Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Я оказалась везде — но в то же время меня не было. Я находилась во всех уголках этого мира, где звучали молитвы и «знание» было открыто мне настолько широко, насколько это вообще возможно. Я — Мара фактически не существовала, устремление, позволяющее мне оставаться ей, исчезло.
А когда разум вернулся, то оказалось, что прошло уже шесть с половиной месяцев, а я ношу под сердцем дитя. Ребенка, что был зачат против моей воли в насилии, и о существовании которого я даже не знала. Отдавая божественную силу, я была уверена, что вернусь к изначальному состоянию — моя тело функционировало за счет силы бога — стану мертвой. Но в одном теле оказалось две жизни; божество даровало силу не только мне, но и ребенку, и именно он позволил мне продолжать жить.
А потом я увидела Алекса, а он меня — и его взгляд был наполнен холодом и злостью. И «знание» открыло мне больше, чем я хотела бы знать. Пусть я смогла уйти от предназначения, которым сковал меня народ Яо, но это имело последствия. За то время, пока я утратила личность, Алекс, став оружием Яо, уничтожил войско каганов и захватил их города и земли.
Второй шики боялся соприкасаться со «знанием» — он ощущал в нем присутствие моей сущности. Быть может, именно это и стало причиной того, что он остался Алексом — человеком с божественной силой, которую считал магической, и отсутствием «знания». Следствием стало, что он не мог отделить искаженную правду от истины и в суждениях полагался на собственные логические построения. Алекс знал только версию событий с ракурса Яо и не видел полной картины.
Второй шики был силен, как может быть чудовищен человек, без остатка поглощенный идеей. Он не просил, как я, а брал силой; не предлагал выбор, а заковывал в рамки своих желаний. Он был невероятно могущественным — и без сожалений нес смерть. И с тем Алекс имел слабость — был немощен, как может быть убога личность, упивающаяся своей исключительностью и не понимающая, что на самом деле она заменима. Хэй Жоуци уловил главное — второй шики отчаянно желал быть особенным и нужным. И Яо дали ему это ощущение и прочно заковывали в кандалы.
«Так ты жива», — именно такими стали его первые слова, обращенные ко мне; в ответ я промолчала, и связь с ним разорвалась — Алекс исчез из поля зрения.
За тот миг, что мне удалось соприкоснуться со вторым шики, я отчетливо поняла, что до тех пор, пока он сам не вернется в «знание», ни одна моя фраза или действие не смогут изменить его суждений.
Мое решение не стало панацеей: оно спасло одних, но привело к гибели других. И я понимала, что это нужно принять и не корить себя — для того чтобы полностью избавиться от насилия, нужно уничтожить всех людей. Пока они есть — будут и войны.
Прижав руки к выросшему животу, я сфокусировала взгляд в настоящем. Вокруг кипела жизнь: все цвело, земля ожила не только от губительного проклятия земного сына божества, но и от зимы. Рядом порхали стрекозы, летали мушки, ветер, играя с листьями, доносил невероятный аромат леса, а птицы и звери наполняли слух приятным шумом.
«Знание» не открывало будущего — перед глазами стояло только прошлое. Видимо, наличие одного шики в этом мире нивелировало возможности другого. Одновременно это даровало мне облегчение и в то же время пугало — я могла полагаться только на свой ум и знание человеческой природы при принятии решений.
Стремясь уйти как можно дальше, я направилась еще глубже на север — в горы Чальто(1), туда, где властвовала дикая природа. Все внутри меня гнало и заставляло спешить — найти как можно более защищенное место, где мое дитя окажется в безопасности.
«Тебе не скрыться, — говорил Алекс, пока я пробиралась через лесную чащу, которая уже сотни лет не знала ноги человека. — Я все равно тебя найду и поймаю», — не уставал повторять он, пока я путала свой след в горах.
Я не знала, как показать Алексу, что все намного сложнее и с тем проще — что жизнь священна и мы — те, кто владел силой бога — должны быть вне мира людей. Хотя нас назвали посланниками божества, но мы не являлись теми, кто имел право управлять чужой жизнью или смертью. Хоть у нас и была мощь, но мы не должны ее использовать. Ведь наша сила — это не только привилегии, это, прежде всего, ответственность. И ни я, ни Алекс не были справедливы в суждениях — мы были всего лишь людьми с индивидуальной симпатией и антипатией. Алекс оставался глух и слеп, он не хотел быть вне — он желал владеть этим миром и людьми, живущими в нем, по праву сильного.
Я шла со свойственным мне упорством и мужеством, которого у меня было слишком мало. Мое дитя с каждым днем росло все больше и затрудняло путь, но ни одно препятствие не могло меня остановить. Инстинкт говорил скрыться, спрятаться — найти безопасное место, пока еще есть время.
Мой сын родился в глухой чаще — ранней осенью. Появился на свет, как все дети — из муки и боли. Его крик слышали только лесные звери, и первой его согрела волчица. Она вылизала его от моей крови, укрыла телом и накормила своим молоком; а еще неожиданно напомнила о том, за что я боролась. О тех идеалах, что утратили яркость под грузом чужих криков, о том, к чему я стремилась, но постепенно перестала из-за ненависти людей этого мира. Моей воли больше не было достаточно, чтобы идти дальше. Я — Мара признала поражение и была готова принять кару. И то, насколько она была заслужена, утратило значение.
«Я уже близко», — сказал Алекс ночью.
«Ты всегда рядом», — ответила я мысленно.
Услышав в голове мой голос, Алекс растерялся, а потом связь разорвалась, и я не смогла узнать, какой именно была его дальнейшая реакция.
Оставив своего сына волчице и попросив лес и существ, в нем живущих, чтобы они позаботились о нем, я устремилась к берегу океана. Во мне горела надежда, что именно это даст моему ребенку возможность выжить; быть может, именно так его судьба станет свободной от чужой воли, а имя не будет связано с божеством. Я спешила, делая крюк, чтобы запутать преследователей и те не смогли найти спрятанное дитя. Алекс находился недопустимо близко — нас разделяло буквально несколько суток пути.
«Это бессмысленно, Мара, — устало произнес он следующей ночью, смотря, как и я, на усыпанное звездами небо. — Остановись, тебе не скрыться».
Переведя на него взгляд, я сохранила молчание. Мое лицо по-прежнему оставалось неподвижным, словно я стала зверем и могла выражать эмоции только глазами.
«Затянется погоня на сутки-другие и что? Все равно итог один», — успел добавить Алекс, прежде чем исчезнуть.
Даже полдня имели значение — это означало, что я буду дальше от места, где спрятано мое дитя, и второму шики станет сложнее его найти.
Преследование закончилось на берегу океана — ледяная вода омывала мои ноги, когда Алекс остановился на небольшом расстоянии и предупредил:
«Давай без глупостей, Мара».
Смотря на горизонт, где водная гладь сливалась с небом, я была готова расстаться с жизнью. И не планировала бороться, хотя дарованная сыном божественная сила могла поднять воды, разверзнуть землю и призвать магму — так недопустимо много. Я знала, что могу противостоять Алексу и убить его, он был слишком ограничен в восприятии, и это делало его слабым.
Через мгновение меня окружили энергетические жгуты, отрезая от мира и заключая в клетку. Медленно повернув голову, я взглянула на Алекса — и тут же чужая сила прижала мои колени к песку и заломила руки за спину.
«Ты думала, я убью тебя? — его колючий взгляд пронзил холодом. Надменно фыркнув, Алекс помотал головой и пояснил: — Тебя ждет суд. Яо решат, как с тобой поступить».
Отвернув голову, я вернула взгляд на горизонт; солнце уже скрылось, но небо все еще хранило яркую палитру красок. Почему-то сердце сжималось от боли и отдавало удушающим чувством бессилия.
Запястья и щиколотки, точно кандалы, обвязали тонкие жгуты силы Алекса. От концентрированной мощи, заключенной в яркую нить, исходил едва уловимый потрескивающий звук и тянуло то усиливающимся, то ослабевающим жаром. Подчинившись давлению, я подошла к Алексу и опустилась на колени. Рассматривая меня, он хмурился и раздражался все сильнее.
«Где твой ребенок?» — спросил он, когда пространство погрузилось в сумрак.
«Хочешь стать детоубийцей, Алекс?» — из-за длительного отсутствия практики голос оказался резким и хриплым.
Лицо Алекса исказилось, но, к своей чести, он не стал спускать злость на меня, только сжал кулаки и на какое-то время закрыл глаза. Пока он искал успокоение, мир окончательно погрузился в темноту. От воды тянуло холодом, где-то вдалеке были слышны крики чаек, и на мгновение мне показалось, что сейчас все завершится. Моя история — путь Мары закончится на этом влажном песке, на краю континента, и больше…
«Ты действительно ужасна, — открыв глаза, выговорил Алекс. — Даже звери неспособны бросить своих детенышей».
Взмахнув руками, второй шики создал огненные шары, и те закружили рядом, освещая берег. Из-за постоянно меняющих положение теней Алекс выглядел словно демон, пришедший из ада. И я невольно задалась вопросом, кем именно мы были для людей этого мира? Они называли нас шики, но действительно ли мы посланники? Фактически что Алекс, что я, что мое дитя были всего лишь ожившими сосудами, содержащими чужую силу. Но ни у одного из нас не было руководства от божества, что именно делать и как — мы были свободны и вольны следовать собственным суждениям при принятии решений. Единственное ограничение — наша нравственность.
Вероятно, в глазах Алекса я выглядела не лучше — второй шики быстро отвернулся и приказал следовать за ним. По лесной чаще мы двигались четыре дня — а потом вышли к тому месту, где ожидал отряд Алекса. Там же находилась и повозка с металлической клеткой, что должна была доставить меня в Циин-ми(2).
«И зачем ты убегала? Столько времени из-за тебя потерял», — посетовал Алекс, когда запряженная цзао потянула повозку по дороге, созданной вторым шики.
Закрыв глаза, я проигнорировала его слова. За время пути я еще больше погружалась в чужие крики и мольбу, игнорируя мир вокруг и происходящее. В поисках искупления я хотела достигнуть предела боли и покарать себя за то, что оставалась Марой — бесполезным человеком, не отпускающим свои принципы.
«Зачем ты бросила своего ребенка?» — как-то спросил меня Алекс, устав от сомнений и противоречий. Он не раз задумчиво рассматривал меня, словно искал ответы на внутренние вопросы, но не находил; и до сих пор не обращался к «знанию», отвергая его.
В ответ я промолчала. Алекс поинтересовался не в поисках правды или желания разобраться, а потому, что ему хотелось вернуться в уютный мир иллюзий и простоты. Ему не были нужны причины и обоснования другой стороны — а хотелось услышать подтверждение, что его мир по-прежнему стабилен.
После этого вопроса Алекс все чаще оказывался рядом с моей клеткой и в разных формулировках спрашивал о магической силе. Его интересовало то, как я ей управляю и каким образом применяю; второй шики видел последствия, но не сам процесс и очень хотел разобраться. Его не смущало ответное молчание, скорее подстегивало развивать размышления. Как-то ни странно, но Алекс ощущал ко мне близость куда большую, чем к людям это мира. Для Яо он был могущественной фигурой — с подобной не дружили, перед такой падали ниц. И поэтому он тянулся ко мне — единственному существу, что слушало его и видело в нем человека, а не шики.
«Теперь ясно, почему ты забралась так далеко, — поделился он, морщась от гула молитв; чем ближе мы подъезжали к людям, тем громче становились голоса. — При таком шуме совершенно невозможно заниматься проектами».
Доверие Алекса возросло, и он откровенно делился собственными разработками, уловив, что концепции использования божественной силы у него и у меня разные. Иногда он совсем раскрепощался и говорил о нашем мире. Ностальгически погружался в воспоминания и мечтал о возвращении. И мои губы не раз вздрагивали, но я проглатывала слова о том, что мы умерли. Ни Алекс, ни я не могли вернуться — наши тела функционировали за счет силы божества. «Знание» было в Алексе, а он был в нем, и как только Алекс пожелал, то увидел бы истину — а до тех пор не мне лишать его счастливой слепоты.
Быть может, именно благодаря ему я не сошла с ума?.. Как я была нужна Алексу, так и он был нужен мне — словно опора, позволяющая и дальше стоять под грузом, давящим на плечи.
Через две недели наш путь пересекся с караваном работорговцев. Вереница женщин, мужей и даже детей была закована в кандалы с единой цепью. Процессия двигалась медленно — неспешно, но и с тем не останавливалась ни на мгновение: если один из пленников запинался, другим приходилось его поднимать. Звучные удары кнутов охранников обрушивались на тела, понуждая не нарушать строй — они не разбирались: попадало всем.
Нахмурившись и сжав губы в тонкую линию, Алекс отвернулся, а я продолжала смотреть; у меня не было права прятаться от последствий. Неожиданно невольник, поравнявшийся с клеткой, вдруг поднял взгляд и посмотрел прямо на меня. От лютой — пробирающей до самых костей — ненависти мое дыхание на миг сбилось, но потом снова стало размеренным.
«Юнальри(3)», — выплюнул он и даже дернулся в мою сторону, но подъехавший охранник взмахнул плетью — и ее удар заставил пленника вскрикнуть и изогнуться от боли, забыв о попытках приблизиться. Более не обращая на меня внимания, он, сжавшись, продолжил брести вперед.
Даже когда караван скрылся, я продолжала смотреть в ту сторону, совсем не понимая, отчего сдавливало грудь. Алекс, приказав продолжить путь, был тих и хмур; до самой ночи он так и не проронил ни слова. А когда сопровождающий второго шики отряд остановился на ночлег и на небе стали видны звезды, я первой нарушила молчание:
«Алекс».
Поднявшись, он мрачно посмотрел в мою сторону. Взмахнув руками, Алекс создал кружево из тонких нитей, и те накрыли пространство между клеткой и вторым шики.
«Говори вслух, они, — Алекс кивнул на воинов, — нас не услышат, — подойдя ближе, он сел напротив и постучал по лбу: — Здесь и без того достаточно голосов».
«Слышишь их?» — хрипло спросила я вслух.
Нахмурившись, Алекс отвел взгляд и тяжело выдохнул:
«Да. И что?»
На мгновение мне показалось, что уголок губ дернулся в усмешке — но на самом деле остался неподвижен. Между нами установилась тяжелая тишина: Алекс был задумчив, а я, закрыв глаза, искала успокоение в чужих молитвах. С правого бока поддувал ледяной ветер, а изо рта вырывалось облачко пара. Погода постепенно ухудшалась: пусть днем и пригревало солнце, но по ночам землю сковывал мороз. Зима уже почти вступила в свои права и от яркой — поражающей красотой палитры осени осталась только желтизна под ногами; иссохшие травы и листья отчасти скрашивали коричневую градацию леса.
«Люди, которых мы встретили… — медленно заговорил Алекс. — Они это заслужили».
Неожиданно на мою щеку упала нечто холодное; в воздухе закружили большие слипшиеся снежинки. Ветер немного успокоился — прекратил яростно выстужать тело — да и вокруг стало теплее.
«Если бы каганы продолжали жить на своей территории и не начали бы оккупацию земель Яо, то… — тяжело выдохнув, Алекс поднял руку и раскрыл кисть, на нее упало несколько снежинок. Они не спешили таять, словно температура его тела соответствовала застывшей влаге. — Хотели завладеть миром и загнать других в рабство? — усмехнувшись, он сжал ладонь, снег едва слышно захрустел. — Но в итоге сами стали рабами».
«Тогда не отворачивайся, — тихо произнесла я, — смотри прямо».
«Да ты совсем!.. — зло рассмеявшись, Алекс дернул кистью, и на мои губы легла полоска из силы, плотно их запечатывая. — Держи рот закрытым и не смей открывать».
Эта размолвка на какое-то время заставила Алекса сторониться меня, он больше не ехал рядом с повозкой и не пытался завести диалог. И никому из нас это не пошло на пользу: второй шики все больше погружался во мрак, смотря на мир и рядом находящихся людей с тяжестью неразрешимых вопросов, а я — все глубже увязала в отчаянии. «Знание» поведало о событиях недавнего прошлого, и я не смела находиться в настоящем — тело сковывал страх. Мне казалось, что если я хоть на мгновение перестану смотреть — то произойдет нечто непоправимое. И в то же время я осознавала, что это бессмысленно — ничего уже не изменить.
Неожиданным поводом к возвращению в состояние худого мира между мной и Алексом послужил приезд Хэй Линьчи. Последний стал выглядеть хуже: ярость, ненависть и сомнения осушили его и забрали десятилетие жизни. Ночью он долго стоял напротив моей клетки и безмолвно смотрел, и в его глазах был вопрос, но Хэй Линьчи так и не решился произнести его вслух.
«Вас что-то связывает?» — полюбопытствовал Алекс.
Заледенев, Хэй Линьчи медленно повернулся; лицо воина побледнело, а глаза горели от воспаления. Казалось, чужой гнев через мгновение вырвется вспышкой неконтролируемых действий, но Хэй Линьчи остался неподвижен.
«Понял, понял, — замахал руками Алекс, — простите невежду, Хэй Банчи».
Коротко кивнув, хэдангу ушел в другой конец лагеря; а Алекс усмехнулся:
«Как же он тебя ненавидит».
«Не меня», — безмолвно возразила я, запечатывающая уста полоска силы по-прежнему не позволяла раскрыть рот.
На это Алекс, даже не заметив, что мой голос прозвучал в его голове, рассмеялся:
«Ну-ну, рассказывай».
Ничего не ответив, я закрыла глаза, погружаясь в «знание». Цепочка произошедших событий разворачивалась перед глазами, и я пыталась понять, каким должен стать итог, а также найти выход. Решение, при котором мой сын останется свободным, а две силы — два человека, наделенных божественной силой, — будут вне жизни людей этого мира.
Следующим днем я безгласно позвала Алекса. Устремив на меня внимательный взгляд, он вопросительно приподнял бровь и подъехал ближе. И слова уже были готовы вырваться, но мне не достало смелости отпустить их на волю.
Мрачно усмехнувшись, Алекс снял заклятье, не позволявшее говорить, и, устало потерев лицо, вздохнул:
«Не лезь больше в мою голову. Говори вслух».
Прикрыв веки, я промолчала. Мне повезло чуть больше — с самого начало «знание» было открыто передо мной и показывало все. Информация не была ограничена или отягощена чужим восприятием. А вот Алексу гораздо меньше — он имел только силу и не постигал «знания» и, более того, не имел возможности увидеть будущего. Но наступит момент, когда второй шики и «знание» станут едины и тогда…
«Мой сын невинен, — голос снова отдавал хрипотой, но интонации не скакали — оставались в одной равнодушной тональности. — У него даже нет имени…»
Нахмурившись, Алекс уже хотел что-то сказать, но неожиданно вмешался подъехавший Хэй Линьчи:
«Шики».
Резко повернув голову, Алекс посмотрел на хэдангу, но оказалось, что тот не отрывал от меня напряженного взгляда, и потому было невозможно понять, кому именно адресовано обращение.
«В чем дело?»
Хэй Линьчи сдержанно ответил:
«Будьте осторожны», — его взгляд снова переместился на меня; поймав его, я спросила:
«Хэдангу стал счастливее?»
«Да вы задрали! — возмутился Алекс, смотря, как цзао Хэй Линьчи поднимал пыль и увозил хозяина вдаль по дороге. — Оставь ты его, — обратился он ко мне, — мужик и так уже настрадался».
Задержав на Алексе взгляд, я промолчала. Каждый из нас выбирал свои идеалы — каждый жил в той вере, что избирал. И это не я заставляла страдать Хэй Линьчи — он сам желал боли и осознанно варился в разочаровании и ненависти.
Вечером, когда отряд Алекса и хэдангу остановились на ночлег, мне снова выпала возможность поговорить со вторым сыном Хэй Жоуци.
«Не стал», — ответил он на заданный ранее вопрос, а потом, сжав кулаки, сделал шаг ближе.
И смотря в его глаза, постигая через «знание» его прошлое, я чувствовала чужие противоречия, но, как и прежде, не могла их разрешить. Только он сам мог помочь себе.
«Верьте, хэдангу», — в конце концов произнесла я.
Замотав головой, Хэй Линьчи отступил. Его губы дрогнули, но то, что он хотел сказать, так и не было озвучено.
«От женщин одни проблемы», — вздохнул Алекс; он расположился поблизости и стал невольным свидетелем диалога.
«Едва ли есть различие», — безрадостно возразила я.
Поутру Хэй Линьчи уехал; а наш путь до Циин-ми продолжался почти две недели. Алекс и я вернулись к прошлому взаимодействию: его монологам и моему молчанию. И это хрупкое равновесие возвратило второму шики улыбку и благодушное расположение духа, а мне — толику спокойствия.
Еще до того, как мы достигли стен города, с резким порывом ветра в нос ударил запах разложения. Пусть холода уже наступили, но днем солнце продолжало одаривать теплом и согревало замершую поверхность земли — как и развешанные вдоль стены тела защитников. Чем ближе мы подъезжали, тем больше становилось мух; морщась, Алекс не выдержал, взмахнул рукой и окружавшие нас насекомые упали высохшими трупами на землю и звучно захрустели под копытами цзао и колесами телеги.
А потом я увидела, кто именно находился в клетке, болтающейся над проемом, что уводил внутрь Циин-ми. Чуть привстав, я подалась вперед, но буквально через миг все мое тело опутали тонкие нити, наполненные концентрированной силой, и вернули в прежнюю позу.
«Сиди смирно», — пробился голос Алекса сквозь шум в голове; но я только мимолетно обратила на него внимание — вся моя сущность была сосредоточена на умирающем человеке. Рэми Ирдан, несмотря на все пережитое и утраченное, с гниющим телом, на одной только воле продолжал цепляться за жизнь. Казалось, он ждал именно моего возвращения — стоило его взгляду встретиться с моим, как губы правителя каганов дрогнули:
«Ты жива, дари», — вопреки ожиданию, в чужих глазах не было ненависти, только презрение; а потом — буквально через мгновение — они утратили фокус. Кёрькё умер.
Внутри что-то окончательно иссохло — моя воля истаяла. Я до сих пор оставалась Марой — та была человеком, а люди рано или поздно ломались под тяжестью бремени. Ехавший рядом Алекс начал что-то выплетать из тонких нитей. Когда узор был закончен, то кружево накрыло повозку, где я находилась, и спрятало от взгляда людей.
«Алекс», — позвала я второго шики после того, как повозка проехала под клеткой мертвого правителя каганов.
«Не сейчас, Мара», — помассировав виски, второй шики пришпорил цзао и отъехал вперед.
«Не позволь ему остаться так».
И хоть Алекс не подал виду, но я знала, что он меня услышал. Когда мы заехали за стену, окружавшую территорию некогда королевского, а теперь имперского дворца, повозка остановилась, и понуждение Алекса заставило меня выбраться из клетки.
«Мара, — непривычно серьезно произнес он, — не делай глупостей».
Уголок губ почти дернулся в усмешке; сотни стрел были устремлены в мое тело, вокруг находились воины с обнаженными мечами и наклоненными копьями. Устремив взгляд на возвышающийся дворец, я напомнила:
«Не забудь мои слова, Алекс».
Выдохнув, второй шики махнул рукой и я, словно марионетка, последовала за ним. Одновременно с нами начали двигаться и воины; и это снова почти заставило губы дернуться.
«Суд будет справедливым», — тихо произнес Алекс скорее для себя, чем для меня, когда мы поднимались по лестнице из тысячи ступеней.
Сфокусировав взгляд на его спине, я проглотила ответные слова; он все еще не понимал. В тронном зале ожидал не только Хэй Жоуци, с личной гвардией и министрами, но также там находился мой сын. И это не стало неожиданностью — пусть «знание» больше не позволяло соприкоснуться с будущим, но по-прежнему открывало произошедшее. В один из дней я увидела, как дикие звери обгладывали волчицу, до последнего защищавшую моего ребенка.
«Вы хорошо справились, шики, — выступив вперед, обратился Энь Жунчуай(4) к Алексу. — Хэюн(5) по достоинству вознаградит вас».
Поклонившись, Алекс выразил благодарность; а я не отрывала взгляда от сына — он вырос так быстро. Ощутив мое присутствие, он прижался к прутьям клетки и начал тянуть руки в мою сторону, издавая невнятные звуки.
«Мы просим достопочтенного шики оставить нас».
И я знала, зачем меня и моего ребенка привезли именно в Циин-ми. Алекс был свободен в воле, а Яо убедились, насколько это неподконтрольно и опасно. Им было нужно оружие на случай, если взгляды Яо и Алекса разойдутся — и я, имея уязвимое место, подходила для этого идеально.
«Нет, — вдруг уперся Алекс. — Я не уйду».
«Этот слуга смеет настаивать… — начал Энь Жунчуай, но сидящий на троне человек в золотых одеждах приподнял руку и дунфа(6) замолчал.
Оторвав взгляд от сына, я посмотрела на Хэй Жоуци. Сомневаться не приходилось: Хэй Линьчи действительно приходился ему сыном — черты лица и даже телосложение были похожи. Но если в глазах хэдангу я видела просвет и нечто, заставляющее благоговеть и трепетать, то во взгляде его отца царил мрак. Бескомпромиссная и удушающая воля угнетала любого, осмелившегося посмотреть на хэюн прямо. И я понимала, почему именно этот человек находился во главе великой Цихэ, а также как он смог взять под контроль второго шики.
«Поклянись служить шу(7)», — прямо сказал Хэй Жоуци, когда я опустила взгляд, не выдержав давления.
«Разве хэюн не хотели ее судить?» — спросил Алекс, снова чувствуя «знание», но привычно от него отмахиваясь.
«Служа Яо, эши(8) искупит грехи», — ответил дунфа.
Нахмурившись, Алекс перевел взгляд на меня и не нашелся с возражением.
«Да поклянись ты уже», — с тяжелым вздохом прошептал он, порядком устав от связанных со мной проблем.
Хэй Жоуци едва заметно шевельнул рукой, и воин, стоящий рядом с клеткой, обнажил меч и занес его над телом моего сына. На мгновение мне показалось, что сердце остановилось — а потом пульс участился и застучал в ушах.
«Второй милости шу не будет, — произнес Хэй Жоуци, снова поймав мой взгляд, — дитя умрет».
Мне не нужно было «знание», чтобы увидеть, каким станет будущее, все прошлое этого жуткого человека за мгновение развернулось перед глазами. И на основе этого я осознала ясно: он не отпустит ни меня, ни Алекса, ни тем более моего ребенка. Снова мне требовалось принять решение: остаться Марой или презреть ее принципы.
«Спокойно», — шепотом предупредил Алекс, делая шаг ближе.
Я обратилась к божественной силе, прося ее полностью покинуть мое тело и стать для сына невидимой стеной, защищающей от всех людей этого мира.
«Мара! Сумасшедшая!» — закричал второй шики, пытаясь остановить этот процесс.
И хотела бы я испытать облегчение — ответственность перейдет в руки Алекса — но во мне было пусто и сухо. Божество этого мира даровало невероятное могущество и, поставив перед невыносимым выбором, забрало меня — Мару. Когда тело начало оседать на пол, слух успел ухватить крик Хэй Линьчи:
«Шики!»
Первым, что я увидела в этом мире, было — лицо Хэй Линьчи; оно и стало последним. В момент, когда последняя крупица божественной силы покинула мое тело, сердце перестало биться.
1) Горная цепь Чальто (др.-каг. высокий лес: ча «высокий; возвышенный», льто «лес; роща; заросли») расположена в северо-западной части континента Ци и омывается океаном.
2) Циин-ми (др.-каг. ци «тк. в соч. в результате; в конечном счёте; в конце концов; наконец; в итоге», ин «государство; страна», -ми «аффикс со значением «человек» или «группа; толпа») — столица государства Циин.
3) Юнальри (др.-каг. ю «зло», наль «после; следующий; нижний; результат», ри «человек») — проклятой существо; так же в переносном значении имеет смысл «существо-проклятье».
4) В быту — Энь Жунчуай, в миру — Энь Пяйинь.
Энь( др.-яо. белый, седой; чистый, без примесей, пресный; пустой; светлый, ясный; траур) — белый.
Жунчуай ( др.-яо. жун «маленький; небольшой; молодой; младший; на короткое время; недолго; ребёнок; крошка, малышка; второстепенный, неважный», чуай «имя, название; слава, известность, репутация; человек») — маленький человек.
Пяйинь (др.-яо. пяй «защищать, охранять; предохранять», инь «храбрость, отвага, мужество; герой; солдат, воин; доброволец») — защитник.
5) Хэюн (др.-яо. хэ «высочайший; священный; царствующий (о династии); эпитет всего относящегося к императору, напр.: родни, утвари, жилища, свиты», юн «король всех морских существ; государь, император; императорский; высочайший; выдающаяся личность, знаменитость, гений; даровитый, талантливый; гармония, согласие, мир») — дословно «священный император».
6) Дунфа (др.-яо. дун «управлять, заведовать; департамент, отдел; управление; приказ; глава, правитель, старшина», фа «опустошать, освобождать; свободное время, досуг») — советник (начальник приказа) общественных (публичных) работ.
7) Шу (др.-яо. мы) — местоимение, используемое в речи о себе императором Яо.
8) Эши (др.-яо. э «ложный; фальшивый; поддельный; фиктивный; притворный; лже-», ши «использовать; применять, употреблять; посылать, командировать; велеть, повелевать; посланец, посланник») — лжепосланник.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу