За полчаса до отъезда (джен)

... На этот раз он хотя бы постучал, прежде чем попытаться бесцеремонно навалиться на дверь. Неужто привык, наконец, что у меня, как правило, заперто?

Не вставая с кресла, пассом палочки провернуть ключ в двери, натянуть на физиономию тоскующее выражение лица...

— Войди, Люпин. Обрёл уже способность говорить по-человечески или ещё аконитового налить?

— Да ладно тебе... Я как раз поговорить хотел.

Тихий, мягкий, совершенно бесцветный голос. Ещё бы — трое суток по лесам носиться...

— Неужели ты не мог себе подыскать другого собеседника? Ту же Минерву? Или от тебя всё ещё так псиной несёт, что она нос воротит? Мой тебе совет: ехал бы ты отсюда, пока родители не закидали школу толпой сов. А то ведь с кого-нибудь станется и в Департамент образования вопиллер погнать...

— Не волнуйся, уеду, — он бесшумно вошёл неуверенной поступью пришибленного жизнью человека и поднял на меня свои желтоватые, ещё мутные после недавней трансформации буркалы. — Я и сам думаю, что моя миссия в школе... исчерпана. И Альбуса предупредил ещё до того, как ты рассказал обо мне… всему Слизерину.

— Не только Слизерину. Не буду скрывать: мне нравится это твоё решение. Значит, до того, как я сказал... А почему?

— Вообще я не хотел бы оставлять Хогвартс. Дело у меня тут было. Настоящее... И ребята, вроде, ко мне привязались, — он шумно втянул ноздрями воздух. — Но я же понимаю, что... влип. Ещё прошлым летом, когда мне Альбус предложил место, я сам себе поклялся, что буду вести себя так, что никто не окажется в опасности. Не смог. Вот и должен теперь... уехать.

— Мученика из себя корчишь?.. Ну, ну. А кто полдня шатался мимо флакона, поставленного прямо перед носом — на твоем столе — а прихлебнуть так и не сподобился? Выпил бы, и была бы цела твоя клятва... данная самому себе! Так что не строй из себя святошу, если нашёл дела поважнее, чем обезопасить детей от себя любимого…

«А свалить, когда и так со дня на день приказом вышибут — это да... Вполне в твоем духе!»

— Я всегда принимал зелье вовремя. И очень благодарен тебе за него.

— Но даже один-единственный пропуск имеет значение. Ты как был конченым разгильдяем, так и остался, Люпин. А что до твоего отъезда… Вашей компании всегда хотелось показного благородства. Чтобы окружающие считали вас лучше, чем вы есть на самом деле.

— Показного?.. — он ногой пододвинул к себе табурет и плюхнулся на него, подвернув под себя мосластую голень, потёр широкой ладонью отчего-то мокрый лоб. — Ну, если это так по-дурацки выглядело, то, разве что, в детстве...

— И что изменилось?

— Многое. Я, например, успел стать взрослым, в отличие от погибшего Джеймса и пребывавшего вне времени с 20 лет Сириуса...

— Сомневаюсь. Помнишь, Макгонагалл пропихнула тебя в старосты — чтобы ты начал побыстрее взрослеть под грузом ответственности. Прокатило плохо, как видим. Теперь вот и Альбус решил, что пост учителя вправит тебе мозги. Результат тот же. Третьего эксперимента не хватает?

«Тебе и твоей несчастной клятве душевный покой прямо к физиономии подносили — в тонкой фарфоровой чашечке, как изысканный сорт кофе. И многокомпонентный, дымящийся светло-голубыми опалесцирующими струйками пара эликсир, который далеко не каждому зельевару по силам, ласково щекотал твой животный нюх, обострённый накануне очередной трансформации.

Я мог бы гордиться совершенством этого лекарства, ты мог бы наслаждаться дарованными им сутками-другими отдыха в тишине. А теперь…».

— Почему ты на это согласился, а? Северус, ты же, наверное, мог просто отказаться варить для меня эту... бурду несусветную. Мог настоять на своём. Сказал бы на совете в учительской: мол, Устав школы не велит, чтобы оборотень уроки вёл, и всё такое... Мог же?

— Как видишь, не смог. Да и не было никакого совета. Директор всё решил сам и за нас. Как всегда.

— То есть, тебя поставили перед фактом? Будешь делать — и точка?

— Считай, что так.

— Но ты согласился. Не вышиб же бы тебя шеф в случае твоего отказа? Послушай: то, что я скажу, наверное, покажется тебе неожиданным. Но... я не мог сегодня не зайти. Мне... извиниться перед тобой надо.

— Извиняйся перед учениками, которых едва не задрал.

— Непременно. Но... я не о нынешнем случае.

— Вот как? О каком же?

— Ну, о том самом, в пятом классе. Веришь ли, я не знал, что Бродяге придет в башку так глупо… пошутить.

— Забудь.

— Знал, что ты так и скажешь. Но ведь ты-то не забыл, а?

Желтовато-серые собачьи глаза тусклы и участливы. До тошноты!

— Такое забудешь, драккл побери. Но прощать мне тебя не за что. Дамокл Белби в ту пору был ещё скромным начинающим ассистентом профессионального аптекаря, и его эксперименты с тройной тинктурой Aconitum herbae, асфоделем и пустырником только начинались. А без его изобретения ты в такие дни — просто дикое животное. С животного какой, по большому счёту, спрос?

Он поёрзал на неудобном жёстком сидении. Выпростал из-под себя затёкшую ногу, зачем-то поплотнее закутался в видавшую виды тёмно-серую мантию. Потёр жёсткий подбородок с тонким белым шрамом у левого уголка сухого рта.

— Хочешь, расскажу, почему Сириус тогда зазвал тебя под эту чёртову Буйную Иву?

— Не хочу.

— Думаешь, что и так знаешь? А вдруг ошибаешься? С твоим традиционным пристрастием к анализу...

— Не пытайся мной манипулировать, ладно? Без тебя охотников на это выше крыши...

— А просто послушать можешь?

— Зачем?

— Ну, может, поймёшь...

— Хорошо. Что я должен понять?

— Я чуть было не прошёл... твой путь. Путь одиночества и озлобленности. Причины у нас разные, но начало-то было одно... Если бы не Джеймс с Сириусом, я тоже был бы совершенно одинок. Я ещё во втором классе понял, что ты такой фигни заслужил не больше, чем я...

— Понял?

— Не сам, конечно. Лили... рассказала.

— Значит, твои бесконечные попытки подружиться со мной за спиной твоих однокашников и твоё молчание, когда они пытались меня шпынять — это её заслуга?

— Не в последнюю очередь — да. Я хотел... действительно хотел, чтобы ты стал моим другом. Но... я побоялся потерять тех друзей, что у меня уже есть... были. А Сириус заметил мой интерес к представителю чужого факультета и твоё любопытство. И решил отвадить тебя так, чтобы один раз — и насовсем. Сделать так, чтобы ты струхнул как следует и больше с нами не связывался.

— Конечно. Так оно и получилось. Но твой любезный Бродяга не мог не понимать, что действительно мог отвадить меня. Насовсем. Нет Снивеллуса — нет проблемы, не правда ли? А то, что тебя вышибут из школы и навечно запрут под больничным надзором — ерунда. Одним другом больше, одним меньше — какая, нафиг, разница звезде факультета… Обрати внимание, он, прежде всего, на твою судьбу наплевал. А потом уже на мою.

— Не знаю, поверишь ли, но если бы я тогда стал убийцей, я бы жить не стал. Кто бы ни оказался на твоём месте. Просто не стал бы и всё.

— Суицид проблемы не решает. Поверь, это так.

Он вскинулся и посмотрел на меня с выражением опустошённой тревоги на лице.

— Ты... пробовал?

— Не имеет значения...

— Имеет. Из-за смерти Лили, да? Можешь не отвечать. Просто послушай. Нам тогда обоим повезло. И я считаю, что сейчас — тоже. Даже если мы не станем друзьями, мы играем в одной команде. Я не набиваюсь тебе в приятели, Северус. Возможно, тебе просто не нужен такой друг, как я. Я просто прошу: пойми, что за животное, которое живёт во мне, готов отвечать человек. Готов. Несмотря ни на что.

— Ты... всё сказал?

— Наверное, да... Разве что добавлю, что этот год мне очень много дал. Очень много... Да, я разочарован тем, что случилось. Раздосадован. Да что там, лучше бы по мне бобатонский конь потоптался, если честно. Но... ты прав в том, что рассказал детям обо мне. Я понимаю и поддерживаю твой поступок. Он чётко показал мне, что я по-прежнему опасен. И, несмотря на это, кое-чего успел добиться за этот год. Из четырёх факультетов три с половиной огорчены, что я больше не буду у них вести. Уже ради этой статистики — я тебе благодарен.

Я усмехнулся.

— Когда мне говорят это слово, я знаю, что за ним последует некая просьба...

— Просьба? Не планировал. Но раз уж ты так привык, попрошу.

— Валяй.

— Держись. Что бы ни происходило здесь теперь и в дальнейшем, держись. Уйдя из школы, я окажусь в лучшем положении, чем ты, который в ней остаёшься.

— Удачи тебе, — ледяным тоном произнёс я, давая понять, что разговор окончен.

У двери он обернулся и снова посмотрел мне в глаза.

— И тебе удачи, Северус.