Отражение души (гет)

Кунгкит смотрел на свою жену и размышлял: в какой момент все стало… таким? В какой момент жажда иметь превратилась в эту привязанность? Почему голос этой женщины так трогает его? Он же клялся отцу, что никогда не будет любить. И, кажется, соврал.

Кунгкит не понимал, зачем он делает это. Каждая девка в его жизни была не больше, чем временным развлечением, так почему он держит Шан рядом с собой уже около шести лет? Она же… обычная. Если поискать, можно было найти и более красивую, и более послушную, и более талантливую. Так почему жестокость превратилась в нежность? Почему?

Кунгкит помнил каждую песню, спетую его хули-дзин. Мужчина с ума сходил, если не слышал ее голоса хотя бы пару часов. Его ломка стала чем-то обыденным спустя пять лет брака. Шан всегда ждала его, укладывала его голову на колени и пела. Возможно, это было колдовство? Иначе нельзя объяснить ту власть, что имела эта лисичка над «королем» пиратов.

Кунгкит взглянул на свою руку, сжимая ее в кулак. Ладошка Шан, которой она ласкала его вечерами, была такой маленькой, по сравнению с его. Он столько раз видел синяки на нежной коже жены после проведенных ночей. Сначала это казалось нормальным, но видя некую опаску в глазах Шан… Кажется, он научился следить за тем, как сильно сжимает ее тело в своих объятиях? По крайней мере хули-дзин перестала носить плотные одежды, что ранее скрывали синеватые пятна.

Кунгкит будто в последний раз взглянул на силуэт своей любимой жены. Умереть ради нее? Легко. Однако… стоит ли оно того? Шан подняла свои черные раскосые глаза и Кунгкит сам себе ответил — да, стоит. Его хули-дзин стоит каждой минуты его жизни. Сам не ведая, что он творит, Вонг Кунгкит сжал эту маленькую плачущую женщину в своих объятьях, шепча какие-то нежности. И когда до него дошло, что он делает, что-то шевельнулось в его душе.

— Жена моя, — вдруг с горькой усмешкой сказал Кунгкит, приподнимая лицо Шан и вглядываясь в ее глаза. — Ты знаешь ли ты, что такое «любовь»?

— Я люблю тебя*, — спокойно ответила Шан, и Кунгкит сдался. Он чуть хрипловато рассмеялся, поцеловал жену в губы и отошел от нее.

— Ты маленькая, хитрая лисица.

Они молчали. Стояли друг напротив друга, смотрели в сияющие в лунном свете глаза и молчали. Однако Кунгкит первым нарушил молчание. Он снова сделал шаг, приближаясь к жене, взял ее за руку, целуя пальцы, и попросил:

— …Спой для меня в последний раз, моя хули-дзин. Спой, и больше никогда не открывай этот рот в песне, — взгляд Кунгкита ожесточился. — Ты обещала посвятить все свои песни мне, и я заберу их с собой в могилу.

— Хорошо, муж мой, — Шан опустилась на колени прямо на каменной дорожке, смотря на мужа снизу вверх.

Кунгкит не стал ждать приглашения — присев рядом, он притянул Шан в объятия, вдыхая ее запах. Шоколад с коньяком. Он вспомнил вечера, когда они сидели вместе: она читала стихи, ела шоколад и угощала его через поцелуи, впитывая в себя капли коньяка с его губ. Это было так… тепло и по-родному. Как жаль, что это больше не повториться.

Кроме отказа от себя — я на все готова,

Мой муж — моя скала, мой крест, моя опора.

Ты стал моей звездой, а я — твоим сияньем,

И мир наполнился несвойственным молчаньем…

Шан пела тихо, проникновенно, так, что кожа Кунгкита покрывалась мурашками. Поглаживая руки жены, Кунгкит с каждой строчкой старался расстаться с сожалениями и привязанностью к жене. Потому что умирать нужно с гордостью.

Твоя рука сжимает мою руку —

Нельзя поверить в скорую разлуку.

Прошу, вернись ко мне с восходом солнца,

Обещай, что жизнь твоя не оборвётся…

Кунгкит едва слышно хмыкнул — поет такие песни, отправляя его на верную смерть. Если целью ее было разбить мужчине сердце, то она справилась. Потому что с каждым спетым ею словом Кунгкиту становилось лишь тяжелее отпустить жену из объятий.

И пусть моя душа уйдет вслед за твоей,

Ведь если ты убийца — то убей!

Пусть только сунутся в мою семью:

Я их, тебя, себя убью!..

Кунгкит вздрогнул. Эти строки показались ему слишком жестокими, слишком нереальными для его нежной, маленькой Шан. Он взглянул в ее глаза — они были полны слез, но также были полны суровости и уверенности в своих слова. Он понял — это не шутка. Если в их дом придут убийцы от семьи Чан Кайши — она будет бороться и умрет вслед за ним.

— Моя глупая, маленькая Шан… — целуя ее мокрые щеки, шептал Кунгкит. — Дурочка…

Они так просидели еще около часа, целуясь и глотая слезы. Это была их первая разлука.

Первая… и последняя.

Примечания:

1. В китайском языке есть два иероглифа 爱 «ай» — ценить, жалеть, питать слабость к чему-либо и 情 «цин» — чувства, эмоции. В 20х годах прошлого века китайские писатели составили из них двуслог 爱情 «айцин» — неологизм, удобный для перевода слова «любовь» в западной литературе. Здесь Шан понимает его вопрос «Ты знаешь ли ты, что такое «любовь»?» как «Испытываешь ли ты чувство слабости к кому-нибудь?», и поэтому отвечает, что «Я испытываю слабость к тебе». То есть Кунгкит ставит вопрос, как европеец, а она отвечает по китайским традициям.