Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пятый сын Сендага династии Рэми(1), вошедший в мир под простым именем Ссанго(2), оказался одаренным человеком: прирожденным лицемером и гениальным стратегом. Будучи самым младшим отпрыском, случайно зачатым от служанки низкого происхождения, ставшей после этого младшей наложницей, без поддержки могущественной семьи — ее ресурсов и связей, он смог обмануть, а после уничтожить всех братьев. И в неполные двадцать лет Ссанго, взяв новое имя — Ирдан(3), взошел на трон и получил в руки разрушенную стихийными бедствиями и междоусобицей страну.
Казалось бы, убрав пять угрожающих жизни препятствий, Рэми Ирдан достиг наивысшей точки власти, а значит и возможности воплотить любые замыслы без ограничений. Но на выходе получилось, что новоиспеченный кёрькё(4) обрел еще более шаткое положение. С каждой стороны давили могущественные кланы, желающие урвать как можно больший кусок от королевской власти, также приобрести автономию, а среди простых подданных назревало восстание.
Проблемы Рэми Ирдана стали обширнее и глубже, но не зря он считался выдающейся личностью, достойной стать легендой в анналах истории. Пятый сын Сендага прекрасно разбирался в окружении и был прирожденным управленцем: не стремился самостоятельно решать все вопросы, а находил компетентных людей и отдавал им руководящие полномочия. Таким образом он оставил себе время, чтобы сосредоточиться на интригах внутри дворца, балансируя между аристократическими родами и удерживая их в выгодной для себя позиции.
Несмотря на все принятые меры, несмотря на то, что Рэми Ирдан прыгнул выше головы, этого не было достаточно, чтобы принести не то что процветание — а хотя бы стабильность каганам. Как бы ни был гениален Ссанго, как бы ни был хорош созданный им управленческий орган — это не могло остановить стихийные бедствия и истощение земли. Из «серьезных» проблема перешла в ранг «чрезвычайно опасные» — каждый год ситуация только ухудшалась, все быстрее и быстрее.
Причина и следствие — одно порождает другое, и после второе становится первым. И хотя Рэми Ирдан не знал того, но смерть кигу(5) являлась причиной медленного истощения земли, где располагалось государство Циин(6). Это был небыстрый процесс, он шел постепенно — почти тысячелетие, а в последние десятилетия достиг апогея. И приближался к тому, что в скором времени должно было погибнуть все живое — не оставив ничего, кроме бесплодной земли, яростного ветра и бескрайнего неба.
Следствием стало решение Рэми Ирдана объединиться с пханчон(7) и начать захват соседнего государства — Цихэ. Именно в этом плане кёрькё видел спасение для своего народа: возможность его выживания, а также возрождения.
Когда Хэй Жоуци осознал, что война идет на уничтожение, что каганы пришли не просто захватить — а переселиться, то обратился к последней надежде. И следствие переросло в причину для появления шики.
«А какое следствие будет порождено мной?» — именно об этом я размышляла, вдыхая морозную свежесть, наполненную ярким ароматом гари. По мере продвижения запах усиливался, и на фоне чистого, заснеженного леса казался диким, странным, тревожным.
«Этот гухэ смеет сказать, что нам не стоит…» — начал Хэй Линьчи, но осекся, когда наши взгляды соприкоснулись.
В аромате горелого уже стало возможно различить нотку жареного мяса; даже без «знания» мои спутники понимали, что оно принадлежало совсем не животным.
«Проклятые звери», — с бессильной яростью прошептал один из воинов отряда Хэй Линьчи, как и спутники, устремив тяжелый взгляд на пожарище, открывшееся взгляду после того, как мы выехали на опушку леса.
Без выражения смотря на поднимающийся в небо дым, я промолчала и направила цзао вперед; мы должны были миновать это поселение — оно заставляло делать крюк.
За дни пути чем больше я вслушивалась в гул голосов в голове, тем крепче и настойчивее становилось желание спасти — спасти хотя бы одного из тех, кто обращался к богам. Одни рассказывали мне о своих грехах и просили прощения, другие взывали к отмщению, третьи молили о чуде. И разделяя их боль, я тянулась к ним и отвечала самым отчаянным: «Я с тобой», — и хорошо, когда они умирали, поглощенные надеждой. Были и другие — те, кто понимал после безумной радости, что «с тобой» не равно «помогу», и тогда их жизнь прерывалась в еще большем отчаянье, ненависти, горе. Быть может, поэтому бог моего мира молчал?
Спешившись, я подошла ближе к кострищу, а Хэй Линьчи отдал приказ обыскать поселение.
«Аньки позаботится о вас», — проговорила я, прикасаясь к все еще теплой земле; она не отказала в просьбе и поглотила чужие тела, оставив девственную черноту.
Мой взгляд пересекся с Хэй Линьчи, и чужая ненависть заставила задержать дыхание. В этот момент я ясно осознала, никогда — совершенно без единой возможности — при жизни мне не заслужить его понимания или прощения.
Для Хэй Линьчи и его народа шики являлся спасителем; их вера взывала уничтожать, но моя суть — то, что являлось Марой — была против разрушения. Принципы, воспитание — буквально все — заставляло бороться и сопротивляться. Быть может, именно поэтому божество заключило свою силу в сосуд живого тела с сознанием, а не в предмет, которым мог воспользоваться каждый? Бог предоставил выбор — подарил право решать, как именно распоряжаться его силой. И быть может, именно поэтому его выбор пал на меня — Мару из мира, где была демократия, где люди рождались свободными.
И до того, как наши взгляды разомкнулись, я попросила воздух обездвижить Яо. Мускулы Хэй Линьчи напряглись, глаза покраснели от усилия, вены на лбу вздулись, а взгляд буквально пронзил непониманием. Но я это проигнорировала и прошла мимо — к двум воинам, волочившим умирающего кагана.
Воздух не отказал в просьбе: тело Таль Идына(8) плавно выскользнуло из чужих рук и опустилось на землю. Он зашелся в кровавом кашле, и я придержала его, терпеливо ожидая, когда приступ отпустит. Воины косили глаза, я буквально ощущала, как Яо разрывало от противоречий и вопросов, но не обращала внимания на чужой гнев и ярость. Все это не имело значения.
«Херьхе(9) слышит тебя», — мягким тоном сказала я на каганском.
Обессиленно откинувшись, Таль Идын поймал мой взгляд; его глаза увлажнились, а правая рука вцепилась в предплечье, он открыл рот, намереваясь что-то произнести, но вместо этого зашелся в новом приступе кашля.
«Херьхе говорит с тобой, — все так же ласково продолжила я, — говорит с тобой моими устами».
Несмотря на сокрушительный кашель, Таль Идын становился все слабее — даже его напряженное в спазме тело расслаблялось. А Хэй Линьчи и его воины наоборот затвердевали в борьбе с воздухом — каждый был до безумия настойчивым, словно от этого зависела его жизнь.
«Так… больно», — с трудом выдавил Таль Идын.
Аккуратно вытерев пот, выступивший на его лбу, и кровь на губах, я хотела улыбнуться, но не смогла — лицо точно парализовало в одном — безразличном выражении.
«Слышишь, Идын? Семья зовет тебя, — и, промокнув рукавом его слезы, нежно добавила: — Иди к ним».
Закрыв чужие веки, я поднялась и посмотрела на пятна крови на одежде; в этот момент земля спрятала тело, не оставив и следа. Я смогла достигнуть одного из вызывавших к богам, но это только позволило мне убедиться, что не в моей власти дать спасение. И даже несмотря на то, что каган обрел легкую смерть, груз на моих плечах не стал легче.
Стоя в центре разрушенного поселения Яо, вдыхая запах гари с постепенно выветривающимся оттенком жареного мяса, я постигла еще одно осознание: голоса в моей голове — это плата. Плата за силу, подаренную божеством.
Подойдя к Хэй Линьчи, я смело поймала его взгляд; что-то внутри шевельнулось и вздрогнуло. Я искала слова, способные одновременно объяснить произошедшее, смягчить противоречия и донести до Яо, что я следую своему пути — он не хуже того, что его народ избрал для шики. И этого уже не изменить, можно только смириться.
Вероятно, Хэй Линьчи что-то понял, поскольку его тело начало расслабляться. Воздух дал ему свободу и неожидавший этого воин едва не упал. Невероятно плавным и красивым движением он выровнял корпус, придержав при этом начавшего переступать на месте цзао; и после спешился.
«Шики… — Хэй Линьчи провел по лицу рукой, точно силясь снять напряжение, и тяжело выдохнул. Устремив на меня сложный взгляд, он молчал какое-то время, а потом попросил: — Спасите Яо».
На краткое мгновение мне захотелось не быть Марой, а стать безликим оружием. Я понимала спутника — отчаянье его народа ни на миг не умолкало в моей голове. Но одна такая слабость означала, что я сделаю шаг на пути шики и уже не смогу вернуться.
«Спасу, — пообещала я и добавила: — от этой войны».
Снова тяжело выдохнув, Хэй Линьчи долго вглядывался в мои глаза, ища то ли признак обмана, то ли ответ, способный разрешить его сомнения. Мое лицо по-прежнему оставалось непроницаемо, а в глазах не было ни лжи, ни ответа.
После этого разговора мы ехали прямо к Юхо — последнему оплоту Яо; городу, который окружила армия захватчиков. И я делала все возможное, чтобы на нашем пути не встречались патрули северного народа, а также чтобы мы смогли добраться как можно быстрее.
«Вы не станете убивать каганов», — утвердительно произнес Хэй Линьчи ночью, когда до Юхо оставалось несколько суток пути.
Мельком взглянув на его напряженную, готовую к атаке позу, я промолчала. Это не было чем-то удивительным, после того случая с Таль Идыном я почти все время держала рот закрытым. Я не имела уверенности, что произнесенные слова не свяжут долгом — необходимостью подчиняться и следовать сказанному. В моем мире волшебные существа не умели лгать и не любили давать обещания, потому что были вынуждены воплотить последнее даже против своей воли. Я не знала, было ли так в этом мире, и не хотела рисковать. Свобода — вот основа Мары и одного обещания уже достаточно, чтобы я чувствовала себя загнанной в угол.
«Они зло!» — ожесточенно прошептал Хэй Линьчи, подавшись ближе.
И он повторил сказанное когда-то ранее, что каганы — воплощение скверны и ведет их яростный бог, требующий жертвоприношений. Что в них нет ничего светлого, и ненависть их губит даже природу, и именно поэтому северный народ пришел в земли Яо. А когда воин замолчал, усталость от бессилия развязала мой язык и вырвалась со словами:
«А вы не зло?»
Смотря на меня с комком неразличимых эмоций, Хэй Линьчи отчеканил:
«Не мы пришли в их земли, не мы сжигаем, грабим и убиваем, не мы сгоняем в рабство!»
Я знала, что его правда именно такая, но «знание» показывало мне и другую сторону. И поэтому хоть и понимала чувства Хэй Линьчи, желания его сердца, но не могла согласиться.
«Не вы, — воин вскинулся, думая что смог, наконец, достучаться; но раз фраза начата, то я не посмела остановиться: — Но и Яо не знают пощады и точно так же убивают, насилуют и не щадят даже детей».
«Они это заслужили», — отвернулся Хэй Линьчи.
«Они такие же люди, как и вы», — я ссутулилась, смотря на темный снег под ногами; от него не тянуло холодом, и под лунным светом он казался россыпью блестящих сокровищ.
«Разве того, что вы увидели, было недостаточно? — удушливо прошептал Хэй Линьчи. — Что еще нужно показать, чтобы вы осознали: каганы — зло?»
Отвернувшись, я запрокинула голову и посмотрела на усыпанное звездами небо. Расположение созвездий отличалось от того, что было в моем мире — но я по привычке искала знакомые линии.
«Есть ли в этом мире хоть один невиновный? — едва слышно спросила я, а потом взглянула на Хэй Линьчи: — Если все каганы и цэцзао умрут, обретете ли вы счастье?»
Ничего не ответив, Хэй Линьчи отошел в сторону, а я продолжила разглядывать звезды, прочерчивая невидимые линии, и слушать голоса в голове. Я — Мара никогда не смогу принять нормы этого мира, а он не сможет принять меня. У каждого была своя правда и моя не могла изменить чужих суждений.
Следующей ночью я попросила воздух, чтобы мои спутники сладко и долго спали, и ушла от них. Лес не отказал в просьбе уберечь сопровождавших меня Яо и на время скрыть от северного народа — поэтому мой шаг был легок, а сердце спокойно. Путь в одиночестве продлился недолго — буквально к полудню я достигла патрульного отряда каганов. Дав себя заметить, я остановилась в ожидании; вскоре несколько воинов оказались рядом. Поймав взгляд главного в этой группе, я попросила воздух обездвижить нападавших и сказала:
«Проводите меня к кёрькё».
Смесь эмоций во взгляде Ёнлон Сэка(10) конфликтовала с тем образом, что находился в мыслях. Напомнив себе, что сейчас для него являюсь странным, пугающим врагом, я подошла ближе к воину, подхватила его ладонь и приложила к выжженному отпечатку на лице.
«Слушай».
И Ёнлон Сэк прикоснулся к мольбам своего народа; он закричал, но звук так и не вырвался — воздух до сих пор держал его неподвижным. Отпустив чужую руку, я повторила:
«Проводи меня к кёрькё, Ёнлон Сэк. Посланнику Херьхе есть что ему сказать».
Я не удивилась, когда воин безоговорочно подчинился: посадил на своего пха(11) и пришпорил его, увозя нас прочь от застывших в изумлении подчиненных.
«Тебе не о чем переживать, — произнесла я, чувствуя, как напряжен Ёнлон Сэк. — Танрохе(12) ищет мира».
«Мира?» — едва слышно переспросил он.
Прикоснувшись к его ладони, добавила:
«На этой земле нет существа сильнее. Танрохе могла убить вас еще до того, как Мён Чхило(13) ее заметил. Но все же ты жив и сейчас танрохе говорит с тобой».
Отчасти это примирило воина с текущей ситуацией; дальнейший путь прошел в молчании. А когда мы добрались до лагеря союзных войск, я произнесла:
«Оставь сомнения, Ёнлон Сэк», — и снова обратилась к воздуху, и он не отказал — сделал меня невидимой для глаз людей. И пока я шла мимо каганов и пханчон, то смотрела в чужие лица, ища подтверждение словам Хэй Линьчи, но не находила. Хэдангу был неправ: здесь было не более зла, чем в каждом человеке, здесь было ровно столько насилия, сколько в каждом смертном этого мира. Я по-прежнему не могла оправдать ожиданий Яо — совершить массовое убийство.
Когда моя фигура появилась из ниоткуда в шатре кёрькё, реакция Рэми Ирдана была мгновенной: он, молниеносно выхватив из ножен ятаган, устремил лезвие к моей шее. Поймав сталь пальцами, я попросила воздух обездвижить правителя каганов.
«Война закончится здесь и сейчас, Ссанго».
Взяв его свободную ладонь, я приложила ее к выжженному отпечатку. Слушая голоса, ощущая божественную мощь, скованную моим телом, захлебываясь в немом крике, кёрькё смотрел на меня, но не видел.
«Ты слышал все молитвы, Ирдан, — сказала я, после того как отпустила его руку. — Ты слышал мириады голосов, они говорили на разных языках и взывали к разным именам. И ты ощутил, не так ли? Все молитвы обращены к одной сущности — у бога тысячи имен…»
Воздействие на разум кёрькё оказалось мощным: он задыхался, его вены вздулись, а на лбу выступили капельки пота. В чужих глазах было только мое отражение и полное отсутствие мыслей и эмоций; я знала, что ум Рэми Ирдана остер, и отчасти была напугана этой пустотой.
«Яо воззвали к божеству, — продолжила говорить я. — И Херьхе отправил танрохе в земной мир, даровав право быть его дланью и гласом. Танрохе здесь, чтобы услышать твой голос, как сказали его Яо. Они молили уничтожить твой народ — избавить их край от захватчиков. Но танрохе также слышит, как взывают ваши женщины и дети, как молят об урожае. И танрохе может откликнуться — сделать твою землю плодородной. Но для этого кёрькё должен остановиться и отказаться от захваченных земель».
Я видала: Рэми Ирдан колебался, он зашел так далеко, он смог достичь невозможного и отступить сейчас — вернуться в мертвые земли — находилось для него за гранью понимания. И я знала, что он поймет только силу — реальную угрозу. Ему нужны доказательства, то, что он услышал — недостаточно.
«Разорви союз с пханчон и уходи в родной край. Танрохе пойдет с кёрькё и вернет жизнь его земле».
Не отрывая взгляда от Рэми Ирдана, я воззвала к земле и семечку ильгито(14), скрытому под ней. Взмолилась о том, чтобы почва напитала его силой и оно выросло. И тут же земля под нами вздыбилась — проклюнулся росток, на глазах становясь все больше и выше, пока не превратился в полноценное дерево с сочными плодами. Я сорвала один и вложила в ладонь Рэми Ирдана, спросив:
«Жизнь или смерть?»
И его глаза ответили: «Жизнь», — а я попросила воздух отпустить воинов, застывших у шатра; как только они услышали подозрительные звуки, то тут же попытались проникнуть внутрь.
«Не сметь! — приказал Рэми Ирдан, когда его охрана с обнаженным оружием ворвалась в шатер. — Все вон!»
Склонив головы, воины отступили, а кёрькё, крутя в руках плод, принялся разглядывать дерево. Его глаза немного щурились, на губах лежала полуулыбка; и сколько бы я ни вглядывалась, никак не могла понять, какие мысли находились в чужой голове.
«Этого чуда мало, дари(15)», — послав мне усмешку, Рэми Ирдан звучно откусил от красного плода.
«Пханчон скоро уйдут, — безэмоционально пообещала я и добавила: — Отпусти пленных Яо».
Мимолетно посмотрев на меня, Рэми Ирдан углубил ухмылку. Я видела: он хотел высказаться и весьма нелестно, но смог сдержаться. Для него это было дико — еще более немыслимо, чем развернуть войско и уйти в родной край. Это было равноценно тому, чтобы людям в моем мире сказали: «Освободите всю технику, которой пользуетесь, и признайте, что тостеры, пылесосы, холодильники и прочее имеет разум». Здесь рабство было естественной частью общества. Здесь человека, не имеющего рабов, считали несостоятельным — подобных людей не уважали и презирали. Как в моем мире доход и работа являлись определителем социального статуса, так и здесь количество рабов стало отправной точкой для определения чужого богатства и успеха.
«Твое мышление, дари, довольно необычно», — в конце концов произнес он, откладывая фрукт.
«Наш путь будет легок и быстр», — пообещала я, оставив эту тему.
В шатер вошел один из охранников и, склонившись, передал, что патрульный командир срочно желает рассказать кёрькё нечто важное. Прищурившись, Рэми Ирдан махнул рукой, дозволяя воину войти; через пару мгновений в шатер влетел Ёнлон Сэк. Увидев меня и ильгито, находящееся позади, он замер, а потом перевел пораженный взгляд на правителя. Опомнившись, он упал на колено и сложил руки в приветственном жесте:
«Этот недостойный выражает почтение кёрькё!»
Рэми Ирдану хватило одного взгляда на Ёнлон Сэка, чтобы понять: последний тоже соприкоснулся с божественной силой.
«Это ты привел дари, — воин склонил голову ниже, признавая сказанное, а я осталась без движения, наблюдая. — Раз так, то на твои плечи ляжет забота о ней», — он махнул рукой, позволяя Ёнлон Сэку удалиться.
Сдавленно поблагодарив кёрькё за милость, воин попятился назад, а потом и вовсе скрылся за пологом. Поймав взгляд Рэми Ирдана, я чуть склонила голову и попросила воздух сделать меня невидимой.
Для правителя каганов у меня был пряник — я могла даровать ему равноценный обмен, но для пханчон остался только кнут. И как бы мое сердце ни обмирало, как бы ни противилась натура, я по очереди посетила пятерых вождей, заставив каждого вдохнуть дурманящий воздух и услышать мой шепот. Точно червяк, поедающий яблоко, я проникала в их сердца и нашептывала ужасы, призывая срочно разорвать союз с каганами и вернуться в родные края. И картины кары в случае непослушания беспощадным потоком атаковали чужой разум. Чтобы закрепить впечатление, подобно божеству, наделившего мое тело силой, на лбу каждого я оставила по отпечатку большого пальца.
С последним вождем племени уррюк(16) произошла именно то, чего я так отчаянно страшилась. Мой шепот разбивался о его волю, он не поддавался и, точно скала, противостоящая могучим волнам, оставался непоколебимым. Смотря в его суть, видя последствия, я понимала, что должна решить: одна жизнь или мириады. Столкновение воль свело Кечдара(17) с ума — его рассудок повредился.
«Хоть один невиновный?» — тяжело спросила я и закрыла глаза, но даже так продолжала видеть пускающего слюну вождя уррюк.
Закрыв веки Кечдара, я оставила отпечаток большого пальца на его лбу. К своему удивлению, я ничего не ощутила, внутри все словно окаменело. Что-то ушло из меня вместе с разумом Кечдара. Одна жизнь в обмен на сотни тысяч? Оправдывало ли меня это? Нет, только позволяло объяснить мотив и понять поступок.
«Вожди пханчон скоро придут», — обозначила я, появляясь перед Рэми Ирданом.
Не отрываясь от разглядывания ильгито, кёрькё хмыкнул и спустя несколько мгновений произнес:
«Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять то, что им движет. Но тебя, дари, я совсем не понимаю».
«Танрохе стремится к миру», — равнодушно ответила я, подходя ближе.
Коротко усмехнувшись, Рэми Ирдан покачал головой и более ничего не сказал; а я села в медитативную позу, ожидая дальнейшего развития событий. Прошло совсем немного времени, как шатер кёрькё наполнился шумными спорами. На мое тело, застывшее в неподвижности, как и на дерево, косились. Вождь барук(18) даже хотел подойти и прикоснуться, но я открыла глаза и посмотрела на него, обронив короткое:
«Время истекает», — и попросила плоды истлеть.
В этот момент я, как никогда, была близка к образу шики. Только имея твердую волю и непреклонное намеренье, я могла добиться успеха — каждый находящийся в шатре должен был ощутить угрозу. Ясную и четкую угрозу своей жизни — понять, что предоставленный мной выбор — на самом деле принуждение к одному варианту и не терпит несогласия.
На рассвете пханчон оставили лагерь союзных войск, а Рэми Ирдан объявил, что каганы возвращаются домой.
«Херьхе отправил к нам танрохе. И ее устами сказал, чтобы мы вернулись домой, его длань возродит нашу землю! — прогремел голос Рэми Ирдана над головами склонившихся людей, усиленный по моей просьбе воздухом. — Нам более нет нужды быть здесь — время вернуться к женам и детям!»
Воины были готовы бунтовать — многие не были согласны и хотели остаться на этой плодородной земле. И я обратилась к снегу и попросила его растаять, землю стать твердой, а семена, заключенные в почве, взойти и дать плоды.
Это чудо купило немного времени. Но никакие дары не могли изменить чужое предубеждение, и я была той, кто затмила разум кёрькё и заставила его отступить у самой победы, в довершение всего — отказаться от того, что они уже считали своим.
Когда прошло восемь дней, и мы достаточно отъехали от Юхо, я попросила воздух усыпить народ каганов, а металл — освободить пленных Яо. Воздух выполнил еще одну просьбу и разнес мой голос всем рабам.
«Уходите, — говорила я им. — Земля скроет ваши следы, а лес защитит от каганов».
И видя, что не все последовали этому пожеланию, я попросила воздух передать новые слова:
«Уходите и не трогайте северный народ. Или я дарую вам иную свободу!»
Как и в моем мире, не все люди готовы воспользоваться шансом и спасаться — они желали большего, они были наполнены яростью и гневом. И больше, чем даровать им свободу, мне хотелось излечить их сердца и вернуть покой. Жить в ненависти, просыпаться с неугасающей болью — разве такой путь можно пожелать хоть кому-нибудь?..
Не все вняли моему предупреждению, и я, в который уже раз, обратилась к воздуху — не позволить Яо навредить захватчикам — и он не отказал. Бывшие пленники не смогли ни убить, ни поджечь лагерь, и, сдавшись, ушли, а я не смогла воплотить свою угрозу и отнять жизнь. Это стало очередной моей ошибкой и за нее, как всегда, заплатили другие — но произошло это много-много позже.
Наутро Рэми Ирдан призвал меня к ответу. Злость его людей становилась все больше и для того, чтобы они презрели приказ кёрькё, оставалось совсем немного. Пока я шла к его шатру, меня прожигали враждебными взглядами, за спиной раздавались резкие слова, но отклика не было — каганы имели право не принимать мой путь и не считать навязанное Рэми Ирдану решение спасением. У них, как и Яо, была своя правда и не мне ее осуждать.
Стоило поднять тяжелый полог, как хмурый Рэми Ирдан встретил меня неприветливым взглядом, сказав короткое:
«Дари».
И в этом слове скрывалось многое: гнев, смирение, усталость, а также сила.
«Яо ошиблись, призвав тебя», — мотнул головой он, когда его люди покинули шатер.
«Они молили о спасении», — согласилась я.
«А следовало о возмездии», — тонко улыбнулся Рэми Ирдан, прищуриваясь.
«Наш путь будет легким», — напомнила ему и просила семена деревьев взойти и установить непроходимую преграду. За пределами шатра раздались крики, земля задрожала, а пространство наполнилось гулом; один из воинов, откинув полог, вбежал внутрь и шепотом поведал Рэми Ирдану о происходящем. Выслушав, он устало вздохнул:
«Дари», — тем самым давая дозволение уйти.
За то время, пока я ехала с народом каганов, помимо сдержанной враждебности, осуждения и неприязни, были и светлые моменты. Ёнлон Сэк — командир ответственного за меня отряда — несмотря на все происходившее, оставался учтив и вежлив. Быть может, соприкосновение с божественной силой что-то в нем изменило, а возможно, он относился к той категории мудрых людей, что хоть и не могли понять чужую философию, но умели относиться к ней почтительно. Он не разделял моих взглядов — но уважал за силу духа и стремление сохранить свои ценности и бороться за них до самого конца. И я была ему признательна, как может быть благодарен человек, что не заслужил чужой доброты, но все же ее получил.
«Яо — отчаянный народ, раз решился призвать в мир подобную силу, — как-то сказал Ёнлон Сэк, расположившись рядом. И, не дождавшись от меня ответа, добавил: — Сомневаюсь, что они примут смирение».
Зная, что он прав, и не имея ни одного слова утешения, я склонила голову. «Знание» предупреждало о приближающейся опасности — Хэй Жоуци, повелитель народа Яо, не смог отпустить жажду мести. Дочь жреца — Чжу Жунвао(19) готовилась воззвать к Аньки с просьбой о новом посланнике, но в этот раз не для спасения, а для отмщения. И снова Яо были готовы заплатить кровью и жизнью за приход шики. Мало молить — именно добровольная жертва служила тем, что принуждало божество откликнуться.
В одну из ночей дочь жреца достигла вершины горы Сяотэ(20) хребта Алитэ и пронзила свое сердце ножом, отдавая жизнь и прося о новом посланнике. И Аньки отозвался — разве мог он проигнорировать зов своего потомка? — все вокруг завибрировало от боли — я содрогнулась от муки — в мир вошел новый шики.
Связь возникла мгновенно: я видела шики так же четко, как он меня — отпечаток ладони на его лице полностью соответствовал моему. Я и второй посланник успели обменяться взглядами — «знанием», а потом связь исчезла. Алекс, как и я когда-то, потерял сознание от боли.
Приход нового шики принес смятение в мое сердце — будущее, до того ясное и четкое, пусть и ограниченное восприятием Мары, вдруг исчезло. Я больше не могла увидеть, каким будет развитие событий. Впрочем, возникшая неуверенность не подорвала решимость; через сутки я, попросив воздух скрыть тело, оставила войско каганов и устремилась к долине Янмаль(21) — эпицентру, откуда распространялось посмертное проклятье земного сына Аньки. Добравшись до места, где умер кигу, я отдала всю божественную силу земле каганов и утратила разум.
1) Полное имя кагана состоит из двух частей: первой идет родовое имя, второй — личное имя.
Рэми (имя рода) Чхольсо (имя человека).
При восхождении на трон новоиспеченный король выбирает себе личное имя, под которым войдет в анналы истории. Его личное имя, данное при рождении, становится запретным, и разрешено к употреблению только с его дозволения и только царственной семьей.
Рэми Чхольсо, будучи королем Сендага династии Рэми.
Рэми (др.-каг. создатель, основатель) — основатель.
Чхольсо (др.-каг. чхо «первый», льсо «ноль; абсолютно; полностью; дух») — процветающий.
Сендага (др.-каг. сен «главный; основной», да «префикс со значением «характерный», «связанный с чем-либо», «пребывающий в данном состоянии», га «степень; мера; предел; грань; догма») — ведающий.
2) Ссанго (др.-каг. ссан «пять; ладонь; сфера влияния», го «сын; наследник») — пятый сын.
3) Ирдан (др.-каг. ир «стебель; прут; упорство, настойчивость, да «префикс со значением «характерный», «связанный с чем-либо», «пребывающий в данном состоянии», ан «тк. в соч. мужчина; супруг, муж») — настойчивый муж.
4) Кёрькё (др.-каг. кё «король; царь; монарх», рё «верх; вершина; старший; более; вне») — дословно «король над королями», имеет значение «величайший из королей».
5) Кигу (др.-яо. дитя бога: кии «бог, божество; необъяснимый, чудесный, волшебный; жизнь; живость, энергия», гу «потомок, дитя; сын; дочь; детёныш; плод; семя; яйцо; икра») считается земным сыном Аньки.
6) Циин (др.-каг. последняя страна: ци «тк. в соч. в результате; в конечном счёте; в конце концов; наконец; в итоге», ин «государство; страна») — государство каганов, расположенное на северо-западной части континента Ци.
7) Пханчон (др.-каг. быстрые мужи с конями: пха «лошадь, конь», ан «тк. в соч. мужчина; супруг, муж», чон «быстрый; скорый; поспешный») — собирательное название полукочевых племен, проживающих в юго-западной части континента Ци. Яо называют их цэцзао (др.-яо. на коне: цэ «верхний, верх, сверху; первый; над», цзао «лошадь, конь»).
8) Таль Идын
Таль (др.-каг. черта; линия; контур; связь; лучи) — луч.
Идын (др.-каг. и «мягкий; добрый; кроткий; ласковый; тихий; нетерпкий; неострый; легкий», дын «мир; свет; вся жизнь; очень») — добрый свет.
9) Херьхе (др.-каг. хе «бог, божество; дух», рё «верх; вершина; старший; более; вне») — дословно «божество над божествами», главное божество верхнего мира каганского пантеона.
10) Ёнлон Сэк
Ёнлон (др.-каг. ён «холод; мрачность; угрюмость», лон «плач; стучать; свистеть; хрустеть; скрипеть») — зима.
Сэк (др.-каг. «кисть; рука; усилие; сила; мощь») — сильный.
11) Пха (др.-каг. лошадь, конь) — конь.
12) Танрохе (др.-каг. тан «кисть; рука; сила; мощь», ро «дорога; путь; роль; метод, способ; в процессе…», хе «бог, божество; дух») — рука божества. Вместе «тан» и «ро» имеют переносное значение «оказание помощи или нанесение ущерба», поэтому можно также перевести, как божественная помощь или бедствие.
13) Мён Чхило
Мён (др.-каг. слышать; воспринимать; иметь эффект; действовать) — слышать.
Чхило (др.-каг. чхи «воля; намерение; смысл; значение; важность», ло «небо; бог») — воля небес.
14) Ильгито (др.-каг. иль «префикс со значением «чрезмерный; излишний», ги «плод; фрукт», то «тяжелый; громоздкий; грузный; дерево») — яблоня.
15) Дари (др.-каг. да «женщина», ри «человек») — женщина.
16) Уррюки (др.-ур. кочевник: ур «степь», рюк «мужчина; житель; человек») — кочевое племя, проживающее в юго-западной части континента Ци.
17) Кечдар (др.-ур. кеч «сила; энергия; мощь; перен. возможность, состояние», дар «страсть, задор, пыл; желание, охота, влечение, стремление, побуждение») — дословно «находящийся в состоянии стремления».
18) Баруки (др.-бар жители гор: бара «гора, холм», ур «муж, мужчина») — полукочевое племя, проживающее в юго-западной части континента Ци.
19) В быту — Чжу Жунвао.
Чжу (др.-яо. внук; правнук, прямой потомок (по мужской линии); молодые побеги, ростки; молодой, маленький, мелкий) — потомок.
Жунвао (др.-яо. жун «маленький; небольшой; молодой; младший; на короткое время; недолго; ребёнок; крошка, малышка; второстепенный, неважный», вао «цветок; цветной; расписной; узорчатый; пёстрый; брызги; осколки») — маленький цветок.
20) Сяотэ (др.-яо. «гора восхода»: сяо «выходить, выезжать; появляться, показываться, возникать; производить», тэи «гора, холм») — одна из самых высоких гор хребта Алитэ, расположенная в восточной части. Согласно легенде шесть священных пиков возникли от тела первого Яо, из-за своего особенного положения Сяотэ считается головой.
21) Долина Янмаль (др.-каг. бедствие: ян «обратный; противный; префикс, добавляющий значение «противоположный» или «нарушенный», маль «зеркало; отражение») — располагается в северной части континента Ци и окружена горной цепью Чальто (др.-каг. высокий лес: ча «высокий; возвышенный», льто «лес; роща; заросли»).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу