Лестница (гет)

Северус Снейп ненавидел походы по магазинам. Стойкая аллергия на торговые лавки порождалась непонятным детским страхом быть изгнанным из них. Естественно, это глупо. Он взрослый человек, да и заходит лишь в несколько павильонов, которые торгуют ингредиентами для зелий… Но поделать с собой Северус ничего не мог: каждое посещение Косового переулка превращалось в пытку. Иногда Снейп даже думал, что если бы встретился с боггартом, он непременно превратился бы в маггловский магазин — они и вовсе вызывали парализующий ужас, сколько бы он не убеждал себя в том, что это абсурд.

Именно поэтому Снейп долго откладывал неприятный поход, но, получив с совой письмо, понял: тянуть больше нельзя. Северус трансгрессировал в центр Лондона, думая о том, что давно пора забросить это гиблое дело, но совесть почему-то именно в этот момент поднимала голову и нудно вещала о долге и нравственности.

Продавцы всегда косились в сторону странно одетого мужчины, но ничего, разумеется, не говорили, во всяком случае, пока он находился в лавке. После его ухода начинались длинные беседы, целью которых было даже не обсудить необычного посетителя, а отвлечься от скучной работы.

— Отойди от витрины! — Северус вздрогнул: резкий голос ворвался в мозг, вызвав отнюдь не лучшие воспоминания.

Невольно он обернулся, взгляд наткнулся на высокую, худую женщину, которая подталкивала к выходу черноволосого мальчишку.

— Дадлик! Малыш, смотри, какая игрушка, давай мама тебе купит? Эй, ты, отойди, я сказала, от витрины, несносный ребенок!

Полный мальчик, больше похожий на поросенка, перемазанного шоколадом, апатично смотрел на большого плюшевого слона, которого мать предлагала в качестве подарка. Его и без того розовые щеки налились румянцем, казалось, он не может решить, нужна ему подобная игрушка или нет. Снейп невольно удивился, насколько быстро меняется тон женщины с раздраженно-презрительного на ласково-приторный, но сейчас это его мало волновало, потому что он словно в замедленной съемке наблюдал за худым мальчишкой. Тот прижался носом к стеклу, проводя по нему ладонями, майка болталась до колен и сползала с одного плеча, люди, проходившие мимо, толкали мальчонку, но тот не обращал внимания. Огромные детские глаза завороженно рассматривали яркие игрушки, которых у него, скорее всего, никогда не было. Тетка схватила его за руку и потащила за собой, в то время как поросенок жевал уже третью шоколадку и противным голосом просил пить. Даже если бы рядом с Петуньей не было племянника, Северус все равно узнал бы ее: уж слишком она была похожа на саму себя в детстве: та же худоба, те же кудрявые светлые волосы и странная быстрая походка, будто Петунья куда-то спешит против своей воли.

«Мальчишку Поттера мне нужно спасти, теперь я это знаю», — мелькнуло в голове.

Если до встречи с ним эта потребность была смутной, неосознанной и вызванной лишь внушениями директора, то теперь Снейп знал: да, он ненавидит этого выродка Поттера, но все равно костьми ляжет, чтобы он остался в живых, как бы банально это не звучало. Снейп оглянулся на звук колокольчика и закрывшейся двери, посмотрев вслед женщине и мальчикам, один из которых плелся позади, запинаясь и поправляя великоватые штаны.

«Как же все-таки любит пошутить жизнь: этот мальчишка до жути похож на меня. Я смотрю на него и вспоминаю, как просил у матери шоколадку, а она отмахивалась, будто от надоедливой мухи, как приходилось носить отцовские вещи, которые были на десяток размеров больше, как меня прогоняли с детской площадки и смеялись вслед. Лили не хотела бы такой жизни для своего сына, но здесь я не в силах помочь. Я сделаю лишь то, что могу — сохраню ему жизнь», — Северус застегнул последнюю пуговицу на плаще и быстро зашагал под гору.

* * *

Снейп нехотя подошел к обшарпанной двери и медленно поднял руку, чтобы постучать, однако несколько секунд еще стоял в нерешительности. Дверь распахнулась нескоро, лишь после того, как на окне чуть дернулась занавеска, мелькнула чья-то тень, шторка дрогнула еще раз, и только тогда раздался скрип. Северус молча, не глядя, прошел в дом, поставил на стол коробку и резко развернулся, встретившись взглядом с высохшей черноглазой женщиной.

— Принес?

— Конечно, иначе бы не пришел. Мне не доставляет никакой радости заходить просто так.

— Неблагодарный ты, собственной матери лишний раз помочь не хочешь, — вздохнула Эйлин, вытирая руки о фартук и склоняясь к тихо кипящему котлу.

— Да ну? — усмехнулся Снейп. — Я пришел к тебе, а ты, как в детстве, бросаешься к этому чертовому котлу! Как в детстве, тебя абсолютно не волнует, где я, что делаю, и это хорошо. Это прекрасно сейчас, когда мне уже двадцать семь, но тогда, когда мне было девять, я хотел, чтобы ты обращала на меня хоть каплю внимания, а ты интересовалась только зельями. Я могу теперь понять отца, который ненавидел волшебство — я бы тоже возненавидел, — Северус говорил тихо, но каждое слово давалось ему с трудом. — Ты добилась своего: я стал великолепным зельеваром и талантливым волшебником, но на этом все. За что же я должен был тебе благодарен, скажи мне, ну!

— Два раза против часовой, после добавить две щепотки крыльев… — бормотание бесило, но Снейп давно научился сдерживаться. — За то, что родила тебя, вырастила… А ты меня ни в грош не ставил.

— Ты сама не замечала сына — только и знала, что ворчать: учись, тренируйся, а я слушался и думал, что все правильно.

Эти упреки были детскими и несерьезными, но… сколько же лет он хотел высказать все!

— Неблагодарный ты…

— Неблагодарный? А за что благодарить-то? За то, что все детство я проходил в обносках? За то, что считал себя никчемным? За то, что до сих пор вздрагиваю, когда захожу в этот дом, который и родным-то назвать не могу?

— Здесь, здесь твой дом, а где же еще?

— Моим домом всегда был Хогвартс. Несмотря на то, что и там не всегда было сладко, опять же из-за тебя! А сейчас у меня вообще нет дома, и слава Мерлину, что здесь я появляюсь редко.

— Ты бы почаще заходил-то, сынок, — Эйлин вновь присела около кипящего варева, не слушая, что говорил Снейп. — После того, как отец помер, совсем я одна осталась.

— Ты не одна, — жестко ответил Снейп. — У тебя есть твои зелья, — он хлопнул дверью и быстро зашагал по пыльной дороге.

* * *

Нет разницы между короткой жизнью и длинной, ибо настоящее равно для всех. Смерть неизбежно заберет нас, и вопрос только в том, когда это произойдет — раньше или позже.

Тяжелые мысли ворочались в голове, словно огромные скользкие змеи, когда Снейп стоял в полном одиночестве над гробом. У Эйлин не было подруг и даже знакомых, поэтому на похоронах ее присутствовал только сын. Северус много раз глядел в лица покойников: умиротворенные и безмятежные. Если бы все живые люди были такими же, то, наверное, мир стал бы добрее и великодушнее, но это неосуществимо, подумал он, разглядывая синеватое лицо матери.

— Снейп, — тихий голос оторвал от мыслей. Северус обернулся и увидел высокую женщину, которая комкала в руках платок.

— Да, — он не понял, спрашивала блондинка или утверждала, и потому ответил в таком же тоне.

— Ты меня не узнаешь?

— Хм, ты что, действительно считаешь, что я настолько глуп? Странно, что ты меня вспомнила — ты же меня ненавидишь.

— Вот поэтому и запомнила, — Петунья огляделась по сторонам. — Я бы никогда не спросила, наверное, но прошло много лет, и я не могу больше так…

— Что ты здесь делаешь? — внезапно спросил Северус, но Петунья, разумеется, не поняла, что таким образом он хотел оттянуть непростой разговор, тяжелый для обоих.

— У мужа отец умер, — нехотя ответила она. — А у тебя тоже кто-то… — миссис Дурсль покосилась на могилу.

— Да, мать, но не стоит приносить соболезнования. Ненавижу церемонии. Я думаю, тебе лучше не задавать твой вопрос.

— О чем ты?

— Лучше не знать, тем более, я не думаю, что ты рассказала мальчишке…

— Что с ней… случилось? — Петунья теребила край платка и не смотрела в черные глаза, но чувствовалось, что она разрывается между желанием узнать, что же все-таки произошло, и страхом перед правдой.

— Тебя это интересует? — Северус вскинул брови. — Странно, помнится, в детстве ты ее ненавидела и обзывала уродкой, не так? Нет?

— Я и сейчас ненавижу! — выкрикнула Петунья. — И всегда ненавидела!

— Ты просто завидовала.

— Чему это? — обозлилась она.

— Ты думаешь, если мы с Лили были младше, то ничего не понимали? Не понимали, что ты исходила злобой, когда видела наше волшебство, что ты заставила себя ненавидеть, чтобы не казаться себе никчемной!

— Неправда!

— Правда. Ты была озлоблена и просто завидовала, злоба не давала взглянуть на вещи объективно.

— Да откуда ты знаешь?

— Да потому что я сам был когда-то таким. Всего несколько лет назад я возненавидел Лили за то, что она отвернулась от меня, и утонул в этом самообмане. Хотел доказать себе ее неправоту и, тем самым, убил… Я не виноват в том, что рассказал о пророчестве, ведь не знал, о ком оно. И пусть Дамблдор пытается меня переубедить — я-то знаю, что старик придумал замечательную уловку, чтобы заставить меня защищать мальчишку. Но я и без того был согласен.

«А ведь я тоже был когда-то таким — заставил себя перебороть желание поступить на один факультете с Лили, потом назло себе перешел на темную сторону, чтобы доказать что-то кому-то. До сих пор не знаю, кому и что доказывал, но теперь понимаю: это все было бессмысленно. В этой жизни — одни аксиомы, а доказательств нет и не будет, ибо у каждого своя правда, и старик Дамблдор прав: у нас есть цель, которой нужно достичь. Или хотя бы попытаться».

Снейп смотрел на буквы, высеченные в камне, не испытывая грусти: нет, он не ненавидел мать, но всегда считал, что она приложила руку к тому, во что он превратился. Взглянув на Петунью, он тихо начал:

— Ее убил человек, которому я сейчас служу. Ненавижу его и служу, понимаешь? Потому что я слабак, который не смог двадцать лет назад сделать правильный выбор и сказать засаленной тряпке «нет». Этот человек убил Лили только потому, что она ему мешала — просто так, как пешку с шахматной доски скинул, — Снейп горько усмехнулся. — Больше тебе знать необязательно, но запомни, что имя В… Волан-де-Морт никогда и никому не приносило счастья. Запомни.

— Волан-де-Морт, — шепотом повторила Петунья, глядя вслед удаляющемуся мужчине с черном плаще. Она моргнула всего один раз, но когда открыла глаза, Снейпа уже не было.

* * *

Мир состоит из людских судеб-лестниц, каждая из которых ведет куда-то, но у каждой есть последняя ступенька. Бывает так, что ты идешь по ней и думаешь о том, что конца и края этому не видно. Но бывает и так, что лестница обрывается неожиданно, словно посмеиваясь над твоей глупостью и нерасторопностью. Моя лестница была именно такой — она насмехалась надо мной и скинула вниз, громко хохоча вслед. Я упорно поднимался по ней, настойчиво преодолевая сломанные ступени, но не смог. Я боролся, цепляясь за жизнь зубами ради мальчишки, и тоже не смог. Мне не хватило совсем немного, одной ступеньки, наверное, но смерть уже обвивалась вокруг меня змеиными кольцами. Хотелось закричать, заорать мальчишке то, о чем говорил Дамблдор, но жжение в шее мешало даже шептать. Меня безжалостно скинул вниз человек, которому я был верным слугой — пусть нечестным, пусть преследующим корыстные цели, но верным. Он одним взмахом палочки разрушил мою лестницу, не подумав о том, что она была мне еще нужна. Да, я всегда думал, что зря появился на свет, но если появился — значит, это кому-то было нужно, не правда ли?