Лларн'Квэссан (джен)

Редакция 120823

Уже двадцать пять дней находился Кервин в этой пустыне. Решив не засиживаться долго на одном месте, молодой человек доехал с небольшим караваном до посёлка в укреплённом оазисе посреди ветровейных песков, местами нарушаемых скальными выступами, такими же нежно-желтоватыми, как и барханы. Караван дальше не шёл: доставив припасы и выкупив какие-то товары, что оставили здесь купцы сквозных дальних караванов, через день повернул обратно.

Ожидая следующий караван, Кервин коротал жаркие дни здешнего лета. Зимой тут тоже солнце и песок, но по ночам вода в бурдюках может замёрзнуть. Посёлок насчитывал десятков пять домов, обнесённых частоколом с несколькими дозорными вышками. Жизнь тут была настолько размеренно-спокойной, что непонятно было, работает ли тут кто-нибудь вообще... Только стражники из гарнизона охраны тракта по часам сменялись на постах. Заезжему здесь было откровенно скучно. Да и денег у Кервина оставалось маловато. Но он нашёл решение: подрядился у месного поселкового главы патрулировать ближайшую пустыню. Его задачей была разведка и предупреждение: дважды в сутки, на зорях, объезжать пустыню на некотором отдалении, искать следы, любые признаки присутствия чужаков и докладывать о них главному егерю. Вместо коня ему дали мула, и то неплохо. Каких-либо опасных созданий тут давно не видывали, но ходили разговоры о бандах зеленокожих на других участках тракта. Орки обычно, перед тем, как напасть, высылают разведчиков, которые, если будут присматриваться к оазису, обязательно оставят следы. Кервин был, на всякий случай, настороже и держал лук возле седла.

День за днём всё было одинаково спокойно — лишь только на зорях шакалы, как обычно, показывались на осторожном отдалении, да визгливо подвывали по ночам, дразня поселковых псов. Шакальи следы замысловатыми кривыми расписывали ленивые тела барханов. Солнце горячо пекло этот край, отнимая у ходящих по нему силы и волю что либо предпринимать.

Этим тихим вечером, двигаясь обычным маршрутом по девственному, причёсанному ветрами охристо-белому песку, Кервин заметил другую цепочку следов. Утром было ветренно, стихло лишь в последний час, и следы были чёткими: оставлены недавно. Плавно направляя равнодушного мула вдоль, патрульный свесился с седла, разглядывая отпечатки. Как интересно: они оставленны именно обутой ногой — не босой или обмотанной дерюгой ногой дикаря, не лапой орка, а обувью небольшого размера. Следы шли часто, неровно: идущий едва плёлся нетвёрдой походкой. Затем попалось примятое место, где кто-то как будто бы прилёг. Похоже, человек. И дальше — следы. Вечерело, солнце висело низко, било в глаза желтым светом. Ещё немного, и оно свалится за горизонт, и стремительно нагрянет тёмная южная ночь, в которой луна да звёзды могут быть помощниками путника. Но Кервин понял, что это, собственно, то, что он должен тут искать. Нужно проследить эту цепочку до безопасного удаления. Он опоздает с докладом; в посёлке закроют ворота. Ну неважно. Причина уважительная. Всадник поторопил мула. Главное — не спускать глаз с горизонта. Следы шли не совсем прямо, а как-то неровно, немного виляя. Через полчаса хода они стали ещё чаще, сделались вытянутыми: идущий волок ноги из последних сил. Тревожный признак: у него беда, он погибает. Вряд ли ушёл далеко. Кто это мог быть? Беглый невольник, или прислуга с калимшитского каравана? Странно. Караван-то последний давно был... Одинокий разбойник, бегущий от правосудия? Вероятно. Кервину не то, чтобы хотелось связываться с такими, но выяснить надо. Доложить — и по следам разбойника поймают; а вдруг за него объявлено вознаграждение?

На закате догорал огненный полудиск, когда Кервина привело к группе округлых скальных выступов из песка. Словно ряд стёсанных зубов тролля, стояли они, облитые оранжевым светом. Цепочка следов вела к подножию одного из них, и там, в тени, в ямке темнело лежащее тело. Кервин уставился на него во все глаза, наощупь достал и наложил стрелу на тетиву.

Мул по мере приближения, вроде, оставался спокоен. Тело не двигалось. Кервин спешился, проверил меч на поясе, и, держа лук полунатянутым, стал медленно подходить. Когда оставалось шагов тридцать, лежащий отреагировал подъёмом головы. Кервин остановился. Тускло блеснули два золотистых глаза на лице темнокожей женской фигуры. Оружия при ней не наблюдалось. Но Кервин помнил рассказы о страшных ведьмах диких земель, способных выпить из человека жизнь и превратить то, что останется, в ужасного ходячего мертвеца — своего раба. Кервин замер, целясь. Любое подозрительное чувство — и он не промахнётся. Тянулись мгновения, стучало напуганное сердце, кожу овеивал ласковый вечерний ветерок. Нет бы — поспешить в селение, вызвать отряд... Мул оставался спокоен, повернул голову куда-то в сторону. Лежащая незнакомка смотрела на лучника неподвижно, он едва ли мог разобрать черты её лица, но ему показалось, что замерший взгляд лишён всякой угрозы. Кервин заставил себя приблизиться и получше разглядеть существо поверх стрелы. Усталость, грусть и мука читались на худом, измождённом лице девушки с серой, словно базальт, кожей. Растрёпанные чёрные волосы рассыпались по песку из-под кое-как намотанного на голову куска тёмной ткани. Шелковистое, вовсе не подобающее страннику пустыни платье золотисто-коричневого цвета, с декольте и высокими разрезами облегало стройный стан и приоткрывало ногу в сапоге из тёмной кожи незнакомого существа. Красивый пояс из серебряных звеньев замысловатой формы и ножны с небольшим кинжалом были украшены непонятными письменами; застёжка из алого самоцвета в форме искусно выточенного паучка скрепляла платье незнакомки на груди. Облик завершали по-эльфийски заострённые, аккуратные уши с маленькими рубиновыми серёжками и диковатый, измученный взгляд, полный печали и ожидания, не мигая устремлённый на человека.

Патрульный понял, к какому народу относится это существо. Он замер в изумлении, не опуская лук. Существо полулежало, всё также неподвижно глядя в ответ, но медленная мука постепенно напрягала это аккуратное, правильных черт лицо. Умирающая от жажды тёмная эльфийка — дроу из легендарного Подземья — вот кто перед ним. Кервин сбросил оцепенение, схватил свою походную флягу, протянул ей. Думать стал лишь потом.

О дроу ходили зловещие легенды да мрачные слухи, ещё более загадочные, чем истории о ведьмах. Мол, живут дроу в подземных дворцах, украшенных самоцветами, по хищным обычаям, поклоняются ужасной паукообразной богине, приносят кровавые жертвы, а в округе ущелья Зубастая Пасть — по свежим слухам — периодически грабят караваны, убивая и похищая путешественников. Но Кервин остановил ход мысли: грабят-то их воины, а тут... девушка, попавшая в беду. Хотя похоже — из тех самых дворцов. Зубастая Пасть отсюда не близко. Как она сюда попала?..

Она подняла изящную руку с глянцевыми чёрными ногтями и нерешительно взяла флягу из его неуверенной руки. Приложила горлышко к полоске чётко очерченных, засохших и потрескавшихся тёмных губ, медленно пила, прикрывая глаза, и по щеке сбегали мимо проскакивающие капли. Опустошила почти всю, но вдруг остановилась, опустила и вновь уставилась на человека, уже с новым содержанием в больших золотистых глазах. Смесь радости и печали, ожидание, затаённый интерес.

"Как хорошо, что ты есть, — хотели сказать эти глаза, — но чего от тебя ждать?"

Чего-то их обладательнице не хватало для первого слова.

— Ты кто?.. — вырвалось у человека.

Дроу сделала усилие, поморщилась, пошевелила губами, и хрипловато произнесла:

— Фельвэ...

Смягчённый акцент языка тёмных эльфов, и снова устало-заинтригованный взор.

— Откуда ты? Как ты сюда попала?

Он поздно спохватился — поймёт ли она его речь?

Она подумала и на языке людей выговорила:

— Под землёй... Я... Жертва... Тёмной богине. На камень жертвы... От смерти... Сбежала, — тут она обречённо вздохнула, подняла глаза к небу, и затем вернула их на Кервина.

— Беда пришла... В мой дом... Прошу... помоги... дойти... в город... ваш. Есть чем... платить.

Она поморгала, надтреснуто добавила:

— Я... не знаю твой мир. Не знаю куда идти. Это... — показала пальцем вверх, — жжёт. Я хочу жить.

Наземники не такие, как её сородичи. Дроу не разжалобить; их можно разве что подкупить, посулив им что-то и превознеся свою ценность. У наземников иначе. Фельвэ читала их письма, среди которых были просьбы о помощи и ответы на них; Фельвэ изучила этот момент. Они очень ценят жизнь — похоже, даже больше, чем дроу. Она сморгнула слезу, которой не было.

Кратковременное замешательство Кервина прошло в мгновение ока.

— Конечно — я не оставлю тебя умирать! И платы мне не надо. У нас принято помогать тому, кто попал в беду, не требуя ничего взамен. Кстати, я — Кервин, — он указал на себя, чиркнул серной головкой и зажёг факел.

— Къ... ервин?.. — повторила она и попыталась улыбнуться, однако сразу её аккуратные черты натянулись гримасой боли, и она поднесла пальцы к губам. У юноши сжалось внутри, но он не знал, чем ей сейчас помочь... Дроу, вернув себе спокойствие, снова внимательно смотрела на него. От разгорающегося факела в глазах этой девушки зажглись два уголька, пляшущих вместе с пламенем. Кервину стало не по себе — именно так горят глаза у хищного зверя — когда он смотрит на тебя из мрака, а ты держишь огонь. Молодой человек овладел своими чувствами, напоминая себе, что у собаки возле амбаров в посёлке тоже горят глаза, когда ночью идёшь мимо с огнём. Собака ещё и гавкать начинает. Глядя на огонь, дроу как-то вжалась в песок, напряглась, прищурила глаза.

Кервин отнёс факел в сторону, воткнул в песок и задумался основательно. Знать бы теперь, что делать. Несколько уточняющих вопросов — может быть, помогут.

— Ты из Подземья?

Теперь она вроде расслабилась и отдыхала, глядя в небо. Покосилась на него:

— Да.

— Из города дроу?

Она задумчиво поморщилась:

— Мой дом далеко.

— Они хотели принести тебя в жертву своей богине?

Кивок:

— Да...

— И ты сбежала от жрецов?

Двойной кивок, едва слышный выдох:

— Да-а...

— Давно ты здесь, в пустыне? Долго уже идёшь?

— Ночь. И день... До этой ночи. От солнца, — она показала туда, откуда шли её следы, — не знаю, где это...

— Ты хочешь вернуться домой?

Она призадумалась, и вдруг, расширив глаза, уставилась на него цепким взглядом, замотала головой.

— Нет, нет... Там мне смерть. А я хочу жить. Жить в этом... этой земле, наверху, -

красноречивая надежда засветилась в золотистых глазах, медленно угасая. — Там убили моих... Мать. Сестёр. Враги.

И тут Кервин понял, какова беда темнокожей эльфийки. Немного помолчав, хмуро проговорил:

— Соболезную.

Однако не был задан главный вопрос:

— За тобой гонятся? Преследуют? Где они?

— Да... раньше; больше — нет. Нет. Они назад — там, под землёй. Я бежала далеко. Нет — они не пойдут мой путь. Они не знают! — она выдохнула после такой череды убеждающих слов на наземном, привалилась головой к основанию скалы, возвела очи небесам.

Факел Кервина затрепетал на ветру, отдавая сполохи на поверхность скалы. Он сообразил, что свет огня привлекает внимание, в том числе, со стороны поселка. Спохватившись, сунул головешку в песок. Запахло дымом. Ветер взъерошил его непослушные волосы. В густых сумерках фигура дроу казалась почти чёрной на фоне серого песка. Луна светила слабовато, но глаза постепенно привыкали. Он представил себе погоню, как мог, по картинкам, что видел в книгах: отряд свирепых темнокожих воинов с косами белых волос, кривыми мечами и арканами, верхом на жуткого вида зубастых ящерицах, чёрных с красными глазами.

"Не позавидуешь судьбе беглянки. Впрочем, если бы погоня держала её след — её давно бы уже нагнали, наверное, в первую же ночь. А теперь от выхода из пещеры её отделяет около суток пешего ходу; и утро сегодня было ветреным — след в песках наверняка замело, — приметил себе Кервин. — Сутки без воды по пустыне, однако..."

Фельвэ села, подняла флягу и допила, при этом поглядывая на Кервина так, словно бы он грозил отобрать воду в любой момент. Кервин улыбнулся ей:

— Пей-пей, у меня ещё есть.

С благодарным взглядом она вернула ему фляжку; подобрала ноги, явно намереваясь встать. Кервин не решился подать ей руку. Чуть посидев с прямой спиной, она встала — неловко, не сразу — с ногами у неё явно были проблемы. Он пожалел: руку-то можно было и подать. Дроу выпрямилась стройной фигурой, оправила платье, подобрала тёмный плащ, накинула себе на плечи и повернулась к человеку:

— Ты покажешь мне дорогу в город наземных жителей?

Внимательный взгляд. Кервин смутился:

— Привести тебя в посёлок я, увы, не могу... Боюсь, стражники могут схватить тебя... Ты же... выглядишь, как дроу...

Она посмотрела на него чуть под углом, поняла ответ, отвернулась, обвела глазами пустыню.

— Но погоди, — встрепенулся человек, — здесь бросить тебя я тоже не могу: ты действительно погибнешь. Надо найти тебе убежище до утра, а там я снова приду, принесу тебе воды и еды. И решим, что делать. Здешние люди боятся дроу, но есть другие земли — подальше от Зубастой Пасти, — где полно всякого народу, и к тебе наверняка отнесутся лучше. Я вроде видел даже кого-то похожего на тебя на одном рынке...

Она обернулась, задержала на нём заинтригованный взгляд, приподняла чёрные брови, но не нашлась, что сказать. Спасённая была со спасителем почти одного роста, и золотые глаза смотрели прямо в его серые. В полутьме казалось, что их большие радужки подсвечены изнутри, и не было в них ни хищной угрозы, ни дикости, ни страдания. Они казались вполне человеческими, сияли разумной силой, эльфийской мудростью, которая манила и завораживала. Впрочем, это был отражённый свет луны, восходящей за его спиной. Она опустила взгляд.

"Да, — мелькнула шальная мысль в голове у Кервина, — кто из моих сверстников общался с настоящей эльфийкой? Никто! И родители мои не общались, и вряд ли кто из преподавателей школы... Не удостаивают они нас общением. А я вот прямо сейчас — общаюсь. Причём, с тёмной дроу — которых все боятся. И она выглядит такой красивой и вовсе не страшной. Она точно знает о своём народе многое. Может, врёт молва, и они — не все такие? Как будто бы среди людей нет грабителей?.."

— Ты покажешь мне убе́жище? — тихая просьба мягким голосом выдернула его из плена запавшего в память взгляда.

— О, да, конечно — сейчас поищем и найдём. Идём?

Кервин обнаружил, что до сих пор тискает лук, прижимая пальцем стрелу; убрал, взял мула за поводья и жестом пригласил нечаянную спутницу за собой. Стал вглядываться в округлые очертания скал, обрисованные лунным светом на фоне потемневшего неба. Здесь камни вертикально стоят в массе песка, и хорошего убежища не найдёшь. Он сообразил, куда надо идти: к плоским камням. Огромным лежащим на песке плитам. Ветер то заметает их, то наоборот, обнажает, и там можно вполне отрыть ямку, скрытую от солнца под краем каменной плиты. Путь неблизкий, патрульный вернется назад среди ночи. При объяснении просто на след не свалить. Через десяток шагов он заметил, что дроу отстала. Пришлось вернуться. Та согнулась к своей ноге, что-то там поправляя. Затем выпрямилась, шагнула за провожатым, и, слышимо выдохнув, опять склонилась к ноге. Что-то зашептала на шипящем языке.

— Болит? — спросил он, — сбила ноги?

Она поморщилась, не оборачиваясь, что-то прошептала.

"Так мы далеко не уйдём", — заключил он.

— Садись на моего мула, вот, — он подвёл животное ближе, и то вовсе не испугалось серокожей девушки.

"Хороший знак..."

Дроу поглядела на животное, затем, следуя указаниям человека, поставила ногу в стремя и осторожно забралась в седло. Стало видно, что кожа незнакомого Кервину существа, из которой состояли её сапоги, вся скукожилась, порвалась и стала отслаиваться от подошвы. Через дыру проглядывали изящные пальцы ноги в струпьях засохшей крови.

"Эх, беда... — подумал он вслух. — Недолго бы ты ещё прошла".

Он пошёл, ведя мула рядом и поглядывая на всадницу. Она вцепилась в луку, и первое время раскачивалась вместе со спиной животного: ездить на лошадях ей не приходилось.

"Наверное, в Подземье нет лошадей?.."

Идти придётся медленно. Ничего, главному егерю Кервин наврёт с три короба про убежавшего строптивого мула, которого пришлось искать до полуночи. Пусть мул того и не заслужил.

Вскоре девушка освоилась в седле, и удалось ускориться до самого быстрого шага. Где искать плоские камни, Кервин помнил по своим объездам: к северо-западу от посёлка за пределами патрулирования. Благодаря взошедшей луне посёлок — главный ориентир — было видно вдалеке, и камни вскоре тоже показались. Всадница ехала молча, в сутулой позе, и Кервин заключил, что ей тяжко даже просто держаться в седле. Он остановился, дополнил флягу из бурдюка и подал ей.

Человек долго с пристрастием разглядывал светлые плиты, утопленные в песок, а дроу долго пила. Ничего подозрительного среди плоских камней не обнаружилось, и следов крупных существ возле них не нашлось. Шакалы побоятся тронуть незнакомое существо крупнее себя, пока оно живое. Подойдя к приподнятому краю одной из плит с северной стороны, он отстегнул от седла небольшую лопату и начал копать. Фельвэ сама слезла с мула, тихонько охнула, встав на больные ноги, и некоторое время стояла, держась за спину животного и опираясь лбом о седло. Необычность ситуации придавала Кервину сил, и он аж вспотел, спешно сооружая гротик в песке под камнем. Сверху песок был ещё тёплым, но в яме царила прохлада. Взяв свой балахон, спасавший от дневной жары, он выстелил им дно укрытия. С пригласительным жестом посмотрел на Фельвэ.

Та подошла, встретила его взгляд и тихо выговорила:

— Спасибо... Къ'ервин.

Непривычное слово из книжек, произнесённое на наземном языке. В родном был короткий аналог, означающий примерно "я твой должник"; или другой, со смыслом "ты мне больше не должен"; и еще, простое: "я тобой довольна". Но прозвучавшее слово носило иное значение: пожелание божественной милости другому, просьба к богу заступиться за него. И отнести это обращение можно разве что к наземному богу, ведь Ллот понятия заступничества не ведала вообще; она лишь дарила атакующие способности достойным, то есть, сильнейшим. Ни одна дроу не просила её благоволения ни для кого, кроме себя.

Подземная эльфийка не спешила спускаться в укрытие, какое-то время стояла, глядя на человека. И тут он заметил, что ни одного украшения на ней больше нет: ни на мочках прикрытых волосами ушей, ни на одежде. Она молча протянула руку и подала ему маленький рубин на шпилечке — серёжку. Он недолго смотрел на неё в ошарашенной нерешительности, затем спрятал подарок в карман, отстегнул бурдюк с водой и положил в её укрытие.

— Жди меня, Фельвэ, даст бог, завтра я привезу тебе еды и воды ещё, и может быть, какое снадобье... И там решим, как быть. Я тебе помогу чем смогу. А сейчас мне нужно поспешить в селение, я и так вернусь подозрительно поздно. Ты только не показывайся, ладно? Здесь — никто не должен тебя заметить.

Едва оторвав глаза от золотистого взгляда и ладной фигуры, он вскочил на мула и погнал его быстрее в сторону посёлка, но не по прямой, а заложив крюк по своим следам назад.

Ситуация казалась куда как щекотливой. "Беглая пленница дроу... Надо же... Её могут ловить. А что — если нападут на посёлок? А может вовсе это — разведчица дроу, прикидывающаяся жертвой? И вскоре в посёлок нагрянут воины дроу на тех самых ящерах и вырежут всех? Или утащат на свой чёрный алтарь? — Кервин беспокойно задумался, что же такое он натворил... Но если такие мысли отринуть, Кервину отчаянно хотелось забрать девушку из пустыни и устроить её как можно лучше, да только он помнил, как подозрительны здешние люди к не-людям.

Всё, что Кервин слыхал о взаимоотношениях людей и других народов с дроу, было исключительно враждебного толка. О кровавых нападениях, боязни, охотах и облавах на них. Стоит полагать, что главный егерь прикажет эту девушку схватить, бросить в яму, и затем, вероятно, повесить. Не исключено, её будут пытать, чтобы выяснить, как она тут оказалась и где выход из Подземья. Если дошла пешком и без припасов — значит — где-то неподалёку? Это тревожило.

Но Кервин слыхал и другое: где-то на поверхности живут другие серокожие эльфы. Они ни на кого не нападают, танцуют под луной и прячутся от посторонних глаз. И тут Кервин сообразил, что это — отличная идея. Трудность состоит лишь в том, чтобы найти этих эльфов: ведь это же легенда...

Приятное послевкусие встречи боролось с нешуточной тревогой. Спать спокойно сегодня вряд ли придётся.

"Ладно, — подумал юноша, — если тёмные её за ночь найдут — так найдут; от посёлка нашего это не близко — зачем им соваться сюда? А если не найдут — так найду я при свете дня. И посмотрю, не наследил ли там кто ещё".

Ворота посёлка были закрыты. На башне над частоколом стоял оцепенелый часовой.

— Эй! — крикнул Кервин снизу, — это я, свой!

Здешних стражников Кервин помнил не по именам, так по внешности, и многие узнавали его. Пришлось подождать, после чего приоткрылась высокая калитка сбоку от ворот, через которую можно было провести гружёного коня.

— Ты чего? — зашипели на входящего Кервина, — стряслось что?

— Да нет. След чей-то мне попался. Шёл с севера, затем на восток свернул (Кервин намеренно переврал направления). Тот, кто его оставил — далеко уже. Ну, думаю, дай осмотрю хоть... Так зверюга эта возьми и удери.

— Какая зверюга?

— Да вот, эта вот, — Кервин ткнул пальцем в мула.

— Тьфу, — разочарованно прыснул стражник, — ну вот и будешь завтра Старшому рассказывать. Кто, хоть, по следам-то?

— Одно могу сказать: не орки. Какое-то животное... Ух, спать хочу.

— Ну, иди...

— Спокойной вахты.

— И тебе ни пера в подушке...

Кервин провёл мула в стойло под тряпичным навесом, натянутым на иссохшие, трещиноватые балки, расседлал, дал ему зерна и набрал из глубокого колодца воды. Долго приходилось тянуть цепь руками, прежде чем ведро появилось наружу, но это было быстрее, чем крутить ворот. Глаза слипались, руки-ноги были не свои. Умывшись той же водой, он отправился в свою каморку в здешней казарме, которую именовали "постоялый двор". Одноэтажное здание с жилым чердаком было большим и тёмным. Дверей как таковых не было, были занавесы из старой фургонной ткани. Здесь Кервин арендовал койку у стены с полкой над ней и сундуком под — самый дешевый вариант "комнаты". Было душновато, несло запах часто потеющих мужских тел. Кто-то с присвистом храпел, выдавая порой настоящие трели. В общем, сугубая обстановочка рабочего посёлка людей. Кервин тихо, словно дроу, прокрался мимо рядов двухэтажных кроватей в свой угол. Тут было потише и уютнее.

Однако, ложиться спать сразу не пришлось; пришлось взять два оставшихся бурдюка, идти к колодцу и снова тянуть цепь. Завтрашний выезд требовал особенной подготовки, и стоять в утренней очереди по воду было бы лишним. Запасы были пополнены, однако это совсем утомило юношу. Едва добравшись до койки, он повалился "без задних ног".

Всё произошедшее казалось каким-то наваждением, навеянным пустыней; но пальцы сами нащупали в потайном внутреннем кармане серёжку, и наваливающийся сон отступил.

"А вдруг она волшебная? Например, вдруг через неё подземская эльфийка видит всё внутри посёлка, или, хуже того, читает мысли?" — Кервин вытащил рубинчик, однако в темноте не смог его даже увидеть: никакого свечения, никаких ощущений. Подержав немного, оставалось лишь убрать обратно и прогнать из головы все домыслы. Сон накрыл человека сразу же, как упавшая тень.

Редакция 231023

Повинуясь усталости, Фельвэ заползла в прохладное укрытие, застеленное плотной тканью. Слишком тесно, чтобы вытянуться в рост; дроу свернулась, поджав ноги, положила под голову скомканный пивафви. Как и сапоги, ткань плаща стала грубеть, скукоживаться и шелушиться. Рядом лежали пузатая, увесистая кожаная ёмкость с водой и недопитая металлическая фляга. Ёрзая в тесном и неудобном песчаном гроте, дроу чуть расширила его стены, подровняла пол и устроилась получше. Всё равно ощущая себя стеснённой, она поглядывала на выход, через который тянуло свежим сухим воздухом со смесью непривычных запахов.

Сон не шёл во взбудораженное сознание, которое было не в силах оправиться от первого пережитого дня. Болели ноги, голова, начинало щипать обожжённую кожу на руках и плечах. Глаза тоже болели: своеобразное чувство жжения до самого глазного дна и навязчивые фантомы в поле зрения действовали на нервы — сейчас, когда стало темно, словно в Подземье. Фельвэ ворочалась с боку на бок, болезненно приложив руку ко лбу, как будто это могло помочь... Единственный непострадавший — чуткий слух ловил новые звуки: шёпот усиливающегося за пределами норки ветра, пересыпание песка, влекомого им. Таких звуков в Подземье не было. Фельвэ задержала дыхание, прислушиваясь, и ей показалось, что это духи странного сухого мира шепчутся, тихо подбираясь ко входу. Тёмную эльфийку пробрало мурашками, в очередной раз она, глядя на выход, поёжилась. Она нащупала на поясе кинжал и затаилась, ожидая появления неведомых существ. Во рту опять пересохло. Украдкой потянулась к мешку с водой, вытащила пробку, припала губами, втягивая влагу и слушая. Всё же, в этих шорохах не было угрозы: они шелестели о чём-то своём. Здешний мир жил своей жизнью, ему не было дела до притаившейся подземницы. Сейчас ей оставалось только отдыхать, потягивая наземничью воду и ждать, что будет дальше. Ждать наземника, который обещал вернуться. При мысли о нём какое-то тепло шевельнулось в её груди, трепет неуверенной надежды и неуёмного любопытства. Своими ослеплёнными, слезящимися глазами она не сумела его толком рассмотреть или не сумела запомнить... Теперь надо ждать следующего раза. А что тогда будет? Расскажет ли он что-нибудь себе подобным? Как они отнесутся? На его месте Фельвэ привела бы чужака к Матери, и пусть она решает его судьбу. Не в силах гадать, дроу уткнулась головой в скомканный пивафви, похрустывающий, словно кожура, высвободила придавленные плечом волосы и попыталась расслабиться.

В сознание шли мысли, воспоминания. Фельвэ крутила в голове цепочку последних событий своей жизни от первых предпосылок и до сегодняшнего состояния. А предпосылок-то было совсем не много.

"Не было совсем", — поправилась она.

А'Кати были большим семейством дроу, свободно живущим в лабиринтах Подземья недалеко от глубинной тропы, соединяющей подземные города Сшамат и Сшиндирлин, по соседству с несколькими другими похожими семействами. Это были полноценные дома дроу — с главным особняком, укреплённым, словно крепость, армией в две-три сотни бойцов, некоторым количеством рабов из примитивных народов, вроде гоблинов или чёрных гномов, и возглавляемые женщиной — верховной матерью, высшей жрицей богини Ллот. Каждый дом держал под собой обширную территорию, так как Подземье в этой части было довольно бедно на термальные воды — главный источник подземной жизни. Дроу выращивали грибы и мхи, ловили и разводили безглазую рыбу, культивировали пауков и насекомых, и конечно, добывали из недр ископаемые. С горючими материалами в Подземье, как правило, плохо, поэтому руды извлекали собственными экзотическими способами, например, с помощью грибных и водорослевых культур. И конечно, чистые самоцветы и кристаллические минералы, которые тёмные эльфы прекрасно обрабатывали, были всегда в цене. Впрочем, А'Кати жили здесь уже много столетий, а богатство недр с ходом времени иссякало.

У Матери А́виширр А'Кати было три молодых дочери, и кроме того, пара сыновей постарше — оба выполняли роль представителей дома и управляющих на отдалённых участках территории.

Старшую дочь, Ларсин, мать готовила себе на смену, воспитывая её внимательной и безжалостной повелительницей дроу, и нанимала ей лучших преподавателей наук и искусств. К своенравной и лукавой средней, Хризе, был свой подход, и Хриза боялась матери также, как и богини. Не искушённая в какой-либо конкретной области мастерства, Хриза выполняла множество разнообразных поручений по управлению территорией дома и готовилась стать просто жрицей. Возможно, когда-нибудь Хриза свергнет Ларсин и сама взойдёт на трон Верховной матери — но только если сумеет оказаться сильнее Ларсин. Обычно такое случалось, когда прежняя властительница Дома становилась преклонного возраста и слабела, либо совершала роковую ошибку.

Ларсин и Хриза провели по многу лет послушницами в соборе Олот'тал'исстры — это независимое общественное заведение во владениях соседей, дома Куэ'Ларр, где учили и посвящали жриц Ллот со всей округи.

Это был храм тёмной богини дроу и школа благородных девиц, два в одном. Говорили, он основан могущественной жрицей из влиятельного дома какого-то крупного города, которая по велению богини ушла и взяла себе имя Олот'тал'исстра — "Ученица Боли во Тьме". Никто не знал эту женщину в лицо, но о ней говорили как о дроу неописуемой красоты и более высокого роста; поговаривали, что она является одним из воплощений самой богини. В школе кроме обычной грамоты, знаний о мире и простой магии, обучают священнослужению Ллот, ворожбе, манипуляции окружающими и множеству способов быстро и без напряжения добиваться своего — основным навыкам для знатных девушек традиционных дровийских домов. Это доступно не всем — лишь приближённые к правительницам домов могут себе такое позволить; но через несколько десятилетий вместо взбалмошного подростка можно получить элегантную и опасную особу — жрицу уровнем за одну ступеньку до высшей. Из года в год верховные матери окрестных домов дроу с противоречивыми чувствами и святой верой отпускали и встречали своё потомство у ворот. Это стоило денег — зажиточный торговец тоже мог пристроить туда своё избалованное чадо, если был достаточно глуп. Выживет ли дитя в сложном процессе обучения — никаких гарантий не было, но если выживет — результат может превзойти все ожидания. Однажды папочка может неожиданно не проснуться и его дело будет безвременно унаследовано, как уже несколько раз бывало в недалёком отсюда Сшамате... А если идти дальше и устроиться преподавать, то можно достичь сана высшей жрицы и получить мощное посвящение от самой таинственной Олот'тал'исстры.

Третья дочь Дома А'Кати оказалась не такой как все — единственной черноволосой дроу во всей округе. Одни считали это проклятием, другие — божественным знаком, и у Фельвэ был свой путь. Она постигала искусство магии в школе мастера Дайтина на озере Миранзарим и была там лучшей ученицей — единственная девочка в классе. Фельвэ любила тайны, эксперименты и магические явления, она старалась, как никто другой, и заслуженно получала дополнительные уроки и более серьёзные задания на дом. Ну чем не демонстрация традиционного превосходства женщин дроу?

Ученики в этой школе жили не постоянно, а периодами, дважды в год возвращаясь домой. И в эти периоды Фельвэ выполняла хозяйственные поручения матери, изучала искусство жриц и понемногу тренировалась с оружием.

Недалеко от крепости А'Кати было особое место, называемое Лучистый ход. Это была небольшая тупиковая пещера, которую Мать Авиширр приказала расчистить, сделать удобнее и поставить дверь на входе. Стены в этой пещере искрились кристаллическими выростами, отражающими и преломляющими свет мерцающих мхов, и, когда идёшь по ходу, пространство впереди играет переменчивыми иголочками белого, зеленоватого, фиолетового света уже безо всякой магии, притом, что воздух тут напоен энергией фаэрз'ресс, волшебного эфира Подземья. Так у Фельвэ появилась своя маленькая башня магии — как у настоящего чародея. Чудесное место, где даже завистливая и жестокая сестра не могла достать её. Но здесь было прохладно, и Фельвэ была здесь совсем одна.

Фельвэ всегда считала, что ничего плохого с ее родом случиться не может; Фельвэ верила, что мать найдёт выход из затруднений с ресурсами; Фельвэ отлично помнила тот день в Лучистом ходе, когда явился встревоженный посыльный из числа личных слуг Хризы с неожиданными вестями.

"Наша Верховная Мать погибла: убита в Грибной пещере, — содрогающимся голосом говорил он, — а сёстры схватились друг с другом насмерть. Хриза отравила Ларсин, и та убила её, но вскоре сама скончалась от яда. Совет жриц круга решил, что теперь ты, будущая Мать Фельвэ, должна прибыть в храм дома и принять решение, как нашему семейству дальше быть. Ведь надо найти и уничтожить убийц, посмевших напасть на верховную мать на подконтрольной нам территории".

"Мать Фельвэ?.." — мысль прозвучала громом среди тихих сводов. Это словосочетание казалось самой юной дочери дома таким странным...

Посыльный пришёл в сопровождении двух ящеро-всадников дома и привёл ящера для неё. Обдумывая значение новостей на ходу, Фельвэ поспешила занять седло.

"Что это? Новое испытание со сценарием — для меня?"

Плавно и мягко переступая, ящерицы вереницей струились по подземной тропе от чародейской пещеры к главной крепости А'Кати.

Миновав причудливой формы залы со сталактитами и светящимися тонкими грибами на потолке, преодолев несколько крутых спусков, с которыми легко справились гибкие и цепкие ящерицы, отряд выбрался в длинную просторную пещеру, образованную давно сменившей русло подземной рекой. Здесь были высокие потолки с перетекающими друг в друга природными нишами, в которых могла бы поместиться стайка летучих мышей или несколько верхолазов-дроу, однако все выступы, за которыми можно спрятаться от глаз едущих, были стёсаны, а самые глубокие ниши немного мерцали за счёт лишайников, посеянных на камне. Серо-коричневые с охристыми прожилками стены туннеля тоже мерцали кое-где: это работа садовников дома А'Кати, высаживающих осветительные породы растительности по стенам тоннелей, по которым часто ходят. Пол пещеры был выстелен мягким охристым песком, несущим следы множества ног, лап и колёс повозок: это была дорога, ведущая от поселения А'Кати на глубинную тропу, которая соединяет отдалённые крупные города дроу: Сшиндирлин и Сшамат. По той тропе ходили караваны купцов, которые порой заглядывали к А'Кати и их соседям. Мать А'Кати стремилась, чтобы тропа на её участке была безопасной и привлекала странников, а товары достигали её ворот.

Благоустроенная дорога привела эскорт к искусно высеченному расширению квадратной формы, на стенах которого угадывались заросшие мхом барельефы воинов-гномов и была могучая круглая арка из твёрдой породы, встроенная в стену. Проход перегораживала ажурная чёрная решётка — словно паутина, украшенная серебристыми пауками, по центру которой блестел герб дома — сдвоенный серебряный наконечник стрелы. Здесь один из сопровождающих взял маленький рожок и прогудел замысловатую мелодию. За короткое время, проведённое в дороге, Фельвэ вся извелась, и её беспокойство передавалось ящерице, которая била хвостом и крутилась на месте.

— Пш, пш-ш... — зашипела всадница на особом языке звуков и интонаций, на котором разговаривают с ящерами, заодно успокаивая и себя. Стражи-мужчины тревожно поглядывали на неё, но сказать что-либо не решались.

"Ясное дело, мать приказала им молчать. А если я прикажу ответить? Сошлются на мать. Ладно, скоро сама всё увижу".

Решётка тихо поднялась.

В проёме можно было увидеть обод огромного каменного колеса-створки, которое при тревоге выкатывали в проём и заклинивали треугольниками. И колесо было не одно, а сразу два через интервал шагов в десятка два. Кроме того, Фельвэ знала, что потолок в этом промежутке мог быть обрушен, закрыв тоннель так, что ломать врата станет бесполезно. Только прохождение обходного тоннеля могло бы позволить неприятелю прорваться тут — долгое и трудоёмкое. Сразу за парой врат отряд встречала стража в полной броне и фиолетовых плащах. Мужчины в островерхих шлемах стояли по струнке, женщина-офицер с большим алым плюмажем на шлеме, с улыбкой отсалютовала третьей дочери.

— Что происходит дома, скажи мне, — потребовала та, одергивая ящерицу за уздечку. Когда голова животного задиралась вверх, оно инстинктивно останавливалось.

Выражение стража стало на миг удивлённым, но приветливая улыбка тут же вернулась на место:

— Всё хорошо, Лларн'Квэссан Фельвэ... Но... тебя что-то беспокоит?

"Они всегда изображают такую заботу обо мне, — мелькнуло в голове у Лларн'Квэссан (так звучит титул третьей дочери-принцессы дома дроу), — наверное, надеясь, что я расскажу об этом матери и их поощрят"...

— Да, мне сообщили, что-то затевается. Может, кто-то говорил что нибудь? Где мои сёстры?

— Увы, не знаю, — сделала честные глаза женщина, — когда я была в башне стражей, Драд'Квэссан Хриза была дома, а Уст'Хайлесс Ларсин выехала и, должно быть, помогает Илхаресс Авиширр в Грибной пещере...

Фельвэ задержала на ней напряжённо-задумчивый взгляд. Так и должно быть: вторая принцесса предпочитала оставаться дома, тогда как первая наследница была правой рукой матери при всех делах, точно выполняя её замыслы. Непросто найти дроу, которая была бы столь же пунктуальна, как Ларсин.

"Отравила? Убила? Дурацкий сценарий для учений. Мать всегда была более изобретательной".

Женщина продолжила извиняющимся тоном:

— Клянусь паутиной Ллот, это всё, что я знаю!..

Она развела руками, открыто глядя Фельвэ в глаза своими, фиалковыми.

— Благодарю, — со вздохом ответила Фельвэ и погнала ящера догонять ожидающий её эскорт.

— Что же всё-таки происходит? — глядя в глаза, спросила посыльного слугу.

— Илхаресс Авиширр велела нам молчать, — слуга то ли говорил чистую правду, то ли так хорошо играл свою роль.

— Ох-х, — выдохнула Фельвэ. — Тогда давайте поспешим!

Отряд на ящерах прошёл по круглому тоннелю, немного забирающему вверх. Под потолком виднелись ряды узких окошек-бойниц. Дальше, шагов через двести, располагались ещё такие же врата, и решётки там поднялись после того как опустились пройденные. Далее был еще такой же тоннель с бойницами и третий заслон врат. Решетки тут уже не закрывали.

Гномий город, от которого остались эти врата, а также выровненные ходы и некоторые занимаемые дроу жилища, был не слишком большим и существовал ради разработки руд цветных металлов неподалёку, — рассказывала Фельвэ жрица-наставница, назначенная матерью. "Когда сюда проникли наши предки, рудник был истощён и гномов тут было мало. Убоявшись нас, дроу, бородатые коротышки похватали свои молотки с кирками и убрались куда-то ближе к Наземью, и сражаться с ними даже не пришлось. Это подарок Ллот нашему роду, и мы обязаны показать себя достойными обладать им", — говорила жрица. Позже Фельвэ узнала, что подобные подарки в виде гномьих выработок достались и роду Куэ'Ларр, и роду Тилинт...

"Как щедра наша богиня..."

У здешних дроу бытовало мнение, что гномы копают и строят, пока есть что копать и где строить, просто ради процесса.

"Ну разве не низшая форма жизни? Дроу намного лучше них умеют добывать пропитание и ресурсы в Подземье и не нуждаются в припасах из Наземья".

Главным богатством А'Кати считалась Грибная река, вдоль которой росло пышное разнообразие подземной жизни. Тут пришлось бороться, постепенно отвоёвывая пещеру за пещерой у племени безглазых и безымянных людоящеров. Незадолго до рождения Ларсин Мать Авиширр с войсками окончательно уничтожила племя и дала дому полный контроль над Грибной рекой. Домашние считали, что за это богиня наградила её дочерьми.

Потолок уходил круто вверх, открывая залитое розоватым свечением пространство пещеры, впечатляющей своими размерами: вдалеке не разобрать природные узоры каменной породы. Пол шёл на подъем, и впереди сверху вниз стало вырисовываться главное здание Дома дроу. Широкий сталактит с точечками окон плавно переходил из потолка пещеры в сравнительно тонкую колонну, в шпиль, обвитый двумя винтовыми лестницами. Почти на самом верху вокруг шпиля вращалось фиолетовое световое кольцо, демонстрирующее дроу, что суточный цикл на исходе. Через пару часов (из шестнадцати) кольцо посинеет, достигнет утолщения сталактита и угаснет; вместо него ниже, над куполом храма, загорится золотое, и будет подниматься, краснея, затем плавно приобретёт лиловый цвет...

Постепенно открывалось больше: шпиль расширялся, переходя в огромный стройный сталагмит — центральное здание, в куполообразной вершине которого было восемь огромных стрельчатых окон. Висячие лестницы входили в отверстия в куполе; окна искрились витражами, пространство вокруг мягко сияло смесью золотистого с лиловым, и были видны замысловатые конструкции из ажурных лесенок и подвесных галерей, охватывающих купол — главный храм дома А'Кати. Ниже окон храма здание окружала круговая галерея, венчавшая, словно корона, восемь могучих и стройных башен, стоящих по кругу, и соединёная с куполом полупрозрачными плетёными мостиками. В башнях было по нескольку рядов окошек личных комнат дроу. Стены главного здания были гладки и неприступны, и в них не имелось никаких ворот, ни единой двери, ни окна. Войти туда можно только через мостики. Фельвэ знала, что лишь три из восьми башен были натуральными сталагмитами, остальные пять — возведены дроу по методу «выращивания камней»: за счёт искусственно ускоренного в тысячи раз натёчного процесса. Подъём плавно вывел эскорт на уровень пола расчищенной и ровной пещеры, вмещавшей величественную постройку семейства, в которую создатели веками закладывали два главных свойства — изящество и прочность.

Вокруг постройки было несколько приземистых зданий округлой либо многоугольной формы хозяйственного назначения: здесь дроу содержали ящеров, рабов, тренировали армию, размещали деловых гостей и торговцев... Вся домашняя пещера имела линзовидную форму, края её пола поднимались кверху и соединялись с опускающимся потолком. Множество «лишних» ходов, ведущих в разные стороны, Мать А'Кати потребовала завалить камнями и залить по той же строительной методике, так что в дом семейства был один основной вход — через каскадные врата. Фельвэ знала и другие ходы, но они были узки, постоянно закрыты и хорошо охраняемы. На периферии домашней пещеры ближе к соединению сводов с полом располагались жилища простых дроу — поселенцев позднего времени, выглядящие как бугры с дверями и оконцами для вентиляции, либо двери были прямо в стене. К некоторым, расположенным на высоте, вели вытесанные в породах лесенки. Помещения дроу освещались сияющими мхами и тому подобной растительностью, дающей разные цвета. Свет был слабым, но для темновидящих глаз мерцание стен и окошек складывалось в мрачновато-красивую феерию.

По ровному полу широкой улицы ящеро-всадники довольно быстро добрались до высокой клетчатой ограды, напоминающей паутину, растянутую меж острых кольев с наклоном наружу. В ограде была накладная секция, по ту сторону которой стояло несколько воинов дроу в тёмно-синих доспехах, поблёскивающих, словно надкрылья жука. Высокий островерхий шлем каждого из них был украшен серебристой эмблемой в виде наконечника стрелы, и у одного наконечник был двойным — серебристый на золотистом большего размера. Командир караула узнал Фельвэ и вскинул руки — прочие шагнули назад — и силой магии заставил массивную секцию отодвинуться, освобождая проход. Ограда не была большим препятствием для проворных дроу, но Фельвэ знала секрет: если кто полезет через неё, об этом узнают в соборе и по магическому следу смогут отследить наглеца.

Фельвэ помнила, как тогда забилось её сердце — когда они приближались к украшенной парадной двери одной из восьми башен.

« Вот-вот я узнаю правду, что здесь происходит...»

— Лларн'Квэссан, — поклонился облачённый в синее с лиловым слуга главной линии семейства, — тебя уже ждут в соборе.

В его голосе звучала тревога, которая ещё больше взбудоражила третью дочь. Вместо того, чтобы ринуться в открывающиеся створки к винтовой лестнице, Фельвэ сделала три шага назад и раскинула руки — этому никто не удивился — и, призвав силу магии благородной дроу, вознеслась под шум ветра вверх на галерею, высота которой более чем двадцатикратно превышала рост дроу. Фигурки сопровождающих задрали головы ей вслед, как обычно. Пробежав по плетёному из металлических прутьев мосту, проскочив мимо элитных стражей-женщин с изогнутыми позолоченными глефами, черноволосая Лларн'Квэссан попала в лиловый свет и томный аромат дровийских благовоний собора, сходу, ничего не подозревая и не веруя в беду.

Испокон веков в домах дроу, поклоняющихся Царице пауков, главная женщина возглавляла храм. У неё были помощницы, которые вместе с ней, первой жрицей, составляли круг из восьми — по числу паучьих ног — священному числу. Обычно в круг входили самые сильные и образованные жрицы, но его состав был в ведении Верховной матери. В Доме А'Кати по велению Матери в круге состояли её юные дочери в порядке по старшинству; они были самыми знатными особами в Доме.

В храме было многолюдно. Жрицы в лиловых с золотом нарядах уже сидели кругом на подстилках, и носившая звание пятой жрицы священного круга — восседала на месте верховной матери. На месте Ларсин — шестая, а на месте Хризы — вообще незнакомая женщина. Все места были заняты: на подстилке Фельвэ устроилась девятая, «запасная» жрица, а остальные были из тех, кто вообще вне круга. Седьмой и восьмой жриц не наблюдалось, как и сестёр. Хаотичное скопище прихожан распределилось по залу. Озадаченая Фельвэ оглядывала помещение. Подобно пещере, храм имел линзовидную форму, паукообразное изваяние с головой дроу из светящегося молочно-зеленоватого кристалла было в центре, посреди круга жриц, и круг из восьми огненных чаш на ножках охватывал их, отделяя от прихода, стоявшего в несколько рядов на возвышениях по внешнему кольцу. Род А'Кати был древним и большим, и здесь могло поместиться три сотни дроу — все, кроме самой низшей прислуги. Напротив места верховной матери было огороженное пространство, где стоял продолговатый жертвенный камень и большая чаша для огня возле его конца. Вход располагался сбоку от этой линии; Фельвэ никто не встречал — она застала присутствующих врасплох. Прихода здесь было не так уж и много, и как-то с избытком вооружённых мужчин. Причём не тех, кто составлял личную гвардию Матери или сестёр — каких-то других... низшего состава?

Сердце Фельвэ застучало сильнее, она открыла было рот, чтобы возмутиться — почему занято её место, но раздался стук — двери гулко захлопнулись за спиной. Воины надвинулись со всех сторон, заходя третьей дочери за спину, становясь вокруг жутким частоколом заговора, отрезающим все шансы. Ужас сделанного вывода охватил Фельвэ, её парализовала мгновенная растерянность.

"...Оказаться такой глупой..."

Жрицы сидели недвижно, словно тоже прикованные к месту. Пятая жрица, статная и сильная женщина в белом с золотом платье с адамантитово-чёрным поясом и наручами, с замысловатой причёской в виде буруна белых волос, сливающихся за спину почти до самого пола, не вставая, повернула голову.

"Раньше она была скромнее, — подумала Фельвэ в своей песчаной норке. — Да, она всегда была злой и дерзкой, завидовала нам с сёстрами, нашему положению в круге, иногда даже спорила с Верховной матерью, но та находила, что ей ответить. И давно ли она вынашивала этот переворот?"

Разговоры про жертвенник крутились вокруг Фельвэ от её рождения. Причиной были её внешние отличия от нормальных дроу, при всех прочих сходствах, притом, что она имела все те же способности, что и другие дроу благородного происхождения. Как и многие, Фельвэ не знала, кто её отец. И здесь крылась проблема.

Соитие с не-дроу считается грехом, плоды которого надо непременно принести богине. Исключением являются только плоды, полученные с участием демонических существ, вроде глабрезу. Такое считают демонстрацией силы жрицы и священным событием. Но Фельвэ не была похожей на дреглота или алю́ (дочь демона), а потому при каждой неудаче набожные сородичи вспоминали про неё как про долг перед Ллот. Иногда она спрашивала в пространство:

"Мать, ну зачем?.."

На прямые вопросы, заданные наедине, мать заявляла, что это её личное дело:

"Я — высшая жрица, единственная в нашем доме, и я знаю, кто из мужчин принесёт мне дочерей; в будущем ты сама будешь делать этот выбор. И вообще, тебе досталась жизнь, а потому не говори ерунды. Ты — моя дочь, жрица и волшебница, и на всякую подначку ты должна уметь дать ответ".

И лишь раз она сказала:

"Твой отец — дроу, также, как и твоих сестёр. Не отвлекайся ненужными вопросами". Когда Фельвэ спросила её о своих волосах, ответом стало простое "такова воля богини", разведённые руки и невинная улыбка этой хитрой женщины с нормальными, молочно-белыми волосами. Из любого разговора она умела выйти красиво, и за это Фельвэ обожала её.

Пятая жрица вскинула руку и низким голосом произнесла незнакомое заклинание. В глаза Фельвэ ударил поток мутной размытости, мышцы пронзило холодом и сковало, и Фельвэ успела лишь отчаянно вскрикнуть, прежде чем воздух ринулся ей в рот, забив его, лишив дыхания. Бьющуюся, словно насекомое в паутине, её схватили множеством рук и потащили. Каждый из этих дроу хотел быть причастным к священному жертвоприношению, коснуться, облапать жертву. Фельвэ запомнила это навсегда: как она почти обезумела от ужаса и возмущения, как вся недолгая жизнь её неслась в голове, как пыталась она пустить в ход самую мощную магию, которую освоила... взорвать воздух, обрушить стены, вызвать огонь из Бездны... Её тащили, и ничего не получалось: сильные жрицы умеют подавлять магию. Её растягивали, силой удерживая руки и ноги, а она неслась мыслью по всему, чему её учили мать и мастер Дайтин, в поиске того, что сумела бы сейчас применить...

"Ведь я — первая из благородных женщин, кто занималась именно магией..."

...По планарным путешествиям, от Низших до Дальних слоёв мироздания, перебирала в голове сущности, их вид, мысли и связанные ощущения... Спина припечаталась к твёрдому, затылок ударился о камень, голову раскололо болью; в глазах потемнело, резь в лодыжках подсказала, что ей привязывают ноги. Вознеслись протяжные песнопения, благовония накатили дурманящей волной багрового, словно кровь, дыма. Предчувствуя укол паучьим кинжалом под сердце, Фельвэ в отчаянии возжелала провалиться в любой из нематериальных планов, которые знала. Среди них были тёмные и душные, населённые уродливыми демонами, бесконечно и бессмысленно бьющимися друг против друга; были и светлые, и просторные, в которых свободные и могучие сущности носились в пространстве — тоже без особого смысла. Вспомнила, как переносилась в эти планы, как слушала и смотрела, и обменивалась мыслями с сущностями — духами этих миров. Там не было ни пола, ни свода, и Фельвэ — её духовная проекция — летала.

«Ветер, где же ты?.. — сказала она вслух. — Приди и забери меня... Я буду летать!»

Собственный голос звучал в её ушах издалека. Вдруг резь от пут на левом запястье вернула её в душную реальность. Фельвэ стиснула зубы, выгнулась и застонала. Но, постаравшись восстановить по памяти состояние «ухода», воззвала:

«Ветер, приди!!..»

Песнопения жриц тянулись, багровое пламя чаш плясало по потолку. Но вдруг стало не душно. Вдруг заложило уши. Взвыло, захолодило, зашумело непривычным для Подземья образом — но так шумит в ушах, когда быстро летишь силой магии; заполонило всё, раздались тревожные крики. Затрепыхалось собственное платье. Воздух уплотнился, в лицо и рот попали волосы, стало трудно дышать. Крики дроу перешли в заполошные вопли, источники которых разлетались кто куда. Ветром буквально пронизало, напирая, сдвинуло, усилилась резь в запястьях и лодыжках, и Фельвэ поняла, что находится ещё на жертвеннике лишь потому, что привязана. Ветер загудел, завыл, с грохотом опрокидывая что-то, и снова набросился на жертву, пытаясь сорвать её с камня. Распятую Фельвэ выгнуло вбок, она застонала от боли в руках и ногах. "Ветер, защити меня, — выдавила она после того, как сумела вдохнуть, — отгони их! Прогони их прочь!

Мысли её в несловесной форме подсказывали духу, что надо делать.

Пение жриц усилилось: они старались подавить духа, перебороть его волю, добиться, чтобы Паучья Королева пресекла нежданное вторжение... В воздухе с воплем пролетел мужчина-дроу и со слышимым хрустом костей врезался в колонну. Что-то загрохотало, одна из чаш опрокинулась вместе с подставкой, раскидав потоки искр, взметнулся дым, полетели какие-то предметы — Фельвэ видела это краем глаз, выворачивая голову. Воздух взревел, обдавая Фельвэ прохладой, раздались вопли ужаса и пение жриц расстроилось; некоторые еще пытались петь, одна выкрикнула заклятье атаки на сознание. Хлопала ткань, сыпались искры, испуганно перекликались дроу. Со звоном пронеслась бронзовая посуда; храм наполнялся дымом, становилось темнее.

— Что это? — крикнула какая-то женщина. — Сделайте с ним что-нибудь!!

И металлический от напряжения голос пятой жрицы приказал:

— Ритуал завершите!! Богиня получит свою жертву, и оно сгинет!

Фельвэ поняла, что дело плохо.

«Ветер, приди ко мне, возьми меня, спаси меня! — взмолилась она. И вдруг сумела вытащить правую руку из под верёвки: не затянули. Тут же приподнявшись, стала пытаться освободить другую руку. И ей открылась картина происходящего в храме.

Весь приход был повален с ног и разбросан по собору, теряясь в мутной кутерьме. По помещению в дыму и пыли носились кругами части интерьера: лиловые портьеры, тёмные гобелены с изысканными паучьими узорами, сидушки жриц, плащи, щиты, писчие листы, части чьего-то платья... Летали гирлянды светящегося мха, золотистые полотна искусственной паутины, сорванные со стен, поскакали корзинки для благовоний и подобная храмовая утварь... Дроу цеплялись за что могли, ползали, прятались по углам и в рельефе пола, у ограды и даже возле восьминогого изваяния... Чаши чадили, испуская потоки искр, и быстро портили прозрачность воздуха. Жриц на своих местах не было — они тоже наблюдались по периферии зала в разном необычном положении, и одна лежала головой около входа, а мраморная отделка угла была измазана кровью. Пятой жрицы видно не было. Посчитав это дурным признаком, Фельвэ принялась усиленно пытаться развязать тугие путы. Никак. Оглядевшись, увидела свой кинжал на полу шагах в пяти, притянула силой магии в руку и разрезала шнуры. Налетевший поток воздуха толкнул её, и она грохнулась с жертвенника высотой по пояс плашмя на каменный пол, перекатилась и увидела ползущую на четвереньках женщину в лиловом с золотом. Узнала ту самую девятую жрицу, когда-то принимавшую участие в обучении Фельвэ магии жриц. Но теперь она выглядела совсем не как тогда: в её белых зубах чернел адамантитовый кинжал, растрёпанные пепельные волосы развевались, в красных глазах на фоне тёмно-серой кожи горела фанатическая решимость; она стала врагом. Всеми силами эта дроу перебарывала налетающий ураган, цеплялась ногтями за стыки плит и хищной угрозой приближалась к Фельвэ. Та оторопела, выставила свой кинжал навстречу и почувствовала, что ветер волочёт её в сторону жрицы. Рука бесполезно скребла пол в поисках, за что бы зацепиться. Взвыло сильнее, Фельвэ распласталась, а целеустремлённую жрицу сорвало с места. Женщина издала испуганный крик, взмахнула руками, не сводя с цели глаз, изогнулась, перевернулась в воздухе и понеслась прочь, ударяясь об пол, отдельно от своего кинжала; её снова перевернуло и шмякнуло о ступени, на которых обычно располагается публика в соборе. Истинно дровийская целеустремлённость на её лице запечатлелась в памяти Фельвэ. Тренькнула тетива, и чёрный шип отскочил от жертвенника прямо над головой. Откуда, кто стрелял — осталось тайной. Опасаясь поднять голову, третья дочь дома выглянула за угол жертвенника и выбрала свою цель наверху — витражное окно.

Спрятала кинжал, сосредоточилась, постаралась заглушить в себе мысли о том, что, возможно, сейчас в неё попадёт другой шип... Кругом выло, в дыму носились куски ткани, проскакал чей-то шлем, раздался испуганный женский крик, затем мужские — беснующийся ветер преследовал тех, кто посмеет высунуться. Оценив направление воздушных потоков, прикинула линию.

"Есть только я и окно"...

Призвала силу фаэрз'ресс в раскинутые руки, закололо пальцы. И бросилась вперёд. Ветром подхватило её, сорвало с ног; слух дроу не обманешь — щёлк, щёлк, тихий свист где-то выше за спиной — стрелки спохватились не медля; прыгнула, вытянула руки, распласталась среди тугих слоёв несущегося воздуха, всей волей стремясь вперёд, платье захлопало по ногам, окно приблизилось с ужасающей быстротой... В последний момент обратила силу вспять, пустив перед собой плотный сгусток — и секция витража с ошеломляющим треском раскололась, и дроу вылетела наружу в лиловый полумрак домашней пещеры А'Кати под звон бьющегося стекла; мелкие осколки секанули её, где-то даже до крови. Весь разгром в храме и беснующийся стихийный дух остались позади.

«Лети со мной! — позвала Фельвэ, но поняла, что дух её не слышит: когда дух слышит, появляется ощущение его реакции. Полуоглохшая, она медленно вращалась в воздухе на остатках призванной магии и начинала падать. Спину пронзило льдом страха, воздух завыл... Инстинктивным усилием воли загнула траекторию и направила себя на мостик между дверями собора и внешней галереей. Но силы и времени на торможение уже не хватило. Фельвэ жёстко грянулась о плетёный мост, и только перила помешали ей упасть дальше вниз и разбиться. Оглушённая ударом, она громко застонала, изгибаясь, перевернулась, не находя себе места от боли в спине и копчике, и заметила фигуру, подбегающую со стороны собора.

"Две стражницы!"

Совсем забыла про них. Но глефа не взлетала в руках, не слышалось резких криков; храмовая стражница приблизилась тихо и присела рядом на одно колено; её глянцевые тёмно-синие доспехи поблёскивали, облегая стройное тело.

— Лларн'Квэссан, я умею врачевать, позволь мне... — голос звучал мягко и тревожно. Золочёная глефа легла на пол рядом. Фельвэ увидела внимательные рубиновые глаза в лучиках светлых ресниц, аккуратный нос, тёмные губы в проёме украшенного изящным гребнем шлема. Эта женщина была намного старше Фельвэ, но принадлежала к тем дроу, чьи амбиции вполне уравновешивались имеющимся положением в обществе. Храмовая стражница — почти в таком же почёте, как жрица, только её жизнь намного проще. Аккуратные, настойчивые поглаживания по коленям, пояснице, спине, плечам — всему расшибленному — изгоняли боль из тела; тихий голос, направляющий магию, был материнским — таким естественным... Фельвэ расслабилась, пользуясь моментом и понимая, что это ещё не всё. За её спиной стояла настороже вторая воительница, тревожно озираясь вокруг. Стук, гул и крики из собора, конечно же, тревожили её.

— Что происходит? — в пространство спросила она, надеясь на ответ.

— Мятеж, — простонала Фельвэ, приподнимаясь, — надо найти, предупредить Мать!

Судя по удивлённо расширенным глазам оглянувшейся, обе женщины были не в курсе.

Внезапный стук привлёк их внимание. Двери собора распахнулись и на галерею высыпало множество вооружённых мужчин. Стоящая стражница резко приняла стойку и подняла глефу наперевес поперёк прохода. Защёлкали тетивы. Фельвэ видела, как голова храмовой стражницы неестественно дёрнулась, запрокинулась, и рослая фигура стала падать назад, словно срубленная колонна. Из её лица, из прорези для глаз торчали чёрные оперения коротких костяных стрел. Вторая воительница, сидя, повернулась к ним, подхватила глефу, наклонила голову, прикрывая лицо бронированной рукой, а Фельвэ — собой. По её броне хлестнуло несколько стрел, обломки костяных древков посыпались на мост. Фельвэ поняла, что пара мгновений — мятежники натянут тетивы, и...

— Я тебя никогда не забуду! — сказала она своей обречённой помощнице, перегнулась через перила и упала с моста вниз.

Беда придала Фельвэ отчаянного хладнокровия, какого она ещё никогда в себе не встречала — в своей недолгой для дроу и относительно безмятежной жизни. Раскинув руки и ноги в полёте к гладкой тверди, она в нужный момент бросила вперёд свою магию. Если бы она знала, как падают листья... Описав спиральную траекторию, дроу превратила последний оборот в сальто и ловко приземлилась на ноги. Не смогла отказать себе взглянуть наверх.

Фельвэ была глубоко впечатлена поступком воинов Матери, но в душе она всегда понимала, что они способны на такое — по рассказам о "грибных войнах" с безглазыми и за территорию — с домом Куэ'Ларр. Впрочем, сейчас у них даже не было выбора. Глядя на воительницу, всё ещё сидящую в защитной позе на мосту, от всей души желала ей погрузить клинок в тела мерзких супостатов. Вот они дают ещё залп, вот первые трое с мечами наголо бросаются вперёд... и она падает, скрюченно ложится там, где сидела. "Притворилась, выжидает момент, — подумала Фельвэ с мимолётным восхищением, — или... решила сдаться?"

Мятежники подбегают, первый пинает её ногой, перепрыгивает и устремляется к радиальной башне. Остальные — следом. Трое других, не столь спешащие выполнять приказы пятой жрицы, хватают бронированное тело, срывают с пояса что показалось ценным, переваливают тело через перила и оно летит вниз, ощетиненное попавшими стрелами и, конечно, мёртвое.

Третью дочь А'Кати захлестнуло тройной волной — горечи, злости и гнева:

"О, великая Богиня! О, Паучья Королева!! — вскричала она, вскидывая руки. — Дай мне силы — обрушить на проклятых — и я лично принесу в жертву тебе их души!!"

Заклинание так и не прозвучало: бегущие по мосту были слишком далеко, чтобы поразить их, и черноволосая дроу бросилась бежать. Разлившийся по телу жар смыл все остатки боли и неуверенности, придавая сил.

"Сперва я должна найти мать... И мы вернёмся вместе, неся возмездие предателям семьи! Я лично попрошу права казнить пятую жрицу... Или следующую. Мать сильнее них всех. И я не верю, что она мертва!"

Фельвэ и так слишком засмотрелась на драму наверху — они скоро спустятся сюда. Возле двери башни как раз стояли охранники из того эскорта, что недавно сопровождал её. Она решительно приближалась к мужчинам:

— Мне нужен твой пивафви и ящер! — указала рукой.

Воин послушно снял и подал ей плащ цвета темноты. Фельвэ забралась в седло на спине также покорной ящерицы:

— Сопровождать не нужно; лучше задержите их, — указала на двери, впрочем не слишком надеясь на помощь всадников: они тоже видели драму на мосту. Не организованные — что они могут? Лучше пусть сберегутся и примкнут в нужное время к нужной стороне.

— Или бегите!

И погнала животное к заставе у ограды. Преследователи всё не показывались из башни — видно, их там что-то задержало.

— Открывай! — приказала командиру караульных, которые все как один уставились на неё. Но медлили.

— Открывай же! — разозлилась черноволосая дроу.

— Лларн'Квэссан Фельвэ, куда...

— Ты не подчиняешься жрице?! — вскричала она, подражая тому, как это делала её сестра Хриза и встала в стременах. — Прочь!!

Брошенная в дело магия заставила секцию ограды взлететь в пугающей тишине, расходящиеся "хвосты" силы отшвырнули нескольких разбегающихся солдат. Бросив загородку там, где недавно стоял их командир, третья дочь устремила ящера в проём и к воротам.

— К-ша!! — прозвучала команда для животного.

На полпути передумала. Как узнать, на чьей стороне стража врат? Их вполне могли подговорить. Фельвэ свернула вправо.

"Если у врат окажутся предатели, едва ли я смогу прорваться... А тут шансов больше. И — не через главный вход".

Она нашла глазами нужную дверь жилого комплекса простолюдинов в стене с краю линзовидной домашней пещеры и поторопила ящера постукиванием по бокам:

— К-ша!

Редакция 121023

Дверь открылась просто рывком за ручку; третья дочь решительно вошла в проём и потащила за ремешок на сбруе ящерицу, которая неожиданным образом "сложилась", протискиваясь в узкое место. Молодая дроу с развевающимися чёрными волосами, в лаконично облегающем фигуру золотисто-коричневом наряде длиной до колен, с узорной вышивкой и блестящим поясом, держащая кинжал жрицы в руке, бежала по длинному пешеходному тоннелю мимо дверей жилищ; за ней ползло длинномордое животное в коричневой чешуе, косящееся вперёд чёрным глазом и скребущее когтями — примерно такую картину повстречал мужчина, который выглянул из-за двери и хотел тут же скрыться, но девушка перехватила дверь.

— Где Арагит? — вся её фигура, её глаза пылали в тепловом зрении дроу. Лицо мужчины вытянулось от удивления, но реакция оказалась быстрой:

— У себя.

— Проводи.

Только сейчас она поняла, что ещё в храме потеряла диадему, указывающую рядовым жителям на её статус — с одним рубином в форме наконечника стрелы (у Хризы было два, а у Ларсин — три). Прошли по длинному коридору, стены которого помнили кирку гнома — ровные и с прямыми углами, и остановились у одной из дверей.

— Ящериный питомник Арагита, — сказал мужчина, коснувшись двери, — и сюда есть более короткий вход из пещеры, госпожа жрица...

— Я знаю.

— Я могу идти?

— Пройдёшь со мной к Арагиту.

Скрыв вздох, он дёрнул цепочку.

— Назовись! — раздалось приглушённо.

Фельвэ кивнула своему случайному помощнику, на языке жестов велела назваться.

— Вас'кил к хозяину Арагиту.

— Что ещё?

— Есть ещё одно дело...

— Говори.

Дроу озадаченно посмотрел на Фельвэ; та подсказала ему знаками.

— Это послание лично от жрицы и не для сторонних ушей...

— Сейчас хозяин подойдёт...

Прочная дверь приоткрылась до щели. Фельвэ силой магии распахнула её полностью, с лязгом сломав ограничитель (Вас'кил шарахнулся в сторону вовремя), и шагнула внутрь. Подстриженный прислужник по ту сторону увидел, кто перед ним, молча упал на колени и уставился в пол. В проходе появился хозяин Арагит, ладной комплекции мужчина в длинной безрукавке из ящериной кожи и кожаных брюках; свободные белые волосы едва доставали плеч, тонкие брови были вскинуты в изумлении.

Фельвэ прошла вперёд, и следом за ней в комнату влезла верная ящерица, и сразу заняла собой пол-комнаты. Судя по тишине сзади, Вас'кила уже след простыл.

Хозяин согнулся в учтивом поклоне. Она встретила его приветливой улыбочкой:

— Послание — это я. Извини, что с шумом — но так было надо.

— О, Лларн'Квэссан Фельвэ... — заулыбался хозяин, — какой внезапный визит!.. Не правда ли впечатляет, как илистые легколазы легко протискиваются в узкие ходы?..

— Правда, — перебила она, — но мне нужен гномий колодец, и быстро.

— Что-то случилось, моя дорогая? — обеспокоился дроу.

— Проверка, по замыслу Матери Авиширр, — был ответ. — А где мои сёстры, не подскажешь ли, любезный хозяин?

Фельвэ знала Арагита большую часть жизни — он был одним из первых её учителей. Он показывал ей ящериц, учил общаться с ними и ездить на них, учил ориентироваться в Подземье и множеству всяких премудростей. Общаться с ним всегда было легко и интересно, но несколько однообразно: любые беседы с этим дроу постепенно приходили к ящерицам, и часто с них всё начиналось. Ну что ж, если это основной транспорт дроу... Фельвэ чувствовала радость и сейчас, но не позволила себе отбрасывать возможности, что Арагит находится под шантажом или к нему внедрили соглядатаев...

— В алом часу Драд'Квэссан Хриза взяла у меня десять быстроногов из числа запасных — это всё, что я знаю. Я нахожусь тут с ними безвылазно, ты же знаешь.

"Хм, значит, Хриза уехала, или отослала отряд, притом, что основной состав всадников находится вне дома. Что за манёвры?.."

Закусив губу, она направилась мимо хозяина вглубь заведения.

Далее было по-гномьи прямоугольное помещение с галереями вдоль стен, а если взглянуть вниз через перила — там, в уютной темноте на подстилках из грибных волокон виднелись головы и хвосты мирно отдыдающих легколазов. Они напоминали драконов, только сильно сглаженных и бескрылых: округлые головы на умеренно длинных шеях, изящно-гибкие тела, сильные ноги с приплюснутыми пальцами с когтями и подушечками, которыми они прилипали к камню. Пахло резковато, специфически.

— Колодец — в помещении склада, но он сейчас загружен новой партией, — доносился голос Арагита, соперничающего с ящерицей за возможность идти следом за Фельвэ. — Какие они верные, слушай... Потому, что с детёныша приучаем их, что дроу для них — источник еды, и вообще, всей жизни...

"И им нет разницы, какой это конкретно дроу, — докончила мысленно Фельвэ, поглядывая назад через плечо, — недавно это была ящерица того стражника, теперь моя".

— Она мне нужна, — сказала третья дочь.

Пройдя цепь похожих комнат ("И любят же гномы однообразие!.."), Фельвэ оказалась в следующей такой же, но вместо проёма в полу там был... навал связок грибного волокна — отходов производства грибного дерева, грибной ткани... много чего грибного, из особых пород гигантских грибов Подземья.

— Кхм, да, новой партией, — Арагит протиснулся мимо ящерицы, перешагнув через её ноги и хвост, — и это едва ли быстро разберёшь...

— Давно ли прибыла партия? — покосилась на него Фельвэ.

— Более двух восьмициклов назад, — был ответ. — Мы так давно уже делаем, лично помню распоряжение твоей матери об этом.

— Всё верно, — кивнула Фельвэ, убирая кинжал в ножны, — а теперь отойди.

По взмаху рук чародейки вся массивная куча зашуршала и задвигалась, и Арагит попятился назад через вход. Связки посыпались в дальний угол, другие надвинулись сверху, и вся куча, словно желающее покоя живое существо, переползла в сторону и развалилась в углу. Фельвэ довольно улыбнулась Арагиту, он без слов всплеснул руками, восхищённый её искусством манипуляции предметами.

На месте кучи оказалась массивная крышка квадратной формы гномьей работы. Фельвэ не могла таскать такие большие каменные глыбы — силы манипуляции были ограничены весом и объёмом предмета. Лучше всего она перемещала тело дроу (своё собственное); но выломать ворота или поднять эту плиту не смогла бы. Рассмотрела плиту: на ней контррельефом был нанесён геометрически правильный угловатый знак в виде большого квадрата и нескольких меньших, с пересечением вписанных в него, поверх которого был нанесён позолоченный сдвоенный наконечник стрелы А'Кати в круге. В середине было маленькое углубление под родовой медальон дома — такой же наконечник из золота в кольце.

— А теперь я попрошу тебя удалиться, хозяин Арагит, — сказала золотоглазая чародейка, глядя на хозяина питомника, — оставь меня; а эту кучу не трогай до завтра.

— Сделаем так точно, Лларн'Квэссан, — мужчина с поклоном удалился. Немного выждав, Фельвэ сняла медальон с шеи и положила в углубление. Сложив руки перед лицом, шёпотом зачитала часть молитвы "Сила дома" и представила себе взлёт — лёгкость, отрицающую само понятие массы. Тронула рукой плиту и спокойно подняла край огромной крышки. Обойдя по кругу, оттолкнула невесомую плиту вверх выше своего роста, забрала медальон, вскочила в седло на спине ящерицы и направила её в проём. Там начинался наклонный спуск прямоугольного сечения, поверхность которого была испещрена ударами камней: гномы сбрасывали сюда руду, чтобы вывозить по реке. Спуск выглядел страшновато, и можно было себе явно представить, как груды камней с грохотом уносятся вниз, приобретая в полёте страшную и разрушительную скорость, дробятся при соударениях, выбивают пыль...

Ящерица прилипла к наклонным стенам и уверенно понесла всадницу вниз. Сжимая её бока, дроу на ходу затягивала ремешки креплений вокруг своих ног. Обернувшись, она произнесла "Освобождающее слово", сделала жест рукой и висячая плита, возвращая себе вес, спустилась и со стуком закрыла собой проём.

Кромешная тьма после мохового освещения комнат окружила дроу чернотой. Её глаза чуть попривыкли и показали ей тёмно-фиолетовую тепловую картинку с нечёткими багровыми разводами. Спуск был долгим — это камни его быстро пролетают. Квадрат в конце тоннеля, чуть светлее, чем всё остальное, постепенно вырос впереди. Пришлось прыгать, и ящерица сделала это без предупреждения и подготовки для дроу. Миг ужаса — и ту приплюснуло в седле приземлением.

Кругом стоял фиолетовый мрак, было прохладно и сыро, гулко капала вода. Третья дочь дома тёмных эльфов осталась наедине с огромным диким Подземьем, подавляющим своей темнотой и запутанностью. Прямой тоннель шёл в оба конца насколько пронзали тьму глаза. В полу были линии отверстий — когда-то здесь проходили гномьи рельсы, по которым они гоняли свои гружёные вагонетки.

Дочь дома дроу зябко закуталась в плащ пивафви, маскирующий от тепловидящих глаз и сберегающий тепло. Она не боялась: у неё была важная миссия — найти уехавшую в инспекцию владений верховную мать и предупредить о перевороте в собственном доме.

"Подумать только: перевороте! В нашем сильном, безмятежно правящем своей землёй доме! О, Богиня, скажи мне..."

Впереди нарастало бледно-зелёное сияние. Тоннель вывел к самой Грибной реке, медленно влекущей свои воды среди берегов, заросших грибами разных размеров, цветов и форм. Большинство из них были твёрдыми, почти как камень, и покрытыми шершавыми лишайниками, которые немного светились, усваивая минералы воды и энергию Подземья. Тут был гномий причал — удобная прямоугольная плита, вдающаяся в реку.

"Как эта прямоугольность чужда красоте Подземья — где нет ни одного такого угла... С чего они взяли, что надо строить именно так? Примитивные коротышки".

Гномы в своё время спрямили русло, убрали валуны, чтобы их гружёные лодки могли беспрепятственно плыть вниз безо всяких погонщиков. Фельвэ улыбнулась: о гномах ей рассказывала лично мать при объездах пещеры, освобождённой от безглазых. А сестры в это время учились в храме Олот'Тал'исстры послушанию жриц. Обучение дома проходила каждая из них, и не было сомнений: храм впереди и у Фельвэ, но не сейчас, а когда она окончит школу магии мастера Дайтина. Фельвэ поехала вперёд, мысленно благодаря богиню за своё освобождение и сопутствующую удачу, и пообещала стойко вынести испытание, коли такое уготовано ей богиней.

Грибная пещера была впечатляюще высокой и разветвлённой: темные дыры, бугрящиеся грибами, зияли повсюду — и в стенах, и в потолке. Во тьме тонули леса сталактитов, причудливые друзы наростов, "бороды" и колонны, странные пористые "головы", грибные тела...

"Трудно было выкуривать отсюда безглазых, у которых лапы, как у наших легколазов — позволяют им карабкаться почти по потолкам. Но у них не было нашей магии и метких стрел".

А'Кати гордились тем, что у них были луки — благодаря древесине, добываемой с Наземья и навыкам работать с грибным волокном — в отличие от соседей, делавших стрелы из костей, зубов и шипов подземных созданий, а потому ограниченных в боеприпасах и размерах оружия.

Одинокая всадница ехала навстречу течению реки в самую плодородную часть Грибной пещеры — верховья множества тёплых минеральных ручьёв, средоточие всей здешней жизни. Здесь было гораздо теплее, чем в Сухих ходах — на обширной территории, пограничной с Куэ'Ларр. От тёплой мутноватой воды местами шёл пар, местами со дна поднимались пузыри, пахло минералами. Справа зашипело: из расщелины среди камней полетели брызги "проснувшегося" гейзера. Из воды торчали вершины жёлтых, зелёных и пурпурных донных наростов, скользкие плодовые тела грибов на изогнутых ножках, местами виднелись пятна подводного света от люминесцентных водорослей. Плеснуло.

Здесь водилась безглазая рыба, плоские черви-бурильщики, мелкие мошки и удивительные подземные стрекозы с бархатистыми крыльями идеально чёрного цвета. Одна из таких сейчас сидела на кончике длинного сталактита, и Фельвэ задрала голову, любуясь ею, и пощупала прядь своих волос. Задрала голову и ящерица, но всадница поторопила животное приказом "К-ша!", — не дожидаясь выстрела длинным языком.

Язык ящерицы представлял собой хватательный орган с тремя концами, мускулистыми, как щупальца. Фельвэ вспомнила, как это бывает, когда маленькая дроу приходит в загон к ящерам, а те оказываются чем-то недовольны, или просто испытывают лишнее любопытство. Липкая холодная мерзость, бьющая прямо в лицо, сбивает тебя с ног и тянет за голову куда-то в темноту, но вскоре отпускает, так как вес подростка дроу для языка великоват. Фэльвэ поёжилась и стиснула зубы от одних только воспоминаний; а тогда она закатила хозяину Арагиту такой скандал — пока он умывал её тёплой водой с ароматным мылом и уговаривал не бежать к матери с гневной жалобой. Помогла история про сестру Хризу, которой не раз доставалось подобным образом.

Но сейчас надо спешить и не отвлекаться. Скоро по другому берегу будут рыбные фермы дома, которые держала хозяйка Ша'лассра; в иных обстоятельствах Лларн'Квэссан не преминула бы заглянуть к ней.

Ша'лассра была, конечно, жрицей, у неё был свой маленький храм, и она искусно готовила ритуальные кушанья из домашних пауков к священным дням. Но не за пауков Фельвэ любила хозяйку. Ша'лассра была тёплой и мягкой, как воды реки, её речь так и лилась, когда она рассказывала Фельвэ обо всём, что знала в природе. Ша'лассра казалась хранительницей всей этой пещеры и её природных чудес, которых так много, что их невозможно знать все наперечёт. Но не находилось ничего такого, про что хозяйка не сумела бы рассказать.

Именно Ша'лассра была той женщиной, которая растила маленькую Фельвэ и выкармливала своим молоком. Притом у неё рождались свои дети, и получилось что-то вроде маленького дома внутри большого, полностью лояльного Верховной матери. Когда ребенку исполнилось пять и стало ясно, что маленькая дроу здорова и полноценна, Мать Авиширр объявила всему дому о своей третьей дочери. С благоговением растущая Фельвэ наблюдала, как хозяйка и Мать беседовали за столом, журча речами, обменивались лакомствами и без злобы обсуждали всех и вся, начиная с Уст'Хайлесс Ларсин. А Фельвэ слушала в оба уха, так как знала, что настанет время, и ей самой надо будет заботиться о воспитании детей и взаимоотношениях в семействе. Потом были наёмные учителя (первыми из которых стали сыновья Ша'лассры), хозяин Арагит, школа мастера Дайтина и Лучистый ход...

— А почему мы поклоняемся паукам? — спрашивала десятилетняя Фельвэ хозяйку Ша'лассру, разглядывая таковых через прутья решётки на шелковой ферме.

— Потому, что они вьют гнёзда, охотятся и отлично приспособлены к жизни во тьме, — мягко сказала взрослая дроу с аккуратно расчёсанными волосами жемчужно-серебристого цвета, в серо-лиловом костюме под цвет глаз, — и вообще, они во многом похожи на нас. Поэтому Богиня их выбрала. Понаблюдай за ними.

И маленькая дроу устремила золотые плошки-глаза в ячейки решетки, по ту сторону которых ворсистые создания с замысловатым серебряным рисунком на тёмных телах то сидели абсолютно неподвижно, то плели, шевеля задними лапками.

— Это адамантовые ткачи, — прошептала взрослая дроу, опускаясь на колено возле ребёнка, — видишь, какой у них рисунок: напоминающий жилы адамантита. Это гнездовый вид. Они строят себе дома и дороги из паутины. Они окружают свою пещеру чувствительными нитями, чтобы заметить как добычу, так и врагов. Их основная пища — летучие мыши. Они откладывают яйца, но позволяют вылупиться только такому их количеству, на сколько особей хватит пищи в пещерах. И контролируют своё растущее потомство. Жить остаются лишь те, кто хорошо плетёт и чует добычу. И соблюдает это правило выживания.

По интригующей интонации речи — Ша'лассра была влюблена во всю эту природу Подземья. Фельвэ осознала это годами позже.

— А новые пещеры? Они завоёвывают новые?

— Да, если там есть пища. Но медленно. Ведь тогда им надо сплести новое гнездо на новом месте. Тебе нравится замок Матери? А моё гнёздышко?

— Очень, — заявила девочка, честно глядя на взрослую дроу, — замок величественен, а здесь красиво и уютно.

Ша'лассра очарованно улыбнулась:

— Наши жилища строились столетиями. Пауки справляются быстрее, но и их срок жизни настолько же меньше нашего. Вот, как они похожи на нас. И потому наша богиня выбрала их священными.

— А ты... — медленно начала девочка, решившись на новый вопрос, — ты тоже убиваешь лишних детей, которые у тебя родятся?

Такое серьёзное лицо бывает только у ребенка. Ша'лассра умильно прикрыла глаза и захихикала:

— Мы, дроу, всё же не совсем пауки. Мы не откладываем яйца, мы — живородящие. Поэтому заранее можем выбрать, сколько у нас будет детей. А лишних — просто не рожать.

Фельвэ призадумалась.

— Хитрые мы, — сделала вывод.

Ша'лассра снова засмеялась и встала, отряхнув струящуюся ткань костюма. Эта женщина была ниже ростом чем Мать Авиширр и не выглядела такой сильной; её черты и пропорции были "круглее", и она выглядела такой милой и вплоть до слабости мирной, однако Фельвэ не спешила обманываться. В её хозяйстве было всегда всё тихо, и Фельвэ наслаждалась этим, считая, что ей повезло. У других её сестёр были другие воспитательницы.

Воспоминания облегчали Фельвэ душу. Всё-таки была в её жизни и красота, и какой-то толк. Лёжа в норке под каменной плитой, Фельвэ потянулась, протестуя против стенки, мешающей вытянуть ноги, с силой упёрлась в эту стенку. Посыпался песок. Но пока что стенка была сильнее.

Вспомнила поступь гарцующего быстронога — двуногого ящера — под собой, свои искристые бирюзовые доспехи и лиловый плащ, в тон подсвеченной сиреневым стене при входе в пещеру, которую занимало поместье Ша'лассры, с закрытыми воротами. Стройную фигуру часового в окошке — одного из множества сыновей хозяйки — смотящего на неё неотрывно. И свой звонкий голос, разлетающийся под сводами:

— Эй, Кали'со, неужели ты не узнал меня?

— О, Лларн'Квэссан, это ты! Хозяйка приказала мне зорко следить, и убедиться, что это точно ты, а не грёзы мои наяву так прекрасны!

— Открывай давай, — весело упрекнула Фельвэ, заставляя ящера повернуть её другим боком и воздевая голову, украшенную родовой диадемой с одним рубином, — а не то я испарюсь, как туман, и буду считать, что ты проглядел меня!

— Не надо, прошу, проходи, дорогая Лларн'Квэссан! Я легко соглашусь стоять на страже все восемь циклов кольца, если посмотрю на тебя всего несколько ударов сердца!

— Ну спускайся же тогда со своей башни! — крикнула она уже из ворот, зная, что его вахта делает это невозможным. Но ведь его вахта не вечна, а её визит — не последний.

У лежащей в норке стало сразу так светло и печально на душе...

А тогда, проезжая по берегу, едва ли она отдавала себе отчёт о действительной сути случившегося и того, что предстоит. Всё происходило так стремительно, как приключения во сне, и чувство перемен, которых не избежать, приходило к ней постепенно, как возвращалась боль в разбитой пояснице, заглаженная чарами храмовой стражницы.

Заметив в туманном сумраке первую дровийскую плотину и частокол рыбной фермы, собранный из залитых цементом сталактитов, всадница свернула ближе к противоположной стене и прижалась к кущам грибов и причудливых мерцающих выростов, чтобы её подольше не замечали дозорные Ша'лассры, а лучше — не видели вовсе: не хотела она, чтобы хозяйка попала под удар деспотичной пятой жрицы.

И пока она была довольна собой — тем, что её оказалось не взять даже "кучей", и тем, как быстро она перехватила инициативу. Она показала себя лучше, чем можно было ожидать от "игрушки" верховной матери, как её охарактеризовали бы некоторые представители дома. С Лларн'Квэссан многие любезничали, но далеко не все были искренними; к ней было другое отношение, и она всю жизнь гадала, чего от этого ждать. Но сейчас её целью была мать, а опережение — главным козырем. Она выполняет судьбоносную для всего дома миссию в условиях, когда всё пошло не по плану, и вскоре найдёт мать, и расскажет ей о случившемся. А потом они вместе выступят против мятежников, сокрушат их, вернутся в дом, где будет торжественная молитва с принесением богине зачинщиц и самых ярых их приспешников, а затем долгий пир, на котором Мать непременно воздаст славу третьей дочери, действовавшей самостоятельно в сложных условиях, и к Фельвэ начнут относиться по заслугам... А ещё — Фельвэ хотела увидеть мать в бою, посмотреть, на что она по-настоящему способна, ибо воображение рисовало ей множество картин, как это могло бы выглядеть — самая грозная дроу дома А'Кати... Какие только заряды магии ни вылетали из её рук, круша, пронзая, рассекая, сжигая врагов, какие клинки да глефы ни выписывали сверкающие дуги... Фельвэ предвкушала, что однажды сама станет такой, почти ровня первой наследнице Ларсин, и её слово будет значимым в политике дома. Хризу, эту "типичную жрицу", по нежеланию ограничившую себе кругозор, она давно списала со счетов — капризная Хриза и в подмётки Матери не годится.

Вопреки обычаям дроу, Фельвэ обожала свою мать. Сколько раз хотела ей в этом признаться, но в мире дроу нельзя. Мать бы расстроилась от признаний дочери и постаралась бы искоренить её привязанность. Вместо этого Фельвэ выдерживала долгий взгляд алых глаз матери, ни слова не говорящей, но, казалось — всё понимающей. И на душе дочери становилось теплее и легче, и Фельвэ с упорством шла делать свои дела, и стойко выносила все трудности жизни и обхождение сестёр.

"Слабость? — подумала Фельвэ. — Да ладно! Всякий раз при любых трудностях ты в моей голове придавала мне сил!"

Верховная мать — свод мира для каждого в доме дроу; пример, ведущая сила и духовная опора. И Авиширр справлялась. Весь Дом боготворил её и боялся — кому что. А сёстры... И это слово тоже содержало какой-то священный смысл для Фельвэ. Вероятно, дело в наследовании правления домом за матерью. Сёстры были первыми, кто имел лучшие шансы и кого специально готовили к этому. На них большая ответственность, не справиться с которой означало гибель от руки следующей ступени. Это выглядело иронично, но каждая младшая сестра должна быть своего рода судьёй каждой старшей. Понятное дело, почему они смотрели на Фельвэ весьма критически.

По ту сторону реки тянулись ограды садков рыбной фермы, стояли привязанные лодки, тихо "гуляя" под действием течения. Здесь были благодатные места, в огороженных сетями заводях реки можно было купаться, не боясь мелкой плотоядной рыбёшки, выедающей кусочки из тела. Хриза как-то раз подкинула такую рыбёшку к Фельвэ в ванну, но та заметила вовремя...

Понятное дело, почему безглазые ящеролюды так цепко держались за эту пещеру, и не собирались делиться её благами с дроу.

На берегу никого не было — суточный цикл заканчивался, и рыбаки отправились по домам. Тихая всадница миновала хозяйство Ша'лассры незамеченной.

В пещере было тихо, погони не предвиделось. Фельвэ стала узнавать патрульный маршрут, по которому Мать всегда обследовала Грибную пещеру. Множество ящериных лап счищали тут плесень с камней и не давали ей заново образоваться. Последние очаги сопротивления безглазых располагались совсем в верховьях — в нескольких ответвлениях выше Развилки, где Грибная река делится на Глубокую и Сухую. Вторая сворачивает и забирает выше, в обширные грибные леса, питаемые сотней паровых гейзеров. Если Мать поехала на инспекцию — то, скорее всего, туда.

"На Развилке будет ясно по следам", — решила Фельвэ и поторопила своего ящера.

Как-то раз перед отправкой в школу пятнадцатилетняя Фельвэ осмелилась спросить свою мать:

— А что с нами случается, если мы умираем?

— Богиня решает, брать нас к себе или нет, — тихо ответила Авиширр, моргнув своими алыми глазами. — У нас ещё есть немного времени — пойдём в собор.

И была витая лестница, галерея, купол собора, и вспыхнул огонь в большой чаше. Фельвэ уселась на место крайней жрицы лицом к огню. Освещение померкло, храм озарился золотым и алым светом, льющимся из тайных ниш. По кругу ходила грациозная фигура матери, идеальная даже для эльфийки, одетая в золотисто-перламутровое лёгкое сборное платье, прикрывающее тело так, чтобы не давать лишнего мужским взглядам и ничуть не стеснять движений. Гладкие молочно-белые волосы пышным потоком обливали её плечи. Она могла вызывать зависть, но у дочери вызывала восхищение. Она возжигала чаши на ножках поднесением рук и говорила тихим голосом:

"Смотри в огонь, смотри и внемли,

Стремись туда, вперёд, вникай...

Огонь ведет тебя сквозь землю,

Сквозь грань миров, в бесплотный край..."

Её заклинания бархатным звучанием вкрадывались в голову вместе с дурманящим ароматом благовония и погружали в транс, и Фельвэ неслась вниз и вниз, сквозь кольца огня, пока огонь не сменился картинками. Это были слои Бездны, бесчисленные и однообразные тёмные каменные равнины, по которым блуждали неясные тени, и ничего более. Затем фон несколько раз сменился — зеленое свечение, багровое, фиолетовое — и тёмно-синее пространство, как холодная комната для глаз дроу. И в ней было сияние, клетчатое, хаотическое — Фельвэ узнала бескрайнюю паутину, тянущуюся из ниоткуда — в никуда. На паутине висели светлые призрачные комочки.

"Души", — шепнула мать.

Среди комочков двигались многоногие тени;

"Пауки", — догадалась Фельвэ.

Пауки карабкались по бесконечным нитям, собирали и пеленали попавшиеся души, и уносили их. Фельвэ неслась над ними с впечатляющей скоростью, и вскоре показался участок, где под нитями висели коконы. Один из коконов лопнул и оттуда вылез маленький бледный паучок, совсем ещё призрачный и слабый.

"Только жрица в милости может заглядывать сюда, — пояснила мать. — Ежели это будет грешница или чужачка — она будет уничтожена прислужницами йоклол".

Понеслись дальше.

"А теперь смотри, что будет с грешниками, отвергнутыми Богиней! — издалека эхом долетел голос матери; пронзив оболочку паучьего мироздания, Фельвэ влетела в духоту и жар, едкая пыль забила горло, юная дроу начала корчиться и кашлять, но вскоре чувства притупились, и она поняла, что реагировать на здешние факторы не обязательно. Дышать здесь было нечем совсем, багровые тучи вокруг стали реже и внизу показалась пылающая земля. Огонь от горизонта до горизонта, жгущий глаза дроу, но это тоже можно было игнорировать. Среди раскалённых скал темнели багровые впадины, в которых кипели огненные озёра, как в нескончаемой кузнечной топке или храмовой жаровне. Странные фигуры изгибались у берега, у них были длинные угловатые руки и нелепые уродливые головы, отдалённо напоминающие гоблиньи. Фельвэ снизилась почти до самой земли.

"Не бойся, — с каким-то задором сказала мать. — Ты — будущая жрица, а это — демоны Нижних кругов. Отсюда ты сможешь выбрать любого из них — чтобы обрушить весь ужас, им порождаемый, на врагов твоих и твоей богини. Он будет разить, не щадя себя, в обмен на возможность хоть одним глазком взглянуть на твой мир. Наш мир".

Фельвэ оглянулась в поисках её, но не увидела.

"Я здесь, рядом, — отозвалась мать, — всегда позади тебя."

Длиннорукий уродец был ростом с четырёх дроу, а руки его сошли бы за строительные краны. При этом двигался он как-то резко и легко, словно не имел веса, соответствующего его размерам. Огромным ковшом своих скрюченных пальцев он выхватил из огненного болота призрачно-желтое четвероногое, дёргающееся и пищащее, разинул жуткую клыкастую пасть и отправил туда странное существо. Хлопком челюстей писк оборвался.

— А кто это такие, кого он ест? — спросила ошарашенная дочь дроу.

— Слабейшие души, их называют гривами. Души тех, кто не поклонялся Богине, или прогневил её настолько, что Паутина Ллот отвергла их. Теперь ты видела, что бывает с дроу после смерти. Полетели назад.

Фельвэ пришла в себя, открыла глаза, лёжа на полу; мать стояла над ней в свете пламени жаровни, в ожидании уперев руку в бок, и контуры её тела просвечивали сквозь тонкую ткань. Испытующая улыбка не сходила с лица, голова была немного склонена набок.

"Ну как тебе? " — спрашивал весь этот облик. Фельвэ мигом стряхнула головокружение, вскочила "по струнке" и вдохновенно изрекла:

— Благодарю тебя, Мать Авиширр, за эти знания.

Та улыбнулась благосклонно, словно богиня, и качнула головой в сторону двери:

— Идём. Тебе пора.

Только десять лет спустя, изучая планарные путешествия, Фельвэ смогла оценить, что провести необученного ребенка через саму Демоническую Паутину с таким комфортом — мастерство, не иначе.

Вот так, раз от разу, мать лично давала Фельвэ уроки, как устроен мир, как защищаться и жить в нём. Но такое внимание от вечно занятой матери было нечастым явлением — по пальцам пересчитать. И Фельвэ необычайно ценила его, и чувствовала себя какой-то избранной. Но, несомненно, Мать была одна для всех в Доме, она учила и первую дочь Ларсин, и, наверное, Хризу...

Дроу торопила свою ящерицу, петляющую по низкому каменистому левому берегу реки, виляя меж групп каменных грибов, перескакивая промоины, над которыми клубился пар, иногда шлёпая лапами по лужам. Справа высилась бугристая стена Грибной Пещеры, бороды мха на которой немного мерцали, с потолка свисали невообразимые леса сталактитов и моховые "хвосты", и с таких скоплений капала вода. Ящерица старалась сторониться капели и луж, поскольку это лишний шум и следы, а подземский хищник инстинктивно стремится быть незаметным. Но дроу пресекала все попытки выписывать петли командой "К-ша!" и шлепками по спине. Надо было спешить. В очередной низине дроу почувствовала, что её плащ промок от капель. Тут было туманно из-за пара, поступавшего из трещин. Под ногами обнаружилисьнебольшие шарики на ножках, мерцающие малиновым светом. Ящерица замедлилась, выбрала путь и проскользнула дальше, не задев ни одного гриба кисло-лилового цвета. Дроу знала, что при касании "шарик" взрывается, распыляя вокруг жгучий яд. Потянуло мокрым теплом. Из трещины с шипением вырывалась парящая струйка, резко пахнуло серой. Река изгибом вдалась в берег, пришлось опять шлёпать по воде. Затем был подъём, и всадницу повело по карнизу, в незапамятные времена оставленному промывающей себе русло рекой. О том, как вода формирует Подземье, юной Лларн'Квэссан рассказывала сама Ша'лассра. Воздух стал прозрачнее; стало видно, как почти прямое русло уходит в туманную тёмную влажную даль, наполненную тысячей запахов воды, минералов и подземской растительности.

"К-ша!"

Впереди вырисовалась каменная арка над рекой: крутобокое живописно-хаотическое образование вымывного происхождения. Это был ориентир, обозначавший половину пути, и пещера здесь была совсем дикой: дозорные Ша'лассры поворачивали назад, едва завидев Арку. Основная дорога патрулей к верховьям шла по другому берегу, и всадница повернула ящерицу к Арке: путь вперёд только один. Нащупав лапами опору, ящерица полезла по почти отвесной стене, и дроу, приникая к ней, вцепилась в упряжь. На верхней точке Арки позволила себе остановиться, глядя на тихое течение вод и непривычно близкий потолок. Прозрачные капли отрывались от сталактита и улетали вниз, в реку. Мерцающие тяжи водорослей медленно извивались в чёрной воде, пористые "головы" выглядывали из её толщи. Живность в реке была хладнокровной, и зрение дроу не помогало увидеть её. Прервав затянувшееся созерцание, дроу велела ящерице спускаться. Другой берег был выше, суше и ровнее, капающие сталактиты наверху были сбиты, а ручейки направлены по стене и дальше меж камней. Плесень на камнях была счищена многократными прикосновениями ящериных ног. Тропа. Только по ней отряд Матери мог попасть в Верховья. Приглядевшись, Фельвэ нашла, что ходили тут не слишком давно.

"К-ша!"

Теперь только скорость бега легколаза определяет, когда вестница достигнет нужных мест. Дроу не смотрела по сторонам, постаралась расположиться в седле поудобнее, чтобы животное меньше уставало, и приложила ладони к его прохладной шершавой коже. Призвала энергию фаэрз'ресс и стала напитывать ею ящерицу, концентрируя мысли на беге, на тревоге, на опасности и важности цели впереди. Легколаз побежал бодрее, покачивая всадницу вправо-влево. Эта порода хорошо карабкается, но не самая быстрая. Для бега у А'Кати была другая порода ящеров — быстроноги, с длинными мускулистыми задними ногами.

Фельвэ считала ориентиры, определяя расстояние:

"Третий клык — острый камень... А, впрочем, Развилку невозможно пропустить".

И вот, впереди потолок раздался в стороны и вверх, образовав зал. Вправо по насыпи из валунов уходил подъём в округлое ответвление. Всадница во все глаза вглядывалась туда, немного замедлила ящера, добиваясь бесшумности хода. Тихо. Но кое-что бросилось в глаза: неясная кучка среди валунов на краю тропы.

Приблизившись, третья дочь Дома разглядела доспехи воина дроу. Лежащего на камнях лицом вниз в скрюченной позе. Её сердце захолонуло, забилось. Она дёрнула ящерицу за поводья вверх, задирая её голову. Слезать не нужно, чтобы заметить короткую костяную стрелу в боку мёртвого воина А'Кати. Рядом валялось метательное копьё. И больше никаких следов вокруг.

"Стрела была отравлена. Он мог получить её где-то раньше... Он бежал к дому... Или убегал от врага?.. А где его ящер?.. К-ша! К-ша!" — заторопилась дроу, зорко осматривая пещеру впереди темновым зрением. Затем, заслышав шелест воды, притормозила, пощупала кинжал на поясе и вытянула руки по сторонам, чтобы ощутить силу Подземья в своих руках. Энергия пробежала тёплой дрожью и покалыванием по телу, запульсировала в кончиках пальцев, желая найти выход.

"Смерть представителей А'Кати карается смертью, — подумала Фельвэ, хмуро глядя вперёд. — Никому не сойдёт с рук попирать гордость Дома дроу. Так установила моя мать".

Третья дочь поймала себя на мысли, что нисколечко не боится; напротив, готова, стремится столкнуться с угрозой лично и устранить её. Какой-то такой должна быть будущая Мать Дома?

Но одного взгляда назад, на неестественно недвижное тело хватило, чтобы увидеть бытиё под другим углом:

"Я несу Матери слишком важную весть. О перевороте! Донести — любой ценой. Верховная Мать решит их судьбу. Несомненно, они своей ложью хотели заманить меня в собор, но их замысел провалился. Потому, что Богиня с нами!"

Комок смутных плохих предчувствий тяготил душу Фельвэ, охлаждая рассудок. Настороженная, она приблизилась к низкому неровному мосту. А'Кати навели его, ворочая сталактиты силой магии и укладывая рядом толстыми и тонкими концами поочерёдно; мост позволял пересечь реку, не замочив ящерам лапы. Река бежала между быков моста — череды каменных глыб — по каменистому перекату, создавая шумовой фон и сводя на нет возможности прислушиваться. На той стороне в стене был большой округлый проём, ведущий в нижнюю залу Сухой реки. Осыпь камней покрывала подъём. Никаких подозрительных следов. Скользнув на другой берег, всадница пустила ящерицу вверх по склону. По мере приближения заметила среди камней несколько деревянных стрел с чёрно-белым оперением Дома и адамантитовыми листиками-наконечниками. Неприятный, незнакомый, подозрительный запах вкрался в ноздри. Остановив ящерицу перед завершением подъёма, дроу сложила ладони и мысленно прочла заклинание "Отклик жизни". Медленно повела рукой, ставшей особо чувствительной, перед собой. Если недалеко впереди окажется кто-то живой, ладонь почувствует тепло, подсказав количество, размеры, положение существ. Холодно. Тихо. Только шелест воды позади. Вся напряжённая, дроу медленно и осторожно въехала наверх, в нижнюю залу Сухой реки.

Помещение было большим, высоким, с несколькими пещерами, на некоторой высоте от пола уходящими в подземную даль. Бугристые стены мерцали разводами тусклой плесени, почти не улучшающей видимость. Пол был неровным, каменистым. Ящерица под Фельвэ шла крадучись, неохотно, вся напряжённая, скованная страхом. То там, то здесь виднелись пятна, не являющиеся частью природы Подземья.

Холодные тела в тёмно-синих доспехах Гвардии Матери; убитые ящеры в адамантитовых намордниках и кольчужной защите. Повсюду. Десяток, два, по всей пещере. Выроненные глефы, луки, щиты, мечи, зажатые в мёртвых руках. Выпущенные и не нашедшие цели стрелы со сколотыми об камень наконечниками. Склизкие пятна крови на камнях и кровавые следы.

Пещерной эльфийке резко стало плохо, тошно, душно, она утратила чувство реальности. Она просто ехала вперёд по побоищу, пока не наткнулась на труп длинноногой ящерицы с узорчатым седлом, чудовищно раздавленный какой-то невероятной силой. И воительницу-дроу — рядом.

Cradle of Filth — Walpurgis Eve

Фельвэ зажмурила глаза во тьме своей норки и выгнулась, упираясь в стены до боли в мышцах, издала долгий стон, царапая песок ногтями рук. Она была не в состоянии вспоминать это.

Она слишком хорошо помнила тот немой визг — от перенапряжения её голос сорвался в бессильное сипение. Она не помнила, как покинула седло, но слишком хорошо помнила то падение на колени в кровавую грязь, в которой опознала мёртвую мать. Мать лежала лицом вниз, ужасным образом втоптанная между камней, в окровавленной, искорёженной броне из хитиновых чешуек с мифриловыми накладками в виде пятиконечных звёзд. Другой такой брони не было ни у кого. Её поножи и наручи с блестящими каймами на тёмно-синем фоне. Родные красивые узоры. И её волосы, когда-то тёплой молочной белизны, теперь в грязи... Это она. И её больше нет.

Дочь убитой дроу закрыла лицо руками, теряясь среди ошмётков неистовой битвы, кусков доспехов, выроненного оружия, возле мёртвой ящерицы с торчащими обломками рёбер. От этой жуткой смеси запахов остывшей, но ещё не высохшей крови, железа и чего-то ещё ей свело, стиснуло горло...

Что там случилось — она не могла себе представить по сей час. Не так-то просто одолеть высшую жрицу с лучшим боевым эскортом Дома. Разбитое окно ошеломлённого неверия выбросило Фельвэ прочь из всего того, что она знала о мире. А внутри всё так сжалось, будто каменная рука голема сдавила ей грудную клетку, и магия земли глубинных гномов обратила её сердце в камень. Пожалуй, она отдала бы все хорошие воспоминания в жизни, чтоб избавиться от этих.

Она стояла на коленях, низко склонившись, как на молитве — стояла и видела мёртвую мать сквозь нерезкость выступивших слёз, боясь протянуть руку, чтобы проверить, не обманывают ли глаза и обоняние. Боясь что-либо сказать или подумать. Остекленевшая, неспособная решать, что теперь делать. В тёмном углу памяти неподвижно стоял паучий жертвенный камень. Внезапное тепло в ладони заставило тьму вокруг прийти в движение: заклинание на руке ещё не иссякло; кто-то приближался. Могло и показаться. Но тело действовало само. Ибо та дроу, которая не верит тонким чувствам на уровне инстинкта, живет недолго и не оставляет потомства.

Взметнувшись, как бесшумная тень, на спину своей ездовой ящерице, дроу касаниями велела ей быстро скрыться за грядой камней и юркнуть в ближайшую пещеру, которая от входа развилки не просматривается. Этот ход сужался и уходил вверх, в лабиринты Сухой реки. Достигнув поворота, всадница схоронилась в расщелине за натёками, на которых гребнем топорщились бледные сталагмиты, и заставила животное лечь. Привстала, выглянула. Отсюда был вид на центр залы, место убийства Матери А'Кати. Там появились два всадника на двуногих беговых ящерах — быстроногах. Из кромешной темноты ответвления их было лучше видно: серо-синие доспехи, чёрные плащи: цвета внешней стражи, работающей вне пределов врат дома; луки возле сёдел. Остановились, не спешиваясь, перекинулись парой жестов, как будто не впечатлённые страшной находкой. Затем один показал что-то жестами кому-то позади, за углом. Фельвэ припомнила, что несколько быстрых всадников недавно вернулись домой с патрулирования Холодных копей и Глубинной тропы, по которой проходит граница с Куэ'Ларр.

"Погоня! — вспыхнул в голове красный огонёк. — Сколько наших предало Мать? Где сёстры?»

Беглая дочь сжала кулаки, глаза её сузились, по телу пробежали импульсы вызванной силы. А на место гибели отряда прибывали новые всадники на быстроногах, вот их уже шестеро, восемь, озираются, у некоторых луки в руках... Пульсация силы в пальцах беглянки перешла в нервную дрожь. Она пригнулась и позволила своей ящерице бежать прочь, по крутому подъёму в резко сужающийся лаз.

Редакция 211023

После подъёма узкая пещера сделала резкий изгиб и начался настоящий подземский рельеф. Округлые выступы, поперечные трещины, пол, местами уходящий в узкие, глубокие воронки, в любую из которых не приведи богиня провалиться, сменялись лесами сталагмитов, натёчными каскадами, крутыми стенками, перегибами, острыми, почти как лезвие гигантского ножа. Ящерица ползла, стелилась, изгибалась во всех направлениях, подтягивалась, цепляясь гибкими пальцами, перескакивала трещины, а дроу прижималась к её спине. Это были лабиринты Сухой реки, пещеры, когда-то созданные и ныне покинутые водой. Когда-то безглазые цеплялись здесь за каждую пядь, но дроу извели их терпеливым измором.

Ремешки седла держали всадницу за бёдра и голени, а ремень с петлями, охватывающий тело животного, позволял взяться обеими руками. В некоторых местах между хаосом выступов пола и потолка было вообще не пролезть, и приходилось поворачивать назад, доверяя выбор пути чуткому четвероногому жителю Подземья.

Беговые ящеры тут не пройдут. Их сложение и длинные ноги просто исключают это. Хозяин Арагит говорил, что они вообще родом не из Подземья, а были завезены из каких-то каменных лабиринтов там, наверху. Здесь они живут лишь в неволе, в отличие от прирученных дроу исконно местных легколазов. Впрочем, дроу переловили их, и дикими они почти нигде не встречаются.

Суть перемен в жизни настигала третью дочь постепенно и бессловесно. Образ погони, всеобщая враждебность и отсутствие защитницы меняли всё настолько, что невозможно сразу осознать... Сводило челюсти, глаза застилало горькими слезами, капающими на шершавую чешую животного, но дроу душила всхлипы и пригибалась в седле, стремясь во тьму.

"Ох, мать... Неужели ты провинилась тем, что не заколола меня на паучьем алтаре? Лучше бы ты... сделала это тогда, сразу... Или ты... Чем-то другим вызвала её гнев?..»

Когда-то маленькая Фельвэ спросила свою мать:

— В соборе ты сказала, что всегда знала о нашей победе над безглазыми и Куэ'Ларр. Откуда ты знала?

Мать довольно улыбнулась в ответ:

— О, тогда, ещё очень давно, мне сказала Богиня.

— А что у тебя родимся мы с сёстрами, ты знала?

— Конечно.

— А что я буду такой? — Фельвэ собрала в руку свои чёрные волосы и показала матери. Та усмехнулась, глядя на дочь свысока:

— Я не задавала Богине вопросов о таких мелочах. И впредь не стану. Ты — здоровая, полноценная дроу — как и подобает моей дочери. А почему тебя волнует это, дитя моё?

На лице Авиширр отобразилось слегка удивлённое ожидание.

— Ну, потому, что говорят, что я... — Фельвэ замешкалась, подбирая слова.

— А-а... — понимающе протянула мать, вскидывая брови, изогнутые на краешках, — это зависть — есть такое у нас, дроу. Говорят они так — от зависти. Они очень хотят занять твоё место. Но не занимают. Потому, что ты — лучше. Ты — в большей милости у Ллот — и ты получаешь власть над миром. Души тех дроу сжирает злоба, но их разговоры пусты, как падение капель воды, когда ты в милости богини.

— А что значит — быть в милости?..

— А то и значит, — гордо улыбнулась Мать Авиширр, — что бы ты ни задумала — ты просто делаешь — и у тебя получается!

Сияющие алые глаза были красноречивым подтверждением словам. Дитя опустило взор, получив ответ. Но собственное стремление доходить до конца заставило снова взглянуть на мать:

— Но... я пыталась делать многие вещи и... у меня не всё получалось... Значит, я не...

— Я же тебе говорила, — перебила мать со снисходительной мягкостью, — что у каждой дроу свои взаимоотношения с богиней. Благосклонность надо заслужить или получить в дар — и у каждой это бывает по-своему. Есть те, кто никогда её не заслужит и погибнет зря. А есть те, кто вершит славные дела в ореоле силы. Воля богини также неуловима, как предчувствие будущего. В том и состоит искусство жрицы — как прорицание: уловить веяние воли, формирующей будущее и самой поверить в него. Тогда твоя богиня услышит тебя и сделает так, как ты веришь. Ты будешь учиться этому после того, как достаточно познаешь этот мир и свои способности.

Суммируя в голове все сведения, Фельвэ приходила в тупик.

"Как так получилось, Мать, что ты не видела своей смерти? А верила ли ты в неё?! И неужели ты теперь станешь такой же гривой? Отвергнутой душой?.. Нет, — убеждала себя Фельвэ, — она отправилась к Ллот. Ллот не отдаст её тем длиннолапым. Мать станет одним из маленьких призрачных паучков, украшающих её бесконечную сеть...

Фельвэ чувствовала себя ничтожной и сейчас, лёжа в песчаном гроте, вырытом наземником. Ладони зажимали глаза, и из-под них струилась нескончаемая влага. Всхлипнув, дроу потянула к себе горлышко бурдюка — пополнить запасы слёз в организме...

"Мать — паучком. Какое неравноценное превращение. Как живая и мёртвая. Матери больше нет. Кончился дом А'Кати. Ларсин не такая, как мать. Ни ей, ни пятой жрице никогда не стать такой же".

Мысли метались:

"Повернуть назад? Искать сестёр? Но где? Они должны были быть дома или с матерью... Почему они — невесть где? Почему Ларсин не защищала мать? Или она сама решила начать править домом, а пятую жрицу — использовала?

Фельвэ захлебнулась своими мыслями вперемешку со слезами:

"Нет вам веры! Пр-роклятые сёстры!"

К её боли добавилось безнадёжное желание узнать правду.

"Нет, не верится мне... Не верится, что всё так просто!.."

Всхлип. Устав гадать, дроу висела на спине у ящерицы и теряла слёзы, словно кровь, и терпела это существование, не имея иного выбора. Ужас и скорбь поселились в ней жгучим и давящим чувством пониже груди — где сходятся нижние рёбра, и стали методично плести себе гнездо. А ящерица продолжала идти по пещерам, деловито и умело маневрируя. Всадница, измучившись неудобным положением, подняла мокрое лицо, утирая его ладонью.

"Я — проклятие для дома. Я уйду прочь, я исчезну..."

Безутешно рыдая, она направила ящерицу в нужный проход и сгруппировалась в седле, готовясь к преодолению почти отвесного склона. Сейчас она просто не думала о том, где станет жить, что есть и тому подобном; она бежала, лишь бы подальше, под страхом перед пятой жрицей и сёстрами. Если пятая сумела погубить сестёр или стакнуться с ними в убийстве Матери — то одна брошенная богиней недоучка для них — не помеха. Теперь воинство А'Кати, как обычно, стремясь заслужить одобрение новой Матери, обшарит всё Подземье, чтобы поймать и приволочь к ней Фельвэ для жертвоприношения. Одинокая дроу, просто не желая умирать, направила свою ящерицу через густой и непролазный лес сталагмитов, сквозь водяной туман и пар, сквозь потоки капель, туда, где отовсюду лило, и казалось, что своды плачут вместе с ней... Но она знала, что сводам нет дела, и не собиралась с ними делиться своей бедой — только своей и ничьей больше. Её промочило до нитки, но она, не обращая внимания, стремилась сквозь мглу туда, где искать её будет так же сложно, как рыбёшку в мутной воде.

Через некоторое время в пути слёзы подсохли; раздражённые щёки щипало, и казалось, что от такого потока на них должны были остаться пещерные натёки. Всадница прошлась по лицу рукой. Натёков не обнаружила.

Узкий косой ход вывел в залу, подсвеченную вечно сияющими жёлтыми шариками на ножках, облепившими края натёчных выростов. Пол тут был неровный, с наклоном в сторону глубокой расшелины слева, а воздух — влажным и душным. Фельвэ знала от Арагита про пещеры, в которых из толщи камня бьют ядовитые испарения, и знала признаки, как их определить. В таких пещерах обычно бывало темно, и наросты на стенах — другие. А тут была чаша-озерцо с причудливо изгибающимися берегами, из которой вытекал ручеёк и терялся в расщелине. Фельвэ выехала за угол слева и увидела другое озерцо, чуть выше, и дальше — целый каскад перетекающих друг в друга чаш по всей широкой пещере. Причудливо изогнутые натёчные перегородки разделяли эти чаши. Оттенки коричневого, охристого, жёлтого, белого чередовались в породах пещеры, густой рыжий налёт покрывал кромки воды. Дальше была зала, потолок которой подпирала естественная колонна, а за ней раскинулась большая чаша, вода в которой казалась неровной — то ли от падения капель... Это была самая верхняя чаша каскада. Оглядев всю пещеру, усеянную железными желтовиками — так назывались здешние полупрозрачные грибы, дроу не заметила никакой опасности и затаила дыхание, любуясь красотой, подсвеченной жёлтым светом. Свет преломлялся в тихой воде, поблёскивал на мокрой породе, искрились какие-то вкрапления, где-то тихо и мелодично журчало... Расстегнув ремешки, всадница спешилась, погладила верную ящерицу по шее и прошептала:

"Аш-шу. Шшу-ра".

Это значило "жди меня" и "покормись". И сама присела к краю озерца, ощущая на спине неприятно облепляющий мокрый плащ. Сложила лодочкой руки, опустила в приятную тёплую воду. Поднесла к лицу, пробуя минеральную воду на вкус. С удовольствием напилась, умыла лицо, краем глаза заметила, как ящерица срывает пастью желтовики, и их свет гаснет в её глотке. Вспомнила маленьких ящериных детенышей у хозяина Арагита, накормленных споросветом: как они лежат и отдыхают со светящимся брюхом, так как их шкура ещё тонкая и просвечивается.

Фельвэ на цыпочках прошла по перегородке между чаш, глядя в мутноватую воду. Мельчайшие пузырьки насыщали её, покрывали стенки. В середине большой чаши пузырилось, узоры пузырей разбегались по глади воды. Это было одним из истоков Грибной реки. Дроу развлекала себя хождением по бровкам между чаш и рассматриванием естественных узоров. Здесь было такое приятное место... Но вспомнив, что следы приведут сюда охотников Дома, она пробежала по бровке обратно в сторону ящерицы, которая уже оборвала все желтовики с одной из стен, "погасив" её. Дроу издала чмокающий звук, словно громкий поцелуй, призывая животное. То обернулось, но с места не сдвинулось. Дроу насторожилась, угадав направление по положению головы ящерицы, смотрящей одним глазом на неё, вторым — на источник тревоги там, в том конце пещеры, куда убегала вода. Мигом обернув себя магическим коконом "гашения тепла", Фельвэ украдкой двинулась к ящерице, желая скорее уехать прочь. Что-то тихо заскреблось. Дроу и ящерица наблюдали. Что-то небольшое и вытянутое шевельнулось, проползло по стене и скрылось в щели.

"Грибоядная многоножка?

Не сводя глаз с тревожного угла, всадница тихо забралась в седло, соединила пряжки и погладила животное по шее. Еле слышным шёпотом:

— К-ша.

И только сейчас, в этом отдалённом подземном оазисе, Фельвэ задалась вопросом: что за сила погубила отряд Гвардии Матери, причинив такие ужасные повреждения? Посмотреть другие тела Фельвэ не удосужилась, но это не оружие бойцов. Магия? Но кто? И чем, каким эффектом? Магией можно сжечь, изломать, ударить о стену или выпить жизнь, и многие другие заклинания почти не оставляют следов... А тут — будто обвал, только нет упавших камней. Или какой-то великан, огромный тролль топтался по Матери А'Кати? Ближайшие дома Куэ'Ларр и Тил'инт не держали никого крупнее огра, а таковой явно мал для этого. Только сейчас Фельвэ осознала, что, кроме погони, где-то во тьме этих пещер рыщет то неведомое чудище. Душа снова упала в пятки. Преследуемая тревогой дроу направила ящерицу в более узкий ход, начинающийся под самым потолком.

"Та тварь должна быть крупной, — решила она, — а тут слишком тесно. Едва ли она сможет преследовать меня — если только это не меняющий форму демон... Мог ли какой-нибудь Принц Бездны напасть на Мать?.. Но тогда, если он ещё в нашем плане, и погоня может напороться на него! Впрочем, это лишь если предательница с ним не заодно..."

В смятенных гаданиях Фельвэ кусала губы, стремясь дальше и дальше, за пределы верховий Сухой реки... Дальше от них, дальше от дома.

Она знала, куда идти. Она с рождения отлично запоминала картинки и пейзажи, форму натёков, узоры мерцающих мхов и конфигурацию помещений. Путь, по которому она устремилась, она сама в прошлом году разведала. Кроме неё, его знали лишь несколько следопытов дома, и сейчас они, вероятно, погибли с отрядом Матери. Путь долгий, но вполне под силу за один переход — для той, у кого достаточно решимости. Лишь бы нигде не заплутать...

О том, что она собиралась сделать, не знал никто в Подземье... Ну, может быть, только сама Ллот. Но Ллот, видно, стало плевать на А'Кати, столько лет верно служивших ей — из-за одной маленькой дроу с почему-то чёрными волосами, не сделавшей, по сути, ничего особенного?

Треснувшая реальность, обрушенный мир. Мир народа дроу, злой и вероломный, показавший своё лицо. Мир, который Фельвэ стремилась понять, но, похоже, безуспешно. Мир, в котором нельзя ни ценить, ни радоваться. Мир, который теперь воспринимается иначе. В нём погас последний лучик света. И теперь этот мир не имеет значения — целый мир, которому Фельвэ молчаливо присудила самый высший приговор, какой только может обычный житель вынести миру.

Отреклась от него.

И Фельвэ А'Кати направила ящерицу вперёд и вверх, туда, где, по слухам, Ллот нет. Чтобы не возвращаться.

Пещеры стали суше, холоднее и темнее. Мокрая дроу зябко ёжилась в седле. Ящерица устала и ползла медленно, неохотно одолевая подъёмы. Никакой живности по пути не встречалось. Впрочем, здесь, в ходах, слишком отдалённых и не примечательных для того, чтобы дать им название, никто не жил. Вода покинула их много тысяч лет назад. Тут тихо веяло парами и запахами Подземья, обычными для носа Фельвэ. Но она чувствовала здешний сухой, необитаемый холод. Слабенькие пятнышки подземских мхов робко сияли на неровностях потолка, питаясь, наверное, парами из воздуха. Ящеры не любили такие места, и Фельвэ приходилось "упрашивать" животное настойчивыми прикосновениями. Ехать пришлось долго, много было подъёмов, много поворотов. Стало совсем темно, глаза дроу различали лишь монотонные неровные стены. Справа обнаружились древние гномьи выработки: характерная тёсаная прямоугольность. Неприятно пахло копотью. Гномы сжигали здесь что-то для обогрева, дым уходил выше по ходам. Тонкий нюх дроу раздражал этот резкий чужеродный запах. Уже близко.

Усталая ящерица едва переставляла ноги. Усталая дроу сотворила тусклый шарик белого света и послала перед собой, сгорбилась в седле, глядя на пол пещеры, пока не заметила налёт желтовато-белой пыли. Тогда она задрала голову кверху, высматривая нужную форму потолка. Затем увидела воронковидное устье хода вертикально вверх. Слезла с ящерицы, призвала силу магии и вознеслась под потолок. Подсветила: стрелка вверх, нацарапанная её рукой на сталактите. Радость затрепетала в душе, но быстро угасла, сменившись печалью; световой шарик рассеялся. Фельвэ спустилась к ящерице, погладила её по шее и прильнула к питомцу Арагита, крепко обнимая животное. Пусть едва ли оно поймёт и оценит...

— Я никогда вас не забуду... Мой родной мир... Мой дом... Дом моей... Матери...

Дроу громко всхлипнула и разрыдалась. Мокрой рукой погладив животное, прошептала команду:

"Шу-ру-зу-ш-ши..."

"Возвращайся в гнездо". И, решительно прерывая мучение прощания, воспарила над полом и понеслась вверх — в неровную каменную воронку, длинный узкий ход. Набегающим воздухом заложило уши, захолодило, смахнуло слёзы, затрепыхало волосами. Стенка неслась перед самым носом — коснись рукой и получишь ссадину. Зацепиться тут не за что, в случае чего... Дроу летела вверх, на магию одну надеясь. В затылке появилось ломящее ощущение — магическая усталость. Стали подрагивать пальцы, "поток" колебаться, но это вопрос жизни... Сил должно хватить с запасом — Фельвэ проверяла тогда, когда нашла этот ход. Держась силой воли, она старалась выровнять своё дыхание, расслабить нервно напряжённые мышцы и удерживать зазор до стенок. Проход медленно сузился до предела, почти касаясь тела летящей вверх чародейки, наросло сопротивление воздуха и шум в ушах... И стало плавно расширяться. Сердце стучалось, начало покалывало пальцы, щекотать всё тело, словно под эластичное, но плотное платье насыпали песка... Противное чувство.

"Да что ж он всё не кончается? Я поднимаюсь настолько медленнее?"

Она помнила бодрую эйфорию своего первого взлёта и гордость тем, что из А'Кати она — лучшая по умению парить в Подземье. Лица сопровождающих стражей из Гвардии Матери тогда были полны беспокойства, и они так обрадовались возвращению Лларн'Квэссан, и с таким интересом слушали её рассказ об этом ходе, а она себя чувствовала так прекрасно, по-геройски... Наконец, ход расширился, раздался, забугрился неровностями, склонился в одну сторону и заставил отклониться от вертикали. Ощущение "отдачи" — соответствие напряжения воли и скорости полёта изменилось — скорость стала снижаться. Предчувствуя опасность внезапного падения, Фельвэ пролетела вперёд и приземлилась на четвереньки в щелеподобное каменное русло древнего водотока, наклонное под изрядным углом. Слишком резко: больно ободрала себе ладони и коленки, зацепилась за край трещины, чтоб не заскользить вниз. Испуганно припала к холодному камню всем подрагивающим телом, сжала зубы, подтянулась, и, вставив мыски в трещину, распластавшись на камне, закрыла глаза, чтобы полежать так немного, успокоиться. Открыла глаза.

"Как тут круто. Помнится, тогда здесь уже был виден свет от Огненного Стража Наземья... Но сейчас темно".

Поймала пальцами амулет на своей груди, меняющий цвет с ходом времени: в конце цикла с лилового на синий, в начале с золотого на алый — равномерно по кругу: различила красновато-золотистый. Темнота была не полной.

"Там сейчас ночь, — сообразила дроу, — время, когда оно спит; а у нас сейчас начало нового цикла. Как удачно!

Когда-то давно маленькая Фельвэ спросила Ша'лассру о Наземье. Та думала перед ответом дольше, чем обычно.

— Это проклятый мир, выжженный огнём, — ответ был тихим и прохладным, — и ни дроу, ни пауки, ни ящеры там не живут. Там живут лишь наземники, рабы своих богов, которые щадят их в обмен за службу и души.

Фельвэ приподняла брови:

— Что, и грибы там не растут?

Ша'лассра задумчиво поджала губы.

— Там растут странные зелёные грибы, но... я их видела лишь на рисунках...

— А... какие у них боги?

— Это жестокие огненные боги, страшнее демонов, они ненавидят нас и научили ненавидеть тамошних жителей, — тон хозяйки, как-то затихшие движения и потемневший лиловый взгляд чуть искоса сообщали то, что не могли передать слова.

Фельвэ была озадачена.

— Но зачем? Почему?... Что случилось?

— Не знаю, Лларн'Квэссан. Согласно слухам, обрывкам легенд, мы, дроу, когда-то жили наверху. Тогда там не было жгучего огня, было множество таких вот рек, как наша, и много разных грибов. Но однажды пришли те боги. Они прокляли нашу богиню и загнали в пещеры вместе с нами. Однако тут им нас не достать. С тех пор минуло много тысяч лет — как наш народ живёт в пещерах и копит силы. Когда-нибудь, может быть, лучшие из лучших выйдут на битву богов за владение всеми мирами. Высшие жрицы знают об этом больше меня.

Ша'лассра умолкла. Фельвэ потрясённо смотрела на неё.

— А... наземники... — девочка захотела прервать такую хмурую паузу, — это вон те желтокожие рабы на твоей ферме?

— Это rivvil* — да, это они. Вместо наземных богов теперь трудятся на нас, — улыбнулась женщина. — И, по-моему, им тут лучше, чем в огне Наземья.

Фельвэ выглянула в окно, наблюдая за несколькими прямыми и высокими фигурами на дворе, развешивающими на сушку длинные тяжи водорослей. Ша'лассра не брала чёрных гномов или зеленокожих (гоблинов и орков) из-за их вредного нрава, и на её обширных пещерных плантациях всегда царил полусонный покой. Тут работали дроу и эти самые риввил, то есть люди.

— Лучше? Ты их не бьёшь плетью?

Хозяйка покачала головой с лёгкой улыбкой:

— Я научилась обеспечивать покорность без этого, управляя лишь их желаниями, — она подняла руку, пошевелила аккуратными чистыми пальцами с лиловыми ногтями, и вокруг них замерцали сиреневые волшебные пылинки. — Здоровый и опытный раб лучше работает.

— Ты такая бережливая, — восхищённо похвалила хозяйку принцесса.

Следующей о Наземье Фельвэ спросила свою мать, застав её за трапезой во дворце Дома. Она ведь высшая жрица.

— Расскажи, — попросила девочка, подсаживаясь рядом.

— Это огромный и опасный мир под властью враждебных нам богов. Они подавляют наши силы и сжигают любого дроу, который пробудет там слишком долго. Первым делом сгорают глаза, потом кожа... — мать забыла о еде и смотрела прямо куда-то вдаль. — Есть лишь короткое время, когда наземные боги спят, и мы можем использовать его, например, чтобы добыть что-либо оттуда.

— А ты сама бывала в Наземье?

Фельвэ заворожённо смотрела на мать; мягкий голос той добавлял таинственности рассказу:

— Я бывала на охотах вначале подъёма нашего Дома.

— А ты видела шар огня?

— Я видела его приближение. Я всегда успевала увести отряд под землю до того, как он поднимется и узрит нас. Иначе нас ждала бы смерть.

— А как же наземники? Почему их шар не убивает?

Мать опёрлась локтями на стол, сцепила пальцы в замок и, взглянув на дочь, продолжила:

— Этот страж враждебных был богов поставлен, когда они захватили Наземье, чтобы убивать любое из зде́шних существ, которое рискнёт выбраться. Так у нас считается. Но всё же, несколько дроу смогли пережить его огонь, сумев где-то спрятаться и дождаться, пока страж не спрячется. Но они ослепли на время. Пока страж спит, в том мире воцаряется первозданная тьма. Почти как у нас. Там это называется "ночь". И это последняя возможность для нас, — мать посмотрела на неё искоса с какой-то неоднозначностью, и, уловив эти блики смысла, Фельвэ покивала, и мать улыбнулась ей уголками губ.

"Наши познания весьма ограничены, — посылала ей мать между строк, — и далеко не все возможности мы использовали."

— Но что всё-таки тогда случилось... Давно, когда пришли те боги? Ша'лассра говорила про войну богов...

Вместо ответа Мать Авиширр закончила с едой и встала, оправила красивый костюм из переливающегося чёрного шёлка с застёжками из наземского янтаря, украшенный паутиной из серебристых нитей и искристо-зелёным платком из нездешней ткани, заколотым брошью вокруг пояса. Тиара с играющим золотыми искрами кристаллом в форме наконечника стрелы горела над её лбом. Эта дроу взглянула на свою дочь сверху вниз:

— Долгая история. Ллот защитила нас. Придёт время — узнаешь.

Надев маску деловитой решимости, она развернулась и пошла прочь по подсвеченному коридору, сопровождаемая колышущимися волосами и шёлком, словно грациозная летящая тень. У неё было мало времени на общение с кем бы то ни было. Фельвэ как вчера помнила эту сцену и многие подобные.

Как-то раз Хриза, учившаяся в храме-школе Олот'тал'исстры вместе с Ларсин, болтала про большую войну богов в древности, в которой народ илитиири был вытеснен некими предателями дартиири, которые являются прямой их противоположностью. Сестра мигом уловила интерес Фельвэ и пыталась этим её соблазнять, требуя за это какую-то цену; но Фельвэ не клюнула. Вместо храма-школы она попала в школу магии к мастеру Дайтину. И ничего нового он не смог ей сказать.

Всю свою жизнь Фельвэ с любопытством изучала всё, что могла, и однажды увидела, как с охоты в Ночи Наверху везут добычу и рабов-наземников. Она прямо-таки доняла сопровождающих вопросами, и после этого заявилась в темницу. Долго разглядывала десяток невольников, приставая с расспросами к надсмотрщикам. Тут и узнала, что самыми полезными являются крепкие на вид наземные гномы в виду их жизнестойкости. После некоторой выдержки их учат расхожим словам языка дроу и хозяева раскупают их отсюда.

"А в хозяйстве Ша'Лассры не было гномов, — подметила Фельвэ, — её магия не работает на них?

Все эти люди, полурослики и гномы, сидящие за решёткой, были лишёнными всего своего и выглядели отчаявшимися. Они не понимали язык дроу, сжимаясь в ужасе, когда она входила, и разговаривать с ними не получалось. Один наглухо молчал, другой невнятно бормотал, наверное, молитвы своим богам, женщина непрерывно плакала... Фельвэ чувствовала, что они здесь не такие, как на своей родине, вопреки представлениям дроу. Порой тюремщики просто мучали свежепойманных ради потехи, слушая, как они стонут и кричат, и сравнивали эти звуки, несмотря на приказ Матери Авиширр "не портить добычу". Запытанные, они не годились уже ни на что. Дроу поговаривали, что у этих короткоживущих существ "не столь высокие чувства, сколь у дроу", они проще переносят страдание; однако, эти "примитивные" существа оказались хрупки, они быстро заболевали и умирали, и требовалось ловить новых.

Гораздо интереснее и толковее оказалось изучать их вещи. Попадались письма и рисунки, которые везли кому-то наземные путешественники. Изучая каждый трофейный подсумок, вещицу или безделицу, Фельвэ показывала их пленникам и порой добивалась от них пары слов. Заинтригованные надсмотрщики угрозами и поощрениями помогали склонить их к общению. Рабы-наземники казались Фельвэ упрощёнными, куцыми пародиями на дроу.

Третья дочь действовала по своему: разговаривала мирно, даже пару раз снимала с пленных цепи, чтобы снизить их враждебность и расположить к диалогу, но как-то раз раб бросился на неё и свернул бы ей шею, если бы не погиб на месте от мечей стражи; перепуганную Лларн'Квэссан выпроводили из темницы. Вытянув несколько скудных фраз, Фельвэ снова садилась за трофейные письма, книги и карты, сопоставляя услышанное с увиденным. Она показывала тексты рабам, уже служившим у хозяев, за награду, и требовала читать, и таким образом запоминала наземничий язык, составляя собственный словарь. В последние годы она говорила с ними довольно уверенно, и некоторые рабы пытались узнать о своей участи, торговаться и даже запугивать, но что она могла им ответить? Мать, заметив это, дала ей задание вызнать как можно больше про Наземье. Опять же, не портя рабочую силу. И охотники получили приказ нести вниз книги, картины и всё тому подобное.

В течение нескольких лет третья принцесса говорила с пленными наземниками и выяснила, что некоторые из них никогда не верили в богов. Они утверждали, что не просят богов ни о чём, а просто живут. И пауки там живут, и ящерицы, но только другие. А "зеленые грибы" называются особым словом на наземском языке. Собрав эти откровения, Фельвэ отправилась к матери. Выслушав, Мать Авиширр деловито покивала и велела дочери помочь жрицам готовить храм к службе. Как четвёртая жрица, Фельвэ приняла участие в очередной церемонии с пением молитв и благовониями. В конце действа жрицы начали посвящать новых воинов дома согласно обычаю... Разумеется, каждая участница понимала последствия этого посвящения, ибо у А'Кати не принято губить в себе плод. Мать удалилась в свои покои. Недоумевая от такого нежданного церемониала и удивляясь появлению каких-то новых воинов, Фельвэ взяла быстронога и эскорт, и направилась прямиком к Ша'лассре. Та выслушала вдохновенный доклад с задумчивым видом и казалась удивлённой, но ничего не ответила. Зато предложила поучаствовать в ужине, и было подано священное блюдо из пауков. Были приглашены её сыновья и за столом шла увлечённая беседа, но сама хозяйка отчего-то была молчалива.

Вскоре после этого Фельвэ получила жрицу-наставницу, которая принесла ей книги из самого храма Олот'тал'исстры для углублённого изучения религии собственного дома.

Проникнутая ощущениями из воспоминаний, дроу стала карабкаться вверх по тесной щели, цепляясь за рёбра, вставляя мыски мягких сапог в малейшие трещины. Теперь полученные знания питали её последнюю надежду, и впереди ждал другой мир, о котором она кое-что знала. Целый новый мир, полный местных жителей и диковинных созданий в их естественной обстановке. В котором есть время возможностей под названием ночь, разные вкусные штуки, и, говорят, он бескрайне огромен... Ясное дело, Фельвэ будет по-дровийски осторожна, да и магия ей в помощь...

Пробираясь по узкой пещерной пропасти наверх, Фельвэ поняла, что устала. Повисла на одной из каменных плит, держась за её угол скреплёнными в "замок"руками и положив на них подбородок. Что-то тонкое, ветвистое перед носом привлекло её внимание, заставило приглядеться. Дроу засветила свою ладошку. Нечто нежно-зелёное, бледное, похожее на искусно витую проволочку, колебалось в незаметном потоке воздуха перед её взглядом. Целый кустик.

"Какие странные лишайники"... Дроу высвободила руку и потрогала тоненькие, едва лишь осязаемые листочки. Понюхала. Ничего. Подняла глаза кверху. И полезла дальше. Интуитивное чутьё подсказало ей поставить ногу рядом, не наступая на маленький кустик.

Снова призвала магию, напрягая волю, но сейчас смогла лишь едва оторваться от скалы. Стиснув до скрипа зубы, пропарила шагов десять, перелетев, однако, через неприятный отвесный выступ, и снова опустилась в каменное русло.

"Да что со мной, демоны побери? — дроу от досады стукнула по скале кулаком. Решив, что это от переутомления, ещё немного полежала на холодной скале и продолжила своё терпеливое восхождение.

Становилось положе, потолок опускался ближе. Тонкие кустики травы попадались чаще. Белый песок устилал впадины. Песок был холодным и сухим. Дроу быстрее двинулась к цели, невзирая на разодранные коленки.

"Вот-вот..."

Сузилось так, что пришлось ползти на животе, не жалея одеяния Лларн'Квэссан. Впрочем, дроу старались конструировать одежду так, чтобы она не стесняла движений. Фельвэ аккуратно и упорно пробиралась по узкой наклонной щели, и, поднимая взгляд вперёд, видела слабый таинственный свет. Светящиеся точечки на тихо сияющем тёмно-фиолетовом фоне. Наконец, руки схватились за край.

Дроу замерла в щели, чувствуя этот свет, почти осязая, как он падает ей на голову, будто бы просвечивая волосы. Душа её затрепетала.

"Охотники дома, мужчины, выходят под этот свет, и ничего... И жрицы, сопровождающие группу. Я уж точно не хуже!"

И волевым рывком выбралась из расщелины в скале, спрыгнув на каменистую осыпь, и сбежала по ней вниз, оправляя на себе дровийский плащ. Внутренняя его сторона была серой, а внешняя — цвета нездешней тьмы. Камни и песок под ногами было отлично видно, лучше, чем в пещерах с мерцающей растительностью. Было свежо и прохладно. Подняла голову, охватывая взором картину ясного ночного небосвода над собой.

Hans Zimmer — Time

У смотрящей вверх дроу закружилась голова, её повело, она мелкими шажками ступала вперёд по рассыпчатому, мягкому песку и едва не падала. Ощущение неконтролируемого движения куда-то в сторону — мерцающая бездна манила и тянула, сбивая с толку. Фельвэ смотрела в неё, задрав голову, во все глаза. Неподвижные точечки света на тёмном фоне, разбросанные хаотически, были разного размера, разной яркости, некоторые как будто бы мерцали, завораживая чувствительную к свету дроу. Они даже имели разный цвет... Большинство были одиночными, но попадались и россыпи, скопления — совсем маленьких, едва заметных звёздочек. Внизу встречались пещеры, свод которых был так высок, что мерцающие лишайники на нём пестрели подобными пятнышками, порой слагая живописные узоры. Но этот свод выглядел иначе: прозрачным и невообразимо далёким, наполненным каким-то нездешним светом, как будто всё это только мерещится.

"Может, отсюда видно другой план?"

Говорили, такие ощущения захлёстывали и других дроу, когда они выбирались в Ночь Наверху, и им приходилось некоторое время привыкать. Именно поэтому на охоту брали только самых невозмутимых и смелых.

Фельвэ остановилась, расставила ноги попрочнее, пытаясь оценить свои необычные чувства. Её всё ещё тянуло, чудная иллюзия падения была не сильной, но совсем не уходила.

"Вот откуда миф о том, что вышедший на поверхность будет бесконечно падать в бездну, ту, что наверху"...

Воздух был холодным, дышалось необычайно легко, и это дурманило. Пещерная эльфийка забралась на горку, на косую грань валуна, и устремила взгляд на горизонт. Белая равнина плавными волнами уходила вдаль и соприкасалась с небом. Глазам было так непривычно: в Подземье не увидишь такой дали. Не было даже легенд про это... Что будет, если дойти туда? Немного постояв, понимая, что не может уразуметь эти вещи сразу, она пошла вперёд. Ей всё равно было, в какую сторону. Но точно: надо идти прямо, в одном направлении. Чтобы найти наземников раньше, чем погоня найдёт её, и успеть затеряться здесь, наверху.

Некоторое время она шла, сопротивляясь странным ощущениям, но вскоре это ослабло и сошло на нет. Она отдалилась от трещины под скальным пластом, откуда выползла, настолько, что полуразрушенная скала, торчащая из песка, казалась теперь небольшим бугорком, теряющимся в волнистом пейзаже. Запомнив направление, пошла дальше. Ступать было мягко, ноги вязли в песке. Немного пробирало холодом. Посмотрела на амулет времени: красный с лиловым оттенком.

"Посмотрим, когда взойдёт этот огненный шар, который наземники именуют Солнцем... Мне это надо пережить. Наземники, из плоти и крови, живут под ним и путешествуют днём, а не ночью. Они носят одежду и головные уборы, не такие, как у нас, но чем-то похожие", — думала дроу, снимая пивафви. Своим острым кинжалом она отрезала от низа полосу, которой она рассчитывала защитить свои глаза. Волосы Фельвэ, достаточно пышные, закрывали её макушку, шею и плечи, да и плащ будет сверху. Переодев его серой стороной наружу, тёмная эльфийка деловито зашагала дальше.

Она помнила по рассказам охотников, что, если отойти от пещер, можно найти наземничью дорогу — натоптанную полосу земли, которая соединяет их поселения. Далеко ли поселения — она не знала, но наземники-то добираются. Она собиралась найти наземников, их воду и пищу, заговорить на их языке, предложить в обмен свои самоцветы и магию, и принять новые правила жизни, с которыми она знакомилась по их письмам и книгам. Какая-то шальная вера в свой способ придавала ей решимости...

Дроу замечала, как постепенно становится светлее. Краем глаза видела, что небо позади начинает таинственно разгораться, синеть, светлеть, переходя в розовый над неровной поверхностью края земли. Остановилась, глядя туда. Кажется, ничего не меняется.

"Вот как, Огненный Страж Наземья? Со спины заходишь?" — ухмыльнулась она, и пошла дальше, подбодрив себя дерзкой насмешкой и ощутив мелкую дрожь, промчавшуюся по мышцам. Как ни хорохорься, а сила, скрывающаяся там, за краем земли, была очевидна; и все дроу знают, что нет положения хуже, чем когда ты во власти противника. Фельвэ намотала ткань на голову и надвинула капюшон так, чтобы видеть только горизонт. Одним наклоном головы она сможет скрыть глаза от яркого света. Обернулась, выпрямила спину, сжала кулаки:

"Ну же, — сказала вслух, — давай, выходи! Я вижу тебя! Я не боюсь — теперь мои глаза не сгорят!"

Заметила, как собственный голос дрогнул... Некоторое время понаблюдала за горящим краем неба над чёрным краем земли; вспомнила по рассказам охотников, что рассвет всегда начинался с одной и той же стороны от пещеры, и в какую сторону они ходили в поисках дорог наземников. Пошла дальше, оставив зарево позади правее. На ходу вытянула руку, чтобы создать вокруг себя шар тьмы — и получила какую-то эфемерную тень, которая тут же рассеялась. Вторая попытка вообще без результата. Озадаченная дроу напрягла волю и попыталась воспарить, и совсем ничего не произошло. Тогда она остановилась и подхватила рукой горсть песка, и прошептала магическое слово, целясь в неё пальцами другой руки. Ни одной песчинки от этих усилий не сдвинулось. Дроу сбросила песок и проследила его падение, в лёгкой панике приходя к выводу, что ни магия, ни природная сила, доступная всем дроу, не действует в царстве огненных богов.

"Их магия рассеивает нашу, конечно..."

Постояла недолго, с немалой тревогой осознавая новую действительность.

"Но я знаю: Страж уйдёт спать, как тычячи раз уходил, и наступит тьма. Наша стихия. И тогда посмотрим".

Стало ощутимо светлее. Фельвэ шла дальше, краем зрения следя за голубеющим краем неба, за огненным светом, подпалившим край холмов и начинающим навязчиво бросаться в глаза. Слабо тянуло свежим холодящим воздухом, мир вокруг был так спокоен и тих; клонило в сон; дроу сладко зевнула и продолжила идти. Она разглядывала желтовато-палевый с блестящими вкраплениями песок, в который погружались мыски её сапог; идти было непривычно мягко и ровно. Дроу шла к волнистой границе земли, почти уверенная, что там, за перегибом, будет что-то другое, наверняка раскроется спрятанный от дроу наземничий мир.

Рассветало так медленно, но было заметно: свет копится там, за тёмной кромкой далёких бугров, таится, готовит удар. Звёзды выцвели над светлеющей пустыней, стали исчезать. Наверху обнаружилось несколько серых размазанных пятнышек, напоминающих нечаянные штрихи кистью художника. Вдруг два из них плавно расцветились рыже-золотым, засияли. Дроу замерла, задрав голову и любуясь. Постояла, ничего не менялось; пошла; вдруг третье пятнышко неуловимо перекрасилось в рыжий.

"Что это такое? Какие-то предвестники? Глашатаи Огненного Стража?"

Мелкая дрожь закралась в грудь подземной жительницы. Было завораживающе тихо. Из-за горизонта широко разлилось розовато-оранжевое зарево, затопляя синеву и намекая о мощи поднимающейся силы Наземья. Охотники Дома всегда бежали от огня небес обратно в свой ход под землю. Но юная Лларн'Квэссан, дочь своей матери, остановилась, прищурилась, готовая встретить силу первой среди своих.

"Я сделаю это, или погибну — а что мне ещё остаётся?"

Напряжением подавила дрожь в ногах, поправила полосу ткани на лбу. Стало совсем светло, светлее даже, чем в соборе Дома во время самой неистовой молитвы, бугры горизонта охватило пламя исполинской жаровни. Фельвэ сощурилась, пытаясь разглядеть место появления огненного шара на небе. И в глаза ударило, словно копьём пронзив зрение. Дроу зажмурилась, склонилась, надвинула повязку и капюшон, прижимая всё это рукой. Размытые цветные пятна затопили тьму закрытых глаз, ползая в поле зрения. Дроу помотала головой в попытке избавиться от них. Выглянув чуть, скривилась от яркости и подумала, что действительно ослепнет здесь, как и говорят слухи. Повернулась к солнцу спиной, чувствуя себя уязвимой, как на прицеле. Но решила сопротивляться; снова попробовала сотворить шар тьмы. Даже ни тени.

"Ну, ещё бы... Но наземники же остаются невремимыми, даже те, которые клянутся, что не верят в своих богов", — выглядывая между прижатых пальцев, дроу увидела, что всё вокруг будто бы горит, и смотреть вообще невозможно. Но тепло, нагревающее ткань плаща, было приятным и своевременным после холода ночи, оно успокаивало дрожь в ногах напуганной дроу. Анализируя странные, противоречивые впечатления, она прикинула направление — свет и тепло должны быть в спину и справа — повернулась и продолжила путь, пока ещё не понимая, как будет общаться с наземниками в таком виде.

"А сами-то они как?.. Ничего, оно зайдёт, и настанет моё время. А пока надо идти, и, глядишь, найду что-нибудь, где можно спрятаться."

Тепло, приходящее в спину, усиливалось, настойчиво грело сквозь одежду. Света вокруг становилось всё больше и больше. Беглянка не подозревала, что дойдёт до такого: каждая попытка выглянуть даже сквозь малейшую щель между век ослепляла, оставляя резь и пятна в глазах, и тупую боль в голове. Яркий свет — действительно, страшное средство против тёмных эльфов. Нахлобучив плащ себе на голову словно мешок, Фельвэ шла и шла вслепую прочь от света — лишь бы только в одну сторону. Она чувствовала жжение кожей сквозь одежду и так могла определять направление. Тепла стало слишком много — дроу вспотела. Она знала, что в землях наземников бывают и скалы, и большие зелёные грибы, под которыми можно укрыться. Она надеялась — что-нибудь да встретится, хотя знала, что идти наудачу — слабое решение. Шар нагревал песок, становилось так горячо, что начинало обжигать ноги. Стопы вязли в песке, идти было тяжело. Сверху гибельный свет, снизу невыносимый жар — дроу оказалась словно бы в жаровне у жриц. Никуда не спрятаться, земли не коснуться, в щель не забиться — кругом огромная равнина сухого и вязкого мучения. Дроу обливалась по́том, во рту пересохло. И никаких наземников, ни их дорог, ни зелёных грибов, вокруг ничего такого, что могло бы намекать на спасение. Только боль в глазах, пятна от каждой попытки выглянуть и неизвестность. Надежды таяли вместе с силами. Фельвэ сокрушалась о своей глупости и никчёмности, о вызове, который она в сердцах бросила силе богов, слишком мало зная о мире Наземья. Матери дроу жили и умирали в Подземье, жили и умирали их дочери, и сыновья — во тьме у Ллот, и не пытались этого менять. А нарушительницу медленно сожжёт жаровня наземных богов.

"Ssussun pholor dos!" — звучало дровийское проклятье-пожелание: "Свет на тебя!"

Весь мир для неё сузился до тени под тканой полосой, а время измерялось пределом сил: ведь попытка остановиться карала болью от раскалённого песка. При очередной попытке передохнуть она в голос вдохнула от жжения — словно попала в горячие угли, и, оступаясь, поспешила дальше. Губы засохли, и Фельвэ постанывала с каждым выдохом, стараясь идти в таком темпе, чтобы было менее больно, но при этом помедленнее уставать. Неспособная оглядеться, не знала она, на что теперь и рассчитывать.

Это был мир, который Ллот грозилась завоевать руками своих почитателей.

"Но едва ли сделает это скоро", — с ядовитой насмешкой подумала дроу. Плавно вверх и вниз, по волнам песков плелась она от огненного шара прочь, хотя висел он теперь прямо над головой — его жжение прямо в темя ясно давало это понять. В очередной раз глянув из-под плаща в ослепительный свет, она увидела какие-то вертикальные линии.

"Наземники!?.." — вслух выдохнула она, готовая броситься им в ноги и отдаться в рабство. Свернула в их сторону. Сейчас она приняла бы и удар как избавление.

Было тихо. Высокое большое нечто нависло над ней. Рука коснулась неведомой поверхности и почувствовала... Сухое, твёрдое, шероховатое, горячее. Неподвижное. Фельвэ стала щупать и нашла, что это большой стоячий камень, разогретый солнечным огнём. Обходя по кругу, нащупала самую менее обжигающую сторону. Здесь за камень можно было держаться и отдыхать, если бы не песок, который так жёг ноги. Топчась на месте, она раскидывала мысками песок и почувствовала, что так "можно жить". Тогда Фельвэ нагнулась и стала копать, ладонями откидывая горячий песок и приплясывая от боли. В ямке песок был просто тёплым... Дроу копала, копала, пока не выбилась из сил совсем, вспотевшая и полусваренная в собственном поту, как рыбёшка пиримо к знатному столу... Наконец, забилась комочком в свою ямку, закуталась плащом, руками под капюшоном прикрывая от жара голову, и стала отдыхать. Иссохший рот и дыхательное горло резало жаждой, глотку забило чем-то вязким. Она слизнула пот с локтя, но это оставило лишь отвратительный солёный привкус. Здесь жарко, но хотя бы можно терпеть. Дождаться бы ночи, ведь эта штука когда-нибудь да уберётся за край земли...

Теперь у Фельвэ было время, чтобы всё обдумать.

"Этот песок может тянуться бесконечно долго, и воды здесь нет. Это дровийский ад, тот, который наверху, и теперь я ни за что не найду пути обратно в Подземье... Да и что мне делать, если найду? Там тоже не на каждом шагу есть еда и вода. Я умру от жажды всё равно... Я отрезала себя здесь, совершив свою главную ошибку".

Тёмная эльфийка сидела и устало мирилась с тем, что догорают последние часы её жизни. Мать, сёстры — всё это крутилось перед мысленным взором. Во тьме капюшона посмотрела на амулет времени суток: сине-лиловый цвет, у дроу сейчас "ночь". Может быть, до темноты Фельвэ доживет и ещё раз увидит звёзды.

"А потом, мать, я объединюсь с тобой в тенетах Ллот, приду туда к тебе другим паучком!"

Горячее подкатило к глазам, и сжавшийся у камня тёмный комочек содрогнулся в тихих рыданиях без слёз, зажимая горячее лицо пыльными ладонями.

"О, мать, что же мы наделали?... Мы же погибли!.. А ведь жили так уверенно и достойно, так много было амбиций и интереса к жизни... Не понимаю. О, Ллот, не понимаю!.."

Фельвэ поморщилась, сжимая зубы, затем снова посмотрела на каплевидный кристалл, отстегнула его от цепочки и зачем-то взяла в рот. Как будто из камушка можно высосать воды? Или поторопить таким образом ночь?

И ещё долго Фельвэ думала, где же нужно было свернуть, как поступить иначе, чтобы свой род уберечь? Постараться найти сестёр раньше, чем погоня настигнет её? Остаться в Доме, постараться прикончить жриц и мятежников с помощью магии? Принести их в жертву Ллот и взять власть на себя? Хватило бы сил? Едва ли. Но лучше умереть в бою за Дом, чем здесь, без шанса. Тягучие мысли сменились пришедшей на ум молитвой Ллот о силе и терпении, которую дроу мысленно твердила просто так. Ведь Ллот отвернулась от неё. И от Матери А'Кати...

Фельвэ поняла, что мечта об изучении мира сгубила её.

"Я должна... Должна была остаться там. Заманить погоню в пещеры, взять языка и выяснить, кто это. Пытать его, понять, чьи это силы. И что произошло. Затем скрыться. Искать. Следить. В Лучистом Ходе есть немного еды... Если сёстры мертвы, то... А если живы?.. А если это они убили мать?.. А пятая жрица избавлялась от меня по их указке... Но их много, они все старше! Меня всё равно распяли бы на камне!"

У Фельвэ закололо в груди. Она страшно и безотчётно боялась смерти от ритуального кинжала в сердце — как и положено дроу.

"И конечно, они непременно захотят меня помучить!.. Я ничего не смогла бы сделать! Только прятаться вечно! Пока не сойду с ума или меня не убьют!"

И дроу бессильно сидела, чувствуя, как две густые слезы всё же выделяются из глаз и медленно сползают по щекам. Попыталась поймать одну из них языком.

Жар огненного шара стал чуть слабее. Это помощь Ллот? Или это иссушенная кожа отмирает и больше не чувствует его? Фельвэ почёсывала своё горячее плечо и пыталась отстранить от него раскалённую ткань плаща. Через щёлочку заметила, что тень от камня сползла вбок и увеличилась. Дроу пришлось перебраться правее, ещё покопать. На новом месте она прилегла на выкопанный песок, который попрохладнее, по прежнему гоняя брошь во рту.

Время шло, жечь стало меньше. Песок стало можно стерпеть. Серый комочек вылез из ямки, огляделся из-под плаща слипающимися щёлочками глаз. Нечёткое зрение показало ему несколько стоячих камней, словно огромные пальцы торчащих из песка. Дроу шла от солнца, а теперь размытая ветром цепочка следов приходила оттуда, где солнца не было. Огненный шар зашёл с другой стороны, словно стараясь выжечь прячущихся по щелям и за камнями. Идти теперь надо было против его лучей. Ориентируясь на приход жара, Фельвэ упрямо продолжила свой путь, так как решила действовать, даже находясь в аду. Меланхолично проговаривая молитвы Ллот и случайно пришедшие на ум строки дровийских песен, зацикливаясь на них до полубреда, она шла ещё долго-долго, иногда садилась отдохнуть, иногда падала, пока совсем не выбилась из сил. Под конец огромные тени других стоячих камней заслонили её от потока света, и, добравшись в вожделенную тень ближайшего, она ткнулась коленками в тёплый песок и упала ничком у его подножия.

Кругом было светло, сухо и однообразно. Дроу лежала под камнем и наслаждалась темнотой закрытых глаз. Песок хрустел на зубах. Покрытые корками губы рвало на части. Она не сомневалась, что впереди ждёт только смерть. Тёмный полёт в тенета Ллот, туда же, куда попала её мать. И они снова встретятся. Но что скажет мать, увидев Фельвэ там? Мать огорчится, пожалуй, сильнее, чем когда-либо в жизни Фельвэ. Возможно, проклянёт её. Фельвэ испугалась.

"А... вдруг я вообще не попаду в Паутину Ллот? Вдруг я стану отвергнутой душой, и меня сожрёт долговязый демон, такой, как тот, в том путешествии с матерью? Я испущу последний крик в его огненных челюстях, а мать никогда не увидит меня, даже в виде паучка?!"

Отчаяние захлестнуло дроу, она замерла, лишённая сил, да так и лежала, меланхолично твердя вывод:

"Мне нельзя умирать здесь, нельзя, никак нельзя, нет, нет, нет!"

Умоляя бессердечное пространство, она смотрела на две приближающиеся фигуры обожжёнными глазами, словно заплывшими плёнкой загустевших слёз, ещё не понимая, что это настоящие наземники.