Тихая ночь (гет)

Драконья песнь звучала в ушах Джораха, но всё то время, что он стоял снаружи, из шатра Дейенерис не доносилось ни звука.

Служанка, давшая ответ на его просьбу поговорить с кхалиси, заверила, что та бодрствует, но когда он нырнул под полог шатра и оказался внутри, то остановился неподалёку от входа. Он намеревался доложить о необходимости немедленного отбытия вместе с остальными прежде, чем кхаласар придёт и убьёт их или обратит в рабство, но слова эти застыли у него на языке. Не от того, что королева на самом деле дремала и лишь слегка оторвала голову от подушки, чтобы взглянуть на него из-под тяжёлых век, но потому, что представшая перед ним картина была настолько спокойной, умиротворённой и священной, что разрушить тишину было бы ничем иным, как проявлением непочтительности. На этот раз Джорах не преклонил колени, как сделал в серый предрассветный час, когда дым рассеялся, показывая Дейенерис, младенцем свернувшуюся вокруг своих детей, но он остался стоять в благоговении перед ней.

Служанки отмыли её от грязи и сажи, покрывавших тело. Она лежала на шёлковой постели, и кожа её была такой же светлой, как плащ из шкуры храккара, в который она была завёрнута. Грудь её сосали чёрный и зелёный драконы, яркие, точно оникс и изумруд на фоне полных бледных гор; бежевое чудище свернулось кольцом на её оголённом плече, с которого соскользнул львиный плащ.

Джорах вверил эту картину своей памяти. Когда он вернётся домой — больше никаких «если», не теперь, когда он служит Драконьей королеве — то снесёт ворота своего замка с изображением матери-воительницы и восстановит их по подобию Дейенерис.

— Сир Джорах.

От звука её мягкого сонного голоса и движения руки, протянутой Джораху, дракон на плече Дейенерис поднял голову, а двое других перестали сосать её грудь и, обернувшись, уставились на него сквозь змеиные щели своих глаз.

— Подойдите, — сказала она, теперь уже более напряжённая, приподнимаясь на локте и тщательнее заворачиваясь в плащ из храккара, — познакомьтесь с моими детьми.

— Кажется, мейга ошиблась, — произнёс Джорах, осторожно ступая к ней по полу, покрытому ткаными коврами, — когда сказала, что вы не взрастите жизнь.

Если напоминание об умершем ребёнке и вызвало у Дейенерис скорбь, то Джорах не уловил ни малейшего её проблеска в ярких фиолетовых глазах и не почувствовал её в тёплом уверенном прикосновении руки Дейенерис к своей, когда она потянула его вниз, к себе на подушки. Она не винила его в том, что он принёс её в этот шатёр смерти. Она получила в три раза больше, чем у неё было отнято, и теперь, хоть это и казалось ему странным, мирно проводила время, сближаясь со своими драконьими детьми, как если бы это был сын кхала Дрого.

Быть может, однажды ей вернут и мужа. Быть может, Джорах...

— У них есть имена? — он прервал собственные опасные мысли, когда бежевый дракон вновь положил голову на своё свернувшееся кольцом тело, а его братья продолжили кормиться.

— Я раздумывала над некоторыми, но пока не выбрала ни одного. Хотелось бы получше узнать их, прежде чем я выберу им имена, которые будут вписаны в историю моего правления. Не хотите подержать одного?

Джорах рассмеялся.

Три дракона снова взглянули на него искоса, и так же посмотрела Дейенерис.

— Простите меня, моя королева, — сказал он. — Но это был такой обычный вопрос, заданный при таких необычных обстоятельствах... Я вспомнил, как моя тётя Мэйдж предлагала мне подержать её детей, и я отпрянул от них, хоть у них и не было таких когтей и зубов.

— Понимаю, — произнесла Дейенерис с улыбкой, отнимая зелёного дракона от груди. — Значит, вы не хотите стать единственным из ныне живущих людей, кто подержал бы на руках дракона? Первым за три сотни лет?

Хоть ему и показалось, что он видел, как дым слабо клубился из ноздрей дракона, Джорах протянул руки, намереваясь взять существо. Но в то же мгновение, как его ладони прикоснулись к гладким чешуйкам, он зашипел.

— Семеро богов, да он горячий!

Казалось, это порадовало королеву так же, как порадовала бы любая похвала в адрес её ребёнка.

— Драконы — это огонь во плоти. По крайней мере, так говорят ваши книги.

Джорах, в свою очередь, был рад тому, что Дейенерис нашла применение свадебному подарку и помнила, кто именно его подарил. Опасливо держа существо в руках, он поднял взгляд на молочно-белую кожу её груди, а она тем временем приняла бежевого дракона и устроила его рядом с чёрным, который, кажется, был маленьким жадным негодником.

— Разве огонь во плоти не обжигает вас, когда вы его вскармливаете?

— Неужели ваша память настолько коротка, мой медведь? Вы уже забыли, как прошлой ночью я вошла в пламя, и он не причинил мне никакого вреда?

Джорах открыл было рот, чтобы сказать, что всю свою жизнь будет помнить скорбь, которую ощутил, наблюдая за тем, как она идёт прямиком в костёр. Что его горло всё ещё саднит от дыма и проклятий, которые он выкрикивал, и крик его сливался с рёвом пламени: он проклинал и её, и её отца, поддавшегося огненному безумию, и лхазарянскую ведьму за то, что на милосердие Дейенерис она ответила убийством, и богов за то, что позволили этому произойти, за то, что привели его к ней, заставили полюбить её и потерять. Чувство неуязвимости, дарованное ей юностью, усугубилось тем чудом, что случилось прошлой ночью. Может, огонь и не убьёт дракона, но дракон всё ещё может истечь кровью: кожа на её плече была покрыта перекрещенными царапинами там, где сидело бежевое чудище.

Но он не смог произнести ни звука.

Речь его была подавлена зевком, который длился так долго, что он не смог ни извиниться за него, ни возразить, когда Дейенерис стала толкать его в плечо, пока он не откинулся на подушки. Бежевый дракон свернулся калачом на его груди, как тёплый кот, а королева, завёрнутая в львиный плащ, легла рядом.

— Я пришёл обсудить план вашего отбытия, моя королева, — пробормотал он, вспомнив о поручении, что изначально привело его к шатру Дейенерис.

Но она заставила его замолчать нежным поцелуем.

— Успокойтесь, милый сир, — прошептала она у самых его губ, — и поспите.

И Джорах, поклявшийся повиноваться ей, так и поступил.