прямо настежь распахнули широкие двери, приняв под свое надежное и верное крыло одинокого мальчика-сироту.

Впервые за свою короткую жизнь Гарри познал, что значит настоящая семья. Семья — это когда все близки, честны, искренни и откровенны друг с другом, семья — это взаимное доверие и чувство локтя, когда ты твердо знаешь, что каждый член семьи придет к тебе на помощь, что никто тебя не бросит, не предаст…

И зная, что это ненадолго, всего на семь месяцев, считая от конца ноября, Гарри старался как можно больше времени проводить в компании ребят, стремясь наверстать то, чего лишила его сама судьба — жизнь в полноценной и дружной семье. Его стремления и тайные надежды, конечно, были замечены отцом и сыном Нечаевыми. Василий и Данила, видя, как Гарри тянется к ним, временами бросали друг на друга озабоченные взгляды. Потому что это было неправильно, потому что это ни в чьи планы не входило, чтобы к ним привязался кто-то. Но и оттолкнуть ребёнка они не могли и скрепя сердце открыто улыбались в ответ на доверчивый гаррин привет.

А время шло. Отгремел ажиотаж вокруг первого тура, давно забылись драконы, шлифовал декабрь морозным наждаком окрестности Хогвартса, присыпав их рассыпчатым белым инеем и снегом. Впали — к счастью! — в глубокую спячку соплохвосты Хагрида. А вредная МакГонагалл поставила перед студентами невыполнимую и просто кошмарную задачу — найти себе партнершу для танцев на Святочном балу.

Неделю назад Гарри сказал бы, что найти партнера для бала — пустячное дело, не чета поединку с драконихой. Но после поединка он согласился бы еще на десять схва­ток.

Пригласить на бал девушку! Страшнее ничего не при­думаешь. В этом году многие ученики не поехали домой на рождественские каникулы. Он-то, конечно, всегда оста­вался, не ехать же в самом деле на Тисовую улицу. Но в прежние годы оставшихся можно было по пальцам пересчитать. Нынче из старшекурсников не уехал никто. И все помешаны на Святочном бале, по крайней мере, девчонки. Сколько же их в Хогвартсе! Он только теперь это заметил. И все они шептались и хихикали по закоулкам замка, давились смешками, если мимо проходил мальчик. А сколько волнений и разговоров о нарядах для предстоящего праздника!

— И что они ходят все вместе? — спросил Гарри у Невилла, увидев стайку девочек, которые поглядывали на Гарри, хихикая. — Как тут к одной подойти и пригласить?

— Может, оттащить её в сторону с помощью лассо? — предложил Невилл. — Ты уже выбрал, кого заарканить?

Гарри не ответил. Выбрать-то он выбрал, а пригласить не хватает духу. Чжоу на год старше его и такая краси­вая! Да еще играет в квиддич. В общем, пользуется огром­ным успехом. Но Невилл, кажется, подозревал, что творится в душе у Гарри.

— Знаешь что, — сказал он, — тебе нечего волновать­ся. Ты — чемпион. Ты только что победил венгерскую хво­сторогу. Спорим на что хочешь, у тебя от девочек от­боя не будет?

— Ты-то кого-то пригласил? — огрызнулся Гарри, занервничав от его испытующего взгляда. Невилл криво ухмыльнулся.

— Джинни Уизли я пригласил. Что? Слабо?

— Фу… — передернулся Гарри. — Она же ронова сестрица. Только не говори, что она тебе нравится!

— Нормальная девчонка! — построжел Невилл. — Боевая и храбрая, в самый раз для танцев на один вечер. А тебе что, девочку надо на всю жизнь пригласить? Кто хоть на примете у тебя?

— Чжоу… — покраснел от смущения Гарри. — Чжоу Чанг из Когтеврана.

— А, — с сочувствием посмотрел на него Невилл. — Тут ты опоздал. Она с Седриком встречается.

Гарри с досадой уставился на него — ну во-о-от, единственная интересная девушка во всем Хогвартсе, и та занята. Приуныв, он поплелся прочь по коридорам замка, впрочем, не забывая смотреть, не мелькнет ли где одинокая девичья фигурка, ибо намек Невилла он понял: если ему нужна партнерша на один вечер, то для этого сойдет любая девчонка, которой не обязательно обещать золотые горы и вечные свидания с букетами-шоколадами. Впереди показалась женская, отнюдь не девичья, мощная фигура сибирской директрисы, поравнявшись и поздоровавшись с Поттером, Косолапкина вдруг тормознула его.

— Товарищ Поттер, пригласите, пожалуйста, Олесю Найденову. Всего на один вечер. Надеюсь, это вам несложно?

— Нет, мэм, — вежливо ответил Гарри. И последовал совету директрисы, так как уже знал, что она дурного не посоветует.

У остальных чемпионов дела обстояли более-менее сносно и терпимо. У Седрика девушка уже была, и постоянная, Флер удалось окрутить Роджера Дэвиса, очаровать его вейлочарами. А Виктор…

Виктор ловил Гермиону. Впервые она запала ему в пламенное сердце в тот самый миг, когда он кинул свое имя в Кубок и, уходя к столу, увидел её. Милую кареглазку, скромно и тихо сидящую с книгой на коленях. Они встретились взглядами… Черные очи дюжего болгарца и карие, теплые и спокойные, глаза Гермионы. И не было в этих добрых глазах того оголтелого фанатского огня, который в последнее время Виктора уже просто отпугивал, заставляя его, высокого и сильного мага-спортсмена, шарахаться от представительниц слабого пола. В общем, влюбился Витя по самые гланды в милую лапушку-Гермиону, которая не преследовала его с визгом, помадой и дикой просьбой расписаться у неё на сумке. Напротив, Гермиона старательно избегала его поползновений, прячась то в библиотеке, то среди своих друзей, на которых у Вити вскоре выработался рефлекс испанского быка — при виде парней он уже чуть ли не пар из ноздрей пускал и землю ногами рыл.

При парнях Витя стеснялся подойти, хоть те и на три года мельче его, но самомнения у них могли быть и круче, в конце концов, это их территория, а следовательно, и прав у них на Гермиону больше. В библиотеке он тоже не мог подойти к красавице, потому что за ним жадно следили фанатки. Но он был упорен и терпелив: приходил в библиотеку, брал книгу и садился её читать, украдкой любуясь милым курносым профилем, каштановыми прядями, небрежно заправленными за маленькое розовое ушко, на одну, особенно упрямую прядочку, выбившуюся из прически, Витя прямо умилялся — ну совсем как у мамочки и у младшей сестренки! В Большом зале старался сесть так, чтобы всё время видеть Гермиону.

Наверное, он всё-таки перестарался в своих преследованиях, потому что Гермиона вскоре начала его откровенно опасаться и стала так виртуозно исчезать, словно раньше времени научилась трансгрессировать.

Но однажды…

Француженка Флер придралась к грубым английским блюдам.

— Эта ваша еда слишком тьяжолая. Моя красивая ман­тия будет мне мала! — недовольно воскликнула она как-то вечером в Большом зале. Гарри, Невилл, Рон и Гермиона как раз выходили оттуда. Витя привычно и как бы сам по себе двинулся следом.

— Бедняжка! Какой ужас! — с иронией посочувство­вала Гермиона. Но Флер уже вышла в холл и не слышала её слов. — И чего себе воображает!

— Гермиона, а с кем бы ты пошла на бал? — заинтересовался вдруг Рон, оценивающе оглядывая фигуру подруги, явно собираясь её пригласить. У Вити при этом сердце так и рухнуло в желудок — ну всё, опоздал!.. Гермиона не успела ответить Рону.

— Ты, Уизли, наверное, совсем того! — послышался за спиной голос Малфоя. — Думаешь, кто-нибудь при­гласит на бал эту грязнокровку, да ещё с лошадиными зубами?

Руки Виктора среагировали мгновенно — не глядя, он цапнул тощего белобрыса за шею и, низко нагнув, упер носом в свое колено.

— Что ты сказал, гаденыш? — тихо прорычал он в посеревшее от страха ухо.

— Пустите… — сдавленно просипел белобрыска. Витя назидательно встряхнул его, глянул в сторону своей принцессы и тут же ощутил себя рыцарем — Гермиона смотрела на него с таким восхищением, с такими теплыми нежностью и благодарностью…

И пока Рон пыхтел, наливался гневом и собирался достойно ответить Малфою за те же секунды, сердце Гермионы было покорено Виктором Крамом. К тому же оказалось, он так мило коверкает её имя, неправильно произнося его.

Настал Святочный бал. Из подземной гостиной по лестнице поднялись слизеринцы. Впереди вышагивал Малфой в черной бархат­ной мантии с высоким воротником. «Точь-в-точь пастор», — вдруг подумалось Гарри. Малфой вел под руку Пэнси Паркинсон в светло-розовой мантии, обильно ук­рашенной рюшками и бантами.

Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмстранга во главе с профессором Каркаровым. В раскрытые двери Гарри ус­пел заметить перед замком на лужайке возведенный вол­шебством грот, полный розовых кустов, среди которых высились каменные скульптуры Деда Мороза и северно­го оленя. Над кустами и скульптурами порхали разно­цветные светляки. Это были настоящие живые феи, толь­ко совсем крошечные.

— Участники Турнира, пожалуйста, пройдите сюда, — прозвучал голос профессора МакГонагалл. Она объяснила чемпионам, что пока им надо постоять здесь: они войдут в зал парами, церемон­но, после того, как все остальные усядутся за столы. Флер Делакур с Роджером Дэвисом встали первыми у самых дверей. Подошли Сед­рик с Чжоу, Виктор с Гермионой, Гарри одобрительно кивнул ей — она выглядела прекрасно: волосы, обычно напоминавшие воронье гнездо, гладко расчесаны и скру­чены на затылке в красивый блестящий узел, легкая ман­тия небесно-голубого цвета, да и походка совсем другая, наверное, потому, что плечи не оттягивает тяжелый ра­нец. И она улыбалась так счастливо…

Двери в Большой зал распахнулись, и толпа хлы­нула в зал. Поклонницы Крама, те, что устраивали засаду в библиотеке, проходя мимо, казалось, готовы были убить Гермиону. Пэнси Паркинсон вытаращила глаза, и даже Малфой позабыл от изумления ругательные слова. Один только Рон, поравнявшись с Гермионой, не удостоил её взглядом. Когда все наконец уселись по местам, МакГонагалл велела оставшимся встать друг за другом парами и сле­довать за ней. При их появлении весь зал захлопал, и про­фессор МакГонагалл повела их к большому круглому сто­лу в дальнем конце, за которым сидели судьи.

Стены зала серебрились инеем, с темного, усыпанно­го звездами потолка свисали гирлянды из омелы и плю­ща. Длинные обеденные столы исчезли, вместо них — сотня столиков, каждый человек на десять. На столиках уютно горят фонарики. Заиграла музыка. Олеся улыбнулась Гарри и повела на середину танцпола, а за ними двинулись остальные три пары — пора было открывать бал.

Примечания:

**ПЕСНЯ О СИБИРИ**

Музыка: Ю. Чичков, слова: В. Боков

Примечания:

Спасибо автору потрясающих отзывов **Signe Hammer** за предоставленный кусочек — вставленный мной в данную главу в качестве монолога Петуньи Дурсль, когда она рассказывала о том, как обнаружился "подарок" на пороге и как пришлось оформлять на него документы.

Гарри, слава богу, умел танцевать. Об этом позаботилась ещё его тётка, запихнув мальчишку в младшую школу, едва тому исполнилось четыре года. А уж там воспитатели с учителями взялись за огранку дикого камушка, сильно заросшего тупостью и заметно отставшего в развитии.

Поняв, что ребёнок не умеет ни читать, ни писать, ни считать и очень плохо разговаривает, на Петунью круто так наехали, пригрозив забрать и Дадлика, если она так и будет лодырничать в воспитании племянника. Петунья ужасно расстроилась, проводив за дверь бдительную цербершу из социальной опеки, вернулась в гостиную к двум своим подругам, Кэтрин и Ивонн, случившимся в гостях, и сорвалась в длиннющий истеричный монолог с битьем себя пяткой в грудь, ибо…

Я вам должна рассказать, как нам пришлось сильно постараться, чтобы оформить документы на такого ребёнка, как Гарри Поттер. Без нарушения законов. Потому что для того, чтобы сделать это, как они сказали, с нарушением законов, нужны либо огромные деньги, которых у нас нет и никогда не будет, либо связи в криминальных кругах или среди вышестоящих, которых, опять-таки, у нас нет и никогда не будет. Поэтому только законным путем.

Итак, по порядку:

Вот вы открываете дверь и видите «подарок» на пороге. Шок описывать? Я в нем до-о-олго была, да что там, до сих пор в нем… Но вот шок прошел, вы думаете, что же вам делать. Ну, перво-наперво — врач. Даже если вы сначала вызовете полицию, они первым делом позвонят в ближайшую больницу или дежурный травмпункт, если выходной или позднее время. Особенно если у ребёнка шрам.

Вы приехали с мальчиком в больницу. Вам очень повезет, если вас примут без очереди — обычно там очень много тех, кто нуждается в немедленной помощи, а тут ребенок вроде спокойный, не температурит, шрам… ну крови нет, немедленной помощи не требует. Даже если у нас есть личный врач, к которому мы прикреплены в поликлинике или больнице, это не значит, что он бросит все — его время тоже расписано наперед, хорошо, если он выкроит полчаса в своем графике. Среднее время ожидания — два часа.

Ну вот, наконец, вы попали с ребёнком на осмотр — врач расспрашивает вас, что за ребёнок, где он так поранился, что вообще случилось. А мы с Верноном в полной панике лепечем о том, что ребёнок — наш племянник, его нам подкинули, документов нет, о родителях ни слуху ни духу. Врач сразу же звонит в полицию, это его обязанность — ребёнок с явными физическими воздействиями и неясными обстоятельствами, а полиция уже самостоятельно уведомляет социальную службу. В больницу они приезжают вместе.

Далее следует очень неприятный и долгий разговор, пока врач осматривает ребёнка. Нас буквально выворачивают наизнанку — знаем ли мы, кто этот ребёнок, почему мы уверены, что это именно наш племянник, где документы, кто его родители, где их найти, ах, они умерли? Значит, будет расследование, интересно, почему это в сводках ничего нет? А не вы ли, уважаемые Дурсли, избили мальчика? Не вы? А чем докажете?

Вы же понимаете, что нам нечего сказать в свою защиту! Сказать правду нельзя, а если сказать, то кто нам поверит? От немедленного ареста нас спасает только то, что, согласно выписке из национального реестра, у нас действительно только один ребёнок, а ещё где-то есть сестра, у которой — это пока ничем не подтверждено! — действительно в силу её возраста может быть ребёнок, мальчик или девочка — неизвестно. Сама она, миссис Дурсль, может только сказать, что с сестрой в последние годы не общалась, поскольку та состояла не то в какой-то секте, не то в коммуне типа хиппи, где им, наверное, запрещено было иметь документы и как-то контактировать с внешним миром. Я не могу даже сказать наверняка, погибла ли моя сестра с мужем, мужа этого я видела только один раз и считаю его мужем только потому, что сестра так сказала.

Далее нас наконец отпускают домой, кстати, а вы знаете, что с нами все это время был Дадли, бабушек-дедушек рядом нет, Дадли все это время был с нами в больнице — можете представить себе этот ад, весь режим дня к черту, чем кормить обоих детей в больнице, где памперсами разжиться и прочее. Гарри оставляют в больнице на несколько дней — понаблюдать, никто же его нам сразу не отдаст.

Полиция тем временем начинает расследование. Никаких данных о семье моей сестры нет, кто они, где живут, был ли у них ребёнок — ничего. Полицейские поднимают данные об убитых и погибших за последние несколько дней — нет ничего, что бы хоть отдаленно походило на случай с родителями мальчика. Такое ощущение, что ребёнок просто свалился с неба. Они опрашивают наших соседей, коллег и сослуживцев Вернона, его шефа, его сестру Мардж — думаю, теперь понятно откуда такая нелюбовь к мальчику. Отовсюду получая только положительные отзывы — законопослушные граждане и налогоплательщики, ни в чем противоправном не замечены и тому подобное.

А мы тем временем сидели дома и умирали от страха: во-первых, совершенно непонятно, чего ждать от этих гребаных волшебников, одно ясно, что ничего хорошего — сестрица со своим непутевым муженьком уже угробились, их сына просто швырнули нам на порог. И второе, самое главное — бог его знает, до чего там докопается полиция и что решат социальные службы, может быть, Гарри нам не оставят, так хоть бы Дадли не забрали!!! Вдруг эти из социалки все-таки решат, что шрам у Гарри — дело наших рук, ведь доказать обратное мы не можем?

Ну вот, наконец, полиция заканчивает свою работу, а это не один день, это минимум две-три недели, и все это время мы жили под невероятным прессом. Но теперь действительно все, полиция все проверила, и хотя понятно, что ничего непонятно с Гарри Поттером, но к нам у них претензий нет, слава Богу, что и у социальной службы тоже, а вот это чистая случайность, нам повезло — в такой ситуации все решает человеческий фактор, попадись им более подозрительный или принципиальный сотрудник, мы бы и Дадли лишились, и сами оказались бы под наблюдением. Было принято решение оставить Гарри Поттера под нашей опекой, мы хоть и не в восторге от этого, но все перекрывает облегчение от того, что этот кошмар закончился. Почти.

Теперь надо оформлять на Гарри документы — свидетельство о рождении, индивидуальный номер (он есть у всех независимо от возраста), делать регистрацию в полиции о месте жительства, оформлять опекунство и пособие. Это занимает не так много времени, но вот засада — ходить, вернее, ездить во все эти места и собирать всевозможные справки нужно вдвоем с Верноном, поскольку опекуны оба, а у Вернона еще и работа есть. Повезло, что отношения с руководством были настолько хороши, что они закрывали глаза на временное отсутствие сотрудника.

Выговорившись, Петунья замолчала, оцепенело глядя в одну точку. Молчали и ошарашенные подруги, впервые задумавшись о том, как же Петти, бедняжке, несладко пришлось…

Что ж, документы оформлены. Все улажено. Начинаются суровые будни людей, которые вовсе не ждали и не хотели лишнего ребенка. Близнецы в доме — а Гарри и Дадли можно считать ими — то еще испытание, особенно для тех, кто к этому никак не готов. Плюс магические выбросы ребёнка, а как с ними бороться и когда их ожидать, что вообще с ними делать — об этом Дурслям любезно не рассказали. Чудо, что Вернон не бросил Петунью — ему этот племянник вообще не кровная родня, чтобы о нем беспокоиться.

Разумеется, такая встряска далеко не способствовала тому, что мальчика, свалившегося из ниоткуда на голову, пламенно полюбят. Напротив, чертов ребёнок вызывал отвращение и ненависть за ту нервотрепку, которую он принес своим появлением. Его плач и просьбы игнорировались и пресекались грозными окриками и шлепками. От капризов Гарри отучили быстро — когда он отказался есть кашу, его просто оставили голодным, а потом, очень сильно проголодавшись, наплакавшись и устав от всего, малыш начал поглощать всё, что дадут, без капризов и протестов.

С магическими выбросами тоже придумали, как бороться. Вернон обил стены чулана под лестницей звукоизоляционными обоями и специальной фольгой, которая, как уверили продавцы, отражает все волны и эманации — НЛО мимо пролетит и то будет отражено, все плохие и гадостные радиационные элементы! Ладно, попытка не пытка, не попробуешь — не узнаешь… Приготовили чулан основательно, проклеив-пробив антирадиационной изоляцией сверху донизу, аки минибункер, перекрестились и посадили туда племянника. Дикая сырая магия, выплеснувшись, не подожгла на сей раз кашу, а раскалила алюминиевые стены, расцветив её тысячью отраженных солнышек. Гарри от удивления перестал плакать, округлил глазенки и загукал вопросительно, дескать, а что это такое случилось?

Петунья и Вернон, прижавшиеся щеками и ушами к двери чулана снаружи, облегченно перевели дух, услышав малышовое агуканье — живой племянник, не сгорел, на атомы не распылился, значит, и дальше можно пользоваться чуланом как поглотителем магических излишков.

С тех пор так и повелось: стоило Гарри заплакать и начать магичить, как его тут же хватали в охапку и закидывали в чулан, где он моментально успокаивался, отвлекаясь на создание солнышек и звездочек на блестючих стенках маленькой комнатки со смешным скошенным потолком…

А что вы хотите? Они простые люди, академиев не изучали, как гасить магию — тоже. Все вопросы обращайте к Дамблдору, будьте добры, это он мажонка под дверь честным людям подбросил. Вот и пришлось простым людям выкручиваться, изобретать свои способы для укрощения дикой детской магии, не прибегая к помощи костра. А он (костер), уверяю вас, был наиболее удобным решением всех проблем, к которому без зазрения совести прибегали средневековые инквизиторы, для которых человеческая жизнь ничего не стоила, будь ты хоть трижды королем. Надо будет, и цезаря спалят нафиг.

Потом, с годами, когда фольга обветшала и частично облезла, её содрали со стен, потому что Гарри научился контролировать свои магические выбросы-взбрыки. Но жизнь в тесном темном чулане привела к тому, что Гарри вырос мелким и тощим, и его тщедушность только подчеркивалась великоватой дадлиной одеждой, которую просто по привычке скидывали на него, чтоб он её доносил. Что ж, донашивал, доедал остатки со стола, если разрешали, а так его, впрочем, Дурсли не морили голодом, просто жадились порой, что кто-то там чего-то хочет… Да и сам Гарри не особенно-то и голодал, рано познакомившись со сковородкой и плитой, и мог запросто приготовить себе поесть. Что интересно, с его стола кормился Дадли, мудро помалкивающий при матери о том, что Гарри может пожарить картошку без её разрешения. На это у него хватило мозгов — не проболтаться мамке о тайной готовке кузена, а иначе ему негде будет пастись, окромя ланча по расписанию-часам и после строгого учета на весах в сколько-то грамм. Он очень любил покушать и ради этого пошел даже на риск. Случилось это так. Поймали как-то Гарри дадлины дружки и здорово отметелили, хорошенько почесав кулаки об его выпирающие ребра. И, видимо, перестарались, потому что, придя домой и взявшись за готовку, Гарри вдруг затемпературил, а когда жар усилился, он, потеряв интерес ко всему на свете, уполз в чулан, оставив в раковине сковородку. Пришла с заседания Петунья, увидела брошенную сковороду, всю в потеках жира, и возмутилась.

— Проклятый мальчишка! Ну, сейчас он получит… — тихо рыча, она направилась было к чулану, где Гарри в полубреду пытался самоисцелиться, но маму остановил Дадли, испугавшийся, что матушка запретит Поттеру вообще прикасаться к посуде.

— Мам, постой! Это я…

— Что «ты»? — притормозила Петунья, оборачиваясь от двери. Дадли застенчиво колупнул носком ботинка пол.

— Это я себе готовил, сосиски жарил.

— Ах ты мой хорошенький! Проголодался, бедненький? Но всё равно, холестерин тебе нельзя! Больше не делай так, Дадли, ты меня понял?

Вот так Дадли Дурсль отвел грозу от Гарри, а позднее, когда кузен оклемался и выполз из чулана, болезненно скособочившись, до него дошла и связь. Поскрипев своими деревянными мозгами, Дадли додумался сделать укорот своим дружкам, мотивировав это тем, что его маме не нравится больной Поттер. Таким образом толстый Даддерс одним случайным выстрелом уложил двух волков: защитил кузена от нападок недоброжелателей и сохранил для себя добровольного поставщика секретных обедов.

Шкура он, конечно, порядочная, но шкура толстая, добрая, любящая вкусно покушать, а ради этого он — в переносном смысле, конечно же! — и маму рОдную продаст, старательно обходя её же строго установленные законы. Потому что мамина диета — это фу и мало, какие-то кошачьи порции для кроликов… Так что Дадли в положенное время покорно жевал листовой салат и отвратительную брокколи, приготовленную на пару и без соли, а сам лелеял тот грядущий миг, когда мамуля уйдет на литературное совещание и из школы придет Поттер, у которого со сковородки можно будет стащить одну из двух вкуснющих тушеных карпаччо. А Гарри, прекрасно зная о страданиях вечно голодного кузена, специально готовил на двоих, влегкую дотумкав, что сытый Дадли равен спокойной жизни.

Итак, женщины из соцопеки сделали тёте внушение о её некомпетентности и более чем халатном отношении к племяннику, после которого Петунье пришлось всерьез взяться за воспитание маленького Гарри. Записала во все развивающие кружки и центры, включая и хореографию, где мальчонке сразу же показали грацию и пластику. Таким образом, несмотря на чуланчик, развитие Гарри пошло полным ходом, и хоть и вырос он задохликом, в силе и ловкости он всё же мог потягаться с атлетами. Гибкий, тонкий и грациозный, с хорошим чувством равновесия, с отлично развитым слухом и идеальным от природы вестибулярным аппаратом, он замечательно танцевал, радуя сердца пенсионеров в домах престарелых, в которых Гарри с Дадли и всеми мальчишками и девчонками Литтл Уингинга давал представления клубов самодеятельности.

Обо всем этом сейчас весело вспоминал Гарри, кружась в танце с Олесей. Олеся… даже и не скажешь, что она ундина-русалка, невысокая, тоненькая девушка, жизнерадостная и смешливая. В зеленом струящемся платье, в шелковых бальных перчатках до предплечий, темные волосы собраны в высокую замысловатую прическу, зеленые глаза, такие же, как у Гарри, лукаво блестят золотыми искорками. Гарри знает причину её веселья, потому что забавным вышло приглашение на бал…

Совет директрисы он выполнил почти сразу, в тот же вечер. Пришел в избенку, отряхнул с обуви снег, разделся и глянул вглубь горницы, и опа, Олеся, как по заказу, сидит. Даже искать не надо! Подошел к столу, плюхнулся на лавку, открыл рот… и закрыл. Потому что рассмотрел, слепой крот, что стол заставлен блюдами, и половина из них — пустые. Перед Олесей стоит поднос с багрово-красными раками. Олеся как раз вдумчиво догрызала клешню, отложив пустую, высосанную оболочку, ухватила с блюда следующего рака. Или омара? Уж больно крупные…

Со всё возрастающим уважением, Гарри смотрел, как мелкая, субтильная девушка методично поглощает вареных членистоногих. Расправившись с омарами, Олеся переключилась на судака, жареного, с картофельным гарниром. После рыбы настал черед чая с рыбниками. Это, если кто не в курсе, огромные пироги с рыбной начинкой.

— Ну ты и кушать, прямо как Дадли! — невольно восхитился Гарри. Олеся вопросительно глянула на него. Гарри хмыкнул и пояснил: — Кузен у меня есть, Дадли, обжора страшный, поперек себя шире.

— Намекаешь на то, что я тоже буду толстой? — подозрительно прищурилась Олеся. Гарри, ахнув, мысленно дал себе тумака.

— Нет-нет, ты чего? Ни на что я не намекаю. Я просто про Дадли тебе сказал, как он кушать любит!

— А-а-а… — расслабилась девушка. — Ну тогда всё в порядке. А я ем, чтобы не усохнуть. Вечный бич русалок… Ещё много пить приходится.

— Понимаю, — покивал Гарри, но спросил: — А чего же ты на суше? Озеро тут, рядом.

— Знаю, плавала. Но мне не понравилось: во-первых, холодно и вода соленая, а я пресноводная и люблю теплую воду. А во-вторых, здесь русалиды неприятные, хищные и дикие, застрявшие в первобытном, зачаточном состоянии.

— О… Круто! — оценил Гарри и, всё ещё находясь под впечатлением, бухнул: — Пойдешь со мной на бал?

Олеся отложила надкушенный пирог, оглянулась на занавеску и крикнула:

— Эй! Кто там спорил, что Поттер не пригласит на бал кошмарную Гаргантюа?

Занавеска отодвинулась, и в горницу хлынула толпа из девяти ребят и одной черной кошки. Ромка и Валька, с досадой посмотрев на Поттера, положили перед Олесей по стопочке полновесных золотых монет — её выигрыш. Оказывается, молодые бузотеры поспорили меж собой, пригласит ли Поттер заведомую обжору? Ибо на таких девушек парням обычно неохота тратиться. Так нет же, нашелся такой индивидуум, согласный на это. Олеся деловито пересчитала монетки, убрала в кошель, икнула и, сыто вздохнув, улыбнулась Гарри, своему будущему партнеру по танцам.

Отплясав с Олесей и доведя своих недругов до офигения, Гарри проводил девушку в холл, передав её друзьям, поспешил в гриффиндорскую башню переодеться в обыденную повседневную одежду и стал свидетелем скандала, разгоревшегося между Роном и Гермионой.

Рыжий агрессор обвинял бедняжку в пособничестве врагу, красная от бешенства Гермиона вопила в ответ, что он сам виноват и не надо было тянуть до последнего! Опешив от неожиданности, Гарри завороженно смотрел, как друзья вдохновенно орут друг другу в лицо: Гермиона — оглушая Рона ультравизгом, а Рон — брызгая слюнями. Наконец Гермиона поставила точку в ссоре, круто развернулась на каблуках и вихрем взлетела по лестнице в свою спаль­ню. Рон обернулся к Гарри.

— Видел? — ошеломленно выпалил он. — Совсем ни­чего не поняла!

Гарри покачал головой. По его мнению, Гермиона как раз всё отлично поняла, это до Рона истина не доходит. Но вправлять мозги рыжему он не обязан — сами разберутся, не маленькие. Ничего не ответив идиоту, Гарри ускакал к себе, переоделся и торопливо вернулся в холл, где его перехватил Седрик. Поймав его, бегущего сломя голову, за шкирку и по инерции припечатав к стене, Седрик навис над Поттером, всверливаясь в глаза.

— Что?.. — выдохнул Гарри, загнанно дыша.

— Яйцо, — ответил Седрик. — Скажи, оно у тебя воет?

— Не, не воет, — мотнул головой Поттер. — Оно в воде поет.

— А, — Седрик отпустил его и отступил назад. — Сам додумался?

— Почти, — уклончиво ответил Гарри. И пояснил: — Сибирцы так много знают и во всем мне помогают.

— Понятно, — покивал Седрик. — А из наших тебе профессор Грюм помогает. Вот крутится поблизости от меня и на ухо МакГонагалл зудит, мол, Поттеру подсказать надо, а то как же он с заданием справится?

Гарри вспомнил, как тот же Грюм что-то Хагриду шепнул, и как потом Хагрид позвал его прийти к нему ночью. Нахмурился — здесь явно прослеживается связь: Грюм — Хагрид — подсказка, Грюм — Седрик и снова подсказка. Странно, что-то он не замечал за Грюмом особой симпатии к своей скромной персоне… Так с чего ж тот суетится, всё подсказки подкидывает? Он что, заинтересован в том, чтобы Гарри выиграл в турнире?

Своими соображениями Гарри поделился с Василием, рассказав о всех подозрениях. Черт его внимательно выслушал, потом погладил парня по голове, ласково приговаривая:

— Какой ты умный мальчик. Возьми пирожок… — и пирог протягивает, огромный и горячий. Гарри покорно взял его обеими руками и вгрызся в одуряющую яблочную мякоть. А черт дальше говорит: — Как думаешь, это не он тебе подсуропил?

И бровями так многозначительно поигрывает, намекает на что-то. Гарри чуть не подавился, торопясь заглотить непрожеванный кус, но справился с этой сверхзадачей, отдышался и спросил:

— Но зачем? Он же на стороне Дамблдора, бывший мракоборец… Зачем ему что-то втайне от Дамблдора делать, козни какие-то строить?

Василий пристально оглядел Гарри, зачем-то потрогал ему лоб и озабоченно хмыкнул.

— Хм, температуры нет, склерозом тебе рано обзаводиться… Слушай, Гришка, ты ж вроде в мире магии живешь, не? Про оборотней-перевертышей не слышал? Или про напитки, которые из одной личины в другую перекидывают?

— Оборотное зелье! — ахнул Гарри, вмиг припоминая фляжку, к которой профессор Грюм то и дело прикладывался.

— Угу, — одобрительно буркнул черт. — Не всё Алисе одной в зеркале частями отражаться, найдутся и поумнее. Значит, засеки себе на лбу, Гришка, оборотень в вашей школе орудует, тебя к погибели толкает. А самое грустное знаешь чего? То, что Дамбушка обо всем этом прекрасно осведомлен.

Осведомленный Дамбушка тем временем пытался приготовить пакость. Пакость уворачивалась и кочевряжилась, никак не желая приготавливаться. Снова и снова Дамблдор складывал костяные пластинки вместе, тряс по-всякому в мешочке, вытряхивал на стол и… каждый раз они падали в одной и той же парной комбинации: Седрик — Чжоу, Виктор — Гермиона, Гарри — Олеся и Флер — Роджер. Последние две пары Дамблдора не устраивали. По его задумке Гарри должен был вытащить из озера своего лучшего друга, а Флер — свою сестренку. Но упрямые кости раз за разом продолжали выкидывать в пару к Гарри и Флер Лесю и Роджера вместо Рона и Габриэль. Дамблдор пыхтел, злился и ругался, склеивал выбранные кости, даже убирал неугодные, заменяя их на Мерлина и Моргану. Но кости, высыпаясь на стол, упорно превращали Мерлина в Роджера, а Моргану в Олесю… Под конец старик аж зарыдал с досады: ну негоже девке парня из пруда вылавливать, пусть это будет маленькая и любимая сестренка, а? Ну пожалуйста!.. А Гарри должен друга спасти, а не приблудную деваху из далекой чужой страны!

Но волшебник может хоть чего хотеть, магия уже давно всё решила за него. И продолжала складывать устоявшиеся пары костей: Гарри с Олесей, Флер с Роджером, и Витю с Гермионой, и Седрика с Чжоу…

В конце концов Дамблдор сдался, поняв, что выбор магии ему не перешибить, удалил с костяшек следы волшбы и отправил комиссии. Вот так-то, и не говорите потом, что магия слепа, глуха и безгласна! Она-то как раз мудрее старца оказалась и разумно распределила приоритеты среди молодых волшебников, не допустив позора в том, чтобы парень вытаскивал парня, и не замораживая в ледяной купели маленькую девочку, которой едва исполнилось восемь лет.

Члены комиссии покидали кости, подсчитали количество выпавших пар и, подписав бумаги, утвердили их, допустив в краткое участие в соревновании. Да, в том самом, в роли чемпионских трофеев…

А пока время второго тура не настало, студенты жили не тужили, учились волшебной грамоте, справляли чьи-то дни рождения, и гадали, что же на втором-то туре будет, какое задание предстоит чемпионам выполнять? После драконов фантазеры представляли себе что-то совсем немыслимое и страшное: сработал извечный стереотип — чем дальше, тем сложнее и опаснее должны стать испытания. Но вот досада, страшнее драконов ничего не представлялось. Разве что смерть, но убивать же участников вроде не собираются?..

Третьекурсник Колин Криви вдруг додумался до ядерного коллайдера, в который участников будут запускать и где они должны выжить и не распылиться на атомы в течение часа, а? Как вам такое испытание??? Вслед за Колином включилась фантазия у других магглорожденных, и они начали фонтанировать идеями одна круче другой: может, чемпионам зададут задание слетать на Луну и привезти оттуда лунные камни? А может, им придется войти в машину времени и отправиться на ней, скажем, в девон и привезти живого тираннозавра?! Вот был бы номер!!! Ну, а кто ж ещё-то круче дракона может быть?

Чистокровные маги горе-фантазеров укоротили, спустив с заоблачных высот на грешную землю, мол, откуда у волшебников возьмутся ядерные коллайдеры, ракеты и машины времени? Фред и Джордж при этом переглянулись, припомнив папин форд «Англия», сбежавший в Запретный лес, но возникать не стали. Фантазия кончилась. Никто не знал, в чем будет заключаться второе испытание.

Правда, увидев, как Виктор Крам ныряет в незамерзающую полынью у берега, задумались. А подумав, вспомнили, что яйца Седрика и Гарри под водой начинают петь, сложили два и два… Получившееся в результате подсчетов подводное плавание никого не удовлетворило, и дознаватели толпами ринулись трясти чемпионов. Витя молчал, как партизан, Флер не понимала «по-англезки», а Седрик и Гарри оказались не в курсах.

Снова на короткое время включилась фантазия, стали думать и рядить, в чем там задание состоит и почему под водой? Нырять за жемчугом — кто больше найдет и соберет, тот и победитель? Найти портал в Атлантиду и совершить скачок в археологическом открытии? Сразиться один на один с гигантским кальмаром? Но он же вроде безобидный…

Наконец кто-то что-то у кого-то подслушал, и открылась страшная правда — чемпионы в течение часа будут искать под водой то, что у них украдут коварные русалки. Следом поднялась новая волна вопросов и предположений о том, что именно украдут. Гарри затосковал, поняв, что здесь он проиграет точно, так как не знает, как провести без воздуха целый час. Но Василий только фыркнул.

— Не боись, чадо, мы из тебя такого ихтиандра состряпаем, Беляев удавится.

Что ж, состряпали. При помощи простенького растеньица, водоросли по имени Жабросли. Скормили Гришке и начали учить его плавать. Плавал он с Олесей, которая под водой преобразилась до неузнаваемости, став всамделишной русалочкой, точь-в-точь как из сказки Андерсена: тонкий девичий стан плавно и естественно перетекал в области таза в длинный дельфиний хвост. Хвостовые пластины, правда, были куда красивее, радужно-прозрачные. Сама Олеся, слава богу, чешуей не покрывалась, оставалась теплокровной, в отличие от рыбовидных диких русалид. Под присмотром Олеси Гарри постигал целую новую науку: оказывается, плавать под водой тоже надо уметь правильно. Для ускорения нужно придать телу большую обтекаемость, это достигается тем, что сложенные вместе руки надо держать перед собой на манер дельфиньего рыла. Отталкиваясь ногами-ластами, надо забыть про колени, в водной среде они не нужны совсем. Гарри это не очень хорошо понял — а как же дайверы? У них же колени никуда не деваются. Конечно, не деваются, они же ласты надевают, а не выращивают. Эту разницу Гарри понял и попробовал плавать без колен. Вроде получилось — скорость и маневренность стали такими… прямо как у человека-амфибии.

В общем, помогли Гарри подготовиться ко второму туру. Между тем учебный год продолжался: зверствовал на своих уроках Снейп, рыча на очередную порцию тупарей-первоклашек, теперь котлы с завидным постоянством плавил и взрывал Дэннис Криви и, будучи храбрецом, смело отгавкивался на снейповский рык, доводя того чуть ли не до белого каления.

— Криви! Что вы натворили?! М-минус пять…

— Ой, сэр, это не я! Это желчь броненосца его так окрасила, да?!

— Отработка в восемь и… Вон из класса-а-а!!!

— За что??? Я же не доделал… упс. Бежи-и-им!!!

Под грохот взрывающегося котла стадо перепуганных и весело орущих малышей опрометью выскакивает из класса, оставив позади дым и залитого зельем Снейпа. Хм, достойная смена Долгопупсу и Финнигану, м?

Те же первоклашки испытывали шотландское долготерпение МакГонагалл на уроках трансфигурации.

— Итак, формулу все запомнили? А теперь постучите по слизняку и произнесите «Эванеско».

По классу разносится нестройный хор детских голосов, а затем…

— Фе… Профессор, моя какой-то жижей растеклась…

— Ик! А мой слизняк отчего-то лопнул, фу, кака-а-ая га-а-адость…

А две девочки на задней парте вдруг разревелись.

— А-а-а-а-а!!! Мы его уби-и-и-или-и-и…

И весь класс дружно запротестовал:

— Зачем нам урок исчезания?

— Они живые, профессор! Убирать надо мусор!

Летал по школе развеселый Пивз, малюя портретам усы и рога мелом и углем и шаловливо распевая песенки во славу реформатора Василия. Очень уж полтергейсту понравилось чертово переиначивание имен преподавателей, летит за кем-нибудь и прикалывается. Над Трелони парил и якорек к ней на юбку цеплял, чтоб от алкогольных паров не улететь. Над Снейпом держал удочку с пакетиком безоаров и вслух гадал, клюнет ли на него ядовитый профессор? Приставал к Грюму, громко спрашивая, как он приделал искусственные ногу и глаз к настоящим? Грюм, а вернее, Барти, ругался и посылал в шута горохового разные проклятия, от которых Пивз нехотя уворачивался, а некоторые ловил и отфутболивал обратно в обидчика, так что «Грюм» вскоре покрывался паршой и лишаем, чесоткой и сыпью, обрастал щупальцами и бородавками.

Вот так и протекало время до двадцать четвертого февраля, пока не дотекло, наконец. И снова зрители начали собираться на стадионе, на сей раз зрительские места были установлены на середине озера, к которым от причалов вели узенькие шаткие помосты. Собираясь, недоуменно таращились на водную зеркальную поверхность, как те бараны. Что ж, их недоумение понятно: на что им смотреть-то во время прохождения задания? На воду?

Спортивный комментатор Людо Бэгмен наколдовал на свою глотку Сонорус и начал:

— Ну что ж, наши участники готовы ко второму ис­пытанию. Начнем по моему свистку. За час они должны найти то, что у них отобрали. Итак, на счет три: раз… два-три!

Холодный неподвижный воздух огласил пронзитель­ный свист, трибуны взорвались криками и рукоплеска­ниями. Гарри, не глядя, что делают другие участники ис­пытания, скинул ботинки, стянул носки, достал из кар­мана комок жаброслей, сунул в рот и подошел к краю помоста, вставая в один ряд с остальными. Вода в озере была ледяная и обжигала ноги, как будто это была не вода, а огонь. Гарри усердно жевал водоросли, ощущая во рту кисловатую горечь, и готовился к привычным уже метаморфозам. Замер на самом краю, дожевал, проглотил водоросли и стал ждать. На трибунах засмеялись. Гарри их понимал — глупо он выглядит, собираясь прыгать в озеро вот так, безо всякого волшебства, глупее ничего и не придумаешь. Гарри дрожал от холода и весь покрылся гусиной кожей: довольно некомфортно было стоять в одном мужском купальнике на свирепом февральском морозе, да еще ветер треплет за волосы, в щеки колючками кидается… На трибунах смеялись все громче, особенно ста­рались слизеринцы, свистели и улюлюкали, и Гарри ста­рался не глядеть туда. Наконец действие жаброслей началось, Гарри, не дожидаясь полного оборота, шагнул с помоста в воду и ухнул с головой в ледяную жжж-ж-жуть…

Седрик и Флер точно заболеют, ведь они всего лишь головные пузыри себе наколдовали, подумал Гарри, чувствуя, как под воздействием водорослей вода становится теплой для него. Виктору, например, простуда не грозит — он наполовину превратился в акулу. Вздохнув и пропустив сквозь жабры порцию воздуха, Гарри оттолкнулся от сваи и поплыл прочь.

Плыл Гарри долго, как ему показалось, минут двадцать. Он скользил над целой долиной черного ила, и от того, что он двигался, илистая муть приподнималась и крутилась вих­рями. И наконец вдалеке он услышал обрывок русало­чьей песни из яйца.

На поиски даем мы тебе один лишь час…

Гарри поплыл быстрее. Впереди в мутной воде пока­зался громадный камень. На камне — рисунок: тритоны держат в руках копья и гонятся за чудовищем, по виду — гигантским кальмаром. Гарри миновал стороной камень и поплыл на русалочью песню.

Минуло полчаса — спеши! Скорей пропажу забери…

А вот и пленники. Горло Гарри сдавило от жалости, а в душе вдруг поднялась жгучая ненависть к устроителям турнира — чемпионские трофеи выглядели совершенно как утопленники: одутловатые и какие-то позеленевшие лица, в волосах пузырьки воздуха, на коже белые пятна обморожения… Подобравшись к Олесе, Гарри с горечью посмотрел на Гермиону, остро жалея, что её нельзя прихватить, палочкой полоснул по веревкам. Олеся открыла глаза и взглянула на него. Улыбнулась. Взявшись за руки, неспешно поплыли вверх, к поверхности. Вынырнули и увидели над собой опрокинутое панно, в нем, как в огромной линзе, отображалось всё то, что происходило в глубинах озера. Гарри испустил вздох облегчения, увидев, как Гермиону нашел Виктор, перекусил акульей пастью веревку и побуксировал девушку прочь. А вот и Седрик! Подплыл к Чжоу, режущим Секо, как и Гарри, разрезал путы и освободил свою заложницу. Остался всего один утопленник — Роджер Дэвис. Где Флер-то? Сотни глаз зашарили по экрану, наконец Василий узрел что-то и, щелкнув пальцами, приблизил и увеличил картинку. Стадион так и ахнул, и было отчего: Флер, истекая кровью, яростно отбивалась от целой стаи очень крупных гриндилоу…

Переглянувшись, Гарри и Олеся, не сговариваясь, окунулись обратно и поплыли на выручку горе-чемпионке. Доплыли и, влетев в самую гущу схватки, разогнали тварей: Гарри — кипятком из палочки, а Леся — какой-то своей русалочьей магией, отчего водяные чертики так и порскнули врассыпную.

Потом отволокли раненую Флер на поверхность и сдали в руки мадам Помфри, снова нырнули, сплавали до подводной горы, отвязали и доставили наверх Роджера, вокруг которого к тому времени барракудами кружили зубасто ощерившиеся русалиды — час прошел и срок пакта о ненападении подошел к концу…

После второго тура — а все видели! — Гарри стал всеобщим кумиром и любимцем. Шутка ли, не только быстрее всех до цели доплыл и первым освободил своего заложника, приняв при этом самую идеальную форму для подводного плавания — амфибии, но и две жизни попутно со своим партнером спас! Гарри стал героем. Настоящим, а не каким-то уцелевшим младенчиком, отразивший лбом Аваду.

Толпы девушек со второго по седьмой — включительно — курс теперь восторженно пищали, счастливо улыбались и махали руками при его появлении, вгоняя скромного героя в смущение и краску. Гарри застенчиво улыбался в ответ, покорно расписывался на сумках, если его успевали поймать, и старательно удирал в ближайшую «подворотню».

И горе-то было, когда его загоняли в туалет для мальчиков, от девчонок он спасался, но там его подкарауливали фанаты-младшекурсники, теперь уже они окружали Поттера, как стайка растрепанных воробьев старого ворона-ветерана с трофейной коркой в щербатом клюве, и требовали поделиться с ними кро… славой. А некоторые девушки, оставшись снаружи, бывало, не теряли оптимизма и стерегли героя до упора — до самого отбоя…

В общем, вкусил Гарри реальной славы, и надо сказать, она не пришлась ему по вкусу. Это оказалось слишком хлопотно и шумно. Да и полностью загордиться ему не дали. А разве слизеринцы кому-то что-то уступят? Разозленные успехом Поттера, они пустились во все тяжкие. Чужая директриса и её опека их не пугала, равно как и имя кого-то там из Кощеевки. Да хоть сам Кощей пусть над Поттером зачахнет, а они свое возьмут. И брали. Откровенными ненавистью и измором. Не все, конечно, а четвертый и третий курсы, то есть личные недруги Гарри Поттера и дети тех пожирателей, что лизали кровавую длань Темного Лорда.

На людях, в аудиториях и в Большом зале, Малфой и Ко позволяли себе лишь кривые ухмылки и злобные подколки, на которые преподы только фыркали, закрывали глаза и снисходительно качали умудренными головами, дескать, ах, резвится молодежь… Зато в пустых и безлюдных местах, типа Астрономической башни или заброшенного коридора, слизеринская банда оттягивалась на полную катушку. Поначалу, когда Гарри наивно и доверчиво бродил в одиночку, его отлавливали, заволакивали в темный закуток, отобрав палочку, обездвижив с помощью заклинаний и лишив голоса Силенцио, начинали методично издеваться над ним, сперва глумились морально, поливая грязью: и дурак-то он, и некрофил, а кем ещё надо быть, чтоб любовь-морковь с мокрохвосткой вертеть? И сынок-то он чертовой полковой дивизии… Покончив с оскорблениями, переходили к более активным действиям: Малфой давал отмашку своим гориллам, и те, засучив рукава, приступали к избиению, всласть начесывали свои кулаки о поттеровские ребра.

Потом Гарри додумался не даваться в руки без боя. Почуяв засаду или проследив за ней по карте Мародеров, Гарри отбивался как можно дольше, щедро осыпая врагов фурункулюсами и слагиусами. Так, что потом Забини, Нотт и Кребб с Гойлом сутками слизняками давились сквозь изъязвленные рты, кровоточащие и сочащиеся гноем. Малфой обычно уворачивался, прячась за спинами своих «дружков». Но однажды увернулся Забини, и в холеную рожу белобрыса таки прилетело хорошее проклятие от Гарри — сдвоенное Слагус-Сценом, отчего Дракошка на неделю загремел на больничную койку, причем лежать ему пришлось на животе, так как слизни лезли из заднего прохода. И воняло при этом соответствующе.

МакГонагалл, видя синяки, ссадины и порванную одежду Поттера и слыша иногда звуки сражения, злобствовала и сдирала штрафы со слизеринцев, пытаясь их укоротить, но, как это всегда и бывает, делала только ещё хуже: ограбленные на сколько-то баллов принцы подземелий только пуще заводились. И устраивали на Поттера прямо-таки окружную облаву, чуть ли не с флажками и загонщиками.

Волчья роль Гарри неожиданно понравилась. Идя на урок в компании друзей, он мог не опасаться нападения, другое дело, когда им приходилось разделяться по заданию учителя… На сдвоенных практиках в пару к Гарри почему-то всегда ставили Малфоя, и вот они, разделенные котлом или верстаком, старались удержаться от убийства оппонента. А идя за ингредиентами или инструментами в подсобку, злобненько подкалывали и задирали друг дружку, причем непонятно было, кто из них ядовитее.

— Жаль мне, Потти, кишка у тебя тонка, чтобы сразиться со мной в честной дуэли!.. — с мечтательным видом шипел Малфой. Гарри ехидно парировал:

— А твоя-то кишка выдержит, а, Дракон? Раз уж твои хваленые сородичи такую славную избенку испугались…

Драко бледнел, покрывался некрасивыми розовыми пятнами, грозно пыхтел и… не мог ничем ответить на уроке! Зато пото-о-ом… Отрывался за милую душу, начиная новую охоту за чертовым Поттером. Гарри, тихо хихикая, отслеживал засаду по карте и, надев мантию-невидимку, ловко обходил их, влегкую одурачивая врага, чувствуя, как струится в крови горячий развеселый адреналин, побуждавший его ринуться в жаркий и страстный бой. Но Гарри сдерживал свои порывы, подчиняясь инстинкту самосохранения.

И однажды в библиотеке, пользуясь тем, что мадам Пинс бдила над душой двух второкурсниц, переписывающих к себе в конспекты что-то из древнего на вид талмуда, а значит, ни на что другое не отвлечется, пока её драгоценная книга в руках учеников, Драко и Ко поймали и отжали в угол Поттера. Щедро отвешивая щелбаны и подзатыльники, отобрали палочку и, чуточку оглушив, вывели из библиотеки, цепко и крепко держа под руки, да, мимо библиотекарши, которая ничего не замечала, кроме своей подопечной-книги, страницы которой переворачивала, о ужас…

— Руки вытри, все пальцы в чернилах! — вполголоса рявкает Пинс на девчонку-неряху. Та, вздрогнув, испуганно съеживается и поспешно хватается за промокашку. И никто из них в упор не видит, как Кребб и Гойл уволакивают прочь оглушенного Гарри Поттера.

Обливаясь холодным липким потом и выкатив из орбит глазки, кидая быстрые взгляды назад через плечо, дуболомы Малфоя проволокли Поттера через ползамка, дежурно улыбаясь встречным-поперечным. Встретились им, впрочем, старшекурсники, витающие в облаках на крылышках херувимов и озабоченные предстоящими экзаменами, так что вряд ли они вообще заметили, что какая-то мелкота куда-то тащит своего товарища — мало ли, может, с квиддича волокут бладжером стукнутого…

Подземелья под Северной башней, той самой, где профессор Трелони вела уроки прорицания, были частично затоплены. И вообще, вся северная часть замка была заброшена уже не одно столетие, и туда мало кто заглядывал. Именно сюда приволокли Поттера под конвоем Малфоя и Забини, в темное и сырое помещение, в котором когда-то размещалась не то пыточная, не то вовсе камера, если судить по остаткам цепей и кольцам, вмурованных в серые стены. Решетка на железной двери была целой и прочной, таким же надежным выглядел и засов на ней снаружи…

Скинув Поттера с плеч на мокрый пол, Гойл с Креббом отошли и заняли пост у двери — встали на шухере. Блейз запалил несколько восковых свечей, заранее припасенных и припрятанных здесь же, нашел наиболее сухой участок пола и капающим воском начал рисовать пентаграмму. В центр её Забини возложил собачий череп, выкопанный из старой могилы в Гайд-парке ещё прошлым летом, так как у Драко уже второй год в заднице зудело неуемное желание хорошенько напакостить Поттеру. И вот наконец настал тот великий миг, который они все четверо так долго ждали — воздать жертвоприношение Огненному демону. Вернее, они хотели, чтобы вызванный из ада демон напугал Поттера до икоты и потери памяти, а если он при этом ещё и душу заберет… ну, они и не возражают, пусть, поди уцелеет, не помрет.

Пентаграмма — пятилучевая звезда — готова, по углам её установлены черные свечи из жира ягненка, круглая черепушка чьей-то безвестной болонки обильно окроплена петушиной кровью: как видите, мальчики-сатанисты основательно подготовились к сему знаменательному событию. По крайней мере, становится понятно, почему они так упорно отлавливали Поттера и почему именно только его. Другого врага Драко не хотел.

Быстрым речитативом Блейз зачитывал зубодробительной латынью мудреные катрены, с тщательной скрупулезностью выписанные безымянным монахом на желтом, задубевшем от времени, пергаменте. Шипел и отекал плавящийся жир, потрескивал фитилек, плясали по стенам золотые отблески огня… Голос Блейза в какой-то момент запнулся, и он неуверенно покосился на Драко.

— Что? — напрягся тот. Блейз торопливо просмотрел пергамент до конца, нахмурился, перечитал заново и простонал:

— Блин!.. Это хвалебная грамота-ода гончим Гавриила… Вот, смотри, тут написано «канис», единственное слово, обозначающее собаку во всей этой лабуде.

— И что? — продолжал не понимать Драко. — Заклинание вызова не сработает? Или надо снова всё начинать?

— Да нет… — Блейз опасливо покосился на разгорающиеся восковые линии. Сглотнул и прочастил: — Просто вместо демона может заявиться какая-то невнятная хрень. И если она увидит нас всех…

— Понял, — Драко развернулся к двери и гаркнул: — Линяем!

И все четверо рванули прочь, невзирая на жалобное гойлово: «а посмотреть?!» Кребб, убегая, не забыл педантично закрыть дверь на задвижку, помня накрепко вбитый в голову наказ — запереть Поттера.

Только у двери в собственную спальню Малфой вспомнил про брошенного пленника…

— М-мерлиновы подштанники! Мы что, Поттера бросили там?!

— Да ничего страшного, — отмахнулся Блейз, согнулся пополам, уперевшись руками в колени и пытаясь отдышаться. — Выберется. Мы двери не закрывали.

— Я закрыл, — возразил Кребб и тут же зажал себе рот обеими ручищами, вытаращив глаза в ужасе от того, что наделал и сказал. Малфой позеленел и собрался нестись обратно, но был перехвачен Блейзом, который истерично проорал в ухо:

— Ку-уда?! Оно уже вылезло и сожрало его! Наверное…

Лежать на мокром и холодном полу крайне неприятно, благодаря чему Гарри вскоре очнулся и сквозь головокружение и красный туман перед глазами вяло и отстраненно слушал, как Забини что-то читает на латыни. Что-то стихотворное и напевное. Мелодичное, в общем. Лежал Гарри с закрытыми глазами, слушал красивый и сильный голос слизеринца, чувствуя, как всё больше расползается по одежде под ним слякотная гадость, и обиженно думал — его что, в лужу положили? Какой-то оскорбительный намек, да… обращаться с ним, как со свиньей.

Потом Блейз почему-то запнулся, и после короткого переговора раздался самый странный и удивительный звук в данный момент — топот убегающих ног. Затем железный лязг и тишина.

Удивившись, Гарри открыл глаза — высоко над ним стрельчатые своды, по ним хаотично пляшут золотые отблески огня. Пожар? Спустившись взглядом по стенам вниз, Гарри уставился на источник огня. Жарко пылали линии и какой-то шар в центре чего-то, похожего на пентаграмму. У желтого шара были глаза, и они очень злобно смотрели на него, казалось, заглядывали прямо в самую душу. Гарри приподнялся на локтях и, перекатившись на бок, на всякий случай отполз к стене, подальше от живого, глазастого огня. Глазки пристально проследили за его передвижениями, и, видимо, существо не одобрило гарриных действий, потому что пониже глаз появилась щель и ощерилась кошмарной зубастой пастью. Пасть, охваченная пламенем, смотрелась весьма внушительно, Гарри сдавленно икнул и вжался в стену. Бесформенный монстр из ада тем временем обрел ещё и голос — глухо и утробно зарычав, он ме-е-едленно и непреклонно начал приближаться к жертве…

Где-то в необозримой дали загрохотали шаги, с громоподбным лязгом открылась тяжелая дверь, и в длинное, похожее на склеп, помещение влетели две косматые фигуры. Меньшая кинулась к Гарри и упала на него, явно прикрывая собой, в ней мальчик внезапно признал Данилу и, поняв, кто это, крепко вцепился в друга. Вторая фигура — Василий — бросилась к чудовищу. Гарри, вполне естественно ожидавший горячей схватки, зажмурился и зарылся лицом в лохматое плечо молодого черта, но вместо ожидаемой драчки услышал смачные ругательства:

— Да ешкин кот, ну кто ж так бездарно демонов из ада вызывает?! Мать вашу!.. Сидеть, сучка, не то взгрею!

В ответ — жалобный собачий тявк. Гарри поспешно распахнул глаза и в полном обалдении уставился на… некрупную бельгийскую овчарку палевого окраса с черной мордой, и только язычки пламени, пробегающие по холке и спине, продолжали утверждать, что собачка всё же непростая. Василий ехидно глянул на Гарри и скептично произнес:

— Знакомься, адская гончая из Дикой свиты. Кличка… ну, сам придумай, если хочешь, чтоб она тебя слушалась. Хм, если оставишь при себе, конечно. А можно и обратно изгнать, туда, откуда её вызвали, правда, для этого ей надо кого-то скормить, чтоб ушла и не поминала лихом. У тебя есть на примете вкусная косточка? Например, дедуля-Дамбуля или тот, кто её призвал?

До Гарри как-то не сразу дошло, о чем черт толкует, а когда доперло, испугался — чего-о-о, Малфоя с Забини адской твари скармливать?! Да ни за что! Возмущенный словами ехидного черта, Гарри посмотрел на собаку, собираясь спросить, а можно ли её как-нибудь без жертвоприношений изгнать, но наткнулся на печальный собачий взгляд: голодный и преданный. И язык как-то сам собой отнялся — псина, призванная в мир живых, не хотела уходить обратно во Тьму. Она хотела жить. Её ноздри суетно подрагивали, жадно втягивая сырой воздух подземелий, чуя полузабытые запахи, настоящие, земные ароматы, а не вечно-вонючую серу преисподней, которой она всласть надышалась за прошедшие столетия.

Только одно имя пришло Гарри в голову на тот момент…

— Хельга, Хель, лежать.

К его огромному облегчению, адская собака послушно улеглась на брюхо, приветливо прижимая уши и заискивающе растягивая губы в улыбке. Данилка поднялся с Поттера и, протянув руку, помог тому встать, Василий колупнул кончиком копыта краешек пентаграммы и угрюмо глянул на мальчика.

— Зачем, сынок? Кто такой нехороший принес тебя в жертву демону?

Гарри вздохнул и опустил голову, не желая стучать на идиотов-слизеринцев. Конечно, они совершили дурной поступок, но ведь не убили же! Хорошо хоть сами успели удрать, а то б угодили в пасть демонической собаке… И вообще, полный замок колдунов, которые магичат круглосуточно направо-налево, и далеко не все они ангелы с крылышками. Ежегодно из школы выпускаются по полсотни магов, настропалившихся в различных отраслях магии: тут тебе и артефакторы, и колдомедики, и драконологи, и зельевары-алхимики, и руноплеты всякие… А на вопрос — почему ведьмы и колдуны всё ещё не перебили друг друга? — ответим просто: потому что они не злоупотребляют колдовством чрезмерно, вот и всё. Для примера достаточно сказать вот что: почему все волшебство в Хогвартсе сведено к заучиванию фраз на латыни и размахиванию палочек? Ведь у всех народов, помимо легенд и сказок с Британских островов, вред можно причинить через предмет, принадлежащий человеку, через частицу человека или его босой след, через слова или музыку, или подсунув заколдованную вещь.

Всё это заставляет задуматься поскольку-постольку, потому что многие маггловские девочки буквально помешаны на магии и всем производным из неё. На самом деле всё просто — гадания привлекают девочек своей необычностью. Для учениц Хогвартса магия — обыденность. А то, что задумал Малфой… ну, бывает, зарвался просто, такое сплошь и рядом в обычных интернатах случается, что он, о несчастных случаях не читал, что ли?

В сопровождении этих мыслей, чертей и огненной собаки Гарри добрел до библиотеки, где в самом дальнем закуточке нашел свой рюкзак и палочку. Проверив заплечный мешок, он убедился, что карта Мародеров и мантия-невидимка на месте. На вопрос Василия — не видела ли она чего? — мадам Пинс ответила, что ничего не видела и не слышала, за что получила от черта емкое прозвание Сосновая чурка, после чего наша разношерстная компания покинула книжное хранилище.

Спускаясь по бесконечным лестницам, Гарри смущенно спросил:

— Откуда вы взялись? Я думал — сейчас погибну, а тут вы, на помощь пришли…

Ему ответил Данилка:

— Просто мы с отцом почувствовали, как открывается портал из преисподней, вот и всё. Главное, понять — где, и успеть добежать.

Выйдя на улицу и впервые ступив на снег, Хельга ошалела: взвизгнув, высоко подпрыгнула и ка-а-ак начала носиться кругами вокруг своих новых хозяев. По её атласной шкуре снова заиграли-забегали оранжевые язычки, которые насторожили избушку. Скрипя и гремя бревнами, она сторожко поднялась, от её неожиданного движения внутри что-то со звоном и грохотом попадало. Послышались ойканье, крики и мат. Собака, совершая очередной круг, увидела ноги. И так резко затормозила, что прямо в снег врылась по самые ушки, зашипело пламя, столкнувшись с ледяными кристалликами, и собака окуталась паром. Из которого она, впрочем, выскочила и, восторженно гавкнув, бросилась в атаку на потрясающие куриные суперноги… То ли почуяв, то ли увидев огни, вспыхнувшие снова на собачьей спине, избушка кинулась вскачь по двору, высоко, по-страусиному задирая ноги. Судя по крикам и звукам падения, находящихся внутри людей нещадно колбасило, как на катере во время пятибалльного шторма.

В общем, состоялась знакомство с Хельгой. Интересно, что скажет Драко, когда узнает, что Гарри благодаря ему обзавелся хорошей адской собакой?

Ночью Малфой не спал, ворочаясь с боку на бок, грыз ногти и напряженно таращил в темноту выпученные глаза, потому что стоило их закрыть, как на внутренней стороне век оттискивалось ненавистное лицо любимого погибшего врага — Поттера.

Наутро Драко напоминал тень отца Гамлета — бледно-прозрачный, с темными кругами под красными с недосыпа глазами. На завтрак он плелся позади всех, едва переставляя чугунные ноги. Прежде чем войти в Большой зал, послал вперед Гойла проверить, нет ли траура по Поттеру? Вернувшись, Гойл доложил, что в зале всё в порядке. Драко сглотнул, переступил порог и вдоль стеночки добрался до своего слизеринского стола. И ни к чему не притронулся, пытливо в течение всего завтрака скользя взглядом по гриффиндорцам в поисках Поттера.

Гарри Поттера за столом Гриффиндора не было…

Драко перевел глаза на стоявшую перед ним тарелку с овсянкой. Она вдруг расплылась, утратив четкие очертания, как будто он смотрел на неё сквозь мокрое стекло. Одновременно с этим его глаза сильно обожгло чем-то горячим и едким… Драко моргнул, и с его век сорвалась одинокая робкая слеза, огромная, честная и хрустально-прозрачная. Обомлев от изумления, Малфой потрясенно замер — в последний раз он плакал, когда ему было три года, и гувернер круто наказал его за то, что он сломал золотую рыбку, которую поймал в большом аквариуме. То, что он её убил, маленький Драко тогда не понял, не осознал, что сделал что-то очень плохое. По рыбке не было видно, какие чувства она испытывает, она просто перестала шевелиться. Но вусмерть разобидевшись, Драко не понимал, почему взрослый дядька так разозлился и поставил его в угол.

Слеза с беззвучным звоном разбилась о край тарелки, и он, вздрогнув, поспешно вытер глаза, украдкой бросая взгляды по сторонам — не видит ли кто? Никто ничего не видел, все были сонные и вялые, уныло копались в своих овсянках-яичницах, выворачивали челюсти в деревянной зевоте и мечтали выспаться хотя бы в это воскресенье. Страстно ненавидя завтрак по расписанию.

Что ж, один человек в это воскресенье точно выспался. Устав накануне от стресса, Гарри сладко продрых до десяти часов, счастливо и беззаботно проспав завтрак, уютно пригревшись идущим снизу теплом. Хеля спала под железной кроватью, жар её тела просачивался сквозь сетку и прилично так прогревал насквозь и толстый матрас, и пуховую перину, и самого хозяина с одеялом. Кроватью её тепло не ограничивалось, потоки теплого воздуха струились аж до потолка, согревая почти полкомнаты, прямо как мини-печка.

Проснувшись, Гарри неспешно и вкусно покушал в горничке, где ему подали поздний завтрак с пылу с жару из печи, Миша и кошка Василиса составили ему компанию, по второму разу принимая пищу. Попутно осторожно узнавали собаку посредством различных команд: выяснилось, что Хеля знает практически всё, только говорить по-английски не умеет. Но слово «ма-ма» по-русски смогла выговорить, введя Гарри в детский восторг.

Вместе с тем в лохматую дурную голову Поттера влезла гениальная идея отомстить Малфою…

Ко времени обеда Драко уже не знал, что и думать. Поттера нигде нет. Друзья не чешутся, преподы — молчат. Никаких признаков тревоги по поводу отсутствия Поттера! А в обед…

В распахнутые двери вприскочку вбежал счастливый Гарри, рядом с ним радостно скакала невесть откуда взявшаяся рыжая дворняга — сплошная улыбка до хвоста. Выцепив среди слизеринцев Малфоя, Гарри подбежал и с восторженным воплем бросился на шею Драко.

— Спасибо! — заверещал он в самое ухо, оглушая звоном. — Я всегда мечтал о собаке! Драко, Блейз, Винс, Грег, спасибо вам! Вы самые лучшие демонологи в мире!!!

Тощая шавка раскорячилась на полу, вывалив из пасти алый язык, от усердия капая слюнями. Эстет Драко брезгливо передернулся, пытаясь выковыряться из медвежьих объятий гриффиндорского недоумка, который, оказывается, жив и никуда не делся. Гарри отстранился и только теперь узрел зомбический видок Малфоя. Моментально переменившись в лице, встревоженно спросил:

— Ой, ты чего?..

— А он думал, что тебя демон сожрал, — ляпнул, как всегда, не вовремя затупивший Гойл. Гарри, посерьезнев, уставился на вечного врага, тот взбешенно воззрился в ответ, медленно покрываясь предательским румянцем — глупый мордредов Гойл, ну кому ты это сказал, кретин?! Гарри же, будучи неплохим физиогномистом благодаря Дадли, торопливо прикидывал, чего тут своей выходкой можно добиться? Пока на ум приходило только одно. И не успел Драко долиться злобой, как Поттер снова сгреб его в охапку. Сдавив субтильное тощее тело слизеринца до хруста в ребрах, Гарри вкрадчиво шепнул на то же многострадальное ухо:

— Хочешь, с Роном помирюсь?

Как и следовало ожидать, реакция Малфоя была самой предсказуемой — вмиг взбеленившись, он истерично заорал, неистово выдираясь из натренированных за последние пять месяцев жилистых крепких рук:

— Да пошел ты! На кой ты мне сдался?! Ты мне не нужен, пусти!..

Услышав именно то, что надо, Гарри отпустил Малфоя и отвесил ему крепкую затрещину, от которой у того аж в глазах потемнело. Машинально ответил тем же. В течение следующих нескольких минут весь зал молча смотрел на то, как двое вдохновенно обмениваются тумаками и зуботычинами, в порыве страсти тягая друг друга за вихры и мантии и катаясь по полу, сплетаясь всё в тех же «нежных» объятиях.

Собака по кличке Хельга запрыгнула на лавку для лучшего обозрения, очевидно, она понимала, где настоящая схватка, а где драка понарошку. Минерва дергала веком правого глаза, не в силах совладать с нервным тиком и не зная, как поступить: то ли вмешаться, то ли нет… Северус завистливо скрипел зубами, ибо он, как и все, прекрасно видел, что дерутся друзья. Только до Дамблдора не доходило: глупый старик злорадно и невидимо улыбался в бороду, очень довольный неожиданным сражением двух злейших врагов. И боже ты мой, какое ж его ждало разочарование, когда клубок тел распался, и лохматые, взмокшие и распаленные Гарри и Драко, приподнявшись, сели на полу рядышком, прислонившись спинами к лавкам, тяжело и хрипло дыша в унисон.

— А ты что, не дружишь больше с ним?.. — пропыхтел Драко, мотнув головой в сторону гриффиндорского стола.

— Подлиза он… — лениво выдохнул Гарри. Отдышался и принялся неторопливо пояснять: — Я его раскусил. Помнишь, как мы впервые встретились?

— Помню. В ателье мадам Малкин, — кивнул Драко, с интересом глядя на Поттера и гадая, к чему тот клонит?

— Ты со мной без задней мысли заговорил? — продолжал развивать умную мысль Гарри.

— Ну да, — снова закивал Драко. — Меня твоя одежда удивила — великоватая и поношенная, и при этом на чистокровном волшебнике. Меня это заинтриговало, и я заговорил с тобой.

— При этом не зная, кто я такой? — уточнил Гарри. Дождавшись нового кивка, продолжил: — А Рон знал, кто я такой, и специально подсел ко мне в поезде. И к моменту твоего появления успел заморочить мне голову. Понимаешь? Я ж тогда наи-и-ивный был, ничегошеньки не знал. И Хагрид постарался, гад… весь год меня морочил.

— Как?.. — удивленно выдохнул Драко. Все стоящие и сидящие вокруг тоже затаили дыхание, наклонившись к говорившим, от соседних столов подошли прочие заинтересовавшиеся. Северус подумал и, плюнув на условности, тоже протолкался к ребятам, втискиваясь в тесный круг. Гарри бегло оглядев увеличившуюся толпу, решил не делать от них секрета. Возможно, именно сейчас пришло время рассказать правду…

— Перво-наперво, его появление, — Гарри загнул палец. — Перед тем, как ко мне пришли, наш дом был атакован письмами. Сперва десятки конвертов с одинаковым содержимым. С одной и той же припиской в конце «ждем вашу сову не позднее тридцать первого августа». Мне дядя зачитал их, спрашивая, что за психи меня домогаются? Несколько писем я сам открыл, понадеявшись, что они перестанут приходить. Не вышло. Дальше было только хуже — письма посыпались в наш дом через каминную трубу, сотнями, а может, и тысячами, всю гостиную ими завалило. Скажите, к вам письма так же приходили?

Магглорожденные озадаченно переглянулись и отрицательно замотали головами.

— Так и думал, — кивнул Гарри. — Дядя испугался, собрал нас, упихнул в машину и увез на остров в надежде, что проточная вода остановит ненормальных колдунов. Попутно он приобрел винтовку, собираясь защищать нас всем, чем только можно. Но что может простой маггл против могущественного колдуна? Ночью на тот остров пришел великан, выломал дверь, напугал нас, сломал ружье дяди Вернона, заколдовал моего брата и украл меня.

Гарри загнул второй палец.

— В Косом переулке Хагрид подарил мне сову, которая вроде как моя, но при этом дается в чужие руки. Потом мне пришлось вытаскивать моих родственников с острова, к счастью, смотритель маяка никуда не ушел, он выслушал меня и сплавал за ними. Дома был бардак, всего его заполонило конвертами. Тётя додумалась продать их в музей: письма-то на пергаменте были написаны, а его можно отделать и использовать заново. Полученных денег хватило на то, чтобы оплатить дорогую операцию моему брату, надо было удалить то, что наколдовал ему Хагрид.

— А что сказали сотрудники музея насчет адреса на конверте и содержимого писем? — робко спросила Гермиона.

— Тётя им сказала, что эти письма — театральный реквизит, списанный за ненадобностью, так как спектакль провалился. А те зафыркали, мол, совсем народ зажирел, дорогими пергаментами разбрасывается.

— А… а что твоему брату наколдовали?.. — хотела она было начать расспросы, но Гарри отказался говорить на эту тему. Помотав головой, он продолжил рассказ.

— Я лучше расскажу о том, как Хагрид меня целый год запутывал. Как я понял недавно, на вокзале Кингс Кросс меня ждали, когда я приехал туда в первый раз, чтобы отправиться в Хогвартс. Это семейка Уизли. Тогда я не придал особого значения тому, что какая-то тётка громко орет «как здесь много магглов» и вопрошает: «а какой у нас номер платформы?», а мелкая девчонка ей пищит: «девять и три четверти, мамочка!» Я в то время переживал и был рад любой помощи, потому и не подумал, что это несколько странно, что мать не в курсах, какая у них платформа… ага, при наличии старших сыновей-волшебников. Она их шесть раз уже провожала в школу, Рон-то шестой. Это он мне в поезде сообщил.

Гарри помолчал, посмотрел на Драко, на его покоцанную рожу, в синяках и ссадинах, пощупал свои синяки и грустно улыбнулся.

— Именно Рон настраивал меня против слизеринцев, чуть только посмотрю на них, так тут же шипит — не смей с ними якшаться! Он и Джастина Финч-Флетчли с Захарием Смитом с Пуффендуя от меня оттирал, когда те пытались со мной заговорить. Невилл… всегда подбегает, чтобы послушать, о чем я с Невиллом разговариваю. В общем, ни с кем наедине я не могу побеседовать, только с ним, с великим и неповторимым Роном, ведет себя, как собственник. Хагрид, вот он простак простаком, но как-то… выборочно. То он тупой, как пробка, то философией шпарит почище Иммануила Канта. Помнишь Норберта, Гермиона?

Гарри посмотрел на неё, девушка озадаченно кивнула. Гарри вздохнул.

— Ну скажи мне, куда наши мозги отдыхать ушли? Какого черта лысого мы с тобой дракона через ползамка ночью перли на самый верх Астрономической башни? Или у Хагрида внезапно кончился доступ в школу? Чего он-то дракона своего не отнес? И кстати, а почему в башню-то? Нельзя было, что ли, сигнальный костерок позади хижины разжечь да и передать Норберта драконологам?

На все эти вопросы Гермиона лишь головой ошеломленно качала, хмурилась и наливалась запоздалой злостью. МакГонагалл нехорошо прищурилась и, повернувшись, вперила остренькие глазки во вмиг стушевавшегося Хагрида. А Гарри дальше монолог повел:

— Потом нас, малюток-первокурсничков, отправили на отработку в ночной Запретный лес… Нас было четверо: я, Гермиона, Невилл и Драко. И Хагрид нас… разделил. Двое с ним, двое с Клыком. А задание было — ну просто зашибись! — найти раненого единорога. Кровь его серебряная повсюду была разлита.

При этих словах на лицах многих слушателей нарисовалось здоровое недоумение, Гарри заметил это и закивал.

— Ага, я тоже не поверил. Со времен Мерлина существует легенда об Анхоре, Хранителе единорогов, о том, что тот, кто убьет единорога, выпускает на волю проклятие, и только тот, кто пройдет все испытания, покроет ущерб за убийство единорога, сможет это проклятие снять. В этом есть смысл, ведь единороги чисты сердцем, если его убить, то можно это исправить, доказав, что тоже чист сердцем. Когда тот, кто убил единорога, доказывает, что чист сердцем, единорог снова оживает. Другими словами, единорог бессмертен, его практически невозможно убить. Надеюсь, я правильно понимаю легенду, потому что на той поляне лежал кто угодно, только не волшебное бессмертное существо. Да, оно было белое, лунного цвета, рогатое, но размером с козу, что не очень-то отвечает реальному описанию единорога.

— Дык, эта… голделия была, — о-о-очень робко, прямо-таки застенчиво встрял Хагрид. — Одна из разновидностей малых единорогов, их же, того, много: черные, анги зеркальные, голделии серебряные, у них жеребятки золотенькие ещё… И… эта, Гарри, а где я тебя морочил? И не морочил я тебя, никогда. Че ж я, сам себе враг, что ли?

— Ладно, — улыбнулся ему Гарри. — Я верю тебе. В конце концов, тебя тоже могли использовать.

— Ну дык… я ж и говорю! — облегченно закивал Хагрид, сдавая кое-кого с потрохами. — Он же сам мне вруливал, чтоб я дверку ту выломал и забрал, значится, тебя от тех дурных магглов… — тут он, видя закаменевшее лицо Гарри, спохватился и виновато дотараторил: — То есть это не я-я-а-а!!! Это он так сказал! — и смущенно зыркнул глазами в сторону одного седобородого старичка, который ерзал на своем месте за столом, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Так, ладно, оставим Хагрида, про него дальше ничего такого не было, — заговорил Гарри снова. — Тем более, что я и сам видел порой, как Хагрида то и дело заставляют в чем-то участвовать, например, подсказать мне про драконов. На первом курсе, помимо прочего, был ещё и тролль с цербером, в схватку с которыми меня втянули Рон и… вон тот, — кивок в направлении Дамблдора. — В самом конце меня ждал Волан-де-Морт в затылке Квиррелла. Он как-то странно умер, как — я, к счастью, не видел, но вот он… — новый кивок на всё того же Дамблдора. — Всячески убеждал меня в том, что я убил профессора. Но я, к счастью, повторяю, этого не видел, а значит — не помню и не воспринимаю. Фестралов я не вижу.

На втором курсе по школе весь год ползал василиск. И мне хочется спросить: а профессора о нем знали?

Взгляды всех — Северуса, Минервы, Филиуса, Помоны, прочих учителей и гостей сошлись в одной точке — на Дамблдоре. Потом Стебль и Снейп переглянулись.

— Я мандрагоры каждый год высаживаю и до урожая не хотела ждать. Я хотела их заказать из Греции, — проговорила Стебль.

— А мне уважаемый господин директор запретил ехать в ту же Грецию за спелыми мандрагорами, мотивируя запрет тем, что я на поруках… — желчно вставил Снейп.

— Гарри, ты же его убил, василиска! — вставила откуда-то из задних рядов Джинни. — Я его видела, огромного и мертвого. И тебя рядом, с окровавленным мечом в руке.

— Я тоже думал, что убил его, — улыбнулся Гарри, — но, к счастью, нет. Он не умер, я его потом в лесу несколько раз встречал, он гигантских пауков Хагрида ел.

— А как же… Он что, перестал окаменять нас? Почему? — посыпались вопросы.

— Потому что камешки жрать невкусно, — фыркнул Василий поверх голов. — А людей василиски не едят, не их это пища, бешеные петушки насекомых клюют. Чему вас в школе учат, а?

Гарри потер лоб, вспоминая, как от укуса василиска сильно заболел и закровоточил шрам, хоть и кусал он в руку, а не в лоб, странно, почему? И поговорить с ним никак не получалось: то ли змей отмалчивался, то ли он перестал змеиный язык понимать… Вздохнув, Гарри встал с пола, пересел на лавку и взял ближайший кусок хлеба.

Малфой сел рядом, потрогал шатающийся зуб, потом опухшую губу и отказался есть. Вместо этого он принялся смотреть, как наворачивает за обе щеки Поттер, который оказался другом. Жевал он, жевал и вдруг остановился, пристально глянул на Драко, проглотил и спросил:

— А как ты понял, что я чистокровный волшебник? Ну, тогда, в поношенной одежде…

— А это всегда видно, — недоуменно начал Драко и спохватился: — А ты что, не умеешь? Я думал, это все знают, все видят друг друга и отличают мага от маггла и чистокровку от полукровки…

Гарри вздохнул — вот и ещё кое-что, что он упустил в магическом образовании. Драко, видя его огорчение, пустился в объяснения:

— Ну это как нимб над головой святого у магглов, понимаешь? Только мы видим потоки магии, которые струятся по коже, если специально присмотреться, без этого мы видим просто человека, безо всяких прикрас, а переключив зрение с обычного на магическое, можно увидеть то, что сокрыто. Вот у тебя по коже идет мягкий желто-белый свет с розовыми пятнами удивления на лице, так что прекращай на меня таращиться с таким бараньим видом… И очки сними, когда будешь проверять, стекла могут послужить препятствием.

— Интересно, я давно спросить хотел, а почему в школе так много очкариков: я, Дамблдор, МакГонагалл, Трелони, Миртл, Перси? Зрение что, нельзя подлечить? При такой-то магии… вот, мадам Помфри мне на втором курсе кости в руке заново вырастила после того, как их дурак Локонс удалил.

— А врожденные недуги никакая магия не способна исцелить, будь ты хоть трижды Парацельсом. Это такая же неотъемлемая часть тебя, как рука или нога, с которыми ты родился. Хотя конечности можно и отрезать, если ты понимаешь, о чем я, — съехидничал Малфой.

— Понятно, — покивал Гарри, — Можно поправить с помощью хирургического вмешательства. Надо с дядей летом потолковать об исправлении зрения — коротенькая лазерная корректировка, и порядок! Я наконец-то дотумкал, что могу взять деньги из своего сейфа. Кстати, а где мои мозги всё это время были? Или я настолько туп, что не додумывался себе приличную одежду купить?

— Да нет, просто кто-то игрался с твоим сознанием, рисуя из тебя трогательного нищего сиротку, — процедил Василий, недобро сверля глазками некую бородатую личность. — Петушок-то не зря тебя клюнул…

Гарри оглянулся на черта, сидящего на окне позади слизеринского стола, и потер руку над локтем, там, куда вонзился сломанный клык василиска. Вспомнил про лоб и спросил:

— У меня шрам тогда закровоточил… Не знаете почему?

— Знать — не знаю, но вижу, кто-то вложил тебе в голову ментальную закладку, замаскировав под… что-то с нерусским названием. У нас эта бяка зовется хранилищем души… А если покопаться в английских легендах, то можно вспомнить двух ненормальных колдунов, которые пытались обессмертиться с помощью того самого Хранилища: Герпия Злостного и Корнелиуса Сигана. Про Герпия не помню, а вот Сиган… Корнелиус Сиган — великий маг древности, живший в эпоху основания Камелота. Он был предан королем Камелота и казнен из-за того, что король посчитал, что Сиган стал слишком могущественным магом. Перед смертью он проклял Камелот, пообещав вернуться и разрушить город. Его несметные богатства были погребены вместе с ним. Утер Пендрагон случайно вскрыл его мавзолей и, не понимая последствий, открыл доступ к пылающему драгоценному камню с заключённой в нём душой колдуна. Дух Сигана овладел первым дотронувшимся до камня, воришкой по имени Седрик. После чего отправился на дискотеку по ночному Камелоту, обрушивая домики и убивая людей, на радостях от того, что снова ходит и дышит, имеет руки-ноги… Доломать городок он не успел: придворный лекарь опознал его разграбленную гробницу и сообщил кому надо. Мерлин разрушил чары, используя знания, данные ему Великим Драконом, и вернул дух колдуна в камень.

— Круто! — с уважением вставил Люциан Боул, сидевший напротив и гревший уши, как и все поблизости. — По описанию очень похоже на крестраж.

Василий щелкнул пальцами.

— Вот оно! То самое нерусское слово. Крестраж!

— А у меня — не он?.. — занервничал Гарри, потирая шрам.

— Нет. Уже — нет, — успокоил его черт. — Да и тогда вряд ли. Ведь если разложить по полочкам события той роковой ночи, то Волдик попросту не успел бы сотворить из тебя крестраж, для этого ритуала нужна не одна неделя подготовки. К тому же душу надо вкладывать в неживой предмет, во что-нибудь твердое: камень, кольцо и что-то тому подобное.

— Дневник был мягким… — машинально отметил Гарри. — Бумажным, в простой черной коленкоровой обложке.

— Значит, Вовка тоже плохо учился, раз не усек, что хранилище души делается один раз и может использоваться только в случае его смерти.

— Так он сделал его или нет?! — взвыл вконец заинтригованный Гарри, остальные дети тоже согласно застонали, с нетерпением заглядывая в глаза Василию.

— Нет! — хихикнул черт. — Раз уж Гришка говорит, что был какой-то дневник, то… нет, Вовка никаких крестражей не сделал, потому как двоечник.

— Но дневник… странно себя вел, — на чистом упрямстве продолжал сопротивляться Гарри. — Он как будто умер, истек чернилами, как кровью, и при этом громко орал. А когда всё закончилось, призрак исчез. Или это было воспоминание? — задумался вдруг Гарри.

— Во-во, — кивнул Василий, любяще глядя на парня. — Сам посуди — ну как можно воскреснуть без тела? Чтобы ожить из крестража, надо вселиться в того, кто к этому хранилищу души притронется. Понятно вам? Эх, молодежь, и чему вас в этой школе учат?!

— Но если дневник — не крестраж, то… что же получается, он расколол свою душу ещё раз, чтобы создать ещё один крестраж?! — ужаснулась Гермиона. И осеклась — Василий смотрел на неё, как на душевнобольную. Потом точно так же с ней заговорил, как с пациенткой психиатрички.

— Дорогуша, ну допустим, хотя бы на секундочку, что ты решила заключить сделку с дьяволом, платой в которой обычно является человеческая душа. Ты как будешь ею расплачиваться? Частями? Не смеши мои копыта… После заключения сделки с дьяволом душа отдается целиком и сразу, а не в рассрочку, как плата за холодильник. Запомни хорошенько, милая девушка: душу расколоть нельзя, она самое ценное, что есть у человека, именно потому, что сохраняет цельность, что бы ни происходило с телом. Зря, что ли, ангелы с чертями так сражаются за неё?..

— А вы сами-то кто? — ляпнул первоклашка Дэннис Криви.

— Я-то? — Василий приосанился. — Лесной черт я, леший по-простому. В лесах-буераках обитаю и на людские души не отвлекаюсь, они мне неинтересны, мне куда важнее дурака-простака заморочить, проверить его на вшивость и решить, заслуживает ли он награды? Вот было у меня однажды дело, — вдруг пустился черт в воспоминания. — Сбежали из тюремки два зэка, повстречал я их и, как обычно, начал запутывать, присматриваясь в то же время к ним и изучая со всех сторон. Ну, а пока они плутали, понял их мотивы: один сбежал из тюрьмы к больной дочери, решив обчистить общак, второй следил за первым, чтобы, как только тот доведет до общака, убить и присвоить денежки себе. Первого я отпустил — у него цели благородные, а второго, нехорошего, в болото заманил и утопил с концами. Не люблю подонков.

И глазками зырк в сторону Дамбушки, а у того уже предынфарктное состояние — как так, Лорд не создавал крестражики? И в голове у мальчика больше ничего нет? А как же… возрождение? Из чего его теперь возрождать?! Да не-е-е, не-не-не, всё в порядке, поганый бес просто провоцирует, на самом деле всё уже почти готово, Хвост поддерживает гомункула и готовит ритуал кости, плоти и крови, Барти тоже готов, поджидает того момента, когда Кубок понесут в центр лабиринта… Упс… это он о чем думает, спохватился вдруг Дамблдор, но было поздно.

— Я же сказал — не люблю подонков! — зарычал черт, заметно вырастая и краснея очами, а в лохматых руках невесть откуда появились вилы. Рядом с ним вспыхнула и загорелась Хельга, жуткая демоническая собака. Предположив, что затевается драка, ученики растерянно отжались к стенам и к выходу — на всякий случай, вдруг удирать придется? Но удирать не пришлось. Ведь даже магам известно, что с чертями и демонами отваживаются сражаться только священники и экзорцисты, а таковых в Хогвартсе и вообще на горизонте не наблюдалось.

А Василий и сам не собирался безобразничать. Поигрывая вилами, он ласково попросил:

— Дамоблядушко, ну скажи ты мне по-хорошему, за что Грюмошко несчастный томится, слезки горькие льет, полати своей темницы орошая? Не пора ли его освободить, отмыть от грязи полугодичной, остричь ему седые космы, от блох и вшей избавляючи, и уложить на коечку больничную подальше отседова???

Для пущего понимания Хеля пустила огненную слюну и смачно лязгнула челюстями. Оба намека Дамблдор прекрасно понял — нет смысла человека мучить ради волос, которые можно просто состричь. Вот только… Кого Барти дальше изображать, если Грюма в школе не будет… да Мерлин! Когда ж он перестанет думать в присутствии черта?!

— Никогда! — хмыкнул черт в ответ на его мысли. — А Бартик пускай себя изображает. Хватит ему прятаться, а то Зерцала такие кошмарные будущие предсказывают, что аж страшно становится. Или вы хотите подождать, пока этот вьюноша окончательно не озвереет и не дойдет до отцеубийства? — при последних словах Василий вопросительно ткнул вилами в сторону съежившегося лже-Грюма, который, услышав сказанное, испуганно вздрогнул. Что, простите? Его собираются заставить убить папу? Того самого, который его из тюрьмы вытащил и все эти годы прятал у себя дома? Ошеломленно выпрямившись, Барти отстегнул от пояса флягу и отшвырнул далеко в сторону, пристально глядя в глаза старому манипулятору — Альбусу Дамблдору. Ну уж нет, старый ты хрен, отца ты не заставишь убить!

Через полчаса действие зелья прошло, и перед студентами предстал действительно очень молодой человек, едва ли под тридцать. На Дамблдора теперь смотрели с отвращением — фуй ты, гад такой, нашел, с чем играться?! Грюма вытащили из сундука и переправили в Мунго, а Дамблдора взяли под стражу, приставив к нему неусыпных и неподкупных мракоборцев из отдела невыразимцев, а уж там таки-и-ие профи работают — терминаторы всех моделей удушатся…

Осталось последнее: довести Турнир до конца, переправить к Хвосту Поттера и поймать, наконец, предателя.

К походу в лабиринте Гарри готовили основательно. Тренировали вдоль и поперек, сверху донизу и наискосок. Обучали мальчишку всему, чему только можно, даже левитации… и, надо сказать, Гарри преуспел в этом: научился парить в воздухе целую минуту в пяти-семи сантиметрах от земли! Вполне достаточное время и умение избежать какой-либо опасности или пролететь над ловушкой. Выучил заклинание компаса, которое ему подсказала Гермиона, но Василий на всякий случай подстраховал подопечного, подарив ему настоящий компас, зачарованный до поры до времени на Кубок в центре лабиринта. Потому что по правилам участие в Турнире должен принимать только истинный чемпион, то есть Гарри нельзя было заменять ни под каким видом. А значит, ему придется идти до самого конца.

За всеми этими тренировками и занятиями время пролетело незаметно: не успел Гарри оглянуться, как настал июнь, а сам он накачался будьте-нате — на том месте, кое должно называться животом, образовался чудный пресс из тех самых кубиков, от которых так тащатся девушки и которыми до состояния нарциссизма гордятся все бодибилдеры мира. Плечи раздались вширь и налились той прекрасной мускулистой силой, что «пела и играла, струясь по жилам»… Кроме того, Гарри стал уважать свое новое и красивое тело, на пасхальные каникулы ухитрился посетить деревеньку Хогсмид и заскочить в местную одежную лавочку, где приобрел в кои-то веки приличный прикид на свою стройную ладную фигуру. Приталенная рубашечка зелененького цвета, узкие белые брючки с желтым, медового цвета, ремешком заставили его ощутить себя прямо-таки принцем. Добавьте к этому аккуратную стрижку и зеленющие, сияющие золотыми искрами счастья глаза, и картинка станет полной. А Гарри и вправду сейчас был самым счастливым человеком на свете: его окружали настоящие друзья, появилась прекрасная девушка, на которую он просто надышаться не мог — Олеся, а ещё рядом неотлучно при нем находилась верная собака Хельга. Конечно, девушка была временным явлением, но давайте не будем отнимать у парня счастье, пусть тешится, пока может…

Густо-зеленая колючая стена встала перед четырьмя чемпионами. Косматой пастью зиял проход — страшный и бездонный, как глотка огромного чудовища. После хвалебной оды и перечисления всех подвигов и заработанных баллов был дан сигнал — свисток судьи.

Четверо чемпионов спортивным кроссом протрусили в проход, по-джентльменски пропустив вперед даму — третий тур начался.

Какое-то время Гарри и Седрик бежали рядом, а потом, оставив позади Виктора и Флер, разделились на развилке в разные стороны. Гарри порысил влево, Седрик пошел вправо. Четко печатая шаг, Гарри увидел впереди новую развилку и, держа палочку наготове, посмотрел на компас на руке — зачарованная на центр лабиринта стрелка указывала в правый проход. Не сбавляя рыси, Гарри свернул туда. Здесь стало совсем темно, как под землей, и он, сжав палочку, невербально включил Люмос. И неожиданно выбежал в каменный коридор, не успел удивиться — зачем он тут? — как стало ясно зачем: это было логово соплохвоста. Гарри сперва даже не понял, что это такое: серо-стальное веретенообразное тело, покрытое костяной броней, из-под которой выглядывала целая мешанина ног, щупальцев, щупиков и усиков, кроме того, у монстра были ещё пара клешней с жвалами. И ростом с приличного коня. Кажется, это Гермиона ещё осенью говорила — потоптать бы их, пока не выросли?

Соплохвост, кошмарное порождение мантикоры и огнекраба, сторожко нацелил в сторону Гарри переднюю пару хелицер, на манер паука прислушиваясь к окружающим звукам. Пучок щупиков и усиков хищно извивался, жадно хлеща по воздуху. Гарри сглотнул и попятился, лихорадочно припоминая заклинания, которыми можно было бы свалить или обездвижить чудище. На пробу послал щекотку, и она, как и ожидалось, отразилась от хитиновой брони. Значит, Остолбеней-Окаменей не годятся. Ноги поотрубать? Подумав, Гарри отправил серию Секо, целясь по ногам. Вжик, вжух, хрясь! Гремя броней, гигантская туша тяжко рухнула наземь, лишившись всех опор. Яростно свистя, нечаянный гибрид, созданный идиотом-экспериментатором Хагридом, начал плеваться ядом и стрелять раскаленными химическими газами во все стороны, едва не спалив опешившего от неожиданности Гарри. Ядовитые плевки разъедали камень, оставляя в нем глубокие проплешины, а огонь бомбардира-переростка воспламенялся даже на голых камнях!!!

Изрядно офигевший парень чудом успевал уворачиваться от летящих огненно-газовых струй… Наконец он просто проскочил мимо спятившего монстрокраба в следующий проход в конце коридора. Отдышался, ощупал себя на предмет ран-ожогов и порысил дальше. В одном из зеленых тупичков ему навстречу двинулась… грозная тётя Петунья. Вот тут перепуганный Гарри чуть богу душу не отдал, когда тётка, потрясая сковородкой, визгливо завопила:

— Ах ты, грязный мальчишка! Как ты посмел притащить в наш чистенький домик это исчадие ада, рассадник холеры и чумы, эту блохастую грязную СОБАКУ?!

Но позвольте… тётя ещё не видела Хелю, откуда же она о ней знает??? Вмиг отупевший мозг отказался думать, но Гарри с трудом и со скрипом всё же сообразил, что перед ним всего лишь вшивый боггарт, и еле-еле вспомнил нужное заклинание.

— Ридикулус!

Боггарт, однако, отмахнулся от заклятия, продолжая верещать голосом Петуньи:

— И вообще, если ты думаешь, что я пущу тебя на порог с этой драной шавкой, то даже не мечтай об этом. Проваливай вон из моего дома, хватит с нас подкидышей!!!

В полуобмороке от страха, Гарри зажмурился, сдавил палочку обеими руками и отчаянно взвизгнул:

— Ридикулус!!!

Раздался хлопок. Гарри поспешно открыл глаза — боггарт исчез, взорванный его стихийным выплеском. Боже… неужели он так боится тётю Петунью? Это что же получается, родная тётка стала страшней дементора? Он так страшится её отказа?.. Вздрагивая от каждого шороха и шуршания, обливаясь потом, вздрюченный до предела Гарри двинулся дальше вглубь лабиринта. Подозрительный сверх меры, он дошел до туманной мерцающей дымки. С ней Гарри не рискнул экспериментировать, а просто прокопал стену сбоку, обошел дымку по соседнему зеленому коридору и после долгого плутания среди тупиков-поворотов-развилок вышел к сфинксу.

Ещё полчаса на разгадку, и вот она, цель его странного путешествия — центр Лабиринта с хрустально-золотым кубком на мраморном постаменте. Сбоку от Гарри шевельнулся воздух, и голос Василия прозвучал из ниоткуда:

— Спокойно, сынок… Меняемся.

С этими словами черт скинул с плеч мантию-невидимку, открывая взору Гарри себя и зажатую под мышкой собаку.

— Бери Хелю, накрывайся…

Пока Гарри закутывался в мантию и прятал собаку, Василий превратился в него. Было довольно странно видеть себя самого рядом с собой. Василий крепко ухватил Гарри за плечо и отрывисто скомандовал:

— Берись за кубок.

Вздохнув, Гарри протянул руку сквозь мантию и взялся за золотую изогнутую ручку, а в следующее мгновение почувствовал знакомый ры­вок где-то под ложечкой. Ноги оторвались от земли. Рука Василия, крепко держащая за плечо, не разжималась. Гарри покорно закрыл глаза, отдаваясь течению судьбы. Кубок куда-то нес его сквозь завывание ветра и пестрый вихрь кра­сок, и вместе с ним бок о бок летел черт Василий.

Местность вокруг ничем не напоминала Хогвартс. Не было гор, окружавших замок, похоже, они преодо­лели несколько миль, может, даже сотню. Они стояли по­среди темного, густо заросшего кладбища, справа, за ог­ромным тисом, чернел силуэт небольшой церкви. Сле­ва — холм, на склоне которого громоздился старый красивый особ­няк.

Разжав руку, Гарри выпустил кубок, и тот со звоном покатился вниз, подпрыгивая и подскакивая на камнях, пока не уткнулся в надгробие. Гарри-черт медленно двинулся к могильной плите, Гарри-под-мантией внимательно наблюдал за ним.

Осторожно и с каким-то уважением Гарри-черт провел ладонью по полустертым буквам, высеченным в сером мраморе. Настоящий Гарри, крепко прижимая к груди собаку, продолжал следить за происходящим, помня наказ: смотреть и запоминать, ничего не упуская, его воспоминания потом могут пригодиться в суде против Дамблдора и Волан-де-Морта.

Тем временем начали происходить некие события: медленно, огибая могилы, к ним приближался человек. Роста невысокого, лицо скрыто капюшоном, в руках сверток, который он нес с предельной осторожностью. Расстояние между ними сокращалось, человек подошел совсем близ­ко, и Гарри увидел, что у него на руках младенец… а мо­жет, просто сверток с одеждой?

Коротышка в плаще остановился, нагнулся и, положив сверток на землю, не разгибаясь, запустил в тупо моргающего Гарри замораживающее заклятие. Гарри-под-мантией едва удержался от такого подлого, коварного действия исподтишка. Но, скрипнув зубами, смолчал и продолжил наблюдение.

Коротышка выпрямился и, подойдя к Гарри, схватил за плечи и подтащил к надгробию, прислонил к плите, быстро привязывая его вылетевшими из палочки веревками. Закончив с этим, он повернулся и взмахнул палочкой куда-то вглубь кладбища, где тут же вспыхнули факелы, ярко освещая подготовленный заранее огромный каменный котел. Под ним взревел, разгораясь, огонь. Гигантский костер жарко запылал, жадно облизывая стенки котла и превращая участок кладбища в зачарованный склеп, тьма за пределами освещенного круга сгустилась до непроглядности полярного мрака.

Зажатая под мышкой Хельга заинтересованно заерзала, и Гарри осторожно спустил её на землю. Умная собака тут же скакнула во тьму, оставаясь невидимой и неслышимой.

А костер тем временем осветил и коротышку, в котором Гарри вдруг признал Хвоста.

— Ты!.. — яростно выдохнул Гарри-черт, безуспешно дергаясь в путах. Видимо, он уловил отголоски удивления настоящего Поттера и теперь потихоньку вживался в роль. Хвост ничего не ответил. Вместо этого он, не мигая, смотрел на огонь под котлом и его содержимое, которое начинало побулькивать. Жидкость в котле нагрелась быстро. Не прошло и пяти минут, как она уже кипела вовсю, бросая вверх пун­цовые искры, словно тоже воспламенилась. Пар стано­вился все гуще, и скоро фигура у костра превратилась в расплывчатое пятно. Кто-то в свертке теперь уже лихо­радочно метался. И оба Гарри вдруг услышали пронзитель­ный, писклявый голосок:

— Скорее!

Кипящая поверхность жидкости вся превратилась в искры и сверкала, точно усыпанная бриллиантами.

— Все готово, хозяин, — хрипло шепнул Хвост.

— Пора… — изрек тот же тоненький голосок. Хвост развернул сверток, не поднимая с земли; уви­денное исторгло бы из груди Гарри пронзительный вопль, не будь у него резонного мотива скрывать свое присутствие. Как будто Хвост, споткнувшись о камень, вывернул его из земли, и под ним оказалось что-то вроде скользкого слепого червя, нет, в миллион раз хуже. Принесенное Хвостом на кладбище существо напоминало скорчивше­гося младенца. Но только очертаниями, во всем осталь­ном оно ни капли не походило на человеческого дете­ныша. Чешуйчатое безволосое тело цвета сырого мяса, слабые, тонкие ручки и ножки, а лицо — такого ни у од­ного ребёнка отродясь не было: приплюснутое, как у змеи, с блестящими красноватыми глазами-щелками.

— Во, бля, морда… — брезгливо передернулся и скривился связанный черт. Гарри был полностью с ним согласен.

Существо казалось почти беспомощным. Оно протя­нуло ручки к Хвосту, обняло за шею, и Хвост его поднял. В этот миг капюшон упал у него с головы, и Гарри увидел на бледном лице крайнее отвращение. Хвост поднял свою ношу над котлом, и искры, танцующие на поверх­ности жидкости, осветили на мгновение плоское злоб­ное лицо. Хвост опустил существо в котел, и оно с шипе­нием исчезло. Гарри услышал, как тельце мягко стукну­лось о каменное дно котла. И? Чего дальше ожидать? Гарри с любопытством наблюдал, старательно запоминая. Тут Хвост заговорил. Голос его дрожал, выдавая па­нический страх. Он поднял палочку, закрыл глаза и с тру­дом произнес:

— Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына!

К ужасу Гарри, земля под ногами у его связанного двойника разверзлась, оттуда выпорхнула тонкая струйка праха и, повинуясь мановению палочки, нырнула в кипящую жидкость. Сверкающая поверхность, зашипев, лопнула, искры раз­метало по сторонам, и жидкость в котле стала ядовито-голубой. Поскуливая от ужаса, Хвост вытащил из-под плаща длинный тонкий серебряный кинжал и снова заговорил, на сей раз каждое слово сопровождая истеричным всхли­пом:

— П-плоть… слуги… отданная д-добровольно… оживи… своего… хозяина!

Вытянул перед собой правую руку, ту, на которой не было пальца, крепко сжал кинжал в левой и замахнулся. Гарри мгновенно понял, что сейчас будет, и успел за­жмуриться и зажать уши. Но как бы крепко ни зажимал их, всё же ус­лыхал безумный вопль, пронзивший его сердце, как буд­то Хвост и его ударил кинжалом. Что-то со стуком упало на землю, Хвост тяжело задышал, и тут же раздался всплеск зелья, вызвавший у Гарри приступ дурноты. Он не смог открыть глаза… но даже сквозь веки увидел — зе­лье стало кроваво-красным… Хвост всхлипывал и скулил от боли. А Гарри, услышав свой же голос, поспешно открыл глаза: связанный Гарри сдавленно ругался сквозь зубы, глядя на приближающегося к нему Хвоста.

— К-кровь недруга… взятая насильно… воскреси… сво­его врага!

Гарри не мог ему воспротивиться — слишком крепко был связан. Скосив глаза, тщетно пытаясь выпутаться из веревок, увидел, как трясется серебряный кинжал в оставшейся руке Хвоста. Острый конец проколол кожу на сгибе локтя, и по разорванной мантии потекла теплая кровь. Все еще хрипло дыша от боли, пошатываясь, Хвост вернулся к котлу и плеснул в него с кончика кинжала кровь. Жидкость мгновенно стала ослепительно белой. Покончив с приготовлением зелья, Хвост без сил упал на колени и тут же кулем повалился на землю. Он лежал, скор­чившись, баюкая кровавый обрубок и тихо постанывал. Котел кипел, сверкающие искры летели во все сторо­ны, от их слепящего блеска все вокруг погрузилось в не­проглядную черноту. Ничего не происходило…

Но вот искры погасли, из котла взметнулся столб белого пара, он становился все гуще, и Гарри больше не видел ни Хвоста, ни своего двойника — пар затопил все. А потом в облаке пара, идущего из котла, начали воз­никать очертания высокого, худого, как скелет, человека, и Гарри окатила леденящая волна ужаса.

Живой скелет ступил из котла на землю, серый туман сгустился и почернел, превращаясь в плащ, накрывая его плечи, подобно дымной хламиде дементора. А Гарри так и застыл под мантией, как зачарованный, и не мог отвести взгляд от бледного, как протухшая сметана, лица. Это жуткое лицо, выглядывающее из затылка Квиррелла. Целых три года после этого его преследовали в ночных кош­марах эти красные злобные глаза, тупой змеиный нос, узкие щелки ноздрей…

Лорд Волан-де-Морт возродился.

— Тьфу ты, срань господня!.. — с сочувствием произнес черт, вырастая из веревок, перерубая их вилами, как по волшебству возникшими в его руках. Рядом с ним из воздуха соткалась пылающая адская собака.

Красные зенки испуганно вытаращились. Ну да, ну да, стоило возродиться для того, чтоб узреть перед собой классического черта с вилами, с адской гончей в придачу, на фоне старого кладбища, картина, точь-в-точь описанная на страницах библии, которая лежала на прикроватной тумбочке в его приютской комнате…

Черт подошел ближе, рассматривая тощего и лысого урода, как раздавленного таракана-альбиноса, и явно прикидывал — додавить его или так оставить? Потом, видимо, решил, что с этим успеется, и брюзгливо заговорил:

— Слушай… ну вот в кого ты такой умный? Как ты додумался покрошить свою сущность на кусочки, а? Думаешь, из них вкусная окрошка получится?

— Но я же… вот! — неуверенно вякнул Лорд, показывая черту свою тощую лапку, как в доказательство того, что он материален. Оглядев тонкие белые пальчики, Василий скуксился и грустно сообщил:

— Так-то оно так… Но увы и нет. Ты возродился не из крестража и ненадолго.

Из всего услышанного Лорд выцепил только слово «ненадолго» и растерянно отвалил ротик. Вилоносец серьезно пояснил:

— Полноценный, правильно созданный крестраж возвращает цельную душу в полноценное и хорошее тело живого человека, при этом вытесняя из него постояльца, изгоняя или поглощая хозяина вместилища. Если тело нужно временно, то хозяин просто подвигается ненадолго в стороночку, а после того, как призрак сделает свои недоделанные дела, он покидает тело безо всякого вреда для настоящего владельца. Ну, а если тело нужно постоянно, то захватчик вытесняет-поглощает душу, попросту убивает хозяина тела, занимая его место. Это называется захват, похищение тела, понимаешь, недоучка? А тебя, пардону, вон тот рукожоп… — черт ткнул вилами в сторону Хвоста, — сварил из смеси глины и змеиного яда. Так себе тело. Как думаешь — оно долго продержится?

— Ну… если он правильно провел ритуал кости, плоти и крови… — нерешительно промямлил недо-Лорд. Черт скорчил «сочувственную» мосю.

— Жаль тебя огорчать, но ритуал с самого начала был проведен неправильно. Во-первых, этот тощий толстяк был отчего-то уверен, что возрождает Темного Лорда из крестража, а во-вторых, он слегка промахнулся с последним компонентом — кровью врага. Весь ритуал — сплошная ошибка: крестражей нет, вместо крови врага он использовал мою… м-м-м… скажем так, имитацию крови. Я ж в то время Поттера изображал, вот и того, сымитировал то, что в жилах у человека течет… Ладно, Володька, пора тебе на сковородочку. Только сперва скажи, чем ты Бартика шантажировал?

Красные глазки злобно сощурились — Темный Лорд не собирался отвечать черту, сообразив наконец, что не обязан отчитываться перед нечистой силой. Его строптивый настрой Василий уловил и, легонечко, как бы невзначай, шевельнул вилами. По ним пробежала голубая искра, которая, трансформировавшись в молнию, горяченько прошила строптивца, действуя так же, как банальный электрошокер. Ну, а с ним обычно не спорят, и Волдя запел сладкоголосым соловушкой.

Оказывается, на Барти насели с двух сторон, причем обе стороны угрожали ему одинаково — убить его и папу. Тока мотивация разная была. Лорду нужен был засланный казачок — свой собственный шпион в стане врага, верный слуга и исполнитель его плана по транспортировке пацана с доставкой крови на дом. Дамблдору, в свою очередь, требовался надежный соратник для защиты того самого пацана с последующим его пропихиванием к порталу, для чего-то ему надо было, чтобы Гарри дошел до награды первым… Невероятно, но факт: желания Лорда и Дамблдора совпали с одной и той же целью — возродить Темного Лорда. Правда, дальше их мотивы расходились: Темный Лорд хотел возродиться для того, чтобы просто жить и захватить власть, а Дамблдор хотел возродить Темного Лорда для того, чтобы добить с помощью крестража в голове Поттера. А погибнет мальчик при этом или нет — для него уже не принципиально.

При этом Дамбушка и Лордик шантажировали обоих Краучей: первый обещал разоблачить и засадить папу и сына в Азкабан с последующим приговором к Поцелую дементора, а второй клялся закруциатить и заавадить Крауча-старшего, если младший будет ерепениться. Как и каким боком в эту историю затесался бедолага Грюм, увы, дело простой случайности.

Просто, получив приказ от гомункула внедриться в школу и прознав о том, что на роль преподавателя приглашен экс-мракоборец Грюм, Барти проник к нему в дом, похитил и заточил в сундук, украв его личину. А уже в школе его под маской распознал Дамбушка и взял в свои руки, прижав к ногтю угрозами разоблачения.

Выслушав всё это, Василий покачал головой и, не оборачиваясь, велел невидимому Гарри:

— Берись за Кубок, паренёк. Исчезни отсюда.

Гарри не посмел ослушаться — невербальным Акцио призвал к себе Кубок и, прежде чем вихрь перемещения подхватил его, успел услышать:

— Хорошая девочка, Хеля. Фас!

И столб огня, вырвавшийся из геенны огненной, поглотивший Темного Лорда…

Всё это Гарри честно и без утайки передал в виде воспоминаний невыразимцам из Отдела Тайн. И судьба Дамблдора была решена. Его приговорили к пожизненному заключению в той самой тюрьме, в которую он так неосмотрительно в течение года грозился запихнуть Краучей. А чтобы не было соблазна, дали разрешение дементорам на смертельный Поцелуй при малейшей попытке на побег. Туда же с теми же условиями был переправлен и Питер Петтигрю, доставленный позднее Василием.

Праздник, последовавший после Турнира, длился два дня. Три школы — Хогвартс, Шармбатон и Дурмстранг — стали друзьями навек, ведь победил-то Гарри Поттер, член четвертой, мало кому известной лесной школы Сибириада. А затем да, настало время прощания. Гермиона, розовая и крайне симпатичная от смущения, выслушивала слезные и слюнявые обещания Виктора, что он, мол, доучится на бакалавра и вернется к ней, ты только дождись меня, Герм-и-вонна, лапушка, ладно? Потом он тяжелым кроссом убежал к своему кораблю, на мостике которого ждал Игорь Каркаров, с офигевшим видом потиравший левую руку: ему до сих не верилось, что Лорд воскрес и тут же помер, никого не успев призвать к себе на службу. Аналогичные чувства испытывал и Северус Снейп, воспылавший, помимо прочего, неожиданно огромной благодарностью к Поттеру, отчего он одновременно и радовался, и исходил желчью и ядом к самому себе, ну да ладно, оставим его, всё равно мизантропа, как и горбатого, только могила исправит…

Уплыл корабль дурмстрангцов, вихляя дырявыми бортами — они потому изрешечены, чтоб тонуть было удобно? — ме-е-едленно погружаясь, пока не достиг подводного портала. С грохотом вознеслась в небо и улетела на восток синяя карета французов. И только сибирцы ещё не уехали: Избушка была занята — она убегала от собаки. Огненная Хеля с веселым гавканьем скакала за куриными окороками, а те, в свою очередь, уворачивались и отскакивали чуть ли не с кудахтаньем. Наконец распрощались, Хельга, шумно пыхтя, подбежала к Гарри, а сибиряки молча двинулись к Избушке. Василий на короткий миг сжал плечо опечаленного Гарри, наклонился к уху.

— Адрес у тя какой?

— Литтл Уингинг, пригород Лондона, графство Суррей, улица Тисовая, дом четыре, — торопливо прочастил Гарри, наполняясь тайной надеждой, что они хоть письмо ему напишут. Василий кивнул и, отпустив мальчика, заторопился за своими.

А когда изба и печь скрылись в синей сфере портала, от надежды Гарри не осталось и следа. Да не… не напишут ему. Зачем? Кто он для них? Сзади встали трое, и настроение Гарри поднялось на планку выше: чего это он? Ведь друзья-то у него остались! Драко, Невилл и Гермиона…

Тётя Петунья, как Гарри и боялся, Хеле совсем не обрадовалась. Поджала губы и едко осведомилась:

— Что эта шавка тут делает?

Гарри в ответ только горестно вздохнул — ему весь мир был не мил в данный момент, он был расстроен и одинок.

Хельгу, как ни противилась тётка, всё же пришлось допустить в дом, потому что она неожиданно понравилась Дадлику, а желание любимого сыночка — это всё-таки закон. Настали унылые каникулы, как и всегда на Тисовой улице, сколько себя Гарри помнил. К счастью, уныние продлилось недолго — всего два дня.

К вечеру второго дня раздался звонок в дверь. Дядя Вернон, тяжело топая, вышел из гостиной и отворил дверь. Недоуменно прогудел:

— Вы к кому?

— Хм… мы-то? За Поттером, однако.

— А… а вы кто? — еле-еле собрал мозги в кучу Вернон. Гарри, сгорая от любопытства, выскочил в прихожую. И озадаченно уставился на двух незнакомцев — высокого седого мужчину средних лет и парнишку лет пятнадцати, темноволосого и кареглазого. Незнакомый мужчина тем не менее очень знакомо улыбнулся, обращаясь к Гарри:

— Ну что, сынок, поедешь к нам в гости? — и к Дурслю: — Я Василий Нечаев, приехал с сыном забрать Гарри на лето.

И счастье, безудержное и огромное, затопило Гарри с головой — в этот самый волнующий миг своей жизни он понял, что есть на свете настоящие друзья…